Брасс Александр : другие произведения.

Хроники тайной войны. 1968–1995. Операции спецслужб Израиля на Ближнем Востоке и в Европе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Александр Брасс
  Хроники тайной войны. 1968–1995. Операции спецслужб Израиля на Ближнем Востоке и в Европе
  Кенбаеву Алпамысу Молдахметовичу
  Крайне опасно и преступно даже на мгновение забывать, что дистанция между успехом и поражением в операциях подобного рода ничтожно мала, просто микроскопична…
  Эхуд Барак, командир «Сайерет Маткаль» (1971–1973)
  К читателям
  Любое издание о работе специальных служб вызывает неподдельный интерес читателей, особенно если речь идет о специальных службах Израиля. Пограничные и не только конфликты стали нормой жизни этого небольшого молодого государства. Выражение «вся жизнь — борьба» могло бы стать символом Израиля.
  Вообще говоря, о спецслужбах этой страны ходит много легенд, и особая ценность этого издания в том, что позволяет посмотреть на мир и складывающиеся обстоятельства глазами профессионала высокого уровня, который знаком с работой спецслужб не понаслышке.
  Оставим в стороне политические аспекты. Для меня как представителя российских спецслужб важно только, эффективно или неэффективно работают специальные службы Израиля. По этому поводу иных мнений быть не может: они действуют так, как того требует оперативная обстановка.
  Оставим за скобками формы и методы — в чем-то мы согласны с ними, в чем-то нет. Подчеркнем лишь, что спецслужбы Израиля стоят на защите целостности и суверенитета своего государства.
  Краеугольный камень всех спецслужб мира — это борьба с распространением наркотиков, терроризмом и организованной преступностью. По этим вопросам у нас разногласий нет. Более того, во многом действия израильских коллег могут служить эталоном.
  Так не будем отвлекаться на чтение реверансов. Погрузимся в повествование и вместе с автором пройдем через бури и грозы противостояния специальных служб Израиля самой страшной угрозе миру — терроризму.
  Глава первая
  1968 год. Операция «Преподношение»
  Мы просто не имеем права оставить эту террористическую вылазку без ответа!..
  Леви Эшколь, премьер- министр Израиля
  Пассажирский самолет французской авиакомпании Air France, прибывший из Бейрута 26 декабря 1968 года, в 11:30 совершил посадку в Афинском международном аэропорту. Никто не обратил особого внимания на двух молодых людей арабской внешности, вместе с остальными пассажирами спустившихся по трапу самолета. Как позже выяснилось, ими оказались боевики палестинской террористической организации НФОП 1, 19-летний Тахер Хусейн Ямани и 25-летний Махмуд Мхаммад Исса. В 1960-х годах, до начала массовой волны угона самолетов, на международных авиалиниях не производился досмотр пассажиров и их багажа, и молодые люди беспрепятственно прошли в зал ожидания, пряча под длинными куртками автоматы Калашникова. Устроившись в креслах, они поставили рядом с собой большие кожаные сумки, внутри которых под тонким слоем одежды были уложены ручные гранаты и запасные автоматные обоймы.
  В это время в аэропорту готовился к вылету Boeing 707 израильской авиакомпании EL AL, следовавший рейсом № 253 Тель-Авив — Афины — Париж — Нью-Йорк. Согласно летному графику израильский авиалайнер должен был пробыть в Афинах не более часа, провести дозаправку и принять на борт дополнительных пассажиров, летящих в Париж. Дождавшись начала посадки, двое террористов присоединились к пассажирам и заняли места в автобусе, следующем к трапу самолета. Однако на этот раз в планы боевиков не входил угон самолета. Улучив удобный момент, они незаметно отделились от остальных пассажиров и укрылись возле машин технического обслуживания аэропорта.
  Когда Boeing 707 стал выруливать на взлетно-посадочную полосу, террористы покинули временное укрытие и с расстояния 6 метров в упор принялись расстреливать самолет из автоматического оружия. На борту находилось 37 пассажиров и 11 членов экипажа. Одна из первых пуль, пробив иллюминатор, попала в голову 50-летнего морского инженера из Хайфы Лиона Ширдана. От полученного ранения он скончался практически мгновенно. Поняв, что на авиалайнер совершено террористическое нападение, израильские пилоты, вместо того чтобы заглушить двигатели, стали набирать обороты, стараясь вывести самолет из-под линии огня. Тогда один из террористов стал бросать ручные гранаты, одна из которых разорвалась прямо под крылом авиалайнера. Лишь по счастливой случайности топливные баки не воспламенились, огонь не только поглотил бы пассажиров и членов экипажа, но мог бы перекинуться на соседние гражданские самолеты, ожидавшие своей очереди на взлет.
  Тем не менее один из двигателей всё же загорелся, и огонь с большой скоростью стал распространяться по фюзеляжу авиалайнера, угрожая в любой момент прорваться в пассажирский салон. Ситуация складывалась критическая. Решение необходимо было принимать не раздумывая. Желая высвободить пассажиров из огненной ловушки, 21-летняя бортпроводница Хана Шапиро взяла на себя инициативу и без приказа командира корабля открыла входной люк, попав прямо под автоматную очередь. Одна из пуль раздробила ей бедро, другая прошла навылет через легкое. Спасаясь от огня, пассажиры, не дожидаясь прибытия трапа, прямо на ходу стали выпрыгивать на бетонную площадку, рискуя получить тяжкие увечья или попасть под шквальный огонь палестинских террористов. Лишь по счастливому стечению обстоятельств удалось избежать дополнительных жертв.
  С начала атаки прошло не менее 20 минут. За это время террористы успели израсходовать практически весь боезапас, превратив израильский пассажирский самолет в большое решето. Как раз в этот момент на взлетное поле выбежали греческие полицейские. Как выяснилось потом, у них даже не было при себе оружия. Несмотря на это, они, рискуя своими жизнями, самоотверженно бросились на террористов. Один из них, 19-летний Тахер Хусейн Ямани, увидев приближающихся полицейских, сразу же выбросил автомат и, достав из-под куртки большой палестинский флаг, стал размахивать им, выкрикивая на арабском и английском пропалестинские и антиизраильские лозунги. Второй террорист, 25-летний Махмуд Мхаммад Исса, последовал примеру своего товарища и избавился от автомата. Высокий, очень сильный, во время ареста он оказал яростное сопротивление. Греческим стражам порядка пришлось в буквальном смысле повиснуть у него на руках и ногах, чтобы повалить на землю и сковать наручниками.
  На допросе оба не только не отрицали своего членства в палестинской террористической организации «Народный фронт освобождения Палестины», но и вели себя развязно, с улыбкой рассказывая о деталях подготовки нападения. По большому счету террористам не было смысла скрывать свою принадлежность к экстремистской организации. Сразу же после этой бандитской вылазки представители НФОП выступили по двум арабским радиостанциям, вещавшим из Бейрута и Каира, взяв на себя ответственность за произошедшее в Афинском международном аэропорту. Угрожая целой волной терактов, они потребовали от греческих властей немедленно освободить захваченных боевиков и предоставить им возможность беспрепятственно покинуть страну.
  Краткая справка
  «Народный фронт освобождения Палестины» — НФОП был официально провозглашен в декабре 1967 года как леворадикальная марксистская военизированная организация, взявшая на вооружение «китайскую модель» марксистско-ленинской идеологии. В декабре 1967 года более мелкие организации («Юные мстители», «Герои возвращения» и «Фронт освобождения Палестины») объединились вокруг Жоржа Хабаша, создав, в противовес арафатовскому национально-буржуазному ФАТХ, «основную политическую организацию рабочего класса Палестины».
  На первом же съезде НФОП его генеральным секретарем единогласно был избран доктор Жорж Хабаш — основной политический соперник Ясира Арафата.
  В программе фронта один из главных пунктов гласит: «…Основной целью НФОП является освобождение всей Палестины и основание демократического социалистического палестинского государства…» НФОП последовательно выступает за создание независимого Палестинского государства и общеарабскую социалистическую революцию.
  НФОП признан террористической организацией во многих странах мира, в частности в США, Канаде, ЕС, Великобритании, Иордании и Израиле. НФОП одним из первых стал использовать теракты с целью привлечения мирового сообщества к палестинской проблеме. Организация почти полностью состояла из арабов-христиан. Выделялась на фоне остальных палестинских террористических организаций крайним экстремизмом, высоким профессионализмом и масштабностью проводимых ею международных террористических операций, среди которых, безусловно, наиболее яркими и заметными стали захваты самолетов международных авиалиний. На протяжении многих лет НФОП пользовался поддержкой Ливии, Сирии и Советского Союза, в частности КГБ СССР.
  Несмотря на жесткое соперничество с ФАТХ, НФОП уже в 1970 году присоединился к Организации освобождения Палестины, став после ФАТХ второй наиболее крупной и влиятельной террористической организацией, входящей в ООП.
  Казалось, теракт в международном аэропорту на некоторое время парализовал греческие власти. Никто не мог до этого момента предположить, что арабо-израильский конфликт выплеснется на территорию тихой благополучной Греции. Сразу после того как стало известно о нападении террористов на израильский пассажирский лайнер, для обеспечения безопасности иностранных граждан к району аэропорта были стянуты крупные силы армии и полиции. На место трагедии также выехали члены кабинета греческого правительства в полном составе, включая премьер-министра. Известие об очередном теракте затмило остальные новости. Резонанс в мире оказался настолько громким, что это не могло не вызвать восторга руководства НФОП. Именно такую цель они и преследовали, планируя нападение. Как позже вспоминала известная палестинская террористка Лейла Али Халед, таким способом НФОП пытался привлечь внимание мировой общественности к существованию палестинской проблемы.
  В тот же день в кабинете премьер-министра Израиля Леви Эшколя состоялось экстренное совещание высших руководителей силовых структур. Премьер был в ярости. «Мы просто не имеем права оставить эту террористическую вылазку без ответа!» — заявил Эшколь. В сложившейся ситуации, по мнению премьер-министра, Израиль был просто обязан провести ответную показательную акцию устрашения.
  Поскольку террористы, совершившие нападение на израильский пассажирский самолет, прибыли в Афины из Бейрута, в качестве одного из возможных вариантов было предложено высадить десант в Бейрутском международном аэропорту и провести показательную диверсию на глазах тысяч людей, находившихся в пассажирском терминале. Следует сказать, что высадка спецназа в Бейрутском международном аэропорту планировалась на протяжении последних шести месяцев. Идея такой операции возникла сразу после того, как 23 июля 1968 года группа палестинских террористов захватила в воздухе израильский пассажирский самолет авиакомпании EL AL и посадила его на территории Алжира 2. Первоначальный план подразумевал только высадку спецназа и угон нескольких пассажирских самолетов арабских авиалиний. Однако события 26 декабря 1968 года внесли корректировку в акцию возмездия, существенно изменив планы израильского правительства. В тот же день на северной базе ВВС Израиля «Рамат-Давид» были сконцентрированы крупные силы ВДВ, готовые по первому приказу премьер-министра высадиться с вертолетов на территории Бейрутского международного аэропорта и уничтожить все находящиеся там пассажирские самолеты, принадлежащие арабским авиакомпаниям. Планирование и общее руководство операцией возмездия было возложено на командующего ВДВ Израиля бригадного генерала Рафаэля (Рафуля) Эйтана.
  В четверг 26 декабря, во второй половине дня, Рафаэль вошел в канцелярию главы правительства, где, кроме самого премьера, его уже ожидали министр обороны Моше Даян, руководители спецслужб, а также начальник Генштаба генерал-лейтенант Хаим Бар-Лев и несколько силовых министров. На подготовку и осуществление карательной акции, получившей символическое кодовое название «Преподношение», отводилось не более 48 часов. Задача была поставлена предельно четко и жестко. Не позднее исхода субботы, то есть 28 декабря, Бейрутский международный аэропорт должен быть погребен под обломками арабских пассажирских самолетов. Вместе с тем, отметил Леви Эшколь, во время проведения диверсии ни при каких обстоятельствах не должны пострадать гражданские лица.
  Первым делом Рафаэль внимательно изучил аэрофотоснимки, а также побеседовал с людьми, которым неоднократно приходилось бывать в ливанском аэропорту, чтобы прояснить для себя общую картину. Аэропорт находился в двух километрах от ливанской столицы и на снимках, сделанных с большой высоты, походил на гигантские ножницы, почти вплотную упирающиеся в береговую линию. Две взлетно-посадочные полосы пересекались под острым углом, в центре которого был возведен огромный пассажирский терминал. На северо-западной и юго-восточной окраинах аэропорта располагались огромные ангары, ремонтные и технические сооружения. Выполнение задания несколько облегчалось тем, что Бейрутский международный аэропорт располагался в непосредственной близости от побережья Средиземного моря. Агентура «Моссада», действовавшая на территории Ливана, сообщала, что аэропорт охраняли 90 человек, несших службу в три смены. Из этого можно было заключить, что израильскому десанту будет противостоять не более 30 человек, вооруженных главным образом пистолетами. Основные силы армии и полиции были сосредоточены в самом Бейруте, однако на их вмешательство рассчитывать не приходилось, поскольку только на сборы им требовалось не менее получаса. Именно по этой причине всю операцию следовало провести за 30 минут. Гораздо бÓльшие опасения у Рафаэля Эйтана вызывали ливанские коммандос. Их казармы располагались в 3 километрах от аэропорта, в случае тревоги они могли прибыть на место в течение 5 минут. Что касалось ливанских ВВС, преимущество израильтян в воздухе было столь неоспоримым, что нападение с воздуха можно было проигнорировать и при разработке операции вообще не рассматривать в качестве серьезной угрозы.
  Ближе к вечеру Эйтан отправился в аэропорт Лод, чтобы лично изучить конструкцию типов самолетов, находившихся в бейрутском аэропорту. После соответствующих консультаций со специалистами Эйтан решил, что к каждому самолету необходимо присоединить два взрывных устройства — одно под крылом самолета, возле бака с горючим, другое — у передних шасси. Рафаэль Эйтан хотел быть уверен, что каждый самолет, на который его бойцы потратят драгоценные минуты, будет уничтожен. Даже если повреждения от взрывов окажутся незначительными, учитывая размеры авиалайнеров, возгорание баков с горючим должно было довершить дело.
  Суть операции «Преподношение» сводилась к тому, что три автономные группы из состава «Сайерет Маткаль» 3 и спецназа 35-й бригады ВДВ высадятся со стороны моря на десантных вертолетах прямо на взлетно-посадочные полосы и начнут действовать на всей территории аэропорта.
  На следующее утро бригадный генерал Эйтан прибыл в канцелярию главы правительства и лично изложил министру обороны Моше Даяну и премьер-министру Леви Эшколю план операции «Преподношение».
  1. Весь аэропорт разделялся на три района действия: «западный сектор», «восточный сектор» и «центральный сектор», включающий в себя пассажирский терминал и технические здания. В каждом секторе должна была действовать группа спецназа, состоящая из 20–22 бойцов.
  2. Отряд из 22 бойцов «Сайерет Маткаль» под командованием командира подразделения Узи Яири («группа Узи»), должен был высадиться с вертолета в северной части западной взлетно-посадочной полосы и уничтожить все самолеты арабских авиакомпаний, находящиеся в «западном секторе». После выполнения поставленной задачи «группа Узи» соединялась с основными силами воздушного десанта и выходила к точке эвакуации «Лондон», располагавшейся на пересечении двух взлетно-посадочных полос.
  3. Второй отряд из 20 бойцов «Сайерет Маткаль» под командованием заместителя командира подразделения майора Менахема Дигли («группа Дигли»), высаживался с вертолета в южной части посадочной площадки пассажирского терминала. Его задача — уничтожить все пассажирские самолеты арабских авиакомпаний, находящиеся перед пассажирским терминалом. После выполнения задания «группа Дигли» должна была отойти к точке общего сбора «Лондон» и занять оборонительные позиции вдоль береговой линии на случай вынужденной эвакуации морским путем.
  4. Третий отряд из 22 бойцов спецназа 35-й воздушно-десантной бригады под командованием капитана Негби («группа Негби») должен был произвести высадку с вертолета в южном конце восточной взлетно-посадочной полосы и уничтожить все самолеты арабских авиакомпаний, находящиеся в «восточном секторе». После выполнения задания «группа Негби» отходила к точке общего сбора «Лондон».
  5. Командиру отряда вертолетов подполковнику Элиэзеру (Чита) Коэну, находившемуся в легком вертолете вместе с врачом, офицером ВДВ, а также авиамехаником («группа Чита»), предписывалось с воздуха заблокировать все подходы к аэропорту с востока и севера.
  6. Самолеты должны быть уничтожены приведением в действие двух взрывных устройств средней мощности, чтобы не поставить под угрозу силы десанта. Первое взрывное устройство планировали разместить на шасси, второе — на одном из крыльев самолета, возле баков с горючим. Не исключалась возможность уничтожения сразу нескольких самолетов одним более мощным взрывным устройством, при условии, что они оказались бы на достаточно близком расстоянии друг от друга. Взрывы могли быть произведены лишь при стопроцентной вероятности, что самолеты неарабских авиакомпаний не пострадают.
  7. Предусматривалось три варианта отхода десанта, в зависимости от развития ситуации:
  1) все группы после выполнения своей части операции выходили к точке «Лондон», где их ожидали три вертолета;
  2) с точки «Рим», находившейся на побережье недалеко от аэропорта, отход должен был производиться на ракетных катерах ВМФ Израиля. В задачу «Шайетет-13», или «Тринадцатой эскадры» 4, входило прикрытие основных сил десанта во время погрузки на ракетные катера;
  3) с главной взлетно-посадочной полосы Бейрутского международного аэропорта, куда должны были приземлиться два военно-транспортных самолета ВВС Израиля.
  8. В случае форс-мажорных обстоятельств, если во время проведения операции объединенный воздушный десант постигла бы катастрофа, для оказания помощи в районе аэропорта должен был высадиться отряд морских коммандос «Шайетет-13» или 36 бойцов пехотного полка, готовых к отправке на северной базе ВВС «Рамат-Давид».
  9. С момента взлета первого вертолета и до посадки последнего на базу ВВС Израиля «Рамат-Давид» отводилось 30 минут.
  10. Общее командование операцией осуществлялось передовым командным пунктом: командующий ВДВ Израиля бригадный генерал Рафаэль Эйтан, офицеры ВДВ и военной разведки, а также 12 бойцов спецназа ВДВ.
  К вечеру 28 декабря 1968 года всё было готово к началу операции «Преподношение». Начало высадки спецназа в Бейрутском международном аэропорту назначили ровно на 22:00. Однако от ливанской агентуры «Моссада» поступило срочное донесение, заставившее командование пересмотреть сроки и начать операцию раньше на 45 минут. Агенты «Моссада», находившиеся в это время в пассажирском терминале, сообщали о том, что в 21:15 в ливанском аэропорту будет намного больше пассажирских самолетов арабских авиалиний. Если начать высадку не в 22:00, как планировалось изначально, а в 21:15, акция возмездия достигнет большего эффекта.
  В 20:37 десантные и штурмовые вертолеты прикрытия поднялись в воздух с северной базы ВВС «Рамат-Давид» и двинулись в сторону моря. Пересекли Хайфский залив и резко повернули на север, в сторону Ливана. На высоте 800 метров, в 12 километрах от Рош-ха-Никра, вертолеты выстроились в боевой порядок. По мере приближения к ливанскому берегу вертолеты со спецназом снизились до 300 метров, стараясь избежать локаторов наземной диспетчерской службы.
  Бейрутский международный аэропорт можно было видеть издалека. В свете прожекторов и сигнальных огней он сиял, словно огненный остров.
  Перед высадкой спецназа начала действовать «группа Чита». На предельно низкой высоте в легком вертолете группа подполковника Коэна сделала два круга по периметру аэропорта, сбросив в общей сложности 95 дымовых и 20 сигнальных шашек. Поднялась настолько плотная стена дыма, что движение на некоторых участках было практически полностью парализовано. Затем вертолет «группы Чита» сбросил на трассу и дороги, ведущие в аэропорт, огромное количество гнутых гвоздей и пластиковых пакетов с жирным гелем. На дорогах тут же образовалась длинная автомобильная пробка. Около десятка машин, потеряв управление, столкнулись между собой, заблокировав основную магистраль и практически полностью парализовав автосообщение в районе аэропорта. В дополнение к этому вертолет «группы Чита» открыл предупредительный огонь по остальным машинам. Водители в панике разбежались.
  Только после того как группа подполковника Элиэзера Коэна выполнила свою часть задания, был подан сигнал к началу высадки спецназа. Едва коснувшись взлетно-посадочной полосы, вертолеты вновь поднялись в воздух и, отлетев в сторону, замерли над морем, чтобы в нужный момент вернуться за спецназом.
  Одним из первых в Бейрутском международном аэропорту высадился бригадный генерал Эйтан со своим полевым штабом. Командный пункт был устроен прямо в центре аэропорта, напротив пассажирского терминала, в здании, где разместилась пожарная часть и служба «скорой помощи» Красного Полумесяца. Перепуганному служебному персоналу было позволено подняться на второй этаж и наблюдать за тем, как группы спецназовцев хладнокровно уничтожают один за другим пассажирские самолеты.
  «Группа Узи» во главе с командиром «Сайерет Маткаль» подполковником Узи Яири высадилась в северной точке «западного сектора» и сразу же обнаружила в конце взлетно-посадочной полосы три группы пассажирских самолетов. В первой, самой близкой, было три самолета, во второй — пять и в третьей, находившейся на приличном расстоянии от места высадки спецназа, находилось по меньшей мере три самолета, чью принадлежность из-за плотной завесы дыма было чрезвычайно сложно идентифицировать.
  Первая группа пассажирских самолетов была уничтожена одним мощным зарядом, так как все три самолета располагались на достаточно близком расстоянии друг от друга. Затем «группа Узи» стала продвигаться в южном направлении по взлетно-посадочной полосе, методично взрывая встречающиеся на ее пути самолеты арабских авиалиний.
  В самый разгар операции прямо на передовой отряд спецназа, откуда-то из плотной дымовой завесы, вылетел легковой автомобиль, по всей видимости, сбившийся с дороги. Не дожидаясь, пока автомобиль приблизится на опасное расстояние, подполковник Узи Яири, находившийся в головной группе, выбежал вперед и дал несколько предупредительных автоматных очередей. Лишь после этого машина резко развернулась и скрылась в дыму.
  Откуда-то со стороны донеслись пулеметные очереди и спустя несколько секунд — грохот разрыва ракеты. Позже выяснилось, что к взлетно-посадочной полосе через поле попытался пробиться ливанский военный грузовик, в котором находилось не менее двух взводов солдат. Несмотря на предупредительные выстрелы вертолета, он продолжал движение в направлении «группы Узи». Только после того как по нему была выпущена ракета, грузовик загорелся и замер на месте.
  Выполнив свою часть операции, оставив за своей спиной пылающие самолеты, подполковник Узи Яири отдал команду к отходу к точке общего сбора «Лондон».
  Двадцать бойцов, входивших в состав «группы Дигли», высадились в «центральном секторе». Во главе отряда шел заместитель командира «Сайерет Маткаль» майор Менахем Дигли. Сразу после десантирования группа разделилась на несколько отделений и стала продвигаться в сторону пассажирского терминала. Посадочная площадка была хорошо освещена прожекторами, что создавало дополнительные сложности, бойцов было видно как на ладони. «Группа Дигли» без труда обнаружила четыре авиалайнера, готовые принять пассажиров. Относительно первых трех самолетов не возникало сомнений, все они принадлежали арабским авиакомпаниям. Что касалось четвертого самолета, то у майора Менахема Дигли не было стопроцентной уверенности, поскольку тот был развернут носом к наступающим спецназовцам. Так как самолет находился на большом расстоянии от «группы Дигли», майор принял решение оставить его нетронутым. В противном случае его группа рисковала не уложиться в 30 минут, отведенные на всю операцию.
  Два самолета ливанской авиакомпании были взорваны одновременно. Затем минеры приступили к закладке взрывного устройства под третьим самолетом. Однако в тот момент, когда спецназовцы устанавливали последнее взрывное устройство под передние шасси, со стороны пассажирского терминала по ним был открыт плотный огонь из автоматов. Бойцы «Сайерет Маткаль» тут же залегли, растянувшись широкой цепью, и открыли ответный предупредительный огонь в сторону пассажирского терминала. Поскольку спецназовцам перед началом высадки были даны однозначные инструкции относительно гражданских лиц, огонь велся поверх здания. Но и эта условная мера возымела действие. Стрельба со стороны пассажирского терминала сразу же прекратилась.
  После того как третий самолет был выведен из строя, «группа Дигли» отошла к точке общего сбора «Лондон», оставив за собой три гигантских пылающих «факела».
  Последняя «группа Негби» высадилась в «восточном секторе» и стала продвигаться вдоль взлетно-посадочной полосы. Во главе отряда десантников, на расстоянии нескольких сот метров, шла разведгруппа, сообщавшая обо всех передвижениях, а также о четырех обнаруженных ею пассажирских самолетах с арабскими опознавательными знаками на бортах. Один из самолетов находился в большом крытом ангаре. Тут же было принято решение сразу уничтожить все четыре самолета. Однако, когда минеры стали закладывать взрывчатку, выяснилось, что в одном из самолетов находились пассажиры. Им было приказано немедленно покинуть самолет и удалиться на безопасное расстояние. Только после того как члены экипажа и пассажиры выполнили требование спецназовцев, капитан Негби отдал приказ привести в действие взрывные устройства и отойти к точке «Лондон».
  Продвигаясь к месту общего сбора, группа десантников капитана Негби неожиданно наткнулась на огромный топливный резервуар. Поскольку уничтожение инфраструктуры аэропорта не входило в план операции, командир десантников запросил решение полевого штаба. После небольшой паузы поступил однозначный запрет на взрыв резервуара. Рядом, в нескольких сотнях метров, был пассажирский терминал, огонь мог перекинуться на здание, внутри которого находилось несколько тысяч гражданских лиц.
  Ровно 29 минут прошло с начала высадки десанта. Операция возмездия под кодовым названием «Преподношение» была успешно завершена. Весь Бейрутский международный аэропорт был усыпан фрагментами пассажирских авиалайнеров и пылал гигантскими кострами.
  В 21:47 на посадку зашел первый десантный вертолет. Последним, через 15 минут после начала отхода, ливанский аэропорт покинул вертолет с командующим ВДВ Израиля бригадным генералом Эйтаном.
  Уже по дороге к северной границе Израиля он сообщил министру обороны Моше Даяну о 14 уничтоженных пассажирских самолетах арабских авиалиний. Только спустя несколько дней выяснилось, что бригадный генерал был неточен. Последний авиалайнер, находившийся в крытом ангаре, остался невредимым. Минеры «группы Негби» допустили техническую ошибку, из-за которой взрывные устройства, к великому счастью, не сработали. Внутри ангара нашли убежище многие пассажиры, и взрыв мог привести к страшной трагедии.
  В результате высадки израильских спецназовцев в Бейрутском международном аэропорту было уничтожено 13 пассажирских самолетов, принадлежавших арабским авиакомпаниям. Общий ущерб от диверсии превысил 40 миллионов долларов США. Спустя некоторое время израильское правительство всё же согласилось выплатить авиакомпаниям компенсацию. Цель операции «Преподношение» состояла не в том, чтобы воевать с арабскими авиакомпаниями, а в преподношении болезненного наглядного урока арабским режимам, поддерживавшим и спонсировавшим палестинский терроризм, направленный против граждан Израиля.
  На мой взгляд, операция «Преподношение» явилась не чем иным, как неприкрытым проявлением международного государственного терроризма. Высадку израильского спецназа в Бейрутском международном аэропорту резко осудило всё мировое сообщество. Следует отметить, что осуждение носило декларативный, формальный характер, поскольку разгул палестинского терроризма с каждым месяцем всё больнее сказывался на международной системе авиасообщений. Все прекрасно понимали, что эта вылазка была вынужденным шагом, вместе с тем ни одно государство не может опуститься до уровня бандитов и позволить себе использовать их же методы. Одно дело, когда удар наносится непосредственно по террористам, другое дело, когда третьи лица, в данном случае арабские авиакомпании, становятся заложниками борьбы с терроризмом.
  Глава вторая
  1969 год. Операция «Страсть‐6»
  Перед высадкой были такие, кто думал, что операции такого рода возможны только в кино. По окончании операции мы чувствовали, что достигли некоего предела. Это одноразовая операция, которую больше не удастся повторить.
  Дов Бар, капитан «Шайетет-13»
  Президент Египта Гамаль Абдель Насер, выступая по каирскому телевидению 8 марта 1969 года, заявил о том, что Египет в одностороннем порядке выходит из соглашения о прекращении огня. Осознав, что никакое международное давление не заставит Израиль уйти с Синайского полуострова, египетское руководство вновь решило прибегнуть к затяжным военным действиям, рассчитывая измотать израильтян. Поскольку сил, чтобы вытеснить израильскую армию из Синая, у Насера не было, он превратил войну на истощение 5 в главную доктрину своей политики.
  Сразу же после заявления президента Насера египетская артиллерия подвергла массированному обстрелу позиции Армии обороны Израиля вдоль всего Суэцкого канала. В качестве ответной меры израильская авиация уже в первый день конфликта сделала несколько десятков боевых вылетов, нанеся ракетно-бомбовые удары по стратегическим объектам, расположенным на египетской стороне канала. 9 марта 1969 года прямым попаданием артиллерийского снаряда был убит друг Насера, начальник Генерального штаба египетской армии Абдул Мунаим Риад. Президент Насер поклялся отомстить за смерть Риада. Последующие две недели египетская артиллерия ни на час не прекращала обстрел позиции израильской армии на всем участке египетско-израильской границы. ВВС Израиля, в свою очередь, нанесли удар по нефтехранилищам, расположенным на египетской стороне Суэцкого канала, а также по городам Исмаилия и Суэц. Господство Израиля в воздухе уже не было столь очевидным после того, как Советский Союз поставил в Египет ракеты класса «земля — воздух» и взял на себя обязательство обороны воздушного пространства вдоль Суэцкого канала и Каира. Чтобы убедить президента Насера, что эскалация военных действий более опасна для Египта, чем для Израиля, следовало расширить ответные операции возмездия проведением точечных диверсионных вылазок на территории Египта. Неоднократно спецподразделения израильской армии устраивали засады в районе Суэцкого залива, разрушали мосты, совершали нападения на египетские военные лагеря, расположенные в верхней долине Нила.
  Отряд спецназа 35-й бригады ВДВ Израиля высадился 29 июня 1969 года в районе Наджи-Хамади. В считаные минуты десантники уничтожили трансформаторную подстанцию и заложили мощные взрывные устройства под 40-метровыми столбами линии высоковольтной передачи, тем самым лишив столицу Египта подачи электроэнергии.
  Спустя несколько дней это же подразделение израильского спецназа совершило еще одну успешную вылазку на территории Египта. В ночь со 2 на 3 июля несколько десантных вертолетов приземлились на побережье Суэцкого залива, в 120 километрах от города Суэц. На этот раз их целью были три пограничных опорных пункта египтян, в каждом из которых, по информации АМАН 6, находилось не более 15 пограничников. Минометный обстрел застал врасплох египетских солдат, они в панике побросали оружие и, воспользовавшись темным временем суток, разбежались, найдя убежище в пустыне. Только в одном опорном пункте египтяне попытались оказать сопротивление, которое сразу же было подавлено. Прежде чем противник успел оправиться от шока, десантное спецподразделение вернулось домой на вертолетах, оставив 13 трупов египетских солдат, захватив с собой одного пленного, брошенное оружие и важные документы.
  На этот раз вылазка израильских спецназовцев стала настоящей пощечиной, нанесенной Насеру на глазах всего египетского общества. Последующие сутки по всей линии Суэцкого канала египетская артиллерия ни на минуту не прекращала обстрел израильских позиций, который не мог нанести ощутимого урона и более всего походил на бессильный шаг отчаяния. Боевой дух египетской армии был окончательно сломлен. Именно по этой причине президент Гамаль Абдель Насер приказал в чрезвычайно сжатые сроки подготовить и провести спецоперацию на территории Израиля. Она должна была превратиться в показательную политическую акцию, призванную вернуть веру египетской армии в саму себя и в проводимую Насером доктрину войны на истощение врага.
  Днем в пятницу, 9 июля 1969 года, египетская артиллерия открыла шквальный огонь по позициям израильской армии по всей линии Суэцкого канала. Снаряды ложились настолько плотно, что найти спасение от них можно было только в глубоких железобетонных бункерах. Всё, что находилось на поверхности, буквально перепахивалось осколками. В 19:30 рота египетских коммандос численностью 100 человек, воспользовавшись артиллерийским прикрытием, вышла из Порт-Тауфик и на резиновых лодках переправилась на израильскую сторону. Это была первая за всё время войны попытка египтян прорваться на израильские позиции в светлое время суток.
  Высадившись на израильском берегу, египетские коммандос разделились на несколько групп и атаковали танковый парк, находившийся за пределами опорного пункта. В течение первых же минут боя египтяне уничтожили два израильских танка вместе с их экипажами. Один из танкистов смог выбраться из горящей машины, но тут же был взят в плен.
  Поскольку египетская артиллерия лишь на короткое время предоставила своим коммандос узкий коридор, чтобы они могли провести высадку, израильские солдаты, находившиеся в бункерах, не сразу поняли, что танковый парк подвергся нападению. Только после того как египтяне попытались прорваться на территорию опорного пункта, израильтяне ответили огнем и перешли в контратаку, заставив противника отойти на другую сторону Суэцкого канала.
  В результате дерзкой вылазки было уничтожено два танка, восемь израильских солдат погибло и девять получили ранения различной степени тяжести. Один из танкистов попал в плен. Его труп спустя несколько дней был возвращен израильской стороне.
  По каирскому телевидению передавались совершенно иные, намного завышенные данные, явно преувеличивающие последствия операции. Согласно официальному сообщению отряд коммандос овладел израильским опорным пунктом и удерживал его в течение часа, уничтожил пять танков и 40 израильских солдат.
  Прежде чем отступить в Порт-Тауфик, коммандос установили в районе своей высадки два египетских флага. Поскольку берег простреливался со всех сторон, египетские флаги развевались у всех на виду в течение двух дней. Два дня египетское телевидение не прекращало транслировать эти кадры на весь мир, что явилось прекрасным пропагандистским символом, рассчитанным в первую очередь на внутренний египетский политический рынок. Несмотря на то что потери израильской стороны были относительно незначительными, во всяком случае, они никоим образом не могли хоть как-то изменить стратегическую ситуацию в районе Суэцкого канала, политическая победа Насера была неоспорима. Это понимали и в Иерусалиме.
  Крайне сложная внутриполитическая ситуация в стране и мире не позволяла мобилизовать армию для широкомасштабных военных действий. Именно по этой причине министр обороны Моше Даян приказал начальнику Генштаба генерал-лейтенанту Хаиму Бар-Леву немедленно подготовить дерзкую точечную спецоперацию, которая потрясла бы моральный дух египетских вооруженных сил.
  В качестве объекта для нападения был предложен египетский остров-крепость Грин, расположенный в северной части залива Суэц. Этот небольшой скалистый остров длиной 145 метров и шириной 65 метров был буквально весь залит бетоном и, словно подушечка для иголок, утыкан зенитными гнездами и пулеметными точками. Построенная в начале ХХ века британцами на коралловых рифах крепость полностью контролировала южные ворота Суэцкого канала. В крепости находились радарная установка и зенитная батарея, а также гарнизон в составе 75 солдат и офицеров. Еще в начале войны на истощение Генеральный штаб Армии обороны Израиля планировал провести ночную высадку на острове Грин силами «Шайетет-13», «Сайерет Маткаль» и спецназа 35-й бригады ВДВ, но при более детальном изучении от этого замысла пришлось отказаться. Достичь острова можно было только морским путем на десантных резиновых лодках. Выйдя в Суэцкий залив, десантники оказывались совершенно незащищенными перед огнем береговой артиллерии, контролировавшей все подступы к острову-крепости. Высадить десант с воздуха также не представлялось возможным. Десантные самолеты были бы уничтожены зенитной батареей, еще не достигнув места высадки. Площадь острова не превышала одного квадратного километра, и большая часть десанта оказалась бы в воде.
  Однако 11 июля 1969 года, спустя пару дней после успешной операции египетских коммандос, командир «Шайетет-13» подполковник Зеэв Альмог вновь предложил начальнику Генштаба Бар-Леву атаковать гарнизон острова-крепости Грин. Несмотря на всю безумность операции, подполковник Альмог считал, что его морские коммандос вполне могут справиться с этой задачей, если попытаться достигнуть остров под водой. Радарная установка гарнизона острова Грин доставляла массу неприятностей ВВС Израиля в районе Суэцкого залива, поэтому, ознакомившись с доводами командира «Шайетет-13», генерал-лейтенант Хаим Бар-Лев дал разрешение на проведение операции там, где египтяне чувствовали себя наиболее уверенно.
  По мнению израильского военного командования, уничтожение гарнизона острова-крепости Грин не только значительно облегчило бы жизнь израильских летчиков, но и нанесло бы тяжелый удар по боевому духу египтян, доказав, что израильтяне способны провести диверсионную операцию против любого объекта, как бы сильно укреплен он ни был. С другой стороны, это положительно сказалось бы на морально-психологическом состоянии самого израильского общества, испытавшего глубокую травму из-за больших людских потерь в районе Суэцкого канала с начала войны на истощение.
  Военная разведка АМАН сообщала, что на острове установлены четыре зенитных орудия 85 мм, два зенитных орудия 37 мм. Защищенные мощными бетонными дотами, они были способны выдержать любой авианалет. Подступы к острову простреливали 14 тяжелых пулеметов, укрытых за узкими бойницами по всему периметру крепостной стены, высота которой достигала 2,5 метра. В северной части крепости на отдельной скале, соединенной с крепостью бетонным мостом, возвышалась 5-метровая башня, в которой был укрыт радар ПВО и две ракетные установки 130 мм, радиус действия которых позволял достигать любой воздушной цели на всей территории Суэцкого залива. С южной стороны острова была устроена небольшая искусственная гавань для приема легких катеров. Весь объект был обнесен тремя радами колючей проволоки, а также острыми металлическими заграждениями, скрытыми под водой, не позволявшими боевым пловцам незаметно достичь коралловых рифов.
  Изначально в борьбу за право совершить ночной налет на остров-крепость Грин вступили два элитных спецподразделения Израиля — «Сайерет Маткаль» и «Шайетет-13». Командир «Сайерет Маткаль» подполковник Менахем Дигли считал, что функции «Шайетет-13» должны ограничиваться только морской разведкой и сопровождением десанта к месту высадки. В свою очередь, командир морских коммандос подполковник Зеэв Аль- мог был возмущен столь пренебрежительным отношением к своему подразделению и даже обратился с официальной жалобой к начальнику Генерального штаба. Отношения между двумя спецподразделениями в те годы были крайне напряженными, что усугублялось взаимной антипатией обоих командиров. Однако высадку было решено провести совместными силами «Шайетет-13» и «Сайерет Маткаль», поскольку для захвата острова Грин требовалось не менее 40 высококвалифицированных бойцов, а в личном составе морских коммандос и спецназа Генштаба оставалось примерно по 30 человек после потерь в Шестидневной войне и бесконечных спецоперациях. Только действуя сообща, они могли предоставить 40 опытных бойцов. Чтобы разрешить возникшую внутреннюю проблему и положить конец раздору, начальник Генерального штаба Хаим Бар-Лев возложил общее руководство операцией на бригадного генерала Рафаэля Эйтана. Несмотря на протесты подполковника Менахема Дигли, командование высадкой было поручено подполковнику Зеэву Альмогу. Еще в апреле 1969 года с разведывательной миссией к острову-крепости Грин было направлено специальное подводное средство, которое морские коммандос прозвали «Хазир» 7 и использовали для транспортировки боевых пловцов на большие расстояния. Они исследовали подводные течения в районе объекта, глубину и морское дно на подступах к коралловому острову, а также систему охраны. Ознакомившись с разведданными, подполковник Зеэв Альмог пришел к выводу, что к острову можно приблизиться незаметно только под водой. Однако от этой идеи чуть было не отказались. Во время подводных учений возникли неожиданные осложнения. Чтобы внезапно и успешно атаковать остров-крепость, следовало одновременно доставить к объекту нападения большой отряд подводников. А это значило, что около десятка подводных катеров должны были ночью, в непроглядной мгле, практически на ощупь выдерживать строй, чтобы одновременно выйти на объект. Ранее боевым пловцам приходилось нырять только с личным оружием и относительно небольшим количеством взрывчатки. Во время операции пришлось бы тащить на себе не только легкое стрелковое оружие, но и штурмовые лестницы, гранатометы, пулеметы, средства связи и огромное количество боеприпасов. Тогда эта проблема так и не была решена, идею высадки на острове Грин признали слишком «уязвимой» и более не рассматривали Генштабом.
  Однако 11 июля 1969 года, после дерзкой вылазки египетских коммандос, подполковник Зеэв Альмог вновь выдвинул свой план нападения на остров Грин, который и лег в основу операции, получившей название «Страсть-6». Поскольку большими силами десанта, половина которого не имела подводной подготовки, невозможно незаметно приблизиться к острову-крепости Грин, следовало провести атаку в две волны. На первом этапе к острову должны были подойти три подводных средства «Хазир» с боевыми пловцами на борту, которые захватят одну из частей крепостной стены, чтобы позволить основным силам десанта произвести надводную высадку с резиновых лодок. Параллельно с первой волной к острову подойдет еще один «Хазир» с отделением морских коммандос «Шайетет-13» на борту. Они высадятся на небольшом (4 × 4 метра) бетонном кубе, возвышающемся на 2,5 метра над водой, в непосредственной близости от южной крепостной стены, чтобы в случае необходимости огнем пулеметов и гранатометов обеспечить прикрытие первой волне десанта. На втором этапе операции 20 бойцов «Сайерет Маткаль» на резиновых лодках в сопровождении морских коммандос подойдут к острову с северной стороны, используя крепость как естественное прикрытие от египетской береговой артиллерии. Они проведут зачистку острова Грин и уничтожат ракетные пусковые установки, радар и зенитные точки, а также перед отходом основных сил десанта установят под мостом и у южной крепостной стены два катера, начиненных большим количеством взрывчатки.
  Невзирая на чрезвычайно сжатые сроки, недалеко от базы «Шайетет-13» была выстроена точная копия крепости Грин. За время, отведенное Генштабом на подготовку операции, предстояло разрешить две основные проблемы, возникшие еще в апреле.
  Подводным катерам никак не удавалось синхронно подойти к острову. Более того, из-за полного отсутствия видимости морские коммандос рисковали разбиться о прибрежные коралловые рифы, которые практически невозможно было различить в темной воде на большой глубине. После нескольких неудачных попыток было решено окончательно отказаться от подводных катеров и достигнуть острова вплавь, поддерживая связь между бойцами неожиданно простым способом — через обычный длинный канат. Этот вариант нельзя было назвать самым оптимальным, так как на него затрачивалось существенно больше времени, к тому же пловцы были вынуждены тащить на себе несколько десятков килограммов оружия, боеприпасов и спецсредств. Как обычно, чтобы компенсировать недостаток отведенного на подготовку времени, не оставалось ничего иного, как использовать выносливость морских коммандос.
  Вторая проблема состояла в том, что бойцам «Шайетет-13» никогда прежде не приходилось вступать в бой на суше. Как правило, они вели прибрежную разведку, сопровождали другие элитные подразделения или осуществляли морские диверсии. В этот раз требовалось изолировать от проникновения воды оружие и боеприпасы таким образом, чтобы в случае необходимости их можно было бы мгновенно извлечь из нейлоновых «футляров».
  Что касалось спецназа Генштаба, то макет крепости оказался совершенно бесполезным для бойцов «Сайерет Маткаль», на плечи которых ложилась основная тяжесть боя. Никто не имел ни малейшего представления о внутренней планировке помещений. По этой причине подполковник Менахем Дигли решил проводить учения отдельно от «Шайетет-13», в одном из железобетонных фортов, сохранившихся на севере Израиля в районе иорданской границы со времен Британского мандата 8, а ныне используемых в качестве полицейских участков. Поскольку египетская крепость Грин возводилась в 20-е годы, были все основания полагать, что ее внутренняя планировка принципиально не отличалась от британского форта, построенного в те же годы в подмандатной Палестине. Британские военные строители не были склонны к разнообразию, чем и решил воспользоваться командир «Сайерет Маткаль».
  Окончательные сроки проведения операции «Страсть-6» были определены в среду 14 июля. Приказ звучал буквально так: «…Уничтожение сил противника на острове Грин и разрушение укрепрайона…» Высадку десанта было решено провести в ночь с 19 на 20 июля 1969 года, не позднее 01:30. На всю операцию отводилось не более часа. До 02:30 спецназовцы должны были зачистить всю территорию острова-крепости Грин, по возможности захватить пленных, уничтожить зенитные точки, ракетные установки, радар ПВО, а также причинить невосстановимые разрушения крепости и радарной башне.
  Прежде чем дать разрешение на начало высадки десанта, начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Хаим Бар- Лев внес существенные изменения в первоначальный план с учетом сложностей, возникших в процессе подготовки штурмовых групп. Вторая волна десанта должна была подойти к острову только после того, как морские коммандос подполковника Альмога возьмут под свой полный контроль всю северную часть крепости, включая радарную башню. Особое внимание генерал-лейтенант уделил неизбежным потерям среди личного состава штурмовых групп. Учитывая исключительную сложность операции, Хаим Бар-Лев отдал недвусмысленный приказ — не ввязываться в затяжной ночной бой. Вся крепость должна быть взята одним ударом. В случае если египетский гарнизон окажет отчаянное сопротивление, командующий операцией бригадный генерал Рафаэль Эйтан незамедлительно должен отдать приказ к немедленному отходу.
  Оставшиеся до высадки пять дней были посвящены главным образом отработке деталей, а также сбору и пополнению разведывательной информации. Самолеты-шпионы ВВС Израиля не прекращали совершать полеты на большой высоте над территорией Суэцкого залива, фиксируя любые, даже самые незначительные перемещения противника.
  Так, во время наблюдения за гарнизоном острова Грин у северо-западной крепостной стены боевыми пловцами были замечены несколько египетских солдат, спустившихся к самой кромке воды. В течение четверти часа они выгружали какие-то ящики из подошедшей моторной лодки. Можно было заключить, что в этом месте был разрыв колючей проволоки, позволявший беспрепятственно приблизиться к крепостным стенам, не тратя драгоценного времени на рубку проволочных заграждений.
  Во главе первой волны десанта встал начальник курса морских коммандос капитан Дов Бар. Он имел за своими плечами необходимый опыт проведения подобного рода вылазок, к тому же прекрасно ориентировался под водой в условиях минимальной видимости. И командир «Шайетет-13» подполковник Альмог настоял на том, чтобы именно капитану Дов Бару доверили вести за собой передовой штурмовой отряд.
  Первая волна десанта состояла из четырех групп по пять человек: трех бойцов старшего сержантского состава и двух офицеров, — в общей сложности 20 боевых пловцов, которым любой ценой предстояло захватить плацдарм для высадки «Сайерет Маткаль» и резервной группы «Шайетет-13». Девяносто процентов успеха операции зависело именно от того, смогут ли морские коммандос незаметно приблизиться к острову, закрепиться в северной части крепости и дождаться подхода основных сил.
  Первая группа под командованием старшего лейтенанта Илана Эгози должна была отыскать брешь в колючей проволоке, о которой сообщали разведчики, или незаметно перерезать ее у северной стены. Вторая группа, которой командовал сам капитан Дов Бар, с помощью специальных канатов с крюками должна была забраться на крепостную стену и закрепиться на крыше, чтобы прикрыть плацдарм высадки второй волны десанта. Поскольку радарная башня возвышалась над остальной частью крепости, она представляла для десанта особую опасность. Третьей группе под командованием старшего лейтенанта Гади Кароля, было приказано в первые же минуты высадки сосредоточиться исключительно на башне и закидать ее ручными гранатами, прежде чем пулеметчики откроют огонь. На четвертую группу, которую вел капитан Амнон Софер, возлагалась самая трудная задача: проникнуть внутрь крепости и ликвидировать египетских солдат, находящихся в спальных помещениях северной части острова. Так как никто не знал внутреннее расположение гарнизона, группе капитана Софера приходилось действовать буквально на ощупь, опираясь только на собственную интуицию и опыт.
  Морские коммандос прекрасно понимали, что в случае раннего обнаружения противником их ожидала неминуемая смерть или, что еще ужаснее, египетский плен. Бригадный генерал Рафаэль Эйтан особенно подчеркнул, что, если «Сайерет Маткаль» по какой-либо причине не сможет подойти к острову, морские коммандос должны сражаться до конца, отходить было совершенно бессмысленно, так как в воде они представляли собой легкодоступную мишень для египтян. В воде несколько брошенных ручных гранат взрывной волной непременно разорвали бы легкие аквалангистов.
  Ровно в 20:30 19 июля 1969 года сводный штурмовой отряд, сформированный из бойцов «Шайетет-13» и «Сайерет Маткаль», на резиновых лодках класса «Марк-6» 9 вышел из Рас-Су- дара к бую в центре залива, который служил исходной точкой. В это же время из Рас-Судара в направлении острова Грин вышел подводный катер класса «Хазир», на борту которого разместились несколько морских коммандос из группы прикрытия.
  Чтобы не поднимать лишнего шума, приходилось двигаться с минимальной скоростью. На расстояние, которое в обычных условиях преодолевают минут за 15–20, было затрачено около двух часов.
  Примерно в 22:20 лодки с первой волной десанта отделились от буя и стали выдвигаться к точке погружения, обозначенной на карте в 900 метрах от острова Грин. Спустившись с лодок, морские коммандос распределились на две группы и, зацепившись за длинный канат, поплыли в направлении объекта. Бóльшую часть пути следовало держаться в надводном положении, не погружаясь на глубину, чтобы свести к минимуму расход кислорода. Согласно расчетам, первая волна десанта должна была подняться на остров через полчаса после полуночи. В это время суток от северной стены крепости на воду падала лунная тень, позволявшая морским коммандос незамеченными выйти на берег.
  От обычных водолазных костюмов отказались почти сразу, поскольку в условиях сухопутного боя они сильно сковывали движения. Пришлось воспользоваться обычной на вид армейской формой, но пошитой из специальной быстросохнущей тонкой ткани, которая совсем не сохраняла тепло тела, однако позволяла свободно передвигаться. Каждый боец нес боекомплект общим весом 40 килограммов, включавший в себя автомат Калашникова, обоймы, гранаты, взрывные устройства, сигнальные ракеты, всевозможные штурмовые приспособления, фонари, средства индивидуальной связи и комплект для оказания первой медицинской помощи. Поверх были надеты спасательные жилеты, позволявшие держаться на воде или мгновенно погружаться на глубину, а также акваланги, вопреки правилам крепившиеся не на спине, а на груди. В таком снаряжении на суше нельзя было сделать и двух шагов, однако в море можно было проплыть около двух километров.
  Из-за сильного бокового течения продвижение было медленным и крайне изнурительным. Миновал примерно час с того времени, как морские коммандос спустились в воду. Согласно всем расчетам, они должны были уже преодолеть три четверти пути, однако остров так и оставался темным пятном на горизонте. Тогда капитан Дов Бар принял решение погрузиться под воду, рассчитывая, что на глубине нескольких метров течение будет не таким сильным.
  Продвижение под водой было еще более утомительным. К тому же была весьма высока вероятность отравления азотом, поскольку глубокомеры были только у офицеров, и многие бойцы в темноте должны были рассчитывать лишь на собственную интуицию и опыт.
  Спустя полчаса капитан Дов Бар вновь поднялся на поверхность, чтобы осмотреться, и, к своему ужасу, увидел, что подводное течение отнесло их как минимум на 600 метров к югу от острова-крепости Грин. Стрелки на ручных часах показывали 00:30 — время высадки. Бригадный генерал Рафаэль Эйтан и начальник Генштаба Хаим Бар-Лев безуспешно пытались выйти на связь с морскими коммандос, однако из-за большой глубины капитан Дов Бар не мог их слышать. В штабе операции не имели ни малейшего представления о том, что же произошло с первой волной десанта и где она находилась. Дов Бар и не попытался восстановить связь со штабом. Желая избежать позора, он на свой страх и риск решил плыть дальше и атаковать крепость, действуя по принципу «победителей не судят». Вопреки всем инструкциям, он приказал своему отряду подняться на поверхность и оставшуюся часть пути продолжать двигаться в надводном положении.
  Ценой неимоверных усилий спустя полчаса отряд капитана Бара всё же вышел к острову со стороны башни, в которой был укрыт радар и ракетные установки. За 150 метров до цели Дов Бар вновь приказал своему отряду плыть к берегу под водой. Прошло еще минут десять, пока отряд выплыл на мелководье. Подав условный сигнал остановиться, капитан Дов Бар вынырнул и быстро осмотрелся. Расстояние до башни не превышало и 15 метров. Дов Бар смог отчетливо рассмотреть часовых, один из которых находился на крыше, другой — у пулеметной точки, третий патрулировал по периметру крепости, изредка бросая взгляд на морскую гладь. Всё свидетельствовало о том, что египетский гарнизон крепости находился в повышенной боевой готовности.
  К этому времени группа прикрытия уже успела закрепиться у квадратной бетоннады, привязав «Хазир» под водой, с южной, непростреливаемой, стороны. Только подойдя вплотную к бетоннаде, бойцы поняли, что размещение в этом месте группы прикрытия было бы сущим безумием. Вести огонь из-под воды было невозможно, а, оказавшись наверху, они представляли для египтян прекрасную мишень. Несмотря на это, командир группы приказал подняться на бетоннаду и установить пулемет, поскольку без огневого прикрытия у группы капитана Бара не было ни единого шанса забраться на стену и занять плацдарм.
  Море в районе крепости было совершенно спокойным, ни единой волны, поэтому любое резкое движение могло привлечь внимание часовых. По условному сигналу морские коммандос на глубине избавились от аквалангов, привязали их к канату и поднырнули под мост, соединявший башню с крепостью. Люди были измучены, однако времени на передышку не оставалось совсем. Часы показывали 01:38 — восемь минут после истечения последнего срока атаки. В наушнике не прекращались позывные штаба операции, однако капитан не мог произнести ни слова, поскольку какие-то считаные метры разделяли его и египетских часовых. Для того чтобы сорвать атаку, достаточно было одной брошенной в воду ручной гранаты.
  Дов Бар подал сигнал к началу захвата плацдарма, и первая группа под командованием старшего лейтенанта Илана Эгози двинулась в сторону проволочных заграждений, чтобы прорезать проход для остальных групп. Шестеро бойцов, включая самого капитана Бара, забрались на прибрежные валуны и на четвереньках поползли вдоль радарной башни. Стараясь держаться в границах лунной тени, бойцы «Шайетет-13» направились к наиболее уязвимому месту, в котором они собирались проникнуть в крепость. В конце моста с внешней стороны стены был повален большой бетонный блок, по которому можно было попытаться подняться наверх, однако подступы к нему преграждались несколькими рядами скрученной колючей проволоки, которая уходила прямо в воду. Проплыв под мостом, один из бойцов подготовил взрывное устройство, которое в случае внезапного обнаружения противником должно было разнести все заградительные сооружения египтян. Двое других стали тихо резать колючую проволоку, стараясь не потревожить подвешенные пустые консервные банки.
  Преодолеть первую линию заграждений не составило труда. Однако второй забор оказался из стальной колючей проволоки гораздо большего диаметра, чем рассчитывали коммандос.
  К тому же мотки колючей проволоки были беспорядочно навалены друг на друга, поэтому проход приходилось вырезать буквально по кускам. Командир группы старший лейтенант Илан Эгози отполз в сторону и случайно наткнулся на широкий проход, о котором сообщала разведка. Воодушевление тут же сменилось разочарованием, поскольку прямо над проходом была установлена пулеметная точка, которую охранял часовой. Поэтому Илан Эгози решил воспользоваться этим путем только в крайнем случае.
  Неожиданно в глубине крепости включился свет, и на стену поднялся один из египетских солдат с фонарем в руке. По всей видимости, он услышал подозрительный шум и захотел осмотреть проволочные заграждения. Луч фонаря скользнул по спинам морских коммандос. Опасаясь, что группа прорыва обнаружила себя, Илан Эгози, не дожидаясь команды к началу штурма, открыл огонь по часовому. Стрельба застала врасплох не только египтян, но и бойцов «Шайетет-13», замешкавшихся на несколько драгоценных мгновений. Со стороны стены тут же полетели ручные гранаты и был открыт беспорядочный автоматно-пулеметный огонь. Несколько осколков легко задели старшего лейтенанта Илана Эгози, полоснув его по ногам, однако это не помешало ему повести свою группу в атаку на пулеметную точку. Тут же в небо взметнулись осветительные ракеты, и ночь превратилась в день. Израильские коммандос оказались в крайне затруднительном положении. Их спасло лишь вмешательство группы прикрытия, разместившейся по другую сторону от крепости. Несколько точных выстрелов из РПГ накрыли пулеметную точку, дав нападающим возможность преодолеть простреливаемую зону и вскарабкаться на стену.
  С первыми же выстрелами начальник Генерального штаба Хаим Бар-Лев отдал приказ открыть плотный артиллерийский огонь на всем участке Суэцкого залива, чтобы на некоторое время отвлечь внимание египтян от острова и дать возможность морским коммандос как следует закрепиться на захваченном плацдарме.
  Проникнув в крепость, бойцы группы прорыва стали закидывать ручными гранатами окна спальных и служебных помещений, не позволив египетским солдатам выбежать наружу. Несколько египтян, оказавшихся во внутреннем дворе, сразу же были скошены автоматными очередями. Остальные в панике стали прыгать в воду, решив, что крепость подверглась ночной атаке крупных сил израильтян, поскольку весь Суэцкий залив в одночасье превратился в единое поле боя. Не дав египетскому гарнизону опомниться, морские коммандос стали методично продвигаться вглубь крепости, действуя по строго оговоренному плану. На месте прорыва остался только один боец, чтобы принять вторую волну десанта. Для окончательного подавления сопротивления египетского гарнизона предстояло подняться на крышу и взять под свой контроль пулеметные и зенитные точки.
  Так как штурмовых лестниц под рукой не оказалось, пришлось воспользоваться собственными спинами. Первым на стену вскарабкался старший лейтенант Ами Аялон. Он осторожно высунул голову и заметил две укрепленные зенитные точки по обе стороны крыши, а также тяжелый пулемет, прикрывавший подступы к ним. Пулеметная очередь ударила рядом с головой Ами Аялона, заставив его буквально повиснуть на стене. Отколовшаяся бетонная крошка, словно острая бритва, полоснула по голове, залив кровью глаза. Чтобы создать хоть какое-то прикрытие, он метнул на крышу дымовую шашку и подал знак к началу атаки. Однако шашка, издав негромкий хлопок, прокатилась несколько метров, ничем не отличаясь от обычной консервной банки, так и не выпустив ни струйки дыма. Тогда Ами Аялон вновь на мгновение высунул голову и метнул в сторону пулеметной точки осколочную гранату, которая также не разорвалась. Второй боец, сержант Залман Рот, находившийся рядом с Ами Аялоном, воспользовавшись секундным замешательством египтян, метнул несколько гранат и, выскочив на крышу, бросился на одну из зенитных точек, на ходу опустошая автоматную обойму. Остальные бойцы группы Ами Аялона тут же поднялись на крышу и присоединились к атаке, стараясь в обход прямого огня выйти к другим укрепленным точкам противника.
  В первые же минуты боя сержанту Залману Роту автоматной очередью серьезно повредило кисть и оторвало несколько пальцев на левой руке. Несмотря на приказ старшего лейтенанта Аялона, он остался в строю, невзирая на дикую боль и сильное кровотечение. Фактически ему приходилось действовать только одной рукой. Кисть левой руки больше напоминала окровавленные ошметки.
  Укрепившись на первой захваченной пулеметной точке, морские коммандос открыли огонь из РПГ по внутреннему двору и южной части крыши, где египтяне оказывали наиболее яростное сопротивление. Расстояния были настолько близкими, что в ход шли ручные гранаты. Несколько осколков впились в ногу старшего лейтенанта Ами Аялона, но он продолжал вести прицельный огонь по дальней пулеметной точке, которая простреливала весь участок крыши.
  Группа прикрытия, расположившаяся на двухметровом бетонном блоке, открыла пулеметный огонь со стороны моря. Однако огневое прикрытие из-за возникших неполадок с оружием оказалось малоэффективным. Более того, египтяне обрушили на бетоннаду столь массированный ответный огонь, что морским коммандос ничего не оставалось, как ретироваться назад в воду и попытаться найти укрытие с южной стороны блока.
  Ситуация складывалась критическая. Если северную часть внутренних помещений удалось зачистить одним ударом, воспользовавшись фактором неожиданности, то укрепленные точки, установленные на крыше, так и не удавалось подавить. Капитан Дов Бар отдал приказ группе Амнона Софера подняться на крышу крепости и поддержать захлебнувшуюся атаку. По спинам друг друга бойцы поднялись на крышу и присоединились к Ами Аялону и Залману Роту.
  Один из бойцов группы Амнона Софера, сержант по имени Диди Гароль решился на отчаянный шаг. Под прикрытием автоматного огня он подбежал к пулеметной точке на расстояние приблизительно 30 метров и закидал ее осколочными гранатами. Однако взрывов так и не последовало. Как выяснилось потом, практически все гранаты и взрывные устройства из-за долгого пребывания в воде пришли в негодность. Диди Гароль бросился на укрепленную точку с одним личным оружием и тут же получил пулю в верхнюю часть бедра. Пройди пуля несколько левее, она непременно перебила бы артерию, лишив Диди всяких шансов. На какие-то секунды он был выведен из сознания сильным болевым шоком и еще некоторое время продолжал лежать на совершенно открытом, простреливаемом со всех сторон участке крыши. Один из бойцов попытался оттащить его в безопасное место, однако со стороны укрепленной точки полетели гранаты. Диди Гароль вновь получил ранения, несколько осколков в лицо и грудь. Пуля прошла навылет, раздробив ногу чуть ниже тазобедренного сустава. Только неимоверным усилием воли ему удавалось сохранить сознание.
  Во время непродолжительного крайне ожесточенного боя первая волна десанта смогла взять под свой контроль несколько зенитных и пулеметных точек, размещенных на крыше в северной части крепости, а также зачистить радарную башню и несколько внутренних помещений. Однако во время захвата плацдарма морские коммандос израсходовали практически весь свой боекомплект, а вторая волна десанта даже не приблизилась к острову. Дальнейшее продвижение было невозможно. Почти треть личного состава получила ранения. Боеприпасы были на исходе. Ничего иного не оставалось, как закрепиться на захваченном участке крепости и ожидать прибытия второй волны десанта.
  Капитан Дов Бар попытался выйти на связь со штабом операции, однако, кроме шума в трубке, он так ничего и не услышал. Тогда он выпустил в небо две сигнальные ракеты, означавшие, что плацдарм высадки захвачен и удерживается. Ситуация сложилась более чем критическая. Оправившись от первого шока, египтяне перешли в атаку, желая сбросить израильских коммандос в море. К тому же египетская береговая артиллерия открыла ураганный огонь по острову, невзирая на то, что бóльшая его часть продолжала оставаться под контролем гарнизона крепости. Быть может, только это и позволило израильтянам удержаться на захваченном плацдарме, поскольку египтянам пришлось искать убежище от снарядов собственной береговой артиллерии.
  Когда береговая артиллерия прекратила огонь, египтяне вновь бросились в атаку. Понимая, что иного выхода в сложившейся ситуации нет, капитан Дов Бар решился на отчаянный шаг, приняв решение перейти от обороны в контратаку на египетские укрепленные точки, которые по первоначальному замыслу отводились на долю «Сайерет Маткаль». Старшина Хаим Штурман и сержант Йоав Шахар выскочили из укрытия и бросились по крыше вдоль искусственной бухты к самой крайней укрепленной точке. Захват ее мог в корне изменить ход боя еще до прибытия второй волны десанта «Сайерет Маткаль» и резервной группы «Шайетет-13». Необходимо было только миновать крышу здания и соскочить на землю, чтобы оказаться в непростреливаемой зоне, а затем вплотную приблизиться к укрепленной точке и попытаться закидать ее оставшимися гранатами. Когда уже оставались считаные метры до мертвой зоны, неожиданно блеснула ослепительная вспышка и раздался оглушительный взрыв. По всей видимости, один из египетских солдат метнул на крышу здания связку ручных гранат или другое взрывное устройство. Старшина Хаим Штурман и сержант Йоав Шахар погибли на месте. Один из бойцов «Шайетет-13» спрыгнул во двор и автоматной очередью скосил египетского солдата.
  Тем временем израильтянам удалось прорваться к трупам своих товарищей и оттащить их к месту высадки второй волны десанта.
  Их лодки находились в 600 метрах от острова Грин и по расчетам должны были достигнуть объект за считаные минуты. Но высадка произошла только в 02:00. Несмотря на то что каждая минута для находившихся на острове была критической, второй волне десанта понадобилось более 20 минут, прежде чем начать высадку. Как выяснилось, расстояние от места ожидания до крепости оказалось намного больше, чем предполагали в штабе операции. К тому же у некоторых лодок неожиданно возникли неполадки с моторами.
  Отряд «Сайерет Маткаль», входивший в состав второй волны, состоял из трех групп, одной из которых командовал сам подполковник Менахем Дигли, двумя другими — капитан Эхуд Рам и капитан Амитай Нахмани. Причалив резиновые лодки к северному плацдарму, находившемуся под контролем морских коммандос, спецназовцы Генштаба стали выгружать ящики с боеприпасами. После этого поднялись на крышу, влившись в группу капитана Амнона Софера.
  Бой на крыше был в самом разгаре. К этому времени морские коммандос успели потерять двух человек убитыми, шестеро бойцов были ранены. Несмотря на несколько неудачных попыток штурма укрепленной точки, капитан Дов Бар дал приказ продолжать атаку, поскольку орудие, размещенное на ней, могло поставить под угрозу отход всего десанта. Любой ценой его необходимо было уничтожить. Один из бойцов «Шайетет-13», обогнув три укрепленные точки, захваченные ранее, выстрелил из РПГ, однако взрыва не последовало. Он отбросил РПГ в море и стал расстреливать укрепленную точку из личного оружия. В этот момент возле него разорвалась граната. Силой взрывной волны его откинуло на несколько метров и практически полностью сорвало экипировку. Лишь по счастливому стечению обстоятельств ему удалось отделаться только контузией.
  Тем временем бойцы «Сайерет Маткаль» смогли подобраться к укрепленной точке и забросать ее ручными гранатами. Впереди продолжали действовать еще три укрепленные точки противника, приблизиться к которым вообще не представлялось возможным, эта часть крыши простреливалась со всех сторон. Оставался единственный реальный шанс пробиться к египетским орудиям — через внутренний двор. Вместо этого подполковник Менахем Дигли приказал идти в лобовую атаку. На крыше царил сущий ад. Крики раненых, казалось, заглушали шум боя. Вокруг распространялся запах сожженной человеческой плоти и свежей крови. Даже опытные бойцы пребывали в состоянии, близком к психическому шоку. Никто не решался поднять голову. Командир «Сайерет Маткаль» вновь выкрикнул приказ, на этот раз обращаясь лично к капитану Эхуду Раму. Казалось, Эхуд прекрасно осознавал свою обреченность, но он бросился вперед, стараясь поднять за собой остальных бойцов своей группы. Пуля попала ему прямо в голову. От удара его тело отбросило с крыши на прибрежные камни.
  Во внутреннем дворе крепости бой был в самом разгаре, в любую секунду готовый перейти в рукопашную схватку. Расстояние между египтянами и израильтянами составляло считаные метры. Оценив ситуацию, командир «Сайерет Маткаль» приказал двум группам спуститься во двор и помочь бойцам «Шайетет-13» подавить сопротивление египетского гарнизона. Поскольку на тесном участке действовало два подразделения, никогда прежде не участвовавших в совместных операциях, на поле боя царила полная неразбериха. В ночном бою было сложно отличить своих солдат от противника. Во время спуска во внутренний двор две группы «Сайерет Маткаль» попали под огонь «Шайетет-13», в результате чего смертельное ранение получил 19-летний рядовой Юваль Мерон.
  Египетская береговая артиллерия вновь возобновила обстрел острова. БÓльшую часть десантных лодок отбросило в море, многие из них получили пробоины и наполовину погрузились в воду. Не было никакой возможности эвакуировать раненых и убитых. Никто не ожидал такого развития событий. Недооценка противника, как правило, чревата губительными последствиями. Складывалось впечатление, что израильтяне недостаточно объективно взвесили свои возможности и, ввязавшись в драку, теперь не знали, как из нее выйти, не понеся еще больших потерь.
  Мотор десантной лодки командира «Шайетет-13» с самого начала «глотал воду», поэтому подполковник Зеэв Альмог высадился на острове с большим опозданием, когда бой уже практически подходил к своей завершающей фазе. Со своей группой он поднялся на крышу и установил полевой штаб на одной из «зачищенных» укрепленных точек противника. Капитан Дов Бар, командовавший высадкой первой волны, вкратце доложил обстановку. Более двух третей острова находилось под контролем «Сайерет Маткаль» и «Шайетет-13». Сопротивление египетского гарнизона было фактически сломлено, во всяком случае, противник уже не пытался перейти в контратаку, но и силы израильского десанта были почти полностью истощены. Практически не было ни одного бойца, не получившего ранения. Полевой госпиталь, расположившийся в одном из помещений в северной части крепости, уже не справлялся с потоком раненых, многие из которых пребывали в крайне тяжелом состоянии и требовали срочной эвакуации.
  В 02:15 подполковник Зеэв Альмог связался по рации со штабом операции. Оценив ситуацию, начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Хаим Бар-Лев отдал приказ к подготовке отхода и минированию крепости. В целом десант выполнил поставленную задачу, гарнизон крепости был раздавлен, египтяне деморализованы, и сейчас в первую очередь было необходимо спасти уцелевших спецназовцев.
  Тем временем командир «Сайерет Маткаль» подполковник Менахем Дигли через мегафон призывал египетских солдат на арабском языке прекратить сопротивление. Не могло идти и речи, чтобы начать отход, оставляя у себя за спиной противника. В то время как морские коммандос и «Сайерет Маткаль» зачищали внутренний двор и помещения, все взрывные устройства были снесены в большой зал, расположенный в северной части крепости, недалеко от радарной башни. Первоначальный план подразумевал закладку взрывчатки в нескольких местах, однако развитие событий внесло свои коррективы. Бригадный генерал Рафаэль Эйтан решил ограничиться одним мощным взрывом, который следовало произвести уже после того, как лодки с десантом выйдут в залив. Во-первых, чтобы не погибли свои же бойцы, во-вторых, на некоторое время этот мощный взрыв мог бы послужить прикрытием, что позволило бы как можно дальше отойти от крепостных стен.
  Пока северную часть крепости подготавливали к взрыву, в суматохе боя к зданию смогли пробиться несколько египетских солдат. Капитан Шауль Зив, в будущем командир «Шайетет-13», вместе с еще одним бойцом своей группы выбежал во двор и несколькими автоматными очередями отбил неожиданную атаку, которая могла бы обернуться настоящей катастрофой. К северной части были стянуты все раненые. Неожиданно во дворе прогремел мощнейший взрыв. По всей видимости, произошла детонация боеприпасов, находившихся на территории крепости. От неминуемой смерти израильских коммандос спасла бетонная стена, которая приняла на себя основную часть взрывной волны. Внушительный осколок бетонной стены, с торчащей железной арматурой, отлетев в сторону, серьезно повредил капитану Зиву ступню. Пересиливая нестерпимую боль, он остался в строю и наотрез отказался отойти с первыми лодками.
  Несмотря на то что во дворе бой был в самом разгаре, и разгром египетского гарнизона был лишь вопросом пяти — максимум десяти минут, подполковник Дигли был вынужден подчиниться приказу и подать сигнал к отступлению. Перейдя от атаки к обороне, бойцы «Сайерет Маткаль» и «Шайетет-13» стали постепенно отходить к северной части крепости. Агонизирующее, но еще дышащее тело рядового Юваля Мерона обвязали канатом и вытянули на крышу. Затем поднялись остальные бойцы. Одновременно с отходом двое бойцов «Сайерет Маткаль» неожиданно атаковали две последние укрепленные точки противника, с которых время от времени велся огонь по отступающим. Воспользовавшись мощным огневым прикрытием, бойцы смогли приблизиться к египтянам на близкое расстояние и закидать одну из укрепленных точек ручными гранатами. Однако дальнейшее развитие атаки стало невозможным, поскольку начали рваться боеприпасы. Ничего иного не оставалось, как вернуться, оставив у себя за спиной последнюю укрепленную точку египетского гарнизона.
  Возвращение с острова после окончания операции было невероятно тяжелым. В первую очередь на лодки погрузили тела убитых и раненых, тех, кто не в состоянии был перемещаться самостоятельно. Лодок не хватало на всех. Больше половины из них было отброшено в море или затоплено. Ситуация еще более усложнилась, после того как выяснилось, что канат, к которому было привязано подводное снаряжение, оборвался, и акваланги запутались в рядах колючей проволоки. Попытаться высвободить их под ураганным обстрелом египетской береговой артиллерии не представлялось возможным.
  С огромным трудом удалось вытащить из-под обстрела тело капитана «Сайерет Маткаль» Эхуда Рама. Его с телами двух других погибших погрузили в лодку, готовую по первому сигналу выйти в море в направлении израильского берега. Чтобы не запутаться в счете, сколько бойцов отступило, сколько осталось, в каждой лодке размещалось одинаковое количество человек. В 02:25 от крепости в направлении Рас-Судара отошли первые четыре лодки, на которых в сопровождении врача и санитаров были эвакуированы большинство раненых.
  Когда группа бойцов, находившаяся вместе с подполковником Менахемом Дигли во внутреннем дворе крепости, поднялась на крышу, командир «Сайерет Маткаль» обратил внимание на то, что отсутствовал один из его бойцов, 22-летний сержант Дани Ваза. Последний раз его видели, когда спускались во внутренний двор, чтобы поддержать атаку морских коммандос. Не желая подвергать опасности всех бойцов, командир «Сайерет Маткаль», взяв с собой одного человека, лично решил вернуться во внутренний двор. Вооружившись фонарем, он спустился вниз и метр за метром стал осматривать место боя. После того как поиски не увенчались успехом, он вернулся на крышу и, осматривая прибрежную насыпь, сразу же обнаружил у самой кромки воды тело своего бойца, запутавшееся в рядах колючей проволоки. Так как не представлялось никакой возможности спуститься к воде, Дигли вернулся к точке общего сбора и, взяв с собой нескольких бойцов, на двух моторных лодках обогнул крепость и вышел к месту, где было обнаружено тело сержанта. Спрыгнув в воду, бойцы «Сайерет Маткаль» стали резать колючую проволоку, чтобы подобраться к телу своего товарища, и обнаружили труп еще одного израильского спецназовца. Им оказался старшина «Шайетет-13» 22-летний Дани Леви. Таким образом, число погибших составило шесть человек, десятая часть десанта, если учитывать, что в операции участвовало в общей сложности 60 человек. Никогда спецназ не нес таких больших потерь.
  К 02:45 бóльшая часть десанта вышла в море. В крепости остались только двое минеров, которые должны были привести в действие взрывные устройства. В числе последних, кто покинул крепость, были командир «Шайетет-13» подполковник Зеэв Альмог и командир «Сайерет Маткаль» подполковник Менахем Дигли. В 02:55 остров-крепость Грин покинул последний израильский солдат.
  Возвращение было не менее сложным, чем высадка на острове Грин. Египетская артиллерия обрушила сотни снарядов на отступающих спецназовцев. Лодки были перегружены и едва держались на воде, поэтому многим бойцам пришлось вплавь добираться до берега. Царила страшная неразбериха. Никто не знал, кто где находился. Поднятые вертолеты, невзирая на ураганный обстрел, прилагали отчаянные усилия разыскать уцелевших бойцов. Только с наступлением рассвета удалось собрать рассыпавшийся по заливу и побережью десант. Когда высшее военное командование оценило потери, оно пришло в ужас. Почти половина десанта получила ранения или погибла. Потери египетской стороны, согласно предварительным оценкам, составили около 40 человек убитыми.
  Многие до сегодняшнего дня полагают, что всю ответственность за бессмысленную гибель солдат несет на себе правительство Голды Меир и Моше Даяна. На мой взгляд, в первую очередь обвинения стоит выдвигать высшему армейскому руководству, допустившему грубейшие ошибки. Премьер-министр и министр обороны не должны разбираться во всех деталях операции, они должны принимать политические решения.
  Во-первых, высадка на острове с тактической точки зрения была совершенно бессмысленна. Египтяне на следующий день вернулись, и израильская армия не сделала ничего, чтобы этому воспрепятствовать.
  Во-вторых, с военной точки зрения решение было принято неверное. Вполне возможно было уничтожить остров-крепость силами ВВС и ракетных катеров, не подвергая опасности жизни солдат, заставив морских коммандос и спецназ Генерального штаба в невероятно тяжелых условиях штурмовать неприступную морскую крепость.
  Глава третья
  1970 год. Операции «Виктория» и «Тарнеголь‐25» 10
  Нет ни малейшего сомнения в том, что в такой войне на истощение спецподразделения будут задействованы намного чаще, чем в обычных войнах…
  Хаим Бар-Лев, генерал-лейтенант, начальник Генерального штаба Армии обороны Израиля
  К лету 1970 года война на истощение достигла максимального накала. Вооруженные стычки и артиллерийские дуэли в районе Суэцкого канала происходили практически каждый день. Израильтяне и египтяне несли потери, но ни одна из сторон так и не могла добиться явного перевеса. Пользуясь численным преимуществом, египетская армия всё чаще позволяла себе совершать вылазки на израильскую сторону канала, приводящие противника к существенным потерям. Если раньше египетские коммандос устраивали на территории, контролируемой израильтянами, ночные засады, то теперь вылазки нередко совершались и средь бела дня. Наиболее часто нападениям подвергались израильские патрули, состоявшие по большей части из резервистов.
  В мае 1970 года египтяне решили устроить засаду на 12-м километре от Порт-Саида в северной части Суэцкого канала. Здесь канал сужается до нескольких десятков метров, к тому же это место как нельзя лучше подходило для засады. Высокая насыпь тянулась вдоль канала, нависая над узкой грунтовой дорогой, предоставляла прекрасное укрытие для атакующих. По дороге каждый день проезжал израильский патруль. Бронеколонна, подвергшаяся нападению в этом секторе, оказывалась в западне, не имея возможности для маневра.
  В ночь с 29 на 30 мая 1970 года большой отряд египетских коммандос на резиновых лодках тайно пересек Суэцкий канал.
  Заложив на пути следования израильской колонны несколько мощных взрывных устройств, египтяне окопались на южном склоне насыпи. Примерно в 12:00 стал отчетливо доноситься шум моторов приближающегося израильского патруля. Когда бронеколонна поравнялась с отметкой «12-й километр», сработало несколько мощных взрывных устройств. Прежде чем израильтяне успели понять, что произошло, египетские коммандос выбежали на вершину насыпи и произвели залп из противотанковых гранатометов. Несколько бронемашин тут же запылали. Любой, кто пытался выбраться наружу, сразу же попадал под шквальный автоматный огонь. Девять израильских солдат погибли в первые минуты боя. Ожидать подкрепления было неоткуда. Уцелевшие бронемашины оказались совершенно бесполезными, подняться на крутую насыпь они не могли, а расстояние между противниками составляло считаные метры. Нельзя было вызвать даже поддержку артиллерии, поскольку она неминуемо накрыла бы и своих.
  Бой продолжался не более десяти минут. Не имея возможности контратаковать, уцелевшие израильские солдаты покинули бронемашины, представлявшие слишком удобную мишень для египетских базук, и заняли глухую оборону, пресекая любую попытку египетских коммандос спуститься с насыпи и приблизиться к грунтовой дороге. Понимая, что атаку не удастся развить, египтяне приняли решение отойти. Под прикрытием артиллерии египетские коммандос спустились к резиновым лодкам и беспрепятственно пересекли Суэцкий канал.
  Итогом успешной вылазки египетских коммандос стала гибель девяти израильских военнослужащих. Четверо получили тяжелые ранения и один попал в плен. По всей видимости, египетские коммандос захватили его в первые минуты боя, когда солдат выбрался из горящей бронемашины и бросился в канал, чтобы сбить объявшее его пламя.
  Египетский артобстрел продолжался около семи часов. В ответ израильские ВВС наносили ракетно-бомбовые удары по египетским позициям. Но эти налеты не способны были нанести серьезный урон египетскому укрепрайону, растянувшемуся вдоль всего Суэцкого канала. Глубокие железобетонные бункеры были недосягаемы ни для артиллерийских снарядов, ни для израильской авиации.
  Арабские радиостанции, в том числе каирская, и телеканалы тут же стали освещать детали недавнего боя, называя его «самой большой победой над израильской военщиной за последние годы».
  Засады египтян на территории, контролируемой израильской армией в районе Суэцкого канала, случались и раньше, однако столь существенных потерь израильтяне никогда еще не несли. Одной успешной вылазкой египтяне не ограничились. Вопреки тактической логике в тот же день египетские коммандос нанесли еще один болезненный удар, теперь уже в восточной части канала.
  Вечером того же дня, примерно в 18:30, с наступлением первых сумерек, большой отряд египетских коммандос вновь пересек канал, но уже на 29-м километре. Вторая вылазка развивалась по тому же сценарию. Когда израильская бронетехника приблизилась к месту засады, египтяне неожиданно нанесли залп из противотанковых гранатометов и закидали грунтовую дорогу осколочными гранатами. Четверо израильских солдат погибли в первые секунды боя. Заставив израильтян занять глухую оборону, египтяне под прикрытием артиллерии беспрепятственно отошли на свою сторону канала, прихватив с собой еще одного пленного.
  Таким образом, 30 мая 1970 года в результате двух успешных операций египетских коммандос израильтяне потеряли несколько бронемашин, 13 солдат, двое были захвачены в плен. С окончания Шестидневной войны израильтяне не получали от египтян такой позорной пощечины.
  Как всегда, реакция Иерусалима не заставила себя долго ждать. На следующий день ВВС Израиля нанесли точечные удары по позициям египетской армии вдоль всей линии вооруженного противостояния, а также по отдельно выбранным гражданским объектам. Однако, вопреки ожиданиям, эффект от авианалетов оказался не столь впечатляющим. Чтобы уничтожить уходящие глубоко под землю железобетонные бункеры египтян, следовало провести наземную операцию. Именно по этой причине израильским политическим руководством было принято решение о проведении спецоперации.
  За две недели до описываемых событий, 22 мая 1970 года, группа палестинских террористов пересекла ливано-израильскую границу и расстреляла школьный автобус из противотанковых гранатометов. В результате этого чудовищного теракта погибли девять школьников, двое учителей и водитель автобуса, 24 школьника получили ранения. В качестве ответной меры Армия обороны Израиля не ограничилась одними только авианалетами, а провела крупномасштабную военную операцию на юге Ливана.
  Генерал Ариэль Шарон, командовавший в те годы Южным военным округом, уже тогда прозванный близким окружением Арик Бульдозер, только и ждал подходящего случая, чтобы провести подобную акцию на южных рубежах страны. Рассматривалось несколько вариантов высадки спецназа в глубоком тылу египтян и проведения показательных диверсий. В конечном итоге военное командование остановило свой выбор на высадке морского десанта. Предстояло захватить три километра укрепрайона вдоль Суэцкого канала, с которого совершили вылазку египетские коммандос. В Генштабе операция получила кодовое название «Виктория». Как и в случае с нападением на остров-крепость Грин, этот шаг должен был деморализовать египетскую армию.
  Изначально планировалось задействовать спецназ генштаба «Сайерет Маткаль» или спецназ 35-й бригады ВДВ. Однако Ариэль Шарон настоял на том, чтобы основную роль в высадке морского десанта сыграли бойцы его спецназа «Сайерет Шакед» 11. В дополнение к спецназу штаба Южного военного округа было решено задействовать также 20 боевых пловцов спецподразделения «707» и подразделение резиновых лодок инженерно-штурмового батальона для переправки основных сил десанта. В общей сложности в операции должно было участвовать 167 военнослужащих (77 бойцов морского десанта, 16 бойцов резерва и 74 бойца из числа вспомогательных сил).
  Египетский укрепрайон в зоне высадки морского десанта представлял собой цепь железобетонных бункеров и укрепленных огневых точек, соединенных между собой глубокими окопами. Чтобы к ним приблизиться, следовало преодолеть три заградительные полосы кроме самого Суэцкого канала: крутой земляной вал, канал с пресной водой и железнодорожное полотно, которое хорошо простреливалось с египетских позиций. Прежде чем высадить основную часть морского десанта, необходимо было захватить первичный плацдарм шириной 250 метров и глубиной 50 метров. Все участники операции прекрасно понимали, что эта часть операции будет сопровождаться тяжелыми боями. Египтяне ни при каких условиях не позволят израильтянам свободно форсировать Суэцкий канал и обрушат на десантные лодки всю свою огневую мощь, включая тяжелые пулеметы, артиллерию и минометы. Именно по этой причине эта задача была возложена на 20 бойцов спецподразделения «707», которые должны были вплавь пересечь канал, зацепиться за укрепрайон и держаться, пока подойдут основные силы морского десанта.
  Параллельно с захватом укрепрайона военное командование решило провести еще одну спецоперацию, получившую кодовое название «Тарнеголь-25». Высадить небольшой отряд морских коммандос «Шайетет-13» в районе египетского города Рас-Гариб в западном секторе Суэцкого залива, уничтожить пограничный опорный пункт египетской береговой охраны и заминировать стратегически важную автотрассу, соединявшую города Рас-Гариб и Заафран.
  Обе операции следовало подготовить и провести в крайне сжатые сроки, не позднее 11 июня 1970 года. Как всегда, времени на подготовку критически не хватало. Бойцы спецподразделения «707» узнали о планах Генерального штаба только за четыре дня до высадки морского десанта. Именно им предстояла самая ответственная часть работы, от которой зависел успех всей операции. Изучив снимки аэрофотосъемки египетского укрепрайона, спецназовцы наскоро возвели примерную копию заградительных сооружений и приступили к каждодневным занятиям.
  Незадолго до начала операции на выстроенной модели были проведены общие итоговые совместные учения «Сайерет Шакед» и спецподразделения «707». Не совсем удачный опыт высадки на египетском острове-крепости Грин в Суэцком заливе показал, насколько критичным может быть фактор взаимодействия двух волн морского десанта. Несмотря на то что второй волне десанта необходимо было преодолеть каких-то несколько сотен метров Суэцкого канала, задача чрезвычайно усложнялась тем, что переправляться приходилось под прямым обстрелом египетской артиллерии, минометов и тяжелых пулеметов. Не следовало исключать того, что вторая волна десанта могла быть полностью уничтожена еще до того, как лодки коснулись бы египетского берега, тогда шансы на выживание бойцов спецподразделения «707» были бы минимальными. По большому счету захватить первичный плацдарм высадки было много проще, чем его удержать. Именно по этой причине вторая волна десанта, под прикрытием авиации, танков и артиллерии, должна была совершить высадку, как только бойцы спецподразделения «707» займут египетский укрепрайон.
  В полдень 11 июня 1970 года сводный морской десант рассредоточился в районе канала, укрывшись за большим земляным валом. Чтобы не привлекать внимания египтян, на рубеж выдвигались отдельными мелкими группами. Всё приходилось нести на себе, включая легкие минометы, резиновые десантные лодки, ящики с боеприпасами, а также специальные осадные приспособления, необходимые для преодоления заградительных сооружений. Это было вдвойне тяжело делать, поскольку жара в тот день выдалась под сорок градусов и не было ни единого островка тени, на котором можно было укрыться от палящего африканского солнца. Облака мух досаждали спецназовцам, лезли прямо в глаза и за шиворот. Все ждали вечера, хотя отдавали себе отчет, что для многих он мог стать последним.
  С наступлением сумерек, ровно в 19:00, ВВС Израиля приступили к бомбардировке египетских позиций вдоль всего Суэцкого канала, сконцентрировав главный удар в районе высадки. Полтора часа израильские боевые самолеты ни на минуту не прекращали утюжить укрепрайон. В 20:30 в дело вступили танки и артиллерия. Вкопанные в земляной вал почти по самую башню, израильские танки прямой наводкой стали расстреливать цели в районе переправы. Значительного вреда египетскому укрепрайону они не могли нанести, основная задача заключалась в том, чтобы заставить египтян зарыться глубоко под землю и позволить первой волне десанта беспрепятственно пересечь канал.
  Спустя четверть часа пошла первая волна морского десанта. Бойцы спецподразделения «707» во главе с майором Шаулем Селой в водолазных костюмах сбежали по земляному валу и погрузились под воду. Кроме захвата первичного плацдарма, эта группа должна была наладить прямую связь с израильским берегом. Для этого к одному из водолазов привязали нейлоновый шнур, за которым тянулся телефонный кабель.
  Около 21:00 боевые пловцы спецподразделения «707» достигли египетского берега канала. В этот момент израильская артиллерия и танки прекратили обстрел укрепрайона. На смену артиллерийскому прикрытию к операции вновь подключились самолеты израильских ВВС, однако ракетно-бомбовые удары они наносили по обе стороны первичного плацдарма, не приближаясь к месту высадки ближе чем на полкилометра, что не позволяло египтянам организовать контратаку. Лишь только Шауль Села установил передовой командный пункт и закрепил телефонный кабель, египтяне обнаружили его группу и открыли массированный минометный огонь. Осколки мин буквально перепахивали землю в считаных метрах от боевых пловцов. Оставаться на крошечном пятачке у самой воды означало неминуемую смерть. Другого выбора, как запросить разрешение на развитие атаки и углубиться в укрепрайон, у майора не оставалось.
  Спустя несколько минут переправу через канал начала вторая волна морского десанта. Бойцы инженерно-штурмового батальона и спецназа, прижимаясь к земле, сбежали с вала и быстро спустили на воду резиновые лодки. Артиллерийские снаряды ложились настолько близко, что лодки едва удерживались на поверхности воды. Творился сущий кошмар. Воспользовавшись тем, что израильтяне прекратили артподготовку, египетские солдаты прямой наводкой стали расстреливать морской десант из тяжелых пулеметов. Передвигаться быстро не получалось, поскольку все плавсредства были перегружены боеприпасами. Бойца особого инженерного подразделения, управлявшего одной из лодок, просто снесло от прямого попадания артиллерийского снаряда. Несколько лодок перевернулись, и бойцам вплавь пришлось достигать египетского берега, благо спасательные жилеты некоторое время могли их удерживать на воде. Для египетских пулеметчиков удобнее цель для расстрела сложно было придумать.
  Тем временем майор Шауль Села получил разрешение на развитие атаки. Оставив на первичном плацдарме шестерых бойцов, входивших в оперативный штаб, пловцы спецподразделения «707» разделились на три группы и, освободившись от водолазной экипировки, бросились на египетские бункеры.
  Во главе первой группы шел молодой лейтенант Ури Багон. Его бойцам предстояло выполнить наиболее сложную задачу: прорваться по центру, выйти к мостику через пресноводный канал и удерживать его до прибытия бойцов «Сайерет Шакед». Переход на этом участке укрепрайона был крайне сложным и изнурительным. Многочасовой обстрел превратил всё вокруг в непроходимое болото. Огромные волны от взрывов авиабомб, смешавшись с грязью, глиной и песком, заполнили пресноводный канал топкой жижей, через которую невозможно было переправиться. Мостик, который они должны были захватить, был уничтожен во время авианалета. Лейтенант принял решение попытаться вброд пересечь пресноводный канал. К счастью, он имел ширину несколько метров, а в глубину не превышал высоту среднего человеческого роста. Ури Багон первым спустился к каналу, но под тяжестью собственной экипировки поскользнулся и стал тонуть в вязкой жиже. Дно канала было усеяно ямами, образовавшимися при разрыве авиабомб. Потребовалось приложить много времени и усилий, чтобы при помощи брошенного каната вытащить лейтенанта из канала. Ничего иного не оставалось, как закрепиться на этом участке и дождаться прибытия второй волны морского десанта. В распоряжении бойцов «Сайерет Шакед» имелись большие противоминные матрацы, которые лейтенант Ури Багон решил использовать для переправы через трясину.
  Вторая группа под командованием лейтенанта Дуби Кешета должна была захватить укрепленную точку египтян севернее района высадки. Единственная возможность выйти к объекту, не подставляя себя под египетские пулеметы и минометы, — пройти по внутреннему связующему окопу, тянущемуся вдоль первой заградительной полосы. Во время авианалета он также серьезно пострадал, поэтому в кромешной темноте приходилось пробиваться через образовавшиеся завалы. Крайне сложно было определить, откуда египтяне вели огонь. Большинство бункеров и укрепленных точек были частично разрушены сверху и беспорядочно завалены мешками с песком. Прикрывая друг друга автоматным огнем, бойцы лейтенанта Дуби Кешета метр за метром вгрызались в египетскую оборону, перебегая от бункера к бункеру, забрасывая их ручными гранатами, большинство из которых вообще дали осечку.
  Третья группа лейтенанта Йосефа Рама продвигалась в южном направлении. Наступившая ночь играла на руку израильтянам, так как египетские солдаты, отошедшие на дальний оборонительный рубеж, не видели направления атаки и вели стрельбу почти вслепую. Бойцы первой волны десанта намеренно не использовали трассирующие пули, чтобы не выдать места своего положения. Однако, когда на половине пути к заданному объекту один из боевых пловцов случайно задел «растяжку», в небо взметнулась осветительная ракета. Бойцам группы лейтенанта Йосефа Рама, шедшим по пояс в глинистой жиже, пришлось буквально с головой нырнуть в болото, надолго задержав дыхание. Прилагая нечеловеческие усилия, им и двум другим группам удалось выйти к заданной точке, не встретив ни одного египетского солдата.
  Вторая волна морского десанта наконец-то достигла египетской стороны канала. Многим из спецназовцев пришлось пересекать канал вплавь. Боевой порядок был нарушен. При высадке царила такая неразбериха, что после того как бойцы пересекли насыпь и залегли среди полуразрушенных укреплений, командирам групп, срывая голоса, перекрикивая шум боя, пришлось носиться по всему занятому плацдарму, чтобы отыскать своих солдат.
  Наскоро перегруппировавшись, бойцы «Сайерет Шакед» бросились расширять занятый плацдарм, зачищая уже захваченную территорию. У канала остались только 74 бойца особого инженерного подразделения и майор «Шайетет-13» Дов Бар, которому было поручено организовать эвакуацию раненых солдат, а также контролировать район переправы. Дышать было невозможно. Горячий воздух, пропитанный гарью и едким дымом, просто спаливал легкие и глаза. Порой казалось, что египтяне в обход всех международных конвенций в отчаянии устроили химическую атаку. Второй волне морского десанта пришлось преодолеть тот же путь, что и боевым пловцам майора Шауля Селы, неся на себе в несколько раз больше груза. С небольшой разницей во времени вторая волна наконец соединилась с тремя группами спецподразделения «707», потеряв несколько раненых во время преодоления Суэцкого канала и первой заградительной полосы.
  Первыми подкрепление «Сайерет Шакед» получила группа лейтенанта Ури Багона, пробивавшаяся на центральном направлении. Поскольку им не удалось форсировать пресноводный канал, для египетских солдат они представляли удобную мишень. Они не могли ни отойти, поскольку задача группы состояла в том, чтобы удерживать центральный сектор, ни перейти в контратаку. Поэтому, когда боевые пловцы соединились со спецназовцами Южного военного округа, лейтенант Ури Багон испытал некоторое облегчение.
  Как он и рассчитывал, бойцы «Сайерет Шакед» принесли на себе широкие противоминные матрацы, которые тут же полетели в канал. Однако сразу возникла новая проблема. Во-первых, матрацы оказались слишком мягкими, чтобы выдержать вес солдата в полной экипировке. Во-вторых, их было недостаточно, чтобы выложить несколько слоев импровизированного моста. Как только первый спецназовец ступил на переправу, она прогнулась, и в образовавшийся излом стала затекать вязкая жижа. Два-три перехода, и матрацы полностью исчезли бы под черной трясиной. Тогда решили попробовать укрепить переправу носилками. Их осторожно бросили поверх матрацев, и для большей верности освободили ящики из-под боеприпасов и тоже бросили на переправу. Таким образом, бойцы спецподразделения «707» и спецназовцы «Сайерет Шакед» преодолели канал и залегли у железнодорожного полотна, тянущегося вдоль всей линии укреплений, ожидая общей команды к дальнейшему развитию наступления.
  В это время две другие группы спецподразделения «707» соединились со второй волной морского десанта. К счастью, бомбардировка на флангах не была такой плотной, как в центральном секторе, и спецназовцам, правда с трудом, удалось найти несколько сохранившихся мостиков. Они значительно пострадали во время артподготовки, но вполне могли выдержать переход.
  После того как все группы преодолели пресноводный канал, поступил приказ к захвату второго оборонительного рубежа западного сектора укрепрайона Суэцкого канала. Лишь только сводный морской десант пересек железнодорожное полотно, египтяне оказали еще более яростное сопротивление, открыв ураганный огонь по наступающим. Могло сложиться впечатление, что египетское командование намеренно дало прорваться вглубь укрепрайона, чтобы у израильтян в тылу осталось непроходимое болото, лишавшее их возможности тылового маневра или быстрого отхода.
  За железнодорожным полотном в низине оказалась грунтовая дорога, которая также значительно пострадала от бомбежки, однако вода до нее не добралась, и по ней вполне сносно можно было передвигаться. Вдоль нее тянулись десятки глубоко уходящих под землю железобетонных бункеров. В каждом из них находилось не менее четырех египетских солдат с пулеметами и гранатометами. В некоторых бункерах были установлены 3-ствольные зенитные установки, доставлявшие немало неприятностей израильским ВВС. Одной из основных задач, поставленных Генштабом перед сводным морским десантом, был розыск и уничтожение зенитных батарей. Однако, чтобы к ним приблизиться, следовало подавить пулеметные точки египтян, недосягаемые для авиабомб и артиллерии противника.
  Воспользовавшись низиной как естественным прикрытием, сводный морской десант растянулся по всей линии занятого плацдарма. Идти приходилось в лобовую атаку прямо на пулеметы. Вернее, ползти, поскольку египетская артиллерия и автоматно-пулеметный огонь косили всё, что находилось выше полуметра над поверхностью земли. Уже в первые минуты второй атаки израильтяне потеряли ранеными более десяти процентов личного состава. Трое спецназовцев погибли, пересекая железнодорожное полотно. Без сомнения, и с другой стороны были большие потери, однако египтяне обладали главным преимуществом: они могли отойти вглубь своей обороны, израильтянам же некуда было отступать. Позади были болото и Суэцкий канал.
  Наладить планомерный отход можно было, только уничтожив египетский гарнизон на этом участке.
  Израильтяне смогут прорвать линию обороны и зайти в тыл — египтяне даже мысли такой не допускали, их бойницы и орудия были направлены по фронту. Поэтому, захватив один из бункеров, морской десант стал развивать атаку вдоль флангов укрепрайона, и египетская оборона не смогла в полной мере использовать всю свою огневую мощь. Перебегая от бункера к бункеру, от одной укрепленной точки, к другой, израильские спецназовцы забрасывали амбразуры дотов противотанковыми и фосфорными гранатами.
  Следует отметить самоотверженность египетского гарнизона. Даже когда была прорвана оборона, ни один из египетских солдат не попытался сдаться в плен или отступить. Вероятно, они боялись выйти за пределы железобетонных укрытий, понимая, что в горячке боя, нередко переходящего в рукопашную схватку, на пощаду рассчитывать не приходилось. Как бы там ни было, но факт остается фактом — гарнизон держался до последнего солдата.
  Только после того как все бункеры египетского укрепрайона на участке шириной два километра оказались под контролем сводного морского десанта, из штаба операции поступил приказ к отходу. Прежде чем отступить на исходные позиции, бойцы «Сайерет Шакед» привели в действие мощные взрывные устройства. Многие из железобетонных конструкций просто обрушились, похоронив под собой укрывавшихся внутри египетских солдат.
  Отходили тем же порядком, как и захватывали плацдарм. Первыми египетский укрепрайон покинули спецназовцы штаба Южного военного округа. Пока спецподразделение «707» удерживало плацдарм, «Сайерет Шакед» стал проводить зачистку района, разыскивая раненых и убитых. Командиры групп сообщали, что не досчитались многих солдат. Однако после более тщательной проверки выяснилось, что по ходу боя бÓльшую часть раненых эвакуировали на израильскую сторону канала. В общей сложности сводный морской десант потерял убитыми четверых (одного бойца особого инженерного подразделения и троих спецназовцев «Сайерет Шакед»), а также около двух десятков раненых. Египетский же гарнизон потерял убитыми более 20 солдат, обнаруженных на месте боя. О том, сколько погибло под развалинами бункеров, можно было лишь гадать.
  Большинство бойцов «Сайерет Шакед» пересекло Суэцкий канал, и спецподразделение боевых пловцов «707» получило приказ к отходу. Прежде чем оставить плацдарм, боевые пловцы провели еще одну, дополнительную зачистку района, опасаясь оставить на вражеской территории убитых или, что более страшно, раненых товарищей. Затем они спустились к каналу и вплавь достигли израильских позиций.
  В целом высадка сводного морского десанта на египетской стороне Суэцкого канала себя оправдала. Несмотря на то что Генштаб ставил задачу захватить укрепрайон протяженностью три километра, что не удалось выполнить на все сто процентов, результаты операции «Виктория» впечатляли. Отрезок египетского укрепрайона протяженностью два километра практически перестал существовать. Зенитные и пулеметные точки были уничтожены, а железобетонные бункеры превратились в бесформенные груды битого бетона и арматуры. Тем не менее пресс-атташе египетского военного командования совершенно иначе оценил результаты ночной вылазки израильтян. Средиземноморское агентство новостей из Каира на следующее утро сообщило о том, что египетская армия отразила две ночные попытки израильтян захватить Суэцкий канал севернее города Кантара. По словам пресс-атташе, также переданными Египетским агентством новостей, во время двух неудачных попыток захватить укрепрайон израильский морской десант потерял более 25 человек, большинство из которых утонули еще при переправе через Суэцкий канал.
  На следующее утро в штабе Южного военного округа состоялось совещание, на котором, кроме офицеров-участников ночной вылазки, а также генерала Ариэля Шарона, присутствовал начальник Генерального штаба Армии обороны Израиля генерал-лейтенант Хаим Бар-Лев и министр обороны Израиля Моше Даян. Командир спецподразделения «707» майор Шауль Села негодовал. Большинство ручных гранат израильского производства оказались негерметичными, и во время пересечения Суэцкого канала в них попала вода. Точно такая же проблема возникла при прошлогодней высадке на египетском острове-крепости Грин. Более половины ручных гранат, имевшиеся у бойцов «Шайетет-13», не разорвались, тем не менее никто не позаботился уведомить офицеров спецподразделения «707» о том, что гранаты израильского производства в условиях морской высадки ничем не отличаются от обычных металлических болванок.
  В армии и до этого знали о нездоровом соперничестве спецподразделений 35-бригады ВДВ, «Шайетет-13», «Сайерет Маткаль» и спецподразделения боевых пловцов «707», каждое из которых стремилось взять на себя выполнение наиболее сложных операций. Однако если раньше это сказывалось только на личных отношениях командиров элитных подразделений и психологической напряженности между бойцами, то нынешняя операция показала, что такая конкуренция негативно сказывалась на оперативной стороне вопроса. Шел 1970 год, многому приходилось учиться прямо на поле боя, платя за ошибки и просчеты человеческими жизнями. Представьте себе фронт, на котором одна часть проводит разведку боем и не сообщает о результатах соседним частям. Казалось бы, спецподразделения должны были делиться друг с другом накопленным опытом, тем не менее практика показывала обратное. Методы ведения специальной войны элитные подразделения израильской армии хранили, как нечто бесценное, будто утечка информации могла поставить под угрозу жизни бойцов. Во многом это объяснялось непомерными амбициями, которые зачастую перевешивали общегосударственные интересы и обычное боевое братство спецназа.
  Ярким примером нездорового соперничества среди спецназа явилась болезненная ревность морских коммандос «Шайетет-13» в отношении соседнего, в какой-то мере «дочернего» спецподразделения ВМС. Спецподразделение боевых пловцов «707» создавалось в 60-х годах исключительно для охраны портов. Их так и называли — «оборонительные пловцы». В задачу спецподразделения «707» входило обследование днищ морских судов от подводных мин, а также противостояние арабским морским коммандос, регулярно пытавшимся проникнуть в акваторию баз ВМС Израиля и на гражданские морские объекты для проведения диверсий. Однако с течением времени боевых пловцов «707» всё чаще стали использовать для проведения особых военных операций, традиционно входивших в компетенцию морских коммандос «Шайетет-13». В этом морские коммандос «Шаетет-13» видели неприкрытую угрозу своей «независимости» и обособленности. Боевые пловцы вторгались в «исконную вотчину» морских коммандос. Если раньше им приходилось отстаивать свою монополию на проведение морских спецопераций у спецназа Генерального штаба «Сайерет Маткаль», то теперь «угроза» исходила непосредственно «из дома», от недавно созданного спецподразделения ВМС Израиля.
  Еще одна причина того, что анализ просчетов операции «Страсть-6» при высадке на острове-крепости Грин не вышел за пределы «Шайетет-13», состояла в том, что командир морских коммандос подполковник Зеэв Альмог пообещал выгнать каждого виновного в утечке информации. Командир «Шайетет-13» полагал, что если явные упущения просочатся за пределы подразделения, Генштаб существенно ограничит активность морских коммандос и запретит проведение подобного рода операций.
  Параллельно с захватом двух километров укрепрайона Суэцкого канала спецподразделением боевых пловцов «707» и спецназом штаба Южного военного округа «Сайерет Шакед», морские коммандос «Шаетет-13» осуществили вторую высадку, на этот раз в западном секторе Суэцкого залива, в 14 километрах севернее города Рас-Гариб и 140 километрах южнее города Суэц.
  Генштаб Армии обороны Израиля поставил перед морскими коммандос задачу уничтожить опорный пункт египетской береговой охраны, а также заложить мощные фугасы вдоль соединявшей города Рас-Гариб и Заафран автотрассы, имевшей важное стратегическое значение. Как и в случае с операцией «Виктория», уровень секретности был настолько высоким, что поначалу о планах операции «Тарнеголь-25» знал лишь узкий круг посвященных, включая командира морских коммандос подполковника Зеэва Альмога. Только за шесть дней до начала операции, 5 июня 1970 года, Альмогу было позволено посвятить в планы Генштаба своих бойцов и офицеров.
  Изучив аэрофотоснимки района Рас-Гариб, сделанные накануне израильским самолетом-разведчиком, командир «Шайетет-13» пришел к выводу, что в принципе нет ничего, что могло бы помешать его морским коммандос провести незаметную высадку, обнаружить и уничтожить объект, предварительно заминировав автотрассу Рас-Гариб — Заафран. Как всегда, успех подобного рода операций на девяносто процентов зависел от неожиданности нанесения удара, учитывая тот факт, что действовать приходилось на вражеской территории, далеко от собственных границ, возможно, против значительно превосходящих сил противника. Пограничный опорный пункт египетской береговой охраны находился на расстоянии нескольких сотен метров от кромки моря. Он представлял собой небольшой полевой лагерь, окруженный укрепленными огневыми точками, в центре которого располагалось каменное строение. Поскольку израильтянам уже не раз приходилось высаживаться в этом районе, они хорошо были знакомы с местным береговым ландшафтом. Почти под прямым углом от кромки моря уходило неглубокое ущелье. Морские коммандос рассчитывали по горной тропе зайти в тыл опорного пункта египетской береговой охраны, миновав наблюдательные точки противника. Однако это ущелье могло послужить не только скрытым от чужих глаз удобным проходом, но и опасной ловушкой, местом, как нельзя лучше подходящим для организации засады. Даже при незначительной утечке информации ни у одного бойца «Шайетет-13», ступившего на побережье Рас-Гариба, не оставалось ни единого шанса на выживание. Именно по этой причине всё, что было хоть как-то связано с подготовкой высадки, было окутано непроницаемой завесой секретности.
  Если в Средиземном море «Шайетет-13» могли воспользоваться ракетными катерами, чтобы вплотную подойти к ливанскому берегу, а затем спустить резиновые десантные лодки или вплавь достичь береговой полосы, то в Суэцком заливе суда даже таких незначительных размеров непременно были бы обнаружены египтянами. Подполковник Зеэв Альмог принял решение отказаться от помощи ВМФ и достичь зоны высадки на резиновых моторных лодках, а затем избавиться от них, поскольку на прикрытие кораблей ВМФ рассчитывать не приходилось. Для отхода можно было воспользоваться вертолетами ВВС, после выполнения задания они должны были забрать морских коммандос с египетской территории.
  За три дня до начала операции «Виктория» и «Тарнеголь-25» морские коммандос покинули свою базу в Атлите на севере Израиля и двинулись в сторону Синайского полуострова. К точке общего сбора бойцы «Шайетет-13» выдвигались мелкими группами на обычных гражданских машинах, внутри которых были уложены боеприпасы, морская экипировка и сдутые резиновые моторные лодки. Одеты морские коммандос были в обычные брюки и футболки. Поскольку у египетских спецслужб на территории Синая среди местного бедуинского населения было достаточно осведомителей, пришлось прибегнуть к исключительным мерам предосторожности. Появление здесь израильских военных непременно привело бы всю египетскую армию в районе Суэцкого залива в состояние повышенной боевой готовности, что поставило бы под угрозу не только выполнение операции «Тарнеголь-25», но и жизни самих морских коммандос.
  После мучительных сомнений подполковник Зеэв Альмог всё же поручил командовать высадкой морского десанта своему заместителю, майору Шаулю Зиву, хотя сначала его участие в операции вообще не рассматривалось. Во время прошлогоднего захвата египетского острова Грин майор получил серьезное ранение ступни. Врачи даже подумывали о том, чтобы ампутировать ему часть ноги. Почти год тяжелого лечения, сопровождавшегося болезненными процедурами, пришлось выдержать Шаулю Зиву, чтобы вернуться в свое подразделение. Только после долгих уговоров и споров на повышенных тонах ему наконец-то удалось убедить командира «Шайетет-13» не только разрешить участие в операции, но и позволить руководить высадкой морских коммандос.
  С наступлением сумерек, в 20:00, 11 июня 1970 года, восемь резиновых моторных лодок вышли в Суэцкий залив, взяв курс в направлении египетского побережья в районе Рас-Гариб. Море было спокойным и не создавало дополнительных сложностей легким десантным лодкам, на которых разместились бойцы «Шайетет-13». По мере приближения к району высадки лодки все более отдалялись друг от друга, чтобы избежать обнаружения локаторами береговой охраны.
  Достигнув суши, коммандос выгрузили амуницию и залегли у самой кромки воды. Судя по последней информации, поступавшей по каналам АМАН, египтяне объявили береговую полосу закрытой военной зоной. Не исключалась возможность, что весь этот район был заминирован. Во всяком случае, майор Шауль Зив решил не рисковать. Собрав своих бойцов, он выслал несколько человек вперед, чтобы проверить, есть ли мины там, где они намеревались пройти к ущелью. Только после того как рассеялись все подозрения, морские коммандос вступили в основную стадию операции.
  Поначалу колонну возглавил сам Шауль Зив. Он шел в окружении трех бойцов, входивших в состав передового командного пункта. За ним на расстоянии нескольких метров следовала группа лейтенанта Амишава Ханины. Кроме автоматов Калашникова и стандартного боекомплекта, они несли за плечами ручные противотанковые гранатометы. Амишав Ханина со своими людьми должен был захватить главное здание опорного пункта египетской береговой охраны, собрать найденные в нем документы и подготовить его к взрыву. За ними шла группа молодого лейтенанта Коби Гиносара. В задачу этой группы входил захват укрепленных точек, рассредоточенных вокруг египетского опорного пункта береговой охраны и их полное уничтожение. С этой целью в рюкзаках бойцы несли мощные взрывные устройства. Завершали колонну «Шайетет-13» две группы, которые должны были заминировать стратегически важную автотрассу Рас-Гариб — Заафран.
  Несмотря на относительно небольшие расстояния, которые необходимо было преодолеть морскому десанту, переход оказался долгим и непростым. Видимость в ущелье была ограничена, лунный свет сюда практически не проникал, поэтому несколько бойцов передового дозора сразу отделились от основной группы и выдвинулись вперед. Стояла пугающая тишина. Однако в любой момент нависшие склоны могли взорваться автоматными очередями. Следовало идти как можно тише, поскольку любой, даже самый незначительный шум в ночных горах усиливается в несколько раз и разносится на многие километры.
  Согласно полевым картам израильского Генерального штаба и данным аэрофотосъемки где-то рядом находилась автотрасса Рас-Гариб — Заафран. Ущелье выходило прямо на нее и расползалось, словно устье реки. Ошибиться было невозможно. Если бы египтяне не объявили этот район закрытой военной зоной, была вероятность встретить на пути к объекту, на горной дороге, местных рыбаков или крестьян.
  Постепенно склоны расступились, и ущелье плавно влилось в долину. Выйдя к центральной автотрассе, отряд морских коммандос разделился. Две группы минеров залегли недалеко от обочины дороги, чтобы по условленному сигналу заложить мощные фугасы, после чего выйти к точке общего сбора. Штурмовые группы лейтенанта Коби Гиносара и лейтенанта Ханины Амишава вместе с оперативным штабом майора Шауля Зива ушли на запад в направлении опорного пункта египетской береговой охраны — им пришлось сделать довольно большой круг, чтобы зайти именно с той стороны, откуда египетские пограничники не ожидали нападения израильтян.
  Когда до опорного пункта египетской береговой охраны оставалось не более 200 метров, майор Шауль Зив приказал отряду остановиться и залечь, выслав вперед несколько бойцов передового дозора. Вернувшись через несколько минут, разведчики доложили, что, тщательно исследовав опорный пункт через приборы ночного видения, они не заметили следов египетских пограничников ни возле каменного здания, ни на укрепленных точках. Всё словно вымерло. (После того как израильские десантники начали совершать глубокие рейды, египтяне даже в глубоком тылу имели обыкновение выставлять ночных часовых.)
  Со стороны это выглядело весьма странно. Видимая простота наводила на тяжкие сомнения. Что если египтяне обнаружили группу еще на подходе и решили устроить засаду, отрезав морским коммандос подступы к ущелью? С одной стороны, почему египтяне не устроили засаду в ущелье? С другой — попасть в засаду могли вертолеты, которые должны были прилететь, если морские коммандос оказались бы в западне. Так или иначе, поставленную задачу следовало выполнять. Майор Шауль Зив рассудил логично: если и суждено было нарваться на засаду, то какая разница, тут или на обратном пути в ущелье, если он решит отменить операцию.
  Две группы морских коммандос стали ползком продвигаться в направлении объекта. Когда до опорного пункта египетской береговой охраны оставалось несколько десятков метров, майор Шауль Зив условленным жестом приказал всем остановиться и приготовиться к атаке. Затем приподнялся на колено и, дав длинную автоматную очередь, первым бросился вперед, ведя за собой остальных бойцов.
  Лейтенант Ханина Амишав на бегу приказал гранатометчикам произвести залп по центральному зданию. Несколько снарядов «базуки» ударили в стену, вызвав возгорание и серьезные внешние повреждения. Прикрываясь густым дымом, группа лейтенанта Коби Гиносара вплотную приблизилась к укрепленным пулеметным точкам египтян и забросала их ручными гранатами. Однако, как оказалось, разведчики не ошибались, в них не было ни одного египетского пограничника. Параллельно группа лейтенанта Амишава Ханины прорвалась в центр опорного пункта и прижалась к стене каменного здания.
  Лейтенант Эли Марик, участвовавший в операции в составе группы Амишава Ханины, со всего разгона попытался вышибить ногой входную дверь. Она не поддалась. Мощная деревянная дверь плотно сидела на петлях и к тому же открывалась не внутрь, а наружу. Тогда он решил не тратить понапрасну время и, забежав за угол, метнул в окно фосфорную гранату. Но и тут его ждала неудача. Граната, покатившись по полу, так и не разорвалась. Лейтенант попросил такую же гранату у стоявшего поблизости командира группы. Вновь забежав за угол, он сорвал предохранительную чеку, но не успел ее метнуть. Граната сразу же разорвалась у него прямо в руке, выпрыснув на верхнюю часть его тела свою страшную химическую начинку. Объятый пламенем, обезумевший от невыносимой боли, он побежал, не разбирая дороги, сшибая всё на своем пути. В первые секунды остальные бойцы приняли его за египетского пограничника, выпрыгнувшего из окна, и чуть было не дали по нему автоматную очередь. Спасло его только то, что следом за ним бросился лейтенант Амишав Ханина. Нагнав Эли Марика, он сбил его на землю и стал тушить пламя, ножом соскабливая с его тела горящий фосфорный состав. (Как позже выяснилось, у лейтенанта Эли Марика серьезно пострадала рука, верхняя часть туловища и лицо. Однако ожоги не были столь глубокими, как показалось вначале. Своевременно оказанная помощь спасла его от смерти и инвалидности, в скором времени он вернулся в строй.)
  На то, чтобы полностью уничтожить опорный пункт египетской береговой охраны, морским коммандос понадобилось не более пяти минут. Как выяснилось, там находились лишь двое египетских пограничников, и они крепко спали. Приведя в действие мощные взрывные устройства, отряд майора Шауля Зива отошел к точке общего сбора, где их уже ожидал вертолет и две группы «Шайетет-13», заложившие восемь фугасов на центральной автотрассе, соединявшей Рас-Гариб с городом Заафран.
  На следующий день в израильских средствах массовой информации было опубликовано короткое заявление пресс-атташе Армии обороны Израиля: «Силы Армии обороны Израиля захватили ночью египетский укрепрайон в западном секторе Суэцкого канала, севернее города Кантара, а также опорный пункт египетской береговой охраны, севернее города Рас-Гариб, западного сектора Суэцкого залива, 140 километров южнее города Суэц.
  Силы, высадившиеся в египетском укрепрайоне в западном секторе Суэцкого канала, форсировали водную преграду, захватив большое количество бункеров и долговременных укрепленных точек на участке, протяженностью два километра. После этого бункеры были взорваны вместе с находившимися внутри них египетскими солдатами. Во время высадки было уничтожено по меньшей мере 20 египетских солдат вне бункеров, а также неопределенное количество погребено под развалинами взорванного укрепрайона. Во время этой операции погибло четверо солдат Армии обороны Израиля, 15 получили ранения, семеро из них — легкие.
  Силы, высадившиеся в западном секторе Суэцкого залива и уничтожившие опорный пункт береговой охраны египетской армии, расположенный в 14 километрах севернее города Рас-Гариб, вернулись на свою базу без потерь».
  В период между Шестидневной войной 1967 года и войной Судного дня 1973 года спецподразделения Армии обороны Израиля провели больше всего спецопераций в глубоком тылу египтян. Нежелание признать результаты Шестидневной войны подтолкнуло арабские страны, в первую очередь Египет, к развязыванию войны на истощение, вошедшей в мировую историю как Тысячедневная война. Это была не война в обычном понимании, а постоянные провокации вдоль границ, обстрелы приграничных поселений, прорывы диверсионно-террористических групп вглубь территории Израиля. В качестве ответной меры ВВС Израиля не прекращали авианалеты на военные и гражданские объекты египтян в районе Суэцкого канала. Практически все египетские города вдоль линии военного противостояния опустели, превратившись в города-призраки. Миллионы египтян, вынужденные искать убежища от налетов израильской авиации в других, более спокойных районах страны, лишились крова. Параллельно с этим спецподразделения Армии обороны Израиля не прекращали диверсионные акции в глубоком тылу египтян. Основная задача спецопераций состояла в том, чтобы ослабить египетское давление, главным образом, в районе Суэцкого канала. В конечном итоге это было достигнуто за счет психологического и физического воздействия на всё египетское общество и его политическую систему. Проводя диверсии в глубоком тылу египтян, израильтяне давали ясно понять: «Всё, что вы можете сделать, мы можем сделать намного лучше вас, поэтому не стоит с нами связываться». В общей сложности в спецоперациях Израиля было задействовано от 500 до 800 бойцов. Тем не менее они смогли посеять в многомиллионной египетской армии страх и панику. Вместо того чтобы сконцентрировать силы в районе Суэцкого канала, египтяне были вынуждены рассеять свои подразделения по всей территории страны для охраны своих объектов. Всё это сковало египетские вооруженные силы, существенно ограничив их активность в районе Суэцкого канала.
  Война на истощение не только не принесла положительных результатов, но и вызвала в египетском обществе глубокий политический кризис. Синайский полуостров, захваченный Израилем в Шестидневной войне, стал своего рода буферной зоной между египетскими вооруженными силами и израильским гражданским населением. А египетские города стали заложниками вооруженного противостояния. Всё это подтолкнуло президента Насера запросить о прекращении огня. Соглашение было подписано 7 августа 1970 года, спустя 1000 дней после начала войны на истощение, при посредничестве госсекретаря США Уильяма Роджерса. Согласно официальным израильским источникам, в годы вооруженного противостояния Армия обороны Израиля потеряла 721 человек убитыми и 1500 ранеными. Египетская сторона потеряла убитыми около 3000 человек.
  Подводя итоги Тысячедневной войны, приведу некоторые выводы и замечания Якова Кедми, бывшего руководителя одной из израильских разведслужб:
  «Египетские вооруженные силы вдоль канала состояли из пяти пехотных, двух механизированных и двух бронетанковых дивизий. Кроме того, несколько полков охраны и обслуживания.
  С израильской стороны была неполная бронетанковая дивизия.
  Что касается спецназа, то Израиль мог задействовать не более 3–4 рот, а с египетской стороны было несколько бригад коммандос, бригада ВДВ и бригада морской пехоты.
  Так что растягивание линии фронта и позиционная война были выгодны Египетской армии, а не Армии обороны Израиля. Силы Египетской армии в несколько раз превосходили израильскую. Основное преимущество Армии обороны Израиля — маневренность и способность к эффективным маневренным боям — не было реализовано, поскольку всё свелось к навязанной ей позиционной войне. Более 700 убитых, постоянная мобилизация резервистов и огромные военные расходы были не по силам Израилю, что нельзя было сказать о Египте.
  Соглашение о прекращении огня было принято после того, когда поставленные СССР полки ракет ПВО: САМ2, САМ3, САМ6, которые создали эшелонированную систему ПВО, нейтрализовали израильские ВВС и сделали невозможными воздушные атаки объектов в глубине Египта.
  Кроме того, египтяне рассчитывали под прикрытием соглашения о прекращении огня продвинуть систему ПВО к сáмому каналу и нейтрализовать действия израильских ВВС на расстоянии 10–15 километров к востоку от канала. Что и произошло.
  Прибытие летчиков советских ВВС имело целью осуществление разведывательных полетов МиГ-25 над Шестым флотом США и всем Ближним Востоком. Истребительные подразделения прибыли для охраны советских сил, а не для боев с израильской армией. Два воздушных боя были незапланированными и случайными, по инициативе местного командования.
  Война на истощение только подняла мораль и боеспособность египетской армии, полностью деморализованной после Шестидневной войны. Наоборот, моральный настрой израильских солдат и общества был снижен в результате войны на истощение из-за ее продолжительности и постоянных потерь. Операции спецназа не оказали никакого влияния на развитие событий и в лучшем случае служили поднятию престижа отдельных воинских подразделений и командования».
  Глава четвертая
  1970 год. «Черный сентябрь»
  Дорога в Иерусалим идет через Амман.
  Жорж Хабаш, основатель и председатель НФОП
  В июле 1967 года в одном из уличных кафе Дамаска состоялась встреча Ясира Арафата (ФАТХ) и доктора Жоржа Хабаша (будущий лидер НФОП). Доктор Хабаш выглядел угнетенным и подавленным. Неожиданная сокрушительная победа Армии обороны Израиля над войсками арабской коалиции и потеря Западного берега реки Иордан для него стали крахом всех надежд. «Всё потеряно», — тихо причитал Жорж Хабаш, размазывая слезы по лицу. Арафат рассуждал иначе: «Жорж, по-моему, ты ошибаешься, это только начало…» Слова Ясира Арафата стали пророческими. Но в те послевоенные дни практически все палестинские лидеры были морально раздавлены. «…Я плакал как ребенок. Мы так рассчитывали на военную поддержку братских арабских стран, а они так бездарно проиграли войну…» — спустя много лет вспоминал Абу Джихад, один из ближайших соратников Арафата. Многие влиятельные палестинские лидеры готовы были отказаться от вооруженной борьбы и начать строить новую жизнь где-то далеко, на другом краю света, возможно, даже за пределами арабо-мусульманского мира. Поэтому одним из главных достижений Арафата стала внутренняя победа, одержанная им на заседании ЦК ФАТХ, собранном сразу после окончания Шестидневной войны. Арафат смог убедить руководство своей организации продолжить вооруженное сопротивление, невзирая ни на какие жертвы. Последовав примеру ФАТХ, к вооруженной борьбе сразу же присоединились и другие палестинские лидеры. В декабре 1967 года доктором Жоржем Хабашем и доктором Вадиа Хаддадом при поддержке Сирии была образована палестинская террористическая организация «Народный фронт освобождения Палестины» (НФОП). Через 14 месяцев, в феврале 1969 года, Найеф Хауватме создал «Народно-демократический фронт освобождения Палестины» (НДФОП) 12. Тогда же иракское руководство партии БААС образовало «Арабский фронт освобождения». В 1968 году от НФОП отделилась фракция Ахмада Джибриля, создавшая свою организацию под названием «Народный фронт освобождения Палестины — Общее командование» (НФОП — ОК). Итак, до середины 1980-х годов появлялись и исчезали десятки палестинских террористических организаций и групп 13, большинство из которых вошли в состав «Организации освобождения Палестины» (ООП). Зачастую они имели острые идеологические разногласия и даже вступали в вооруженные конфликты, спонсировались арабскими государствами, ведшими между собой непримиримую борьбу за влияние на ближневосточном геополитическом пространстве. Однако у всех этих палестинских организаций, групп и фракций была одна общая составляющая — желание любыми средствами уничтожить еврейское государство.
  Краткая справка
  «Народно-демократический фронт освобождения Палестины» (НДФОП) был официально основан 22 февраля 1969 года как левая террористическая организация марксистско-троцкистского уклона. Ее стержень составили бывшие активисты НФОП с марксистскими взглядами, вышедшие из состава организации, недовольные, по их мнению, недостаточно революционно-радикальной политикой Жоржа Хабаша.
  На первом же съезде НДФОП ее генеральным секретарем был избран Найеф Хауватме, недавний ближайший сподвижник Жоржа Хабаша, стоявший радом с ним у истоков создания НФОП.
  В основу идеологии новой террористической организации лег так называемый красный террор. Проповедовали полный разрыв с реакционными буржуазными арабскими режимами, уничтожение Израиля и построение на освобожденных от сионистов и империалистов землях Палестины независимого рабоче-крестьянского демократического государства арабов и евреев.
  Найеф Хауватме удачно лавировал между искусной демагогией о необходимости нахождения политического диалога в разрешении острых конфликтов и проведением террористических актов против израильских гражданских объектов. Для достижения своих политических целей он не чурался никаких методов. В его арсенале были захваты заложников, организация мощных взрывов на самых людных израильских улицах, а также проведение кровавых рейдов малыми мобильными группами боевиков с территории Ливана и Иордании.
  По инициативе Ясира Арафата, желавшего любой ценой ослабить влияние Жоржа Хабаша, НДФОП сразу после своего образования был введен в состав ООП, став после ФАТХ одной из наиболее влиятельных палестинских террористических организаций.
  Разгром арабских армий в Шестидневной войне 1967 года завершился оккупацией Западного берега реки Иордан и массовым исходом местного арабского населения на территорию соседней Иордании. В результате оккупации сотни хорошо подготовленных палестинских боевиков, имевшие опыт ведения террористической и партизанской войны с Израилем, оказались в пределах Хашимитского королевства. Таким образом, в конце 1960-х — начале 1970-х годов на территории Иордании было сосредоточено большинство палестинских террористических группировок. Иордания представляла для палестинцев надежное убежище и удобный плацдарм, с которого они рассчитывали начать освобождение всей Палестины, от Западного берега реки Иордан до самого побережья Средиземного моря. Но вскоре палестинцы поняли, что эта стратегия могла быть реализована только при условии свержения правящей королевской династии. Король Хусейн не желал ни вступать в новую войну с Израилем, ни рисковать ради ООП и палестинских беженцев, наводнивших его страну 14. Нередко иорданская армия намеренно выступала буфером между израильтянами и палестинцами. Так, 13 ноября 1967 года во время рейда израильтян на приграничную деревню Ас-Саму иорданская армия отказалась пропустить отряды «Армии освобождения Палестины» 15 для «отражения израильской агрессии». Раздражение и недовольство палестинцев росли. Недавний призыв Ахмада Шукейри 16 к низложению короля Хусейна теперь, в 1968 году, был как никогда актуален, вновь прозвучав из уст доктора Жоржа Хабаша: «Дорога в Иерусалим идет через Амман». В ответ на бесконечные провокации вдоль своей восточной границы и непрекращающиеся диверсии израильская авиация наносила удары по инфраструктуре ФАТХ, нередко причиняя серьезный ущерб иорданским гражданским и военным объектам.
  Краткая справка
  ФАТХ, или Национально-освободительное движение Палестины, — самая крупная и значительная палестинская террористическая организация, входящая в состав ООП.
  Официально создание ФАТХ было провозглашено в Каире 1 января 1965 года, хотя ее основы как палестинского националистического движения были заложены в Кувейте в 1959 году группой палестинских студентов под руководством Ясира Арафата.
  ФАТХ придерживается левой буржуазно-националистической идеологии. Удачно совмещает политическую демагогию и откровенный терроризм. Имеет наибольшее влияние в Организации освобождения Палестины. В основном за счет председательства покойного Ясира Арафата ФАТХ оказал существенное влияние на формирование лица палестинского национального движения.
  Наибольшего обострения пограничный конфликт достиг 18 марта 1968 года, после того как палестинские террористы, проникшие в Израиль с территории Иордании, заложили мощное взрывное устройство на дороге, ведущей из Тель-Авива в пустыню Негев. В результате взрыва школьного экскурсионного автобуса погибли трое сопровождающих — два учителя и врач, 16 детей получили ранения. Это был уже 38-й теракт с начала нового 1968 года. Терпению израильского общества пришел конец, оно требовало от своего правительства решительных действий, которые положили бы конец непрекращающимся диверсиям палестинских террористов.
  Израильское руководство и Генштаб несколько месяцев готовили широкомасштабный рейд против террористических баз, обосновавшихся в палестинских деревнях в приграничных с Израилем районах. Основной удар предполагалось нанести по деревне Караме. Операция получила кодовое название «Инферно». Согласно разведывательным данным, в Караме располагалась база ООП, в которой находилось по меньшей мере 900 боевиков ФАТХ, а также штаб-квартира Ясира Арафата. Группировка Армии обороны Израиля включала в себя подразделения 60-й и 5-й бронетанковых бригад, 35-й бригады ВДВ и 80-й пехотной бригады, а также инженерно-штурмовой батальон «8173» при поддержке пяти батарей артиллерии. В общей сложности в антитеррористическом рейде планировалось задействовать более 15 тысяч человек. Командование операцией было возложено на генерала Узи Наркиса, командовавшего Центральным фронтом Армии обороны Израиля во время Шестидневной войны. Такое скопление живой силы и техники невозможно было скрыть. Иорданцы также начали наращивать концентрацию сил вдоль своей границы на участке протяженностью 110 километров, доведя свою группировку до 15 тысяч человек. Она включала в себя 1-ю пехотную дивизию и 60-ю бронетанковую бригаду, усиленную противотанковыми средствами и артиллерией. В боях приняла участие также «Армия освобождения Палестины», в состав которой входили боевики ФАТХ, НФОП и других палестинских группировок, находившихся в тот момент в Иордании. Израильтяне заметили наращивание иорданских сил вдоль границы, но в Иерусалиме ошибочно посчитали, что король Хусейн и на этот раз не станет вмешиваться в палестино-израильский приграничный конфликт, всего лишь создаст оборонительный плацдарм, который не позволит Армии обороны Израиля продвинуться вглубь территории Иордании. За эту ошибку израильтянам пришлось заплатить высокую цену. Задолго до восхода солнца 21 марта 1968 года израильский инженерно-штурмовой батальон под прикрытием боевых вертолетов начал наводить переправу через реку Иордан в районе мостов Малик Хусейн и Дамия. Одновременно с переправой пехотных и бронетанковых частей 35-я бригада ВДВ произвела высадку с вертолетов к северу от деревни Караме. Уже в первые часы продвижение израильтян было остановлено вмешательством регулярной иорданской армии. Несмотря на массированную бомбардировку израильскими ВВС, иорданцы оказали упорное сопротивление. В самой Караме, которая была превращена палестинцами в мощный укрепрайон, десантники и пехотинцы столкнулись с ожесточенным сопротивлением «Армии освобождения Палестины» и других палестинских военизированных группировок. Преимущество иорданцев и палестинцев в живой силе и технике было ощутимо. Плохое планирование операции, неукомплектованность бригад и другие ошибки, допущенные израильским командованием, чуть не превратились в крупную военную катастрофу. Более 15 часов продолжался бой, пока израильское командование не отдало приказ к отступлению. Неся потери, израильтяне с большим трудом отошли на свою территорию, оставляя на поле боя убитых, чего раньше никогда не было.
  Потери израильтян составили 30 человек убитыми и 69 ранеными. На поле боя остались один подбитый танк, два броневика и два полугусеничных бронетранспортера. Один самолет ВВС Израиля получил повреждения и потерпел крушение при посадке на своем аэродроме. Потери иорданцев составили более 80 человек убитыми, четверо иорданских военнослужащих были взяты в плен, около 30 подбитых танков и автомашин. Палестинцы потеряли около 120 человек убитыми, примерно 150 боевиков были захвачены в плен.
  Спустя несколько дней, после иордано-израильских переговоров, было подписано соглашение о прекращении огня. Тела погибших израильских солдат обменяли на пленных иорданцев и часть палестинцев. Каждая из сторон конфликта заявила о своей победе. С иорданской точки зрения, «израильская агрессия» была остановлена. Вплоть до мая 1969 года Армия обороны Израиля воздерживалась от попыток вторжения на территорию Иордании. С точки зрения израильтян, цели операции были полностью достигнуты. Опорный пункт ООП в деревне Караме был разрушен до основания и не подлежал восстановлению. Палестинцы понесли тяжелые потери и вынуждены были перенести свои базы вглубь территории Иордании, что существенно усложнило осуществление террористических вылазок. На иордано-израильской границе воцарилось относительное спокойствие.
  Арафат представил эту сомнительную победу как безусловное достижение ФАТХ. Хорошо налаженная пропагандистская машина ООП показала на примере 21 марта, что с израильской армией можно сражаться и побеждать. Это повысило престиж ФАТХ как среди палестинцев, так и среди лидеров арабских стран. За один год ФАТХ увеличился до 15 тысяч боевиков, став самой многочисленной и влиятельной палестинской организацией в ООП. После «победы» в Караме ООП стала легально открывать свои представительства, базы и учебные лагеря на территории Иордании, Сирии, Египта и Ирака, набирать добровольцев из числа сирийцев, иорданцев, ливанцев и граждан других арабских стран. Огромные денежные потоки устремились на счета ООП.
  Король Хусейн, естественно, был возмущен израильской антитеррористической операцией, однако укрепление ФАТХ и других палестинских террористических организаций тревожило иорданского монарха в гораздо большей степени. Король словно оказался между молотом и наковальней. Неверно оценив приоритеты, он совершил абсолютную стратегическую ошибку, открыто выразив солидарность с палестинцами: «Мы все должны стать фидаинами 17!» Однако эти слова обратились против него самого. Пред всем арабским миром иорданский монарх продемонстрировал свое бессилие, зависимость от ФАТХ и других террористических организаций, входивших в состав ООП. Вместо лояльности иорданскому режиму ООП стала с 1968 года создавать на территории Иордании «государство в государстве» и идти на открытое обострение с королем. Главным козырем ООП стали лагеря палестинских беженцев, которые Арафат грозился вооружить и направить против правительственных войск. Гражданская война сулила огромные жертвы среди мирного населения, Иордания могла оказаться в политической изоляции, и вся вина была бы возложена на короля. Такой сценарий никак не устраивал Хусейна. До 1970 года он еще пытался найти пути мирного разрешения иордано-палестинского кризиса.
  Таким образом, неуверенная внутренняя политика Иордании, бросающаяся из крайности в крайность от робких заигрываний с палестинцами до жестоких репрессий, с каждым днем невольно сталкивала страну в хаос гражданской войны. Сам король Хусейн уже не знал, какой район подчинялся ему, а какой контролировался местными палестинскими полевыми командирами. Фактически страна была разделена на сферы влияния между ФАТХ, НФОП, НДФОП и другими менее значительными палестинскими группировками. Палестинцы установили контроль над несколькими стратегическими пунктами и объектами, занимались неприкрытыми рейдерскими захватами, контрабандой, пытались подмять под себя нефтеперерабатывающую промышленность. Но самое страшное состояло в том, что палестинские лидеры поставили под вопрос легитимность иорданской монархии. Вступив в открытый союз с другими группировками, объявленными в Иордании вне закона, «Арабским национальным движением», баасистами и коммунистами, палестинские лидеры открыто заявили о необходимости смены власти и установления на Восточном берегу Иордана нового политического режима. Намерения вновь созданного «альянса» поддержала Сирия, которая не скрывала своего интереса ко внутренним иорданским делам. Сирийское руководство, способствовавшее созданию НФОП доктора Жоржа Хабаша, поддерживало прямой постоянный контакт с Ясиром Арафатом. Иными словами, правление Хашимитской династии было в великой опасности.
  После призыва к государственному перевороту король Хусейн был вынужден перейти к более решительным действиям. В ноябре 1968 года произошло несколько жестоких стычек между палестинскими группировками и правительственными войсками, основу которых составляли верные иорданскому монарху бедуинские кланы. Несмотря на безграничную преданность армии, король Хусейн понимал, что власть ускользала из его рук. 10 февраля 1970 года иорданский монарх провел показательную акцию устрашения. Королевская армия окружила лагерь палестинских беженцев Аль-Бакаа, расположенный возле иорданской столицы, и продержала его в полной осаде около недели. Опираясь на поддержку армии, король Хусейн ввел существенные ограничения в отношении прав беженцев, ужесточив режим пребывания палестинцев на территории Хашимитского королевства. Ограничения, в частности, коснулись прав на свободное перемещение, ношение оружия, проведение демонстраций и выпуск газет. Это вызвало еще большие волнения и привело к гибели десятков палестинцев. В конечном итоге король Хусейн очередной раз пошел на уступки и отменил почти все введенные ограничения, лишний раз показав палестинцам слабость своего трона. Лидеры палестинских террористических организаций, входивших в ООП, сделали выводы из событий января — февраля 1970 года и несколько ослабили нажим, но лишь для того, чтобы выждать более удобный момент для захвата власти.
  Такой случай представился в апреле того же года накануне визита специального посланника госсекретаря Соединенных Штатов Джозефа Сиско, совершавшего дипломатический тур по Ближнему Востоку. Инициатором самых крупных массовых беспорядков за весь послевоенный период Иордании выступил «Народный фронт освобождения Палестины», во главе которого стоял один из самых непримиримых врагов Израиля и Иордании доктор Жорж Хабаш. В апреле 1970 года около 15 тысяч палестинцев вышли на улицы Аммана. Мирные демонстрации очень быстро (вполне спланированно) переросли в жестокие «неуправляемые» массовые беспорядки. Громились магазины, государственные и общественные учреждения, захватывались заложники из числа иностранцев и госслужащих. В Амман по приказу короля Хусейна были введены крупные воинские соединения, которыми командовал кузен иорданского монарха фельдмаршал Шариф Зайд ибн Шакер. Дворец Баснам, официальная резиденция короля Хусейна, был взят под охрану иорданскими коммандос из бригады «Сайква» (Буря). Однако это не помешало палестинцам совершить покушение на иорданского монарха. 9 апреля в районе города Зарка кортеж короля Хусейна был обстрелян из засады. Королю чудом удалось избежать гибели. На следующий день, 10 апреля 1970 года, он был вынужден подписать с палестинцами унизительный мирный договор. По требованию палестинцев король отправил в отставку Шарифа Зайда ибн Шакера и назначил в стране палестинское правительство. Произошли также серьезные перестановки в иорданском парламенте, бо́льшую часть которого составили депутаты от палестинских партий. Тем не менее этот договор никак не повлиял на стабилизацию внутренней ситуации в стране. В июне 1970 года попытка разоружить палестинскую милицию переросла в открытый вооруженный конфликт. Противостояние иорданских властей и палестинцев вступило в новую фазу. Посредниками в улаживании конфликта выступили некоторые арабские страны, но действия палестинских боевиков срывали любые попытки найти мирный путь разрешения кризиса. Очередную порцию масла в огонь подлили параллельные переговоры между Египтом и Израилем.
  В конце июля 1970 года благодаря усилиям американской дипломатии удалось усадить за стол переговоров давних врагов. 7 августа 1970 года между Израилем и Египтом было достигнуто двустороннее соглашение о прекращении огня. Палестинцы пришли в ярость. Объявив президента Египта Гамаль Абдель Насера предателем арабских интересов, палестинцы очередной раз обратили взор в сторону иорданской короны, опасаясь, что Иордания также близка к подписанию с Израилем договора о прекращении огня.
  Тревоги палестинцев были не так уж далеки от истины. Как это ни парадоксально, но первые контакты между Иорданией и Израилем состоялись еще в 1963 году. С тех пор, особенно после событий сентября 1970 года, руководители иорданских и израильских спецслужб поддерживали довольно тесные контакты. По линии «Моссада» и иорданского «Мухарабата» 18 шел интенсивный весьма плодотворный обмен информацией. «Мухарабат» регулярно информировал израильские спецслужбы о любых изменениях в радикальной арабской среде и готовящихся террористических акциях. Обмен секретной информацией был серьезным подспорьем в укреплении безопасности Израиля. В свою очередь, «Моссад», АМАН и ШАБАК 19 предупреждали иорданского монарха обо всех заговорах против него. Фактически израильские спецслужбы возложили на себя заботу о личной безопасности короля Хусейна. Одним из плодов иордано-израильской «тайной дипломатии» явилось то, что Иордания, одна из самых активных участниц Лиги арабских государств, неоднократно требовавшая от Израиля отхода со всех оккупированных территорий, не приняла участие в войне Судного дня 1973 года. Хашимитское королевство, как никакая другая арабская страна, было заинтересовано в подписании мирного договора с Израилем, однако то, что мог позволить себе следующий президент Египта Анвар Садат в 1978 году 20, было недостижимо для короля Хусейна. Маленькая нищая Иордания, с бесконечными внутренними проблемами, не решалась пойти на открытую нормализацию отношений с еврейским государством. Арабская изоляция была губительна для Иордании. Кроме того, осторожный Хусейн никогда не забывал о трагической участи своего деда. Основатель иорданской династии Хашимитов Абдалла I ибн Хусейн был убит палестинским террористом 20 июля 1951 года на пороге мечети Аль-Акса в Восточном Иерусалиме. Причиной покушения стала проводимая им пробританская политика и желание наладить добрососедские отношения с Израилем.
  Король Хусейн 1 сентября 1970 года очередной раз выдвинул палестинцам требование прекратить все нападки на свою власть. В ответ палестинские боевики совершили на него очередную неудачную попытку покушения. А спустя пять дней, 6 сентября 1970 года, НФОП угнал сразу три пассажирских самолета европейских авиакомпаний, посадив их недалеко от иорданской столицы, на заброшенной взлетно-посадочной полосе бывшего британского аэродрома «Донсонс Филд». Более 300 граждан европейских стран оказались в заложниках у НФОП. Авиаугонщики сразу перевезли заложников в Амман, а затем отделили группу из 56 человек — летный состав и пассажиров еврейской национальности. Угрожая расправой над заложниками и новой серией терактов, НФОП потребовал освободить палестинскую террористку Лейлу Али Халед 21, а также сотни своих соратников, заключенных в израильских и европейских тюрьмах. Ультиматум короля Хусейна «повис в воздухе», поскольку репрессивные меры против палестинских боевиков могли спровоцировать угонщиков на агрессивные действия в отношении заложников. Переговоры длились шесть дней. Тем временем 9 сентября 1970 года в небе над Персидским заливом террористами НФОП был захвачен и угнан в Иорданию четвертый пассажирский самолет, принадлежавший британской авиакомпании «ВОАС». В итоге Великобритания согласилась освободить Лейлу Али Халед. Террористы сразу отпустили часть «европейских» заложников — женщин и детей. Опасаясь ответного удара, 12 сентября НФОП взорвал пустые авиалайнеры. Спустя несколько дней швейцарских и западногерманских граждан обменяли на большой денежный выкуп. Освобождение остальных заложников стало возможным благодаря начатой 16 сентября 1970 года широкомасштабной военной операции по изгнанию ООП из Иордании.
  Освобождение заключенных террористов было главной причиной угонов пассажирских самолетов, но были и другие цели. НФОП ставил перед собой не менее важную задачу — дискредитацию короля Хусейна и привлечение внимания мирового сообщества к палестинской проблеме. Как только НФОП приступил к захвату пассажирских авиалайнеров европейских компаний, палестино-израильское противостояние сразу вышло за рамки регионального конфликта. Европейские граждане стали невольными потенциальными заложниками. Следует понимать, что в те дни король Хусейн пребывал под сильным внешним давлением со стороны мирового сообщества, обеспокоенного непрекращающимися угонами самолетов на иорданскую территорию. Действия НФОП и других палестинских группировок формировали негативный образ Иордании как рассадника терроризма. В сентябре 1970 года король был вынужден начать подавление палестинских террористических организаций, восстанавливая контроль над ситуацией в стране. «Инициатива» Жоржа Хабаша и Вадиа Хаддада развязала руки Хусейну и дала возможность послать танки в лагеря палестинских беженцев, не опасаясь реакции мирового сообщества.
  Военное положение было объявлено в Иордании 16 сентября 1970 года. В тот же день Ясир Арафат провозгласил себя главнокомандующим «Армии освобождения Палестины». Началась гражданская война, закончившаяся быстрым разгромом ООП и ее сирийских союзников. США сразу заявили о своей поддержке короля, направив Шестой флот в Восточное Средиземноморье. Армия обороны Израиля также предложила помощь Иордании. Однако Хусейну не потребовалась ни помощь Израиля, ни помощь США. Его регулярная армия, воспитанная в британских военных традициях, считалась одной из сильнейших на Ближнем Востоке. Палестинцы были обречены изначально. Даже вмешательство Сирии не могло спасти ООП от неминуемой военной катастрофы. Перевес иорданской регулярной армии был абсолютным. 74 тысячи хорошо обученных военнослужащих выступили против 40 тысяч полувоенизированных палестинских формирований.
  Бригада войск специального назначения «Сайква» 17 сентября 1970 года атаковала лагеря палестинских беженцев по всей территории Иордании. Только за один день было убито несколько тысяч палестинцев, большинство из которых нашли смерть прямо под гусеницами танков. Сирия активно поддержала ООП, начав 19 сентября интервенцию в Иорданию. Усиленная бронетанковыми частями сирийская дивизия в составе 10 тысяч человек вторглась в пределы Хашимитского королевства. Она была остановлена иорданскими сухопутными войсками и ВВС. Потеряв около 2 тысяч убитыми, ранеными и пленными, сирийцы вынуждены были бежать, оставив на поле боя девяносто процентов бронетехники.
  Иорданская армия 24 сентября 1970 года нанесла сокрушительное поражение палестинцам. Хотя отдельные стычки между правительственными войсками и небольшими террористическими группировками палестинцев продолжались вплоть до июля 1971 года, в сентябре 1970 года исход гражданской войны был предрешен 22. Ясир Арафат спешно бежал в Каир, оставив свою «армию» на произвол судьбы. Общие потери палестинцев, включая гражданское население, составили более 20 тысяч человек, 150 тысяч палестинцев вынуждены были бежать из Иордании в соседние арабские страны.
  При посредничестве президента Египта и лидеров других арабских стран 27 сентября 1970 года в Каире было подписано мирное соглашение между королем Хусейном и Ясиром Арафатом. Согласно некоторым пунктам «Каирского соглашения» ООП переносила свои базы в соседний Ливан. Таким образом, события «черного сентября» закончились полным изгнанием ООП из Иордании.
  Месть палестинцев королю Хусейну не заставила себя долго ждать. Зимой 1970 года в рядах ФАТХ зародилась новая террористическая группа «Черный сентябрь», взявшая себе название в память о трагических событиях 17 сентября. Созданная специально для открытия «антииорданского фронта», относительно небольшая, но глубоко законспирированная группа за неполные четыре года существования зарекомендовала себя как одна из наиболее эффективных террористических организаций второй половины XX века. По своей непримиримости, дерзости и жестокости эта организация превзошла таких ультрарадикальных террористических мэтров, как Жорж Хабаш, Найеф Хауватме, Абу Джихад и Вадиа Хаддад. Хотя инициатива создания «Черного сентября» исходила от правого крыла ФАТХ, она сразу же была поддержана Ясиром Арафатом и остальными лидерами организации. «Черный сентябрь» не был очередной террористической группой, он стал символом непримиримости.
  Помимо мести иорданскому руководству Арафат возложил на «Черный сентябрь» выполнение разведывательных функций. Группа рассматривалась как своего рода спецслужба ФАТХ. Под прикрытием «Черного сентября» ФАТХ мог проводить диверсии против гражданских объектов, совершать убийства политиков и государственных деятелей, захватывать заложников, не опасаясь обвинения в международном терроризме.
  Вместе с тем «Черный сентябрь» с первых дней существования был неотъемлемой частью ФАТХ. Во-первых, он главным образом состоял из активистов ФАТХ. В руководстве «Черного сентября» стояли высокопоставленные функционеры ФАТХ из личного окружения Арафата. Во-вторых, «Черный сентябрь» использовал инфраструктуру ФАТХ, а также финансировался из его бюджета. В-третьих, «Черный сентябрь» подчинялся непосредственно Ясиру Арафату, который лично назначал на руководящие посты тех или иных активистов ФАТХ. Ключевыми фигурами организации стали: протеже Арафата Али Хасан Саламе (известный в палестинской среде как Абу Хасан) и личный заместитель Арафата, руководитель разведки ООП Салах Халаф, более известный как Абу Ияд.
  «Черный сентябрь» почти год собирал информацию о первых лицах Хашимитского королевства, после чего устроил настоящую охоту на иорданских дипломатов, государственных и политических деятелей. Не случайно первой жертвой террористов стал иорданский премьер-министр Васфи эт-Таль. Именно он рассматривался «Черным сентябрем» как главный виновник «геноцида палестинского народа». В частности, ФАТХ вменял ему личное участие в пытке полевого командира Абу Али Аяда.
  Палестинцам стало известно, что Васфи эт-Таль лично возглавит иорданскую делегацию в работе Совета обороны арабских стран (СОАС), который должен был собраться в египетской столице в ноябре 1971 года. Али Хасан Саламе понимал, что в самой Иордании шансы успешного покушения на одного из самых охраняемых лиц государства сведены к нулю. Однако в Египте, где благодаря приходу к власти Анвара Садата многие палестинские экстремисты оказались на свободе, у «Черного сентября» было огромное число сторонников.
  За несколько дней до прибытия официальной иорданской делегации в Каир по фальшивым сирийским паспортам прибыли трое палестинцев: Азад Абдель Фатах, Даувад Багдади и Муназир Халифа. Все были активными членами террористической организации «Черный сентябрь».
  В связи с неоднократными попытками палестинских террористов совершить покушение на первых лиц иорданского государства были предприняты беспрецедентные меры безопасности. Иорданская делегация разместилась в 17 номерах пятизвездочного отеля «Шератон». По просьбе иорданского «Мухабарата» из отеля были выселены все жильцы, а сам комплекс «Шератон» был взят в живое кольцо египетской армией и жандармерией. Чтобы не привлекать внимание, у входа в отель даже не вывесили флаг Хашимитского королевства.
  Примерно в 15:40 28 ноября 1971 года кортеж 52-летнего премьер-министра Иордании подъехал к отелю. Выйдя из машины в окружении многочисленных телохранителей, Васфи эт-Таль вместе с супругой и министром иностранных дел Иордании стал подниматься по ступенькам отеля. Когда премьер-министр почти вошел в гостиничный холл, по нему открыли стрельбу из автоматического оружия. Нападавших было трое. В доли секунды тело Васфи эт-Таля изрешетили автоматные очереди. Министр иностранных дел Иордании, находившийся в этот момент возле Васфи эт-Таля, а также один из телохранителей получили тяжелые ранения. Остальные телохранители открыли ответный огонь по нападавшим, ранив одного из них и двоих обратив в бегство. Один из террористов, стараясь скрыться, столкнулся с проходившей рядом женщиной, вообразил, что она хочет его задержать, и открыл беспорядочную стрельбу. Патроны в его автомате закончились, и на него набросилась охрана премьер-министра Иордании. Второму террористу удалось скрыться с места покушения, однако его преследовали прохожие. Он попытался уйти от погони, взобрался на крышу одного из домов и затаился среди груды строительного мусора. Спустя четверть часа его обнаружили сотрудники египетской службы безопасности, когда террорист пытался ускользнуть через проходной двор.
  На место покушения тут же прибыли крупные силы службы безопасности и полиции, сразу оцепив квартал, в котором располагался отель «Шератон». Жена Васфи эт-Таля находилась рядом с мужем в момент покушения и по счастливой случайности не пострадала, но от нервного потрясения потеряла сознание и была госпитализирована.
  Всю ночь длился допрос с пристрастием задержанных террористов. Они сразу стали давать подробные показания. Так, один из них рассказал, что нападавшие якобы принадлежали к недавно созданной террористической группировке «Черные палестинцы», и смерть Васфи эт-Таля являлась местью палестинского народа за геноцид, учиненный иорданцами в сентябре 1970 года. Однако спустя несколько дней некая женщина, говорившая с сильным палестинским акцентом, позвонила в бейрутское отделение агентства «Рейтер» и сообщила, что ответственность за убийство главы иорданского правительства Васфи эт-Таля взяла на себя палестинская террористическая организация «Черный сентябрь».
  Весть об убийстве иорданского премьер-министра приковала к себе внимание всех мировых СМИ. Палестинцы ликовали.
  Узнав об удачном покушении на Васфи эт-Таля, тысячи палестинцев высыпали на улицы. Во всех лагерях палестинских беженцев непроизвольно вспыхивали стихийные шествия. «Когда наступит очередь короля Хусейна?» — скандировали палестинцы. «Черный сентябрь» в одночасье превратился из малозначительной террористической группы в авангард палестинского сопротивления, а ее лидеры Абу Ияд и Али Хасан Саламе — в национальных героев. Это убийство повлекло за собой огромную волну добровольцев, готовых вступить в «Черный сентябрь», чтобы сражаться против арабских режимов, сионистов и западных империалистов.
  Убийство Васфи эт-Таля для короля Хусейна стало серьезным ударом. Эт-Таль был его давним другом и одной из ключевых фигур иорданского истэблишмента. В стране был объявлен сорокадневный траур, приспущены национальные флаги, все госучреждения прекратили работу на целую неделю. 1 декабря 1971 года король Хусейн заявил о прекращении всех переговоров с ООП.
  События 28 ноября оставили после себя массу вопросов. Как могло так случиться, что трое террористов смогли беспрепятственно подойти к самой охраняемой фигуре, прибывшей на столь высокий международный форум? Для чего был выставлен вокруг отеля живой заслон? На мой взгляд, убийство Васфи эт-Таля явилось прямым следствием нескольких обстоятельств. Его смерть была выгодна многим. Его ненавидела иорданская элита. Эт-Таля опасались арабские страны, среди которых в первых рядах стоял Египет. Иорданский премьер-министр последовательно проводил политику, направленную на сближение с Израилем 23. Трудно поверить, что молодая террористическая организация, не имевшая достаточного опыта, смогла провести подготовку столь громкого покушения таким образом, что об этом не было известно египетским спецслужбам. Более того, у иорданского «Мухабарата» была информация о намерениях палестинцев, перед приездом иорданской делегации египетские спецслужбы были уведомлены о возможном убийстве. Смерть Васфи эт-Таля была также косвенно выгодна Израилю. На форуме арабских стран, собравшемся в Египте в ноябре 1971 года, должны были обсуждаться совместные шаги, направленные против Израиля. Покушение на иорданского премьер-министра привело к еще большему расколу среди арабских стран, которые и без того не отличались единством. Форум, на котором арабские страны должны были выработать единую позицию против Израиля, завершился ничем.
  Окрыленные безусловным успехом, боевики «Черного сентября» сразу подготовили новую диверсию, теперь уже в Лондоне. В этот раз мишенью террористов стал 36-летний посол Иордании в Великобритании Заид эль-Рифаи.
  Он происходил из знатной иорданской семьи, его отец и родной дядя в свое время занимали пост премьер-министра Иордании и бесспорно принадлежали к «клану сторонников Хусейна». После событий сентября 1970 года, желая укрепить собственную власть, иорданский монарх сделал значительные перестановки как в правительственном аппарате, так и в дипломатическом корпусе. На пост полномочного посла Иордании в Лондоне в ноябре 1970 года был назначен молодой, но весьма перспективный дипломат Заид эль-Рифаи. После кровавой бойни сентября 1970 года королю Хусейну жизненно важно было иметь своего единомышленника в Лондоне. Основная задача нового посла состояла в том, чтобы способствовать сближению позиций Лондона и Аммана в отношении ООП и палестинских беженцев.
  Посол Иордании 15 декабря 1971 года, в послеобеденные часы, возвращался из посольства в свою резиденцию, когда прямо в центре столицы Великобритании по его Rolls-Royce был открыт автоматный огонь. Двое неизвестных, вооруженных автоматами Калашникова, с близкого расстояния почти в упор расстреляли машину эль-Рифаи. К счастью, водитель посла, несмотря на то что атаковали именно его сторону, не пострадал и не потерял управление автомобилем. Очередная террористическая акция «Черного сентября» завершилась неудачно. Заид эль-Рифаи был лишь легко ранен в руку и немедленно доставлен в одну из больниц Лондона.
  Британский Скотленд-Ярд незамедлительно приступил к розыску террористов. Десятки полицейских и тайных агентов в штатском стали методично прочесывать улицы Лондона и места возможного пребывания палестинцев, однако поиски не принесли никаких результатов. След террористов исчез. Власти Великобритании были вынуждены выслать из страны десятки палестинцев, заподозренных Скотленд-Ярдом в неблагонадежности. На долгое время был наложен полный запрет на въезд палестинцев на территорию Соединенного Королевства, будь то студенты, туристы, бизнесмены или общественно-политические деятели.
  В тот же день, как и в случае с убийством Васфи эт-Таля, неизвестная палестинка позвонила в бейрутское отделение агентства «Рейтер» и, представившись членом «Черного сентября», сообщила, что ответственность за покушение на иорданского посла берет на себя ее организация.
  Иордания стала мишенью палестинских террористов. Нападениям подвергались прежде всего высокопоставленные государственные чиновники. За несколько дней до убийства премьер-министра палестинские террористы подвергли обстрелу из засады машину начальника Южного военного округа. Несколько телохранителей погибли на месте, но сам генерал остался невредимым. Не прекращались угоны самолетов на иорданскую территорию. Несмотря на изгнание палестинцев из Иордании, «Народный фронт освобождения Палестины» не только не прекратил захватывать самолеты, но еще больше активизировал свою террористическую деятельность, нередко проводя отдельные акции совместно с «Черным сентябрем».
  Последние события заставили короля Хусейна в корне пересмотреть антитеррористическую доктрину и позаботиться о создании профессиональных контртеррористических подразделений. В начале 70-х годов по личной просьбе короля в Иорданию из Великобритании прибыли инструкторы, специалисты по борьбе с терроризмом. На базе уже зарекомендовавшей себя бригады специального назначения «Сайква» были созданы несколько антитеррористических батальонов. Под присмотром опытных инструкторов британских SAS 24 иорданские бойцы прошли изнурительную подготовку, овладевая навыками и техникой антитеррористической деятельности. Но конец существованию «Черного сентября» положили не иорданцы, а израильские спецслужбы. Антииорданская террористическая война 1971 года стала лишь прологом, пробой сил. Наибольшую известность «Черный сентябрь» получил в 1972 году, развернув в Европе невиданную волну террора, направленную против израильских целей, заставив еврейское государство «переступить черту» и ответить террором на террор.
  Глава пятая
  1971 год. Операция «Бардес‐20»
  Палестинские народно-освободительные отряды должны стремиться к дестабилизации ситуации на Ближнем Востоке…
  Махаммад Юсуф эль-Наджар (Абу Юсуф), член ЦК «Организации освобождения Палестины»
  Трагические события лета — осени 1970 года, вошедшие в историю как «черный сентябрь», ключевым образом изменили военно-политическую и демографическую ситуацию на Ближнем Востоке. Палестинцы, спасаясь от устроенной бедуинами короля Хусейна резни были вынуждены бежать из Иордании в соседний Ливан. Благо правовая основа была заложена еще в 1969 году. Инициатором ее выступил египетский президент Гамаль Абдель Насер. Взамен гарантий на прекращение подрывной деятельности палестинцам обещали создать на территории южных приграничных с Израилем районов Ливана собственный анклав с широкими полномочиями, обусловленными относительной автономией и полной свободой действий.
  Десятки лагерей палестинских беженцев, на территории которых в 1970 году уже проживало по меньшей мере 230 тысяч человек, представляли собой государство в государстве. Многие районы Бейрута, не говоря уже о самом палестинском анклаве, полностью вышли из-под контроля законных ливанских властей. По большому счету, не учитывая образование нынешней Палестинской Автономии, первая половина 70-х годов стала самым благоприятным периодом в истории ООП. Недаром в ливанскую столицу перенесли свои штаб-квартиры такие крупные палестинские террористические организации, как ФАТХ, НФОП и НДФОП. На контролируемых территориях палестинцы стали взимать налоги, вводить свои законы, а бандформирования заменили собой правоохранительные органы, армию и суды. Вдоль ливано-израильской границы в первые же месяцы пребывания палестинцами была создана изощренная инфраструктура террора, объединенная в целую сеть диверсионных лагерей. Вместе с тем нельзя не сказать о положительной стороне деятельности ООП. Впервые на территориях лагерей палестинских беженцев начали функционировать социальные объекты, в том числе сеть больниц и аптек, более 50 мелких клиник для оказания первой медицинской помощи. И главное, во всех лагерях палестинских беженцев открылись школы, что давало новому палестинскому поколению шанс на будущее.
  Очередной раз заручившись поддержкой Египта, ООП развернула новую волну террора против Израиля и соседней Иордании. Почти каждый месяц палестинские бандформирования совершали попытки прорваться на территорию Верхней Галилеи 25. Только за первый год палестинского пребывания в Ливане иорданскими и израильскими спецслужбами было предотвращено более 20 террористических вылазок. Львиная доля в подготовке и осуществлении прорывов занимала террористическая организация ФАТХ, находящаяся в личном подчинении Ясира Арафата.
  По инициативе и личному распоряжению председателя ООП на пост военного руководителя ФАТХ был назначен его ближайший друг и соратник Халиль эль-Вазир, более известный под именем Абу Джихад, — личность не менее известная в ближневосточных спецслужбах, чем сам Арафат. По заданию Ясира Арафата Абу Джихад разработал долгосрочную стратегию прорыва на территорию Израиля со стороны моря и через ливано-израильскую сухопутную границу. С этой целью вдоль южного ливанского побережья Средиземного моря были созданы секретные морские базы ФАТХ, с которых палестинские боевики начали совершать прорывы на израильскую территорию морским путем.
  Верхняя Галилея, некогда самый благополучный и спокойный район Израиля, всё больше начинал напоминать передовую. Именно по этой причине израильским спецслужбам было крайне важно захватить живым хотя бы одного боевика, чтобы получить информацию о размещении и деятельности террористических баз, находящихся по ту сторону ливано-израильской границы.
  Такая возможность неожиданно представилась 1 января 1971 года. Израильский военный патруль обратил внимание на небольшую быстроходную резиновую лодку, на большой скорости рвущуюся в направлении территориальных вод Израиля. Пограничники насчитали на борту пятерых вооруженных боевиков. Об этом тут же по рации было доложено военному командованию. Спустя несколько минут поступил приказ: «Держаться на расстоянии, не выпускать из поля зрения лодку с нарушителями границы, докладывать о любых изменениях, обеспечить террористам беспрепятственный проход к израильскому побережью». К району предполагаемой высадки боевиков были стянуты крупные силы армии, включая морских коммандос «Шайетет-13». Любой ценой террористов следовало захватить живыми, что и было безукоризненно выполнено. Лишь только лодка коснулась берега, боевики ФАТХ оказались поваленными на землю, даже не успев оказать сопротивления.
  По оперативным соображениям факт захвата террористической группы держался в строгом секрете. На предварительном следствии террористы даже не пытались скрывать своей принадлежности к ФАТХ. По их словам, группа должна была похитить гражданина Израиля, желательно представителя силовых структур, после чего попытаться пробиться на свою базу. Однако далее на сотрудничество со следствием террористы идти отказывались, ссылаясь на свою неосведомленность, пытаясь представить себя «разменным товаром одноразового использования», не посвященным в планы руководства.
  После нескольких дней интенсивных допросов террористы окончательно сломались и стали более разговорчивыми со следователями. В тот же день на стол начальника АМАН легла информация чрезвычайной важности. Согласно полученным показаниям, в 12 километрах от Сайды находилась секретная морская база ФАТХ, о существовании которой знал крайне ограниченный круг людей из ближайшего окружения Абу Джихада. Один из захваченных боевиков даже смог указать на карте ее точное местоположение. С виду она ничем не отличалась от обычного рыбацкого поселка, но на ее территории одновременно проходили специальную подготовку около 30 боевиков. Террористы показали, что несколько месяцев назад на базу поступили быстроходные моторные лодки с 130-миллиметровыми пушками на борту, при помощи которых ФАТХ собирался прорваться в район Хайфского порта и атаковать стоящие на рейде торговые суда. (О стремлении палестинских террористических организаций любой ценой прорваться в порт Хайфы и устроить показательную диверсию в израильских спецслужбах знали давно.)
  Пленные также сообщили, что за подготовку диверсантов отвечал высокопоставленный офицер ФАТХ, один из наиболее приближенных людей Арафата, некто Мухаммад Юсуф эль-Над- жар, известный под именем Абу Юсуф, — личность довольно известная, попавшая в поле зрения «Моссада», ШАБАК и АМАН еще в начале 1968 года.
  По линии внешней разведки проходила информация о том, что Абу Юсуф был одним из основателей и непосредственных военных руководителей террористической группировки «Черный сентябрь». На этот раз ее боевики решили нанести удар по Израилю.
  Нельзя сказать, что планы террористов застали израильтян врасплох. После бегства ООП из Иордании в Ливан ВМС Израиля были готовы к подобному развитию событий. Только за последний год было предотвращено несколько десятков попыток террористов прорваться в территориальные воды страны. Однако захваченные боевики поведали нечто новое. Ни с чем подобным ранее израильтянам не доводилось сталкиваться. С середины осени на секретной морской базе ФАТХ проходила подготовку особая группа, состоявшая из пяти — семи опытных боевиков. Несмотря на то что группа была намеренно изолирована от остальных «курсантов», дабы избежать невольной утечки информации, ни для кого на базе не было секретом, что ФАТХ готовил акцию, способную спровоцировать новый военный конфликт на Ближнем Востоке. Несколько судов должны были попытаться прорваться через Хайфский залив к устью реки Кишон 26 и обстрелять крупный нефтеперерабатывающий завод «Батей зикук». Пожар на территории химического завода, не говоря уже о намеренной диверсии, грозил одному из самых густонаселенных и стратегически важных районов Израиля экологической катастрофой, масштаб которой было страшно представить. Подобный теракт в одночасье мог унести тысячи жизней.
  Тут же в канцелярию главы правительства в экстренном порядке были вызваны высшие руководители израильских спецслужб. Каждый из присутствовавших прекрасно понимал, что такой крупный теракт спровоцировал бы не только глубокий внутриполитический кризис, но и новую арабо-израильскую войну. Ничего иного не оставалось, как нанести упреждающий удар. Политическим руководством Израиля было принято решение о проведении силами спецназа на территории Южного Ливана наземной спецоперации под кодовым названием «Бардес-20», целью которой являлась ликвидация секретной базы ФАТХ, а также захват или пленение ее руководителя Абу Юсуфа.
  Чтобы подготовить удар, следовало, во-первых, собрать как можно больше информации о базе террористов, во-вторых, подготовить высадку морского десанта. Для этого необходимо было исследовать береговой ландшафт, подводные и надводные течения, подходы к базе, количество боевиков и их вооружение, а также изучить систему охраны.
  Однажды ночью в территориальные воды Ливана вошло израильское военное судно, за борт спустились несколько боевых пловцов спецподразделения «707». Аквалангисты подошли к району, в котором предположительно размещалась морская база ФАТХ. По возвращении морские разведчики сообщили, что в районе высадки была обнаружена не одна, как предполагалось ранее, а две базы ФАТХ, размещенные в непосредственной близости от берега моря. На одной из них палестинские боевики обучались проведению наземных террористических операций, на другой готовились морские диверсанты. Опасаясь налета израильской авиации, террористы предусмотрительно разместили обе базы в рыбацких поселках, рассчитывая, что израильтяне даже в случае обнаружения объекта не решатся нанести удар по «сугубо гражданским» целям.
  Морская база ФАТХ, о которой сообщили захваченные боевики, располагалась в двух постройках, внутри которых круглые сутки находилось не менее десяти вооруженных человек. Там же располагался и дом Абу Юсуфа, в котором вместе с ним проживали еще несколько женщин. Можно было штурмом взять первый этаж, заложить взрывное устройство и отойти, однако израильское военное командование настояло на том, чтобы перед взрывом дома Абу Юсуфа его покинули все гражданские лица. Возле дома несли дежурство несколько вооруженных охранников, один из которых постоянно сидел в автомобиле. Рядом находилось офицерское казино, а также высокое здание, с верхних этажей которого можно было легко контролировать всю береговую полосу. Чтобы попасть на территорию базы, следовало миновать банановые плантации, железнодорожное полотно и хорошо освещенную дорогу. Всё это значительно усложняло выполнение операции, поскольку не было практически никакой возможности подойти к дому Абу Юсуфа незамеченными. В случае раннего обнаружения десанта Юсуф мог без труда скрыться на автомобиле или найти убежище в садах, раскинувшихся за его домом.
  Тщательно изучив разведданные, израильское военное командование приняло решение одним ударом ликвидировать сразу две базы террористов. Кроме «Шайетет-13», в операции было решено задействовать спецназ ВДВ, в задачу которого входило уничтожение сухопутной базы ФАТХ. На резиновых моторных лодках десантники должны были достигнуть береговой черты, углубиться в банановые плантации и ожидать, пока морские коммандос не выйдут к своему объекту. Чтобы застать врасплох террористов, удар по обеим базам следовало нанести одновременно. В противном случае уничтожение, а тем более пленение Абу Юсуфа представлялось весьма проблематичным.
  Всё было готово к проведению операции. Спецназовцы отработали на моделях детали высадки. Тем не менее спецоперацию пришлось отложить на неопределенный срок из-за крайне неблагоприятных погодных условий. В первой половине зимы в районе высадки бушевали непрекращающиеся проливные дожди. Из-за сильных порывов ветра и высоких волн не было никакой возможности спустить на воду легкие моторные лодки. С другой стороны, террористы тоже не могли выйти в море, однако рассчитывать на эту отсрочку было по крайней мере неразумно. Операцию следовало провести в сжатые сроки любой ценой.
  К середине января морская буря несколько успокоилась, и было принято решение незамедлительно реализовать операцию «Бардес-20». 14 января 1971 года с первыми проблесками рассвета под проливным дождем в море вышли ракетные катера, на борту которых разместился сводный десант. С наступлением ночи они должны были войти в территориальные воды Ливана и спустить легкие десантные лодки.
  Прежде чем начать операцию, в районе морской базы ФАТХ высадился вместе с двумя боевыми пловцами командир спецподразделения «707» подполковник Шауль Села. Боевые пловцы исследовали береговую черту и заняли наблюдательные позиции, чтобы исключить всякую возможность засады.
  Согласно общему плану, на ливанском берегу ровно в 23:30 вслед за ними высадились спецназовцы ВДВ. Укрыв резиновые лодки в зарослях кустарника, они обогнули рыбацкий поселок и совершили марш-бросок на несколько километров вглубь ливанской территории, чтобы выйти в тыл к базе террористов. Ливень был настолько плотным, что можно было не опасаться натолкнуться на случайного прохожего. Но на подходе к учебной базе ФАТХ их уже ожидала засада. Подпустив десантников на близкое расстояние, боевики открыли огонь в упор из автоматического оружия. Первоначальный план был сорван, и ничего не оставалось, как перейти в контратаку и попытаться захватить базу. В ходе скоротечного ожесточенного боя десантникам удалось уничтожить шесть боевиков и прорваться на территорию базы, оттеснив террористов к садам. Заняв круговую оборону, они принялись минировать здания, на что ушло около 10 минут, после чего отошли к береговой черте, унося с собой раненых и захваченные на базе секретные документы ФАТХ.
  Параллельно с высадкой спецназа ВДВ берега вплавь достигли 13 морских коммандос «Шайетет-13», неся на своих плечах десятки килограммов груза. В последний момент военное командование решило ограничить их задачу лишь ликвидацией Абу Юсуфа, а уничтожение морской базы ФАТХ поручить спецназу ВДВ. Морские коммандос были усилены дополнительной группой спецназа ВДВ. Десантники должны были достигнуть ливанского берега на двух вертолетах и, пока бойцы «Шайетет-13» будут штурмовать дом Абу Юсуфа, взорвать все здания морской базы ФАТХ.
  Из-за сильного ливня и нулевой видимости никак не удавалось посадить вертолеты с десантниками. Всё это время морским коммандос пришлось провести в холодной январской воде.
  Бегом преодолев открытое пространство, морские коммандос углубились в банановые плантации, тянувшиеся вдоль береговой полосы, и разделились на три группы. Первая, во главе которой шел капитан Ханина Амишав, должна была атаковать дом Абу Юсуфа. Во вторую входили взрывники. После уничтожения или пленения Абу Юсуфа они должны были взорвать его дом. В задачу третьей группы входило прикрытие двух других групп. Достигнув объекта, бойцы третьей группы должны были сосредоточиться исключительно на многоэтажных зданиях и в случае необходимости подавить ручными гранатометами огневые точки противника.
  Пройдя примерно 150 метров, группа морских коммандос и спецназа ВДВ залегла у окраины банановой плантации. С каждым часом погода ухудшалась. Ураганный ветер и проливной дождь ограничивали видимость до 20–30 метров. Это давало некоторое преимущество, но и создавало дополнительные сложности. Чтобы приблизиться к дому Абу Юсуфа, следовало пересечь ветку железнодорожного полотна и хорошо освещаемую дорогу. Однако особую опасность представляли собой многоэтажные здания, в которых жили семьи террористов и размещалось казино. Чтобы не попасть под перекрестный огонь, группа капитана Амишава должны была обогнуть казино и пересечь дорогу в ее неосвещенной части, выйдя к дому Абу Юсуфа со стороны садов.
  Как уже было упомянуто, группа десантников, продвигавшаяся к сухопутной базе ФАТХ чуть севернее, неожиданно нарвалась на засаду, устроенную людьми Абу Юсуфа. Шум ночного боя, несмотря на сильный шторм, был отчетливо слышен за несколько километров. Фактор внезапности был утерян, и капитан Амишав принял решение немедленно штурмовать дом Абу Юсуфа, отказавшись от обходного маневра.
  Как назло, ливень всё усиливался. Даже через прибор ночного видения было почти ничего не видно. Всё же бойцам «Шайетет-13» удалось рассмотреть два легковых автомобиля, припаркованных у входа в дом. Шум ночного боя нарастал, однако на улице, как ни странно, не было никакого движения. Капитан Амишав уже собирался подать команду к началу атаки, как послышался шум приближающегося грузового автомобиля. Спустя полминуты у фасада казино остановился огромный крытый брезентом грузовик, из которого спешно в направлении парадного входа выбежало несколько вооруженных человек. Рыбацкий поселок постепенно просыпался и приходил в движение. В нескольких окнах здания загорелся свет. На одном из балконов, как и опасались израильские коммандос, появились вооруженные люди. Расстояние между боевиками ФАТХ и израильскими спецназовцами было настолько близким, что капитан Амишав приглушил свою рацию, чтобы звук переговоров не выдал их присутствие.
  Тем временем из дома Абу Юсуфа выскочили несколько вооруженных людей, сели в припаркованный у входа автомобиль и на большой скорости покинули поселок. Дальше медлить было невозможно.
  Израильтяне открыли плотный огонь из автоматического оружия по балкону, на котором находились боевики. Атака была столь неожиданная, что в первые минуты террористы даже не попытались отвечать. Волоча за собой раненых и убитых, они поспешили укрыться внутри дома. Прежде чем пересечь открытую площадку, один из коммандос выстрелил из ручного гранатомета по балкону. Снаряд влетел в комнату, но не разорвался. Однако замешательства террористов вполне хватило, чтобы отряд морских коммандос преодолел открытое пространство и укрылся в канаве перед самым домом Абу Юсуфа. Перезарядив гранатомет, боец сделал повторный выстрел. На сей раз поселок осветился яркой вспышкой. Практически со всех этажей здания боевики ФАТХ открыли беспорядочный огонь, однако еще пара выстрелов из гранатомета заставила их умолкнуть и укрыться во внутренних комнатах. Тем не менее в рядах морских коммандос и группы спецназа ВДВ произошло некоторое замешательство. События развивались столь молниеносно, что спецназовцы на некоторое время потеряли связь друг с другом. Потребовалось около минуты, чтобы перегруппироваться и приступить к штурму дома Абу Юсуфа и двух зданий морской базы ФАТХ.
  Неожиданно дверь распахнулась, и из дома Абу Юсуфа выбежало несколько женщин. Невзирая на холод и проливной дождь, они принялись в истерике носиться по поселку, оказавшись прямо на линии огня. Один из спецназовцев стал кричать на арабском языке, чтобы они приблизились, однако обезумевшие от страха женщины продолжали вопить и носиться из стороны в сторону, рискуя попасть под автоматную очередь. Ничего иного не оставалось, как сделать в их сторону предупредительный выстрел. Эта мера воздействовала лучше любых уговоров и приказов. Одна из женщин легла на землю, другие поспешили ретироваться. Но двери дома Абу Юсуфа вновь растворились, и на улицу, опираясь на палку, вышла старуха. Она не кричала и не проявляла ни малейших признаков испуга. Приблизившись к спецназовцам вплотную, она попыталась бросить в их сторону палку, но тут же повалилась на землю. Один из бойцов подхватил старуху и оттащил ее к канаве, чтобы допросить. Женщина ответила, что Абу Юсуфа нет дома и внутри находятся несколько женщин и ребенок.
  Выслушав старуху, капитан Амишав приказал начать зачистку дома. Спецназовцы приблизились к двери, но в этот момент со стороны казино донеслись звуки выстрелов. Откуда-то из темноты появилась большая группа вооруженных боевиков. Между ними и группой прикрытия завязался ожесточенный бой. Стремясь поддержать группу прикрытия, капитан Амишав с несколькими своими людьми зашел во фланг террористов и тремя выстрелами из ручных гранатометов уничтожил более десятка боевиков. Остальным пришлось тут же отступить, оставив на месте боя раненых и убитых.
  События развивались столь стремительно, что решение о судьбе операции приходилось принимать не раздумывая. Штурм дома Абу Юсуфа уже не имел никакого смысла. По всей видимости, он успел покинуть поселок еще до подхода основных сил морского десанта. Времени на зачистку дома не оставалось. В любую минуту к террористам могло подойти подкрепление. Весь смысл операции заключался в нанесении неожиданного удара. В противном случае у израильтян не оставалось серьезных шансов на успех против превосходящих сил противника. Опасаясь быть отрезанным от моря и оказаться в полном окружении, капитан Амишав отдал приказ к отходу своего отряда к точке высадки.
  Перед тем как отступить, морские коммандос и группа спецназа ВДВ обрушили на высотные здания такой мощный залп из всего имевшегося в их распоряжении арсенала, что строения еле выдержали.
  Несмотря на то что Абу Юсуфу удалось скрыться и его дом не был разрушен, военное командование в целом оценило операцию «Бардес-20» как успешную. Основная задача, поставленная перед морским десантом, была выполнена. В течение 20 минут с лица земли были стерты две базы ФАТХ. Уничтожены несколько десятков террористов, готовых в любой момент совершить прорыв на территорию Израиля. Взорваны склады с оружием и боеприпасами, а также дорогостоящим подводным снаряжением. Перед отходом морские коммандос вывели из строя практически все скоростные моторные лодки ФАТХ с размещенными на них пушками и ракетными комплексами.
  Спустя несколько дней секретное донесение ливанской агентуры АМАН и «Моссада», а также интервью Абу Юсуфа одной из бейрутских газет пополнили общую картину происходившего 14 января 1971 года, прояснив причины раннего обнаружения морского десанта. Когда под проливным дождем и сильным ветром десант высаживался на ливанском побережье, один из местных жителей, несмотря на непогоду, вышел из дома и направился к берегу, чтобы забрать рыболовные снасти. У самого моря он обнаружил большую группу вооруженных людей, пытавшихся укрыть резиновые лодки в кустарнике. Бросив всё, рыбак спешно вернулся в поселок и рассказал об увиденном палестинскому патрулю, о чем сразу же доложили Абу Юсуфу. Взяв с собой не менее десятка боевиков, Абу Юсуф устроил засаду отряду спецназа ВДВ, двигавшемуся севернее морских коммандос в направлении сухопутной базы ФАТХ. Как уже известно, в короткой стычке со спецназовцами боевики потеряли нескольких человек убитыми. Одна из пуль попала в кисть Абу Юсуфа, оторвав ему фалангу пальца. Оставив базу, Абу Юсуф с уцелевшими людьми спешно отступил в поселок и скрылся на автомобиле перед самым носом у морских коммандос капитана Амишава.
  Абу Юсуфу удалось уйти от возмездия, однако дни его уже были сочтены, жить ему оставалось чуть более двух лет. Однако, прежде чем покинуть этот мир, он успел нанести тяжкую рану израильскому обществу, которая продолжает болеть и кровоточить по сей день.
  Глава шестая
  1972 год. Операция «Изотоп»
  Ребята, ни на минуту нельзя забывать, что разница между успехом и провалом подобного рода операций — это скорость и точность исполнения. Любая задержка прорыва в салон самолета или в обнаружении террористов могла закончиться катастрофой…
  Эхуд Барак, подполковник, командир «Сайерет Маткаль» (1971–1973)
  Лидеры палестинских террористических организаций к 1972 году начали понимать, что провести диверсию на территории Израиля с каждым годом становилось всё сложнее, притом что эффект оставался минимальным. Вместе с тем израильские объекты за пределами государства были практически не защищены. Любой, даже незначительный, теракт сразу выходил за пределы регионального конфликта и вызывал широкий резонанс во всём мире. Первыми это осознали террористы из НФОП. Эту стратегию террора переняли и другие организации, входившие в ООП. Палестинцы захватывали и угоняли пассажирские самолеты, совершали покушения на израильских дипломатов, отправляли бандероли со взрывчаткой во все концы Европы. В 1972 году палестинские террористические организации установили своеобразный рекорд, приковав к себе внимание мировой общественности. Если до того израильские спецслужбы на шаг опережали ООП, предотвращая большинство терактов, то теперь Израиль не мог работать на упреждение, скованный несовершенством мировой практики противодействия международному терроризму. Израильтяне вынуждены были в одиночку разрабатывать антитеррористическую концепцию, нередко нарушая международное право. Это коснулось и правил обеспечения безопасности авиарейсов.
  Первый в истории угон самолета по политическим мотивам произошел 23 июля 1968 года, когда группа палестинских террористов из НФОП, возглавляемой Лейлой Али Халед, захватили пассажирский самолет израильской авиакомпании EL AL, совершавший рейс из Рима в Тель-Авив 27. То, что это начало волны международного авиатерроризма, в те дни осознавали немногие. Но в Израиле это хорошо понимали, так же как и то, что еврейское государство было не в состоянии предпринять эффективные меры, чтобы обезопасить хотя бы собственную авиакомпанию. По этой причине израильское правительство приняло решение поручить ШАБАК создать в EL AL отдельную службу безопасности. В новой структуре отдавали предпочтение ветеранам «Сайерет Маткаль», однако принимали и выходцев из других спецподразделений Армии обороны Израиля. В каждом самолете должны были под видом обычных пассажиров лететь от четырех до шести охранников. И сразу же возникла непреодолимая сложность. По правилам «Международной ассоциации гражданской авиации» на борту пассажирских самолетов запрещалось держать огнестрельное оружие. Поначалу израильские охранники были вооружены газовыми пистолетами, небольшими дубинками и даже обычным песком, который заворачивали в носовые платки и держали при себе, чтобы при необходимости бросить его в глаза и выиграть критические доли секунды. Но подобные меры были совершенно неэффективны против вооруженных террористов. Тогда было решено в обход международных правил снабдить охранников пистолетами «Беретта-22», единственным более или менее безопасным оружием, которое можно использовать во время полета без угрозы нарушить герметичность салона авиалайнера.
  Однако спецназовцы 1960-х годов совершенно не умели пользоваться пистолетами, поскольку в армии они не имели никакого применения. Также не было инструкторов по стрельбе из пистолета. Общей службе безопасности ШАБАК пришлось прибегнуть к помощи недавнего репатрианта из США Дэйва Беккермана, ветерана спецподразделений FBI. В свое время он предлагал свои услуги Армии обороны Израиля, но ему отказали, ссылаясь на непризывной возраст и избыток собственных инструкторов. Армия, непрерывно воевавшая со дня образования государства Израиль, имела больший опыт, нежели могли предложить американцы. Тогда о владении пистолетом совсем не думали, а в 1968 году о Дэйве Беккермане вспомнили. Его нашли на Синайском полуострове, где он работал простым бульдозеристом, возводившим оборонительные сооружения. Как оказалось, в его лице служба безопасности EL AL нашла неоценимого сотрудника, он не только воспитал несколько поколений профессиональных авиаохранников, но и стал одним из основателей современной израильской школы стрельбы из пистолета. Благодаря предпринятым в 1960-е годы беспрецедентным мерам предосторожности EL AL по праву стала считаться самой безопасной авиакомпанией в мире. Уникальные знания ветерана FBI и опыт израильских спецназовцев уже через год дали поразительные результаты.
  Бывший боец «Сайерет Маткаль» Мордехай Рахамим 28 18 февраля 1969 года сопровождал в качестве офицера службы безопасности EL AL израильский пассажирский самолет, следовавший рейсом из Амстердама в Тель-Авив с промежуточной посадкой в Цюрихе. Первый отрезок пути, от Амстердама до Цюриха, прошел в штатном режиме. Но когда в Цюрихе самолет стал выруливать на взлет, из кабины пилотов закричали: «Всем лечь — по нам стреляют!» Рахамим бросился в кабину пилота. Окно было разбито, вся кабина залита кровью, на полу умирал командир экипажа. Рахамим выглянул из кабины пилотов и заметил на взлетно-посадочной полосе террористов — двоих мужчин с автоматами Калашникова и одного с гранатами, рядом с ними стояла женщина, разбрасывавшая листовки. Рахамим достал из ящика свой пистолет (оружие позволялось держать только в кабине пилотов) и бросился к хвостовому аварийному люку. Стрелять из кабины пилотов по террористам, находившимся в 50–60 метрах от самолета, было бесполезно. Выпрыгнув из самолета, Рахамим бросился на террористов, криками и стрельбой стараясь переключить их внимание на себя. Дорогá была каждая секунда, самолет с полными баками горючего мгновенно мог превратиться в пылающий факел. У одного террориста закончилась обойма, и он от неожиданности и испуга, увидев перед собой вооруженного охранника, инстинктивно отбросил автомат от себя. Второго террориста успел застрелить Рахамим, подбежав к нему на расстояние пистолетного выстрела. На третьего не хватило патронов, и охранник бросился врукопашную. Он сбил террориста на землю и стал душить, когда к ним подбежали швейцарские полицейские. Они арестовали Мордехая и усадили в одну машину вместе с задержанными террористами. Поначалу полицейские даже не увидели разницу между охранником EL AL и нападавшими.
  Мордехай Рахамим был доставлен в полицейский участок, где ему сразу предъявили обвинение в преднамеренном убийстве и незаконном хранении оружия. Спустя некоторое время обвинение в убийстве было снято, но статья о незаконном хранении оружия оставалась в силе. На допросе он представился обычным фермером и потребовал встречи с израильским консулом. На вопросы он отказался отвечать. Больше месяца Мордехай провел в швейцарской тюрьме, пока шли переговоры с израильским дипломатическим представительством. Даже не имея на руках показаний Рахамима, швейцарцы прекрасно были осведомлены о его должности, которая, к сожалению всех сторон, не освобождала его от ответственности. В конечном счете был найден «разумный компромисс» — швейцарский судья, определив залог в 15 тысяч швейцарских франков, выпустил охранника из-под стражи, взяв с Мордехая Рахамим «слово израильского солдата» предстать перед судом по первому же требованию.
  В Израиле Мордоха встретили как национального героя. А палестинские авиаугонщики испытали шок — на бортах EL AL была вооруженная охрана. Отныне израильские авиалайнеры из легкой мишени превращались в настоящую ловушку. Любой пассажир мог оказаться сотрудником службы безопасности, от любого пассажира террористы могли ожидать пулю. По этой причине угонщики обратили свой взор на иностранные авиакомпании, совершавшие рейсы в Израиль.
  Очередная драма разыгралась 8 мая 1972 года в небе над Средиземным морем. Пассажирский Boeing 707–329 с бортовым номером 00-SJG, принадлежавший бельгийской авиакомпании Sabena, совершал рейс № 571 Брюссель — Вена — Тель-Авив. Во время промежуточной посадки в Венском международном аэропорту Вена-Швехат на борт самолета вместе с другими пассажирами поднялись члены террористической группы «Черный сентябрь» — две женщины и двое мужчин. Предъявив фальшивые израильские паспорта, они беспрепятственно вошли на борт самолета, пронеся на своих телах оружие и взрывчатку.
  Группу угонщиков возглавлял палестинский араб Али Таха Абу Снейна, уроженец Хеврона, в прошлом работавший экскурсоводом в Старом Иерусалиме. К весне 1972 года Абу Снейна был уже опытным террористом, принявшим участие в двух удачных угонах пассажирских самолетов. В 1968 году он в составе группы, возглавляемой Лейлой Али Халед, угнал в Алжир пассажирский самолет израильской авиакомпании EL AL, а в начале 1972 года уже сам руководил успешным захватом западногерманского авиалайнера Lufthansa, который был посажен в Адене. Вторым угонщиком был друз по происхождению Абд эль-Азиз эль-Атраш. Высокий, крепкого телосложения, он одним своим видом вызывал трепет. Третья женщина-террористка была Рима Исса Таннус — арабка-христианка, воспитанная в одном из монастырей Бейт Лехема. Четвертой угонщицей была Тереза Асхак Халса, израильская арабка-христианка, жительница Акко, свободно, без всякого акцента говорившая на иврите. Мужчины были вооружены пистолетами Magnum 11-го калибра, женщины прятали в своих косметичках ручные гранаты и под нижним бельем пояса со взрывчаткой.
  Террористы поднялись в салон самолета. Абу Снейна занял место в передней части салона рядом с кабиной пилотов. Эль-Атраш, Рима Таннус и Тереза Халса сели вместе посередине. Сразу после взлета, как только бортпроводники разрешили отстегнуть ремни безопасности, угонщики поочередно вышли в туалет, где достали спрятанное под одеждой оружие, переложив его в ручную кладь. Дальнейшие события разыгрывались по четко спланированному сценарию.
  Ровно в 17:30, пролетая над Родосом, Абу Снейна встал со своего кресла и проследовал в кабину пилотов. Приставив заряженный пистолет к голове командира экипажа Реджинальда Леви, он сообщил, что самолет захвачен, и приказал следовать в Израильский международный аэропорт Лод. В это же время эль-Атраш, Рима Таннус и Тереза Халса, угрожая пистолетом и ручными гранатами, взяли под контроль салон авиалайнера.
  Следуя указаниям Абу Снейны, Реджинальд Леви обратился к пассажирам по внутренней связи: «Вы можете видеть, что у нас есть новые друзья в самолете. Будьте осторожны. Не делайте глупости. Оставьте мне решение всех проблем. Пожалуйста, не вмешивайтесь! Никто не совершит глупый поступок!» Затем к пассажирам обратился Абу Снейна: «С вами говорит новый командир экипажа капитан Рифат. Самолет захвачен палестинскими патриотами. Следуйте нашим указаниям, и никто не пострадает…»
  Угонщики собрали у пассажиров все паспорта и провели селекцию. На борту находились 99 пассажиров и 10 членов экипажа, из них 67 евреев, остальные были в основном гражданами Бельгии. Израильтян тут же отделили от остальных пассажиров и перевели в хвостовую часть салона. Остальных заложников посадили в передней части самолета. К счастью, террористы ничего не знали о командире экипажа и о том, что в этот самый момент среди заложников находится его жена Дора. Она имела при себе бельгийский паспорт, потому оказалась в считаных метрах от мужа среди заложников-неевреев.
  Сам командир экипажа был наполовину еврей. Его отец был иудеем, а мать христианкой. В годы Второй мировой войны Реджинальд Леви служил в Британских королевских ВВС, и на его счету были сотни боевых вылетов. При выполнении очередного боевого задания его самолет получил серьезные повреждения и еле дотянул до своего аэродрома. Реджинальд получил тяжелые ранения и чудом выжил. В 1952 году он эмигрировал из Великобритании в Бельгию и устроился на работу в авиакомпанию Sabena. Женился на бельгийской еврейке, которая родила ему четырех детей. Их старшая дочь вышла замуж и репатриировалась в Израиль. Леви собирался вместе с женой Дорой и семьей старшей дочери отпраздновать в Израиле свое 50-летие. Это был боевой летчик, отважный, со стальными нервами. Он прекрасно понимал, что бы ни происходило за его спиной в салоне самолета, он ни в коем случае не должен выдать присутствие на борту своей жены, поскольку террористам это дало бы еще один рычаг давления. Во многом от хладнокровия командира авиасудна зависели жизни более сотни заложников.
  Абу Снейна вышел на связь с диспетчерской вышкой в Никосии в 18:00 и сообщил о захвате самолета. Через пять минут это сообщение было получено в Израильском международном аэропорту Лод. Всё высшее руководство страны было тут же оповещено о случившемся. Министр обороны Моше Даян в это время находился на Синае в Шарм-эль-Шейхе. Он связался по телефону с премьер-министром Израиля Голдой Меир и провел с ней минутное совещание. Было принято решение разрешить угнанному бельгийскому авиалайнеру войти в израильское воздушное пространство и совершить посадку в аэропорту Лод. Было также отдано приказание срочно создать оперативный штаб и собрать высшее командование силовых структур, а также привлечь к работе штаба профильных министров — членов кабинета главы правительства. Сам министр обороны Израиля Моше Даян, окончив разговор по телефону с премьер-министром, немедленно на военно-транспортном вертолете вылетел в Лод.
  Командир «Сайерет Маткаль» подполковник Эхуд Барак в это время возвращался домой. Не успел он переступить порог, как раздался телефонный звонок. На другом конце провода звучал голос начальника оперативного отдела Генерального штаба Армии обороны Израиля Эммануэля Шакеда. Он вкратце рассказал Бараку о том, что в небе, где-то над Югославией, захвачен пассажирский самолет бельгийской авиакомпании Sabena. Шакед добавил, что к этому часу о самолете, пассажирах и террористах известно крайне мало: «…На борту есть израильские заложники, угнанный самолет будет посажен в Лоде, террористы требуют освобождения сотен палестинских заключенных…» Полковник Шакед приказал Бараку собрать подразделение и, выдвинувшись к аэропорту, поступить в распоряжение оперативного штаба.
  Эхуд Барак связался с Шаем Агмоном, дежурным офицером «Сайерет Маткаль», который также одним из первых получил сведения о захвате самолета. Он распорядился собрать по тревоге личный состав подразделения, находившийся в расположении базы, а также обзвонить всех бойцов, которые жили в центре страны и могли в кратчайший срок самостоятельно прибыть в аэропорт Лод. База «Сайерет Маткаль» располагалась в каких-то восьми километрах от аэропорта Лод, и подразделение могло прибыть на место раньше, чем соберется весь оперативный штаб.
  Захваченный самолет приземлился в 19:05 на главную взлетно-посадочную полосу. Диспетчеры сразу переправили его в конец самой удаленной 16-й линии, расположенной в трех километрах от пассажирского терминала. Так получилось, что самолет с террористами и заложниками прибыл в Израиль раньше, чем оперативный штаб собрался в полном составе. Это создавало некоторую нервозность, поскольку никто не знал, как быстро террористы готовы перейти от угроз к действию. Реагировать необходимо было сразу, исходя из динамики развития событий, а ключевая фигура кабинета безопасности — министр обороны Моше Даян, еще находился в вертолете по дороге из Шарм-эль-Шейха. Абу Снейна тем временем зачитал длинный список из 315 имен палестинских террористов, освобождения которых требовал «Черный сентябрь» в обмен на жизни заложников. Рехавам Зеэви, начальник Центрального военного округа, прибыл одним из первых в аэропорт и возглавил оперативный штаб. Он вышел на связь с угонщиками и сообщил им, что министр обороны и премьер-министр Израиля уже находятся по пути в аэропорт и попросил немного времени, чтобы организовать переговоры с «государственными деятелями, принимающими решение».
  Примерно к 19:30 в аэропорту был собран весь «кабинет безопасности» во главе с министром обороны Моше Даяном. В него вошли: министр транспорта Шимон Перес, начальник Генерального штаба Давид Эльазар, начальник Центрального военного округа Рехавам (Ганди) Зеэви, начальник управления военной разведки АМАН Аарон Ярив и другие высокопоставленные военные чины, включая генерала Ариэля Шарона. Чуть позже в оперативный штаб прибыл советник премьер-министра по борьбе с терроризмом полковник Авраам Арнан 29.
  Моше Даян с самого начала не собирался выполнять ни одно из требований террористов. На первом этапе необходимо было лишить самолет возможности подняться в воздух и выиграть время для организации спецоперации. Он распорядился вызвать «Сайерет Маткаль» и начальника следственного отдела ШАБАК Виктора Коэна. Перед ним была поставлена задача вести бесконечные переговоры и затягивать время, изматывая угонщиков морально и физически, не давая им расслабиться и сомкнуть глаза.
  В Генеральном штабе был объявлен код «Изотоп». Он был веден в 1968 году после того, как пассажирский самолет израильской авиакомпании EL AL был захвачен боевиками НФОП и угнан в Алжир. Однако этот «код» не предусматривал каких-либо конкретных инструкций наземных действий. Поскольку никто до этого момента не предполагал, что палестинские террористы рискнут посадить самолет на израильской территории, эта ситуация застала врасплох как политическое руководство страны, так и «Сайерет Маткаль». Раньше никому в мире в голову не приходило штурмовать пассажирский самолет с заложниками, и никто в Израиле не знал, с какой стороны подступиться к решению этой проблемы. Было ясно лишь одно: ни при каких обстоятельствах нельзя идти на уступки угонщикам!
  Подполковник Эхуд Барак, прибыв в Лод, получил сообщение, что два отделения «Сайерет Маткаль» уже на месте, остальные бойцы собраны на базе и выдвинулись в сторону аэропорта. В оперативном штабе Барак встретил командующего Центральным военным округом Рехавама Зеэви, отвечавшего за оперативную часть операции, и начальника Генерального штаба Давида Эльазара. От них он узнал, что угнанный самолет с заложниками приземлился несколько минут назад и заблокирован на 16-й линии, в трех километрах от пассажирского терминала. Министр обороны Моше Даян, прилетевший незадолго до этого из Шарм-эль-Шейха, сразу поинтересовался у Барака, что, по его мнению, можно сделать. «Только штурм!» — кратко ответил подполковник. Несмотря на то что четкого плана действия у командира «Сайерет Маткаль» еще не было, Эхуд Барак был уверен в своем подразделении и пообещал в кратчайшее время, ознакомившись с ситуацией, разработать план спасения заложников.
  Первым делом по приказу Моше Даяна техники EL AL приступили к нейтрализации самолета, лишив его возможности сдвинуться с места. Дождавшись наступления сумерек, двое техников в сопровождении Эхуда Барака и его заместителя Дани Ятома, подвергая себя и заложников неизбежному риску, совершили три ходки к загнанному в тупик самолету. Следить, что происходило у хвоста самолета, террористы не могли, поэтому именно с этой стороны и подходили израильтяне. В первый раз техники отключили систему подачи масла и снизили давление в двигателях. Во второй — нейтрализовали колеса передних шасси. В последнюю ходку спустили воздух из всех колес, заблокировали тормозную систему и отсоединили подачу электричества в двигатели. Всё это время техники и спецназовцы могли наблюдать пассажиров, прижавшихся лицами к иллюминаторам, обреченно вглядывавшихся в темноту.
  Пока группа техников и спецназовцев нейтрализовали самолет, а Эхуд Барак осматривался на местности, продумывая возможные сценарии спецоперации, террористы потребовали представителя Красного Креста. Последнего с трудом смогли разыскать в Восточном Иерусалиме, еще сложнее было уговорить его приехать в аэропорт. Его буквально силой пришлось вытащить из дома и доставить в Лод. Представитель Красного Креста категорически отказался сотрудничать с оперативным штабом и согласился лишь передать требования террористов. Сам того не осознавая, арабский сотрудник Красного Креста невольно передал израильтянам первую ценную информацию, которая помогла спланировать операцию. Вместе с требованиями угонщиков он назвал количество террористов, их имена и то, что на борту самолета находилось как минимум одно взрывное устройство, о чем просил передать сам Абу Снейна. Аналитики ШАБАК, «Моссада» и АМАН сразу приступили к изучению и составлению психологического портрета личностей террористов. Так стало известно, что руководил угоном Али Таха Абу Снейна, один из наиболее опытных полевых командиров «Черного сентября». Для оперативного штаба это означало не только противостояние серьезному противнику, готовому в любую минуту привести в исполнение свои угрозы, но и то, что теперь «Черный сентябрь» открыл террористический фронт против Израиля.
  Пока начальник следственного отдела ШАБАК Виктор Коэн вел по радиосвязи «переговоры» с Абу Снейной, подполковник Эхуд Барак со своими офицерами разрабатывал возможные варианты штурма авиалайнера. Для этого «Сайерет Маткаль» раздобыли такой же Boeing 707, который поместили в крытый ангар на окраине аэропорта.
  Первый план был практически сразу отвергнут. Малая группа из нескольких человек под видом сотрудников Красного Креста или любой другой нейтральной организации должна была войти в салон авиалайнера и неожиданно атаковать террористов. Этот план имел массу недостатков: сводился к минимуму фактор неожиданности, штурм производился только с передней части самолета, и всех террористов невозможно было ликвидировать одним ударом. К тому же не факт, что всей группе разрешили бы подняться на борт. Но самое главное, не было информации о том, где расположились террористы, как они вооружены, где находились и каким образом приводилось в действие взрывное устройство. Для сравнения, площадь действия штурмовой группы в Boeing 707 можно было представить в виде трех с половиной дорожек олимпийского бассейна, плотно заставленных двумя рядами посадочных мест по три кресла в каждом. Не было иного выхода, как неожиданно начать штурм с середины салона, разделившись на две группы, продвигавшиеся в противоположных направлениях для мгновенного охвата всей площади самолета.
  Тогда в качестве основного проекта предложили под покровом ночи совершить бросок двух групп с разных сторон самолета, которые должны были вломиться в салон через аварийные люки. Решили воспользоваться так называемой воровской лестницей. Один из бойцов брал на плечи второго, а третий карабкался по ним, как по лестнице. Как только на каждом крыле оказывалось по три бойца, они должны были взломать аварийные люки и ворваться в салон самолета, разойдясь в противоположные стороны. Шансы были невелики, но это единственное, что можно было предложить к этому часу.
  На начальном этапе подготовки операции начальник службы безопасности EL AL предложил своими силами провести освобождение заложников, сославшись на то, что его люди обучены действовать в подобных условиях. Однако Эхуд Барак был уверен в том, что «Сайерет Маткаль» выполнит это задание лучше, чем служба безопасности EL AL или любое другое подразделение Армии обороны Израиля. Барак резко отверг предложение начальника службы безопасности, но согласился включить в штурмовую группу сотрудников службы безопасности авиакомпании, ранее проходивших службу в «Сайерет Маткаль».
  На самом деле у самого подполковника Барака возникли определенные сложности с формированием штурмовой группы. В 1971 году основной личный состав подразделения претерпел серьезные кадровые перетасовки. Многие опытные старослужащие бойцы демобилизовались из армии или ушли на повышение. Эхуд Барак, заняв должность командира, стал призывать в «Сайерет Маткаль» офицеров из других спецподразделений. Так в «Сайерет Маткаль» попали легендарные офицеры Муки Бецер 30 и Йони Нетаньяху 31. Но в мае 1972 года основная часть «Сайерет Маткаль» находилась на учениях в пустыне, где не было телефонов. Позже подполковник Барак вспоминал: «Я отбирал людей в штурмовую группу по мере их прибытия в аэропорт. Предпочтение отдавалось офицерам, поскольку нам предстояло решать новую для нас задачу». Больше всего Эхуд Барак хотел видеть в штурмовой группе ветерана «Сайерет Маткаль», теперь уже бывшего сотрудника службы безопасности AL-AL Мордехая Рахамим. Услышав по радио сообщение о захвате самолета, он сам приехал в аэропорт Лод. Компанию ему составили ветераны «Сайерет Маткаль» Марко Ашкенази, недавно уволившийся из EL AL, и Ицик Ганон. Таким образом, в штурмовую группу вошли шестеро офицеров, трое резервистов с опытом работы в EL AL и шестеро рядовых бойцов.
  Поздним вечером в аэропорт приехал Йонатан (Йони) Нетаньяху, опытный офицер-десантник, недавно переведенный в «Сайерет Маткаль». Он во что бы то ни стало хотел присоединиться к штурмовой группе, но его брат, Биньямин (Биби) Нетаньяху, уже был в составе группы и командовал своими бойцами. Барак отказался включить Йонатана в группу. Он мотивировал свое решение тем, что двое братьев не могут принимать участие в одной операции. Барак объяснил: «Это железный принцип. Я как командир подразделения несу личную ответственность перед вашими родителями. Биби приехал раньше тебя, потому я включил его в группу. Не расстраивайся, еще будет много подобных операций». Но Йонатан продолжал настаивать. Барак отрезал: «Йони, это приказ!» Йонатан предпринял последнюю попытку убедить младшего брата Биньямина уступить свое место в штурмовой группе: «Я старший брат и более опытный. Я должен быть здесь. Если что-нибудь случится с тобой, я никогда себе этого не прощу. Как я смогу объяснить отцу и матери, что с тобой случилось?» Но Биби не отступал: «Дождись другого случая».
  Штурмовая группа неустанно отрабатывала на «учебной модели» как быстро прорваться в закрытый Boeing 707 через аварийные люки. Метод воровской лестницы казался Бараку всё более бесперспективным. Еще одно препятствие состояло в том, что внутри самолета можно было воспользоваться только пистолетами. Наиболее оптимальной моделью, как показала практика, была «Беретта-22». Но в штурмовой группе пистолетами владели только трое — резервисты, прошедшие подготовку в службе безопасности EL AL. Пришлось в ускоренном порядке учиться стрелять из пистолетов. Спустя много лет Биньямин Нетаньяху вспоминал: «Это был первый раз в жизни, когда я держал в руках пистолет». На каком-то этапе Эхуд Барак оставил своего заместителя Дани Ятома 32 руководить учениями, а сам вернулся в оперативный штаб, не переставая думать о каком-либо другом, более эффективном способе проникновения. Он все больше склонялся к мысли воспользоваться для штурма приставными лестницами техников EL AL.
  Пока «Сайерет Маткаль» готовился к штурму, начальник следственного отдела ШАБАК Виктор Коэн вел переговоры по радиосвязи с главарем угонщиков. Абу Снейна постоянно возвращался к своим требованиям, угрожая взорвать самолет со всеми пассажирами на борту. Виктор Коэн всячески затягивал время, ссылаясь на всевозможные предлоги, объясняя задержку согласованием с политическим руководством страны и другими неизбежными бюрократическими проволочками. Одна из задач, которая была поставлена перед Виктором Коэном министром обороны Моше Даяном, — попытаться прочувствовать тот момент, когда у угонщиков проявятся первые признаки усталости.
  К этому времени учения в ангаре завершились, и бойцы «Сайерет Маткаль», вооружившись пистолетами и техническими лестницами, залегли в 100 метрах по обе стороны от самолета, ожидая сигнала к началу операции. Эхуд Барак настаивал на том, чтобы начать штурм около 4 часов утра, когда террористов будет больше всего клонить в сон, а за бортом авиалайнера еще не рассеется ночная мгла. По приказу оперативного штаба во всем аэропорту отключили прожектора, чтобы на их фоне угонщики случайно не заметили силуэты спецназовцев. Однако в самый последний момент, когда штурмовая группа вышла на изготовку, министр обороны Моше Даян вместе со своим военным секретарем, прижимаясь к земле, подбежали к Бараку. Моше Даян отдал приказ отсрочить операцию: «Подождем. Дадим им еще немного измотаться…» Риск по-прежнему был слишком велик. Подчинившись приказу, Эхуд Барак вернул своих людей обратно в ангар. Он негодовал и не скрывал своего раздражения. Штурм самолета в светлое время суток был чреват общей катастрофой. Необходимо было найти другой способ проникнуть в самолет. Время ожидания, изматывавшее угонщиков, работало и против израильтян. У террористов в любой момент могли сдать нервы, и они принялись бы убивать заложников.
  Всю ночь угонщики не сомкнули глаз. В оперативном штабе предположили, что террористы не спали уже как минимум 38 часов. К 9:00 Абу Снейна, измученный бессонной ночью, пребывал в состоянии истерического припадка. «Я привел в действие часовой механизм! — кричал он по радиосвязи. — Если наши люди не будут освобождены, в течение двух часов самолет будет взорван!» Виктор Коэн на протяжении 13 часов беспрерывных «переговоров» пытался успокоить террориста, играя роль «доброго полицейского». Он смог отсрочить ультиматум, заверив Абу Снейну, что представители Красного Креста уже находились по дороге в аэропорт, что министр обороны согласился с требованиями «Черного сентября». Нужно еще время, чтобы собрать всех заключенных, которые находились в разных тюрьмах.
  Израильтяне никогда не вели переговоры с террористами, захватившими заложников. Весь «переговорный процесс» преследовал строго определенные цели, не связанные с ультиматумом террористов:
  1) «заморозить» ситуацию и взять ее под контроль;
  2) затянуть время, чтобы подготовить антитеррористическую операцию;
  3) психологически и физически измотать террористов;
  4) в процессе «переговоров» вытянуть из террористов как можно больше информации.
  Первые три пункта были успешно выполнены Виктором Коэном, однако к утру 9 мая, спустя 15 часов после захвата самолета, оперативный штаб не имел достоверной информации о террористах. Если бы ситуация резко вышла из-под контроля и возникла необходимость немедленного штурма, спецназовцам пришлось бы действовать вслепую. Импровизировать по ходу штурма весьма нежелательно, когда вопрос касается освобождения заложников. И тут, казалось, в самый критический момент, помощь пришла, откуда не ожидали, — от Красного Креста. В полуденные часы представитель этой организации очередной раз вошел в угнанный самолет для разговора с Абу Снейной. Спустя некоторое время он неожиданно вернулся в сопровождении командира экипажа Реджинальда Леви. Желая доказать израильтянам серьезность своих намерений, Абу Снейна на несколько минут выпустил из самолета командира экипажа, передав вместе с ним 10 граммов TNT 33. Лучшего подарка оперативный штаб и ожидать не мог. Реджинальд Леви казался измученным и подавленным, всю ночь он просидел с приставленным к голове пистолетом террориста-психопата. Тем не менее бельгийский пилот сохранил присутствие духа и полную ясность ума. Вместе с несколькими граммами TNT командир экипажа доставил ценнейшую информацию, позволившую заполнить пробелы и увидеть общую картину. Он рассказал, что самолет удерживали двое мужчин и две женщины. Это израильтяне уже знали. Но Реджинальд Леви указал место каждого террориста в салоне, их вооружение и количество взрывных устройств. Это он смог выяснить, не выходя из кабины пилотов, лишь слушая разговоры террористов. Главарь угонщиков постоянно находился в салоне пилотов, двое других — мужчина и женщина, в передней части салона и еще одна террористка — возле заднего выхода. Пилот также добавил, что Абу Снейна пребывал в состоянии крайней истерики и, если бы заметил, что израильтяне пытаются его обмануть, тут же привел бы свои угрозы в действие. Но главное, Реждинальд Леви ответил на вопрос, который волновал спецназовцев с самого начала: есть ли посадочные места возле аварийных люков? Многие авиакомпании, в том числе и EL AL, устанавливали пассажирские кресла у аварийного выхода, чтобы увеличить вместимость салона самолета. Командир экипажа ответил, что аварийные проходы совершенно свободны. Это была очень важная деталь, поскольку успех всей операции зависел от фактора неожиданности и скорости; любое малейшее замешательство при входе в салон лишало спецназовцев преимущества, на котором строился весь план операции. Эта информация была тут же передана подполковнику Эхуду Бараку, который скорректировал план операции.
  Разговор с Реджинальдом Леви длился не более нескольких минут. В спешке оперативный штаб не успел взять описание одежды террористов. Это, как оказалось, серьезно усложнило штурм.
  Возвращаясь в самолет, Реджинальд Леви попросил израильтян позаботиться о детях, если с ним и женой случилось бы самое страшное. Моше Даян лично заверил бельгийского пилота, что у оперативного штаба есть четкий план действий и освобождение заложников — вопрос нескольких часов. Напоследок Рехавам Зеэви и Моше Даян попросили Реджинальда Леви поделиться с террористами «своими впечатлениями», мол, израильтяне напуганы и пребывают в полной растерянности. Они, израильтяне, по всей видимости, готовы пойти на выполнение всех требований «Черного сентября».
  Это был настоящий прорыв. Все «пазлы» сложились в единую картину. Рехавама Зеэви и Моше Даяна словно одновременно осенило. Родился идеально простой и надежный план освобождения заложников. По большому счету вмешательство Красного Креста в переговорный процесс позволило осуществить операцию. Они даже не догадывались о подготовке штурма и отведенной им роли. Всё держалось в строжайшем секрете.
  Представитель Красного Креста передал Абу Снейне, что министр обороны Израиля принял требования угонщиков, 315 палестинских заключенных будут доставлены в аэропорт и оттуда в сопровождении сотрудников Красного Креста переправлены на самолете американской авиакомпании в Каир. Бельгийский авиалайнер с угонщиками и заложниками встретит их в египетской столице. Но для перелета техники EL AL должны подготовить самолет к вылету.
  В то самое время, когда сотрудник Красного Креста возвращался к угонщикам с «предложением» израильтян, генерал Рехавам Зеэви вызвал к себе командира «Сайерет Маткаль» Эхуда Барака и представил ему для окончательной доработки проект нового плана: предложить обмен заложниками в Каире.
  С этой целью в аэропорт Лод будет доставлен пассажирский самолет американской авиакомпании TWA, на борту которого освобожденные палестинские заключенные вылетят в Каир. Сами угонщики с израильскими заложниками вылетят в Каир на пассажирском авиалайнере Sabena, который израильские авиатехники заранее подготовят к вылету. Среди технического персонала будут бойцы «Сайерет Маткаль», переодетые в белые комбинезоны EL AL. Штурмовые группы поднимутся на технический транспорт этой авиакомпании. Они проследуют до самолета, затем выгрузятся и, держа ящики с инструментами открытыми, чтобы успокоить террористов, которые неотрывно будут за ними следить, подойдут к фюзеляжу авиалайнера. Отвлекая террористов шумом подготовительных работ, бойцы штурмовой группы воспользуются техническими лестницами и по сигналу одновременно неожиданно ворвутся вовнутрь салона через выходы и аварийные люки.
  Параллельно с основной операцией, будет проводиться «отвлекающая операция». Чтобы создать видимость обмена, на соседнюю взлетно-посадочную полосу вырулит пассажирский самолет американской авиакомпании TWA, который доставит «выпущенных из тюрем террористов» в арабскую столицу. К нему подъедут крытые брезентом армейские грузовики и автобусы с «заключенными». Роль заключенных террористов будут играть переодетые в арестантские робы военнослужащие Армии обороны Израиля из числа бедуинов, друзов и арабов-христиан, свободно владеющих арабским языком. Не исключалась возможность, что представители Красного Креста заговорят с кем-нибудь из «заключенных» на арабском языке. В качестве службы тюремной охраны выступят также израильские военнослужащие европейской внешности.
  Тем временем в оперативном штабе продолжались переговоры с угонщиками. Абу Снейна, измученный бессонной ночью и нервным напряжением, был готов в любую секунду начать расстреливать заложников. Эхуду Бараку необходимо было выиграть около часа, чтобы окончательно завершить подготовку к операции. Виктор Коэн продолжал успокаивать террористов лестью и обманом. Он передал, что министр обороны Израиля готов удовлетворить все требования «Черного сентября», поскольку «Израиль еще никогда не имел дело со столь серьезными людьми, которые держат слово». Он передал угонщикам, что все 315 заключенных уже находились в автобусах по дороге в Лод.
  Нужно подождать еще час, чтобы доставить колонну заключенных по забитым автомобилями израильским дорогам. Абу Снейна потребовал, чтобы гарантом и контролером сделки выступил Красный Крест. Виктор Коэн подтвердил, что на всех этапах обмена будут присутствовать представители этой организации. Тем временем Виктор Коэн предложил Абу Снейне передать через сотрудников Красного Креста воду и еду. Он также сообщил угонщикам, что для перелета самолета в Каир следует провести техническую проверку и дозаправку. Абу Снейна согласился подпустить к самолету техников EL AL в обязательном сопровождении представителя Красного Креста. Террористы почему-то думали, что посредничество и контроль Красного Креста обеспечат им большие гарантии.
  В это время Эхуд Барак инструктировал своих людей. 15 бойцов были разделены на пять штурмовых групп. Первая группа под командованием Дани Ятома, заместителя командира «Сайерет Маткаль», должна была ворваться в салон самолета через переднюю дверь рядом с кабиной пилотов и нижний аварийный люк в носовой части. Первым в группе шел Ицик Ганон. Вторая группа, ведомая Узи Даяном, племянником министра обороны, должна была проникнуть в салон через дверь в хвосте самолета. Третья группа Омера Эрана должна действовать через аварийный люк над правым крылом. Группе Мордехая Рахамим предстояло первой ворваться в салон самолета через аварийный люк над левым крылом. Следом за ней следовала пятая группа Биньямина Нетаньяху. Сам подполковник Барак должен был занять место под фюзеляжем самолета, чтобы руководить всей операцией, согласовывая действие всех штурмовых групп, спасательных служб, и поддерживать связь с оперативным штабом. Внутри самолета командование взял на себя заместитель Барака майор Дани Ятом. Чрезвычайно важно было действовать быстро и одновременно. Поэтому командиры групп, выйдя на исходные позиции, должны были руками подать Эхуду Бараку знак о готовности. По условленному свисту Барака ровно через 10 секунд все группы должны были начать штурм.
  Барак предупредил своих бойцов, чтобы на протяжении всего пути к самолету они вели себя как техники EL AL и не вызывали подозрения не только у террористов, но и у сотрудников Красного Креста. Никто, кроме бойцов «Сайерет Маткаль» и двух сопровождавших их техников EL AL, не знали о подготовке к штурму. Если бы что-то вышло из-под контроля, террористы открыли бы стрельбу или возникла любая другая внештатная ситуация, бойцы должны были без промедления броситься на свои исходные позиции и начать штурм.
  Особая роль отводилась Мордехаю Рахамим. Перед началом операции начальник Генерального штаба Давид Эльазар лично его проинструктировал: «Что бы ни происходило внутри, ты в первую очередь нейтрализуешь взрывное устройство. Успех всей операции зависит от тебя, мы верим в тебя». Предположительно взрывное устройство находилось слева, в двух рядах от аварийного люка, в который должен был ворваться Мордехай Рахамим. Фактически весь штурмовой отряд выполнял функцию огневой поддержки Мордоха, и он вообще не должен был использовать свой пистолет, действуя под прикрытием остальных групп. Но, как показали дальнейшие события, всё сразу пошло не по плану. Рахамиму первому пришлось принять бой и выполнить основную зачистку. Сами спецназовцы потом шутили: «БÓльшую часть работы выполнил Мордох, мы, можно сказать, были лишь его статистами…»
  Итак, 9 мая 1972 года примерно в 16:00 началась антитеррористическая операция, получившая кодовое название «Изотоп». Со времени захвата бельгийского авиалайнера Sabena прошло более 22 часов. Спецназу «Сайерет Маткаль» предстояло впервые провести операцию по спасению заложников в закупоренном заминированном самолете, захваченном террористами-смертниками. До этого дня никто в мире не предполагал, что такое вообще возможно.
  Буквально за полчаса к штурмовому отряду присоединился 16-й боец, Яков Цур. Ветеран «Сайерет Маткаль», в те годы он работал в Нью-Йорке сотрудником службы безопасности EL AL. Услышав по радио о захвате бельгийского авиалайнера Sabena и о требованиях палестинских террористов, он первым же рейсом вылетел в Израиль. «Когда я приземлился в Лоде, то был сильно удивлен, что угнанный самолет всё еще на своем месте. Я был уверен, что всё уже закончилось, — вспоминал Яков Цур. — Я побежал по ангарам и тут увидел своих товарищей в белых комбинезонах. Меня сразу усадили в вагончик, переодели в белый комбинезон и включили в группу Нетаньяху и Марко Ашкенази. Уже на ходу меня ввели в курс дела…»
  Хотя все следовали плану, с первых минут начали происходить мелкие погрешности, каждая из которых могла привести к краху всей операции. Американский самолет авиакомпании TWA медленно выкатился по взлетно-посадочной полосе к точке встречи. Автобусы и армейские грузовики с «заключенными террористами» начали движение в его сторону. Всё делалось для того, чтобы угонщики до последней секунды были уверены в том, что израильтяне начали обмен. Дождавшись, когда автобусы подъедут к американскому авиалайнеру и из них выйдут «заключенные», к захваченному самолету Sabena выехала техническая колонна. Маленький тягач тащил за собой три вагончика и прицепную рампу с большими техническими лестницами. В каждом вагончике сидели по четыре бойца «Сайерет Маткаль». Подполковник Эхуд Барак, майор Дани Ятом и два настоящих техника EL AL заняли места впереди колонны на тягаче. Колонна хорошо просматривалась из захваченного самолета, поэтому на прицепных вагончиках не было ничего лишнего, что могло бы вызвать подозрение угонщиков. Возле каждого бойца «Сайерет Маткаль» находились только открытые ящики с инструментами. Пистолеты были спрятаны под белыми комбинезонами.
  Первая «неприятность» произошла у начала 16-й линии. Представитель Красного Креста присоединился к группе. Прежде чем занять место, он медленно прошелся вдоль колонны. Только сейчас Эхуд Барак заметил, что один из его бойцов забыл сменить обувь и надел белый комбинезон на красно-коричневые десантные ботинки. К счастью, представитель Красного Креста или не обратил внимания, или не придал этому факту значения. Однако в последнем вагончике он заметил на одном из «техников» пистолет. Боец по какой-то причине расстегнул комбинезон и стал поправлять свою «Беретту». Представитель Красного Креста сразу же сказал Эхуду Бараку, что ему необходимо срочно связаться с оперативным штабом. Отойдя в сторону, представитель Красного Креста поговорил с Моше Даяном и сказал ему, что не хочет «в этом» участвовать, что это подрывает доверие к международной организации и вредит ее имиджу. Министр обороны не стал ничего объяснять, а лишь произнес одну-единственную фразу: «Ты хочешь взять на себя личную ответственность за взрыв самолета?» Этого оказалось вполне достаточно. Представитель Красного Креста молча вернулся в колонну и занял свое место рядом с Эхудом Бараком и Дани Ятомом. Эхуд Барак посмотрел влево и увидел на балконе пассажирского терминала сотни израильтян и иностранных туристов, наблюдавших за разыгрывавшейся трагедией, соблюдая гробовое молчание.
  За 500 метров до самолета представитель Красного Креста вновь остановил движение колонны. Он не спеша направился к самолету, переговорил с Абу Снейной, после чего вернулся к колонне и сказал: «Хорошо, давайте продолжим». Минуты, пока представитель Красного Креста разговаривал с главарем террористов, вспоминал Эхуд Барак, для него и его бойцов были самыми тяжелыми во всей операции. Чтобы снять напряжение, Эхуд Барак прервал тревожное молчание и спокойно обратился к своим бойцам: «Что бы ни происходило, вы знаете, что делать». Он попросил бойцов спрятать пистолеты за спинами, на случай, если террористы потребуют расстегнуть комбинезоны.
  Колонна медленно продолжила движение. С каждой минутой напряжение нарастало. В любой момент террористы могли открыть огонь по заложникам. Не было ни малейшей уверенности в том, что представитель Красного Креста не намекнул Абу Снейне о возможном штурме, чтобы заранее снять с себя ответственность за содействие израильским спецслужбам. За 100 метров он вновь попросил остановиться и еще раз подошел к самолету. На этот раз он вернулся с двумя бельгийскими пилотами. «Смотрите, — он обратился к Бараку. — Палестинцы опасаются, что у вас оружие. Они хотят, чтобы каждый, кто подойдет к самолету, расстегнул комбинезон и показал, что он безоружен».
  Подполковник Барак первым соскочил с тягача и приблизился к самолету. Ему был хорошо виден Абу Снейна, который смотрел на него через иллюминатор в кабине пилота, намеренно выставив свой Magnum 11-го калибра. В сравнении с пистолетами Beretta 22, которыми были вооружены бойцы «Сайерет Маткаль», это была настоящая «пушка». Барак осторожно взглянул на часы. Он понимал, что террористы, не спавшие уже более двух суток, «потеряли цепкость глаза». Абу Снейна попросил пилотов обыскать Барака. Командир «Сайерет Маткаль» расстегнул свой комбинезон, и бельгиец произвел поверхностный обыск. Конечно, он заметил спрятанный за спиной пистолет, но не подал виду. На всякий случай Барак улыбнулся и спокойно произнес: «Это для самозащиты». Бельгийский пилот развернулся к кабине самолета и жестом показал, что всё чисто. Абу Снейна высунул руку с пистолетом и махнул: «Следующий!» Бойцы «Сайерет Маткаль» по очереди подходили к пилотам, распахивая перед ними свои белые комбинезоны. Один из бельгийцев, обыскивая Марко Ашкенази, коснувшись пистолета, улыбнулся и тихо произнес на английском: «Good luck!» Проверка заняла около 20 минут. Можно было только восхищаться хладнокровием бельгийцев, хотя все прекрасно понимали, что, к своему счастью, на борт они уже едва ли успеют подняться. Как минимум двух заложников уже удалось спасти. Можно было попытаться в последнюю минуту вытащить и командира Реджинальда Леви. Для этого под кабину пилота под предлогом зарядки бортовых аккумуляторов подогнали генератор, чтобы в случае крайней необходимости пилот имел возможность выпрыгнуть из иллюминатора на генератор.
  Как только «Сайерет Маткаль» оказался под фюзеляжем самолета, штурмовые группы распределились по своим местам. Пока подносили приставные лестницы, бойцы специально стучали по корпусу самолета и четырем двигателям, создавая видимость технических работ. Сразу возникла первая неучтенная проблема. Из-за генератора, установленного под кабиной пилотов, группа Дани Ятома не смогла прислонить свою лестницу к передней двери самолета. Подполковник Барак поднял руки, что означало: «Всем приготовиться и ждать команды к штурму». Это движение заметили бельгийские пилоты и двое техников EL AL, ожидавших у тягача с тележками. Поняв, что сейчас начнется штурм, они в панике бросились бежать от самолета. Это был самый критический момент в операции — если бы террористы, наблюдавшие за всем происходящим из иллюминаторов, заметили бегство, они сразу разоблачили бы истинные намерения израильтян. Положение мог спасти только немедленный штурм.
  Эхуд Барак в 16:24 свистом подал команду к началу штурма. Но свист Барака услышали не все. Биньямин Нетаньяху находился по другую сторону самолета, командир последней штурмовой группы Узи Даян оставался у хвостового выхода. Из-за отвлекающего шума они не услышали сигнал к штурму. Заметив активизацию остальных штурмовых групп, Узи Даян подбежал к Бараку прояснить ситуацию. Это недоразумение стоило 15 секунд задержки, и группы Нетаньяху и Даяна ворвались в салон самолета позже, когда внутри салона уже шла стрельба. Также произошла заминка и в группе Дани Ятома, но уже по техническим причинам. Поэтому, вместо того чтобы параллельно ворваться с пяти точек: переднего и хвостового выходов и трех аварийных люков, атака началась лишь с одной стороны — с аварийного люка над левым крылом.
  Сейчас с полной точностью невозможно во всех деталях описать операцию: кто первым поразил террористов, в какой очередности, кто за кем следовал, кто кого прикрывал огнем. Всё произошло так быстро, что даже непосредственные участники тех событий в полной мере не могут воссоздать общую картину. Первым через левый аварийный люк ворвалась группа, ведомая Мордехаем Рахамим. У него был приказ не открывать огонь, а уклоняться от боя и продвигаться к взрывным устройствам, оставив террористов на попечение остальных групп. Аварийный люк с грохотом вылетел в салон самолета, и Мордох, пригнувшись к днищу корпуса, вбежал внутрь. Из-за кресел он не сразу заметил Абд эль-Азиза эль-Атраша — тот находился слева от него и с расстояния трех метров вел стрельбу в открывшийся аварийный люк. К счастью, все пули прошли над головой в обшивку салона. Рахамим отпрыгнул назад, и следом за ним в салон буквально пронырнул Омер Эран. Он попытался открыть огонь по террористу, но в этот момент пожилая заложница со страху ухватила его за штанину комбинезона у самой щиколотки. В салоне началась паника. Пассажиры кричали в истерике и падали друг на друга на пол между креслами. Стараясь высвободить ногу, Омер нанес женщине сильный удар кулаком в лицо. Она наконец-то разжала мертвую хватку, и Омер смог подняться и выпустить несколько пуль в эль-Атраша. Тем временем Мордехай Рахамим вернулся в салон и, прикрываясь сиденьями, начал продвигаться в сторону террориста, опустошая свою обойму. Развитие событий внесло коррективы в начальный план. Приказ обезвредить взрывное устройство отменился сам собой. Шаг за шагом Мордох приближался к террористу, стреляя на ходу, не давая ему возможность высунуться в проход. Неожиданно патроны закончилась, и Мордехай Рахамим нырнул между креслами сменить обойму. Слева от себя он заметил женщину, бившуюся в истерике. Как выяснилось позже, это была Дора, супруга командира экипажа. Рахамим крикнул ей на английском: «It will be OK, don’t worry! 34» Выглянув в проход, он увидел лежащего на полу, харкающего кровью Абд эль-Азиза эль-Атраша. Он уже не представлял опасности, и Мордох просто не стал расходовать на него патроны, а перескочил через него к проходу у кабины пилотов, где уже завязалась перестрелка между группой Дани Ятома и главарем террористов Абу Снейной.
  Когда Мордехай Рахамим со своей группой вел перестрелку с первым террористом, группа Дани Ятома безуспешно пыталась вскрыть переднюю дверь самолета. Генератор, подогнанный под кабину пилота, не позволил им надежно установить лестницу у борта. Первым поднимался Ицик Гонен, за ним следовал Дани Ятом. Им наконец-то с огромным трудом удалось приоткрыть дверь. Гонен попробовал двумя руками распахнуть ее, но она заклинила, к тому же на них обрушился град пуль. Гонен просунул руку с пистолетом в узкий проход и опустошил всю обойму в сторону доносившихся выстрелов. Абу Снейна стоял в полутора метрах от двери, он ранил Ицика в руку, но и сам получил несколько пуль. Ицик Гонен соскользнул вниз, а Дани Ятом продолжил выбивать дверь, которую намертво заклинило. Ури Корен в это время вскрыл нижний аварийный люк, но из него ударило облако слезоточивого газа, который исходил из кабины пилотов.
  В это время Мордехай Рахамим уже успел расправиться с эль-Атрашем и вел перестрелку с Абу Снейной. Главарь террористов истекал кровью и, ведя беспорядочную стрельбу во всех направлениях, в последней надежде укрыться от пуль, закрылся в туалете. Мордох сменил обойму, выбил дверь туалета и, просунув внутрь руку с пистолетом, в упор расстрелял Абу Снейну. Рахамим попытался вернуться в салон, но ему сразу пришлось отступить. Кто-то распылил слезоточивый газ. Мордох слышал крики Дани Ятома снаружи, собравшись с силами, он бросился на дверь и помог второй группе протиснуться в салон. Вместе с Дани Ятомом Мордох стал осматривать салон в поисках взрывных устройств.
  Группа Узи Даяна начала штурм с небольшим опозданием. Узи ворвался в салон в хвостовую часть самолета первым, за ним следовали Юваль Галили и Хези Коэн. Перед Узи была штора, а за ней просматривалась какая-то фигура. Неожиданно оттуда выскочил смуглый мужчина и, пытаясь прорваться к выходу, инстинктивно обхватил Узи за шею. Узи Даян не раздумывая выпустил две пары пуль. Первая вошла мужчине в печень, вторая — в область сердца, третья пуля попала в челюсть, четвертая прошла выше головы. Узи Даян сбросил с себя обмякшее тело мужчины и стал пробиваться в проход между рядами кресел. Мгновение спустя он услышал за своей спиной крик отчаяния: «Почему? Я еврей!» Выяснилось, что это был один из заложников, 55-летний западногерманский бизнесмен Манфред Кардовский, в общей панике попытавшийся укрыться за шторой и выскочить из самолета при первой же возможности. К счастью, полученные им ранения из-за маленького калибра оказались несмертельными. В ту же секунду Узи заметил террористку Риму Таннус, на которую указал один из пассажиров. Подбежав к ней, он увидел, что террористка сжимает в руке гранату с выдернутой предохранительной чекой, а рядом с ней на сиденье лежит пояс со взрывчаткой. Узи Даян направил на нее пистолет, и она истошно закричала на английском: «Don’t shoot!» 35 Она вся была покрыта пÓтом и дрожала. Даян попытался успокоить террористку и объяснил ей, как передать гранату, разжимая палец за пальцем. Другие спецназовцы подхватили ее и выволокли из самолета, а подоспевший Мордехай Рахамим тем временем занялся взрывным устройством.
  Группа Биньямина Нетаньяху ворвалась в салон через несколько секунд после группы Мордехая Рахамима. Первым шел Марко Ашкенази. Сильным ударом он опрокинул аварийный люк, который с грохотом влетел в салон. В горячке боя он чуть не попал под пули своих же товарищей, штурмовавших самолет с противоположного борта. Марко бросился в проход между пассажирскими креслами в сторону кабины пилотов, где Мордох уже добивал раненого Абу Снейну. Следом за Марко шаг в шаг продвигался Биньямин Нетаньяху. В проходе между рядами сидений лежал и бился в предсмертных судорогах эль-Атраш. Марко Ашкенази сделал контрольный выстрел в голову и тут же услышал крики: «Взрывчатка!» Пассажиры указывали на последнюю террористку Терезу Халсу. Она попыталась укрыться между сиденьями. Марко подбежал и попытался поднять ее на ноги, ухватив свободной левой рукой. Террористка оказала сопротивление, тогда Марко Ашкенази нанес ей сильный удар по лицу рукой, в которой держал пистолет. От удара произошел непроизвольный выстрел. Пуля прошила Терезу Халсу навылет в грудь и ранила в руку Нетаньяху. Вбежавший в салон Эхуд Барак разорвал на террористке одежду и увидел второе взрывное устройство, спрятанное на ее теле. Он не стал снимать с нее «пояс смертника», а вытащил на крыло самолета через правый аварийный люк и передал раненую террористку другим бойцам.
  После того как все террористы были обезврежены, командир «Сайерет Маткаль» Эхуд Барак, опасаясь, что на борту могли остаться другие взрывные устройства, отдал приказ всем покинуть самолет. Спустя 25 лет, будучи премьер-министром Израиля, Биньямин Нетаньяху шутя вспоминал: «Прорваться в самолет было легче, чем его покинуть». Стараясь предотвратить давку, спецназовцы первым делом вынесли тела двух застреленных террористов и уже после этого начали эвакуацию пассажиров. Высота авиалайнера Sabena составляла 13,5 метра, и обезумевшие пассажиры, проведшие сутки в захваченном палестинскими террористами самолете, могли разбиться насмерть, прыгая из дверей без трапов. Сдерживая общую панику, спецназовцы вывели людей через аварийные люки на крыльях самолета.
  Операция «Изотоп» готовилась около суток. Освобождение заложников прошло за 90 секунд, на 10 секунд меньше запланированного. Двое террористов были ликвидированы, две террористки захвачены. Они успели сделать всего лишь 10 выстрелов. Одна заложница, 22-летняя израильтянка Мирьям Голцберг из кибуца Лохамей Гетаот, сидевшая в центре салона самолета, получила смертельное ранение в голову. Десять дней врачи из больницы «Шива» безуспешно боролись за ее жизнь. Другой заложник, 55-летний житель Западного Берлина Манфред Кардовский, получивший по ошибке три пули от Узи Даяна, вскоре выписался из больницы. Еще две заложницы получили легкие ранения. Двое спецназовцев — Биньямин Нетаньяху и Ицик Гонен получили незначительные пулевые ранения.
  Две захваченные террористки — Рима Таннус и Тереза Халса были осуждены на пожизненное тюремное заключение. 13 лет они провели в израильской тюрьме. 21 мая 1985 года Рима Таннус и Тереза Халса были выпущены на свободу в рамках сделки Джибриля 36.
  Спустя час после окончания операции «Изотоп» израильское радио сообщило всему миру об успешном освобождении заложников из захваченного террористами «Черного сентября» пассажирского самолета бельгийской авиакомпании Sabena. На следующий день под заголовками «Ангелы в белом» были опубликованы фотографии, на одной из которых командир «Сайерет Маткаль» подполковник Эхуд Барак в белом комбинезоне с пистолетом в руке держал раненую террористку, спускаясь с ней по крылу самолета. Имена «Ангелов в белом» не раскрывались, но в одночасье они стали народными героями Израиля, национальной гордостью страны. Сотни репортерских групп устремились в Израиль, чтобы рассказать о беспрецедентной антитеррористической операции по освобождению заложников. Таким образом, совершенно непреднамеренно ими было раскрыто существование секретного спецподразделения Генерального штаба Армии обороны Израиля «Сайерет Маткаль».
  Вечером 9 мая 1972 года, прежде чем покинуть аэропорт Лод, подполковник Эхуд Барак собрал штурмовой отряд. Все пребывали в эйфории. Чтобы «опустить на грешную землю» своих бойцов, командир «Сайерет Маткаль» сказал самые важные слова, которые он посчитал нужным произнести в тот момент: «Ребята, ни на минуту нельзя забывать, что разница между успехом и провалом подобного рода операций — это скорость и точность исполнения. Любая задержка прорыва в салон самолета или в обнаружении террористов могла закончиться катастрофой…»
  Глава седьмая
  1972 год. «Международный террористический интернационал». «Крупная мишень»
  Убийство одного еврея вне поля боя эффективнее, чем убийство сотни евреев в бою, поскольку оно привлекает больше внимания.
  Жорж Хабаш, основатель и председатель НФОП
  К началу 1970-х мир пришел к пониманию, что палестино-израильское противостояние вышло за рамки регионального конфликта. С каждым годом в него втягивались всё новые и новые участники. Террористические организации и группировки из других стран учились у палестинцев всему, перенимая их опыт, расширяя свой «инвентарь» ведения террористической и партизанской войны с государственной системой. Хотя ООП не имела ни малейшего шанса как-то повлиять на израильское политическое руководство, показательные террористические акции всё же позволили ей привлечь внимание к «палестинской проблеме» многих мировых лидеров. В свою очередь, осознание нависшей угрозы международного терроризма заставило многие спецслужбы мира объединить свои усилия в борьбе с общим врагом. В Израиль по каналам европейских спецслужб стала просачиваться дополнительная информация об активизации палестинских эмиссаров, занимающихся вербовкой левых радикалов из числа западноевропейской студенческой молодежи. Особых успехов в этой области добились НФОП и ФАТХ, установив тесные контакты со многими европейскими террористическими организациями левоанархистского и марксистского толка. Так, уже в 1968 году члены западногерманской террористической организации RAF, известной так же, как «Банда Баадер-Майнхоф» и «Фракция Красной Армии», посетили учебный лагерь ФАТХ, размещенный на территории Иордании.
  Палестинских террористов очень привлекала Западная Германия. Хотя «Банда Баадер-Майнхоф» вскоре разорвала отношения с ФАТХ ввиду идеологических и ментальных разногласий, в Западной Германии помимо «рафовцев» нашлось немало леворадикальных групп, готовых выступить с палестинцами единым «антиимпериалистическим фронтом» или оказать «арабским друзьям» поддержку на уровне логистики и сбора информации.
  Правительство ФРГ в 1960–1970-х годах проводило достаточно либеральную политику по отношению к арабским студентам, желавшим обучаться в западногерманских высших учебных заведениях. Палестинские студенты получали специальную государственную стипендию, поэтому в ФРГ была в те годы самая большая концентрация палестинских студентов в Западной Европе. Также с окончанием Второй мировой войны на территории Западной Германии необычайно быстрыми темпами начала расти турецкая диаспора. Турецкие эмигранты пополняли недостающую рабочую силу, необходимую для восстановления послевоенной Западной Германии. ФАТХ и другие палестинские террористические организации вербовали своих сторонников, как правило, среди мусульманских общин Западной Европы. Именно турецкие эмигранты стали каналом для установления связей левых радикалов с ближневосточными террористическими организациями.
  Благодаря сближению с палестинскими террористическими организациями западногерманские левые радикалы многое приобрели. Речь шла об учебных базах на Ближнем Востоке и серьезных финансовых вливаниях, о потоке нелегального оружия и наркотиков, о завязывании прямых контактов с национально-освободительными движениями стран третьего мира. Но самое главное, что стало основой взаимного сотрудничества, левые экстремисты получили надежное территориальное укрытие от преследования собственных властей.
  В свою очередь, плотно взаимодействуя с западногерманскими террористами, палестинцы смогли развернуть широкомасштабную террористическую деятельность в Европе. Это сотрудничество впоследствии получило символическое название «Международный террористический Интернационал». Всё это вызывало тревогу у израильских спецслужб. Многие палестинские террористические организации, такие как НФОП и «Черный сентябрь», в 1970-х годах осуществляли большую часть своих операций на территории Западной Европы, где израильтянам было крайне сложно проводить превентивные антитеррористические мероприятия. Новые вызовы требовали от израильских спецслужб коренным образом пересмотреть основные прерогативы антитеррористической доктрины. Израильская внешняя разведка «Моссад» в конце 1960-х — начале 1970-х годов стала создавать в Европе широкомасштабную агентурную сеть в палестинской среде. Именно в этот период «родились» наиболее выдающиеся израильские разведчики.
  В апреле-мае 1972 года на территории Ливана в бедуинском лагере беженцев в пригороде Бейрута НФОП организовал второй летний семинар, на который съехались представители многих террористических организаций. Среди приглашенных в Ливан был в том числе малоизвестный венесуэльский террорист Ильич Рамирес Санчес, сошедшийся с палестинскими террористами НФОП еще во время учебы в Московском университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Основной целью семинара была организация международной террористической сети с центром в одной из европейских столиц. Террористические организации могли процветать в условиях «беззубых» западных демократий, не в полной мере оправившихся от нацистского тоталитаризма. На фоне строгого запрета любой деятельности правых организаций ультралевые переживали период наибольшего благоприятствования. Палестинцы очень ценили дружбу с западногерманскими леваками, но к 1972 году в ФРГ уже царила настоящая RAF-истерия. «Банда Баадер-Майнхоф» буквально терроризировала Западную Германию непрекращающейся серией банковских ограблений и диверсий. Экстремистские группировки из других стран не желали оказаться в эпицентре внутреннего конфликта и попасть под «каток» западногерманских спецслужб. В конечном итоге штаб-квартирой международной террористической сети была выбрана французская столица. Немалую роль в этом решении сыграла традиционная французская симпатия к арабам. Удобное географическое положение Парижа позволяло без труда поддерживать связь с организациями во всех уголках мира. Но главное «достижение» международного семинара заключалось в договоренности о согласованных действиях различных террористических групп. Основная идея состояла в том, что одна террористическая организации должна действовать в интересах другой. В 1970-х годах, впрочем, как и в наши дни, существовали серьезные затруднения, связанные с экстрадицией преступников. Пока одна страна требовала выдачи террористов, они успевали затеряться в другой части света.
  «Международный террористический Интернационал» был неразрывно связан с венесуэльцем Ильичом Рамиресом Санчесом. Один из наиболее опасных террористов второй половины XX века, заслуженно считавшийся в 1970–1980-х годах террористом номер один. Мировую известность Ильич Рамирес Санчес получил под псевдонимом Карлос-Шакал. Ему инкриминируется организация более сотни показательных терактов. «Человек тысячи лиц», доведший искусство перевоплощения и конспирации до недостижимых высот — на протяжении десятков лет многие спецслужбы мира безуспешно вели на него охоту, в то время как Карлос-Шакал практически беспрепятственно перемещался по Европе, останавливаясь в самых дорогих отелях. Поддерживая связь со многими террористическими группами, он манипулировал ими, нередко выполняя их руками заказные убийства. Прекрасный исполнитель-солист, превративший теракты в рейтинговые «телешоу» прямого эфира, он в первую очередь был «мозговым центром», человеком, прекрасно разбирающимся как в психологии экстремистов, кого, где и как использовать, так и в реакции общественного мнения и политических деятелей. Он всегда знал, как добиться нужного результата с относительно минимальными затратами.
  Карлос родился 12 октября 1949 года в столице Венесуэлы городе Каракасе в семье процветающего адвоката. Его отец, Хосе Аллаграсия Санчес, был ярым приверженцем марксизма-ленинизма, поэтому такие фамилии, как Маркс, Сталин, Ленин и Кастро, вошли в жизнь Карлоса с самого раннего детства. Адвокат Санчес настолько боготворил Ленина, восхищаясь его идеями, что последовательно дал своим сыновьям имена Владимир, Ильич и Ленин. Соответственно средний сын получил имя Ильич Рамирес Санчес.
  Отец-миллионер не жалел средств на обучение сыновей, которые в скором времени должны были влиться в международное революционное движение. Ильич Рамирес Санчес получил прекрасное образование. В пятнадцатилетнем возрасте он вступил в ряды Коммунистической партии Венесуэлы и «как настоящий революционер» взял себе псевдоним Карлос 37.
  Спустя два года, когда ему исполнилось семнадцать лет, отец отправил Карлоса на Кубу, в специальный учебный лагерь, где молодые революционеры постигали основы тактики ведения партизанской войны. В 17-летнем возрасте Карлос еще был идеалистом, его в меньшей степени интересовали деньги. То, что террор — дело весьма доходное, Карлос понял позже. Он обучался в военном лагере, расположенном в окрестностях Гаваны, методике проведения направленных взрывов, приемам рукопашного боя и стрельбе из всех видов ручного оружия, готовя себя к будущим революционным схваткам.
  После Острова свободы отец Карлоса отправил среднего сына в Лондон вместе с матерью и младшим братом по имени Ленин, чтобы те «навели европейский лоск». Некоторое время они проживали в Кенсингтоне, одном из самых привилегированных аристократических кварталов западного пригорода британской столицы. Там, в лондонских пивных барах, Карлос впервые открыл для себя существование европейских левоанархистских движений. В конце 1960-х годов в настроениях леволиберальной интеллигенции и европейского студенчества росло ощущение, будто Запад находится на пороге революционных преобразований. Эти настроения подпитывались прежде всего последствиями нацизма и расколом поколений, позорным колониальным прошлым западных стран и преступной вьетнамской войной, развернутой Соединенными Штатами в Индокитае.
  В середине 1968 года Карлос приехал в Москву и сдал вступительные экзамены в Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Ни для кого на Западе не было секретом, что это учебное заведение готовило не только прекрасных специалистов во многих областях науки и техники. Его выпускники становились вольными и невольными советскими «агентами влияния» в странах третьего мира. Об этом периоде жизни Карлос всегда вспоминал как о самых лучших годах своей молодости. В Москве Ильичу Рамиресу Санчесу понравилось. Он вел разгульный образ жизни. Благодаря регулярным денежным переводам отца Карлос никогда не испытывал финансовых затруднений. Богатый иностранец привлекал к себе повышенное внимание противоположного пола. Дикие ночные кутежи занимали его куда больше, чем занятия в университете. Однако рано или поздно московским похождениям Карлоса должен был прийти конец. В 1969 году он был исключен из Венесуэльской компартии и по требованию венесуэльских студентов (согласно распространенному мнению) изгнан из стен университета. Формальным поводом к отчислению Ильича Рамиреса Санчеса послужило его участие в несанкционированной демонстрации у посольства Ливии. Летом 1970 года Карлоса выдворили за пределы Советского Союза за «антисоветские провокации».
  Почти двухлетнее пребывание Карлоса в Москве принесло ему неоценимую пользу. В университете он установил контакты со многими «революционерами» третьего мира. Покинув Москву, Карлос на некоторое время перебрался в Париж, где тесно сошелся с палестинскими террористами. Еще будучи в столице СССР, Карлос познакомился с обучавшимися в Университете дружбы народов палестинскими студентами, в том числе с Мохаммедом Будиа. Палестинцы «раскрыли» Карлосу глаза на свою проблему, убеждая, что истинное его призвание — борьба с американским империализмом и международным сионизмом, тем более что эта борьба щедро подпитывалась деньгами богатых нефтяных арабских шейхов. В Париже Карлос официально влился в ряды НФОП. По заданию своих новых палестинских друзей Карлос поначалу занимался сбором информации, составив список из 500 объектов — потенциальных целей. Принято считать, что Карлоса завербовал член ЦК НФОП Вадиа Хаддад. Когда в 1979 году Вадиа Хаддад (не без помощи израильтян) скончался в одной из восточногерманских клиник, Карлос стал самым значимым международным террористом своего времени.
  Второй летний семинар, организованный НФОП в апреле — мае 1972 года в пригороде Бейрута, проходил на фоне тяжелейших мировых террористических потрясений. За два месяца до этого, в марте 1972 года, состоялся III съезд НФОП, где впервые наметился серьезный раскол в рядах этой организации. Председатель НФОП доктор Жорж Хабаш своим выступлением с трибуны съезда поверг в шок почти всех делегатов. Он поставил под сомнение «основу основ палестинского национально-освободительного движения». Он прямо заявил о том, что терроризм не всегда является самым эффективным орудием палестинской борьбы. События, вошедшие в историю как «черный сентябрь», заставили Жоржа Хабаша коренным образом пересмотреть стратегическую линию НФОП. Ущерб был настолько ощутим, что возникал вполне закономерный вопрос: кто в первую очередь страдает от терроризма? Жорж Хабаш был очень неглупым и дальновидным политиком, способным принимать непростые стратегические решения, когда того требовали обстоятельства. В острой дискуссии председатель НФОП смог убедить большинство делегатов воздержаться от проведения внешних террористических операций. Однако Жорж Хабаш не мог лично контролировать каждую из многочисленных группировок, входивших в «Фронт». К тому же второе лицо в иерархии НФОП доктор Вадиа Хаддад в ультимативной форме отказался выполнять решения съезда и стал проводить независимую «внешнюю политику», опираясь на правое крыло ЦК НФОП.
  Тут-то и пригодился венесуэльский террорист Карлос-Шакал. В отместку за решение III съезда НФОП отказаться от внешних террористических операций Вадиа Хаддад поручил Карлосу спланировать показательный теракт. В качестве объекта нападения был вновь выбран израильский международный аэропорт Лод. Вадиа Хаддад предложил задействовать иностранцев из числа «Международного террористического Интернационала», вызывавших у израильских спецслужб меньше подозрений, нежели боевики арабского происхождения. Вместе с Гассаном Канафани, Бассамом Абу Шарифом и другими руководителями правого крыла НФОП Карлос-Шакал приступил к планированию операции под кодовым названием «Крупная мишень». Именно во время подготовки этого теракта Карлос-Шакал впервые открыл в себе незаурядные организаторские способности. На финансирование операции было выделено 5 миллионов долларов, полученных от правительства Западной Германии в качестве выкупа за угнанный самолет авиакомпании Lufthansa в феврале 1972 года. Нападение на аэропорт Лод должно было стать частью гораздо более масштабного плана, который по неизвестным причинам не был до конца реализован.
  Вместе с Карлосом-Шакалом весной 1972 года в палестинском учебном лагере проходили подготовку несколько членов недавно созданной марксистской террористической организации «Японская Красная Армия». Японцы традиционно считались самой путешествующей нацией мира, потому их появление в Израиле не вызвало бы вопросов. К тому же в начале 1970-х годов японские экстремистские группы действовали, как правило, в пределах своего региона. Незадолго до начала второго семинара основатели и лидеры «Японской Красной Армии» супруги Фусако Сигэнобу и Тсуйоши Окудейра предложили палестинцам услуги своей террористической группы.
  Краткая справка
  «Японская Красная Армия» 38 — японская марксистская террористическая организация, основанная в период холодной войны, 26 февраля 1971 года супругами Фусако Сигэнобу и Тсуйоши Окудейра в результате слияния нескольких леворадикальных организаций, ставивших целью свержение японского правительства и приближения мировой революции.
  Идеология — осуждение «советского ревизионизма» и подготовка мировой революции посредством создания широкого интернационального фронта локальных партизанских армий. Главными противниками члены «Японской Красной Армии» считали мировой империализм, сионизм, Израиль и «советский ревизионизм».
  После того как в 1971 году лидер организации Фусако Сигэнобу предложила союз НФОП, «Японская Красная Армия» перенесла свою штаб-квартиру в Ливан в долину Бекаа.
  В разное время численность «Японской Красной Армии» колебалась от нескольких десятков до 400 человек. Подразделялась на три комитета: Военный, Идеологический и Организационный.
  «Японская Красная Армия» занималась ограблениями банков, угонами самолетов, нападениями на дипломатические миссии и захватами заложников для последующего обмена на своих заключенных соратников.
  В апреле 2001 года после ареста Фусако Сигэнобу «Японская Красная Армия» заявила о самороспуске.
  Пока основательница «Японской Красной Армии» с несколькими боевиками своей организации находилась в учебном лагере НФОП, в Японии без ее ведома была устроена «чистка рядов». Многие члены организации были казнены собственными товарищами. Это нанесло серьезный удар по имиджу группы как в самой Японии, так и среди зарубежных леворадикальных экстремистов.
  Карлос-Шакал предложил Фусако Сигэнобу спасти лицо организации, совершив громкий теракт на одном из наиболее охраняемых объектов Израиля — в международном аэропорту Лод. В свою очередь, Вадиа Хаддад мог представить теракт в Лоде как месть палестинцев за убийство недавних угонщиков бельгийского авиалайнера Sabena, тем самым оправдаться за нарушение решений III съезда НФОП 39. Фусако сразу же согласилась оказать услугу НФОП и провести показательную диверсию против общего сионистского врага.
  На роль исполнителей были выбраны трое молодых — в возрасте от 24 до 27 лет — членов организации, находившихся в тот момент в летнем лагере НФОП, — муж Фусако Сигэнобу Тсуйоши Окудейра, Ясуда Ясуюки и Кодзо Окамото. До последнего момента планы операции содержались в строжайшем секрете. В его подробности были посвящены только организаторы теракта и один из исполнителей — Тсуйоши Окудейра. Двое других исполнителей узнали о своей миссии за неделю до вылета из Бейрута.
  Исполнители прекрасно понимали, что полет в Израиль, возможно, станет для них последним. Однако, когда им сообщили о миссии и посвятили в детали операции, они не колеблясь приняли предложение. Эти люди были фанатиками, готовыми в любой момент положить свои жизни на «алтарь мировой революции». Смерть на глазах у всего мира в израильском международном аэропорту, к которому еще несколько недель назад было приковано внимание всех СМИ, была вожделенной мечтой многих террористов-самоубийц.
  Японские «камикадзе» вылетели 23 мая 1972 года из Бейрута в Париж, где сделали пересадку на самолет, следовавший во Франкфурт. Террористы тщательно продумали каждый шаг, чтобы замести любые следы, ведущие в Ливан. Во Франкфурте они получили новые поддельные японские паспорта на вымышленные имена. Затем они поездом выехали в Рим. Там они провели три дня как обычные туристы, фотографируясь и посещая исторические достопримечательности. У них не было с собой даже оружия.
  В самый последний день, утром 30 мая 1972 года, Фусако Сигэнобу лично приехала в Рим и привезла террористам авиабилеты в Израиль, штурмовые винтовки чешского производства vs.58, 270 патронов к ним и шесть ручных гранат. Оружие упаковали в три дорожных чемодана. В полдень Тсуйоши Окудейра, Кодзо Окамото и Ясуда Ясуюки переоделись в деловые костюмы и направились в международный аэропорт Рим-Фьюмичино имени Леонардо да Винчи. Пройдя регистрацию, они сдали дорожные чемоданы в багаж и поднялись на рейс авиакомпании Air France, следовавший из Нью-Йорка в Тель-Авив.
  Вечером того же дня, примерно в 22:00, самолет совершил посадку в Израиле. Международный аэропорт Лод еще переживал события 20-дневной давности, когда «Сайерет Маткаль» штурмом освободил захваченный бельгийский авиалайнер Sabena. Пассажирский терминал был переполнен людьми, и террористам пришлось выстоять длинную очередь у паспортного контроля. За это время в аэропорту совершили посадку еще четыре пассажирских самолета. Молодые японцы в деловых костюмах со скрипичными футлярами в руках не вызвали ни малейшего подозрения у службы безопасности аэропорта. Они успешно миновали паспортный контроль и около 22:30 получили свой багаж. Японцы тут же открыли свои чемоданы и достали штурмовые винтовки. Метнув несколько гранат, они открыли беспорядочную стрельбу длинными очередями по скоплению людей в пассажирском терминале. Возникла паника, и служба безопасности аэропорта не сразу смогла обнаружить и обезвредить террористов.
  Тсуйоши Окудейра погиб почти сразу, не успев израсходовать свой боекомплект. По всей видимости, он попал под пули своих товарищей. Ясуда Ясуки, расстреляв первую обойму, выбежал на взлетное поле и открыл огонь по пассажирам, спускающимся по трапу самолета. После того как у него закончились патроны, он подорвал себя остававшейся ручной гранатой. Последний террорист, Кодзо Окамото, также выбежал на взлетное поле и открыл огонь по пассажирам, только что прибывшим из Парижа. Увидев, что его сообщники мертвы, Окамото выбросил штурмовую винтовку и попытался скрыться, затерявшись в убегающей толпе. Однако на выходе из пассажирского терминала его опознали и задержали сотрудники аэропорта.
  За несколько минут террористам удалось застрелить 26 и ранить 72 человека, среди них 11 паломников-христиан из Пуэрто-Рико.
  Единственному захваченному террористу были предъявлены обвинения «в совершении террористического акта, повлекшего смерть 26 человек, незаконном владении и ношении огнестрельного оружия, а также в 72 покушениях на убийство, повлекших за собой телесные повреждения». Окамото сразу стал сотрудничать со следствием, дав исчерпывающие показания, в надежде, что потом ему дадут возможность покончить с собой. На первый же вопрос о том, сожалеет ли он о содеянном, Кодзо Окамото ответил: «Да, но у меня не было выбора, я не мог не стрелять, теперь мне остается только молиться за упокой душ погибших». В ходе судебного слушания он сразу же выразил свою солидарность с борьбой, которую ведет «Народный фронт освобождения Палестины». Ему был назначен опытный израильский адвокат Макс Кризман. Однако с судом, как и с назначенным ему адвокатом, обвиняемый отказался сотрудничать, надеясь спровоцировать смертный приговор. На протяжении всего судебного процесса он активно саботировал своего адвоката, даже опротестовал его ходатайство о проведении психиатрической экспертизы.
  Когда лицо Кодзо Окамото впервые появилось в эфире, люди были шокированы. Все ожидали увидеть монстра, а перед ними на телеэкранах предстал обычный скромный молодой юноша, этакий «ботаник» (кстати, он и был дипломированным ботаником). У всех возникали одни и те же вопросы: как такой интеллигентный юноша мог принять участие в такой кровавой бойне? что должно было случиться, чтобы довести человека до такой степени ненависти? что Израиль и иностранные туристы сделали этим молодым японцам?
  Кодзо Окамото родился в Японии 7 декабря 1947 года в городе Кумамото на острове Кюсю в благополучной обеспеченной семье. Получил прекрасное образование, свободно владел английским, китайским, арабским и ивритом. Окончил ботанический факультет университета Кагосима. Однако в студенческие годы Окамото увлекся коммунистическими идеями и был завербован одной из марксистских группировок, позже влившейся в состав «Японской Красной Армии». В начале 1970-х годов он выехал из Японии в Ливан, где принял ислам, после чего отказался возвращаться на родину, фактически разорвав связи со своей семьей. Дальнейшее известно.
  Судебные слушания продлились почти год. 23 июля 1973 года 25-летний японский террорист Кодзо Окамото был осужден израильским Военным трибуналом к пожизненному заключению. Спустя 13 лет, в 1985 году, в рамках «сделки Джибриля» по обмену военнопленными Кодзо Окамото был выпущен на свободу. Он сразу же покинул Израиль и вылетел через Египет в Ливию, а затем в Ливан, опасаясь экстрадиции в Японию, где он заочно был приговорен к смертной казни.
  Утром 31 мая 1972 года, сразу после совершения теракта, «Народный фронт освобождения Палестины» и «Японская Красная Армия» выступили с совместным заявлением, взяв на себя ответственность за нападение на израильской аэропорт Лод. Мировая общественность была шокирована. Даже арабские страны, несмотря на конфликт с Израилем, назвали теракт в аэропорту Лод «неприемлемой кровавой бойней».
  Но больше всех была потрясена японская общественность, которая до последнего отказывалась верить, что в теракте замешаны ее граждане, пока официальный представитель дипломатической миссии не подтвердил, что Кодзо Окамото является гражданином Японии. Кодзо Окамото заявил японскому дипломату, что у него нет ничего против израильского народа. Но он вынужден был так поступить, поскольку «это был мой долг солдата революции». Япония принесла Израилю и Пуэрто-Рико официальные извинения за преступление, совершенное ее гражданами, возомнившими себя самураями-камикадзе, а также выплатила всем пострадавшим денежную компенсацию в общей сложности более чем на полтора миллиона долларов США.
  В Израиле этот террористический акт называли не иначе как резня. Это был самый крупный теракт за всю историю существования Государства Израиль. В стране был объявлен траур. Поистине кровавое побоище 30 мая 1972 года, совершенное террористами из «Японской Красной Армии», стало трагедией национального масштаба.
  Ответ Израиля, как всегда, не заставил долго ждать. Несмотря на то что непосредственные исполнители теракта понесли заслуженную кару, тем не менее митбахон 40 премьер-министра Голды Меир принял решение нанести ответный удар по тем, кто планировал атаку на аэропорт.
  Сразу после совершения теракта, в то время как тела убитых еще продолжали лежать на залитом кровью полу пассажирского терминала, на волне одной из бейрутских радиостанций прозвучало следующее: «Израиль, это “Народный фронт освобождения Палестины”. Мы берем на себя ответственность». Эти слова принадлежали писателю, журналисту, редактору журнала «Аль-Хадеф», одному из руководителей НФОП Гассану Канафани — человеку, непосредственно принимавшему участие в планировании теракта.
  Израильские спецслужбы были осведомлены о местах проживания большинства палестинских лидеров. Канафани занимал одну из квартир в многоэтажном доме на юго-востоке Бейрута, в спальном районе Хазмие. Агенты «Моссада», начиная с июня, установили слежку за Канафани. Ожидая ответной реакции израильских спецслужб на теракт в аэропорту, Гассан Канафани, как и другие руководители НФОП, окружил себя многочисленными телохранителями. Он намеренно отменил все встречи, изменил рабочий график и постоянно менял пути передвижения по городу.
  Основная сложность уничтожения Канафани заключалась в том, что в 1972 году у «Моссада» не было достаточно прочных позиций в Бейруте. Из-за опасения, что могла пострадать семья террориста, а также ни в чем не повинные люди, проживавшие по соседству с ним, вопрос о нанесении авиаудара по его дому не рассматривался. Для ликвидации необходим был близкий контакт. Однако в системе охраны Канафани была замечена одна серьезная брешь, позволившая впоследствии свести счеты с писателем-террористом. Ночью его дом не охранялся.
  В ночь на 8 июля Гассан Канафани в окружении телохранителей вернулся домой. Как обычно, он загнал свой спортивный автомобиль Austin 1100 в гараж, находившийся на первом этаже дома, и вместе с охраной поднялся в квартиру.
  Никто не обратил внимания на припаркованную неподалеку темную машину, внутри которой сидели несколько молодых людей. Дождавшись, когда телохранители Канафани выйдут из дома и разъедутся по своим делам, молодые люди вышли из машины и направились к гаражу. Агенты «Моссада» смазали маслом высокие металлические двери и, быстро вскрыв замок отмычкой, проскользнули внутрь помещения.
  На следующий день, 8 июля 1972 года, в 11 часов утра 36-летний Гассан Канафани вышел из своей квартиры и, открыв двери гаража, сел за руль спортивного автомобиля. Как только Канафани провернул ключ зажигания, был приведен в действие 5-килограммовый заряд взрывчатки, спрятанный под капотом автомобиля. Взрыв был такой силы, что во всем районе не осталось ни одного целого стекла. Даже личный пистолет Канафани, с которым он никогда не расставался, был разорван на отдельные кусочки, которые были найдены в радиусе 100 метров от гаража.
  К сожалению, вместе с Гассаном Канафани погибла его 17-летняя племянница, приехавшая накануне покушения из Акко. В момент взрыва она находилась в машине дяди.
  Убийство Гассана Канафани вызвало среди палестинских лидеров невероятную панику. Многие, опасаясь за свою жизнь, спешно покинули пределы Ливана. Вадиа Хаддад «по неотложным делам» срочно вылетел в Алжир. Лейла Али Халед, близкий друг Канафани, затерялась где-то в Берлине, а доктор Жорж Хабаш вылетел на лечение в Москву.
  Следующим в «черном списке» стояло имя одного из лидеров НФОП Бассама Абу Шарифа, также принимавшего непосредственное участие в планировании кровавого теракта в международном аэропорту Лод.
  Бассам Абу Шариф был известным сторонником «почтовой войны» — рассылки бандеролей с взрывчаткой. Десятки смертоносных пакетов были отправлены при его личном участии. Поэтому выбор способа ликвидации стал весьма символичным. Один из осведомителей «Моссада» сообщил о том, что Абу Шариф заказал из Манилы книгу о жизни Эрнесто Че Гевары. Он с нетерпением ждал посылку, и в «Моссаде» решили «ускорить» ее доставку на несколько дней. Между страниц книги положили пару полосок пластиковой взрывчатки. Этого количества вполне хватило бы, чтобы уничтожить самого террориста и причинить минимальный вред окружающим.
  Бассам Абу Шариф приехал 25 июля 1972 года в свой офис главного редактора газеты «Аль-Хадаф» раньше обычного. Накануне вечером ему позвонили из почтового отделения и сообщили, что на его имя пришла бандероль из Манилы. Любая почта, поступавшая к функционерам НФОП, тщательно проверялась собственной службой безопасности на наличие взрывчатки. На этот раз служба безопасности не заметила ничего подозрительного, тем более что сам Абу Шариф заранее предупредил, что давно с нетерпением ожидал книгу из Манилы. Это усыпило бдительность охраны, в противном случае, учитывая недавнее покушение на Гассана Канафани, пакет обязательно попытались бы развернуть. Абу Шариф поднялся в личный кабинет и, не дойдя до стола, вытащил из пакета книгу. Раскрыв обложку, он лишь успел заметить две плоские красно-коричневые плитки, похожие на шоколад. Опытный террорист сразу всё понял. «Ни единого шанса!» — мелькнуло у него в голове. За доли секунды он лишь успел немного отвернуться, прикрыв лицо ладонями.
  Спустя много лет Абу Шариф вспоминал: «Я не слышал самого взрыва, потому что меня, должно быть, оглушило. В следующий момент мне показалось, что я погружаюсь в глубокую темную яму ужасающей тишины. Вокруг меня была черная пустота. Я помню, что думал: “я умираю” и был сильно зол на самого себя, потому что никогда уже не добьюсь всего, что я надеялся совершить в моей жизни. И тут я внезапно почувствовал руками землю подо мной, и, осознав, что я всё еще жив, попытался встать и нащупать путь к стене.
  Я чувствовал, как что-то мокрое бежит по моему лицу и рукам, и догадался, что это была моя собственная кровь.
  К моему ужасу, я мог также почувствовать, как правый глаз свисает по моей щеке, словно огромная слеза. До этого момента я чувствовал только онемение. Но, когда я на ощупь добрался до двери, меня охватила мучительная боль.
  Когда я пошатнулся в дверях, две сильные руки сжали мои плечи, и я испугался, что тот, кто пытался меня убить, теперь пытается похитить меня. Я крикнул несколько раз: “Кто ты?” Мои губы казались огромными, опухшими, сухими и потрескавшимися. Ответа не последовало.
  Будучи преисполнен решимости отбиться от тех, кого я считал нападавшими, я из последних сил пытался освободиться, когда меня тащили вниз по лестнице и бросили, как сумку, на заднее сиденье автомобиля. Меня не волновало, что меня уже похитили. Захлебываясь в собственной крови, я почувствовал кислородную маску на лице и наконец потерял сознание…»41
  Люди, прибежавшие на помощь Абу Шарифу, были обычными уличными прохожими — лавочник и таксист. Услышав взрыв, они бросились в здание офиса. Время было раннее, и, кроме самого пострадавшего от взрыва, в здании не оказалось ни одного человека. Они нашли Абу Шарифа в проеме двери и доставили его в ближайшую больницу.
  Бассам Абу Шариф получил восемьдесят процентов ожогов тела. От его лица практически ничего не осталось. Он потерял правый глаз, левый был сильно поврежден. Почти год ливанские врачи пытались частично спасти ему зрение. Направленным взрывом Абу Шарифу сильно повредило челюсти и зубы, он лишился обеих барабанных перепонок и нескольких пальцев на руке. Около шести лет понадобилось ему, чтобы частично восстановиться и начать обходиться без посторонней помощи.
  В том же интервью, данном им журналистке Клэр Кэмпбел в июле 2009 года, Абу Шариф признался, что годы, проведенные на больничной койке, он не переставал думать о том, что с ним произошло. Собственные страдания, явившиеся прямым следствием террористической войны, заставили его многое переосмыслить. В молодости он был убежденным сторонником терроризма, но с годами Абу Шариф пересмотрел свои взгляды. Он всё более сближался с демократическим крылом ФАТХ, что в конечном итоге привело к его изгнанию из НФОП. Став одним из заместителей Арафата, Абу Шариф приступил к формированию нового политического курса ООП, направленного на сближение с Израилем. «…Постепенно я начал понимать, что нет никаких оснований в том, чтобы я прекратил активно участвовать в освобождении Палестины. Но мне нужно было найти мирные средства для этого. Прежде всего я захотел доказать людям, насколько бесполезно насилие…»
  Несмотря на неудачную попытку устранения Бассама Абу Шарифа, израильское руководство решило не доводить дело до конца, приняв решение сосредоточить усилия на решении более злободневных вопросов безопасности. Бассам Абу Шариф уже не представлял угрозы Израилю. Спустя несколько месяцев «Черный сентябрь» провел самый громкий свой теракт — похищение сборной Израиля на летних Олимпийских играх в Мюнхене, и весь ресурс спецслужб и спецподразделений Израиля был брошен на полную ликвидацию этой террористической организации.
  Глава восьмая
  1972 год. Операция «Аргаз‐3» 42
  …Все эти дни в плену я представлял себе, как наши ребята из спецназа неожиданно врываются на территорию сирийской тюрьмы, распахивают железные двери нашего каземата и говорят: «А теперь, парни, домой!..»
  Пини Нахмани, израильский штурман, провел в сирийском плену более трех лет
  Шестидневная война и сокрушительный разгром арабских армий не принес ни Ближнему Востоку, ни Израилю долгожданного покоя. После краткого затишья арабо-израильское противостояние вылилось в затяжной и не менее жестокий военный конфликт, переросший в так называемую войну на истощение. Короткие стычки и обоюдные вылазки нередко перерастали в широкомасштабные военные действия, во время которых обе стороны несли тяжелые потери. Это была война без правил. С трудом достигнутые соглашения о временном перемирии тут же нарушались. Тем не менее к середине августа 1970 года военные действия удалось практически свести к нулю, однако в египетском и сирийском плену продолжали томиться 15 израильских военнослужащих, бо́льшую часть которых составляли летчики, сбитые в районе Суэцкого канала и Голанских высот. В то же время число арабских военнопленных, захваченных во время военных действий, превышало это число в несколько раз. Несмотря на это, египетское и сирийское руководство наотрез отказывалось от ведения каких-либо переговоров об обмене военнопленными. Разведывательная информация, поступавшая из различных источников, в том числе по каналам Красного Креста, вызывала серьезную тревогу израильского правительства. Так, сообщалось, что военнопленные содержатся в нечеловеческих условиях. Многие из них находились в крайне тяжелом состоянии, требовалось срочное медицинское вмешательство. Наиболее изощренным издевательствам подвергались израильские летчики. Их морили голодом, систематически избивали, приковывали кандалами к стенам камер и всячески унижали, стараясь выплеснуть на них бессильную злобу, причиной которой было бесспорное преимущество израильских ВВС над воздушными силами арабских стран. То, что арабы не могли сделать на поле боя, они позволяли себе в тюремных казематах.
  После того как усилия на политическом уровне и откровенные угрозы не принесли результатов, израильское руководство приняло решение перейти к силовому варианту, дабы вернуть своих военнопленных домой. Рассматривалось несколько самых невероятных сценариев: высадка десанта и захват тюрьмы, в которой содержались израильские летчики; проведение крупных показательных диверсий в глубоком тылу Египта и Сирии; похищение первых лиц государств арабской антиизраильской коалиции. (Поскольку, как считали в Израиле, арабо-мусульманский мир понимает только силу, подобные акции устрашения должны были сделать арабские режимы более сговорчивыми.)
  Весной 1972 года на заседании «узкого» кабинета министров, митбахон, премьер-министр Голда Меир самым решительным образом потребовала от армии и спецслужб «разобраться» с сирийцами и египтянами. Как один из вариантов было предложено попытаться захватить высокопоставленных офицеров на территории Египта или Сирии, чтобы затем обменять их на израильских военнопленных.
  В Генеральном штабе сразу же был поднят вопрос: кому именно поручить выполнение задания государственной важности? В спор за право реализации плана правительства вступили два элитных подразделения. Подопечные бригадного генерала Рафаэля Эйтана — спецназ 35-й бригады ВДВ, и подполковника Эхуда Барака — диверсионно-разведывательного спецподразделения Генерального штаба «Сайерет Маткаль». Оба подразделения к этому времени уже имели в своем активе десятки спецопераций, блестяще проведенных в глубоком тылу врага, и завоевали заслуженную славу. От одного упоминания этих подразделений арабских военачальников и солдат пробивала дрожь. Ни Барак, ни Эйтан не желали уступать, приводя всё более убедительные доводы, отстаивая свои позиции. Как считал бригадный генерал, деятельность «Сайерет Маткаль» должна ограничиваться сугубо разведывательными функциями, поскольку проведение спецопераций в глубоком тылу врага исключительная прерогатива воздушного десанта. В свою очередь, подполковник настаивал на том, что подобного рода акциями должны заниматься только спецназовцы Генштаба. В конечном итоге конец спору был положен 9 мая 1972 года благодаря успешной спецоперации «Изотоп» 43, в ходе которой бойцами «Сайерет Маткаль» в течение 90 секунд были освобождены пассажиры бельгийского авиалайнера Sabena, захваченного террористами «Черного сентября».
  Спустя несколько дней после секретного заседания митбахона подполковника Эхуда Барака срочно вызвали в отдел оперативного планирования операций Генерального штаба. Полковник Эммануэль Шакед предложил Бараку лично разработать и подготовить спецоперацию в арабском тылу. Целью операции было похищение высокопоставленных сирийских или египетских офицеров для дальнейшего их обмена на израильских военнопленных. После операции «Изотоп» подполковник Барак еще больше уверился, что его бойцы способны выполнить любую поставленную задачу. Но самое главное — в это верили и сами спецназовцы, и высшее военное руководство. Подполковник Барак требовал полной автономности и свободы в принятии решений, поскольку, как показывал опыт, военно-политическая бюрократическая машина могла существенно осложнить ход подготовки операции. Сложно представить себе ситуацию, при которой главврач больницы давал бы профессиональные советы нейрохирургу, по ходу операции вмешиваясь в его работу.
  Подполковник Барак предложил сконцентрироваться на «египетском направлении», поскольку для захвата высокопоставленных сирийских офицеров потребовалось бы проникновение в глубокий тыл. Что касалось Египта, то его высшее командование имело обыкновение довольно часто посещать линию прекращения огня. Улучив момент, можно было без особых усилий провести операцию, к тому же в случае непредвиденных осложнений воспользоваться поддержкой морских коммандос «Шайетет-13» и ВМС Израиля. Но как всегда, неожиданное развитие событий внесло коррективы в дальнейшие планы подполковника Барака и Генштаба.
  В начале лета 1972 года ливанская и сирийская агентура военной разведки АМАН передала в Израиль сверхважную оперативную информацию. Из различных источников стало известно о том, что группа высокопоставленных офицеров сирийского Генерального штаба в ближайшее время планировала провести инспекцию приграничных с Израилем районов Южного Ливана, посетив сектор Вади Шуба. Лучшей возможности могло и не представиться.
  Подполковник Барак сразу понял, что непростительно было бы упустить такой исключительно удобный случай освободить своих летчиков, больше двух лет томящихся в плену.
  Тогда, 2 апреля 1970 года, израильская авиация нанесла удар по позициям сирийского укрепрайона на Голанских высотах. Завязался воздушный бой, во время которого израильтянами были сбиты около десяти арабских самолетов. Не обошлось без потерь и с израильской стороны. Fantom израильских ВВС попал под перекрестный огонь зенитных орудий, самолет вспыхнул, и пилотам в срочном порядке пришлось катапультироваться прямо над сирийскими позициями. Штурман Пини Нахмани и пилот Гидон Маген тут же были схвачены сирийскими солдатами и доставлены в секретную тюрьму Дамаска «Аль-Маза», где уже томился еще один израильский летчик, лейтенант Боаз Эйтан. До израильтян поступали слухи, что во время вынужденного катапультирования капитан Пини Нахмани получил тяжелую травму и был прикован к постели, или, если быть более точным, к тюремным нарам. Несмотря на это, сирийцы отказывались выдать даже его одного в обмен на всех сирийских военнопленных, содержащихся в израильских тюрьмах.
  Сейчас сложно судить о том, что переживал в душе командир диверсионно-разведывательного спецподразделения «Сайерет Маткаль». По всей видимости, к чувству обиды и ненависти примешивался какой-то азарт, присущий каждому спецназовцу. Поэтому, когда ему сообщили, что через два дня, то есть 10 июня 1972 года, эскорт с сирийскими офицерами проследует вдоль ливано-израильской границы, Барак пришел в неописуемое возбуждение, сравнимое с тем, что переживает породистая охотничья собака, учуяв дичь. Начальник Отдела оперативного планирования Генштаба полковник Шакед кратко изложил задачу, поставленную перед «Сайерет Маткаль»: любой ценой перехватить эскорт и похитить сирийских офицеров. Операция получила кодовое название «Аргаз-1».
  Подполковник Эхуд Барак был прекрасно знаком с районом Вади Шуба. За время службы, еще будучи рядовым бойцом в «Сайерет Маткаль», ему неоднократно приходилось проникать вглубь территории Южного Ливана. Перекошенная, поросшая лесом, абсолютно не просматриваемая гористая местность, изрезанная глубокими ущельями, создавала исключительно благоприятные условия для проведения спецоперации. Здесь бойцы «Сайерет Маткаль» чувствовали себя, как на учебном полигоне. Этот участок границы из-за сложного рельефа местности практически не контролировался ливанскими вооруженными силами. Без особых усилий можно было незаметно пересечь границу и подготовить засаду. Единственное, что тревожило командира «Сайерет Маткаль», это как захватить сирийских офицеров живыми. Они скорее предпочли бы смерть, нежели оказаться в израильском плену. На этот раз трупы не были нужны никому. В противном случае вся операция лишалась бы какого-либо смысла. Кроме политических осложнений и очередной эскалации напряженности на своей северной границе, Израиль не получил бы ничего.
  Однако не все в Генштабе считали, что именно тогда было самое благоприятное время для проведения захвата. Главным оппонентом подполковника Барака выступил командующий Северным военным округом генерал Мота Гур. Так случилось, что 10 июня, на которое было назначено проведение спецоперации, совпало с крупными учениями в Северном военном округе. Поскольку генерал должен был оказать максимальную помощь «Сайерет Маткаль», он попытался убедить начальника Генерального штаба перенести спецоперацию на более поздний срок. По мнению генерала, Северный военный округ в тех условиях не смог бы в полной мере оказать поддержку спецназу, и в случае провала северная граница страны грозила превратиться в линию фронта. Произошло то, чего с самого начала опасался командир «Сайерет Маткаль». Решение о похищении сирийских офицеров всё больше начинало приобретать политическую окраску.
  Последнее слово должен был сказать начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Давид Эльазар. Буквально оно прозвучало так: «Объявить в Северном военном округе боевую готовность, выдвинуть к ливанской границе танки и тяжелую артиллерию, максимально обеспечить прикрытие прорыву спецназа…»
  Не теряя времени, подполковник Барак вернулся на базу «Сайерет Маткаль». Для него операция по похищению сирийских офицеров началась с той минуты, когда Эльазар отдал приказ о введении полной боевой готовности в Северном военном округе. Основную группу захвата Барак решил возглавить лично, а командование группой прикрытия поручил молодому перспективному офицеру спецназа капитану Йонатану Нетаньяху. В тот же день отряд Нетаньяху выехал на север страны на военную базу Хар-Дов. Там же разместился и оперативный штаб операции. В случае любого осложнения группа прикрытия, не ожидая помощи со стороны Северного военного округа, должна была пересечь границу, чтобы помочь основной группе «Сайерет Маткаль», задействованной на территории Южного Ливана.
  Прежде чем пересечь границу, Эхуд Барак лично ознакомился с разведданными, добытыми оперативниками АМАН. Захват было решено провести под самым носом у ливанцев примерно в 350 метрах от КПП ливанской армии. Это место было выбрано не случайно. Здесь дорога делала крутой подъем, и эскорт с сирийскими офицерами непременно будет вынужден замедлить ход, что существенно облегчало работу спецназа. К тому же близость ливанского КПП должна была усыпить бдительность конвоя. Агентура АМАН сообщала, что в дневное время на КПП находилось не более восьми солдат. По убеждению Барака, они не могли представлять собой серьезной угрозы группе захвата. На всякий случай, чтобы исключить любую неожиданность, ливанским КПП должен был заняться отряд передового наблюдения.
  Ранним утром 10 июня 1970 года, еще до рассвета, отряд под командованием подполковника Эхуда Барака покинул военную базу на Хар-Дов и тайно пересек ливано-израильскую границу, углубившись примерно на два километра. С наступлением рассвета все группы «Сайерет Маткаль» должны были выйти на исходные позиции. Чтобы не обнаружить свое присутствие, «Сайерет Маткаль» намеренно прервал любую связь с оперативным штабом. Еще на этапе планирования было оговорено, что Барак будет выходить в радиоэфир только в случае крайней необходимости. Между собой отдельные группы «Сайерет Маткаль» должны были поддерживать связь на сверхкороткой волне, которую практически невозможно засечь радиоперехватом. Всё складывалось как по писаному, однако, когда Барак вышел на связь со штабом, в эфире прозвучал приказ командующего Северным округом генерала Мота Гура прекратить операцию и немедленно возвращаться на базу.
  Как выяснилось, генерал в последний момент решил не рисковать и отменить операцию, поскольку в районе действия спецназа, по его словам, было замечено передвижение ливанских патрулей. Это объяснение не удовлетворило командира «Сайерет Маткаль», так как подполковник Барак был убежден в том, что причиной отмены послужила близость ливанского КПП. (Этот спорный вопрос был поднят еще на этапе планирования операции, но тогда вмешался начальник Генерального штаба.) Между генералом Гуром и подполковником Бараком произошел неприятный разговор на повышенных тонах, после чего командир спецназа вышел из кабинета командующего Северным военным округом, хлопнув за собой дверью так, что она чуть не слетела с петель.
  В тот же день Эхуд Барак отправился к начальнику Генерального штаба генерал-лейтенанту Давиду Эльазару. Между офицерами сложились приятельские отношения, поэтому командир спецназа мог себе позволить говорить открытым текстом, несмотря на огромную разницу в чинах и званиях. Как мог, Эльазар попытался успокоить Барака, заверив, что операция только перенесена на несколько дней, а не отменена. В подтверждение своих слов он рассказал Бараку, что из источников АМАН стало известно, что эти же офицеры посетят район Вади Шуба через несколько дней, и на этот раз «Сайерет Маткаль» будет предоставлена полная свобода действий.
  Новая операция получила кодовое название «Аргаз-2». Поскольку во время предыдущей вылазки бойцы «Сайерет Маткаль» ничем не выдали своего присутствия, и их проникновение вглубь ливанской территории осталось никем не замеченным, повторную попытку было решено провести в том же самом месте. Целыми днями группы захвата и прикрытия отрабатывали мельчайшие элементы предстоящей операции, ожидая «наводки» от агентуры военной разведки АМАН. На этот раз подполковник Барак решил ввести в операцию роту спецподразделения «Эгоз» 44, созданного специально для противостояния палестинским боевикам на территории Южного Ливана. Если бы ситуация вышла из-под контроля и группы «Сайерет Маткаль» увязли бы в Ливане, бойцы спецназа «Эгоз» должны были перейти границу и, оттянув на себя основные силы противника, позволить спецназу Генштаба отойти к границе. Вспомогательной группой командовал ветеран «Сайерет Маткаль» капитан Муки Бецер. Эта группа должна была в случае необходимости пересечь границу для нейтрализации ливанских полевых патрулей или подразделений противника, посланных на перехват группы Барака. Так как в этом районе границы со стороны Израиля располагалась идеально просматриваемая зона, Муки решил припарковать джипы рядом с позициями миротворческого контингента ООН, сославшись на неполадку одного из двигателей. Еще одной заградительной группой командовал капитан Биби Нетаньяху, младший брат капитана Йони Нетаньяху. Биби, спустя четверть века ставший премьер-министром Израиля, собирался оставить службу в «Сайерет Маткаль» и отправиться на учебу в Бостон. Только желание принять участие в похищении сирийских офицеров заставило его на некоторый срок отложить это решение.
  В ранние утренние часы, задолго до наступления рассвета, 16 июня 1972 года вспомогательные группы выдвинулись на свои позиции, готовые в любой момент по условному сигналу пересечь ливано-израильскую границу. Отряд подполковника Эхуда Барака залег у обочины, неподалеку от того места, где дорога круто уходила в гору. Оставалось ждать недолго. Судя по информации разведки АМАН, машины с сирийскими офицерами должны были проследовать в этом районе примерно в 6–7 часов утра. Нервы у всех были напряжены до предела не столько от ощущения близкой опасности, сколько от опасения, что операция вновь по каким-то причинам сорвется.
  Неожиданно в радиоэфир вышел Биби, сообщив о том, что с его стороны слышится отчетливый шум двигателей приближающегося эскорта. Однако вместо машин с сирийскими офицерами из-за поворота показался ливанский патруль, усиленный бронетранспортером. Патруль остановился в считаных метрах от группы капитана Нетаньяху и, разложившись на траве, стал завтракать. В какой-то момент Биби уже был готов отдать приказ к началу атаки. К счастью, арабы снялись с места и двинулись дальше вдоль границы. А спустя несколько минут из-за поворота появился ожидаемый эскорт с высокопоставленными офицерами сирийского Генштаба.
  Подполковник Барак связался по рации со штабом операции и отдал приказ своей группе приготовиться к атаке. Эскорт, состоявший из двух Land Rover, черного Limousine, Chevrolet Impala и Austin, всё ближе приближался к роковой точке, в которой была подготовлена засада израильского спецназа. Оставалось не более 20 метров. Далее медлить было нельзя. Барак вновь запросил разрешение передового командного пункта, поскольку без санкции командующего Северным военным округом он не имел права начинать операцию. «Отменить операцию, оставьте их!..» — последовал приказ генерала Мота Гура. Барак попытался воспротивиться, убеждая командование в том, что всё находится под полным контролем, однако на этот раз в эфир вышел сам Давид Эльазар. «Немедленно возвращайтесь на базу!» — повторил приказ начальник Генерального штаба.
  Причиной очередной отмены операции послужила близость ливанского бронетранспортера с солдатами. В Генштабе небеспочвенно опасались, что вмешательство ливанского БТР вывело бы ситуацию из-под контроля. Ни у кого не возникало ни малейшего сомнения в том, что бойцы «Сайерет Маткаль» расправились бы и с бронетранспортером, и с ливанским патрулем, однако при подобном развитии событий шансы захватить сирийских офицеров, да еще живыми, сводились к нулю.
  Подполковнику Бараку ничего иного не оставалось, как сжать зубы и «помахать рукой» вслед удаляющемуся эскорту.
  Настроение в спецназе было подавленным. Дважды отменить операцию! Ничего подобного еще не было в истории «Сайерет Маткаль». Самое непостижимое и обидное заключалось в том, что сами спецназовцы не видели ни одной уважительной причины для подобного решения Генштаба. С другой стороны, в этом было некоторое облегчение, поскольку бойцы «Сайерет Маткаль» не принимали всё на свой счет, а сводили к нерешительности высшего командного состава.
  Однако Эхуд Барак, молодой амбициозный офицер, принял случившееся слишком близко к сердцу, для него это стало настоящей пощечиной. Во время «разбора полетов», на котором кроме штабных офицеров присутствовали командиры групп, а также начальник Генштаба и командующий Северным военным округом, подполковник Барак сорвался, позволив себе поступок, выходящий в израильской армии за все рамки дозволенного. Он как командир спецназа и непосредственный руководитель несостоявшейся операции говорил последним. Но, перед тем как обратиться к начальнику Генштаба, он попросил своих товарищей выйти из комнаты, чтобы не поставить их в неловкое положение. Все присутствовавшие чувствовали в комнате напряжение, в любой момент готовое перерасти в бурю. Тем не менее никто из командиров групп «Сайерет Маткаль» не пожелал удалиться, тем более что сам Дадо, генерал-лейтенант Давид Эльазар, попросил Эхуда говорить при всех.
  Барак говорил медленно, словно пытаясь вложить негодование в каждое сказанное им слово. «Неужели один ливанский бронетранспортер мог заставить «Сайерет Маткаль» отказаться от операции?..» — начал он. Пытаясь изо всех сил не сорваться на откровенную ругань, недостойную командира элитного спецподразделения, подполковник Барак старался говорить сдержанно, аккуратно выстраивал свои обвинения в адрес «главных виновников», генерал-лейтенанта Давида Эльазара и генерала Мота Гура. По словам Барака, «Сайерет Маткаль» был готов к подобному развитию событий. Было бы наивно полагать, что эскорт с сирийскими офицерами отправится без соответствующего сопровождения. Бронетранспортер не мог оказать никакого влияния на ход операции, тем более что группа Нетаньяху уже была готова выйти ему на перехват.
  Однако самое непоправимое, продолжал Барак, заключалось вовсе не в том, что была упущена исключительная возможность вернуть военнопленных домой, а в том, что генералитет посеял сомнение в рядах «Сайерет Маткаль». «Вы дали повод усомниться в нашем профессионализме!..» По словам Барака, в следующий раз это приведет к тому, что командиры спецподразделений, опасаясь того, что передовой командный пункт неверно оценит степень риска, не будут передавать правдивую информацию, что рано или поздно закономерно приведет к неминуемой катастрофе.
  Подполковник Эхуд Барак говорил около четверти часа. Ни начальник Генерального штаба, ни командующий Северным военным округом даже не попытались его перебить. Барак нарушил все каноны субординации, тем не менее ему дали высказаться. И Эльазар, и Гур были опытными, прославленными генералами, прекрасно чувствовавшими состояние, в котором находился Барак. После того как обсуждение закончилось и все вышли из помещения, уже на улице начальник Генерального штаба подошел к Бараку и спокойно произнес: «Возможно, с нашей стороны была допущена ошибка, однако я более чем уверен, что у нас вскоре появится возможность ее исправить…»
  В тот день Барак воспринял слова Дадо не более как желание начальника Генштаба успокоить и поддержать командира своего спецназа. Однако развитие событий ближайшей недели показали, что слова генерал-лейтенанта Эльазара не были пустым звуком и имели под собой реальную почву. Уже через несколько дней, ознакомившись с новой информацией АМАН, подполковник Барак приступил к подготовке операции «Аргаз-3».
  Проанализировав причины провала двух предыдущих попыток, Барак пришел к заключению, что ради успеха дела его место должно быть не в рядах штурмовой группы, а на командном пункте, среди «генералитета». Так, он полагал, что его присутствие воспрепятствует отмене операции в третий раз. На свое место он назначил капитана Йони Нетаньяху, а его заместителем поставил молодого лейтенанта Узи Даяна. Для капитана Йонатана Нетаньяху это назначение стало лучшим подарком за последние годы, если не брать во внимание перевод из ВДВ в «Сайерет Маткаль». Йони не принимал участия в антитеррористической операции «Изотоп» и поэтому чувствовал себя ущемленным. В те дни название «Сайерет Маткаль» у всех израильтян, и не только, было на слуху и ассоциировалось в первую очередь с Sabena. Йони воспринимал это крайне болезненно, в душе переживая, что сам он незаслуженно пользуется славой своего подразделения.
  Группа «Сайерет Маткаль» во главе с капитаном Йонатаном Нетаньяху пересекла ливано-израильскую границу в 03:00 21 июня 1972 года. На этот раз было решено усилить спецназ двумя бронетранспортерами. Еще до наступления рассвета бойцы «Сайерет Маткаль» заняли исходные позиции в районе Вади Шуба. На этот раз эскорт должен был появиться около полудня. Так и случилось. Примерно в 12:00 послышался шум приближающейся колонны автомобилей. Йони взглянул в бинокль и отчетливо разглядел белый Land Rover с ливанскими жандармами и два легковых автомобиля, Austin и Chevrolet Impala, в которых, по всей видимости, находились сирийские офицеры. Нетаньяху тут же связался с подполковником Бараком, находившимся в это время на командном пункте на одной из баз Хар-Дов. Не прошло и полминуты, как последовало разрешение приступить к операции.
  Один из бронетранспортеров неожиданно вырвался из укрытия и замер в считаных метрах от белого Land Rover с ливанскими жандармами. Прежде чем группа сопровождения опомнилась, спецназовцы, находившиеся на бронетранспортере, открыли плотный автоматный огонь по Land Rover. Несколько ливанских жандармов были убиты на месте, сирийский офицер получил тяжелое ранение, даже не успев понять, что происходило.
  Один из спецназовцев взобрался на скалу с мегафоном в руках, чтобы призвать сирийских офицеров прекратить сопротивление. Однако, прежде чем он успел произнести хоть слово, откуда-то раздался выстрел, и спецназовец скатился на землю с простреленной ногой. Счет шел на секунды. Austin и белый Land Rover, шедший во главе колонны, резко рванули в сторону. Развернувшись на месте, на огромной скорости они смогли прорвать окружение и скрыться в ближайшей деревне. Тем временем лейтенант Узи Даян бросился на перехват Chevrolet Impala. Сирийские офицеры выскочили из машины с автоматами в руках. Ситуация складывалась критическая. Недолго думая Узи Даян дал длинную автоматную очередь в нескольких сантиметрах от ног сирийских офицеров. Поняв, что сопротивление безнадежно, трое офицеров бросили оружие и подняли руки над головами. Двое других неожиданно бросились в сторону ущелья. Одного из них успел нагнать Йони Нетаньяху, за другим офицером, которому всё же удалось укрыться в лесу, припустился Муки Бецер.
  Вся операция заняла не более пяти минут. Ливанцы даже не успели отреагировать на вылазку «Сайерет Маткаль». Только на базе в Хар-Дов спецназовцы в полной мере осознали цену своего успеха. Такого удара Сирия уже давно не испытывала. Президент Сирии Хафез аль-Асад, как и всё высшее военное командование и политическое руководство Сирии, пребывал в глубоком шоке. В руках израильтян оказались пятеро высокопоставленных сирийских офицеров: генерал, начальник Оперативного отдела сирийского Генштаба, два полковника военной разведки и два офицера разведки сирийских ВВС. На обнаруженной при них карте были помечены военные и гражданские объекты, расположенные на территории Израиля.
  Спустя несколько часов после успешно проведенной операции в канцелярии Голды Меир состоялось специальное совещание правительства. Теперь к вопросу об освобождении военнопленных подключились политики. Через американских дипломатов в Дамаск было передано секретное послание израильского правительства, в котором подтверждалось, что в руках израильских спецслужб находятся высокопоставленные офицеры сирийского Генштаба, которых израильская сторона готова завтра утром обменять на трех пленных летчиков.
  Ответ не замедлил себя ждать: «Мы готовы к немедленному обмену пленными…» Однако Голда Меир не спешила со сделкой, понимая, что ухватила сирийцев за уязвимое место. Они предложила вариант тройного обмена: на сирийских и египетских военнопленных обменять израильских летчиков, содержащихся в сирийских и египетских тюрьмах. Израильский премьер полагала, что близкие союзнические отношения между Сирией и Египтом будут способствовать освобождению всех военнопленных, однако Насер наотрез отказался участвовать в переговорах. В конечном итоге израильтяне были вынуждены согласиться только на обмен летчиков, удерживаемых в Сирии.
  Переговоры приняли затяжной характер. Время было упущено в равной степени как для Иерусалима, так и для Дамаска. Сирийцы прекрасно понимали, что в руках израильтян оказалась важнейшая стратегическая информация, и не торопились с возвращением своих офицеров. Когда уже казалось, что операция «Аргаз-3» не достигла своих первоначальных целей, помимо получения важнейшей разведывательной информации, сирийская сторона неожиданно согласилась на обмен военнопленными. Спустя восемь месяцев после операции «Аргаз-3», 3 июня 1973 года, капитаны Пини Нахмани и Гидон Маген и лейтенант Боаз Эйтан были обменены на пятерых высокопоставленных сирийских офицеров и 46 сирийских солдат. В сирийском плену в нечеловеческих условиях израильские летчики провели больше трех лет. Только прямое вмешательство «Сайерет Маткаль» помогло вернуть их домой.
  Глава девятая
  1972 год. «Мюнхенская трагедия»
  Операция, для которой вы были выбраны, является политически важной <…> надо захватить израильтян живыми <…> Никто не отрицает, что у вас есть право использовать оружие для самозащиты. Тем не менее открывайте огонь, только если вы не можете поступить иначе <…> Это не ликвидация ваших врагов, это захват их в плен для последующего обмена.
  Абу Дауд, руководитель оперативного отдела «Черного cентября»
  Олимпийские игры для любого государства — историческое событие национального масштаба, приковывающее внимание всего мира. Однако для Западной Германии право проведения ХХ летних Олимпийских игр в Мюнхене, в бывшей «колыбели нацизма» 45, имело огромное морально-политическое значение, возможность показать миру новую постнацистскую Германию, оправившуюся от своего позорящего преступного прошлого. Это было самое значимое событие послевоенной Западной Германии. Организаторы сделали всё, чтобы затмить Берлинские Олимпийские игры 1936 года и стереть из памяти милитаристский облик Германии 1930–1940-х годов. Федеральное правительство, власти земли Баварии, принимавшие у себя Олимпиаду-72, члены западногерманского Олимпийского комитета, правоохранительные органы, журналисты и обычные мюнхенские обыватели в едином порыве стремились представить Западную Германию как передовую, просвещенную и культурную страну. В развитие инфраструктуры и благоустройство города были вложены огромные средства. Практически полностью реконструировали центр Мюнхена 46.
  Специально для ХХ летней Олимпиады пустили метро, в десять раз увеличили количество гостиничных мест, возвели спортивные объекты, способные вместить более 100 тысяч зрителей. В рекордные сроки построили новый олимпийский стадион, разбили олимпийский парк, возвели уникальную телебашню «Олимпиатум» высотой 291 метр. Никогда прежде не было на играх такого количества новейшего оборудования, начиная от электронных табло и судейских лазерных измерительных приборов, заканчивая электронно-вычислительными машинами последнего поколения и современной множительной техникой.
  Одной из инноваций ХХ летних Олимпийских игр в Мюнхене было ведение прямой телевизионной трансляции. Для 1972 года прямая трансляция была вершиной технологической мысли. Ни на одних спортивных состязаниях не были созданы такие исключительно удобные условия для работы СМИ. Мюнхенская Олимпиада захватила внимание всех мировых средств массовой информации. Следует принять во внимание, что в 1972 году в мире не происходило ни одного значимого события, которое могло бы отвлечь внимание от Мюнхена. Благодаря телевидению зрителями олимпийских соревнований стали более миллиарда любителей спорта на всех континентах.
  Также поражало количество делегаций и участников, принявших участие в играх. В столицу Баварии приехала 121 сборная, что стало абсолютным рекордом по количеству делегаций, посещавших до этого Олимпийские игры. Впервые прислали свои национальные команды Верхняя Вольта, Лесото, КНДР, Саудовская Аравия, Сомали, Того, Албания, Габон, Дагомея, Свазиленд и Малави. Участие израильской сборной занимало особое место в представлении «другой Германии». И для Израиля, как для страны, так и для всего еврейского народа, эти Олимпийские игры тоже были очень важным событием. Большинство израильской делегации составляли дети переживших Холокост родителей. Им было крайне важно пройти с бело-голубым национальным флагом по немецкой земле, с гордо поднятой головой, показав всему миру и, прежде всего, своим врагам: «Народ Израиля жив!»
  Казалось, организаторы ХХ летней Олимпиады предусмотрели всё до последней мелочи, кроме безопасности. Федеральные и земельные власти ограничились лишь мониторингом сценариев возможных террористических актов, не предприняв никаких реальных шагов для возможного их предотвращения. Западногерманская полиция намеренно не была вооружена, чтобы не вызывать негативные милитаристские ассоциации с гитлеровской Олимпиадой 1936 года. Не было также вооруженной охраны и на улицах баварской столицы, в Олимпийской деревне и у входа на спортивные объекты. Большое количество людей с оружием могло повредить имиджу «игр мира и радости». В баварскую столицу из других федеральных земель прибыло полицейское подкрепление численностью около 4000 человек. Они не имели при себе оружия, были одеты в модные уличные костюмы и играли роль гражданской дружины по поддержанию правопорядка. Недостаток в полицейских и охранниках также компенсировали тысячи волонтеров в униформе позитивного лазурного цвета, не вызывающей дурных ассоциаций. На них были возложены лишь координационно-организаторские вспомогательные функции. Вообще, затраты на безопасность ХХ летних Олимпийских игр не превышали 2 миллионов долларов. Смехотворная сумма даже по тем временам 47. Со стороны складывалось впечатление, что немцы готовились противостоять редким уличным хулиганам или пьяницам, но никак не террористической угрозе. Дело даже не в преступной беспечности организаторов игр. Западная Германия 1972 года только пережила первую волну RAF-терроризма, однако «рафовцы» принципиально, исходя из идеологических соображений, никогда не рассматривали гражданские объекты в качестве легитимной цели. Их волна террора была избирательна и направлена исключительно против американских и натовских объектов на территории ФРГ, медиаконцерна Springer Press, банков и судебно-правоохранительной системы. К тому же к августу 1972 года все лидеры RAF уже находились в тюремных камерах, а организация, как считали западногерманские власти, была обезглавлена и фактически уничтожена. Остававшиеся на свободе члены организации еще не предпринимали попыток захвата заложников с целью освободить лидеров первого поколения RAF.
  Формально еще вначале 1972 года оргкомитет Олимпийских игр попросил доктора судебной психологии Георга Зибера, работавшего в мюнхенской полиции, подготовить возможные сценарии терактов, которые могли бы сорвать или омрачить проведение Игр. Георг Зибер, внимательно изучив все известные на тот момент террористические организации и группировки, составил 26 вариантов сценариев, так называемых прогнозов. Среди них был и «Прогноз-21», который полностью, с точностью до деталей был реализован в самый разгар Олимпийских игр 5 сентября 1972 года 48. «…В пять утра группа палестинских вооруженных террористов ворвется в дом израильской команды. В виде устрашения террористы убьют одного-двух заложников, после чего потребуют освободить заключенных из израильских тюрем и предоставить свободный вылет в одну из арабских стран…» Ознакомившись с «прогнозами», начальник мюнхенской полиции Манфред Шрайбер грубо высмеял доктора Зибера: «Полицейские психологи нужны только для того, чтобы их прибить». Шрайбера больше заботило недопущение рок-фестивалей во время проведения Олимпийских игр, нежели реальная безопасность спортсменов и гостей. После успешного разгрома первого поколения RAF никто всерьез не хотел воспринимать угрозу террористического инцидента на Олимпийских играх 1972 года.
  Сама мысль о том, что угроза может исходить со стороны палестинских террористов, воспринималась как абстрактная, несмотря на то что информатор западногерманских спецслужб в Бейруте незадолго до начала Олимпиады сообщал, что «в Мюнхене затевается что-то очень серьезное». В депеше от 14 августа 1972 года западногерманское посольство в Бейруте сообщало, что палестинцы собираются устроить «некий инцидент» во время проведения Олимпийских игр. Информация носила неконкретный, размытый характер, однако министр иностранных дел ФРГ Вальтер Шеель отнесся к ней чрезвычайно серьезно и 18 августа уведомил госбезопасность о получении депеши и ее содержании. Но силовые ведомства, члены федерального и земельного правительства проигнорировали угрозу, не посчитав необходимым что-либо предпринять 49. Никто не хотел в последние дни пересматривать концепцию «игр мира и радости» и омрачать атмосферу всеобщей беззаботности повышенными мерами безопасности.
  В своей книге «Без Родины», вышедшей спустя много лет после трагедии в Мюнхене, Абу Ияд вспоминал, что ХХ летние Олимпийские игры были наилучшей целью для проведения показательного международного теракта. Отправляя группу боевиков в Мюнхен, «Черный сентябрь» ставил перед собой основные цели:
  1) довести до сознания мировой общественности существование палестинского народа и вызвать волну сочувствия по всему миру;
  2) добиться освобождения сотен политических заключенных, томящихся в израильских тюрьмах;
  3) воспользоваться беспрецедентным скоплением мировых СМИ в одном городе и приковать внимание к палестинской борьбе, вне зависимости от положительной или отрицательной реакции мировой общественности!
  Поворот в стратегии «Черного сентября» застал врасплох как руководителей израильских спецслужб, так и израильское правительство. До мая 1972 года в отчетах «Моссада» премьер-министру Голде Меир неизменно отмечалось, что Израиль не является основной потенциальной целью «Черного сентября». Террористическая деятельность организации направлена, главным образом, против иорданской королевской династии Хашимитов. После захвата бельгийского авиалайнера Sabena 8 мая 1972 года и посадки его в израильском международном аэропорту ни в «Моссаде», ни в АМАН, ни в ШАБАК не сделали соответствующих выводов, не разглядели изменение в стратегической линии «Черного сентября». Инцидент с бельгийским авиалайнером был расценен как единичный случай, связанный исключительно с территориальной близостью к Иордании. По этой причине косвенная ответственность за гибель израильских спортсменов лежала также и на Израиле. Тем более что перед началом ХХ летних Олимпийских игр в Иерусалим постоянно поступала тревожная информация и от представителей израильского Олимпийского комитета, и от других израильских должностных лиц, работавших в Баварии.
  Израильская олимпийская делегация выехала в Мюнхен 21 августа без сопровождения охраны. Перед вылетом спортсмены и члены делегации прошли формальный инструктаж: «Не привлекать к себе внимания. Не говорить громко на иврите. Не носить одежду с израильскими символами или надписями на иврите». Им советовали крайне осторожно относиться к подозрительным предметам, не заводить знакомства и не вскрывать почту, даже если она придет из дома.
  Несмотря на гарантии безопасности со стороны официальных западногерманских лиц, израильтяне интуитивно чувствовали себя в Мюнхене крайне уязвимыми. Семьи спортсменов и членов делегации жили отдельно, вдалеке от Олимпийской деревни. Журналисты и телерепортеры также были разбросаны по разным отелям. В самой Олимпийской деревне работало очень много палестинских эмигрантов и других выходцев с Ближнего Востока. Никто тогда не думал о возможном захвате заложников, но никто и не исключал отдельных проявлений агрессии и спонтанных единичных нападений. Всё это создавало атмосферу повышенной нервозности и тревожности.
  Спустя два дня после приезда израильской олимпийской делегации, 23 августа из Бонна в Мюнхен прилетел начальник службы безопасности израильского посольства, чтобы лично проинспектировать систему охраны израильских журналистов и телевизионных групп. При первом же ознакомлении с ситуацией у него сложилось очень тяжелое впечатление. Уровень уязвимости, по его мнению, превышал все допустимые нормы.
  По роковому стечению обстоятельств на следующий день в Мюнхен было доставлено оружие, которым воспользовались боевики «Черного сентября». В четверг 24 августа в аэропорту Франкфурта с трапа пассажирского самолета алжирской авиакомпании сошла «супружеская пара». Получив четыре чемодана, они уложили их на две тележки и не спеша направились к выходу. Однако на таможенном контроле служащий попросил «супругов» представить к досмотру чемоданы. Мужчина стал бурно возмущаться тем, что из тысяч пассажиров таможенник «прицепился» именно к нему — благопристойному гражданину и уважаемому бизнесмену. Он кричал о предвзятости и расовой дискриминации, но таможенник был непреклонен, и чем больше мужчина противился досмотру, тем более настойчив был немецкий служащий. Первый же открытый чемодан оказался наполовину заполнен женским нижним бельем. Таможенник, по всей видимости, испытал некоторую неловкость и жестом отмахнулся от скандальных «супругов», предложив им собрать вещи и продолжить следовать к выходу. Если бы он настоял на проверке остального багажа, то «мюнхенская трагедия» была бы предотвращена задолго до прибытия в страну непосредственных исполнителей теракта. В двух из четырех чемоданов были аккуратно упакованы шесть автоматов Калашникова АК-47, два пистолета-пулемета «Карл-Густав» и большое количество снаряженных автоматных обойм. Через два дня в Мюнхен были переправлены 10 осколочных гранат и два пистолета ТТ-33 50. Боеприпасов было так много, что их хватило бы на несколько часов интенсивного боя.
  Покинув аэропорт Франкфурта, «супруги» наняли такси до Мюнхена. Это были обычные курьеры ФАТХ, не принимавшие напрямую участия в террористических акциях, но входившие в состав так называемого сочувствующего элемента. Ливанская арабка христианка Джульетт и палестинский араб мусульманин Али Абу Лабан регулярно перевозили почту, посылки и чемоданы в любую точку Европы, никогда не интересуясь их содержимым. И на этот раз они не задавали вопросов, лишь беспрекословно выполняли данные им инструкции, не догадываясь о перевозимом ими арсенале и тем более о планируемом теракте. «Супруги» даже не подозревали, что с момента пересечения таможенного контроля они находились под пристальным наблюдением Абу Дауда, который лично приехал в аэропорт Франкфурта, чтобы убедиться в том, что «груз» успешно доставлен в ФРГ.
  Таких активных добровольных помощников у «Черного сентября» и ФАТХ только в Европе было несколько сотен человек. В основном это были палестинские студенты и эмигранты из арабских стран. Встречались даже европейцы, сочувствующие палестинской борьбе. Они перевозили фальшивые документы, арендовали квартиры и машины, покупали авиабилеты или выполняли другие поручения, в том числе занимались наблюдением и сбором информации. Ими часто пользовались как охранниками для невооруженного сопровождения «палестинских бизнесменов» или привлекали в качестве переводчиков. В «Черном сентябре» были четкие инструкции, касающиеся добровольных помощников. Их никогда не использовали непосредственно в террористических операциях, чтобы не привлекать внимания к палестинским студентам и другому сочувствующему элементу, который был крайне необходим для выполнения вспомогательных функций.
  Прибыв в пункт назначения, «супруги» сдали чемоданы в камеру хранения на центральном железнодорожном вокзале Мюнхена. Ключи оставили на регистрационной стойке ближайшего отеля в районе Биерштрассе и, отзвонившись по условленному номеру, на следующее утро без спешки покинули город. Спустя несколько часов в холле отеля появился Фахри эль-Омари — высокопоставленный офицер оперативного отдела «Черного сентября», забравший оставленные для него ключи от камеры хранения. Он проверил чемоданы, переложив их содержимое в спортивные сумки. Первый этап операции по захвату израильских спортсменов был завершен.
  Подготовка этой операции началась в июле 1972 года и проходила в атмосфере глубочайшей секретности. За полтора года существования «Черный сентябрь» достиг чрезвычайно высокого уровня «оперативного» профессионализма, подойдя к мюнхенской Олимпиаде на пике своего могущества. Эта группа качественно отличалась от других палестинских террористических организаций. По сути, это была одна из лучших спецслужб своего времени. При относительно скромном финансировании она могла на равных противостоять государственным структурам. У «Черного сентября» не было ни офисов, ни адресов для доставки почты, ни официальных лидеров и руководителей, отсутствовал даже пресс-атташе — ключевая должность любой террористической организации. ФАТХ намеренно возвел вокруг «Черного сентября» непроницаемую завесу секретности, способствовавшую нагнетанию страха, всевозможных слухов и домыслов, а также повышенному интересу мировых СМИ. С самого первого дня создания организации было понятно, что автономия «Черного сентября» весьма условна. Руководители организации имели свободу действий лишь на тактическом уровне. Однако ни Арафат, ни какой-либо другой высокопоставленный функционер ФАТХ никогда не признавал свою связь с «Черным сентябрем». Когда Ясира Арафата прямо спросили о «Черном сентябре», он с невозмутимым видом ответил: «Нам ничего не известно об этой организации, и мы не имеем никакого отношения к ее деятельности, но мы понимаем мотивацию и менталитет молодежи, готовой умереть за Палестину».
  Это была самая закрытая палестинская террористическая организация, во главе которой стоял Салах Халаф, один из ближайших заместителей Ясира Арафата, более известный под оперативным псевдонимом Абу Ияд. Внедрить своего агента в структуру «Черного сентября» не удавалось ни одной спецслужбе мира. Были «официальные» двойные агенты, как Али Хасан Саламе или Атеф Бсейсу, но каждый их шаг строго контролировался ФАТХ и «Черным сентябрем». Кроме Абу Ияда, лишь единицы видели полную картину и могли оценить масштаб деятельности «Черного сентября». Внутреннее строение организации было очень запутанным, но по большому счету сводилось к двум закрытым самозамыкающимся кругам. Только первый, внутренний круг имел прямой контакт с Абу Иядом. Вторым офицером этого уровня после Абу Ияда был Мохаммад Уде, известный в палестинской среде под оперативным псевдонимом Абу Дауд. Он отвечал за работу оперативного отдела, именно он был «мозговым центром» и главным вдохновителем операции в Мюнхене. Во внутренний круг входил также Фахри эль-Омари, тот самый оперативник, который накануне теракта забрал ключи от камер хранения и переложил оружие из чемоданов в спортивные сумки. В «Черном сентябре» он считался правой рукой Абу Ияда и восходящей звездой в ФАТХ. Хитрый, хладнокровный, с ярко выраженными лидерскими качествами, Фахри эль-Омари считался непревзойденным тактиком и «солистом-исполнителем», профессионалом очень высокого уровня. Абу Ияд поручал эль-Омари самые сложные, порой невыполнимые задания. Именно Фахри эль-Омари вместе с Абу Даудом контролировал все этапы подготовки и осуществления мюнхенского теракта. Другими членами внутреннего круга «Черного сентября» были: Амин эль-Хинди, возглавивший впоследствии разведывательную службу Палестинской Автономии; Атеф Бсейсу, осуществлявший связь ФАТХ со спецслужбами некоторых стран Западной Европы; любимчик Арафата — Али Хассан Саламе, высокопоставленный офицер оперативного отдела, лично спланировавший большинство терактов.
  Второй, внешний круг организации составляли обычные боевики или оперативники среднего и нижнего уровней, не имевшие прямого выхода на руководителей. По разным оценкам их число колебалось от нескольких сотен до нескольких тысяч человек, поскольку во многих террористических актах «Черного сентября» нередко задействовали боевиков и агентов других палестинских террористических организаций, а также добровольных помощников и штатных осведомителей. Так, при подготовке операции в Мюнхене «Черный сентябрь» активно использовал европейскую сеть НФОП и местных добровольцев из числа палестинских студентов, обучавшихся в высших учебных заведениях Западной Германии.
  Решение о захвате членов израильской олимпийской сборной возникло не сразу. После бойни в аэропорту Лод, устроенной по заказу НФОП 30 мая 1972 года камикадзе «Японской Красной Армии», израильская армия и спецслужбы нанесли ощутимые удары по инфраструктуре палестинских террористических организаций в Ливане и самом Бейруте. Желая сохранить лицо, руководители ФАТХ поручили «Черному сентябрю» разработать ряд ответных мер. Изначально предлагалось совершить нападения на израильские посольства и консульства, однако Абу Ияд сразу отверг эту идею, считая несвоевременным обострять отношения со странами, на чьих территориях размещались дипломатические миссии Израиля. Тогда Фахри эль-Омари впервые выдвинул предложение захватить членов израильской олимпийской делегации с целью дальнейшего их обмена на палестинских «политических» заключенных. Дополнительным стимулом стало решение Международного олимпийского комитета отказать в участии в ХХ летних Олимпийских играх 1972 года палестинской молодежной сборной. Но Абу Ияд отклонил и это предложение, поскольку нападение на спортсменов негативно сказалось бы на имидже палестинского национально-освободительного движения. Но начальник оперативного отдела Абу Дауд поддержал «олимпийский проект» эль-Омари, аргументируя тем, что все без исключения члены израильской делегации, будь то врачи, тренеры, судьи или спортсмены, являются резервистами или офицерами запаса Армии обороны Израиля. Так, тренер израильской сборной по стрельбе Кеат Шор в прошлом был офицером спецназа, имевшим за своими плечами богатую военную историю, начавшуюся еще с нелегальных еврейских боевых групп времен Британского мандата. Большинство спортсменов и тренеров являлись ветеранами Шестидневной войны. Для палестинских лидеров этого было вполне достаточно, чтобы обвинить их в причастности к захвату «исконных арабских территорий» — Иерусалима со всей Палестиной от Западного берега реки Иордан до Средиземного моря, Синайского полуострова, сектора Газа и Голанских высот. В «Вингейте» 51 регулярно проходили тестирование и спортивную подготовку призывники спецподразделений. В конечном итоге Абу Ияд согласился с приведенными доводами. В общих чертах он изложил оперативный план перед своим прямым руководством — председателем ФАТХ. Ясира Арафата смущал не столько общественный резонанс и возможные политические последствия, сколько сложность осуществления операции. До этого ни одна палестинская террористическая организация не совершала ничего подобного. Одно дело угнать пассажирский самолет, заложить взрывное устройство или совершить диверсионную вылазку, другое — захватить целую делегацию, да еще на чужой территории, вынудив страну, не являющуюся стороной конфликта, предоставить самолет и беспрепятственный вылет после обмена заложников 52. Арафат с восторгом воспринял эту идею, но попросил подготовить для него более детальный план.
  В первой половине июля 1972 года Абу Дауд вылетел в Западную Германию, чтобы собрать общую информацию о месте проведения Олимпийских игр. По прибытии в Дортмунд его встретила женщина-переводчик, обычно сопровождавшая его в поездках по Западной Германии, и местный неонацист Вилли Поль, с которым Абу Дауда в свое время познакомил другой известный нацист «в третьем поколении», террорист и банковский грабитель Удо Альбрехт 53. Между неонацистами и палестинцами было соглашение о том, что на территориях, контролируемых ФАТХ, неонацисты в случае необходимости получат укрытие. В свою очередь, неонацисты обещали ФАТХ всяческую поддержку в борьбе с Израилем на территории ФРГ. Вилли Поль заранее купил для Абу Дауда машину и подготовил фальшивый западногерманский паспорт с водительскими правами. Он сопровождал Абу Дауда на конспиративные встречи, проходившие во Франкфурте, Кельне, Мюнхене и других городах ФРГ. Сам Вилли Поль не принимал в них участия, не зная даже, с какой целью Абу Дауд приехал в Западную Германию. Конечной точкой маршрута был Мюнхен. Прибыв в столицу Баварии, Абу Дауд купил карту города, информационные брошюры предстоящих игр, изучил схему метрополитена и списки отелей. Затем он добрался на метро до северной окраины Мюнхена, где шли последние приготовления для принятия спортсменов в Олимпийской деревне. Через несколько дней он вылетел в Афины, где встретился с руководителем отдела внешней разведки ФАТХ Махмудом Юсуфом аль-Наджаром, более известным под оперативным псевдонимом Абу Юсуф, и финансовым директором ФАТХ Махмудом Аббасом, или Абу Мазеном. Судя по воспоминаниям Абу Дауда, состоялось две встречи. С Абу Мазеном обсуждалась финансовая сторона операции, в детали которой Абу Дауд не был посвящен 54. С Абу Юсуфом решались вполне конкретные оперативные вопросы. Он скептически отнесся к планам «Черного сентября», полагая, что акцию такого масштаба невозможно подготовить за два месяца. Оперативный отдел «Черного сентября» не имел ни малейшего представления о том, какие меры безопасности предпримут израильтяне и немцы, где будет размещаться израильская сборная, как будет охраняться Олимпийская деревня. Не были решены и очень сложные логистические вопросы. К тому же и Абу Мазен как финансовый директор не был склонен разбрасываться средствами. Возможно, захват израильских спортсменов так и остался бы несбывшейся мечтой руководства «Черного сентября», но 25 июля 1972 года из Бейрута пришло сообщение об очередном покушении «Моссада». В своем офисе бомбой, спрятанной в почтовой бандероли, был взорван член ЦК НФОП, редактор палестинской газеты «Аль Хадаф» Бассам Абу Шариф. По воспоминаниям Абу Ияда, именно после этого покушения план захвата израильской олимпийской сборной получил полное одобрение руководства ФАТХ.
  Оперативный отдел «Черного сентября» приступил к планированию и подготовке теракта. Постепенно «мюнхенский проект» стал приобретать отчетливые очертания. Как символ борьбы палестинского народа за право жить на своей земле по предложению Абу Ияда операция получила название «Икрит и Барам», в память о жителях двух палестинских деревень на севере Израиля, депортированных в ходе Первой арабо-израильской войны 1948 года. Вся подготовительная работа проходила в условиях глубокой конспирации. В ее суть были посвящены максимум 5–8 человек, остальные члены организации, участвовавшие в подготовке теракта, продолжали работать «в штатном режиме». Руководство «Черного сентября» знало, что у «Моссада» в Сирии, Ливане и Египте были свои информаторы и агенты. Страх перед агентурой «Моссада» нередко граничил с паранойей. Исходя из этого, необходимо было максимально завуалировать активизацию оперативного отдела накануне открытия ХХ летних Олимпийских игр. Встречи и совещания, как правило, проводились за пределами Бейрута, где размещалась основная штаб-квартира «Черного сентября». За период с июля по август 1972 года Абу Ияд, Али Хасан Саламе, Абу Дауд, Фахри эль-Омари и Атеф Бсейсу инкогнито совершили более десятка перелетов между Бейрутом, Тунисом, Мюнхеном и европейскими столицами.
  В конце июля Абу Ияд, Фахри эль-Омари и Абу Дауд встретились в Софии, чтобы окончательно определиться по ряду вопросов. Обсуждались:
  • состав боевой группы;
  • обеспечение ее надлежащими документами;
  • доставка в Мюнхен оружия;
  • переправка в Мюнхен боевиков и их размещение на месте;
  • состав группы наружного наблюдения;
  • выработка стратегии переговоров;
  • утверждение окончательного списка палестинских заключенных.
  Организаторы теракта рассчитывали на прибытие израильской олимпийской делегации в составе 20–30 человек. Для ее захвата было достаточно группы из восьми боевиков. Абу Дауд решил для этой миссии отобрать молодых палестинцев, владевших немецким языком. В 1960–1970-х годах благодаря специальной стипендии западногерманских властей в ФРГ обучались сотни молодых людей из лагерей палестинских беженцев. В распоряжении «Черного сентября» в Бейруте имелась типография с оборудованием для изготовления фальшивых паспортов и виз. Несколько человек, агентов «Черного сентября», смогли устроиться на работу в Олимпийскую деревню и выяснить, в каком корпусе должна была разместиться израильская сборная. Группу наружного наблюдения было решено набрать из числа местных палестинских студентов, которые напрямую подчинялись бы самому Абу Дауду. По его словам, Олимпийская деревня была выстроена на окраине города и обнесена двухметровым забором из металлической сетки, не создававшим серьезное препятствие на пути боевиков к комнатам израильтян. Оружие можно было доставить в Западную Германию через международный аэропорт Франкфурта-на-Майне. Он считался четвертым по величине европейским аэропортом, ежедневно пропускавшим через себя десятки тысяч пассажиров. Логично было предположить, что у курьеров, провозящих оружие, было больше шансов миновать таможенный контроль во Франкфурте, нежели в самом Мюнхене.
  Руководителем группы боевиков был выбран 25-летний палестинец по имени Юсуф Назал, взявший себе оперативный псевдоним Тони. В свои 25 лет это был уже опытный федаин, прошедший через кровопролитные сражения гражданской войны в Иордании (1970–1971) в составе 48-й Палестинской дивизии. За его плечами были также диверсионные вылазки против иорданских и израильских объектов. После поражения палестинцев в гражданской войне Тони перебрался в Западную Германию, где устроился работать на одной из мюнхенских бензозаправок. Он свободно владел немецким языком, но был низкорослым и грузным, что могло осложнить его проникновение в Олимпийскую деревню. Однако, поскольку альтернативы его кандидатуре не нашли, руководители операции остановились на первоначальном выборе.
  Его заместителем был назначен 27-летний Афиф Лютиф 55, взявший себе псевдоним Исса, по-арабски — Иисус. Он был четвертым ребенком в многодетной арабо-еврейской семье. Мать Афифа Лютифа была еврейкой, вышедшей замуж за араба- христианина из Назарета. Несмотря на еврейские корни, он не чувствовал своей принадлежности к израильскому народу, а осознавал себя палестинцем. В 1958 году, когда Афифу исполнилось 13 лет, он вместе с семьей переехал жить в Западную Германию, где его отец вел успешный бизнес. После окончания школы Исса поступил в один из университетов на политехнический факультет. Через пару лет он неожиданно для всех бросил учебу и уехал из страны. Несколько лет провел в Париже, благодаря чему к его безупречному немецкому добавился легкий французский прононс, придававший речи особый шарм. В 1966 году Исса и остальные его братья присоединились к ФАТХ. После Шестидневной войны 1967 года он вернулся на Ближний Восток, чтобы вести борьбу с израильтянами. В Иордании осенью 1970 года Исса вступил в боевые отряды «Черного сентября», где близко сошелся с Юсуфом Назалом (Тони), с которым рука к руке сражался в Аммане в сентябре 1970 года и в битвах при Джераше и Аджлуне в июле 1971 года. После поражения палестинцев в Иорданской гражданской войне (1970–1971) Исса бежал из страны и некоторое время жил у своей немецкой подруги в Западном Берлине, затем в Париже. Приглашение принять участие в акции ему было передано прямо во французскую столицу лично от Абу Ияда через западногерманского неонациста Вилли Поля. По своему интеллектуальному развитию Исса превосходил других членов террористической группы, которых сами руководители операции между собой называли «мясом». Он был фанатиком, но не террористом-самоубийцей, готовым бездумно сложить голову за «палестинское дело». К 1972 году двое из его братьев отбывали заключение в израильских тюрьмах. Вероятно, желание освободить их мотивировало его участие в этой крайне рискованной и даже безумной акции. Посовещавшись между собой, Абу Ияд и Абу Дауд решили, что Исса будет отвечать за политическую часть операции, то есть вести от лица «Черного сентября» все переговоры по обмену заложников.
  В конце июля Тони и Исса были допущены в узкий круг посвященных во все детали предстоящей операции, которой присвоили наименование «Икрит и Барам». Абу Дауд лично инструктировал их, требуя не позволять никаких актов агрессии в отношении заложников. Дело было не в гуманизме. Просто боевая группа должна была сконцентрироваться исключительно на «внешнем кольце», исключив любую возможность штурма. Никогда нельзя полностью контролировать ситуацию. Недавние события, связанные с освобождением бельгийского авиалайнера Sabena, стали тому лишним подтверждением. Абу Дауд особо подчеркнул, что возложенная на них миссия в корне отличалась от всех предыдущих операций, в которых им приходилось принимать участие, и носила не столько военный, сколько политический характер. Абу Дауд все время акцентировал внимание на том, что с заложниками нужно обращаться хорошо, поскольку они будут постоянно находиться в объективе мировых СМИ. Даже связывая израильтянам руки, нужно будет объяснить, что это необходимая мера предосторожности. Но при этом следовало принять во внимание, что среди израильских спортсменов будут очень сильные мужчины, люди, прошедшие военную подготовку, способные оказать серьезное сопротивление. Пользоваться оружием Абу Дауд разрешил только в самом крайнем случае.
  За три недели до начала игр Тони и Исса вместе с Абу Даудом и Фахри эль-Омри вылетели в баварскую столицу, чтобы осмотреться в городе, изучить Олимпийскую деревню и подготовить встречу остальных федаинов. На заранее арендованной квартире была сделана закладка продуктов на три дня, подготовлена спортивная форма, чтобы боевая группа могла слиться со спортсменами, и даже веревки для связывания заложников. В сборе информации им, как обычно, помогали местные палестинские студенты, не задававшие лишних вопросов. Они изучали подходы к Олимпийской деревне, а также отмечали слабые места в системе ее охраны.
  Еще в середине июня 1972 года около 50 молодых палестинцев, самому младшему из которых было 17 лет, были набраны в учебный центр ФАТХ на берегу Средиземного моря в нескольких километрах южнее Бейрута. Это была самая обычная группа добровольцев, которой в скором времени предстояло пополнить ряды федаинов. В этом лагере молодые палестинцы проходили начальную военную подготовку. Их обучали стрелять из автоматов Калашникова, метать гранаты, закладывать взрывные устройства, действовать слаженно, а также свободно ориентироваться на незнакомой местности. После того как было принято решение о проведении в Мюнхене операции, из 50 курсантов были отобраны шестеро. Каждый из членов особой боевой группы, подражая традиции латиноамериканских революционеров, взял себе оперативный псевдоним. В число шестерых избранных вошли: 20-летний Халид Джаувад (Салах), в недавнем прошлом успешный футболист, проведший два сезона в бундеслиге; 19-летний Джамаль эль-Джаши (Самир); его двоюродный брат 26-летний Аднан эль-Джаши (Денави), способный студент, получивший специальную стипендию для изучения химии в Американском университете Бейрута; 19-летний Мохаммед Сафади (Бадран); Афиф Ахмад Хамид (Паоло), член ФАТХ с 1968 года, проучившийся год в Западной Германии; Ахмад Шейхи Таха (Абу Халла), проведший детство в ФРГ. Непременным условием для отбора в «специальную группу» было владение немецким языком. Всем шестерым сказали, что они выбраны для выполнения секретной миссии, о которой им будет сообщено позже. Им было приказано попрощаться с семьями, ни словом не обмолвившись, что их будут готовить для выполнения особой операции.
  В начале августа они вылетели в Ливию для прохождения специальной подготовки. В тренировочном лагере посреди Ливийской пустыни, вдалеке от населенных пунктов, из них сформировали боевую группу специального назначения. В августовскую жару в Ливийской пустыне они интенсивно тренировались, находясь по многу часов под палящим солнцем. Они совершали многокилометровые марш-броски, преодолевали высокие стены и глубокие рвы. В пустыне они должны были «притереться» друг к другу. По характеру учений члены группы были уверены в том, что их готовили для проникновения на израильскую военную базу. Никому даже в голову не могло прийти, что все эти изнурительные тренировки предназначались для проведения акции на территории Олимпийской деревни в Мюнхене.
  Во второй половине августа Фахри эль-Омари вылетел в Ливию, а Абу Дауд направился в Бейрут для встречи с Абу Иядом. Исса и Тони остались в Мюнхене, ожидая прибытие из Ливии остальных федаинов, продолжая вести наблюдение за Олимпийской деревней. Тони даже удалось устроиться работать поваром на территории деревни. Исса проник на объект в качестве сезонного разнорабочего. В свободное от работы время он играл в шахматы, просиживая по несколько часов у ворот А-25, не отводя глаз от корпуса, в котором должны были разместить израильских спортсменов.
  В Бейруте Абу Ияд передал Абу Дауду поддельные иорданские паспорта с фальшивыми западногерманскими визами. Там же, в Бейруте, были утверждены окончательные списки заключенных террористов, свободу которых будет требовать Исса в обмен на жизни заложников. Общий список включал в себя 236 заключенных, среди них две террористки «Черного сентября», Рима Таннус и Тереза Халса, захваченные в Лоде 9 мая 1972 года при штурме авиалайнера Sabena, Кодзо Окамото из «Японской Красной Армии», а также пятеро офицеров сирийского Генштаба, похищенных «Сайерет Маткаль» в Южном Ливане 21 июня 1972 года. По предложению Абу Дауда в список были включены лидеры западногерманской лево-анархистской террористической организации RAF Ульрика Майнхоф и Андреас Баадер, а также 16 террористов-неарабов, заключенных в других европейских тюрьмах. Абу Дауд считал, что это могло оказать дополнительное давление на западногерманские власти. После этого Абу Дауд вылетел в Тунис. Там он провел несколько дней и вновь вернулся в Западную Германию, чтобы проконтролировать доставку оружия и принять остальных боевиков. Находясь в Мюнхене, Абу Дауд постоянно перемещался, меняя свое местожительство каждые 24 часа. Контакт с руководством «Черного сентября» он поддерживал исключительно через личного связного Абу Ияда, Атефа Бсейсу. В нужный момент Абу Дауд должен был через него передать сигнал Фахри эль-Омари к отправке основной группы боевиков.
  Израильская олимпийская делегация прибыла в Мюнхен 21 августа 1972 года. В ее состав входили 30 человек: 15 спортсменов, которые должны были состязаться в семи видах единоборств, а также пять тренеров, два спортивных судьи международного класса и восемь сотрудников Израильского олимпийского комитета. Перед посадкой на самолет они сделали совместный снимок, который для 11 человек стал последним.
  Израильской сборной выделили пять двухэтажных многокомнатных квартир в Олимпийской деревне в корпусе № 31 на Коннолиштрассе. В этом же здании разместили сборные команды Уругвая и Гонконга. В квартиру № 1, расположенную у самого входа в корпус, заселили пять тренеров и двух спортивных судей. В квартире № 2 разместили двух стрелков, двух фехтовальщиков и одного легкоатлета. Квартиру № 3 отвели для трех борцов и трех штангистов. В квартире № 4 разместили двух медиков. И последнюю квартиру, находившуюся в дальнем конце коридора, занял глава делегации Шмуэль Лалкин.
  Полное отсутствие вооруженной охраны серьезно его обеспокоило. За полтора месяца до официального открытия игр он писал начальнику обеспечения безопасности Олимпиады Манфреду Шрайберу, что его тревожило отсутствие минимальных мер охраны и контроля, что совершенно не соответствовало международным правилам проведения массовых мероприятий такого высокого уровня. В ответ немецкий чиновник посоветовал главе израильской делегации не вмешиваться не в свое дело. У Лалкина также вызвало недоумение, что сборной команде Израиля, граждане которого находились под постоянной угрозой террористического нападения, отвели здание на дальней окраине Олимпийской деревни, практически в изолированном месте. Лалкин считал, что это место легко уязвимо для нападения извне, но немецкие власти продолжали уверять руководителя израильской делегации, что для их безопасности приняты все необходимые меры. При всём этом пропускной режим фактически отсутствовал. Так, журналисты свободно проникали в Олимпийскую деревню, достаточно было нацепить на себя какой-нибудь «бейджик». Охрана совершенно их не проверяла. Вообще, любой посторонний человек в тренировочном костюме со спортивной сумкой на плече мог пройти к любому корпусу на территории Олимпийской деревни, не вызывая никаких вопросов.
  Террористы установили круглосуточное наблюдение за Олимпийской деревней. Стараясь не привлекать к себе внимания, наружное наблюдение «Черного сентября» сменялось почти каждый час. Под пристальное наблюдение были взяты подходы к Олимпийской деревне, система охраны, частота и загруженность городского общественного транспорта, а также оперативность баварской полиции. Желая снизить бдительность ночных полицейских нарядов, террористы в самые ранние утренние часы провоцировали ложные вызовы на появление в районе Олимпийской деревни подозрительных людей.
  Очень скоро террористы обладали исчерпывающей информацией о жизни Олимпийской деревни и всего того, что ее окружало. Вход в корпус израильских спортсменов находился с плохо освещенной восточной стороны. Единственным препятствием на пути террористов была двухметровая ограда, преодолеть которую они могли без труда в считаные минуты. Даже если охрана Олимпийской деревни, которая была «вооружена» лишь портативными рациями, попыталась бы поднять тревогу, террористы успели бы захватить заложников и забаррикадироваться в здании. Тони, устроившись работать в кафе в Олимпийской деревне, смог познакомиться с одним из членов уругвайской команды, разместившейся в том же здании, что и израильтяне. Каким-то образом ему удалось сделать слепки ключей от входной двери и квартиры № 1, в которой жили израильские тренеры и спортивные судьи. За сутки до операции Абу Дауд лично воспользовался ключом от парадной двери, чтобы осмотреться в корпусе № 31 на Коннолиштрассе.
  Интересен тот факт, что здание, в котором разместились спортсмены ГДР, располагалось прямо напротив израильтян. Таким образом, спортивная делегация ГДР также попала в поле зрения палестинских террористов. Уже в первые дни наружное наблюдение «Черного сентября» доложило о подозрительных «людях в штатском», в которых без труда узнавались сотрудники Stasi 56.
  Именно этот факт во многом стал причиной совершенно необоснованных подозрений и нелепых разоблачений, посыпавшихся в адрес восточногерманской стороны в том, что ГДР заранее знала о готовящейся акции и даже, в некотором смысле, оказала поддержку палестинским террористам. Наличие сотрудников Stasi в корпусе восточногерманских спортсменов можно объяснить вполне понятными причинами. В самый разгар холодной войны вполне понятно желание Stasi максимально ограничить близкое общение восточных немцев с их западными соотечественниками и любыми способами предотвратить побег на Запад. Никому же не придет в голову обвинять Советский Союз в том, что ему хорошо были известны планы террористов «Черного сентября» только из-за того, что советская спортивная делегация была буквально пропитана сотрудниками КГБ?
  31 августа, через пять дней после начала игр, в баварскую столицу прибыли остальные боевики. До самого последнего момента руководители теракта не были уверены, что операция вступит в последнюю фазу. Риск преждевременного разоблачения был чрезвычайно высок. Внимательный служащий таможни мог предотвратить всю акцию еще на въезде в страну. В Триполи боевики получили из рук Фахри эль-Омари фальшивые иорданские паспорта. В каждом паспорте стояла поддельная западногерманская виза такого низкого качества, что в одном из документов она была вклеена вверх ногами, перечеркнута черными чернилами и вновь вклеена на следующей странице. По пути в Западную Германию боевики разделились на две группы по трое. Аднан эль-Джаши, его двоюродный брат Джамаль эль-Джаши и Мохаммад Сафади вылетели из Триполи, сделали небольшую промежуточную остановку в Риме и затем продолжили перелет в Мюнхен. Вторая группа боевиков прибыла из Триполи, сделав пересадку в Белграде. Обе группы боевиков были встречены в мюнхенском аэропорту Мюнхен-Рим Тони и Иссой и размещены в небольших отелях и кемпингах в районе центрального железнодорожного вокзала.
  До начала операции оставалось четыре дня. Это время боевики провели как обычные туристы. Они гуляли по городу, покупали сувениры, фотографировались, обедали в ресторанах и отсыпались, набираясь сил. Тем временем тихий обывательский Мюнхен был охвачен атмосферой олимпийской эйфории. Улицы баварской столицы сутки напролет были запружены туристами и спортсменами, поэтому в пестрой толпе иностранцев боевики чувствовали себя вполне уверенно, не опасаясь привлечь внимание.
  Ближе к полуночи 4 сентября 1972 года боевики собрались на центральном железнодорожном вокзале, чтобы встретиться с Абу Даудом и получить от него последние инструкции. Они заказали ужин в ресторане, но к еде никто практически не притронулся. Они еле сдерживали эмоциональное перенапряжение — плод изматывающих тренировок в ожидании некой секретной миссии. Абу Дауд впервые посвятил их во все детали предстоящей операции, о которой из сидящих за столом знали только Исса и Тони. Тихим голосом Абу Дауд рассказал им, что они должны будут проникнуть на территорию Олимпийской деревни и похитить членов израильской сборной, держать их в качестве заложников и потребовать освобождение из тюрем более двух сотен заключенных товарищей. После выполнения ультиматума «Черного сентября» боевая группа потребует самолет и свободный вылет в одну из арабских стран, после чего отпустит заложников. По плану, разработанному руководством «Черного сентября», захват израильских спортсменов должен был произойти этой же ночью в 04:00. После подробного инструктажа они расплатились с официантом и направились к камерам хранения, где их уже две недели ожидало оружие. Достав сумки, они вернулись в свои номера, чтобы переодеться в красную спортивную форму.
  Этим же вечером члены израильской олимпийской сборной смотрели театральную пьесу «Скрипач на крыше» и ужинали в ресторане с ведущим актером Шмулем Роденски. Затем они сели в автобус команды и направились в Олимпийскую деревню. В автобусе 13-летний сын Шмуэля Лалкина, успевший завести дружбу с борцом Элиэзером Халфиным и штангистом Йосефом Романо попросился переночевать у них в Олимпийской деревне. Но Шмуэль Лалкин по какой-то причине отказал сыну, тем самым, возможно, спас ему жизнь. Вернувшись за полночь, израильские спортсмены разошлись по своим комнатам и спокойно легли спать.
  К Олимпийской деревне в 4:10 подъехали два такси, из которой вышли восемь человек в красных спортивных костюмах. Недалеко от ворот А-25 их уже ожидал Абу Дауд. Когда террористы подошли к ограде, они увидели группу подвыпивших американских спортсменов, которые собирались через нее перелезть. Абу Дауд быстро сориентировался в ситуации и приказал своим людям присоединиться к американцам под видом подгулявших спортсменов. Спустя много лет Абу Дауд вспоминал: «Наши люди не просто смешались с американцами, мы помогли им забраться наверх, и они помогли нам…»
  Наконец палестинские боевики спрыгнули на землю. Несколько минут они шли вместе с американцами, потом весело распрощались. Ускоряя шаг, палестинцы направились на Коннолиштрассе, 31. Олимпийская деревня была погружена в сон. На своем пути они не встретили ни одного охранника, только шестерых немецких почтовых служащих. Но на тот момент всё выглядело вполне безобидно. Почтовые служащие приняли палестинцев за спортсменов, которые старались незаметно пробраться в свои апартаменты. Многие спортсмены признавали, что им лень было обходить забор, чтобы войти на территорию Олимпийской деревни через ворота, и они просто перелезали через него.
  Палестинцы в 4:35 уже стояли у входной двери. Они извлекли из сумок оружие и гранаты, надели балаклавы и открыли входную дверь которая оказалась незапертой.
  Увы, «Черный сентябрь» полностью разыграл сценарий «Прогноза-21», составленный доктором судебной психологии Георгом Зибером. Он лишь немного ошибся во времени, палестинцы проникли на территорию Олимпийской деревни на 50 минут раньше, чем предполагал доктор.
  Войдя в коридор, террористы подошли к квартире № 1, в которой жили израильские спортивные судьи и тренеры. Один из боевиков вставил в замочную скважину заранее изготовленный по слепку ключ, но не смог сразу его провернуть. От возни в замочной скважине проснулся судья по классической борьбе Йосеф Гутфройнд. Высокий, широкоплечий, ростом под 2 метра и весом 135 килограмм, в свои 40 лет он находился в самом расцвете физических сил. Гутфройнд быстро вскочил с постели и вышел в салон выяснить причину шума. Перед ним в приоткрывшемся дверном проеме показались вооруженные люди в балаклавах. Он сразу всё понял и закричал: «Друзья, бегите!». Гутфройнд навалился на дверь всей тяжестью своего богатырского тела, но террористы успели просунуть в проем ствол калашникова, не позволив ей захлопнуться. Прекрасно понимая, что долго удерживать дверь он не сможет, Йосеф пытался выиграть время, чтобы его товарищи успели выскочить через окно на задний двор.
  Тувия Сакольский, тренер по тяжелой атлетике, переживший Холокост и оставивший в земле Германии всех своих родных, вышел из своей комнаты в салон и, увидев вооруженных людей, криком попытался разбудить остальных товарищей. Единственное, что он мог сделать в данной ситуации, это спасаться бегством. Он бросился к окну, но оно было плотно закрыто. Тогда Тувия кулаком разбил стекло. Всё происходило стремительно. Прошло не более 10 секунд с того момента, как Гутфройнд заметил террористов и начал кричать. Сакольский в самый последний момент смог выскочить из окна на задний двор. Боевики ворвались в его комнату. Один из федаинов дал автоматную очередь через разбитое окно вслед убегающему тренеру. Пули прошли в нескольких сантиметрах над его головой, тем не менее Сакольскому удалось забежать за угол здания и спастись.
  Выстрелы разбудили руководителя израильской делегации Шмуэля Лалкина, который спал на втором этаже 5-й квартиры. Он выглянул в окно, выходившее на Коннолиштрассе. На первый взгляд, всё было спокойно. Потом Лалкин посмотрел на свои часы, показывавшие 4:15, и, подумав о том, что спать ему осталось меньше двух часов, вернулся обратно в постель. Сказывалась усталость, накопившаяся за последние дни.
  Тем временем террористы приставили к лицу Йосефа Гутфройнда ствол автомата и загнали его в дальний угол салона. В квартире № 1 оставались еще пятеро: 40-летний тренер по легкой атлетике Амицур Шапира, 53-летний тренер по стрельбе, ветеран Армии обороны Израиля Кеат Шор, 27-летний тренер по фехтованию Андре Шпицер, 50-летний спортивный судья по тяжелой атлетике Яков Шпрингер и 33-летний тренер по греко-римской борьбе Моше Вайнберг. Всё произошло настолько быстро, что никто из израильских спортсменов не успел отреагировать. Квартиры были достаточно просторными, с толстыми стенами, и они просто не услышали крики и шум борьбы. Под дулами автоматов их стащили с постелей. Моше Вайнберг, прекрасно владевший рукопашным боем, оказался расторопнее остальных своих товарищей. Он неожиданно бросился на Иссу и повалил его на пол. Но, прежде чем он дотянулся до оружия, другой террорист инстинктивно выстрелил Вайнбергу в лицо. Пуля прошла по касательной, сильно разорвав тренеру правую щеку, из которой фонтаном начала бить кровь, заливая все вокруг. По приказу Тони боевики загнали заложников в комнату на втором этаже. Им всем, кроме Моше Вайнберга, крепко связали руки и ноги, усадили на две кровати, оставив в одних трусах и футболках. Исса и двое федаинов остались охранять заложников, а Тони с четырьмя другими террористами схватили Моше Вайнберга и, угрожая ему и его товарищам расстрелом, потребовали показать остальные квартиры израильской сборной.
  Проходя мимо квартиры № 2, Моше Вайнберг намеренно обманул террористов, сказав, что внутри ее остановились граждане другой страны. Вместо этого он повел их к квартире № 3, где жили борцы и тяжелоатлеты. Видимо, Моше Вайнберг полагал, что у них было больше шансов оказать сопротивление террористам.
  Но боевики застали врасплох постояльцев и этой квартиры. В это утро в ней спали шестеро спортсменов: 24-летний борец Элиэзер Халфин, 18-летний борец Марк Славин — самый молодой член сборной, 32-летний штангист Йосеф Романо, 28-летние штангисты Давид Бергер и Зеэв Фридман и борец греко-римского стиля в наилегчайшем весе Гади Цабари. Угрожая автоматами, террористы согнали всех в салон на первом этаже, приказав сесть на пол и положить руки за голову. В то время как четверо боевиков держали под прицелами автоматов заложников, Тони быстро осмотрелся в квартире, чтобы убедиться, что никто не спрятался в шкафу или под кроватью.
  Пока Тони проверял квартиру, Давид Бергер тихо прошептал своим товарищам: «Давайте все разом набросимся на террористов. В любом случае нам нечего терять». Один из боевиков услышал Бергера и сильно ударил прикладом по лицу. В 4:50 заложников подняли на ноги, выстроили одного за другим и, словно скот, погнали в квартиру № 1.
  Первым шел борец Гади Цабари. Когда они приблизились к квартире № 1, в которой удерживали остальных заложников, Гади Цабари на мгновение замешкался у входа. Террорист, стоявший у него за спиной, грубо ткнул его дулом автомата. Действуя на борцовском рефлексе, Гади Цабари неожиданно развернулся и, отведя ствол автомата в сторону от себя, быстро бросился к лестнице, спускавшейся к подземной стоянке. Один из террористов стал преследовать его, выпустив вслед Цабари несколько коротких автоматных очередей, не достигших цели. Борец, убегая зигзагами, смог спуститься на подземную стоянку и укрыться за бетонными столбами, затерявшись среди машин. Его уже никто не преследовал, поскольку его тренер Моше Вайнберг, воспользовавшись секундным замешательством «конвоиров», вновь бросился на одного из боевиков и попытался вырвать из его рук оружие. Но другой террорист опередил Моше Вайнберга и выпустил в него длинную автоматную очередь из калашникова, буквально вскрыв ему грудную клетку. Прежде чем загнать заложников в квартиру № 1, террористы избавились от тела Моше Вайнберга, выбросив его на улицу перед входом в корпус. На захват израильских спортсменов боевикам «Черного сентября» понадобилось не более 10 минут.
  Последние автоматные очереди разбудили всю Олимпийскую деревню. В окнах начал зажигаться свет, и люди стали выглядывать на улицу, чтобы понять, что происходило. Глава израильской делегации Шмуэль Лалкин вновь проснулся и, высунувшись в окно, увидел на асфальте в луже крови тело Моше Вайнберга. За несколько минут до этого уборщица, работавшая в Олимпийской деревне, услышала первые выстрелы и позвонила на центральный пункт охраны. Начальник ночной смены отправил одного из охранников проверить, что случилось. Прибыв на место с одной лишь рацией, он увидел окровавленное тело Моше Вайнберга и вооруженного человека в балаклаве, выглядывавшего через дверной проем. Охранник тут же ретировался. Всё это происходило на глазах Шмуэля Лалкина, наблюдавшего за происходившим из окна второго этажа. Лалкин сбежал на первый этаж, где находился единственный телефон. Не было сомнения, что оправдались самые страшные опасения — члены израильской сборной захвачены террористами и как минимум один спортсмен убит. К счастью, медперсонал израильской олимпийской сборной, расселенный в квартире № 4, эту ночь провел за пределами Олимпийской деревни. Лалкин позвонил в отель «Шератон», в котором остановились израильские журналисты и члены Олимпийского комитета Израиля. «Свяжитесь с Израилем! — кричал он в трубку. — Террористы захватили в заложники израильскую сборную!»
  В это время один из заложников, ветеран Шестидневной войны штангист Йосеф Романо, попытался совершить побег. Когда террористы ворвались в квартиру, они опрокинули стол, на котором лежал нож для чистки фруктов. Палестинцы меньше всего опасались нападения с его стороны, поскольку он во время соревнований порвал сухожилие на ноге и вынужден был перемещаться на костылях. Йосеф Романо незаметно дотянулся до ножа и бросился на ближайшего террориста Афифа Ахмада Хамида. Он успел нанести ему ранение в область переносицы, опрокинуть на спину и вырвать из рук автомат. Но, прежде чем Йосеф Романо успел воспользоваться оружием, остальные боевики расстреляли его в спину. Он умер не сразу, а еще пару часов агонизировал. Его, тяжелораненого, оставили истекать кровью посреди комнаты, не оказав элементарной первой помощи. Террористы намеренно не выбросили его на улицу, чтобы труп Романо постоянно находился перед глазами остальных заложников в назидание тем, кто еще раз попытается оказать сопротивление. Исса предупредил израильтян, что они не собирались ни с кем шутить. Девяти заложников для боевиков было вполне достаточно, поэтому они готовы были расстреливать спортсменов по одному при малейшем неповиновении.
  После захвата израильских спортсменов прошел час. Их перевели в комнату на втором этаже квартиры № 1, связали руки и ноги, усадив рядом на две кровати. Самого крепкого из заложников, Йосефа Гутфройнда, террористы из предосторожности привязали к стулу, обмотав его, словно мумию.
  В 5:00 раздался телефонный звонок в квартире начальника мюнхенской полиции Манфреда Шрайбера, отвечавшего за безопасность во время проведения Олимпийских игр. В первые минуты он был настолько потрясен и растерян, что не мог произнести ни слова. Нападения могли ожидать где угодно, но не в Олимпийской деревне. Выдержав паузу, он всё же распорядился оцепить здание с заложниками и перекрыть все входы и выходы на территорию Олимпийской деревни. Затем он оповестил министра внутренних дел земли Баварии Бруно Мерка. Тот, в свою очередь, позвонил федеральному министру внутренних дел Гансу-Дитриху Геншеру, сообщив об инциденте в Олимпийской деревне. Через час высшее руководство Западной Германии знало о случившемся. Все были в глубоком шоке.
  В пятницу 5 сентября 1972 года жители Мюнхена проснулись в совершенно другом городе. «Игры мира и радости» за одну ночь превратились в «Олимпиаду террора». Международные СМИ, собравшиеся в баварской столице, чтобы освещать ход ХХ Олимпийских игр, теперь заполняли эфир противоречивыми обрывками скупой информации о заложниках и террористах. Фотографии убитого израильского спортсмена Моше Вайнберга, лежащего в луже крови на пороге Коннолиштрассе, 31, в одночасье облетели весь мир. Сотни репортеров окружили Олимпийскую деревню в надежде получить хоть какую-нибудь достоверную информацию. Вначале было распространено сообщение, что террористы удерживают 16–17 израильских заложников. Чуть позже это число снизилось до 13. И только после того, как о себе дали знать Гади Цабари, Тувия Сакольский и спортсмены, жившие в квартире № 2, стало понятно, но официально не объявлено, что в руках террористов находились десять израильских заложников.
  Первыми в 6:40 на Коннолиштрассе появились мэр Олимпийской деревни Вальтер Трёгер и президент западногерманского Олимпийского комитета Вилли Дауме. Желая прояснить ситуацию, они попытались вступить с вооруженными людьми в переговоры, но палестинские боевики сразу заявили, что разговаривать они будут только с представителями власти, поскольку организаторы игр, на их взгляд, не имели никаких полномочий.
  Террористы, назвавшиеся особой боевой группой «Черного сентября», передали свои требования на двух листах убористого машинописного текста. Он включал в себя имена 236 «политических» заключенных, освобождение которых они требовали в обмен на израильских заложников. «Черный сентябрь» выдвинул жесткий ультиматум — до 9:00 доставить всех заключенных в одну из арабских стран; в противном случае террористы обещали каждый час убивать по одному заложнику.
  Антикризисный штаб, возглавляемый Манфредом Шрайбером, Бруно Мерком и Гансом-Дитрихом Геншером, разместился в подвальном помещении административного корпуса G-1 на территории Олимпийской деревни. Все понимали, что сроки, выдвинутые террористами, невыполнимы даже в рамках одной ФРГ. К тому же никто в Западной Германии не имел опыта ведения переговоров с террористами, захватившими заложников. У кризисного штаба не было ни знаний, ни времени, ни необходимой информации, чтобы выработать более или менее эффективную стратегию по освобождению заложников. Всё, что могли сделать руководители антикризисного штаба, — это попытаться продлить, насколько возможно, срок ультиматума. Сотрудник мюнхенской полиции Анализа Грас добровольно вызвалась подойти к квартире № 1 и обсудить с террористами начало переговоров. Она смогла договориться с Иссой о встрече с руководителями антикризисного штаба перед фасадом корпуса № 31 рядом с квартирой, в которой палестинцы удерживали заложников.
  В 8:45 на Коннолиштрассе показались шеф мюнхенской полиции Манфред Шрайбер, мэр Олимпийской деревни Вальтер Трёгер и египетский представитель МОК Ахмед Туни. Они не спеша шли к корпусу, чтобы в первый раз с глазу на глаз встретиться с террористами и начать переговоры. Исса стоял на втором этаже с автоматом Калашникова и через распахнутое окно внимательно следил за приближающейся делегацией. Исса вышел из здания в костюме цвета слоновой кости, в широкополой шляпе, темных очках, наполовину скрывавших его лицо, и в палестинской куфии, накинутой на плечи. В правой руке он демонстративно сжимал осколочную гранату.
  На западногерманских переговорщиков сразу произвели впечатление прекрасный немецкий язык и ледяное спокойствие Иссы. Он разговаривал подчеркнуто вежливо. Единственное, что могло выдать его волнение, это сигареты, которые он выкуривал одну за другой. Но всем своим видом главарь террористов показывал, что он полностью контролировал ситуацию.
  Ни Шрайбер, ни Трёгер не имели ни малейшего понятия, как следовало вести переговоры, чтобы не допустить дальнейшей эскалации кризиса с заложниками. Шрайбер, возомнив себя крутым полицейским, изучал собеседника, взвешивая шансы прямо здесь и сейчас захватить Иссу, чтобы иметь хоть какой-то козырь в переговорах с террористами. Исса сразу уловил этот оценивающий взгляд и, сделав шаг назад, поднял гранату: «Если попытаешься ко мне прикоснуться, я взорву всех!» Вариант, который прокручивал в голове шеф мюнхенской полиции, быть может, сгодился бы для преступников, но никак не для палестинских террористов, готовых в любой момент стать «шахидами». Никто из них не вступил бы в торг. Захват Иссы сделал бы их еще более агрессивными, непредсказуемыми, неспособными вести переговоры.
  Египетский представитель МОК Ахмед Туни, желая снять напряжение, предложил продолжить диалог на арабском языке. Он заверил Иссу, что Западная Германия и Израиль в эту самую минуту обсуждают требования «Черного сентября», но для согласования всех деталей обмена потребуется еще некоторое время. Слова египетского представителя возымели действие, и Исса тут же продлил срок ультиматума до 12:00.
  Шрайбер предлагал неограниченные суммы денег и полную неприкосновенность в обмен на заложников. Исса сразу пресек разговоры о деньгах: «Деньги ничего для нас не значат, наши жизни для нас ничего не значат». Западногерманские переговорщики не особенно рассчитывали на достижение договоренности, главным успехом первой встречи стало продление ультиматума, что давало еще несколько часов для подготовки спасательной операции.
  В 10:45 федеральный министр внутренних дел Ганс- Дитрих Геншер официально объявил о создании специальной антикризисной комиссии. Однако в Западной Германии 1972 года еще не было профессиональных психологов и переговорщиков, специализировавшихся на освобождении заложников. Не поддавалось никакой логике поведение западных немцев, пребывавших в полной растерянности, но упорно не желавших получить помощь со стороны. В то же время боевики «Черного сентября» были непреклонны в своих требованиях. Затягивание переговоров лишь накаляло и без того сложную ситуацию.
  Даже после того, как террористы убили заложника, мюнхенские полицейские бездействовали, пассивно наблюдая за разворачивающейся на их глазах трагедией. К примеру, израильская антитеррористическая доктрина предусматривает ситуацию, которая звучит как «ахмарат мацав» 57, то есть когда ситуация выходит из-под контроля и террористы начинают убивать заложников. В подобном случае начинается незамедлительный штурм. Даже если на место не успели прибыть специально подготовленные подразделения по спасению заложников и единственные, кто находятся на переднем фланге, это полицейские патрульно-постовой службы, они обязаны немедленно вступить в бой. Такая практика и принципиальная стратегия неведения переговоров с террористами и в наши дни совершенно оправдывает себя. Доказательством тому может служить тот факт, что в Израиле последние 25 лет террористы не предприняли ни одной попытки захвата заложников.
  Инцидент в Олимпийской деревне усугублялся тем, что заложниками были евреи. Ганс-Дитрих Геншер, говоря о том, что Германия не может себе позволить, чтобы на ее земле еще раз пролилась еврейская кровь, предложил себя и других высокопоставленных лиц взамен заложников. Но террористы не шли ни на какие уступки. Они знали, что назад дороги не было. Любое отступление от инструкций, данных Абу Даудом, автоматически поставило бы их вне закона, сделало изгоями в палестинской среде. Они были готовы погибнуть и стать «шахидами». Исса открытым текстом произнес: «Так и так умрем. Или погибнем здесь, или, если выйдем отсюда без заложников, нас в любом месте найдут и убьют». Исса и его люди напомнили всему миру о японских камикадзе Второй мировой войны. Но в 1960–1970-х годах ни в Европе, ни в Америке еще не сталкивались с террористами-смертниками. Идеология «шахидизма» традиционно присутствовала только в арабо-мусульманской культуре, где смертники всегда были ее неотъемлемой частью. Несмотря на то что в 1970-х годах палестинское национально-освободительное движение было представлено исключительно светскими террористическими организациями национально-буржуазного или марксистского толка, члены «Черного сентября» уже тогда были потенциальными террористами-смертниками.
  В то время как израильские заложники находились на грани смерти, со стороны складывалось впечатление, что федеральные и земельные власти, а также МОК озабочены лишь тем, как бы смыть «грязное пятно» с Олимпийских игр и поскорее вернуться к соревнованиям. Надежда на разрешение кризиса таяла с каждым часом. Чем меньше времени оставалось до истечения срока ультиматума, тем больше немцы понимали, что с начала инцидента они ни на шаг не продвинулись в разрешении ситуации с заложниками. Палестинские террористы не были готовы идти на компромисс. Они вообще отказывались поднимать вопрос о судьбе заложников, пока их требования не будут полностью удовлетворены.
  Всё усложнялось тем, что израильское правительство во главе с премьер-министром Голдой Меир наотрез отказалось вступать в переговоры с террористами. Ответ Израиля был жесткий и лаконичный: «В любых обстоятельствах никаких переговоров с террористами, поскольку такие переговоры послужат стимулом для последующих атак». Голда Меир заявила: «Если мы уступим, ни один израильтянин нигде в мире не сможет чувствовать себя в безопасности». Официальная позиция Израиля была изложена в правительственной телеграмме, которую в 11:00 вручил посол Израиля в Западной Германии Элишав Бен-Хурин:
  «…Государство Израиль не ведет переговоры с террористами. Вся ответственность за разрешение кризиса целиком ложится на Западную Германию. Правительство Израиля надеется, что западногерманское правительство сделает всё, что в его силах, чтобы освободить заложников…»
  Однако было бы неверно полагать, что Израиль самоустранился от решения проблемы. Голда Меир получила первое сообщение о захвате заложников уже в 5:30. Около 9:00 состоялся долгий телефонный разговор между Голдой Меир, канцлером ФРГ Вилли Брандтом и федеральным министром внутренних дел Гансом-Дитрихом Геншером. От лица правительства и всего немецкого народа они выразили Израилю глубокое соболезнование и искреннее сочувствие. К сожалению, это всё, что могли предложить немцы. Голда Меир возложила всю ответственность за разрешение кризиса с заложниками на западногерманское правительство, подчеркнув, что принципиальная позиция Израиля состоит в том, что ни один террорист ни при каких обстоятельствах не покинет стен израильских тюрем. Однако правительство Западной Германии может обещать террористам всё, что посчитает нужным, чтобы сохранить жизни заложникам. Затем, после того как она изложила позицию Израиля, Голда Меир предложила помощь — выслать в Мюнхен израильских специалистов по борьбе с терроризмом — переговорную группу и спецназ Генерального штаба Армии обороны Израиля «Сайерет Маткаль». Однако канцлер Вилли Брандт категорически отверг израильскую помощь. Руки Брандта и Геншера были связаны федеральным законом. Израильтяне не знали, что западногерманская Конституция не дает право федеральному правительству использовать армию на территории Баварии. Иными словами, военные не могли принимать участие в операциях на территории страны в мирное время, не нарушив при этом послевоенной Конституции. К тому же у земельного правительства Баварии был полный суверенитет от федеральных властей разрешать любые кризисные ситуации, даже если они затрагивали международные отношения и политические интересы. Таким образом, судьба израильских заложников находилась в полной зависимости от некомпетентного в вопросах контртерроризма баварского правительства. Влияние канцлера ФРГ и федерального министра внутренних дел носило совещательный характер и зависело исключительно от доброй воли и желания местных земельных властей. И правительство Баварии очень болезненно воспринимало любое вмешательство в свои внутренние дела со стороны федералов и тем более другого государства.
  На заседании Совета Безопасности «узкого» кабинета израильского правительства было решено передать освобождение заложников в руки Западной Германии. Это непростительно ошибочное решение было принято под давлением министра обороны Моше Даяна, которого, кстати, терпеть не могла Голда Меир. Израильское правительство надеялось на немецкую педантичность и профессионализм. Но очень скоро эти надежды были разбиты о полное дилетантство и некомпетентность баварских властей. Министр обороны Израиля Моше Даян и директор «Моссада» Цви Замир были уверены, что немцы в состоянии подготовить и провести эффективную операцию по освобождению заложников. Однако никто в Израиле не знал, что в ФРГ в то время не было специального подразделения по борьбе с терроризмом.
  Однако, несмотря на принятое решение, израильтяне не хотели полностью устраняться и пассивно наблюдать за разыгрывавшейся драмой. В Мюнхен специальным рейсом должны были вылететь министр обороны Моше Даян, глава израильской службы безопасности ШАБАК Йосеф Хармелин, начальник следственного отдела ШАБАК — «главный израильский переговорщик» Виктор Коэн и директор «Моссада» Цви Замир. Однако уже в аэропорту, перед самым вылетом, Виктор Коэн вдруг обратился к Моше Даяну: «Слушай, захват заложников транслируется в прямом эфире на весь мир. Если ты там покажешься, то репортеры тебя сразу узнают, и это увидят террористы. Твое появление в Олимпийской деревне станет доказательством того, что боевики ударили по самому чувствительному месту Израиля. Это только ухудшит и без того сложную ситуацию. Они сразу начнут выкручивать нам руки, с каждым часом ужесточая требования. Тебе нужно остаться в Израиле». «Да, ты прав, Виктор, — сразу согласился Моше Даян. — В Мюнхен полетите только ты и Замир. Я сам поставлю в известность Голду».
  В то же время израильское правительство оказывало сильное давление на Западную Германию и МОК, требуя прекратить проведение Игр, пока израильские заложники не будут освобождены. Но федеральные и земельные власти не были готовы идти на подобные шаги. Такую же позицию занял и Международный олимпийский комитет. 5 сентября президент МОК Эйвери Брендедж сделал заявление перед СМИ: «Игры должны продолжаться любой ценой». В то время как девять израильских заложников сидели, связанные по рукам и ногам под дулами автоматов в комнате, залитой кровью погибших товарищей, начался волейбольный матч между командами Западной Германии и Японии. Олимпиада продолжалась. Олимпийцы, не выступавшие в этот день в соревнованиях, наслаждались жизнью, загорали на солнце в нескольких десятках метров от оцепления. Складывалось впечатление, что больше всего они боялись не получить своих медалей из-за прекращения Олимпиады. На экранах телевизоров, сменяя друг друга, мелькали картинки захваченного террористами дома и трансляции с Игр. В свое оправдание руководители МОК утверждали, что необходимо продолжать соревнования и «тем самым доказывать, что спорт сильнее терроризма».
  Премьер-министр Израиля Голда Меир обратилась с официальным обращением к другим странам с призывом «спасти наших граждан и осудить невыразимыми словами совершенные преступления». Только после этого МОК согласился временно приостановить Игры с 15:30 до 10:00 следующего дня — до окончания намеченной поминальной церемонии. Она должна была состояться на центральном Олимпийском стадионе Мюнхена в память об израильском спортсмене 58, хладнокровно убитом террористами «Черного сентября». Тогда никто не мог представить, что поминальная церемония будет проведена точно в назначенное время, 6 сентября в 10:00, но в память не одного, а одиннадцати израильских спортсменов и двоих граждан Западной Германии, погибших от рук палестинских террористов.
  Три раза западногерманским переговорщикам удавалось добиться продления крайнего срока. За четверть часа до истечения ультиматума террористы согласились продлить его на три часа, до 15:00. В 14:25 Исса согласился подождать до 17:00. Геншер и Трёгер постоянно оправдывались тем, что обмен затягивался по бюрократическим причинам. Якобы израильтяне согласились со всеми требованиями палестинцев, но на то, чтобы разыскать такое огромное количество заключенных и оформить все необходимые документы, требуется еще время. К тому же в послеполуденные часы в центре Израиля образуются сильные транспортные заторы, что не позволяет оперативно быстро доставить в аэропорт Лод уже выпущенных заключенных. Все эти отговорки преследовали лишь одну-единственную цель — создать видимость движения, видимость того, что кризис с заложниками неуклонно близится к обоюдовыгодному разрешению.
  Исса уже не был подчеркнуто вежлив и сдержан, как в начале переговоров. Он сразу сказал, что следующее продление срока ультиматума будет автоматически сопровождаться казнью одного-двух заложников. Он пообещал собственноручно убить их перед объективами, на виду у сотен миллионов людей, прикованных к телевизорам.
  В 16:35, после 12 часов бесплодных переговоров, Исса неожиданно предложил свой план выхода из тупика. Он потребовал в течение часа предоставить его людям и заложникам самолет, на котором они вылетели бы в Каир, где продолжили бы переговоры. Израильтяне должны были переправить туда же палестинских заключенных. На этот раз Исса угрожал уничтожить сразу всех израильских заложников, если западногерманские власти начали бы и дальше затягивать время, ссылаясь на всевозможные предлоги.
  Проблема состояла в том, что для западногерманской стороны такой поворот событий был совершенно неприемлем в силу ряда объективных причин. Суверенная Западная Германия не могла поддаться на шантаж террористов и выпустить за пределы своей территории заложников — граждан другого государства, гостей Олимпиады, гарантию безопасности которых должны были обеспечивать федеральные и земельные власти. Тем более речь шла о высылке граждан Израиля в страну, которая официально находилась с ним в состоянии войны. С другой стороны, если отбросить в сторону государственный престиж, это была прекрасная возможность переложить всю полноту ответственности на арабов, вынести конфликт за пределы Западной Германии, за несколько тысяч километров от объективов камер, призванных освещать Игры, а не кризис с заложниками. Появлялась смутная надежда спасти «Олимпиаду мира и радости».
  Прежде чем договариваться о предоставлении самолета в Каир, Ганс-Дитрих Геншер, ведший переговоры с Иссой, стоя у фасада корпуса, захотел убедиться, что заложники всё еще живы. Исса повернулся к Тони, стоявшему на втором этаже, и что-то крикнул на арабском языке. Спустя полминуты шторы на втором этаже раздвинулись, и в окне показался тренер по фехтованию Андре Шпицер. Он стоял в одних трусах и футболке, со связанными перед грудью запястьями.
  «Всё ли в порядке?» — спросил федеральный министр внутренних дел. — Каково состояние остальных заложников?»
  Шпицер успел выкрикнуть лишь несколько слов: «Все в норме, кроме одного…» Террорист, стоявший у него за спиной, сильно ударил Шпицера прикладом по голове и затащил обратно в комнату. Эта сцена шла в прямом эфире, перед сотнями фото- и телекамер. Это был последний раз, когда Андре Шпицера видели живым.
  Ганс-Дитрих Геншер попросил лично встретиться с заложниками, чтобы получить их разрешение на вылет в Каир. Исса еле сдерживал истерику. Он и остальные боевики «Черного сентября» не сомкнули глаз последние 24 часа. Исса сознавал, что время играет против них. Усталость снижала его внимание и реакцию и могла подтолкнуть к принятию необдуманных решений. У египтян сложились прекрасные отношения с ФАТХ, и там их готовы были встретить с распростертыми объятиями. Он понимал, что дальнейшее пребывание в Олимпийской деревне только снижало его шансы добиться поставленной цели. Чем больше времени боевики «Черного сентября» и заложники находились в Олимпийской деревне, тем сильнее росло опасение, что немцы готовились к штурму. Перелет в арабскую страну был прекрасным выходом из сложившейся патовой ситуации. Если Каир отказался бы принять борт с заложниками, они просто взяли бы курс на Марокко или Ливию.
  В понимании «Черного сентября» первый этап операции был полностью реализован. Никогда прежде ни одна из палестинских террористических организаций не приковывала к себе такое внимание мировых СМИ. Захваты и взрывы самолетов, диверсионные вылазки и отдельные убийства воспринимались большинством обывателей как бандитизм, какими бы лозунгами они ни прикрывались. Теракт в Олимпийской деревне был политической акцией, стремящейся приковать внимание мирового сообщества к проблеме палестинских беженцев. Таким образом, благодаря боевикам «Черного сентября» более 12 часов сотни миллионов телезрителей вынуждены были наблюдать за палестино-израильским противостоянием. За полсуток Исса смог добиться большего, чем все палестинские террористические организации за последние пять лет непрерывной войны с Израилем. Лишним доказательством тому были переговоры с боевиками «Черного сентября», в которые на глазах у миллионов телезрителей вступили и предложили себя в качестве заложников первые лица Западной Германии, видные общественные деятели, а также спортивные функционеры МОК.
  В 17:10 Исса удовлетворил условия Геншера и пропустил его вместе с мэром Олимпийской деревни Вальтером Трёгером в квартиру № 1. Они быстро поднялись по лестнице, ведущей на второй этаж, в комнату, где удерживали заложников. Пред вошедшими предстала леденящая кровь картина. Посреди комнаты на запекшемся багровом пятне лежало бездыханное тело тренера по тяжелой атлетике Йосефа Романо. Кровавые брызги и следы от автоматных очередей были видны на стенах. Йосеф Гутфройнд еле дышал, настолько сильно стягивали веревки, которыми его привязали к стулу. Остальные восемь заложников ожидали своей участи, сидя на двух кроватях в одном нижнем белье, связанные по рукам и ногам. Вальтер Трёгер позже вспоминал, что во время этого визита он не заметил в глазах заложников животный ужас обреченной жертвы, была в них какая-то усталая безысходность и безразличие ко всему происходившему. Несмотря на бесчеловечные условия, заложники ответили, что с ними обращались достаточно сносно.
  Геншер представился федеральным министром внутренних дел. Он говорил на немецком, а Вальтер Трёгер переводил на английский язык. Геншер попытался успокоить заложников, заверив, что Израиль делает всё, что в его силах, чтобы поскорее помочь своим согражданам. Он также спросил у израильских заложников, будут ли они согласны вылететь вместе с похитителями в арабскую страну для последующего их обмена на палестинских заключенных. В ответ заложники лишь молча склонили головы. Перед тем как покинуть комнату, Вальтер Трёгер, потрясенный увиденным, вновь предложил обменять себя хотя бы на часть заложников. Но Исса был непреклонен. Позже Вальтер Трёгер рассказал, что его глубоко тронуло достоинство, с которым держались израильтяне.
  С самого начала кризиса немцы допустили все ошибки, какие только были возможны. Шансы на успех были сведены к нулю. Несколько планов по освобождению заложников, спешно разработанных антикризисным комитетом, разбились вдребезги. Немцы не воспользовались реальной возможностью спасти заложников — запустить через вентиляционную систему парализующий газ. От этой идеи пришлось отказаться, поскольку газ не смогли найти. Начальник мюнхенской полиции Манфред Шрайбер хотел при первой же встрече захватить Иссу, но главарь боевиков сразу просчитал его намерения. Эта попытка могла очень дурно закончиться. Затем в 14:00 террористы разрешили подвести продукты для заложников. У полиции зародилась очередная авантюрная идея захватить боевиков, когда те будут забирать ящики. Но и здесь террористы были на шаг впереди. Исса самостоятельно занес в квартиру четыре ящика с продуктами, в то время как остальные боевики рассредоточились за шторами на всех этажах, готовые в любой момент открыть шквальную стрельбу из автоматов. Четвертая, еще более безумная попытка освобождения заложников планировалась в послеобеденные часы. В Олимпийскую деревню был направлен небольшой отряд пограничников. Как и прежде, специального оперативного плана разработано не было. Никто из пограничников не имел военной подготовки и тем более не был знаком с контртеррористическими методами. Главный критерий, по которому отбирали добровольцев в этот отряд, был вопрос: «Кому когда-нибудь приходилось стрелять?» Пограничников переодели в спортивные костюмы поверх бронежилетов и направили на крышу Коннолиштрассе, 31. По условленному сигналу они должны были ворваться в квартиру № 1 через окна и балконы. Всё это время команды репортеров снимали на камеры действия полиции и передавали свои репортажи в прямой эфир. Никто из кризисной комиссии даже не подумал о том, что во всех квартирах в Олимпийской деревне есть телевизоры, и террористы всё время спокойно наблюдали за всем, что происходило вокруг здания и на его крыше. Исса приоткрыл входную дверь и приказал, чтобы люди с автоматами покинули крышу и вышли за линию оцепления. В противном случае он был готов расстрелять двух заложников. В 18:00 Манфред Шрайбер отдал команду отойти, и очередная попытка освободить заложников прекратилась, даже не начавшись.
  Абсурд заключался и в том, что Манфред Шрайбер, будучи шефом мюнхенской полиции, не был профессиональным полицейским. Он был успешным адвокатом, пожизненно назначенным на эту должность городским советом. За год до Олимпийских игр Шрайбер руководил освобождением заложников в ходе неудавшегося банковского ограбления. В результате неверно принятых им решений погиб заложник, и против Шрайбера было выдвинуто обвинение в непреднамеренном убийстве. Хотя он и был оправдан, вне всякого сомнения, это расследование отрицательно повлияло на его решительность в ходе последующего инцидента на Олимпийских играх 1972 года.
  В антикризисной комиссии не было ни одного профессионала. Среди этого «докторского набора» (доктор Шрайбер, доктор Вольф, доктор Геншер) не оказалось ни одного человека, способного организовать освобождение израильских заложников. Руководство антикризисного штаба даже не знало, сколько боевиков находилось в корпусе на Коннолиштрассе, чем они были вооружены, были ли заложены взрывные устройства. Поначалу исходили из предположения, что вместе с Иссой в захвате участвовали еще трое боевиков. Но после посещения Геншером и Трёгером комнаты, в которой удерживались заложники, в антикризисном штабе пришли к выводу, что террористов не более четырех-пяти человек. Ошибка в оценке численности боевиков в конечном итоге стала одной из главных причин провала антитеррористической операции.
  План, составленный антикризисной комиссией, был предельно прост. Террористы с заложниками будут переправлены на базу НАТО на аэродром Фюрстенфельдбрук, расположенный в 25 километрах от Мюнхена. Исса требовал, чтобы их доставили в международный аэропорт Мюнхен-Рим, но переговорщикам удалось его убедить, что старый военный аэродром лучше подходил для этой цели. Операция по освобождению заложников была поручена заместителю начальника мюнхенской полиции доктору Георгу Вольфу — человеку, не имевшему ни малейшего представления о том, с какими сложностями могут столкнуться штурмовые группы ввиду полного отсутствия какого-либо опыта и знаний в проведении контртеррористических операций. На аэродроме террористов должны были ждать две полицейские засады. Была достигнута договоренность, что Исса и Тони лично проверят пассажирский самолет, прежде чем заложники и остальные боевики поднимутся на борт. Для этого им будет необходимо отделиться от основной группы и пройти по открытой взлетно-посадочной полосе несколько десятков метров. 16 полицейских, переодетых в униформу пилотов и стюардов авиакомпании Lufthansa, должны будут нейтрализовать главарей боевиков внутри самолета. Вторая группа, состоявшая из пяти снайперов, должна была начать действовать сразу, как только Исса и Тони поднимутся на борт пассажирского самолета. Снайперам необходимо будет одним-единственным залпом поразить остальных террористов. Дальнейшего развития план не предусматривал.
  Даже на бумаге всё выглядело недостаточно убедительно. Люди, находившиеся в подчинении Георга Вольфа, были обычными полицейскими, не имевшими никакой серьезной боевой подготовки, а тем более опыта участия в контртеррористических операциях по освобождению заложников. Пятерых «назначили» снайперами только потому, что они по выходным любили устраивать соревнования в тире и у них были лучшие результаты по последним стрельбам, проводившимся несколько месяцев назад.
  В то время как велись переговоры об отправке террористов с заложниками на аэродром, в Мюнхен прибыли представители израильских спецслужб — директор «Моссада» Цви Замир и начальник следственного отдела ШАБАК Виктор Коэн. В аэропорту их встретил израильский посол, который тут же ввел их в курс дела и организовал встречу с руководителями антикризисной комиссии. Однако представители баварского правительства в грубой форме отвергли любое вмешательство израильтян. Как позже вспоминал Цви Замир, «они попытались предотвратить наше появление в Олимпийской деревне и вообще не были готовы с нами разговаривать». С самого начала Шрайбер и Бруно Мерк не желали посвящать Замира и Коэна в детали предстоящей операции, ограничившись лишь общими фразами: «Единственное, что мы хотим, вывести их на аэродром. Там уже всё готово для освобождения заложников», — нехотя, словно отмахнувшись, ответил Манфред Шрайбер. Ганс-Дитрих Геншер был более приветлив. Отказ от предложенной помощи со стороны Израиля он объяснил тем, что Конституция ФРГ не позволяет военнослужащим других государств действовать на территории Западной Германии, к тому же германское законодательство возлагает ответственность на местные власти, а не на федеральное правительство. «Не беспокойтесь, ситуация под контролем… Палестинцы производят впечатление здравомыслящих людей… Они готовы выслушать наши предложения… Мы вернем ваших спортсменов целыми и здоровыми…» — успокаивал Геншер. Директор «Моссада» лишь с болью был вынужден наблюдать за бездарными действиями местных правоохранительных органов. До последнего часа теплилась надежда, что у баварских властей есть хоть какой-то продуманный план спасательной операции.
  На Коннолиштрассе, 31, тем временем шло обсуждение последних технических деталей. Исса потребовал, чтобы в их распоряжение предоставили автобус с плотно задернутыми шторами. Но Шрайбер и Бруно Мерк настаивали на вертолетах. Исса долго раздумывал, поскольку в каждом новом предложении западногерманских переговорщиков он видел скрытую ловушку. Шрайбер объяснил, что вся Олимпийская деревня окружена тысячами разъяренных демонстрантов и добраться на автобусе до аэродрома просто невозможно. Все дороги заблокированы. Если Исса со своими людьми только попытается покинуть Олимпийскую деревню, полиция не сможет сдержать разбушевавшуюся толпу, которая сама пойдет на штурм автобуса. Ближе к 16:40 Исса всё же согласился с предложением Шрайбера и Мерка. Ганс-Дитрих Геншер, также принимавший участие в разговоре, сказал, что для подготовки вертолетов потребуется не меньше двух часов. Таким образом, выезд террористов с заложниками был перенесен на 21:00.
  Трудно представить, что творилось вокруг оцепления. Все, включая представителей властей, пребывали в полном неведении. Пресс-атташе полиции и Министерства внутренних дел Баварии были более чем скупы на информацию, выдавали ее осторожно, малыми порциями. Всё это способствовало распространению самых невероятных слухов и предположений. Улицы большинства городов мира буквально опустели. Все были прикованы к телевизорам, по которым шло прямое вещание с места событий. Ситуация была настолько накалена, что трагической развязки можно было ожидать в любую минуту.
  Западногерманские переговорщики вернулись на Коннолиштрассе, 31, в 0:50 и сообщили Иссе, что два вертолета готовы вылететь на аэродром, где их уже ожидал пассажирский самолет. Террористы не знали, что премьер-министр Египта Азиз Седки, узнав о планах боевиков «Черного сентября» вылететь вместе с заложниками в Каир, сразу отверг саму идею, заявив: «Египет не желает быть замешанным в этом деле». Баварские и федеральные власти шли на любую уловку, чтобы выманить террористов и заложников из здания, которое они не решались и не могли взять штурмом. Ганс-Дитрих Геншер попросил у Иссы личные гарантии безопасности четырех пилотов вертолетов, которые добровольно вызвались перевести боевиков и заложников на аэродром. Главарь федаинов пообещал уважать нейтралитет западногерманских пилотов, если полиция «не устроит очередную провокацию». После этого Манфред Шрайбер сказал, что вертолеты находятся на площадке примерно в 200 метрах от Коннолиштрассе, 31. Исса согласился пройти это расстояние вместе с заложниками, но только после того, как сам лично проверит безопасность всего пути до вертолетной площадки. Он отдал приказ своим людям расстрелять всех заложников, если он не вернется в течение 6 минут.
  «Исса» вышел из квартиры в сопровождении Шрайбера, Трегера и нескольких офицеров мюнхенской полиции. Им необходимо было спуститься по лестнице на подземную стоянку и выйти к импровизированной вертолетной площадке, устроенной за административным корпусом G-1. Однако, спустившись на подземную стоянку, Исса заметил темные силуэты, скрывавшиеся за бетонными опорами. Он тут же остановился и снял с предохранителя автомат. Всей группе пришлось вернуться в квартиру. Опасения Иссы были вполне оправданы, поскольку «темными силуэтами» были вооруженные полицейские. Обсудив между собой сложившееся положение, Тони и Исса потребовали, чтобы до вертолетов их доставили на автобусе.
  Подобрать подходящий транспорт в Олимпийской деревне не составило большого труда. Много сложнее было найти водителя, согласившегося вести террористов с заложниками к вертолетам. Около 22:00 автобус подогнали на подземную стоянку Коннолиштрассе, 31. Спустя несколько минут по лестнице спустился первый террорист с автоматом в руках и фонарем. Он осмотрел автобус и подземную стоянку и, не увидев ничего подозрительного, вернулся к лестнице и подал знак остальным боевикам. Террористы разделили заложников на группы по три человека. Прежде чем вытолкать их из квартиры, им плотно затянули глаза и связали между собой длинной веревкой. Заложников подняли в автобус и усадили у окон в качестве живого щита. В 22:06 автобус выехал с подземной стоянки.
  Через несколько минут автобус с заложниками медленно въехал на вертолетную площадку. Два вертолета западногерманских пограничных войск класса Bell UH-1 Iroquois уже ожидали террористов и заложников с включенными двигателями. Первым автобус покинул Исса. Лучом мощного фонаря он обследовал вертолеты и прилегавшую к ним территорию и только после этого подал сигнал остальным. Первыми из автобуса вывели заложников Давида Бергера, Зеэва Фридмана, Элиэзера Халфина и Якова Шпрингера. Их усадили на заднее сиденье вертолета. Тони и еще трое боевиков присоединились к ним. Исса с оставшимися заложниками и тремя боевиками сели во второй вертолет.
  Директор «Моссада» Цви Замир, наблюдавший за этой жуткой картиной с балкона административного корпуса G-1, позже вспоминал: «Была мертвая тишина. Это была страшная картина. Нам тяжело было это видеть: мы стояли на немецкой земле и смотрели на связанных евреев, ведомых в вертолеты, словно на убой». Цви Замир и Виктор Коэн, стоявшие рядом с премьер-министром Баварии и федеральным министром внутренних дел, услышали, как Ганс-Дитрих Геншер вдруг непроизвольно вскрикнул: «Ой, мы ошиблись в количестве террористов!» Во время пересадки в вертолеты антикризисный комитет насчитал восемь, а не пять террористов. Готовя операцию по освобождению заложников, исходили именно из этих данных. Директор «Моссада», услышав этот возглас, был шокирован. Как они, весь день ведя переговоры, побывав в квартире, где удерживались заложники, не смогли точно определить число террористов?! Куда же подевался пресловутый германский педантизм? Почему никто не опросил почтовых служащих, которые первыми под утро столкнулись с палестинскими террористами в Олимпийской деревне? Об этом эпизоде в антикризисный комитет сообщили еще в первой половине дня. Если бы опрос был сделан вовремя, почтовые служащие наверняка сказали бы, что «террористов было около десяти». Согласно базовым принципам снайперской тактики в антитеррористических операциях, должны быть как минимум два снайпера на одну цель. Даже при условии, что Иссу и Тони нейтрализуют в самолете, на пятерых снайперов приходилось шестеро террористов. «Неприкрытый» снайпером федаин мог одной-единственной гранатой спалить всех заложников, сидящих в вертолетах с полными баками горючего. План спасательной операции начал разваливаться на глазах, даже еще толком не начавшись.
  В 22:18 два вертолета поднялись в небо и исчезли в темноте. Сразу после того, как они скрылись из виду, на площадку сел третий вертолет. Федералы и баварцы бегом бросились к нему. Цви Замир и Виктор Коэн очередной раз убедились в том, что в Баварии они фактически персона нон грата. Им сказали, «что в вертолете нет места», поэтому Цви Замиру и Виктору Коэну пришлось буквально силой занять места.
  Их вертолет по кратчайшему пути направился на аэродром Фюрстенфельдбрук, в то время как вертолеты с террористами и заложниками делали огромный круг, намеренно затягивая время. Третий вертолет, как и планировалось, опередил террористов с заложниками на 10 минут, приземлившись у административного здания, стоявшего посреди аэродрома рядом с контрольной башней.
  В то время как террористы с заложниками находились на полпути в Фюрстенфельдбрук, 13 западногерманских полицейских, оставленных для засады в Boeing 727, в самый последний момент, опасаясь за свою жизнь, решили самовольно покинуть самолет, даже не известив оперативное командование. Реинхард Райх, молодой офицер, командовавший группой захвата и не имевший никакого боевого опыта, предложил своим подчиненным… проголосовать, стоило ли выполнять «безнадежный приказ». Все без исключения члены его группы единогласно проголосовали за то, чтобы немедленно покинуть самолет. Позже Райх объяснил свое решение тем, что на такие задания отправляют только смертников.
  Часть доводов офицера Райха можно понять, но нельзя принять. Причиной провала операции в равной степени стали вопиющая неподготовленность, непрофессионализм и халатность оперативного командования и антикризисной комиссии. Халатность шефа мюнхенской полиции Манфреда Шрайбера и его заместителя Георга Вольфа, в частности, выразилась в том, что они оставили в эпицентре контртеррористической операции пассажирский самолет с полными баками, содержавшими 8300 литров высокооктанового топлива. Достаточно было одной гранаты или шальной пули, угодившей в топливные баки самолета, чтобы весь аэродром в доли секунды превратился в один гигантский факел. Спрашивается: если антикризисный комитет изначально не собирался позволить самолету покинуть аэродром, почему не опорожнили топливные баки? Реинхард Райх также был прав в том, что его люди не имели возможности приблизиться к террористам, выдав себя за сотрудников Lufthansa. Вместо униформы авиакомпании им выдали несколько рубашек с логотипом Lufthansa, которые пришлось заправлять в полицейские брюки. Неужели у руководителей операции не было достаточно времени позаботиться, чтобы со складов авиакомпании доставили 13 комплектов униформы нужного размера? Все эти доводы можно понять. У полицейских при таком бездарном планировании операции не было ни единого шанса выполнить задание даже ценой собственных жизней. Но решение самовольно оставить позицию за 20 минут до прибытия террористов с заложниками не находит никакого оправдания. Самолет с полными баками подогнали на взлетно-посадочную полосу за четыре часа до операции. Примерно в это же время была собрана группа захвата офицера Реинхарда Райха. Если униформу можно было доставить и в последний момент, то о полных топливных баках они знали с самого начала. Полицейские могли отказаться от выполнения безумного приказа с самого начала, тогда у антикризисного комитета и оперативного командования было бы достаточно времени исправить ошибки или найти альтернативный вариант, что, конечно, не снимает ответственности с руководителей антитеррористической операции. И самое непростительное — отряд Райха оставил неприкрытым самый ответственный пост, не уведомив оперативное командование.
  Также вызывает острое нарекание работа со снайперами. Никто из оперативного командования не имел ясного представления, где и как необходимо разместить снайперские точки. В итоге двое из них оказались на линии огня и фактически не участвовали в перестрелке. У снайперов также не было раций, что не позволяло координировать огонь. Рация была только у Георга Вольфа, который осуществлял связь с оперативным командованием и мог отдавать приказы только тем троим снайперам, которые находились рядом с ним на контрольной башне. Двое других снайперов получили расплывчатые инструкции открывать огонь, когда остальные начнут стрелять.
  В 22:36 два вертолета, с восемью террористами и девятью заложниками на борту, приземлились на взлетно-посадочной полосе в 150 метрах от ожидавшего их Boeing 727, стоявшего в 100 метрах восточнее диспетчерской вышки. При посадке пилоты допустили грубейшую тактическую ошибку, которая также полностью ложится виной на оперативное командование. Вместо того чтобы посадить вертолеты на тротуаре к западу от контрольной башни, развернувшись боком, чтобы террористы сразу оказались на линии снайперского огня, они посадили машины носом к башне, посредине взлетно-посадочной полосы. Это не только предоставило террористам прекрасное укрытие, но и нейтрализовало двух снайперов, залегших на земле.
  После посадки Исса сразу выпрыгнул с борта и побежал к самолету. Спустя несколько секунд Тони бросился вслед за Иссой. Четверо боевиков заняли позицию по периметру вокруг вертолетов. Западногерманские пилоты также покинули свои кабины, но отойти им не позволили, оставив стоять рядом под наведенными дулами автоматов, вопреки обещанию Иссы не брать членов экипажа в заложники. Пока Тони ожидал снаружи у трапа самолета, Исса поднялся внутрь салона. Самолет был холодным, темным и пустым. Не было никаких признаков, что он был готов к вылету, как обещали западногерманские переговорщики. Поняв, что это ловушка, Тони и Исса бросились назад к вертолетам, криком предупреждая остальных боевиков. Стоявшее на втором этаже административного здания оперативное командование и члены антикризисного комитета в первые секунды вообще не поняли, что происходило. Главари террористов не должны были выйти из самолета. Таким образом, оперативное командование с самого начала потеряло контроль над ходом спасательной операции.
  Единственный, кто знал, что в самолете нет группы захвата, был руководитель операции Георг Вольф. За считаные минуты до того, как прибыли террористы, ему сообщили, что самолет пуст, но Шрайбер, в свою очередь, не предупредил его, что пятеро снайперов будут работать по восьми целям, две из которых, Исса и Тони, уже находились в движении. С момента посадки вертолетов прошло не более 4 минут. Не найдя иного выхода из сложившейся ситуации, Георг Вольф отдал приказ открыть огонь на поражение. В это время на часах было ровно 22:40. Мгновенно вспыхнули прожекторы, слабо осветившие площадку с вертолетами и самолетом. Затем последовали два выстрела, третий снайпер промедлил, поскольку с его положения необходимо было обогнуть опору, чтобы держать в прицеле бегущих Тони и Иссу.
  Снайперский залп был направлен по двум террористам, стоявшим возле вертолетов. Афиф Ахмад Хамид был сражен насмерть, Ахмед Шейхи Таха получил ранение и остался лежать на линии огня. Первые выстрелы послужили сигналом для снайперов, лежавших на земле, но террористы были вне зоны их видимости. Работать по целям могли только снайперы, залегшие на контрольной башне. Следующая пуля ударила возле ног Иссы. Убегая зигзагами и отстреливаясь короткими очередями, он смог увернуться от второго выстрела и успеть укрыться за вертолетами. Через мгновение другая снайперская пуля ранила Тони в ногу, не задев кость. Он как подкошенный упал на взлетно-посадочной полосе, но находившийся рядом Джамаль эль-Джаши успел подбежать к нему и помог добраться до вертолета. Спасая Тони, Джамаль эль-Джаши получил ранение в правое запястье, эта же пуля вывела из строя его автомат.
  В первые же минуты боя неожиданно выяснилось, что штурмовые винтовки Hecker & Koch G 3, которыми пользовались полицейские снайперы, не подходили для дистанции, с которой им пришлось вести стрельбу по террористам. Более восьмидесяти процентов выстрелов не достигли цели. На складах мюнхенской полиции уже были снайперские винтовки типа Steyr SSG 69, но никто из личного состава еще не был обучен обращению с ними.
  Тем временем боевики залегли под днища вертолетов вне досягаемости снайперов и открыли ответную стрельбу длинными очередями по прожекторам и контрольной вышке. Джамаль эль-Джаши метнул несколько гранат в сторону контрольной вышки, затем подхватил автомат убитого Афифа Ахмада Хамида и стал вести огонь по административному зданию. Террористам удалось повредить все три направленные на них прожектора, и площадка вновь погрузилась в темноту, практически полностью нейтрализовав снайперов. Без ночной оптики невозможно было отличить террористов от заложников, которых в любой момент могли вытащить из вертолетов и поставить живым щитом на линии огня.
  После беспорядочной стрельбы наступило 20-минутное затишье. Отдельные выстрелы продолжались и в темноте. Оценить общую ситуацию было невозможно. Нельзя было понять, сколько террористов ликвидировано. Что с заложниками? Как потом выяснилось, они до последней минуты были живы, пытаясь зубами освободиться от своих пут. Получил ранение пилот одного из вертолетов Гуннар Эбель. Все, кто находились на втором этаже административного здания, лежали на полу в полной темноте среди осколков битого стекла и осыпавшейся штукатурки, не двигаясь и не произнося ни звука. Немцы не готовы были к такому развитию событий. В первые же минуты боя стало понятно, что палестинские федаины, в отличие от западногерманских полицейских, были очень хорошо подготовлены и намного лучше вооружены. Несмотря на то что только трое из террористов имели за плечами серьезный боевой опыт, вся группа действовала слаженно и достаточно профессионально.
  Израильские представители, видя бездействие оперативного командования, решили взять инициативу на себя. Начальник следственного отдела ШАБАК Виктор Коэн и директор «Моссада» Цви Замир нашли офицера полиции и попытались убедить его, пока еще не поздно, вместе с его людьми выйти из здания и атаковать террористов. Цви Замир, как и Виктор Коэн, имел богатый военный опыт, до карьеры в разведке он был командиром элитной сухопутной бригады «Гивати» и командующим Южным военным округом. Глава израильской внешней разведки был готов сам повести за собой западногерманских полицейских. Но офицер полиции наотрез отказался, сказав, что нужно дождаться полицейские броневики, которые помогут пересечь открытую площадку и без потерь приблизиться к вертолетам. Но проблема состояла в том, что все броневики находились в Олимпийской деревне. Никто не побеспокоился о том, чтобы заранее их вызвать на аэродром. Только после 10 минут боя броневики получили приказ выдвинуться к Фюрстенфельдбрук. Но пробиться к аэродрому было чрезвычайно сложно, поскольку местные власти не позаботились оставить свободными пути доступа к месту антитеррористической операции. Дороги были перегружены специальным транспортом, машинами репортерских групп и просто любопытствующими, съехавшимися посмотреть, что будет дальше.
  Цви Замир попытался еще раз убедить офицера полиции, показав на четырех западногерманских пилотов, лежащих рядом с вертолетами. Никто не знал, в каком они состоянии. Но офицер полиции продолжал настаивать на прибытии бронетранспортеров.
  Снайперы не могли достать террористов, залегших под днищами вертолетов. Затишье продолжалось. Складывалось впечатление, что у палестинцев закончились патроны. Замир и Коэн поднялись на крышу здания, где залегли снайперы Георга Вольфа. Взяв в руки мегафон, Виктор Коэн обратился к палестинским террористам на арабском языке: «Сдавайтесь! Спасите себя!» Но в ответ раздались новые автоматные очереди.
  На втором этаже старший помощник Геншера подполковник федеральной пограничной охраны Ульрих Клаус Вегенер, не в силах сдержать свое возмущение, подбежал к высокопоставленному баварскому полицейскому чиновнику и закричал: «Что можно сделать? Освободите заложников! Сделай что-нибудь!» Полицейский чиновник лишь пробормотал что-то невнятное, опустив от позора глаза: «Я не получил приказ».
  Тем временем вокруг аэродрома творилось невообразимое. Тысячи репортеров и зевак, прижимаясь к земле, осадили Фюрстенфельдбрук. Ни одному из журналистов не позволили пересечь оградительную сетку. Молчание официальных властей еще больше разжигало нетерпение СМИ. До этого часа журналисты не получили никакой информации о количестве террористов и о числе захваченных заложников. Темнота не позволяла видеть, что происходило в нескольких сотнях метров, отделявших их от вертолетов. Полное отсутствие какой-либо информации порождало неимоверное количество самых разнообразных слухов, подхватываемых и распространяемых толпой. В какой-то момент заговорили о достигнутом соглашении. «Террористам позволят покинуть Западную Германию и вылететь в арабскую страну без заложников». Для всех это было наилучшим завершением кризиса. Но первые же выстрелы, донесшиеся с территории Фюрстенфельдбрук, сразу положили конец этим невесть откуда взявшимся домыслам.
  В 23:00 у главного входа военного аэродрома Фюрстенфельдбрук в импровизированном пресс-центре появился некто Людвиг Поллак, представившийся сотрудником олимпийского пресс-атташе Ханса Клейна. Он заявил представителям прессы, что заложники освобождены и четверо террористов ликвидированы 59.
  Спустя полчаса в 23:31 информационное агентство Reuters распространило пресс-отчет о том, что все израильские заложники освобождены. Однако любые попытки получить подтверждение у служащих аэродрома или у официальных лиц не увенчались успехом. Никто не подтверждал и не опровергал эту информацию.
  Дезинформацию подхватило западногерманское телевидение. В 23:35 оно передало, что заложники спаслись бегством, а большинство террористов уничтожены. Телевидение просто сообщало то, что все хотели услышать.
  Желая положить конец распространению недостоверной информации, начальник мюнхенской полиции Манфред Шрайбер вынужден был выйти к журналистам и сделать краткое заявление: «Мы всё еще действуем. Аэродром еще не очищен. Вся территория перекрыта».
  Однако спустя полчаса пресс-атташе канцлера Западной Германии Вилли Брандта Конрад Алерс в разговоре со спортивным тележурналистом АВС Джимом Маккеем сообщил: «Я рад тому, что нам известно на данный момент. Операция завершилась успешно. Само собой разумеется, что данный инцидент серьезно омрачил Олимпийские игры. Но всё уже завершилось именно так, как мы и надеялись… Я думаю, что этот инцидент забудется уже через несколько часов…»
  Эта информация мгновенно разлетелась по Олимпийской деревне и всему миру. Все обнимались и плакали от счастья. Наконец-то хеппи-энд. Члены МОК, западногерманские и израильские политики впервые за последние 19 часов вздохнули полной грудью.
  А в это время драма с заложниками получила новое развитие. В то самое время, когда пресс-атташе канцлера Брандта делился «своей радостью об успешном завершении операции», на аэродроме неожиданно из темноты показались четыре полицейских бронетранспортера. Террористы сразу поняли, что произошла перестановка сил. Патовая ситуация стремительно менялась не в лучшую для них сторону. Их конец был близок и неизбежен. Палестинские террористы были в ярости от своего бессилия. Они так бездарно обманулись, провалили свою миссию, в то время как заложники, находившиеся в их руках, были еще живы. В 0:10 Исса подбежал к первому вертолету, в котором сидели Давид Бергер, Зеэв Фридман, Элиэзер Халфин и Яков Шпрингер. Он хладнокровно расстрелял заложников, затем забросил в кабину фосфорную гранату. От взрыва сразу воспламенились баки горючего и вертолет запылал. Яркий огненный шар поднялся в небо, осветив всю площадку. Пытаясь скрыться, Исса, отстреливаясь, побежал по взлетно-посадочной полосе и через пару секунд был сражен ответным полицейским огнем.
  За мгновение до этого молодой мюнхенский полицейский Антон Флигербауэр был убит шальной пулей, выпущенной, по всей видимости, из автомата Иссы. Она попала ему в голову в то время, когда он стоял на первом этаже контрольной башни и из любопытства на секунду выглянул в окно. Он вообще не принимал участия в перестрелке, незадолго до этого прибыв на аэродром в составе полицейского отряда, который должен был усилить группу оцепления.
  Один из террористов, Халид Джаувад, убегая, выскочил прямо на снайпера, который лежал на земле и до этой минуты не имел возможности вступить в перестрелку из-за крайне невыгодной позиции. Он сразу сразил террориста выстрелом в голову, тем самым привлек к себе внимание прибывшего полицейского подкрепления, не знавшего позиции снайперов. В суматохе боя его приняли за палестинского террориста и открыли по нему огонь, тяжело его ранив.
  Аднан эль-Джаши подбежал ко второму вертолету, в котором на заднем сиденье были связаны Кеат Шор, Йосеф Гутфройнд, Марк Славин, Андре Шпицер и Амицур Шапира. Глядя им в лицо, он с расстояния полутора метров в упор расстрелял в них остаток своего магазина. Каждый из заложников получил по четыре пули, скончавшись мгновенно.
  Выжившие террористы, Аднан и Джамаль эль-Джаши, Мохаммед Сафади и главарь боевиков Тони, попытались скрыться. Мохаммед Сафади, раненный в мягкую часть бедра, смог отбежать только несколько метров от вертолетов. Затем он лег у асфальтированной площадки, притворившись мертвым. Двоюродные братья Аднан и Джамаль эль-Джаши были схвачены на поле рядом с оградительной сеткой аэродрома. Тони, несмотря на ранение в ногу, смог уйти дальше других. Он добрался до служебной стоянки и укрылся среди машин. Но полиция пустила по его следу собак. Спустя 40 минут его обнаружили, загнали в угол, закидали шашками со слезоточивым газом и пристрелили.
  К 01:30 всё было закончено. До тех пор один из вертолетов продолжал гореть, и никто не пытался его потушить. Пожарные расчеты не решались приблизиться, пока были слышны выстрелы и шум преследования. Они дождались, когда аэродром был полностью зачищен, только после этого выехали на взлетно-посадочную полосу и залили горящий вертолет противопожарной пеной. Под утро выяснилось, что одного израильского заложника можно было спасти. Давид Бергер, сидевший у двери вертолета, получил два несмертельных пулевых ранения в бедро. До того как Исса бросил в вертолет фосфорную гранату, Давид Бергер каким-то образом смог выпасть наружу, и его не коснулся огонь. Патологоанатомическая экспертиза заключила, что он умер не от пулевых ранений, а задохнулся в дыму от пылающего вертолета.
  А весь мир, находясь в полном неведении, праздновал победу над палестинскими фидаинами и радовался счастливому спасению израильских заложников. Телевизионные и радио- новостные агентства еще несколько часов передавали сообщения об успешном освобождении заложников. В семьи захваченных израильских спортсменов пришли родственники и друзья с цветами и бутылками шампанского. Весь Израиль, последние 19 часов прикованный к телевизорам и радиоприемникам, радовался счастливому концу. Все уже отбросили дурные мысли и готовились к встрече заложников в израильском международном аэропорту Лод.
  Около 03:00 директор «Моссада» Цви Замир позвонил в Иерусалим в дом премьер-министра Израиля Голды Меир. Это был первый звонок со времени его приезда в Мюнхен. Последние часы они вместе с Виктором Коэном безвыездно находились на аэродроме и не знали о радостных сообщениях. «Голда… у меня плохие новости, — тихо произнес директор «Моссада». — Я сейчас вернулся с аэродрома. Все девять погибли… Никто не спасся». Голда Меир вначале не поверила тому, что услышала на другом конце провода. «Но сообщили…» — еле прошептала она. Голда Меир — эта сильная женщина казалась сломленной и раздавленной. «Своими глазами видел, — добавил Цви Замир. — Никто не остался в живых».
  В 03:17 новостное агентство Reuters передало краткое уточнение: «Все израильские заложники, захваченные арабскими боевиками, погибли».
  В 03:24 американский спортивный тележурналист АВС Джим Маккей, освещавший события ХХ летних Олимпийских игр, неуверенным голосом, аккуратно подбирая слова, выступил с официальным сообщением: «Мы только что получили последние известия… Вы знаете, когда я был ребенком, мой отец говорил: “Наши великие мечты и наши худшие страхи редко сбываются”. Сегодня ночью оправдались наши худшие опасения. Они сказали, что всего было одиннадцать заложников. Двое были убиты в своих комнатах вчерашним утром, девятеро были убиты в аэропорту сегодня ночью. Они все погибли. Всё закончилось… Мне нечего добавить».
  Тотальные дилетантство, беспечность, граничащая с преступной халатностью, глупость и ошибки федеральных и баварских властей привели к катастрофе. У оперативного командования было пять часов для подготовки встречи террористов с заложниками в Фюрстенфельдбруке. Для антитеррористической операции были созданы идеальные условия, как на учебном полигоне — военный аэродром, совершенно открытое пространство без гражданских лиц. Полиция имела возможность хорошо спланировать нападение. Посадить вертолеты в удобном для снайперов месте под нужным углом. Выставить специальное осветительное прикрытие. Три слабых прожектора, доставленные на аэродром по приказу Георга Вольфа, не могли даже как следует осветить посадочную площадку. При правильном световом заслоне террористов можно было сразу ослепить прожекторами, в то время как снайперы были бы в темноте, словно зрители в театре. В крайнем случае снайперам должны были выдать приборы ночного видения, что дало бы им существенное тактическое преимущество.
  Так называемые снайперы, прибывшие на аэродром для проведения антитеррористической спасательной операции, были набраны из подразделения по разгону уличных манифестаций и патрульно-постовой службы. Их отобрали по результатам стрельб, проведенных два месяца назад. Они никогда не проходили специальной стрелковой подготовки, не были знакомы ни с техникой, ни с тактикой снайперов. Но, что не менее важно, они не были психологически подготовлены. Поскольку их сняли прямо с утреннего дежурства, к 22:40 они были на ногах уже 15 часов. Полицейские не были должным образом экипированы. Мало того, что им выдали штурмовые винтовки, годные для стрельбы на 50, максимум 70 метров, у полицейских не было ни касок, ни бронежилетов, ни средств связи, что привело к полной несогласованности действий. Перед началом операции не был дан обратный отсчет. Поэтому первый залп получился вялым и разбросанным, как следствие был утерян фактор внезапности, от которого в подобного рода операциях зависит девяносто процентов успеха. Также совершенно непонятно, чем руководствовалось оперативное командование, выставляя против террористов всего лишь пять снайперов?
  В данном случае необходимо было выставить по два опытных снайпера на каждого террориста. Не имея в наличии обученный состав, оперативное командование должно было поставить против каждой цели по четыре-пять стрелков. В тот день у баварской полиции было 19 «снайперов». Почему это не было сделано? Манфред Шрайбер объяснял это тем, что он вынужден был оставить резерв в Олимпийской деревне на случай, если террористы изменят направление движения. Подобная отговорка не дает объяснения, почему на основном участке антитеррористической операции было задействовано менее трети имеющихся стрелков?
  Вопросов было очень много, но ни на один из них не был дан вразумительный ответ. Никто не был привлечен к ответственности. Полицейским, принимавшим участие в антитеррористической операции, под страхом увольнения и потери пенсии было запрещено говорить о событиях 5–6 сентября 1972 года. Материалы расследования на 20 лет были похоронены в государственных архивах.
  Израильское руководство не настаивало на получении протоколов расследования, осознав полную безнадежность своих требований, поскольку немецкая сторона боялась скандала, который мог подорвать международный авторитет Западной Германии и вызвать серьезный внутриполитический кризис. На результаты работы специальной следственной комиссии негласно был наложен гриф секретности уровня государственной тайны. В Израиле полагали, что мертвых уже не вернуть, трагедия уже произошла и ничего нельзя изменить. Политические и стратегические интересы перевешивали желание привлечь внимание международного сообщества к халатной беспечности западногерманских должностных лиц, повлекших захват и гибель израильских заложников. Начиная с первой половины 1970-х годов, Израиль и ФРГ выступили общим фронтом против международного терроризма. Шел интенсивный обмен оперативной информацией. Израильский «Моссад» совместно с западногерманскими спецслужбами провел множество секретных операций, способствовавших укреплению уровня безопасности обеих стран. В Западной Германии под наблюдением израильских специалистов было создано антитеррористическое подразделение GSG-9 60. Многие офицеры полиции и федеральной пограничной охраны проходили стажировку в Израиле.
  6 сентября 1972 года в 10:00 увертюра Бетховена «Эгмонт» в исполнении оркестра Мюнхенского оперного театра открыла поминальную службу на Олимпийском стадионе, на которую собрались более 80 тысяч зрителей и 3 тысячи атлетов 61. Семьи погибших спортсменов представляли вдова Андре Шпицера Анки, мать Моше Вайнберга и его двоюродный брат Кармель Элиас. По просьбе федерального канцлера Вилли Брандта страны — участницы Олимпиады приспустили национальные флаги в знак памяти убитых израильтян. Только арабские страны, за исключением Иордании, отказались приспустить флаги. Король Иордании Хусейн, единственный из арабских лидеров, открыто осудил нападение на израильскую сборную, публично назвав его «жестоким преступлением против цивилизации… совершенным больными умами».
  Президент США Ричард Никсон, рассматривая ряд возможных ответов Америки, вначале согласился с предложением госсекретаря Роджерса о декларировании национального дня траура. Но, обсудив этот шаг со своим советником по национальной безопасности Генри Киссинджером, решил вместо этого призвать ООН к принятию жестких мер против международного терроризма.
  Вилли Дауме, президент Мюнхенского оргкомитета, предложил отменить соревнования, но остальные члены МОК поддержали решение продолжать Олимпийские игры. Выступая перед многотысячной аудиторией Олимпийского стадиона, президент МОК Эйвери Брендедж произнес речь: «Игры должны продолжаться… и мы должны продолжать наши усилия, чтобы игры оставались чистыми, безупречными и честными». Правительство и Олимпийский комитет Израиля также поддержали его решение. Глава израильской делегации произнес с трибуны: «Израиль не запугать террором, и он продолжит принимать участие в Олимпиадах и международных спортивных состязаниях».
  Спустя несколько дней после кровавого вторника премьер-министр Израиля Голда Меир обратилась с официальным запросом к канцлеру ФРГ Вилли Брандту об экстрадиции в Израиль оставшихся в живых членов палестинской террористической организации «Черный сентябрь». Но Вилли Брандт ответил, что их будут судить в Западной Германии.
  Примерно в эти же дни в адрес канцлера ФРГ последовали угрозы со стороны ливийского диктатора полковника Муаммара эль-Каддафи. Он требовал выдачи трупов пяти палестинских федаинов, убитых в ходе антитеррористической операции по освобождению заложников, в противном случае угрожал сорвать Олимпийские игры серией терактов. Как уже было упомянуто, право на проведение XX Олимпийских игр в Мюнхене стало для Западной Германии самым значительным событием за всю ее послевоенную историю. Для ФРГ это было не столько международное спортивное мероприятие, сколько серьезный политический акт, начало отпущения грехов нацистского прошлого Германии, мандат на присоединение к новой демократической Европе. Угроза новой волны террористических актов и срыв Олимпийских игр мог стать политическим крахом Западной Германии. Неспособность западногерманских спецслужб противостоять международной террористической угрозе заставили правительство ФРГ не только принять ультиматум ливийского диктатора, но и отказать израильтянам в праве судить на своей территории палестинских террористов, повинных в гибели 11 израильских спортсменов.
  Трупы террористов, убитых на аэродроме Фюрстенфельдбрук, были отправлены в Триполи. Полковник Каддафи лично возглавил 30-тысячную похоронную процессию «героев палестинского народа». В качестве компенсации ливийский диктатор передал Ясиру Арафату 5 миллионов долларов США.
  Но лидеры «Черного сентября» не собирались пассивно наблюдать, как троих оставшихся боевиков будут судить в Западной Германии. Организация по-прежнему была очень сильна, а западногерманские власти совершенно растеряны и дезориентированы.
  В воскресенье 29 октября 1972 года Boeing 727–100 западногерманской авиакомпании Lufthansa, следовавший рейсом № 615 по маршруту Дамаск — Бейрут — Анкара — Мюнхен — Франкфурт, вылетел ранним утром из международного аэропорта Дамаска. На борту находились семь членов экипажа и ни одного пассажира. В Бейруте на его борт поднялись 13 пассажиров — девять граждан арабских стран, два американца, один немец и один француз. Меньше чем через 15 минут полета, примерно в 06:15, двое арабских пассажиров, угрожая взорвать самолет, потребовали освободить троих членов «Черного сентября», выживших в мюнхенском теракте. После вынужденной посадки для дозаправки самолета террористы потребовали изменить маршрут и лететь в аэропорт Мюнхен-Рим, где должен был произойти обмен ожидавших суда террористов на пассажиров захваченного авиалайнера. Но Австрия перекрыла свое воздушное пространство, и угнанный самолет пришлось направить в Загреб, на территорию Социалистической Федеративной Республики Югославии. Угонщики выдвинули западногерманским властям ультиматум доставить террористов в Загреб, пока самолет находится в воздухе, кружа над аэропортом. Это оказывало дополнительное давление на Бонн, поскольку горючее в самолете было на исходе. После мюнхенских событий на ХХ летней Олимпиаде ни у кого в западногерманском правительстве не было сомнения, что угонщики из «Черного сентября» способны преднамеренно довести дело до авиакатастрофы, направив самолет на густонаселенные кварталы.
  Сразу после того как в штаб-квартиру Lufthansa в Кельне поступило сообщение об угоне самолета компании, в Бонне был срочно собран координационный кризисный совет высших должностных лиц Западной Германии. Не имея специального антитеррористического подразделения, находясь под тяжелым впечатлением от провалившейся операции по освобождению израильских заложников, федеральные власти сразу согласились выполнить требования угонщиков. В 14:00 трое палестинских террористов были доставлены в аэропорт Мюнхен-Рим и оттуда переправлены в аэропорт Загреба. Обмен состоялся в 18:05. В последний момент сделка по обмену чуть не сорвалась по вине югославских властей. Когда трое террористов «Черного сентября» вместе с пассажирами-заложниками уже находились на борту, Югославия отказала в дозаправке и не позволила самолету покинуть аэропорт. Инцидент был разрешен после вмешательства западногерманского консула в Загребе, который подписал разрешение на заправку самолета, хотя и не имел на это полномочий. Таким образом, уже в 18:50 угнанный самолет вылетел из аэропорта Загреба и в 21:03 совершил посадку в Триполи, где заложники были наконец-то освобождены.
  В Ливии и других арабских странах прошли многотысячные шествия, на которых угонщиков авиалайнера Lufthansa и троих освобожденных террористов чествовали как национальных героев. Сразу после их прибытия в Триполи состоялась прямая пресс-конференция с выжившими террористами «Черного сентября», транслировавшаяся в прямом эфире на весь мир. Ливийское правительство во главе с полковником Каддафи предоставило террористам политическое убежище, проигнорировав требования западногерманского правительства предать их суду.
  Израиль резко осудил освобождение палестинских преступников и обвинил Западную Германию в «капитуляции перед терроризмом». На следующий день премьер-министр Израиля Голда Меир заявила: «Мы подавлены со вчерашнего дня, огорчены, и я бы сказала, оскорблены, что человеческий дух, такой слабый и беспомощный, сдался жестокой силе». Министр иностранных дел Израиля направил западногерманскому правительству официальную ноту протеста, а посол в Бонне был отозван в Иерусалим «для консультаций». Самым обидным для израильтян был сам факт сделки Бонна и «Черного сентября». Немцы просто не хотели держать у себя палестинских террористов, становясь невольными заложниками палестино-израильского конфликта, к которому Западная Германия не имела ни малейшего отношения. Проще было договориться с палестинцами, что в обмен на выживших боевиков «Черного сентября» ФРГ получит гарантии террористической безопасности. Хотя сам Абу Ияд в своей книге «Без родины» назвал действия западногерманских властей «трусостью», с осени 1972 года по конец 1980-х годов против объектов ФРГ палестинцами не было совершено ни одного теракта. Западногерманские спецслужбы установили тесные контакты с большинством палестинских террористических группировок, в том числе и ФАТХ. Основным их связным выступал один из организаторов мюнхенского теракта член ФАТХ и «Черного сентября» Атеф Бсейсу.
  Вместе с тем западные немцы не собирались сидеть сложа руки, уповая на договоренности с «Черным сентябрем». Был введен жесточайший контроль на федеральных границах и в аэропортах. Мюнхенская трагедия не только всколыхнула Западную Германию, но и заставила ее правительство по-новому взглянуть на проблему международного терроризма. Инцидент на XX летних Олимпийских играх показал не только правительству, но и международным экстремистам, что ФРГ ничего не может противопоставить нависшей угрозе терроризма. Резонанс от мюнхенской бойни и бессилия властей был настолько серьезными, что 26 сентября 1972 года правительство Западной Германии приняло решение о создании специального антитеррористического подразделения, подчиняющегося Федеральному министерству внутренних дел.
  Помощник федерального министра внутренних дел Ганса-Дитриха Геншера, подполковник Ульрих Клаус Вегенер, занимавшийся курированием федеральной полиции и пограничной охраны ФРГ, по долгу службы одним из первых оказался в районе трагедии. У него была возможность убедиться в абсолютной беззащитности западногерманского общества пред лицом терроризма. Вегенер, талантливый офицер и одаренный человек, ставший одним из наиболее авторитетных экспертов в вопросах международного терроризма, прекрасно понимал, что во второй половине XX века антитеррористическим службам следует уделять внимание не меньше, чем регулярной армии. Именно ему Ганс-Дитрих Геншер поручил создание первого антитеррористического подразделения GSG-9. Задача была сформулирована вполне ясно и конкретно: в предельно короткие сроки создать спецназ Федерального министерства внутренних дел, который должен был дать ответ любым вызовам террористической угрозы, а также другим формам экстремизма, затрагивающим вопросы национальной безопасности ФРГ.
  Одним из первых шагов, предпринятых подполковником Ульрихом Вегенером, стало посещение Великобритании, где он старался перенять антитеррористический опыт SAS. Затем он вылетел в Соединенные Штаты, где ему пришлось познакомиться с самыми последними научно-техническими достижениями FBI, используемыми американскими коммандос. Однако, посетив эти страны, Вегенер пришел к выводу, что будущее антитеррористическое подразделение ФРГ будет строиться по израильской модели. Израильский опыт, как полагал подполковник Вегенер, был не только уникальным, но и более применимым в современных условиях, когда основная террористическая угроза исходила с Ближнего Востока, из Центральной Азии и Северной Африки.
  С целью изучения израильского опыта в начале 1973 года Вегенер посетил Израиль, желая познакомиться со спецназом Генерального штаба Армии обороны Израиля «Сайерет Маткаль». Однако, к глубокому его разочарованию, израильская сторона ответила категорическим отказом, объяснив свое решение тем, что «Сайерет Маткаль» имеет особо высокую степень секретности. Тем не менее израильское правительство пошло навстречу Ульриху Вегенеру, предложив ему стажировку в любом десантном спецподразделении 62. Вегенер с большой благодарностью откликнулся на израильскую инициативу, проведя в среде израильских десантников в общей сложности несколько месяцев. Потрясенный увиденным Вегенер в последствии сказал: «Я был буквально ошеломлен! Евреи из нации коммерсантов, ученых и музыкантов превратились в нацию солдат, в то время как немцы стали торговцами…» 17 апреля 1973 года в Западной Германии началось формирование антитеррористического спецподразделения GSG-9. На сегодняшний день оно по праву считается одним из лучших в мире.
  События в Мюнхене оказали также огромное влияние на изменение внутренней политики Западной Германии. Одним из последствий стала самая большая в истории ФРГ депортация арабов. Эта высылка коснулась в основном палестинского населения. Любой палестинец при малейшем подозрении в причастности к террористической деятельности мог быть депортирован из страны в течение 24 часов без объяснения причин. На территории Западной Германии была прекращена деятельность многих вполне легальных палестинских организаций. Это коснулось всевозможных благотворительных обществ и фондов, ассоциаций трудящихся и студенческих объединений. От теракта, устроенного «Черным сентябрем», в первую очередь пострадала палестинская диаспора, как высокообразованные ее представители, так и более низкие слои населения.
  Но самые болезненные удары наносил Израиль. Сразу после кровавой бойни в Мюнхене все без исключения палестинские террористические организации вне зависимости от их причастности к захвату и убийству израильских заложников вынуждены были перейти на особое положение и предпринять беспрецедентные меры безопасности. Даже вооруженные силы Ливана и Сирии были переведены на военное положение, готовясь к массированному авианалету. Всем палестинским боевикам поступил приказ немедленно покинуть тренировочные лагеря и базы. Палестинцы ожидали характерной израильской реакции.
  Израильский ответ последовал в пятницу 8 сентября в 15:50, через 48 часов после гибели заложников. С северной базы ВВС Израиля «Рамат-Давид» в воздух были подняты 24 боевых самолета для нанесения авиаудара по территории Сирии и Ливана. Это была самая мощная бомбардировка за последние два года. Ударам подверглись 11 баз палестинских федаинов. Под бомбами и ракетами израильских ВВС погибли 200 боевиков и 11 мирных ливанских жителей. Сотни палестинских боевиков и гражданских лиц получили ранения. Но, как выяснилось, все пострадавшие при авианалетах не имели никакого отношения к «Черному сентябрю» или тем, кто стоял за мюнхенским терактом.
  Спустя несколько дней после авиаударов Армия обороны Израиля совершила широкомасштабный рейд на базы палестинских террористов в Южном Ливане. В антитеррористической операции были задействованы 1350 военнослужащих, 45 танков и 133 бронетранспортера. Наземная операция сопровождалась воздушным прикрытием и артиллерийской поддержкой. Операция в Южном Ливане получила кодовое название «Котел-4». В течение 42 часов было сброшено 150 тонн авиабомб. Израильская пехота провела зачистку десятков населенных пунктов, расположенных на территории Южного Ливана, который всё больше превращался в убежище террористов, бежавших из соседней Иордании. Во время наземной антитеррористической операции «Котел-4» были ликвидированы 45 федаинов, захвачены и пленены 16 активистов палестинских террористических организаций. Сотни домов и административных зданий были повреждены или полностью разрушены. Однако члены израильского правительства не в полной мере были удовлетворены авианалетами и наземной военной операцией. Израильская общественность также ожидала гораздо более жесткой кары террористам, повинным в гибели израильских спортсменов. Мюнхенская резня стала для израильтян тем же, что для Соединенных Штатов теракт 11 сентября 2001 года. Захват и убийство израильских спортсменов на ХХ летних Олимпийских играх в Мюнхене отличался от всех террористических актов, с которыми до этого приходилось сталкиваться Израилю. Отныне история палестинского террора делилась на периоды до и после мюнхенской резни.
  Израильская общественность даже не догадывалась о секретном совещании «узкого» кабинета правительства, собранного 6 сентября, уже через два часа после возвращения Цви Замира из Мюнхена. Выслушав доклад директора «Моссада», министры буквально вскипели от злости. Они, как и всё израильское общество, требовали от армии и спецслужб жесткого равноценного возмездия. Но кто несет ответственность за теракт? По кому нанести удар? Кто они, руководители «Черного сентября»? На все эти вопросы еще предстояло ответить.
  Таким образом, в конце многочасового обсуждения было принято решение о нанесении 8 сентября массированного авиаудара и последующей наземной операции в качестве первой реакции Израиля на убийство своих граждан в Мюнхене. Все министры согласились с тем, что пришло время пересмотреть правила игры. Это было очень непростое решение. Израиль должен был ответить террором на террор.
  Глава десятая
  1972 год. Операция «Гнев Божий». Трудное решение
  Это выглядит очень дурно, когда цивилизованная страна посылает группы убийц за свои границы, но у нас нет иного выхода, чтобы защитить своих граждан пред лицом международного терроризма…
  Голда Меир, премьер-министр Израиля
  
  «Спустя 27 лет после окончания Второй мировой войны на территории Германии вновь убивают евреев!» — с болью в голосе произнесла глава израильского правительства Голда Меир. Сразу после похорон она пригласила к себе всех родственников погибших спортсменов — семь вдов и четырнадцать сирот, пообещав, что каждый, кто причастен к убийству их близких, будет уничтожен 63.
  Израильское правительство объявило 7 сентября 1972 года днем национального траура. Вся страна была погружена в глубокое горе, переживая гибель заложников как потерю близких друзей и членов своей семьи. Никогда прежде палестинские террористы не причиняли столько боли израильскому народу. Все национальные флаги были приспущены, магазины и рестораны закрыты. Практически остановилось движение общественного транспорта. Государственные офисы прекратили работу. Мюнхенский теракт оставил на теле Израиля очень глубокий шрам. Было в этой трагедии то, что резануло по самым чувствительным нервным окончаниям израильского народа. Вновь на земле Германии убивали евреев. Всего лишь 27 лет прошло с Холокоста, и сейчас эти незаживающие раны были вновь потревожены.
  12 сентября в 10:00 в Иерусалиме открылось специальное заседание Кнессета, которое началось с минуты молчания памяти 11 жертв мюнхенской резни. Премьер-министр Израиля Голда Меир поднялась на главную трибуну страны, с гневом и болью в голосе произнесла краткую речь: «Террористы не прекращают совершенствоваться, совершая новые и новые нападения. Наш долг подготовиться к этой войне, подготовиться лучше, чем когда-либо до сегодняшнего дня — методично, со знанием дела, решительно выступить широким фронтом. Эта задача опасная и очень важная… Из истории, пропитанной еврейской кровью, мы учимся, что насилие, начинающееся с убийства евреев, заканчивается эскалацией насилия и угрозой каждому человеку, представителю каждой нации… Мы будем наносить удары по террористам в любом месте и в любое время, когда посчитаем нужным…»
  Это историческое выступление Голды Меир стало неотъемлемой частью будущей антитеррористической доктрины безопасности Израиля. Ее слова стали маяком, указавшим путь, вектором и руководством к действию для целого поколения сотрудников «Моссада», АМАН и ШАБАК. Если раньше Израиль наносил основные удары по арабским странам, предоставлявшим убежище террористам, то теперь в прорези прицела должны были оказаться палестинские лидеры.
  После краткого выступления премьер-министра на трибуну Кнессета поднялся лидер оппозиции Менахем Бегин. Выразив соболезнования близким погибших и всему израильскому народу, он потребовал создания специальной парламентской комиссии для тщательного расследования деятельности правительства Голды Меир и работы спецслужб, не предотвративших захват и убийство израильских спортсменов на ХХ летних Олимпийских играх в Мюнхене.
  Заключительная часть специального заседания Кнессета была посвящена обсуждению израильского ответа на мюнхенскую резню. По этому вопросу был достигнут консенсус «от стены до стены». Все 120 членов парламента голосовали как один. Менахем Бегин от лица оппозиционных партий потребовал усилить борьбу с терроризмом всеми возможными способами и методами, не оглядываясь на международное право, мировое общественное мнение и внешнеполитическое давление: «Недостаточно ответных операций возмездия! Мы требуем бесконечных неограниченных атак по убийцам и их базам… Уничтожить их инфраструктуру, пресечь их деятельность, уничтожив организации убийц… У нас есть сила и есть у нас мозги, и мы обязаны ими воспользоваться! Мы должны стереть этих преступников и этих убийц с лица земли, и пока они живы — пусть живут в страхе! Если для этой цели нам нужно специальное подразделение, необходимо его создать…»
  Менахем Бегин был одним из наиболее опытных политиков Израиля, долгие годы возглавлявший оппозицию в Кнессете, но он и предположить не мог, что подобное тайное подразделение уже давно существует в «Моссаде». Управление «Кейсария» занималось в «Моссаде» проведением особо секретных операций на вражеской территории и в нейтральных странах. В его недрах было создано небольшое специальное подразделение под названием «Кидон», занимавшееся точечными ликвидациями. После мюнхенских событий численный состав сотрудников и бюджет управления «Кейсария» был увеличен более чем в три раза.
  Сразу после заседания узкого кабинета правительства 6 сентября 1972 года Цви Замир вернулся в Тель-Авив в главную штаб-квартиру «Моссада» и поднялся в свою канцелярию на 10-м этаже. Тремя этажами ниже располагались офисы управления оперативного планирования и координации «Цомет», ведавшего агентурной работой «Моссада». Оперативники этого управления работали по всему миру, занимаясь вербовкой агентов и осведомителей в иностранных тюрьмах, среди военных, в политических кругах, в студенческих организациях, среди представителей творческой интеллигенции и бизнесменов всех без исключения арабских стран. В разведке такой сбор информации называется «юминат», или Human Intelligence. В начале 1970-х годов это был наиболее эффективный метод выяснения планов политического руководства главных врагов Израиля — соседних арабских стран, представлявших основную угрозу существованию еврейского государства. Главное внимание уделялось южной и северной границам — с Египтом и Сирией. Соответственно палестинскими террористическими организациями в основном занимался АМАН и ШАБАК, в «Моссаде» они отходили на второй план. Резня в Мюнхене помогла осознать, что теперь предстоит противостоять новой угрозе — террористическим нападениям на израильские объекты за рубежом. Террор за границей давал палестинцам однозначное преимущество. Палестинцы приковывали к себе внимание всего мира, теракты проводить было намного легче, чем в самом Израиле или на его границах, в то время как израильтянам было всё сложнее противостоять этой угрозе.
  В последние 48 часов после гибели заложников управлению «Цомет» приходилось искать и находить ответы на очень сложные вопросы, которые ставило перед внешней разведкой высшее руководство Израиля. Как могло случиться, что «Моссад» и другие спецслужбы страны выпустили из вида, вернее проморгали, подготовку такого громкого и чрезвычайно сложно осуществимого теракта, в котором были задействованы десятки пособников? Почему израильские спецслужбы не уловили ни малейшей индикации, которая могла бы привести к раскрытию планов палестинцев? По указанию Цви Замира уже через 24 часа после его возвращения в страну была создана специальная внутренняя комиссия. Она должна была проанализировать допущенные ошибки и сделать выводы, которые позволили бы избежать подобных просчетов в работе разведывательного сообщества Израиля. Но и без специальной внутренней комиссии было понятно, что главная проблема «Моссада» состояла в том, что ни у одного оперативного сотрудника не было осведомителя или агента, имевшего доступ к «Черному сентябрю» или к высшим руководителям экстремистского крыла ФАТХ, таким как Али Хасан Саламе и Салах Халаф Абу Ияд.
  Не было серьезной, заслуживающей доверия информации о деятельности палестинских террористических организаций на территории европейских стран. «Моссаду» пришлось начинать всё с нуля, создавать с самых основ европейскую агентурную сеть, акцентируемую на предотвращение терактов за рубежом. Мюнхенским терактом «Моссад» был буквально подкошен и вынужден выстраивать работу в новом направлении под сильным политическим и общественным давлением. В качестве первого шага по реорганизации «европейского направления» Цви Замир подписал указ о создании в «Моссаде» при действующем управлении «Цомет» специального отдела ФАХА 64, который специализировался исключительно на борьбе с арабским терроризмом за рубежом.
  Отдел ФАХА сразу был переведен в режим чрезвычайного положения. Работа шла без выходных днем и ночью. Мотивация была чрезвычайно высокой. Все понимали важность и значение возложенных на них задач. Сотрудники отдела собирались в трех небольших комнатах, стены которых были исписаны множеством схем с «неизвестными» и сутками напролет перебирали старые личные дела. Вновь просматривалась и изучалась любая информация, которая могла бы вывести на организаторов теракта или их пособников. Огромное количество документов курсировало между рабочими комнатами и архивом. Техническая сложность состояла в том, что в 1970-х годах только-только начали появляться компьютеры, и база данных представляла собой набор карточек, число которых доходило до нескольких десятков тысяч. Имя араба состоит из четырех частей: собственного имени, имени отца, деда и фамилии, иногда клана, к которому имел отношение тот или иной подозреваемый. Когда в оперативной информации встречалось имя и фамилия, почти невозможно было идентифицировать личность. В те годы не было возможности нажатием одной кнопки получить все оптимальные варианты. Но перед сотрудниками ФАХА ставилась задача, невзирая на сложность, изучить террористическую организацию «Черный сентябрь» и выявить ее связи с ФАТХ и ООП. На данном этапе оперативная информация представляла собой лишь отдельные фрагменты пазла, не позволявшие увидеть общую картину. Утверждать можно было только одно — кто-то из высокопоставленных руководителей ФАТХ, а возможно, и лидеров других палестинских террористических организаций стоит за «Черным сентябрем» и несет прямую ответственность за убийство израильских спортсменов в Мюнхене.
  Не меньшее давление в те дни испытывало и правительство Голды Меир. Премьер-министр и главы спецслужб надеялись, что внутренняя комиссия, созданная по инициативе Цви Замира, сможет нейтрализовать парламентскую следственную комиссию и погасить растущую критику со стороны оппозиции, СМИ и израильской общественности. Внутренний политический кризис, угрожавший потопить левое правительство Голды Меир, с каждым днем набирал обороты. Министры уже начинали вести между собой открытую борьбу, перекладывая ответственность друг на друга. Всё чаще звучали отдельные голоса, задававшиеся вопросом: а может ли нынешнее правительство возглавить борьбу с терроризмом? Общественность требовала «адекватного» и жесткого ответа на случившееся. О мести говорили все и везде, и не только в стенах Кнессета, но и в тель-авивских и иерусалимских кафе, на рынках и автобусных остановках. Даже с университетских кафедр солидные профессора призывали к мести.
  Газеты, телевидение и радио «препарировали» премьер- министра и ее политическое окружение, обвиняя чуть ли не во всех смертных грехах. Голде Меир был крайне необходим «клапан», который ослабил бы внутреннее давление израильских СМИ, обрушившихся на нее с обвинениями в неспособности противостоять внешней террористической угрозе. Правительство должно было выступить с очень серьезной, глубоко продуманной и далеко идущей инициативой. Операция возмездия, начавшаяся 8 сентября и длившаяся около недели, была временной мерой, способной лишь ненадолго успокоить израильскую общественность. Авианалеты израильских ВВС на базы палестинских террористов в Сирии и Ливане, последовавшая сухопутная операция на территории Южного Ливана в глазах обычных израильтян не были равноценным ответом на мюнхенскую резню и не отражали провозглашенную Голдой Меир новую стратегию борьбы с терроризмом. Реакция на мюнхенские события должна была стать однозначным предупреждением всем, кто был замешан в терроре против Израиля и его граждан. Каждый террорист должен был почувствовать на себе, что отныне над ним висит дамоклов меч.
  В середине сентября 1972 года Голда Меир одобрила новый стратегический план борьбы с палестинским террором. Основные его контуры были набросаны директором «Моссада» Цви Замиром и окончательно приобрели свою форму при содействии советника главы правительства по борьбе с терроризмом 65, бывшим начальником Управления военной разведки АМАН генералом Аароном Яривом. Новая стратегия Израиля в борьбе с палестинским террором теперь опиралась на «упреждение» и «месть». В основу новой стратегии были положены точечные ликвидации активных террористов, готовящих или совершивших диверсии против Израиля и его граждан. Также предусматривалось нанесение ударов по лидерам палестинских террористических организаций, что должно было «охладить пыл» как рядовых федаинов, так и потенциальных пособников. До мюнхенской Олимпиады израильские спецслужбы неоднократно использовали тактику точечных ликвидаций, после Олимпиады она должна была стать основным оружием против палестинского терроризма.
  Разрабатывая новую израильскую антитеррористическую стратегию, Цви Замир и Аарон Ярив были убеждены в том, что точечные ликвидации, подготовленные управлением «Кейсария» и приведенные в исполнение ее спецподразделением «Кидон», могли заставить террористов тратить бÓльшую часть времени и ресурсов на собственную безопасность, а не на планирование и осуществление новых нападений на израильтян. «Мы обязаны отомстить за пролитую кровь наших спортсменов, принудить главарей палестинских террористических банд тревожиться за свои судьбы. Они должны жить в постоянном страхе, бесконечно менять свои дома и тратить все силы на собственную безопасность. Так у них не останется времени на планирование террористических актов против Государства Израиль», — утверждал Аарон Ярив. Израильская месть должна была стать посланием террористам: всякий, кто совершит или задумает совершить теракт против Израиля, рано или поздно будет уничтожен.
  Следует отметить, что слово «месть» было намеренно вычеркнуто из лексикона израильских спецслужб. «Месть» никогда не фигурировала ни в одном документе «Моссада», АМАН или ШАБАК. Это выглядело бы слишком неприглядно, что цивилизованная страна опускается до «кровной мести».
  Естественно, первыми кандидатами на ликвидацию были руководители «Черного сентября» и лица, ответственные за убийство израильских олимпийцев в Мюнхене. Их следовало разыскать и установить круглосуточное наблюдение, пока готовилась операция по их уничтожению. Любой новый член «Черного сентября», попадавший в поле зрения «Моссада», автоматически заносился в черный список приговоренных к смерти. «Обвинительное заключение» и «приговор» в обязательном порядке должны были пройти обсуждение на заседании кабинета безопасности правительства. Но только премьер-министр решала окончательную судьбу обвиняемого.
  Соблюдался строгий протокол вынесения приговора: «уголовное дело» обвиняемого должно было пройти все необходимые инстанции по линии «Моссада». Когда «обвинительное заключение» было готово, директор «Моссада» выступал в качестве «прокурора», требуя вынесения смертного приговора. Глава правительства, члены кабинета безопасности и комитет ВАРАШ 66 выступали в качестве «судей». Нередко «судейский состав» отклонял просьбу «прокурора» о вынесении смертного приговора ввиду недостаточности улик. Эти «суды», или «трибуналы», носили сугубо секретный характер 67. На этих тайных заседаниях не велись никакие протоколы или записи. Даже ближайшие, наиболее доверенные помощники членов кабинета безопасности правительства ничего не знали о существовании секретных заседаний «суда».
  Обычно на всех заседаниях присутствовал руководитель управления «Кейсария», легендарный израильский разведчик Майк Харари. Именно его штабу было поручено разрабатывать и проводить конкретные операции по ликвидации палестинских лидеров, членов «Черного сентября» и их пособников.
  Краткая биографическая справка
  Михаэль (Майк) Харари родился 18 февраля 1927 года в тель- авивском районе Неве-Цедек.
  В 1940 году в 13 лет он присоединился к подпольной организации «Хагана» 68, где выполнял курьерские функции, осуществляя связь между отдельными отрядами, группами и ячейками.
  В 1943 году Майк Харари, скрыв свой возраст, вошел в состав еврейских военизированных отрядов «Пальмах» 69 и принял участие в нескольких диверсионных операциях против британских войск на территории подмандатной Палестины.
  После ареста и отбывания заключения в тюрьме Латрун Майк Харари прошел специальную подготовку и присоединился к нелегальным военно-морским силам ПАЛЬЯМ 70. В том же 1946 году его направили в Марсель, где он готовил корабли для отправки в Эрец Исраэль еврейских эмигрантов из Европы.
  С 1947 по 1948 год Майк Харари по заданию сионистского подполья находился в Риме и координировал всю нелегальную переправку европейских евреев, переживших Холокост.
  С провозглашением независимости Государства Израиль в 1948 году Майк Харари был принят на работу в службу общей безопасности Шин-Бет (ШАБАК). Он отвечал за безопасность международного аэропорта Лод и израильских дипломатических представительств.
  В 1954 году Харари был приглашен на работу в «Моссад» и направлен резидентом в Париж и Аддис-Абебу. Он свободно владел французским, английским, арабским, итальянским и испанским языками. Спустя несколько лет под именем французского бизнесмена Эдуарда Станисласа Ласкера Харари возглавил всю европейскую агентуру «Моссада».
  В 1965 году, работая в «Моссаде», Майк Харари был переведен в Управление специальных операций «Кейсария», которое он возглавлял с 1972 по 1980 год. Под его руководством в управлении «Кейсария» было создано сверхсекретное подразделение «Кидон», занимавшееся точечными ликвидациями и диверсиями в разных точках мира. Находясь на посту руководителя «Кейсарии», Харари непосредственно отвечал за реализацию операции «Гнев Божий», а также участвовал в подготовке операции «Весна молодости».
  В 1976 году сыграл одну из ключевых ролей в подготовке операции «Шаровая молния» по освобождению израильских заложников в угандийском международном аэропорту Энтеббе. Под видом итальянского бизнесмена он лично прилетел в Уганду, чтобы оценить возможность проведения спасательной операции.
  С 1980 по 1990 год Харари возглавлял агентурную сеть «Моссада» в Латинской Америке, установив близкие контакты с Мануэлем Норьегой, Фиделем Кастро и главами одного из крупнейших колумбийских наркокартелей.
  В начале 1990-х годов Майк Харари вышел в отставку и занялся бизнесом, продолжая сотрудничать с «Моссадом».
  Майк Харари скончался 21 сентября 2014 года в возрасте 87 лет в своем доме в Тель-Авиве.
  Бóльшая часть деятельности Майка Харари неизвестна и никогда не будет предана огласке. Есть все основания считать, что он стоял за серией убийств иранских ученых-ядерщиков.
  Отличительным стилем работы «группы Харари» была полная непредсказуемость и дерзость. С начала реализации операции «Гнев Божий» ни один палестинец, причастный к террористической деятельности или пособничеству террористам, не чувствовал себя в безопасности. В 1970-е годы управление «Кейсария» под руководством Майка Харари сформировало современный образ «Моссада» — всесильной, могущественной тайной организации с «длинными руками». Каждая операция Майка Харари была скрупулезно взвешена и подготовлена. Прежде чем ликвидировать жертву, ее «вели» неделями, не выпуская из поля зрения 24 часа в сутки. Он никогда не вникал в личность своей жертвы, не старался разобраться в степени вины того или иного террориста. Харари называл себя «подрядчиком», который должен выполнить заказ как можно лучше. Выполняя «подряд», Харари обращал внимание на каждую деталь, которая могла повлиять на операцию. Он мыслил настолько нестандартно, что заранее просчитать его шаги было невозможно. Вообще, нестандартный подход к выполнению задания был фирменным стилем «Кейсарии». Когда в 1968 году планировалась операция по ликвидации Ясира Арафата, машину, начиненную взрывчаткой, которую должны были оставить у его штаб-квартиры в Дамаске, не готовили в Сирии. Ее «собрали» в Израиле, переправили в Европу, оттуда на пароме в Ливан и затем доставили в Дамаск по совершенно «легальным» документам, оформленным на жителя квартала, в котором ее оставили. Но, исходя из соображений стратегической безопасности Израиля, эта операция так и не была доведена до конца 71.
  Примерно такая же процедура нередко предшествовала получению разрешений на проведение конкретных отдельных ликвидаций по ходу операции «Гнев Божий». Бóльшая часть покушений в самый последний момент не получала разрешения Голды Меир. Часто кабинет безопасности выносил смертный приговор, но по ряду причин отсрочивал его исполнение на недели, месяцы и даже годы. «Кейсария» снова готовила операцию, и директор «Моссада» вновь и вновь приходил на подпись к премьер-министру. Голда Меир давала разрешение только после того, как она была полностью уверена в том, что не пострадают невинные гражданские лица и ликвидация не нанесет вред стратегическим и политическим интересам Израиля. Особенно Голда Меир не любила «горячие головы». Майк Харари был исключением, ему премьер-министр доверяла и его мнение ценила очень высоко. Она никогда не вникала в детали операции, оставляя это на выбор профессионалов. Но ее волновал единственный вопрос: что произойдет с «нашими ребятами», если что-то пойдет не так и их схватят на чужой территории? Только если удавалось убедить ее, что операция крайне необходима и предприняты все меры, чтобы обезопасить случайных гражданских лиц, а также собственных «парней», она соглашалась: «Хорошо. Отправьте наших мальчиков». И «еврейские мальчики» наводили ужас.
  Вообще, многие предшественники Голды Меир на посту премьер-министра старались избегать убийств как средства достижения политических целей или укрепления безопасности государства. Разрешение на ликвидацию давалось только в самых крайних случаях, когда необходимо было предотвратить неминуемый теракт и иного способа просто не существовало. Но начало 1970-х годов не шло ни в какое сравнение с 1960-ми годами. Палестинские террористы активизировали свою деятельность по всему миру. Теракты стали еще более изощренными, акции стали приобретать совершенно иные масштабы. Если кто-то думал, что после убийства израильских спортсменов на ХХ летних Олимпийских играх члены «Черного сентября» залегли на дно, опасаясь ответной реакции израильских спецслужб, то он сильно ошибался. Окрыленный успехом, «Черный сентябрь» перешел в открытое наступление по всем фронтам. Палестинские террористы устроили настоящую охоту на агентов «Моссада» и израильских дипломатов. Многие оперативные сотрудники «Моссада» работали в Европе почти легально под вполне легитимным прикрытием. Палестинские террористы знали их в лицо, поскольку вербовка не всегда давала стопроцентный результат, многие информаторы становились двойными агентами, «засвечивая» своего куратора. Потери были неизбежны.
  В «Черном сентябре» прекрасно знали, что «Моссад» испытывает информационный голод. 11 сентября 1972 года, через пять дней после мюнхенской резни, в брюссельской квартире оперативного сотрудника «Моссада» раздался звонок. Цадок Офир поднял трубку. На другом конце провода был молодой марокканец по имени Мохаммед, который некоторое время назад безуспешно пытался установить контакты с израильской внешней разведкой. У Офира было очень дурное предчувствие. Мохаммед — бывший «революционер», дезертировав из армии Марокко, присоединился к палестинским террористам и прошел несколько курсов на военной базе ФАТХ в Иордании и Ливане. Но, как выяснили в израильской разведке, он очень быстро скатился до уровня обычного вора, став частым гостем в полицейских участках. Отбывая очередной срок в голландской тюрьме, он написал несколько безответных писем в израильское посольство. После освобождения с ним всё же был установлен контакт, но дальнейшего развития не получил. В «Моссаде» были большие сомнения в достоверности его информации, к тому же его считали «человеком очень странным и неуравновешенным». На этот раз Мохаммед настаивал на срочной встрече, утверждая, что у него есть информация о деятельности «Черного сентября». После мюнхенских событий Цадок Офир не имел права проигнорировать инициативу потенциального информатора. Тогда любые, даже незначительные сведения не сортировались на месте, а переправлялись в главную штаб-квартиру в Тель-Авив. Офир поднялся с дивана, оделся и один, без оружия, направился в центр старого Брюсселя в кафе «Маринс», где в 20:00 была назначена встреча. Прибыв на место на 15 минут раньше, Офир выбрал столик у самой стены, чтобы контролировать всех входящих и выходящих посетителей. «Информатор» появился у входа ровно в 20:00. Офир вышел к нему навстречу и проводил к столику, на пару секунд оставив его за своей спиной. У самого столика Мохаммед извлек из-за пояса пистолет Smith & Wesson 38-го калибра и произвел четыре быстрых выстрела в упор. Первая пуля попала в ухо. Вторая прошила шею и вышла через плечо. Третья и четвертая пули застряли в груди и животе. Воспользовавшись паникой, Мохаммед смог спокойно скрыться с места покушения. Несмотря на тяжелые ранения, Офир Цадок попытался преследовать террориста и добрался до выхода, где и упал на мостовую. Он пережил покушение, его вовремя успели доставить в больницу, и голландским врачам удалось спасти ему жизнь.
  «Черный сентябрь» сразу взял на себя ответственность за покушение, выпустив в Бейруте специальный пресс-релиз. Это происшествие вызвало широкий резонанс во всём мире. СМИ со всеми подробностями смаковали покушение арабского агента на офицера «Моссада», совершенное через несколько дней после убийства израильских спортсменов. В сентябре 1972 года израильтяне вынуждены были признать, что у них появился серьезный анонимный враг номер один. Этот враг ничего не боялся, был готов на любой шаг, и о нём практически ничего не было известно. Никто не мог сказать, где будет нанесен следующий удар, кто станет следующей жертвой. У израильских спецслужб требовали ответы на вопросы, но ни у «Моссада», ни у АМАН или ШАБАК их не было. Одно можно было сказать определенно — «Черный сентябрь» устроил охоту на сотрудников израильских спецслужб, дипломатов и первых лиц государства, на что раньше не решалась ни одна палестинская террористическая организация.
  Во вторник 19 сентября 1972 года в израильское посольство в Лондоне среди прочей почты поступили четыре тонких конверта. Все они были отправлены из Амстердама. Три из них так и остались лежать в отделе приема почты, а четвертое попало на стол к израильскому атташе по сельскому хозяйству 44-летнему доктору Ами Шахори. Несколько недель назад он заказал в Голландии цветочные семена и боялся не успеть их получить, поскольку срок его работы в посольстве подходил к концу. Когда он вскрывал конверт из Амстердама, рядом с ним в комнате находился один из его помощников. Вскрыв конверт, Шахори высвободил боёк, который ударил по взрывателю размером меньше, чем таблетка снотворного. В конверте были спрятаны две тонкие полоски пластиковой взрывчатки длиной 13 сантиметров, весом 50 грамм. Заряда вполне хватило, чтобы убить доктора Ами Шахори на месте.
  Конверт, убивший израильского атташе, был началом «почтовой войны». Все посольства Израиля были оповещены о возможных террористических атаках, включая рассылки «почтовых бомб». По приказу премьер-министра Израиля Голды Меир на всех израильских объектах, находящихся за рубежом, был введен «осадный режим». Израильские посольства и официальные представительства стали походить на неприступные крепости, ожидающие нападения. Для усиления охраны дипломатических представительств из Израиля выехали десятки оперативных работников. Была разработана общая антитеррористическая доктрина защиты граждан Израиля, а также заграничных государственных и общественных учреждений.
  Менее чем через неделю из Амстердама «Черный сентябрь» отправил 64 конверта с пластиковой взрывчаткой. Они были адресованы израильским дипломатам в Иерусалиме, Тель-Авиве, Брюсселе, Женеве, Вене, Париже, Буэнос-Айресе, Нью-Йорке, Оттаве и Монреале. Все конверты с взрывчаткой были вовремя обнаружены службой безопасности и нейтрализованы. Израильская служба безопасности ШАБАК была хорошо знакома с тактикой «почтовой войны». Еще в начале 1972 года ФАТХ разослал 15 конвертов с взрывчаткой, адресованных израильским бизнесменам. Эти бомбы также были вовремя нейтрализованы. Но «Черный сентябрь» вывел технологию «почтовых бомб» на более высокий профессиональный уровень. Конверты со взрывчаткой, отправленные в израильские посольства, практически невозможно было отличить от обычных писем.
  Израильтяне так же, как и палестинцы, широко использовали подобную технику покушения. По большому счету это был «израильский патент», взятый на вооружение другими спецслужбами, в том числе и террористическими организациями. Для «Моссада» это был самый быстрый, легкий и безопасный способ, который позволял выйти на свою жертву, избегая встречи лицом к лицу. 24 октября 1972 года после массовой рассылки конвертов со взрывчаткой из Амстердама «Моссад» решил открыть новую «почтовую войну». В течение короткого времени десятки функционеров ООП были убиты или серьезно покалечены. Честно говоря, большинство пострадавших не имели прямого отношения к террористической деятельности, тем более никак не были связаны с «Черным сентябрем». Они были обычными функционерами, никогда не державшими в своих руках оружия, послами или неформальными дипломатами. Но, исходя из логики израильских спецслужб, все они были вполне легитимными целями в войне с палестинским международным терроризмом. Работая легально в разных странах мира, они собирали разведывательную информацию, которая попадала в палестинские террористические организации, в том числе ФАТХ и «Черный сентябрь». Они консультировали лидеров террористических организаций и оказывали услуги самого разного рода. Как и сейчас, любой функционер «Аль-Каиды» или «Исламского государства Ирака и Леванта» несет такую же ответственность, как и боевики, совершающие преступления. Для израильских спецслужб любой активист «палестинского национально-освободительного движения» тем или иным образом был причастен к террористической деятельности и к «Черному сентябрю». Эти нападения должны были породить панику, страх и неразбериху в рядах ООП, членом-учредителем которого был ФАТХ.
  Но страх несвойствен толпе, тем более если источник угрозы находится за тысячи километров. Бойня, учиненная палестинскими федаинами на ХХ летних Олимпийских играх, вызвала широкий резонанс и сочувствие мирового сообщества. Но арабо-мусульманский мир воспринял теракт в Мюнхене как «огромную победу». Покушение на убийство офицера «Моссада», совершенное посреди Брюсселя, только укрепило их уверенность во всесилии и безнаказанности. Если члены «Черного сентября» продолжали придерживаться глубокой конспирации, то многочисленные пособники, вдохновленные «головокружительным успехом», не могли держать язык за зубами. Они «по большому секрету» рассказывали о своей причастности к последним событиям, всколыхнувшим весь мир. Большинство «героев» не имели никакого отношения к деятельности «Черного сентября», их подвиги были плодом больного воображения и хвастовства. Но из всего этого потока вранья и словоблудия оперативные работники «Цомета», словно из золотоносной реки, смогли намыть гранулы информации, способной заполнить многие лакуны. Это позволило начать наносить палестинцам ощутимые ответные удары. В течение нескольких недель были выявлены десятки имен, которые тем или иным образом можно было связать с терактом в Мюнхене. Эти имена сразу передавались в Тель-Авив в главные офисы «Моссада» и включались в дальнейшую оперативную разработку. Каждый, кто имел отношение к смерти израильских спортсменов, должен был «взойти на эшафот». Еще летом 1970 года большинство этих имен просто внесли бы в архивную базу данных. После мюнхенских событий израильские спецслужбы смотрели на арабо-мусульманский мир в контрастном черно-белом свете, исключив серые оттенки и полутона.
  Осенью 1972 года, давая «Моссаду» полную свободу действий, Голда Меир опасалась лишь одного — непростительной ошибки или неудачного стечения обстоятельств, которые приведут к провалу группы. Она понимала, что, если хоть одного сотрудника «Кейсарии» захватят в Европе, государство вынуждено будет давать очень непростые объяснения. Престиж Израиля пострадал бы, если выяснилось бы, что еврейское государство, страдающее от насилия и террора, само опустилось до уровня палестинских федаинов. Цивилизованное государство не может себе позволить использовать оружие террористов — нагнетание страха — и посылать группы киллеров за пределы своих границ. Но после событий в Мюнхене Израиль был поставлен в ситуацию, заставившую в корне пересмотреть морально-этические нормы.
  Глава одиннадцатая
  1972 год. Операция «Гнев Божий». Рим — Париж
  У нас нет иного выбора, нежели наносить удары по террористическим организациям в любом месте, куда только дотянутся наши руки… Израиль приложит все силы и способности, которыми наделен наш народ, чтобы настичь террористов, где бы они ни находились… Это долг перед нами самими и перед миром. Мы выполним этот долг любой ценой…
  Голда Меир, премьер-министр Израиля
  
  После первых двух Арабо-израильских войн 1947 и 1967 годов тысячи палестинцев по разным причинам вынуждены были оставить свои дома и искать лучшей жизни в странах Ближнего Востока, Северной Африки, а затем и Западной Европы. Одни бежали от войны, другие — следуя указаниям своих лидеров, рассчитывая вернуться через пару-тройку недель, уходили, чтобы расчистить поле для стремительного, как они полагали, наступления арабских армий. Однако «временный» уход стал для многих палестинских семей дорогой в один конец. Объединенные арабские армии потерпели сокрушительное поражение в первых двух войнах, а временное переселение палестинцев превратилось в вынужденное оседлое пребывание на чужой территории.
  Отношение к палестинским беженцам, особенно в арабских странах, порой было хуже, чем к бездомным собакам. Во многом это объяснялось тем, что палестинцы были пришлыми людьми с бóльшим интеллектуальным потенциалом, чем у коренного населения. Уровень образования у палестинцев был намного выше, чем во всех арабских странах. Традиционно палестинцы составляли более семидесяти процентов индустриально-промышленных кадров Ближнего и Среднего Востока. Во многом это было связано с британским влиянием и соседством еврейского населения, которому палестинская элита не хотела ни в чем уступать. В то время как в Шхеме и других городах плотного проживания палестинцев уже действовали университеты, в соседних арабских странах лишь в немногих деревнях были начальные школы.
  Палестинский национализм, порожденный агрессивным окружением, нередко способствовал сплоченности этого народа, создавая не только конкуренцию за рабочие места, но и реальную физическую угрозу новым соседям. Многие палестинцы жаловались, что жизнь при израильской администрации была намного лучше, чем в странах у собратьев-арабов. Стараясь любой ценой выжить, беженцы брались за любую самую грязную и низкооплачиваемую работу. В арабских странах Ближнего и Среднего Востока беженцам намеренно не давали полноценно интегрироваться в местное общество.
  Исключение составляла лишь Иордания благодаря осторожной политике, проводимой королем Хусейном, желавшим избежать социального взрыва. В Хашимитском королевстве палестинцам были предоставлены многие права, о которых они даже помыслить не могли в соседних арабских странах.
  Наиболее тяжелая ситуация сложилась в Ливане, где палестинские беженцы не только не имели удостоверений личности, их детям запрещалось посещать школы, беженцам отказывали в медицинском обслуживании. Немногочисленные благотворительные медицинские центры, укомплектованные иностранными волонтерами, не могли удовлетворить потребности всех нуждающихся. Такая ситуация умышленно создавалась арабскими правящими элитами, чтобы искусственно поддерживать «проблему палестинских беженцев» — главный рычаг международного политического давления на Израиль.
  Благотворительные организации, стараясь облегчить жизнь палестинцев, переправляли в лагеря беженцев потоки гуманитарной помощи и переводили огромные суммы денег, почти полностью оседавшие на счетах ООП. Желая вырваться из непроглядной нищеты, палестинцы стремились дать своим детям образование. В каждом новом лагере беженцев наряду с пунктом выдачи гуманитарной помощи создавались импровизированные начальные школы. Но лагеря беженцев и так называемые палестинские анклавы были также «питательным бульоном» для взращивания терроризма. Искусно поставленная пропаганда, промывавшая мозги с самого раннего детства, и беспросветное существование в скотских условиях делали свою работу — террористические организации никогда не испытывали недостатка в молодых рекрутах. Сами палестинские лидеры не оставляли им другого выбора.
  Но среди палестинских беженцев были и семейные кланы, находившиеся на гораздо более высоком социальном уровне, нежели остальная часть палестинского населения. Имея немалые сбережения, зарубежные связи и ремесло, которое обеспечило бы им безбедное существование в других странах, они первыми уезжали из насиженных мест. Как яркий пример можно привести историю Ваэля Аделя Звайтера — видного палестинского интеллектуала, писателя, переводчика и общественного деятеля, покинувшего родной город вместе с родителями еще в первую волну эмиграции. Он родился в городе Наблус (Шхем) 2 января 1934 года в подмандатной Палестине на территории Центральной Самарии, находившейся под управлением Палестинской национальной администрации. Он был третьим сыном шейха Аделя Звайтера, человека, очень уважаемого в городе, историка и пропагандиста арабской культуры, преподавателя и общественно-политического деятеля. Фамильный клан Звайтеров был самым влиятельным в Наблусе, их известность распространялась далеко за пределы подмандатной Палестины. Это была настоящая интеллектуальная аристократия, представители которой на протяжении несколько поколений были успешными адвокатами, переводчиками, писателями, философами-мыслителями и политическими деятелями. Родной дядя Ваэля Звайтера Акрам Звайтер был весьма влиятельным палестино-иорданским политическим деятелем и дипломатом, долгое время занимавшим пост посла Иордании в Ливане. Сестра Нейла окончила Национальный университет «Ан-Наджа», получив докторскую степень по арабской классической литературе. Даже после бегства его семьи в Иорданию вокруг Ваэля ничего не изменилось. Он жил в атмосфере любви и спокойствия среди интеллектуальной элиты, не отягощаясь тяжелым трудом, наслаждаясь классической музыкой и литературой. Отцовский дом даже на чужбине оставался островком безмятежности. Ваэль Звайтер рос нежным, ласковым, чувствительным мальчиком, страстно увлекавщимся изящными искусствами и западноевропейской культурой. К 16 годам он перечитал практически всю арабскую классическую литературу, свободно владел английским, итальянским и французским языками. К радости родителей, Ваэль подавал большие надежды. Когда в Ираке в 1957 году открылся Багдадский университет, а в 1964 году в его состав был включен Университет Мунтасрия, в котором упор делался на изучении права и литературы, Ваэль Звайтер стал одним из первых его студентов. Приятный, открытый для общения молодой палестинец быстро завел дружбу со многими иракскими студентами, ставшими впоследствии влиятельными общественными и государственными деятелями. Но Ваэль Звайтер не испытывал ни малейшего желания оставаться в Ираке, стране, подверженной постоянным восстаниям, межэтническим смутам и диктаторским переворотам. Иордания и Ливан также мало привлекали его. После окончания Багдадского университета Ваэль Звайтер переехал в соседний Кувейт. Быстро развивающаяся ближневосточная нефтяная страна, испытывающая недостаток собственных национальных образованных кадров, сулила молодым палестинским специалистам большие перспективы. Устроившись преподавателем в Эль-Кувейте, Ваэль Звайтер неплохо зарабатывал и за несколько лет мог бы собрать приличное для молодого человека состояние. Но в «пустыне с нефтяными вышками» Ваэль Звайтер также очень быстро разочаровался. Деньги не приносили ему удовлетворения, «культурный голод» и отсутствие интеллектуального общения в скором времени привели его в ливийский Триполи, а затем и на другую сторону Средиземноморья, в итальянскую столицу.
  Наконец-то он оказался в Риме — городе своей мечты, колыбели европейской цивилизации, утопавшей в изящных искусствах, музыке и литературе. Каждая площадь, каждая улочка и кафе Рима были пропитаны лирикой и беззаботной доброжелательностью. Беженцы, войны и межэтнические смуты остались где-то далеко, на другом краю света, в другой жизни. Но благотворительности здесь было ждать неоткуда. Заработанные в Кувейте деньги исчезали, как вода в пустыне, воспитание Ваэля не позволяло ему обратиться к состоятельным родственникам за помощью. В северной части Рима, на площади Пьяцца Аннибалиано, Ваэль снял дешевую квартирку в многоэтажном доме. Чтобы как-то сводить концы с концами, он давал частные уроки английского языка и подрабатывал в местных политических газетах левого толка, время от времени делая переводы политических статей с арабского на итальянский. Вскоре Ваэль Звайтер смог устроиться штатным переводчиком в ливийское посольство в Риме. Работать приходилось много. В редкие свободные вечера он любил уединиться в своем маленьком мире и немного почитать, наслаждаясь классической музыкой. Когда удавалось достать билет, посещал Римский оперный театр. За несколько лет пребывания в Риме он перевел десятки политических статей и эссе, написал бесчисленное количество рецензий. Но главным его достижением стал «труд всей его жизни» — перевод на итальянский язык ярчайшего произведения классики арабской литературы, «Тысячи и одной ночи».
  Достаточно быстро Ваэль Звайтер получил широкую известность интеллектуала и тонкого ценителя европейской и арабской культуры. Он был завсегдатаем многочисленных светских приемов, устраиваемых итальянской богемой. Вскоре он стал неотъемлемой ее частью. Он поддерживал товарищеские и дружеские контакты со знаменитыми европейскими писателями, музыкантами, театральными деятелями и левыми политиками. Среди его друзей были итальянский писатель-романист и журналист еврейского происхождения Альберто Моравиа, писатель и драматург Жан Жене, итальянский художник Эннио Калабрия, австрийская художница Джаннет Венн-Браун, итальянский политик Джорджио Ла Пира, историк Максим Родинсон, журналисты Эннио Полито, Бернардо Вилли, Антонио Гамбино. Его друзья, не только палестинцы, но и европейцы, утверждали, что Ваэль Звайтер был убежденным пацифистом, интеллектуалом, никогда не имевшим никакого отношения к какой-либо вооруженной группе или фракции.
  Но мало кто из них знал или, что будет более верно, хотел видеть другую, не выставленную напоказ, сторону жизни Ваэля Звайтера. Наивно было бы полагать, что выходец из известного клана палестинских интеллектуалов был полностью равнодушен к проблемам своего народа. Разговоры о палестинском национально-освободительном движении он постоянно слышал в своем доме с раннего детства. Еще в 13-летнем возрасте, несмотря на болезненную застенчивость, Ваэль Звайтер присоединился к школьным товарищам, участвовавшим в массовой демонстрации 1947 года против голосования в ООН за раздел Палестины. После окончания Шестидневной войны (1967) Ваэль Звайтер решил перейти от разговоров к делу, поначалу создавая свою сеть симпатизирующих палестинцам политиков, журналистов и интеллектуалов. Своей сестре Нейле он писал в те дни: «…Сионистское движение хочет сделать с палестинцами то, что сделали американцы с индейцами и австралийскими аборигенами. Каждый палестинец должен бороться против израильской оккупации, не позволить Израилю уничтожить арабскую Палестину…»
  Его карьера палестинского активиста быстро набирала рост. К концу 1968 года он уже был представителем ФАТХ в Риме. Будучи негласным представителем этой организации, а также ООП, он объединил свои усилия с другими палестинскими активистами, проживавшими в Италии. Ваэль Звайтер был активным участником различных палестинских конференций и частных закрытых приемов, на которых велись отнюдь не только интеллектуальные разговоры, но и яростные политические споры. Со своими друзьями Звайтер организовывал итальянские комитеты солидарности с палестинской борьбой, наладил тесные контакты с итальянскими коммунистами и социалистами, в которых он видел естественных союзников в борьбе с сионистами. В начале 1970-х годов Ваэль Звайтер стал одним из организаторов 20-тысячной студенческой манифестации, на которой выступил один из ближайших соратников Арафата. По мнению «Моссада», в отличие от своего безобидного окружения, Ваэль Звайтер был негласно, но напрямую замешан в террористической деятельности, и за ним, как считали в управлении «Цомет», давно тянулся отчетливый кровавый след. Таким, как Ваэль Звайтер, Голда Меир дала четкое определение: «засекреченные резиденты террористических группировок».
  Впервые Ваэль Звайтер попал в поле зрения израильских разведслужб еще в конце 1960-х годов. Его отнесли к категории так называемых палестинских агентов влияния, или просто «активистов», не принимавших участия в насильственных действиях. Всё изменилось, когда управление «Цомет» получило распоряжение Цви Замира приступить к розыску и разработке возможных организаторов мюнхенского теракта и их пособников. Нет точных данных, когда именно Звайтер возглавил римское отделение «Черного сентября». Возможно, после его посещения Аммана в самый разгар гражданской войны в Иордании 1970 года. Очередным сигналом послужил его арест итальянской полицией в начале августа 1972 года. Он был допрошен по подозрению в организации взрыва на нефтяном терминале в Триесте, ответственность за который взял на себя «Черный сентябрь». Очередной раз Звайтер был арестован римской полицией уже спустя две недели, в августе 1972 года, по подозрению в организации взрыва на борту израильского пассажирского самолета авиакомпании EL AL.
  16 августа 1972 года через несколько минут после взлета с международного аэропорта Рим-Фьюмичино имени Леонардо да Винчи, в багажном отсеке пассажирского самолета EL AL прогремел взрыв. Заряд в несколько килограммов в тротиловом эквиваленте был спрятан внутри антикварного патефона. Но бронированные стенки, незадолго до этого установленные в багажном отсеке, приняли на себя взрывную волну, сохранив неповрежденным корпус самолета. Командир экипажа, отреагировавший на тревожную лампочку, смог совершить аварийную посадку в римском аэропорту через 6 минут после взрыва. Лишь благодаря удачному стечению обстоятельств и опыту израильского экипажа удалось предотвратить страшную авиакатастрофу. Ответственность за теракт вновь взял на себя «Черный сентябрь».
  В свете мюнхенских событий деятельность Ваэля Звайтера приобрела совершенно иной оттенок. Прежде чем вынести его личное дело на обсуждение закрытого суда, «Моссад» стал вновь просматривать и анализировать всю имеющуюся в его распоряжении информацию. Многие данные было чрезвычайно сложно перепроверить ввиду сжатых сроков. Но уже той информации, что имелась в распоряжении израильских спецслужб, было достаточно, чтобы сделать выводы о высокой вероятности причастности Ваэля Звайтера к террористической деятельности «Черного сентября». Его младший брат после трагических событий на ХХ летней Олимпиаде в Мюнхене был выслан из Западной Германии по подозрению в связях с террористическими организациями. Двое других братьев, судя по информации, поступившей из ливанских источников, были убиты в Южном Ливане во время рейда израильской армии. Старшая сестра Нейла Звайтер была палестинской активисткой на Западном берегу реки Иордан и находилась под негласным надзором ШАБАК. Перехваченная переписка с сестрой носила откровенно подстрекательский характер. Учитывая, что Ваэль Звайтер был официальным представителем ФАТХ в Риме, в «Моссаде» сделали заключение о его связях с «Черным сентябрем» и возможном участии в подготовке мюнхенского теракта. В любом случае он попадал под категорию «засекреченных резидентов террористических организаций», которую «Моссаду» было поручено выявлять и обезвреживать.
  В «обвинительном заключении» говорилось, что Ваэль Адель Звайтер был одним из наиболее активных функционеров «Черного сентября» на территории Италии, также Звайтер, будучи представителем ФАТХ и «Черного сентября» в Риме, принимал активное участие на ранних этапах подготовки мюнхенского теракта. В конце сентября, взвесив все предоставленные «Моссадом» факты, кабинет безопасности вынес ему смертный приговор, который был утвержден премьер-министром Израиля Голдой Меир. Таким образом, Ваэль Звайтер стал первым в списке приговоренных к смерти.
  В первых числах октября 1972 года в Рим вылетел Майк Харари, офицеры его штаба и 15 бойцов «Кейсарии». Операция по уничтожению Звайтера проходила под личным контролем директора «Моссада» Цви Замира, также прибывшего в Италию.
  Более двух недель люди Майка Харари неотступно следовали за Ваэлем Звайтером. Каждое его перемещение проходило под контролем «Кейсарии». Утром наружное наблюдение встречало его у многоквартирного дома № 4 на площади Пьяцца Аннибалиано и сопровождало в течение всего дня, изучая его привычки, контакты и пути перемещения. Другая группа оперативников собирала о нём любую доступную информацию, которая могла бы дополнить общую картину его жизни в Риме. Через пару недель «Моссад» знал о Звайтере практически всё. В отличие от большинства функционеров ООП и ФАТХ, Ваэль Звайтер вел очень скромный образ жизни. Жил один, редко приглашал к себе гостей. Круг его друзей включал членов итальянской коммунистической партии, поэтов, писателей и политических деятелей. Ввиду хронического безденежья он всегда запаздывал с оплатой коммунальных счетов. Его домашний телефон часто отключали за неуплату. Двухнедельная слежка привела к очень простому и надежному плану покушения. Звайтер, продолжавший работу в ливийском посольстве, был очень легкой мишенью. В его поведении не было ни малейшей настороженности. Он не был вооружен, перемещался по городу без охраны. Выходил из дома каждое утро в один и тот же час. Обычно он возвращался домой поздно вечером, когда уже начинало темнеть. Проще всего было расстрелять Ваэля Звайтера вечером в его же подъезде, в час, когда улицы пустеют и «киллеры» смогут беспрепятственно, без лишних свидетелей покинуть место покушения.
  Операцию решено было провести вечером 16 октября. Голда Меир была заранее поставлена в известность директором «Моссада», что бойцы «Кейсарии» готовы «вычеркнуть из списка» первое имя. Не в силах сдержать переполнявшие ее эмоции, Голда Меир чуть не совершила чудовищную ошибку, утром 16 октября на очередном, 4-м заседании Кнессета сделав краткое заявление: «…Я сейчас говорю от имени всего правительства… У нас нет иного выбора, как наносить удары по террористическим организациям в любом месте, куда только дотянутся наши руки… Израиль приложит все силы и способности, которыми наделен наш народ, чтобы настичь террористов, где бы они ни находились… Это долг перед нами самими и перед миром. Мы выполним этот долг любой ценой…»
  Если бы «Черный сентябрь» занимался серьезным мониторингом всех заявлений израильского правительства, слова премьер-министра могли бы стать индикацией к тому, что «Моссад» приступил от угроз к действию.
  Майк Харари вместе с директором «Моссада» и офицерами штаба сидели в напряженном ожидании на конспиративной квартире в нескольких кварталах от дома Звайтера. Если всё пройдет удачно, этим же вечером они должны были покинуть Италию. Наружное наблюдение, как обычно, с самого утра, вело Звайтера. Двое «киллеров», командир группы «Кидон» и водитель машины, на которой они должны были скрыться с места покушения, ожидали свою цель в квартале от шестиэтажного дома, в котором снимал квартиру Звайтер. Около 21:30 Майк Харари получил сообщение от наружного наблюдения «Кейсарии»: «Объект вышел из квартиры своей подруги и направляется к автобусной остановке». Харари предположил, что меньше чем через час завершится операция, длившаяся более двух недель.
  В последний вечер Ваэль Звайтер навестил свою подругу, австрийскую художницу Джаннет Венн-Браун, вместе с которой он искал библиографические ссылки для написания статьи о «Тысяче и одной ночи». Он намеревался закончить статью тем же вечером. Когда Звайтер вышел из квартиры подруги, командир группы наружного наблюдения передал сообщение на конспиративную квартиру Майку Харари. Бойцы «Кейсарии» дышали ему в спину, ведя обратный отсчет для группы ликвидаторов. Ваэль Звайтер, одетый в черную дождевую куртку, просторную рубашку и серый блейзер, несмотря на сырую ветреную погоду, решил прогуляться и пройти несколько кварталов пешком. Остановившись в небольшой уличной продуктовой лавке, он купил несколько булочек, бутылку дешевого вина и газету. Затем, сев в автобус, он проехал несколько остановок до площади Пьяцца Аннибалиано. Около 22:30 Звайтер вышел из автобуса и направился в бар «Триаста» рядом с его домом. Он поговорил с кем-то по телефону и через несколько минут вновь вышел на улицу, направившись к своему подъезду. Бойцы Майка Харари уже ожидали его. Наблюдатели сообщили, что улица перед домом Звайтера свободна от случайных прохожих и объект входит в подъезд.
  В течение последней недели Ваэль Звайтер интуитивно чувствовал угрозу. Несмотря на внешнее спокойствие, он всё же опасался, что ему грозила смерть. Незадолго до покушения он сказал своему другу: «Если я останусь, они убьют меня». Но в последний момент Ваэль сообщил в секретариат ФАТХ: «Я думал покинуть Рим, но после того как услышал, что Голда Меир угрожает палестинцам повсюду, я из принципа решил остаться».
  Вероятно, если бы Звайтер, прислушавшись к внутреннему голосу, покинул Италию и затерялся бы на год где-нибудь на Ближнем Востоке, то наверняка пережил бы волну ликвидаций «Гнева Божьего». Но он решил поступить иначе и поплатился жизнью. Звайтер вошел в темный подъезд и поднялся на пол-пролета к лифту, возле которого уже стояли двое молодых людей. Один из них спросил на итальянском: «Извините, вы Ваэль Звайтер?» Получив утвердительный ответ, они открыли по нему огонь из пистолетов с глушителями Beretta калибра 0.22. Девять пуль скосили жертву. Еще четыре контрольных выстрела не оставили Ваэлю Звайтеру никаких шансов.
  Оставив тело на полу у лифта в расплывшейся луже крови, бойцы «Кидона» спокойно вышли на улицу. Командир группы следовал за ними в нескольких шагах, прикрывая отход. Они свернули на внутреннюю улицу, где их ожидала машина, припаркованная таким образом, чтобы иметь возможность выехать в двух противоположных направлениях. Fiat 125, на котором скрылись ликвидаторы, был арендован накануне покушения бойцом «Кейсарии», выдавшим себя за канадского туриста. Автомобиль бросили в нескольких кварталах от площади Пьяцца Аннибалиано.
  Спустя несколько минут командир группы «Кидон» сообщил Майку Харари об успешном завершении миссии. В течение четырех часов были собраны все документы, упаковано оборудование, в конспиративной квартире наведен порядок, не оставивший местным криминалистам ни единой зацепки. В ту же ночь все сотрудники «Моссада» покинули Италию. Часть из них пересекла границу на машинах, другая часть вылетела в разных направлениях из аэропорта Рим-Фьюмичино.
  Уголовное дело, открытое в полиции Рима по факту убийства сотрудника ливийского посольства иорданца палестинского происхождения Ваэля Аделя Звайтера, не закрыто по сегодняшний день. Единственная улика, которую смогли добыть римские детективы, была машина Fiat 125, на которой предположительно скрылись убийцы. На месте покушения не было обнаружено ни одной гильзы, хотя и это вряд ли к чему-то привело римских следователей. Осмотр конспиративной квартиры «Моссада» также не дал никаких результатов. Не было ни одного подозреваемого, не было произведено ни одного ареста. Следствие зашло в тупик. Единственная версия, которую могли высказать в римской полиции, была связана с политическим убийством, совершенным группой израильтян.
  Спустя 21 год после убийства Ваэля Звайтера Аарон Ярив, бывший советник Голды Меир по борьбе с терроризмом, дал интервью агентству ВВС, в котором подверг сомнению причастность Звайтера к деятельности «Черного сентября». По словам Ярива, Звайтер не был связан напрямую с убийством израильских спортсменов в Мюнхене. Сомнительно было также, что Звайтер косвенно был связан с этим терактом даже как пособник. Информация «Моссада», что Звайтер был частью нелегальной сети «Черного сентября» в Риме, не была должным образом проверена. Безусловно, Звайтер был сторонником палестинского террора, потому и был внесен в список на уничтожение. Но по большому счету, полагал Аарон Ярив, ликвидация Звайтера была большой ошибкой. В сентябре 1972 года никто не решился оспорить мнение директора «Моссада», что руки Звайтера по локти в крови. Решение провести ликвидацию было вызвано желанием любым способом внести смятение в ряды лидеров палестинского террора. На месте Звайтера мог оказаться любой публичный палестинский политик, оправдывавший террор.
  Однако сами палестинцы разделились во мнении относительно причастности Ваэля Звайтера к террору, или, как они говорят, «вооруженной борьбе». Абу Ияд, главный вдохновитель и организатор теракта на Олимпиаде в Мюнхене, утверждал, что «Звайтер радикально выступал против любых актов насилия и был совершенно чужд любому террористическому акту». Однако на следующий день после ликвидации Звайтера официальная радиостанция ФАТХ, вещавшая из Багдада, сделала заявление:
  «…Палестинское освободительное движение потеряло одного из наиболее важных товарищей — лидера, бойца, шахида и героя Ваэля Аделя Звайтера, представителя ФАТХ в Италии, убитого израильской разведкой вчера в 22:45 во время его возвращения домой в Риме.
  …Движение ФАТХ просит обратить внимание всего мира, что факт покушения на жизнь героя Ваэля Звайтера — это часть сионистского террора, ведущегося врагом по всему миру. ФАТХ акцентирует вновь, что преследование наших бойцов и их ликвидация только усилит нашу мотивацию к борьбе и революции.
  Революция до победы!»
  К началу зимы 1972 года управление «Кейсария» Майка Харари имело в своем распоряжении уже три отдельных подразделения для выполнения специальных миссий возмездия в рамках операции «Гнев Божий». Каждое подразделение состояло из трех групп общей численностью 12–13 человек, кроме офицеров штаба. Это число варьировалось в зависимости от условий той или иной миссии.
  «Группа логистики» занималась арендой конспиративных квартир, транспортом, проездными документами, обеспечением связи и всеми другими вопросами логистики, которые могли возникнуть в процессе выполнения миссии. Каждый член «группы логистики» обязан был свободно владеть несколькими языками.
  «Группа наружного наблюдения», как правило, самая многочисленная, обязательно включала в свой состав нескольких женщин. Для выполнения своей функции этой группе необходимо было в кратчайшие сроки изучить район операции, «адаптироваться» и максимально «слиться с местным населением». Она не должна была выделяться из общей массы. Каждый член «группы наружного наблюдения» прекрасно владел искусством перевоплощения, используя самый обычный набор трюков: переодевание, солнцезащитные очки, головные уборы, парики, накладные бороды и усы.
  «Группа ликвидаторов», ставившая последнюю точку в операции, была укомплектована из ветеранов элитных спецподразделений Армии обороны Израиля. Эти бойцы всегда работали парами. Их так и называли: «номер 1» и «номер 2».
  Все сотрудники трех особых подразделений «Кейсарии», сформированных Майком Харари осенью 1972 года, вели тайную, двойную жизнь даже внутри «Моссада». Лишь единицы в израильской разведке знали, кто входил в группу Харари. Это было наиболее засекреченное подразделение во всей системе безопасности Израиля. Каждый боец «Кейсарии» знал и был убежден в том, что выполняет прямой приказ главы правительства, задание государственной важности.
  В конце ноября 1972 года группа Майка Харари получила новое задание, ее вывели на очередную цель — официального представителя ФАТХ, пресс-секретаря ООП в Париже доктора Махмуда эль-Хамшари. В отличие от Ваэля Звайтера, причастность эль-Хамшари к террористической деятельности ни у кого не вызывала сомнения. Вообще, в те дни израильские спецслужбы рассматривали каждого представителя ООП как звено в террористической сети, поскольку в их домах и офисах планировались новые теракты. Так называемые дипломаты ФАТХ и других палестинских организаций, входивших в ООП, оказывали террористам всевозможные услуги: тайно перевозили крупные суммы денег, почту и оружие, предназначавшиеся местным террористическим ячейкам, давали консультации и собирали информацию. Но доктор эль-Хамшари, будучи одним из основателей ФАТХ, был гораздо деятельнее и масштабнее других палестинских «дипломатов». В европейских спецслужбах, как и в «Моссаде», имелись серьезные основания полагать, что он в качестве европейского координатора был причастен к целому ряду террористических актов. Наиболее громким из них стал взрыв пассажирского самолета швейцарской авиакомпании Swissair, совершавшего 21 февраля 1970 года плановый рейс по маршруту Цюрих — Тель-Авив. При крушении самолета в окрестностях Цюриха погибли 47 пассажиров и членов экипажа. Доктор эль-Хамшари также был замешан в неудавшемся покушении на Давида Бен-Гуриона во время визита бывшего израильского премьера в Данию в мае того же года. Оперативная информация, поступающая в Тель-Авив из агентурных источников, свидетельствовала, что время от времени его парижская квартира использовалась как склад для хранения оружия «Черного сентября». Он методично собирал информацию о потенциальных иорданских и израильских объектах, которые могли служить удобной мишенью для террористических атак. Уничтожение эль-Хамшари стало бы не только справедливым подведением итогов его террористической деятельности, но и нанесло бы серьезный удар по ФАТХ и «Черному сентябрю».
  Как и большинство лидеров палестинских террористических организаций, доктор Махмуд эль-Хамшари был человеком культурным и высокообразованным. Но в отличие от Ваэля Звайтера, имевшего счастье родиться и расти в среде интеллектуальной элиты, эль-Хамшари пробивался с самых низов, от простого сезонного мальчишки-чернорабочего до доктора истории и одного из лидеров ФАТХ. Махмуд эль-Хамшари родился 1 января 1938 года в бедной крестьянской семье из маленькой деревни Умм Халед на территории современной Нетании 72. В 1948 году семья эль-Хамшари вместе с другими жителями деревни покинула свой дом и бежала от войны в Тулькарем 73, по итогам первой Арабо-израильской войны (1947–1949) попавший под иорданское правление. Спустя несколько лет Махмуд эль-Хамшари, как и многие молодые палестинцы, нашел работу в Кувейте, где началась его стремительная политическая карьера. Во второй половине 1950-х годов он одним из первых присоединился к созданному в Кувейте Ясиром Арафатом и Халилем эль-Вазиром Абу Джихадом новому палестинскому движению ФАТХ. В 1962 году Махмуд эль-Хамшари переехал в Алжир, где стал одним из руководителей местного филиала ФАТХ. После образования Организации освобождения Палестины в 1965 году он был назначен на пост директора Управления алжирского отделения ООП. В алжирский период Махмуд эль-Хамшари успел окончить университет и получил докторскую степень по истории. А в 1969 году, после того как Ясир Арафат был избран председателем ООП, Махмуд эль-Хамшари получил новое назначение и переехал во Францию, сменив Мохаммеда Абу Хатема на посту пресс-атташе ООП в Париже, став также полномочным представителем ФАТХ.
  ООП арендовала для доктора Махмуда эль-Хамшари просторную многокомнатную квартиру на втором этаже в доме № 175 по улице д’Алезия. Доктор быстро освоился на новом месте и даже навел европейский лоск. Он блистал на дипломатических и светских приемах. В отличие от Ваэля Звайтера, державшегося в тени, пресс-секретарь ООП любил находиться в центре всеобщего внимания.
  Неплохо складывалась и его личная жизнь. Через год у Махмуда эль-Хамшари и его французской жены Мари-Клод, с которой он познакомился в Париже в 1970 году, родилась дочь Амина. Мари-Клод даже подумать не могла, что ее муж ведет двойную жизнь. Для нее и всех окружающих доктор Махмуд эль-Хамшари был интеллектуалом, ученым-историком, пресс-атташе ООП и активным пропагандистом «палестинского дела», не имевшим никакого отношения к вооруженной борьбе. Трудно было поверить, что этот начинающий лысеть полноватый молодой мужчина, немного нескладный и рассеянный, принимал активное участие в деятельности европейской сети «Черного сентября».
  В Алжире он прекрасно выучил французский язык, но говорил медленно, аккуратно подбирая слова, словно взвешивая каждую сказанную им фразу. Он продолжал думать по-арабски, и ему нужны были паузы, чтобы подобрать грамотный перевод. Но на собеседников его растянутая речь оказывала магическое воздействие. Доктор эль-Хамшари был обаятельным человеком, очень эрудированным, способным поддержать разговор с любым человеком, на любую тему. Он очень тонко чувствовал собеседника и умел произвести приятное впечатление. Широкие знакомства с французскими политиками и журналистами позволяли ему активно влиять на общественное мнение, создавая неофициальное «палестинское лобби». Он неоднократно организовывал поездки французских общественных и политических деятелей в лагеря палестинских беженцев в странах Ближнего Востока, аккуратно избегая показывать, как живет руководство ООП 74. После мюнхенского теракта и ликвидации Ваэля Звайтера, с которым эль-Хамшари, по всей видимости, был знаком еще со времен своего пребывания в Кувейте, доктор в одном из интервью сказал, что не боится за свою жизнь, но и «не станет искушать судьбу». Несмотря на эти слова, он продолжал вести обычный для него размеренный образ жизни, не задумываясь о мерах предосторожности. У него не было охраны, не было привычки осматриваться по сторонам и избегать темных проулков. В то время как все европейские представители ООП серьезно опасались за свою жизнь после убийства Ваэля Звайтера, доктор эль-Хамшари был уверен, что находился под прикрытием дипломатической неприкосновенности и ему ничего не могло угрожать. Он не скрывал свои взгляды, открыто их высказывал и готов был встречаться с каждым, кто хотел обсудить палестинскую проблему. Этим и решил воспользоваться Майк Харари.
  Эль-Хамшари недолго раздумывал, когда ему пришло приглашение от итальянского журналиста встретиться за чашечкой кофе. Вскоре они уже мило беседовали в небольшом уютном кафе. Журналист задавал очень удобные вопросы, проявляя живой интерес и сочувствие к делу палестинской борьбы. Покончив с «формальной частью» интервью, итальянец плавно перевел разговор на общие темы. Доктор увлеченно рассказывал интересному собеседнику о своей жизни и семье, делился впечатлениями о Париже и Алжире. Они много шутили и смеялись, расставшись почти друзьями спустя пару часов. Перед тем как выйти из кафе, Махмуд эль-Хамшари передал журналисту свою визитку на случай, если у нового знакомого возникнут дополнительные вопросы.
  Доктор эль-Хамшари, конечно, не знал, что обаятельным итальянским журналистом был один из людей Майка Харари, который встретился с ним только для того, чтобы удостовериться в личности «объекта», выяснить его домашний адрес и собрать первую оперативную информацию. Так доктор Махмуд эль-Хамшари в непринужденной обстановке за чашечкой кофе передал «Моссаду» все необходимые сведения для подготовки собственного устранения.
  Следить за ним было не особенно трудно. Были, конечно, некоторые затруднения, связанные с сезонными условиями. На холоде, в снежной слякоти невозможно долго стоять на улице, не привлекая внимания окружающих, а одни и те же машины, припаркованные у дома «объекта», еще больше бросались в глаза. Доктор был человеком публичным, но именно это обстоятельство создавало дополнительную сложность. Двухнедельная слежка не дала почти никаких результатов. Харари и офицерам его штаба никак не удавалось выстроить надежную схему покушения. У эль-Хамшари не было постоянного распорядка дня. Работал он у себя на квартире, где располагался его личный офис. Его выезды предугадать было крайне сложно. Домой он возвращался засветло, когда улицы Парижа полны прохожих. Единственным местом, где можно было совершить покушение, была его квартира. Но тут возникала другая проблема — семья. Одним из обязательных условий проведения операции была безопасность случайных гражданских лиц, в том числе членов семьи. Во время ликвидации ни в коем случае не должны были пострадать жена и годовалая дочь эль-Хамшари.
  Майк Харари прекрасно понимал, что в силу целого ряда объективных причин, время, отведенное на ликвидацию весьма ограничено. В свете последних событий Махмуд эль-Хамшари мог испугаться и почувствовать, что им заинтересовался израильский «Моссад», и тогда миссия наверняка была бы провалена. Харари вынужден был запросить подкрепление, благо директор «Моссада» находился рядом с ним на конспиративной квартире, лично контролируя все этапы операции.
  Цви Замир дал распоряжение усилить «Кейсарию» сотрудниками управления «Кешет» 75. Кроме основной своей специализации, электронного шпионажа и нелегального прослушивания, сотрудники этого подразделения занимались тайным проникновением в квартиры, номера отелей и охраняемые объекты. Они могли взломать любую электронную систему, свободно вскрыть самый сложный сейф. Подразделение «Кешет» было очень немногочисленным. Во главе его стоял легендарный израильский разведчик, мастер перевоплощения и боевых искусств Цви Мальхин, который 12 лет назад лично захватил нацистского преступника Адольфа Эйхмана на улице Гарибальди в Буэнос-Айресе и тайно доставил его на суд в Израиль.
  Утром 7 декабря «итальянский журналист» договорился с доктором Махмудом о новом интервью. Они встретились в небольшом бистро в другом конце Парижа, напротив штаб-квартиры Лиги арабских государств. Пока «журналист» беседовал с эль-Хамшари, группа наружного наблюдения и сотрудники «Кешет» ждали, когда его жена с дочерью покинут квартиру. После того как Мари-Клод с дочерью вышла на улицу, за ней было установлено плотное наблюдение. Лишь только женщина с ребенком удалились на «безопасное» расстояние, сотрудники «Кешет» аккуратно вскрыли входную дверь.
  Это было уже второе проникновение в квартиру Махмуда эль-Хамшари. За несколько дней до этого они таким же образом вошли внутрь, сфотографировав все комнаты под разными углами. Внимательно изучив фотоматериалы, Майк Харари решил, что оптимальным средством для ликвидации будет небольшое взрывное устройство направленного действия. Из снимков квартиры сделали вывод, что доктор Махмуд эль-Хамшари работал в самой дальней комнате за письменным столом, рядом с которым стояла легкая телефонная тумбочка.
  Проникнув в квартиру, сотрудники «Кешет» заложили небольшой заряд пластиковой взрывчатки под телефонной тумбочкой. Смертельный заряд приводился в действие кодированным электронным сигналом, подаваемым с расстояния 500 метров. Необходимо было только услышать голос доктора эль-Хамшари в телефонной трубке, чтобы наверняка знать, что он находился рядом с взрывным устройством.
  На следующий день, в пятницу 8 декабря 1972 года, около 8:00 жена доктора Мари-Клод вместе с дочерью вышли из квартиры. Проводив их до двери, эль-Хамшари вернулся в постель. В это утро он не принимал посетителей, и в квартире царила полная тишина. В 8:50 «итальянский журналист» набрал номер. В трубке раздались три гудка, прежде чем хозяин квартиры подошел к телефону.
  — Алло, — заспанным голосом произнес он.
  — Можно ли пригласить к телефону доктора Махмуда эль-Хамшари? — спросил «итальянский журналист».
  — Он говорит, — ответил доктор эль-Хамшари.
  «Итальянец» подал условный знак. Его напарник нажал на кнопку дистанционного пульта. Взрыв нарушил утренний покой парижан. Доктор Махмуд эль-Хамшари получил ожог более восьмидесяти процентов тела, тяжелейшие ранения в левое бедро и нижнюю часть живота. Он был срочно доставлен в одну из парижских клиник. Ему пришлось сразу ампутировать левую ногу, однако все усилия французских медиков были бесполезны. Доктор скончался в страшных мучениях спустя месяц, 9 января 1973 года. В больнице он успел рассказать парижским следователям об «итальянском журналисте», который позвонил к нему на домашний телефон за несколько секунд до взрыва. Он также добавил, что у него нет сомнения, что это дело рук израильского «Моссада». Так был приведен в исполнение второй смертный приговор.
  Многие в те дни склонялись к тому, что, ликвидируя эль-Хамшари, израильский «Моссад» проводил показательную акцию устрашения, чтобы продемонстрировать палестинским террористам свои неограниченные возможности. На самом деле всё обстояло несколько иначе. Если бы была возможность устранить его ракетой с расстояния 50 километров, никто не стал бы подвергать своих сотрудников риску. В операциях подобного рода всегда имеет значение лишь оптимальный результат, а не каким образом он достигается. Важно наиболее коротким и простым путем достигнуть поставленной цели — «предотвратить» и «упредить».
  Высокопоставленные функционеры ООП в Европе стали еще более опасаться за свою жизнь. Ликвидации в Риме и Париже способствовали нагнетанию страха. Лидеры палестинских террористических организаций в Европе были больше обеспокоены собственным выживанием, чем подготовкой новых терактов. Паника охватила и арабских дипломатов. Сразу после покушения на Махмуда эль-Хамшари арабские дипломаты в Париже выступили с совместным официальным обращением к французским властям, потребовав обеспечить им безопасность.
  В полдень 8 декабря 1972 года в квартире вдовы Андре Шпицера, Энки Шпицер, раздался телефонный звонок.
  — Слушайте вечерние новости.
  — Кто это? — поинтересовалась женщина.
  — Не важно… Это за Андре.
  После каждой ликвидации в квартиры семей погибших израильских спортсменов звонил один и тот же «голос». «Слушайте новости. Это за…»
  Глава двенадцатая
  1973 год. Операция «Гнев Божий». Никосия — Бангкок — Мадрид. Операция «Бардес‐54» и «Бардес‐55». Ливан
  …В любой операции, какую бы мы ни проводили, мы не руководствовались местью. Главное, что давало нам мотивацию, это понимание того, что террористы не прекращают нас убивать, и наша задача остановить их. Мы были выше мести…
  Амос Ярив, генерал-майор
  
  В ноябре 1972 года от бейрутской и дамасской агентуры «Моссада» стала поступать оперативная информация о намерении ФАТХ руками «Черного сентября» совершить нападение на одно из израильских дипломатических представительств. Удара можно было ожидать в любой части света. Двойные агенты ничего конкретного не сообщали, только упоминали об активизации палестинских эмиссаров в странах Восточной Азии. В конце декабря Израиль перенес очередной террористический удар там, где он меньше всего ожидал, — в столице Таиланда Бангкоке.
  За несколько месяцев до этого нападения Министерство иностранных дел Израиля разослало всем дипломатическим представительствам за рубежом новые инструкции по безопасности, в частности предписывавшие усилить внешнее кольцо охраны. Такое же распоряжение поступило и в израильское посольство в Таиланде. Однако местные власти не спешили что-либо предпринимать, полагая, что Таиланд находится слишком далеко от основного театра действий палестино-израильского противостояния. Внешнее кольцо охраны израильского посольства по-прежнему состояло из одного полицейского у главного входа.
  В Бангкоке 28 декабря 1972 года царила праздничная атмосфера, в стране был объявлен национальный праздник по поводу коронации наследного принца. К трехэтажному особняку израильского посольства в центре города подошли двое молодых мужчин весьма представительного вида. Они были одеты в черные фраки и белые сорочки с галстуками, поэтому у таиландского полицейского визитеры не вызвали ни малейшего подозрения. Как позже выяснилось, полицейский принял их за членов израильского дипломатического корпуса, вернувшихся с официального приема в королевском дворце. Лишь после того, как эти двое вошли во двор посольства, полицейский заметил еще двоих, перелезающих через высокую ограду. Эти были в черных кожаных куртках и держали в руках автоматы Калашникова. Прежде чем полицейский успел что-либо предпринять, визитеры во фраках направили на него оружие и просто вытолкали его за пределы посольства, закрыв за ним большие металлические ворота.
  Посол Израиля в Таиланде Рахавам Амир в момент захвата посольства находился вместе с другими израильскими дипломатами на официальном приеме в королевском дворце. Узнав о случившемся, он сразу прибыл к зданию посольства, которое к этому времени уже было оцеплено большими силами армии и полиции. На место инцидента также прибыл заместитель премьер-министра Таиланда, командующий вооруженными силами генерал Чаростира. Он лично возглавил чрезвычайный штаб, разместившийся в школе напротив израильского посольства.
  К этому часу еще не было известно, кто из израильских дипломатов и служащих находился в посольстве в момент проникновения террористов. Трехэтажное здание словно вымерло. Все окна были плотно зашторены, изнутри не доносилось ни единого звука. Было странно видеть, что из окна верхнего этажа израильского посольства свисал палестинский флаг.
  Чуть позже террористы открыли одно из окон и выбросили на улицу записку со своими требованиями. Они сообщили, что у них в заложниках находятся шестеро израильтян. Террористы потребовали от израильских властей немедленно освободить 36 палестинских заключенных, содержащихся в израильских тюрьмах. Среди них Кодзо Окамото, член японской террористической организации «Японская Красная Армия», а также две террористки «Черного сентября» захваченные в мае 1972 года во время освобождения бельгийского авиалайнера Sabena.
  Со временем стали известны имена заложников. В момент нападения в здании посольства находились посол Израиля в Камбодже Шимон Авимор, первый секретарь израильского посольства в Таиланде Ницан Адас, его жена Рут Адас, служащий посольства Пинхас Либаи, член дипломатического корпуса Дан Бари и его жена Сара Бари.
  Для большей убедительности один из террористов открыл окно и выставил в нем одного из заложников с приставленным к его голове стволом калашникова. Рискуя получить пулю, заложник успел выкрикнуть, чтобы таиландские власти не шли на переговоры с террористами и что все заложники готовы умереть за Израиль.
  Сразу после того как стало известно о захвате посольства, Рахавам Амир связался с Иерусалимом. На этот раз Израиль не собирался передавать судьбу своих захваченных граждан в руки местных властей. В Таиланд сразу вылетели пять израильских офицеров, которые должны были подготовить всё для проведения антитеррористической операции силами «Сайерет Маткаль». Спецназовцы Генштаба вылетели в Бангкок с небольшим опозданием, поскольку подразделение находилось на плановых учениях, и потребовалось около часа, чтобы оповестить всех офицеров. Прибытие израильского спецназа было согласовано с премьер-министром Таиланда и ожидалось через сутки.
  В отличие от баварских властей, таиландцы в любой момент были готовы начать штурм посольства. Здание израильского дипломатического представительства окружили снайперами, а под его забором ожидало своего часа специально подготовленное подразделение, оснащенное самым современным вооружением, в том числе гранатами со слезоточивым газом. В нескольких десятках метров от израильского посольства стояли пожарные расчеты и машины «скорой помощи». Половина города была оцеплена полицией, чтобы обеспечить свободный проезд спецтранспорта спасательных служб. В местном госпитале готовились к приему раненых. Не было ни малейшего сомнения, что у палестинских террористов за пределами посольства оставались сообщники, которые передавали им сведения обо всех приготовлениях, что оказывало на них сильное психологическое давление и в конечном счете сыграло ключевую роль в дальнейших переговорах.
  Палестинцы, совершив захват израильского посольства в Бангкоке, совершили огромную глупость. Хасану Саламе, планировавшему операцию, следовало учесть менталитет тайцев, которые на протяжении многовековой истории никогда не были частью чьей-либо империи. Таиланд смог сохранить независимость от европейских государств, в то время как соседние страны были колониями Франции или Великобритании. Монархи Таиланда были обожаемы своими подданными до такой степени, что если монета, на которой был изображен королевский профиль, падала на землю и начинала катиться, считалось величайшим кощунством остановить ее ногой. Захват израильского посольства во время коронации принца стал для тайцев национальным оскорблением.
  Израильский посол Рахавам Амир попросил командующего вооруженными силами Таиланда генерала Чаростира воздержаться от скоропалительных решений, которые могли бы поставить под угрозу жизнь заложников. Тем не менее активные приготовления таиландских полицейских сыграли немаловажную роль в разрешении проблемы с заложниками. С первой же минуты кризиса таиландские власти заняли очень жесткую позицию в переговорах с террористами. Четверо членов «Черного сентября» поняли, что у них нет ни единого шанса выйти из посольства живыми, ни с заложниками, ни без них. В стране, в которой казнят даже за незначительное количество наркотиков, террористам не на что было рассчитывать.
  В послеобеденные часы к месту инцидента приехал премьер-министр Таиланда, возглавивший переговорную группу. Учитывая традиционно дружеские отношения между Таиландом и Израилем, глава таиландского правительства обратился к израильтянам с просьбой не вмешиваться в переговорный процесс. Если израильская сторона открыто откажется вступать в переговоры с террористами, то это как минимум выбьет почву из-под ног «Черного сентября», лишив всю операцию по захвату заложников какого-либо смысла.
  По просьбе премьер-министра Таиланда к переговорам подключился посол Египта, который лично поддерживал постоянную телефонную связь с главарем террористов, пытаясь убедить его отпустить заложников в обмен на свободный вылет в любую страну. В свою очередь, посольство Соединенных Штатов в Египте выступило официальным гарантом безопасности террористов, если израильские заложники невредимыми будут отпущены на свободу.
  Ближе к ночи в средства массовой информации просочилась информация, что террористы отказались от всех своих требований и согласились отпустить заложников взамен на личную неприкосновенность и свободный вылет в Каир.
  В 01:30 с территории израильского посольства выехал голубой автобус с зашторенными окнами. На большой скорости, в сопровождении полицейского эскорта, автобус с шестью заложниками и четырьмя террористами пронесся к международному аэропорту, расположенному в 29 километрах от Бангкока. Там их ожидал специально выделенный самолет таиландской авиакомпании. Чуть позже стало известно, что в качестве гарантий личной безопасности террористы потребовали, чтобы в автобусе вместе с заложниками находились несколько высокопоставленных представителей правительства Таиланда. Добровольными заложниками стали заместитель премьер-министра, командующий вооруженными силами Таиланда, сын премьер-министра, несколько высокопоставленных офицеров армии и полиции, а также посол Египта в Таиланде.
  Перед самым вылетом самолета террористы отпустили всех заложников и, прежде чем вылететь в Каир, сдали оружие офицеру таиландской армии. Таким образом завершился 19-часовой кризис с заложниками, который мог закончиться очередной кровавой бойней. Это была самая бездарная акция «Черного сентября». Хасан Саламе кипел от ярости из-за позорно проваленной операции в Бангкоке и нового прецедента, при котором боевики «Черного сентября» отказались от своего ультиматума, опасаясь за собственные жизни. Его стратегический план состоял в том, чтобы непрекращающимися захватами заложников постоянно приковывать внимание всего мира к палестинской проблеме, выдвигая в первые ряды борцов за создание палестинского государства ФАТХ и «Черный сентябрь». Если из мюнхенской операции террористы «Черного сентября» в глазах палестинцев и арабских стран были настоящими героями, принесшими свои жизни в жертву палестинской борьбе, то теперь они покидали столицу Таиланда, поджав хвосты. Образ непримиримого шахида «Черного сентября» рушился на глазах.
  Тем временем «Моссад» продолжал наносить удары. В середине января 1973 года премьер-министр Израиля Голда Меир подписала очередной, третий смертный приговор. Хусейн Абд эль-Хир в свои 36 лет был уже довольно заметной фигурой не только в ООП, он был хорошо известен в спецслужбах Советского Союза, поскольку долгие годы был одним из ключевых связных ФАТХ с ПГУ КГБ СССР. В поле зрения израильской внешней разведки он попал еще в октябре 1972 года, но приблизиться к нему было чрезвычайно сложно. Жил он в самом центре Дамаска и пользовался неограниченной благосклонностью сирийских властей. Описываемые события происходили накануне войны Судного дня (1973). Сирийские спецслужбы с подозрением относились ко всем иностранцам и неместным арабам, вся страна переживала очередной всплеск антиизраильской истерии. Они прекрасно понимали, кому предоставили убежище и кто именно был заинтересован в ликвидации Хусейна Абд эль-Хира. Убрать видного функционера ФАТХ в предвоенном Дамаске было далеко не то же самое, что ликвидировать Ваэля Звайтера в Риме или Махмуда эль-Хамшари в Париже. Слишком велик был риск поставить под удар свою дамасскую резидентуру, которая кропотливо создавалась «Моссадом», АМАН и ШАБАК на протяжении целых десятилетий.
  В ноябре — декабре 1972 года в Тель-Авив в штаб-квартиру «Моссада» поступило срочное донесение от одного из глубоко законспирированных агентов в ФАТХ о том, что Хусейн Абд эль-Хир намеревается в ближайшее время вылететь из Дамаска в кипрскую столицу Никосию. Рассматривались две возможные причины его поездки на Кипр. Встреча с одним из сотрудников советского посольства в Никосии или новое назначение представителем ООП и ФАТХ на Кипре. Управление специальных операций «Кейсария» не могло не воспользоваться представившейся возможностью.
  Начиная с 1960-х годов Никосия была переполнена всякого рода темными личностями из мира шпионажа и террора. Каждая уважающая себя спецслужба считала необходимым обозначить свое присутствие в Никосии. Агенты Советского Союза, Соединенных Штатов, Восточной Германии, Великобритании, Болгарии, Испании, Сирии, Египта и других стран плотно обосновались в этом островном государстве. Не были исключением палестинцы и израильтяне. Что касается израильского «Моссада», то он традиционно имел в Никосии очень сильные позиции. Удобное геополитическое положение Кипра и невмешательство местных властей во внутренние хитросплетения иностранных спецслужб создавали исключительные условия для управления своими ближневосточными агентурами из Никосии. Шпионы, предатели, авантюристы и беглые преступники облюбовали остров, на котором практически весь год светило солнце. Иногда в Никосии среди ночи находили труп, изрешеченный пулями, но кипрская полиция предпочитала не вмешиваться, что весьма устраивало как иностранные спецслужбы, так и прочих пришлых «бродяг».
  С одной стороны, Абд эль-Хир был легкой мишенью. Он жил в пятизвездочном отеле, поскольку не успел снять постоянное жилье. Он не был вооружен и не держал при себе охрану. Последние годы до его приезда на Кипр вся его деятельность сводилась к поддержанию связи между ФАТХ и КГБ. Абд эль-Хир напрямую не принимал участия в террористических акциях и был уверен, что о его членстве в «Черном сентябре» никому не известно. Это придавало ему уверенность и делало его неосмотрительным. Но с другой стороны, в городе, напичканном агентами всевозможных спецслужб, где каждый твой шаг мог контролироваться конкурентами, установить постоянную слежку было достаточно непросто.
  Сразу по прибытии в Никосию Хусейн Абд эль-Хир остановился в просторном люксе отеля «Олимпик», расположенного на бульваре Президента Макариоса. Майк Харари со своими людьми снял номер в соседнем отеле, из окон которого можно было, не привлекая внимания, вести круглосуточное наблюдение за жилищем Абд эль-Хира. В послеобеденные часы 24 января 1973 года, когда номер Абд эль-Хира пустовал, сотрудники «Кешет» проникли внутрь и установили пластиковую взрывчатку у изголовья его кровати, спрятав ее в стенном ночнике. Приводное устройство было вмонтировано под его матрацем. Взрыв мог произойти только в том случае, если Абд эль-Хир ляжет в кровать, тогда под тяжестью его тела соединятся два контакта и замкнут цепь. Но чтобы избежать случайных жертв, взрыв, как и в случае с эль-Хамшари, мог произойти только при наличии электронного сигнала, посланного с пульта дистанционного управления. Место закладки смертоносного заряда было выбрано вполне целенаправленно. Если бы взрывчатку заложили под кроватью, то не было бы стопроцентной уверенности в успехе покушения, а усиливать заряд специалисты «Кешет» не хотели, чтобы избежать дополнительных жертв.
  В отель «Олимпик» Хусейн Абд эль-Хир вернулся за полночь и сразу поднялся в свой номер. Сотрудник «Кейсарии» сидел в машине перед фасадом отеля и ждал условный сигнал от группы наружного наблюдения. Он видел, как в окнах номера Абд эль-Хира зажегся и спустя несколько минут погас свет. Получив условный сигнал, он выждал еще минуту и только после этого нажал на кнопку пульта дистанционного управления. Спустя мгновение раздался глухой хлопок и ослепительная вспышка. Взрыв разорвал тело Абд эль-Хира на куски. Поначалу в отеле никто ничего толком не понял. Лишь только после того, как был потушен пожар в номере, пожарные обнаружили наполовину обуглившиеся части тела, разбросанные по всей комнате.
  Майк Харари, наблюдавший за происходящим из окна соседнего отеля, спокойно задернул штору и не торопясь принялся собирать вещи. Список операции «Гнев Божий» пополнился еще одним именем.
  Убийства Ваэля Звайтера, доктора Махмуда эль-Хамшари и Хусейна Абд эль-Хира, совершенные в разных странах с промежутком в полтора месяца, имели общий почерк. Высокопрофессиональная группа киллеров методично уничтожала лидеров ФАТХ и «Черного сентября». У палестинского руководства ни на секунду не возникло сомнения, что за всеми тремя убийствами стоял израильский «Моссад». Но «Черный сентябрь» не попытался залечь на дно, а, в свою очередь, выслеживал сотрудников «Моссада».
  После покушения на офицера «Моссада» Цадока Офира, работавшего в Бельгии под дипломатическим прикрытием, Управление оперативного планирования «Цомет» разработало специальные инструкции по безопасности для своих сотрудников в Европе и других частях мира. Каждого оперативного сотрудника, отправлявшегося на встречу со своим информатором, должен был сопровождать опытный телохранитель. Эти инструкции следовало неукоснительно соблюдать вне зависимости от места встречи, личности информатора и степени доверия к нему. Но обеспечить телохранителями весь штат сотрудников европейского отдела за короткий срок было практически невозможно. И пока «Моссад» продолжал нести потери.
  Простое совпадение, но через день после ликвидации Хусейна Абд эль-Хира израильские спецслужбы получили очень болезненный удар, нанесший европейской агентуре «Моссада» колоссальный урон. В самом центре Мадрида, средь бела дня, на глазах у десятков прохожих агентами «Черного сентября» в упор был расстрелян резидент отдела ФАХА Барух Коэн. Основной задачей отдела ФАХА была борьба с терроризмом, в частности вербовка палестинских студентов, обучавшихся в европейских университетах. В начале 1970-х годов в Израиле был выпущен фотоальбом, посвященный героям Шестидневной войны (1967). На одной из страниц издателями опрометчиво была помещена большая фотография Баруха Коэна в форме офицера Армии обороны Израиля. Злополучный фотоальбом попал в руки палестинских террористов практически сразу после поступления его в продажу. Для разведчика-нелегала, работавшего в Европе против «Черного сентября» и ФАТХ, это было равносильно отсроченному смертному приговору. Так же, как и израильтяне, палестинцы методично собирали информацию о сотрудниках израильских спецслужб и офицерах Армии обороны Израиля.
  Барух Коэн родился в Хайфе в 1942 году в еврейской семье, жившей в Палестине уже пять поколений. Бытовой арабский язык для евреев, проживавших в Палестине, был таким же родным языком, как и русский для евреев Российской империи или французский для евреев Франции. Поэтому в своем доме арабский язык он слышал чаще, чем иврит, на котором его родители говорили не очень хорошо. В 1965 году после окончания срочной службы Барух Коэн как «носитель языка» был приглашен в Арабский департамент общей службы безопасности ШАБАК. В качестве оперативного сотрудника службы безопасности он прекрасно зарекомендовал себя, работая с палестинским населением в северных районах Израиля. По окончании Шестидневной войны (1967) Барух Коэн был повышен в должности до регионального координатора на оккупированных территориях Западного берега реки Иордан, фактически занимая пост военного губернатора Шхема. Поскольку Барух Коэн рос среди палестинцев, он очень хорошо знал не только арабский язык, но и местный менталитет, благодаря чему у него сложились очень хорошие отношения с населением. Палестинские арабы между собой никогда не произносили его имя, а уважительно и со страхом звали просто — «капитан». Во многом благодаря созданной им агентурной сети информаторов на Западном берегу реки Иордан и на севере Израиля в ноябре 1972 года израильской контрразведкой была раскрыта действующая внутри страны марксистско-арабо-еврейская шпионская сеть сирийской разведки, возглавляемая 25-летним студентом Хайфского университета евреем Уди Адивом 76 и владельцем хайфского книжного магазина палестинцем Даудом аль-Турки. Когда палестинский террор стал угрожать израильским и еврейским объектам в Европе, Баруха Коэна пригласили работать в «Моссад».
  В 1970 году он вместе с женой и четырьмя детьми переехал в Брюссель, в котором в то время находился руководящий центр израильской резидентуры, и стал работать в Управлении оперативного планирования «Цомет». В 1972 году после создания в «Цомете» отдела ФАХА Коэн возглавил его европейскую резидентуру. Руководство израильской внешней разведки вполне оправданно полагало, что его опыт работы в Арабском департаменте ШАБАК поможет вербовать агентов и осведомителей в среде палестинских студентов.
  В 1972 году только в одной Западной Германии обучалось более 6 тысяч палестинских студентов. Примерно так же обстояли дела во Франции, Италии, Скандинавских странах, Голландии и Бельгии. Фактически палестинцы были в любой части Западной Европы. Они имели свой бизнес — ночные клубы, туристические агентства, продуктовые магазины, прачечные, пекарни и рестораны. Понятно, что все они были открыты не ради одной прибыли. Они оказывали массу скрытых от чужих глаз, порой противозаконных услуг. Это были точки сбора и отправки денег. «Почтовые отделения». Места тайных встреч и нелегальных явок. Через них всегда можно было разыскать нужного человека или передать информацию в нужные уши. Система была хорошо отлажена и работала как швейцарские часы.
  Как правило, только палестинская бизнес-элита могла себе позволить отправить своих детей на учебу в западноевропейские университеты. Кто был попроще, учился в Бейруте, в арабских странах или Советском Союзе. Палестинские юноши, попавшие в Западную Европу, сразу получали сильный эмоциональный шок. Чужая страна, чуждая культура, незнакомая «лающая» речь. Они постоянно чувствовали себя оторванными от собственных корней. Это невольно заставляло их жаться друг к другу. Они вместе снимали квартиры или старались компактно жить в студенческих общежитиях. Они делали покупки в одних и тех же магазинах, ходили в одни ночные клубы. Слишком распущенные, в их понимании, европейские женщины, безвкусная еда, пошлая музыка. Все «западное» пробуждало в них постоянно ноющую ностальгию по своему миру, который они вынуждены были оставить ради образования или в поисках лучшей жизни. Для ФАТХ, «Черного сентября» и других палестинских террористических организаций все эти молодые люди были «непаханым полем» для вербовки новых членов в свои ряды. Большинство палестинских студентов, присоединившихся к террористам, хотели лишь оказаться в знакомой среде, среди людей, близких им по менталитету и культуре. Тем не менее, вне зависимости от причин и степени участия в деятельности организации, они становились неотъемлемой частью европейской террористической сети.
  В 1970-х годах «Моссад» вербовал очень много осведомителей в среде палестинских студентов. В принципе это было не так сложно. Оторванные от своих семей, попав в руки опытного оперативного работника, они становились легкой добычей. Начиная с незначительного одолжения, они все более и более запутывались в сложной шпионской игре. Если террористические организации играли на ностальгии, то «Моссад» открыто вербовал деньгами или другими соблазнительными предложениями. Сотрудники «Моссада» никогда не работали вслепую. Они всегда знали, к кому подойти. Управление «Цомет» непрерывным потоком получало информацию от Арабского департамента ШАБАК о семьях палестинских студентов, учившихся за границей. Они всегда знали, кто из студентов придерживается националистических взглядов, кто является сторонником партии БААС, кто воспитывался в ультрарелигиозных традициях, какая семья настроена произраильски, какая антиизраильски или относится к криминальному клану, сколько у семьи было припрятано денег под половицей. Вся эта информация имела исключительную важность при вербовке осведомителя или будущего агента.
  Бельгийская столица была главной базой европейской резидентуры «Моссада». На протяжении нескольких лет Барух Коэн каждую неделю выезжал из Брюсселя на три-четыре дня «по делам бизнеса», объездив всю Западную Европу вдоль и поперек. Сотрудники его группы контролировали все крупные университетские города Европы. Сам Коэн активно участвовал в вербовке палестинских студентов, посещая университеты, кафетерии и места, в которых они любили проводить свободное время. Он был одним из лучших профессионалов израильской внешней разведки. Встречаясь с потенциальным информатором, он никогда не представлялся израильтянином. Его опыт говорил о том, что любой палестинец может с легкостью найти оправдание измене родине, но сотрудничество с сионистами было самым страшным предательством, на которое было очень тяжело склонить человека. Его безупречный арабский язык позволял ему представиться кем угодно, говорить на любом ближневосточном диалекте или разговаривать с нужным ему европейским акцентом. Обычно он выдавал себя секретным агентом НАТО, Египта или Испании. Прежде чем начать разговор, он изучал потенциального информатора. Его интересовало абсолютно всё: сексуальные фантазии, сексуальная ориентация, неосуществленные мечты, скучает ли по дому, погряз ли в долгах, с кем общается и дружит, кого боится, в кого влюблен, взаимны ли его чувства. Барух Коэн всегда интересовался семьей, здоровьем матери. Если мать болела, он предлагал помощь, даже госпитализацию в европейскую больницу. Всегда выполнял свои обещания. Всё взамен нескольких незначительных коротких ответов. Он виртуозно владел всеми тонкостями ближневосточного разговора. Барух Коэн всегда создавал располагающую атмосферу, ставил популярную восточную музыку, угощал своего собеседника восточными сладостями, которые было крайне сложно найти в странах Западной Европы. Когда было нужно, он отправлял к новому знакомому дорогую проститутку, если это помогало обработать информатора и привлечь его к работе. В разговоре он намеренно избегал таких слов, как «сотрудничество», «информация», «вербовка», всё то, что могло вызвать негативные ассоциации с темой шпионажа. Задача Коэна состояла в том, чтобы во время беседы нащупать слабое место потенциального информатора и затем управлять им, дергая за нужные ниточки его слабостей и страстей. Всё, что ему необходимо было сделать, — это только завязать разговор. Остальное было делом безупречной техники.
  Барух Коэн и его группа всегда действовали осмотрительно. Но после трагедии на ХХ летних Олимпийских играх в Мюнхене руководство «Моссада» оказывало на них сильное давление, требуя большего числа информаторов. Они должны были в самый короткий срок предоставить подробный отчет о палестинской террористической сети в Западной Европе, о которой в Тель- Авиве имели весьма туманное представление. ФАТХ не собирался останавливаться и продолжал наносить чувствительные удары по израильским целям в Европе и по всему миру. Информаторы Баруха Коэна и его группы должны были стать передней линией обороны Израиля. Невзирая на смятение, вызванное в рядах палестинских лидеров деятельностью «Кейсарии» Майка Харари, террористы не испытывали недостатка в мотивированных боевиках, готовых выполнить любой приказ. Единственная возможность их остановить — любой ценой заранее выведать их планы. Вероятно, именно это стало роковым для Баруха Коэна.
  В январе 1973 года он прилетел в Мадрид, чтобы встретиться с палестинским студентом по имени Самир. Он был активистом ФАТХ и доверенным источником «Моссада». Они договорились встретиться утром 26 января в 9:00 у «Кафе Морисон» на улице Хосе Антонио. Поздоровавшись с информатором, Барух Коэн заметил двоих подозрительных мужчин, быстро приближавшихся к ним, пересекая проезжую часть. Его информатор неожиданно бросился бежать, Коэн мгновенно всё понял, но не успел ничего предпринять. Три быстрых выстрела пронзили его грудь, четвертая пуля сразила случайного прохожего. Коэн упал как подкошенный на тротуар. Все три пули, попавшие в него, поразили жизненно важные внутренние органы. Полиция и машины «скорой помощи» прибыли на место покушения в течение нескольких минут, но Баруха спасти не смогли. В мадридской больнице Франциско Франко он умер на операционном столе, не приходя в сознание.
  В тот же вечер «Черный сентябрь» взял на себя ответственность за ликвидацию израильского агента «Моссада» Ури Молова (под таким именем Баруха Коэна знал студент Самир). Но во внутреннем кармане пиджака убитого был найден паспорт на имя израильского бизнесмена Моше Ханана Ишая (это было его официальное прикрытие). Поэтому в первых сообщениях испанских СМИ сообщалось, что в центре Мадрида был застрелен израильский бизнесмен. Поскольку между Израилем и Испанией в те годы не существовало официальных дипломатических отношений, израильтяне предпочли сохранить его инкогнито. Только после перевозки тела в Израиль канцелярия главы правительства распространила официальное сообщение о смерти Баруха Коэна.
  Все мировые СМИ связали убийство сотрудника израильских спецслужб с местью «Черного сентября» за ликвидацию Ваэля Звайтера, доктора Махмуда эль-Хамшари и Хусейна Абд эль-Хира. Но на самом деле, как я уже упомянул, дата смерти Баруха Коэна стала простым совпадением. Он был давно раскрыт, покушение на него планировалось уже несколько месяцев. «Черный сентябрь» только ждал удобного случая, чтобы выманить его на встречу с двойным агентом. Однако у «Моссада» были веские основания подозревать в причастности к этому убийству не столько «Черный сентябрь», сколько НФОП. Расследование причин провала, проведенное оперативниками «Моссада» по свежим следам, показало, что все нити тянутся к руководителю европейского отделения НФОП Мухаммеду Будиа, последние годы проживавшему в Париже. Его ликвидация была лишь вопросом времени.
  1973 год стал настоящим адом для палестинских террористов. Лидеры «Черного сентября» и других палестинских террористических организаций пребывали в постоянном страхе за свою жизнь. Обещание Голды Меир настигнуть террористов в любом месте и в любое время неукоснительно выполнялось израильскими спецслужбами и спецназом. В то время как группа Майка Харари уничтожала палестинских лидеров в Европе, спецназ наносил удары в самое сердце террористических анклавов на территории Ливана.
  В конце 1972 года из источников Управления военной разведки АМАН стала поступать тревожная информация, что ФАТХ решил изменить стратегию террористических вылазок, акцентировав внимание на морском направлении. С этой целью палестинскими боевиками были приобретены в большом количестве морские транспортные средства сверхмалого водоизмещения. В ноябре 1972 года на одну из морских учебных баз ФАТХ поступили небольшие моторные лодки и скоростные гидроциклы, благодаря которым боевики рассчитывали прорваться к побережью Израиля и совершить ряд показательных терактов. Большинство самых крупных и густонаселенных городов Израиля выросли прямо на средиземноморском побережье, и это могло серьезным образом дестабилизировать внутреннюю ситуацию в стране, еще не оправившейся от «мюнхенского шока». Если раньше в «группу риска» входили населенные пункты, расположенные главным образом в северных приграничных районах, то теперь палестинские террористы охватывали Израиль с моря, получая возможность наносить удары по Нагарии, Акко, Хайфе, Нетании, Тель-Авиву, Ашкелону и Ашдоду. Ситуация усугублялась тем, что надводные средства таких малых размеров крайне сложно своевременно обнаружить, а это значительно усложняет перехват. На практике это означало, что морская граница страны фактически открыта для террористов. Кроме моторных лодок и гидроциклов, ФАТХ получил большое количество подводных средств и мин самой последней модификации для проведения диверсий в израильских морских портах.
  В первых числах февраля 1973 года кабинет безопасности правительства Голды Меир принял принципиальное решение о проведении в районе береговой полосы соседнего Ливана расширенной антитеррористической операции. В список потенциальных целей были включены морские учебные базы ФАТХ, а также объекты других палестинских террористических организаций, являвшиеся базами для нанесения удара по Израилю со стороны моря, на которых под присмотром специально приглашенных иностранных инструкторов проходили подготовку десятки боевых пловцов.
  После изучения материалов разведки, в том числе аэрофотосъемки, сделанной самолетами-разведчиками, были выбраны три основные цели, расположенные на северо-западе Ливана недалеко от города Триполи. В 180 километрах от ливано-израильской границы ФАТХ основал три учебных центра, где проходили специальную подготовку не только палестинские террористы, но и наемники со всего арабо-мусульманского мира, включая выходцев из мусульманских общин Западной Европы.
  По данным АМАН, курс подготовки был рассчитан на 6–8 месяцев. После окончания обучения морских диверсантов собирались перебросить на территорию Израиля или в приморские страны Западной Европы для проведения диверсионных акций против израильских объектов.
  Руководил учебными центрами один из высших офицеров ФАТХ Ибрагим эль-Муджа. Уже около пяти лет он находился под пристальным вниманием израильских спецслужб. Именно он стоял за терактом на иерусалимском рынке Махане Иегуда, когда 22 ноября 1968 года в результате взрыва автомобиля, начиненного 200 килограммами TNT, погибло 12 человек и более сотни получили ранения. Сейчас предоставлялась возможность расправиться со старым врагом. Проблема состояла лишь в том, что палестинские террористы, опасаясь налета израильских ВВС, как всегда, преднамеренно разместили учебные центры в густонаселенных лагерях палестинских беженцев Нахр эль-Бааред (Холодная река) и Нахр эль-Бадауи (Бедуинская река).
  В начале февраля на стол начальника Генерального штаба Армии обороны Израиля генерал-лейтенанта Давида Эльазара лег план развернутой антитеррористической операции на северо-западе Ливана. Так как объекты нападения находились на расстоянии 20 километров друг от друга, было предложено провести одновременно две автономные антитеррористические операции, получившие кодовые названия: лагерь палестинских беженцев Нахр аль-Бааред — «Бардес-54» и лагерь палестинских беженцев Нахр эль-Бадауи — «Бардес-55». На этот раз обе операции было решено провести без участия «Сайерет Маткаль», задействовав исключительно силы спецназа 35-й бригады ВДВ и спецподразделений ВМС, высадив со стороны моря два крупных десанта.
  Первой сводной группой морского десанта командовал заместитель командира 35-й бригады ВДВ подполковник Амос Ярон, в недавнем прошлом командир спецподразделения «707». Она включала в себя бойцов спецназа 35-й бригады ВДВ и морских коммандос «Шайетет-13». Перед ней командованием Генштаба была поставлена задача высадиться на ливанском побережье недалеко от лагеря Нахр эль-Бааред и уничтожить объекты:
  1) «Геула-1» 77 — морская база ФАТХ, с которой палестинские боевики собирались нанести удар по прибрежным городам Израиля;
  2) «Геула-2» — штаб крупной палестинской террористической группировки, входящей в состав ФАТХ;
  3) «Геула-3» — офисы (НФОП) второй по численности палестинской террористической организации в составе ООП.
  Первые два объекта были отданы на откуп спецназу 35-й бригады ВДВ. Удар по третьей цели должны были нанести морские коммандос «Шайетет-13» под командованием майора Гади Шефи. Все объекты располагались на территории лагерей палестинских беженцев, в устье реки примерно в полукилометре от берега. В лагере Нахр аль-Бааред проживали по меньшей мере 12 тысяч палестинских беженцев. К тому же на территории лагеря и его окрестностей действовала многочисленная хорошо вооруженная и организованная палестинская милиция.
  Вторая группа сводного десанта состояла из морских коммандос «Шайетет-13», бойцов спецподразделения «707» и спецназовцев 35-й бригады ВДВ. Перед ними была поставлена наиболее сложная и опасная задача: проникнуть на территорию лагеря Нахр эль-Бадауи и уничтожить объекты, обозначенные на картах Генштаба как «Ахува» 78:
  1) ремонтные мастерские;
  2) учебная база ФАТХ, о которой неоднократно сообщалось в донесениях Управления военной разведки АМАН;
  3) здание тюрьмы.
  Военная разведка докладывала, что на территории лагеря беженцев Нахр эль-Бадауи находилось большое число хорошо вооруженных боевиков ФАТХ. Операцию предстояло проводить в густонаселенных районах против значительно превосходящих по численности сил противника. И при использовании хотя бы пары батальонов пришлось бы отказаться от внезапной атаки. В таком случае террористы обязательно спровоцировали бы на территории лагеря массовые беспорядки, как всегда, выставив перед собой живой щит из мирных жителей, что вело к неминуемым потерям среди гражданских лиц, не причастных к террору. На следующий же день пропаганда ООП раструбила бы на весь мир, что израильтянами была проведена не военная операция против террористических группировок, а карательная акция в отношении палестинских беженцев. Спецназу предстояло действовать не количеством, а качеством.
  С 16 февраля 1973 года под завесой глубокой секретности начались непрерывные изнурительные учения.
  Спецподразделения были переведены на боевой режим несения службы. До окончания операции были отменены все краткосрочные отпуска, покидать пределы баз разрешалось только старшему офицерскому составу.
  На закрытом участке побережья на севере Израиля были выстроены специальные макеты — точные копии объектов, которые следовало уничтожить во время проведения операции. Учения проводились в ночные часы при крайне неблагоприятных погодных условиях. Невзирая на низкую температуру, порывистый ветер и высокие волны, подразделения спецназовцев отрабатывали детали ночной высадки, прохода, захвата, минирования и отхода. Особое внимание уделялось взаимодействию отдельных групп. Прорабатывались самые невероятные сценарии развития событий, включая занятие круговой обороны и эвакуацию собственными силами. Несмотря на то что операция проходила у самой кромки моря, учитывать следовало всё, поскольку на расстоянии 180 километров от собственных границ любая непредвиденная мелочь могла привести к катастрофе. В случае обострения ситуации можно вывести из окружения и обстрела небольшую группу бойцов, но, когда речь идет о нескольких ротах, весьма велика вероятность увязнуть на вражеской территории.
  19 февраля 1973 года были проведены итоговые учения, на которых присутствовали высшие офицеры, включая начальника Генерального штаба Армии обороны Израиля. Лишь после того как генерал-лейтенант Давил Эльазар лично убедился в том, что операция подготовлена на двести процентов, он одобрил план высадки и дал разрешение на ее реализацию.
  Бойцы были предельно измотаны изнурительными ночными учениями, однако времени на отдых совершенно не оставалось. Приказ о начале операции поступил уже на следующий день, как только выдались благоприятные для высадки погодные условия. Погода в феврале крайне непредсказуема и капризна, и командование решило не рисковать и тут же приступить к реализации плана.
  20 февраля 1973 года в атмосфере строжайшей секретности сводный морской десант погрузился на ракетные катера и вышел в море, взяв курс в направлении ливанского побережья. Поскольку террористы ожидали нанесения удара, при выходе в море соблюдались исключительные меры предосторожности. Чтобы не привлекать внимания, десант был разделен на мелкие группы. С периодичностью в несколько часов они выходили из Хайфского порта и только в нейтральных водах соединялись в эскадру.
  В ночь с 20 на 21 февраля эскадра легла в дрейф в нейтральных водах напротив ливанского Триполи. Наиболее сложная и опасная задача стояла перед сводным десантом «Ахува». Единственная возможность уничтожить объекты и затем с минимальными потерями вернуться на суда заключалась в неожиданности нападения. Заранее было оговорено, что сводный десант «Геула» начнет действовать только после того, как начнется операция в палестинском лагере беженцев Нахр эль-Бадауи.
  Под покровом ночи с ракетных катеров на воду были спущены 14 резиновых моторных лодок, на которых разместились спецназовцы 35-й бригады ВДВ, морские коммандос и трое боевых пловцов спецподразделения «707». Достигнув береговой полосы, получившей кодовое название «Белая», отряд «Ахува» бегом преодолел открытый участок и укрылся в густой оливковой роще, за которой начинались первые постройки Нахр эль-Бадауи.
  В это же время в 20 километрах в устье реки пристали 11 резиновых моторных лодок сводного десанта «Геула». Эта прибрежная полоса получила кодовое название «Желтая». Укрывшись в большом портовом бензохранилище, бойцы отряда «Геула» стали ожидать приказа к началу своей части операции.
  Оливковая роща была усыпана сухими ветками, ломавшимися под подошвами ботинок. Стараясь не поднимать шума, отряд «Ахува» стал продвигаться к лагерю Нахр эль-Бадауи, разделившись на три группы. Уже через несколько минут первая группа вышла на исходные позиции и залегла у окраины рощи прямо перед одной из целей. Ремонтные мастерские были буквально зажаты между жилыми домами. По сведениям военной разведки, в них обслуживались морские транспортные средства, на которых террористы планировали совершить прорыв к израильскому побережью. Чтобы приблизиться к цели, необходимо было преодолеть совершенно открытый, полностью простреливаемый участок длиной 30–50 метров. Однако, прежде чем израильтяне приготовились к атаке, из близлежащих жилых домов по ним был неожиданно открыт шквальный автоматный огонь. По всей видимости, часовые услышали приближение большой группы людей, прорывающихся сквозь густые оливковые заросли. Трое израильских спецназовцев, двое десантников и один боец спецподразделения «707» в первые минуты боя получили тяжелые ранения. Неожиданная атака сорвалась, и иного пути, как продвигаться вперед, не оставалось, поскольку в оливковой роще морской десант перебили бы в течение нескольких минут. Сделав несколько залпов из ручных гранатометов, первая группа отряда «Ахува» пробилась к окраине лагеря Нахр эль-Бадауи. Получив прикрытие зданий, спецназовцы использовали свое главное преимущество — профессионализм. Продвигаясь по узким проходам Нахр эль-Бадауи, они быстро сломили ожесточенное сопротивление палестинских боевиков. Бóльшая часть террористов погибла, а оставшиеся в живых предпочли ретироваться и искать убежище в глубине лагеря. Не тратя время на преследование боевиков, спецназовцы уничтожили ремонтные мастерские и отошли к месту высадки, унося на себе троих раненых.
  Вторая группа отряда «Ахува» смогла незамеченной вплотную приблизиться к зданию дисциплинарной тюрьмы ФАТХ. Появление израильского морского десанта для террористов стало полной неожиданностью. Заложив заряд взрывчатки, они снесли входные металлические ворота и ворвались на территорию тюрьмы. Охрана была настолько деморализована внезапным появлением израильтян, что даже не оказала сопротивления, а лишь попыталась укрыться внутри здания. После непродолжительного боя израильтяне заняли первый этаж, уничтожив по меньшей мере 18 боевиков. Заложив несколько мощных зарядов взрывчатки под несущие конструкции, израильские спецназовцы превратили здание тюрьмы ФАТХ в бесформенную кучу обломков, спокойно без потерь отойдя к точке общего сбора.
  Третья группа вышла к своему объекту, когда палестинские террористы уже поняли, что ночная перестрелка не очередная межклановая разборка, а налет израильтян. Не вступая в бой, они оставили учебную базу ФАТХ и разбежались. Еще не успевшие остыть постели свидетельствовали, что в учебном центре находилось около трех десятков курсантов. Прежде чем уничтожить базу, спецназовцы собрали всё, что могло представлять интерес для израильской разведки и службы безопасности. Именно благодаря захваченным секретным документам ФАТХ спецслужбы смогли предотвратить несколько крупных терактов, планируемых у побережья Израиля.
  Через 45 минут после того, как раздались первые выстрелы в лагере Нахр эль-Бадауи, поступил приказ к началу антитеррористической операции «Бардес-54». Несмотря на крайне тяжелый ночной марш-бросок, группа «Геула-1» в назначенное время вышла к окраине лагеря Нахр аль-Бааред к морской базе ФАТХ, буквально на голову свалившись палестинским террористам. В коротком бою, воспользовавшись фактором неожиданности, израильские спецназовцы ликвидировали 14 боевиков и одного из террористов захватили в плен.
  Вторая группа «Геула-2», в которую входили бойцы спецназа 35-й бригады ВДВ и морские коммандос «Шайетет-13», планировала нанести удар по штабу террористической группировки «Вооруженная борьба», входящей в структуру ФАТХ. Разделившись на два отряда, десантники и морские коммандос двинулись к лагерю Нахр эль-Бааред через густо заросшую оливковую рощу. Еще на полпути к лагерю со стороны моря донесся шум ночного боя, поэтому командир группы не стал дожидаться разрешения, а сразу отдал приказ войти в Нахр эль-Бааред. Десантники успели миновать лишь несколько ветхих построек на окраине лагеря, как им навстречу неожиданно вылетел военный джип с вооруженными боевиками ФАТХ. Вероятно, боевики не сразу заметили израильских спецназовцев и не успели вовремя покинуть джип. Десантники с близкого расстояния, практически в упор, расстреляли машину, уничтожив троих террористов. Путь к объекту был открыт, однако одна из трассирующих пуль попала в полупустой бензобак джипа. Машина тут же взорвалась, осветив ярким пламенем всю округу, включая группу спецназовцев. Пролившийся бензин преградил путь. До объекта оставалось не более сотни метров. Не теряя темпа, десантники обогнули опасный участок через параллельную улицу и ворвались на территорию штаба, уничтожив еще около десятка боевиков, несших ночной караул или пытавшихся за его стенами найти укрытие.
  Одновременно с десантниками с левого фланга на территорию штаба ворвались морские коммандос. В этот момент произошла трагическая оплошность, поставившая под угрозу всю группу «Геула-2». Один из бойцов «Шайетет-13» метнул в окно здания осколочную гранату, которая, ударившись о металлическую решетку, отскочила назад и покатилась под ноги морским коммандос и десантникам. Другой боец «Шайетет-13» тут же среагировал, действуя на рефлексе, подхватил гранату и попытался откинуть ее в сторону, но не успел. Она взорвалась у него прямо в руках. В результате взрыва ему оторвало руку, выбило правый глаз и серьезно повредило челюсть. Вместе с ним тяжелые ранения получили еще трое десантников и боец «Шайетет-13».
  Уничтожив здание штаба террористической группировки и еще несколько административных зданий, принадлежавших ФАТХ, отряд «Геула-2» стал выходить из лагеря, унося на своих плечах пятерых тяжело раненных бойцов. Уже на самой окраине Нахр эль-Бааред они неожиднанно столкнулись с крупным отрядом боевиков. Поскольку в группе «Геула-2» было много раненых, подполковник Амос Ярон, шедший во главе отряда, принял решение занять круговую оборону и дождаться вертолетного подкрепления, чтобы эвакуировать раненых. К сожалению, место, где укрепились спецназовцы, не подходило для вертолетной посадки в ночных условиях и простреливалось со всех сторон. Пилотам вертолетов пришлось проявить немало мужества и мастерства, чтобы под автоматно-пулеметным обстрелом умудриться подхватить раненых. В конечном итоге эвакуация прошла успешно, и группа «Геула-2» смогла налегке прорваться к месту первоначальной высадки, уйдя от преследования через оливковые заросли под прикрытием огня боевых вертолетов.
  Третья группа, «Геула-3», состояла исключительно из морских коммандос «Шайетет-13». Объект нападения находился непосредственно у самой кромки воды в той части, где лагерь палестинских беженцев выходил к морю. В отличие от других групп «Геула-3» достигла береговой черты не на лодках, а вплавь, неся на себе до нескольких десятков килограммов оружия и взрывчатки. На голом берегу негде было укрыть резиновые лодки, которые могли преждевременно выдать присутствие коммандос. 15 бойцов «Шайетет-13» во главе с майором Гади Шефи, преодолев вплавь около километра, незаметно высадились на берегу, получившем кодовое название «Черный», и разделились на три атакующие группы, задачей которых было уничтожение офисов НФОП, группу прикрытия и группу передового командного пункта, в которой находился сам майор Гади Шефи.
  Кроме уничтожения объектов НФОП, АМАН и «Моссаду» крайне важно было получить свежую оперативную информацию об одной из наиболее активных и профессиональных палестинских террористических организаций — информацию о планах боевого крыла НФОП Вадиа Хаддада, а также степени боеготовности террористов. Именно по этой причине, прежде чем взорвать здания, необходимо было собрать все найденные документы, сфотографировать морское снаряжение, имеющееся в распоряжении боевиков НФОП, и попытаться захватить пленных.
  Морские коммандос «Шайетет-13» углубились в лагерь Нахр эль-Бааред, продвигаясь к объекту по узким путаным улочкам, ориентируясь по распечаткам аэрофотосъемки, сделанной накануне высадки морского десанта. Из-за плохой погоды и позднего времени на улице не было ни единой души, однако местные собаки, учуяв чужаков, подняли такой лай, что его можно было услышать не только в лагере, но и далеко в море. Но это не помешало израильтянам незамеченными выйти к объекту нападения.
  Здание, где располагались офисы НФОП, было обнесено высоким бетонным забором, на котором сверху было накручено несколько рядов колючей проволоки. Оценив ситуацию, майор Гади Шефи принял решение проникнуть во двор через восточные ворота. Группа прикрытия отбежала в сторону и залегла у обочины единственной дороги. Одна из атакующих групп подошла к воротам, чтобы заложить заряд взрывчатки, однако в этот момент из другого конца лагеря донеслись отголоски ожесточенного боя. Бойцы тут же заняли круговую оборону, ожидая реакции палестинцев, однако район их действия оставался совершенно спокойным. Ничто не выдавало присутствия ни израильских морских коммандос, ни палестинских боевиков. Хотя все прекрасно понимали, что тишина эта обманчива и в любой момент здесь могут появиться вооруженные террористы. Поэтому майор Гади Шефи решил не терять время, а немедленно приступить к штурму здания НФОП.
  Сквозь прорезь металлических ворот морские коммандос увидели вооруженного человека, выбежавшего на шум из караульного помещения. Прежде чем он успел приблизиться к воротам, один из бойцов «Шайетет-13» скосил его бесшумной очередью из Uzi, оснащенного глушителем. Не издав ни единого звука, боевик упал ничком. Другой террорист, неизвестно откуда появившийся на дороге, так же бесшумно был ликвидирован группой прикрытия. Первая штурмовая группа приблизилась к воротам и прилепила пластиковую взрывчатку к большому навесному замку.
  После того как ворота были снесены одним мощным взрывом, три группы морских коммандос ворвались во двор и приступили к методичной зачистке помещений. В одно из окон первого этажа здания была брошена осветительная граната. В течение 3 минут все офисы НФОП оказались под полным контролем израильтян. Но внутри здания не оказалось ни террористов, ни документов, ни специального снаряжения. Ничего иного не оставалось, как заминировать здание и незамедлительно отойти к месту высадки. Пока несколько бойцов закладывали под несущие конструкции заряды взрывчатки, группа прикрытия так же бесшумно ликвидировала еще четырех боевиков, замеченных в районе здания. Вся операция прошла бесшумно, без потерь со стороны израильтян и заняла около 10 минут. О высадке морских коммандос «Шайетет-13» палестинские террористы узнали лишь после того, как оглушительный взрыв сровнял с землей многоэтажное административное здание НФОП.
  Вместе с тем не все прошло так гладко, как могло показаться на первый взгляд. При выходе к морю произошел опасный инцидент, который мог закончиться настоящей катастрофой. Бойцы «Шайетет-13» были одеты в специальное плавательное снаряжение, поэтому, когда они вышли к береговой полосе, спецназ 35-й бригады ВДВ, действовавший в соседнем районе, ошибочно принял их за группу палестинских террористов и открыл по ним огонь. Только благодаря случайности эта ночная стычка обошлась без жертв.
  В общей сложности антитеррористическая высадка сводного морского десанта спецподразделений Армии обороны Израиля в лагерях палестинских беженцев Нахр эль-Бадауи и Нахр эль-Бааред, проведенная в ночь с 20 на 21 февраля 1973 года, продолжалась не более двух часов. В результате блистательно проведенных спецопераций «Бардес-54» и «Бардес-55» палестинским террористическим группировкам был нанесен серьезный урон. В общей сложности было уничтожено пять баз, убито 40 палестинских боевиков и ранено около 60. Один боевик был захвачен живым. Им оказался иностранный морской инструктор турецкого происхождения. Со стороны израильтян было лишь несколько раненых.
  Глава тринадцатая
  1973 год. Хартум. Операция «Гнев Божий». Париж
  Нет! Не делайте этого!
  Последние слова доктора Басиля аль-Кубейси
  
  ФАТХ, ведя террористическую войну в Европе против Израиля, никогда не забывал о своем главном враге — короле Иордании Хусейне и его режиме. Руководители ФАТХ в Бейруте и Дамаске подготовили новый дерзкий план по захвату контроля над Хашимитским королевством. 32 боевика «Черного сентября» должны были ворваться в канцелярию главы иорданского правительства и захватить его в заложники вместе с находящимися там министрами. Перед этим другая группа боевиков должна была провести отвлекающую атаку на посольство Соединенных Штатов в Аммане. После захвата канцелярии премьер-министра боевики «Черного сентября» планировали заминировать все входы в здание канцелярии, сделав невозможным штурм, и потребовать освобождения из иорданских тюрем тысячи палестинских заключенных. В Иордании после окончания гражданской войны (1970–1971) оставалось еще очень много палестинцев. Руководители ФАТХ планировали, что захват иорданского правительства и атака на посольство США в Аммане станет сигналом к всеобщему восстанию. Но ключевой частью переворота, конечно, было устранение самого монарха. Покушение на короля Хусейна планировалось осуществить по дороге от королевского дворца к канцелярии премьер-министра или к месту, где будет происходить обмен заложников. Абу Дауд, главный вдохновитель захвата израильских спортсменов в Мюнхене, был назначен Абу Иядом непосредственным руководителем операции.
  16 февраля 1973 года под видом богатого саудовского шейха Абу Дауд пересек иорданскую границу и приехал в Амман, чтобы лично, как и полгода назад в Мюнхене, собрать всю необходимую информацию для подготовки предстоящей операции. В поездке по Иордании его сопровождала молодая красивая девушка-агент, выдававшая себя за одну из его жен. Но иорданские спецслужбы заранее были оповещены и подробно проинформированы о целях и времени приезда Абу Дауда своим секретным агентом, внедренным в близкое окружение Арафата. С момента пересечения границы Абу-Дауд находился под постоянным контролем «Мухабарата» 79. 18 февраля, через два дня после приезда в страну «шейха» и его «жены», было проведено задержание. На одной из дорог в пригороде Аммана было остановлено движение транспорта для выборочной проверки документов, что в Иордании после палестинского восстания 1970 года считалось рутинной процедурой. Дауд и его спутница не успели моргнуть, как сотрудники службы безопасности ворвались в их машину. Абу Дауд был помещен в наводящую ужас своими пытками секретную тюрьму «Аль-Джафар». Между собой иорданцы шепотом, со страхом называли ее «фабрикой ногтей». Спустя несколько часов допроса Абу Дауд окончательно сломался и стал давать обширные признательные показания, выдавая своих иорданских пособников и руководителей ФАТХ, причастных к подготовке государственного переворота. Абу Дауд посвятил следователей в планы ФАТХ во всех деталях, выдавая всех и всё. В течение полутора дней были арестованы 16 палестинцев, помогавших Абу Дауду, а также агент «Черного сентября», майор иорданской армии Рифри эль-Хиндауи.
  На следующий день Абу Дауд из своей тюремной камеры дал видеоинтервью британскому новостному агентству, а также «согласился» подробно ответить на все вопросы иорданского государственного радиоканала о прошлой и нынешней террористической деятельности «Черного сентября», его связях с ФАТХ и высшим руководством ООП. Так, по версии Абу Дауда, окончательное решение о захвате израильских спортсменов на ХХ летних Олимпийских играх было принято 14 июля 1972 года в одном из римских кафе. Ясир Арафат и многие высшие руководители ФАТХ заранее были оповещены о готовящемся в Мюнхене террористическом акте. По словам Абу Дауда, личную ответственность за убийство иорданского премьер-министра Васфи эт-Таля нес его ближайший помощник Фахри эль-Омари, который по заданию руководства ФАТХ и «Черного сентября» подготовил операцию.
  ФАТХ и ООП сразу обвинили иорданский режим, что эти интервью были даны под давлением. Но урон, нанесенный Оперативному отделу «Черного сентября» и ФАТХ, от этого не становился меньше. Руководители «Черного сентября» из числа высших функционеров ФАТХ в Бейруте и Дамаске чувствовали, как под ногами начинала гореть земля, как иорданская разведка наступала им на пятки, в то время как израильский «Моссад» продолжал показательные ликвидации. Доказательством тому служил арест Абу Дауда. О его приезде в Амман знал очень ограниченный круг людей. После непродолжительного заседания военного суда Абу Дауд со своими пособниками был приговорен к смертной казни 80.
  Абу Ияд, непосредственный начальник и близкий друг Абу Дауда, был готов пойти на всё, чтобы предотвратить приведение в исполнение смертного приговора. Это подтолкнуло спешно утвердить новую операцию «Черного сентября» на территории Судана, не думая, насколько к пагубным последствиям она может привести.
  После недавнего позорного провала в Бангкоке, желая восстановить свой престиж в глазах палестинцев, «Черный сентябрь» должен был провести громкую террористическую операцию, подобную «мюнхенской резне», выведшей организацию в главные заголовки мировых СМИ. В середине февраля на стол Али Хассана Саламе легла секретная депеша, присланная из суданского представительства ООП. В ней сообщалось, что 1 марта текущего года в посольстве Саудовской Аравии в Хартуме состоится официальный прием. На нём, согласно полученной информации, кроме посла Саудовской Аравии шейха Абдуллы аль-Мальхука должны будут присутствовать послы и служащие дипломатических миссий, аккредитованных в Судане, в том числе послы США, Великобритании, Западной Германии и Франции.
  Принимать решение необходимо было сразу на месте. Более удобного случая могло больше не представиться. Судан — слабая страна с «опереточными» спецслужбами, совершенно не охраняемое посольство Саудовской Аравии и хорошо развитая в этой стране агентурная сеть ООП значительно упрощали террористам задачу.
  Операция получила кодовое название «Нахр эль-Бааред», в переводе с палестинского диалекта — «Холодная река». К планированию операции по захвату саудовского посольства Али Хассан Саламе подключил Фаувази эль-Ясина, члена «Черного сентября» и официального представителя ООП в Хартуме.
  Сразу после получения приказа из Бейрута за посольством Саудовской Аравии было установлено постоянное наблюдение. Воспользовавшись «дипломатическим статусом», Фауваз эль- Ясин несколько раз посетил посольство Саудовской Аравии, встретившись с шейхом аль-Мальхуком, послом этой страны в Судане. Вернувшись в свой офис, Фауваз эль-Ясин нарисовал подробную схему посольства, окончательно дополнив оперативные материалы, необходимые для подготовки плана по захвату иностранных дипломатов.
  За несколько дней до начала операции Фауваз эль-Ясин лично вылетел в Ливию, чтобы встретить группу террористов, прибывших в Триполи из Бейрута. Ливийский диктатор полковник Муаммар аль-Каддафи, несмотря на отрицание своей причастности к планируемой акции, имел самое непосредственное отношение ко всему происходящему. По его личному разрешению Фауваз эль-Ясин смог встретить шестерых террористов «Черного сентября» и беспрепятственно провести их через ливийский пограничный контроль. В сумках террористов находились восемь автоматов Калашникова, пять пистолетов, восемь ручных гранат и несколько взрывных устройств. Содержимое сумок спустя несколько дней также по личному указанию полковника аль-Каддафи было переправлено в Хартум по линии ливийской дипломатической почты.
  Перед нападением на посольство Саудовской Аравии Фауваз эль-Ясин проинструктировал террористов, приказав им при любом развитии событий убить послов Соединенных Штатов, Великобритании и Западной Германии. После этого он покинул Судан и вылетел в Ливию, в спешке не успев уничтожить компрометирующие документы.
  Примерно в 19:00 1 марта 1973 года, в то время как представители иностранных дипломатических миссий, аккредитованных в Хартуме, находились на лужайке перед зданием посольства, приветствуя хозяина торжества шейха Абдулу аль-Мальхука, к зданию посольства подъехал джип Land Rover с палестинскими дипломатическими номерами. Кроме шестерых террористов, накануне прибывших в Хартум из Бейрута, в машине находился заместитель Фауваза эль-Ясина некто Абу Гассан, возглавлявший группу боевиков «Черного сентября», и третий человек в суданском отделении ФАТХ, известный под именем Карам, сидевший за рулем. На большой скорости джип влетел в высокие ворота посольства, снеся их, словно пластиковые жалюзи. На территории посольства четверо террористов выскочили из джипа и открыли беспорядочную стрельбу во все стороны, заставив гостей лечь на землю.
  Неожиданное нападение террористов застало всех врасплох. Первые минуты никто не понимал, что происходило. Началась паника. Два дипломата получили ранения: представитель бельгийского посольства Гай Эид, получивший пулю в ногу, и посол Соединенных Штатов Клео Ноэл-младший, раненный рикошетом в колено. Под дулами автоматов террористы стали загонять людей внутрь здания посольства. Тех, кто сразу не подчинился или хотя бы на мгновение замешкался, нещадно били прикладами автоматов. Первый секретарь посольства США Джордж Кёртис Мур, попытавшийся оказать сопротивление, был жестоко избит. На протяжении нескольких минут палестинские боевики избивали американского дипломата, пока он не потерял сознание. Затем его, уже бесчувственного, как и других дипломатов, накрепко привязали к стулу, заведя руки за спину.
  Первая часть захвата саудовского посольства прошла точно по сценарию руководителей «Черного сентября». Всё произошло настолько неожиданно и быстро, что дипломаты оказались в заложниках, прежде чем поняли, что происходило. Тем не менее нескольким дипломатам в общей суматохе всё же удалось выскользнуть из рук террористов. Посол Франции, услышав стрельбу, успел выскочить через черный вход. Выбежав на задний двор, он смог перелезть через стену, огораживавшую посольство Саудовской Аравии.
  В руках палестинских террористов оказалось несколько десятков дипломатов и служащих саудовского посольства: посол Саудовской Аравии шейх Абдулла аль-Мальхук, а также его жена и четверо детей; посол и первый секретарь посольства США; представитель бельгийского посольства; иорданский дипломат Адли аль-Насер; послы Японии, Испании, Пакистана, Югославии, Норвегии и других дипломатических представительств. Террористы также планировали захватить западногерманского посла, но он, к счастью, покинул прием незадолго до нападения. Одной из основных целей террористов был захват и убийство британского посла Раймонда Этрингтона-Смита, но он, также по счастливому стечению обстоятельств, покинул официальный прием, чтобы встретить в аэропорту заместителя госсекретаря Великобритании Энтони Кершоу, прибывшего в Хартум с официальным визитом.
  Примерно в 19:30 террористы решили отпустить жену и детей шейха Абдуллы аль-Мальхука. Некоторые дипломаты заявили террористам о том, что они являются гражданами арабских стран или нейтральных государств, не имеющих отношение к палестинско-израильскому конфликту, после чего террористы согласились их выпустить за пределы посольства. Боевикам было сложно контролировать такое количество заложников. Они полагали, что пятерых дипломатов будет вполне достаточно, чтобы добиться выполнения своих требований. Таким образом, в плену у террористов оставались: посол Саудовской Аравии шейх Абдулла аль-Мальхук, посол Соединенных Штатов Клео Ноэл-младший, первый секретарь посольства США Джордж Кёртис Мур, бельгийский дипломат Гай Эид и иорданский дипломат Адли аль-Насер.
  Первая информация о захвате посольства Саудовской Аравии стала поступать почти сразу после прорыва террористов. К 20:00 территория посольства и прилегающие к нему районы были оцеплены крупными силами суданской армии и полиции. В целях безопасности жителей соседних кварталов «попросили» оставить свои дома. Группа, забаррикадировавшаяся в посольстве Саудовской Аравии, выдвинула 24-часовой ультиматум. Они потребовали от Израиля выпустить всех палестинских женщин-террористок, заключенных в израильских тюрьмах, в том числе двух угонщиц, захваченных в ходе освобождения бельгийского авиалайнера Sabena. Иордания должна была незамедлительно отпустить арестованного две недели назад Абу Дауда и 16 палестинцев, готовивших вместе с ним государственный переворот, а также агента «Черного сентября» майора иорданской армии Рафри эль-Хиндауи. От Западной Германии террористы потребовали выпустить на свободу содержащихся в западногерманских тюрьмах лидеров террористической организации «Баадер-Майнхоф». В обмен на жизни двоих американских дипломатов правительство США должно было выпустить на свободу убийцу сенатора Роберта Ф. Кеннеди гражданина Иордании палестинского происхождения Сирхана Бишара Сирхана Абу Хатара.
  В 20:15 главарь террористов, 27-летний Абу Гассан, связался по телефону с представителями суданских властей и попросил врача для оказания медицинской помощи раненым дипломатам. Желая оказать еще большее психологическое давление, Абу Гассан также позвонил жене посла Соединенных Штатов и на английском языке заверил ее, что ее муж вернется целым и невредимым, если их требования будут выполнены.
  В ночь с 1 на 2 марта к зданию посольства приблизилась группа сил специального назначения Саудовской Аравии, прибывшая накануне в Хартум на транспортном самолете саудовских ВВС. Заметив подозрительную активность вокруг посольства, главарь террористов вышел на балкон и прокричал саудовским спецназовцам в громкоговоритель: «Палестинцы и саудовцы братья в борьбе с американским империализмом и сионизмом!»
  Но опасения Абу Гассана были преждевременны. Суданские власти не готовы были дать разрешение на начало штурма. В те дни над всем миром навис «синдром мюнхенской резни», никто не хотел повторения бойни, произошедшей на недавней Олимпиаде. Суданский кабинет министров собрался на экстренное заседание в резиденции президента страны Джафара ан-Нимейри, чтобы попытаться найти пути мирного разрешения конфликта. Представитель суданского правительства связался с главарем террористов и призвал его к сдержанности, заверив, что никакого штурма не будет, поскольку Судан заинтересован как в сохранении жизни заложников, так и в сохранении жизни членов «Черного сентября», захвативших посольство. По словам министра внутренних дел Судана Мухаммеда аль-Багира, террористам был предложен разумный компромисс — обмен заложников на самолет и свободный вылет в любую страну. Однако террористы ответили отказом, очередной раз подтвердив свои угрозы в отношении заложников, если их требования не будут выполнены до истечения срока ультиматума.
  В ту же ночь суданские власти осуществили несколько рейдов против официальных представительств ООП в Хартуме. Были проведены обыски и аресты среди персонала ООП, во время которых было найдено большое количество секретных документов ООП, ФАТХ и «Черного сентября», свидетельствовавших о террористическом характере деятельности этих организаций, использовавших Судан как еще один свой форпост в Восточной Африке.
  Посреди ночи в суданскую столицу поступила информация из Каира, что террористы связались с послом Египта в Хартуме и попросили предоставить им возможность вылететь вместе с заложниками в Каир. Египтяне без энтузиазма восприняли просьбу террористов, не желая оказаться в самом эпицентре инцидента с заложниками. Но террористам они передали, что готовы принять предложение «Черного сентября», отметив, что «Египет также является их родиной, и они в любой момент могут получить убежище на его территории». Единственным условием египетского правительства были гарантии неприкосновенности заложников. Впервые с начала инцидента появился реальный шанс сохранить жизнь захваченных дипломатов. Однако уже ранним утром главарь террористов заявил, что они отказываются вылететь в какую-либо страну и, если в течение часа не получат ответ на свои требования, начнут убивать заложников.
  Суданский министр внутренних дел Мухаммед аль-Багир 2 марта связался по телефону с террористами и сообщил, что Иордания отказалась выполнить их требования и освободить Абу Дауда, майора Рафри эль-Хиндауи и остальных палестинцев, замешанных в попытке государственного переворота. Мухаммед аль-Багир заметил, что «суданские власти не могут контактировать с преступным сионистским режимом, поэтому их требования в отношении Израиля остались без ответа». Боевикам «Черного сентября» также пришлось отказаться от освобождения лидеров западногерманской террористической организации «Баадер-Майнхоф», так как у них не было возможности оказать давление на правительство этой страны. Посол Западной Германии покинул официальный прием до того, как в посольство ворвались вооруженные террористы. Но боевики «Черного сентября» продолжали настаивать на освобождении палестинских заключенных, содержащихся в иорданских тюрьмах, и убийцы сенатора Роберта Ф. Кеннеди Сирхана Бишара Сирхана, отбывающего пожизненное заключение в одной из калифорнийских тюрем.
  Президент Никсон распорядился отправить в Судан заместителя госсекретаря Вильяма Макомбера-младшего для участия в переговорах по спасению заложников. Макомбер и его команда предварительно сделали остановку в Каире, однако из-за начавшейся сильной песчаной бури прибытие заместителя госсекретаря было отложено на неопределенный срок. В любом случае присутствие американских переговорщиков мало чем повлияло бы на ход переговоров, поскольку глава Белого дома с самого начала категорично заявил, что американцы никогда не освободят Сирхана Бишара Сирхана и не поддадутся ни на какие угрозы. «Мы никогда не станем платить выкуп!» — ответил президент Никсон. Американцы так и не вылетели в Хартум и вернулись в Вашингтон.
  Желая как-то разрядить ситуацию, президент Египта по окончании песчаной бури отправил в Хартум египетский самолет, чтобы забрать террористов и заложников в Каир. Несколько высокопоставленных членов ФАТХ по его личной просьбе ожидали прибытия самолета в каирском аэропорту, надеясь убедить террористов отпустить пятерых захваченных дипломатов.
  Ясир Арафат поспешил в очередной раз откреститься от террористической организации «Черный сентябрь», официально заявив, что она не имеет никакого отношения ни к ФАТХ, ни к ООП. В тот же день он отправил президенту Судана Джафару ан-Нимейри телеграмму, в которой призывал суданские власти к сдержанности. В этой же телеграмме Арафат подверг острым нападкам лично президента ан-Нимейри за арест представителей ООП, потребовав их немедленного освобождения.
  Израильская внешняя разведка «Моссад» с первой минуты суданской трагедии пристально следила за развитием событий. 2 марта специалисты «Моссада» перехватили радиопереговоры террористов с их бейрутскими руководителями. Когда ближе к вечеру в радиоэфире прозвучала фраза: «Вспомните кровь Нахр эль-Бадауи 81», израильские аналитики пришли к весьма неутешительному выводу — Бейрут отдал приказ о начале уничтожения заложников.
  Лидер террористов Абу Гассан в 20:15 связался по телефону с министром внутренних дел Судана Мухаммедом аль-Багиром и заявил, что если сию минуту не будет положительного ответа на их требования, они начнут убивать заложников.
  Примерно около 21:00 Абу Гассан сказал послу США Клео А. Ноэлу-младшему, первому секретарю американского посольства Джорджу Кёртису Муру и бельгийскому дипломату Гаю Эиду, что у них есть несколько минут, чтобы попрощаться друг с другом. Американские дипломаты поблагодарили посла Саудовской Аравии шейха Абдуллу аль-Мальхука за хорошую вечеринку, заметив, что на нем нет никакой вины за случившееся…
  Из здания посольства Саудовской Аравии донеслись длинные автоматные очереди. Спустя некоторое время заместитель министра внутренних дел Судана сделал официальное заявление, в котором сообщил о гибели заложников: посла Соединенных Штатов Клео Ноэля-младшего, первого секретаря посольства США Джорджа Кёртиса Мура и бельгийского дипломата Гая Эида.
  Террористы заявили, что казнь трех дипломатов стала «исполнением смертного приговора, вынесенного несколько месяцев назад палестинским народом». Они отказались выдать тела погибших, потребовав предоставить самолет с полными баками горючего и беспрепятственный вылет из страны. В противном случае, по словам Абу Гассана, оставшихся заложников ожидала точно такая же судьба, как американских и бельгийского дипломатов.
  Узнав о смерти заложников, президент Судана Джафар ан-Нимейри распорядился прекратить любые переговоры и контакты с членами «Черного сентября», потребовав от террористов немедленно отпустить оставшихся в живых заложников и сдаться властям. Террористам было сообщено, что они не смогут покинуть страну. Загнанные в угол, боевики вынуждены были спустя 64 часа после захвата посольства отпустить заложников и сдаться суданским властям.
  Президент объявил в стране национальный траур и отменил намеченные торжества, посвященные очередной годовщине окончания гражданской войны.
  Секретные документы, захваченные во время обыска в официальной резиденции ООП в Хартуме, стали неопровержимым доказательством того, что ФАТХ и ООП имели прямое отношение к захвату посольства Саудовской Аравии. Среди бумаг, попавших в руки суданских спецслужб, были подробные инструкции для боевиков, а также нарисованный от руки внутренний план посольства.
  На предварительных слушаниях в магистратском суде террористы ни в чем не раскаивались, напротив, вели себя, как голливудские звезды, переполненные гордостью за содеянное. Они признались, что являлись членами «Черного сентября» и приказ о захвате посольства Саудовской Аравии исходил от высокопоставленного руководителя ФАТХ, чье имя они не могли назвать. По их словам, первоначальный план предусматривал захват заложников, вылет вместе с ними в Соединенные Штаты, где и должен быть приведен в исполнение «смертный приговор».
  В октябре 1973 года начался судебный процесс, по окончании которого двое террористов неожиданно были оправданы за недостаточностью улик. Шестеро других были признаны виновными по всем пяти пунктам обвинения. 24 июня 1974 года магистратский суд вынес свой приговор — смертная казнь. Но в тот же день президент Судана заменил приговоры на семь лет заключения. После окончания суда шестеро террористов «Черного сентября» были высланы из Судана в Каир, где спустя несколько месяцев они были переданы для дальнейшего «отбывания наказания» представителям ООП.
  «Опереточные» спецслужбы, постановочный судебный процесс, символическое наказание. Суданский режим маршала Джафара ан-Нимейри боялся вступать в открытую конфронтацию с палестинцами. Недовольство саудовцев и американцев не угрожали диктатуре Суданского Социалистического Союза, заручившегося поддержкой Советского Союза. Однако палестинские террористические организации могли взорвать Судан изнутри, став постоянной головной болью ан-Нимейри. Чтобы договориться с «Черным сентябрем», не потребовалось устраивать «угон» авиалайнера, как это было сделано в октябре 1972 года с пассажирским самолетом западногерманской авиакомпании Lufthansa. Их просто передали ООП без каких-либо оправданий перед мировым сообществом и странами, пострадавшими от теракта.
  Но Израиль судил палестинских террористов по-своему. Судебные процессы проходили за закрытыми дверями канцелярии Голды Меир, а группа Майка Харари и спецназ Армии обороны Израиля приводили смертные приговоры в исполнение. Это напоминало охоту с гарпуном в мутной воде. Через пять недель после захвата посольства Саудовской Аравии израильский «Моссад» вновь нанес палестинским террористам ощутимый удар.
  На этот раз группе Майка Харари было поручено ликвидировать иракского эмигранта, члена НФОП, профессора Американского университета Бейрута, доктора международного права Басиля Абд аль-Рауфа аль-Кубейси. Скромный добродушный профессор, старательно избегавший любого рода конфликты, начал заниматься террористической деятельностью 20 лет назад, задолго до того, когда об этом начали задумываться палестинцы. Его изобретательность и изворотливость были феноменальны, послужной список более чем впечатляющим, а география терактов просто невообразима. Он оставил свой след на двух континентах. При этом, будучи одним из заместителей основателя НФОП доктора Жоржа Хабаша, доктор Басиль аль-Кубейси всегда оставался в тени даже в глазах членов своей собственной организации, он был не более чем активным добровольным помощником. Его истинную роль знали лишь высшие руководители Фронта.
  В «Моссаде» на него было собрано толстое досье, включавшее оперативные донесения от многочисленных агентов и информаторов, аналитические отчеты, справки и упоминания о нем, проходившие по другим делам. Из досье следовало, что доктор аль-Кубейси вел активную террористическую деятельность еще со времен иракской монархии. В 1956 году он стал одним из организаторов покушения на короля Фейсала II. На пути следования королевского кортежа была припаркована машина, начиненная взрывчаткой. Только задержка с выездом королевского кортежа предотвратила убийство короля. После неудавшегося покушения по стране прокатилась волна репрессий, и Басиль аль-Кубейси вынужден был бежать из Ирака. Он перебрался в Бейрут, который в те годы был пристанищем для всех беглецов арабо-мусульманского мира. Спустя некоторое время, получив студенческую визу, он вылетел в США, где поступил в один из юридических колледжей. Там же он защитил докторскую степень по международному праву и в 1971 году вернулся на Ближний Восток. Поскольку новый иракский режим, пришедший к власти в 1958 году, не разрешил ему вернуться на родину, доктор Басиль аль-Кубейси хотел окончательно осесть в ливанской столице, вскоре заняв должность профессора юридического факультета Американского университета Бейрута.
  Тогда же он попал в поле зрения израильских спецслужб. Различные агентурные источники сообщали, что доктор занимает высокое положение в иерархии НФОП. Он придерживался левых взглядов, считал себя пан-арабистом и сочувствовал палестинскому движению. Познакомившись с доктором Жоржем Хабашем и доктором Вадиа Хаддадом еще в конце 1950-х годов, к НФОП он присоединился практически сразу же после его образования. Израильская внешняя разведка «Моссад» располагала неопровержимыми доказательствами его причастности к планированию целой серии терактов на Ближнем Востоке, в Западной Европе и на восточном побережье США. 4 марта 1973 года он лично провез одну из трех машин со взрывчаткой в нью-йоркский международный аэропорт имени Кеннеди, припарковав ее возле пассажирского терминала. В тот день в Нью-Йорке должен был совершить посадку пассажирский самолет израильской авиакомпании EL AL, на борту которого находилась премьер-министр Голда Меир. К счастью, «адские машины» по какой-то причине не сработали. Позже они были обнаружены и обезврежены сотрудниками службы безопасности аэропорта. Как один из лидеров НФОП, он был также посвящен в планы нападения на израильский международный аэропорт Лод, осуществленное боевиками «Японской Красной Армии» 30 мая 1972 года. Это лишь малая часть терактов, в которых принял участие «милый профессор».
  Под прикрытием академических командировок он выполнял функции европейского координатора НФОП, но главной его задачей был контроль транспортировки оружия и снабжение им европейских палестинских террористических группировок. Он не только организовывал, но и лично перевозил оружие и взрывчатку. Доктор Басиль аль-Кубейси был 40-летним мужчиной с пышными усами и мягким взглядом. Уделял большое внимание своему внешнему виду, но одевался подчеркнуто скромно, как человек из академических кругов. Казалось, он не способен причинить вред даже мухе. Профессор избегал политических дискуссий, хотя и не делал секрета из своих марксистских взглядов. Его образ никак не увязывался с насилием, что помогало ему с легкостью пересекать границы, не привлекая внимания таможни. Это был террорист-нелегал высокого класса. Ликвидация одного такого человека была равносильна уничтожению целой террористической сети.
  В израильских спецслужбах профессор вполне оправданно получил прозвище Сын смерти. У него было террористическое прошлое, террористическое настоящее и, вне всякого сомнения, террористическое будущее. Хотя не было никаких доказательств его причастности к «мюнхенской резне», но его ликвидация в рамках операции «Гнев Божий» могла предотвратить множество терактов и стать убедительным посланием другим лидерам палестинских террористических организаций.
  Как и все его предшественники из «списка смертников», он почему-то считал, что поднявшаяся волна ликвидаций пройдет мимо него. Доктор Басиль аль-Кубейси продолжал свободно разъезжать по европейским странам, останавливаясь на два-три дня в дорогих отелях, при нем никогда не было охраны, он стремился придерживаться своего обычного ритма жизни и совершенно ни о чем не беспокоился. Казалось, он был легко достижимой целью. Но, несмотря на видимую легкость, миссия по его ликвидации стала самой затянувшейся. Отсчет дням Басиля аль-Кубейси начался с момента, когда сотрудники «Кейсарии» вышли на его след в Бейруте. Однако Майку Харари по оперативным соображениям запретили приближаться к «объекту» в пределах Бейрута. Как и в случае с Хусейном Абд аль-Хиром, приходилось выжидать более удобного момента. Из оперативных источников в «Моссаде» знали, что доктор Басиль аль-Кубейси любил часто приезжать в Париж. Могло сложиться впечатление, что город ночных огней завладел его сердцем, однако всё было намного прозаичнее. Главная штаб-квартира европейской агентуры НФОП находилась в Париже, отсюда шла координация всех диверсий. Французская столица также была важна палестинским террористам как «основной европейский шлюз». По этой причине с декабря 1972 года группа Майка Харари, выслеживая профессора, рассчитывала перехватить его именно в Париже. Но всякий раз, когда в отдел ФАХА поступала информация о приезде аль-Кубейси и «Кейсария» устанавливала за ним наружное наблюдение, он в самый последний момент неожиданно исчезал и возвращался в Бейрут. Он приезжал в Париж на несколько дней, за которые невозможно было подготовить операцию, связанную с большими логистическими сложностями. Только из-за этого он каждый раз ускользал от стрелков Майка Харари. Игра в кошки-мышки продолжалась более двух месяцев. Но в конце февраля в «Моссад» поступила горячая агентурная информация, что профессор собирается взять в университете отпуск на полтора месяца. Это могло означать только одно — Басиль аль-Кубейси получил серьезное задание, которое потребует его постоянного присутствия в Париже. Агент сообщил точную дату прибытия доктора во французскую столицу, однако не знал, где именно тот собирался остановиться.
  С трапа пассажирского самолета в аэропорту Париж-Орли профессор Басиль аль-Кубейси сошел 9 марта 1973 года. Получив багаж, он взял такси и поехал в Париж. Всё было как обычно, только группа наружного наблюдения «Кейсарии» следовала за ним по пятам уже с момента прохождения таможенного контроля. На протяжении всех 14 километров от Иль-де-Франс до Парижа машины «Кейсарии» вели аль-Кубейси, благо автострада А-6 была перегружена транспортом и «объекту» чрезвычайно сложно было заметить слежку. Такси остановилось в центре Парижа на улице д’Аркад у небольшого отеля недалеко от церкви Мадлен. Басиль аль-Кубейси расплатился с таксистом, забрал чемодан и спокойно вошел в холл.
  Это был шанс, который Майк Харари не мог упустить. Его люди круглосуточно следили за отелем, неотрывно следуя за профессором, изучая его контакты, привычки и распорядок дня. После семи месяцев охоты за палестинскими лидерами группа Харари находилась на пике своей формы. Приобретенный уникальный опыт придавал уверенность и спокойствие, что давало больше возможности для импровизации. Офицеры штаба группы быстро составили простой, но эффективный план покушения, которое было назначено на вечер 6 апреля 1973 года.
  Майк Харари и директор «Моссада» прилетели в Париж в день покушения и сразу из аэропорта поехали на конспиративную квартиру. Всё было готово к ликвидации. Группы наружного наблюдения «Кейсарии» неотрывно следовала за доктором Аль-Кубейси, сообщая в штаб обо всех его передвижениях и контактах. Бойцы подразделения «Кидон» были готовы поставить точку в затянувшейся миссии. В тот вечер доктор в одиночестве ужинал в роскошном парижском ресторане «Кафе-де-ла-Фе». Примерно в 19:45 командир наружного наблюдения сообщил, что «объект» вышел из ресторана, купил газету в уличном киоске и не спеша направился в сторону отеля. По условленному сигналу двое бойцов подразделения «Кидон» стали прогуливаться в районе пересечения улиц д’Аркад и Шово-Легард, ожидая свою жертву. Но он не торопился возвращаться в пустой номер отеля. По дороге доктор зашел к местной проститутке, у которой провел около часа. Когда он от нее вышел, к нему быстро приблизились двое молодых парней. Профессор только успел выкрикнуть по-французски: «Нет! Не делайте этого!» Пули 0.22 калибра, выпущенные из Beretta с глушителем, скосили доктора Басиля аль-Кубейси. Киллеры спокойно перешли улицу и сели в ожидавший их автомобиль, оставив остывающее тело профессора перед витриной аптеки на углу улицы Шово-Легард.
  Полицейские и медики, прибывшие на место инцидента, могли только констатировать смерть. Семь пуль в грудь и два контрольных выстрела в голову не оставили аль-Кубейси никаких шансов. Во время осмотра его номера были обнаружены девять разных загранпаспортов, крупные суммы денег в американской и французской валюте, зашифрованная телефонная книжка и другие улики, вызвавшие интерес парижских следователей.
  На следующий день НФОП опубликовал некролог, в котором профессор Американского университета Бейрута, доктор Басиль аль-Рауф аль-Кубейси был провозглашен шахидом и «жертвой сионистов, убитым руками израильских шпионов». В том же некрологе лидер НФОП доктор Жорж Хабаш обвинил правительство Франции в том, что оно позволяет сионистам свободно действовать на французской земле: «Подобное поведение французских властей вынуждает нас видеть во французском правительстве пособников экстремистов, действующих против интересов палестинского народа…»
  Палестинские террористические организации пережили очередное потрясение. Но руководители ООП и ФАТХ даже в самом жутком сне не могли представить, какой кошмар их ожидал спустя три дня после ликвидации доктора Басиля аль-Кубейси.
  Глава четырнадцатая
  1973 год. Операция «Весна молодости»
  Профессионализм израильских секретных служб вызывает зависть и восхищение. Такое ощущение, будто израильтяне могут сделать всё, что захотят… Для них не существует невыполнимых задач…
  Высокопоставленный офицер ЦРУ
  
  Между подразделениями особого назначения Армии обороны Израиля в 1970-х годах существовала негласная, но очень ревнивая конкуренция — кто сможет провести самую дерзкую операцию против палестинских террористов. Порой решение, кому отдать ту или иную операцию, зависело не столько от готовности спецподразделения, сколько от авторитета и положения командира. В 1971 году, сменив Менахема Дигли на должности командира спецназа Генштаба, подполковник Эхуд Барак сосредоточил усилия на увеличении бюджета, численного состава подразделения и количестве спецопераций, проводимых «Сайерет Маткаль». Когда в Генеральном штабе среди высшего руководящего состава была затронута тема о возможности проведения в центре Бейрута операции возмездия, он поручил офицеру разведки майору Амнону Бирану (главному эксперту спецназа по планированию секретных операций) попытаться прояснить ситуацию. Благодаря старым связям в «Моссаде» и АМАН майор узнал, что израильские спецслужбы разыскивают на территории Ливана высокопоставленных членов ФАТХ, «Черного сентября» и ООП, повинных в убийстве израильских спортсменов на Олимпийских играх и ответственных за организацию других террористических актов против Израиля. С этого момента подполковник Эхуд Барак потерял сон. Он делал всё возможное и невозможное, чтобы намечающаяся акция была поручена именно его подразделению, а не морским коммандос, десантникам или спецназу пехотных бригад.
  Довоенный 82 Бейрут — традиционный коммерческий, интеллектуальный, культурный и туристический центр Восточного Средиземноморья, не был похож ни на один ближневосточный город. Это был оазис, напоминавший бурлящий котел, в котором перемешались все нации, расы, религии и культуры. Яркие вывески казино, дискотеки и рестораны соседствовали с многочисленными церквями и мечетями. Длинноногие западные туристки модельной внешности в вызывающе коротких юбках ходили по одним и тем же улицам с девушками в традиционных мусульманских хиджабах. Шумные «средневековые» рынки и современные европейские бутики естественно вписывались в общий городской ландшафт. Запах восточных специй перемешивался с парижским парфюмом. Колокольные перезвоны не мешали муэдзинам пять раз в день зазывать правоверных мусульман к молитве. Все общины старались мирно сосуществовать, извлекая немалую выгоду из прекрасно развитой туристической инфраструктуры города. «маленький ближневосточный Париж» ни на секунду не засыпал. Но он был не только колоссальной индустрией развлечений. Здесь соседствовали роскошь и нищета, фешенебельные центральные районы и окраины, заселенные беженцами. В начале 1970-х годов Бейрут также считался одним из наиболее активных центров международного терроризма. Палестинские террористические организации, изгнанные королем Хусейном, в результате гражданской войны (1970–1971) осели в Ливане, практически полностью взяв под контроль некоторые районы Бейрута и приграничную с Израилем территорию 83. Ливанская столица стала не просто очередным пристанищем террористов, она стала столицей палестинского терроризма. По Каирскому соглашению 1969 года палестинцам была предоставлена возможность иметь свои собственные вооруженные силы, «при условии ненанесения ущерба суверенитету и благополучию Ливана». Вооруженные автоматами боевики свободно разгуливали по центру Бейрута. Здесь они чувствовали себя вполне комфортно. Ливанская жандармерия и полиция старались их «не замечать», а местные власти, поздно осознав допущенную ошибку, не решались вступать с палестинцами в открытую конфронтацию, опасаясь нарушить хрупкое этнополитическое равновесие. С течением времени так называемые палестинские анклавы превратились в настоящие «государства в государстве», на территории которых не действовало ливанское законодательство.
  Многие районы Бейрута, в особенности его окраины, были перекроены на сектора, подконтрольные палестинским группировкам, в которые даже правительственная армия не имела доступа, въезд в них был перекрыт укрепленными блокпостами. В самом же центре Бейрута были размещены официальные штаб-квартиры палестинских террористических организаций. Здесь разрабатывалась операция по захвату израильских спортсменов на ХХ летних Олимпийских играх. Отсюда отдавались приказы на взрыв пассажирских самолетов, захваты посольств, организовывались теракты, сотрясавшие не только Ближний Восток, но и остальные части мира.
  Сознавая исключительную сложность проведения антитеррористической операции в Бейруте, израильские спецслужбы всё же упорно стремились к ее реализации. Прячась в многомиллионном Бейруте, палестинские террористы упивались своей безнаказанностью, словно находясь на другой планете. Необходимо было «отрезвить» палестинских лидеров и хотя бы на некоторое время погасить волну террора. В доходчивой форме «объяснить», что в мире не существует ни одного места, где они могли бы чувствовать себя в полной безопасности.
  Розыск и уничтожение высокопоставленных функционеров ФАТХ и «Черного сентября» были поручены «Моссаду». Бейрутский проект начался еще в середине сентября 1972 года и являлся частью широкомасштабной операции возмездия «Гнев Божий». Объекты достаточно быстро были обнаружены. Они жили совершенно открыто в центре Бейрута, ни от кого не скрываясь и ничего не опасаясь. Охрана палестинских лидеров тут была нацелена главным образом на предотвращение покушений со стороны других конкурирующих группировок. Однако после нескольких недель наблюдения за объектами в «Моссаде» пришли к неутешительным выводам. При слишком высоком риске шансы на успех миссии были несопоставимо малы. Управление специальных операций «Кейсария» не обладало необходимым ресурсом для ликвидации высших руководителей ФАТХ, которых усиленно охраняли десятки боевиков, вооруженных автоматами Калашникова. Это могла сделать только армия. Кроме лидера «Черного сентября» Абу Ияда, никто из палестинского руководства не воспринимал всерьез возможность высадки израильского военного десанта в самом центре Бейрута. Все предшествовавшие вылазки израильтян, включая операцию «Возмездие» в Бейрутском международном аэропорту, проводились за пределами городской черты. В городе с миллионным населением это казалось невозможным. Но именно этим хотели воспользоваться израильтяне. Нанести удар там, где их никто не ждал.
  Самый первый план, даже не план, а предложение, выдвинутое некоторыми офицерами Генштаба, состояло в том, чтобы высадить в центре Бейрута крупное воинское соединение, оцепить район операции, окружить дома террористов и, выведя всех жильцов на улицу, приступить к опознанию и методичной зачистке зданий. Целью операции был захват лидеров палестинских террористов и последующий их вывоз в Израиль. Однако начальник Генерального штаба сразу отверг эту идею, даже не вдаваясь в подробности. Подобный «бред», как он выразился, мог бы обернуться не только большими жертвами с обеих сторон, но и стать причиной новой войны на Ближнем Востоке. К тому же правительство не ставило перед армией и спецслужбами задачу захватить и вывести террористов, а уничтожить их на месте.
  Тогда генерал Кути Адам, временно откомандированный в «Моссад» на период подготовки операции, предложил Цви Замиру задействовать группу спецназа и при оперативной поддержке людей Майка Харари нанести точечный удар. Генерал Рафаэль Эйтан, недавно освободивший должность командующего воздушно-десантными и пехотными войсками, предложил свой план нападения на Бейрут силами отряда из 50 отборных бойцов, имевших опыт антитеррористических вылазок в глубокий тыл противника. Однако, по мнению генерала Кути Адама, лучше всех с этой задачей могли справиться бойцы «Сайерет Маткаль». Его мнение никто не стал оспаривать, поскольку за последние годы спецподразделение Армии обороны Израиля бесспорно доказало, что является лучшим.
  «Сайерет Маткаль» — это был особый мир, закрытый для посторонних глаз, очень опасный и совершенно непредсказуемый, но в то же время это была единая, большая семья, живущая в атмосфере дружбы и взаимовыручки. Здесь не было места интригам, склокам и карьеризму. Эту атмосферу традиционно поддерживали командиры подразделения, знавшие всё о своих бойцах, вхожие в семьи как офицеров, так и рядовых спецназовцев. Попасть в ряды «Сайерет Маткаль» было заветной мечтой большинства израильских мальчишек. Но конкурс на зачисление в этот спецназ был много выше, чем в любой из университетов страны. Будущий боец спецназа Генерального штаба должен был соответствовать высоким требованиям и пройти множество проверок, в том числе и по линии ШАБАК. Во время отбора в «Сайерет Маткаль» призывники проходили тяжелейшие физические, психологические и интеллектуальные испытания. Но, помимо проверки бойцовских качеств, физических данных и выносливости, особое внимание обращали на личные, человеческие качества и психологическую совместимость с «сообществом избранных спецназовцев». Только несколько человек на сотню новобранцев допускались к отбору, но уже девяносто пять процентов из них отсеивались в первые же дни. Вакансий в «Сайерет Маткаль», как правило, не было. Израиль никогда не испытывал недостатка в хороших призывниках и опытных боевых офицерах.
  В середине октября 1972 года подполковник Эхуд Барак был приглашен в «Моссад», где у него состоялась встреча с генералом Кути Адамом и высокопоставленными руководителями внешней разведки. Тогда его впервые посвятили в планы ликвидации трех руководителей ФАТХ и «Черного сентября», которые израильские спецслужбы намеревались осуществить в их же собственных квартирах в центре Бейрута. Развернув перед подполковником Бараком карту аэрофотосъемки Бейрута, генерал Кути Адам прямо спросил: «Сможет ли “Сайерет Маткаль” провести операцию такой сложности?» Подполковник не торопился с ответом. В принципе для «Сайерет Маткаль» не существовало ничего невозможного, теоретически сделать можно было всё. В подразделении постоянно отрабатывались десятки самых «экзотических», безумных диверсионных сценариев. Но для того чтобы привязать хотя бы один из них к конкретному заданию, необходима была дополнительная, более детальная и развернутая оперативно-разведывательная информация. А до тех пор планы ликвидации руководителей ФАТХ оставались лишь проектом не вполне ясной далекой перспективы.
  Подполковник Барак был абсолютно прав. Даже при поверхностном ознакомлении с «личными делами» террористов бросались в глаза огромные пробелы в оперативной информации, на которой должен был выстраиваться весь план секретной операции. Говоря иными словами, это было всё равно что «подать вместо жирной мясной каши жидкую баланду». С этим «материалом» невозможно было работать. В «Моссаде» это понимали не хуже командира «Сайерет Маткаль», но пока не был отдан приказ о подготовке операции, никто не мог начать оперативно-разведывательную разработку «объектов», связанную с серьезным риском и расходованием большого ресурса.
  Прошло несколько месяцев, но с бульвара Шауль а-Мелех 84 так и не поступило никакой информации. «Моссад» хранил молчание. Эхуд Барак уже стал предполагать, что планы изменились. К тому же в тот период «Сайерет Маткаль» был задействован во многих других секретных операциях, совмещая их с плановыми учениями. В подразделении были отменены все отпуска и увольнения. Видимо, посчитал Барак, высадка в Бейруте, как и многие другие планируемые операции, так и не была утверждена, зависнув на этапе «сырого проекта». Но в первых числах февраля 1973 года подполковника неожиданно вызвали в Генеральный штаб.
  Поднявшись на этаж канцелярии начальника Генерального штаба, Эхуд Барак вошел в комнату совещаний Отдела оперативного планирования, который находился в противоположном левом крыле. Он сразу обратил внимание на свисавшую со стены подробную карту аэрофотосъемки Бейрута. За столом его уже ожидали начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Давид Эльазар, его заместитель генерал-майор Исраэль Таль, командующий Центральным военным округом генерал-лейтенант Йона Эфрат, заместитель начальника Отдела оперативного планирования, командующий ВДВ бригадный генерал Эммануэль Шакед, генерал-майор Кути Адам и еще один высокопоставленный представитель «Моссада», с которым Эхуд Барак не был знаком. С первых слов начальника Генерального штаба всё сразу прояснилось и встало на свои места. От нахлынувшего волнения, по воспоминаниям Эхуда Барака, у него на секунду перехватило дыхание. Вылазка в Бейрут дождалась своего часа.
  — Ты знаком с этой картой? — без предисловия начал генерал-лейтенант Эльазар.
  — Да, видел ее уже несколько месяцев назад, — ответил Барак. — В «Моссаде» поднимали с нами этот вопрос. Я запрашивал дополнительную оперативную информацию об этом месте.
  Генерал-майор Кути Адам, временно исполнявший обязанности помощника директора «Моссада», выложил перед ним три черно-белые фотографии, на которых подполковник Барак сразу узнал руководителей ФАТХ. Его ввели в суть секретной операции по нанесению удара по верхушке этой организации, разрабатываемой уже несколько месяцев Генеральным штабом и «Моссадом». К этому часу была только оперативная информация из «Моссада», а сам план операции существовал только в общих чертах. Его должны были детально доработать сами офицеры Эхуда Барака при содействии штаба Майка Харари и Отдела оперативного планирования Генерального штаба.
  Целями операции были определены три высокопоставленных члена ФАТХ и «Черного сентября» — Мухаммад Юсуф эль-Над- жар, более известный как Абу Юсуф, Камаль Адван и Камаль Насер. Объекты, подлежащие уничтожению, проживали в двух многоэтажных домах на улице Вердун в элитном спальном районе Рамлет аль-Байда на северо-западе Бейрута. Квартиры Камаля Адвана и Камаля Насера располагались в одном доме — на втором и четвертом этажах. Мухаммад Юсуф эль-Наджар, 44-летний адвокат. жил в соседнем доме на шестом этаже.
  Он являлся ближайшим соратником Арафата, членом-учредителем ФАТХ и одним из основателей и негласных руководителей «Черного сентября». В 1967 году при содействии Ясира Арафата он был введен в состав Исполкома ООП. Руководил ливанским отделением ФАТХ с 1967 по 1971 год, а также возглавлял службу разведки и контрразведки. Из самой свежей разведывательной информации было известно, что в декабре 1972 года он был назначен начальником Политуправления ООП. Устранение Абу Юсуфа нанесло бы серьезный удар по всей Организации освобождения Палестины. С 1968 года израильские спецслужбы безрезультатно вели за ним охоту. На него несколько раз организовывали покушения, устраивали засады, но ему всякий раз удавалось избежать смерти. Какое-то звериное предчувствие всегда предупреждало его о грозящей опасности. На этот раз израильтяне решили прийти к нему прямо домой, а не выжидать месяцами удобного случая.
  Камаль Адван, 38-летний бывший инженер-нефтяник, официально занимал пост министра иностранных дел ООП. Однако у израильских спецслужб имелись неопровержимые доказательства его прямой причастности к террору. Последние два года он стоял во главе созданной в ФАТХ террористической структуры «Западный сектор», занимавшейся диверсиями против гражданских объектов на территории Израиля. Начиная с конца 1960-х годов за Камалем Адваном тянулся жирный кровавый след, однако приблизиться к нему не было никакой возможности. Ожидая возмездия со стороны израильтян или иорданского «Мухабарата», последние годы он не покидал пределов Бейрута и всегда перемещался в сопровождении большой хорошо вооруженной охраны.
  Третьей целью был 48-летний пресс-атташе ООП Камаль Насер. Лично он никогда не принимал участия ни в терактах, ни в их подготовке, даже никогда не держал в руках оружия. Камаль Насер был талантливым, очень популярным палестинским поэтом и издателем, прекрасным оратором и непревзойденным, харизматичным политическим демагогом, основавшим в 1969 году Департамент пропаганды и информации ООП. Прежде чем определить его дальнейшую судьбу, прошло несколько недель серьезных обсуждений и согласований. Эти обсуждения не имели никакого отношения к вопросам гуманности, просто в Израиле взвешивали, насколько оправдан риск, связанный с его ликвидацией. Стоит ли Камаль Насер того, чтобы ради его устранения подвергать опасности своих бойцов. В конечном итоге решение было принято. Поскольку Камаль Насер являлся официальным пресс-атташе ООП и самым известным пропагандистом палестинского террора, оправдывавшим убийство израильских граждан, в глазах «Комитета-Х», негласного военного трибунала кабинета безопасности израильского правительства, Камаль Насер представлял не меньшую угрозу, чем любой руководитель палестинской террористической организации.
  — Я слушаю тебя, Эхуд, — спокойно произнес Давид Эльазар.
  Эхуд Барак порывался сказать, что его бойцы не просто доберутся до цели и уничтожат ее, но горят желанием сделать это как можно скорее. Однако ответил более сдержанно:
  — Здесь есть над чем подумать. Сколько у меня времени?
  — Столько, сколько тебе понадобится… до конца недели, — сухо ответил начальник Генерального штаба. — Голда ждет от нас предложений.
  С последней встречи Эхуда Барака с представителями «Моссада» прошло около трех месяцев. За это время израильским разведывательным сообществом была проведена титаническая работа. Чтобы дополнить общую картину недостающими деталями, были задействованы все спецслужбы Израиля, в особенности «Моссад». По большому счету операция «Весна молодости» начала свой путь в «Кейсарии». Люди Майка Харари заранее прибыли в Бейрут, чтобы осмотреться на месте и собрать всю необходимую оперативную информацию. В ливанской столице в контакте с местной резидентурой «Моссада» сотрудники «Кейсарии» отработали сотни часов, готовя операцию, которая должна была продлиться не более получаса. В течение последующих недель «личные дела» были существенно пополнены недостающей оперативно-разведывательной информацией. В первую очередь это касалось мест проживания трех руководителей ФАТХ. Были составлены схемы внутренней планировки домов, сделаны фотографии лобби и лестничных пролетов, даже посчитано количество ступенек, ведущих к дверям террористов. Благодаря агентурным источникам «Моссад» в деталях знал планировку и внутреннюю обстановку квартир, расположение спален и рабочих комнат. Всё было сделано для того, чтобы спецназ не потратил ни одной лишней секунды, разыскивая террористов. Досконально изучили все дороги к объекту, их загруженность в разное время суток, количество светофоров на пути следования и частота смены фаз, проезды и подходы ко двору и домам. Поскольку в темное время суток двор освещался прожекторами, на схеме отметили сектор обзора, просматриваемый из каждого окна трех квартир.
  Для группы спецназа заранее подобрали подходящие места для выхода на изготовку, а также продумали все возможные пути отхода и места укрытия на случай, если операция вышла бы из-под контроля. Собрали информацию об освещении города в ночные часы. Отметили телефонные будки, которыми могли воспользоваться случайные прохожие. Сделали сотни снимков со всех ракурсов, позволившие составить фотоальбом маршрута. На основе полученной оперативной информации стало возможным выстроить отдельные учебные модели в масштабе 1:1.
  Сотрудники «Кейсарии» приложили невероятные усилия, чтобы сфотографировать Абу Юсуфа, Камаля Адвана и Камаля Насера с целью их безошибочного опознания. На каждого из них составили личный фотоальбом. АМАН, проводивший опознание, точно идентифицировал Абу Юсуфа, Камаля Адвана и Камаля Насера. Люди Майка Харари умудрились даже сфотографировать левую кисть Абу Юсуфа, на которой, по сведениям «Моссада», отсутствовали несколько фаланг пальца, потерянных им во время последнего нападения на него израильских морских коммандос «Шайетет-13». Изучили распорядок дня и особые привычки террористов, ближайшее окружение каждого из них, включая членов их семей, друзей и соседей по дому. В распоряжении спецназа имелось подробное описание консьержа, сидевшего в лобби дома Абу Юсуфа. Особый акцент был сделан на ночной охране. Отслеживались порядок несения службы, вооружение охранников и их автотранспорт. На схеме отметили места парковки, поскольку было известно, что один из телохранителей Абу Юсуфа постоянно дежурил снаружи у входа в подъезд, а двое других находились в машине.
  Наибольшее беспокойство доставляла местная полиция, жандармерия и силы регулярной ливанской армии. Сотрудники «Моссада» настроились на полицейскую волну и постоянно прослушивали переговоры в радиоэфире. В «Моссаде» знали, сколько патрульных машин дежурили в этом районе города в ночную смену, сколько из них находились в ближайшем жандармском участке и как быстро они могли отреагировать на стрельбу в центре Бейрута, чем они были вооружены, а также уровень их боевой подготовки.
  На протяжении нескольких недель 24 часа в сутки люди Майка Харари наблюдали за районом Рамлет аль-Байда, изучая его жителей и их возможную реакцию на появление незнакомых машин и людей. Соседями Камаля Адвана, Камаля Насера и Мухаммада Юсуфа эль-Наджара Абу Юсуфа были в основном крупные функционеры ООП, богатые бизнесмены и западные дипломаты. Проверялось, имел ли еще кто-либо из соседей ночную охрану, кто из жильцов близлежащих домов возвращался домой за полночь.
  Просчитали все варианты и подготовили инструкции даже для самого невероятного сценария. Приняли во внимание и возможные метеорологические условия. Ни одну мелочь не выпустили из виду. Для ознакомления с собранными «Моссадом» материалами Эхуду Бараку и его офицеру разведки майору Амнону Бирану потребовался не один час кропотливой работы.
  Через несколько дней после совещания в Отделе оперативного планирования Генерального штаба подполковник Эхуд Барак собрал в своем кабинете всех офицеров «Сайерет Маткаль». Заместитель Барака капитан Йонатан Нетаньяху, летом 1972 года повышенный в должности до заместителя командира «Сайерет Маткаль», прилетел на базу прямо с учений, проходивших в Синайской пустыне. Рядом с ним сидели капитан Амитай Нахмани 85, капитан Амирам Левин 86, майор Муки Бецер, лейтенант Цвика Ливне и другие офицеры «Сайерет Маткаль». Майор Амнон Биран ознакомил остальных офицеров с «личными делами» террористов, после чего подполковник Барак разложил на столе карту аэрофотосъемки Бейрута. «Вот здесь», — обвел он шариковой ручкой два многоэтажных здания на улице Вердун.
  В районе Рамлет аль-Байда было сосредоточено большинство пятизвездочных отелей, модных магазинов, ночных клубов и ресторанов, не закрывавшихся до самого утра. В нескольких минутах ходьбы от улицы Вердун располагались посольства США и Великобритании, но они беспокоили израильский спецназ в меньшей степени, нежели развлекательные заведения и подвыпившие иностранные туристы, слоняющиеся по ночным улицам. Для поддержания порядка множество полицейских нарядов патрулировали центр города и набережную на протяжении всей ночи. На начальном этапе они-то и могли представлять главную помеху диверсионной группе.
  Вооруженные боевики также представляли угрозу, однако их реакцию и действия можно было просчитать. Наибольшие опасения вызывал жандармский участок, находившийся примерно в 200 метрах от места операции. Между отдельными группировками часто возникали конфликты, нередко перераставшие в уличные бои. Ливанская жандармерия и полиция обычно предпочитали не вмешиваться. Но никто не знал, как отреагируют жандармы на перестрелку в непосредственной близости от своего участка. Это был один из вопросов, на который не нашлось ответа. Всё предусмотреть было невозможно.
  Весь успех данной секретной операции как никогда прежде зависел от неожиданности. Удар следовало нанести ночью, одновременно по всем трем квартирам, затратив на ликвидацию не более 10 минут. Этого времени вполне должно было хватить, чтобы успеть отойти на безопасное расстояние и затеряться на переполненных улицах Бейрута, прежде чем к месту ночного инцидента стянули бы крупные силы ливанской полиции и жандармерии. Для большей уверенности на подъезде ко двору можно было выставить заслон из нескольких бойцов. Решающее значение имела тактика нападения, которая гарантировала бы незаметный подход к квартирам. Намного проще и безопаснее было выходить на «объекты» небольшими группами, по два-три человека, переодевшись в гражданскую одежду, выдерживая дистанцию 10–15 шагов. Необходимо было также выбрать оружие, которое легко можно было спрятать под одеждой, благо ночное время суток и прохладное время года позволяли это сделать, не привлекая внимания окружающих.
  Но, прежде чем приступить к планированию завершающей стадии операции, следовало решить главный вопрос: как доставить бойцов «Сайерет Маткаль» в крупный портовый город с миллионным населением, расположенный на удалении 120 километров от северной границы Израиля? Высадку с вертолетов отвергли сразу, поскольку ее невозможно было провести скрытно, и она была слишком опасна. Более предпочтительным было десантирование с моря. Бейрут расположен на полуострове, выступающем в море острым треугольником, что позволяло быстро достигнуть центра города практически с любой точки южного или северного побережья. С этой целью майор Муки Бецер лично вышел в море на подводной лодке ВМС Израиля, чтобы через перископ осмотреть 8-километровую береговую линию южного выступа Бейрута.
  После изучения береговой линии было принято решение произвести высадку на частном пляже отеля «Сандс». Бойцы «Сайерет Маткаль» должны были выйти в море на ракетном катере, спустить на воду резиновые лодки и достигнуть места высадки в сопровождении морских коммандос «Шайетет-13». Эхуд Барак сообщил, что операция будет проводиться совместно с сотрудниками «Моссада», которые заранее арендуют машины и встретят их у берега в означенной точке, чтобы доставить к объекту. Частный пляж имел свои неоспоримые преимущества. Морской десант не подвергал себя риску наткнуться на туристические палатки или встретиться с любителями ночной рыбалки. Единственная, но существенная проблема состояла в том, что многие номера отеля выходили прямо на море. Не исключалась вероятность, что какой-нибудь постоялец выйдет на балкон, чтобы выкурить перед сном последнюю сигарету и, увидев высадку вооруженных людей, позвонит в полицию или сообщит администрации отеля. Но лучшей альтернативы так и не было предложено.
  Один из вопросов не давал покоя подполковнику Бараку: что произойдет, если диверсанты выйдут к району операции, а террористов не окажется дома? Чтобы не подвергать бойцов «Сайерет Маткаль» напрасному риску, сотрудники наружного наблюдения «Кейсарии» должны были в день операции круглые сутки следить за «объектами». Было заранее оговорено, что только после того как люди Майка Харари убедятся в том, что все три террориста вернулись в свои квартиры и свет в их окнах погас, они подадут сигнал к началу высадки.
  Через несколько дней окончательный план бейрутской операции был представлен начальнику Генерального штаба. Подполковник Барак предложил задействовать для этой операции группу из 15 человек, включавшую в состав также офицера морских коммандос «Шайетет-13» и военврача. К этому времени «Моссад» и АМАН предоставили полную оперативно-разведывательную информацию о концентрации палестинских боевиков, а также крупных подразделений регулярной ливанской армии и жандармерии на территории Бейрута и его окрестностей. Оценив общую картину, генерал-лейтенант Давид Эльазар дал согласие на проведение операции, расширив ее до широкомасштабного антитеррористического рейда, задействовав наряду с «Сайерет Маткаль» дополнительные спецподразделения Армии обороны Израиля. Было принято решение параллельно с ликвидацией трех лидеров ФАТХ нанести удар и по другим объектам инфраструктуры палестинских террористов, расположенным в Бейруте и на юге Ливана в портовом городе Сайда. Важно было также уничтожить штаб НДФОП, разместившийся в одном из центральных районов ливанской столицы в семиэтажном здании на улице Хартум. Таким образом, для премьер-министра Голды Меир был подготовлен окончательно доработанный, развернутый план антитеррористической операции, получившей название «Весна молодости». Она должна была стать самой крупной и наиболее сложной антитеррористической операцией в истории Израиля — самым доходчивым посланием террористам: «У нас длинные руки, и мы можем достать вас в любом месте!»
  Первая цель под кодовым названием «Авива» 87 включала в себя два многоквартирных жилых дома в элитном спальном районе Рамлет аль-Байда на северо-западе Бейрута, в которых проживали Камаль Насер, Камаль Адван и Абу Юсуф.
  Вторая цель — «Цила» представляла собой мастерские ФАТХ на северо-востоке Бейрута, в которых изготовлялись комплектующие детали для морских мин.
  Третья цель получила кодовое название «Гила». В качестве объекта нападения был выбран штаб НДФОП. Первые этажи здания были отведены под офисы организации, на верхних этажах проживали функционеры НДФОП и других палестинских террористических организаций.
  Четвертая цель — «Варда», включала в себя два здания в южной части Бейрута, расположенные недалеко от аэропорта в спальном районе аль-Узаи. Первое здание принадлежало одному из лидеров ФАТХ Ибрагиму Насеру и служило штабом отделения ФАТХ, из которого координировалась вся террористическая деятельность на территории сектора Газа. Во втором здании размещался завод по производству боеприпасов для РПГ, взрывчатки и морских мин.
  Пятая и последняя цель антитеррористической операции «Весна молодости» получила кодовое название «Ехудит» — автомастерские, обслуживавшие транспортные средства ФАТХ, размещенные в северной части портового города Сайда.
  Общее командование антитеррористической операцией «Весна молодости» было возложено на заместителя начальника Отдела оперативного планирования Генерального штаба, командующего ВДВ Израиля бригадного генерала Эммануэля Шакеда. Его командный пункт должен был разместиться на ракетном катере ВМС Израиля, в нейтральных водах.
  Таким образом, помимо «Сайерет Маткаль» в операции были задействованы еще несколько спецподразделений Армии обороны Израиля. Для высадки и сопровождения такого большого морского десанта Генеральному штабу потребовалось задействовать практически весь надводный флот Израиля. Самая важная и, как казалось, наиболее сложная задача ложилась на плечи бойцов «Сайерет Маткаль». По этой причине остальные группы должны были начать атаку не ранее, чем «Сайерет Маткаль» приступит к ликвидации трех руководителей ФАТХ. Цели «Цила» и «Варда» были поручены морским коммандос «Шайетет-13» под командованием подполковника Шауля Зива и полковника Шмуэля Персенбурга. Сводная группа 50-го батальона ВДВ подполковника Амнона Липкина-Шахака должна была нанести удар по цели «Гила». И самый последний объект на севере Сайды, цель «Ехудит» отводилась спецназу 35-й бригады ВДВ под командованием подполковника Амоса Ярона и боевым пловцам спецподразделения «707».
  В «Сайерет Маткаль» началась интенсивная подготовка к операции. Подполковник Барак отобрал 12 опытных бойцов, освободил от несения боевого дежурства и плановых учений. К ним присоединились офицер морских коммандос «Шайетет-13» майор Дов Бар и военврач капитан Шмулик Кац. В общей сложности морской десант составил 15 человек и был разделен на пять групп.
  Первая группа представляла собой передовой командный пункт. Вместе с подполковником Эхудом Бараком в нее вошли военврач и офицер морских коммандос. Так как высадка десанта происходила со стороны моря, майор Дов Бар выполнял функции офицера связи. Также, в случае выхода ситуации из-под контроля, майор Дов Бар должен был вывести уцелевших бойцов к береговой линии и организовать самостоятельную эвакуацию в нейтральные воды.
  Вторая группа под командованием капитана Амирама Левина должна была ликвидировать охранников и обеспечить прикрытие трем штурмовым группам, действующим в квартирах Камаля Адвана, Камаля Насера и Абу Юсуфа.
  Третья группа под командованием майора Муки Бецера была нацелена на квартиру Абу Юсуфа. Ей предстояло выполнить наиболее сложную задачу. Абу Юсуф считался одним из самых опасных палестинских террористов. На него неоднократно совершались покушения, и он находился под усиленной круглосуточной охраной хорошо подготовленных телохранителей. К тому же группе майора Муки Бецера приходилось действовать в одиночку, в отрыве от основного десанта. Не исключалось, что в квартире Абу Юсуфа, кроме членов семьи, могли оказаться несколько террористов или группа Муки Бецера могла неожиданно столкнуться с вооруженными людьми из других квартир.
  Четвертая группа под командованием капитана Амитая Нахмани должна была подняться на второй этаж и ворваться в квартиру Камаля Адвана. Вместе с ним по данным агентуры в квартире проживали жена и сын. Капитану Нахмани, как и майору Муки Бецеру, было приказано по возможности избежать ненужных жертв среди членов семей террористов, что также существенно усложняло выполнение задания.
  И последняя, пятая группа лейтенанта Цвики Ливне должна была ликвидировать Камаля Насера, жившего в том же доме, что и Камаль Адван, в квартире на четвертом этаже. По данным агентуры, в его квартире часто засиживались поздние гости.
  По воспоминаниям Эхуда Барака, он испытывал большие затруднения при комплектовании диверсионной группы. Как и в случае с бельгийским авиалайнером Sabena, все без исключения бойцы «Сайерет Маткаль» хотели принять участие в бейрутской операции. Никто, начиная от старших офицеров подразделения, заканчивая сержантским составом, не допускал даже мысли о том, что не будет включен в состав морского десанта.
  Такие антитеррористические операции, как «Изотоп» и «Весна молодости», были уникальны и единственны в своем роде. Они формировали имидж не только подразделения, но и всей Армии обороны Израиля. Подполковник Эхуд Барак находился под тяжелым морально-психологическим давлением. Приходилось буквально резать по живому. Он нашел в себе силы отказать своему другу детства, офицеру, стоявшему вместе с ним у истоков операции «Весна молодости», майору Амнону Бирану.
  Но самые острые споры происходили с его заместителем капитаном Йонатаном Нетаньяху, которого Барак хотел оставить в Израиле вместо себя, чтобы продолжать плановые учения и подготовку к уже намеченным разведывательным операциям. Однако Йони ничего не хотел слушать. Он отказывался выполнять приказ и буквально преследовал Эхуда Барака, позабыв о всякой воинской дисциплине и элементарной субординации.
  Подполковник очень любил Йони, в свое время он лично пригласил его в «Сайерет Маткаль» из спецназа ВДВ. Барак пытался убедить его, говорил, что это далеко не последняя секретная операция, но Нетаньяху был непреклонен в своем требовании, постоянно выдвигая новые доводы и обвинения: «Дай мне шанс, как в свое время Арнан 88 дал тебе возможность проявить себя… Не каждый день такие операции… Как ты можешь меня здесь оставить, зная, что именно ради таких операций я бросил всё и решил вернуться в армию 89?.. Только в таких спецоперациях приобретается необходимый опыт и формируется характер командира… Это не первый раз, когда ты отодвигаешь меня в сторону, так было и с Sabena, когда ты предпочел мне Биби 90…»
  В итоге подполковник Эхуд Барак нашел компромиссное решение. Как было сказано, группа майора Муки Бецера, состоявшая из трех человек, работала на самом опасном участке операции отдельно от остальных, в доме Абу Юсуфа. Если хотя бы один из бойцов Муки Бецера серьезно пострадал, если бы им оказали сопротивление, которое они не смогли бы подавить, оставшиеся члены группы оказались бы в крайне затруднительном положении. Барак предложил Йони усилить группу, но оговорить это с Муки Бецером. «Если Муки согласится тебя взять, я не стану возражать». Барак был уверен, что майор Муки Бецер не будет против, тем более что Йони, хотя и был младше его по званию, был старше по занимаемой должности. Таким образом, Йони Нетаньяху вошел в состав морского десанта четвертым номером в группу майора Муки Бецера.
  Началась заключительная стадия подготовки бейрутской операции. Бойцы, отобранные подполковником Бараком, приступили к учениям на базе, расположенной между Тель-Авивом и Иерусалимом на территории современного города Модиин. Там, вдалеке от посторонних глаз, находились несколько заброшенных зданий, в которых «Сайерет Маткаль» обычно отрабатывал взаимодействие групп в условиях городского боя.
  Несмотря на то что для высадки в Бейруте больше подходил облегченный мини-вариант автомата Uzi, разработанный израильским военным концерном IMI, решили не рисковать и воспользоваться классическим вариантом, но со складным прикладом. Другие автоматы, иностранного производства, не подходили для секретной операции. Их было сложно спрятать под одеждой, не привлекая внимания окружающих. Для подрыва дверей в квартирах террористов решили использовать специальную взрывчатку, изготовленную одним из бойцов «Сайерет Маткаль». Даже при небольшом количестве она обладала большой разрушительной силой. Также подготовили несколько чемоданчиков «Джеймс Бонд», в которых спрятали дополнительные обоймы и оружие для ведения боя на более дальние дистанции.
  В конце февраля из Бейрута через третьи страны в Израиль вернулись сотрудники Майка Харари, которые должны были стать шоферами диверсионной группы. Несколько недель они посвятили изучению маршрута от места высадки до домов террористов на улице Вердун и вернулись в Израиль, чтобы познакомиться со спецназовцами и принять участие в совместных учениях.
  После того как из Бейрута была доставлена карта с отмеченным на ней маршрутом, учения стали проводить в режиме реального времени. Их перенесли в район северного Тель-Авива. На северо-востоке от Рамат Авив 91 нашли строящееся здание, напоминавшее те, в которых жили террористы. На пляже Тель-Барух обозначили условную точку высадки и от нее проложили точный бейрутский маршрут. Под покровом ночи бойцы «Сайерет Маткаль» спускались с ракетного катера на десантные резиновые моторные лодки класса «Марк-7» и плыли на них до пляжа Тель-Барух, затем пересаживались в машины и еще восемь километров ехали к строительной площадке. На этих учениях, как правило, присутствовали начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Давид Эльазар и заместитель начальника Отдела оперативного планирования бригадный генерал Эммануэль Шакед, осуществлявший общее командование операцией «Весна молодости». По секундам замерялось время, затраченное спецназовцами на высадку с моря, путь к объекту, подъем к квартирам террористов и отход к береговой полосе.
  В одну из ночей генерал-лейтенант Эльазар, живший в нескольких минутах езды, без предупреждения приехал к месту учений. Тихонько подойдя к строительной площадке, он неожиданно выкрикнул из темноты: «Враг сзади! У вас раненый!». Йони Нетаньяху мгновенно взвалил себе на плечи Цвику Ливне и понес его к машине. Но начальнику Генерального штаба показалось, что группы действовали недостаточно слаженно и слишком медленно. Оставшуюся ночь десятки раз отрабатывали только эвакуацию раненых, бегая вверх и вниз по ступенькам, преодолевая за раз по шесть этажей. С наступлением рассвета силы спецназовцев были на пределе истощения.
  Начальник Генерального штаба, отправляя молодых ребят в Бейрут, в самый омут палестинских террористов, в полной мере представлял себе степень опасности, которой подвергали себя бойцы «Сайерет Маткаль». Любая оплошность, любой недочет или просто случайное стечение обстоятельств могли обернуться трагедией. Оказавшись в окружении в 120 километрах от границ Израиля, бойцы «Сайерет Маткаль» не могли рассчитывать на помощь и не имели шансов выйти из Бейрута живыми.
  В одну из ночей начальник Генерального штаба прервал учения и отвел в сторону подполковника Барака. «Эхуд! — начал он. — Вся эта картина не очень хорошо смотрится со стороны. Хоть вы и переоделись туристами, но шестнадцать молодых парней в половине второго ночи обязательно вызовут подозрение у охраны!.. Обдумайте другие варианты».
  Эхуд Барак и Муки Бецер согласились с доводами Эльазара. Он был абсолютно прав. Это никуда не годилось. Тогда майор Бецер предложил часть бойцов, кто меньше ростом и нежнее лицом, переодеть и загримировать под женщин. На роль молодых туристок выбрали командира подразделения подполковника Эхуда Барака, лейтенанта Лони Рафаэли и капитана Амирама Левина. Девушки, служившие на базе «Сайерет Маткаль», получили особое задание: выбрать модную женскую одежду в дорогих магазинах, расположенных в Тель-Авиве на улице Аленби. Так Эхуд Барак превратился в экстравагантную брюнетку красно-рыжего отлива, а Лони Рафаэли — в платиновую блондинку. В черном парике, с естественной родинкой на лице, Барак походил на развязную молодую туристку, ищущую приключения в ночном городе порока и развлечений. Лейтенанту Лони Рафаэли вообще не нужно было прилагать ни малейших усилий, он сразу перевоплотился, как только его переодели в женскую одежду и натянули на голову парик. Но с капитаном Амирамом Левиным пришлось повозиться. Чтобы скрыть морщины на его грубом лице, ему наложили толстый слой косметики. Не обошли вниманием и магазины мужской одежды. Костюмы и куртки покупали специально на несколько размеров больше, чтобы спрятать под ними оружие. Руки должны были быть свободными, любая большая сумка посреди ночи на улице баров и казино смотрелась бы, как коньки на пляже. По этой причине, чтобы не выделяться из толпы, в пиджаки и куртки были вшиты специальные внутренние карманы-подкладки.
  После долгих и изнурительных учений начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Эльазар наконец-то дал свое разрешение на высадку в Бейруте. Однако сроки операции постоянно переносились. Причиной тому явилась нерешительность министра обороны Моше Даяна. Давид Эльазар практически каждый день являлся в кабинет министра обороны, настаивая на немедленном проведении операции возмездия. Но Моше Даян колебался. Последствия этой вылазки могли весьма пагубно отразиться на самом Израиле. Международный политический резонанс был непредсказуем. Высадка в Бейруте могла быть воспринята мировым сообществом не как вынужденная мера борьбы с терроризмом, а как неприкрытая диверсия, акт агрессии против соседнего государства, с которым Израиль находился в состоянии войны уже 25 лет. Высадку в ливанской столице арабы могли объявить израильской провокацией и возобновлением военных действий.
  Пока политики и военные решали между собой судьбу операции, бойцы «Сайерет Маткаль» проводили отпущенное время в каждодневных тренировках. Учиться пришлось тому, с чем раньше ни одному спецназовцу сталкиваться не доводилось. Как выяснилось, самым сложным оказалось научиться ходить на каблуках. Стирая до крови ноги, по многу часов в день «девушкам» приходилось ходить на каблуках, чтобы выработать естественную женскую походку. Затем нужно было научиться гулять парами в обнимку так, чтобы со стороны всё выглядело вполне естественно и правдоподобно. На каком-то этапе Эхуд Барак даже подумывал о том, чтобы пригласить в подразделение профессионального театрального режиссера.
  Дни шли, а приказ на высадку в Бейруте так и не поступал. Подполковник Барак вновь стал сомневаться в том, что разрешение когда-нибудь будет получено. Отстрел лидеров ФАТХ и «Черного сентября» не прекращался, тут и там появлялись сообщения о загадочных покушениях, которые Израиль оставлял без комментариев. Хоть командир спецназа и не был посвящен в деятельность «Комитета-Х» и группы Майка Харари, он прекрасно понимал, что израильские спецслужбы имеют ко всем этим ликвидациям самое прямое отношение. Однако одно дело — провести точечную ликвидацию где-то в Париже, другое — организовать настоящую диверсионную высадку в центре Бейрута. Риск был слишком уж высок. До этого ни одно подразделение израильской армии не выполняло операции такого уровня сложности.
  Всё резко изменилось в один день — 1 марта 1973 года. Группа боевиков палестинской террористической организации «Черный сентябрь» ворвалась на территорию посольства Саудовской Аравии в Хартуме во время официального приема, организованного послом Саудовской Аравии шейхом Абдуллой аль-Мальхуком 92.
  Нападение на посольство и казнь дипломатов вызвали широкую волну возмущения во всём мире. Именно эти события заставили Моше Даяна принять окончательное решение провести антитеррористический рейд в ливанской столице. Как и в 1968 году, планируя операцию «Преподношение», израильтяне рассчитывали на то, что мировое сообщество ограничится формальным «порицанием» Израиля, поскольку в 1973 году палестинский терроризм уже стоял поперек горла даже некоторым арабским режимам, спонсировавшим деятельность ООП.
  Операцию «Весна молодости» было решено провести в ночь с 9 на 10 апреля 1973 года. Морской десант должен был под покровом ночи войти в территориальные воды Ливана и достигнуть места высадки на резиновых моторных лодках. Организация высадки была возложена на бойцов морских коммандос «Шайетет-13» и боевых пловцов спецподразделения «707», не задействованных в непосредственном нападении на цели.
  В холл отеля «Сандс», расположенного на набережной Бейрута, 1 апреля 1973 года вошел 35-летний элегантный мужчина, предъявивший при регистрации паспорт на имя Жильбера Римбода. Представившись бельгийским бизнесменом, он как бы невзначай поинтересовался у служащих отеля ночными злачными местами Бейрута. Спустя несколько часов в том же отеле появился еще один «иностранный турист», прибывший в ливанскую столицу из Франкфурта-на-Майне, и предъявил западногерманский паспорт на имя Дитера Альтнуцера. При себе он имел удочки и целый набор рыболовных снастей. Управляющему отелем Дитер Альтнуцер рассказал, что он большой поклонник рыбалки и весь год мечтал с удочкой в руках провести несколько ночей на набережной Бейрута. Он тут же принялся наводить справки о высоте волн, скорости ветра, температуре воды и морских течениях. Поскольку операция должна была проводиться в ночное время суток, желательно было приучить служащих отеля к постоянным ночным отлучкам. Один проводил время за «ночной рыбалкой», второй «кутил в злачных местах».
  Спустя пять дней, 6 апреля 1973 года, в том же отеле поселились еще трое «иностранных туристов», прилетевших из Лондона самолетом британских авиалиний British Airways. Некто Эндрю Вигвей, элегантный британский джентльмен, Шарль Босар, французский бизнесмен, и еще один британский бизнесмен, назвавшийся Джорджем Эльдаром. Последним в Бейруте появился веселый «англичанин» по имени Эндрю Мейси, являвшийся командиром оперативной группы «Кейсарии». Он поселился в отеле «Атлантик» недалеко от улицы Вердун и с первого же дня завел приятельские отношения со всем персоналом.
  Утром 9 апреля 1973 года в Атлит 93, на базу морских коммандос «Шайетет-13», приехали начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Давид Эльазар, начальник Управления военной разведки АМАН генерал-майор Элияху Зеира и другие высокопоставленные офицеры Армии обороны Израиля. Перед тем как отправиться в Хайфский порт и погрузиться на суда, все участники операции собрались в огромном ангаре. Обычно невозмутимый Давид Эльазар выглядел на этот раз взволнованным и даже немного растерянным. Накануне у него состоялась беседа с премьер-министром Голдой Меир, которой он лично пообещал, что все спецназовцы вернутся домой. Генерал-лейтенант Эльазар не торопясь обошел ряды спецназовцев. Он не стал долго говорить о сложности и важности предстоящей секретной операции, а спокойно произнес: «Убейте этих мерзавцев и возвращайтесь с миром домой!» От этой тихой фразы у большинства спецназовцев пробежал мороз по коже, поскольку в лексиконе израильской армии намеренно было запрещено слово «убить» и никогда не употреблялось до этого. Казалось, после Мюнхена были разорваны все морально-этические рамки, настолько израильское общество было озлоблено. Не был исключением и начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Давид Эльазар.
  В предвечерние часы 9 апреля 1973 года из акватории Хайфского залива, взяв курс на северо-запад, в море вышли восемь ракетных катеров и четыре торпедоносца. На палубах 12 судов разместилось 48 быстроходных резиновых моторных лодок, предназначавшихся для сводного отряда морского десанта, включавшего в себя бойцов «Сайерет Маткаль», морских коммандос «Шайетет-13», спецназа 35-й бригады ВДВ, 50-го батальона ВДВ и спецподразделения боевых пловцов «707». Это была лучшая «сборная Армии обороны Израиля», возглавляемая наиболее опытными боевыми офицерами — Эхудом Бараком 94, Амноном Липкиным-Шахаком 95, Амосом Яроном 96, Шмуэлем Пресбургером и Шаулем Зивом. Чтобы всё сохранить в тайне, суда покидали Хайфский военный порт по отдельности, с разными промежутками времени. С наступлением ночи катера должны были соединиться с эскадрой сопровождения, подойти к территориальным водам Ливана и спустить на воду моторные лодки класса «Марк-7».
  Пока флотилия с морским десантом находилась на пути к ливанскому побережью, на Кипре разыгралась очередная драма. «Черный сентябрь» нанес новый удар 97. В аэропорту Никосии трое палестинских террористов атаковали пассажирский самолет израильской авиакомпании Arkia. Выехав на взлетно-посадочную полосу, они открыли беспорядочную автоматную стрельбу. Однако два офицера службы безопасности EL AL действовали быстро и профессионально. В скоротечной перестрелке двое террористов были убиты. Третий из нападавших был схвачен и передан кипрской полиции. В тот же день в Никосии на улице Флорини боевиками «Черного сентября» было совершено нападение на резиденцию израильского посла Рахамима Тимора. Террористы смогли прорваться на нижний этаж и привести в действие мощное взрывное устройство. Лишь по счастливой случайности никто не пострадал. Незадолго до нападения посол с семьей покинули резиденцию и выехали в аэропорт.
  Сразу после того как из Никосии пришло сообщение о новых терактах «Черного сентября», в канцелярии начальника Генерального штаба было собрано экстренное совещание. Пока не началась основная фаза высадки морского десанта, необходимо было проанализировать создавшуюся ситуацию и решить главный вопрос: каким образом два инцидента в Никосии отражались на секретной операции в Бейруте? Лидеры палестинских террористических организаций, ожидая ответной реакции со стороны Израиля, могли принять дополнительные меры предосторожности. Премьер-министр переживала. Но генерал-лейтенант Давид Эльазар смог убедить Голду Меир, что в процессе планирования операции «Весна молодости» принималось во внимание любое развитие событий, и инциденты в Никосии не смогут существенным образом изменить оперативную обстановку в городе. Начальник Управления военной разведки АМАН генерал-майор Элияху Зеира связался с директором «Моссада» и попросил его уточнить обстановку в Бейруте. Майк Харари доложил Цви Замиру, что, согласно последним сообщениям сотрудников «Кейсарии», обстановка в столице Ливана продолжает оставаться спокойной.
  За несколько километров до побережья Бейрута ракетные катера и торпедоносцы разделились, взяв курс по направлению к своим секторам. На одном из катеров подполковник Эхуд Барак, мучаясь от морской болезни, подводил перед зеркалом не имел никакого отношения. Они были осуществлены группой молодых палестинцев, не имевших ничего общего ни с «Черным сентябрем», ни с какой-либо организацией, официально входившей в ООП. Желая привлечь к себе больше внимания, они намеренно дезинформировали местные СМИ, сообщив о своей принадлежности к «Черному сентябрю».
  расплывшуюся косметику. Со стороны эта картина выглядела комично, если не брать во внимание, что через час ему предстояло подвергнуть свою жизнь и жизни своих бойцов серьезной опасности. Всё шло по плану. Казалось, сама погода была на стороне израильтян. Ночь выдалась холодная и ветреная. Сотрудники «Моссада» сообщали, что со стороны моря на отель «Сандс» обрушиваются сильные порывы ветра, несущие липкую морскую «пыль» и песок. Все окна были плотно закрыты. Высокие волны позволили незамеченными подойти к самому берегу. Однако, прежде чем начать десантирование, в воду спустились бойцы спецподразделения «707». Они вплавь достигли берега, чтобы провести разведку района высадки.
  Незадолго до этого, около полуночи, в стороне от посторонних глаз, у Побережья Голубей остановились четыре больших американских автомобиля Buick и три таких же огромных черных Mercedes, арендованных «иностранными туристами» из отеля «Сандс». Водители ожидали условленного сигнала из штаба операции, разместившегося на одном из ракетных катеров. В первой лодке, пробивавшейся сквозь встречные волны к набережной Бейрута, находился сам подполковник Эхуд Барак. Вне всякого сомнения, это была самая опасная спецоперация за всю его военную карьеру. Но в тот момент его беспокоила не угроза жизни или возможное пленение, а мокрый ветер, который мог размыть косметику на лице и испортить парик. Рядом шли лодки майора Муки Бецера, лейтенанта Цвики Ливне и капитана Амитая Нахмани. На небольшом отдалении шли лодки с отрядом десантников подполковника Амнона Липкина-Шахака, который должен был уничтожить штаб НДФОП на улице Хартум.
  На подходе к Побережью Голубей бойцы «Шайетет-13» заглушили моторы и взялись за весла. Достигнув пляжа, морские коммандос соскочили в воду и на руках перенесли спецназовцев Эхуда Барака и Амнона Липкина-Шахака, стараясь, чтобы ни одна капля воды не попала на их одежду. Агенты «Моссада», сидевшие в машинах, подали условленный сигнал фонариком. Четыре автомобиля ждали группу Эхуда Барака, еще три — десантников Амнона Липкина-Шахака. Преодолев просматриваемый участок пляжа бегом, бойцы «Сайерет Маткаль» бросились к машинам. На ноги спецназовцев предусмотрительно были надеты бахилы, чтобы уберечь обувь от мокрого песка, который мог бы привлечь внимание прохожих. Около 200 километров пути были уже позади. Оставались самые опасные восемь километров по улицам ночного Бейрута.
  Эхуд Барак обменялся рукопожатием с сотрудником «Моссада» и молча нырнул в просторный Buick Skylark, заняв место возле водителя. За ним сели Муки Бецер, Лони Рафаэли, Йони Нетаньяху и Амирам Левин. Машины тихо выехали со стоянки и не торопясь покатили в центр города к улице Вердун. Глядя в маленькое зеркало, подполковник Барак поправлял макияж, слушая последнюю оперативную сводку об обстановке в городе.
  Что-то тревожило «моссадовца». Перед тем как встретить диверсионную группу, люди Майка Харари еще раз осмотрелись в районе Рамлет аль-Байда. На первый взгляд, ничего не вызывало опасения, однако интуиция подсказывала — что-то изменилось. В воздухе витала еле ощутимая нервозность. В последние дни на улицах Бейрута появилось больше обычного патрулей ливанской жандармерии. Ливанцы будто что-то предчувствовали. Хотя палестинцы и не усилили охрану, сотрудник «Моссада» настойчиво рекомендовал подполковнику Бараку оставить машины не на подъезде ко двору террористов, как это было запланировано, а за несколько сот метров от цели, в соседнем квартале. Это коренным образом меняло весь первоначальный план, сдвигая график операции на 10–15 минут. Подобная задержка могла существенно осложнить работу остальных групп морского десанта, действовавших в других районах Бейрута.
  Эхуд Барак был обязан связаться со штабом и доложить об изменениях в оперативной обстановке. В подобных ситуациях устав не оставлял выбора командиру. Принимать решение мог только тот, кто видел общую картину происходящего, а значит — руководитель операции, в данном случае — генерал Мано Шакед. Тем не менее подполковник Барак решил взять на себя ответственность и продолжать движение к объекту. Вне всякого сомнения, на решение командира «Сайерет Маткаль» повлияла прошлогодняя операция по захвату высокопоставленных сирийских офицеров. Нападение на ливанско-сирийскую колонну два раза переносилось в самый последний момент из-за нерешительности высшего командного состава Генерального штаба. Тогда, в июне 1972 года, операция под кодовым названием «Аргаз» едва не была окончательно свернута.
  Спустя четверть часа машины со спецназовцами въехали в фешенебельный бейрутский район Суан. Несмотря на позднюю ночь, в городе было светло как днем. «Маленький Париж» Ближнего Востока выглядел как обычно: залитая огнями набережная, дорогие рестораны, переполненные центральные улицы, казино и ночные клубы создавали предпраздничное настроение, как в канун Рождества. Спецназовцы были поражены множеством шикарных машин, каких нельзя было встретить на улицах Израиля. Весь Бейрут казался одной большой вечеринкой. Война была где-то совсем далеко, на другом конце света, чем-то нереальным и существующим в совершенно ином мире. О ней напоминали только вооруженные люди, но и они вскоре стали неотъемлемой частью «декорации», которая уже воспринималась как специфический атрибут ливанской столицы начала 1970-х годов. Никому даже в голову не могло прийти, что здесь, в самом сердце ночного Бейрута, может появиться израильский спецназ. Подполковника Эхуда Барака и его людей здесь явно не ждали.
  Спустя много лет на страницах своих мемуаров Абу Ияд вспоминал, что всего за три дня до высадки «Сайерет Маткаль» в бейрутской квартире Камаля Насера на улице Вердун собрались несколько высших руководителей ФАТХ. Абу Ияд посетовал на слабую охрану у домов Камаля Насера, Камаля Адвана и Абу Юсуфа. «Вы недостаточно осторожны, — сказал в тот вечер Абу Ияд. — Придет день, приземлится здесь израильский вертолет и захватит всех вас!» Кроме одного Ясира Арафата, все присутствовавшие в квартире Камаля Насера взорвались громким смехом. Никто всерьез не воспринял предупреждение лидера «Черного сентября».
  На одном из перекрестков рядом с Buick Skylark Эхуда Барака остановился Land Rover ливанской жандармерии. Водитель джипа с усталым безразличием взглянул на американскую машину, не проявив ни малейшего интереса к компании «подвыпивших иностранных туристов». Другие машины израильской диверсионной группы предусмотрительно держались на расстоянии нескольких сотен метров, чтобы не встать колонной у светофора. Стараясь не терять друг друга из поля зрения, они медленно ползли в гору, приближаясь к улице Вердун.
  Спустя четверть часа машины одна за другой притормозили у обочины. Муки Бецер в элегантном костюме европейского пошива быстро выскочил из машины и открыл переднюю дверь, галантно протянув руку Эхуду Бараку. Оставив машины на попечение «моссадовцев», бойцы «Сайерет Маткаль» разбились на группы и двинулись по тротуару в сторону домов террористов. На центральной улице было так много людей, что местами приходилось протискиваться через столпотворение, сталкиваясь лицом к лицу с прохожими. К счастью, после полуночи все уже были под хорошим «допингом», к тому же на Востоке не принято разглядывать женщину, особенно когда она в сопровождении мужчины, в противном случае кто-нибудь наверняка обратил бы внимание на грубую подделку. В те годы, да еще и на Ближнем Востоке, появление «трансвеститов» на улицах Бейрута обязательно произвело бы негативный эффект.
  Командир «Сайерет Маткаль» подполковник Эхуд Барак, в черном парике с красно-рыжим отливом, возглавлял шествие, уверенно повиснув на руке майора Муки Бецера. За ними в десятке метров дефилировала «молодая платиновая блондинка» — лейтенант Лони Рафаэли в сопровождении капитана Йони Нетаньяху. На месте лифчика у подполковника Барака в специальной подкладке были спрятаны две упаковки пластиковой взрывчатки и несколько гранат, а под просторной блузкой — автомат Uzi со складным прикладом и поясом запасных обойм. Вся процессия, растянувшаяся по улице Вердун, была, словно новогодняя елка, увешана «игрушками» — пистолетами с глушителями, осколочными гранатами, автоматными обоймами и шашками со слезоточивым газом.
  В ночном городе, пропитанном запахом алкоголя, марихуаны, дорогих сигар и ароматом женских духов, разыгрывать роль подвыпивших западных туристов оказалось куда проще, чем думали спецназовцы. Пока Муки Бецер и Эхуд Барак не столкнулись с двумя ливанскими жандармами, шедшими им навстречу. Как назло, именно в этом месте тротуар был настолько узким, что одна из пар неизбежно должна была сойти на проезжую часть. Не могло быть и речи, чтобы уступить жандармам дорогу, а тем более развернуться или резко начать переходить дорогу. Роль развязных западных туристов следовало играть до конца. Муки Бецер обнял за плечи «свою подругу» и двинулся прямо навстречу ливанскому патрулю. Жандармы вынуждены были уступить дорогу. Муки Бецер и Эхуд Барак демонстрировали полное спокойствие, хотя, когда до жандармов оставались считаные метры, рука Муки Бецера непроизвольно скользнула за ремень к взведенной «Беретте».
  Первыми к объекту вышли подполковник Барак и его заместитель по операции майор Муки Бецер. От притока адреналина пробивала холодная дрожь. Остановившись в неосвещенном месте, они прижались друг к другу, словно обнимающаяся пара, и, ожидая прибытия остальных групп, осмотрелись. В жизни дома террористов выглядели точно так же, как на фотографиях, предоставленных «Моссадом». На углу улицы, метрах в ста от домов террористов, неторопливо прошли двое ливанских жандармов. В этот час они не должны были там находиться, но их присутствие не могло помешать операции, в случае необходимости группа прикрытия капитана Амирама Левина без особого усилия могла устранить это препятствие. Еще в Израиле группа Эхуда Барака была оповещена, что в вестибюле дома Абу Юсуфа находился пожилой консьерж, один телохранитель постоянно дежурил на улице во дворе дома, а двое других обычно сидели в машине. На схеме было указано точное место их парковки. Консьержа с самого начала было решено, в зависимости от обстоятельств, нейтрализовать слезоточивым газом или выстрелом в голову из пистолета с глушителем. Охранников же должна была ликвидировать группа капитана Амирама Левина.
  Подполковник Барак метнулся к стеклянной двери вестибюля, которая, на удивление, оказалась незапертой. Вместе с группой майора Муки Бецера подполковник Барак проскользнул в просторный вестибюль дома Абу Юсуфа. Ни охраны, ни консьержа на месте не оказалось. Спецназовцы бесшумно бегом, перепрыгивая через несколько ступенек, поднялись на шестой этаж и замерли у двери Абу Юсуфа в ожидании начала общего штурма. Убедившись в том, что всё идет по плану, подполковник Барак быстро спустился вниз на улицу, чтобы оттуда руководить остальными диверсионными группами. На шестом, четвертом и втором этажах зажегся свет — условный сигнал, что все группы вышли на изготовку и ожидают приказа к началу завершающей фазы.
  Стрелки часов показывали 1:29. Учитывая, что машины остановились не возле двора, а в соседнем квартале, с момента высадки на пляже «Сайерет Маткаль» не затратил ни одной лишней минуты, выйдя к цели точно в расчетное время.
  Всё было готово к началу штурма. Тянуть время было нельзя, любая заминка могла привлечь внимание случайных прохожих, охранников или жандармов. Однако с первых же минут возникли непредвиденные осложнения. Группа прикрытия не смогла сразу обнаружить машину с телохранителями, ее обычное место стоянки оказалось свободным. Крайне опрометчиво было вламываться в квартиры, оставив за своей спиной неизвестное количество телохранителей, которые в любой момент могли из темноты ударить в спину или вызвать подкрепление, перекрыв все пути отхода.
  Капитан Амирам Левин в одиночку, разыгрывая роль крепко подвыпившей одинокой блондинки, стал не торопясь обходить стоянку. Прошло не более минуты, как в одной из припаркованных машин он заметил подозрительное движение. Не успел Амирам приблизиться к ней, как дверь машины резко распахнулась и из нее вышел молодой человек в кожаной куртке, крепкого телосложения, с пистолетом в руке. Капитан продолжил движение навстречу телохранителю, незаметно расстегнув блузку, из-под которой едва заметно выглянул ствол с глушителем. Расстояние между «блондинкой» и телохранителем Абу Юсуфа стремительно сокращалось. Когда между ними оставалось не более 10 метров, капитан Левин резко качнулся в сторону и, выхватив свой Uzi, выпустил очередь в корпус и голову террориста. Однако уже после двух выстрелов его автомат дал осечку, и телохранитель Абу Юсуфа, воспользовавшись заминкой, несмотря на полученное ранение, смог отбежать в темноту и найти укрытие за каменным парапетом. Майор морских коммандос Дов Бар, находившийся в это время на противоположной стороне дороги, опустошая автоматную обойму на ходу, бросился на помощь Амираму. Не успел он пробежать и четырех метров, подполковник Барак резким выкриком заставил его вернуться на свою позицию. В это время группа прикрытия капитана успела зайти с правого фланга и буквально в упор изрешетила машину телохранителей. По всей видимости, водитель упал головой на руль, и она стала пронзительно сигналить, рискуя поднять на ноги весь район.
  Шум, доносившийся со двора, сразу лишил спецназовцев их главного преимущества — фактора неожиданности.
  Группа майора Муки Бецера уже успела закрепить на двери Абу Юсуфа небольшой заряд пластиковой взрывчатки. Каждая минута казалась вечностью, а приказ к штурму от подполковника Барака так и не поступал. Командир «Сайерет Маткаль» не торопился. Он хотел убедиться, что за спиной спецназовцев не осталось других охранников, которые сразу не проявили себя. Любая поспешность в этом вопросе могла повлечь за собой непоправимые последствия. Именно здесь и сейчас, в самом центре Бейрута, когда от перенапряжения нервы были готовы лопнуть, словно перетянутая струна, проявились его фантастическая выдержка и хладнокровие. Выждав еще несколько невыносимо долгих минут, он подал сигнал к началу штурма — пять щелчков переключателем рации.
  Первым пришло в действие взрывное устройство у квартиры заместителя Арафата, Махмуда эль-Наджара Абу Юсуфа. Группа майора Муки Бецера была подробно ознакомлена с внутренней планировкой. По информации агентуры «Моссада», в этот час Абу Юсуф должен был находиться в левом крыле квартиры, в большой комнате, служившей ему личным кабинетом. Как правило, он засиживался допоздна и имел обыкновение засыпать прямо на кушетке у письменного стола. Муки Бецер и лейтенант Лони Рафаэли первыми должны были ворваться в квартиру и сразу броситься в левую комнату — кабинет Абу Юсуфа. Взрыв был настолько сильным, что дверь буквально влетела в квартиру. Вбежав в темный задымленный коридор, в лучах подствольных фонарей спецназовцы сразу увидели силуэт в пижаме, пытающийся укрыться в дальней комнате. В последние секунды жизни Абу Юсуф сделал отчаянную попытку дотянуться до своего пистолета, но капитан Йони Нетаньяху опередил его короткой автоматной очередью.
  В этот момент в комнату неожиданно вбежала жена Абу Юсуфа. Извергая дикие проклятия, она бросилась на капитана Нетаньяху, однако точный выстрел Муки Бецера, пришедшийся ей в плечо, сбил женщину с ног, отбросив к стене. «Вы убили ее!» — из последних сил закричал еще живой Абу Юсуф, после чего повалился на ковер. Капитан Йони Нетаньяху подбежал к раненому террористу и дал длинную автоматную очередь в грудь Абу Юсуфа, стараясь не задеть лицо. После этого командир группы, майор Муки Бецер неторопливо склонился над трупом и, подсветив фонариком, сличил лицо с фотографией, лежавшей во внутреннем кармане, затем осмотрел левую кисть, на которой отсутствовало несколько фаланг. Убедившись, что перед ним именно Махмуд эль-Наджар Абу Юсуф — террорист, за которым несколько лет безуспешно вели охоту израильские спецслужбы, майор Муки Бецер хладнокровно сделал еще один контрольный выстрел в голову и покинул комнату.
  Тем временем лейтенант Лони Рафаэли спешно сгреб всё содержимое из ящиков письменного стола в специальный легкий прорезиненный баул. На более тщательный обыск квартиры Абу Юсуфа времени не хватило. Доносившийся со двора шум нараставшего боя заставил спецназовцев оставить квартиру и спуститься на улицу.
  Ночная перестрелка и вой машины привлекли внимание дежурного офицера соседнего полицейского участка. Случись этот инцидент в любом другом районе города, а не в 200 метрах от участка, дежурный офицер не действовал бы столь оперативно. К месту боя тут же был направлен наряд жандармерии, чтобы выяснить, что опять происходит у проблемных палестинских соседей. По всей видимости, ночную стрельбу поначалу приняли за очередную палестинскую разборку, в противном случае к месту вооруженного инцидента были бы немедленно стянуты все имеющиеся силы, включая подразделения регулярной ливанской армии.
  Подполковник Эхуд Барак стоял в неосвещенной части двора, контролируя перекресток и фасады двух домов. Рядом с ним находились капитан Амирам Левин и военврач капитан Шмулик Кац. По другую сторону дороги недалеко от обочины занимал позицию майор «Шайетет-13» Дов Бар. Заметив издалека быстро приближавшийся Land Rover с опознавательными номерами ливанской жандармерии, капитан Амирам Левин и майор Дов Бар, подпустив машину на близкое расстояние, выбежали из своего укрытия и в упор расстреляли джип. Машина сразу потеряла управление и, не сбавляя скорости, влетела в припаркованный автомобиль. Ливанские жандармы были настолько ошеломлены засадой, что даже не попытались открыть ответный огонь. Водитель был убит на месте, остальные жандармы, бросив джип, скрылись среди домов на противоположной стороне улицы. В этот момент в квартире Камаля Насера раздался мощный взрыв, и во двор с четвертого этажа полетели осколки битого стекла и остатки оконной рамы. Спецназовцы на какую-то долю секунды отвлеклись и не сразу заметили еще одну машину, несшуюся в их сторону. Капитан Амирам Левин и майор Дов Бар, а также присоединившиеся к ним подполковник Эхуд Барак и военврач капитан Шмулик Кац, открыли плотный огонь по машине. Она попыталась развернуться на месте, однако одна из пуль угодила в водителя, и машина остановилась прямо посреди дороги. Человек, сидевший рядом с опрокинувшимся на руль водителем, открыл дверцу джипа и, сделав наугад несколько выстрелов из пистолета в сторону группы прикрытия, попытался скрыться среди соседних дворов. Вдогонку за ним бросились капитан Амирам Левин — в белом парике, но уже без платья — и майор Дов Бар. Они настигли убегающего террориста в соседнем дворе и добили несколькими одиночными выстрелами.
  За несколько минут до этого вторая группа спецназа лейтенанта Цвики Ливне ворвалась в квартиру Камаля Насера. В тот вечер Камаль Насер сидел за письменным столом в кабинете и готовил очередную речь, которую собирался произнести через несколько дней на заседании ФАТХ. Услышав хлопок взрыва и выстрелы во дворе, он выглянул в окно, затем подбежал к двери и, заметив через глазок свет на лестничной площадке, почувствовал, что кто-то за ней стоит. Не открывая дверь, он несколько раз спросил на арабском: «Мин хуна?» 98 Не получив ответа, он отбежал от входной двери и укрылся в своем кабинете, надеясь дождаться подмоги. Тут же раздался оглушительный взрыв. Нападавшие немного не рассчитали заряд взрывчатки. Он был настолько мощным, что взрывной волной повредило и двери соседних квартир, находившихся на той же лестничной площадке. Самого Камаля Насера только чудом не выбросило на улицу. Ворвавшись в его кабинет, спецназовцы увидели оглушенного взрывом, прячущегося за письменным столом перепуганного хозяина квартиры. Камаль Насер судорожно пытался нащупать пистолет в выдвижном ящике стола, но лейтенант Цвика Ливне опередил его, сразив несколькими короткими автоматными очередями.
  Третья группа капитана Амитая Нахмани должна была ликвидировать Камаля Адвана — офицера ФАТХ и одного из руководителей «Черного сентября». По какой-то причине заряд взрывчатки, прикрепленный к его двери, не сработал. Не теряя времени, один из спецназовцев ударом ноги вынес дверь из петель. Ворвавшись в квартиру, бойцы «Сайерет Маткаль» заметили Камаля Адвана за занавеской у окна. Держа автомат Калашникова в одной руке, второй он пытался открыть окно, чтобы выпрыгнуть со второго этажа на улицу. Прежде чем Амитай Нахмани успел его застрелить, Адван успел ранить в бедро одного из бойцов. В соседней комнате спецназовцы нашли жену и сына террориста. Им жестом приказали замолчать и лечь на пол. Удостоверившись, что главная цель достигнута, спецназовцы собрали большое количество документов ФАТХ и ООП, представлявших огромный интерес для израильских спецслужб, и выбежали на улицу, оставив невредимыми до смерти перепуганных сына и жену Камаля Адвана.
  Спецназовцам был дан однозначный приказ — уничтожить террористов, по возможности избежав случайных жертв среди гражданских лиц. Однако, когда группа капитана Амитая Нахмани спускалась по лестнице, неожиданно приотворилась одна из дверей. Одна-единственная автоматная очередь или брошенная из-за двери граната могли поставить под угрозу отход всей диверсионной группы. Зная, что среди соседей было немало функционеров палестинских террористических организаций, спецназовцы дали несколько автоматных очередей в сторону дверного проема. К несчастью, жертвой оказалась 70-летняя итальянка, разбуженная перестрелкой. На свою беду, она выглянула в коридор и по ошибке была убита на месте.
  Тем временем внизу на улице Вердун продолжался бой. Полицейский радиоэфир буквально сходил с ума. Самые противоречивые донесения поступали в полицейский участок и на рации патрульных машин. Еще один джип ливанской жандармерии был выслан в подкрепление. Майор Муки Бецер со своей группой выбежал на улицу и сразу влился в разгоревшийся ночной бой. Спустя полминуты за ними из соседнего дома выбежали бойцы других групп, ликвидировавших двух Камалей. Они несли с собой большие баулы, доверху набитые собранными секретными документами, поддерживая одного из своих товарищей, заметно волочившего ногу.
  Динамика боя стремительно менялась не в пользу диверсионной группы. С каждой минутой шансы подполковника Эхуда Барака и его людей выйти из этой истории живыми уменьшались в геометрической прогрессии. В любой момент ливанцы могли перекрыть дороги и блокировать квартал, отрезав бойцам подполковника и агентам «Моссада» пути к отступлению.
  Пока капитан Шмулик Кац перевязывал раненого, подполковник Барак подал сигнал и в условленное место на огромной скорости влетели четыре автомобиля, за рулем которых находились всё те же сотрудники «Моссада», терпеливо ожидавшие в квартале от места операции. Спецназовцы уже собирались вскочить в машины, как откуда-то из темноты появился еще один Land Rover ливанской жандармерии. На машину обрушили шквальный автоматный огонь. Она сразу же потеряла управление и врезалась в стену соседнего дома, протаранив бордюр и живую изгородь.
  Перед тем как покинуть место боя, капитан Йони Нетаньяху вместе с тремя бойцами группы прикрытия повсюду разбросал металлические шипы и пластиковые пакетики со скользким гелем, чтобы нейтрализовать преследователей. Когда Эхуд Барак отдал приказ к началу движения, за поворотом послышался пронзительный визг шин и показался еще один джип ливанской жандармерии, намеревавшийся перекрыть спецназовцам путь к отступлению. Ближе всех оказался майор Муки Бецер. Он выхватил ручную гранату и метнул ее на брезентовую крышу джипа. Двое жандармов погибли на месте, но третьему удалось покинуть джип до того, как разорвалась граната. Даже раненого жандарма нельзя было оставлять за спиной отступающего отряда спецназа. Перезарядив свой автомат, капитан Нетаньяху бросился преследовать жандарма и нагнал его уже через какие- то 20–30 метров, за что и сам чуть было не поплатился жизнью. Покончив с жандармом, Йони развернулся и к своему ужасу увидел, что машины с диверсионными группами начали движение без него. Никто из его товарищей в пылу боя не заметил, что он бросился преследовать уцелевшего жандарма. Какие-то считаные мгновения, и Нетаньяху оказался бы в западне. Стрелять в воздух было бесполезно, это не привлекло бы к себе внимание, и тогда он что было мочи закричал на иврите, надеясь, что его голос сможет прорезать общий шум. На его счастье, в последнюю секунду один из бойцов услышал этот крик, и машина, визжа резиновыми покрышками, задним ходом на большой скорости вернулась, чтобы подобрать офицера.
  Только выехав в город, спецназовцы поняли, что весь Бейрут практически парализован из-за одновременно вспыхнувших в разных концах города ожесточенных боев. Диверсионные группы Эхуда Барака смогли беспрепятственно миновать лишь пару кварталов, после чего застряли в страшной автомобильной пробке, спровоцированной жуткой неразберихой, царившей в ливанской столице. Переодетые в гражданскую одежду бойцы «Сайерет Маткаль» могли себя чувствовать в относительной безопасности. Они уже успели удалиться на значительное расстояние от места ночного инцидента. Никто не видел, как спецназовцы садились в машины, никто не видел нападавших и тем более не мог их описать. Ливанские же власти пребывали в полной растерянности, не понимая, что происходило в городе. Маловероятно, что кто-либо увязал ночные стычки с вылазкой израильтян, в противном случае ливанцы первым делом непременно блокировали бы все выезды из города и подступы к морю.
  Подъезжая к месту встречи с морскими коммандос «Шайетет-13», водители — сотрудники «Моссада», заметили два джипа бейрутской жандармерии, патрулировавшие вдоль набережной. Район был безлюдный и достаточно спокойный. Бойцы «Сайерет Маткаль» могли бы при желании без проблем устранить возникшую помеху. Но так как по всему было видно, что жандармы здесь не из-за инцидентов на улице Вердун и в других районах Бейрута, подполковник Барак решил не вступать с ними в бой, а приказал водителям снизить скорость.
  На протяжении всей операции подполковник упорно хранил молчание, сохраняя тишину в радиоэфире, чтобы раньше времени не обнаружить свою группу. Только сейчас он позволил себе выйти на связь и сообщить генералу Мано Шакеду об успешном завершении операции. Все три цели были ликвидированы без потерь.
  Спустя несколько лет в своей книге «Без родины» Абу Ияд напишет, что в ночь покушения он и Ясир Арафат находились в одном из соседних домов и даже собирались навестить в тот вечер Камаля Адвана. В том же квартале, в 200 метрах от дома Абу Юсуфа, ночевал и Али Хасан Саламе. Это было огромное упущение израильских спецслужб, поскольку на розыск и уничтожение Али Хасана Саламе «Моссад» потратил более шести лет.
  В то время как бойцы «Сайерет Маткаль» на резиновых лодках возвращались на ракетный катер, с другого района Бейрута поступали тревожные сообщения. Сводный диверсионный отряд 50-го батальона 35-й бригады ВДВ под командованием подполковника Амнона Липкина-Шахака нес потери.
  Эта группа одновременно с «Сайерет Маткаль» покинула борт ракетоносца, погрузилась в десантные резиновые лодки и в сопровождении морских коммандос взяла курс к набережной Бейрута. По воспоминаниям десантников, уже в первые минуты нахождения в море у них возникло дурное предчувствие, которое усиливалось с каждой минутой. Всем было страшно. Набережная была полна огней и хорошо освещена. Бойцы, находившиеся в открытом море в незащищенных резиновых лодках, были уверены, что там, на берегу, уже готовились к их приему. Но это был только навязчивый невроз. Человек, стоявший на залитой огнями набережной, глядя в море, мог видеть только разбивающиеся о пляж черные волны и за ними непроницаемую мглу.
  Целью диверсионной группы подполковника Липкина-Шахака было 7-этажное жилое здание на улице Хартум, круглосуточно находившееся под усиленной вооруженной охраной. Первые два этажа были отведены под офисы «Народно-демократического фронта освобождения Палестины». Остальная часть дома была заселена функционерами палестинских террористических организаций, главным образом, членами НДФОП. Фактически это была настоящая военная база, на которой в любое время суток находилось по меньшей мере несколько десятков хорошо вооруженных боевиков. Нападение необходимо было провести внезапно, а всю операцию завершить за считаные минуты, учитывая уязвимость диверсионной группы, находившейся на удаленном расстоянии от береговой линии.
  На подготовку операции подполковнику Липкину-Шахаку было отведено три недели. В условиях абсолютной секретности бойцы диверсионной группы отрабатывали объект по модели, до самых последних дней не зная, что вскоре им предстоит высадка в Бейруте. Как и «Сайерет Маткаль», отряд Липкина-Шахака высаживался с моря на резиновых десантных лодках, работая в гражданской одежде, выдавая себя за иностранных туристов. Главная роль в операции «Весна молодости» отводилась «Сайерет Маткаль», поскольку основной целью Генерального штаба было уничтожение трех руководителей ФАТХ. Но объективно задача, ложившаяся на диверсионную группу Липкина-Шаха- ка, была гораздо сложнее и опаснее. Перед тем как погрузиться на морские суда, бойцам прямо сказали, что в случае провала они должны были любыми путями добраться до одного из западных посольств. Попросить убежище или просто перелезть через забор, найдя укрытие на территории посольства. Иного шанса выжить у них не было.
  На начальной стадии подготовки операции планировалось штурмом захватить первые этажи, заложить взрывчатку и обрушить дом вместе со всеми жильцами. Однако при более детальном изучении конструкции здания было решено не тратить время на минирование нижних этажей здания, а лишь ограничиться закладкой взрывных устройств под железобетонные опоры.
  Операция была разделена на несколько этапов:
  1) высадка с моря. Установление визуального контакта с сотрудниками «Моссада». Прибытие к точке ожидания;
  2) выход на изготовку, обнаружение объекта и нейтрализация часовых;
  3) блокирование первых этажей и закладка взрывчатки под железобетонные опоры;
  4) взрыв здания и отход к месту высадки.
  В идеале было необходимо всё сделать тихо, чтобы террористы узнали об израильской диверсионной группе только после обрушения здания. Однако командование и бойцы с самого начала были готовы к тому, что большинство проблем придется решать силой, а не хитроумными уловками. Успешному проведению операции такого уровня сложности способствуют два необходимых условия — хорошая разведывательная информация и наличие прекрасно подготовленного, опробованного в бою спецподразделения, укомплектованного ветеранами. Всё это было в распоряжении Генерального штаба.
  Основу диверсионной группы подполковника Амнона Липкина-Шахака, собранной в марте 1973 года, составили офицеры 50-го батальона 35-й бригады ВДВ. В группу также вошли двое бойцов спецназа 35-й бригады ВДВ, офицер морских коммандос «Шайетет-13», военврач и трое сотрудников «Моссада», которые должны были сидеть за рулем автомобилей и доставить группу к исходной точке. В общей сложности диверсионная группа составила 19 человек.
  Что касалось оперативно-разведывательной информации — здания, охраны, путей подступа и отхода, — разведка была великолепной. Но боевой опыт подполковника Липкина-Шахака подсказывал ему: чем меньше вопросов к разведке, тем больше неожиданностей ожидает на месте операции. За годы службы он усвоил один важный постулат: «Никогда невозможно знать всё!» Есть неожиданности, которые ни одна разведслужба, ни одна резидентура не может предусмотреть. По этой причине, планируя операцию, изначально принимались во внимание все неучтенные сюрпризы. Каждый элемент высадки и захвата здания отрабатывался настолько скрупулезно, что к концу третьей недели всё делалось на полуавтомате. Бойцам фактически не приходилось отдавать приказы. При каждой новой «вводной» диверсионная группа действовала молча, быстро, слаженно, как единый организм.
  Центральная роль отводилась спецназовцам 35-й бригады ВДВ: заместителю командира подразделения лейтенанту Авиде Шор и сержанту Хагаю Мааян. Они были клинком и стержнем операции, на которых выстраивался весь план. Авида и Хагай были самыми молодыми членами диверсионной группы, но именно от их профессионализма зависело девяносто процентов успеха всей миссии. В спецназе 35-й бригады ВДВ была подготовлена особая группа для выполнения специальных заданий, в которую входили лейтенант Шор и сержант Мааян. Во время специальной подготовки их обучали виртуозной стрельбе из пистолета. Их задача состояла в том, чтобы вплотную подойти к караульному пункту и с близкого расстояния расстрелять охрану из пистолетов с глушителями, чтобы остальная диверсионная группа могла бесшумно зайти под здание и заложить взрывчатку. Принимая во внимание, что отряд подполковника Амнона Липкина-Шахака мог начать действовать только после первых выстрелов на улице Вердун, для боевиков, несших караул у штаба НДФОП, каждый незнакомый человек становился потенциальной угрозой. Сложно было предугадать, как поведут себя охранники, зная, что за несколько минут до этого на трех высокопоставленных руководителей ФАТХ и ООП совершено покушение. Риск был примерно таким же, как в игре в русскую рулетку. Нужно было иметь смелось, стальные нервы и внутреннее самообладание, чтобы хладнокровно приблизиться к вооруженным террористам на расстояние нескольких метров, успеть выхватить пистолеты и перестрелять охрану. Безусловно, это было самой опасной частью операции.
  Последние сотни метров необходимо было проследовать пешком. Вся диверсионная группа была одета, как иностранные туристы: не слишком вычурно, не слишком небрежно, не слишком спортивно. Так, чтобы на десантниках не останавливался взгляд прохожего. Во многом от этого зависел исход всей операции.
  Спустя полчаса после высадки на бейрутской набережной три черных Mercedes с диверсионной группой 50-го батальона ВДВ припарковались на большой автостоянке примерно в 300 метрах от объекта, на параллельной улице. Здесь, среди сотен таких же машин, они могли спокойно, не вызывая подозрения, ждать сигнала к началу завершающей стадии операции. Но с этого момента любая оплошность была критической, любое незначительное происшествие могло стать причиной раскрытия группы. Первыми по своей цели на улице Вердун работали «Сайерет Маткаль» подполковника Барака. По этой причине десантники подполковника Липкина-Шахака вынуждены были приблизиться к своей цели на максимально близкое расстояние, чтобы по приказу генерала Мано Шакеда успеть неторопливо подойти к объекту и заложить взрывчатку прежде, чем палестинцы поймут, что происходило.
  Проблема состояла в том, что объект находился в плотно застроенном жилом районе Бейрута. Улица Хартум, в конце которой стояло 7-этажное здание штаба НДФОП, была слишком узкой для свободного движения автотранспорта. Почти все въезжавшие в квартал машины принадлежали местным жителям. Колонна из трех незнакомых больших машин обязательно привлекла бы к себе внимание жителей квартала, среди которых было немало палестинцев. У группы «слоняющихся западных туристов» было больше шансов.
  Примерно в 1:45 на связь вышел командующий операцией «Весна молодости» генерал Мано Шакед. Тут же двери машин распахнулись, и отряд подполковника Липкина-Шахака начал выдвигаться к объекту. Первыми в группе обнаружения шли спецназовцы лейтенант Авида Шор и сержант Хагай Мааян. Непринужденно сунув руки в карманы, они сжимали пистолеты Beretta с глушителями, за спиной под куртками у них были автоматы Uzi со складными прикладами. Незадолго до высадки утром 9 апреля они получили от «Моссада» фотографии двух охранников, чей пост находился в северо-западном углу здания. Авида и Хагай шли по левой стороне улицы. По противоположной стороне улицы шли офицеры-десантники 50-го батальона Игаль Пресслер и Рафи Ияль. Они прикрывали тыл и правую сторону улицы. После ликвидации часовых Авида и Хагай должны были взять под контроль северо-западную часть здания, а Пресслер и Ияль — юго-восточную сторону, визуально охватив весь объект. В 50 метрах за ними следовала основная группа во главе с Липкиным-Шахаком. Она должна была зайти под здание, блокировать подступы к нему и выходы с верхних этажей. Затем капитан инженерно-штурмового взвода 50-го батальона Менахема Заторски — будущий бригадный генерал Армии обороны Израиля — вместе с сержантом Аароном Сабаг должны были заложить взрывчатку под железобетонные опоры. Она находилась в багажнике одной из машин. Изначально ее мощность составляла 200 килограммов в тротиловом эквиваленте, но в самый последний момент заместитель командира спецназа 35-й бригады лейтенант Авида Шор предложил уменьшить ее количество почти вдвое, чтобы не подвергать риску поражения соседние строения. На автомобильной стоянке оставались управлявшие машинами сотрудники «Моссада»: офицер морских коммандос Авишай Бен-Иегуда и военврач капитан Джонатан Хасин. Лейтенант Авишай Бен-Иегуда обеспечивал связь с десантными лодками «Шайетет-13» и отвечал за безопасность машин, сотрудников «Моссада» и военврача.
  Уличные фонари были включены, но бÓльшая часть улицы была плохо освещена. Несмотря на позднее время суток, в некоторых окнах горел свет, а по пути следования встречались прохожие.
  Объект пребывал в полном спокойствии, невзирая на то, что бой на улице Вердун был в самом разгаре. Офис НДФОП был погружен в темноту, но в большинстве квартир на верхних этажах продолжал гореть свет. Неожиданно к Авиде Шор и Хагаю Мааян приблизились двое вооруженных охранников, грубо выкрикнув на арабском языке: «Вакф! Мин ант?» 99 Не сбавляя шага, Авида и Хагай непринужденно поздоровались с ними: «Сабах альхэр» 100. Затем молниеносно выхватили пистолеты с глушителями и хладнокровно в упор расстреляли часовых. В ночной тишине хлопки пистолетных глушителей прозвучали, как тугие щелчки кнута. Палестинские боевики, не издав ни единого вскрика, повалились на асфальт. Не успели спецназовцы спрятать пистолеты и достать из-под курток свои Uzi, как рядом с ними раздались автоматные очереди. Никто не обратил внимания на джип, припаркованный чуть выше по улице, примерно в 50 метрах от караульного поста. Ночью среди множества других машин джип не бросался в глаза. Группа наружного наблюдения «Кейсарии» допустила непоправимую оплошность, не заметив патруль ФАТХ, регулярно объезжавший квартал. Вероятно, боевики ФАТХ приступили к патрулированию совсем недавно, за несколько дней до высадки израильской диверсионной группы. В машине находились двое охранников, вооруженных автоматами Калашникова. По всей видимости, как раз перед тем, как подошли Авида и Хагай, они остановились у обочины, чтобы немного отдохнуть или выкурить по сигарете. Расстрел охранников НДФОП происходил прямо у них на глазах. Один из боевиков ФАТХ тут же выскочил из джипа и стал беспорядочно палить во все стороны длинными автоматными очередями. В первые же секунды были тяжело ранены лейтенант Авида Шор и сержант Хагай Мааян. В последовавшей перестрелке был тяжело ранен и капитан Игаль Пресслер, невольно прикрывший своим телом капитана Рафи Ияля.
  Всё здание мгновенно оживилось. Внутри началось лихорадочное движение. Тишина взорвалась от огня из автоматического оружия. Со всех сторон стали доноситься испуганные, переполненные ненавистью крики: «Эль-яхуд! Эль-яхуд!» 101 Площадка перед домом была плохо освещена, и арабы вынуждены были вести стрельбу вслепую, наугад. Но вниз летели осколочные гранаты, от которых на открытой площадке практически невозможно было найти укрытие. Пули и осколки сыпались со всех сторон. Ударяясь об асфальт, они выбивали яркие искры, как бенгальские огни. Творилось что-то невообразимое. Крики раненых и арабская брань смешались с автоматными очередями и разрывами гранат. Лишь благодаря фантастическому везению никто из израильтян больше не пострадал. Основная группа просто не успела подойти к зданию и попасть под обстрел. Случись иначе, подполковнику Липкину-Шахаку вряд ли удалось бы выполнить поставленную задачу.
  Капитан Рафи Ияль буквально вжался в асфальт, в первые секунды не имея возможности даже приподнять голову. Неожиданно в проеме подъезда показался силуэт с автоматом. Прежде чем боевик успел осмотреться, Рафи сбил его с ног короткой автоматной очередью и отбежал от здания, найдя укрытие за небольшой насыпью. Его товарищ Игаль Пресслер лежал раненый недалеко от дома, продолжая получать шальные пули. Рафи никак не мог к нему приблизиться, вынужденный в одиночку отстреливаться по окнам и подъезду, чтобы удержать боевиков внутри дома и не позволить им перейти в наступление. У другого конца здания были слышны крики раненых лейтенанта Авиды Шор и сержанта Хагая Мааян. Ситуация выглядела не лучшим образом. Трое из четверых бойцов были тяжело ранены, подполковник Липкин-Шахак с основной группой находился где-то сзади, а саперы еще не вытащили взрывчатку из машины. В любой момент квартал могли оцепить, перекрыв все пути отхода. С каждой из сторон можно было ожидать нападения палестинского подкрепления, бейрутской жандармерии или регулярной ливанской армии. Капитан Игаль Пресслер лежал неподвижно как мертвый, истекая кровью, из последних сил стараясь сохранить сознание. В краткий момент затишья Рафи Ияль выбежал из своего укрытия и, ухватив Игаля за одежду, оттащил его за насыпь. Эти несколько метров показались ему километрами, а десять секунд, затраченные на вылазку, — целой вечностью.
  Амнон Липкин-Шахак, шедший во главе основной группы, отчетливо расслышал «щелчки кнута» и последовавшие за ними ответные выстрелы. Сразу стало понятно: что-то пошло не так, как планировалось. Группа еще не подошла к дому, а бой уже разгорался со всё большей и большей силой. Но худшее заключалось в том, что не удавалось установить связь с группой обнаружения.
  Ни одна из четырех портативных раций не отвечала. Так как улица Хартум была кривой, четверо бойцов группы обнаружения были вне зоны видимости. Подполковник вновь и вновь безуспешно вызывал их по рации. Затем он выбежал из своего укрытия и, рискуя получить пулю, вытянувшись во весь рост, стал кричать через улицу, надеясь, что кто-то из бойцов услышит его. Ответа и на этот раз не последовало. Подавляя выплеск адреналина, подполковник Липкин-Шахак заставил себя взять небольшую паузу, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. Первое, что необходимо было предпринять, это любой ценой пробиться к группе обнаружения. Выяснить, что с ними происходит, в каком они состоянии. Но для этого нужно было взять бой под контроль. Каждую минуту в разных местах появлялись новые огневые точки, которые следовало как можно быстрее подавить.
  С восемью бойцами подполковник бросился к фасаду здания в самый эпицентр боя. Вместе с командиром подрывников капитаном Менахемом Заторски он смог разыскать капитана Рафи Ияля и получить первую информацию. Оценив обстановку, он связался со штабом операции, доложив генералу Шакеду: «У нас проблемы… У нас неспокойно… Трое раненых… Нет необходимости в спасательной операции…» Наскоро обсудив положение с капитаном Менахемом Заторски, Амнон Липкин-Шахак принял решение продолжить операцию, срочно вызвав к месту боя военврача и лейтенанта морских коммандос Авишая Бен-Иегуду.
  Бой был очень непростой, учитывая тактическое преимущество палестинцев и их полное численное превосходство. Он начался неправильно, «с левой ноги», с тремя тяжелоранеными и потерей элемента неожиданности. Такое начало операции было исключительно неудобно. Палестинцы фактически устроили диверсионной группе засаду. Это был ожесточенное сражение, которое в любую минуту могло перерасти в рукопашную схватку. В крайне тяжелой обстановке израильские десантники всё же смогли перехватить инициативу. Разделив фасад здания на сектора, они методично стали подавлять огневые точки противника. Более десяти минут понадобилось, чтобы окончательно взять под контроль нижнюю часть здания.
  Одним из первых к дому пробился сержант инженерно-штурмового взвода ВДВ Аарон Сабаг. Вбежав в парадное, он в скоротечной перестрелке в одиночку смог уничтожить двух боевиков и прикрыть лестницу. Затем он забросил в кабину лифта взрывное устройство и отправил его на верхние этажи. Спустя четверть минуты наверху раздался сильный взрыв, который временно дезориентировал палестинских боевиков, что позволило оставшимся бойцам войти в «мертвую зону» под зданием.
  Стрельба не прекращалась ни на секунду. В парадном возле лестницы по-прежнему оставался сержант Аарон Сабаг. Посылая вверх по лестнице длинные автоматные очереди, он не позволял палестинским боевикам спуститься. Тем временем остальная группа рассредоточилась в мертвой зоне вокруг здания, чтобы дать возможность саперам спокойно заложить взрывчатку. Переломив ход боя, подполковник отдал приказ офицерам Рафи Иялю и Хаиму Якубовичу разыскать раненых лейтенанта Шор и сержанта Мааян. Пробиться под здание было намного проще, чем в гуще боя найти и вынести раненых. Стараясь перекричать стрельбу, они стали звать Авиду и Хагая. Только Хагай смог ответить. Они лежали совсем рядом, с северо-западной стороны дома в непростреливаемой, относительно безопасной зоне. Первым Хаим Якубович обнаружил лейтенанта Авиду Шор. К этому времени он был уже мертв. У сержанта Хагая Мааян было сильно разорвано плечо, к которому он прижимал левую руку, пытаясь ослабить кровотечение.
  Менее пяти минут потребовалось военврачу капитану Джонатану Хасину и лейтенанту морских коммандос Авишаю Бен-Иегуда, чтобы присоединиться к основной группе. Первым военврач осмотрел раненого капитана Игаля Пресслера. На первый взгляд, жизненно важные органы не были задеты, но его конечности выглядели так, словно прошли через дробилку. Как выяснилось позже, капитан Пресслер получил 14 (!) пулевых ранений. Наспех наложив жгуты на поврежденные конечности, военврач взвалил раненого на плечи лейтенанта Авишая Бен- Иегуда, решив эвакуировать его кратчайшим путем через ближайшие дворы.
  Это была обычная городская улица. Когда началась стрельба, многие жители квартала стали выглядывать из окон и выходить во двор, чтобы выяснить, что происходило. Огромная толпа бейрутцев, не опознав в них израильтян, бросилась к военврачу и лейтенанту морских коммандос, полагая, что они выносят одного из местных жителей. Никакие средства убеждения не могли разогнать навязчивую толпу зевак. Игалю Пресслеру даже пришлось зубами передернуть затвор автомата. В конечном итоге с неимоверными усилиями им всё же удалось отбиться от «помощи местного населения».
  Оказавшись на автомобильной стоянке, военврач быстро сделал перевязку, поставил капельницу и, передав раненого на попечение сотрудников «Кейсарии», вместе с Авишаем Бен-Иегуда бросился назад в гущу боя, чтобы забрать Авиду Шор и Хагая Мааян. К этому времени под здание задним ходом подогнали Mercedes со взрывчаткой. Бен-Иегуда сменил под лестницей сержанта Аарона Сабаг, который вместе с капитаном Заторски должен был закладывать взрывные устройства под железобетонные опоры. В течение нескольких минут Сабаг и Заторски вытащили взрывчатку из багажника машины и закрепили ее под опорными столбами здания. Всё, как на учениях, за исключением того, что со всех сторон летели пули и время от времени выскакивали палестинские боевики.
  После того как саперы закончили свою работу, подполковник Липкин-Шахак отдал приказ к началу отступления. В первую очередь необходимо было обеспечить вынос раненого сержанта Хагая Мааян и тело погибшего лейтенанта Авиды Шор. Мааян был достаточно крупным парнем, и его было очень тяжело нести на своих плечах. После того как из Mercedes вытащили ящики с взрывчаткой, в багажник положили мертвое тело лейтенанта и наспех перевязанного тяжелораненого сержанта. У военврача не было времени на тщательный осмотр. Дальнейшее промедление ставило под угрозу остальных бойцов. Перед тем как эвакуировать Хагая, капитан Джонатан Хасин только успел спросить, куда он ранен. Хагай ответил, что получил несколько пуль в плечо и еще сможет продержаться некоторое время. Но его положение было намного хуже. Он не чувствовал, что ранен еще и в бедро. Хагай истек кровью и умер до того, как его перенесли в резиновую лодку, чтобы доставить на ракетный катер.
  Во время отхода чуть не произошла еще одна катастрофа. Лейтенант морских коммандос Авишай Бен-Иегуда только чудом не оказался в плену и не погиб вместе с палестинскими боевиками. Когда поступил сигнал к отходу, он на мгновение ослабил внимание. В этот момент на него откуда-то сверху свалился здоровенный детина. Всё случилось настолько неожиданно, что лейтенант Бен-Иегуда не успел воспользоваться своим калашниковым. Араб железной хваткой вцепился в Авишая. В течение минуты, которая для Авишая длилась бесконечно долго, террорист не переставал громко орать и звать на помощь. Лейтенант прекрасно понимал, что в любой момент арабский верзила может повалить его на пол и на лестнице появятся другие боевики, которые затащат его наверх, внутрь здания. Он попытался освободиться от навалившегося на него великана, однако палестинец вцепился в его одежду, и никакие усилия не могли заставить его разжать пальцы. В какой-то момент палестинец ухватился за ремень автомата Авишая, выпустив ворот его куртки. Тогда десантник воспользовался моментом и, оставив в руках палестинца свой калашников, бросился к выходу. Перед тем как выскользнуть из цепких объятий палестинца, Авишай успел высвободить из автомата обойму, чтобы тот не выстрелил ему в спину. Увидев у парадной двери калашников одного из убитых террористов, он тут же схватил его и вернулся к лестничному пролету, чтобы нагнать верзилу. Однако тот, видимо ожидая, что за израильтянином последуют другие спецназовцы, поспешил укрыться на верхних этажах здания.
  Палестинские боевики, заблокированные в здании, оказались заложниками израильтян, но и десантники Амнона Липкина-Шахака, укрывшись в мертвой зоне, попали в настоящую ловушку. Любой, кто попытался бы выйти из укрытия, непременно получил бы пулю или осколок гранаты. Казалось, сложилась патовая ситуация. Понимая, что иного выбора нет, подполковник Липкин-Шахак отдал приказ к прорыву. На площадку перед домом полетели дымовые шашки. Несмотря на шквальный автоматный огонь, ведшийся со всех этажей здания, отход диверсионной группы израильтян прошел без осложнений. Пока одни бойцы поочередно вели огонь по окнам здания, другие отступали, занимая новую позицию для прикрытия. Таким образом, десантники без потерь смогли вернуться на автомобильную стоянку. Палестинцы даже не пытались организовать преследование, настолько они были потрясены внезапным появлением израильтян. В свою очередь, ливанские жандармы, как всегда, решили не вмешиваться, предпочитая наблюдать за всем происходящим со стороны, с безопасного расстояния. Поскольку десантники были в гражданской одежде, ливанцы приняли их за конкурирующую палестинскую группировку, устроившую очередную кровавую междоусобицу.
  Диверсионная группа подполковника Амнона Липкина-Шахака беспрепятственно миновала квартал и соединилась с ожидавшими их сотрудниками «Моссада». Но на этом неприятные сюрпризы не окончились. Добежав до места сбора, они увидели, что одна из трех машин на большой скорости удаляется от автостоянки. У сотрудника «Кейсарии», немолодого мужчины, прошедшего через несколько арабо-израильских войн, сдали нервы. Позже он объяснил свое бегство тем, что посчитал операцию проваленной и захотел спастись, чтобы сообщить руководству все подробности произошедшего. Так или иначе, но диверсионная группа осталась только с двумя автомобилями, и десантникам пришлось садиться друг другу на колени. Спустя 20 секунд после того, как машины на огромной скорости унеслись в сторону набережной, Бейрут сотряс страшный взрыв. Огромное 7-этажное здание НДФОП просело, расколовшись надвое, похоронив под грудами бетона более сотни палестинцев.
  Спустя 20 минут отряд подполковника Амнона Липкина-Шахака уже был на месте высадки, где их ожидала группа прикрытия морских коммандос «Шайетет-13». Отход на резиновых лодках был очень сложным. В первую очередь эвакуировали тяжелораненого капитана Игаля Пресслера. За ним с ракетоносца специально был выслан вертолет, который доставил его в операционную, оборудованную там же, на корабле.
  В то время как группы подполковника Барака и подполковника Липкина-Шахака уничтожали свои объекты, в другой части Бейрута высадились морские коммандос. В рамках антитеррористической операции «Весна молодости» бойцы «Шайетет-13» подполковника Шауля Зива должны были нанести удар по трем объектам.
  Эти цели выглядели, как обычные гражданские объекты, и, во избежание авиаудара, намеренно были размещены в густонаселенных районах Бейрута. Первые две цели находились в спальном районе аль-Узай в южной части ливанской столицы. Дом, принадлежавший одному из крупных функционеров ФАТХ — Ибрагиму Насеру, более известному под прозвищем Абу Хасан, использовался как координационный центр террористических группировок ФАТХ на территории сектора Газа. Второе здание представляло собой мастерские и химические лаборатории, в которых производилась взрывчатка, боеприпасы для РПГ, а также морские мины. Третья цель — здание мастерских по производству комплектующих для морских мин было расположено на северо-востоке Бейрута.
  Отряд диверсантов из 40 морских коммандос «Шайетет-13» был разделен на три группы, которые должны были действовать автономно, незаметно проникнув в разные районы Бейрута. Поскольку объекты террористов находились недалеко от Бейрутского международного аэропорта, была весьма велика вероятность раннего обнаружения ракетных катеров службой береговой охраны. В связи с этим морские коммандос вынуждены были покинуть ракетные катера намного раньше, чем группы подполковника Эхуда Барака и подполковника Амнона Липкина-Шахака. Уже находясь в море на резиновых моторных лодках, отряд морских коммандос разделился на две части. Первые две группы из 14 и 15 бойцов, которых вел лично подполковник Шауль Зив, должны были произвести высадку неподалеку от Бейрутского аэропорта в южной части города и нанести удар по штабу ФАТХ, мастерским и химической лаборатории. Третья группа морских коммандос из 11 бойцов под командованием майора Гади Шефи высаживалась на северо-востоке Бейрута и уничтожала мастерские по производству комплектующих для морских мин.
  Ненастье позволяло незамеченными подойти к месту высадки, но также создавало серьезные трудности на пути к ливанскому побережью. Высокие волны и сильные, непредсказуемые прибрежные течения осложняли легким десантным лодкам движение по заданному курсу. Подойдя к берегу на расстояние 300 метров, подполковник Шауль Зив решил не подвергать опасности весь отряд и предварительно выслал к району высадки двух боевых пловцов. С огромным усилием достигнув вплавь береговой черты, они провели разведку и ориентировку на местности. Вернувшись обратно к лодкам, аквалангисты сообщили, что из-за сильного бокового течения группа отклонилась от заданной точки как минимум на полтора километра. Из-за грубой ошибки, допущенной при навигации, две группы морских коммандос выбивались из графика примерно на 20 минут. Учитывая, что на территории ливанской столицы действовали и другие диверсионные группы, которые должны были одновременно нанести удар по объектам террористов, отклонение от графика могло поставить под угрозу выполнение поставленных перед «Шайетет-13» задач. Опасаясь, что штаб антитеррористической операции «Весна молодости» развернет морских коммандос, подполковник Шауль Зив решил не докладывать, что его отряд запаздывает на 20 минут, сославшись на то, что его рация вышла из строя.
  Рискуя обнаружить себя, 10 резиновых моторных лодок с 29 морскими коммандос неслись по волнам на предельной скорости вдоль бейрутской набережной на север к точке высадки. Желая нагнать упущенное время, Шауль Зив отдал приказ начать десантирование двух первых групп без предварительной разведки. 10 резиновых лодок без каких-либо неприятных неожиданностей достигли прибрежных валунов. Как раз в тот момент, когда последний из бойцов «Шайетет-13» ступил на ливанский берег, из другого района Бейрута донеслись раскаты мощных взрывов. Группа подполковника Амнона Липкина-Шахака приступила к реализации своей части операции — уничтожению штаба НДФОП.
  За 20 минут до этого четыре резиновые моторные лодки третьей группы «Шайетет-13» пристали к большой городской свалке на северо-востоке Бейрута. 11 морских коммандос майора Гади Шефи бегом преодолели открытый участок и залегли у большой полуразрушенной стены. Прилегающая свалка была усыпана пустыми консервными и пивными банками. Группа Гади Шефи бежала, словно по детским погремушкам. Шум был такой, что его наверняка могли услышать в близлежащих домах. Несмотря на это, их высадка прошла никем не замеченной. Осмотревшись, майор попытался сориентироваться на местности, однако эта задача оказалась куда более сложной, чем представлялось до высадки. Постройки не отличались разнообразием. На то, чтобы обнаружить среди лабиринта серых кирпичных построек слесарные мастерские, могло уйти немало времени, которого у израильских коммандос не было. В разных частях Бейрута бои уже были в самом разгаре.
  В распоряжении группы была подробная карта аэрофотосъемки с отмеченными на них объектами уничтожения. Однако сложность состояла в том, что из-за отсутствия ориентира невозможно было привязаться к местности. Ничего иного не оставалось, как приступить к методичному прочесыванию района, осматривая каждое здание. К счастью, на поиск объекта ушло не более пяти минут, поскольку погрешность высадки составила несколько десятков метров. Удостоверившись в том, что группа вышла к слесарным мастерским, майор Гади Шефи отдал приказ плотно перекрыть все подходы к зданию, ожидая приказ подполковника Шауля Зива к началу штурма.
  Время шло, а приказ так и не поступал. Нервы морских коммандос были напряжены до предела. Если бы в других частях города в это время не шли бы бои, можно было бы так пролежать до самого рассвета. Но в тот момент никто не мог знать, что предпримут палестинцы и ливанские власти. Поскольку все группы израильских диверсантов высадились в Бейруте со стороны моря, правительственные войска и жандармерия могли взять под свой контроль всю береговую полосу города, отрезав бойцам майора Гади Шефи отход к ракетным катерам. ФАТХ и другие палестинские террористические организации могли объявить общую тревогу и отправить к своим объектам дополнительное подкрепление. Рассчитывать можно было только на слабую организованность боевиков. Общий сбор мог занять у них несколько часов. Как бы там ни было, нужно быть готовыми к появлению в любой момент мобильных отрядов.
  Спустя 25 минут после высадки в рации наконец-то прозвучало кодовое слово. Группа выбежала из укрытия и бросилась к зданию. Вход внутрь преграждала массивная металлическая дверь. Приведя в действие небольшой заряд пластиковой взрывчатки, морские коммандос освободили проход и ворвались в помещение. В мастерских, на удивление, не оказалось ни единой души. Палестинские боевики даже не позаботились выставить на ночь пост охраны, полагая, что об истинном предназначении объекта никому не известно. Во время зачистки помещений внутри было обнаружено большое количество взрывчатки, специального оборудования для производства подводных морских мин и десятки ящиков готовой продукции.
  Пока внутри мастерских работали саперы, у дороги, ведущей к зданию, в темноте послышались одинокие неторопливые шаги. Запоздалого случайного прохожего решили не убивать. При нем не было оружия, и он не представлял для морских коммандос никакой угрозы. Когда он поравнялся с группой прикрытия, несколько человек неожиданно выскочили из темноты, бесшумно повалили его на землю, связали и бросили на обочину у дороги.
  В этот момент на улицу выбежала группа морских коммандос, действовавшая внутри здания. Собрав в прорезиненные баулы большое количество найденных документов, командир группы доложил майору Гади Шефи, что всё подготовлено к взрыву и можно отходить. Менее 10 минут потребовалось морским коммандос для проведения операции. Уже будучи в море по дороге к ракетным катерам, они при помощи дистанционного управления привели в действие взрывное устройство. Около получаса взлетали в воздух боеприпасы ФАТХ, озаряя всю округу яркими вспышками пламени.
  Основной отряд «Шайетет-13» под командованием подполковника Шауля Зива с опозданием 25 минут высадился в южной части Бейрута. Как только 10 резиновых моторных лодок коснулись песка, на берег высадились 29 бойцов, укрепившись на небольшом плацдарме у самой кромки воды. Ожидая возможного нападения со стороны палестинцев или отрядов ливанской жандармерии, группа заняла оборону. Согласно оперативно-разведывательной информации, поступавшей из АМАН и «Моссада», жандармерия и регулярная ливанская армия имели в этом районе города свои опорные пункты. Удостоверившись, что ночной визит морских коммандос остался никем незамечен, Шауль Зив отдал приказ приступить к завершающей стадии операции.
  Разделившись на две группы, коммандос двинулись к своим целям. Сам же подполковник с несколькими бойцами остался на месте высадки, развернув передовой командный пункт, из которого корректировалась работа всех трех групп «Шайетет-13».
  Первая группа углубилась в жилой район аль-Узаи и, разделившись на две колонны, стала продвигаться вдоль улицы, ведущей к заводу по производству боеприпасов для РПГ и морских мин. Израильская разведка сообщала о том, что заводские цеха занимали первый этаж двухэтажного дома. На втором этаже жила обычная ливанская семья, не имевшая ни малейшего отношения ни к террористическим организациям, ни к самим палестинцам. По личному распоряжению генерала Мано Шакед всех гражданских лиц следовало вывести из дома и удалить на безопасное расстояние, прежде чем привести в действие заряды взрывчатки.
  Прошло не более десяти минут, как морские коммандос вышли к первой цели. Здание, в котором был укрыт военный завод ФАТХ, располагалось на пересечении двух центральных дорог в удалении от других построек. Это позволило еще издалека хорошо рассмотреть объект и взять под прицел все окна, из которых мог быть открыт огонь по бойцам «Шайетет-13». На площадке перед домом были припаркованы несколько легковых автомобилей, по всей видимости принадлежавшие ФАТХ. Поскольку в них могли находиться ночные охранники, пара бойцов незаметно осмотрели машины, прежде чем остальная группа вышла из укрытия. Несмотря на столь поздний час, на втором этаже горел свет и был слышен отчетливо разговор пожилого мужчины и женщины средних лет.
  На второй этаж вела внешняя лестница, проходившая вдоль небольших окон. Пригнувшись, пятеро морских коммандос поднялись по ней и замерли у двери. Укрепив на замочной скважине небольшой заряд пластиковой взрывчатки, морские коммандос ворвались внутрь и обнаружили на пороге обезумевшего от страха старика. Не говоря ни слова, они скрутили ему руки за спиной и выволокли на улицу, передав его группе прикрытия. В доме оставались женщина и двое детей. Потребовалось некоторое время, чтобы их успокоить. Один из бойцов объяснил женщине на арабском языке, что ей и ее семье ничего не угрожает. Ей приказали быстро собрать детей, взять с собой самые необходимые вещи и выйти на улицу. Только после того как жители дома были эвакуированы, бойцы «Шайетет-13» занялись первым этажом.
  Рядом с домом проходила довольно оживленная трасса, но никто из проезжавших водителей даже не подумал притормозить. В Бейруте начала 1970-х годов, кишевшем палестинскими и другими террористами всех мастей, подобные инциденты на окраинах города считались в порядке вещей. Говоря простым языком, палестинцам предоставляли право самим разрешать свои конфликты и резать друг друга.
  Входная дверь оказалась незапертой. Четверо бойцов «Шайетет-13» проникли внутрь, но тут же наткнулись на массивную металлическую дверь. Заложив большой заряд взрывчатки, они выбежали на улицу и разворотили проход в нижние помещения. Однако, к большому разочарованию коммандос, внутри они застали лишь голые стены. Всё свидетельствовало о том, что террористы перенесли завод в другое место задолго до появления израильских диверсантов. Времени на допрос соседей не было. Да и они мало что могли рассказать. В любом случае здание необходимо было снести.
  Пока коммандос готовили здание к уничтожению, на шум второго взрыва выбежали перепуганные соседи, став громко возмущаться и размахивать руками. Ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля, вылившись в массовые беспорядки. Желая разогнать толпу, командир группы дал несколько длинных очередей из своего калашникова поверх голов. Этого веского довода оказалось более чем достаточно, чтобы люди тут же ретировались по своим домам. Однако шум взрыва привлек внимание не только мирных жителей соседних домов. Один из бойцов группы прикрытия заметил вооруженных людей, внимательно наблюдавших за действиями морских коммандос с первого этажа дома через дорогу. Выглянув из своего укрытия, боец дал несколько упредительных коротких автоматных очередей в сторону окна, заставив их укрыться внутри. Затем вместе с другим коммандос он перебежал дорогу и метнул в комнату фосфорную гранату. Раздался глухой хлопок. Яркая вспышка озарила улицу, последовали душераздирающие вопли мечущихся по пылающей квартире боевиков.
  К этому времени всё было подготовлено к уничтожению здания. Однако прежде чем привести в действие взрывное устройство, несколько бойцов выбежали на центральную трассу, проходившую рядом с домом, и стали методично расстреливать колеса проезжавших автомобилей. Это сразу создало общую панику и неразбериху, исключившие возможность преследования. Перед уходом морские коммандос несколькими выстрелами из РПГ уничтожили припаркованные у дома автомобили и, удалившись на безопасное расстояние, взорвали здание.
  На всю операцию группе морских коммандос «Шайетет-13» потребовалось не более 25 минут. Без единой потери 14 бойцов отошли к месту высадки, чтобы соединиться с передовым командным пунктом подполковника Шауля Зива.
  Наиболее сложная и ответственная задача ложилась на плечи бойцов последней группы морских коммандос «Шайетет-13». Она должна была нанести удар по штабу ФАТХ, из которого корректировалась вся террористическая деятельность этой организации на территории сектора Газа, и, что самое важное, собрать секретные документы, к которым особый интерес питали израильские спецслужбы.
  Прежде чем приступить к разработке антитеррористической операции «Весна молодости», под пристальное внимание «Моссада» попал дом Абу Хасана. Это было массивное двухэтажное здание, расположенное в непосредственной близости от одного из наиболее оживленных проспектов ливанской столицы. К моменту высадки морского десанта резидентура знала не только обо всех передвижениях террористов в районе аль-Узай, но и смогла заполучить подробную внутреннюю планировку здания, а также сделать слепок от ключа входной металлической двери.
  Выполнение задания серьезно осложнялось тем, что дом Абу Хасана тщательно охранялся. На втором этаже постоянно несли вахту по меньшей мере пять хорошо вооруженных боевиков. Сам район круглосуточно патрулировался усиленными нарядами ливанской жандармерии. Оживленный проспект и близость важнейшего стратегического объекта — Бейрутского аэропорта — делали почти невозможным нанесение неожиданного удара.
  Двумя колоннами морские коммандос вошли в район аль-Узай. Тут и там на пути их следования появлялись одинокие прохожие, от которых следовало укрываться, чтобы раньше времени не обнаружить свое присутствие. К счастью, улицы в этом районе Бейрута были широкие, к тому же совершенно неосвещенные. Достаточно было лечь на землю или прижаться к стенам домов, чтобы остаться незамеченными.
  Дом Абу Хасана находился в 15 минутах ходьбы от места высадки. Это давало возможность почти молниеносно скрыться с места нападения, после того как штаб превратится в бесформенную груду кирпичей, битого бетона и торчащей арматуры. Однако для израильского командования не так важно было уничтожить отделение ФАТХ, как получить списки агентуры, действующей на территории сектора Газа. В свое время, еще в 1967 году, сразу по окончании Шестидневной войны, при взятии Шхема (Наблуса) в руки израильских спецслужб попали списки активистов ФАТХ на территории Западного берега реки Иордан. Благодаря этим документам израильской службе безопасности ШАБАК за несколько дней удалось ликвидировать глубоко законспирированную и широко разветвленную подпольную сеть ФАТХ, нанеся сокрушительный удар по структуре этой террористической организации. Примерно такого же результата ШАБАК рассчитывал добиться в 1973 году на территории сектора Газа.
  Спустя четверть часа после высадки на побережье Бейрута спецназовцы вышли к дому Абу Хасана. Появление в этом районе большого отряда морских коммандос осталось никем не замеченным. Тихо оцепив здание, несколько бойцов вскарабкались на верхний этаж по металлической пожарной лестнице, выходившей на противоположную от проспекта сторону дома. Было решено действовать нестандартно, то есть начинать бой со второго этажа и сразу ликвидировать охрану, после чего, воспользовавшись ключом, попасть на первый этаж.
  Трое морских коммандос вместе с командиром группы без единого шороха проникли на первый этаж и остановились перед массивной металлической дверью, о которой упоминали в своих донесениях сотрудники «Моссада». Командир группы достал ключ, висевший у него на шее, и осторожно вставил его в замочную скважину. Он попытался приоткрыть дверь, однако замок, как назло, не проворачивался. Он сделал еще одно усилие, и… ключ переломился у него прямо в руках. Тогда пришлось воспользоваться запасным вариантом, который никогда не давал сбоя. К петлям двери прикрепили пластиковую взрывчатку и стали ждать, когда бойцы, проникшие по пожарной лестнице на второй этаж, начнут бой.
  В это же время морские коммандос, зависшие на пожарной лестнице, бесшумно открыли окно и по очереди влезли на второй этаж, оказавшись в длинном коридоре, в конце которого, судя по схеме, должно было находиться спальное помещение охранников. Дверь в комнату была слегка приоткрыта. Один из бойцов тихо, как кошка, подкрался к ней и осторожно толкнул рукой. В этот момент прямо перед ним возник заспанный охранник. Со сна боевик не сразу понял, что происходило, и на пару секунд растерялся. Короткая автоматная очередь скосила террориста, однако шум стрельбы потревожил остальных охранников. Ворвавшиеся в комнату морские коммандос перебили террористов, прежде чем те успели дотянуться до своего оружия. В это же время внизу послышался взрыв, сорвавший с петель металлическую дверь…
  Прежде чем войти, один из бойцов «Шайетет-13» метнул в помещение осколочную гранату, после чего вся штурмовая группа ворвалась внутрь, поливая темноту длинными автоматными очередями. Освещая путь маленькими фонарями, укрепленными под стволами автоматов, израильские коммандос одну за другой прочесали все комнаты. Однако штаб был совершенно пуст, равно как отсутствовали секретные документы ФАТХ, за которыми так охотилась израильская служба безопасности ШАБАК.
  Ничего не оставалось, как приступить к минированию здания и немедленно отходить к точке общего сбора — району высадки морского десанта. По дороге к морю было слышно, как в полукилометре от них работает другая группа «Шайетет-13», уничтожавшая подпольный оружейный завод ФАТХ. Неожиданно для всех звуки боя стали доноситься с совершенно иной стороны, как раз там, где располагался передовой командный пункт подполковника Шауля Зива. Это могло означать, что группу, удерживавшую зону высадки, обнаружили, а это грозило морским коммандос «Шайетет-13» окружением. Правда, и на этот случай был предусмотрен дополнительный вариант отхода — самостоятельно, вплавь, налегке, из любой точки, выходящей к морю.
  Пока группа передового командного пункта ожидала возвращения морских коммандос, действовавших в районе аль-Узай, неподалеку от прибрежных вилл были замечены несколько вооруженных палестинских боевиков. Была весьма высока вероятность, что боевики ФАТХ решили устроить морским коммандос засаду при выходе из города. По этой причине подполковник Шауль Зив решил выдвинуть навстречу трех бойцов из состава передового командного пункта. Боевики, совершенно не ожидавшие нападения со спины, были уничтожены внезапной атакой. Лишь одному из них удалось скрыться среди домов. Поскольку операция подошла к концу, подполковник решил отказаться от преследования боевика, а немедленно выйти в море, дождавшись возвращения двух групп.
  Один за другим прозвучали оглушительные взрывы, сровнявшие с землей штаб отделения ФАТХ сектора Газа и оружейный завод. А спустя несколько минут появились и сами коммандос. Погрузившись на резиновые лодки, они скрылись среди волн, оставив за собой груды разбитого бетона и трупы палестинских террористов. В самый последний момент, когда диверсионные группы уже находились в море, на набережную выехал джип ливанской жандармерии. Несколько автоматных очередей заставили его остановиться. Находившиеся в джипе или погибли на месте, или получили ранения. Сами же подчиненные подполковника Шауля Зива провели свою часть антитеррористической операции «Весна молодости» без потерь.
  В то время как в Бейруте работали диверсионные группы Эхуда Барака, Амнона Липкина-Шахака и Шауля Зива, на юге Ливана, в пригороде портового города Сайда (Сидон), производили высадку бойцы спецназа 35-й бригады ВДВ подполковника Амоса Ярона и спецподразделения боевых пловцов «707» под командованием лейтенанта Амнона Эсель. Их целью были автомастерские ФАТХ и казарменное помещение, находившееся в том же здании. Около полуночи с палубы ракетного катера на воду были спущены 12 резиновых моторных лодок. Вся прибрежная полоса была хорошо освещена. Уже издалека можно было отчетливо рассмотреть прибрежные постройки: административные и приземистые жилые здания, футбольное поле и многоэтажный отель, резко выделявшийся на фоне остальных строений.
  Объект находился на северной окраине жилого квартала и вплотную примыкал к автозаправочной станции. Однако, чтобы подойти к нему, необходимо было пересечь оживленную автомобильную трассу, пролегавшую вдоль побережья в непосредственной близости от района высадки диверсионной группы. Сложность состояла в том, что взрыв следовало рассчитать таким образом, чтобы не пострадали соседние дома. К тому же возгорание автозаправочной станции могло вызвать большой пожар, который неминуемо повлек бы за собой серьезные жертвы среди мирного населения.
  Подойдя к береговой черте на расстояние нескольких сот метров, в воду спустились четверо боевых пловцов спецподразделения «707» во главе с лейтенантом Амноном Эсель. Волны на этом отрезке ливанского побережья, не защищенном волнорезами или искусственной гаванью, были очень высокими, а ветер сильным и порывистым. Более неудобного места высадки придумать было нельзя. Боевых пловцов выбросило на прибрежный песок с такой силой, что они лишь чудом избежали серьезных травм, отделавшись сильными ушибами. Проведя разведку на местности и убедившись, что поблизости нет ничего, что могло бы представлять угрозу высадке десанта, лейтенант связался по рации с подполковником Амосом Яроном, сообщив о готовности принять основную группу.
  Ожидая десантников, боевые пловцы залегли в нескольких десятках метров от воды, а сам Амнон Эсель выдвинулся вглубь берега, заняв позицию рядом с автомобильной трассой. В темноте мокрый песок, прилипший к телу лейтенанта, делал его почти невидимым, однако забившийся в Uzi песок вывел его оружие из строя. Поскольку разведчики плыли налегке, они могли лишь предупредить об опасности, не имея возможности, в случае необходимости, вступить в бой и прикрыть район высадки диверсионной группы.
  По причине крайне неблагоприятных погодных условий высадка основной диверсионной группы проходила тяжело, и всё чуть было не закончилось полной катастрофой. Мокрый песчаный берег напоминал застывший цементный пол. Несколько десантных лодок, выброшенных на берег сильным прибоем, получили значительные повреждения и уже не могли быть использованы при отходе. Большую часть снаряжения нещадно разбросало по всей зоне высадки. Вместо того чтобы незамедлительно покинуть просматриваемый участок береговой полосы, десантникам спешно пришлось спасать от разбушевавшейся стихии оставшееся снаряжение.
  Лейтенант Амнон Эсель подбежал к одной из уцелевших лодок и, бросив свой Uzi, пользы от которого было не больше, чем от металлической болванки, принял от рулевого чистый автомат. Затем, закинув себе за спину рюкзак с мини-минометом, вместе с тремя своими бойцами присоединился к группе подполковника Амоса Ярона.
  Приведя в порядок снаряжение, отряд Ярона разделился на три группы и поочередно пересек автостраду. Сверху движение спецназовцев напоминало форму трезубца. Две группы прикрытия зашли с флангов и залегли в 50 метрах за дорогой. Тем временем штурмовая группа, которую замыкал сам Амос Ярон, подошла к автомастерским. Внутри не было замечено никакого движения, тем не менее, зная о том, что внутри могут находиться несколько десятков боевиков, подполковник приказал открыть огонь по окнам, чтобы исключить любую случайность и неоправданный риск.
  С первыми же выстрелами две группы прикрытия вернулись на трассу и стали расстреливать колеса проезжавших автомобилей, разбрасывать гнутые металлические шипы и пакетики со скользким гелем. Чтобы вызвать еще больший затор на трассе, десантники повредили фонарные столбы и бросили несколько дымовых шашек, полностью парализовав движение автотранспорта.
  Пока две группы удерживали путь к отступлению, штурмовая группа ворвалась в автомастерские и приступила к зачистке. Здание оказалось совершенно пустым. Появление спецназа 35-й бригады ВДВ в этом районе Ливана стало полной неожиданностью. С момента высадки израильским диверсантам не было оказано ни малейшего сопротивления. Даже если поблизости и были вооруженные боевики, не имея представления о численности десанта, они предпочли не ввязываться в бой, а спешно отойти на безопасное расстояние, укрывшись в глубине жилых кварталов. Лишь в одном из соседних домов была замечена подозрительная активность. Несколько пулеметных очередей по окнам и стене дома заставили его обитателей залечь на пол и больше не интересоваться происходящим на улице.
  На всю операцию потребовалось не более 20 минут. Взрыв, уничтоживший автомастерские ФАТХ, был относительно небольшой мощности, но его было слышно далеко за пределами района. Все три группы пересекли автостраду и без потерь вышли к месту первоначальной высадки. Однако отход был беспорядочным, несмотря на то что в сторону десантников так и не было сделано ни единого выстрела. Самые большие проблемы, которые могли поставить под угрозу жизни десантников, были огромные волны, не позволявшие им выйти в море. Любая попытка тут же заканчивалась неудачей. Лодки выбрасывало назад, прежде чем они успевали оторваться от берега. Иного выбора не оставалось, как запросить помощь с ракетных катеров, которые должны были спустить на воду резервные лодки и подобрать десант в удалении от берега. Но для этого самим десантникам пришлось вплавь преодолеть прилив и выйти на безопасное для резиновых лодок расстояние. Специальное водное снаряжение было только у бойцов спецподразделения «707». Бойцы спецназа, вместо того чтобы как следует подготовиться и надеть спасательные жилеты, беспорядочно бросились в пенящуюся черную воду, желая как можно быстрее покинуть опасную зону. Всё могло окончиться очень плохо. Нет ничего хуже беспорядочного отхода. Только по счастливой случайности никто из десантников не утонул и все достигли резиновых лодок. Это была последняя диверсионная группа, принявшая участие в операции «Весна молодости».
  Так закончилась одна из самых дерзких и наиболее успешных антитеррористических операций современной истории. Задачи, поставленные перед диверсионными группами в ходе операции «Весна молодости», были полностью реализованы. Потеряв убитыми двух человек и одного тяжелораненого, израильтяне уничтожили более сотни боевиков, включая трех высокопоставленных руководителей ФАТХ и «Черного сентября». Был взорван штаб НДФОП, а также разрушены другие объекты террористической инфраструктуры ООП, считавшиеся до этого дня в высшей степени надежными и неприкосновенными.
  Утром 10 апреля 1973 года, еще до того, как палестинские террористы успели в полной мере осознать масштабы нанесенного им урона, пресс-секретарь Армии обороны Израиля выступил с кратким заявлением. Не раскрывая подробности 102, он сообщил приглашенным иностранным журналистам, что Израиль берет на себя ответственность за проведенную в центре Ливана антитеррористическую операцию. Желая донести послание до лидеров палестинских террористических организаций, в конце своего краткого выступления пресс-секретарь Армии обороны Израиля добавил: «Мы знаем о любом передвижении не только в Ливане и Европе, но и в любой части света. Всё это методично отслеживается и наносится на большую оперативную карту в Тель-Авиве…»
  Израильская антитеррористическая операция вызвала серьезный международный резонанс и глубокий политический кризис, приведший к отставке ливанского правительства. Через 7 месяцев после кровавого инцидента на ХХ летних Олимпийских играх палестино-израильское противостояние вновь оказалось в заголовках ведущих мировых СМИ. Как и ожидали в Иерусалиме, мир не столько осуждал Израиль, сколько восхищался его спецслужбами. В те дни британская газета The Daily News писала: «…Израильские секретные службы являются самыми эффективными в современном мире…»
  Антитеррористическая операция «Весна молодости» потрясла и шокировала весь арабский мир, в особенности палестинскую диаспору. Ненависть, растерянность и страх постоянно подогревались осознанием собственного бессилия пред лицом израильских секретных служб. Высадка израильского спецназа стала тому прямым подтверждением, вынудив лидеров палестинских террористических организаций, в том числе руководителей «Черного сентября», тратить значительную часть своих ресурсов на личную безопасность, а не на планирование новых террористических актов. Существенно усилив личную охрану, они перестали свободно, как прежде, перемещаться даже на контролируемых ими территориях, спать спокойно по ночам, покупать и снимать на свое имя дома и квартиры. Многие известные палестинские террористы, небезосновательно опасаясь повторения «весны 1973 года», почти каждый день меняли место ночлега.
  Но, пожалуй, главным достижением «Весны молодости» стал сбор чрезвычайно ценной разведывательной информации. В результате успешно проведенной антитеррористической операции в распоряжении израильских спецслужб оказалось большое количество секретных документов ООП и ФАТХ. Благодаря им была выявлена глубоко законспирированная и хорошо разветвленная террористическая сеть, что позволило предотвратить сотни терактов. Свидетельством тому стало долгое затишье — в период с апреля по октябрь 1973 года не было проведено ни одного теракта ни в Израиле, ни за его пределами.
  Глава пятнадцатая
  1973 год. «Гнев Божий». Никосия — Афины
  Израильский след не вызывает сомнения.
  Старший офицер кипрской полиции
  
  Несмотря на активное участие «Кейсарии» в подготовке и реализации антитеррористической операции «Весна молодости», Управление специальных операций «Моссада» задействовало лишь скромную часть своего ресурса. Сотрудники Майка Харари не прекращали активно работать на территории европейских стран, готовя новые ликвидации палестинских лидеров и пособников терроризма.
  Вечером 9 апреля 1973 года, за несколько часов до начала операции «Весна молодости», в одном из отелей Никосии в номере «люкс» прогремел взрыв. Прибывшие пожарные, наряды полиции и служащие отеля обнаружили в спальной комнате остатки обгоревшего трупа хозяина номера — палестинца Зияда эль-Мохаси. Всё свидетельствовало о криминальном характере инцидента. Взрыв был направленного действия, эпицентр находился под кроватью жертвы. Хотя на месте не обнаружили никаких улик, указывавших на исполнителей или заказчиков убийства, у киприотов не возникло сомнения в том, что все нити тянулись к тель-авивскому бульвару Шауль а-Мелех, в штаб-квартиру «Моссада». В неформальной беседе один из высокопоставленных чинов кипрской полиции так и сказал: «Израильский след не вызывает сомнения». Основанием для этой версии стало недавнее убийство другого палестинца — Хусейна Абд эль-Хира, совершенное «Моссадом» 25 января 1973 года в соседнем отеле «Олимпик». Оба случая были идентичны как по способу убийства, так и по выбору жертвы. Оба палестинца, погибшие от взрыва с промежутком в два с половиной месяца, были членами ФАТХ и официальными представителями ООП на Кипре.
  В марте 1973 года Зияд эль-Мохаси прилетел в Никосию из Бейрута, чтобы занять «освободившуюся вакансию» представителя ООП на Кипре. В отличие от своего предшественника Зияд эль-Мохаси не принимал активного участия в планировании терактов против израильтян и до своего назначения не привлекал к себе повышенного внимания «Моссада». По всей вероятности, этот фактор стал решающим при его назначении. Так как Кипр традиционно имел важное стратегическое значение для всего региона Ближнего Востока, руководство ООП было заинтересовано в сохранении статус-кво, отправляя в Никосию посланника, не находившегося, по их мнению, в прицеле израильских спецслужб.
  Однако Ясир Арафат серьезно ошибался, допуская, что израильтяне после «мюнхенской резни», как прежде, будут ограничиваться лишь наблюдением за представительством ООП в Никосии. Решение по Зияду эль-Мохаси было принято сразу после его появления на Кипре. Сотрудники «Кейсарии» при поддержке отдела «Кешет» проникли в его гостиничный номер и заложили под кровать взрывчатку. Вечером 9 апреля 1973 года, после того как «объект» лег спать, сотрудник «Моссада» привел в действие взрывное устройство с пульта дистанционного управления. Представитель ООП в Никосии палестинец Зияд эль-Мохаси был убит на месте. В тот же вечер на бульваре Шауль а-Мелех его фотографию перечеркнули жирным крестом.
  Оба представителя ООП были ликвидированы одним и тем же способом. В данных конкретных условиях такой способ убийства был наиболее безопасным для всех, кроме самого объекта покушения. При почти стопроцентной гарантии результата риск для исполнителей и случайных жертв сводился к минимуму. Учитывая, что в 1970-х годах в отелях еще не устанавливались камеры слежения, бойцы «Кейсарии» и «Кешет» при своих навыках могли действовать практически свободно.
  Если судить объективно, главным грехом Зияда эль-Мохаси было его членство в ФАТХ и приезд в Никосию в качестве полномочного представителя ООП. Это было вполне достаточной причиной для обвинения в причастности к террористической деятельности и вынесения смертного приговора. Тем более взрыв в номере отеля прогремел сразу после нападений на посла Израиля в Никосии и попытки расстрела пассажирского самолета израильской авиакомпании Arkia. Ответственность за теракты взяла на себя палестинская молодежная организация, без согласования с ФАТХ причислившая себя к «Черному сентябрю». Очевидно, Зияд эль-Мохаси не имел никакого отношения к подготовке захвата израильских спортсменов на ХХ летних Олимпийских играх в Мюнхене и уж точно не был связан с палестинскими террористами-дилетантами, напавшими на посла и пассажирский самолет. Его устранение было не более чем превентивной показательной мерой устрашения, чего нельзя было сказать в отношении следующей жертвы «Кейсарии».
  В первых числах апреля 1973 года в Афины прилетел некто Муса Абу-Зияд. Израильскому разведывательному сообществу он был хорошо знаком хотя бы потому, что входил в ближайшее окружение Али Хасана Саламе — одного из главных виновников убийства членов израильской олимпийской сборной. Точной цели прибытия Абу-Зияда резидентура «Моссада» не знала, поскольку агенты сообщали лишь обрывочные сведения о намерении «Черного сентября» совершить «что-то очень громкое». Объектом нападения могло стать посольство, консульство, офисы авиакомпании EL AL, торговое представительство или группа израильских туристов. В 1970-х годах, особенно после мюнхенской Олимпиады 1972 года, каждое израильское учреждение за рубежом, являясь потенциальной целью палестинских террористов, фактически находилось на осадном положении. С «Черным сентябрем» велась открытая война на истребление. Удар можно было ожидать в любом месте и в любое время. ШАБАК еще не мог полностью защитить все израильские объекты, находящиеся за пределами Израиля, не имея точной оперативной информации из «Моссада» или АМАН.
  Единственное, что могло сорвать планы «Черного сентября», это устранение самого организатора теракта — Мусы Абу-Зияда. Он был взят под круглосуточное наблюдение. В холле и у фасада здания постоянно дежурила группа наружного наблюдения. На его устранение были брошены большие силы. Для сравнения, в Бейруте при подготовке высадки диверсионных групп задействовали примерно столько же бойцов «Кейсарии», сколько выделили для охоты на Абу-Зияда.
  Однако, в отличие предыдущих ликвидаций «Моссада», осуществленных Управлением специальных операций «Кейсария» с октября 1972 года, перехват Абу-Зияда был очень сложно достижимой целью. 21 апреля 1967 года в Греции произошел правый военный переворот так называемых черных полковников. С приходом к власти хунты в стране начались широкие политические репрессии с применением пыток, жертвами которых стали тысячи людей. На смену демократическим институтам пришли военные суды. Десятилетия «политической лихорадки» и нестабильности сменились жестким внутренним управлением, опиравшимся на государственный террор. Тайная полиция «асфалия» и военная полиция стремились взять под контроль все сферы жизнедеятельности общества. Таким образом, в стране, в которой с 1967 года безгранично властвовала военная диктатура, разведке было намного тяжелее работать, нежели в Бейруте или в любой другой арабской столице. Следовало учитывать, что за всеми передвижениями Абу-Зияда могла следить «асфалия», что подвергало опасности и группу наружного наблюдения «Кейсарии».
  Эмиссар Али Хасан Саламе был очень опытным агентом- нелегалом, не шедшим ни в какое сравнение с «левацкими интеллектуалами-террористами». Достаточно сказать, что в греческой столице Муса Абу-Зияд вел себя, как на вражеской территории. Заселившись в отель «Аристидес» под чужим именем, он превратил свой номер в «карантинную зону». Он никогда не возвращал ключ портье и запрещал горничным заходить в свой номер. Не пользовался телефоном, опасаясь прослушки. Держал плотно зашторенными окна. Его никто не посещал, и сам он без крайней необходимости не покидал пределы отеля. Он буквально залег на дно. По свидетельству служащих «Аристидес», «он выглядел как затравленный зверь». В «Моссаде» прекрасно понимали, что странное поведение Абу-Зияда не может долго оставаться вне внимания «асфалии». Рано или поздно тайная полиция должна была заинтересоваться подозрительным постояльцем отеля. Из всего этого можно было сделать вывод — Абу-Зияд не задержится долго в Афинах, палестинцы готовы осуществить задуманное в ближайшее время.
  Утром 7 апреля Абу-Зияд налегке, с одной сумкой, перекинутой через плечо, покинул свой номер, спустился в холл и попросил на ресепшен заказать ему такси в аэропорт. Сотрудник «Кейсарии», стоявший неподалеку, слышал весь разговор от начала до конца. На бегство это не было похоже. Абу-Зияд не был чем-то обеспокоен. Ничто не выдавало волнения. По всей видимости, он ехал кого-то встречать, но на всякий случай люди Майка Харари предприняли особые меры предосторожности, чтобы быть готовыми к любому развитию событий.
  Такси подъехало к отелю спустя несколько минут. Муса Абу-Зияд быстро вышел из холла и сел рядом с водителем, положив сумку себе на колени. Две машины наружного наблюдения тут же пристроились сзади и, сменяя друг друга, стали вести «объект». По дороге в аэропорт Абу-Зияд попытался уйти от возможной слежки. Он неожиданно сменил такси и стал петлять по узким улочкам старого города, постоянно оглядываясь. Хотя он ни на секунду не выпадал из поля зрения сотрудников группы наружного наблюдения, более двух часов слежки не привели ни к какому результату. «Объект» не вступал ни с кем в контакт и вообще ничего не предпринимал. Его поведение свидетельствовало лишь об одном — Абу-Зияд, прежде чем приступить к выполнению своего задания, хотел убедиться, что не находится под наблюдением «Моссада» или местных спецслужб.
  Спустя два дня, 9 апреля, Муса Абу-Зияд отправил в Бейрут на анонимный почтовый ящик короткую телеграмму совершенно безобидного содержания. Бейрутская резидентура «Моссада» сразу перехватила ее, и через час она уже лежала на столе директора «Моссада» Цви Замира, чуть позже ее читал руководитель операции в Афинах. Расшифровав ничем не примечательное короткое сообщение, аналитики «Моссада» пришли к выводу, что со дня на день следует ожидать прибытия в Афины группы боевиков «Черного сентября». После нескольких дней изучения объекта слежения руководитель операции в Афинах пришел к выводу, что самым безопасным и надежным способом устранения эмиссара Али Хасана Саламе будет закладка взрывчатки в его номере. Но, прежде чем приступить к устранению Абу-Зияда, необходимо было запросить разрешение Цви Замира, поскольку антитеррористическая операция «Весна молодости» внесла свои коррективы.
  После высадки в Бейруте израильского спецназа утром 10 апреля Муса Абу-Зияд получил от Али Хасана Саламе новые инструкции — ничего не предпринимать, пока не прояснится общая картина. Абу-Зияду было настоятельно рекомендовано закрыться в номере отеля, никого не впускать и никуда не выходить вплоть до новых распоряжений. Однако он продержался только до конца дня. Абу-Зияд сидел в четырех стенах в полном неведении, не зная, что происходило. Сквозь закрытую дверь он мог слышать обрывки разговоров — служащие отеля обсуждали израильскую вылазку, которая привела к ликвидации трех известных лидеров ФАТХ и ООП, с которыми он был хорошо знаком. По всей видимости, он испытал сильный психологический стресс. В конечном итоге у Абу-Зияда сдали нервы. Он совершил именно ту ошибку, на которую рассчитывал Майк Харари.
  Террорист потерял терпение и вечером 10 апреля нарушил данные ему инструкции и ненадолго покинул свою комнату. Выйдя из отеля, он быстро перебежал улицу и купил в ближайшем киоске несколько газет. Заголовки пестрили подробностями бейрутских событий. Сгорая от нетерпения, Абу-Зияд схватил газеты и бегом вернулся в номер. У сотрудников «Моссада» было в распоряжении только несколько минут. Пока Абу-Зияд переходил улицу, сотрудники «Кешет» вскрыли его дверь, а бойцы «Кейсарии» проникли в номер и заложили под кроватью взрывное устройство с дистанционным управлением.
  Утром 11 апреля незадолго до рассвета Абу-Зияда разбудил телефонный звонок. Не вставая с кровати, он поднял трубку и сонным голосом ответил. Это стало подтверждением того, что Абу-Зиад находился в комнате. Спустя мгновение на взрывное устройство поступил сигнал с пульта дистанционного управления, положивший конец эмиссару Али Хасана Саламе.
  Теракт в Греции удалось предотвратить, но в других европейских странах продолжали активно действовать ячейки «Черного сентября».
  Спустя два месяца после ликвидаций в Никосии и Афинах, 13 июня 1973 года, в центре итальянской столицы в собственном автомобиле были взорваны два члена «Черного сентября» — Абд эль-Хамид Шиби и Абд эль-Хаади. По заданию Али Хасана Саламе они должны были припарковать у представительства израильской авиакомпании EL AL начиненный тротилом Mercedes. Учитывая, что «адскую машину» намеревались взорвать в час пик, когда римские улицы переполнены прохожими и туристами, теракт мог повлечь большие человеческие жертвы. Действуя на опережение, в самый последний момент боец «Кейсарии» смог прикрепить к днищу Mercedes небольшое взрывное устройство, которое было приведено в действие, когда машина проезжала в безлюдном месте. Следователи итальянской полиции так и не поняли, что к предотвращению теракта приложил свою руку «Моссад». Они пришли к выводу, что палестинские террористы стали жертвой собственной оплошности.
  Прошло чуть больше года со времени захвата пассажирского самолета бельгийской авиакомпании Sabena, совершенного четырьмя боевиками «Черного сентября» 9 мая 1972 года. За этот относительно короткий период палестинцы попытались совершить 67 террористических актов — и это только те, о которых стало известно израильским спецслужбам. 48 из них были предотвращены еще на раннем этапе планирования. При первой же возможности израильтяне наносили ответные болезненные удары по палестинским лидерам. Ликвидации в Европе и на Ближнем Востоке в дополнение громкого успеха антитеррористической операции «Весна молодости» сделали свое дело.
  Настроение в израильских спецслужбах заметно улучшилось. Успехи в борьбе с терроризмом были очевидны. Но в «Моссаде» продолжали работать, не снижая обороты. Управление специальных операций «Кейсария» существенно расширилось. 4-й отдел Управления военной разведки АМАН провел техническое переоснащение, привлекая к оперативному планированию спецподразделения Армии обороны Израиля. Десантники, морские коммандос и бойцы «Сайерет Маткаль», смотревшие в лица террористов, делились своим неоценимым опытом с «офисными работниками». Значительно был увеличен штат зарубежных сотрудников Общей службы безопасности Израиля. ШАБАК, отвечавший за безопасность официальных израильских представительств за рубежом, работал дни и ночи напролет над созданием универсальной системы упреждения, способной предотвращать любые попытки палестинских и других террористов нанести удар по Израилю за его пределами. В кратчайшие сроки была заложена основа так называемой израильской доктрины безопасности, которая до сегодняшних дней является эталоном для всех мировых спецслужб. Отныне официальную израильскую делегацию непременно сопровождали штатные сотрудники ШАБАК или бойцы специальных подразделений, переодетые в гражданскую одежду. Часто в тех странах, где позволяло местное законодательство, сопровождающие имели при себе огнестрельное оружие. Где это было невозможно, израильтяне активно использовали помощь местных правоохранительных органов, стараясь исключить любую возможность террористов просочиться к объекту нападения.
  Несмотря на титанические усилия, главы израильских спецслужб были серьезно обеспокоены возможностью палестинцев нанести очередной неожиданный удар. Сотрудники ШАБАК круглосуточно третировали 4-й отдел Управления военной разведки АМАН, ежечасно интересуясь последними сводками. Огромное количество инцидентов было предотвращено, но на протяжении многих лет после мюнхенской трагедии продолжались теракты как в самом Израиле, так и за его пределами. Размах и масштабы террора были таковы, что рано или поздно палестинские федаины находили брешь в системе безопасности и заставали израильское разведывательное сообщество врасплох.
  Единственная надежда снизить волну террора лежала в начале политического диалога между израильтянами и палестинцами. Но в силу многих объективных и субъективных причин на протяжении последующих 20 лет для обеих сторон конфликта это казалось утопией. ООП ни при каких условиях не хотела признавать право Государства Израиль на существование, равно как и израильтяне не готовы были вступать в диалог с террористами, тем более официально признать ООП.
  Первостепенное значение в борьбе с терроризмом имело международное сотрудничество. Для Государства Израиль взаимодействие с правительствами других стран являлось важнейшим фактором и приоритетом в борьбе с арабским терроризмом. Однако вклад мировых правительств был далеко не равноценен, действия многих европейских стран часто вызывали шок и недоумение. Во многих случаях израильтяне желали видеть практические действия, нежели декларативное осуждение актов террора. Самую большую тревогу и возмущение у Израиля вызывало снисхождение, которое некоторые правительства проявляли по отношению к террористам, захваченным на месте преступления. Нередко они позволяли палестинским боевикам беспрепятственно покинуть пределы страны без суда и наказания. Как показали последующие события, эти государства, так называемые европейские либеральные демократии, в полной мере ощутили на себе террористические удары. Нелепо, недопустимо и преступно по отношению к своим же собственным гражданам полагать, что «политика заигрывания и замирения» снимет угрозу терроризма. Напротив, уверенные, бескомпромиссные и жесткие шаги, направленные против арабского терроризма, были единственной мерой, способной предотвратить внутренний террор. Чувство безнаказанности всегда порождает рецидив.
  Израильское правительство также выступало с резким осуждением ничем не оправданного попустительства свободной перевозке оружия и взрывчатых веществ в пределах границ Европы. Даже после мюнхенской трагедии в большинстве европейских аэропортов не ужесточился таможенный контроль и наказание за противозаконную перевозку оружия и боеприпасов. Так, 23 октября 1972 года в аэропорту «Схипхол» в пригороде Амстердама совершенно случайно была перехвачена крупная партия оружия и взрывчатки, после того как она беспрепятственно миновала таможенный контроль. В зале ожидания был задержан палестинец Камаль эль-Хатиб, прибывший транзитным рейсом из Дамаска, в багаже которого были обнаружены 17 килограммов взрывчатки, 21 «почтовая бомба», ручные гранаты, взрыватели и пистолеты. Содержимое багажа было реквизировано «с согласия» курьера, который оказался уроженцем Иерусалима, членом ФАТХ, имевшим при себе алжирский дипломатический паспорт. Через несколько часов Камаль эль-Хатиб был освобожден, и ему было позволено продолжить путь в Латинскую Америку. Это решение вызвало изумление у сотрудников аэропорта, но оно принималось на уровне правительства Нидерландов, которое предпочло острую критику парламентской оппозиции возможности ответных терактов со стороны палестинцев. Камаль эль-Хатиб должен был доставить свой груз террористическим ячейкам ФАТХ в Бразилии и Аргентине. Но часть содержимого своего багажа он намеревался оставить в Амстердаме для «местных нужд». Ему позволили безнаказанно покинуть страну даже после того, как выяснилось, что у Камаля эль-Хатиба отсутствовал дипломатический иммунитет, поскольку он официально не представлял Министерство иностранных дел Алжира.
  Случай в аэропорту Амстердама был лишь вершиной айсберга. В конце 1960-х — начале 1970-х годов Алжир совершенно открыто поддерживал палестинский терроризм, возведя его в ранг своей внешней политики. Алжир был единственной арабской страной, оказавшей юридическую поддержку НФОП, когда боевики этой террористической организации в сентябре 1970 года захватили несколько пассажирских авиалайнеров и взорвали их на территории Иордании. Алжир также подал официальную жалобу в ООН против Швейцарии, которая приняла решение предать суду террористов, совершивших в аэропорту Цюриха в феврале 1969 года нападение на пассажирский самолет израильской авиакомпании EL AL. Израильское разведывательное сообщество предупреждало своих зарубежных коллег, что все консульства и посольства Алжира на территории европейских стран фактически являются филиалами баз палестинских террористов, действующих под алжирским дипломатическим прикрытием. Каждый террорист мог постучаться в двери алжирской дипломатической миссии и найти на ее территории убежище или любую другую необходимую помощь.
  Поддержка палестинских террористов алжирскими властями была вполне логична, если учесть, что в стране у власти находился «Фронт национального освобождения», который более десяти лет добивался независимости от Франции самыми изуверскими методами, насаждая террор и смерть. Но и главы других арабских государств — среди них Йемен, Ирак и Сирия — не оставались в стороне, оказывая открытую поддержку международному терроризму. Ирак и Сирия сами принимали активное участие в создании подконтрольных им палестинских террористических организаций, действовавших на территории Израиля и за его пределами.
  Другим, не менее важным спонсором международного терроризма являлась Ливия. После военного переворота, в результате которого в сентябре 1969 года к власти в стране пришел полковник Муаммар аль-Каддафи, ливийский режим также стал оказывать всестороннюю поддержку палестинским и другим арабским террористам в логистике, в военной сфере, в финансовой помощи, в предоставлении укрытия и в обмене разведывательной информацией. Стоит напомнить, что палестинские террористы, захватившие израильских спортсменов на ХХ летних Олимпийских играх, прибыли в Мюнхен из Триполи после того, как прошли специальную подготовку на секретной базе в Ливийской пустыне.
  Что касалось Западной Европы, то она пребывала в страхе. Голландия была лишь одной из многих европейских стран, воздерживавшихся от решительного противодействия палестинскому экстремизму в период, когда Западная Европа стала очагом международного терроризма. Пользуясь слабостью и нерешительностью европейцев, террористы взяли на вооружение стратегию прямого, неприкрытого шантажа. Каждый террорист, отправлявшийся с заданием в Западную Европу, был уверен, что избежит уголовного наказания. Угрожая новыми атаками на гражданские и правительственные объекты, террористы требовали освобождения своих товарищей и союзников, находящихся в европейских тюрьмах. На любое ужесточение террористы непременно отвечали новыми нападениями, фактически связывая по рукам спецслужбы. Эта стратегия была наглядно изложена руководителем «Черного сентября» Абу Иядом. По его словам, после того как в центре Лондона очередной раз будет обстреляна машина посла Иордании, «британские власти, как и другие правительства, будут воздерживаться от конфликта и не будут предпринимать усилия, выходящие за пределы обычных мер, чтобы захватить палестинских коммандос». Оперативная информация о планируемом покушении на иорданского посла, попавшая в «Моссад» из палестинских агентурных источников, была немедленно передана в иорданский «Мухабарат» и британскую контрразведку. Подозреваемых арестовали незадолго до нападения на дипломатический кортеж, но вскоре их выпустили на свободу и депортировали из страны. Даже в тех случаях, когда террористов приговаривали к реальным тюремным срокам, они, как правило, покидали тюремные стены до истечения срока наказания. С 1968 по 1975 год в Европе были арестованы 204 террориста. В конце 1975 года только трое из них продолжали оставаться за решеткой.
  Нельзя утверждать, что после кровавого инцидента на Олимпийских играх в Мюнхене в системе европейской безопасности совсем ничего не изменилось. Западные разведслужбы начали систематически отслеживать связи и контакты арабских террористов. Но на практике всё было сведено к тайным соглашениям с ООП. Одно не учитывали «западные демократии» — ООП всегда манипулирует соглашениями и соблюдает их только тогда, когда это ей выгодно и при первом же удобном случае нарушает их, возлагая вину на «неподконтрольную ей группировку». Так, ФАТХ никогда не признавал «Черный сентябрь» частью своей организации. Хотя мюнхенские события и зажгли «красную тревожную лампочку», они не заставили Европу коренным образом пересмотреть подход к решению проблемы глобального международного терроризма.
  Израильтяне, как и прежде, вынуждены были в одиночку противостоять международному терроризму, рассчитывая исключительно на собственные силы.
  Глава шестнадцатая
  1973 год. Париж. Ликвидация Мохаммеда Будиа
  Будучи хорошим психологом, он находил к каждому человеку индивидуальный подход, зная, за какие именно ниточки нужно потянуть, чтобы подчинить своему влиянию и воле…
  Эвелин Барж, французская террористка. Из показаний на военном судебном процессе в Лоде в 1973 году
  
  Девять месяцев прошло с ХХ летних Олимпийских игр, закончившихся для израильтян трагедией национального масштаба. Девять месяцев суровой действительности, лихорадочной гонки на опережение — взлетов и падений, головокружительных успехов и провалов. К июню 1973 года операция возмездия «Гнев Божий» вышла далеко за первоначальные рамки, установленные «узким» кабинетом правительства. Месть за Мюнхен, достигнув точки кипения, стала постепенно остывать. Но ликвидации не прекращались. Охота на террористов шла по всему миру, особенно в Западной Европе, где развернулся один из основных театров палестино-израильского противостояния. Теперь, помимо уничтожения виновников гибели израильских спортсменов, ликвидаторы стремились предотвратить теракты, устраняя потенциальных организаторов и исполнителей. Запугивание палестинских лидеров, ответственных за раскручивание волны террора, стало одним из главных приоритетов израильской внешней разведки. Таким образом, к середине 1973 года месть отошла на второй план. Агрессивность и масштаб деятельности израильских спецслужб привели к тому, что многих функционеров ООП, работавших в Европе, но не имевших никакого отношения к убийству израильских спортсменов, не являвшихся членами «Черного сентября» или другой активно действующей террористической группировки, преследовало навязчивое чувство, что рано или поздно за ними придут люди из «Моссада». Быть европейским представителем одной из организаций, входящих в состав ООП, — значило оказаться в «группе риска», что зачастую было равносильно отсроченному смертному приговору. Но парадокс состоял в том, что главные виновники и организаторы терактов боялись «Моссада» меньше, нежели обычные функционеры ООП. По этой причине «доктрина запугивания» не всегда была эффективным оружием в борьбе с терроризмом, а иногда она даже осложняла работу «Моссада», поскольку отвлекала на себя и без того относительно скромные ресурсы израильской внешней разведки 103.
  С сентября 1972 года «личное кладбище» израильских спецслужб заметно разрослось. Более сотни террористов и их пособников стали жертвами покушений со стороны «Кейсарии» и спецподразделений Армии обороны Израиля. Их активно разыскивали по всему миру и нещадно убивали — расстреливали у порога дома и в собственных квартирах, взрывали, сжигали и хоронили под грудами бетона обвалившихся зданий. Список покушений уже сам по себе внушал палестинцам ужас, поскольку все прекрасно понимали, что это лишь верхушка айсберга. Иногда невозможно было разобраться, сколько палестинцев погибло от рук израильтян, а сколько — в междоусобице или в результате активности спецслужб других стран. Некоторые убийства, несмотря на всю очевидность происшествия, так и не смогли связать с «Моссадом». Ни одна спецслужба мира не проводила такое большое количество ликвидаций за такой короткий период времени. Именно в 19721973 годах, порой неосознанно, создавался имидж могущественной тайной организации «с длинными руками». Если вдуматься, два-три десятка «солистов» — сотрудников «Кейсарии» и несколько человек из отдела «Кешет» — держали в страхе палестинцев, находясь в центре внимания всего арабского мира. Но операция в Париже, проведенная сотрудниками управления «Кейсария» в конце июня 1973 года, превзошла все предыдущие точечные операции как по сложности исполнения, так и по значимости результата в свете обеспечения безопасности государства.
  Анализ некоторых документов, собранных в квартирах лидеров ФАТХ во время операции «Весна молодости», подтвердил причастность «Народного фронта освобождения Палестины» к убийству резидента «Моссада» Баруха Коэна, застреленного в Мадриде 26 января 1973 года. Все следы вели к координатору европейского отделения НФОП Мохаммеду Будиа, который, начиная с 1965 года, поддерживал тесные контакты с ФАТХ. 41-летний алжирский араб был профессиональным террористом, ветераном «Фронта национального освобождения» Алжира, по окончании войны за независимость (1954–1962) предлагавший свои услуги многим палестинским террористическим организациям и европейским леворадикальным экстремистским группировкам. Он был мэтром в своем деле, зарекомендовавшим себя виртуозным вербовщиком и непревзойденным экспертом-организатором крупных диверсий. Бурное «революционное прошлое» и богатый послужной список не помешали ему к лету 1973 года прочно обосноваться в Париже в качестве двойного агента под негласным прикрытием французских спецслужб. До поры до времени он чувствовал себя в относительной безопасности, пока в европейских столицах не стали гибнуть известные палестинские деятели, тем или иным образом связанные с террористическими организациями. Мохаммед Будиа и сам не заметил, как его жизнь постепенно превратилась в нескончаемый ночной кошмар. Он просыпался по утрам, не зная, что его ожидало сегодня и наступит ли для него завтрашний день. В его отношении имелись лишь косвенные подозрения в причастности к убийству членов израильской олимпийской сборной, но сам он прекрасно понимал, что у израильтян было достаточно причин желать его смерти.
  История Мохаммеда Будиа является наглядным примером деформации личности, сползания утонченного интеллектуала к экстремизму, бойца антиколониального национально-освободительного движения — к международному терроризму и неразборчивым массовым убийствам.
  Всё, чего добился в жизни Мохаммед Будиа, было плодом его неустанного, титанического труда и, вне всякого сомнения, ярчайшей одаренности, проявившейся уже в самом раннем возрасте. Он никогда не опирался на чью-либо помощь и пробивался наверх, рассчитывая исключительно на собственные силы, что помогло ему вырваться из грязных трущоб Алжира в парижский Иль-де-Франс. Он родился в Касбе — в старой, верхней части алжирской столицы 24 февраля 1932 года, по всей видимости, в семье скромного служащего. Поскольку его отец Али Будиа умер сразу после его рождения, оставив без средств к существованию жену с тремя детьми, Мохаммеду с раннего детства пришлось испытать немалую нужду. Семья жила впроголодь, выживая благодаря скромной помощи родственников покойного отца. Но, невзирая на все трудности, мать Мохаммеда Хадуджа Мулуд приложила все усилия, чтобы ее дети окончили местную школу. Учитывая, что в первой половине прошлого века число грамотных алжирцев-мусульман не превышало десяти процентов взрослого населения страны, стремление женщины дать своим детям образование свидетельствовало, что семья Будиа принадлежала к культурной социальной прослойке. Учился Мохаммед очень хорошо, проявив исключительные способности к гуманитарным предметам. Совмещая занятия в школе, он служил конторским посыльным, варил кофе в уличном кафе, работал продавцом в магазине и грузчиком на рынке. Чтобы помочь семье свести концы с концами, он вместе со старшим сводным братом Омаром брался за любую, даже самую тяжелую, грязную и малооплачиваемую работу. Трудно представить, что через какие-то полтора десятка лет этот вечно голодный босоногий мальчишка, мечущийся в поисках заработка по узким извилистым улочкам Сустары, станет звездой театральной богемы Парижа и одной из ключевых фигур европейского международного терроризма.
  Школьный уровень мало соответствовал его устремлениям, но Мохаммед учился жадно, с каким-то неистовым фанатизмом, большей частью занимаясь самообразованием. Он очень много читал и был большим поклонником арабской и европейской литературы. Но больше всего он тянулся к театру. По окончании школы Сароуи Мохаммед наконец-то осуществил мечту своего детства и поступил в областной институт драматургии. Никто не знает, как сложилась бы его дальнейшая жизнь, возможно, он, как и сотни тысяч алжирцев, сгинул бы в период национально-освободительной войны (1954–1962), но судьба неожиданно преподнесла ему огромный подарок.
  В 1952 году Мохаммед Будиа был призван во французскую армию и два года провел в Бургундии, в одном из красивейших городов Франции — Дижоне. Жизнь в метрополии очень сильно отличалась от того, что окружало его каждый день в Алжире. Это был совершенно иной мир, наполненный самыми яркими впечатлениями. Дижон совсем не пострадал в войнах двух последних веков. Некоторые кварталы практически полностью сохранили первоначальный исторический облик. Выходя в увольнительные, Будиа любил часами гулять по старым извилистым мощеным улочкам, чем-то напоминавшим кварталы его детства, но с часовнями и тесно прижавшимися друг к другу фахверковыми домами XII–XV веков. Тихий уклад старого города «разбавлялся» туристами и студентами, приезжавшими со всех концов света. В 1950-х годах в Дижоне, кроме университета Бургундии, основанного в 1722 году по указу Людовика XV, действовали более десятка различных вузов, Национальная школа изящных искусств и огромная библиотека с хранившимися в ней старинными книгами и рукописями. Для Мохаммеда Будиа Дижон представлял исключительный художественный интерес. Местный музей изобразительных искусств обладал редчайшим собранием старофранцузской и старофламандской живописи. Здесь, в Дижоне, он смог прикоснуться к тому, о чем даже мечтать не мог у себя на родине. В то время как его сослуживцы тратили свое свободное время на бары и женщин, Мохаммед Будиа посещал театры, оперы, филармонию, концертные залы и даже брал уроки в танцевальной школе. Сидя в казарме, он впервые попробовал себя в качестве автора драматических пьес. Возвращаться домой в Алжир он не хотел и, воспользовавшись определенными льготами, по окончании службы остался во Франции, со временем получив широкую известность на театральных подмостках, работая с великими французскими драматургами. Будиа был очень талантливым театралом, он не только тонко чувствовал сцену, он ею жил, дышал и смог превратить «четвертое искусство» в средство борьбы за национальное самоопределение своего народа.
  Социальными идеями он проникся уже в зрелом возрасте. Огромное влияние на формирование его личности оказали националистические антиколониальные настроения старых кварталов алжирской столицы. 12-летним подростком он и его сверстники стали свидетелями кровавого подавления национального восстания, стихийно вспыхнувшего в мае 1945 года. Репрессии продолжались несколько месяцев и унесли от 10 до 45 тысяч жизней алжирцев-мусульман. Трупов было так много, что их невозможно было захоронить. Это был сущий ужас, оставивший глубокий рубец в душе ребенка! Неспроста школа Сароуи, в которой учился Мохаммед Будиа, стала «кузницей кадров» для национально-освободительного движения Алжира. Она находилась рядом с кварталом Сустара, который в годы Алжирской войны (1954–1962) стал одним из основных оплотов «Фронта национального освобождения». С началом войны школа была преобразована колониальными властями в особую военную тюрьму, за стенами которой творились страшные преступления.
  Что бы ни говорили в Елисейском дворце, Алжир всегда был и оставался переселенческой, ресурсной колонией Франции, а коренное мусульманское население — гражданами третьего сорта.
  Французское правительство по-прежнему игнорировало самые скромные потребности алжирцев. Социальный взрыв и новое национально-освободительное восстание были лишь вопросом времени.
  Мощный единый «Фронт национального освобождения» (ФНО) 104 был образован 23 октября 1954 года путем объединения и слияния незначительных алжирских оппозиционных партий, не способных противостоять колониальному режиму. Спустя неделю, 1 ноября 1954 года, новое объединенное национально-радикальное движение провозгласило начало войны 105 за освобождение Алжира. Ненависть, накопленная многими поколениями алжирцев-мусульман, вырвалась наружу. Небольшой ручеек малочисленных плохо вооруженных моджахедов очень быстро превратился в мощный кровавый поток, сметающий всё на своем пути. Никто не оспаривает легитимность антиколониальной партизанской войны, развернутой ФНО на территории Алжира, но городской террор, направленный против пье-нуар 106 и харки 107, носил характер откровенного геноцида, которому невозможно было найти никакого оправдания или объяснения. Подавляющее большинство пье-нуар были уроженцами Алжира в нескольких поколениях, и, хотя французский язык был для них родным, многие из них никогда даже не бывали в метрополии. Долгое время белое и мусульманское население мирно сосуществовало. Пье-нуар ощущали себя полнокровными алжирцами, единственной родиной для них всегда был и оставался Алжир. Хотя они владели самыми плодородными землями и занимали все административные посты, себя они никогда не считали эксплуататорами-колонизаторами, напротив, в себе они видели двигателей прогресса, строителей нового Алжира.
  Стоит отметить, что французский язык был «материнским» не только для пье-нуар, но и некоторых лидеров ФНО Алжира.
  Так, будущий первый президент Алжирской Народной Демократической Республики Ахмед Бен Белла выучил арабский язык только в конце 1950-х годов, отбывая тюремное заключение во французской тюрьме.
  По сути, любая национально-освободительная война представляет собой народный бунт, сопровождаемый дикой, неконтролируемой эскалацией насилия, но зверства, творимые алжирскими моджахедами, заставили ужаснуться весь цивилизованный мир. С осуждением геноцида «пье-нуар» выступили даже самые непримиримые противники колониальных властей, среди них — Ассоциация алжирских мусульманских мудрецов. Но «Фронт» продолжал придерживаться политики последовательного вытеснения европейцев, используя любые, даже самые недопустимые методы, не оглядываясь на союзные оппозиционные силы, а тем более на мировое общественное мнение.
  В свою очередь, французские войска жестоко расправлялись с мирным мусульманским населением. При малейшем подозрении в связях с национально-освободительным движением военные разрушали деревни и осуществляли массовые депортации жителей. Люди, лишенные элементарных условий жизни, вымирали, как скот на выжженной земле. Насилие порождало ответное насилие.
  Впервые о зверствах ФНО заговорили в мировых СМИ 21 августа 1955 года, после того как за день до этого боевики полевого командира Юсефа Зигхуда устроили хладнокровно продуманную массовую резню на северо-востоке страны в шахтерском поселке Эль-Халиа, расположенном в пригороде Константины. Весь мир облетели жуткие подробности, записанные со слов выживших свидетелей трагедии. В частности, на страницах русского эмигрантского журнала «Часовой» 108, издаваемого в Брюсселе, приводились следующие факты: «…Группа алжирцев, ворвавшись во французский дом, убивает топором парализованного старика, разрывает на клочки одиннадцатилетнюю девочку и пятимесячного ребенка…»
  От этих нескольких жестоких строк у любого нормального человека, как электрический заряд, проходит дрожь по всему телу, закипает кровь и мутится рассудок. В тот страшный день, 20 августа 1955 года, спастись удалось лишь нескольким вооруженным семьям, которые успели забаррикадироваться в своих домах и дождаться помощи. Подоспевшие французские парашютисты насчитали на улицах поселка 92 человека, преданных изуверской казни, среди них десятерых растерзанных детей. Ответные действия колонов 109 отличились не меньшей жестокостью, жертвами которой стали сотни алжирцев-арабов, не имевших отношения к массовой расправе над пье-нуар Эль-Халиа.
  Как правило, лидеры национал-экстремистов, не желая бросать тень на все национально-освободительное движение, стремятся переложить всю ответственность на отдельных «неуправляемых» полевых командиров, «вышедших из-под контроля и действовавших исключительно по собственной инициативе». Но лидеры ФНО, среди них Ахмед Бен Белла, Мухаммад Хидр и полковник Хуари Бумедьен, даже не пытались скрыть свою причастность к злодеяниям боевиков. «Фронт» не только заявил о полной поддержке полевого командира Юсефа Зигхуда 110, но и издал 25 сентября 1955 года очередной антифранцузский манифест, угрожая колониальным властям новыми белыми погромами.
  Алжирская война, длившаяся почти восемь лет, мало чем отличалась от других антиколониальных войн ХХ века и носила все признаки асимметричного военно-политического конфликта, характеризовавшегося партизанскими действиями, жестокими антипартизанскими операциями, городским терроризмом, ответными карательными акциями, репрессиями, похищениями и пытками с обеих враждующих сторон.
  Начало процессу политического урегулирования конфликта положила речь нового французского премьер-министра генерала Шарля де Голля, произнесенная им 16 сентября 1959 года. В ней он впервые публично признал право алжирцев на национальное самоопределение 111. По факту, осознанно или вынужденно предавая интересы пье-нуар, генерал де Голль выражал интересы и чаяния подавляющего большинства жителей французской метрополии, уставших от бесконечных колониальных войн и затяжных конфликтов.
  Но в ультраправых кругах речь генерала вызвала ярость. Генерал де Голль, пришедший к власти на фоне алжирского кризиса, не оправдал ожидания правых националистов, поскольку, по их словам, «был готов погубить Французский Алжир». Понимая, что новый политический курс не удастся вернуть в прежнее русло, французские ультраправые прибегли к террору, создав «Секретную организацию вооруженных сил» (OAS). За пару лет они совершили несколько тысяч покушений и терактов на территории Алжира и Франции.
  Генералу де Голлю понадобилось немало мужества и политической воли, чтобы в таких непростых условиях, на фоне поднимающейся волны внутреннего террора, приступить к процессу деколонизации Алжира. Но этого было далеко не достаточно, чтобы остановить конфликт, унесший, по разным оценкам, от нескольких сотен тысяч до полутора миллионов жизней. Война в Алжире по-прежнему продолжалась, хотя и не с такой интенсивностью, как прежде. «Армия национального освобождения» — военная организация ФНО — уже не имела ни сил, ни возможности оказывать сколько-нибудь заметное вооруженное сопротивление.
  Французы в корне изменили тактику и стратегию антипартизанской войны, парализовав и обескровив «Армию национального освобождения», полностью отрезав ее от приграничных районов — основных баз и источников снабжения. Действуя небольшими мобильными группами, французы взяли под свой контроль обширные территории Алжира, которые до этого считались неформальными анклавами ФНО 112. Только за один 1959 год отряды алжирских моджахедов потеряли убитыми больше людей, чем за последние четыре года войны, лишившись более половины невосполнимого квалифицированного командного состава.
  Но, несмотря на фактическое военное поражение вооруженных отрядов ФНО, 8-летняя война по политическим и экономическим соображениям завершилась признанием независимости Алжира. 18 марта 1962 года на южном берегу Женевского озера (Леман) в городке Эвьян-ле-Бен были подписаны Эвианские соглашения, положившие конец военному конфликту и открывшие путь к деколонизации Алжира. На апрельском референдуме 8 апреля 1962 года девяносто один процент французов высказался за их одобрение. Таким образом, 5 июля 1962 года была официально провозглашена независимость Алжира. После выборов в Учредительное собрание, состоявшееся 20 сентября 1962 года, была провозглашена Алжирская Народная Демократическая Республика.
  Не успел Алжир ступить на путь построения независимого национального государства, как боевики «Армии национального освобождения» ФНО совершили очередное, пожалуй, наиболее страшное преступление за все восемь лет войны, вошедшее в историю как Оранская резня.
  До подписания Эвианских соглашений в средиземноморском порту Оран проживало около 250 тысяч человек, более половины из них составляли пье-нуар. Это была самая большая концентрация белого населения среди всех городов Северной Африки. Однако к концу 1959 года, после исторической речи Шарля де Голля, открывшей путь к национальному самоопределению алжирского народа, бóльшая часть европейцев покинула Оран, опасаясь отрядов ФНО, известных своей жестокостью по отношению к мирному белому населению. Хотя французский гарнизон города был довольно многочисленным и, не включая полиции и жандармерии, составлял 18 тысяч солдат и офицеров, он не смог защитить остававшихся в Оране 40 тысяч пье-нуар. Согласно одному из пунктов Эвианских соглашений, французское правительство обязалось вывести колониальные войска с территории Алжира в течение трех лет. По этой причине, опасаясь срыва соглашений, который мог затянуть конфликт на неопределенный срок, Шарль де Голль отдал однозначный приказ — ни при каких обстоятельствах не поддаваться на провокации. Иными словами, что бы ни происходило, солдаты не должны покидать расположение своих казарм.
  Утром 5 июля 1962 года, в день провозглашения независимости Алжира, в Оран вошли семь вооруженных отрядов «Армии национального освобождения» ФНО. Опьяненные победой в антиколониальной войне, алжирские моджахеды ринулись в белые кварталы. Начались грабежи, изуверские пытки и убийства. Видя полное бездействие остававшихся в городе французских колониальных частей, алжирские моджахеды, почувствовав полную безнаказанность, в течение нескольких часов мародерствовали, насиловали и убивали мирное европейское население, нередко, как на скотобойне, перерезая ножом горло мужчинам, женщинам и детям. Следуя приказу из Парижа: «Не двигаться с места», — ни французский гарнизон, ни алжирская полиция не попытались вмешаться, чтобы остановить массовую резню. Лишь после того как по инициативе двух офицеров, взявших на себя смелость нарушить приказ де Голля, французская жандармерия с оружием в руках вошла в европейские кварталы, бойня была прекращена.
  Количество жертв не поддается точной оценке. Согласно последним данным, опубликованным в «Истории Алжира», число убитых пье-нуар оценивается приблизительно в 3500 человек 113. Оранская резня стала переломным моментом в истории города. Оставшиеся пье-нуар предпочли эмигрировать из Алжира, бросив всё свое имущество, не дожидаясь обещанной компенсации, восприняв Оранскую резню как целенаправленную политику геноцида в отношении белого населения, санкционируемую новым алжирским правительством.
  Мохаммед Будиа, конечно, не резал никому горло, не принимал участия в массовых убийствах. Во всяком случае, этому нет никаких подтверждений. Во время войны за независимость Алжира Будиа бÓльшую часть времени находился по другую сторону Средиземного моря и руководил подпольной диверсионной группой, действовавшей на юге Франции.
  В 1954 году, после начала национально-освободительной войны в Алжире, он одним из первых алжирских эмигрантов откликнулся на призыв ФНО и вступил в подпольную организацию на территории Франции. Вместе со своим другом Мохаммедом Зинет он занимался агитационной работой, информируя общественность о целях и позициях алжирского националистического движения. Под прикрытием мастер-классов для молодых актеров они организовывали встречи с алжирскими эмигрантами, отыскивая «потенциальный материал» для подрывной работы на вражеской территории. На одной из таких встреч Мохаммед Будиа познакомился со своей первой женой — француженкой алжирского происхождения Адриэ Герар, которая под оперативным псевдонимом Кемаль вошла в состав его диверсионной группы, созданной годом позже. Для Мохаммеда Будиа связь театра с политикой всегда была неразрывна. Одно не существовало без другого. Это было очевидно не только для единомышленников и соратников Будиа, но и для французских спецслужб, пытавшихся держать под контролем настроения и движения внутри алжирской диаспоры. В конечном итоге административные органы приняли решение о роспуске всех этих театральных компаний, небезосновательно заподозрив их в распространении революционно-сепаратистских идей.
  К этому времени, в 1955 году, штаб ФНО ввел некоторые изменения в свою тактику, распространив военные действия на территорию метрополии путем диверсий и организаций актов саботажа на стратегически важных французских объектах. Эта задача была возложена на так называемых мусабили — вспомогательных бойцов алжирского сопротивления, действовавших нелегально во французских городах. Мохаммед Будиа стал командиром одной из наиболее успешных диверсионных групп специального назначения «Ла Спесиаль». Эта группа провела ряд громких диверсий на юге Франции, в том числе совершила нападение на логистический терминал «Мурепиан», расположенный в порту Марселя. В 1956 году во время одной из таких диверсионных вылазок Будиа был серьезно ранен в перестрелке с полицией. Он смог уйти от преследования, укрывшись на полулегальной квартире, из которой продолжил руководить диверсионным подпольем. Несколько лет французская полиция не могла выйти на след его группы, пока Мохаммед не допустил роковую ошибку, которая чуть не стоила ему головы. В 1958 году он принял участие в организации взрыва городского трубопровода Марселя и довольно быстро был схвачен полицией по горячим следам. За это и другие преступления Мохаммеду Будиа грозила гильотина, но суд вынес относительно мягкое решение, приговорив его к 20 годам тюремного заключения.
  Его как особо опасного преступника периодически переводили из одной тюрьмы в другую. По мнению тюремных властей, эта мера должна была предотвратить попытку побега, помешать налаживанию связей с внешним миром, а также максимально осложнить адаптацию заключенного к новым условиям. В течение трех лет Будиа успел побывать в арестантском доме «Френ», «Ля Сантэ», тюрьмах «Анже» и «Бометт». С алжирскими сепаратистами тюремная администрация не особо церемонилась, но старалась держать их в отдельных камерах, чтобы избежать конфликтов с другими заключенными. К обычным уголовникам отношение было намного более терпимым. Делалось всё, чтобы сломать волю алжирцев. Со временем некоторые члены ФНО переставали интересоваться происходящим вокруг, постепенно превращаясь из опасных террористов в «овощи». Но Мохаммед Будиа был человеком совершенно иного склада. Он был не только талантливым театральным деятелем и баловнем парижской богемы, он с детства воспитал в себе качества жестокого бойца, способного выжить практически в самых невыносимых условиях. Тонкий ценитель французской кухни, завсегдатай дорогих ресторанов, любитель модных костюмов и столичных женщин — он легко сменил дорогой костюм на арестантскую робу и утренний кофе с круассанами на грубый черный хлеб и кус-кус. Даже находясь в одиночном заключении, он превратил бесконечность в своего союзника, использовав океан свободного времени с наибольшей для себя пользой, что помогло ему пережить постоянное физическое и психологическое давление. Мохаммед продолжал заниматься самообразованием и творчеством, насколько это позволяли тюремные условия. Сидя в одиночке, он перевел на алжирский диалект многие французские классические пьесы. В частности, адаптировал к родному языку пьесу Мольера «Мнимый больной». Там же, в «каменном мешке», Будиа написал получившие широкую известность пропагандистские театральные пьесы — «Роды» и «Оливковое дерево». В них он через диалоги героев в доходчивой форме старался донести даже до самого неискушенного зрителя необходимость и важность национально-освободительной борьбы. Насилие как ответ на любую форму несправедливости стало не только лейтмотивом всего творчества Будиа, но и его жизненной позицией. Вполне возможно, он вошел бы в историю не как изощренный террорист-убийца, а как выдающийся деятель антиколониального движения и талантливый театрал. Но маниакальная тяга к насилию, извращенное видение пути достижения социальной справедливости, а также врожденный или «привитый» авантюризм превращали и более достойных людей в банальных преступников — изгоев цивилизованного общества. Тюрьма «Бометт» стала для Мохаммеда Будиа непростым испытанием. Она считалась самой худшей тюрьмой не только во Франции, но и во всей Западной Европе. Антисанитария здесь царила страшная. Везде был мусор, насекомые и крысы в огромном количестве, к которым Мохаммед Будиа достаточно долго привыкал. Большинство заключенных составляли арабы, выходцы из Магриба. Как и на воле, в тюрьме они жили бандами, объединенными по этническому или территориальному принципу. Особенно много было корсиканцев, которые, считая себя коренными французами, держались обособленно. Попадались и представители неаполитанской каморры 114, жившие по своим законам, выглядевшие очень солидно, а потому другие заключенные старались не вступать с ними в конфликт. Часто возникали массовые потасовки, причем людей нередко избивали толпой. Охрана тюрьмы предпочитала не вмешиваться в происходящее. Заточки или ножи были практически у каждого арестанта. Как правило, их изготавливали из ложек или других металлических предметов, но попадались и искусно изготовленные керамические ножи. Гашиш в тюрьме был в свободном употреблении, как обычные сигареты. Администрация на это закрывала глаза — гашиш действовал как успокоительное и не доставлял особого беспокойства. Камера представляла собой небольшое помещение с решеткой вместо внутренней стены, выходящей в коридор, которую не разрешалось завешивать. Трехъярусная кровать, стол, иногда холодильник. Кормили два раза в день, для тюремных условий довольно сносно — кус-кус, рис, иногда давали мясо в виде рагу.
  Каждую тюрьму, которую ему пришлось посетить, Мохаммед Будиа превращал в свою творческую мастерскую, каждую камеру — в рабочий кабинет. В тюрьме «Бометт» с разрешения администрации он поставил пьесу «Роды». Желая себя хоть чем-то занять и убить время, в «театральном эксперименте» приняли участие практически все арестанты тюремного блока. Одни заключенные заучивали роли и играли на импровизированной сцене, другие занимались изготовлением костюмов и декораций. По словам самого Будиа, делясь своей страстью к театру, он смог не только вывести заключенных из глубокой депрессии, но и заинтересовать многих уголовников леворадикальными социальными идеями.
  Со стороны могло сложиться впечатление, будто Будиа окончательно примирился со своим положением. Он прилагал все усилия, чтобы администрация и остальные заключенные именно так и думали. На самом деле опытный подпольщик-диверсант ни на секунду не прекращал думать о побеге, изыскивая любую лазейку, чтобы установить контакт со своими единомышленниками. Он развил бурную культурно-просветительскую работу, был тюремным активистом, имея немалое влияние на других осужденных, сглаживал возникающие конфликты и своим авторитетом поддерживал порядок. Он очень быстро вычислил стукачей и весьма хитроумно использовал их в своей ювелирной игре с Оперативным отделом тюрьмы. До «нужных ушей» доходило именно то, что хотел Будиа. Так, шаг за шагом, он мостил путь к свободе. В конечном итоге ему удалось добиться расположения тюремного начальства. Ему наконец-то позволили нечастые и непродолжительные свидания с французскими деятелями искусства. Безусловно, это было непростительной ошибкой тюремного начальства. Среди редких посетителей Будиа оказался представитель так называемой сети «Жансон». Невзирая на аресты и недавний громкий судебный процесс, на свободе оставались еще многие сторонники этой организации.
  Краткая справка
  Сеть «Жансон» была создана в 1957 году французским философом и журналистом, убежденным антиколониалистом Фрэнсисом Жансоном. Главной целью организации было оказание «гуманитарной» помощи «Фронту национального освобождения» Алжира на территории Франции.
  Ядро группы Фрэнсиса Жансона никогда не превышало двух-трех десятков человек. Большинство членов организации не были профессиональными подпольщиками. Сеть «Жансон» объединяла в своих рядах левых христиан, коммунистов-диссидентов, троцкистов, маоистов, профсоюзных активистов и всевозможных левых интеллектуалов — главным образом работников медиаиндустрии, выступавших против политики своего правительства в отношении колониального Алжира.
  Члены сети «Жансон» считали себя бойцами Французского сопротивления, но никогда не принимали участия в силовых акциях. Они занималась сбором и передачей денежных средств, перевозкой оружия, снабжением диверсионных групп фальшивыми документами, оказывали информационную, а также всевозможную логистическую поддержку подполью ФНО.
  Формально сеть «Жансон» прекратила существование в феврале 1961 года, после того как были арестованы главные активисты группы, впоследствии осужденные на различные сроки тюремного заключения: от 5 месяцев и до 10 лет. Основателю и руководителю группы Фрэнсису Жансону удалось бежать из Франции. 10 октября 1961 года он был признан виновным в государственной измене и заочно приговорен к 10 годам тюремного заключения.
  В 1961 году Мохаммеду Будиа удалось усыпить бдительность охраны и, воспользовавшись помощью леворадикальной группировки «Жансон», совершить побег. Все попытки найти его оказались тщетны. На следующий день по фальшивым документам он был переправлен людьми Фрэнсиса Жансона в соседнюю Бельгию, а затем в Тунис, где Будиа присоединился к театральной труппе ФНО, художественным руководителем которой был его давний приятель Мустафа Катеб 115.
  С окончанием войны и провозглашением Алжирской Народной Демократической Республики Мохаммед Будиа наконец-то смог вернуться домой. В рамках особого соглашения свободу получили сотни осужденных активистов ФНО, среди которых был также друг Мохаммеда Будиа — вице-премьер временного правительства Алжира Ахмед Бен Белла, проведший во французских тюрьмах около шести лет. Вернувшись на родину, Ахмед Бен Белла стал делать стремительную политическую карьеру. Обойдя конкурентов на выборах 27 сентября 1962 года, Ахмед Бен Белла был назначен премьер-министром и в следующем 1963 году стал первым президентом Алжира, одержав «убедительную победу» на безальтернативных президентских выборах. Казалось, для Мохаммеда Будиа настал звездный час. Благодаря покровительству своего друга он стал воплощать все свои творческие планы и мечты.
  В 1963 году Мохаммед Будиа вместе с Мустафой Катебом вошел в руководство Комиссии по культуре ФНО и принял активное участие в национализации «Оперы Алжира», а также ее филиалов в Константе, Аннабе и Оране. В том же году указом первого независимого правительства был образован Национальный киноцентр, после чего во всех крупных городах Алжира были национализированы частные кинотеатры.
  С легкой руки Ахмеда Бен Белла в 1963 году 31-летний Мохаммед Будиа стал основателем и художественным руководителем первого Алжирского национального театра. В 1964 году труппа театра организовала так называемый культурный караван, отправившись с гастролями по всей стране.
  В том же 1964 году Мохаммед Будиа стал одним из основателей литературно-просветительского журнала Novembre и первой национальной ежедневной газеты Alger-Ce soir («Алжир этим вечером»), заняв пост главного редактора этих периодических изданий. Novembre стал трибуной лучших писателей и журналистов Алжира.
  Мохаммед Будиа обладал неутомимой энергией, которая, казалось, накапливалась все годы, проведенные за решеткой.
  Он успевал руководить театром и двумя изданиями, заниматься публицистикой и принимать активное участие в различных общественно-политических и государственных организациях. Но следующий 1965 год был отмечен двумя важными событиями, которые ключевым образом изменили и определили дальнейшую жизнь Мохаммеда Будиа, — это государственный переворот в Алжире и создание палестинского национального движения ФАТХ.
  Его друг и покровитель Ахмед Бен Белла был пламенным оратором и неплохим политическим деятелем, пользовавшимся огромной популярностью в армии и народе, но на посту президента страны он показал себя бездарным руководителем. Его экономические реформы терпели крах, в то время как народ Алжира продолжал нищать. Вскоре он совсем утратил популярность и потерял власть в результате военного государственного переворота 19 июня 1965 года, организованного его бывшим товарищем по национально-освободительной борьбе министром обороны полковником Хуари Бумедьеном. Власть в стране перешла в руки Революционного совета, в июле 1965 года было сформировано новое правительство во главе с Бумедьеном.
  Ахмед Бен Белла со своими ближайшими сторонниками был арестован и заключен в тюрьму, в которой провел 14 лет. Опасаясь за свою жизнь и свободу, Мохаммед Будиа вынужден был срочно покинуть страну. Вначале он перебрался в соседний Тунис, а затем вылетел во Францию, где мог не опасаться преследования, поскольку попал под объявленную ранее амнистию. Будиа мог многое предложить французским спецслужбам в обмен на предоставление ему политического убежища. Алжир по-прежнему находился в сфере геополитических интересов Франции, а Будиа, долгие годы являвшийся заметным активистом ФНО, прекрасно разбирался в политической конъюнктуре Алжира, имел широкие связи в диаспоре, оппозиции, европейских леволиберальных кругах и мог предложить услуги информатора.
  Бежав во Францию, он снял скромную квартиру в одном из центральных округов Парижа и благодаря своим обширным знакомствам очень быстро влился в столичную театральную жизнь. В 1968 году Будиа стал директором и художественным руководителем Theatre de L’Oust Parisen (Западный Парижский театр) — скромного авангардного театра в Иль-де-Франс на улице Булонь-е-Бийанкур. Практически весь день он проводил со своими актерами, умудряясь находить время и для личной жизни. Мохаммед Будиа успел еще два раза жениться и столько же раз развестись. Большой поклонник женского пола, он был известен своими многочисленными бурными и скоротечными романами.
  Помимо театра Будиа продолжал активно заниматься политикой, войдя в руководство «Организации народного сопротивления», объединявшей в своих рядах политэмигрантов, находившихся в оппозиции к новому алжирскому режиму. Алжирские власти неоднократно требовали от французов выдачи Будиа. И после того как им очередной раз было отказано в экстрадиции Мохаммеда Будиа, алжирский суд заочно приговорил его к смертной казни. В парижских леволиберальных интеллектуальных кругах очень модно было быть оппозиционером. Заочный смертный приговор невольно стал причиной всеобщего внимания и восхищения. В один день на него обрушились лавры славы, сделавшие его одним из самых желанных и почитаемых гостей парижской богемы, проповедником «нерушимой связи между театром и политикой». Он нашел свою благодарную аудиторию, которая могла часами слушать рассказы о его романтической юности, о героических приключениях в рядах алжирского подполья и о годах, проведенных в невыносимых тюремных условиях. Одной театральной сцены ему было недостаточно, вся его жизнь должна была выглядеть как драматургическое произведение. Будиа пытался представить себя этаким «алжирским Че Геварой», борцом за национальное самоопределение стран третьего мира. По этой причине, руководствуясь принципом «не столь важно, с кем и за кого бороться, главное — быть на виду, в центре всеобщего внимания», в 1967 году он стал одним из руководителей «Фронта национального освобождения Корсики».
  Но все эти «организации, «фронты», «ассоциации» и «комитеты» были лишь видимой стороной «легальной» оппозиционной деятельности, которую выставлял на всеобщее обозрение алжирский политический беженец Мохаммед Будиа. Было кое- что, о чем он никогда не распространялся. Сразу после бегства из Алжира он стал активным сторонником палестинского дела и одним из главных европейских стратегов ФАТХ. Однако с 1965 по 1967 год его участие в палестинской борьбе носило сугубо декларативный характер. Поворотным моментом в отношениях с палестинцами стало его посещение Кубы в начале 1968 года, где он познакомился с доктором Вадиа Хаддадом — руководителем военного крыла НФОП. Мохаммед Будиа был настолько впечатлен этой встречей, что сразу же вошел в состав организации, вернувшись в Париж европейским координатором НФОП. Начав террористическую войну против Израиля, палестинцы крайне нуждались в опытном европейском резиденте. Мохаммед Будиа, проведший во Франции длительное время, имевший обширные связи с европейскими экстремистами, как никто другой подходил на эту роль. Таким образом, он поставил на службу НФОП свой прошлый террористический опыт, приобретенный им в годы войны за независимость Алжира. Фактически Будиа стал руководителем европейского отделения НФОП, которому было поручено заниматься проведением вооруженных диверсий против израильских целей и вербовкой новых членов организации. Особенно доверительные отношения у него сложились с набирающим известность международным террористом-авантюристом Ильичом Рамиресом Санчесом — Карлосом Шакалом, которого Мохаммед Будиа привлек к сотрудничеству, побывав в Москве, в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. (После смерти Будиа Карлос подхватил бразды правления, сменив его на посту координатора, возглавив европейское отделение НФОП.)
  Вне всякого сомнения, алжирский политический беженец Мохаммед Будиа в конце 1960-х — начале 1970-х годов входил в число наиболее активных и значимых террористов Европы. Сидя в Париже под негласным присмотром французских спецслужб, двойной агент Мохаммед Будиа наладил подрывную деятельность не только в Алжире, но и в других частях света. Его экстрадиции безрезультатно добивались многие страны. Несмотря на это, французы раз за разом под различными предлогами отказывали в выдаче Мохаммеда Будиа.
  После развернутой палестинцами террористической войны в странах Европы израильтяне окрестили Мохаммеда Будиа «врагом общества № 1». У израильских спецслужб были все основания подозревать его не только в контактах с НФОП, но и связах с «Черным сентябрем».
  Его имя и раньше было на слуху у израильских спецслужб, но долгое время его считали лишь алжирским диссидентом, иногда оказывавшим палестинцам разного рода услуги. Свет на истинные масштабы его деятельности пролили показания гражданки Франции Эвелин Барж, весной 1971 года арестованной в израильском международном аэропорту Лод при попытке провести на территорию страны взрывное устройство. На допросе она сообщила следователям ШАБАК о сотрудничестве Будиа с НФОП в подготовке показательного теракта в тель-авивских гостиницах в канун еврейского праздника Пейсах.
  Учительница английского языка, 26-летняя красавица, этническая француженка, — она была завербована Мохаммедом Будиа, когда подрабатывала билетершей в его авангардном парижском театре на улице Булонь-е-Бийанкур. По ее словам, Будиа был неотразимым мужчиной и пользовался большим успехом у женщин. Она была пленена его обаянием и харизмой. Очень быстро став любовницей Будиа, она заразилась его ультралевыми политическими взглядами. Эвелин Барж созналась в том, что 15 марта 1971 года, перед отправкой в Тель-Авив, она приняла участие в диверсии, организованной Мохаммедом Будиа в порту Роттердам на нефтехранилище, принадлежащем компании «Гольф Оил».
  Изучив ее показания и сложив огромную мозаику из ранее полученных разведывательных донесений, в которых упоминалось его имя, в «Моссаде» пришли к выводу, что Мохаммед Будиа был «кукловодом», то есть занимался вербовкой людей, посылая их совершать террористические акты на территории Израиля и других стран. Будучи хорошим психологом, он находил к каждому человеку индивидуальный подход, зная, за какие именно ниточки нужно потянуть, чтобы подчинить своему влиянию и воле. Большинство из них были молодые красивые женщины. Эвелин Барж была влюблена в Будиа, сестры Надия и Мерлин Бредли — дочери марокканского бизнесмена, были обычными безмозглыми «революционерками» — искательницами приключений. После нескольких вечеров за бокалом дорогого вина, за разговорами о всемирной социальной революции Мохаммед Будиа окончательно промыл им мозги и отправил в Израиль с фальшивыми паспортами и мощной взрывчаткой. Пожилая французская пара — супруги Пэр и Эдит Бургхалтер — были завербованы за 3500 французских франков, которые Будиа обещал передать им по возвращении из Израиля.
  Сестры Бредли, супруги Бургхалтер и Эвелин Барж были лишь частью грандиозного плана. В канун праздника Пейсах НФОП и Мохаммед Будиа собирались совершить закладку мощных взрывных устройств в девяти отелях на набережной Тель- Авива. Если бы план Будиа и НФОП удался, теракт не только стоил бы жизни десяткам израильтян и иностранных туристов, но и серьезно дискредитировал бы ШАБАК в глазах всего мира, поставив под сомнение способность израильских спецслужб обеспечить безопасность как своих граждан, так и гостей страны.
  Но НФОП был не единственной палестинской террористической организацией, с которой Будиа поддерживал тесное взаимодействие. Два теракта — взрыв нефтехранилища в голландском порту Роттердам 15 марта 1971 года и в итальянском Триесте 4 августа 1972 года — Будиа осуществил со своим новым другом Али Хасаном Саламе. В Италии пожарные лишь чудом смогли потушить очаг возгорания, прежде чем пламя распространилось на гигантское хранилище бензина. Страшно себе представить, к скольким жертвам мог привести этот теракт. На следующий день, 5 августа 1972 года, «Черный сентябрь» опубликовал в Бейруте официальное заявление, взяв на себя ответственность за теракт в Триесте. Расследуя все обстоятельства уголовного дела об умышленном поджоге бензохранилища в Триесте, итальянская полиция вышла на имя Будиа. Основываясь на показаниях палестинцев и европейцев, арестованных по этому уголовному делу, итальянская полиция выписала в 1973 году ордер на арест Мохаммеда Будиа, передав его в Интерпол. Однако французские власти, как и прежде, затягивали его выдачу.
  В «Моссаде» понимали, что связь между двумя террористами — Мохаммедом Будиа и Али Хасаном Саламе — крепнет с каждым днем, что не могло не вызывать беспокойство в израильских спецслужбах. Мохаммед Будиа, являвшийся одной из ключевых фигур в НФОП, всё более сближался с ФАТХ. Не было никакого сомнения, что сотрудничество Будиа с ФАТХ и «Черным сентябрем» было замешено на особых личных отношениях, установившихся с Али Хасаном Саламе. Несмотря на 10-летнюю разницу в возрасте, они имели довольно много общего. Оба были настоящими плейбоями и любителями ночной жизни, при любой возможности они встречались в Европе и проводили время в ночных клубах, став друзьями по духу и сердцу. Их личная дружба могла послужить основой для новой волны террора в Европе. Саламе, опираясь на структуру «Черного сентября», решал вопросы логистики — переправлял материальные ресурсы и оружие. В свою очередь Будиа непосредственно занимался практической частью террористической деятельности — вербовкой, организацией и исполнением. В Тель-Авив непрерывным потоком шла разведывательная информация, вызывавшая тревогу у израильских спецслужб. Всё указывало, что Али Хасан Саламе и Мохаммед Будиа готовят серию показательных терактов против израильских объектов на территории Западной Европы. В сентябре 1972 года Мохаммед Будиа как один из наиболее активных террористических врагов Израиля был внесен в «черный список» управления «Кейсария».
  В конце июня 1973 года люди Майка Харари прибыли во Францию и установили за Будиа круглосуточное наблюдение. На одной из конспиративных квартир в центре Парижа разместился оперативный штаб, из которого Майк Харари лично руководил всеми действиями сотрудников «Кейсарии». Будучи алжирским беженцем, не имевшим французского гражданства, Мохаммед на вполне законных основаниях проживал в центре Парижа, чувствовал себя вполне уверенно и пользовался полной свободой перемещения. Но с того момента, когда бойцы «Кейсарии» пересекли границы Франции, отведенные Мохаммеду Будиа дни пошли на убыль. Однако не всё оказалось так просто. Уже после нескольких дней слежки в «Моссаде» пришли к малоутешительному выводу — для его ликвидации потребуется намного больше времени и сил, чем планировалось. Никто не мог гарантировать, что завтра, послезавтра или через неделю террористы не приведут в исполнение свои грандиозные планы. Как всегда, проще всего было предотвратить теракт, убрав ключевую фигуру. Сотрудники «Кейсарии» были несколько озадачены. Мохаммед Будиа совсем не имел охраны, но при этом был очень осторожен. Он постоянно менял распорядок дня. Никогда не ездил одним и тем же маршрутом. Избегал темных улиц. Никогда не появлялся в одних и тех же ресторанах. Было видно, что человек серьезно кого-то опасался и предпринимал исключительные меры предосторожности. Всё это создавало «временные трудности», но в том-то и была главная проблема — времени у «Моссада» не было.
  Мохаммед Будиа знал, что западные спецслужбы, в особенности израильтяне, заинтересованы в его скорейшем устранении. Он чувствовал опасность и уже собирался покинуть Западную Европу, чтобы укрыться в одной из стран Ближнего Востока. Но в самый последний момент, когда вещи уже были собраны, он почему-то отказался уехать.
  Как хороший театральный актер, Мохаммед Будиа прекрасно владел искусством перевоплощения. Он проводил ночь у очередной любовницы, утром покидая ее квартиру загримированным под старика или женщину. В первые дни это позволяло Будиа отрываться от группы наружного наблюдения «Кейсарии», но эти и другие ухищрения лишь ненадолго продлевали его жизнь. Основная сложность состояла в том, что Будиа всё время находился в людных местах и его практически нигде невозможно было застать одного. В его квартире всё время находились какие-то люди из актерской среды, молодые женщины, интеллектуалы, бизнесмены и студенты. Иными словами, его квартира была чем-то средним между закрытым клубом парижской богемы и банальным столичным притоном. Его нельзя было подкараулить в подъезде, равно как и взорвать в собственной квартире, без того чтобы не пострадали невинные люди.
  Но у каждого человека есть слабое место. У Мохаммеда Будиа таким «слабым местом» была его машина. По необъяснимой причине такой скрытный и подозрительный человек, как Будиа, любил ездить на одной и той же машине — сером Renault 16 с парижскими номерами, зарегистрированными на его собственное имя. Эта привязанность к машине стала его фатальной ошибкой, которой «Моссад» не преминул воспользоваться. Мохаммед Будиа имел обыкновение каждый раз, прежде чем сесть за руль, тщательно проверять машину. Прежде всего он осматривал днище, чтобы убедиться, что снизу не прикреплено взрывное устройство или ручная граната. Всё же было решено собрать взрывное устройство направленного действия, с малым радиусом поражения, но спрятать его в салоне автомобиля, прямо под сиденьем водителя. Один из специалистов Майка Харари по прозвищу Роберт 116 изготовил небольшую радиоуправляемую мину. В одну из ночей он незаметно вскрыл машину Будиа и закрепил внутри салона изготовленное накануне взрывное устройство. Тем не менее заряд взрывчатки находился в машине Мохаммеда Будиа не один день, прежде чем боец «Кейсарии» решился привести его в действие. «Моссадовцы» постоянно перестраховывались и, желая избежать ненужных жертв, всё время переносили исполнение смертного приговора. То в машине вместе с Будиа кто- то находился, то машина проезжала по загруженным парижским улицам. Взорвать автомобиль возле его дома также не представлялось возможным. Будиа, как правило, просыпался довольно поздно, когда на улице было уже много прохожих.
  Вечером 27 июня 1973 года Мохаммед Будиа вышел из театральной студии в сером дорогом костюме в сопровождении очередной французской подруги и направился к своему Renault 16. По привычке осмотрев машину, он галантно распахнул перед дамой дверцу, затем сам сел за руль автомобиля. Машина резко тронулась с места и понеслась в противоположную от дома Будиа сторону. Время уже было позднее, и бойцы «Кейсарии» надеялись, что он высадит женщину и поедет ночевать к себе домой. Но, притормозив у дома по улице Нуану, он закрыл машину и поднялся вместе с женщиной к ней в квартиру. Бойцы «Кейсарии» остались ждать на улице, сидя в арендованном Peugeot. Прошел час-другой, но Будиа и не собирался возвращаться к автомобилю. Поставив на прослушку домашний телефон Будиа, сотрудники «Моссада» были в курсе всех его планов. Майк Харари знал, что у Будиа в первой половине дня запланирована важная встреча в Латинском квартале рядом с факультетом естественных наук. Ничего иного не оставалось, как ждать. Была велика вероятность того, что Будиа всё же отправится спать к себе домой. Более удобного случая и представить было нельзя. Ночные улицы были безлюдны, и ничего не мешало привести в действие взрывное устройство. Однако он так и не вышел тем вечером на улицу, оставшись на всю ночь у своей французской подруги.
  На следующее утро, примерно в 9:00, Мохаммед Будиа спустился к машине и, тщательно осмотрев ее, сел за руль. Серый Renault 16 выехал на центральную трассу, направившись к Латинскому кварталу. Группа Майка Харари неотступно следовала за ним на Peugeot, рассчитывая улучить удобный момент, чтобы отправить на взрывное устройство, спрятанное под сиденьем водителя, электронный сигнал с пульта дистанционного управления. Однако из-за большой загруженности парижских дорог такой возможности им так и не представилось. Взрыв и возгорание машины на переполненной улице привел бы к большим человеческим жертвам.
  Будиа проехал вдоль Сены по проспекту Форсе Сен-Бернар, свернул на улицу Сен-Виктор, остановил машину недалеко от магазина арабской книги напротив студенческого кафе и поднялся на второй этаж, где у него на 10:00 была назначена встреча. Улица была достаточно тихая, несмотря на то что рядом располагался Университет имени Пьера и Марии Кюри. Изредка появлялись один-два случайных прохожих. Люди, спасаясь от июньской духоты, всё больше сидели внутри кафетериев под защитой кондиционеров.
  Решение родилось само собой, когда около 11:00 Мохаммед Будиа вышел на улицу и приблизился к серому Renault 16. После обычного ритуала осмотра машины он наполовину просунулся вовнутрь и вставил ключ в замок зажигания. В сотые доли мгновения Будиа был поглощен гигантской вспышкой пламени. Взрывное устройство было приведено в действие с большого расстояния бойцом «Кейсарии» после того, как он убедился в том, что в машину садится «объект». Направленный взрыв буквально расколол тело террориста снизу вверх.
  В течение нескольких минут на место взрыва прибыли пожарные расчеты и полицейские наряды. «Взрывное устройство было огромной мощности, но вся его сила была сконцентрирована внутри салона автомобиля, чтобы предотвратить поражение прохожих», — заключил полицейский эксперт. Несмотря на то что взрыв превратил машину в бесформенную груду искореженного металла, никто, кроме самого Мохаммеда Будиа, не пострадал, если не брать во внимание раскрошенные витрины и выбитые окна в соседних зданиях.
  Жертва взрыва вскоре была опознана по сохранившейся голове и остаткам машины: «Человек был нам хорошо известен, и у нас на него было заведено личное досье», — заявили в полиции. Офицер полиции, принимавший участие в расследовании убийства Мохаммеда Будиа, в выступлении перед представителями СМИ отметил: «…Он был активным, действующим террористом, разыскиваемым за причастность к взрыву на нефтяном терминале в итальянском Триесте…» Как это часто бывает, спецслужбы сразу открестились от своего агента-осведомителя. Иначе как можно было объяснить тот факт, что незадолго до своей гибели он беспрепятственно оформлял машину на свое имя? Все всё знали, но оперативные интересы спецслужб перевешивали нормы международного уголовного права.
  Уже на следующий день после взрыва на улице Сен-Виктор дипломатические круги Алжира многозначительно упомянули о том, что Мохаммед Будиа был опасным государственным преступником и приговорен алжирским судом к смертной казни. «Вчера, — заявил представитель алжирского посольства, — был приведен в исполнение смертный приговор». Тем не менее следователи парижской полиции заявили, что убийство 41-летнего гражданина Алжира Мохаммеда Будиа было совершено профессионалами экстра-класса, и алжирские спецслужбы, по всей видимости, не имеют к этому инциденту никакого отношения.
  Скромные похороны Мохаммеда Будиа прошли незаметно в Алжире на кладбище Эль Катиб. Никто из культурного или политического истеблишмента не отдал ему дань уважения.
  Глава семнадцатая
  1973 год. Лиллехаммер. Провал «Кейсарии»
  Когда мои бойцы добиваются успеха — это мой успех, когда они терпят провал — это мой провал…
  Майк Харари, начальник Управления специальных операций «Кейсария»
  
  Люди Майка Харари не оставляли на местах покушений улики, которые могли бы вывести на исполнителей. Нечеловеческие, титанические усилия всех отделов «Моссада», в первую очередь Управления специальных операций «Кейсария», привели к потрясающим результатам. Но израильская внешняя разведка продолжала разыскивать очередные цели с тем же усердием, как и осенью 1972 года. Время играло не в пользу израильтян — каждый спокойный день давал террористам шанс подготовить новый план, который мог обернуться большой кровью. В то же самое время успех вскружил людям Майка Харари головы. Самоуверенность в разведке — вещь крайне опасная и в конечном итоге приводит к катастрофе.
  Одно имя в черном списке израильских спецслужб было выделено жирным шрифтом. Али Хасан Саламе — сын палестинского национального героя, самое приближенное к Ясиру Арафату лицо, начальник его личной охраны, а также один из руководителей «Черного сентября», организатор диверсий в Иордании, Западной Европе и Азии, специалист по нелегальной доставке оружия и взрывчатки на территорию западноевропейских стран и один из главных инициаторов «почтовой войны». Но широкую известность он получил не столько из-за своей террористической деятельности, сколько из-за самого крупного провала «Моссада», который только знала эта организация за все годы своего существования, вызвавший широкий резонанс во всём мире и подорвавший доверие к Израилю со стороны многих западноевропейских стран.
  Краткая справка
  В марте 1963 года сотрудник «Моссада» Йосеф Бенгель и его австрийский агент были арестованы в Базеле швейцарской полицией после угроз дочери западногерманского инженера, принимавшего участие в разработке египетской ракетной программы. Инцидент привел к отставке директора «Моссада» Иссера Хареля.
  В январе 1965 года в Дамаске был захвачен резидент «Моссада» и АМАН Эли Коэн, который работал под прикрытием сирийского беженца, вернувшегося на родину из Аргентины. Израильский разведчик был казнен 18 мая 1965 года.
  В феврале 1965 года в Египте был арестован резидент «Моссада» Зэев Гур-Арие. Выдавая себя за бывшего офицера СС, открывшего возле Каира конный завод, израильский разведчик собирал информацию о египетской ракетной программе. Он был приговорен к длительному тюремному сроку, но египетская контрразведка так и не смогла установить его связь с Израилем и «Моссадом».
  В ноябре 1967 года в Западной Германии были арестованы двое сотрудников «Моссада», взломавшие квартиру, чтобы получить информацию о бывшем шефе гестапо Генрихе Мюллере. Инцидент удалось свести к обычной квартирной краже и договориться об экстрадиции.
  Восходящая звезда ФАТХ — 33-летний Али Хасан Саламе — занимал особое положение в палестинском террористическом сообществе. При полном равнодушии к национальному движению в детстве и юношестве, уже по факту рождения в семье «легендарного национального героя» ему было уготовано привилегированное место в ФАТХ и ООП.
  Али Хасан Саламе родился в 1940 году 117 в деревне Кула, расположенной в 10 километрах от города Лод. Он был старшим сыном шейха Хасана Саламе (1913–1948) — главаря самой крупной палестинской банды, начавшей совершать регулярные набеги на еврейские поселения в 1930-х годах. После подавления антибританского восстания (1936–1939) шейх Хасан Саламе, один из его вдохновителей и непосредственных руководителей, вынужден был бежать из Палестины. За его голову англичане обещали выплатить огромное по тем временам денежное вознаграждение. Несколько лет, опасаясь предательства соплеменников, позарившихся на британские деньги, шейх вместе с молодой женой и маленьким сыном Али метался между Ливаном, Сирией и Ираком, пока окончательно не осел вместе с семьей в Багдаде. Благодаря своим связям он смог окончить офицерские курсы и, по иронии судьбы, принять участие в попытке государственного переворота в Ираке.
  С началом Второй мировой войны он, как и многие палестинские лидеры, стал активно сотрудничать с нацистами. Вместе с иерусалимским муфтием Хаджем Амином аль-Хусейни шейх отправился в Берлин, где принес присягу на верность Гитлеру и принял участие в создании эсэсовской дивизии мусульман-боснийцев — 13-й горной дивизии СС «Ханджар». Затем, окончив разведшколу Абвера, в октябре 1944 года в составе диверсионной группы он был заброшен в Палестину. Целью группы, в которую входили еще трое немцев, было массовое отравление колодцев, уничтожение коммуникаций, проведение терактов против еврейских поселений и снабжение арабских банд оружием и взрывчаткой. Но диверсионная группа Абвера была практически сразу же обезврежена британской контрразведкой, и до самого окончания войны шейх Хасан Саламе просидел в английской тюрьме. С завершением действия Британского мандата и началом первой Арабо-израильской войны (1947–1949) Хасан Саламе стал во главе одного из самых многочисленных арабских военных соединений, входивших в состав Армии священной войны (Джейш аль-Джихад аль-Мукаддас). Его отряд насчитывал около 1 000 человек, половина из которых были боснийскими добровольцами, бывшими эсэсовцами. Вооружены они были главным образом немецким оружием, припрятанным шейхом в октябре 1944 года в районе Иерихона. Спустя две недели после провозглашения создания Государства Израиль, 2 июня 1948 года в битве при Рош-ха-Айн шейх Хасан Саламе был тяжело ранен минометным осколком в грудь и вскоре скончался.
  Али Хасану Саламе было около восьми лет, когда он потерял отца. В это время он жил в Бейруте под покровительством иерусалимского муфтия вместе с матерью Умм-Али и двумя младшими сестрами — Нидаль и Джихад. Поскольку отец оставил после себя крупные накопления, приобретенные в основном путем грабежей, семья жила в комфорте и ни в чем не нуждалась. Но спустя десять лет после того, как в результате усиливающихся противоречий между ливанскими этническими и религиозными общинами в мае 1958 года разразилась первая гражданская война, семья вынуждена была вновь сняться с насиженного места и эмигрировать в Египет.
  В те годы Али Хасан Саламе совершенно не интересовался политикой. Он был членом богатейшего палестинского клана, вполне обеспеченным юношей, оторванным от своих соплеменников, которые вынуждены были влачить жалкое существование в переполненных лагерях беженцев, разбросанных по всему Ближнему Востоку. Его мать была строгой женщиной и старалась держать сына в жестких рамках. Но, несмотря на все ее усилия, Али рос избалованным ребенком, и в то время, как его сверстники мечтали о мести и своей родине, он думал лишь об одном — как получить от жизни всё самое лучшее. Несмотря на давление со стороны членов семьи, родственников и их окружения, Али далеко не сразу пошел по стопам отца.
  Спустя много лет, в 1976 году, уже будучи одним из наиболее влиятельных людей в ФАТХ и ООП, Саламе дал интервью ливанской журналистке, в котором существенно «отредактировал» свои юношеские воспоминания: «…Влияние отца на мою жизнь было весьма проблематичным. Я рос в семье, которая стремилась следовать идее палестинской борьбы из поколения в поколение… Мой отец был не единственным в семье, кто принес свою жизнь в жертву Палестине. В 40-х годах много молодых людей из нашей семьи погибли в боях. Я получил идеологическое воспитание. Я жил интересами Палестины… Когда мой отец погиб как герой, Палестина заняла всю мою душу. Моя мать всегда хотела, чтобы я стал «вторым Хасаном Саламе» <…> Это оказало на меня огромное влияние. Я хотел быть тем, кто я есть… Но мне постоянно напоминали, что я сын Хасана Саламе, и я вынужден был с этим жить…»
  По окончании школы Али по совету матери отправился в Западную Германию, чтобы получить диплом архитектора. Выскользнув из-под тотального материнского контроля, он окунулся в мир удовольствий и невероятных соблазнов, которые могла предоставить Западная Европа молодому арабскому юноше. Молодые немки теряли голову от молодого богатого палестинца. Его манеры, обаяние и смазливая внешность не оставляли равнодушной ни одну женщину. Так Али Хасан Саламе вместо посещений университета окружил себя молодыми девицами и стал разрываться между ночными клубами, ресторанами, тренажерными залами и вошедшими в моду занятиями карате.
  Однако в 1963 году «сказка тысячи и одной ночи» подошла к концу, и Али Хасан Саламе вынужден был вернуться в Каир, уступив требованиям матери, до которой дошли слухи о его похождениях в Западной Германии. В том же году по настоянию Умм-Али он женился на девушке из очень уважаемой семьи Абд эль-Кадр эль-Хусейни — бывшего соратника отца и командира арабских военизированных формирований в районе Иерусалима в годы первой Арабо-израильской войны (1947–1949). Это еще более укрепило положение его семьи внутри палестинской диаспоры. Вскоре у молодой пары родился первенец, которого назвали Хасан в честь погибшего отца Али. Но женитьба и рождение сына нисколько не изменили привычек молодого человека. Он очень быстро растворился в мире ночного Каира, завел множество любовниц, став завсегдатаем ночных развлекательных заведений. В промежутках между кутежами он, как и прежде, пропадал в тренажерных залах, уделяя своему телу гораздо больше внимания, нежели собственной семье.
  Но и это не могло продолжаться бесконечно. Мать и родственники стали открыто выражать свое недовольство и угрожать в отказе материальной поддержки, если он не прекратит позорить семью и имя погибшего отца. Свой бизнес Али Хасан Саламе вести не умел и не хотел, какой-либо профессии он так и не получил. К удовольствию родственников, его растущие непомерные амбиции не позволили ему оставаться в стороне и спокойно наблюдать, как набирало силу новое палестинское национальное движение ФАТХ, смотреть, как люди, находившиеся на самом дне социального уклада, выросшие в нищете, среди времянок лагерей беженцев, вдруг стали набирать власть и приобретать влияние в арабском мире Ближнего Востока. Наконец-то он сделал шаг, который от него так долго ждали. Сразу после окончания Шестидневной войны (1967) он вступил в ряды ФАТХ и с легкой руки Ясира Арафата прошел специальный разведывательный курс в Египте. Арафат видел в Али Хасане Саламе «лидера по праву рождения» и по этой причине взял его под свое покровительство. Став протеже Арафата, Саламе начал стремительно подниматься по карьерной лестнице. Арафат, в то время не имевший собственных детей, относился к Али Хасану как к приемному сыну. По этой причине Арафат закрывал глаза на его скандальные похождения и очень сильно раздражался, когда кто-то из окружения жаловался на недостойное поведение протеже. В рядах ФАТХ и ООП Саламе стал неприкасаемым. Арафат приблизил его настолько, насколько это было возможно. БÓльшую часть времени Саламе проводил в окружении Ясира Арафата и высшего руководства ФАТХ. Для арабо-мусульманского мира это было вполне естественно — сын национального героя, шахида, отдавшего жизнь за палестинское дело, должен был подняться очень высоко в иерархии ФАТХ и ООП. И, несмотря на огромное различие между ними, сам Арафат не скрывал, что желал бы видеть Али Хасана Саламе своим преемником, продолжателем своего дела.
  Вполне логично, что с образованием «Черного сентября» Али Хасан одним из первых вошел в эту глубоко законспирированную структуру ФАТХ, благодаря поддержке Арафата став одним из ее основателей и руководителей. Здесь-то и проявились все таланты Саламе-младшего. Он нашел свое призвание, приняв участие в планировании практически всех операций «Черного сентября» против Хашимитского королевства, став ненавистным врагом иорданского монарха и объектом пристального внимания «Мухабарата».
  Бытует распространенный слух об участии Али Хасана Саламе в планировании захвата израильских спортсменов на ХХ летних Олимпийских играх. Однако Саламе не принимал участия в подготовке мюнхенской бойни. На его счету было не более десятка серьезных терактов на территории Западной Европы, Азии и Ближнего Востока, большинство из которых не коснулись Израиля или его граждан.
  Краткая справка
  15 марта 1971 года Али Хасан Саламе совместно с алжирским террористом Мохаммедом Будиа организовал диверсию в голландском порту Роттердам. Взрыв прогремел на бензохранилище «Гольф Ойл» вместимостью 16 тысяч тонн.
  15 декабря 1971 года по его приказу террорист-одиночка обстрелял из засады машину иорданского посла в Лондоне Зиада аль-Рифаи, получившего легкое ранение в руку.
  6 февраля 1972 года людьми Али Хасана в Кельне были расстреляны пятеро молодых иорданцев палестинского происхождения, заподозренные в связах с «Моссадом».
  8 мая 1972 года он принял участие в планировании угона бельгийского авиалайнера Sabena, захваченного четырьмя боевиками «Черного сентября» и посаженного в израильском международном аэропорту Лод.
  4 августа 1972 года Саламе вместе с Мохаммедом Будиа организовал теракт в итальянском Триесте. В результате взрыва на бензохранилище полностью выгорели 880 тысяч литров бензина.
  11 сентября 1972 года двойной агент ФАТХ по приказу Али Хасана Саламе совершил покушение на резидента «Моссада» в Брюсселе Офира Цадока.
  28 декабря 1972 года боевики «Черного сентября» захватили израильское посольство в Бангкоке, но после выдвинутого им ультиматума сдались властям взамен гарантий беспрепятственного вылета в Египет.
  Желая преувеличить собственную значимость и примерить на свою голову лавры Абу Ияда, он намеренно пустил слух, заявив: «Мои руки в крови израильских спортсменов». Сами палестинские источники, в частности Абу Ияд, Абу Дауд и другие первые руководители «Черного сентября» и ФАТХ, как один опровергли какую-либо связь Саламе с терактом на мюнхенской Олимпиаде 1972 года. По их словам, Саламе был обычным лживым хвастуном. В ФАТХ его многие недолюбливали и при первой же возможности напоминали ему о провале захвата израильского посольства в Бангкоке, который стал личным позором Али Хасана Саламе.
  В израильских спецслужбах знали о его непричастности к бойне в Мюнхене, но как один из руководителей ФАТХ и «Черного сентября» он входил в число террористов, которых в первую очередь следовало уничтожить любой ценой. К тому же близость к Арафату делала его заложником противостояния израильских спецслужб с председателем ООП. По многим причинам покушение на Ясира Арафата раз за разом переносилось или отменялось в самый последний момент. Поэтому убийство Али Хасана Саламе было ударом по самому Арафату, которого израильское руководство, исходя из своих стратегических соображений, не решалось трогать.
  После высадки израильского спецназа в Бейруте в рамках операции «Весна молодости» Али Хасан Саламе стал крайне осторожным, сосредоточив еще больше внимания на собственной безопасности. Он окружил себя еще большим числом охранников и везде появлялся в сопровождении свиты из двух-трех джипов. Такую охрану в ФАТХ имел разве что сам Арафат. Спустя некоторое время после израильской спецоперации «Весна молодости» Али Хасан Саламе дал короткое интервью, в котором отметил:
  «Огромная победа врага — убийство трех наших лидеров в Бейруте в апреле 1973 года — стала следствием беспечности, свойственной восточному менталитету, полагающемуся на судьбу. Мой дом был в 50 метрах от дома покойного Абу Юсуфа. Израильские убийцы не смогли проникнуть в мое жилище по простой причине — оно хорошо охранялось моими четырнадцатью людьми…»
  Саламе был очень высокого мнения о «Моссаде» и был уверен, что израильская разведка точно знала, где находилась его квартира. Но он ошибался. Если бы бейрутская резидентура «Моссада» знала, где он жил, он наверняка был бы ликвидирован вместе с остальными главарями террористов.
  Вместе с тем Али Хасан прекрасно понимал, что израильские спецслужбы, если поставят перед собой такую цель, рано или поздно проникнут куда угодно и достанут любого палестинца в любой точке мира, вытащат из самого глубокого бункера и, если это будет необходимо, подкрадутся ночью прямо к его постели. Для «Моссада» это лишь вопрос времени. Не случайно Саламе постоянно держал в каждой комнате по заряженному автомату АК-47, опасаясь внезапного покушения.
  Но в интересе к нему израильской разведки Саламе не ошибался. После того как он по своей глупости намеренно распустил слух о своей причастности к убийству израильских спортсменов, он стал главной целью «Кейсарии». Управление «Цомет» израильской внешней разведки раскинуло свою сеть осведомителей по всей Европе. Каждый агент, завербованный «Моссадом», должен был «носом рыть землю», чтобы добыть хоть какую информацию, которая могла бы помочь выйти на Али Хасана Саламе. Но, несмотря на его высокое положение и широкую известность в палестинских кругах, поступавшая о нем информация носила обрывочный характер и сводилась к банальным слухам, потому и не внушала доверия. Как правило, она приходила из «вторых рук», от информаторов очень низкого ранга, в большинстве случаев с опозданием. Часто сотрудникам «Моссада» приходилось слышать: «Саламе видели там-то» или «Саламе был здесь». Несмотря на огромную мотивацию и тысячи часов тяжелейшего труда, управление «Цомет», чьей главной задачей была работа с агентами и информаторами, по-прежнему действовало на ощупь, словно в густом тумане, пытаясь выйти на Саламе и другие ключевые фигуры, повинные в гибели израильских спортсменов.
  После долгих поисков, длившихся более 10 месяцев, «Кейсария» наконец-то нашла след Али Хасана Саламе. Летом 1973 года прошла информация, что Саламе находился в западногерманском городе Ульм. Затем пришло сообщение, что его видели недалеко от бельгийской границы, на территории Франции в городе Лилль, откуда он вновь вернулся в Западную Германию. В Гамбурге его след опять оборвался.
  Эта информация проходила на фоне поступавших в Тель- Авив донесений от европейской резидентуры, сообщавшей о намерении «Черного сентября» совершить теракты на территории Скандинавского полуострова. Всё сходилось на том, что потенциальной целью террористов может стать израильское посольство в Стокгольме.
  14 июля 1973 года в Тель-Авив на бульвар Шауль а-Мелех пришло срочное донесение. Некий 28-летний алжирец по имени Камаль, проживавший последние годы в Женеве и находившийся под контролем местных сотрудников «Моссада», поднялся на борт пассажирского авиалайнера, следовавшего в Копенгаген, взяв билет на самолет перед самым вылетом. Тревогу швейцарской резидентуры вызвало то, что Камаль был связным «Черного сентября» и вылетел в Данию, когда все сводки предупреждали о готовящемся теракте на Скандинавском полуострове. В руководстве «Моссада» пришли к выводу, что Камаль вылетел в Данию для встречи с Али Хасаном Саламе, чтобы обсудить вопросы, связанные с нападением на израильское посольство. В аэропорту Копенгагена его встретил сотрудник «Моссада», который сообщил в Тель-Авив, что Камаль пересел на рейс, следовавший в Осло. Но в аэропорту норвежской столицы следы Камаля затерялись.
  В Тель-Авиве была срочно собрана поисковая группа «Кейсарии», которую возглавил офицер штаба Майка Харари Авраам Гмар. Перед ними была поставлена задача в самые сжатые сроки обнаружить Али Хасана Саламе и его связного. Только 18 июля, через четыре дня интенсивных безрезультатных поисков группе наружного наблюдения «Кейсарии» сообщили, что Камаль покинул Осло и, взяв билет на поезд, выехал на север Норвегии на горнолыжный курорт Лиллехаммер, находившийся в 160 километрах от норвежской столицы. Это вызвало еще большее подозрение, поскольку в июле в провинциальном норвежском городишке нечего было делать туристу. Камаль явно преследовал какую-то цель. Опасаясь потерять его след, поисковая группа «Кейсарии» тут же выехала в Лиллехаммер.
  Объективно всё указывало, что встреча Камаля и Али Хасана Саламе состоится именно в Лиллехаммере. Но смущало другое обстоятельство: этот город был излюбленным местом горнолыжников, уютным провинциальным городком. Любой иностранец, посетивший его в мертвый сезон, тут же становился объектом внимания. К тому же город соединялся с норвежской столицей единственной трассой и железнодорожной веткой. В случае обнаружения слежки у Саламе не было ни единой возможности незаметно уйти от преследования, оказавшись загнанным в ловушку. Почему именно этот город был выбран местом встречи, никто не понимал. Вероятно, у террористов были на то свои особые соображения, о которых не знали в «Моссаде».
  Приехав в Лиллехаммер, группа наружного наблюдения «Кейсарии» в первый же день обнаружила Камаля, остановившегося в одном из местных отелей, которых, к счастью, было не так много. Но связной «Черного сентября» вел себя как обычный турист — посещал бары, делал покупки и постоянно находился на виду, что было весьма странно, если учесть, что он приехал в город, чтобы встретиться с одним из самых разыскиваемых в мире террористов.
  В полдень в пятницу 20 июля группа наружного наблюдения следила за Камалем, сидевшим на балконе кафе «Кэролайн». Двое мужчин ближневосточной внешности подошли к нему и сели рядом за его столик. Их беседа продлилась около часа. За это время пара сотрудников «Кейсарии» — мужчина и женщина — поднялись на балкон и расположились за одним столиком. Трое собеседников разговаривали между собой на арабском языке, время от времени переходя на французский. В «Моссаде» знали, что Саламе свободно владел французским языком. Сотрудникам «Кейсарии» не удалось расслышать сам разговор, но они смогли с близкого расстояния сделать несколько фотографий собеседников Камаля.
  Когда сличили фотоснимки одного из подозреваемых, отпали последние сомнения — сходство было идеальным. Это был Али Хасан Саламе. С этого момента он был взят в тройное кольцо наблюдения.
  В тот же день из Осло в Лиллехаммер порознь приехали Майк Харари и двое стрелков, остановившиеся в местном отеле «Опланд Турс».
  Директор «Моссада» был также на пути в Лиллехаммер, имея на руках фальшивый паспорт. Как и во время предыдущих ликвидаций, он хотел находиться рядом с местом операции, чтобы дать разрешение на ее проведение. Но в тот вечер он застрял в амстердамском аэропорту Схипхол на пути в Осло и вынужден был давать разрешение на ликвидацию прямо по городскому телефону из транзитного зала.
  — Это наш человек? — спросил Цви Замир.
  — Да, — ответил Харари.
  — Ты уверен?
  — Без всякого сомнения.
  — Действуйте.
  Али Хасан Саламе 21 июля 1973 года вышел из городского плавательного бассейна, сел на велосипед и, проехав пару кварталов, вошел в магазин, в котором располагалось небольшое кафе. Спустя несколько часов он покинул здание в сопровождении молодой норвежки, находившейся на позднем сроке беременности. Они сели в местный рейсовый автобус, за которым сразу же пристроился черный Mercedes бойцов «Кейсарии». Саламе с подругой вышли на автобусной остановке Форобакен в спальном районе на восточной окраине города и направились к двери в новый многоквартирный дом. Операцией руководил Авраам Гмар. Он разместил у дома все четыре арендованные машины, имевшиеся в распоряжении «Кейсарии», и расставил еще пять наблюдателей у каждого подъезда. Саламе не раз удавалось выскальзывать из герметичных ловушек «Моссада» и иорданского «Мухабарата». На этот раз он не должен был уйти.
  Ближе к вечеру объект наблюдения вместе с беременной норвежской подругой вышел из подъезда. На улицах было еще много людей, и Авраам Гмар решил не торопить события, а дождаться, когда пара будет возвращаться домой. Саламе был одет в желтую дождевую куртку, которая значительно облегчала слежку. Он и его подруга не выглядели встревоженными, не оглядывались по сторонам и не предпринимали попыток оторваться от слежки. Сев в рейсовый автобус, они поехали в центр, затем купили билеты на последний сеанс в кинотеатр.
  Али Хасан Саламе и его подруга вышли из кинотеатра в 22:35 и на общественном транспорте поехали домой. За ними по пятам следовала группа наружного наблюдения, у остановки Форобакен в черном Mercedes Саламе с норвежкой уже ожидали двое киллеров, готовых поставить точку в затянувшемся 10-месячном преследовании. Через несколько остановок пара вышла из автобуса и, держась за руки, пошла вдоль дороги по полутемной улице в направлении своего подъезда. Неожиданно перед ними остановился черный Mercedes, задние двери распахнулись, и из него выскочили двое парней. В руках у них были пистолеты с глушителями, и, прежде чем парочка успела понять, что происходило, киллеры выстрелили в Али Хасана Саламе 13 раз с близкого расстояния, затем без лишней суеты вернулись в машину и скрылись в темноте на большой скорости.
  Женщина упала на колени рядом с Саламе и, схватив его за руки, стала истошно кричать и звать на помощь. Ее крики привлекли внимание жильцов соседнего дома, которые тут же вызвали по телефону полицию. Менее чем через пять минут к месту происшествия прибыл первый наряд полиции. Спустя 10 минут подъехала машина «скорой помощи», которая доставила пострадавшего в больницу, где констатировали смерть. По словам дежурного врача, мужчина умер прежде, чем его тело упало на землю.
  В ту же ночь киллеры и Майк Харари выехали из Лиллехаммера и к вечеру следующего дня уже были в разных уголках Европы. Сотрудники наружного наблюдения и группа логистики «Кейсарии» также должны были покинуть Лиллехаммер. На некоторое время им пришлось задержаться в Осло, чтобы «подчистить хвосты»: сдать арендованные машины, проследить за тем, чтобы на конспиративных квартирах не осталось никаких следов, ведущих в Израиль. Понимая, что после ликвидации Али Хасана Саламе на выездах из Норвегии пограничники будут тщательно досматривать иностранцев, проведших в стране подозрительно короткое время, они должны были на всякий случай задержаться в Осло еще на несколько дней.
  На следующее после убийства утро 22 июля 1973 года один из офицеров штаба «Кейсарии» позвонил в 4-й отдел Управления военной разведки АМАН и сообщил об успешной ликвидации Али Хасана Саламе. Тут-то и всплыла трагическая ошибка. В АМАН пришли в недоумение и сообщили, что согласно их достоверному источнику Али Хасан Саламе вчера неожиданно «всплыл» в Бейруте за тысячи километров от Норвегии.
  В понедельник 23 июля 1973 года все норвежские газеты вышли с огромными заголовками на первых страницах, сообщая об убийстве двумя неизвестными 30-летнего марокканца Ахмеда Бушики, застреленного на глазах своей жены, находившейся на седьмом месяце беременности. Майк Харари пришел в ужас, поняв, что допустил непоправимую катастрофическую ошибку, убив совершенно другого человека — бедного марокканского эмигранта, вся вина которого состояла лишь в том, что он как две капли воды был похож на террориста Али Хасана Саламе.
  В 1968 году Ахмед Бушики эмигрировал из Марокко в Норвегию в надежде начать более спокойную и обеспеченную жизнь. Женившись на норвежке Торил Ларсен, он переехал в Лиллехаммер и устроился официантом в горнолыжном пансионате, в мертвый сезон подрабатывая на полставки в городском плавательном бассейне. Как выяснилось позже, встреча Бушики и Камаля на балконе кафе «Кэролайн» была абсолютно случайной. Два выходца из стран Северной Африки не преминули возможностью поговорить на родном языке и обменяться последними новостями.
  Лиллехаммер был тихим горнолыжным курортом. Последние 36 лет в городе не происходило ни одного убийства. Жуткое преступление всколыхнуло всё население провинциального городка, где даже пьяная драка становилась важным событием. В полицию Лиллехаммера сразу стали поступать звонки от бдительных горожан, сообщавших о смуглых подозрительных иностранцах, в последнее время появившихся в городе на дорогих машинах с «неместными регистрационными номерами». Проверив все отели города, полиция сразу нашла два номера, в которых жили приезжие туристы, сдавшие ключи от комнат в ночь убийства. На этот момент Майк Харари и двое стрелков «Кейсарии» уже были за пределами Норвегии.
  Поначалу убийство Ахмеда Бушики в полиции Лиллехаммера приняли за сорвавшуюся наркосделку. Но спустя сутки ситуация полностью прояснилась. «Кейсария» прокололась на машинах. Бдительная соседка записала номер «чужой машины», в которой сидели подозрительные люди. Полицейский наряд, дежуривший в ночь убийства на выезде из города, также обратил внимание на две машины, несшиеся по трассе Е-6 в сторону Осло. Один из полицейских успел записать регистрационный номер одной из машин и передать его дежурному ночной смены. Эти записи, сделанные молодым норвежским патрульным и соседкой Бушики, стали тоненькой ниточкой, потянув за которую удалось расплести значительную часть европейской сети «Кейсарии» и пролить свет на странные убийства палестинских лидеров.
  Воскресным утром 22 июля 1973 года в столичном аэропорту при возврате арендованных машин были задержаны первые двое сотрудников Майка Харари — Мэриан Гладникофф и Дан Эрбэль. По иронии судьбы они были самым слабым звеном в группе Майка Харари. Мэриан Гладникофф была репатрианткой из Швеции, подходящей кандидатурой для работы в Скандинавских странах, но из-за спешки была привлечена к такой сложной операции, не имея достаточного опыта работы. Дан Эрбэль вообще не был кадровым сотрудником «Моссада». Его задействовали в самый последний момент благодаря тому, что он свободно владел норвежским языком. Имея второе датское гражданство, он пользовался своим настоящим датским паспортом, поскольку выполнял вспомогательные функции и практически не подвергал себя риску. Он мог без акцента на норвежском языке выяснять адреса по телефону, читать названия улиц, заказать номер в отеле, снять машину или найти подходящую конспиративную квартиру, не вызвав у хозяев подозрения. Дан Эрбэль и Мэриан Гладникофф при задержании не смогли дать убедительный ответ на вопрос: почему они находились в машинах, фигурирующих в полицейских сводках? У них просто не было заготовлено подходящей легенды для такого случая. Дан Эрбэль первым стал давать показания. У отдела кадров «Моссада» даже не было времени выяснить, что этот человек страдал острой формой клаустрофобии, оказавшись запертым в тесной камере, он сразу раскололся, признавшись, что работает на израильскую внешнюю разведку. Затем следователи дожали Мэриан Гладникофф. От Дана Эрбэля норвежцы узнали, что целью покушения был палестинский террорист Али Хасан Саламе. Сам Эрбэль был искренне убежден в том, что между правительством Норвегии и Израилем существует негласное соглашение, позволявшее «Моссаду» устранить опасного палестинского террориста, чтобы предотвратить угрозу диверсии на Скандинавском полуострове. Он даже передал следователям один из известных ему телефонов штаб-квартиры «Моссада» в Тель-Авиве, чтобы норвежцы смогли удостовериться в правдивости его слов.
  Показания Эрбэля и Гладникофф привели к аресту еще двух наиболее опытных сотрудников «Кейсарии» — ветеранов «Моссада» Сильвии Рафаэль и Авраама Гмар. При аресте у них нашли фальшивые паспорта на имя гражданки Канады Патрисии Руксберг и гражданина Великобритании Лесли Орбаума. Норвежская полиция не стала ходить кругами и впустую тратить время, понимая, с кем столкнулась. Следователи сделали запрос в Канаду и Великобританию и к концу дня получили ответ: людей под такими именами не существует.
  Канадцы и британцы были взбешены тем, что «Моссад» использует паспорта их стран, и направили Израилю соответствующую ноту.
  Авраам Гмар был прижат к стенке, но продолжал придерживаться своей легенды, согласно которой он был 29-летним британским писателем, путешествующим по Норвегии в поисках вдохновения. До провала в Лиллехаммере он участвовал во множестве операций «Моссада», в том числе и на территории арабских стран. Морально и физически он был готов к допросам в подвалах арабских спецслужб, тем более к разговору с норвежскими следователями. Бурно возмущался, не признавал свою вину и отказывался разговаривать без присутствия британского консула и адвоката, всячески затягивая время.
  Одновременно в соседней комнате следователи допрашивали самую опытную сотрудницу Майка Харари 36-летнюю Сильвию Рафаэль. Эта умная красивая женщина обладала всеми качествами, необходимыми разведчику-нелегалу. Она умела легко находить контакт с людьми, входить в доверие, была проницательна и в совершенстве владела искусством вербовки. Могла адаптироваться в любой обстановке, была хладнокровна и мгновенно принимала решения в самых критических ситуациях. У руководства «Моссада» Сильвия Рафаэль пользовалась особым доверием. За пару лет, выдавая себя за независимую канадскую журналистку, делающую фоторепортажи в лагерях палестинских беженцев, она смогла внедриться в круги высшего руководства ФАТХ и ООП и стала снабжать Израиль ценнейшей разведывательной информацией. Палестинские лидеры восхищались ею, делали дорогие подарки, не подозревая, кем она на самом деле являлась. После начала операции «Гнев Божий» Майк Харари лично настоял на включении ее в особую группу «Кейсарии». В отличие от сотрудников «Цомета», занимавшихся оперативной работой с агентами и осведомителями на постоянных местах, сотрудникам Управления специальных операций «Кейсария» приходилось всё время адаптироваться к новым условиям. Сильвия Рафаэль как никто другой подходила для работы в «Кейсарии». Она родилась в Южной Африке, в 1963 году репатриировалась в Израиль и через пять лет была приглашена на работу в «Моссад». Сильвия владела шестью иностранными языками, с 1968 по 1972 год, до создания специальной группы Майка Харари, она успела принять участие во множестве специальных операций израильской внешней разведки в странах Европы, Азии, Северной Америки, Африки и Ближнего Востока.
  Норвежским следователям она представилась независимой канадской журналисткой, случайно встретившей в аэропорту Цюриха своего давнего знакомого британца Лесли Орбаума, с которым они вместе решили продолжить путешествовать по северу Норвегии. В Осло они познакомились с симпатичной скандинавской парой — Мэриан Гладникофф и Даном Эрбэль. В целях экономии они решили вместе снять квартиру, даже не подозревая, что имеют дело с агентами «Моссада». Увидев перед собой показания Дана Эрбэля, обличавшие ее как сотрудницу израильской внешней разведки, она спокойно заявила следователям, что он намеренно ее опорочил, узнав, что она антисемитка и сотрудничает с пропалестинскими журналами. К ней даже был приглашен опытный лингвист, который попытался выявить ее израильский акцент. Но на иврите она говорила всего лишь несколько лет, прежде чем задействовать в оперативной работе, ее намеренно отправили на год жить в Канаду. На каком-то этапе норвежцы уже были готовы ей поверить, но ответ на запрос, пришедший из Канады, разрушил легенду о свободной фотожурналистке Патрисии Руксберг.
  На этом волна арестов не закончилась. В личных вещах Дана Эрбэля и Мэриан Гладникофф следователи нашли телефонный номер, который привел к аресту еще двух израильтян — Михаэля Дорфа и Цви Штейнберга, которые, узнав о провале, попытались найти временное укрытие в доме Игаля Ияля — офицера безопасности израильского посольства в Осло. Михаэль Дорф и Цви Штейнберг были связными «Моссада» и занимались логистическим обеспечением. В их личных вещах норвежские следователи также нашли дополнительные изобличающие улики, от которых разведчики не успели избавиться или в спешке не обратили на них внимания. Таким образом, число арестованных израильтян составило шесть человек.
  Провал в Лиллехаммере вскрыл целый ряд грубейших нарушений. Люди Харари были высокомерны, чрезмерно самоуверенны и пренебрегали элементарными нормами безопасности, что стало главной причиной ареста шестерых сотрудников «Моссада». Большинство сотрудников «Кейсарии», работавших в Лиллехаммере, были смуглолицыми молодыми мужчинами. Внешне они выделялись на фоне местного светловолосого населения, да еще в маленьком городе, где четверть жителей знает друг друга в лицо. Они вели слежку за предполагаемым «объектом» на дорогих машинах представительского класса с регистрационными номерами Осло, что тоже бросалось в глаза. Норвежской полиции не составило большого труда, опросив соседей жертвы, восстановить общую картину последних дней, предшествовавших убийству марокканского официанта.
  Вообще, к Управлению специальных операций «Кейсария» вопросов было слишком много. Почему Али Хасан Саламе, живший в Бейруте как саудовский принц, собиравший коллекцию дорогих автомобилей, ездил на старом велосипеде и рейсовом автобусе в удаленном норвежском горнолыжном курорте? Почему ходил в кинотеатр вместо баров и ночных клубов? Наконец, почему вел образ жизни совершенно несвойственный его характеру и привычкам? Как он смог за пару дней так хорошо изучить незнакомый город, что свободно ориентировался во всех проулках и дворах? Как у него в норвежской провинции появилась местная беременная подруга? Если это была давняя романтическая связь, зачем ее прятать от всех? Али Хасан Саламе был известным плейбоем и, несмотря на жену и двоих сыновей, совершенно не скрывал ни от кого свои романтические связи на стороне. Чтобы представить, что Саламе вел двойную жизнь за несколько тысяч километров от Бейрута в провинциальном норвежском городишке, нужно было иметь необузданную фантазию. И последний, самый главный вопрос: почему никто не додумался провести обыск в квартире его подруги, чтобы получить неопровержимые доказательства личности Саламе, попытаться найти документы «Черного сентября» и ФАТХ, а также сведения о планируемом теракте?
  Возможно лишь одно логическое объяснение — Майк Харари и его люди так хотели достать Али Хасана, что пренебрегли всеми правилами.
  Майк Харари не считал себя виновным в провале и аресте своих людей, но готов был взять на себя ответственность за случившееся. «Когда мои бойцы добиваются успеха — это мой успех, когда они терпят провал — это мой провал», — ответил он военному секретарю премьер-министра, бригадному генералу Исраэлю Лиору. За день до этого Майк Харари и директор «Моссада» Цви Замир в присутствии бригадного генерала Исраэля Лиора положили на стол Голды Меир прошения об отставке, на что премьер-министр ответила: «Сейчас наши люди находятся в тюрьме. Вы не можете просто так взять и уйти. Есть работа, которую необходимо делать».
  Разгорелся крупный международный скандал. Норвегия расценила действия израильской внешней разведки как наглое нарушение своего суверенитета. «Моссад» обвинили в международном терроризме. Хотя израильская внешняя разведка не взяла на себя ответственность за убийство марокканского эмигранта, все улики, добытые во время оперативно-следственных мероприятий, свидетельствовали об обратном. Спецслужбы западноевропейских стран вновь подняли уголовные дела о загадочных убийствах палестинских деятелей. В Париже была раскрыта главная конспиративная штаб-квартира «Кейсарии», из которой Майк Харари координировал работу своих групп, действовавших на территории европейских стран. Стали известны многие подробности участия «Кейсарии» в подготовке операции «Весна молодости» и планов «Моссада» в отношении Ясира Арафата.
  Вообще, израильская внешняя разведка понесла колоссальный урон. Пришлось всё выстраивать заново. Инцидент в Лиллехаммере раскрыл масштабы деятельности «Моссада». Это заставило израильтян в корне менять методы работы. Но самое страшное — была подорвана репутация «Моссада», это сразу негативно отразилось на взаимоотношениях с европейским разведывательным сообществом.
  Провал в Лиллехаммере заставил Голду Меир отозвать группу Майка Харари и свернуть операцию «Гнев Божий». Преследование палестинских террористов в Европе прекратилось.
  Ошибка «Моссада», стоившая жизни невинного человека, имела глубоко идущие последствия и погрузила израильское общество в удручающее состояние. Сразу после инцидента в Лиллехаммере значительно ухудшились двусторонние отношения с Норвегией и другими западноевропейскими странами. Утром 22 июля 1973 года Израиль предстал перед мировым сообществом в качестве страны, создающей международную террористическую сеть. Палестинцы подхватили поднявшуюся волну возмущения, использовав ее в своих пропагандистских целях, пытаясь представить свои террористические акции как легитимную вынужденную защиту против сионистской агрессии.
  Правительство Израиля долгое время пребывало в растерянности, не зная, как реагировать на случившееся в Норвегии: признать вину или, как обычно, всё отрицать. Необходимо было спасать свою разведгруппу, членам которой грозило длительное тюремное заключение. Воплотился наяву один из самых страшных кошмаров Голды Меир. В конечном итоге правительство Израиля приняло промежуточное решение: официально не признавать вину, но направить в Норвегию юридического советника МИДа, который должен будет присутствовать на всех судебных заседаниях, наладить контакты с правоохранительными и судебными органами Норвегии, чтобы оказывать всю необходимую помощь арестованным израильтянам. Для разведчиков наняли лучших норвежских адвокатов, одновременно задействовав дипломатические рычаги, политические и личные связи. Все понимали, что суда не избежать, но необходимо было попытаться хотя бы смягчить наказание.
  Судебный процесс над сотрудниками «Моссада» привлек внимание не только норвежских, но и мировых СМИ, став популярнейшим «реалити шоу». Четверо из шести подсудимых — Сильвия Рафаэль, Авраам Гмар, Михаэль Дорф и Цви Штейнберг — так и не признали свою вину, отказавшись сотрудничать со следствием и судом. Держались они достойно, что было отмечено даже иностранными журналистами, предвзято относившимися к Израилю. Подсудимые демонстрировали полное безразличие ко всему происходящему. Какие бы обвинения ни звучали в их адрес, они сохраняли абсолютное спокойствие и хладнокровие. 1 февраля 1974 года Особый норвежский суд, собранный специально для этого процесса, вынес неожиданно мягкий приговор. Он постановил, что все шестеро обвиняемых играли незначительную роль в организации и убийстве Ахмеда Бушики. Главные виновники преступления смогли избежать правосудия, скрывшись в Израиле. Михаэль Дорф, шифровальщик и связной «Моссада», был оправдан за недостаточностью улик и освобожден из-под стражи прямо в зале суда. Цви Штейнберг был приговорен к году тюрьмы за сбор разведывательной информации в пользу другого государства. Четверо других подсудимых были признаны виновными в соучастии организации убийства. Мэриан Гладникофф получила два года и шесть месяцев тюрьмы, Дан Эрбэль — пять лет, Авраам Гмар и Сильвия Рафаэль — по пять с половиной лет тюрьмы.
  В течение последующих двух с половиной лет все осужденные были выпущены на свободу. Сильвия Рафаэль вышла замуж за своего норвежского адвоката Аннеуса Шьедта и оставила службу в «Моссаде». Некоторое время она жила у мужа в Норвегии, ведя бесконечные тяжбы по поводу ее возможной депортации из страны. Но после того как стало известно намерение палестинских террористов совершить на нее покушение, Сильвия Рафаэль вместе с мужем покинула Норвегию. Последние годы она провела на своей вилле в ЮАР и скончалась от лейкемии в 2005 году. Выполняя ее последнюю волю, Аннеус Шьедт перевез ее тело в Израиль. 15 февраля 2005 года она была похоронена на скромном кладбище кибуца Рамат-а-Ковеш.
  В январе 1996 года новый премьер-министр Израиля Шимон Перес принял решение отступить от политики, которой придерживались прежние правительства на протяжении двух десятков лет. По его поручению в Норвегию отправился известный адвокат, чтобы от имени государства вступить в переговоры с Торил Ларсен-Бушики, женой убитого, которой были принесены официальные извинения и выплачена крупная компенсация.
  Глава восемнадцатая
  1974 год. Катастрофа в Маалоте
  Нет сомнения в том, что, если ты один раз поддашься на шантаж, тебя будут шантажировать снова и снова. Но вместе с тем каждый раз надо тщательно взвешивать возможности и риски. В принципе я согласен с тем, что нельзя идти на поводу у террористов, но все-таки нет правил без исключений, ведь каждый спасенный человек — это целый мир.
  Мордехай Гур, генерал-лейтенант, начальник Генерального штаба Армии обороны Израиля (1974–1978)
  
  Зиад Абд эль-Рахим Калик по прозвищу Рахим родился в 1952 году в Тайбе — в арабском городе, расположенном в центре Израиля, за которым с давних пор тянется шлейф криминальной славы. Сами его родители, не способные обуздать уголовные наклонности сына, проявившиеся уже в раннем возрасте, избавились от него, отдав Рахима в интернат для трудных подростков. Возможно, некоторые «правозащитники» именно в этом попытались найти оправдание тому, что он уже в детстве связался с арабским уголовным миром, в котором как нельзя лучше проявили себя наиболее уродливые черты его сущности. В любом случае, это никоим образом не оправдывает совершенные им преступления, поставившие его в один ряд с величайшими негодяями современной истории. Уже в юношеском возрасте Рахим был вполне сформировавшимся уголовником-рецидивистом, израильская полиция его неоднократно арестовывала за торговлю наркотиками, кражи с взломом и вооруженные ограбления, совершенные с особой жестокостью. В шестнадцатилетнем возрасте он был помещен в особую исправительную колонию для несовершеннолетних преступников на севере страны в городе Акко. Несколько лет, проведенные за решеткой, не только не усмирили Рахима, но еще более озлобили его и укрепили его авторитет в арабской преступной среде. Благодаря этому сразу по освобождении из колонии он смог сколотить собственную банду, специализировавшуюся на взломах и вооруженных ограблениях.
  Однако, еще находясь в местах заключения, Зиад Абд эль-Рахим Калик пришел к выводу, что гораздо проще, выгоднее и безопаснее наладить контрабанду ливанского героина, в будущем сулившую Рахиму довольно заманчивые перспективы.
  Он нелегально пересек ливано-израильскую границу в 1973 году, однако вместо того чтобы проложить новый канал поставки наркотиков в Израиль, он неожиданно примкнул к палестинской террористической организации «Народно-демократический фронт освобождения Палестины». Сложно сказать, какими именно мотивами руководствовался Рахим, что повлияло на его выбор: промывание мозгов или возможность наладить свой наркотрафик на контролируемых палестинскими террористами территориях Южного Ливана. Скорее всего, второе. Сложно поверить, что отпетый уголовник так быстро смог искренне увлечься национально-освободительными идеями.
  Около года он провел на специальной учебной базе НДФОП, где под присмотром опытных инструкторов прошел диверсионно-террористическую подготовку. В 22 года Рахим был конченым отморозком, уголовным авторитетом со звериным и необузданным характером, обладавшим ярко выраженной харизмой и совершенно непредсказуемыми вспышками гнева. Именно такие качества необходимы для террориста «одноразового пользования» — шахида. Поэтому новые хозяева поручили ему формирование подобной мобильной террористической группы из числа израильских преступных элементов палестинского происхождения. Бывшие израильские преступники свободно ориентировались на местности, были хорошо знакомы с методами работы государственной полиции и службы безопасности, умели уходить от преследования, а также могли рассчитывать на поддержку местной криминальной среды. Такие люди всегда были наиболее желанным приобретением любой террористической организации, действующей с территории другой страны.
  В воскресенье вечером 12 мая 1974 года во главе группы из трех человек Рахим вышел из ливанской деревни Румайни. Кроме самого Рахима, в группу входили двое израильских арабов — 27-летний житель Хайфы Али Ахмад Хасан эль-Атма по прозвищу Лину и 19-летний житель Бейт Ханины 118 Мохаммед Мусли Салим Дардур по прозвищу Хараби. Лину и Хараби были хорошо известны израильской полиции и находились в розыске за совершенные ими уголовные преступления. Как и Рахим, они в разное время пересекли северную границу Израиля и влились в ряды НДФОП. Террористическая группа Рахима была переодета в форму солдат Армии обороны Израиля, вооружена автоматами Калашникова АК-47 и несла с собой большой запас боеприпасов, включая пластиковую взрывчатку чешского производства, сухие пайки, рассчитанные на несколько суток, медикаменты, средства связи и подробную карту севера Израиля. Все члены группы имели «пояса смертников», свидетельствовавшие, что никто из них не собирался сдаваться живым. Под прикрытием ночи, около 22:00, по сильно пересеченной местности, покрытой густой растительностью, террористы пересекли ливано-израильскую границу в полукилометре от морского побережья, рядом с поселением Зраит, где не было заградительной сетки с колючей проволокой.
  На следующее утро, в понедельник 13 мая 1974 года, следы проникновения были обнаружены патрулем израильской пограничной охраны. В северных районах страны тут же была объявлена тревога, а подразделения Армии обороны Израиля переведены на усиленный режим несения службы. Основные трассы Верхней Галилеи были перекрыты полицейскими нарядами и отделениями пограничной охраны. Однако выйти на след группы так и не удалось до наступления сумерек. В конечном итоге нарушителей границы приняли за обычных местных контрабандистов, которые постоянно курсировали между Ливаном и Израилем.
  Пока на севере страны шли активные поиски нарушителей границы, опытные уголовники пережидали в оливковой роще близ друзской деревни Херфиш. Во вторник вечером пролилась первая кровь, и это была кровь палестинских мирных жителей. От уголовников и раньше приходилось не раз страдать их соплеменникам, однако в этот раз произошедшее оправдывалось высокой «марксистской» идеей искреннего почитателя и верного «последователя» Льва Троцкого Найефа Хауватме.
  Во вторник 14 мая с наступлением сумерек террористы вышли из своего укрытия и стали продвигаться вдоль трассы № 89 в сторону города Маалот. Укрывшись в ближайшем лесу, у самой обочины дороги, они устроили засаду возле поселения Цуриэль. Около 23:00 на дорогу выехал микроавтобус, перевозивший арабок-христианок из деревни Пасута, работавших на текстильном предприятии в Кирьят-Ата. Выйдя на дорогу в форме израильских солдат, они заставили водителя сбавить скорость, а затем в упор расстреляли машину. Лишь по невероятному везению водитель-друз не растерялся и, несмотря на полученное пулевое ранение, смог справиться с управлением, потушить фары и вывести машину из-под обстрела. Дотянув до ближайшего населенного пункта, арабского поселения Элькош, водитель сообщил об инциденте местным жителям, которые сразу же вызвали наряд полиции и скорую медицинскую помощь. Почти все находившиеся внутри машины пассажирки получили ранения, одна женщина, получившая несколько пуль в голову и верхнюю часть тела, скончалась на месте.
  Сообщение о прорыве очередной банды палестинских террористов поступило в штаб Северного военного округа, во главе которого в то время находился генерал Рафаэль Эйтан. По тревоге были подняты крупные силы армии и полиции. Была очевидна связь расстрела микроавтобуса с недавним пересечением границы неопознанной группой. Учитывая, что северные израильские поселения находятся практически на самой границе с Ливаном, группу палестинских боевиков следовало обнаружить и ликвидировать как можно скорее. Каждая минута бездействия потенциально отнимала новые жизни. Недавний горький опыт свидетельствовал, что банды палестинских террористов, прорвавшись на территорию Израиля, начинали уничтожать на своем пути всё живое, независимо от того, арабы перед ними, друзы, черкесы или евреи. Ворвавшись в города Бейт-Шеан, Кирьят-Шмона, поселение Кфар-Йовель, кибуц Рош-ха-Никра и Шамир, банды террористов вырезали всех, кто попадался под руку, включая детей, стариков и женщин.
  На дорогах были выставлены заслоны, в воздух поднялись вертолеты с мощными прожекторами, лесные и горные массивы в районе прорыва террористов методично прочесывались армейскими подразделениями и сотнями добровольцев из числа евреев и местных арабских жителей. Тем не менее все предпринятые меры не принесли никаких результатов. На след террористов выйти не удавалось. Рахим, стоявший во главе банды, имел богатый уголовный опыт. Ему не раз приходилось уходить от преследователей, к тому же прекрасное знание местности и ночное время суток давали им неоспоримое преимущество перед другими палестинскими бандами, проникавшими до этого со стороны Сирии, Ливана или Иордании.
  Минуя заслоны, группа Рахима к 03:30 вышла на окраины городка Маалот, расположенного в двух километрах от ливано-израильской границы. В то время это было небольшое поселение, где жили в большинстве своем молодые пары, решившие переехать на периферию из-за очень дешевого жилья. Несмотря на близость границы, ночной город никем не охранялся. Здесь даже не было полицейского участка или сил гражданской самообороны. Городской муниципалитет, управление полиции и командование округом полагали, что для обеспечения безопасности было вполне достаточно соседства крупных военных и пограничных баз.
  Выйдя на окраину города, террористы увидели двухэтажный дом, стоявший на некотором удалении от других построек. В одной из квартир на первом этаже проживала молодая многодетная израильская семья. Террористы негромко, но настойчиво постучали в дверь, представившись полицейскими. Дверь открыла 30-летняя Фортуна Коэн, находившаяся на седьмом месяце беременности, с 4-летним сыном Элияху на руках. Не раздумывая, террористы одной очередью расстреляли мать с ребенком. Затем они ворвались в спальню, хладнокровно расправились с отцом семейства, 45-летним Йосефом (Жожо) Коэном и расстреляли его 5-летнюю дочь Мирьям, выбежавшую на звуки выстрелов и крики родителей. (Несмотря на тяжелые ранения, израильским медикам всё же удалось спасти жизнь девочке.) Только одному члену семейства Коэн удалось в ту ночь выйти невредимым. Им оказался 16-месячный Ицхак. От рождения он был глухонемым, лежа в своей кроватке, ребенок не издал ни единого писка, и террористы, к счастью, его не заметили. В противном случае его постигла бы судьба остальных членов семьи.
  На ночные выстрелы никто из горожан не обратил внимания. В то время на ливанской границе, находившейся рядом, часто возникали короткие перестрелки между израильскими солдатами и боевиками многочисленных палестинских бандитских групп.
  Смерть семьи Коэн стала лишь началом разыгравшейся трагедии, подобной которой Израиль еще не знал. Накануне прорыва террористов группа израильских школьников 15–17 лет из Цфата вместе с учителями отправились в ежегодный многодневный поход по Верхней Галилее. Приехав в Маалот, они остановились на ночлег в местной школе «Натив Меир». Мальчики разместились в коридоре на втором этаже, девочки заняли один из классов на третьем этаже. Руководство школы, перед тем как отправить детей в ежегодный поход, поинтересовалось у полиции: не стоит ли отложить поездку? В полиции ответили, что необходимо лишь соблюдать повышенные меры предосторожности, передвигаться на автобусах исключительно по центральным трассам. Несмотря на предупреждения о прорыве террористов, школьники чувствовали себя в полной безопасности. Район, в котором был обстрелян микроавтобус с арабскими женщинами, был сразу же оцеплен, к тому же участок границы, через который прорвались террористы, находился на значительном расстоянии от города Маалот, и, как думали организаторы похода, боевики не могли проскользнуть дальше армейских заслонов. Однако всё сложилось совершенно иначе.
  Зверски расправившись с израильской семьей, группа Рахима направилась в сторону местной школы, где находилось 102 школьника, а также несколько учителей. Они не подозревали, что внутри школы в это время суток мог кто-то быть. Террористы планировали устроить засаду школьникам, идущим утром на занятия. По дороге они встретили пожилого мусорщика Якова Кадоша, который, как обычно, встал задолго до первых лучей солнца, чтобы собрать вынесенные из домов полиэтиленовые мешки с мусором. Скрыв оружие, террористы представились отдыхающими студентами и на хорошем иврите расспросили наивного старика, что происходило в округе. От него они узнали, что в городе нет ни армии, ни полиции. Выяснив, как лучше пройти к школе, они хладнокровно расстреляли его, сбросив тяжелораненого человека в ближайшие кусты и засыпав полиэтиленовыми пакетами с мусором.
  Как только Рахиму стало известно, что в неохраняемой школе на окраине города находились более сотни детей, у него возник изуверский план — захватить в заложники несколько десятков школьников. Он даже сам не предполагал, что задание, поставленное перед ним военным руководством НДФОП, будет выполнено на вторые же сутки. Такого удачного случая за всё время палестино-израильского противостояния не выпадало ни одной палестинской террористической группе. Подойдя к школе, террористы заметили туристический автобус и спящего рядом в машине учителя. Согласно инструкциям, действовавшим в те годы, строго запрещалось проносить оружие в спальные помещения, по этой причине вооруженный учитель, охранявший школьников во время поездки, остался в машине снаружи школы.
  Рахим не торопился. Хотя уже начинало светать, у террористов было в запасе как минимум три часа до того момента, как проснутся дети. Рахим обошел не спеша здание школы. Лучшего места для удержания заложников было не найти. Одиноко стоящее трехэтажное бетонное здание на окраине города, все подступы к которому прекрасно просматривались и простреливались из окон, исключали внезапную атаку спецназа, а большое количество детей-заложников вообще делало маловероятной саму антитеррористическую операцию. У израильского политического руководства не останется иного выбора, как начать переговоры, полагал Зиад Абд эль-Рахим Калик.
  Вернувшись к сообщникам, Рахим распорядился, чтобы все, как и он, надели «пояса смертников». Затем боевики ворвались в туристический автобус и, приставив к голове перепуганного заспанного учителя дуло автомата, потребовали от него ключи от школы. Преподаватель был настолько растерян, что не смог сразу их отыскать. Тогда потерявший терпение Рахим стал жестоко избивать учителя, а затем потащил его к школе, чтобы не тратить время на поиски спящих учеников.
  Самый старший бандит, Лину, остался прикрывать входную дверь, а Рахим вместе с учителем и вторым террористом двинулся на второй и третий этажи, где спали дети. Открыв класс, боевики стали пинками поднимать учеников и, угрожая автоматами, сгонять их в одно из помещений на втором этаже. В какой-то момент один из преподавателей, набравшись смелости, громко закричал: «Дети, это террористы! Убегайте, кто может!» Школьники немедленно, словно по команде, бросились врассыпную. Многие попытались спастись, выпрыгивая из окон. Кто-то попытался оказать сопротивление, но тут же получил удар прикладом в лицо. Чтобы предотвратить бегство, террористы стали стрелять поверх голов убегающих школьников.
  Захват заложников начался около 04:00 и длился не более трех минут. Спастись от террористов удалось лишь 17 человекам. В руках боевиков НДФОП оказалось 89 заложников, из них 85 школьников 15–17 лет, двое преподавателей и две сопровождающие медсестры. Террористы с самого начала обращались с заложниками крайне жестоко, чтобы подавить даже саму мысль о каком-либо сопротивлении или о попытке бегства. Убедившись, что ситуация находилась под полным контролем, Рахим заставил школьников сдвинуть все столы и стулья подальше от окон к противоположной стене, а затем всем сесть на пол. Помещение заминировали при помощи двух самодельных взрывных устройств, соединенных в одну цепь по периметру класса, общей мощностью восемь килограмм в тротиловом эквиваленте. Рахим пригрозил взорвать класс, если ученики решатся на побег или израильский спецназ попытается взять школу штурмом. Чтобы подтвердить серьезность своих намерений, Рахим расстегнул куртку и продемонстрировал на теле «пояс смертника». В классе площадью 48 м2, переполненном испуганными детьми, достаточно было высвободить чеку одной из гранат, укрепленных на его теле, чтобы забрать с собой на тот свет несколько десятков человек.
  Время шло, часы уже показывали 04:30, однако вокруг было совершенно спокойно, будто ничего не происходило. Террористам даже показалось, что их прорыв в город остался никем не замеченным. Тогда Рахим вытащил из перепуганной толпы школьников 16-летнего парнишку и, вручив ему написанный на листке бумаги ультиматум к израильскому правительству, вывел его за пределы школы. Террористы требовали от правительства немедленно выпустить из израильских тюрем 23 террориста и переправить их в Сирию, в крайнем случае на Кипр. (Первые десять имен, среди которых значился японский террорист-камикадзе Кодзо Окамото, устроивший кровавую бойню в израильском международном аэропорту Лод, Рахим вписал собственной рукой, остальных должны были выбрать палестинские заключенные.) Гарантом соглашения должны были выступить послы Франции и Румынии, Френсис Юр и Йон Ковачи. Через них лидер НДФОП Найеф Хауватме должен был передать террористам условный код, что сделка состоялась, после чего Рахим обещал отпустить половину заложников. Вторая половина захваченных детей должна была стать гарантом личной безопасности самих боевиков. После получения условного кода Рахим с подельниками и оставшимися заложниками собирался сесть в автобус и через всю страну направиться в израильский международный аэропорт Лод. Затем, уже в самолете, удостоверившись, что не было никакого подвоха и всё шло по намеченному сценарию, террористы намеревались освободить вторую половину заложников и вылететь в Дамаск в сопровождении представителей Красного Креста и послов-посредников. Срок ультиматума истекал ровно в 18:00, после чего террористы грозили взорвать школу вместе со всеми заложниками.
  Премьер-министр Израиля Голда Меир была оповещена о захвате заложников в 04:45. К этому времени никто в стране еще не мог представить себе масштабы разыгравшейся трагедии. Тем не менее в течение получаса на ноги были подняты все первые лица государства, высшие чины армии, полиции и спецслужб, а личный состав «Сайерет Маткаль» приведен в полную боевую готовность.
  Время шло, однако Рахим не замечал никаких изменений ни в городе, ни на подступах к школе. Это явно не нравилось главарю террористов и начинало выводить его из состояния равновесия. По всей видимости, решил Рахим, отпущенный заложник, потеряв от страха голову, не передал представителям израильских властей ультиматум НДФОП. Тогда Рахим решил «пожертвовать» еще одним заложником. В 05:30 Рахим взял лист бумаги и наново написал ультиматум, после чего выпустил за пределы школы медсестру Наркис Мордехай, передав через нее требования террористов.
  Одним из первых к месту трагедии прибыл заместитель командира «Сайерет Маткаль» майор Амирам Левин. Как раз в эту ночь он собирался провести не на базе, а со своей семьей на севере страны. Офицер, не дожидаясь общего сбора, прямо из дома, даже не переодевшись в форму, приехал на своем автомобиле в Маалот уже в 06:00. Он ни на секунду не сомневался в том, что израильское правительство откажется вступать в переговоры с террористами и освобождение заложников будет поручено именно его подразделению. Не теряя времени, майор опросил жителей города, ставших свидетелями преступлений, а затем самостоятельно провел предварительную разведку местности, оценивая сложность и шансы предстоящей антитеррористической операции.
  Около 07:00 в Маалот на военном вертолете прибыли министр обороны Израиля Моше Даян, начальник Генштаба генерал-лейтенант Мота Гур и руководитель следственного отдела израильской службы безопасности ШАБАК Виктор Коэн.
  Уже сам факт, что в Маалот прибыл «главный переговорщик страны» Виктор Коэн, свидетельствовал о том, что израильское правительство не собирается идти на какие-либо уступки террористам. Руководитель следственного отдела считался лучшим в стране специалистом по «запудриванию мозгов», способным вступить в контакт с террористами и на протяжении многих часов затягивать время, давая возможность как следует подготовить спасательную антитеррористическую операцию. Усыпляя бдительность террористов долгими изматывающими «переговорами», Виктор Коэн буквально по крохам вытаскивал информацию, необходимую для подготовки предстоящего штурма, включавшую в себя количество террористов, их вооружение, намерения, морально-психологическое состояние доминирующих фигур, местонахождение заложников и тому подобное.
  Еще одним подтверждением тому, что израильское правительство не собиралось вступать в переговоры с НДФОП, стали первые слова министра обороны, брошенные им в присутствии командующего Северным военным округом генерала Рафаэля Эйтана и офицеров «Сайерет Маткаль»: «Будьте готовы при первом удобном случае свернуть им (террористам) головы…»
  Поначалу всё было тихо, школа выглядела так, как будто ничего не случилось. Только скопление в городе армейских и полицейских машин, а также машин «скорой помощи» давало понять, что в Маалоте произошло чрезвычайное, из ряда вон выходящее событие. Однако стоило представителям армии и полиции появиться в поле зрения террористов, как Рахим распахнул окно и, прикрываясь одним из заложников, стал в мегафон выкрикивать угрозы и лозунги НДФОП. Он угрожал немедленной расправой над школьниками, в случае если израильские власти откажутся вступить в переговоры, выполнить их требования, станут намеренно затягивать время или предпримут силовую акцию. В подтверждение серьезности своих угроз Рахим выставил у окна детей, а затем стал стрелять из автомата поверх их голов.
  Вместе с тем нельзя не отметить, что поведение террористов резко изменилось, когда они убедились, что полностью контролировали ситуацию и у спецназа, как они считали, не было ни единого шанса неожиданно начать штурм. Если с самого начала боевики вели себя намеренно грубо, то по прошествии времени они старались обращаться с детьми предельно вежливо, не проявляя излишней жестокости. Чтобы успокоить школьников, Рахим попытался представить всё происходящее безобидной игрой, о которой они потом будут долго рассказывать и даже хвастаться перед своими сверстниками. Пределом цинизма было, что один из террористов, 19-летний Ахмад Салах Хараби (на его совести будет больше всего убитых заложников), на протяжении всего инцидента шутил с детьми, пытался познакомиться и даже раздавал конфеты. Террористы просто хотели, чтобы в их тылу был полный покой, чтобы ничто не спровоцировало спецназ начать экстренный штурм. Рахим полагал, что он, пока контролировал морально-психологическое состояние заложников, держал под контролем ситуацию и навязывал свои правила игры.
  Сразу после прибытия министра обороны, начальника Генштаба и руководителя следственного отдела ШАБАК на футбольном поле Маалота приземлился тяжелый военно-транспортный вертолет ВВС Израиля, доставивший к месту инцидента весь личный состав «Сайерет Маткаль» во главе с командиром спецназа подполковником Гиорой Зора, за год до описываемых событий сменившего на этом посту подполковника Эхуда Барака. Спецназовцы выгрузили свое снаряжение и после краткой вводной командира Северного военного округа генерала Эйтана незаметно приблизились к окраине города, откуда хорошо просматривалась школа.
  Как всегда, когда дело касалось спецназа, картина выглядела безрадостно. Здание школы было построено на небольшом холме, рядом с ним не стояло ни одного строения или чего-нибудь, что, в случае необходимости, могло скрыть приближение штурмовых групп «Сайерет Маткаль». Как отмечалось выше, это делало невозможным организацию внезапной атаки, террористы полностью контролировали все подступы к школе. Можно было попытаться затянуть время до ночи и в темное время незаметно проникнуть в школу. Однако никто всерьез не рассматривал этот вариант, поскольку террористы угрожали к 18:00 привести в исполнение свои угрозы. Кроме того, боевики прекрасно понимали, что их основное преимущество исчезнет с наступлением темного времени суток. Отпущенные заложники сообщили, что класс, в котором боевики держали школьников и учителей, был заминирован, что значительно осложняло спасательную операцию. Даже при идеальных условиях шансы на успешное освобождение заложников рассматриваются как половина на половину, в данном же случае силовое разрешение инцидента выглядело настоящим безумием.
  Нельзя забывать, что захват школы в городе Маалот произошел в 1974 году, когда антитеррористическая тактика только начинала формироваться. Возможности структур Израиля, противодействующих террору, были крайне ограничены. Всему приходилось учиться непосредственно во время освобождения заложников, платя за учебу немалую цену — человеческие жизни.
  Возможно, по этой причине правительство Израиля, возглавляемое Голдой Меир, поддалось на угрозы террористов и, чтобы не подвергать опасности жизнь детей, приступило к рассмотрению требований НДФОП. Несмотря на то что в самом «Митбахоне» разгорелись жаркие дебаты и соответственно не было принято никакого конкретного решения, в полуденных телевизионных и радионовостях прошло сообщение, что израильское правительство готово выпустить на свободу террористов, отбывавших длительные сроки в израильских тюрьмах. Это известие настолько вдохновило боевиков, что на радостях они стали разминировать класс, в котором удерживали заложников. Именно это обстоятельство впоследствии предотвратило еще большую трагедию.
  Вместе с тем в самом районе инцидента разгорелись не менее жаркие споры относительно возможности силового разрешения проблемы. Несмотря на прозвучавшее заявление правительства, «старый ястреб» израильской политики министр обороны Моше Даян еще в 11:00 отдал распоряжение о начале подготовки антитеррористической операции. Его основным оппонентом выступил начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Мота Гур, считавший, что, прежде чем приступить к силовому решению, следовало максимально использовать все дипломатические ресурсы, имевшиеся в распоряжении израильского правительства. В конечном итоге было принято компромиссное решение. Командиру «Сайерет Маткаль» подполковнику Гиору Зора был отдан приказ начать подготовку к штурму, а тем временем переговорная группа должна была попытаться дипломатическими усилиями достигнуть мирного разрешения инцидента.
  Тем временем палестинские террористы уже чувствовали себя победителями. Они были уверены, что израильтяне не решатся на штурм, и даже не пытались прятаться от снайперов. Они открыто показывались у окон, что позволило не только уточнить количество террористов, но и досконально изучить их передвижения и точное местонахождение. К двум часам дня в штабе антитеррористической операции достоверно знали, что школу захватили трое боевиков. Первый из них постоянно находился в классе на втором этаже вместе с заложниками. Второй сидел в конце лестничного пролета, контролируя весь второй этаж и лестницу. Третий, Рахим, постоянно курсировал по второму этажу между классом с заложниками и вторым боевиком. Изредка он вступал в переговоры с Виктором Коэном, однако наотрез отказывался от доставки пищи и воды для детей. Он даже не позволил войти в здание школы женщине-врачу для осмотра заложников и не захотел принять рацию для облегчения ведения переговоров. Иногда он вел себя как хладнокровный, расчетливый стратег, взвешенно обдумывающий каждый свой следующий шаг, а временами напоминал загнанного в угол параноика. Пытаясь оказать психологическое давление на израильтян, террористы стреляли длинными очередями вдоль пустых лестничных пролетов или выставляли детей в оконных проемах, ведя огонь поверх их голов по снайперским точкам, окружившим школу. Время от времени Рахим взрывался неистовыми проклятиями:
  «Мы пришли умирать! Если вы не выполните наши требования, ответственность за смерть детей будет на вас!» Напоминая израильтянам о штурме бельгийского пассажирского самолета, захваченного боевиками «Черного сентября» в мае 1972 года, он постоянно повторял Виктору Коэну, что на этот раз «евреям не удастся заморочить мозги палестинским борцам за свободу», даже не подозревая, что на протяжении нескольких часов с ним беседовал именно тот человек, который, по выражению Рахима, «заморочил мозги» угонщикам пассажирского авиалайнера Sabena.
  Террористы, желая показать, что они готовы идти до конца и не собирались сдаваться, не упускали случая открыть прицельную стрельбу по оцеплению, как только отдельный военнослужащий появлялся в поле их зрения. Так, Рахим, увидев 20-летнего солдата срочной службы, наблюдавшего за школой в бинокль, неожиданно вскинул автомат и одним точным выстрелом убил его. Другой террорист, заметив одного из бойцов «Сайерет Маткаль», дал в его сторону длинную автоматную очередь. Пули лишь чудом не задели спецназовца, пройдя в считаных сантиметрах над его головой, раздробив кирпичи соседней стены.
  До выхода на исходные позиции следовало выработать общий план операции. Из мэрии Маалота в распоряжение Рафаэля Эйтана и офицеров «Сайерет Маткаль» были срочно доставлены строительные чертежи школы. Прежде чем решиться на прорыв, необходимо было найти самый короткий путь к террористам и заложникам. Выдвигалось несколько основных версий, ни одна из которых так и не была принята в разработку. Например, предлагалось высадиться на крыше с вертолета, а затем незаметно спуститься на второй этаж, минуя террориста, контролировавшего лестницу. На первый взгляд, в сложившихся непростых условиях это был оптимальный вариант проникновения в здание, тем не менее Рафаэль почти сразу отверг его. Нужно быть в бессознательном состоянии, чтобы не услышать приближающийся вертолет. Террористы наверняка начали бы расстреливать заложников. К тому же лопасти вертолета непременно подняли бы вокруг «пылевую бурю», что также не прошло бы незамеченным. Тогда подполковник Гиора Зора предложил ликвидировать террористов одним снайперским залпом, когда все трое боевиков окажутся в «кресте», в оптическом прицеле снайперской винтовки. Взвесив степень риска, начальник Генерального штаба Мота Гур отверг и это предложение, поскольку террористы ни разу не показались вместе в проеме окна. Если хоть один террорист пережил бы снайперский залп, он смог бы привести в действие «пояс смертника» на себе, и тогда катастрофа была бы неминуема.
  Тем не менее, за неимением лучшего варианта, к полудню был окончательно утвержден план возможной спасательной операции: снайперы одним залпом поразят двоих террористов, после чего «Сайерет Маткаль» пойдет на штурм через приставную лестницу к окну класса и через центральный вход в школу.
  Ожидая команду к штурму, бойцы «Сайерет Маткаль» разделились на три основные группы, заняв позиции на подступах к школе. Первая из них укрылась напротив окна с заложниками, в котором время от времени показывался Рахим. Две другие залегли со стороны северной стены, воспользовавшись тем, что в этой части здания не было ни одного окна. Стрелять следовало только в голову, поскольку никто не знал, что собой представляли «пояса смертников». Проблема была в том, что последние несколько часов в окнах показывался только Рахим, остальных же террористов практически не было видно.
  Командование основной штурмовой группой «Сайерет Маткаль», которая должна была первой ворваться внутрь школы, принял на себя майор Амирам Левин. Во главе второй штурмовой группы шел один из наиболее опытных офицеров спецназа майор Муки Бецер. Его бойцы должны были по приставной лестнице ворваться в окно класса, в котором удерживались заложники.
  Перед самым штурмом генерал Рафаэль Эйтан решил лично принять участие в освобождении заложников и присоединился к группе Левина. Воспользовавшись удобным моментом, они незаметно подкрались к одной из стен школы и, сделав большой круг, подошли с западной стороны школы. В то же время группа Муки Бецера обогнула здание школы с противоположной стороны и залегла у восточной стены.
  О террористах было известно практически всё и — ничего. Собранной информации было недостаточно, а в операциях подобного рода каждая мелочь может сыграть решающую роль. Оставалось слишком много белых пятен, ставивших под угрозу успех всего дела. Не исключено, что террористы на случай вмешательства спецназа установили в школе скрытые ловушки. Именно по этой причине во главе каждой группы шел сапер. Совершенно ничего не было известно, где террористы установили взрывные устройства, их мощность, тип и, что самое важное, каким образом они приводились в действие и сколько времени им на это понадобилось бы.
  Все прекрасно знали, что штурм школы может начаться в любую минуту. Террористы ясно дали понять, что не позволят израильтянам затягивать время и дожидаться темного времени суток. С каждым часом Рахим всё больше выходил из себя. Виктору Коэну всё сложнее было поддерживать с боевиками непрерывный контакт. Практика показала, что, пока с террористами ведут «переговоры», они не станут расстреливать заложников. Рахим всё чаще заявлял, что, если израильское правительство не удовлетворит требования террористов сразу после 18:00, и ни минутой позже, он начнет выбрасывать из окна класса отрезанные детские головы. Под дулом автоматов он время от времени выставлял в окне школьников и заставлял их кричать: «Чего вы ждете? Мы хотим жить, спасите нас! Сделайте хоть что-нибудь!..» Нужно было иметь стальные нервы, чтобы в такой ситуации сохранять хладнокровие. Все понимали, что, после того как террористы расстреляли микроавтобус с арабскими женщинами и расправились с семьей Коэн, им уже было нечего терять.
  Несмотря на это, штурм постоянно откладывался. Прежде чем началось силовое разрешение ситуации, спецназовцам пришлось в ожидании провести много мучительных часов. Моше Даян постоянно терзал Голду Меир, требуя от нее разрешение на начало военной операции. Он настаивал, что штурм школы должен начаться не позже 17:00, поскольку террористы, поняв, что силовой акции не удастся избежать, приведут в исполнение свои угрозы раньше указанного времени. В конечном итоге он потерял терпение и вылетел на вертолете в Иерусалим, чтобы лично принять участие в экстренном заседании «Митбахона». Однако уже через несколько часов ему ни с чем пришлось вернуться в Маалот, так и не убедив премьера в необходимости срочного штурма.
  Следует отметить, что на мнение израильского премьер-министра по вопросу силового разрешения проблемы с заложниками оказывали значительное влияние начальник Генерального штаба Армии обороны Израиля генерал-лейтенант Мота Гур и командующий Северным военным округом генерал Рафаэль Эйтан. В отличие от министра обороны, с которым Рафаэль долгие годы находился в состоянии неприкрытой вражды, он считал проведение антитеррористической операции в подобных условиях настоящим безумием, граничащим с преступлением по отношению к заложникам. Такого же мнения придерживался и начальник Генерального штаба. Тем не менее и Эйтан, и Гур были вынуждены подчиниться приказу министра обороны и приступить к разработке операции, намеренно не посвящая Моше Даяна даже в общие детали.
  Позже Рафаэль Эйтан вспоминал: «…В Маалоте мы снова столкнулись с министром обороны Моше Даяном. Эта встреча, как и прежде, была враждебной. Я находился на передовом командном пункте около школы, захваченной террористами. Только вернулся с обхода, в котором дал указания солдатам, каким образом совершить прорыв. Даян попросил информировать его о плане операции. Не хотелось мне вводить его в детали, ибо тогда и сейчас убежден, что министр обороны — любой министр обороны! — не должен быть в курсе каждой детали такой операции. “Попытаемся сделать как можно лучше”,— сказал я. “Но что за план?” — не отставал он. “Наилучший из возможных…” — опять уклонился я. Вероятно, в этой ситуации он не хотел вступать со мной в спор — мое отношение к нему он знал отлично…» 119
  В 14:45 министр обороны очередной раз позвонил в канцелярию главы правительства, потребовав от Годлы Меир разрешение на немедленное начало антитеррористической операции. Моше Даян мотивировал свое требование тем, что ситуация вокруг заложников накалилась до предела и в любой момент рисковала выйти из-под контроля. Поскольку правительство, по всей видимости, не собиралось выпускать террористов на свободу, штурм следовало начать как можно раньше, пока боевики ничего не ожидали.
  Поддаться требованиям террористов сегодня означало завтра превратить любую израильскую школу в потенциальную цель для нападения террористов. И тогда рано или поздно в одной из израильских школ неминуемо пролилась бы детская кровь. Это не было мрачным предположением Моше Даяна, это была та реальность, в которой жил Израиль, которую необходимо было принять.
  По всей видимости, доводы министра обороны возымели свое действие на премьер-министра. После очередного совещания в 15:15 правительство выдало министру обороны мандат на проведение антитеррористической операции. Однако вмешались начальник Генштаба и командующий Северным военным округом. Они потребовали от правительства отсрочки как минимум на полчаса для ведения переговоров, чтобы как можно лучше подготовить атаку, улучив для нее наиболее удобный момент. Израильский премьер очень высоко ценила мнение как Моше Даяна, так и Рафаэля Эйтана, и Мота Гура. Таким образом, было принято компромиссное решение начать штурм школы в 16:30, за полтора часа до истечения срока ультиматума. Кабинет министров большинством голосов одобрил силовую акцию. Только один из 15 министров кабинета Голды Меир проголосовал «против». Тем не менее начальник Генерального штаба Армии обороны Израиля генерал-лейтенант Мота Гур отдал приказ Рафаэлю о начале штурма только в 17:15.
  Прошло более 13 часов со времени прорыва террористов в Маалот и захвата заложников. В 17:25 раздался первый выстрел снайпера, послуживший сигналом к началу штурма. Снайперская пуля предназначалась главарю террористов и раздробила ему левое плечо. Несмотря на сильную боль и обильное кровотечение, Рахим не потерял сознания и ни на секунду не поддался панике. Он отскочил от окна и, пригибаясь к полу, побежал в конец коридора к другому террористу, Лину. Единственное место, откуда можно было ожидать появление спецназа, была лестница. Как ни странно, но Рахим не торопился расправиться с заложниками, вероятно полагая, что на это у него еще хватит времени, тем более что в классе постоянно находился третий террорист.
  Услышав выстрел снайпера, группа майора Амирама Левина бросилась к центральному входу. Именно на эту группу возлагалась самая ответственная часть операции: подняться на второй этаж и ликвидировать боевиков до того, как они начнут расстреливать заложников или приведут в действие взрывные устройства. Забежав в просторный холл, Амирам Левин пропустил вперед вспомогательную группу, которой командовал молодой офицер «Сайерет Маткаль» капитан Цвика Ливне. Его бойцы должны были подняться на второй этаж и ликвидировать террориста, контролировавшего лестничный пролет и коридор, расчистив дорогу группе майора Амирама Левина.
  В первые секунды штурма спецназовцы никого не заметили и продолжили движение в направлении лестницы, ведущей на верхние этажи. Первым бежал капитан Цвика Ливне. Поднявшись на полтора этажа, в считаных метрах от себя он увидел Лину. Не останавливаясь, прямо на бегу капитан выстрелил в террориста и метнул в его сторону фосфорную гранату. Как позже выяснилось, это была роковая ошибка. Раздался глухой хлопок, и во все стороны полетели шипящие ярко-белые искры.
  Даже небольшой капли фосфора на теле, как полагал Цвика, было вполне достаточно, чтобы нейтрализовать террориста, поскольку, когда станет гореть его плоть, он меньше всего будет думать о том, чтобы расправиться с заложниками.
  Спецназовцев и Лину разделяли какие-то четыре метра, но террористу удалось уйти невредимым и укрыться в конце коридора, а его место занял раненный в плечо Рахим. Извергая неистовые проклятия на арабском, он высунул ствол из-за угла и дал вниз по лестничному пролету длинную очередь из автомата. Пули прошли в считаных сантиметрах от головы капитана Цвики Ливне, чудом не задев его. Однако бойцам, бежавшим следом за ним, повезло меньше. Первый же спецназовец получил тяжелейшие ранения. Пули попали ему в живот, бедро и раздробили тазобедренный сустав. Другой боец получил ранение в ногу, третий рикошетом от стены был ранен в лицо. Они скатились по лестнице, своими телами перекрыв проход наверх остальным бойцам группы Цвики.
  Чтобы не сорвать темп прорыва, капитан Цвика Ливне в одиночку бросился преследовать террористов, пока остальные бойцы подтягивались к нему. Он выбежал на второй этаж и осторожно выглянул из-за угла. Перед ним, как он и ожидал, открылся длинный Т-образный коридор, расходившийся в противоположные стороны. Пока спецназовцы пробирались наверх через тела своих раненых товарищей, фосфорная граната стала извергать плотные клубы дыма, которые мгновенно заполнили весь лестничный пролет и коридор, ослепивший как террористов, так и преследовавших их бойцов «Сайерет Маткаль». В непроветриваемом помещении дым стал настолько плотным, что в скором времени ничего невозможно было различить уже на расстоянии полуметра. Помогало лишь то, что спецназовцы успели наизусть заучить планировку школы и могли действовать практически вслепую. Справа, примерно в 16 метрах по коридору, находилась дверь в класс, в котором удерживались заложники и, по всей видимости, укрылись боевики. Согласно первоначальному плану, на этом этапе операции группа капитана Цвики Ливне должна была уступить место бойцам майора Амирама Левина, однако из-за спины никто так и не показался. Не понимая, что происходило, капитан Ливне дал несколько коротких автоматных очередей и засел за углом, оставшись прикрывать коридор.
  А группа майора Амирама Левина в это время бежала наверх по лестнице. Из-за плотной дымовой завесы ничего невозможно было разобрать. Именно по этой причине Амирам Левин ошибся и, вместо того чтобы подняться на второй этаж, пробежал всего лишь один пролет и оказался на первом этаже. Ему понадобилось не менее 15 секунд, чтобы понять, что он ошибся этажом, но именно эти секунды оказались критическими.
  С диким криком Рахим вбежал в класс, чтобы расправиться с заложниками. В этот момент ему навстречу бросился 17-летний паренек, попытавшийся своим телом преградить террористу вход в класс. Силы были явно неравны, главарь террористов быстро повалил школьника на пол и расстрелял его в упор. Затем в бессильной ярости Рахим прямо с порога стал расстреливать детей, не обращая внимания на то, что в классе находились двое других боевиков, которых он рисковал задеть своим огнем. Укрыться было негде, бежать было некуда. Размер класса, в котором набилось около сотни детей, составлял 6 × 8 метров. Дети вскочили с пола и в панике бросились к окну. Девушек и парней террористы рассадили в разные стороны, и теперь, во время бойни, девушки невольно стали живым заслоном между парнями и Рахимом. Раненые грудой валились на пол. Затем Рахим вытащил гранату и, сорвав чеку, бросил ее в кучу раненых детей. В первые же секунды кровавой бойни погибли семнадцать девушек и четверо парней. Прежде чем его уничтожили спецназовцы, он успел опорожнить два магазина.
  Группа Муки Бецера должна была ворваться в класс по приставной лестнице. Роковая ошибка командования состояла в том, что Муки Бецер не был заранее оповещен о команде начать штурм, и выстрел снайпера стал для него такой же неожиданностью, как для террористов. Были упущены драгоценные секунды. Пока Муки со своими бойцами подбежал к окну и приставил лестницу, практически всё уже было кончено. Спецназовцы бросились по приставной лестнице наверх в класс, но в этот момент им прямо на голову полетели школьники, пытавшиеся хоть таким способом спасти свои жизни. В дополнение к этому сверху полетела осколочная граната, которую Рахим метнул вдогонку заложникам. Вокруг царил такой хаос и неразбериха, что спецназовцы, растерявшись, не понимали, что следовало предпринять. Они остановились и замерли на лестнице. Дым был настолько плотным, что две группы «Сайерет Маткаль» рисковали попасть под огонь друг друга. В классе продолжали раздаваться автоматные очереди, и бойцы Муки Бецера решили, что их товарищи уже приступили к ликвидации террористов, поэтому перестали карабкаться по приставной лестнице, а бросились помогать детям, выпрыгивавшим из окна.
  Пока Рахим расстреливал школьников, две группы капитана Цвики Ливне и майора Амирама Левина из-за отсутствия минимальной видимости смешались в кучу у входа на второй этаж. Плотный едкий фосфорный дым забил легкие и разъедал глаза, как слезоточивый газ. Спецназовцам пришлось, закрыв глаза и задержав дыхание, инстинктивно бежать на звуки выстрелов и крики детей, доносившиеся из самого дальнего класса в конце коридора. Миновав два помещения, спецназовцы приблизились к цели. Поскольку в конце коридора было несколько внешних окон, спецназовцы смогли вполне отчетливо увидеть Рахима. С обезумевшим взглядом и перекошенным от ненависти лицом он стоял в центре класса у школьной доски и возился с автоматом. Одна из гильз застряла в выходном отверстии, заклинив затвор автомата. Пока главарь террористов пытался исправить осечку, спецназовцы ворвались внутрь и изрешетили его автоматными очередями. Второй террорист стоял у дальней стены. По всей видимости, от всего увиденного он пребывал в глубоком шоке и даже не попытался защищаться. Бойцы «Сайерет Маткаль» буквально размазали его по стене, в упор выпустив несколько длинных автоматных очередей.
  А от увиденного и в самом деле можно было лишиться рассудка. Спецназовцы стояли по щиколотку в детской крови. Где- то здесь, среди школьников, должен был находиться третий террорист. Один из заложников, 15-летний паренек Юваль Галили, пытаясь привлечь к себе внимание спецназовцев, поднял руку, поскольку из-за криков и стонов ничего невозможно было разобрать. «Это террорист! Это террорист!» — кричал он, лежа в луже крови, указывая на кого-то, укрывшегося за его спиной. Это был третий член террористической группы, 19-летний Хараби. Лежа среди других детей, террорист прижимал к спине школьника пистолет Beretta. Хараби выглядел настолько молодо, что спецназовцы поначалу засомневались, решив, что школьник, обезумев от всего пережитого, ошибочно указывает на другого заложника. Однако все сомнения рассеялись после того, как и остальные дети стали кричать, что это террорист. Только подбежав к нему, один из спецназовцев заметил, что террорист сжимал в одной руке гранату, а в другой пистолет. Он был тяжело ранен во время беспорядочной стрельбы Рахима, но всё же оставался в сознании. Боец «Сайерет Маткаль» подошел к последнему уцелевшему террористу и несколько раз выстрелил в голову.
  Сразу после этого в класс вбежали десятки солдат и санитаров. С первого снайперского выстрела в Рахима, ставшего сигналом к началу штурма, и последнего, в голову третьего террориста, прошло не более 30 секунд, ставших почти вечностью. То, что происходило в классе, невозможно описать. Ничего более страшного бойцам «Сайерет Маткаль» видеть не приходилось. Психологическая травма от увиденного, усиленная синдромом собственной вины, у многих спецназовцев была настолько серьезной и глубокой, что психологам пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть их в строй. Всё помещение было завалено окровавленными телами детей. Убитых от раненых невозможно было отличить. Тела погибших детей пришлось сбрасывать в груду у дальней стены, чтобы вытащить тех, кого еще можно было попытаться спасти. В общей сложности из класса удалось вынести более 50 раненых детей, 10 из которых находились в критическом состоянии. Одна из школьниц скончалась в больнице спустя 10 дней.
  Антитеррористическая операция в израильском городе Маалот стала одним из самых серьезных провалов «Сайерет Маткаль» и Армии обороны Израиля. От рук террористов погибли 22 школьника и более 50 получили ранения, 10 из них серьезные. В общей сложности в результате прорыва террористической группы в Верхнюю Галилею погибли 27 израильтян — 22 школьника, две арабки-христианки и супруги Коэн с 4-летним сыном. Сейчас, по прошествии почти полувека, легко рассуждать об ошибках, совершенных в 1974 году, в то время, когда в Израиле только вырабатывалась антитеррористическая тактика по спасению заложников. Всему приходилось учиться на собственных ошибках, платя неимоверно высокую цену. Именно по этой причине вскоре после похорон была создана специальная государственная комиссия, призванная выявить ошибки, приведшие к катастрофе с тем, чтобы в будущем избежать их повторения.
  После года работы государственная комиссия пришла к следующим выводам.
  • В первую очередь, самым большим упущением было то, что Израиль не был готов к развитию такого сценария и не было разработано тактики действия в подобных ситуациях.
  • Высшее политическое руководство страны проявило нерешительность. Заявления о готовности пойти навстречу террористам не были подкреплены конкретными шагами, а приказ начать штурм был отдан, когда срок ультиматума подошел к концу. Упустили момент, когда у спецназа были хорошие шансы на успешное завершение операции.
  • План антитеррористической операции по спасению заложников не был доработан до конца и главным образом опирался на боевой опыт и импровизацию «Сайерет Маткаль».
  • Группы спецназа были выведены на исходные позиции за пять часов до начала операции, что не позволило как следует согласовать взаимодействие трех штурмовых групп.
  • Команда к штурму была дана неожиданно, без предварительного предупреждения, что с самого начала вызвало некоторое замешательство группы майора Муки Бецера.
  • Снайпер промахнулся и не смог одним выстрелом ликвидировать главаря террористов.
  • Капитан Цвика Ливне совершил роковую ошибку, бросив в террориста фосфорную гранату.
  • Майор Амирам Левин ошибся этажом, 15 секунд задержки стоили жизни многим заложникам.
  • В то время как террористы расправлялись с заложниками, майор Муки Бецер принял стрельбу за прорыв групп Цвики Ливне и Амирама Левина и не ворвался в класс по приставной лестнице.
  Из трагических событий в Маалоте израильтяне сделали серьезные выводы, которые коренным образом изменили систему внутренней безопасности. В первую очередь были существенно расширены полномочия полиции, которой отводилась главная роль в защите гражданских объектов на территории Израиля. По горячим следам на основе пограничной охраны, находящейся в подчинении министра полиции, было создано полицейское антитеррористическое подразделение ЯМАМ 120. (До сегодняшних дней ЯМАМ считается лучшим подразделением по спасению заложников.) Ошибки, допущенные в Маалоте, стали серьезно изучаться, благодаря чему была разработана четкая стратегия, инструкции и схемы действия на случай захвата заложников в пределах территории страны. По сей день в армии и полиции постоянно проводятся учения по освобождению заложников из захваченной школы, при которых отрабатываются самые неожиданные сценарии развития событий. Значительно укреплена северная граница, что сделало практически невозможным незаметное проникновение террористических групп с территории Ливана и Сирии. Были выработаны четкие инструкции для получения разрешений на проведение массовых мероприятий. Для всех учебных заведений страны были выработаны единые стандарты обеспечения безопасности.
  Во всем Израиле на следующий день после бойни в Маалоте был объявлен национальный траур. Премьер-министр Голда Меир, выступив по телевидению, пообещала жестоко отомстить всем ответственным за этот теракт. Уже 16 мая 1974 года израильские ВВС нанесли мощнейший ракетно-бомбовый удар по лагерям НДФОП, расположенным на территории Южного Ливана, в лагере палестинских беженцев Эйн аль-Халауви и городе Набатия. Хотя палестинцы ожидали жесткой реакции израильских властей, налет авиации стал для них полной неожиданностью, поскольку террористы полагали, что израильтяне не осмелятся нанести удар по густонаселенным районам. По сообщению южноливанского радио, в результате налета израильских ВВС погиб 21 человек и 134 получили ранения.
  Самое непостижимое и возмутительное состоит в том, что спустя полгода, 13 ноября 1974 года, Ясир Арафат, председатель ООП, в которую официально входил НДФОП, был с овациями принят на очередной ассамблее ООН. Пламенная речь Арафата, в частности о необходимости прекращения кровопролития и установления прочного и справедливого мира на Ближнем Востоке, не помешала его боевикам ФАТХ уже через пару недель в очередной раз попытаться прорваться на израильскую территорию для совершения теракта.
  Глава девятнадцатая
  1975 год. Отель «Савой»
  Однажды пойдя на уступки террористам, израильтяне рисковали породить десятки, если не сотни подобных инцидентов.
  Александр Брасс
  
  Поздним вечером 17 ноября 1974 года с пограничного наблюдательного пункта в районе Рош-а-Никра недалеко от береговой черты в море был замечен подозрительный объект небольших размеров. Поскольку ливанская граница находилась совсем рядом, буквально в нескольких сотнях метров, тут же были вызваны катера береговой охраны. Последнее время палестинские террористы всё чаще совершали попытки прорыва на территорию Израиля морским путем, используя в этих целях и быстроходные моторные лодки, и более примитивные плавательные средства, начиная от надувных резиновых лодок и заканчивая плотами из пенопласта, способными выдержать не более трех человек.
  Несмотря на высокие штормовые волны, израильские пограничники издали заметили маленький плот и двух водолазов, которые при приближении катеров береговой охраны поспешили скрыться под водой. Патрульные катера немедленно открыли по нарушителям границы огонь на поражение. В воздух были подняты осветительные ракеты. Единственное место, куда они могли добраться вплавь, был израильский берег. Однако из-за крайне неблагоприятных погодных условий не было никакой возможности обнаружить следы нарушителей границы. Не исключалась возможность, что на этот раз террористам удастся уйти невредимыми.
  Об инциденте тут же было доложено в штаб Северного военного округа. Место предположительной высадки террористов сразу было оцеплено крупными силами армии и полиции. Был поднят по тревоге почти весь личный состав морских коммандос «Шайетет-13», а также дополнительные подразделения Армии обороны Израиля. Сложность заключалась еще и в том, что никто не знал, сколько на самом деле прорвалось террористов. Вполне вероятно, что палестинских боевиков было значительно больше, чем видели пограничники. Любое промедление могло обернуться серьезными последствиями. Была еще свежа память о жуткой бойне, устроенной в Маалоте бандой палестинских террористов, проникших с территории соседнего Ливана.
  Морские коммандос, не теряя драгоценного времени, стали прочесывать береговую полосу. Сложность заключалась в том, что вдоль моря на несколько километров раскинулись густые банановые плантации, в которых могли бесследно исчезнуть не то что небольшая группа террористов, но и целый батальон. Из-за порывистого ветра и проливного дождя не было никакого смысла поднимать в воздух вертолет. Видимость была нулевая.
  К счастью, группу террористов удалось обнаружить задолго до наступления рассвета. Вероятно, боевики поняли, что им не удастся прорваться сквозь плотное кольцо оцепления, и приняли решение не дожидаться утра, а под покровом ночи вплавь вернуться в Ливан. Когда водолазы готовились к погружению, пытаясь уйти в море, их заметили морские коммандос. Один из боевиков был сразу уничтожен автоматной очередью, а второй сдался в плен, понимая, что при сопротивлении у него не было ни единого шанса остаться в живых. Вскоре недалеко от места обнаружения террористов нашли два герметичных патронташа с большим запасом боекомплекта, два автомата Калашникова советского производства, шесть магазинов, несколько взрывных устройств, подробная карта севера Израиля, а также крупные суммы иностранной и израильской валюты.
  Во время допроса захваченный террорист, не желая подвергать себя «жесткому допросу», сразу сообщил следователям ШАБАК о том, что он и его товарищ являлись членами палестинской террористической организации ФАТХ. Накануне в полдень они вышли на легком быстроходном катере из южноливанского порта Сайда. Войдя в территориальные воды Израиля, примерно в 300 метрах от Рош-а-Никра они перебрались на маленький плот, рассчитывая, что их не обнаружит израильская береговая охрана. По заданию своего руководства они должны были установить связь с местными арабами, сочувствующими ФАТХ, и организовать несколько террористических актов на севере страны, в том числе в городах Хайфе и Назарете. Захваченный боевик также сообщил о том, что в ближайшее время ФАТХ планирует провести крупную показательную диверсию в одном из приморских городов Израиля. С этой целью на морской базе ФАТХ где- то в районе Южного Ливана уже формировалась большая группа боевиков-смертников для заброски на израильскую территорию.
  Подобная информация уже не раз поступала в израильские спецслужбы. С того времени как ООП, выбитая из Иордании бедуинами короля Хусейна, перебазировалась в соседний Ливан, были пресечены десятки попыток палестинских террористов прорваться морским путем к израильским населенным пунктам, расположенным в прибрежной черте. В принципе террорист ничего нового не сообщил, тем не менее было решено усилить охрану прибрежных районов страны, главным образом ливанскую морскую границу. БÓльшую часть террористов израильские ВВС уничтожали еще в море на подходе к территориальным водам страны, однако палестинским боевикам всё же удалось найти брешь в береговой охране. Спустя три с половиной месяца после неудачной высадки в районе Рош-а-Никра ФАТХ реализовал план диверсионной высадки, и не где-нибудь, а в самом сердце Израиля, на центральной набережной Тель-Авива.
  Для ООП эта операция имела исключительное пропагандистское значение, по этой причине ее подготовкой занимался непосредственно заместитель Ясира Арафата, руководитель боевого крыла ФАТХ и признанный эксперт «народно-освободительной войны» Халиль Ибрагим Махмуд эль-Вазир, более известный как Абу Джихад. Высадка на тель-авивском пляже преследовала главные цели: 1) провокацию — cрыв усилий госсекретаря США профессора Киссинджера по налаживанию мирного диалога между Израилем и Египтом; 2) поднятие престижа ФАТХ и боевого духа палестинцев, показав всему миру, что боевики ФАТХ способны добраться до самого сердца сионистов — Тель-Авива. До этого любое, даже самое незначительное проникновение на территорию Израиля считалось безусловным успехом ООП. По этой причине высадка в Тель-Авиве, вне зависимости от ее результата, уже сама по себе являлась огромным достижением палестинских федаинов.
  План Абу Джихада был достаточно прост. Он состоял в том, чтобы ввести береговую охрану в заблуждение, воспользовавшись морским торговым судном, совершавшим регулярные коммерческие маршруты вдоль израильской морской границы. В заданной точке судно должно было отклониться в сторону Израиля и спустить на воду две быстроходные резиновые моторные лодки с восемью боевиками ФАТХ на борту. Ориентируясь по компасу, федаины должны были высадиться двумя группами на набережной Тель-Авива и захватить два здания. Взяв как можно больше заложников, боевики выдвинут ультиматум, потребовав освобождение ряда палестинских заключенных, находившихся в израильских тюрьмах. Если заключенные будут освобождены, они вместе с федаинами вылетят на частном транспортном самолете в Дамаск. В противном случае, если израильтяне предпримут штурм или не выполнят требования по истечении отведенного времени, боевики взорвут захваченные здания вместе с заложниками. Альтернативного плана развития событий Абу Джихад не предусматривал. По большому счету это была показательная суицидальная акция.
  Тель-Авив находился в самом густонаселенном районе Израиля и имел огромное символическое значение как для евреев, так и для всего остального мира. В глазах мировых СМИ Тель- Авив олицетворял сионизм. Для того чтобы произвести наибольшее впечатление, террористический акт объявили «акцией возмездия» за высадку израильского спецназа в Бейруте 10 апреля 1973 года, в результате которой были убиты три высших руководителя ООП и ФАТХ. Операцию ФАТХ так и назвали в честь одного из «террористов-мучеников» Мухаммеда Юсуфа эль-Над- жара Абу Юсуфа.
  Каждого члена диверсионной группы Абу Джихад отбирал лично. К декабрю 1974 года выбор пал на десятерых, но в процессе подготовки Абу Джихад оставил только восьмерых.
  1. Муса Джума эль-Таллка (23 года), родившийся в 1952 году в лагере палестинских беженцев близ иорданского города Эз-Зарка в бедуинской семье, эмигрировавшей из района Беэр-Шевы в 1948 году. В 1969 году он вместе с несколькими своими товарищами перешел иордано-сирийскую границу и присоединился к ФАТХ. Спустя пять лет Муса эль-Таллка прошел курс специальной подготовки на секретной морской базе Бург-а-Слам, расположенной недалеко от сирийской Латакии, и был зачислен в отряд морских коммандос вооруженных сил ФАТХ.
  2. Мохаммед Машала (24 года), родившийся в городе Карм. Он рос в благополучной семье и в 1969 году по окончании средней школы поступил в Бейрутский университет, где присоединился к студенческому отделению ФАТХ. Вскоре он был завербован разведывательным отделом ФАТХ и направлен в Дамаск для изучения иврита. В 1972 году Мохаммед Машала на вполне легальных основаниях приехал в Израиль, чтобы посетить родственников в Туль-Карм, откуда по заданию ФАТХ тайно пробрался в Тель-Авив для сбора разведывательной информации. Он был единственным в группе террористов, кто имел высшее образование, чем весьма гордился. При высадке на тель-авивском пляже он должен был играть роль проводника.
  3. Хадер Мохаммед (28 лет), родившийся в Газе. Он был сыном рыбака и с раннего детства обучался морскому судоходству и навигации. В 16 лет он перебрался в Иорданию и присоединился к ФАТХ. В 1968 году был ранен израильтянами в битве при деревне Караме. В 1970 году сражался с иорданцами в рядах боевых формирований ФАТХ, после разгрома палестинцев армией короля Хусейна бежал в Дамаск. До высадки в Тель-Авиве работал морским инструктором на учебных базах ФАТХ в Сирии и на юге Ливана. Среди всех боевиков, высадившихся на набережной Тель-Авива, имел самый серьезный боевой опыт.
  4. Зиад Талк эль-Зрир — младший брат командующего силами ФАТХ на юге Ливана Азми Талк эль-Зрира. Был набожным мусульманином из Хеврона. В группе террористов следил за поддержанием морального духа.
  5. Муса Аувад (19 лет) был также сыном рыбака. Имел серьезные проблемы с законом и за два месяца до высадки в Тель-Авиве бежал из Газы, опасаясь ареста и тюремного заключения.
  6. Мохаммед эль-Масри — бывший преступник-рецидивист. Его отец умер, когда ему было несколько лет от роду. Всё свое детство эль-Масри провел на улицах и никогда не посещал школы. К ФАТХ присоединился, чтобы скрыться от полиции. Страдал врожденным дефектом речи — сильно заикался, а потому с раннего детства постоянно был объектом насмешек окружающих. ФАТХ стал для него настоящей семьей и родным домом.
  7. Абу эль-Лиль (22 года) родился в лагере палестинских беженцев на территории Иордании в семье, бежавшей из Лода в 1948 году.
  8. Ахмед Хамид (26 лет) из Рамаллы. Одним из первых присоединился к боевому крылу ФАТХ. Имел за своими плечами несколько террористических вылазок и считался очень опытным боевиком.
  Каждый из них пришел в ФАТХ по своей причине. И ни у одного из них не было личного мотива мстить. Никто из их родственников не пострадал от рук израильтян. Отряд состоял из смешанных социальных групп — выходцев с Западного берега реки Иордан и сектора Газа. Поэтому с первого дня в нём царили напряженность и скрытое недоверие, сразу возникшие между двумя группами. Выходцы из сектора Газа считали себя «истинными палестинцами», претерпевшими все тяготы изгнания. В Египте, где палестинским беженцам запрещалось даже строить постоянное жилье, они были людьми второго сорта. Палестинцы сектора Газа практически не получали школьного образования, минимального медицинского обслуживания и выживали главным образом за счет гуманитарной помощи.
  В лагерях палестинских беженцев на территории Иордании ситуация выглядела совершенно иначе. Здесь палестинцы имели все гражданские права, получали полноценное образование и врачебную помощь, могли заниматься всеми видами деятельности и даже избираться в Иорданский парламент. Абу Джихад видел эти различия и формировал группы соответственно. Одной группой командовал Хадер Мохаммед из Газы, другой — Ахмед Хамид из Рамаллы. Стержнем, удерживавшим их вместе, была ненависть к Израилю. Она должна была сгладить все противоречия и взаимные обиды, сосредоточить всё их сознание на выполнении общей миссии, ради которой они были избраны среди многих тысяч таких же простых молодых палестинцев.
  По словам Мусы Джума эль-Таллка, захваченного бойцами «Сайерет Маткаль» во время освобождения заложников, 28 декабря 1974 года его и Ахмеда Хамида неожиданно вызвали в Дамаск, где они впервые увидели руководителя военного крыла ФАТХ Абу Джихада. Уже сама встреча с одним из первых руководителей ООП свидетельствовала, что их выбрали для выполнения миссии чрезвычайной важности. Абу Джихад уделил им не более получаса времени. Он в общих чертах ввел группу в суть разрабатываемой операции, после чего их переправили на место общего сбора.
  Мусу Джума эль-Таллка и Ахмеда Хамида 29 декабря 1974 года привезли на специальную морскую базу ФАТХ, где их познакомили с остальными членами террористической группы. На тот момент в ее состав входили 10 человек. Двоих, по словам Мусы, отчислили на более позднем этапе, уличив в гомосексуальной связи. Все кандидаты прошли предварительную подготовку на учебных базах ФАТХ.
  На следующий день на морскую базу приехал сам Абу Джихад. Собрав боевиков в комнате, он сразу, без предисловия, начал: «Каждый из вас был отобран для специальной миссии, которая предусматривает проникновение в густонаселенный район Израиля со стороны моря. Вам придется интенсивно тренироваться в управлении лодками, в морской навигации и плавании. Каждый из вас был выбран для этой миссии благодаря своим особым талантам. Запомните: организация доверяет вам». На «высоком доверии» постоянно делался акцент. Это было чрезвычайно важно, чтобы боевики, с одной стороны, ощущали себя частью чего-то большого и великого, с другой — чувствовали свою исключительность.
  Первая стадия обучения началась 1 января 1975 года и продлилась ровно месяц, до 31 января. Она проходила недалеко от сирийской Латакии под присмотром опытного инструктора Хаммада Ахмада Дарвиша, которого курсанты знали под именем эль-Гонфер. Каждое утро они обучались управлению надувными моторными лодками и морской навигации по компасу. Во второй половине дня шла огневая и физическая подготовка. Ночью проводились обязательные идеологические дискуссии. Иногда их посещал сам Абу Джихад. Как главный вдохновитель и организатор предстоящей операции, он понимал всю важность психологической и идеологической обработки боевиков, для которых дорога в Тель-Авив должна была стать билетом в один конец. На протяжении всех этапов подготовки им вколачивали в мозги, что они избранные. Абу Джихад постоянно подчеркивал, что их миссия существенно отличается от всех предыдущих операций ФАТХ, поскольку должна была коренным образом изменить ситуацию на всем Ближнем Востоке. Он давал им возможность почувствовать собственную значимость, раз за разом повторяя, что их подготовка находилась на прямом контроле у самого Ясира Арафата, перед которым Абу Джихад ежедневно лично отчитывался. «Благодаря вашей исторической миссии вами будут гордиться многие поколения палестинцев», — не скупился на лесть Абу Джихад. Он рассказывал о переговорах, которые, по его словам, велись за спиной палестинцев между госсекретарем США Генри Киссинджером и президентом Египта Анваром Садатом: «Госсекретарь профессор Киссинджер еврей и делает то, что хочет Израиль. Они попытаются похоронить палестинскую проблему. Если Садат заключит мирный договор, Сирия может последовать за ним. Мы должны разрушить этот заговор, и вы избраны для исполнения этого святого долга. Вы атакуете врага в самое его сердце и докажете всему миру, что без палестинцев не может быть никаких дальнейших шагов».
  По прошествии четырех недель всю группу обеспечили сирийскими документами и в сопровождении эль-Гонфера переправили в Ливан в бейрутский лагерь палестинских беженцев Сабра. Вероятно, это было сделано для эмоциональной поддержки, чтобы лишний раз напомнить им, ради чего они идут на смерть. Приближаясь на лодках к побережью Израиля, они не должны были думать, какая опасность ожидала их на тель-авивском пляже. Перед их глазами должна была стоять картина палестинской нищеты, а не образы израильских солдат с автоматами. Ненависть должна была подавлять любое проявление страха.
  Абу Джихад вновь встретился с ними 3 февраля 1975 года. На этот раз он более подробно рассказал им о предстоящей операции: «…Вы отправитесь на корабль, который обычно перевозит топливо на Кипр. Вы будете направляться на юг к Египту. Капитан корабля — наш человек, доставит вас на место в 60 милях к западу от пляжа Тель-Авива. Остальную часть пути вы будете двигаться на двух резиновых лодках, чтобы израильский радар не обнаружил вас. Когда вы достигнете пляжа, вы захватите два общественных здания с заложниками. Позже вы будете проинформированы о точном задании».
  После этого он сообщил, что командирами групп назначены Ахмед Хамид и Хадер Мохаммед. Оба были ветеранами ФАТХ и имели определенный боевой опыт, к тому же Хамид вырос в семье рыбака на берегу моря и умел управляться и с лодкой, и с морской навигацией.
  Всех участников планируемой операции переместили 4 февраля 1975 года на специальную базу в Сарафенд в восьми километрах к северу от Тира. Лагерь представлял собой изолированный жилой комплекс, находившийся в километре от береговой линии. Началась вторая стадия подготовки, которая длилась две недели. Боевики отрабатывали взаимодействие в составе групп в условиях городского боя с применением взрывчатки. В каждой группе один из боевиков прошел ускоренный курс подрывников. Всё, что требовалось от подрывника, это знать, как собирается и приводится в действие конкретное взрывное устройство, которым будет снабжена каждая группа.
  Командир ФАТХ на юге Ливана Азми Талк эль-Зрир, старший брат одного из федаинов, лично доставил на базу две надувные моторные лодки Zodiac и остальное снаряжение боевиков, необходимое для высадки на пляже в Тель-Авиве. Его оказалось так много, что бÓльшую его часть было решено оставить на базе, а с собой взять только самое необходимое — оружие, взрывчатку, немного медикаментов и провиант на несколько дней. Лодки должны были идти налегке и на максимальной скорости удалиться от берега.
  Всё было готово к началу операции, но в самый последний момент произошла задержка — судно, которое должно было доставить террористов к территориальным водам Израиля, из-за серьезной технической неисправности оказалось не подготовлено к выходу в море. Пришлось срочно искать замену. Только 16 февраля 1975 года было зафрахтовано подходящее парусно-моторное судно под названием «Фахри эд-Дин». Под ливанским флагом оно регулярно курсировало между кипрским портом Лимасол и египетским Порт-Саидом, поэтому его появление в территориальных водах Израиля не должно было вызвать подозрения. За доставку диверсионной группы в точку спуска лодок его экипаж из четырех человек получил вознаграждение 1 000 ливанских фунтов.
  Абу Джихад 20 февраля 1975 года провел с группой подробный инструктаж. Были определены точные цели нападения, в выборе которых принимал участие Мохаммед Машала. Несколько лет назад, выполняя задание разведывательного отдела ФАТХ, Мохаммед Машала изучал набережную Тель-Авива. В конечном итоге были выбраны оптимальные цели — молодежный клуб на севере Яффо и дом Израильской оперы «Бейт ха-Опера». В момент предполагаемой высадки в них могли находиться сотни людей, боевикам было достаточно захватить несколько десятков. Сооружения стояли рядом с морем, и ими нужно было овладеть до прибытия первых полицейских патрулей. Если же по какой-либо причине цели оказались бы вне досягаемости, следовало захватить любое другое здание с заложниками. Сразу после того как лодки коснутся песка, федаины должны были начать расстреливать всех, кто повстречается им на пути, чтобы в первые же минуты убить как можно больше израильтян и иностранных туристов.
  Но главная цель операции состояла не в захвате заложников и убийстве случайных прохожих. Высадка в Тель-Авиве была провокацией, целью которой был срыв мирных переговоров между Израилем и Египтом. Не случайно теракт был «приурочен» к визиту на Ближний Восток госсекретаря США Генри Киссинджера. За неделю до высадки, 26 февраля 1975 года, Абу Джихад сказал: «Если, к сожалению, один из вас попадет в плен, вы должны будете сказать, что прибыли из Египта. Мы хотим, чтобы вся ответственность за случившееся легла на египтян, а не ливанцев. Возможно, это будет способствовать провалу переговоров между Израилем и Египтом». На лодках с этой же целью были поставлены клейма: «Сделано в Египте», хотя этот обман и не выдержал бы серьезной проверки.
  На этом этапе подготовки операции все участники понимали суицидальный характер возложенной на них миссии.
  Шансы вернуться живыми сводились к нулю. Этого от них никто и не скрывал. Ежедневное промывание мозгов в течение полутора месяцев сделало свое дело. На каждом этапе подготовки «курсанты» могли отказаться от выполнения миссии, но никто из восьми человек не пожелал покинуть отряд. Пути назад уже не было, точка невозврата осталась далеко позади. Позор для каждого из них был гораздо страшнее смерти, «коллективная ответственность» и групповой психоз удерживали их вместе, словно центробежная сила, к тому же всегда оставался хоть и минимальный, но шанс вернуться домой. Даже после того, как им предложили продиктовать прощальные письма, по словам Мусы Джума эль-Таллка, моральный дух по-прежнему был на высоте.
  В понедельник 3 марта 1975 года наступил «День D» — день начала отсчета времени операции. С самого утра группы еще раз самым тщательным образом проверили снаряжение: оружие, боеприпасы, медикаменты и запас продуктов питания. Каждый террорист имел при себе автомат АК-47 советского производства, шесть магазинов, пистолет с запасной обоймой и несколько осколочных гранат. В каждой группе имелось несколько взрывных устройств заводского изготовления, состоявшие из двух корпусов TNT и комплекта детонационных кабелей с электрическими взрывателями.
  На пляже Сарафенд обе группы собрались к 18:00. Абу Джихад, приехавший на базу с Азми Талк эль-Зриром, провел последний инструктаж перед выходом в море. Командиры групп получили списки заключенных, находившихся в израильских тюрьмах. Среди тех, кого ФАТХ требовал выпустить в обмен на жизни заложников, было имя иерусалимского греко-католического архиепископа Иллариона бен-Башара Капуччи 121. Вместе с пропагандистскими листовками на иврите боевикам передали крупную сумму в израильской и иорданской валюте. Это было странно и совершенно непонятно: где террористы могли ею воспользоваться? Миссия не предусматривала «товарно-денежные отношения». Просто таким способом, не скрывая суицидальный характер миссии, Абу Джихад всё время поддерживал в участниках слабую надежду на благоприятный исход. По той же причине им была передана японская рация Toshiba, хотя никто толком не умел ею пользоваться, не был оговорен канал и время связи со штаб-квартирой ФАТХ. Также не было понятно, каким образом две группы боевиков, находясь в разных захваченных зданиях, собирались согласовывать свои действия, выдвигая израильским властям требования об освобождении заключенных.
  Наконец, в 19:00 группа из восьми террористов в сопровождении инструктора Хаммада Ахмада Дарвиша эль-Гонфера покинула пляж Сарафенд и отплыла на лодках к кораблю, дрейфовавшему в полумиле от берега. Вместе с ними на борт «Фахри эд-Дин» поднялся египетский штурман, который должен был вывести судно в обозначенную точку западнее Тель-Авива.
  Курс на Лимасол корабль взял в 20:00. Все молчали, каждый был погружен в свои мысли. Более 10 часов судно шло на северо-запад в направлении Кипра, затем резко развернулось на юго-юго-восток в сторону Египта. Чтобы не привлекать внимания акустиков подводных лодок ВМС Израиля, «Фахри эд-Дин» выключил двигатели и поднял паруса.
  В «тихом режиме» в среду 5 марта 1975 года в 11:00 судно с террористами на борту приблизилось к территориальным водам Израиля. В 12:00 неожиданно обнаружилось, что двигатель одной из надувных моторных лодок не работает. Все усилия «реанимировать» его не принесли никакого результата. Тем не менее никто из боевиков не воспользовался ситуацией и не пожелал остаться на судне, сославшись на то, что для всех не хватит места. Все восемь психологически были готовы умереть. Надувную лодку с неисправным двигателем пришлось разрезать на несколько частей и выбросить за борт, чтобы на обратном пути она не вызвала подозрений у израильских морских патрулей, которые наверняка начнут досматривать все суда, идущие из района высадки десанта. Таким образом, план операции пришлось корректировать на месте. Согласовать по рации со штаб-квартирой ФАТХ было невозможно, израильтяне наверняка перехватили бы их разговор в эфире. Эль-Гонфер самостоятельно решил, что все восемь человек единой группой отправятся к израильскому побережью на оставшейся лодке, действуя после высадки согласно обстоятельствам. Значительную часть снаряжения — медикаменты, провиант и рацию — пришлось оставить на борту, забрав с собой только самое необходимое.
  В 17:00 парусно-моторное судно «Фахри эд-Дин» вышло к точке в 60 милях западнее набережной Тель-Авива. В 19:00 террористы спустились в лодку и на скорости 16 узлов 122 понеслись на восток в сторону израильского побережья, ориентируясь исключительно по компасу.
  Около 23:15 они достигли израильского побережья. В районе высадки находилось более десятка фешенебельных отелей, в которых проживали сотни иностранных туристов, но набережная в этот час из-за холодной и ветреной погоды была практически пуста. Вытащив лодку на песок, террористы быстро пересекли 150 метров пляжа и выбежали на набережную Герберт Самюэль, вдоль которой проходила оживленная автомобильная дорога.
  Уже с первых минут у террористов всё пошло наперекосяк. У них сразу не наладилось с наземной навигацией, поскольку они полагались на Мохаммеда Машала, который был в Тель- Авиве три года назад и не мог сориентироваться на месте в темное время суток. У боевиков были с собой туристические карты на английском языке, которые их еще больше дезориентировали. Никто не смог прочитать названия на иврите, написанные латиницей. В отличие от хорошо обученных десантников, федаины ФАТХ не знали как ориентироваться по уличным знакам и табличкам на чужом языке. Таким образом, высадившись на берег, они не смогли найти цель на набережной, растянувшейся вдоль моря на несколько километров.
  Вторая ошибка состояла в том, что, выбежав на набережную Герберта Самюэля, террористы начали беспорядочно расстреливать проезжавшие машины, чем сразу обнаружили свое присутствие. Через считаные минуты на месте стрельбы оказался полицейский, вступивший с ними в перестрелку из табельного пистолета и сообщивший патрульным машинам о появлении вооруженных людей. Боевики прекрасно понимали, что в любой момент они будут оцеплены армией и полицией, и попытались захватить первое встретившееся у них на пути здание с заложниками — кинотеатр «Синема-1». Он находился на пересечении набережной Герберта Самюэля и небольшой сквозной улицы Йона ха-Банай, выходившей на проспект ха-Яркон. Дверь в кинотеатр оказалась закрытой, и даже после того, как террористы разрядили в нее несколько автоматных магазинов, пробиться внутрь у них не получилось. Со всех сторон стали доноситься полицейские сирены. На улицу Йона ха-Банай выехала полицейская машина, и террористы, дав несколько очередей и метнув в ее сторону осколочную гранату, вернулись на набережную и побежали на юг, в сторону другой сквозной улицы.
  Забежав за угол, на улице Геула они увидели трехэтажный отель «Савой». Не встретив никакого сопротивления, террористы ворвались внутрь. Первой же автоматной очередью они расстреляли пожилого портье и двух иностранных туристов, на свое несчастье оказавшихся в холле. Следуя приказу Абу Джихада «не проявлять сострадание и стрелять по всему, что движется», они в первые же минуты сократили число заложников на трех человек. Таким образом, из-за плохой навигации и глупой неразборчивой стрельбы они упустили свои цели и захватили только одно здание. Поняв, что в их руках слишком мало заложников, террористы попытались выйти из отеля, чтобы захватить еще одно здание, но оказались заблокированными огнем солдата срочной службы, случайно оказавшегося рядом с местом высадки федаинов.
  Моше Дойтшман, 21-летний рядовой бригады «Голани», ветеран войны Судного дня (1973), пребывал в краткосрочном отпуске и находился в доме своих родителей, рядом с набережной Герберта Самюэля. Услышав выстрелы и увидев из окна разбегающихся в панике людей, он взял личное оружие и выбежал на улицу. Идя на выстрелы, он первым оказался у входа в отель «Савой» и вступил с террористами в перестрелку. В скоротечном неравном бою он был смертельно ранен и позже скончался в больнице.
  Своевременное вмешательство рядового Дойтшмана остановило банду палестинских боевиков, которые были вынуждены вернуться и забаррикадироваться в отеле. Двое террористов остались прикрывать вход, остальные стали выбивать двери комнат, разыскивая иностранных туристов, остановившихся в отеле. Обыск скромного трехэтажного отеля не занял у них и десяти минут. Число заложников, постояльцев отеля и обслуживающего персонала, составило 12 человек. Это были граждане Израиля, Западной Германии, Франции, Швейцарии и Эфиопии. Всех заложников собрали в юго-западной комнате на последнем, третьем этаже. Пятерых заложников террористы сразу привязали к взрывным устройствам. Затем боевики заняли круговую оборону: двое залегли у главного входа, двое на крыше, двое остались охранять заложников и двое расположились на втором этаже.
  Около полуночи весь район был оцеплен силами армии, полиции и пограничных войск. В надувной лодке, брошенной бандитами на пляже, израильскими саперами была обезврежена мина-ловушка. Мощные прожектора освещали отель со всех сторон, ослепив и дезориентировав террористов, захвативших заложников. Все близлежащие улицы были перекрыты бронетехникой, пожарными расчетами и машинами «скорой помощи». Полицейские вертолеты с прожекторами были подняты в воздух, а тель-авивский пляж превращен в полевой аэродром для транспортной авиации. Патрульные катера ВМС Израиля, насколько это было возможно, подошли вплотную к набережной Тель- Авива. Со стороны человеку, не владевшему информацией, могло показаться, что в Тель-Авиве высадились не восемь боевиков ФАТХ, а целая армия ООП.
  Общее руководство операцией по освобождению заложников было возложено на командующего Центральным военным округом генерала Йону Эфрата. Тактическая сторона операции была передана в ведение офицерского состава «Сайерет Маткаль». Около 01:00 весь личный состав подразделения спецназа Генерального штаба уже находился возле отеля, готовый по первому же приказу начать штурм здания. Недавние трагические события в Маалоте свидетельствовали, что затягивание времени только ухудшает ситуацию и сводит к минимуму успех спасательной операции. Но в данном случае переговоры были необходимы, чтобы выиграть время и дать возможность «Сайерет Маткаль» выйти на исходные позиции к точкам проникновения в отель.
  Основная проблема, возникшая при планировании операции по освобождению заложников, заключалась в катастрофических пробелах в оперативной информации о террористах и заложниках. Можно было только предполагать, что происходило внутри отеля. Из тель-авивской мэрии сразу доставили подробный план здания. Но о самих террористах и заложниках не было ничего известно. Сколько боевиков удерживали отель, где их огневые точки, как и чем они были вооружены? Были ли взрывные устройства, что они из себя представляли и где их заложили? Сколько всего заложников оказалось в руках террористов и где их держали? Но даже без ответов было предельно ясно, как поведут себя террористы во время штурма здания, — они начнут убивать. Ни у кого не оставалась сомнений, что на штурм здания придется идти в любом случае, даже если операция по освобождению заложников будет обречена на провал.
  Командир 35-й бригады ВДВ полковник Узи Яири, командовавший «Сайерет Маткаль» с 1967 по 1969 год (он лично руководил высадкой «Сайерет Маткаль» в Бейрутском международном аэропорту в декабре 1968 года), во время нападения террористов находился у себя дома в кругу семьи и уже готовился отойти ко сну. Узнав из экстренного радиосообщения, что группа палестинских террористов высадилась на тель-авивской набережной и захватила заложников в отеле «Савой», он немедленно выехал к месту трагедии. Разыскав командира «Сайерет Маткаль», своего бывшего подчиненного подполковника Гиора Зореа, Узи Яири попросил включить себя в состав штурмовой группы в качестве рядового бойца.
  Опросив свидетелей, в штабе антитеррористической операции пришли к выводу, что отель удерживают не более 10 боевиков, вооруженных автоматами Калашникова. Из опыта израильтяне знали, что здание отеля уже заминировано. Учитывая, что десяток террористов не могли контролировать всё здание отеля, полковник Узи Яири предложил дерзкий план: несколько бойцов «Сайерет Маткаль» проникнут в гостиницу, чтобы собрать недостающую информацию. В принципе подобный сценарий имел под собой вполне реальную основу, на учениях спецназ неоднократно отрабатывал такой тактический ход. Несмотря на это, генерал Йона Эфрат отверг эту идею, не желая подвергать риску разведчиков и заложников. Однако полностью от предложенного плана он не отказался. Было решено запустить разведчиков лишь перед самым штурмом здания.
  После того как террористы убедились, что отель «Савой» оцеплен силами безопасности Израиля, они стали выбрасывать в окна пропагандистские листовки на иврите, которые оправдывали терроризм как единственное эффективное средство освобождения Палестины из рук сионистов. Через одну из заложниц — израильтянку Кохаву Леви, свободно владевшую арабским языком, боевики начали торг с представителем переговорной группы Руби Пеледом — бойцом «Сайерет Маткаль», также знавшим арабский язык. Стоя у окна на третьем этаже под дулом автомата, она переводила требования ФАТХ. Террористы угрожали взорвать отель с заложниками, если в течение четырех часов израильские власти не освободят 20 палестинских заключенных, в том числе бывшего архиепископа Иллариона бен-Башара Капуччи. Террористы также требовали обеспечить им беспрепятственный вылет в Дамаск. Гарантом сделки должны были выступить иностранные послы и представители Красного Креста. Желая выиграть время и успокоить террористов, израильские власти дали понять, что в принципе они рассматривают вопрос о частичном удовлетворении требований ФАТХ.
  Абу Джихад смог обмануть израильских пограничников и высадить террористическую группу в самом густонаселенном городе Израиля. Но в одном он совершил грубый просчет — его федаины не очень-то горели желанием умереть. При первой же просьбе израильских властей они согласились продлить срок ультиматума с 4 до 10 часов. Оказавшись в ослепляющем свете прожекторов в маленьком отеле, насквозь простреливаемом засевшими снайперами, окруженные со всех сторон израильскими солдатами, готовыми в любую минуту пойти на штурм, за сотни километров от своих, террористы стали проявлять признаки паники и начали выторговывать себе жизни. Это ясно прослеживалось в характере переговоров.
  Один из соседей, ставший свидетелем тех событий, записал на магнитофон разговор Руби Пеледа с Кохавой Леви, через которую террористы вели переговоры.
  Кохава Леви (далее К. Л.): …Они говорят…
  Руби Пелед (далее Р. П.): …Да…
  К. Л.: …Что они хотят жить с нами в мире…
  Р. П.: …Да…
  К. Л.: …И пусть им дадут возможность выбраться отсюда, и всё будет хорошо.
  Р. П.: Передай им, что в этом и заключаются наши намерения, согласно договоренности, о которой мы с ними говорили…
  К. Л.: Хорошо…
  Р. П.: …И что у нас нет намерения играть с ними в игры.
  К.Л… О’кей.
  Р. П.: Всё нормально? Ты меня слышишь?
  К. Л.: Да.
  Р. П.: Спроси их сейчас. Что с остальными ранеными?
  К. Л.: Всё более или менее нормально…
  Р. П.: Нет, пусть они тебе скажут. Мы хотим быть уверены здесь… Командование хочет знать…
  К. Л.: Хорошо…
  Представитель переговорной группы Руби Пелед прекрасно понимал, что, пока идет их разговор, террористы не станут ничего предпринимать. Он пытался тянуть время, увлекая террориста в разговор о второстепенных вещах.
  К. Л.: Они дают свое согласие на то, что будут слышны сирены мотоциклов…
  Р. П.: Да…
  К. Л.: Чтобы доставить сюда быстро посла…
  Р. П.: Да…
  К. Л.: Когда он сюда прибудет…
  Р. П.: Да…
  К. Л.: У него должен быть переводчик. Я…
  Р. П.: Будет у него переводчик, конечно…
  К. Л.: …И они поднимутся сюда.
  Р. П.: Да.
  К. Л.: С ним ничего страшного не случится.
  Р. П.: Что, чтобы они поднялись к нему?
  К. Л.: Да.
  Р. П.: Минуту, мы попытаемся его убедить, потому что он боится.
  К. Л.: Одну минуту… Я здесь с ними… Я всё переведу… С ним не произойдет ничего страшного. Мы здесь.
  Р. П.: Хорошо…
  К. Л.: Всё хорошо. Они ведут себя очень хорошо, пока…
  Р. П.: Хорошо. На какой этаж?
  К. Л.: Предпоследний…
  Р. П.: Хорошо…
  К. Л.: О’кей. Перед крышей, о’кей?
  Самая обычная женщина, какую можно встретить на любой улице или рынке, в столь экстремальной ситуации проявила не меньше стойкости, чем солдат элитного спецподразделения. Понимая, что террористам уже нечего терять, что никто их не выпустит живыми и штурм неизбежен, Кохава Леви старалась не поддаваться панике и сохранять хладнокровие, пытаясь по возможности успокоить теряющих терпение палестинцев. Более двух с половиной часов длились «переговоры». Любое неловкое движение, любое повышение тона или слишком длинная фраза во время перевода могли стоить ей жизни. Несмотря на это, за время «переговоров» она смогла незаметно для террористов на одних только пальцах предоставить силам безопасности исчерпывающую информацию о боевиках и заложниках.
  Кохаве Леви удалось невозможное — уговорить террористов выпустить из отеля тяжелораненого 60-летнего западногерманского туриста, который умирал в холле с оторванной ступней. В 04:15 она самостоятельно выволокла его на улицу, после чего вернулась в отель, сдержав обещание, данное бандитам.
  Благодаря стойкости Кохавы Леви стало известно, сколько заложников находилось в руках террористов и где их держали, состав группы боевиков и их перемещения внутри отеля. Один из террористов постоянно находился на крыше, контролируя подходы к зданию. Двое охраняли заложников. Остальные без какого-либо определенного порядка постоянно бродили между этажами. Время от времени они настороженно выглядывали из- за занавесок в окнах. По этой причине офицеры «Сайерет Маткаль» решили ворваться в отель сразу с четырех сторон, чтобы уничтожить всех террористов в первые же секунды боя.
  Подполковник Гиора Зора разделил бойцов следующим образом: во главе первой группы шел заместитель командира «Сайерет Маткаль» майор Амирам Левин. Его группа должна была проникнуть в отель «Савой» по приставной лестнице через окно второго этажа и попытаться пробиться к заложникам. Второй группой командовал капитан Нехемия Тамри 123. Ему предстояло ворваться в отель через центральный вход и, миновав холл, «зачистить» первый этаж. Именно к его группе в качестве рядового бойца присоединился командир 35-й бригады ВДВ полковник Узи Яири. Третья штурмовая группа «Сайерет Маткаль» под командованием лейтенанта Омера Бар-Лева 124 должна была проникнуть в здание через служебный вход и подниматься по лестнице от пролета к пролету, блокируя боевиков на этажах, лишив их маневра. Террористов было не так много, чтобы контролировать каждый уголок отеля. Именно на этом основывался план операции. На последнюю, четвертую штурмовую группу, которой командовал лейтенант Алон Шими, возлагалась наиболее сложная задача. Попытаться проникнуть в отель через чердак, перепрыгнув на крышу с соседних домов, предварительно ликвидировав террориста, контролирующего подходы к зданию.
  Штурм был назначен на 04:45 — в самые тяжелые часы, когда боевики будут физически и морально измотаны.
  Пока Руби Пелед отвлекал палестинцев бесконечными «переговорами», в отель должны были проникнуть несколько бойцов спецназа, чтобы оценить ситуацию и по возможности снять установленные растяжки. Однако перед самым штурмом, буквально в последние минуты, когда все штурмовые группы уже находились на исходных позициях, командир «Сайерет Маткаль» решил отказаться от этого тактического хода. В случае провала разведывательной миссии был бы утерян фактор неожиданности. Сигналом к началу операции должен был послужить снайперский залп, после которого все группы без предварительной разведки врывались в отель.
  Примерно в 05:10 подполковник Гиора Зореа связался по рации со всеми четырьмя штурмовыми группами, дав трехминутную готовность.
  Получив разрешение, снайперы одним залпом ликвидировали террориста на крыше. После этого бойцы группы лейтенанта Алона Шими перепрыгнули на крышу отеля и через чердачный люк ворвались внутрь.
  Вся округа тут же взорвалась выстрелами и озарилась трассирующими очередями. Капитан Нехемия Тамри со своей группой ворвался в холл, ликвидировав еще одного террориста, контролировавшего центральный вход. Затем бойцы его группы, разделившись на тройки, стали «зачищать» комнаты на первом этаже и подниматься на второй этаж. Следом за ними в отель вбежал полковник Узи Яири. Проскочив холл, он прижался к дальней стене, прикрывая лестничный пролет. И в этот момент раздалась длинная автоматная очередь. Это группа капитана Тамри в темноте не заметила одного из боевиков. Он дал возможность бойцам «Сайерет Маткаль» углубиться в отель, затем расстрелял в спину полковника Узи Яири и еще одного бойца спецназа, 20-летнего сержанта Итамара Бен-Давида.
  В этот же момент наверху раздался оглушительный взрыв, практически полностью разрушивший левую часть гостиницы. Один из боевиков привел в действие взрывное устройство. Часть заложников сразу погибла, и верхний этаж обвалился на группу Нехемии Тамри, которая была основной ударной группой, атаковавшей с фронта. На какое-то мгновение показалось, что спасательная миссия провалилась. Несмотря на это, все четыре группы спецназа продолжали действовать по плану, прочесывая этажи в поисках заложников и террористов. Менее двух минут понадобилось спецназу, чтобы взять под контроль весь отель. Шестеро террористов были убиты в перестрелке, один сражен снайперским огнем и еще одного террориста обнаружили спустя два часа, на рассвете, среди развалин, где он пытался спрятаться.
  Этот единственный выживший террорист, 23-летний Муса Джума эль-Таллка, был приговорен военным судом к смертной казни, которая была заменена пожизненным заключением.
  Сразу после высадки диверсионной группы полиция Тель- Авива сообщила об инциденте дежурному офицеру береговой охраны ВМС Израиля. В поисках морского судна, доставившего надувную лодку с террористами, в небо был поднят самолет-разведчик, обнаруживший небольшое парусное судно в территориальных водах Израиля. Оно направлялось из района предполагаемого спуска террористов в сторону Ливана. На перехват тут же вышли ракетоносец и торпедный катер, находившиеся в это время на учениях возле Ашдода. Парусно-моторное судно «Фахри эд-Дин» перехватили в 70 милях западнее Хедеры. Среди членов экипажа был задержан и один из руководителей теракта, Хаммад Ахмад Дарвиш эль-Гонфер. Военным судом он был приговорен к пожизненному заключению. Остальные члены экипажа были приговорены к десяти, восьми и пяти годам тюремного заключения. Двое египетских моряков, находившиеся на «Фахри эд-Дин», были признаны невиновными.
  В результате теракта погибли восемь гражданских лиц. Трое заложников погибли в первые минуты захвата отеля и пятеро во время штурма при взрыве. Погибшие были гражданами Израиля, Швейцарии, Западной Германии, Эфиопии и Франции. Кохаве Леви чудом удалось спастись. В доли секунды, сразу после начала штурма, она успела упасть на пол и забиться под кровать. Погибли также трое военнослужащих Армии обороны Израиля: рядовой бригады «Голани» Моше Дойтшман, преградивший террористам выход из отеля; бывший командир «Сайерет Маткаль», командир 35-й бригады ВДВ полковник Узи Яири и сержант «Сайерет Маткаль» Итамар Бен-Давид.
  Кроме пропагандистского успеха, Абу Джихад не достиг ни одной из поставленных целей. Визит госсекретаря США профессора Генри Киссинджера состоялся, несмотря на высадку террористов, и через четыре года между Израилем и Египтом был подписан мирный договор. Единственное, что, конечно, оставалось тайной для Абу Джихада, теракт в Тель-Авиве нанес ощутимый удар по военной промышленности Израиля. Среди погибших заложников был западногерманский инженер Йохан Гессен, принимавший активное участие в разработке новейшего израильского танка «Меркава». Его смерть серьезно затормозила проект.
  В общем, результаты антитеррористической операции в тель-авивской гостинице «Савой» можно расценивать по-разному. Во время штурма погибли восемь заложников и трое военнослужащих. Это был тяжелый удар, однако ни у кого по сей день не возникает мысли, что операция завершилась провалом. Штурм отеля был необходим. Однажды пойдя на уступки террористам, израильтяне рисковали породить десятки, если не сотни подобных инцидентов.
  Глава двадцатая
  1976 год. Операция «Шаровая молния» («Операция Энтеббе»)
  …Мы израильтяне, пришли забрать вас домой!
  Один из бойцов первой штурмовой группы «Сайерет Маткаль»
  
  Воскресным утром 27 июня 1976 года в афинском международном аэропорту «Эллиникон» произвел посадку пассажирский авиалайнер сингапурской авиакомпании Singapore Airlines, следовавший рейсом № 763 из Бахрейна. Вместе с остальными пассажирами по трапу самолета спустилась молодая пара, предъявившая при регистрации фальшивые латиноамериканские паспорта на имя мистера Гарсиа и миссис Ортега. Под именем мистера Гарсиа скрывался разыскиваемый спецслужбами нескольких европейских стран 27-летний международный террорист Вильфрид Безе, основатель и руководитель западногерманской левоанархистской террористической организации RZ («Революционные ячейки»). Его спутницей была не менее известная 29-летняя западногерманская террористка Бригитт Кульманн, в прошлом член террористической организаций «Движение 2 июня» и одна из основательниц RZ. Тем же рейсом из Бахрейна в Афины прилетели двое арабов, предъявившие на пограничном контроле фальшивые кувейтские паспорта на имена Фахима аль-Сатти и Хосни Абу Вайки — разыскиваемые по всему миру гражданин Ирака Файез Абд эль-Рахим Джабер и палестинец Джайель Наджи эль-Арджан. Оба входили в состав отколовшегося от НФОП боевого крыла НФОП — Внешние операции, подчиненного лично Вадиа Хаддаду, специализировавшегося главным образом на угонах и взрывах пассажирских самолетов.
  Краткая справка
  «Революционные ячейки» — RZ (нем. die Revolutionaren Zellen), западногерманская террористическая организация, объединявшая леворадикальные группировки, практиковавшие «городскую партизанскую войну» на территории Западной Германии. Период наибольшей активности приходится на 1970–1980-е годы. Выросла из леворадикальных и анархистских движений Западной Германии, придерживавшихся антиавторитарных, социал-революционных и близких к анархизму идеалам. После разгрома террористической организации «Движение 2 июня» вобрала в себя бóльшую часть его членов. Основной целью RZ видела поддержку антиимпериалистической борьбы народа и создание нелегального аппарата, делающего возможным создание новых форм такой борьбы. Помимо вооруженных акций на территории Западной Германии, RZ активно выступала как международная террористическая организация. По состоянию на 1985 год численность организации составляла около 50 человек.
  «Народный фронт освобождения Палестины — Внешние операции» — одно из названий, которыми пользовался доктор Вадиа Хаддад при совершении международных террористических актов, не санкционированных руководством НФОП.
  Обе пары старались не привлекать внимания и вести себя как можно естественнее. Мистер Гарсиа препроводил свою молодую спутницу к барной стойке транзитного зала, заказал два черных кофе и рюмку коньяку и стал ожидать посадки на самолет. Арабы проследовали в противоположный конец зала, делая вид, что не знакомы с мнимыми латиноамериканцами (несмотря на то, что четыре авиабилета на рейс № 139 французской авиакомпании Air France, следовавший маршрутом Тель-Авив — Париж, были куплены в одном и том же агентстве в один и тот же день).
  Примерно в 10:00 началась регистрация пассажиров на рейс. В середине 1970-х годов безопасности международных авиалиний не уделялось должного внимания, к тому же в тот день проходила всеобщая забастовка служащих аэропорта, и четверке террористов удалось беспрепятственно пронести на борт самолета огнестрельное оружие, гранаты и пластиковую взрывчатку.
  Оказавшись на борту пассажирского самолета Airbus A300B4–203, террористы разделились. Арабы проследовали в салон для туристов, в заднюю часть самолета, а «латиноамериканская» пара устроилась в первом ряду бизнес-класса. Наконец самолет поднялся в воздух.
  Краткая справка
  В момент вылета из Афинского международного аэропорта «Эллиникон» на борту авиалайнера Airbus A300B4–203 французской авиакомпании Air France находились 248 пассажиров из 11 стран и 12 членов экипажа: четыре пассажира из Бельгии, два пассажира из Дании, 54 пассажира и 12 членов экипажа из Франции, 25 пассажиров из Греции, девять пассажиров из Италии, пять пассажиров из Испании, 30 пассажиров из Великобритании, 32 пассажира из США, по одному пассажиру из Западной Германии, Японии и Южной Кореи и 84 пассажира из Израиля.
  Спустя несколько минут после взлета, примерно в 12:10, «мистер Гарсиа» и «миссис Ортега» неожиданно вытащили из пластиковых пакетов «Дьюти-фри» оружие и ворвались в кабину пилотов. Одновременно в другой части салона «кувейтцы» выхватили пистолеты и направили их на перепуганных пассажиров. Террористы действовали настолько быстро и слаженно, что им не было оказано никакого сопротивления. Внутри самолета царила полная растерянность. Никто из пассажиров ничего не мог понять, пока через пару минут по внутреннему громкоговорителю не прозвучали пугающие слова Бригитт Кульманн. Напряженный женский голос с ярко выраженным немецким акцентом объявил по-английски, что самолет захвачен так называемыми Группой Че Гевары и Батальоном Газы. Угрожая расправой, западногерманская террористка приказала всем пассажирам оставаться на своих местах и, вытащив паспорта, поднять руки над головой.
  Глядя на террористов, державших осколочные гранаты со снятыми предохранителями, никому и в голову не могло прийти попытаться возражать. Судя по безумным взглядам угонщиков, не было ни малейшего сомнения, что они готовы взорвать самолет прямо в воздухе. Любой человек, оказавшись во власти террористов, даже находясь в обычной квартире, пребывает на грани потери чувств от ощущения собственной беззащитности и полной зависимости от преступников. При других обстоятельствах у заложников при любом, даже самом неблагоприятном развитии ситуации практически всегда остается надежда на спасение. В данном случае даже малейшая оплошность террористов, не говоря уже о намеренном взрыве, могла обернуться страшной катастрофой и не менее жуткой смертью.
  Вильфрид Безе объявил экипажу, что самолет переходит под его командование, приказав изменить первоначальный курс и лететь в ливийский аэропорт Бенгази. Удостоверившись, что ситуация находилась под их полным контролем, террористы, не выпуская пистолеты из рук, принялись обыскивать пассажиров. Всем заложникам было приказано немедленно сдать оружие, если таковое имелось. Не желая раздражать угонщиков, пассажиры отдали даже пластиковые столовые приборы, находившиеся в кармашках их кресел. Более трех часов продолжалась унизительная процедура обыска, когда один из арабов выводил по одному заложнику в носовую часть самолета и, невзирая на пол и возраст, бесцеремонно и грубо осматривал. Особый «интерес» арабский террорист проявлял к шейным цепочкам с «маген-Давидом» 125. Затем всех женщин и детей террористы согнали в переднюю часть самолета, а мужчин — в хвостовую часть, тем самым еще более деморализовав заложников.
  Примерно в три часа после полудня угнанный самолет коснулся взлетно-посадочной полосы ливийского аэропорта Бенгази. В Ливии к угонщикам присоединились еще трое палестинских террористов. После того как двигатели авиалайнера остановились, в салоне вновь ожил громкоговоритель. На этот раз мужской голос на безупречном английском сообщил, где они совершили посадку, и потребовал от пассажиров оставаться на своих местах, поскольку все выходы заминированы.
  Дальнейшее пребывание внутри салона, в котором были отключены все кондиционеры, превращалось в долгую изнурительную пытку. Лишь одной пожилой женщине, упавшей в обморок от духоты, было позволено ненадолго выйти наружу и подышать свежим воздухом. Наконец-то сжалившись над измученными заложниками, террористы распахнули входные двери, однако это не принесло желаемого облегчения. В салон ворвался раскаленный воздух Ливийской пустыни.
  Примерно в 18:20 угонщики неожиданно приказали всем пассажирам сдать паспорта и другие документы, удостоверяющие личность, включая водительские права и даже кредитные карточки. Для израильских заложников это могло означать лишь одно — началась сортировка на «евреев» и «неевреев». Однако если во времена гитлеровской Германии неоткуда было ждать помощи, то теперь евреи знали, что у них есть свое государство. Никто ни на секунду не сомневался, что соотечественники приложат максимум усилий, чтобы спасти их от неминуемой смерти.
  Первое сообщение об угоне самолета поступило в Израиль примерно в 13:00. Министр транспорта Гад Яакоби, находившийся в это время на воскресном заседании правительства, получил записку о том, что Airbus A300B4–203 авиакомпании Air France, совершавший рейс из Тель-Авива в Париж, после дозаправки в афинском международном аэропорту «Эллиникон» неожиданно исчез из радиоэфира. Как сообщали греческие диспетчеры, связь с ним резко прервалась в 12:10. Особую тревогу вызывал тот факт, что на борту пропавшего самолета было много израильтян.
  По распоряжению главы правительства Ицхака Рабина воскресное заседание кабинета было немедленно прервано. В канцелярию премьер-министра срочно вызвали руководителей службы безопасности EL AL, а также директора «Моссада» и начальника Управления военной разведки АМАН. Глава правительства, прежде чем принять решение, распорядился выяснить точное количество израильтян, находившихся среди пассажиров пропавшего самолета. Спустя четверть часа пришла первая неутешительная информация. На борту французского авиалайнера после вылета из греческого аэропорта находилось более 80 израильтян. Все понимали, что это число приблизительное, поскольку многие израильтяне могли иметь двойное гражданство и зарегистрироваться по другому загранпаспорту. К тому же среди пассажиров могли находиться и евреи других стран, жизни которых также находились под угрозой и соответственно за которых Государство Израиль несло моральную ответственность.
  Примерно в 15:20, после того как угнанный самолет совершил посадку на территории Ливии, ситуация стала понемногу проясняться. Как и следовало ожидать, поступавшая информация не внушала оптимизма. К тому часу не было известно, какая именно террористическая группировка организовала захват пассажирского авиалайнера, количество угонщиков, их требования и дальнейшие планы. В распоряжении кабинета министров не было прямых доказательств, что угон самолета совершила одна из палестинских террористических организаций, но ни у кого из присутствовавших на заседании не возникло иллюзий на этот счет. Ситуация вокруг угнанного самолета была более чем критической. Никогда еще с начала арабо-израильского противостояния в заложниках у палестинских террористов не оказывалось так много граждан Израиля.
  Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин распорядился привести в боевую готовность весь личный состав диверсионно-разведывательного спецподразделения Генерального штаба Армии обороны Израиля «Сайерет Маткаль», а также созвать особый комитет из пяти членов кабинета, в который вошли министр обороны Шимон Перес, министр юстиции Хаим Цадок, министр «без портфеля» Исраэль Галили, министр иностранных дел Игаль Алон и министр транспорта Гад Яакоби.
  В течение получаса в Генеральном штабе Армии обороны Израиля собрались высшие офицеры армии и спецслужб во главе с бывшим командиром «Сайерет Маткаль» полковником Эхудом Бараком, на тот момент занимавшим должность помощника по планированию специальных операций начальника Управления военной разведки АМАН. Именно ему было приказано взять под личный контроль ситуацию с угнанным самолетом. Кабинет министров поручил собравшимся офицерам проанализировать сложившуюся ситуацию и предложить конкретные варианты дальнейших действий. Как и следовало ожидать, военные в первую очередь предложили провести высадку в аэропорту Бенгази и силой отбить заложников. Однако при более детальном рассмотрении этого варианта возникла масса вопросов. Как выяснилось, в распоряжении Генерального штаба, кроме обычных, общедоступных карт и старых аэрофотоснимков аэропорта Бенгази, не оказалось никакой серьезной оперативно-разведывательной информации, позволяющей подготовить спасательную операцию. Пока «Моссад» и АМАН решали, какими путями восполнить этот пробел, в Генеральный штаб поступило новое сообщение о том, что угнанный самолет вместе с террористами и заложниками в 21:30 покинул пределы Ливии и вылетел в направлении Центральной Африки. Высадка в Бенгази потеряла актуальность.
  К сожалению, с наступлением ночи подтвердились самые мрачные опасения аналитиков израильских спецслужб. Первая достоверная информация поступила из Лондона. 30-летней англичанке Патрисии Хайман, находившейся в числе пассажиров захваченного аэробуса, удалось путем обмана уговорить террористов отпустить ее в ливийском аэропорту. Она была на восьмом месяце беременности. Симулировав симптомы осложнения из-за невыносимых условий, в которых содержались заложники, и начало преждевременных родов, Патрисия Хайман вынудила террористов выпустить ее из самолета. Среди заложников находился французский врач, который подтвердил, что женщина находилась в критическом состоянии и в любой момент у нее могли начаться сложные роды. Угонщики не захотели обременять себя лишними заботами. По большому счету в планы входил только захват израильтян, граждане других стран их не интересовали. Одного не знали террористы: Патрисия Хайман была английской еврейкой и имела двойное израильско-британское гражданство. Более того, она родилась и выросла в городе Петах-Тиква, входящим в район так называемого Большого Тель-Авива и работала медсестрой в больнице «Ихилов». В Лондон она летела на похороны матери. В свою очередь, ливийский диктатор полковник Муаммар аль-Каддафи, не желая брать на себя ответственность, поспешил выпроводить проблемную заложницу первым же самолетом, летящим в Великобританию.
  От нее же поступила первая информация о дальнейших планах террористов. В лондонском аэропорту «Хитроу» она сообщила сотрудникам британского Скотленд-Ярда, что сразу после взлета авиалайнера из Афин немецкая пара и как минимум двое арабов захватили самолет. Патрисии Хайман удалось подслушать разговор между немцем и арабом, из которого она заключила, что в дальнейшие планы террористов входил перелет в район Центральной Африки. Тщательно проанализировав показания свидетельницы, а также информацию, поступавшую из других источников, специалисты из Скотленд-Ярда пришли к окончательному заключению: угонщиками самолета являлись палестинские террористы из НФОП, а также члены одной из западногерманских лево-анархистских террористических организаций.
  Поздней ночью 28 июня 1976 года угнанный самолет вместе с семью террористами и 260 заложниками приземлился в аэропорту в 35 километрах от угандийской Кампалы рядом с городом Энтеббе. По иронии судьбы, этот аэропорт спроектировали и возвели недалеко от береговой черты озера Виктория в самом центре африканского континента именно израильские строительные подрядчики. Всех заложников тут же вывели из самолета на взлетно-посадочную полосу и под конвоем вооруженных террористов погнали к старому, давно неиспользуемому пассажирскому терминалу.
  Выбор доктора Вадиа Хаддада, лично разрабатывавшего все детали предстоящего угона самолета, не случайно пал на Уганду, центрально-африканскую страну, в которой уже пять с половиной лет правил Иди Амин Дада Уме. Не без помощи израильских военных советников в январе 1971 года он совершил государственный переворот в Уганде, став диктатором. Поначалу с Израилем у него были налажены более чем дружеские отношения. Некоторое время он даже жил вместе со своей семьей в Тель-Авиве и одну из дочерей назвал Шарона из-за того, что она родилась в одноименном тель-авивском отеле. Однако спустя несколько лет Иди Амин неожиданно изменил своим бывшим покровителям и переметнулся в «арабский лагерь». Предлогом послужило то, что израильтяне отказались поддержать Уганду в войне с соседней Танзанией (Иди Амин всё же получил помощь со стороны Ливии). На международное давление рассчитывать не приходилось.
  Его Превосходительство Пожизненный Президент, фельдмаршал Аль-Хаджи, доктор Иди Амин, VC, DSO, MC, Повелитель всех зверей на земле и рыб в море, Завоеватель Британской империи в Африке в общем и Уганды в частности — так себя любил величать бывший помощник повара британской армии Иди Амин Дада Уме. Он был неуправляем и непредсказуем. Фактически заложники оказались во власти безжалостного маньяка, людоеда, насильника и садиста, бросавшего своих политических оппонентов на съедение крокодилам. Он открыто признавался в том, что ему неоднократно приходилось есть человеческое мясо: «Я ел человеческое мясо. Оно очень соленое, даже более соленое, чем мясо леопарда…» Этот тщеславный психопат, страдавший острой формой паранойи, представлял для израильтян гораздо большую опасность, чем палестинские террористы. Но до поры до времени его роль в угоне самолета была не совсем понятна. В «Моссаде» еще допускали мысль, что разрешение на посадку было дано из гуманитарных побуждений.
  Прошло более 24 часов со времени угона самолета. 28 июня выдался самым напряженным днем. Кроме сведений, полученных от Патрисии Хайман, в распоряжении полковника Эхуда Барака и его группы не было никаких новых данных о развитии ситуации. Угнанный самолет погрузился в настоящий информационный вакуум. Кроме того, что все заложники находятся в Уганде, предположительно в аэропорту «Энтеббе», ничего не было известно. Молчали и террористы. К исходу вторых суток они так и не выдвинули никаких требований. Казалось, угонщики затеяли с израильтянами психологическую войну на истощение, желая измотать кабинет Рабина еще до того, как начнется «торг». Тем временем премьер-министр Израиля Ицхак Рабин решил взять инициативу в свои руки. Вызвав к себе в канцелярию начальника Управления военной разведки АМАН и директора «Моссада», премьер-министр отдал распоряжение начать собирать информацию об аэропорте «Энтеббе» на случай возможной высадки израильских десантников на территории Уганды.
  Спустя полчаса после того, как руководители израильской разведки покинули канцелярию премьера, подполковник Эхуд Барак вызвал в свой кабинет майора Амирама Левина, майора Муки Бецера и подполковника Гади Зоара, входивших в группу оперативного планирования Генерального штаба Армии обороны Израиля. В ближайшие часы премьер-министр хотел получить ответ на основные вопросы:
  1) сможет ли израильский спецназ провести в угандийском аэропорту «Энтеббе» спасательную операцию по освобождению заложников;
  2) какова роль диктатора Иди Амина в захвате самолета и оказывают ли угандийские солдаты помощь террористам в охране заложников.
  Неоценимым оказался личный опыт майора Муки Бецера. После окончания службы в «Сайерет Маткаль» он четыре месяца провел в Уганде в качестве военного инструктора. Муки Бецер полагал, что в Уганде объективно можно сделать намного больше, чем это казалось. Уровень подготовки и боевая мощь угандийских вооруженных сил, по его мнению, не могли создать сколько-нибудь серьезную проблему для израильских десантников. По его словам, в «Энтеббе» при удачном стечении обстоятельств «можно было бы развернуться».
  Однако всё выглядело далеко не столь обнадеживающим. Агентура «Моссада» сообщала, что аэропорт «Энтеббе» охраняется батальоном местной службы безопасности, на подступах к нему размещены отборные части Угандийской гвардии общей численностью 21 тысяча хорошо вооруженных и неплохо обученных солдат. В свою очередь, Управление военной разведки АМАН докладывало, что в распоряжении Амина в этом районе имеется 267 единиц бронетехники, а также боевые самолеты советского производства МиГ-17 и МиГ-21, базирующиеся непосредственно в аэропорту. Но и эта информация носила отрывочный характер, недостаточный для того, чтобы представить общую картину. К примеру, практически ничего не было известно об угандийских ПВО, а также о месте их дислокации. Судя по массовым поставкам оружия, можно было решить, что в распоряжении Иди Амина находится значительное количество ракет класса «земля — воздух», а также дальнобойной гаубичной артиллерии и минометов. При ином раскладе, не прикрывайся Иди Амин заложниками, израильтяне превратили бы угандийскую армию в труху. Но теперь для Израиля всё складывалось на редкость скверно. Считаные дни, отведенные на подготовку десанта, а также немыслимо огромное расстояние 3800 километров от собственных границ сводили шансы израильских десантников вернуться домой живыми практически к нулю. В этих обстоятельствах силовая операция выглядела безумием.
  Краткая географическая справка
  Уганда — государство в экваториальной Восточной Африке. Площадь страны составляет около 237 тыс. кв. км. На севере граничит с Суданом, на западе — с Заиром, на востоке — с Кенией, на юге — с Руандой и Танзанией. Территория страны имеет довольно разнообразный рельеф — от горных плато до засушливых низменностей, от обширных экваториальных лесов до болот. На юго-западе страны расположена горная цепь Рувензори, где находится высочайшая точка страны гора Маргарита (5109 м). Бóльшая часть южного региона покрыта лесами, на севере преобладает саванна. На юго-востоке страны в обширной неглубокой впадине лежит крупнейшее в Африке озеро Виктория, северный и северо-западный берега которого находятся в Уганде.
  На третий день, во вторник 29 июня 1976 года, поступила тревожная информация. Террористы стали проводить селекцию среди заложников. Граждане Израиля были изолированы от остальных пассажиров, которым в тот же день было позволено вылететь во Францию. Можно себе представить, что испытали израильские заложники, многие из которых уже испытали на себе нацистскую селекцию. Один из израильских заложников, переживший Холокост, показал главарю угонщиков Вильфриду Безе регистрационный лагерный номер, вытатуированный на своей руке. Безе ответил ему: «Я не нацист!.. Я идеалист!.. Я совершаю террористические акты в Западной Германии, потому что в правящей коалиции есть нацисты и реакционеры…» Он также заявил заложникам, что они, угонщики, настроены против Израиля, но не против евреев. К израильским заложникам Вильфрид Безе относился если не дружелюбно, то довольно сдержанно, не позволяя себе грубостей. Напротив, Бригитт Кульман была ярой антисемиткой, вела себя крайне агрессивно и постоянно оскорбляла заложников-евреев. Она напоминала не террористку-идеалистку, а надзирательницу концлагеря. После того как граждан других стран стали освобождать, она заметила на шее нескольких американцев и бельгийцев «маген-Давид» и заставила их вернуться к заложникам.
  Командир французского авиалайнера Мишель Бако отказался оставить израильских заложников, заявив угонщикам, что он несет моральную ответственность за всех пассажиров. Следуя его примеру, к заложникам добровольно присоединились и остальные члены французского экипажа, несмотря на то что террористы хотели оставить только двух пилотов. Французская монахиня также отказалась уйти, упорно настаивая на том, чтобы вместо нее улетел один из заложников. Но террористы грубо вытолкали ее из пассажирского терминала, а угандийские солдаты силой посадили в ожидавший самолет. На территории аэропорта «Энтеббе» в общей сложности оставалось 106 заложников.
  Известие о селекции переполнило негодованием всё израильское общество. Десантники были готовы лететь куда угодно, даже на верную смерть.
  Вместе с тем израильская внешняя разведка совершенно иначе прореагировала на это сообщение. Террористы преподнесли израильским спецслужбам, и в первую очередь штабу по подготовке антитеррористической операции, неоценимую услугу, неосознанно организовав массовую утечку информации. Это означало, что не позднее чем через 12 часов Генеральный штаб получит от освобожденных заложников ценнейшую информацию о численности террористов и солдат угандийской армии, а также внутренней планировке старого пассажирского терминала.
  Примерно через час после того, как была отпущена часть заложников, в открытый радиоэфир неожиданно вышел Вильфрид Безе. Обращаясь к правительствам Израиля, Франции и Западной Германии, он зачитал ультиматум. Террористы потребовали выпустить на свободу 53 заключенных, среди них членов западногерманских левоанархистских террористических организаций RAF и «Движение 2 июня», содержавшихся в тюрьмах Израиля, Западной Германии, Швейцарии и Кении. 40 террористов отбывали тюремное заключение в Израиле, пятеро в Кении, шестеро в Западной Германии, один террорист во Франции и одна террористка в Швейцарии. Кроме того, угонщики рассчитывали получить от Франции 5 миллионов долларов отступных за угнанный авиалайнер.
  Первыми в списке заключенных, отбывавших длительные сроки в израильских тюрьмах, шли имена таких опасных международных террористов, как:
  1) Кодзо Окамото — член японской промарксистской террористической организации «Японская Красная Армия». Летом 1972 года он был приговорен к пожизненному заключению за организацию кровавой бойни в израильском международном аэропорту Лод, в результате которой 26 человек погибли и 78 получили ранения;
  2) Фатима Барнави — активный член ФАТХ, в 1968 году подложила взрывное устройство в иерусалимском кинотеатре «ха-Цион»;
  3) архиепископ Илларион бен Башар Капуччи — бывший глава греко-католической общины Восточного Иерусалима, активный член ФАТХ;
  4) Вильям Джордж Нассер — активный член ФАТХ, осужденный в 1968 году на пожизненное заключение за организацию множества террористических актов;
  5) Муциа Камиль Никола — медсестра, активный член ФАТХ, занимавшаяся сбором информации о потенциальных объектах террористических актов и вербовкой новых членов ФАТХ.
  Список также включал в себя лидеров первого поколения западногерманской левоанархистской террористической организации RAF, «Движения 2 июня», некоторых марксистских западногерманских террористических групп, известных активистов НФОП и других палестинских террористических организаций и группировок, содержащихся в тюрьмах Франции, Кении, Западной Германии и Швейцарии.
  Срок ультиматума истекал в четверг 1 июля 1976 года, ровно в 14:00. Далее террористы угрожали начать расстреливать каждый день по несколько заложников.
  В тот же день в кабинете премьер-министра Израиля Ицхака Рабина состоялось экстренное заседание правительства, на которое были приглашены начальник Генерального штаба Армии обороны Израиля генерал-лейтенант Мордехай (Мота) Гур и директор «Моссада» Ицхак Хофи. Рабин задавал один и тот же вопрос: насколько реально провести военную операцию по освобождению заложников? Встав из-за стола, генерал-лейтенант Мота Гур заявил, что, если правительство примет такое решение, его десантники готовы вылететь в Уганду, но сам он полагал, что спасательная миссия обречена на провал. Его пессимизм основывался на невозможности совершить незаметный 6-часовый перелет под носом у враждебно настроенных Израилю стран. Даже пилоты, узнав о переправке заложников в Уганду, рассуждая между собой, говорили: «Ничего не поделать. Это слишком далеко…» Ситуация выглядела абсолютно проигрышнoй. Это понимали не только Мота Гур, но и все члены израильского правительства, включая премьер-министра, пришедшего в большую политику из кабинета начальника Генерального штаба. Вместе с заложниками Израиль рисковал потерять сотню или больше лучших своих бойцов и пилотов. Вместе с тем все присутствовавшие на заседании отдавали себе отчет, что любая, даже самая незначительная уступка террористам поставит под удар всё государство.
  Итак, первые дни израильская разведка считала, что захват и угон французского авиалайнера в Уганду был совершен вне ведома Иди Амина. Сам фельдмаршал заявлял, что разрешение посадить угнанный самолет на угандийской территории было дано «исключительно из гуманитарных соображений». Но после того как пришла оперативная информация о том, что угандийский диктатор не только поддерживает, но и сотрудничает с террористами, премьер-министр Ицхак Рабин и министр обороны Шимон Перес дали указание Генеральному штабу приступить к рассмотрению всех возможных вариантов силовой операции по спасению заложников.
  Сутками ранее оперативная группа, созданная помощником начальника Управления военной разведки АМАН полковником Эхудом Бараком, несмотря на крайне сжатые сроки, успела провести колоссальную работу. В первую очередь были опрошены инженеры израильской строительной кампании «Солель-Боне», которая в конце 1960-х годов прокладывала дороги и возводила здания в странах Центральной и Восточной Африки, в том числе и на территории Уганды. Именно израильские инженеры-строители возводили аэропорт «Энтеббе». Таким образом, в руках израильской военной разведки оказались точные чертежи аэропорта и пассажирских терминалов. Однако за столько времени на территории аэропорта «Энтеббе» могли произойти значительные изменения. Внести ясность должна была агентура «Моссада». В оперативный штаб были срочно вызваны сотрудники этого ведомства и АМАН, принимавшие непосредственное участие в подготовке военного переворота в Уганде, в результате которого к власти пришел Иди Амин. В оперативный штаб также были вызваны армейские офицеры, которые до 1973 года занимались обучением угандийских солдат. Среди них — майор Муки Бецер. Он провел в Уганде несколько месяцев и успел хорошо изучить военный потенциал угандийских сухопутных войск. Опрашивали всех, кто имел хоть какое-то отношение к работе в Уганде, даже туроператоров. И к концу первого дня группа полковника Эхуда Барака собрала значительное количество разведывательного материала. Однако материала этого по-прежнему было недостаточно, чтобы приступить к разработке военной операции. Слишком много оставалось белых пятен.
  По распоряжению Эхуда Барака в Париж, куда доставили отпущенных заложников, срочно вылетели майор Амирам Левин, временно прикомандированный к «Моссаду», и советник премьер-министра по вопросам антитерроризма генерал-майор запаса Рехавам (Ганди) Зеэви. Они должны были встретиться с бывшими заложниками и получить от них самую свежую информацию.
  Тем временем, ближе к утру, в канцелярии полковника Эхуда Барака подходило к концу совещание, на котором присутствовало высшее командование Армии обороны Израиля, высшие руководители разведки и офицеры «Сайерет Маткаль». Обсуждался один вопрос: план возможной военной операции. Когда начало светать, в оперативном штабе созрело четыре-пять вариантов спасения заложников. Суть их сводилась к высадке парашютного и морского десанта в районе озера Виктория. Десантники должны были под покровом ночи зайти в тыл охране и, воспользовавшись фактором неожиданности, стремительным штурмом освободить заложников. Однако в этом плане был один существенный недостаток — большая вероятность ошибки. Никто толком не знал, где размещались угандийские силы. Этого не могли сообщить даже освобожденные заложники. Предлагали высадить десантников прямо на взлетно-посадочную полосу, однако в таком плане отсутствовал залог успеха операции — внезапность. Времени, необходимого для того, чтобы пробиться к старому пассажирскому терминалу, террористам вполне хватило бы для расправы с заложниками.
  Выдвигались также самые экзотические версии проведения антитеррористической операции. Так, согласно одному варианту, предлагалось посадить на взлетно-посадочную полосу «Энтеббе» обычный гражданский пассажирский самолет, на борту которого будут находиться переодетые бойцы «Сайерет Маткаль». Генерал Бени Пелед, командующий ВВС Израиля, сообщил Бараку, что в EL AL есть пилоты, неоднократно летавшие в «Энтеббе», знающие тамошний аэропорт как свои пять пальцев. Согласно другому варианту, можно было попытаться достигнуть угандийского берега, переправившись через озеро Виктория на кенийской рыболовной яхте. По большому счету это предложение тоже не внушало доверия, поскольку береговая охрана угандийцев, учитывая всю специфику сложившейся ситуации, могла досмотреть судно. В итоге вновь приходилось жертвовать фактором внезапности. Третий вариант предполагал десант с воздуха в озеро Виктория боевых пловцов «Шайетет-13». Под покровом ночи морские коммандос должны были достигнуть угандийского берега и тайно проникнуть на территорию аэропорта.
  Каждый вариант имел свои полюсы и минусы и в принципе при определенной корректировке мог лечь в основу антитеррористической операции. Мнение всех участников совещания сводилось к тому, что для предотвращения гибели заложников необходимо было свалиться террористам на голову, словно майский снег.
  Но, чтобы устроить угандийцам и террористам «майский снег», его следовало каким-то образом туда доставить. Для этой цели можно было задействовать только американские транспортные самолеты Lockheed C-130 Hercules, состоявшие на вооружении израильских ВВС. Но самолетам этого класса просто не хватило бы горючего, чтобы без дозаправки долететь до Кампалы и вернуться в Израиль, поэтому без помощи соседних с Угандой стран было не обойтись.
  Проблема заключалась в том, что ни один лидер восточноафриканской страны не рискнул бы навлечь на себя гнев сумасшедшего диктатора Иди Амина, помогая Израилю провести операцию по вторжению на угандийскую территорию. В 1970-х годах Уганда благодаря ливийской финансовой помощи и массовым закупкам советского вооружения в военном отношении значительно превосходила своих соседей. Кроме того, ни одно из правительств региона Восточной Африки, включая дружественную Израилю Кению, не хотело раздражать палестинцев. Следовало принять во внимание и то обстоятельство, что военно-транспортные самолеты ВВС Израиля, несущие на борту вооружение, не могли без разрешения нарушить воздушное пространство какой-либо суверенной страны, поскольку это было бы расценено как акт прямой агрессии. А согласование пролета над территорией любой восточноафриканской страны лишало спасательную операцию смысла. Вероятнее всего, это привело бы к утечке информации, что неизбежно повлекло бы за собой казнь заложников или перевод их в более недоступные районы Уганды.
  При всей безысходности положения можно было попытаться договориться с дружественной Кенией, чтобы провести дозаправку транспортов в аэропорту Найроби. Можно было нарушить положения международного права, пролетая над территорией суверенных государств. Но главной по-прежнему оставалась проблема: каким образом подвести спецназ к старому пассажирскому терминалу, в котором содержались израильские заложники? Единственный более или менее реальный путь для проникновения на территорию аэропорта «Энтеббе» лежал через озеро Виктория, благо аэропорт был выстроен прямо на его берегу.
  Краткая географическая справка
  Виктория (Виктория-Ньяза, Укреве) — озеро в Восточной Африке на территории Танзании, Кении и Уганды. Расположено в тектоническом провале Восточно-Африканской платформы на высоте 1134 м. Второе по величине пресноводное озеро мира. Площадь 68 тыс. кв. км, длина 320 км, наибольшая ширина 275 км, глубина 80 м. Является частью водохранилища Виктория. Имеется множество островов. Впадает многоводная река Кагера, вытекает река Виктория-Нил. Процветают рыболовство и судоходство. Главные порты: Энтеббе (Уганда), Мванза, Букоба (Танзания), Кисуму (Кения), близ северного побережья расположена столица Уганды Кампала.
  Идея высадки подразделения морских коммандос с акватории озера Виктория выглядела самой перспективной в сравнении с другими версиями, поскольку бойцы «Шайетет-13» обладали колоссальным опытом в проведении подобного рода операций. По большому счету для израильских морских коммандос не имело принципиального значения, где действовать — в Уганде или Ливане, в озере Виктория или Средиземном море. К тому же снимался вопрос о переброске десанта в Восточную Африку. Любой гражданский пассажирский самолет иностранной авиакомпании мог доставить бойцов «Шайетет-13» в соседнюю Кению под видом обычных туристов. Именно на этой версии настаивал командир «Шайетет-13» подполковник Гади Шефи, полагая, что его люди выполнят эту задачу намного лучше, чем спецназ Генерального штаба «Сайерет Маткаль». Однако при детальном обсуждении этого плана неожиданно всплыло подозрение, что в водах озера Виктория могут обитать крокодилы. Подполковник Гади Шефи немедленно распорядился отправить в Кению секретную миссию, которую возглавил его заместитель майор Ханина Амишав. Перед ним была поставлена одна-единственная задача — исследовать озеро Виктория на предмет наличия в нем гигантских рептилий. Спустя 8 часов после вылета группы Амишава из Кении пришел более чем неутешительный ответ. Озеро Виктория буквально кишело крокодилами-людоедами. Морские коммандос были готовы к встрече с огромными акулами, могли часами неподвижно сидеть в зимней ледяной воде, но к схватке с африканскими крокодилами они не были психологически подготовлены. Таким образом, эта версия отпала и больше не рассматривалась.
  Подполковник Гади Шефи продолжал настаивать на задействовании его подразделения в операции. Именно он предложил второй вариант: использовать небольшую рыбацкую яхту для высадки на угандийском берегу. Но и эта версия после непродолжительного обсуждения была отметена. Такое судно не могло вместить достаточное количество бойцов и освобожденных заложников. Следовательно, потребовалось бы зафрахтовать большой корабль или несколько рыбацких шхун меньшего размера. И то, и другое непременно привлекло бы к себе внимание угандийских пограничников. Фактор неожиданности был бы утрачен окончательно.
  Сложно сказать, кто именно внес предложение, которое впоследствии легло в основу антитеррористической операции: при условии, что удастся договориться с кенийскими властями о дозаправке, посадить в «Энтеббе» военно-транспортный самолет, в фюзеляже которого будет спрятан черный Mercedes — точная копия личного автомобиля диктатора Уганды. Не вызывая подозрения у охраны аэропорта, преодолеть на нем мертвую зону и, приблизившись вплотную к старому пассажирскому терминалу, ликвидировать террористов. Как и следовало ожидать, для выполнении этой миссии были предложены бойцы «Сайерет Маткаль».
  Выслушав все предложения, начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Мота Гур остановился на этом варианте. Однако при разработке операции следовало учесть одну немаловажную деталь, которая могла поставить под удар всю антитеррористическую миссию. Никто не знал, сколько угандийских солдат находилось в аэропорту. Вследствие этого начальник Генерального штаба распорядился существенно расширить наземный десант, усилив «Сайерет Маткаль» бойцами других элитных подразделений.
  Кроме черного Mercedes в распоряжении штурмовой группы должны были оказаться еще два джипа сопровождения Land Rover. По предложению майора Муки Бецера часть спецназовцев переоденется в пятнистую угандийскую военную форму и загримируется под африканцев. Этот маскарад позволит под видом президентского эскорта беспрепятственно приблизиться к старому терминалу. Остальные бойцы должны были вступить в бой с угандийскими солдатами и обеспечить прикрытие бойцам «Сайерет Маткаль» и заложникам.
  С полной уверенностью можно сказать, что до самой последней минуты никто из участников антитеррористической операции, включая тех, кто ее планировал, не верил в положительный исход. Ее подготовка проходила в атмосфере тяжелой депрессии, все предполагали, что полет в Уганду равносилен самоубийству. Еще бÓльшую нервозность добавляло отсутствие точной информации. Брешь в разведке была просто колоссальная. Те, на чьи плечи ложилась самая тяжелая часть операции, были опытными бойцами, имевшими в своем активе огромное количество опаснейших вылазок в тыл врага. Именно поэтому каждый из них понимал, что успех таких операций на девяносто процентов зависит от разведданных. Никто не верил, что правительство даст разрешение на реализацию подобной антитеррористической операции. Все ожидали, что примут ультиматум и пойдут на обмен заложников.
  Параллельно с подготовкой военной операции правительство Израиля не прекращало попыток урегулировать конфликта дипломатическим путем. В первую очередь оно обратилось к стратегическому союзнику Израиля Соединенным Штатам с просьбой донести послание израильтян до президента Египта Анвара Садата, чтобы он потребовал от Иди Амина освобождения заложников. Однако угандийский диктатор сразу определил позицию: «Я не стану вмешиваться в палестино-израильский конфликт. Пусть израильтяне выполнят все требования, и конфликт разрешится сам собой…» По мере развития кризиса египетское правительство вступило в тайные переговоры с председателем ООП Ясиром Арафатом и правительством Уганды. Кризис с заложниками сразу получил широкий резонанс, Арафат вынужден был направить в Кампалу своего политического помощника Хани эль-Хасана, но угонщики не пожелали с ним встретиться.
  Также велись переговоры и по каналам «частной дипломатии». Основным инициатором такого «переговорного процесса» выступил министр обороны Израиля Шимон Перес. Он считал, что необходимо вступить в личный контакт с диктатором Иди Амином и добиться от него если не помощи, то хотя бы невмешательства в антитеррористическую операцию израильского спецназа.
  Никто в правительстве не верил, что удастся переубедить диктатора, тем не менее переговоры были крайне важны для затягивания времени. Необходимо было выиграть время, чтобы как можно лучше подготовиться к операции. Тщеславие Иди Амина играло на руку израильским спецслужбам, являясь залогом неприкосновенности заложников. Пока заложники живы, диктатор африканской страны приковывал к себе внимание мирового сообщества. Иди Амин буквально утопал в лучах сомнительной славы, наслаждаясь каждым мгновением инцидента с заложниками.
  Посредником в официальных переговорах выступил посол Сомали в Уганде. Однако главным персонажем закулисной игры являлся скромный владелец одного из тель-авивских магазинов, отставной полковник Барух Бар-Лев, бывший глава военной миссии в Уганде. Несмотря на разрыв дипломатических отношений, он продолжал оставаться личным другом Иди Амина Дада Уме. Барух Бар-Лев часами удерживал угандийского диктатора на телефонной линии, теша его самолюбие:
  «Вы самый значительный политик африканского континента…», «На вас лежит огромная ответственность…», «К вам приковано внимание всей планеты. В ваших руках сосредоточены жизни заложников…», «Благодаря вашему безграничному великодушию вы могли бы рассчитывать на получение Нобелевской премии мира…».
  Купаясь в сладких речах опытного Борки, как любили называть полковника в узком кругу друзей, черный диктатор даже не догадывался, какая титаническая работа проводилась у него под самым носом израильскими спецслужбами.
  Центральная и Восточная Африка традиционно привлекала внимание израильской внешней разведки. Такие страны, как Нигерия, Заир и Кения давно представляли собой форпост израильской внешней разведки на африканском континенте. В Найроби, столице Кении, представители «Моссада» давно и чрезвычайно плодотворно поддерживали деловые отношения со спецслужбами этих африканских стран. Одной из ключевых фигур сложной закулисной игры израильской внешней разведки был белый фермер, бизнесмен и близкий друг кенийского президента Джомо Кениаты, бывший подданный ЮАР Брюс Маккензи. Именно ему пришлось сыграть одну из ключевых ролей в подготовке антитеррористической операции «Шаровая молния», впоследствии ставшей известной под названием «Операция Энтеббе». С приходом к власти Джомо Кениаты Брюс Маккензи стал одним из самых влиятельных людей в стране, создав, а затем возглавив личную службу безопасности президента. Ни одно важное решение 85-летний президент Кении не принимал без предварительного обсуждения с Брюсом Маккензи. Однако мало кому было известно, что самая влиятельная фигура кенийской политической жизни долгие годы являлся (по некоторым сведениям) резидентом британской службы внешней разведки MI-6. Главным образом через него «Моссад» осуществлял взаимодействие с британской внешней разведкой на африканском континенте. Относясь с симпатией к Государству Израиль, Маккензи помог израильтянам установить тесные контакты с кенийскими спецслужбами. Роль этого человека в построении израильской разведывательной сети в Центральной и Восточной Африке сложно переоценить. Недаром после его трагической гибели ветеранами израильских спецслужб во главе с бывшим директором «Моссада» Меиром Амитом в Иерусалиме была заложена алея в честь Брюса Маккензи.
  Краткая биографическая справка
  Брюс Рой Дуглас Маккензи родился в 1919 году в ЮАР. Поступив в 1939 году в Южноафриканские военно-воздушные силы, с началом Второй мировой войны был командирован в Королевские ВВС Великобритании. Принял участие в воздушных боях на североафриканском и европейском театрах военных действий.
  После окончания Второй мировой войны демобилизовался из армии и в 1948 году эмигрировал в Кению, став одним из наиболее успешных фермеров.
  В 1960-х годах с приходом к власти Джомо Кениаты Брюс Маккензи вошел в большую политику, став одним из самых влиятельных людей в Кении.
  В 1971 году после военного переворота в Уганде и захвата власти Иди Амином Дада Уме именно Брюс Маккензи убедил британское правительство поддержать нового африканского диктатора.
  В январе 1976 года Маккензи способствовал похищению «Моссадом» двух западногерманских и трех палестинских террористов. В июне того же года принял активное участие в подготовке антитеррористической операции «Шаровая молния», проведенной израильским спецназом в угандийском аэропорту «Энтеббе».
  24 мая 1978 года Брюс Маккензи был взорван в частном пассажирском самолете по приказу угандийского диктатора Иди Амина.
  По иронии судьбы, за пять лет до описываемых событий, когда в 1971 году в Уганде к власти пришел Иди Амин, именно Маккензи убеждал английское правительство в том, что Амина надо поддержать: «…Не стоит упускать такой рынок сбыта оружия». Тогда Амин еще не успел поссориться с британцами и израильтянами. Через него же в Уганду попали израильские военные советники, подготовившие и осуществившие военный переворот. Однако после войны Судного дня (1973), после того как премьер-министр Голда Меир отказалась продавать Амину оружие для войны с Танзанией, черный диктатор отвернулся от израильтян и британцев, поддержавших его приход к власти, и переметнулся на сторону ООП. Он разорвал дипломатические отношения с еврейским государством и выслал всех израильтян.
  Связавшись с Брюсом Маккензи, израильтяне попросили его убедить президента Джомо Кениата предоставить территорию Кении в качестве плацдарма для подготовки антитеррористической операции. Тяжелые военно-транспортные самолеты на своем горючем могли достигнуть только самой Уганды, на обратном пути им требовалась дозаправка. Такое разрешение было получено от кенийских властей, но при одной оговорке: всю операцию следовало обставить как обычную дозаправку самолетов, зафрахтованных авиакомпанией EL AL. Таким образом, формально будут соблюдены все международные юридические нормы, что позволило бы Кении отмежеваться от высадки израильского десанта в угандийском аэропорту.
  Тем временем к 1 июля стали известны окончательные списки заложников. Сотрудники израильской службы безопасности ШАБАК навестили их родственников и настоятельно рекомендовали сохранять в строжайшей тайне, что их близкие удерживались в Уганде. Израильские спецслужбы небеспочвенно опасались, что у заложников в Израиле и за рубежом могли оказаться высокопоставленные родственники, что еще более усложнило бы ситуацию, поскольку террористы получили бы дополнительное преимущество. В демократическом обществе пресса практически не контролируется органами государственной безопасности, и самой незначительной утечки информации было вполне достаточно, чтобы она попала на страницы газет.
  Подобная тактика, предпринятая сотрудниками ШАБАК, как нельзя лучше оправдала себя в последующие дни. Так, выяснилось, что среди заложников находилась некая Нили Толифман, единственная дочь Йосефа Толифмана, директора израильского ядерного центра в Димоне. Террористы даже не догадывались, какая «козырная карта» находилась в их «прикупе» — дочь одного из самых засекреченных людей Израиля. Жутко даже представить, каковы могли быть последствия, если бы эта информация просочилась к террористам.
  Срок ультиматума, выдвинутого угонщиками самолета, подходил к концу. Напряжение росло. Были все основания полагать, что террористы, желая продемонстрировать всему миру серьезность своих намерений, по истечении срока ультиматума выборочно казнят часть заложников. Чтобы выиграть еще немного времени, 1 июля 1976 года в 13:00 премьер-министр Израиля Ицхак Рабин заявил, что его правительство готово пойти на обмен заложников, вступив в прямые переговоры с угонщиками самолета, и попросил продлить срок ультиматума до утра 4 июля. Угандийский диктатор Иди Амин поддержал просьбу израильтян, лично обратившись к угонщикам. Перенос срока ультиматума давал возможность Иди Амину совершить дипломатическую поездку в столицу Маврикия Порт-Луи, чтобы передать пост председателя «Организации африканского единства» и очередной раз покрасоваться на высоком международном форуме. Отъезд Иди Амина гарантировал, что в его отсутствие террористы не решатся тронуть заложников. Эти 62 часа были крайне необходимы израильтянам, чтобы подготовить спасательную операцию, которая для всех без исключения казалась полным безумием.
  В пятницу 2 июля полковник Эхуд Барак был срочно вызван в канцелярию начальника Генерального штаба. Услышанное возмутило и потрясло Барака до глубины души. Как оказалось, после того как из Кении пришел положительный ответ, Мота Гур решил отстранить Барака от командования десантом и специальным рейсом отправить его в Найроби, чтобы заняться приемом военно-транспортных самолетов. Между Эхудом Бараком и Мота Гуром произошел нелицеприятный разговор. Полковник Барак в довольно грубой форме настаивал на том, что именно он должен возглавить наземную операцию, поскольку в Израиле на тот момент, как он полагал, никто не имел за своими плечами такого опыта. В ответ начальник Генерального штаба аргументировал свое решение тем, что Барак был посвящен во все детали предстоящей операции и, если она по каким-то причинам пойдет не в том русле, именно ему придется организовать высадку десанта с территории Кении. Учитывая боевой опыт Барака, по мнению Мота Гура, ни один человек не смог бы справиться с этой задачей лучше полковника. К тому же на его отстранении от наземной операции продолжал настаивать начальник Управления военной разведки АМАН генерал-майор Шломо Газит. Поскольку полковник Эхуд Барак занимал в Управлении военной разведки АМАН высокую и очень «чувствительную» должность, он был человеком более чем информированным, и его пленение могло нанести серьезный ущерб обороноспособности государства.
  Так или иначе, не важно, чем закончился их спор, но уже через два часа после непростого разговора с начальником Генерального штаба полковник Эхуд Барак вместе с офицерами АМАН и старшими сотрудниками «Моссада» летел спецрейсом в Найроби.
  В связи с тем что весь радиоэфир прослушивался, перед вылетом спецрейса в Кению были оговорены не вызывающие подозрения секретные коды. Так, глава правительства получил код «тесть Аврамеле», поскольку зятем Ицхака Рабина был Авраам Бен-Арци. Сама же операция «Шаровая молния» проходила под кодом «бар-мицва» 126.
  Тем временем черные агенты, нанятые Брюсом Маккензи, нелегально пересекли угандийскую границу и проникли на территорию аэропорта «Энтеббе». Оперативная информация поступала сплошным потоком. Израильским пилотам крайне необходимо было уточнить разметку взлетно-посадочных полос аэропорта, чтобы осуществить посадку многотонных воздушных транспортов в ночных условиях. Сотрудники «Моссада» через третьих лиц установили контакты с представителями Восточноафриканского управления гражданской авиации. Диспетчеры и технические работники управления, хорошо знакомые с повседневной жизнью аэропорта «Энтеббе», сообщили сотрудникам EL AL массу полезных сведений, не догадываясь о жизненной важности выдаваемой ими информации. Сам Брюс Маккензи на своем небольшом спортивном самолете 3 июля сделал несколько вылетов, сфотографировав для израильской внешней разведки аэропорт и его окрестности. Снимки, предоставленные им и его агентами, были бесценны. Ознакомившись с результатами аэрофотосъемки, Эхуд Барак вздохнул с облегчением. На пути между местом посадки военно-транспортных самолетов и старым пассажирским терминалом не оказалось никаких препятствий. Тут же он передал в Тель-Авив шифрованное послание: «…Вещи, которые просил тесть Аврамеле, по дороге к тебе. Нет никаких проблем. Можно делать бар-мицву…»
  Одним из наиболее важных этапов подготовки операции стал полет майора Амирама Левина и генерал-майора запаса Рехавама (Ганди) Зеэви в Париж для встречи с освобожденными иностранными заложниками. Выполняя распоряжение помощника начальника Управления военной разведки АМАН по планированию специальных операций полковника Эхуда Барака, майор Амирам Левин должен был собрать самую свежую информацию. В конечном итоге именно результат этой секретной миссии склонил премьер-министра Ицхака Рабина отдать приказ о начале подготовки высадки десанта.
  Прибыв в Париж, Амирам Левин, к своему разочарованию, нашел бывших заложников в весьма бедственном состоянии. Пассажиры французского авиалайнера находились на грани нервного и физического истощения. Большинство заложников пребывали в глубоком психическом шоке, и с ними вообще ни о чем нельзя было говорить. Те же, кто был готов дать показания, не могли сообщить офицерам израильской разведки что-либо заслуживающее внимания. Однако среди бывших заложников оказался французский еврей Кожо Голдберг, ветеран парашютно-десантных войск. Этот мужественный человек не только смог до последней минуты своего пребывания в плену сохранить завидное присутствие духа, но и запомнил все детали. Французский офицер профессиональным взглядом отметил для себя схему охраны заложников, старого пассажирского терминала и аэропорта, насколько это позволяли условия, в которых он содержался. Он сообщил Левину и сотрудникам «Моссада» количество террористов и угандийских солдат, их вооружение, составил психологические портреты террористов, а также распределение их ролей. На нескольких листах он довольно точно вычертил схему старого пассажирского терминала, количество и размер окон и дверей, пути подхода к зданию, в котором содержались заложники. Но самое большое облегчение получили майор Левин и штаб планирования операции, когда французский ветеран с полной уверенностью заключил, что пассажирский терминал, в котором удерживались израильские заложники, не заминирован.
  На следующий же день на стол начальника Генерального штаба Армии обороны Израиля генерал-лейтенанта Мота Гур лег подробный отчет.
  Отчет о проведенном опросе освобожденных заложников
  Опрос проведен и записан Амирамом Левиным.
  Часть первая
  1. Захватили самолет четыре террориста, среди которых два европейца (парень и девушка) и два палестинских араба.
  2. В Энтеббе присоединились к ним от 2 (двух) до 6 (шести) террористов. Среди них глава банды, называющий себя BOUVIER.
  3. Террорист № 1
  Лидер группы, захватившей самолет. По происхождению немец.
  Внешность. Рост примерно 175 см. Блондин, лицо детское. Выглядит на 25–30 лет.
  Одежда. Костюм цвета беж, под которым белая расстегнутая рубашка.
  Характер. Хладнокровен, образован, вежлив, имеет подход к людям. (Несколько раз сумел успокоить заложников, потерявших самообладание.) 1. Был вооружен пистолетом и ручной гранатой (или несколькими ручными гранатами).
  2. По всей видимости, прошел серьезную подготовку перед захватом самолета, тем не менее не выглядит профессионалом.
  3. Утверждал, что он только выполняет приказы и служит интересам мировой революции.
  4. Террорист № 2
  Внешность. Утверждает, что она немка (возможно, турчанка).
  Блондинка, волосы прямые, носит большие очки. Рост примерно 160–168 см. Бедра и таз широкие и толстые. Грудь маленькая, рот прямой, левша, чрезвычайно мужеподобна.
  Одежда. Джинсовый пиджак и джинсовая юбка светло-голубого цвета.
  Была вооружена пистолетом и ручной гранатой.
  Характер. Злая и агрессивная. Иногда теряет над собой контроль. Несколько раз даже избивала заложников. Тем не менее в спокойном состоянии стремится завязывать разговор с заложниками.
  5. Террорист № 3
  Внешность. Блондин, не выглядит арабом, но утверждает, что он палестинец. Глаза светлые, брови имеют овальную форму, волосы прямые до плеч. Рост примерно 170–175 см.
  Одежда. Одет в красную рубашку.
  Был вооружен пистолетом и ручной гранатой.
  Характер. Очень злой.
  Имел при себе билет сингапурской авиакомпании. Вполне вероятно, что он был четвертым террористом, прибывшим оттуда.
  6. Террорист № 4
  Внешность. Выглядит типичным арабом. Лицо круглое, волосы курчавые, глаза темные. Рост не превышает 175 см. Широкоплечий.
  Одежда: Желтая рубашка и синие брюки.
  Много ходил по самолету, однако в Энтеббе почти не появлялся.
  Был вооружен пистолетом и ручными гранатами.
  7. Террорист № 5
  Опознанный под № 5 — BOUVIER, который является главой банды, мозговым центром и непосредственным руководителем операции. Присоединился только в Энтеббе.
  Внешность. Выглядит южноамериканцем, низкорослый, примерно 163–164 см. Глаза карие, лицо гладкое. Носит толстые очки, близорук. Телосложение достаточно крепкое.
  Характер. Прекрасно контролирует банду и заложников, создает впечатление страшного, жестокого и хладнокровного человека.
  В основном появляется без оружия. Однажды у него был замечен темный пистолет неизвестной модели.
  8. Террорист № 6
  Араб (похож на Нассера). Одет в белый пиджак и белые джинсовые штаны. Присоединился в Энтеббе. Примерно 40–45 лет. Волосы окрашены в светлый оттенок. Не был замечен с оружием.
  9. Террорист № 7
  Араб, присоединился в Энтеббе. Широколицый, черные курчавые волосы. Примерно 35–40 лет.
  Имеет при себе пистолет, иногда появляется с автоматом Калашникова.
  Одет в зеленую рубашку.
  10. Террорист № 8
  Араб, высокого роста, примерно 185 см. Крепкие мышцы, атлетического телосложения. Имеет скверный характер, раздражителен. Выглядит профессионалом. Несколько раз, не задумываясь, передергивал затвор автомата.
  11. Террорист № 9
  Араб в желтой рубашке. Почти не появляется.
  12. Террорист № 10
  Араб, оружие не замечено, по всей видимости, скрывает оружие за спиной. Каждый раз появляется для того, чтобы делать сообщения.
  Часть вторая
  1. Замечания, касающиеся описания пассажирского терминала, в котором содержатся заложники:
  1) лестничный пролет на строительных чертежах отсутствует. Лестница спускается прямо;
  2) проход в подвальное помещение под лестницей закрыт досками;
  3) в двух комнатах (если это вообще комнаты) отдыхают террористы;
  4) зал, в котором содержатся израильтяне, имеет большую площадь, однако террористы разделили его стеной из ящиков. Заложникам строго запретили прикасаться к стене, объяснив это тем, что внутри ящиков находится взрывоопасное вещество. (На мой взгляд, ящики не содержат в себе ничего взрывоопасного);
  5) окна с лицевой стороны большие. Они находятся в 70 см от земли. Оконные рамы сделаны из металла и стекла. Ширина оконных рам 40–60 см. Окна герметичные, при значительном усилии открываются, съезжая вправо;
  6) лестница, ведущая на второй этаж, шириной 2 метра;
  7) вход в туалет находится под лестницей. Имеются окна, выходящие из туалета в коридор между двумя зданиями;
  8) зал с заложниками освещается в течение всей ночи. Часть, в которой содержатся израильтяне, освещается наилучшим образом. 2. Взрывные устройства:
  1) нет никаких взрывных устройств на территории пассажирского терминала;
  2) террористы предупредили, что внутри ящиков, из которых возведена стена в зале израильтян, находятся взрывные устройства (маловероятно);
  3) в самолете террористами были установлены коробки из-под конфет, примерно 1–3 килограмма. Террористы утверждали, что в них взрывные устройства для уничтожения самолета. В каждой коробке имеются два выступа, однако, по всей видимости, они пустые. Не было замечено взрывного механизма (запала), и коробки не соединены между собой;
  4) согласно мнению нескольких опрошенных заложников, два больших белых ящика размером 30 × 60 см размещены у двух основных входов в лицевой части пассажирского терминала. Возможно, внутри их имеются взрывные устройства. Другая часть опрошенных вообще не видела ящиков. В любом случае к ящикам никто ни разу не подходил и ни разу ими не занимался;
  5) согласно мнению лидера заложников, по поведению террористов и угандийских солдат можно сделать вывод, что внутри пассажирского терминала и соседнего здания нет никаких взрывных устройств. 3. Дополнения:
  a. Террористы:
  1) есть три постоянные часовые точки. Одна у центрального входа, вторая — у выхода израильских заложников, третья — у выхода (25) других заложников;
  2) иногда патрулируют между заложниками (в зависимости от того, кто охраняет);
  3) остальные террористы отдыхают или сидят на улице у центрального входа на скамейке;
  4) ночью то же самое, однако внимание повышено.
  b. Питание:
  1) автобус доставляет продукты и воду к пассажирскому терминалу, которые делятся между заложниками и террористами. Часовые- террористы получают то же самое питание;
  2) нет недостатка в продуктах и воде.
  c. Заложники:
  3) бóльшая часть сидит или лежит и отдыхает;
  4) детям разрешается вместе с матерями выходить играть в лицевую часть пассажирского терминала и снаружи;
  5) другие заложники свободно выходят в туалет. Израильские заложники выходят в туалет в сопровождении террористов с тем, чтобы исключить возможность общения израильтян с заложниками из других стран. Террористы никогда не заходят в туалет, таким образом, удается поддерживать контакт между заложниками других стран и израильтянами;
  6) заложникам разрешается делать покупки в безналоговых магазинах аэропорта через посыльных;
  7) можно мыться, в туалетах есть душевые комнаты.
  4. Угандийские солдаты:
  8) в районе аэропорта находится примерно 60–100 угандийских солдат. Они одеты в пятнистую форму и покрывают голову зелеными и красными беретами (часть офицеров носят коричневые береты);
  9) солдаты живут на втором этаже. Там они отдыхают и находятся почти безвыходно (это еще одна причина, почему маловероятно минирование здания);
  10) не наблюдались машины и бронированные армейские автомобили;
  11) они вооружены ружьями, и не наблюдалось никакого более тяжелого вооружения;
  12) они несут караульную службу в 50 метрах от здания. Перед лицевой стороной пассажирского терминала несут караульную службу 10–15 часовых. Бóльшая часть часовых постоянно сидит на скамейках по обе стороны от пассажирского терминала.
  Последняя информация, поступившая из Парижа, позволила приступить к детальной подготовке возможной наземной военной операции на востоке африканского материка. При подведении итогов министр обороны Шимон Перес выдвинул следующие соображения.
  1. Угандийский диктатор Иди Амин Дада Уме фактически является марионеткой в руках ООП, вместе с тем он имеет некоторое влияние на развитие событий. Захватив пассажирский самолет и посадив его на территории Уганды, НФОП преподнес тщеславному Амину щедрый подарок. Пока внимание всего мира приковано к ситуации вокруг заложников, угандийский диктатор наслаждается невиданным «паблисити», следовательно, он прямо заинтересован в продлении «спектакля».
  2. Отсутствует какая-либо возможность договориться с угандийским диктатором, однако для подготовки антитеррористической операции есть как минимум двое суток.
  3. В одном из телефонных разговоров с полковником запаса Барухом Бар-Левом Иди Амин Дада Уме опрометчиво проронил, что в эти дни рядом с ним находится некое лицо «номер один». Наши аналитики пришли к единому выводу, что этим лицом «номер один» мог быть руководитель НФОП — Внешние операции доктор Вадиа Хаддад. Прогнозируя дальнейшее развитие ситуации, основываясь на прошлом опыте, можно прийти к заключению, что Вадиа Хаддад не станет сразу расстреливать всех заложников. Пока израильские заложники живы, НФОП занимается самопропагандой.
  4. Иди Амин Дада Уме не упустит шанс воспользоваться намечавшимся форумом ОАЕ (Организации африканского единства) для саморекламы, затем поспешит вернуться в Уганду до окончания очередного срока ультиматума. Можно уверенно сказать, что во время его отсутствия никакого серьезного развития ситуации не предвидится, поскольку его личная служба безопасности держит под контролем как заложников, так и террористов.
  5. Есть все основания полагать, что по истечении срока ультиматума, то есть 4 июля 1976 года, террористы станут по одному расстреливать заложников.
  6. Служба безопасности Иди Амина Дада Уме, желая продемонстрировать свою грозность, присоединится к казням израильских заложников, причем постарается провести их с большей жестокостью, чем это сделают сами угонщики самолета — палестинские и западногерманские террористы.
  7. Исходя из вышеперечисленного, израильское правительство должно принять политическое решение до 4 июля 1976 года. Или освободить террористов из израильских тюрем, или провести антитеррористическую операцию в ночь с 3 на 4 июля 1976 года.
  Проанализировав информацию, доставленную из Парижа майором Амирамом Левиным, генерал-майором запаса Рехавамом (Ганди) Зеэви и сотрудниками «Моссада», все участники планирования операции пришли к единому выводу: «Сайерет Маткаль» в аэропорту «Энтеббе» будут противостоять не только террористы, но и подразделения угандийской регулярной армии. Для успешного выполнения миссии «Сайерет Маткаль» необходимо было прикрыть внешним кольцом от вмешательства угандийской армии. Общее руководство и координация спасательной операцией, получившей название «Шаровая молния», было поручено заместителю начальника Генерального штаба генералу Кути Адаму. Его заместителем был назначен бывший командир «Сайерет Маткаль» помощник начальника Управления военной разведки АМАН по планированию специальных операций полковник Эхуд Барак. Командование наземной операцией было поручено командующему ВДВ и сухопутными войсками Израиля бригадному генералу Дану Шомрону. Он лично должен был возглавить операцию и доработать ее с условием подключения к антитеррористическому десанту других элитных спецподразделений. Его заместителем был назначен командир 35-й бригады ВДВ полковник Матан Вильнаи. Непосредственное освобождение заложников, удерживаемых в старом пассажирском терминале, было возложено на командира «Сайерет Маткаль» подполковника Йонатана Нетаньяху.
  Спустя сутки, 3 июля 1976 года, в 18:30, на специальном заседании под председательством министра обороны Шимона Переса командующий ВДВ и сухопутными войсками Израиля бригадный генерал Дан Шомрон изложил членам правительства и начальнику Генерального штаба детальный план антитеррористической спасательной операции.
  В ночь с 3 на 4 июля 1976 года четыре военно-транспортных самолета ВВС Израиля Lockheed C-130 Hercules произведут наземную высадку десанта в угандийском аэропорту «Энтеббе». Сотрудниками «Моссада» получена оперативная информация о прибытии в «Энтеббе» в субботу 3 июля ровно в 23:20 британского грузового самолета, благодаря чему появится возможность посадить израильские Hercules в ночных условиях. После того как британский самолет пойдет на снижение, в угандийском небе появятся четыре военно-транспортных самолета ВВС Израиля. Первый борт, согласно плану, «зависнет на хвосте» британского грузового самолета и совершит вместе с ним посадку, воспользовавшись взлетно-посадочными сигнальными огнями, предназначенными для «британца». Таким образом, первая волна десанта беспрепятственно проникнет на территорию аэропорта. Следом за ней через 7,5 минуты совершат посадку остальные три израильских военно-транспортных Lockheed C-130 Hercules. Все военно-транспортные самолеты будут осуществлять посадку с открытыми загрузочными люками. Не исключена вероятность того, что угандийцы из предосторожности попытаются погасить взлетно-посадочные огни. В этом случае первая волна десанта должна выложить вдоль взлетно-посадочной полосы сигнальные фонари и факелы.
  Учитывая большое скопление угандийских солдат в аэропорту и его окрестностях, силовую часть спасательной операции следовало разделить на составные части — «внутренний круг» и «внешний круг». Группы «Сайерет Маткаль» должны сконцентрироваться на уничтожении террористов и угандийских солдат в старом терминале и освобождении заложников, образовав «внутренний круг». Параллельно «внешний круг» должен обеспечить прикрытие «Сайерет Маткаль» и заложников, приступив к уничтожению угандийских вооруженных сил по широкому периметру от старого терминала и на территории аэропорта; проверить возможность дозаправки четырех военно-транспортных самолета ВВС Израиля, а также вывести из строя авиационный парк угандийских ВВС, чтобы предотвратить последующее преследование.
  На всю антитеррористическую операцию, начиная от посадки первого самолета и взлета последнего, отводилось ровно 58 минут.
  Наземная группа израильского спецназа включала 280 человек — сержантов, офицеров, экипажи военно-транспортных самолетов и медицинский персонал, высаживающийся вместе с десантом.
  «Сайерет Маткаль» («Отряд Йони») — 66 человек. Командир — подполковник Йонатан Нетаньяху.
  Боевая задача
  1. Захват старого терминала.
  2. Ликвидация террористов.
  3. Освобождение заложников.
  Состав
  1. Группа командования, координации и связи командира «Сайерет Маткаль» подполковника Йонатана Нетаньяху.
  2. Штурмовая группа майора Муки Бецера 127. Включает Mercedes и два джипа Land Rover.
  3. Группа ближнего прикрытия заместителя командира «Сайерет Маткаль» майора Шауля Мофаза. Включает бронетранспортеры BTR-40.
  35-я бригада ВДВ («Отряд Матан») — 79 человек. Командир — полковник Матан Вильнаи.
  Боевая задача
  1. Разметка посадочной полосы.
  2. Прикрытие прибывающих военно-транспортных самолетов.
  3. Захват нового терминала и уничтожение контрольно-диспетчерской башни.
  4. Проверка возможности заправки военно-транспортных самолетов в аэропорту «Энтеббе».
  4. Мобильный резерв.
  Состав
  1. Передовой командный пункт — командир 35-й бригады ВДВ полковник Матан Вильнаи, начальник штаба, офицер военной разведки, офицер связи, военврач и двое связистов.
  2. 15 бойцов командира 890-го батальона ВДВ подполковника Нехемии Тамри (захват нового терминала).
  3. 14 бойцов командира 202-го батальона ВДВ подполковника Шмуэля Арада (захват северной парковки и заправки самолетов).
  4. 6 бойцов командира спецназа 35-й бригады ВДВ майора Дорона Альмога (разметка взлетно-посадочной полосы и уничтожение контрольно-диспетчерской башни).
  5. 16 бойцов роты истребителей танков ВДВ лейтенанта Нали Пекер (захват южной части аэропорта).
  6. 4 бойца разведроты ВДВ лейтенанта Тали Верди (разметка взлетно-посадочной полосы и огневое прикрытие штурма контрольно-диспетчерской башни).
  7. 6 бойцов разведроты ВДВ лейтенанта Нахшона Шезер (мобильный резерв и обеспечение возможной дозаправки военно-транспортных самолетов).
  8. 4 бойца подразделения по борьбе с терроризмом и 7 заправщиков ВВС под командованием начальника Отдела по борьбе с терроризмом 35-й бригады ВДВ подполковника Рана Баг (обнаружение топливных резервуаров и прикрытие группы заправщиков).
  Бригада «Голани» («Отряд Ури») — 47 человек. Командир — полковник Ури Саги-Айзенберг.
  Боевая задача
  1. Главный резерв наземной операции и прикрытие военно-транспортных самолетов.
  2. Эвакуация заложников к месту высадки десанта.
  Состав
  1. Передовой командный пункт — командир бригады «Голани» полковник Ури Саги-Айзенберг, офицер военной разведки, офицер связи, военврач и двое связистов.
  2. 6 бойцов группы эвакуации 12-го батальона бригады «Голани» лейтенанта Рона Шехнер (обнаружение террористов и заложников, эвакуация раненых в военно-транспортный самолет № 4).
  3. 12 бойцов 13-го батальона бригады «Голани» майора Габи Офира (обнаружение террористов и заложников, эвакуация заложников в военно-транспортные самолеты).
  4. 12 бойцов спецназа бригады «Голани» капитана Эфи Итам (обнаружение террористов и заложников. Эвакуация заложников в военно-транспортные самолеты).
  5. 12 бойцов 12-го батальона бригады «Голани» лейтенанта Рами Амира (обнаружение террористов и заложников, эвакуация заложников в военно-транспортные самолеты).
  Авиационная группа — командир полковник Ами Аялон 128.
  Состав
  1. Boeing 707 — воздушный штаб операции «Шаровая молния». Командир экипажа — командующий ВВС Израиля генерал-майор Бени Пелед. На протяжении всей операции самолет будет курсировать над озером Виктория, осуществляя общее командование и координацию всех подразделений, высадившихся на территории Уганды.
  2. Boeing 707 — военно-полевой госпиталь под командованием подполковника медицинской службы Эрана Долева. Авиалайнер приземлится в кенийском аэропорту Найроби и будет ожидать возвращение самолетов с заложниками и десантом.
  3. 4 военно-транспортных самолета ВВС Израиля Lockheed C-130 Hercules 131-й эскадрильи «Желтая птица» под командованием подполковника Йошуа Шани (доставка десанта и эвакуация заложников.)
  Ознакомившись во всех деталях с планом антитеррористической операции «Шаровая молния», министр обороны Израиля Шимон Перес дал окончательное разрешение на начало ее проведения. Однако последнее слово оставалось за премьер-министром Ицхаком Рабином, который всячески старался избежать военного конфликта и до последней минуты надеялся разрешить инцидент дипломатическими путями. Рабин позже не скрывал, что он с самого начала был настроен на обмен заложников. Такого же мнения, за исключением министра обороны Шимона Переса, придерживались и члены его правительства.
  Со 2 июня никто из бойцов «Сайерет Маткаль» практически не сомкнул глаз. За два неполных дня следовало провести колоссальную по объему работу, на которую в обычных условиях требуется как минимум месяц.
  По прошествии десятков лет невозможно представить, что при подготовке одной из самых блистательных операций в истории мировых спецслужб царили невообразимый хаос и неразбериха. В процессе подготовки операции «Шаровая молния» возникало столько предвиденных и непредвиденных осложнений, что у любого самого сумасшедшего оптимиста опустились бы руки, не говоря уже о людях, трезво оценивающих опасность. Можно сказать, они шли на заведомую смерть, оправданную лишь ущемленной национальной гордостью, страшной обидой и солидарностью со своими согражданами, попавшими в беду.
  С первого же дня, как только поступила информация о посадке французского авиалайнера с заложниками в угандийском аэропорту, израильская разведка пристально отслеживала все передвижения фельдмаршала Иди Амина. Угандийский диктатор получал немыслимое удовольствие, наведываясь практически каждый день в старый пассажирский терминал. Он упивался собственной властью, часами беседуя с заложниками. В этом была и положительная сторона. Как выяснилось позже, заложники до последней минуты искренне верили, что угандийский диктатор их друг и полностью контролирует ситуацию. Они были спокойны, думая, что освобождение — это лишь вопрос времени. В любой антитеррористической операции психическое состояние заложников является немаловажным фактором, оказывающим значительное влияние на положительный исход. О своем прибытии угандийский диктатор никогда заранее не предупреждал. И в голове командира роты резервистов «Сайерет Маткаль» майора Муки Бецера родилась идея воспользоваться черным президентским Mercedes.
  Надо сказать, что вся техническая подготовка штурма старого терминала проводилась непосредственно самими бойцами «Сайерет Маткаль». Со стороны могло показаться, что речь идет не о военной операции государственной важности, а о частной, личной инициативе, в которой государство не принимает никакого участия или просто закрывает глаза на ее подготовку. Раздобыть черный Mercedes было поручено Дани Дагану — офицеру «Сайерет Маткаль», ответственному за автомобильный парк подразделения. Но выяснилось, что угандийский диктатор пользовался старой моделью этой марки, которую в Израиль не ввозили уже более двух десятков лет. Проблема усугублялась тем, что машину необходимо было найти в крайне сжатые сроки.
  Неимоверными усилиями всё же удалось раздобыть огромных размеров светло-серый Mercedes, скорее напоминавший груду старого проржавевшего металла, чем автомобиль. Двигатель не заводился, были серьезные неполадки с электрикой, не говоря уже о бесконечных механических поломках. Ни один здравомыслящий человек не стал бы восстанавливать эту старую ржавую повозку, гораздо дешевле было купить новый автомобиль. Несколько бойцов, более или менее разбиравшихся в автомеханике, на протяжении нескольких суток, начиная уже со среды, пытались реанимировать это «корыто».
  Степень секретности вокруг всего, что было связано с заложниками, была такова, что не могло быть и речи, чтобы загнать машину в нормальную автомастерскую или пригласить профессиональных автомехаников и электриков. Всё приходилось делать самим. Только в кино и книгах возможности израильских спецслужб неограниченны. В реальности, как правило, многое решается за счет личной инициативы. Недаром в израильских спецслужбах основным является человеческий фактор.
  Машину вручную выкрасили черным спреем, однако уже на следующее утро Mercedes покрылся пятнами, и всю работу пришлось выполнять заново. К пятнице всё же удалось привести автомобиль в чувство, однако тут же возникла новая проблема — колеса. Машина так долго простояла в гараже без движения, что уже после первых трех километров рассохшиеся покрышки стали рассыпаться на глазах. Пришлось лихорадочно искать другую резину. В какой-то момент командир «Сайерет Маткаль» подполковник Нетаньяху уже был готов заменить старый автомобиль на еще один джип Land Rover, хотя, по задумке, Mercedes был ключом ко всей операции. Но кто-то из спецназовцев через дальнего знакомого смог разыскать недостающие покрышки. Прямо среди ночи поехали в какой-то заброшенный гараж, расположенный в старой части арабского Яффо, и за свои деньги купили четыре старых колеса от Mercedes той же модели. Однако даже после того как все четыре колеса заменили, машина не внушала доверия. Она должна была проехать не более пяти километров, но внутри салона должны были разместиться по меньшей мере 10 спецназовцев с полным боекомплектом. Тогда кто-то из бойцов штурмового отряда вспомнил, что у его знакомого есть большой черный Limousine, который среди ночи вполне можно было принять за машину Иди Амина. Решили воспользоваться этим вариантом. Но после того как машину доставили на базу, неожиданно выяснилось, что Limousine был длиннее Mercedes более чем на полметра. При размещении людей и техники внутри военно-транспортных самолетов учитывается буквально каждый сантиметр, и в конечном итоге пришлось отказаться от замены и вернуться к первоначальному варианту.
  Описывая подготовку к операции по освобождению заложников, следует отметить, что «Сайерет Маткаль» — это не антитеррористическое подразделение, а диверсионно-разведывательный батальон Генерального штаба Армии обороны Израиля, входящий в структуру Управления военной разведки АМАН. Одна из характерных особенностей работы «Сайерет Маткаль» — при выполнении особых операций на вражеской территории бойцы нередко маскируются под местных жителей, под террористов или облачаются в военную форму той страны, на территории которой проходит операция. Так и в этом случае было решено штурмовую группу из 25 человек переодеть в угандийскую пятнистую форму и загримировать под африканцев. Приложив немалые старания, всё же удалось разыскать что-то приблизительно напоминавшее форму армии Иди Амина. В казарме спецназа царила атмосфера маскарада, но без праздничного настроения. Выкрашенные в черную краску бойцы «Сайерет Маткаль» походили на клоунов, готовящихся к выступлению на детском утреннике. Но цель была достигнута: среди ночи их невозможно было отличить от угандийских солдат из личной президентской охраны. И именно это вызвало тревогу и сомнения командира «Сайерет Маткаль» подполковника Нетаньяху. Кто-то по ошибке в темноте в горячке боя мог открыть огонь по своим. Было принято решение не покрывать лица черным гримом, а ограничиться только пятнистой формой. Лишь один из бойцов, загримированный под угандийского диктатора, наложил на лицо черную тонирующую краску. Остальным бойцам штурмовой группы было приказано надеть на головы светло-серые полевые панамы, чтобы издалека в ночном бою их не приняли за угандийских солдат.
  Спецназ начал подготовку к антитеррористической операции задолго до того, как она получила одобрение министра обороны Шимона Переса. Еще в среду 30 июня по чертежам, полученным от строительных подрядчиков израильской компании «Солель Боне», на одной из баз ВВС была возведена точная копия старого пассажирского терминала аэропорта «Энтеббе». Поначалу «Сайерет Маткаль» подошли к этому вопросу только как к отработке новой тактической схемы. Никто всерьез не верил, что найдется сумасшедший, способный взять на себя ответственность и отправить спецназ за 4 тысячи километров освобождать заложников во враждебно настроенном окружении. Осознание неизбежности операции приходило постепенно. Итак, модель старого терминала была выстроена, но, кроме этого, в распоряжении «Сайерет Маткаль» не было практически никакой дополнительной информации. Отработка плана освобождения заложников шла, что называется, вслепую. Но уже ближе к пятнице стали поступать более точные разведданные, что позволило хотя бы приблизительно определиться с тактической задачей и понять, что в конечном итоге следовало делать.
  На каком-то этапе подготовки операции кто-то предложил разместить на переднем сиденье огромного свирепого добермана, чтобы парализовать волю террористов, выиграв для штурмового отряда бесценные секунды. По своей сути идея была просто замечательная, однако при более детальном рассмотрении от нее пришлось отказаться. Доберман — порода агрессивная и чрезвычайно непредсказуемая. Никто не мог утверждать, как повела бы себя собака после почти семичасового перелета.
  Во всём, что касалось подготовки к проведению антитеррористической операции «Шаровая молния», присутствовала значительная доля авантюризма, граничащая с преступной безответственностью. Со всеобщего немого согласия все «врали» всем ради того, чтобы получить разрешение на вылет.
  В пятницу утром перед завершающими учениями министр обороны Шимон Перес вызвал в свою канцелярию командира «Сайерет Маткаль» подполковника Нетаньяху только для того, чтобы лично от командира спецназа услышать, в какой степени его подразделение готово к выполнению задания. И подполковник спокойно и уверенно заявил, что его спецназовцы выполнят любую поставленную задачу. В тот же день командующий ВДВ и сухопутными войсками Израиля бригадный генерал Дан Шомрон, понимая, что ничего толком не доведено до конца, доложил начальнику Генерального штаба, что подготовка к операции завершена и объединенный десант в любое время готов погрузиться на самолеты и вылететь в Восточную Африку. В свою очередь Мота Гур доложил премьеру, что правительство может рассчитывать на силовое разрешение инцидента с заложниками.
  Наивно полагать, что кого-то из перечисленных выше можно было ввести в заблуждение относительно истинного положения вещей. Объяснение всеобщей «наивности» лишь в том, что в такой критической ситуации просто необходимо было «поверить», чтобы сдвинуть с места огромную неповоротливую военно-политическую машину. В противном случае решение о проведении спецоперации никогда не было бы принято.
  Итак, все до единого понимали, что операция совершенно неподготовлена. И Рабин, и Мота Гур, и Шимон Перес делали вид, что не видели обмана. Вариант, предполагавший, что Израиль отдаст на растерзание своих сограждан, отмели сразу же. Бездействие государства поколебало бы национальную идею, патриотизм израильтян, парализовало бы дух общества. До событий в Энтеббе каждый израильтянин, попавший в беду, был твердо убежден в том, что государство приложит все усилия для его спасения. Ни у кого из руководителей страны не хватило духу отказаться от проведения антитеррористической операции. Быть может, это и выглядело неприкрытым государственным цинизмом, но гибель заложников и десанта во время антитеррористической операции имела бы для страны менее губительные последствия, нежели выдача осужденных террористов. Почувствовав слабину в системе безопасности, неспособность государства защищаться, арабские, в частности палестинские, террористы набросились бы на Израиль, словно шакалы на обессиленное животное. Прояви правительство в данной ситуации слабость, в дальнейшем его гражданам пришлось бы испытать на себе десятки таких «энтеббе». Террористы, подогреваемые арабскими режимами, стали бы требовать от Израиля территориальных уступок, на которые он никогда не пошел бы. В конечном итоге нерешительность привела бы впоследствии к жертвам, в сотни раз превышающим число заложников в Энтеббе.
  Наблюдая за действиями сводного десанта, начальник Генерального штаба — ветеран нескольких войн, бÓльшую часть своей жизни прослуживший в армии, не мог не заметить, какая неразбериха творилась на итоговых учениях. Совершенно ничего не было подготовлено. Спустя много лет командир 131-й эскадрильи «Желтая птица» подполковник Йошуа Шани делился впечатлениями: «Вся операция была спланирована за 48 часов. Подготовка операции такой сложности могла занять месяц, два, полгода или больше. У нас было только два дня, мы могли проработать только два процента плана, оставив девяносто восемь процентов на импровизацию…»
  Модель абсолютно не была выстроена, подразделения толком не знали, что от них требовалось, боевые машины не были приведены в должное состояние. Отдельные штурмовые группы «Сайерет Маткаль» мешали друг другу, попадая на линию огня. Спецназ 35-й бригады ВДВ и бригады «Голани» не успевали высадиться и занять исходные рубежи, бойцы «Сайерет Маткаль» оказывались под обстрелом основной части десанта, которая должна была провести зачистку нового пассажирского терминала и подготовиться к отражению возможной контратаки угандийской армии. На всё это накладывались пробелы в оперативно-разведывательной информации, ставящие под угрозу не только заложников, но и весь десант. Перед одной из групп сводного десанта была поставлена задача уничтожения угандийских МиГ-17 и МиГ-21, размещенных на территории аэропорта «Энтеббе». Однако никто не мог поручиться, что угандийские ВВС не приведены в полную боевую готовность. Если бы при уничтожении угандийских «мигов» начали взрываться боезапас и топливные баки, бóльшая часть аэропорта, в том числе старый пассажирский терминал с заложниками, была бы охвачена морем пламени.
  После полудня был собран «узкий» кабинет правительства и комитет ВАРАШ. Подводя итоги утренних учений, Шимон Перес и Ицхак Рабин, прежде чем выносить вопрос на окончательное обсуждение, хотели услышать мнение начальника Генерального штаба об уровне подготовки сводного антитеррористического десанта. На совещание был также приглашен лидер оппозиции Менахем Бегин, которому при обсуждении был предоставлен равный голос, поскольку в Уганде решалась не только судьба заложников, но и в какой-то мере будущая безопасность всего Израиля. Именно по этой причине правящая партия не решалась брать на себя всю полноту ответственности и самостоятельно принимать судьбоносное для страны решение. На период разрешения кризиса с заложниками правительство и оппозиция пришли к взаимному соглашению, сформировав временную чрезвычайную коалицию.
  В последний день бойцы «Сайерет Маткаль» пребывали в тягостном настроении. Казалось, должен найтись кто-то из высших армейских чинов, кто осмелился бы позвонить в канцелярию премьер-министра и открыто заявить, что операция совершенно не подготовлена и посылать людей в Уганду — значит, обречь их на неминуемую гибель.
  Несмотря на это, подготовка шла полным ходом. Вокруг операции царила такая непроницаемая завеса секретности, что даже те, кто в ней участвовал, до последнего момента не знали, на какой день и час назначен вылет. Не только в мире, но и в самом Израиле никто не подозревал, что готовился силовой вариант освобождения заложников. Все были уверены, что у Израиля нет выбора и в сложившейся ситуации, скорее всего, кризис с заложниками разрешится уступками со стороны государства.
  Чтобы исключить малейшую утечку информации, все, кто непосредственно принимал участие в подготовке высадки в аэропорту «Энтеббе», не покидали своих баз. Даже семьи не знали, что предстояло выполнить их родственникам. Группа врачей, входившая в состав военно-полевого госпиталя, с пятницы была помещена под «карантин». Их отсутствию можно было найти очень простое и логичное объяснение как для семей, так и для больниц, в которых они работали. Большинство израильских врачей являются офицерами запаса и обязаны каждый год проходить сорокадневные сборы резервистов. Страна, постоянно находящаяся в состоянии войны со своими соседями, обязана регулярно проводить учения по мобилизации, когда отдельных резервистов вызывали в свои части прямо с места работы. Бойцы «Сайерет Маткаль», за исключением нескольких офицеров и тех, кто занимался техническими вопросами, вообще не покидали расположения базы с момента поступления первой информации об угоне самолета. Связь с внешним миром для них прервалась на всю последующую неделю.
  Единственные, кто посмел воспротивиться «карантину», были израильские летчики, которым предстояло вести самолеты в далекую Уганду. Последнюю ночь перед вылетом они хотели провести со своими семьями, а не на казенных койках, учитывая, что шансы на возвращение были минимальными. Признанная элита израильской армии! Как правило, сбитые израильские летчики, попавшие в плен, не могли рассчитывать на снисхождение и подвергались наиболее жестоким пыткам и издевательствам. Они даже не могли надеяться на обмен военнопленными или получить освобождение за счет выдачи осужденных террористов. Потому они относятся к одной из самых скрытных и неразговорчивых категорий израильтян. Учитывая это, им единственным на протяжении всего периода подготовки антитеррористической операции было позволено возвращаться домой.
  Речь идет о пилотах четырех военно-транспортных самолетов Lockheed C-130 Hercules из 131-й эскадрильи «Желтая птица», которым наряду с «Сайерет Маткаль» отводилось центральное место в операции. Именно на плечи этих парней ложилась наиболее сложная часть операции, от них на девяносто процентов зависел успех. Все понимали: если экипажи смогут незаметно доставить «острие иглы» к старому терминалу, операция завершится успехом.
  Краткая справка
  131-я эскадрилья (воздушная эскадрилья «Желтая птица») — военно-транспортная эскадрилья ВВС Израиля.
  Создана в разгар войны Судного дня 14 октября 1973 года на базе 12 военно-транспортных самолетов ВВС США Lockheed C-130 Hercules, переданных в рамках военной помощи ВВС Израиля.
  Сутки спустя, в ночь с 15 на 16 ноября 1973 года, эскадрилья открыла воздушный мост и совершила 26 вылетов, перебрасывая на Синай бронетранспортеры, живую силу и боеприпасы.
  Только сами пилоты понимали, сколько скрытых препятствий и ловушек предстояло миновать на пути к Уганде. Один самолет еще можно было выдать за обычный гражданский рейс, что, в общем-то, и было сделано с первыми двумя Boeing 707, но как скрыть целую эскадрилью военно-транспортных самолетов, на которую ложилась наиболее сложная фаза операции? Необходимо было не только долететь до Уганды, но и вернуться домой. Проблема была еще и в том, что военные летчики никогда не бывали в Центральной и Восточной Африке. Дальше Нила никто из них никогда не летал. Никто из пилотов 131-й эскадрильи не был знаком с маршрутом, который пришлось бы преодолеть в крайне сложных условиях, без помощи авиадиспетчеров, сохраняя полное радиомолчание, ориентируясь исключительно по навигационным приборам.
  При этих обстоятельствах командующий ВВС генерал-майор Бени Пелед отдал приказ включить в летные экипажи пилотов авиакомпаний, ранее работавших на маршруте Тель-Авив — Энтеббе. Одного из гражданских пилотов, капитана запаса Михаэля Бен-Йосефа (он занял место за штурвалом второго Lockheed C-130 Hercules), военная полиция сняла прямо с самолета EL AL перед самым вылетом, без каких-либо объяснений вручив ему в руки повестку № 8 129: «Следуйте за нами, с этой минуты вы офицер ВВС Израиля». Через 15 минут капитан Михаэль Бен-Йосеф уже сидел в штабе, где собрались остальные пилоты, успев сменить униформу авиакомпании EL AL на летные комбинезоны военных летчиков. Пилоты стали задавать вопросы, поскольку они должны были знать все детали. И услышали: «У нас нет ответов».
  Во время инструктажа было сказано, что аэропорт «Энтеббе» самолеты будут покидать по мере заполнения в произвольном порядке. Капитан Бен-Йосеф поднял руку и спросил: «Что произойдет с последним четвертым самолетом, если какой-нибудь угандийский солдат вдруг повредит его из гранатомета? Он останется в угандийском аэропорту один, без прикрытия?» Это было дельное и своевременное замечание. Даже одной случайной пули из автомата Калашникова, попавшей в двигатель, было достаточно, чтобы многотонная машина не смогла оторваться от взлетно-посадочной полосы. Было решено, что два последних самолета одновременно покинут аэропорт или займут круговую оборону, ожидая подкрепления из соседней Кении.
  Затем начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Мота Гур неожиданно спросил: «А что произойдет, если угандийцы потушат огни взлетно-посадочной полосы прежде, чем первый военно-транспортный самолет успеет совершить посадку?» (В 1976 году у израильских пилотов еще не было приборов ночного видения.) Командир 131-й эскадрильи подполковник Йошуа Шани уверенно ответил: «Мы умеем сажать самолеты и в полной темноте, по одним навигационным приборам». «Докажи!» — сразу потребовал Мота Гур.
  Вечером того же дня на военном аэродроме собрались экипажи самолетов, начальник Генерального штаба, командующий ВВС и начальник Отдела специальных операций. Прежде чем дать разрешение на демонстрацию слепой посадки, командующий ВВС генерал-майор Бени Пелед выразил сомнение, аккуратно заметив, что это не самый оптимальный вариант совершать посадку по навигационным приборам. На это подполковник Йошуа Шани ответил: «В Лоде это не сработает, а на пустой взлетно-посадочной полосе аэропорта “Энтеббе” будет самый раз». Генерал-лейтенант Мота Гур решил лично подняться в кабину пилотов. Позднее он говорил, что ничего более страшного ему никогда не приходилось испытывать. В полной мгле многотонный «Гиппо» 130 буквально нырнул на взлетно-посадочную полосу и остановился. Придя в себя, начальник Генштаба оказался под таким сильным впечатлением, что не раздумывая дал разрешение на воздушную операцию.
  В субботу 3 июля 1976 года, в 14:30, перед самым вылетом в Уганду, все участники антитеррористической спасательной операции собрались вместе в крытом ангаре аэродрома «Офира» Шарм-эль-Шейха на Синайском полуострове. Нервы были натянуты до предела. Все молча сидели на бетонном полу, ожидая прибытия командующего ВДВ и сухопутными войсками Израиля бригадного генерала Дана Шомрона. Собравшиеся рассчитывали услышать от генерала длинную эмоциональную речь, однако, войдя в ангар, командующий плотно закрыл за собой двери и, вскочив на подножку одного из джипов, быстро произнес: «То, что вам предстоит сделать, важно для государства Израиль! Я знаю, что каждый из вас выполнит свой долг!.. Желаю удачи!.. Благодарю!»
  Через два часа от взлетно-посадочной полосы аэродрома «Офира» оторвался Boeing 707, на борту которого разместился штаб операции. Самолет был выкрашен в традиционные бело-голубые израильские цвета авиакомпании EL AL и совершал, казалось, обычный гражданский рейс. Как уже было упомянуто, за штурвалом самолета находился командующий ВВС Израиля генерал-майор Бени Пелед. Учитывая исключительную важность и сложность поставленной перед авиацией задачи, генерал-майор не мог себе позволить остаться в стороне. С началом высадки десанта первый Boeing 707 должен был вновь подняться в небо и на протяжении всего хода наземной операции курсировать над озером Виктория в районе аэропорта «Энтеббе».
  Через несколько минут с той же взлетно-посадочной полосы аэродрома «Офира» в воздух поднялся второй Boeing 707, на борту которого разместился военно-полевой госпиталь. Оба самолета должны были совершить длительный 6-часовой перелет вдоль Красного моря, прижимаясь к берегам Саудовской Аравии, затем пролететь через всю территорию Эфиопии и ровно в 22:30 совершить посадку в кенийском международном аэропорту Найроби.
  Последними, примерно через час после вылета первого самолета, аэродром Шарм-эль-Шейха тайно покинули четыре военно-транспортных самолета, на борту которых разместился сводный десант и боевая техника. За штурвалом первого Lockheed C-130 Hercules сидел командир 131-й эскадрильи «Желтая птица» подполковник Йошуа Шани. Самолеты были настолько перегружены, что казалось, ни один из них не сможет оторваться от взлетно-посадочной полосы. Один из пилотов даже пошутил: «Мы в Уганду полетим или поедем?» Им предстояло проделать длинный путь, пролетев над Красным морем на высоте не более 30 метров от воды, избегая радаров египетских, саудовских и суданских ПВО. Затем авиагруппа должна была взять курс на Джибути, свернуть на Найроби, пролетев западнее Сомали и над эфиопским районом Огаден, после чего направиться на юго-запад через Восточно-Африканский рифт и озеро Виктория.
  Самолеты поднялись в воздух, взяв курс на Восточную Африку до того, как правительство Израиля приняло окончательное решение. В любой момент десантную эскадрилью могли развернуть назад. То, что разрешение на силовое решение кризиса с заложниками не было получено, знали и те, кто находился на борту военно-транспортных самолетов. У каждого в душе, хоть это и не обсуждалось, таилась слабая предательская надежда, что операцию отменят. Десантников можно было понять. Люди летели в неизвестность. Никто не знал, что их ожидало в самом центре континента, за 4 тысячи километров от родных границ. Каждый из спецназовцев имел за своими плечами многолетний опыт проведения специальных операций в глубоком тылу противника. Каждый из них прекрасно понимал, что в случае катастрофы помощи ожидать было неоткуда, а попасть в плен к угандийским дикарям в военной форме было намного ужаснее, чем оказаться в руках палестинских террористов или в застенках арабских спецслужб. Все без исключения знали, что в случае пленения их одного за другим начнут рвать на куски, скармливая африканским крокодилам. Поэтому рассчитывать приходилось только на собственные силы и тех, кому посчастливится остаться в живых.
  Как правило, спецподразделения учитывают любые ситуации. В Энтеббе в случае провала единственная надежда на спасение находилась за кенийской границей, до которой нужно было еще пробиться. (Все понимали ничтожность шанса, что кому-нибудь удастся пройти почти 180 километров под огнем преследователей, унося на себе раненых и трупы своих товарищей. Даже в такой безвыходной ситуации ни у кого не могло возникнуть и мысли оставить в Уганде своих погибших, не говоря уже о раненых.) Топливные баки джипов и бронетранспортеров были залиты до отказа. Несмотря на строжайший запрет, спецназовцы на свой страх и риск прятали дополнительные канистры и бочки с горючим, которого в случае отступления должно было хватить до кенийской границы. Кроме того, в комплект каждого джипа и бронетранспортера было вложено несколько подробных карт Уганды.
  Только когда эскадрилья самолетов с десантом находилась в воздушном пространстве Эфиопии, специальная комиссия смогла наконец-то добиться одобрения всех членов правительства и оппозиции, включенной в коалицию, и дать «зеленый свет» на начало антитеррористической операции. В далекую Кению было отправлено краткое телефонное сообщение, которого так ждал полковник Эхуд Барак: «…Тесть Аврамеле точно будет на бар-мицве…»
  Услышав это сообщение, полковник Барак понял, что разрешение на военную операцию получено и самолеты с десантом уже находятся на пути в аэропорт «Энтеббе».
  Несмотря на нервный мандраж, неизменный спутник спецопераций, и предательский страх, пожиравший изнутри каждого бойца, все как один моментально отключились и погрузились в глубокий сон, после того как радист вышел из кабины пилотов и сообщил десантникам, что операции дано «добро».
  Сказывалась накопившаяся усталость, недосыпание и нервное перенапряжение последних дней. Один лишь командир «Сайерет Маткаль» подполковник Йонатан Нетаньяху продолжал бодрствовать. Внешне он был совершенно спокоен, в течение всего полета он просто читал книгу. Хотя перед посадкой на самолет он сказал одному из своих офицеров: «У меня плохое предчувствие. Я не вернусь домой».
  Полет до воздушного пространства Эфиопии проходил без видимых осложнений, хотя пилотам пришлось продемонстрировать высочайшее мастерство. Пока самолеты находились в воздухе, были строго запрещены любые радиопереговоры, несмотря на то что нередко расстояние между крыльями составляло считаные метры. Любая, самая незначительная ошибка одного из пилотов могла привести к необратимым трагическим последствиям. Загруженные до предела Lockheed C-130 Hercules были вынуждены прижиматься друг к другу, чтобы в случае обнаружения на радарах авиадиспетчеров и ПВО выглядеть, как большая стая птиц. Первый отрезок маршрута пришлось пройти над водой. Расстояние между многотонными военно-транспортными самолетами и морской гладью порой не превышало двух десятков метров. Сложность перелета можно было сравнить с нейрохирургической операцией. Спустя час после взлета пилоты увидели слева перед собой пугающую своим видом темно-багровую стену. Это была сильная песчаная буря, которая быстро двигалась навстречу эскадрилье со стороны Саудовской Аравии. Вторым неприятным сюрпризом стали советские корабли. Эскадрилье «Желтая птица» пришлось пройти рядом с ними в надежде, что русские из-за песчаной бури не обратят на нее внимания. Так и произошло. Из-за песка в воздухе русские корабли были вынуждены временно отключить радарные установки. Над Эфиопией опасность обнаружения миновала, и самолеты стали набирать высоту. По воспоминаниям израильских пилотов, они чувствовали себя пиратами, летевшими над Африкой без разрешения, чтобы захватить чужой аэропорт.
  Бóльшую часть пути погода выступала союзником израильтян. Однако по мере приближения к конечной цели следования десанта метеоусловия заметно ухудшились. На горизонте всё отчетливее стали прорисовываться свинцовые грозовые тучи. На подлете к Уганде самолетам пришлось рассеяться в радиусе полумили, и пилоты были вынуждены в полном одиночестве, рассчитывая только на собственный опыт и мастерство штурманов, пробиваться практически на ощупь сквозь плотную завесу грозового ливня, идя по навигационным приборам. Не могло быть и речи, чтобы попытаться отклониться от маршрута, обойти непогоду стороной или набрать высоту. Запасы горючего в топливных баках и так были на исходе, и в случае дополнительного крюка его определенно не хватило бы для того, чтобы вновь подняться в небо после завершения спасательной операции. В заданном районе перед самой посадкой авиалайнеры должны были вновь соединиться. Одновременная посадка всех четырех военно-транспортных самолетов была залогом успешного исхода операции.
  Спустя 6 часов после вылета из аэропорта «Офира» израильским штурманам удалось вывести десантную эскадрилью через северо-восточную часть Виктории к аэропорту «Энтеббе» невзирая на полную темноту, без помощи наземных авиадиспетчеров, оставив за собой 3800 километров крайне сложного маршрута. За несколько минут до посадки правительство Израиля поставило в известность правительства США и других западных стран о начале спасательной операции, чтобы в этих странах не была объявлена военная тревога в связи с неожиданной агрессией против Уганды.
  До минуты рассчитав «состыковку» с британским грузовым самолетом, первый израильский «Гиппо», ведомый подполковником Йошуа Шани, оторвался от эскадрильи и стал заходить на посадку. Взлетно-посадочную полосу было прекрасно видно издалека. Она была хорошо освещена. Второй военно-транспортный самолет капитана Михаэля Бен-Йосефа по графику должен был зайти на посадку с первым выстрелом в старом терминале, ровно через 7,5 минуты. Первый самолет должен был успеть развернуться, выгрузить Mercedes c джипами сопровождения и дать «Сайерет Маткаль» время, чтобы добраться до старого пассажирского терминала. Следом за вторым военно-транспортным самолетом с промежутком в минуту должны были совершить посадку третий и четвертый борты.
  Первый самолет сел в 23:18, на две минуты раньше запланированного, воспользовавшись сигнальными огнями взлетно-посадочной полосы, оставленными для британского грузового транспорта. Для экономии времени посадка осуществлялась с открытой задней рампой. Первым на угандийскую землю ступил командир спецназа 35-й бригады ВДВ майор Дорон Альмог. Выпрыгивая на ходу, он с шестью своими бойцами стал устанавливать сигнальные огни вдоль взлетно-посадочной полосы.
  Всё нужно было сделать очень быстро. В любой момент аэропорт мог погрузиться в темноту, затруднив высадку остального десанта. Следом за ними на взлетно-посадочную полосу выпрыгнули на ходу несколько бойцов бригады «Голани». Рассыпавшись по периметру, они взяли в кольцо район посадки самолетов, не позволяя никому приблизиться и идентифицировать израильский десант до того, как начнется бой.
  Лишь только первый Hercules остановился, на взлетно-посадочную полосу выбежал бригадный генерал Дан Шомрон. Следом за ним по заднему пандусу на полосу съехал черный Mercedes с президентскими флажками, на переднем сиденье которого находился командир «Сайерет Маткаль» подполковник Нетаньяху. Убедившись, что остальные два джипа заняли исходные позиции, полковник высунулся из окна автомобиля и взмахом руки подал сигнал к началу движения.
  На большой скорости, включив противотуманные фары и дальние огни, «эскорт Амина» с израильским спецназом рванул на большой скорости к старому пассажирскому терминалу, расположенному в двух с половиной километрах от места высадки первой волны десанта. Преодолев бóльшую часть пути, машины выехали на центральный перекресток и, резко вывернув влево, стремительно стали приближаться к стоянке старого терминала, в котором удерживались израильские заложники и экипаж французского лайнера. Судя по тишине, которая царила вокруг, первый этап операции прошел именно так, как и планировалось. Израильский спецназ мог воспользоваться своим самым главным козырем, на котором выстраивался весь сценарий антитеррористической операции «Шаровая молния», — фактором неожиданности.
  Согласно оперативной информации, поступившей от внешней разведки, двое угандийских часовых должны были находиться на стоянке старого терминала, примерно в 100 метрах от главного входа. На полигоне во время отработки захвата здания их имитировали большие металлические бочки из-под солярки. Прежде чем приблизиться к главному входу и вступить в бой с террористами, следовало бесшумно ликвидировать часовых, воспользовавшись пистолетами с глушителями. Эта часть работы была возложена на бойцов, находившихся во главе эскорта в черном Mercedes.
  Въехав на стоянку, штурмовая группа сразу заметила двух часовых, вяло переминавшихся на месте примерно в 80 метрах от здания с заложниками. Позже бойцы «Сайерет Маткаль» вспоминали, что встреча с угандийскими часовыми сразу подняла всем настроение, вселив уверенность в положительном исходе всей операции. Однако всего нельзя предусмотреть. Как правило, во время боя могут возникнуть совершенно нелепые накладки. Угандийский часовой, заметив приближающийся эскорт, передернул затвор автомата. Бойцы «Сайерет Маткаль» не могли знать, что действия угандийского часового были частью традиционного ритуала приветствия диктатора. Опасаясь, что угандийцы рассмотрели белые лица спецназовцев, подполковник Нетаньяху и сидевший за ним боец выхватили пистолеты с глушителями и стали расстреливать часовых с большого расстояния. Тем не менее часовые продолжали стоять, лишь один слегка оступился, получив незначительное касательное ранение в руку. Несмотря на то что выстрелов не было слышно, часовые мгновенно сориентировались в происходящем, поняв, что в машине находился кто угодно, но не фельдмаршал Иди Амин Дада Уме. Водитель Land Rover, следовавшего вторым после Mercedes, желая опередить угандийцев, резко вырулил вправо и, отделившись от эскорта, на большой скорости попытался сбить часовых. Как раз в этот момент раздались оглушительные автоматные очереди, всполошившие всё вокруг. Бойцы, находившиеся в последнем джипе, опасаясь, что часовые откроют стрельбу, опередили их, расстреляв из новейшей модификации автомата Калашникова АКС-74.
  Фактор неожиданности окончательно был утерян, в то время как до старого пассажирского терминала оставалось не менее 80 метров. Именно эти метры могли стать губительными для заложников. Весь план шел под откос. Угандийские солдаты, дремавшие на старой контрольно-диспетчерской башне, не сразу сориентировались, им понадобилось полминуты, чтобы разобраться в происходящем. Это и спасло спецназовцев от прямого пулеметного огня. У бойцов «Сайерет Маткаль» не было ни секунды времени на раздумье, решение следовало принимать немедленно, прямо на ходу.
  На огромной скорости по самому короткому пути машины со спецназом ринулись к центральному входу пассажирского терминала. Оставив машины в «мертвой зоне» у контрольно-диспетчерской башни, группа из 25 бойцов, ведомая майором Муки Бецером, выбежала под шквальный огонь и бросилась к залу с заложниками. За считаные мгновения израильтянам удалось миновать простреливаемую зону и плотно прижаться к стене старого пассажирского терминала.
  На шум выстрелов из центрального входа с автоматом в руках выбежал главарь угонщиков Вильфрид Безе. По всему было видно, что появление израильских солдат стало для него полной неожиданностью. Он был совершенно растерян. Прежде чем Безе поднял оружие, майор Муки Бецер открыл по нему плотный автоматный огонь, и тому ничего иного не оставалось, как тут же ретироваться в здание старого терминала. Оказавшись внутри терминала, террорист передернул затвор и дал длинную автоматную очередь через смотровое стекло. Первое, что промелькнуло в головах заложников, что переговоры сорвались и террористы принялись приводить в исполнения свои угрозы. Но Вильфрид Безе неожиданно для всех остановился и крикнул заложникам: «Бегите скорее в туалет! Укройтесь там!» Тем временем боец «Сайерет Маткаль» Амир Офер сменил опустошенную обойму и с криком: «Заложники, на землю!» — первым нырнул в здание старого терминала, расстреляв в упор Вильфрида Безе. У майора Муки Бецера заклинило оружие, и он вынужден был пропустить вперед Амира Офера и еще нескольких бойцов. Следом за ними вбежал лейтенант Амнон Пелед, застреливший Бригитт Кульманн и стоявшего рядом с ней у стены одного из палестинских террористов. Бригитт Кульманн сжимала в одной руке пистолет, а в другой осколочную гранату. К счастью, пуля настигла ее быстрее, чем она успела выдернуть чеку. В ту же секунду в помещение ворвались остальные бойцы «Сайерет Маткаль». Рассеявшись по залу между лежавшими на полу заложниками, спецназовцы сделали еще несколько контрольных выстрелов по трупам террористов. «Где остальные?» — закричал майор Муки Бецер, имея в виду террористов. Заложники испуганно показали на вход в главный зал ожидания. В этот же момент в другом конце зала из темноты выплыл еще один силуэт с автоматом в руках. Террорист успел выстрелить, но тут же получил длинную автоматную очередь в голову и грудь. Спецназовцы вбежали в главный зал ожидания и добили еще нескольких палестинцев. Всё происходило молниеносно, и со стороны захваченных врасплох террористов фактически не было оказано никакого сопротивления. Но еще оставался второй этаж. Муки Бецер с двумя бойцами стал подниматься по лестнице, ведущей туда, чтобы предотвратить возможность неожиданной контратаки в тыл. Они успели подняться всего лишь на два пролета, как навстречу им выбежала большая группа угандийских солдат. Бой был скоротечный, но чрезвычайно ожесточенный. Прежде чем на второй этаж успела подоспеть помощь товарищей, в коридоре уже лежали тела 12 угандийских солдат и двоих оставшихся террористов, пытавшихся найти убежище в комнате ожидания пассажиров VIP-класса. Последнего террориста застрелил майор Муки Бецер. С первой стычки с угандийскими часовыми до окончания зачистки всего старого пассажирского терминала миновало не более двух минут. «Острие иглы» успешно выполнило свою часть спасательной операции, уложившись точно в отведенное время.
  К несчастью, не обошлось без жертв среди заложников. Когда в зал терминала ворвалась основная группа «Сайерет Маткаль», один из спецназовцев через мегафон стал кричать, успокаивая заложников: «Ану исраэлим, бану лакахат отхем а-байта!» 131 Один из заложников, 19-летний репатриант из Франции Жан-Жак Маймони, услышав иврит, на радостях вскочил с пола и бросился к спецназовцам. У парня была очень смуглая кожа, и его ошибочно, в запарке боя, приняли за палестинского террориста и расстреляли в упор. Поскольку в зале с заложниками находились и другие террористы, не ликвидированные во время первого удара, под перекрестным огнем были смертельно ранены еще двое заложников — 52-летний служащий медицинской страховой компании Паско Коэн и 56-летняя репатриантка из Советского Союза Ида Борхович.
  Тем временем совершил посадку второй военно-транспортный самолет, за штурвалом которого находился резервист капитан Михаэль Бен-Йосеф. Поскольку неожиданно началась сильная гроза с громом, молнией и сильным градом и возросла опасность столкновения, капитан Бен-Йосеф прервал молчание в радиоэфире и стал направлять на посадку два других самолета.
  Когда третий Lockheed C-130 Hercules стал заходить на посадку, угандийцы неожиданно погасили огни взлетно-посадочной полосы. Весь аэропорт сразу погрузился во мглу. Из-за ненастной погоды подсветка, выложенная десантниками, была практически не видна. Пилоты сразу отстегнули ремни и прижались лицами к иллюминаторам в надежде увидеть хоть какой-нибудь ориентир. За 8 секунд до контакта с землей командир экипажа выключил двигатели, и самолет буквально рухнул на взлетно-посадочную полосу. Посадка была очень жесткой, но удачной. Ни самолет, ни груз не получили повреждений.
  Последним сел четвертый самолет, который должен был забрать заложников. Он летел налегке, и пилотам не составило особого труда совершить слепую посадку.
  Тем временем на пути «Сайерет Маткаль» возникло новое, впрочем, вполне ожидаемое препятствие. Угандийские солдаты, засевшие на контрольно-диспетчерской башне, продолжали обстреливать площадку перед старым пассажирским терминалом. Любой, кто пытался выйти наружу, попадал под шквальный автоматно-пулеметный огонь. Понадобилось еще какое-то время, пока не подошла помощь группы прикрытия. Пулеметная точка была подавлена залпом из гранатомета бронетранспортера заместителя командира «Сайерет Маткаль» майора Шауля Мофаза. Выбежав из старого терминала, спецназовцы только сейчас заметили страшную потерю. Прямо перед центральным входом в луже крови лежал командир «Сайерет Маткаль» подполковник Йонатан Нетаньяху. По одной из версий, у майора Муки Бецера, бежавшего во главе штурмовой группы, что-то произошло с оружием. Незначительная заминка могла сорвать всю операцию. Йони Нетаньяху пришлось с несколькими бойцами справа обогнуть группу майора Муки Бецера и самому возглавить штурм. Как только он вышел из слепой зоны, он сразу оказался в прицеле угандийского солдата, засевшего на контрольно-диспетчерской башне, и в первые же секунды штурма был смертельно ранен выстрелом в спину.
  Перед высадкой в аэропорту «Энтеббе» подполковник Нетаньяху лично отдал приказ до окончания зачистки старого пассажирского терминала никому из раненых не оказывать помощь, чтобы не сбить темп атаки. Однако, как выяснилось позже, ранение было настолько серьезным, что у него не было ни единого шанса выжить даже при оказании своевременной медицинской помощи.
  Лишь только стихли выстрелы в старом пассажирском терминале, бригадный генерал Дан Шомрон стал безуспешно вызывать командира «Сайерет Маткаль». Молчание могло означать только самое худшее. Голос генерала звучал умоляюще: «Йони, Йони, ответь… Йони, Йони ответь…» Но Йони ответить не мог. Он был уже мертв.
  После зачистки всех этажей старого терминала заложникам было приказано бросить все вещи и приготовиться к эвакуации. Но прежде чем вывести людей на простреливаемый участок аэропорта, нужно было дождаться, пока затихнет бой. Со всех сторон доносились длинные автоматно-пулеметные очереди, прерываемые глухими разрывами. С каждой минутой шансы вернуться домой уменьшались в геометрической прогрессии. Любой ценой следовало уложиться в отведенное время, до того как угандийцы стянут к аэропорту крупные силы, включая танки и минометную артиллерию.
  На территории аэропорта царил сущий ад. Наверняка угандийской армии за всё время ее существования не приходилось испытывать подобного кошмара, в прямом смысле свалившегося им на голову. Сразу после высадки «Сайерет Маткаль» и передового командного пункта бригадного генерала Дана Шомрона на взлетно-посадочной полосе «Энтеббе» совершили посадку остальные военно-транспортные самолеты со второй волной сводного десанта 35-й бригады ВДВ и бригады «Голани». Бойцы спецназа ВДВ майора Дорона Альмога, находившиеся вместе с «Сайерет Маткаль» в первом самолете, еще до прибытия второй волны десанта одним точным выстрелом из ручного противотанкового гранатомета «ЛАУ» уничтожили новую контрольно-диспетчерскую башню, чтобы ослепить угандийские ВВС и сделать невозможным преследование эскадрильи. Разделившись на три автономные группы, вторая волна десанта погрузилась на бронетранспортеры и джипы с установленными на них безоткатными артиллерийскими орудиями и крупнокалиберными пулеметами. И тут не обошлось без накладки. Бойцы бригады «Голани», прибывшие вместе с «Сайерет Маткаль», чтобы обеспечить прикрытие военно-транспортной эскадрильи, не успели вернуться к исходной точке и оказались на линии огня, чем на несколько минут задержали атаку второй волны десанта. Двигаясь в разных направлениях, три группы второй волны сводного десанта должны были как можно скорее взять под контроль весь аэропорт, пока угандийцы не пришли в себя от первого шока и не успели организовать оборону.
  Пока вторая волна сводного десанта выходила на исходные позиции, группа прикрытия «Сайерет Маткаль» под командованием майора Шауля Мофаза обогнула новый пассажирский терминал. От пламени контрольно-диспетчерской башни на огромном участке аэропорта стало светло как днем. Неожиданно группа столкнулась с небольшим отрядом угандийских солдат. Увидев бронетехнику с израильскими шестиконечными звездами, угандийцы в панике стали разбегаться, пытаясь как можно скорее найти укрытие. Учитывая, что еще несколько лет назад они проходили обучение под присмотром опытнейших израильских инструкторов, высадка израильтян стала для них такой неожиданностью, что никто даже не думал о сопротивлении. Сам фельдмаршал Иди Амин непреднамеренно нагнал на них страху, в свое время внушая им, что они «обучались у лучшей армии мира».
  Четырнадцать бойцов 202-го батальона ВДВ вышли к северо-западной части аэропорта, обнаружив место стоянки трех истребителей. Первоначальный план предусматривал закладку под фюзеляжи «мигов» мин замедленного действия, рассчитанных на взрыв только после того, как все четыре израильских военно-транспортных самолета с десантом и заложниками покинут взлетно-посадочную полосу. Однако в северо-западной части аэропорта «Энтеббе» оказались только учебные машины без боевого комплекта на борту, и офицер, командовавший группой, принял решение сразу уничтожить все «миги», не дожидаясь отхода.
  В это же самое время бронетранспортер лейтенанта «Сайерет Маткаль» Омера Бар-Лева из группы прикрытия майора Шауля Мофаза сообщил по рации об обнаруженном им скоплении МиГ-17 и МиГ-21, стоявших двумя рядами в северо-восточной части аэропорта. В общей сложности лейтенант Бар-Лев насчитал восемь боевых машин. Он несколько раз запросил разрешение на их уничтожение, но из-за чрезвычайной загруженности радиоэфира так и не получил ответа. Лейтенант самостоятельно принял решение и дал несколько очередей из крупнокалиберного пулемета. Один МиГ-21 стоял готовым к вылету с полными баками горючего. Он взорвался, и пламя тут же перекинулось на остальные «миги». Таким образом, за несколько минут Иди Амин лишился всего своего боевого авиапарка в аэропорту «Энтеббе».
  На протяжении всего времени, пока шел бой, экипажи израильских военно-транспортных самолетов не покидали своих кабин. Они не знали, что происходило вокруг. Из кабин пилотов они видели только трассирующие очереди и яркие вспышки пламени. Угандийцы могли подойти с любой стороны. Не так много нужно, чтобы нейтрализовать огромный Lockheed C-130 Hercules. Одна-единственная пуля могла нанести такой вред самолету, на устранение которого потребовались бы несколько часов, которых у израильтян не было.
  Тем временем группа 890-го вспомогательного батальона ВДВ под командованием подполковника Нехемии Тамри выдвинулась к новому терминалу. Годом ранее Нехемия Тамри служил офицером в «Сайерет Маткаль» и шел во главе одной из групп, освобождавших заложников в тель-авивском отеле «Савой». В «Энтеббе» выполнение задачи затруднялось тем, что в новом корпусе могли находиться гражданские лица, пассажиры аэропорта, на чей счет были даны однозначные инструкции. Ни при каких обстоятельствах ни один из пассажиров не должен был пострадать, иначе вся антитеррористическая операция могла бы привести к крайне негативному международному резонансу. Группа десантников под командованием Нехемии Тамри ворвалась внутрь, не встретив на своем пути никакого сопротивления. Зачищая здание, отряд поднялся на крышу. К этому времени стрельба на территории аэропорта практически прекратилась. Неожиданно из-за пристройки на крыше выбежал человек в гражданской одежде и произвел два выстрела из пистолета. Сержант Сурин Гершко успел только почувствовать толчок, сбивший его с ног. Одна из пуль попала ему в шейный отдел позвоночника, чуть ниже основания черепа. Было очень много крови. Он не чувствовал тела и не мог подняться. Через несколько минут к нему вместе с военврачом подбежал командир 35-й бригады ВДВ полковник Матан Вильнаи. Сержанта подняли на носилки и понесли к одному из самолетов. Его состояние было крайне тяжелым, но он продолжал оставаться в сознании. Его постоянно бросало то в жар, то в холод. Несмотря на тяжелое ранение, сержант Сурин Гершко выжил, но до конца своих дней остался прикованным к инвалидному креслу. Он стал одной из жертв, которые пришлось принести, спасая заложников в далекой Уганде.
  Еще до того как стало известно о гибели командира «Сайерет Маткаль», майор Муки Бецер передал бригадному генералу Дану Шомрону первые данные о результате спасательной операции в старом пассажирском терминале: «Есть двое погибших заложников, есть несколько убитых террористов и несколько убитых угандийских солдат, один наш раненый… Прием…»
  Получив отчеты от всех групп наземного десанта о выполнении боевой задачи, Дан Шомрон приказал удерживать захваченные позиции и начать вывод заложников к четвертому военно-транспортному самолету. Сам же генерал со своим передовым командным пунктом и несколькими бойцами бригады «Голани» побежал в сторону французского авиалайнера убедиться в том, что внутри не осталось израильских заложников, членов французского экипажа или укрывшихся террористов и угандийских солдат.
  В 23:48 все заложники были доставлены на четвертый военно-транспортный самолет в сопровождении бойцов бригады «Голани» полковника Ури Саги-Айзенберга. В 23:51 Дан Шомрон передал первые сводки командующему операцией «Шаровая молния» генерал-майору Кути Адаму, находившемуся на борту Boeing 707, всё время курсировавшего над озером Виктория: «На данный момент при первом подсчете 87 заложников… Искали везде… Точно не забрали больше… Возможно, позже выяснится, что у нас есть больше. Есть двое погибших заложников… Есть несколько убитых террористов… Убиты несколько угандийских солдат… У нас есть раненый. Прием…»
  В штабе операции «Шаровая молния» и в Генеральном штабе в Тель-Авиве серьезно опасались, что в аэропорту могли оставаться еще заложники: «У нас не сходятся цифры… Нужно удостовериться, что никто не остался. Прием…»
  Бригадный генерал Дан Шомрон: «Мы искали. Я также лично искал. Возможно, кого-то взяли в другое место… В старом терминале никого не осталось… Прием…»
  Каждая лишняя минута на территории Уганды могла стать роковой для всего сводного десанта и заложников. В Генеральном штабе это понимали не хуже бойцов, находившихся за тысячи километров от Израиля, и отдали приказ о немедленном отходе.
  Генерал-майор Кути Адам: «Здесь 200-й 132. Первый самолет взлетел?»
  Бригадный генерал Дан Шомрон: «Так точно… Верно… Самолет с освобожденными заложниками и ранеными уже вылетел. Прием…»
  Спустя 40 минут после высадки десанта военно-транспортный самолет № 4 с заложниками на борту первым покинул аэропорт «Энтеббе». По воспоминаниям спецназовцев, как только он исчез в небе, все спокойно вздохнули. Теперь не было гражданских. Оставалась только армия против армии. Самолеты покидали аэродром в обратном порядке. Последним по задней погрузочной рампе на борт Lockheed C-130 Hercules поднялся лейтенант «Сайерет Маткаль» Омер Бар-Лев. Фельдмаршал Иди Амин Дада Уме заплатил достойную цену за предоставленное террористам убежище. Его тщеславие было раздавлено на виду у всего мира и, что самое страшное для него, перед его африканскими соседями, к которым он предъявлял территориальные претензии. От пощечины, нанесенной израильтянами, он еще долго не мог оправиться. За собой израильтяне оставили разгромленный аэропорт, около 50 убитых угандийских солдат, семерых мертвых террористов и одиннадцать пылающих МиГ-17 и МиГ-21. За день до вылета в Восточную Африку бригадный генерал Дан Шомрон заверил членов правительства, что на всю антитеррористическую операцию в Энтеббе потребуется 58 минут — ровно столько, сколько израильский десант будет находиться на территории Уганды. Активная фаза операции заняла 33 минуты, включая 2 минуты на освобождение заложников, и 25 минут на уничтожение инфраструктуры аэропорта и отвода всех сил. В 02:00 все израильские самолеты уже находились в кенийском аэропорту Найроби.
  Во время спасательной антитеррористической операции «Шаровая молния» в угандийском аэропорту «Энтеббе» погиб командир «Сайерет Маткаль» подполковник Йонатан Нетаньяху — прекрасный офицер, которому прочили блестящую карьеру, вплоть до самых высоких постов в Армии обороны Израиля. О его смерти полковник Эхуд Барак узнал только после посадки самолетов в Найроби. Для Барака, который очень был близок с Йони, известие о смерти друга стало тяжелейшим ударом.
  Не в силах говорить, связываясь по рации с Генеральным штабом, полковник Барак смог выдавить из себя лишь короткие фразы: «Тяжелая потеря!.. Огромное достижение!..»
  Ранения получили шестеро заложников и несколько военнослужащих. Во время штурма старого пассажирского терминала погибли заложники: 52-летний Паско Коэн, 19-летний Жан- Жак Маймони и 56-летняя Ида Борохович.
  Спустя несколько дней выяснилось, что среди заложников была еще одна жертва. 74-летняя британская еврейка Дора Блох неожиданно почувствовала недомогание, и накануне антитеррористической операции ее госпитализировали в больницу «Мулаго» в Кампале. После того как Иди Амин узнал о ночном налете израильтян, он в бессильной злобе приказал расправиться с ней. Утром 4 июля 1976 года в ее больничную палату ворвались двое офицеров угандийских спецслужб и вытащили беззащитную пожилую женщину во двор. Дора Блох была расстреляна, после чего ее тело бросили в машину с номерными знаками угандийской разведки и вывезли в неизвестном направлении. Вместе с ней были расстреляны несколько врачей и медсестер, попытавшихся вмешаться и защитить пациентку. Спустя три года останки Доры Блох были найдены около сахарной плантации, в 32 километрах к востоку от Кампалы.
  Беснующийся Иди Амин также приказал убить сотни кенийцев, живших на территории Уганды, в отместку за помощь Кении в организации израильского рейда. 11 июля 1976 года были замучены и убиты 245 кенийцев, включая угандийцев — сотрудников аэропорта «Энтеббе». Более 3 тысяч этнических кенийцев вынуждены были бежать, опасаясь погромов и дальнейших репрессий.
  Иди Амин 24 мая 1978 года свел счеты с Брюсом Маккензи. Желая восстановить пошатнувшиеся двусторонние отношения, Брюс Маккензи прибыл в Кампалу в составе кенийской торгово-промышленной делегации. К его несчастью, угандийский диктатор, ничего не прощавший, был прекрасно осведомлен о роли Маккензи в организации высадки израильского спецназа. В конце встречи диктатор преподнес ему традиционный угандийский подарок — голову антилопы. Когда самолет Маккензи приземлился в Найроби, голова взорвалась. В ней было установлено взрывное устройство, изготовленное специалистом-взрывником, бывшим офицером ЦРУ Фрэнком Терпилом. После ухода из американской разведки Терпил сбежал на Кубу и впоследствии продавал свои услуги ливийцам и палестинцам, а потом и Амину.
  В Найроби 31 декабря 1980 года был взорван отель «Норфолк», принадлежавший видному члену кенийской еврейской общины. В результате обрушения западного крыла отеля погибли 20 и получили ранения 87 человек. Взрыв в отеле стал актом мести со стороны палестинских террористов представителям местной еврейской общины за содействие переговорам между израильским правительством и кенийским президентом Джомо Кениатой, позволившим израильской эскадрилье совершить промежуточную посадку в аэропорту Найроби.
  В связи с израильским рейдом 9 июля 1976 года по требованию правительства Уганды был созван Совет Безопасности ООН, чтобы добиться обвинения Израиля в акте агрессии против суверенного государства. Однако резолюция не смогла получить требуемое количество утвердительных голосов. Вторая резолюция, подготовленная Бенином, Ливией и Танзанией, которая осудила Израиль, вообще не была выставлена на голосование.
  В своем обращении к Совету Безопасности посол Израиля при ООН Хаим Герцог заявил: «Наше послание Совету очень простое:
  Мы гордимся тем, что сделали, так как продемонстрировали миру, что в маленькой стране, оказавшейся в условиях Израиля (с этими условиями члены Совета очень хорошо знакомы), достоинство человека, человеческая жизнь и свобода являются высшими ценностями. Мы гордимся не только тем, что спасли свыше сотни невинных жизней — мужчин, женщин и детей, — но и тем, что значат наши действия в деле человеческой свободы…»
  Западные страны и некоторые государства африканского и арабо-мусульманского мира выразили Израилю свою поддержку за проведенную операцию. Представители США и Великобритании не скрывали своего восхищения израильскими коммандос, назвав рейд на Уганду «невыполнимой миссией». Основываясь на опыте спасательной операции «Шаровая молния», в США было создано спецподразделение Delta. Западная Германия назвала высадку в угандийском аэропорту «Энтеббе» «актом самообороны». В письме от 13 июля 1976 года Штаб Верховного главнокомандующего Имперскими иранскими вооруженными силами высоко оценил израильских спецназовцев за спасательную миссию и выразил соболезнования в связи с гибелью командира «Сайерет Маткаль» подполковника Йонатана Нетаньяху.
  Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин лично пригласил Мишеля Бако посетить Израиль и вручил ему высокую правительственную награду. Самым непостижимым было то, что капитан Мишель Бако за отказ оставить заложников и вылететь в Париж, как предлагали террористы, получил выговор от авиакомпании Air France и был отстранен от работы, притом что Елисейский дворец выразил свое восхищение мужеством израильских солдат. Лишь под давлением общественного мнения капитан Мишель Бако был возвращен к полетам и награжден высшей наградой Франции орденом Почетного Легиона. Остальные члены экипажа за проявленное мужество были удостоены орденов «За заслуги».
  В интервью израильскому телевидению премьер-министр Ицхак Рабин сказал: «Нет сомнения, что операция «Шаровая молния» явилась тяжелым психологическим и физическим ударом по международному терроризму. Те, кто до этого равнодушно взирал на террор или оказывал террористам поддержку и помощь, теперь несколько раз взвесят, на фоне опыта фельдмаршала Иди Амина, что значит дать убежище международному терроризму…»
  По большому счету можно смело утверждать, что спасательная операция «Шаровая молния» положила конец захвату израильских заложников за рубежом. Террористы поняли, что израильтяне «сумасшедшие на всю голову». В обмен на заложников угонщики самолета требовали выпустить на свободу всего лишь 54 заключенных террориста. Государство Израиль не было готово пойти на обмен, но было готово развязать войну.
  Антитеррористическая операция в Энтеббе до сих пор считается одной из самых смелых и дерзких спасательных операций в истории. Хотя после нее были намного более опасные и сложные спецоперации с одновременным задействованием ВМФ, ВВС, нескольких родов войск и спецназа, высадка в угандийском аэропорту «Энтеббе» оказала огромное положительное психологическое воздействие на всё израильское общество, которое вновь обрело веру в армию и свое государство, пошатнувшееся после серьезных просчетов, предшествовавших войне Судного дня 1973 года. Возвращение заложников превратилось в национальный праздник, в предмет гордости нескольких поколений израильтян.
  Глава двадцать первая
  1978 год. Ликвидация доктора Вадиа Хаддада
  Тель-Авив!
  Мы из Народного фронта освобождения Палестины.
  Что вы по этому поводу думаете?
  Лейла Али Халед
  
  Имя доктора Вадиа Хаддада, более известного в арабской среде как Абу-Хани, несколько десятилетий назад стало устоявшимся символом международного авиатерроризма. Широкую известность он получил в конце 1960–1970-х годов, организовав десятки угонов пассажирских самолетов и других громких терактов против израильских, американских, европейских и арабских целей в разных уголках мира. Он довел исполнение террористических актов до очень высокого уровня. Безусловно, Хаддад был усамой бен ладеном своего времени. Он был одним из наиболее разыскиваемых террористов, имевшим большое число сторонников и последователей, — головой гигантского террористического спрута, щупальца которого тянулись во все концы света. Доктор Хаддад первым в мире предложил и реализовал тактику угона пассажирских самолетов международных авиалиний. Он смог завязать обширные связи не только с леворадикальными террористическими организациями и группировками по всему миру, но и установить тесные «рабочие» контакты со спецслужбами стран Варшавского договора, в первую очередь КГБ и Stasi. Используя потенциал этих структур в своих интересах, Хаддад до конца своих дней мог на равных противостоять могущественным спецслужбам НАТО.
  Вадиа Хаддад родился в 1927 году в городе Цфате на севере подмандатной Палестины в ортодоксальной (греко-католической) палестинской семье. В разгар Первой арабо-израильской войны (1947–1949) семья вынуждена была перебраться в соседнюю Иорданию, предоставившую убежище палестинским беженцам. Активную политическую деятельность Хаддад начал довольно рано с участия в «Арабском национальном движении».
  В 1952 году он окончил медицинский факультет Американского университета в Бейруте, вместе со студенческим приятелем Жоржем Хабашем основал в Аммане частную детскую клинику и параллельно работал в Ближневосточном агентстве ООН для оказания помощи палестинским беженцам. Однако бÓльшую часть времени друзья занимались политической работой, к которой иорданские власти относились с настороженностью.
  В 1957 году Вадиа Хаддад был арестован иорданской службой безопасности «Мухабарат» по обвинению в антигосударственной деятельности, направленной на подрыв монархического строя в Хашимитском королевстве. Во время пребывания в иорданской тюрьме он, как и многие палестинские активисты, отбывавшие заключение, стал изучать иврит и историю сионистского движения, чтобы лучше понять своего врага и перенять его опыт в создании собственного национального независимого государства.
  Спустя три года, в 1961 году, благодаря помощи палестинского подполья, Хаддаду удалось совершить побег и найти временное пристанище в Сирии, находившейся в состоянии открытой конфронтации с Иорданией. Вместе со своими старыми студенческими приятелями Жоржем Хабашем и Хани эль-Хинди он впервые стал задумываться о создании подпольной революционной организации. Огромное влияние на формирование молодых людей оказали биографии и взгляды Гарибальди, Бисмарка, Бакунина, а также «Сирийская социалистическая национальная партия», пропагандировавшая стратегию насилия в отношении западных империалистических стран, в том числе и Израиля.
  Первым шагом на пути построения боевой подпольной организации стало основание подпольной студенческой группы «Эль-Камиюна эль-Арабийя» («Арабская коммуна»). Своей целью она объявила борьбу за освобождение Палестины путем продуманной и последовательной антиколониальной кампании в арабских государствах. Марксистская идеология и религиозная терпимость привела в группу немало христиан, игравших важную интеллектуальную роль в палестинской диаспоре. Быстрый рост организации пришелся на 1956–1957 годы, когда к вербовке новых членов присоединились преподаватели и добровольцы различных благотворительных организаций, работавших в лагерях палестинских беженцев. На основе «Арабской коммуны» стали возникать новые родственные ей молодежные организации.
  Дальнейшим стимулом к формированию единой структуры стал сокрушительный разгром арабских армий в ходе Шестидневной войны (1967). Выше было рассказано, как в декабре 1967 года за счет объединения организаций «Юные мстители», «Герои возвращения» и «Фронт освобождения Палестины» был образован «Народный фронт освобождения Палестины», бессменным председателем которого стал старый студенческий приятель Вадиа Хаддада доктор Жорж Хабаш.
  НФОП одним из первых стал использовать террористические акты с целью привлечь внимание мирового сообщества к палестинской проблеме, игнорируемой как арабским, так и западным мирами. С этой целью было создано военное крыло «Фронта», руководителем и мозговым центром которого стал доктор Хаддад. Планируемые им акции всегда отмечал высокий профессионализм. По замыслу Хаддада, наиболее впечатляющими для мировых СМИ должны были стать захваты пассажирских самолетов международных авиалиний.
  Ранним утром 23 июля 1968 года пассажирский самолет израильской авиакомпании EL AL вылетел из Рима в направлении Тель-Авива. Неожиданно пилоты услышали, как кто-то, вступив в спор со стюардессой, пытался войти в кабину пилотов. Дверь была не заперта, экипажам нечего было опасаться, поскольку до этого дня ни у кого и мысли не было о возможности захвата самолета. Пилоты решили, что шумит подвыпивший пассажир. Тем временем незнакомец оттолкнул в сторону стюардессу и ворвался в кабину. Капитан корабля попросил пилота-стажера вывести дебошира. Но когда тот поднялся со своего кресла, то увидел в руках пассажира пистолет. Он и летевшая вместе с ним палестинская террористка Лейла Али Халед взяли под контроль авиалайнер и приказали командиру корабля изменить маршрут и лететь в Алжир.
  Известие об угоне пассажирского самолета застало израильские спецслужбы врасплох. До этого инцидента палестинский террор не выходил за пределы Израиля, поэтому правительство оказалось в полной растерянности. Спустя 39 дней сложных переговоров заложники были освобождены и возвращены домой. Правительство Леви Эшколя вынуждено было пойти на уступки и выпустить на свободу 24 осужденных террориста. Это был первый и последний раз, если не считать «сделку Джибриля», когда Израиль согласился с требованиями террориста, дав им всё, что они требовали.
  В одночасье доктор Вадиа Хаддад стал героем всего арабского мира. Но главным его достижением стало не столько освобождение заключенных террористов, сколько сам факт, что в результате угона пассажирского самолета в Алжир террористическая организация смогла впервые привлечь внимание остального мира к палестинской проблеме, вынеся ее в заголовки мировых СМИ.
  Далее, 4 сентября 1968 года в 11:30, на центральной автобусной станции в Тель-Авиве одновременно прогремели три взрыва. Подложенные в мусорные баки взрывные устройства были приведены в действие во время наибольшего скопления людей. В результате теракта погиб 65-летний житель города Кфар-Саба и 72 человека получили ранения.
  Арабские СМИ не скрывали восторга, сообщая, что ответственность за теракт взял на себя НДФОП, двумя неделями ранее угнавший в Алжир израильский пассажирский самолет. Выступив по сирийскому телевидению, председатель организации доктор Жорж Хабаш объявил, что НФОП начинает вооруженную борьбу против сионистского государства и его граждан.
  Происходящее внутри Израиля мало волновало остальной мир. Другое дело авиатерроризм. Международный резонанс, растерянность и даже паника, возникшие в связи с захватом пассажирского самолета, вызвали у палестинских террористов прилив энтузиазма. Жорж Хабаш решил расширить масштаб операций. По его личному распоряжению Вадиа Хаддад подготовил новый план нападения на пассажирский самолет авиакомпании EL AL. На этот раз местом теракта был выбран международный аэропорт в Афинах 133.
  События разыгрывались по сценарию, расписанному Вадиа Хаддадом. Палестино-израильский конфликт стал проблемой всего мирового сообщества. Дальнейшие теракты не только ставили под угрозу жизнь граждан третьих стран, но могли привести к кризису авиаперевозок в целом. Авиапассажиры становились потенциальными жертвами, а правительства их стран — заложниками террористов.
  У Израиля не получалось предотвратить дальнейшие нападения. В качестве ответной меры израильское правительство приняло решение провести показательную акцию в международном аэропорту одной из арабских столиц. Операция получила название «Преподношение» 134 и заключалась в уничтожении всех самолетов арабских авиакомпаний, чьи страны поддержали теракт в Афинах.
  Однако после ее проведения НФОП не только не прекратил нападения на израильские пассажирские самолеты, но существенно активизировал террористическую деятельность. По мнению руководства НФОП, обоюдное развитие палестино-израильского конфликта, привлекавшее к себе внимание всего мира, свидетельствовало о верно выбранной ими стратегии. Доктору Вадиа Хаддаду было поручено закрепить этот успех и заодно расширить географию терактов. В следующий раз местом нападения Хаддад выбрал швейцарский международный аэропорт «Клотен», расположенный в 15 километрах от Цюриха 135.
  Несмотря на успехи, которые приписывал себе НФОП, в его недрах назревал конфликт, связанный с острыми политическими разногласиями внутри руководства «Фронта» и несогласием некоторых его лидеров со стратегической линией организации. В результате в первой половине 1969 года от НФОП отделились две группы, ставшие самостоятельными террористическими организациями — НДФОП Найефа Хауватме и НФОП-ГК Ахмада Джибриля 136.
  Раскол НФОП не сказался на его боеспособности. Напротив, избавившись от внутренней оппозиции, Жорж Хабаш и Вадиа Хаддад укрепили свои позиции, став единоличными руководителями «Фронта». Они приступили к осуществлению особой стратегии борьбы с Израилем и захватывали пассажирские самолеты стран, не вовлеченных в палестино-израильский конфликт, для последующего обмена заложников на своих соратников, отбывавших наказания в тюрьмах. В августе 1969 года Вадиа Хаддад нанес очередной удар, и НФОП вновь оказался в заголовках мировых СМИ.
  Во время пересадки в Афинах 29 августа 1969 года на борт Boeing 707 американской авиакомпании TWA, следовавшего рейсом № 840 по маршруту Лос-Анджелес — Париж — Афины — Тель-Авив, поднялась арабская пара — мужчина лет двадцати и привлекательная молодая женщина. При посадке они предъявили билеты в первый класс, иракский паспорт на имя Салима ас-Савайя и ливанский паспорт на имя Лейлы Али Халед — палестинской террористки, руководившей первым захватом израильского пассажирского самолета, угнанного в Алжир.
  Во время полета над Адриатическим морем они неожиданно вскочили со своих мест и, угрожая уничтожить авиалайнер гранатой и самодельным взрывным устройством, ворвались в кабину пилотов. Они заставили изменить первоначальный курс самолета и направить его через территорию Израиля в Дамаск.
  Когда захваченный самолет пролетал над Израилем, воздушные диспетчеры услышали в эфире голос Лейлы Али Халед: «Тель-Авив! Мы из Народного фронта освобождения Палестины. Что вы по этому поводу думаете?»
  На борту угнанного авиалайнера находились 12 членов экипажа и 85 пассажиров, из них шестеро израильтян. После посадки авиалайнера в аэропорту Дамаска террористы приказали всем пассажирам и членам экипажа покинуть борт и, желая доказать всему миру, что их угрозы не были пустым блефом, привели в действие взрывное устройство, полностью уничтожившее носовую часть самолета. После этого они спокойно сдались сирийским властям и были помещены под формальный арест в здании Министерства обороны Сирии. Поскольку угон американского пассажирского авиалайнера Вадиа Хаддад заранее согласовал с сирийскими властями, уже через две недели, 13 сентября, Лейла Али Халед и ее напарник были выпущены на свободу и беспрепятственно покинули страну.
  Как выяснилось позже, на борту угнанного авиалайнера должен был находиться будущий премьер-министр Ицхак Рабин, в те годы посол Израиля в Соединенных Штатах. По рекомендации службы безопасности ШАБАК в последний момент он изменил свое решение и вылетел в Израиль другим рейсом.
  Несмотря на международное давление, НФОП заявил, что не только продолжит захватывать пассажирские самолеты, но и активизирует свою деятельность в этом направлении. По заявлению «Фронта», угоны самолетов являлись одним из главных методов борьбы с Израилем и международным сионизмом. Захваты самолетов Вадиа Хаддад лаконично называл зарубежными акциями. По его мнению, они были относительно просты и весьма эффективны. Примером тому явился угон израильского самолета в Алжир в июле 1968 года, когда террористы смогли добиться от Израиля выполнения практически всех своих требований. Палестинским боевикам не нужно было воевать с израильской армией, а благополучная, респектабельная Западная Европа, не знавшая войны последние несколько десятилетий, и вовсе не была готова противостоять нарастающей волне авиатерроризма.
  Доказав эффективность стратегии захвата самолетов, успехи доктора Хаддада послужили примером для других террористических организаций. Самое страшное, несмотря на всеобщее осуждение, достаточно было поддержки всего лишь одного арабского режима, чтобы такие люди, как Хаддад, продолжали беспрепятственно осуществлять свои преступные замыслы. Палестинские террористы нашли слабое место Израиля.
  Но существовало еще что-то, что настораживало израильские спецслужбы. Бывший детский доктор Вадиа Хаддад стал собирать вокруг себя террористов леворадикального толка со всего мира, что не могло не вызывать тревогу у израильтян. Начиная с 1968 года по личному приглашению Хаддада тренировочные лагеря НФОП в Ливане, Иордании и Южном Йемене посетили сотни европейских «революционеров», в основном из числа бывших западногерманских студентов и представителей левацкой интеллектуальной среды. Именно благодаря взаимодействию с «зарубежными товарищами» Вадиа Хаддад смог развернуть широкомасштабную террористическую деятельность на территории европейских государств, где возможности израильских спецслужб были весьма ограничены.
  В нескольких километрах от Цюриха 21 февраля 1970 года потерпел крушение пассажирский самолет швейцарской авиакомпании Swissair, совершавший рейс № 330 Цюрих — Тель- Авив. Через 9 минут после вылета из международного аэропорта «Клотен» в багажном отсеке самолета сработало взрывное устройство, приведенное в действие прибором, измеряющим атмосферное давление. Во время крушения погибли 47 человек, среди которых находились 15 израильтян. Самолет упал в опасной близости от ядерного реактора, что могло привести к серьезной техногенной катастрофе в самом центре Европы. Бомба была спрятана в почтовой посылке и предназначалась пассажирскому самолету авиакомпании EL AL, но из-за опоздания вылета почту отправили швейцарским самолетом. В тот же день взрыв прогремел и в багажном отсеке пассажирского самолета австрийской авиакомпании Austrian Airlines, летевшего маршрутом Франкфурт — Вена. На этот раз экипажу удалось совершить удачную аварийную посадку. Ответственность за оба взрыва взял на себя НФОП.
  Новые обстоятельства требовали от израильтян коренным образом пересмотреть антитеррористическую доктрину. Израильские спецслужбы прекрасно знали, кто стоял за этими терактами. В отличие от Жоржа Хабаша, который был лицом НФОП и при любой возможности выступал перед журналистами, доктор Вадиа Хаддад был мозгом оперативного отдела и организатором всех терактов. Он никогда не показывался перед объективами камер, никто точно не знал, как он выглядел. Известна была лишь одна его фотография с пропагандистского плаката, где он был с бородой, облаченный в палестинскую куфию. Ему достаточно было побриться и одеть европейский костюм, чтобы раствориться в толпе. Израильской внешней разведке пришлось приложить немало усилий, чтобы попытаться приблизиться к нему. Агент «Моссада», внедренный в НФОП, смог установить точное место проживания Вадиа Хаддада и указать на его окна на четвертом этаже многоэтажного дома в Бейруте. В июле 1970 года в ливанскую столицу по иранскому паспорту прилетел сотрудник «Кейсарии», который произвел залп из компактной ракетной установки, установленной в его автомобиле. Две ракеты разрушили внешние стены квартиры террориста, а третья взорвалась у двери его спальни. Жена Хаддада Саама и его сын Хани получили ранения, но сам он благополучно пережил покушение. Хаддад успел скрыться из разрушенной квартиры, прежде чем туда приехали репортеры. Никто не должен был видеть его лица. Этого правила он старался придерживаться до конца своих дней.
  Всё это случилось, когда Хаддад только оттачивал тактику и стратегию угона самолетов. Спустя два месяца после покушения на него израильскими спецслужбами доктор провел свою самую крупную операцию, которая переполнила чашу терпения короля Хусейна и спровоцировала события Черного сентября, вылившиеся в начало гражданской войны в Иордании (1970–1971).
  Кошмар международных авиалиний начался 6 сентября 1970 года. Первое сообщение об угоне пассажирского самолета американской авиакомпании TWA поступило в 7:17 утра, когда авиалайнер пролетал над территорией Югославии, городом Загребом. Спустя 13 минут, в 7:30, поступило сообщение о попытке захвата пассажирского самолета израильской авиакомпании EL AL. Примерно через 40 минут поступило сообщение об угоне пассажирского самолета швейцарской авиакомпании Swissair, захваченного в небе над Францией.
  Захват израильского пассажирского самолета, следовавшего маршрутом Амстердам — Нью-Йорк, должна была осуществить группа из четырех человек. Руководитель группы Лейла Али Халед, имевшая опыт угона двух лайнеров, и сальвадорец Патрик Джозеф Аругэлло смогли беспрепятственно подняться на борт самолета, но двум другим палестинцам было отказано в посадке. Несмотря на это, Лейла Али Халед решила не отступать от первоначального плана. Через 25 минут после взлета Аругэлло вскочил со своего места и приставил к голове стюардессы пистолет, а Лейла Али Халед потребовала немедленно открыть кабину пилотов. Она угрожала расстрелять стюардессу, если те не подчинятся требованиям угонщиков. На борту израильского Boeing 707 находились 145 пассажиров и 13 членов экипажа.
  Но тут израильтяне преподнесли угонщикам сюрприз, который они никак не ожидали. На случай попытки угона самолета недавно созданная служба безопасности EL AL совместно с экипажами подготовила несколько эффективных «домашних заготовок». Командир экипажа резко бросил самолет в крутое пике, чем не преминули воспользоваться члены экипажа и сотрудники службы безопасности авиакомпании. Стюард, находившийся рядом с террористом, бросился на него и попытался вырвать из его рук пистолет. Но Аругэлло успел сделать один выстрел, тяжело ранив стюарда, после чего его пистолет дал осечку. Террорист продолжил сопротивление и вытащил гранату. Сорвав предохранительную чеку, он бросил ее в пассажирский салон. На счастье пассажиров и членов экипажа, граната оказалась неисправной, и взрыватель не сработал. В следующее мгновение Патрик Джозеф Аругэлло упал, сраженный выстрелом в спину. Лейла Али Халед открыла сумочку и вытащила две осколочные гранаты. На этот раз быстро среагировали пассажиры. Пожилой американец и еще несколько израильтян набросились на террористку и в доли секунды разоружили ее, не дав взорвать себя внутри салона авиалайнера.
  Экипаж сообщил о попытке захвата самолета и совершил экстренную посадку в лондонском аэропорту «Хитроу», где Лейла Али Халед, вопреки протестам израильских спецслужб, у которых накопилось немало вопросов к ней, была арестована британским Скотленд-Ярдом. Можно только себе представить, сколько терактов можно было бы предотвратить, если бы с ней пообщались представители ШАБАК, АМАН и «Моссада». В те годы она, конечно, не была одним из руководителей НФОП, но наверняка входила в ближнее окружение доктора Вадиа Хаддада и могла поведать много интересного о структуре боевого крыла «Фронта». Спустя три дня израильское правительство официально потребовало от британских властей выдачи Лейлы Али Халед. Однако, как только НФОП стало известно о неудавшейся попытке угона самолета и захвате террористки, она тут же была включена в список людей, которых «Фронт» требовал отпустить взамен пассажиров угнанного 6 сентября 1970 года самолета авиакомпании TWA. Среди пассажиров было много британских подданных.
  Двое других членов группы Лейлы Али Халед, которым не позволили подняться на борт израильского авиалайнера, чуть позже захватили Boeing 747 авиакомпании Pan Am и посадили его в Бейруте, а затем перегнали в каирский аэропорт. (Он был слишком большой, и его невозможно было посадить в Иорданской пустыне на бывшем британском военном аэродроме Доусон близ города Эз-Зарка.)
  Молодой террорист-одиночка, сторонник НФОП, 9 сентября 1970 года ворвался в кабину пилотов самолета британской авиакомпании BOAC, совершавшего перелет из Бахрейна в Лондон с дозаправкой в Бейруте. Угрожая взорвать самолет, он потребовал от британских властей освобождения захваченной тремя днями ранее Лейлы Али Халед. Таким образом, если британское правительство и рассматривало поначалу просьбу израильтян, то, начиная с этого момента, всерьез опасалось палестинских террористов и не желало подставлять под удар своих сограждан, пока полностью не разрешится инцидент с угоном самолетов. Никто в британском правительстве не готов был взять на себя такую ответственность.
  Итак, три из четырех захваченных самолетов были посажены на аэродроме Доусон. Внезапный «наплыв» угонщиков самолетов был хорошо продуманной акцией, целью которой являлась дискредитация короля Хусейна в глазах мирового сообщества и последующее отстранение иорданского монарха от власти.
  Часть заложников, 125 человек, были сразу переведены в Амман и помещены в отель «Интерконтиненталь», контролируемый палестинскими террористическими организациями. Остальных захваченных пассажиров из числа граждан США, Израиля, Швейцарии, Великобритании и Западной Германии террористы оставили в заминированных самолетах.
  Угонщики 7 сентября устроили пресс-конференцию, на которую были приглашены около 60 представителей СМИ. Часть заложников посадили на песке перед объективами камер, и террористы зачитали свои требования, заявив, что целью захвата пассажирских самолетов является «освобождение всех политических заключенных, содержащихся в израильских тюрьмах, в обмен на заложников».
  На следующий день, 8 сентября, президент США Ричард Никсон отдал приказ о переброске в Турцию сил специального назначения для возможной военной операции на территории Иордании. Несмотря на жесткую позицию, занятую администрацией Белого дома, премьер-министр Великобритании Эдвард Хит принял решение вступить с террористами в прямые переговоры.
  Спустя два дня, 10 сентября, иорданская Национальная гвардия короля Хусейна, укомплектованная исключительно из этнических черкесов, предприняла успешный штурм отеля «Интерконтиненталь», в котором боевики НФОП удерживали бÓльшую часть заложников.
  На следующий день, 11 сентября, президент США подписал указ о создании специального подразделения ФБР для охраны пассажирских самолетов американских авиакомпаний.
  Еще через день, 12 сентября, террористы вывезли из аэродрома Доусон остававшихся заложников в пригороды Аммана и перед объективами иракского телевидения взорвали угнанные пассажирские самолеты, продемонстрировав всему миру слабость режима короля Хусейна.
  Снимать уничтожение угнанных самолетов было позволено только иракцам. В тот период Ирак был главным спонсором НФОП, и Вадиа Хаддад после неудачного покушения на него перебрался жить из Бейрута в Багдад, где он чувствовал себя в гораздо большей безопасности.
  Информационное агентство ВВС 13 сентября передало сообщение о готовности британского правительства обменять палестинскую террористку Лейлу Али Халед на оставшихся заложников. В тот же день Сирия и Ирак, поддерживаемые Советским Союзом, пригрозили иорданскому монарху выступить на стороне палестинцев в случае эскалации военного конфликта. В свою очередь, король Хусейн через Великобританию и США обратился за помощью к Израилю на случай вмешательства Ирака и Сирии. В то же время американцы отправили в Восточное Средиземноморье свой Шестой флот, готовый поддержать Иорданию в военном конфликте.
  Ободренный поддержкой западных стран и Израиля, 16 сентября 1970 года король Хусейн объявил в стране военное положение и приступил к изгнанию палестинцев, обрушившись всей своей военной мощью на военизированные формирования ООП. Как только сирийская бронетанковая колонна пересекла иорданскую границу, боевые самолеты израильских ВВС прошлись над ней на бреющем полете. Она была остановлена иорданскими сухопутными силами. Сирийцы потеряли около 1600 человек убитыми и ранеными, потеряв до девяноста процентов бронетехники. Этого оказалось достаточно, чтобы сирийское командование отдало приказ об отмене военной операции по вторжению в Хашимитское королевство.
  Через две недели после начала гражданской войны оставшиеся заложники, удерживаемые НФОП в пригородах Аммана, были обменены на Лейлу Али Халед и еще нескольких палестинских террористов, содержащихся в британских тюрьмах. 28 сентября заложники были переправлены на Кипр и оттуда вылетели в римский международный аэропорт «Фьюмичино» имени Леонардо да Винчи, где их лично встретил президент США Ричард Никсон.
  Нельзя сказать, что руководство НФОП было едино в оценке достигнутых результатов. За всеми совершенными терактами неизменно стоял руководитель боевого крыла Вадиа Хаддад. Лидер «Фронта» доктор Жорж Хабаш негативно реагировал на экстремистские действия угонщиков самолетов, считая, что они дискредитируют организацию. Не случайно Хаддад устроил серию угонов, воспользовавшись отсутствием Жоржа Хабаша, который в это время находился в Северной Корее по своим частным делам. Руководство НФОП теперь во многом строилось на равновесии интересов сторон. Хаддад благодаря выгодному для него освещению терактов приобретал всё больший вес. А его старый студенческий товарищ, оппонент и номинальный руководитель НФОП Жорж Хабаш теперь всё чаще проводил время не в своем офисе, а на больничной койке. У него прогрессировала болезнь сердца, и властные функции всё больше переходили к Вадиа Хаддаду. Открытое осуждение действий угонщиков самолета со стороны Жоржа Хабаша неминуемо привело бы к очередному расколу НФОП и укреплению позиций Арафата, давнего соперника Жоржа Хабаша на «палестинской улице». Однако было бы ошибкой заблуждаться насчет человеколюбия Хабаша. Его молчаливое несогласие с действиями боевого крыла НФОП было связано не столько с неприятием тех или иных методов борьбы, сколько с тем вредом, который угонщики наносили имиджу палестинцев. Доктор Хабаш считал это стратегической ошибкой.
  Тем временем в Иордании разыгрывалась настоящая бойня. Под артиллерией и гусеницами танков Национальной гвардии и бедуинов короля Хусейна гибли тысячи палестинцев, не менее 150 тысяч бежали, ища защиты на территории Ливана, Сирии и даже ненавистного им Израиля. Кровавые события, вошедшие в историю как Черный сентябрь, заставили Жорджа Хабаша самым серьезным образом пересмотреть стратегическую линию НФОП. Возникал вполне закономерный вопрос: кто в первую очередь страдает от терроризма? Хабаш был опытным политиком, способным, когда того требовали обстоятельства, на ответственные решения и инициативу. Теперь руководитель НФОП пришел к выводу, что терроризм не всегда является эффективным орудием. На III съезде НФОП в марте 1972 года Жорж Хабаш смог убедить большинство делегатов отказаться от проведения террористических операций за пределами Израиля. Однако Вадиа Хаддад, второе лицо НФОП, не захотел выполнять постановления съезда и стал проводить независимую внешнюю политику. Фактически Вадиа Хаддад создал свою автономную боевую единицу, не подчинявшуюся ЦК НФОП.
  ООП и руководство НФОП потребовали прекратить акты международного терроризма, однако Хаддад открыто отказался подчиниться, что привело к очередному, пока еще не полному расколу в рядах НФОП. Теперь уже Хабаш и Хаддад только формально считались соратниками, фактически они разошлись.
  Желая продемонстрировать делегатам III съезда и ООП, что Жорж Хабаш является лишь номинальным руководителем организации, Вадиа Хаддад решил в очередной раз показать, кому принадлежала реальная власть. Он поручил завербованному им венесуэльскому международному террористу Карлосу-Шакалу спланировать показательный мегатеракт в израильском международном аэропорту «Лод», задействовав «зарубежных товарищей». По мнению Вадиа Хаддада, это продемонстрировало бы делегатам, что палестинская национально-освободительная борьба вышла далеко за границы региона и стала делом мирового революционного движения, в отношении которого местные решения III съезда НФОП уже не имели никаких полномочий. Формальным поводом к теракту должна была стать акция возмездия за гибель боевиков «Черного сентября», погибших 8 мая 1972 года от рук «Сайерет Маткаль» при освобождении захваченного бельгийского авиалайнера Sabena 137.
  Карлос выполнил «заказ». Через своего знакомого японского террориста Кодзо Окамото, с которым он познакомился на одном из «семинаров», регулярно устраиваемых Хаддадом, Карлос связался с руководством марксистской террористической организации «Японская Красная Армия» и приступил к совместному планированию операции под кодовым названием «Крупная мишень» 138. Провели ее 30 мая 1972 года трое японских террористов-камикадзе в израильском аэропорту «Лод». Прежде чем удалось обезвредить террористов, погибло 25 человек и 71 были ранены. Тела жертв еще лежали на залитом кровью полу пассажирского терминала, когда член ЦК НФОП Гассан Канафани торжествующе заявил на бейрутской радиостанции: «Израиль, это “Народный фронт освобождения Палестины”. Мы берем на себя ответственность…»
  Реакция израильских властей не заставила себя долго ждать, и премьер-министр Голда Меир приняла решение нанести ответный удар. Первыми жертвами в цепи ликвидаций, прокатившихся по Ближнему Востоку и Западной Европе, стали Гассан Канафани и Басам Абу Шариф. Однако главные организаторы «кровавой бойни» смогли избежать наказания, поскольку среди палестинских лидеров началась настоящая паника. Многие, опасаясь за свою жизнь, спешно покидали Ливан и Сирию. Вадиа Хаддад постоянно перемещался между Багдадом, Алжиром и другими арабскими столицами, что не позволяло подготовить покушение. Жорж Хабаш срочно вылетел на лечение в Москву. Близкая подруга Канафани — Лейла Али Халед — выехала в ГДР и укрылась в Восточном Берлине. Но Вадиа Хаддад не только не приостановил планирование новых террористических акций в Израиле и за рубежом, но развернул настоящую войну. По миру прокатилась целая серия нападений, целью которых стали израильские официальные представительства в Монреале, Брюсселе, Вашингтоне, Нью-Йорке, Буэнос-Айресе, Оттаве, Амстердаме и других крупных городах мира.
  Апогеем палестино-израильского противостояния стало убийство членами «Черного сентября» израильских спортсменов на летних Олимпийских играх в Мюнхене 5 сентября 1972 года.
  Управление специальных операций «Моссада» — «Кейсария» — беспощадно расправлялось с палестинскими лидерами. Мир охватила истерия, одним из последствий которой стала преступная ошибка израильских ПВО и спецслужб.
  Начиная со второй половины 1972 года в Израиль стала поступать оперативно-разведывательная информация о намерении террористов захватить авиалайнер и провести теракт, направив самолет на кварталы Тель-Авива или другой густонаселенный район на территории Израиля.
  Во время сильной песчаной бури 21 февраля 1973 года Boeing 727, принадлежавший ливийской авиакомпании, со 112 пассажирами и 12 членами экипажа на борту, сбился с курса и, перелетев Суэцкий канал, углубился на территорию Израиля. На перехват подозрительного авиалайнера по тревоге были подняты два израильских истребителя. Ни на какие сигналы и попытки установить связь (вплоть до предупредительных выстрелов) ливийский экипаж не отвечал, продолжая полет в сторону центральных районов страны. После того как самолет миновал бóльшую часть Синайского полуострова, начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Давид Эльазар отдал приказ на поражение цели. Ракетой класса «воздух — воздух» самолет был сбит. Погибли 105 человек, в основном граждане Египта и Ливии, семерым чудом удалось остаться в живых.
  Трагическая ошибка требует постоянного осмысления. Очевидно, что события в США 11 сентября 2001 года коренным образом изменили современный мир, заставив по-иному взглянуть на международный терроризм. Каждая семья осознала, что терроризм перестал быть чем-то далеким и может перечеркнуть жизнь любого человека, где бы он ни находился. Что же потрясло мир? Количество погибших? Взрыв Пентагона и Всемирного торгового центра — неформального символа капиталистического мира? Не только это. Мир изменили сами самолеты, превращенные в адские машины и ставшие символом террора. Крылатая ракета Tomahawk — оружие войны — не вызывает такого ужаса, как угнанный самолет, превращенный в огромную пилотируемую бомбу. Одна из неотъемлемых составляющих террора — это предел страха, не поддающийся контролю. И здесь следует уточнить. Бывший террорист номер один, саудовский миллионер Усама бен Ладен не был первым, кому пришла идея превратить пассажирские авиалайнеры в орудие преступления. Эта чудовищная мысль принадлежит «черному гению» палестинского терроризма 1970-х годов детскому доктору Вадиа Хаддаду и сыну адвоката-марксиста, венесуэльскому террористу-наемнику Карлосу-Шакалу. Именно они решили использовать угнанные пассажирские самолеты как управляемые бомбы огромной разрушительной силы. Спецслужбы Израиля знали об этих планах. Именно поэтому ПВО Израиля получила четкий приказ сбивать любой угнанный самолет, вторгающийся в воздушное пространство страны. Это и явилось причиной трагедии, произошедшей в небе над Синайским полуостровом 21 февраля 1973 года.
  Менее чем через полгода информация израильских спецслужб полностью подтвердилась. 20 июля 1973 года пассажирский самолет, принадлежавший японской авиакомпании JAL, на борту которого находилось 23 члена экипажа и 128 пассажиров, совершал обычный рейс по маршруту Париж — Токио — Анкоридж. Спустя 30 минут после взлета из Амстердама в салоне первого класса раздался взрыв. К счастью, каким-то чудом внешняя обшивка самолета осталась неповрежденной. В сумочке одной из пассажирок случайно разорвалась пронесенная тайком ручная граната. Женщина, погибшая на месте, оказалась иракской христианкой палестинского происхождения Кети Джорджия Томас — командиром террористической группы НФОП. Сообщники террористки — двое японских террористов-камикадзе из «Японской Красной Армии» захватили самолет и приказали экипажу изменить курс и лететь в сторону Израиля, собираясь обрушить его на густонаселенные кварталы Хайфы. Ожидавший нападения Израиль немедленно поднял в воздух перехватчики. Однако оставшиеся в живых террористы были простыми исполнителями и пришли в замешательство, потеряв лидера. Они передумали умирать и через авиадиспетчеров начали переговоры с израильским руководством, потребовав освобождения японского террориста Кодзо Окамото и выкуп 5 миллионов долларов. Не добившись желаемого, террористы стали лихорадочно искать выход из тупиковой ситуации, поскольку ни одна страна не хотела принимать у себя угнанный самолет. Лишь Объединенные Арабские Эмираты после долгого согласования сложившейся ситуации с другими арабскими странами исключительно из гуманных соображений предоставили для дозаправки самолета аэропорт в Дубае.
  На следующий день, 21 июля, террористы позволили министру обороны Объединенных Арабских Эмиратов шейху Мохаммеду бин-Рашиду подняться на борт угнанного самолета, но отказались вступать с ним в переговоры. Похоже, они пребывали в глубокой растерянности и сами не знали, чего хотели. Только на следующий день террористы согласились вылететь в Сирию, где им позволили сделать 3-часовую остановку, чтобы очередной раз пополнить запасы горючего. Последняя надежда террористов была связана с ливийским диктатором полковником Муаммаром аль-Каддафи. Тут они не ошиблись. Сразу после посадки в ливийском международном аэропорту Бенгази террористы «из гуманных соображений» получили политическое убежище. Заложники беспрепятственно покинули самолет. Чтобы выдать свой бесславный провал за победу, террористы уничтожили опустевший самолет самодельным взрывным устройством.
  В 1960-х годах противостояние стран Восточного блока и НАТО усилилось. Это отразилось на странах третьего мира, в частности мусульманского Востока. Сверхдержавы не были заинтересованы в развязывании прямого вооруженного конфликта, соперничество носило характер психологической и тайной войны в борьбе за влияние и власть над тем или иным регионом. Мусульманский восток превратился в арену противостояния двух мировых систем. На этом фоне благодаря инициативам председателя ООП Ясира Арафата палестинская проблема вышла далеко за пределы регионального конфликта. Палестинцы превратились в серьезный инструмент в борьбе США и СССР. Здесь спецслужбы соцлагеря существенно опередили своих западных конкурентов. Первые контакты спецслужб Варшавского договора с палестинцами были налажены при посредничестве Каира уже во второй половине 1960-х годов.
  Марксистская идеология Вадиа Хаддада привела его к новым друзьям. Он превратился в оружие холодной войны Советского Союза и стран Варшавского договора, главным образом Восточной Германии. Захват и угон первого пассажирского самолета в Алжир, осуществленный группой Лейлы Али Халед в июле 1968 года, привлек внимание к доктору Хаддаду не только израильских спецслужб, но и внешней разведки Советского Союза, который был для НФОП объектом восхищения и подражания. Со временем у Вадиа Хаддада с КГБ и восточногерманской Stasi установились тесные рабочие контакты.
  Как правило, такие контакты носили исключительно конспиративный характер и проходили на территории Ливана, Кипра и в Южном Йемене. Сотрудничество с палестинцами, в первую очередь с НФОП, было столь перспективным, что в аппарате КГБ и Stasi были созданы для этой цели специальные отделы.
  В середине 1970-х годов отношения между СССР и Египтом значительно охладели, что было связано с серьезным изменением египетского внешнеполитического курса в сторону Запада. В противовес этому отношения между Советским Союзом и палестинцами приобретали характер стратегического сотрудничества. В спецшколах ГРУ под Москвой, Оренбургом, Николаевом и в Симферополе уже проходили подготовку командного состава десятки палестинцев, в том числе и члены НФОП. Это была личная просьба Арафата, его договоренности на самом высоком уровне.
  В апреле 1974 года в Бейруте состоялась конспиративная встреча между Вадиа Хаддадом и резидентом ПГУ КГБ в Ливане. Во время переговоров руководитель отдела внешних операций НФОП представил перспективную и долгосрочную программу диверсионно-террористической деятельности против американских и израильских представительств в разных частях мира, в том числе на территории Израиля. Для осуществления программы Вадиа Хаддад просил руководство СССР оказать НФОП помощь в получении и освоении специальных технических средств. Спустя несколько дней о результатах тайных переговоров и запросах НФОП было доложено руководству КГБ СССР. Председатель КГБ Юрий Андропов представил Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу докладную записку с выводами о полезности и перспективах расширения контактов с НФОП. В сентябре 1974 года Хаддад тайно посетил Москву для более детального обсуждения возможностей и планов дальнейшего сотрудничества. Несмотря на то что советскую разведку в первую очередь интересовали перспективы получения политической и военно-стратегической оперативной информации, высшее руководство СССР рассматривало необходимость активизации диверсионно-террористической деятельности НФОП на территории Израиля. В ходе визита Вадиа Хаддада в Москву были достигнуты двусторонние соглашения. НФОП обязался активизировать диверсионно-террористическую деятельность на Ближнем Востоке, направленную прежде всего против израильских и американских объектов. Со своей стороны, Советский Союз решил удовлетворить просьбу руководства НФОП о предоставлении этой организации специальных технических средств и различных видов легкого стрелкового оружия, необходимого для проведения диверсионно-террористических операций.
  Представители КГБ 14 мая 1975 года в нейтральных водах Аденского залива при соблюдении крайних мер предосторожности передали в распоряжение НФОП первую партию оружия и специального оборудования. Во избежание крупного международного скандала, одним из условий сделки со стороны КГБ была полная анонимность. Нелегальная передача проходила ночью, далеко от берега, бесконтактным способом. Спецгруз был оставлен в нейтральных водах. После того как команда оставила судно, на его борт поднялся Вадиа Хаддад. Только ему, руководителю службы внешних операций НФОП, было известно об источнике поставки оружия. По итогам этой операции 16 мая 1975 года председатель КГБ СССР Юрий Андропов передал генсеку Брежневу докладную записку за номером 1218-А/о, в которой сообщалось, что доверенному лицу советской разведки на Ближнем Востоке, члену политбюро НФОП Вадиа Хаддаду, с которым КГБ с 1968 года поддерживает «деловой конспиративный контакт», была передана большая партия иностранного оружия.
  Несмотря на помощь КГБ, фактическим куратором доктора Хаддада было Министерство государственной безопасности ГДР (Stasi). Нередко Вадиа Хаддад пользовался восточногерманскими документами для выполнения секретных миссий в Западной Европе, Африке и на Ближнем Востоке. (После падения Берлинской стены многие секретные документы МГБ ГДР стали достоянием широкой общественности, благодаря чему вскрылись истинные масштабы сотрудничества Хаддада с КГБ и Stasi.)
  Восточная Германия традиционно оказывала помощь всем национально-освободительным движениям. Следует помнить, что ГДР долгое время была настоящим изгоем и находилась в изоляции. Кроме стран Варшавского договора, только арабские и некоторые латиноамериканские страны игнорировали ее международную изоляцию. Естественно, что ГДР поддерживала палестинские светские группировки, которые верили не в Аллаха, а в Маркса и Ленина. У них была не только общая идеология, но и общая угроза со стороны капиталистических стран, в том числе Израиля.
  К 1975 году доктор Хаддад фактически вышел из состава НФОП. По большому счету с организацией, возглавляемой доктором Жоржем Хабашем, его связывало лишь общее название. На практике группировка Хаддада «НФОП — Внешние операции» имела свои базы, автономное финансирование, зарубежных кураторов и союзников. Можно сказать, что на стратегическом и тактическом уровне она контролировалась и нередко выполняла прямые указания Stasi и иракской разведки. Что, между прочим, совершенно не ограничивало ее контакты с КГБ.
  Желая дискредитировать Ясира Арафата в глазах мировых политиков после его «предательского» выступления с трибуны ООН 13 ноября 1974 года и торпедировать инициативы председателя ООП, доктор Вадиа Хаддад поручил Карлосу-Шакалу совершить на глазах у сотен человек провокацию в парижском международном аэропорту «Орли».
  Карлос вместе с членами своей группы 13 января 1975 года проник на площадку пассажирского терминала. Террористы рассчитывали атаковать израильский пассажирский самолет при помощи противотанкового гранатомета РПГ-7 советского производства. Когда пассажирский самолет компании EL AL стал выруливать на взлетную полосу, по нему были произведены два выстрела из гранатомета. К счастью, ни у одного из террористов не было достаточного опыта обращения с РПГ-7, и ракеты прошли мимо цели, случайно угодив в пустой югославский самолет и припаркованный автомобиль технического обслуживания аэропорта. Благодаря возникшей панике Карлосу и его людям удалось спокойно покинуть пассажирский терминал.
  Задание Хаддада не было выполнено. Он негодовал и торопил. Карлос пытался объяснить шефу, что операция совершенно не подготовлена, к тому же в парижском аэропорту полиция и служба безопасности предпринимали чрезвычайные меры, чтобы не допустить повторения инцидента. Вадиа Хаддад был непреклонен. Он требовал результат любой ценой. Через пять дней Карлос со своей группой повторил попытку. 17 января 1975 года «интернациональная группа» боевиков НФОП и западногерманской террористической RZ вновь произвела выстрел по полному пассажиров самолету израильской авиакомпании EL AL, и он опять не попал в цель. Сотрудники службы охраны аэропорта заметили террористов и вступили с ними в перестрелку. В возникшей суматохе Карлосу вновь удалось уйти, а боевики его группы укрылись в туалете, захватив несколько заложников. После продолжительных переговоров заложников отпустили, и террористам было позволено вылететь в Багдад.
  Из документов Stasi видно, что в 1975 году после неудач во Франции Вадиа Хаддад готовил целую серию крупномасштабных террористических акций. Понимая, что нападение на самолеты EL AL в европейских аэропортах сопряжено с большим риском, он принял решение перенести атаки в Восточную Африку. Так, в конце 1975 — начале 1976 года Хаддад планировал отправить в Кению «интернациональную группу» НФОП, состоявшую из троих палестинцев и двоих членов западногерманской группы RZ. Эта группа должна была сбить ракетами класса «земля — воздух» пассажирский самолет EL AL. Но перед этой операцией у Хаддада состоялся важный визит в Москву, где он провел несколько встреч с политическим руководством СССР и представителями КГБ. Вместе с ним Советский Союз посетили 14 боевиков его организации, которые прошли подготовку в специальном учебном центре в Подмосковье.
  Израильской внешней разведке стало известно о планах Вадиа Хаддада задолго до прибытия в страну группы боевиков. «Моссад» предпринял встречную акцию, чтобы предотвратить диверсию. Сотрудники Управления специальных операций «Кейсария» заранее прилетели в Кению и при поддержке людей Брюса Маккензи тайно похитили будущих исполнителей теракта. Их исчезновение вызвало немало вопросов не только у Вадиа Хаддада, но и в Stasi, курировавшей подготовку к теракту. Stasi стала проводить собственное расследование. Чтобы выяснить, что произошло с внезапно исчезнувшей группой, в Кению отправили немку Монику Гесс — жену одного из ближайших сподвижников Вадиа Хаддада, руководившего главным тренировочным лагерем НФОП на юге Йемена. Прибыв в Найроби, она сразу была перехвачена сотрудниками «Кейсарии», но по нелепому стечению обстоятельств ей удалось совершить побег прежде, чем ее переправили в Израиль. Вернувшись в Восточную Германию, она навлекла на себя массу подозрений, в Stasi просто не могли поверить, что «Моссад» мог упустить такого важного свидетеля. Никто не верил ни одному ее слову.
  Этот провал Вадиа Хаддада так и не получил широкой огласки, как и другие неудавшиеся теракты. Но в декабре 1975 года ему всё же удалось приковать внимание всего мира к своей организации, вернее к Карлосу-Шакалу, выполнявшему его поручения. Разыгравшаяся в Вене трагедия благодаря высокому статусу заложников и прямым трансляциям несколько суток держала мир в напряжении. Это была одна из самых впечатляющих террористических акций 1970-х годов — захват делегатов стран — экспортеров нефти, собравшихся на ежегодную встречу в австрийской столице.
  Предыстория этого нападения напрямую связана с весьма непростыми мировыми отношениями, сложившимися после арабо-израильской войны Судного дня 1973 года. В 1975 году основные арабские экспортеры нефти приняли решение наложить эмбарго на поставки нефти, следствием чего явилось почти двукратное повышение цен на нефтепродукты. Это весьма пагубно отразилось на мировой экономике и придало палестинцам уверенности, что в их руках есть более сильное оружие — нефть. Однако палестинские проблемы меньше всего волновали Саудовскую Аравию, Кувейт и Иран. Нефтяное эмбарго отразилось не только на западной экономике, но и больно ударило по экономике стран — экспортеров нефти. Чтобы разрешить нефтяной кризис и снизить мировые цены, в австрийской столице в декабре 1975 года была созвана конференция стран ОПЕК.
  Шел второй день конференции, когда в полдень 21 декабря 1975 года «интернациональная группа» из шести террористов, среди которых была одна женщина, позже опознанная как Габриель Крехер-Тидеманн, вооруженные автоматическим оружием и ручными гранатами, проникли в штаб-квартиру ОПЕК в Вене. В этот момент в здании находился 81 делегат, среди которых было 11 министров стран — экспортеров нефти. Открыв беспорядочную стрельбу, террористы ранили 11 человек и убили австрийского полицейского и агента иракской службы безопасности, попытавшихся преградить террористам дорогу. Позже выяснилось, что жертв среди заложников оказалось больше. Карлос лично разрядил целую обойму в безоружного ливийского сотрудника ОПЕК, оказавшего сопротивление, а также позднее в больнице от тяжелых ран скончался еще один служащий ОПЕК, гражданин Кувейта.
  Заложников собрали в центральном зале заседаний и приказали всем немедленно лечь на пол. Один из них позднее вспоминал, что в центр зала вышел вооруженный человек и, сжимая в руках осколочную гранату, прокричал: «Любой, кто окажет сопротивление, будет убит на месте! Тот, кто не выполнит мой приказ, будет убит на месте! Кто попытается скрыться или устроит истерику, будет расстрелян на месте!»
  Во время захвата заложников также был ранен в живот один из нападавших — член RZ, западногерманский террорист Ханс-Йохан Кляйн (его прооперировали в одной из венских клиник, и он остался жив). По всей видимости, боевик получил пулю в живот от своих товарищей, так как в момент захвата здания ОПЕК им не оказали никакого вооруженного сопротивления.
  Через несколько часов после начала операции террористы передали журналистам и представителям австрийской службы безопасности декларацию. В частности, в ней говорилось, что ответственность за захват заложников берет на себя ранее неизвестная палестинская террористическая организация «Вооруженное крыло арабской революции». Они сообщили о том, что захват делегатов форума ОПЕК является ответом на предательскую политику арабских стран, которые, по мнению организации, изменили арабскому делу и в своих интересах отгородились от палестинской проблемы. Эта акция прежде всего, по словам террористов, была направлена против Ирана и Саудовской Аравии, обещавших начать с Израилем переговорный процесс 139.
  Одним из требований террористов была трансляция по всем радиоканалам декларации «Вооруженного крыла арабской революции», осуждение европейскими странами сионизма и восхваление героической позиции Сирии и Ирака.
  Террористы также потребовали предоставить им к семи часам утра самолет с полными баками горючего, на борту которого должен находиться их раненый товарищ, и беспрепятственный вылет в любом выбранном ими направлении.
  Все эти требования были переданы через иракского дипломата, которого террористы освободили, чтобы установить контакт с австрийской службой безопасности. С его слов стало ясно, что группа террористов имеет интернациональный состав, в который входили три араба, два немца и венесуэлец, как две капли воды похожий на разыскиваемого многими спецслужбами мира известного международного террориста, который и руководил всей операцией 140. Таким образом, ни у кого не оставалось сомнений, что захват заложников организован и проведен Карлосом-Шакалом. Лишь спустя несколько десятилетий стало известно, что за организацией теракта стоял доктор Вадиа Хаддад.
  Среди заложников были граждане Саудовской Аравии, Ирана, Эквадора, Венесуэлы, Кувейта, Индонезии, Габона, Ливии, Нигерии и Австрии. Однако немалое опасение вызывало, что в списках заложников числился министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии шейх Ахмад Заки Ямани, входивший в ранее обнаруженный «черный список» приговоренных Карлосом к смертной казни. (Позднее шейх Ахмад Заки Ямани рассказал, что от неминуемой смерти его спасло лишь вмешательство алжирских властей.) Все прекрасно понимали, что серьезная угроза жизни нависла не только над саудовским министром, но и над всеми заложниками. Власти Австрии, бессильные перед террористами, были вынуждены выполнить все требования Карлоса.
  Министр внутренних дел Австрии Отто Реш зачитал перед журналистами требования террористов. Декларация зачитывалась по австрийскому телевидению и радио каждые два часа. 22 декабря в 7 утра к зданию ОПЕК был подогнан автобус с зашторенными окнами, который доставил террористов и удерживаемых ими заложников в венский международный аэропорт, где их уже ожидал самолет с полными баками горючего, раненым террористом и тремя пилотами.
  В обмен на 41 заложника террористам было позволено вылететь в направлении Алжира. Однако ни одна страна, включая Алжир и Ливию, не хотела принимать у себя террористов, а предоставленный им самолет не мог перелететь из Северной Африки в Багдад. Совершив посадку в международном аэропорту, террористы были поставлены перед ультиматумом — освободить всех без исключения заложников в обмен на личную свободу. Карлос приказал пилотам лететь в Бенгази, но в Ливии их ожидал еще более холодный прием. Полковник Каддафи, разгневанный тем, что во время захвата заложников был хладнокровно расстрелян ливийский представитель, запретил вступать с угонщиками в контакт даже по радиосвязи. Террористам не оставалось ничего иного, как вернуться в Алжир. В конечном итоге 23 декабря 1975 года, после двух дней напряженных переговоров, Карлос согласился отпустить заложников взамен колоссального денежного выкупа и политического убежища в Алжире. Террористы сдались алжирским властям и 29 декабря вылетели в Багдад.
  О Карлосе следует написать отдельно, поскольку после ликвидации израильскими спецслужбами 28 июня 1973 года Мохаммеда Будиа 141 он занял место европейского координатора НФОП и личного представителя Вадиа Хаддада. Если последнего опекала восточногерманская Stasi, то о Карлосе можно было смело сказать, что до 1975 года он был «человеком КГБ». После захвата делегатов конференции стран — экспортеров ОПЕК у русских возникли подозрения, что Карлос не в полной мере контролируется своими кураторами. Когда в КГБ стали опасаться, что Карлос может совершить какую-нибудь акцию против советских представительств за рубежом, тем самым поставив Советский Союз в сложное положение, Андропову предложили провести с ним встречу. (Карлос часто проезжал через Москву под чужим именем.) Однако председатель КГБ по понятным причинам категорически отказался с ним встречаться. К 1975 году Карлос-Шакал был уже самым известным и неуловимым международным террористом, за которым безуспешно вели охоту спецслужбы Франции, Англии, Израиля и Западной Германии. Могло сложиться впечатление, что он играет с могущественными спецслужбами мира, намеренно выставляя себя на всеобщее обозрение во время терактов. Его имя постепенно обрастало легендами, Карлосу начинали приписывать то, к чему он не мог иметь никакого отношения. Это тешило его безграничное тщеславие.
  Ильич Рамирес Санчес был светским джентльменом с хорошими манерами, прекрасным гардеробом и изысканным вкусом. Свободно владел русским, арабским, испанским, французским и английским языками. Он выглядел как человек богемы. Его можно было принять за киноактера, писателя, художника, в крайнем случае за итальянского мафиози высокого ранга, но никак не за террориста. Карлос любил хорошую жизнь: дорогие рестораны, фешенебельные отели, шикарные открытые спортивные автомобили и красивых женщин. Со временем он стал относиться к терроризму как к образу жизни, приятному времяпрепровождению. Ему легко удавалось создавать в мировых средствах массовой информации образ некоего террориста-плейбоя. Занятие терроризмом увеличило его личный банковский счет на несколько миллионов долларов. Это уже был не тот пришедший в революцию 17-летний впечатлительный юноша, стремящийся путем искреннего самопожертвования изменить мир к лучшему. За очень приятной и чрезвычайно располагающей к себе внешностью скрывался хладнокровный убийца. Карлос был очень жесток. Он никогда не задумывался, когда нужно было для устрашения убить заложника, да и к своим соратникам был также беспощаден. При малейшем подозрении в измене или неповиновении отступника ожидала смерть. В этом у Карлоса было очень много общего с доктором Вадиа Хаддадом.
  Удивительно, но Вадиа Хаддад, сам стремившийся жить в тени, выдвигал в качестве своих представителей «актеров» — Мохаммеда Будиа, Карлоса-Шакала. Хаддад высоко ценил качества Карлоса — его ум, смелось и хладнокровие. Хаддад не приветствовал его позерство и неосторожность, граничившую с безумием, но время показало, что каждую свою акцию Карлос просчитывал до мелочей. Начав простым боевиком, Карлос к 1976 году стал мозгом европейского отделения НФОП, хотя ему не хватало стратегического мышления и политической прозорливости. К тому же, «играя в революцию», у него не было ни грана самопожертвования. Это явилось главной причиной его размолвки с Вадиа Хаддадом. Последний не смог простить Карлосу провала с операцией по захвату министров стран — экспортеров нефти. Спасая себя, Карлос ослушался приказа, выторговал себе жизнь и свободу и отпустил заложников, хотя главной целью операции было убийство саудовского и иранского министров. Для окружающих Хаддад и Карлос были еще вместе, но на самом деле после неудачи венской операции они разошлись, и каждый шел своим путем. Карлос превратился в международного террориста-наемника, предлагавшего свои услуги не только странам Восточного блока, но и иракской, сирийской, ливийской разведкам. За достойное денежное вознаграждение он готов был выступить даже против своих союзников, хотя людей своей группы он никогда не оставлял в беде.
  Летом 1976 года доктор Хаддад, уже без Карлоса, спланировал и осуществил, пожалуй, самую громкую и самую провальную террористическою операцию — угон пассажирского самолета французской авиакомпании Air France в угандийский аэропорт «Энтеббе» 142.
  Успешная антитеррористическая операция в Энтеббе явилась прямым ударом по ненавистному израильтянами руководителю военного крыла НФОП — Внешние операции, главному вдохновителю и организатору «зарубежных акций» доктору Вадиа Хаддаду. Столь громкий и позорный провал перечеркнул все его террористические «заслуги» перед НФОП и подорвал престиж самой организации. Рейтинг НФОП упал до самой низкой отметки за всё время существования организации. Соратники по партии этого ему не простили. Вскоре доктор Вадиа Хаддад был официально изгнан из НФОП.
  Летом 1977 года новый премьер-министр Израиля Менахем Бегин поручил «Моссаду» устранить Вадиа Хаддада.
  Нельзя сказать, что израильтяне спокойно наблюдали за деятельностью этого человека, не предпринимая попыток ликвидировать его. Доказательством тому может служить ракетный обстрел его квартиры в Бейруте, который совершил сотрудник «Кейсарии» в июле 1970 года, когда Хаддаду лишь чудом удалось выйти невредимым. В Управлении военной разведки АМАН была заведена на него отдельная папка, в которой собиралась любая разведывательная информация, имевшая к нему отношение. Главная проблема была в том, что у главаря наиболее активной палестинской террористической группировки была самая тонкая папка. О нем практически ничего не было известно. Во всяком случае, ничего конкретного, что могло бы лечь в основу подготовки операции по его уничтожению. В отличие от других палестинских лидеров, он почти не показывался на людях. Доктор Вадиа Хаддад не был политическим деятелем, никогда не давал интервью и тем более не организовывал пресс-конференции, не принимал участия в общественных и политических мероприятиях. Он избегал любой огласки, вел очень скромный образ жизни, не посещал ресторанов, ночных клубов, многолюдных мероприятий. Он был тенью призрака, о котором все слышали, но которого никто никогда не видел. Это был фантом. В Израиле даже не было его фотографий, за исключением одной-двух, которые были сделаны в конце 1960-х годов. Но в верхах НФОП и ООП у израильских спецслужб к этому времени уже было достаточно своих агентов и осведомителей, имевших если не прямой, то косвенный контакт с Хаддадом или его окружением, что позволило нащупать его слабое место.
  Вообще, понятие «слабое место» почти не вязалось с таким аскетом, как Вадиа Хаддад. Вновь и вновь обрабатывая разведывательную информацию, поступавшую из разных источников, израильские аналитики обратили внимание на одну странную особенность — один из самых главных душегубов своего времени — Вадиа Хаддад до такой степени любил сладости, что не мог без них обходиться. Ну, сладости любят все, поначалу подумали в «Моссаде», намного сложнее было найти человека, который не любил бы сладкого. Но Вадиа Хаддад был буквально «подсажен» на них, как на героин. В особенности он любил шоколад — бельгийский черный шоколад, который в Багдаде невозможно было раздобыть ни за какие деньги. В «Моссаде» выяснили, что Вадиа Хаддад регулярно просил своих знакомых, приезжавших из Европы, привести ему именно такой бельгийский шоколад. В управлении «Цомет» решили воспользоваться этой информацией, которая и легла в основу одной из самых секретных операций «Моссада», завеса над которой только частично приоткрылась спустя 40 лет.
  В этот период доктор Хаддад практически не покидал Багдад, что, как ему казалось, должно было защитить его от возможных покушений со стороны израильтян и других многочисленных врагов. Но план, разработанный «Моссадом», был прост в реализации и эффективен, вне зависимости от того, в какой части мира и за какими «стенами» укрывался «объект». В ноябре 1977 года доверенный агент «Моссада» — активный член НФОП, долгие годы работавший на израильскую внешнюю разведку, привез Хаддаду из Европы качественный бельгийский шоколад. Перед тем как передать его в руки Вадиа Хаддада, израильские специалисты подмешали в него смертельный биологический яд замедленного действия. В Израиле были уверены, что, кроме адресата, никто больше не попробует лакомство.
  Через несколько недель яд начал действовать. Поначалу Вадиа Хаддад лишился аппетита. Затем он стал стремительно терять в весе. Страшные боли и общее недомогание преследовали его круглые сутки. Он был настолько слаб, что в декабре 1977 года уже почти не вставал с постели. Анализы крови показали, что у него серьезно была поражена иммунная система, однако причину неизвестной болезни врачи не могли определить. В январе 1978 года умирающий Вадиа Хаддад был срочно доставлен в Восточный Берлин и помещен на обследование в больницу «Кондер», где он и скончался во вторник 28 марта 1978 года на 51-м году жизни.
  Сразу после того как врачи констатировали наступление смерти, его тело было перевезено в больницу Берлинского университета имени Гумбольдта на Унтер-ден-Линден. Провели вскрытие, чтобы выяснить, отчего он умер, и главное, что явилось причиной стремительного ухудшения здоровья. Восточные немцы были в полной растерянности, если не сказать в панике. В Stasi были все причины подозревать, что Вадиа Хаддад стал жертвой неизвестного сильнодействующего биологического яда. Всё тело и внутренние органы жертвы были покрыты многочисленными кровоточащими язвами. Его клетки буквально разрушались на глазах. Однако восточногерманские эксперты тщетно пытались найти следы яда или радиоактивных металлов. Рассматривалась также версия, что причиной смерти стала реакция на многочисленные медицинские препараты, которые Хаддад принимал в больших количествах. У него также предположили онкологическое заболевание. Одно было ясно, хотя и бездоказательно, — причины его смерти были настолько тщательно скрыты, что наверняка не обошлось без вмешательства какой-либо спецслужбы.
  Десятки сторонников Хаддада, отколовшиеся от НФОП, также затруднялись назвать виновников его гибели. Они не знали, по естественной причине наступила смерть их вождя или нет. Одни соратники из его ближайшего окружения были склонны подозревать сирийский режим. Другие винили президента Ирака Саддама Хусейна, якобы приказавшего тайно отравить Хаддада, с которым в последнее время сильно ухудшились отношения. Были и такие, кто считал, что до Хаддада дотянулась длинная рука «Моссада» или европейских спецслужб. У каждой версии имелись все основания, но не было никаких конкретных улик. У покойного террориста было так много врагов, что подозревать можно было весь свет, включая его недоброжелателей в палестинской среде.
  После смерти Вадиа Хаддада на его личных счетах обнаружили десятки миллионов долларов, что дало оппозиции еще один повод обвинить его в утаивании огромных денежных средств, выделяемых на палестинскую борьбу арабскими спонсорами или полученных в качестве выкупа за угнанные пассажирские самолеты.
  Со смертью доктора Хаддада его группировка «Народный фронт освобождения Палестины — Внешние операции» окончательно развалилась и прекратила существование. Это сразу отразилось на активности палестинских террористов за границей, что стало еще одним оправданием ликвидации Вадиа Хаддада и эффективности метода точечных ликвидаций в отношении других террористов, готовящих нападения против Израиля и его граждан.
  Доктор Вадиа Хаддад — это не армия, это один человек. Но его устранение имело такое же значение, как и уничтожение Усамы бен Ладена. Это не положило конец международному терроризму, но нанесло по нему чувствительный удар. Его смерть предотвратила будущие теракты и сохранила многие жизни. Смерть одного террориста привела к тому, что НФОП практически прекратил свою деятельность за границей.
  Глава двадцать вторая
  1979 год. Бейрут. Ликвидация Али Хасана Саламе
  Я ничего не боюсь, поскольку знаю, что, когда выпадет мой номер умереть, ни один человек на свете не сможет этого предотвратить.
  Али Хасан Саламе. Интервью американскому журналу Time
  
  После скандального провала группы Майка Харари в Лиллехаммере 22 июля 1973 года в Израиле была назначена специальная комиссия для расследования происшествия и выработки последующих рекомендаций. Но работа комиссии так и не была доведена до конца. Осенью 1973 года разразилась очередная арабо-израильская война — война Судного дня (1973). Операция «Гнев Божий», длившаяся чуть менее года, была снята с повестки дня на неопределенный срок.
  После войны Судного дня Али Хасан Саламе еще больше укрепил свое политическое положение и материальное состояние. Он стал отвечать за финансовые потоки, поступавшие главным образом из арабских стран и благотворительных организаций. Переводя деньги на секретные счета в европейские банки, пуская их в оборот, он мог бесконтрольно утаивать для себя и Арафата крупные суммы. Но если для Ясира Арафата деньги являлись лишь одним из инструментов обеспечения политического влияния и выживания внутри ФАТХ и ООП, то Али Хасану Саламе они необходимы были для покрытия своих собственных меркантильных интересов, далеких от палестинской борьбы. Таким образом, Саламе очень быстро превратился в одного из самых богатых функционеров ООП. Трудно себе даже представить о каких суммах шла речь, учитывая, что на счетах Арафата после его смерти оказалось более миллиарда долларов, не считая недвижимости, которая оценивалась в 5–6 миллиардов долларов. Палестинская национально-освободительная борьба была очень прибыльным делом.
  Но, кроме финансового могущества, Али Хасан Саламе обладал и реальной военной силой. Как командир «Отряда-17» 143, он фактически дублировал многие функции министерства внутренних дел ФАТХ. Нельзя сказать, что Саламе чем-то особенным проявил себя на прошлых должностях, просто Арафат никому не доверял, даже самым близким своим соратникам, и на этом посту хотел видеть своего будущего преемника. Занимаясь охраной первых лиц палестинского руководства, он имел возможность, в случае необходимости, устранить любого функционера, который мог бы представлять для него или Арафата потенциальную опасность.
  Краткая справка
  «Отряд-17» — элитное подразделение ФАТХ, созданное в начале 1970-х годов по приказу Ясира Арафата для охраны палестинского руководства. Наравне с охраной первых лиц ООП подразделение занималось террористической деятельностью, сбором разведывательной информации, а также осуществляло полицейские функции на территориях, подконтрольных ФАТХ. До изгнания палестинцев из Ливана штаб «Отряда-17» располагался в Бейруте на улице Аль-Фахани в доме № 17. Как одно из наиболее боеспособных военных формирований ООП, «Отряд-17» принял активное участие в ливанской гражданской войне. В 1984 году «Отряд-17» развернул широкую сеть своих нелегальных представительств на территории европейских стран для сбора финансовых средств и незаконного оборота оружия.
  Согласно официальным палестинским источникам, в 1970–1980-х годах «Отряд-17» включал в себя 9 батальонов численностью 3500 человек.
  С образованием Палестинской Автономии «Отряд-17» стал частью системы внутренней безопасности.
  На несколько лет «Моссад» потерял Али Хасана Саламе из виду. Израильтяне даже точно не знали, как он выглядел. Только в ноябре 1974 года Саламе мелькнул в свите Арафата, когда лидер ООП был приглашен для выступления в ООН. Но разразившаяся в 1975 году очередная гражданская война в Ливане сделала невозможным слежку за Саламе. С одной стороны, ослабление центральной власти и общий хаос, царивший в стране, способствовали беспрепятственному пересечению ливанской границы в обоих направлениях, с другой — руководство внешней разведки Израиля не было готово подвергать своих сотрудников реальной опасности, отправляя их работать в город, на улицах которого время от времени неожиданно вспыхивали ожесточенные бои между многочисленными вооруженными группировками. В стране, в которой практически не действовали никакие законы, сотрудник «Моссада» мог стать случайной жертвой снайпера, шального снаряда, попасть в заложники или подвергнуться вооруженному ограблению. В то же время сам Али Хасан Саламе в раздираемом войной Бейруте мог чувствовать себя в полной безопасности.
  До 1975 года — начала гражданской войны в Ливане — Саламе, следуя примеру Арафата, предпринимал исключительные меры безопасности, опасаясь очередного покушения со стороны израильтян или других оппозиционных Арафату сил. Саламе старался вести себя непредсказуемо. Следил за тем, чтобы его распорядок дня никогда не повторялся. Постоянно менял маршруты передвижения, втрое увеличив свою личную охрану. Как и Арафат, Саламе сообщал о месте ночлега в самый последний момент. Но красивую жизнь он любил еще больше, чем боялся «Моссада», и был слишком ленив, чтобы утруждать себя чрезмерными мерами безопасности. Несколько лет затишья усыпили его бдительность. Раз за разом, давая себе небольшие послабления, он постепенно вернулся к старому образу жизни, ограничившись лишь личной охраной, которая также была сведена к минимуму.
  Он отпраздновал 8 июня 1977 года пышную свадьбу, сочетавшись браком с ливанской красавицей, христианкой Джорджиной Ризк — моделью и светской знаменитостью, завоевавшей в 1971 году титул «Мисс Вселенная». Женившись во второй раз, но не разведясь с первой женой, от которой у него было два сына — Хасан и Осама, Саламе стал еще более беспечным. Продолжая жить вместе с первой женой на улице Итани, он по первому зову Джорджины Ризк срывался и ехал на квартиру, которую снимал для нее в западном Бейруте на улице Бека.
  Уверенности, что «Моссад» прекратил на него охоту, придавали ему тайные контакты ФАТХ с ЦРУ, которые начали поступательно развиваться после окончания войны Судного дня (1973). До начала 1970-х годов Соединенные Штаты практически не проявляли интерес к палестино-израильскому конфликту. Ситуация в корне изменилась после теракта на мюнхенской Олимпиаде 1972 года и убийства двух американских дипломатов при захвате посольства Саудовской Аравии в Хартуме 2 марта 1973 года. Поняв, насколько серьезную опасность представляют собой палестинские террористы, ЦРУ стало предпринимать отчаянные попытки внедриться в ряды самой крупной и влиятельной палестинской террористической организации ФАТХ. Американской внешней разведке крайне необходимо было вовремя получать упреждение от своего информатора о готовящихся нападениях на американских граждан и официальные представительства США в Западной Европе, на Ближнем Востоке, в частности в Бейруте. Не менее важно было убедить ФАТХ, а также подконтрольные ему террористические группировки не нападать на американские цели.
  По мнению американских аналитиков, Али Хасан Саламе был наиболее подходящей кандидатурой для сотрудничества. Его положение в ФАТХ и ООП гарантировали высокую осведомленность во многих палестинских делах, к тому же Саламе при любой возможности давал понять, что контролирует многие «группы палестинских коммандос», действовавших в разных частях света. Его близость к Ясиру Арафату обеспечивала постоянный прямой доступ к высшему палестинскому руководству, который был так необходим американцам для разрешения кризисных ситуаций, подобных захвату заложников в Хартуме. Первый контакт между ЦРУ и Саламе был установлен в 1969 году в Бейруте. Знакомый Али Хасана представил его Роберту Эймсу, резиденту американской внешней разведки в американском посольстве в Бейруте. Однако Саламе сразу наотрез отказался становиться платным агентом 144. Американский принцип вербовки в случае с Саламе не только не дал положительных результатов, но и оскорбил его достоинство до глубины души. Получать деньги от людей, выступающих против палестинской вооруженной борьбы за право жить на своей земле, Али Хасан Саламе считал унизительным. К тому же он был очень богатым человеком и не нуждался в американских подачках, которые могли поставить под угрозу само его существование. Он не хотел быть агентом, но не отвергал возможность «разговора на равных» с сильнейшей мировой державой. По этой причине от взаимовыгодного сотрудничества он не отказался, заранее заручившись поддержкой со стороны Ясира Арафата. Американцы не ошиблись в выборе. В годы гражданской войны в Ливане Али Хасан Саламе смог продемонстрировать им свою силу и влияние. Так, 20 июня 1976 года, в самый разгар уличных боев в ливанской столице, он обеспечил безопасную эвакуацию американского посольства из западного Бейрута в Дамаск. Поскольку Белый дом отказывался официально признавать ООП, Али Хасан, как и рассчитывали в ЦРУ, стал надежным тайным каналом связи между американской администрацией и Ясиром Арафатом.
  Однако Али Хасан Саламе наивно заблуждался, полагая, что сотрудничество с американской внешней разведкой станет гарантом его безопасности. Он верил, что американцы задействуют свое влияние, чтобы предотвратить покушение на него со стороны «Моссада». Но всё было не так просто. Израильтяне были в курсе его сотрудничества с ЦРУ, но играли по своим правилам. Даже если Саламе и был самым ценным и незаменимым агентом ЦРУ, его никто и ничто не могло спасти от «Моссада», если решение по его уничтожению принималось на самом верху израильского политического руководства. В канцелярии председателя ООП Али Хасан Саламе осуществлял связь с террористическими группами, воплощая политические теории Арафата в действие. Принимая во внимание, что из многочисленных не пересекающихся между собой агентурных источников непрерывным потоком поступала информация, что Саламе по приказу Арафата продолжал планировать новые теракты даже после того, как в Европе стихла волна террора, и его следовало как можно быстрее устранить.
  В первые дни своего премьерства, 25 июня 1977 года, новый глава израильского правительства Менахем Бегин вызвал к себе тогдашнего директора «Моссада» Ицхака Хофи и поставил перед ним предельно ясную задачу: любой ценой ликвидировать Али Хасана Саламе. Пришло время свести счеты.
  Со времени трагической ошибки в Лиллехаммере, когда вместо Саламе был убит невинный человек, «Моссад» только и ждал случая с ним расправиться, руководствуясь не столько объективной необходимостью, сколько желанием во что бы то ни стало исправить роковую оплошность. Каждый сотрудник внешней разведки полагал, что пока Саламе дышит, он является живым свидетелем позора группы Майка Харари. Только «громкая» ликвидация Саламе могла смыть темное пятно с репутации израильских спецслужб.
  Однако операция такой сложности требовала задействовать огромные ресурсы внешней и военной разведки. По этой причине на оперативном уровне «Кейсария» получила окончательный зеленый свет на подготовку ликвидации Али Хасана Саламе только через год, летом 1978 года.
  Сведения, поступавшие из агентурных источников на бульвар Шауль а-Мелех в штаб-квартиру «Моссада» и в 4-й отдел Управления военной разведки АМАН Генерального штаба Армии обороны Израиля, указывали, что последний год Али Хасан Саламе не покидал ливанскую столицу. Для планирования операции необходимо было собрать максимум информации о его повседневной жизни, привычках, охране и ближайшем окружении. В первую очередь следовало установить расположение квартиры Саламе и взять ее под круглосуточное наблюдение. Но самое важное — выяснить, как он выглядел. С 1974 года, когда Саламе последний раз засветился в окружении Арафата во время выступления председателя ООП с трибуны ООН, прошло достаточно много времени. В «Моссаде» крайне не желали повторения Лиллехаммера. Опознание необходимо было провести безошибочно, всеми имеющимися средствами.
  Зная, что Саламе на профессиональном уровне занимается тренировкой своего тела, «Моссад» сосредоточил внимание на всех элитных тренажерных залах Бейрута, в которых он мог появиться. Агентам, завербованным в Бейруте израильской внешней разведкой, пришлось наматывать десятки километров на беговых дорожках, рассчитывая однажды столкнуться с ним лицом к лицу. К розыску было также подключено подразделение электронной разведки АМАН. В надежде засечь: «Али Хасан Саламе», «Абу Хасан», «Отряд-17» и другие словосочетания, способные вывести на след разыскиваемого «объекта», круглосуточно записывался радиоэфир и выборочные телефонные разговоры, ведущиеся из Бейрута и его пригородов. В те годы это была одна из самых продолжительных и затратных операций «Моссада». В конечном итоге тысячи человеко-часов, потраченных на его розыск, дали результат. Человек, схожий по описанию с Али Хасаном Саламе, был замечен агентом «Моссада» в одном из тренажерных залов Бейрута. С этого момента за подозреваемым было установлено круглосуточное наблюдение и только после всех необходимых перепроверок «объект» был передан сотрудникам «Кейсарии», прибывшим в Ливан в октябре 1978 года.
  Незадолго до этого, отвечая на вопрос американской журналистки по поводу провала «Моссада» в Лиллехаммере, Али Хасан Саламе с наигранной иронией и безразличием сказал: «…Это они (Моссад. — А. Б.) должны переживать собственные ошибки. Я ничего не боюсь, поскольку знаю, что, когда выпадет мой номер умереть, ни один человек на свете не сможет этого предотвратить…» Он сам даже не подозревал, насколько был прав. На этот раз выпал его номер. Саламе уже ничто не могло спасти.
  В течение последующих шести недель наружное наблюдение «Кейсарии» собрало на Али Хасана Саламе толстое досье, позволявшее начать подготовку к завершающей стадии операции, длившейся более шести лет. Саламе имел несколько шикарных квартир. В одной, на улице Итани, жила его первая жена Умм Хасан вместе с двумя его старшими сыновьями. Вторую он купил в переулке Бека для второй жены Джорджины Ризк, которая ждала от него ребенка. Каждый день ровно в 15:00 он приезжал обедать к Джорджине Ризк, затем ехал в сопровождении эскорта охраны в офисы ООП по улице Вердун, пересекавшей ливанскую столицу с севера на юг. Несколько раз в неделю Саламе обязательно навещал мать и сестер, живших рядом с его первой женой в западном Бейруте в районе улицы Мадам Кюри, а также регулярно посещал один и тот же тренажерный зал. Агенты, следившие за Саламе в тренажерном зале, сообщали, что после полуторачасовой тренировки, перед тем как отправиться в душевую, он имел привычку принимать сухую сауну.
  Тут же наскоро был составлен план покушения. Сотрудники «Кейсарии» решили заложить взрывное устройство в сауне под скамейкой. Однако этот план не был реализован, несмотря на относительную легкость исполнения и гарантированный результат. Он был сразу отвергнут из-за большой вероятности случайных жертв среди гражданского населения. Устроить засаду по пути следования его кортежа по улице Вердун было также маловероятно из-за огромной загруженности центра города в часы пик. Ничего иного не оставалось, как продолжить наблюдение и пытаться внедрить агента в его окружение, выжидая удобный момент для нанесения удара.
  В ноябре 1978 года в Бейруте появилась англичанка преклонных лет Эрика Мэри Чамберс, выдававшая себя за волонтерку одной из палестинских благотворительных организаций. Агент «Моссада» с оперативным псевдонимом Пенелопа, Эрика Чамберс была завербована более 30 лет назад и, пройдя подготовку бойцов «Кейсарии», многократно привлекалась израильской внешней разведкой для выполнения специальных заданий. Это был как раз тот случай, когда «Моссад» решил прибегнуть к ее услугам. Эрика Чамберс получила задание поселиться рядом с домом Али Хасана Саламе и начать отслеживать все его выезды и приезды. Она достаточно сносно говорила на арабском языке с заметным английским акцентом и имела репутацию британской пропалестинской активистки, поэтому не вызывала подозрения соседей, прекрасно знавших, что рядом с ними живет известный функционер ООП. По легенде, составленной «лучшими авторами» «Моссада», Эрика Мэри Чамберс по окончании Университета Саутгемптон в качестве волонтерки стала работать в лагерях палестинских беженцев в Ливане и других странах Ближнего Востока.
  Выполняя задание «Кейсарии», 10 января 1979 года она сняла апартаменты севернее улицы Вердун на пересечении улиц Итани и Мадам Кюри на восьмом этаже многоквартирного дома «Анис Асаф», уплатив 3500 ливанских фунтов за три месяца аренды. По внешнему виду Эрика Чамберс производила впечатление эксцентричной, немножко чудаковатой, одинокой пожилой особы, подкармливавшей всех кошек округи и охотно вступавшей в разговоры с прохожими. Целыми днями она рисовала виды Бейрута, сидя у себя на балконе, с которого хорошо просматривался отрезок улиц Мадам Кюри, Итани и Вердун.
  Понимая, что приблизиться к «объекту» нет никакой возможности, в «Кейсарии» решили использовать стандартную схему покушения — оставить на обочине дороги машину, начиненную взрывчаткой. Наиболее подходящим местом было пересечение улиц Итани и Мадам Кюри. Здесь эскорт Саламе притормаживал, делая поворот. Но основная проблема — машину со взрывчаткой нельзя было надолго припарковать. Рядом находился один из офисов ФАТХ, и незнакомая машина обязательно привлекла бы внимание многочисленной охраны. Необходимо было выяснить точное время, когда кортеж Саламе проследует по этому участку дороги, и поставить автомобиль непосредственно перед его выездом.
  Израильский агент Эрика Чамберс почти каждый день могла наблюдать на улицах Итани, Мадам Кюри и Вердун эскорт Али Хасана Саламе, состоявший из трех микрофургонов Chevrolet. Однако он появлялся каждый раз в разное время, не считая ежедневных обедов в 15:00 с Джорджией Ризк. Но на подъездах к ее дому негде было устроить засаду. Эрике Чамберс любой ценой необходимо было войти в ближнее окружение Саламе и заранее выяснить, когда точно он появится на пересечении улиц Итани и Мадам Кюри.
  В один из дней, представившись сотрудницей палестинской благотворительной организации «Дом стойкости детей Тельсаты», Эрика Чамберс добилась аудиенции у Саламе, сославшись, что собирает материал для своей книги о палестинской национально-освободительной борьбе. Пожилая англичанка сразу произвела на него приятное впечатление. Она начала разговор о первой Арабо-израильской войне (1947–1949) и о его погибшем отце. Затем они поговорили о волонтерах, работавших в лагерях палестинских беженцев, а также перспективах развития палестинского национально-освободительного движения в свете настроений современного европейского общества. На этой полуторачасовой беседе их встречи не закончились. Саламе оставил ей прямой телефон своего офиса и стал приглашать на различные светские мероприятия, что позволило «Моссаду» приблизиться к нему на расстояние вытянутой руки и получать информацию о всех его передвижениях и планах, что называется, из первоисточника.
  Вскоре Эрика Чамберс выяснила, что 22 января 1979 года племяннице Али Хасана Саламе, одной из дочерей его сестры Нидаль, исполняется три года, ее день рождения вся семья будет отмечать в доме их матери Умм Али. Саламе, не пропускавший ни одного семейного торжества, обязательно должен был поздравить племянницу и даже купил в подарок японскую видеокамеру Sony. По информации, полученной Эрикой Чамберс, Саламе должен был появиться в доме своей матери в районе 16:00. И, поскольку на этот день он отменил все встречи, можно было с большой уверенностью предположить, что он не станет обедать у Джорджины Ризк, а поедет на семейное торжество из своей квартиры, находившейся на улице Итани. Это был именно тот шанс, который «Моссад» так долго ждал. Сразу после сигнала Эрики Чамберс в Бейрут прибыли двое специалистов «Кейсарии», которые должны были приступить к непосредственной ликвидации Али Хасана Саламе.
  17 января 1979 года в холл приморского отеля «Мэдитэранээ», расположенного в районе Манра, вошел солидный мужчина европейской внешности. Показав британский паспорт на имя Питера Хью Скивера, проживающего по адресу Baronsmedade Rd. London SW13, он снял номер 602. Это был один из лучших и опытных сотрудников Майка Харари, главный эксперт-взрывотехник «Кейсарии». В операциях «Моссада» в начале 1970-х годов, в самый разгар ликвидаций палестинских лидеров, он работал под прикрытием лондонского бизнесмена Джонатана Инглеби. В Бейрут он прилетел из Швейцарии в качестве технического эксперта одной из известных европейских фирм, работающих на Ближнем Востоке. На следующий день он отправился в компанию «Ленакар» и арендовал небольшой красный Volkswagen с регистрационным номером 352282, внутри которого установил пластиковую взрывчатку мощностью 50 кг в тротиловом эквиваленте.
  Вместе со Скривером в тот же день, 17 января 1979 года, в Бейрут из Ванкувера прилетел еще один сотрудник «Кейсарии». Под именем канадца Рональда Колберга он остановился в номере 7521 «Роял Гарден Отель». На следующий день он также отправился в компанию «Ленакар» и арендовал небольшую легковую машину Simca-Crysler с регистрационным номером 356965.
  Интересно, что во время операции «Весна молодости» в апреле 1973 года сотрудники «Кейсарии» арендовали машины в той же компании «Ленакар» в том же самом офисе, расположенном в центре Бейрута.
  «Рональд Колберг» 22 января 1979 года около 15:00 припарковал красный Volkswagen с левой стороны у обочины дороги недалеко от пересечения улиц Мадам Кюре и Итани, в нескольких сотнях метров от здания «Анис Асаф». Затем он поднялся в квартиру Эрики Чамберс и стал спокойно наблюдать, сжимая в руке пульт дистанционного управления.
  За несколько часов до этого «британец» Питер Хью Скривер, собравший радиоуправляемое взрывное устройство в Volkswagen, поднялся на борт пассажирского самолета авиакомпании Middle East Airlines и вылетел в Афины.
  Около 15:30 Али Хасан Саламе попрощался с Умм Хасан и сыновьями, взял сверток с подарком для племянницы и спустился на улицу, где его, как обычно, уже ждали светло-голубой мини-фургон Chevrolet с включенным двигателем и две машины сопровождения. Али Хасан Саламе поднялся внутрь мини-фургона и в сопровождении 11 телохранителей поехал к дому матери.
  Спустя пять минут Бейрут сотряс оглушительный взрыв. Огненный шар, поднявшийся в небо, можно было видеть за несколько кварталов от места покушения. В тот момент, когда эскорт Саламе повернул на улицу Мадам Кюри и поравнялся с красным Volkswagen, на взрывное устройство поступил радиосигнал, отправленный с пульта дистанционного управления. Взрывная волна была такой силы, что две последние машины эскорта отбросило на несколько метров в сторону от дороги. Volkswagen исчез, а на его месте образовалась яма площадью несколько квадратных метров. От взрыва, выбившего все окна в квартале, также пострадал один из офисов ФАТХ, из которого на улицу стали выбегать вооруженные люди. К ним присоединились охранники Саламе, несшие дежурство у его апартаментов на улице Итани.
  Несмотря на смертельные ранения, Али Хасан Саламе смог самостоятельно выбраться из искореженной горящей машины, но сразу же упал. Картечь изрешетила всё его тело. Несколько осколков бомбы выбили ему глаз, проникнув глубоко в голову. Мгновенная смерть была бы для него наилучшим исходом, но он продолжал оставаться в сознании, испытывая страшную боль. Подбежавшие вооруженные люди сразу подхватили его на руки и доставили в больницу Американского университета Бейрута, где он скончался на операционном столе в 16:03 145.
  Вместе с Саламе на месте погибли четверо его телохранителей и четверо случайных прохожих, среди них мальчик-подросток и 34-летняя англичанка, работавшая в Ливане исполнительным секретарем. При взрыве пострадали также еще 16 человек, которых доставили в ближайшие больницы ливанской столицы.
  Его первой жене Умм Хасан и двум сыновьям — Хасану и Осаме о случившемся сразу рассказали телохранители. Его вторая жена Джорджина Ризк, узнав о покушении, тут же примчалась в больницу. Долгое время ей, находившейся на шестом месяце беременности, никто не решался сказать правду. Она металась по больнице, пытаясь добиться хоть какой-то информации. «Как он? Пожалуйста, скажите мне, как он?» — бросалась она к каждому встречному. Но о смерти Саламе она узнала только из официального сообщения спустя два часа после взрыва.
  В первые минуты после взрыва все решили, что диверсия была направлена против офиса ФАТХ, располагавшегося на улице Мадам Кюри. Но при более тщательном изучении места инцидента сразу всё прояснилось — целью был протеже Арафата, командир «Отряда-17» Али Хасан Саламе. Поначалу никто не предполагал, что за покушением стояли люди «Моссада». У Саламе и Арафата было достаточно недоброжелателей помимо израильтян. Но дальнейшее совместное расследование, предпринятое ООП, ФАТХ и бейрутской полицией, обнаружило достаточно доказательств, что убийство Али Хасана Саламе было спланировано и проведено иностранными спецслужбами.
  Проверка всех квартир в прямой видимости от взрыва, которые могли быть использованы наблюдателями, выявила, что апартаменты в соседнем многоквартирном доме были арендованы пару недель назад гражданкой Великобритании Эрикой Мэри Чамберс, которую в последнее время часто видели в обществе Али Хасана. Сразу после покушения она бесследно исчезла, а ее машину, арендованную в компании «Ленакар», обнаружили брошенной на границе христианских и мусульманских кварталов города. Привратник дома «Анис Асаф» вспомнил, что сразу после взрыва она, перепуганная, выбежала из квартиры с одной лишь сумкой в руке и на бегу пожаловалась ему: «Я больше не могу этого вынести! Этот район больше не безопасен!» С тех пор ее никто не видел.
  Также были проверены все отели Бейрута. Выяснилось, что канадский турист Рональд Колберг, снявший номер в «Роял Гарден Отель» 17 января, выехал оттуда в день покушения. Его канадский паспорт, за номером DS-104272 «засветился» в отеле «Монтемар», который находился рядом с портом Джуния в 25 километрах севернее Бейрута. Рональд Колберг провел там ночь с 22 на 23 января. На следующее утро он выехал из отеля «Монтемар», а его машина, арендованная в «Ленакар», была позже найдена неподалеку брошенной на пляже.
  Volkswagen, использованный при покушении на Али Хасана Саламе, был взят в аренду мнимым британским техническим экспертом Питером Хью Скривером, который покинул страну за несколько часов до взрыва.
  Али Хасана Саламе торжественно, со всеми почестями, в присутствии 20 тысяч человек похоронили на кладбище «Палестинских Мучеников» рядом с Бейрутским аэропортом в среду 24 января 1979 года. Над его могилой Ясир Арафат произнес краткую речь, окончившуюся словами: «…Мы продолжим идти по дороге в Палестину. До свидания, мой герой!»
  На похоронах Саламе присутствовал его 13-летний сын Хасан. В традиционной униформе ООП он сидел на колене Ясира Арафата, сжимая в руках автомат Калашникова. Олицетворяя третье поколение вооруженной борьбы, он пообещал продолжить путь отца. Но став взрослым, он не оправдал ожидания Арафата. Он вернулся на Западный берег и поселился в Рамалле, став известным и уважаемым бизнесменом. В одном из последних интервью Хасан Али Саламе сказал, что выбрал иной жизненный путь, нежели его отец и дед.
  Глава двадцать третья
  1988 год. Триполи. Ликвидация Халиль эль‐Вазира (Абу Джихада)
  Тот, кто является лидером террора, — верная цель для ликвидации. Тот, кто действует против нас террористическими методами, должен стать нашей мишенью.
  Амнон Липкин-Шахак, генерал-майор, глава Управления военной разведки АМАН
  
  Ликвидация Абу Джихада, бесспорно, стала одной из самых ярких страниц в истории израильской внешней разведки и спецназа. Халиль эль-Вазир — заместитель и личный друг Ясира Арафата, военный руководитель ФАТХ, а также главный координатор диверсионно-террористических вылазок палестинских организаций, входящих в ООП, более известный под именем Абу Джихад, на протяжении двух десятков лет приковывал к себе пристальное внимание израильских спецслужб. Организатор многочисленных террористических актов на территории Израиля, а также за его пределами, на нем лежит персональная ответственность за убийство сотен мирных граждан, захваты заложников, угоны самолетов и обстрелы северных районов Израиля с территории Южного Ливана. Он лично в деталях разрабатывал большинство диверсионных вылазок ФАТХ, определяя потенциальные цели и исполнителей терактов. В его непосредственном распоряжении находилось по меньшей мере несколько десятков хорошо подготовленных боевиков как за пределами Израиля, так и на территории Иудеи и Самарии 146.
  Халиль эль-Вазир родился 10 октября 1935 года в городе Рамле недалеко от Яффо на территории подмандатной британской Палестины. Семье принадлежала небольшая городская пекарня, где Халиль, будучи ребенком, помогал отцу. С началом первой арабо-израильской войны (1947–1949) многочисленный клан эль-Вазир переехал из Рамле в сектор Газа. С раннего детства Халиль сильно отличался от своих сверстников. Он рос нелюдимым юношей. Все, кто вспоминал его в этот период, говорили, что Абу Джихад уже в то время внушал неосознанный страх. Его взгляд мог любого повергнуть в трепет. Он был прирожденным лидером, на формирование личности которого наиболее сильное влияние оказал отец. Его слова врезались Халилю в память: «Чтобы добиться в этой жизни хоть чего-нибудь, чтобы вырваться из серой, беспросветной жизни, следует учиться и получить хорошее образование». Это стало правилом, установкой, от которой он даже в зрелом возрасте не отступал. Халиль много и усердно учился и, как результат, окончив курс среднего образования с прекрасными результатами, поступил в Александрийский университет. Мог ли тогда подумать его отец, что сын станет одним из самых известных душегубов своего времени?
  В первые годы учебы в Александрии Халиль эль-Вазир принял активное участие в палестинском студенческом движении, идеи которого казались ему близки и понятны. Однако Халиль очень быстро разочаровался в своем окружении. В отличие от многих других активистов он настаивал на активных, решительных немедленных действиях, отмечая, что в нынешнем виде палестинцы являлись не более чем разменной картой в грязной политической игре арабского мира. «Марионетки, пустые болтуны и дешевые пижоны!» — так он характеризовал политических оппонентов. Вместе со своими единомышленниками он вступил в запрещенную в Египте организацию «Мусульманские братья», создав палестинское отделение в Александрии и секторе Газа.
  Членство в экстремистской религиозной организации очень быстро привело его на скамью подсудимых. В заключении Халиль провел довольно длительный срок, что не только закалило его бойцовский дух, но и еще более подняло его авторитет среди палестинской диаспоры Египта. Находясь в египетской тюрьме, он начал изучать израильский опыт борьбы за независимость. Он уделял много времени изучению иврита и истории сионистского движения. После освобождения из тюрьмы египетские власти депортировали его в сектор Газа, где он со свойственной ему энергией и предприимчивостью стал создавать первые палестинские террористические группы. В 1957 году он вновь был арестован египетской службой безопасности и выслан в Саудовскую Аравию, где два года учительствовал.
  В 1959 году он перебрался в Кувейт, где в то время нашли работу многие палестинские студенты. Женился на своей дальней родственнице Интиссар и после рождения первенца взял себе имя Абу Джихад. Тогда же произошло его знакомство с Ясиром Арафатом, вместе с которым он заложил основу палестинского военно-политического национально-освободительного движения ФАТХ. Их встречу можно было охарактеризовать как встречу «средневековой жестокости» со «средневековым коварством». Молодые люди быстро поняли друг друга, нашли общий язык и оценили перспективу объединения своих усилий. Арафат нужен был Абу Джихаду как тонкий изощренный политик, в свою очередь, Арафат нуждался в решительном, энергичном человеке, готовом поставить цель выше норм нравственности и морали. В результате встречи было достигнуто соглашение об организации новых форм борьбы с сионистским врагом — ведении пропагандистской работы, вербовке новых членов организации, их подготовке и обучению приемам ведения партизанской войны.
  В 1964 году Абу Джихад отправился в КНР, где стал изучать основы народной партизанской войны. Затем, уже в Северном Вьетнаме и КНДР он получил военное образование. Вернувшись на Ближний Восток, он стал создавать тренировочные лагеря на территории Алжира.
  Впервые Абу Джихад громко заявил о себе 1 января 1965 года. В эту новогоднюю ночь несколько групп боевиков ФАТХ предприняли попытку одновременно проникнуть на территорию Израиля со стороны Египта и Иордании для проведения крупной диверсии на Южном государственном водопроводе Израиля, обеспечивающем водоснабжением весь юг страны. По мнению Абу Джихада и Ясира Арафата, выбор объекта нападения имел огромное значение. На протяжении последних лет этот водопровод являлся символом сионизма, одним из первых камней преткновения в арабо-израильском конфликте. Как и следовало ожидать, ввиду низкого уровня подготовки боевиков, а также нежелания арабских стран преждевременно начинать военные действия, первая террористическая вылазка ФАТХ завершилась полным провалом. Сами же арабские пограничники предотвратили проникновение палестинских террористических групп на территорию Израиля. Лишь одному из боевиков удалось во время ночной перестрелки перейти границу, однако он тут же был схвачен израильскими солдатами. Во время допроса он сообщил следователям службы безопасности, что подготовкой диверсионной вылазки и подбором боевиков занимался лично Абу Джихад.
  Тщательно проанализировав причины первой неудачи, Абу Джихад сделал серьезные выводы, позволившие впоследствии создать уже настоящую профессиональную террористическую армию. Вместе с тем, несмотря на сокрушительный разгром первых диверсионных групп ФАТХ, для палестинцев 1 января 1965 года является символической датой, началом террористической войны против Государства Израиль. Именно в этот день в Каире было официально заявлено о создании палестинского военно-политического национально-освободительного движения ФАТХ. После реорганизации боевых групп ФАТХ обрушил на Израиль не имеющую аналогов в современной истории кровавую волну террора. В качестве военного руководителя ФАТХ Абу Джихад лично разработал долговременную стратегию нападения на Израиль со стороны моря, а также с территории Южного Ливана и Иордании. При попытке прорыва к побережью Израиля десятки судов с палестинскими боевиками были уничтожены или перехвачены израильскими ВМС. Параллельно нападениям с моря ФАТХ не прекращал попыток проникнуть с территории соседнего Ливана для проведения террористических актов против мирного израильского населения Верхней Галилеи. Во многом благодаря деятельности Абу Джихада южные районы Ливана фактически превратились в плацдарм для нанесения террористических атак на израильские мирные и военные объекты.
  Первые годы ФАТХ предпочитал совершать теракты руками членов «Черного сентября», задействовав также другие союзные палестинские группировки и организации, входившие в состав ООП. Но к середине 1970-х годов Абу Джихад приступил к реализации своей стратегической программы, предусматривавшей систематический сбор разведывательной информации о потенциальных гражданских целях и нападения на территорию Израиля силами хорошо подготовленных малых групп ФАТХ численностью от 3 до 10 боевиков. По замыслу Абу Джихада небольшим мобильным группам было проще прорваться на территорию Израиля и уничтожить намного больше гражданских лиц, прежде чем они будут нейтрализованы армией и силами безопасности.
  Около 23:00 24 июня 1974 года к побережью Нагарии на севере Израиля пристала резиновая моторная лодка с тремя боевиками ФАТХ. У террористов было задание захватить кинотеатр и привести в действие мощное взрывное устройство, убив под развалинами здания более сотни израильтян. Однако планы боевиков были случайно сорваны молодым парнем, выглянувшим в окно и сообщившим о прорыве террористов. К месту обнаружения палестинских боевиков тут же прибыл патруль гражданской самообороны и военнослужащие, находившиеся в краткосрочных отпусках. В завязавшейся перестрелке палестинские террористы были блокированы в одном из многоэтажных домов. К месту инцидента тут же был вызван спецназ бригады «Голани» и отделение «Сайерет Маткаль», несшее дежурство в районе северного побережья. В 3:20 блокированные террористы были уничтожены штурмом спецназа бригады «Голани». В результате этой высадки трое гражданских лиц были убиты (среди них двое детей), шестеро получили ранения, и один боец спецназа бригады «Голани» погиб в самом начале штурма.
  Это был первый случай, когда палестинские террористы предприняли попытку прорыва на израильскую территорию со стороны моря, выйдя из Южного Ливана. Охрана морской границы была возложена на ВМФ Израиля. С этого момента практически все попытки палестинских боевиков пробиться к израильскому побережью пресекались еще до подхода к территориальным водам. Тогда Абу Джихад изменил тактику и воспользовался небольшим грузовым судном, курсирующим между Кипром и Египтом, чтобы спустить на воду надувную лодку вдали от ливанских территориальных вод, которые находились под неусыпным контролем израильского ВМФ.
  Мы подробно рассказали о том, как освобождали взятых в заложники постояльцев отеля «Савой» в Тель-Авиве, захваченных 5 марта 1975 года палестинскими террористами ФАТХ.
  Спустя три месяца, в пятницу вечером 4 июля 1975 года террористы воспользовались вечерним скоплением народа на иерусалимской площади ха-Цион. Главная цель акции — диверсия с максимальным числом жертв и паника среди мирного населения. Террористы проникли на площадь со стороны арабской части города и выгрузили из машины большой холодильник со спрятанным взрывным устройством. Холодильник был пуст, две минометные мины, украденные с одного из армейских складов и снабженные часовым механизмом, были спрятаны в его нижней части. Некоторое время нелепо стоявший холодильник не привлекал внимания досужей публики, а когда вызвали наряд саперов, было уже поздно. В результате взрыва погибли 15 человек и 60 человек получили ранения.
  Следующая вылазка боевиков ФАТХ, организованная Абу Джихадом, стала для Израиля настоящим потрясением. 11 марта 1978 года две группы боевиков численностью 13 человек высадились на надувных моторных лодках недалеко от прибрежной трассы, соединяющей Тель-Авив и Хайфу. Первая группа, выйдя на автомобильную магистраль, захватила проезжавшее такси и, убив водителя, стала пробиваться в сторону Тель-Авива, расстреливая всех на своем пути. Вторая группа террористов, захватив переполненный пассажирами автобус, потребовала от властей освобождения своих товарищей, содержавшихся в израильских тюрьмах. Итогом террористического рейда боевиков ФАТХ стала гибель 35 мирных жителей и ранение 71 человека.
  С каждым годом израильтянам приходилось платить всё бóльшую цену, сдерживая волну палестинского терроризма. Бóльшая часть терактов, организованных первым заместителем Арафата, была предотвращена израильскими спецслужбами еще на начальном этапе. Из оперативных соображений и в интересах общественного спокойствия успешные действия спецслужб не были преданы огласке.
  Так, в сентябре 1978 года благодаря успешной работе израильской агентуры в структурах ФАТХ в Эйлатском морском порту был предотвращен мегатеракт. Палестинские террористы рассчитывали прорваться как можно ближе к Эйлату на морском сухогрузе, в трюмах которого находилось большое количество цистерн с отравляющими и взрывоопасными веществами, а на борту были установлены реактивные установки «Катюша». Лишь благодаря своевременному взаимодействию израильских ВМС и спецслужб удалось локализовать немыслимую по своим масштабам техногенную катастрофу, нейтрализовав террористов еще на подходе к территориальным водам Израиля. На допросе все семеро террористов, захваченные на судне, сообщили, что Абу Джихад лично отбирал и инструктировал каждого из них перед выходом в море. Главной целью Абу Джихада был срыв Кэмп-Дэвидских соглашений, открывших путь к подписанию мирного договора между Египтом и Израилем.
  Тот же Абу Джихад 2 мая 1980 года организовал террористический акт в Хевроне, когда большая группа еврейских жителей молилась у одной из наиболее почитаемых в Израиле святынь — у Гробницы праотцов Авраама и Якова. Боевики ФАТХ неожиданно открыли шквальный автоматный огонь по безоружным людям, забрасывая их осколочными гранатами. Кровавая драма длилась всего несколько минут, тем не менее шесть человек погибли и около 20 получили тяжелые ранения. В отместку за кровавый теракт израильское правительство приняло решение депортировать в соседнюю Иорданию несколько палестинских общественных деятелей, проживавших в Хевроне и пропагандировавших идеи джихада.
  Действия Абу Джихада и его групп стали основным фактором, спровоцировавшим в 1982 году Первую ливано-израильскую войну (1982–1984). Чтобы обеспечить безопасность своих северных поселений и отбросить от своих границ многочисленные палестинские террористические группы, Армия обороны Израиля была вынуждена занять приграничные с Израилем южные районы Ливана, которые служили плацдармом для нанесения террористических вылазок.
  С 1982 года Абу Джихад организовывал и корректировал совместные действия палестинских группировок против Армии Южного Ливана, состоящей из ливанских арабов-христиан — союзников израильтян и против самой Армии обороны Израиля, контролировавших значительную часть территории юга Ливана. При этом он поддерживал постоянную связь с террористическими группами, действовавшими на территории Западного берега реки Иордан и секторе Газа, не прекращая планировать новые проникновения в Израиль. Поддерживая тесные контакты с шейхом Фатхи Шкаки, Абу Джихад организовывал террористические акты на палестинских территориях (на Западном берегу и Газе) и на территории Израиля, используя в этих целях потенциал палестинской исламистской террористической организации «Палестинский Исламский Джихад».
  В 1985 году между давними приятелями и соратниками Абу Джихадом и Ясиром Арафатом произошла серьезная размолвка, грозившая разразиться глубоким внутренним кризисом. Причиной послужило заявление Арафата, сделанное им в Каире в ноябре 1985 года. Председатель ООП официально объявил об отказе его организации от проведения террористических актов против израильских объектов, находящихся за границей. Формально боевое крыло ФАТХ, руководимое Абу Джихадом, входило в ООП, и Абу Джихад должен был подчиниться Арафату. Однако авторитет Абу Джихада среди палестинцев позволил ему публично оспорить заявление Арафата и отойти от официальной линии ООП. Он утверждал, что заявление Арафата сделано под сильным давлением со стороны президента Египта Хосни Мубарака, на чью поддержку в 80-х годах так рассчитывало палестинское движение. С другой стороны, конфликт с Абу Джихадом был выгоден и Ясиру Арафату, позволяя тому демонстрировать показное миролюбие и обрести репутацию умеренного лидера, сдерживающего экстремистов в рядах ФАТХ и ООП. Так или иначе, но Абу Джихад не собирался снижать волну террора. С этой целью он установил контакты с одним из опаснейших террористов мира, основателем «Международного террористического Интернационала» палестинцем Сабри Халилем эль-Банна, известным как Абу Нидаль. Весь этот процесс протекал весьма непросто в рядах самой организации ФАТХ. Более умеренные элементы выступили за изменение стратегической линии борьбы и ограничение власти Абу Джихада. Однако тот полностью контролировал ситуацию. Пользуясь реальной поддержкой Арафата (вопреки слухам о разногласиях) и склокой внутри оппозиции, он полностью подавил оппонентов, быстро и жестоко расправившись со своими внутренними врагами, став непререкаемым лидером. В лице Абу Джихада Израиль приобрел мощного фанатичного врага, обладающего неограниченной властью и значительными материальными возможностями.
  Для Абу Джихада существовала лишь Палестина и палестинское национально-освободительное движение, весь остальной мир, в том числе и арабский, интересовал его в той мере, в какой им можно было воспользоваться для борьбы с сионистским врагом. Абу Джихад никогда не был разборчив в методах и средствах достижения своих целей. Не простив арабскому миру его пренебрежительно-безразличное отношение к палестинцам, Абу Джихад использовал давление на своих единоверцев — сирийцев, египтян, иорданцев, иракцев — не только политическими, но и силовыми методами. Так, в 1975 году в отместку за подписание мирного договора между Израилем и Египтом Абу Джихад отправил в Испанию группу террористов для захвата египетского посольства. Этот террористический акт имел не столько практическое, сколько символическое значение. Проникнув на территорию посольства Египта в Мадриде и захватив заложников, террористы потребовали самолет и беспрепятственный вылет в Алжир. После того как их требования были выполнены и захваченный самолет приземлился в аэропорту Алжира, группа террористов отпустила заложников.
  В отличие от лидеров экстремистских исламских организаций шейха Фатхи Шкаки («Палестинский Исламский Джихад») и шейха Ахмада Ясина (ХАМАС) Абу Джихад никогда не делал упор на ислам в решении палестинской проблемы. Более того, ООП всегда опасалась укрепления влияния исламских радикальных движений, видя в них сильных конкурентов. Его путь к цели был прост: «Разрешение палестинского вопроса может состояться только в результате уничтожения Государства Израиль». Эта цель, по мнению Абу Джихада, должна быть реализована лишь путем вооруженной борьбы и последовательного достижения необходимых результатов. Он определил их как программу-минимум и программу-максимум. Выполнение программы-минимум должно было завершиться созданием палестинского независимого государства в пределах границ 1967 года и территории сектора Газа. Выполнение программы-максимум предполагало объединение вооруженных сил арабского мира для окончательной победы над Израилем и создания единого палестинского государства с границами от реки Иордан до побережья Средиземного моря.
  В Израиле всё больше убеждались, что рано или поздно необходимо положить конец деятельности первого заместителя Арафата. Следует признать, что во многом Абу Джихад был прав, комментируя причины отказа Арафата от проведения внешних операций. К середине 1980-х годов мир серьезно изменился. Даже в ООП начинали понимать, что одним терроризмом ничего невозможно добиться от Израиля. В данных условиях Абу Джихад становился одним из главных препятствий на пути палестино-израильского диалога. Тучи вокруг него с каждым годом всё больше сгущались, ему приходилось вести борьбу на несколько фронтов. Вместе с тем, несмотря на непрекращающиеся внутренние конфликты, его позиция в ООП не претерпела каких-либо существенных изменений. Внутренняя оппозиция небеспочвенно опасалась, что в случае смерти Арафата его преемником на посту председателя ООП станет не кто иной, как Халиль аль-Вазир Абу Джихад. Его жизни постоянно угрожали иорданские спецслужбы, просирийски настроенные палестинцы, оппозиция внутри ФАТХ и ООП, однако конец кровавому пути Абу Джихада положили именно израильтяне.
  Последний свой теракт Абу Джихад осуществил 7 марта 1988 года. Под покровом ночи трое палестинских террористов пересекли израильскую границу в районе Синайского полуострова. Углубившись на несколько километров в пустыню Негев, боевики ФАТХ устроили засаду на дороге, ведущей в Беер-Шеву. Они захватили первый встретившийся им рейсовый автобус, который совершенно неожиданно для самих же террористов перевозил сотрудников ядерного центра в Димоне, самого секретного и наиболее охраняемого объекта на территории Израиля.
  О происшествии тут же было доложено главе правительства, а также первым лицам государства, собравшимся на чрезвычайное заседание в кабинете премьера. Подобное потрясение кабинет министров испытал, пожалуй, только в 1973 году в момент неожиданного нападения арабских армий при начале войны Судного дня.
  Дорога, а также все подходы к ядерному центру были сразу блокированы крупными силами армии и полиции. Остановив автобус с заложниками, представители израильской полиции и службы безопасности вступили в переговоры с террористами, стремясь под любым предлогом затянуть время, пока на место не прибудет элитное антитеррористическое подразделение ЯМАМ. В ходе молниеносной операции все террористы были уничтожены, однако во время штурма не обошлось без жертв среди заложников. Террористы успели расстрелять троих сотрудников ядерного центра. Незадолго до начала антитеррористической операции один из боевиков, прикрываясь заложником, высунулся из окна автобуса и крикнул: «Абу Джихад послал нас!»
  В начале апреля 1988 года тогдашний премьер-министр Израиля глава правительства национального единства Ицхак Шамир впервые поднял вопрос о необходимости ликвидации Абу Джихада. Окончательное решение о начале подготовки спецоперации было принято 6 апреля 1988 года на секретном заседании кабинета министров при участии директора «Моссада» Нахума Адмони. В тот день мнения по поводу целесообразности ликвидации Абу Джихада разделились. Многие члены кабинета небеспочвенно опасались, что смерть Абу Джихада существенно не повлияет на внутреннюю безопасность в стране. В то же время уничтожение второго лица в ООП, организации, признанной в ООН, может вызвать крупный международный скандал. Решение по этому поводу принималось без голосования. Выслушав и взвесив все доводы «за» и «против», Ицхак Шамир выдержал долгую паузу, затем, посмотрев в сторону шефа «Моссада», мрачно произнес: «Прикончите его. Это единственный язык, который они понимают!» Тем не менее организация ликвидации «террориста № 2» в конечном итоге была передана в ведомство Генерального штаба Армии обороны Израиля.
  На следующий день в канцелярию министра обороны Ицхака Рабина были приглашены начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Дан Шомрон, бывший командир «Сайерет Маткаль» генерал-майор Эхуд Барак, занимавший в то время пост заместителя начальника Генерального штаба, а также начальник Управления военной разведки АМАН генерал-майор Амнон Липкин-Шахак и директор «Моссада» Нахум Адмони. Возглавил группу планирования операции по уничтожению Абу Джихада молодой генерал Эхуд Барак.
  На любого, кто занимается планированием террористических актов против Израиля, в Управлении военной разведки АМАН заведено личное дело. Каждая такая папка включала в себя подробную информацию, включавшую в себя:
  • адрес «объекта»;
  • аэросъемку города и района, в котором проживал террорист, включая точный план его дома, а также подходы к нему;
  • распорядок дня;
  • пути передвижения;
  • привычки;
  • сведения о семье, друзьях, знакомых и сослуживцах, включая фотографии;
  • информация о личной охране, ее вооружении и размещении;
  • номера машин, телефонов и всего остального, что могло бы иметь прямое или косвенное отношение к «объекту».
  К этому времени Управление военной разведки АМАН уже располагало толстой папкой, на которой было написано «Халиль Ибрагим Махмуд эль-Вазир Абу Джихад». Как только стало известно, что за захватом автобуса 7 марта 1988 года стоял Абу Джихад, его личное дело было извлечено из архива и уже не покидало стол руководителя военной разведки. Там уже находился общий план покушения, который включал в себя высадку морских коммандос «Шайетет-13» на побережье Туниса и убийство Абу Джихада в его собственном доме. И всё же этой информации, по мнению Эхуда Барака, имевшего за своими плечами богатый опыт проведения подобного рода мероприятий, было недостаточно, чтобы провести столь сложную операцию за тысячи километров от Израиля. Прежде чем приступить к детальной разработке спецоперации, он поручил «Моссаду» и АМАН заполнить пробелы в личном деле заместителя Арафата.
  После того как в августе 1982 года лидеры ООП были вынуждены перенести свой штаб из Ливана в Тунис, «Моссад» главным образом сконцентрировал свою разведывательную деятельность именно в этом районе. В столице Туниса были открыты отделения различных европейских компаний, которые, в сущности, являлись офисами «Моссада». Сотрудники израильской внешней разведки под видом европейских туристов и бизнесменов неоднократно посещали Тунис. В «Моссаде» также уделялось огромное внимание вербовке тунисских граждан. Многие из них были завербованы на территории Западной Европы. Как правило, моссадовцы представлялись сотрудниками одной из европейских разведок.
  Немало информаторов было и среди самих членов ООП. В данном случае израильские оперативники выступали в качестве членов палестинских террористических группировок, находившихся в оппозиции к ООП. В конечном итоге во второй половине 1980-х годов «Моссаду» удалось создать на территории Туниса разветвленную глубоко законспирированную разведывательную сеть. Она включала в себя финансово-промышленную базу; съемные квартиры и дома, служившие убежищем; глубоко законспирированные склады, на которых хранилось оружие и спецтехника; технические точки, через которые завербованные агенты «Моссада» в случае необходимости могли быстро связаться со своими кураторами. Десятки сотрудников на регулярной основе действовали на территории страны, прикрываясь фальшивыми зарубежными паспортами. Большинство телефонных линий высших функционеров ООП, в том числе и Абу Джихада, прослушивало подразделение Управления военной разведки «8200», что позволяло израильтянам быть в курсе практически всех планов палестинцев. Нередко в качестве ретранслятора израильскими спецслужбами использовался Boeing 707 авиакомпании EL AL или подводные лодки, регулярно появлявшиеся в непосредственной близости от берегов Туниса.
  Уже на первом заседании в кабинете министра обороны генерал-майор Эхуд Барак высказал необходимость задействовать в операции практически все силовые ресурсы государства: внешнюю разведку «Моссад», Управление военной разведки АМАН, ВМС, ВВС и диверсионно-разведывательное спецподразделение Генерального штаба «Сайерет Маткаль». Обязанности распределились следующим образом: «Моссад» и АМАН должны были обеспечить Генеральный штаб всей необходимой оперативно-разведывательной информацией. Дополнительно на сотрудников «Моссада» возлагалась техническая часть спецоперации. ВВС должны были подготовить боевые самолеты для воздушного прикрытия, а также вертолеты различной модификации для возможной эвакуации или переброски наземных сил, действующих на территории Туниса; ВМС — доставить к берегам Туниса передовой командный пункт, а также объединенные силы морского десанта, включавшие в себя морских коммандос «Шайетет-13» и спецназ Генерального штаба. Боевым аквалангистам-разведчикам «Шайетет-13» необходимо было тайно высадиться на побережье Туниса, чтобы найти самое подходящее место для десантирования группы ликвидаторов, а также нанести на карту мельчайшие подробности береговой полосы, которые невозможно заметить во время проведения аэроразведки. Сама ликвидация Абу Джихада была возложена на бойцов «Сайерет Маткаль». Морские коммандос «Шайетет-13» должны были спустить на воду с ракетоносцев резиновые лодки и доставить на них бойцов спецназа Генерального штаба к берегам Туниса, а затем до самого завершения операции обеспечивать береговое прикрытие.
  Израильская резидентура «Моссада» сообщала из Туниса, что Абу Джихад проживал вместе со своей семьей в 20 километрах севернее столицы Туниса в крупном туристическом городе Сиди-Бу-Саид. Его двухэтажная вилла, обнесенная высоким забором, располагалась в одном из самых престижных районов города, в котором имели обыкновение селиться крупные бизнесмены, иностранные дипломаты и некоторые высокопоставленные функционеры ООП. В доме напротив вместе со своей семьей жил руководитель внешней разведки ООП Хаиль Абд эль-Хамид, более известный под именем Абу эль-Хуль. Соседняя вилла принадлежала будущему заместителю Арафата, впоследствии главе Палестинской Автономии Махмуду Абасу Абу Мазену, курировавшему в те годы тайные двусторонние переговоры между ООП и израильскими левыми.
  На памяти Абу Джихада еще было свежо нападение израильских ВВС на опорные пункты ООП в Тунисе. Тогда, два с половиной года назад, 2 октября 1985 года, восемь боевых самолетов израильских ВВС совершили налет, во время которого пострадали 165 активистов ООП, 50 из которых погибли под обломками зданий. Впредь Абу Джихад старался держаться в стороне от районов компактного проживания активистов ООП, по возможности сохраняя инкогнито. Внешне его вилла ничем не выделялась среди других построек. Абу Джихад, не желая привлекать к своему дому излишнее внимание соседей, даже запретил своим личным телохранителям выходить за пределы высокого забора, опоясывавшего виллу. Однако, несмотря на предпринятые меры предосторожности, в Израиле знали не только местоположение виллы, но и расположение комнат, интерьер. Накануне операции израильский самолет-разведчик совершил несколько полетов над территорией Туниса, доставив в Генеральный штаб новые аэрофотоснимки района. А сотрудники «Моссада», тайно посетив Сиди-Бу-Саид, сфотографировали дом Абу Джихада со всех сторон, а также установили скрытые камеры вокруг виллы, позволявшие вести круглосуточное наблюдение и контролировать все перемещения.
  От завербованных агентов, посетивших его дом, «Моссад» получил точную планировку комнат. От входной двери в просторный гостиный зал вел небольшой коридор. По левую сторону размещалась небольшая кухня и обеденная комната, напротив, слева от входной двери, располагался личный кабинет Абу Джихада. Из гостиного зала на второй этаж вела небольшая лестница, которая упиралась в длинный коридор, по обе стороны которого размещались спальни. Одна из них принадлежала Абу Джихаду и его жене Интиссар Ум Джихад, во второй спала его 16-летняя дочь Ханаан эль-Вазир. Имелось также полуподвальное помещение, отведенное для его телохранителей.
  В «Моссаде» знали, что трое взрослых сыновей Абу Джихада находились за пределами Туниса. 25-летний Джихад учился в Калифорнии, а 21-летний Басам и 19-летний Иман — в Чикагском университете. Следовательно, кроме телохранителей и его самого, в ночь ликвидации на вилле Абу Джихада будут находиться еще трое: его жена Интиссар аль-Вазир, более известная под именем Ум Джихад 147, 16-летняя дочь Ханаан и 2-летний сын Нидаль.
  Группе спецназа было приказано провести ликвидацию Абу Джихада так, чтобы никто из членов семьи не пострадал. Абу Джихад и его телохранители должны быть уничтожены в первые же секунды. Именно по этой причине сотрудники «Моссада», установившие круглосуточное наблюдение за виллой, особое внимание уделяли его охране. Кроме личного телохранителя Абу Джихада, тенью следовавшего за своим боссом, его виллу охраняли еще два человека. Ночью один телохранитель по имени Мустафа Али Абд эль-Аул всегда бодрствовал, время от времени совершая обход внутреннего периметра забора. Другой, которого звали Набия Сулейман эль-Кришан, проводил ночь в помещении, отведенном для охраны. На вилле Абу Джихада жил также тунисский садовник по имени Хабиб, в чьи обязанности входило следить за домом. Как правило, он спал под открытым небом, устроившись прямо во дворе на брошенном матраце. Бойцам спецназа было приказано уничтожить также и его.
  После того как прояснилась общая картина, подготовка операции по ликвидации Халиль аль-Вазира Абу Джихада вступила в основную стадию. Офицеры АМАН благодаря информации, полученной от резидентуры «Моссада», действовавшей на территории Туниса, выстроили точную модель двухэтажной виллы Абу Джихада. Бойцы «Сайерет Маткаль» приступили к отработке подхода к вилле, ее взятия и отхода на исходные позиции.
  Сразу было решено, что в уничтожении Абу Джихада примут участие 20 лучших бойцов и офицеров спецназа Генерального штаба. Учитывая исключительную сложность операции, а также возможные катастрофические последствия в случае провала, командир «Сайерет Маткаль» подполковник Моше Аялон принял решение лично встать во главе штурмового отряда. Весь отряд делился на четыре группы по пять человек в каждой: «Алеф», «Бет», «Гимел» и «Далет» 148. Непосредственная ликвидация Абу Джихада была возложена на группу «Алеф». Вместе с группой «Бет» она должна была взломать дверь и ворваться внутрь виллы. Две остальные группы, «Гимел» и «Далет», должны перекрыть дороги, чтобы исключить даже минимальную возможность прибытия подкрепления, а также занять круговую оборону вокруг дома, обеспечив прикрытие группам «Алеф» и «Бет». Офицеры Управления военной разведки АМАН, в чьи обязанности входила подготовка модели, позаботились даже расставить внутри мебель, как это было в доме Абу Джихада. Прежде чем покинуть Израиль, каждый боец группы «Алеф» должен был хорошо запомнить мельчайшие подробности внутреннего интерьера виллы.
  Операцию было решено провести в ночь с 15 на 16 апреля 1988 года. В среду 13 апреля 1988 года из порта Хайфы в море вышли четыре ракетоносца ВМФ Израиля в сопровождении подводной лодки. На них разместился передовой командный пункт, которым лично командовал заместитель начальника Генерального штаба генерал-майор Эхуд Барак, 20 бойцов «Сайерет Маткаль», морские коммандос «Шайетет-13», группа врачей, а также резервная группа морского десанта, которая должна была высадиться на территории Туниса в случае необходимости срочной эвакуации спецназа. В распоряжении морского десанта имелись два легких вертолета для эвакуации раненых, размещенные на палубах ракетоносцев, а также оборудована операционная комната. Корабли с морским десантом и подводная лодка сопровождения должны были пройти вдоль берегов Греции и к 15 апреля выйти в исходную точку в нейтральных водах напротив места высадки. С момента выхода в море в воздухе постоянно, сменяя друг друга, находились боевые самолеты израильских ВВС, обеспечивая воздушное прикрытие силам, задействованным в операции.
  В тот же день, 13 апреля 1988 года, под видом иностранных туристов в Тунис прибыли двое мужчин и женщина. Они свободно говорили по-французски и имели при себе фальшивые ливанские паспорта на имя Джорджии аль-Наджиб, Аяша аль-Сариди и Уатефа эль-Аалема. Поселившись в разных отелях, они поочередно зашли в агентство, занимающееся арендой автомобилей и, расплатившись наличными, арендовали два микроавтобуса Volkswagen с регистрационными номерами 8405-TI-53 и 328-TI-48, а также легковой автомобиль Peugeot-305 с регистрационным номером 66-TI-2505. Они были предназначены для того, чтобы в ночь с 15 на 16 апреля доставить бойцов «Сайерет Маткаль» к дому Абу Джихада.
  Уже когда силы морского десанта находились в пути, от резидентуры «Моссада» поступило сообщение, что в Сиди-Бу-Саид, кроме самого Абу Джихада, ночью в своих домах будет спать немало других крупных функционеров ООП. Решение приходилось принимать прямо в море. Другой такой возможности одним ударом расправиться с лидерами палестинских террористов могло больше не представиться, учитывая расстояние между Тунисом и Израилем. Тем не менее после непродолжительного совещания и консультаций с Тель-Авивом 149 было решено не отступать от первоначального плана.
  По воспоминаниям жены Абу Джихада, последнее время он словно предчувствовал свою гибель. За несколько дней до убийства, рассказывала впоследствии Интиссар эль-Вазир, он неожиданно подошел к ней и, схватив за плечи, сказал: «Если меня убьют, не смей плакать!» Начиная с 1973 года, после знаменитой антитеррористической операции «Весна молодости», когда спецназ Генерального штаба израильской армии проник в самое сердце Бейрута и ликвидировал трех ближайших сподвижников Арафата, ни один террорист не мог спокойно спать. Абу Джихад прекрасно понимал, что рано или поздно и за ним придут люди из «Сайерет Маткаль». 1976 год — антитеррористическая операция «Шаровая молния» в угандийском аэропорту «Энтеббе» — в очередной раз подтвердил, что израильтяне, во-первых, готовы на всё, во-вторых, могут осуществить практически всё. С одной стороны, это настораживало, с другой — порождало еще большую ненависть «террориста № 2», заставляя его с каждым годом действовать всё более активно и жестоко. Абу Джихад, в отличие от большинства окружения Арафата, был одним из тех людей, кто практически ничего не боялся. Если он и предпринимал повышенные меры предосторожности, чтобы продлить свою жизнь, то только лишь для продолжения дальнейшей борьбы с Израилем. Ненависть к Израилю была одним из основных стимулов его жизни.
  За несколько часов до начала высадки морского десанта из прослушки телефонных линий ООП стало известно, что французские спецслужбы в качестве «жеста доброй воли» сообщили палестинскому руководству, что «израильтяне что-то замышляют». Поскольку информация носила общий характер, без каких-либо деталей, она не вызвала особых опасений как в руководстве ООП, так и у самого Абу Джихада. Тем не менее в штабе операции к этому инциденту отнеслись крайне серьезно. Лишь после того как сотрудники «Моссада», круглосуточно державшие под наблюдением виллу Абу Джихада, убедились, что не произошло никаких изменений в поведении ее хозяина и охраны, было дано разрешение на высадку десанта.
  С наступлением первых сумерек в территориальные воды Туниса вошла израильская подводная лодка. Море было спокойное. Подводники долго изучали зону высадки, осматривая ее через перископ. Только после того как они убедились, что обозначенный сектор безлюден, к береговой полосе на миниатюрных подводных катерах, именуемых «свиньями», отправились две пары аквалангистов-разведчиков «Шайетет-13». В нескольких десятках метрах от линии прибоя их уже ожидали три автомобиля, за рулем которых находились двумя днями ранее прибывшие в Тунис сотрудники «Моссада». Удостоверившись, что всё шло по заранее намеченному плану, боевые пловцы подали на ракетоносцы короткий радиокод — сигнал к началу высадки спецназа.
  Под покровом ночи примерно в 00:40 с ракетоносцев на воду были спущены пять быстроходных резиновых моторных лодок. Четыре группы «Сайерет Маткаль», общей численностью 20 человек в сопровождении морских коммандос «Шайетет-13», вошли в территориальные воды Туниса.
  Израильские спецназовцы были облачены в черные комбинезоны, легкие «весты» вместо бронежилетов и мягкую полуспортивную обувь. Лица группы ликвидаторов были скрыты масками, какими обычно пользуются врачи-хирурги. Группа «Алеф» и «Бет», которым предстояло ворваться на виллу, были вооружены автоматами Mini-Uzi с глушителями и пистолетами Beretta калибра 0.22, также оснащенными глушителями. Группы «Гимел» и «Далет» были вооружены автоматами Калашникова. Каждый, кому предстояло участвовать в ликвидации Абу Джихада, имел при себе осколочные гранаты, взрывпакеты и комплект для оказания первой медицинской помощи.
  Достигнув береговой полосы, бойцы «Сайерет Маткаль» сели в ожидавшие их автомобили и двинулись по трассе, идущей вдоль моря в направлении виллы Абу Джихада. Она находилась в пяти километрах от места высадки. На протяжении всего пути группа ликвидаторов поддерживала прямую связь с сотрудниками «Моссада», контролировавшими не только виллу, но и весь прилегающий район, сообщая спецназу обо всех самых незначительных передвижениях. Несмотря на позднее время на улицах Сиди-Бу-Саид время от времени появлялись сотрудники службы безопасности ООП. В случае необходимости спецназовцы были готовы ликвидировать их, не поднимая шума.
  Со времени начала спецоперации сотрудники «Моссада» не только контролировали все подходы к дому, сообщая о входящих и выходящих людях, но и личную телефонную линию Абу Джихада. Благодаря специальному оборудованию, подключенному к телефонному кабелю, они фактически решали, какой звонок будет принят Абу Джихадом, а какой останется без ответа. Эти меры предосторожности были необходимы, чтобы в самый последний момент никто не смог предупредить Абу Джихада о высадке морского десанта, а также лишить его самого возможности вызвать помощь.
  В это время на вилле готовились ко сну. Примерно в 0:30 окна на вилле погасли, свет остался гореть только в спальне его 16-летней дочери, однако, как выяснилось, самого Абу Джихада в доме не было. Сотрудники «Моссада» сообщали о том, что Абу Джихад задерживается в Тунисе на встрече с руководителем политического отдела ООП Фаруком Кадуми. Нервы у всех были напряжены до предела. Более часа спецназовцам пришлось отсиживаться в точке ожидания, пока «наружка» не сообщила, что машина Абу Джихада отъехала от дома Фарука Кадуми и на большой скорости мчится к Сиди-Бу-Саид.
  Примерно в 01:30 в ворота виллы въехал автомобиль Абу Джихада. Спустя несколько секунд свет загорелся в его рабочем кабинете на первом этаже. Как стало известно из прослушивания телефонной линии, личный телохранитель Абу Джихада как раз в эту ночь получил выходной и отсутствовал на вилле. Можно было рассчитывать на то, что остальные телохранители, как только их шеф отойдет ко сну, также лягут спать, что значительно облегчит спецназовцам работу, сведя риск к минимуму.
  Прежде чем приступить к штурму, оставалось лишь удостовериться, что именно Абу Джихад вышел из машины, а не кто-нибудь другой, похожий на него. Неизвестный мужчина позвонил на виллу Абу Джихада и сообщил, что в секторе Газа израильской службой безопасности ШАБАК несколько часов назад арестован один из его ближайших родственников. Стоило ли сомневаться в том, что арест был проведен специально, чтобы появился уважительный предлог среди ночи позвонить Абу Джихаду и убедиться, что он находился в доме?
  Примерно через час, около 02:30, свет в рабочем кабинете на первом этаже погас и спустя несколько секунд зажегся на втором этаже в спальной комнате. Спецназовцам пришлось провести еще несколько тревожных минут, прежде чем весь дом погрузился в темноту.
  Приблизившись к вилле Абу Джихада, которая буквально нависала над морем, расположившись на одном из прибрежных холмов, бойцы «Сайерет Маткаль» разделились на четыре группы и заняли исходные позиции. Группы «Гимел» и «Далет» окружили каменный забор и взяли под контроль дороги, ведущие к дому, чтобы в случае необходимости блокировать их. Группы «Алеф» и «Бет» залегли поблизости от входных ворот, готовые в любой момент ворваться на территорию виллы.
  Спустя четверть часа с одного из ракетоносцев, на котором разместился передовой командный пункт, поступил приказ к началу штурма.
  Перед самым домом стоял автомобиль Абу Джихада, в котором, опустив сиденье водителя, спал его телохранитель Али Абд эль-Аул. Двое спецназовцев из группы «Бет» тихо приблизились к машине и выстрелили телохранителю в голову. Бойцы группы «Алеф» ворвались во двор и бесшумно расстреляли садовника. Затем взломали массивную дверь специальным пневматическим приспособлением и, освещая себе путь маленькими фонарями, укрепленными под стволами автоматов, проскользнули внутрь дома. Среди них была девушка, снимавшая всю операцию на видеокамеру. Все команды внутри дома отдавались на французском и арабском. Пока бойцы группы «Алеф» бежали на верхний этаж виллы, группа «Бет» спустилась в подвальное помещение и расстреляла спящего Набия Сулеймана эль-Кришана, второго телохранителя Абу Джихада. С этого момента Халиль аль-Вазир Абу Джихад отсчитывал последние секунды своей жизни.
  Группа «Алеф» поднялась по лестнице на второй этаж и замерла у спальни Абу Джихада и его жены Интиссар. Неожиданно дверь распахнулась и на пороге появился сам Абу Джихад. Он поднял пистолет и попытался выстрелить, но офицер спецназа опередил его, всадив в Абу Джихада несколько автоматных очередей. Как минимум 20 пуль разорвали его грудь, прежде чем он упал на пол. Сразу за Абу Джихадом из спальни в одной ночной рубашке выбежала его жена Интиссар аль-Вазир и с криком упала на труп своего мужа. Казалось, она старалась закрыть его своим телом, хотя тот был уже мертв. Один из спецназовцев силой оттащил ее от трупа и, угрожая пистолетом, поставил женщину лицом к стене. Затем еще трое спецназовцев попеременно подошли к трупу и выпустили в него несколько автоматных очередей.
  Командир «Сайерет Маткаль» подполковник Моше Аялон во время «зачистки» виллы оставался внизу вместе с группами оцепления. Получив по рации сообщение о ликвидации Абу Джихада, он быстро вбежал в дом, чтобы лично удостовериться в том, что задание выполнено. Подполковник поднялся на второй этаж и коротко поинтересовался: «Где он?» Командир группы «Алеф» показал на труп, лежавший на полу в луже крови. Моше Аялон перевернул труп ногой с живота на спину и сделал контрольный выстрел в голову Абу Джихада, хотя в этом уже не было никакой необходимости. Тунисские медики насчитали в теле Халиль аль-Вазира Абу Джихада более 70 пуль.
  Несколькими днями позже в тунисских газетах были опубликованы подробности ликвидации Абу Джихада, описанные со слов его жены Интиссар аль-Вазир:
  «Услышав шум внизу, я вскочила с постели и бросилась за Абу Джихадом, который все еще не спал. Абу Джихад оттолкнул стол, резко встал и вытащил из шкафа свой пистолет. Я спросила его: “Что случилось?” Было слышно, как внизу взламывали входную дверь, как кричали какие-то люди. Я сразу поняла, что происходит внизу, и быстро произнесла: “…Верден… Верден…” Это было название бейрутской улицы, на которой жили Камаль Адван и Абу Юсуф эль-Наджар во время израильской высадки 150. Абу Джихад ничего не произнес, а бросился в другую комнату. Я последовала за ним и увидела каких-то людей с масками на лицах, из-под которых выглядывали только глаза и волосы. Абу Джихад резко толкнул меня назад в комнату. Один из израильтян приблизился к нему и выстрелил…
  Я бросилась к Абу Джихаду, стала его звать и обняла его. Один из израильтян приставил к моей спине пистолет и оттолкнул меня к стене. Я была уверена, что он выстрелит и в меня. Так я продолжала стоять лицом к стене. Человек, выстреливший в Абу Джихада, отошел в сторону. Кто-то другой подошел и выстрелил в Абу Джихада, затем он также отошел в сторону. Кто-то третий выстрелил в Абу Джихада и тоже отошел в сторону. Четвертый человек подошел к Абу Джихаду и выстрелил в него. Однако уже первый солдат убил его. Я увидела свет, идущий снизу, возможно исходящий от их автоматов. На их автоматах были фонари. Потом один из израильтян вошел в нашу спальню и открыл огонь. Наш сын Нидаль, которому исполнилось только два года, спал в комнате. Он еще раньше проснулся, услышав сухие хлопки выстрелов, и стал плакать. Я была почти уверена в том, что он пострадал. Я стала кричать. В этот момент я услышала доносившийся снизу женский голос: “…Ала… ала…” Я не поняла, что это были подгоняющие возгласы на иврите, думала, что это французский. Потом вошел еще один израильтянин и выстрелил в Абу Джихада пятый раз. Я стала кричать на арабском: “…Бас!..” 151. И тут проснулась Ханаан. Она не поверила в то, что происходит. Она обратилась к израильтянам и спросила их: “Кто вы? Что здесь происходит?” Один из них толкнул ее к стене и сказал ей на арабском: “Рухи, шуфи или уммек” 152».
  На улице, как и прежде, было тихо. Поскольку оружие спецназа было оснащено глушителями, снаружи никто ничего не мог услышать, разве что обратить внимание на резкие вспышки в окнах Абу Джихада и свет фонарей. В то время как группа «Алеф» расстреливала Абу Джихада, группа «Бет» производила обыск на вилле. Из личного кабинета Халиль аль-Вазира были извлечены все документы. Так как у спецназовцев не оставалось времени, чтобы возиться с сейфом Абу Джихада, его просто вывернули из стены и унесли с собой. Израильтяне вынесли из виллы всё, что только могло содержать хоть какую-то информацию. Даже автоответчик был вырван из личного телефона Абу Джихада.
  Окончив сбор документов, бойцы «Сайерет Маткаль» сбросили их в большие прорезиненные баулы, специально принесенные для этой цели, и выбежали на улицу, где их уже ожидали машины с включенными двигателями. На всю операцию, начиная от первого выстрела и заканчивая отходом из дома Абу Джихада, спецназу Генерального штаба понадобилось всего лишь четыре минуты. Машины на огромной скорости понеслись к месту высадки, оставив за собой трупы Халиль аль-Вазира Абу Джихада, двух его телохранителей и садовника. Никто из членов семьи террориста не пострадал.
  Как только бойцы «Сайерет Маткаль» покинули виллу, жена Абу Джихада отошла от первого шока и, выбежав на улицу, стала дико вопить. «Абу Джихада убили!» — стенала она, взывая о помощи. Испуганные лица мелькали в окнах соседних вилл, однако никто не рискнул выйти из домов.
  Тунисская полиция сразу поняла, что произошло. По тревоге был поднят весь личный состав. Однако сотрудники «Моссада», остававшиеся в Тунисе, стали звонить в полицейские участки, сообщая намеренно ложную информацию о том, что подозрительные машины на большой скорости двигались в сторону столицы. В то время как все силы тунисской полиции были брошены на перехват израильских диверсантов, спецназовцы двигались в совершенно ином направлении.
  Словно призраки, израильские спецназовцы появились из темноты и так же в темноту ушли. Только на следующий день на одном из тунисских пляжей были обнаружены три брошенных автомобиля, снятых накануне в аренду тремя иностранными туристами, также бесследно исчезнувшими в ту ночь. Убийство Абу Джихада, первого заместителя Арафата, вызвало огромный резонанс во всем мире и повергло в глубокий шок руководство ООП. Израильтяне до сегодняшнего дня не взяли на себя ответственность за его ликвидацию. В интервью, данном премьер-министром Израиля Ицхаком Шамиром 4-му Британскому телеканалу, он кратко ответил, положив тем самым конец дальнейшим расспросам журналистов: «Обо всем случившемся я узнал из утренних газет…» Один из руководителей израильской внешней разведки в частной беседе со своим зарубежным коллегой на вопрос о причастности израильских спецслужб к ликвидации Абу Джихада ответил таким образом: «Не спрашивай меня, и мне не придется врать…»
  По мнению высокопоставленных источников из ООП, весь ход операции от начала до конца явно свидетельствовал об израильском следе. Только израильтяне способны провести столь сложную и совершенную операцию, притом что ни одного волоска не упало с головы членов семьи Абу Джихада.
  Так закончил свой кровавый путь один из самых непримиримых врагов Государства Израиль, заместитель Ясира Арафата, руководитель военного крыла террористической организации ФАТХ, 53-летний палестинский международный террорист Халиль аль-Вазир, более известный во всем мире под псевдонимом Абу Джихад.
  Глава двадцать четвертая
  1989 год. Южный Ливан. Похищение шейха Абд эль‐Карима Убейда
  За штурмана Рона Арада или любую информацию о нем Израиль готов заплатить любую цену, кроме ядерного оружия.
  Официальная позиция израильского правительства
  
  Никто не мог даже предположить, что дата 16 октября 1986 года станет символом борьбы за освобождение израильских военнопленных, национальной идеи, передающейся в Израиле из поколения в поколение. В этот день самолеты израильских ВВС нанесли очередной ракетно-бомбовый удар по базе террористов, расположенной в лагере палестинских беженцев недалеко от южноливанского города Сайда. Израильские ВВС чувствовали себя в южноливанском небе, как на учениях. Ничто не предвещало какого-либо осложнения. Ни террористы, ни ливанская армия не имели в своем арсенале средств противовоздушной обороны, способных всерьез угрожать израильским F-16.
  Ближе к полудню самолет, пилотируемый майором Авирамом 153 и штурманом капитаном Роном Арадом, зашел на очередной круг, чтобы сбросить смертоносный груз на укрепрайон террористов. Когда F-16 находился в районе между южноливанскими городами Сайда и Сур, одна из сброшенных бомб из- за технической неисправности взорвалась в опасной близости от самолета, прямо под его бортом. Машину тут же охватило пламя. Не могло быть и речи, чтобы попытаться дотянуть до своей границы. Практически все системы были выведены из строя. Израильским летчикам не оставалось ничего иного, как срочно катапультироваться прямо на головы террористов.
  В это время на одной из баз ВВС Израиля на севере страны два экипажа ударных вертолетов Cobra готовились к выполнению очередного планового учебного полета. Неожиданно раздалась пронзительная сирена, означавшая, что в Ливане сбит израильский боевой самолет. Как только выяснилось место катапультирования пилотов, экипажи двух ударных вертолетов получили приказ немедленно вылететь в район предполагаемого крушения F-16, чтобы попытаться подобрать израильских летчиков.
  Обычно вертолеты типа Cobra используются для уничтожение танков противника и не предназначены для спасательных операций. Для этой цели в Израиле создано спецподразделение ВВС «669». Однако, когда самолет терпит крушение над вражеской территорией, каждая минута может стать критической, по этой причине в район катастрофы сразу же направляются все летные средства, способные справиться с поставленной задачей. Когда обнаруживают место приземления летчика, остальные самолеты и вертолеты ВВС превращают радиус примерно в километр вокруг катапультировавшихся пилотов в выжженное поле, чтобы не допустить пленения спасшихся членов экипажа. В данном случае всё оказалось намного хуже. Крайне неблагоприятные погодные условия, чрезвычайно сложный ландшафт — перерезанный глубокими ущельями горный массив и то, что группа прикрытия не знала точного места высадки пилотов, существенно осложняли ход спасательной операции.
  Спустя несколько лет пилот майор Авирам вспоминал пережитый им кошмар. Там, в Южном Ливане, лежа в кустарнике в окружении сотен вооруженных террористов, он готовился принять самую страшную участь:
  «У меня не было ни малейшего сомнения в том, что меня захватят. Я сказал себе, что я могу только попытаться оттянуть этот момент, но в то же время я понимал, что мне это не под силу и меня схватят намного раньше, поскольку условия, в которых я оказался, были крайне тяжелые. Террористы отчетливо видели, куда я приземлился, и начали спускаться ко мне в ущелье. Они приближались со всех сторон, расстреливая все кустарники, встречавшиеся на пути. Я всё сильнее сжимался от страха, пытаясь стать как можно меньше. Я скрутился в калачик и замер. По моему мнению, террористы приблизились ко мне на расстояние не более ста метров. Меня спасало лишь то, что ущелье было очень глубоким, склоны его были достаточно крутыми и ко мне не так просто было подойти. Со времени падения прошло 20–30 минут, которые мне показались вечностью. У меня на руке были часы, и всё время я не мог отвести от них взгляда…
  Момент захвата, который неминуемо приближался, меня очень пугал, поскольку он мог закончиться смертью. Такое очень тяжело принять. Думал о том, насколько несчастна моя семья. И вдруг неожиданно появились наши боевые самолеты. Их пикирование заставило всех террористов затихнуть. Я думаю, что они ретировались, поскольку до меня начали доноситься их удаляющиеся голоса. Ситуация начала улучшаться. Я чувствовал, что в этот момент все военно-воздушные силы Израиля со мной, — это непередаваемое чувство. В одну секунду всё резко изменилось. Я видел, что для меня готовы сделать всё: бросаются в крутое пике, рискуют собственными жизнями, охраняют меня. Мое сердце преисполнилось гордостью. Мое отчаяние постепенно переросло в надежду. Я решил, что Метула 154 — самое близкое от меня место и необходимо сделать всё, чтобы до нее добраться. Я думал, что проблема будет только на первом километре, в переходе между деревнями, потом останется только идти и идти. Я не знал, что меня ожидает впереди. Я думал, что кто-то из наших попытается меня вытащить, однако это было настолько фантастично, что какой-нибудь вертолет рискнет совершить здесь посадку. Достаточно одной пули, чтобы его сбить.
  Когда наступили сумерки, я поднялся из кустов, чтобы оглядеться. И тут я услышал шум вертолетов, они делали большие круги в районе моего падения. Один из вертолетов Cobra установил со мной связь и передал мне по рации, чтобы я карабкался наверх, как можно выше по северному склону ущелья. Северный склон был очень крутой. Как я ни старался, у меня ничего не получалось. Я пытался найти выступы и углубления в горной породе, за которые можно было бы попытаться зацепиться руками и ногами. Однако все мои попытки неизменно терпели крах. В конце концов я решил не тратить попусту время и силы и подняться по второму, более пологому склону. Таким образом, благодаря неимоверным усилиям мне всё же удалось выбраться наверх. И вдруг я увидел, что вертолеты Cobra развернулись и улетели в неизвестном направлении. Мое сердце словно остановилось. Как выяснилось позже, вертолеты слишком долго находились в воздухе и их горючее было на исходе.
  Несмотря на это, один из экипажей Cobra решил остаться и попытаться любой ценой, даже под угрозой плена, спасти меня. Когда вертолет сделал очередной круг над ущельем, неожиданно откуда-то снизу по нему был открыт плотный автоматный огонь. Я связался по рации с экипажем и посоветовал им спуститься в ущелье как можно ниже, чтобы автоматные очереди прошли над корпусом вертолета. Я дал им свои координаты и фактически взял на себя руководство вертолетом с земли, поскольку я их видел, а они меня нет. Когда же между нами оставалось около десяти метров, я поднялся на большую выступающую каменную глыбу, рассчитывая, что меня заметят и подберут…»
  Основная проблема состояла в том, что экипаж Cobra из-за наступивших сумерек никак не мог обнаружить майора Авирама, в то время как он их отчетливо видел. Дальнейшие действия экипажа можно было сравнить с вылавливанием рыбы из пруда. Вертолет бросался на землю, замирал на несколько секунд и вновь устремлялся вверх. И так несколько раз. Пока экипаж Cobra не услышал откуда-то снизу, из-под борта вертолета, крик: «Летите, летите!!!» Один из пилотов выглянул наружу и заметил майора, повисшего на одной из «лыж» вертолета. Cobra тут же взметнулась вверх и стала уходить от огня террористов в сторону моря. Таким образом Авираму пришлось держаться за «лыжу», пока вертолет не достиг израильского побережья в районе Рош-а-Никра.
  Несмотря на крайне неблагоприятные условия, экипаж Cobra успешно провел спасательную операцию, точно так, как это отрабатывали на летном курсе. Однако все попытки спасти второго члена экипажа F-16, штурмана Рона Арада, так и не принесли результатов. На второй день после крушения самолета пресс-атташе шиитской военно-религиозной организации «Амаль» выступил с официальным заявлением, в котором он сообщил, что израильский штурман Рон Арад находится в их руках.
  Вначале ничто не предвещало трагедии. В Израиле это сообщение восприняли с двойным чувством. Из всех вооруженных группировок Южного Ливана «Амаль» считалась наиболее умеренной. Более того, за несколько лет до описываемых событий у Израиля и «Амаль» были налажены довольно плотные контакты. В те дни в спецслужбах и министерстве обороны все были уверены, что освобождение Рона Арада — вопрос времени и цены. Однако всё обернулось совершенно иначе.
  Шейх Набия Бери, лидер организации «Амаль», получив сообщение о пленении израильского штурмана, сначала не мог поверить такой удаче. Его организация последние годы переживала глубочайший кризис. Существенно уступив свои позиции стремительно набиравшей силы «Хизбалле», шейх Набия Бери был вынужден перебраться в Дамаск, попав в полную зависимость от сирийского режима. Ему как никогда прежде жизненно важно было восстановить престиж своей организации, а также пополнить оскудевшие банковские счета, чтобы отстаивать свои позиции в Южном Ливане. Пленение израильского пилота всегда было заветным желанием любого арабо-мусульманского государства, находящегося в состоянии войны с Израилем, не говоря уже о многочисленных террористических организациях региона. Кроме сверхсекретной информации, которую можно было получить от пленного, обладание израильским штурманом существенно повышало рейтинг террористической организации. Лучшей рекламы нельзя было пожелать.
  Прежде чем приступить к обсуждению условий обмена, израильская сторона потребовала неопровержимых доказательств того, что штурман Рон Арад жив. Шейх Набия Бери направил в Бейрут своего личного водителя с письмом к шейху Мустафе Дирани, главе службы безопасности «Амаль» юго-западного сектора Южного Ливана, чтобы тот позволил Рону Араду написать письмо семье. В дополнение к этому Мустафе Дирани предписывалось сфотографировать израильского штурмана так, чтобы израильские спецслужбы и семья Рона Арада могли видеть точную дату съемки. Вскоре в Израиль через посредников были переданы письмо Рона Арада и фотография, на которой израильский штурман держал в руках местную ливанскую газету с датой ее выпуска. В качестве встречного шага израильская сторона выпускала из ливанских тюрем, находившихся под контролем христианской Армии Южного Ливана, десятки арестованных женщин.
  За несколько месяцев нахождения в плену Рон Арад успел отпустить густую бороду. Он выглядел похудевшим и измученным, однако состояние его здоровья не вызывало опасения. В свою очередь, через шиитского посредника Рон Арад получил письма и фотографии членов семьи. Представители Красного Креста, несколько раз посетившие израильского штурмана, сообщали, что условия его содержания нельзя назвать комфортными, вместе с тем они отметили, что Рон Арад обеспечен всем необходимым, включая медицинский контроль.
  Начался бесконечный переговорный марафон. В начале 1987 года переговорная группа вылетела в Лондон, где встретилась с влиятельным шиитским посредником, согласившимся предоставить свои услуги за 5 миллионов долларов США. Понимая, что израильтяне заплатят за своего пленного штурмана любую цену, шейх Набия Бери потребовал освобождения 200 ливанских заключенных, а также 450 палестинских террористов ООП, многие из которых были повинны в гибели израильских граждан 155. Кроме этого, Израиль должен был передать организации «Амаль» 3 миллиона долларов США и крупную партию оружия, которое шейху Набия Бери было необходимо, чтобы противостоять «Хизбалле».
  В переговорной группе были уверены в том, что лидер террористической организации «Амаль» выполнит свою часть соглашения, тем не менее высшее политическое руководство Израиля посчитало названную цену чрезмерной. Ицхак Рабин, тогдашний министр обороны Израиля, хорошо помнил, какой негативной критике подверглось правительство после так называемой сделки Джибриля. Не желая подставлять себя под удар, политическое руководство Израиля дало указание переговорной группе существенно снизить цену, то есть ограничиться только шиитскими боевиками, исключив из списка палестинских террористов, повинных в гибели израильских мирных граждан.
  Пока затягивались переговоры, время было упущено, и израильский штурман Рон Арад вышел из-под контроля шейха Набия Бери. В 1985 году шейх Набия Бери назначил на пост главы службы безопасности «Амаль» в юго-западном секторе Южного Ливана своего давнего соратника шейха Мустафу Дирани. В конце 1987 года он установил контакты с проиранскими силами, в частности, с террористической организацией «Хизбалла». Когда эта информация легла на стол лидеру «Амаль» шейху Набия Бери, он пришел в ярость и 19 марта 1988 года официально отстранил Дирани от всех занимаемых им постов. Вместе с шейхом Мустафой Дирани со своих постов были смещены все его сторонники. В свою очередь, опальный шейх и его окружение поспешили заявить о своем выходе из «Амаль» и создании новой террористической группировки проиранского толка, получившей название «Верующее сопротивление». Тогда же группировка шейха Мустафы Дирани установила прямые контакты с «Корпусом стражей Исламской Революции» и присоединилась к террористической организации «Хизбалла».
  Первое, что сделала новая группировка шейха Мустафы Дирани, — это атаковала представительство «Амаль» в южном Бейруте, где содержался израильский штурман. С тех пор о судьбе пленного израильского штурмана практически ничего не было известно. Судя по информации, поступившей из различных источников, Рон Арад был передан Ирану, за что шейх Мустафа Дирани получил вознаграждение 300 тысяч долларов США от иранской внешней разведки.
  Все попытки израильских спецслужб пролить свет на дальнейшую судьбу Рона Арада не приводили ни к чему. Чтобы возобновить переговоры, необходимо было как минимум выяснить, в чьих руках он находился. Осознав, что дипломатическими методами невозможно ничего добиться, израильтяне приступили к иной стратегии.
  В декабре 1988 года бойцы «Сайерет Маткаль» похитили из деревни Тибнин в Южном Ливане четырех боевиков «Хизбаллы», чтобы попытаться получить у них информацию о судьбе трех пропавших без вести израильских солдат, среди которых был и Рон Арад. В то время в Израиле еще не знали, что Рон Арад уже находился в Иране. Несмотря на то что среди похищенных боевиков был старший офицер «Хизбаллы», они не могли сообщить ничего нового о месте пребывания пленного израильского штурмана. Тем не менее в Израиле приняли решение продолжить похищения высокопоставленных шиитских командиров, чтобы затем обменять их на Рона Арада.
  В начале 1989 года на заседании «Митбахона» было принято решение выкрасть кого-нибудь из высшего руководства «Хизбаллы», чтобы впоследствии вынудить ливанских шиитов пойти на переговоры по обмену израильских военнопленных, в том числе и штурмана Рона Арада. При выборе возможной кандидатуры учитывалось всё: возможность приблизиться к «объекту», его ранг в иерархии «Хизбаллы», но самый главный фактор, ставивший последнюю точку, — это информированность будущей жертвы. После длительных консультаций с руководителями Управления военной разведки АМАН, «Моссада» и израильской службы безопасности ШАБАК выбор пал на 39-летнего шейха Абд эль-Карима Убейда, проживавшего со своей семьей в южно- ливанском селении Джибшит. Глава группировки «Исламское сопротивление», член «Революционного совета шиитских мудрецов», начиная с 1983 года, считался одной из центральных фигур в «Хизбалле». Шейх Абд эль-Карим Убейд нес личную ответственность за нелегальную поставку оружия в Южный Ливан, перевод крупных финансовых средств шиитским террористическим организациям региона, а также планирование террористических актов, совершаемых боевиками «Хизбаллы» против Израиля. Будучи духовным лидером, он дал религиозное обоснование джихаду против Израиля и западных стран. Захват столь одиозной фигуры мог выбить почву из-под ног «Хизбаллы» и вынудить ее высшее руководство самим искать контакты с израильскими спецслужбами, чтобы добиться его освобождения.
  План похищения был изложен перед членами кабинета Израиля начальником Управления военной разведки АМАН генерал-майором Амноном Липкиным-Шахаком и начальником Генерального штаба генерал-лейтенантом Даном Шомроном. После непродолжительного обсуждения спецслужбы получили карт-бланш на проведение спецоперации. Вместе с тем не все члены кабинета выразили свое согласие. Один из министров высказал сомнение в том, что похищение шейха Убейда приведет к освобождению Рона Арада, сославшись на менталитет шиитов. Ради джихада они готовы пожертвовать жизнью любого духовного лидера, не говоря уже о тюремном заключении. По его мнению, «Хизбалла» объявит похищенного шейха святым мучеником, но при этом не предпримет никаких попыток к его освобождению. Единственное, что могло хоть как-то оправдать спецоперацию, — информация о деятельности «Хизбаллы» в Южном Ливане, которую можно было получить от него.
  Подготовка к похищению была возложена на военную разведку и бойцов «Сайерет Маткаль». Как и в случае с ликвидацией Абу Джихада, в управлении была заведена специальная папка, в которой начала собираться вся информация о шейхе Абд эль-Кариме Убейде: схема дома, в котором он проживал, подходы к нему, как выглядели члены семьи, их привычки, распорядок дня, система охраны, соседи, наличие в доме средств связи и так далее. Но самое главное состояло в том, что проведение подобного рода операций требовало внедрения агента в дом шейха, чтобы дополнить все недостающие подробности, от которых напрямую мог зависеть успех или провал.
  В один из дней июня 1989 года у порога шейха Абд эль-Карима Убейда остановилась одетая с ног до головы в черное женщина средних лет. Положив на землю платок с нехитрыми пожитками, женщина робко постучала и стала ждать. Наконец дверь открылась, и на пороге появилась жена шейха Хаджа Мона. Назвавшись именем Зийнав, женщина, еле сдерживая слезы, поведала жене шейха душещипательную историю о том, как ее избивал муж. По словам Зийнав, она потребовала от мужа, чтобы тот прекратил сотрудничать с израильтянами и вернулся в лоно истинной шиитской веры, за что и подвергалась систематическим побоям. По ее словам, не выдержав постоянных издевательств, она тайно покинула свою деревню и пришла в дом шейха Убейда, известного святостью и щедростью, искать защиты. История, которую поведала Зийнав, глубоко растрогала Хаджу Мону, и после соответствующих проверок Зийнав позволили остаться в доме шейха в качестве прислуги.
  «Шиитская беженка» добросовестно выполняла свои обязанности: держала дом в чистоте, готовила еду и присматривала за детьми шейха. Никто не мог заподозрить, что время от времени она встречалась со связным израильской разведки и передавала ему подробную информацию обо всём, что происходило в доме шейха Абд эль-Карима Убейда. В частности, она рассказала, что в подвальном помещении в доме шейха оборудована подземная тюрьма, в которой скрывали особо важных пленников. Женщина-агент так искренне сыграла отведенную ей роль, что даже после ее неожиданного исчезновения 23 июля 1989 года ни у шейха, ни у его охраны это не вызвало ни малейшего опасения.
  К концу июля операция вошла в завершающую фазу. Оставалось только выбрать наиболее оптимальное место посадки вертолетов с группами захвата «Сайерет Маткаль», а также маршрут следования к дому шейха и тщательно продумать пути отхода. Селение Джибшит находилось в каких-то семи километрах от израильской границы. Вместе с тем гористая местность, перерезанная глубокими, непроходимыми ущельями, а также густая растительность крайне затрудняли продвижение спецназа. Поскольку селение представляло собой основной форпост группировки «Исламское сопротивление», в котором проживало до 18 тысяч человек, похищение следовало провести в считаные минуты и как можно бесшумнее. В противном случае бойцы «Сайерет Маткаль» рисковали оказаться в ловушке.
  Изучив аэрофотоснимки, сделанные накануне самолетом-разведчиком израильских ВВС, было выбрано место для высадки вертолетного десанта. Глубокое ущелье, расположенное в двух километрах от селения Джибшит. В два часа ночи 28 июля 1989 года боевые самолеты израильских ВВС нанесли ракетно-бомбовый удар в районе Джибшит. Ночной авианалет вызвал панику в рядах боевиков, что позволило двум израильским вертолетам типа SH-53 Sea Stallion приблизиться к району высадки и совершить незаметную посадку в ущелье возле Джибшит. 25 бойцов «Сайерет Маткаль» во главе с майором Амосом Бен-Авраамом соскочили на землю и, не теряя ни секунды, двинулись к дому шейха Убейда, расположенному на восточной окраине селения.
  Ночь в тот день выдалась безлунная. Бойцы «Сайерет Маткаль» незамеченными пробрались по узким улочкам селения и вплотную приблизились к дому шейха Убейда. Взломав дверь специальным пневматическим инструментом, группа захвата мгновенно заняла три этажа дома. Всё произошло настолько быстро, что никто из находившихся внутри людей даже не попытался оказать сопротивление. Первой бойцы «Сайерет Маткаль» обнаружили жену шейха Хаджа Мону, затем двоюродного брата шейха, телохранителя и еще двух человек, ночевавших в тот день в доме шейха. Пистолеты с глушителями тут же были приставлены к их головам, чтобы исключить мысль о бегстве или сопротивлении. После этого всем широким пластиковым скотчем был заклеен рот и глаза, а руки плотно стянуты за спиной.
  Майор Амос Бен-Авраам подошел к Хаджа Моне, сорвал с ее глаз повязку и, приставив к лицу пистолет с глушителем, потребовал, чтобы она проводила их к своему мужу. Хаджа Мона тут же поднялась и направилась с несколькими спецназовцами на второй этаж в спальню шейха Убейда. Сам шейх безмятежно спал в своей постели, не подозревая о присутствии в его доме израильского спецназа. Спящему шейху заклеили лентой рот и, крепко связав, спустили на первый этаж к остальным пленникам.
  Времени оставалось крайне мало — меньше часа до первой утренней молитвы, и многие жители селения уже начинали просыпаться. Было решено захватить с собой всех постояльцев дома, кроме жены шейха и детей. Прежде чем удалиться, бойцы «Сайерет Маткаль» плотно прикрыли окна и тщательно обыскали дом, а также подвальное помещение, в котором была оборудована тюрьма, оказавшаяся пустой. Как выяснилось позже, накануне высадки израильского спецназа в ней содержались несколько западных заложников, захваченных в Бейруте.
  Жене шейха приказали лечь в постель. После того как она подчинилась требованию, ее туго привязали к кровати. Больше медлить было невозможно. И в тот момент, когда группа захвата уже готова была выйти на улицу, к дому шейха Убейда подошел сосед, который, к своему несчастью, увидев приоткрытую дверь, решил, что с шейхом что-то случилось. Решив выяснить, сосед приблизился к двери и тут же получил пулю в голову. Затем на улицу выбежали бойцы «Сайерет Маткаль», уводя с собой шейха Абд эль-Карима Убейда и еще четырех человек, оказавшихся в ту ночь в доме.
  Поначалу шейх Убейд, отойдя от первого шока, стал оказывать сопротивление, однако пара ударов пистолетом по голове быстро остудила его пыл. Уже перед посадкой в вертолет ему сделали усыпляющую инъекцию, после чего в сознание он пришел уже в Израиле в комнате допросов.
  Примерно через четверть часа сын соседа вышел на улицу искать своего отца и обнаружил его с простреленной головой на пороге дома шейха Убейда. Он вбежал внутрь и нашел связанную Хаджу Мону, которая рассказала ему, что произошло. Тут же весть о похищении шейха облетела селение. Громкоговорители, установленные на мечети, собрали жителей селения, которые сразу же бросились в погоню. Однако время было упущено. В этот момент шейх Убейд уже летел над территорией Израиля.
  Похищение шейха Абд эль-Карима Убейда считается одной из лучших спецопераций Израиля, преданных огласке. «Хизбалле» и другим шиитским террористическим организациям региона была нанесена настоящая пощечина. На следующий день после похищения одна из них выдвинула ультиматум, в котором обещали казнить американского заложника полковника морской пехоты армии США Уильяма Хиггинса, похищенного в феврале 1988 года, если израильтяне не выдадут шейха. Через два дня после захвата неизвестный доставил письмо и видеокассету в одно из бейрутских новостных агентств. На ней было заснято повешенье полковника Уильяма Хиггинса. В сопроводительном письме говорилось, что он был казнен потому, что Израиль и Соединенные Штаты не восприняли всерьез угрозы. Шиитские террористы обещали казнить еще одного американского или британского заложника, если шейх немедленно не будет возвращен в Ливан. Тем не менее эта угроза так и не была приведена в исполнение. Как выяснилось несколько лет спустя, Уильям Хиггинс был казнен намного раньше похищения шейха.
  Спустя шесть дней после завершения спецоперации Ицхак Рабин, выступив в Кнессете, официально признал причастность израильских спецслужб к похищению шейха Абд эль-Карима Убейда. Он также поведал, что во время следствия вскрылись многие подробности террористической деятельности захваченного шейха. В частности, он имел самое прямое отношение к похищению Уильяма Хиггинса. Трое из похитителей находились в его доме накануне захвата полковника. В гараже шейха долгое время стояла машина, на которой скрылись похитители. Шейх Убейд также не стал отрицать свою причастность к похищению израильских военнослужащих в феврале 1986 года и организации взрыва грузовика в марте 1985 года на пограничном переезде ливано-израильской границы, когда погибли 12 и получили тяжелые ранения 20 человек.
  Выступление министра обороны противоречило всем принципам израильских спецслужб — никогда не давать никаких комментариев, а тем более афишировать подробности секретных спецопераций. Речь Ицхака Рабина с трибуны Кнессета больше напоминала обвинительное заключение. Даже самым непосвященным и неискушенным в играх спецслужб было понятно, что речь Рабина ставила под собой единственную цель — подготовить политическую и идеологическую почву для следующих похищений лидеров «Хизбаллы».
  Глава двадцать пятая
  1992 год. «Париж двадцать лет спустя». Ликвидация Атефа Бсейсу
  У нас были считаные часы на подготовку и проведение операции, но я был уверен в своих сотрудниках…
  Шабтай Шавит, директор «Моссада»
  
  В начале 1992 года Шабтай Шавит, директор «Моссада» (1989–1996), вызвал в свой кабинет начальника Управления спецопераций «Кейсария». Разговор был недолгим. Почти 20 лет минуло со времени убийства израильских спортсменов, членов олимпийской сборной, принимавших участие в мюнхенской Олимпиаде 1972 года. Шавит дал указание выяснить, кто из «ублюдков» 156 и по какой причине еще жив. Так на столе директора «Моссада» вновь оказалась толстая папка с «делом» Атефа Бсейсу. Она пролежала нетронутой в архиве последние пять лет, поскольку «Мюнхенское дело» официально было закрыто, после того как основные цели были уничтожены или отошли от террористической деятельности.
  Атеф Бсейсу входил в число тех, кто подлежал уничтожению в связи с причастностью к подготовке, захвату и гибели израильских заложников на ХХ летней Олимпиаде 1972 года. Однако в 1988 году при очередном рассмотрении черного списка его имя было вычеркнуто. Процедура вывода из черного списка смертников прошла с соблюдением специального протокола через все инстанции, всевозможные дополнительные проверки и разрешения, в том числе и ВАРАШ. Окончательное решение после рекомендации ВАРАШ принял Нахум Адмони — директор «Моссада» (1982–1989). По всей видимости, Адмони посчитал, что степень участия Бсейсу в убийстве израильских олимпийцев и риски, связанные с его ликвидацией, несопоставимы. Так Атеф Бсейсу на пять лет вышел из прицела израильских спецслужб.
  Но в «Моссаде» многие ветераны не были согласны с этим решением. В их число входил новый директор внешней разведки Шабтай Шавит. Он, как и многие из его сотрудников, считал, что вне зависимости от степени участия в гибели израильских спортсменов и вне зависимости от того, сколько времени прошло с мюнхенской трагедии 1972 года, все виновные должны заплатить своей жизнью. Не важно, где и как. «Счет» необходимо было оплатить сполна. Так вновь всплыло имя Атефа Бсейсу. Именно Шабтай Шавит, новый директор «Моссада», имевший за своими плечами огромный опыт проведения спецопераций, пользовавшийся неограниченным доверием и поддержкой Ицхака Шамира, премьер-министра Израиля (1986–1992), после согласования с ВАРАШ собственной рукой вновь внес это имя в черный список. Шавит мотивировал свое решение тем, что разведывательная информация, поступавшая из источника, близкого к руководству ООП, свидетельствовала, что Атеф Бсейсу стал активно подниматься по иерархической лестнице, будучи одним из наиболее влиятельных представителей экстремистского крыла в ФАТХ.
  Последние 10 лет, с тех пор как ООП была изгнана из Ливана, Атеф Бсейсу проживал в Тунисе, в квартале, где располагались виллы высокопоставленных руководителей ФАТХ. Долгие годы он выполнял функции связного ООП с французской спецслужбой DST 157, а также поддерживал более или менее тесные контакты с другими европейскими разведслужбами 158 и в свои 44 года считался одним из наиболее перспективных палестинских деятелей. В начале 1990-х годов он занял должность руководителя службы безопасности ООП. В ООП его называли «восходящей звездой палестинского национально-освободительного движения». Этому способствовали его личная близость к Арафату и высшему руководству ООП, тесные связи со многими европейскими разведывательными службами, а также яркая харизма и обаяние. Бсейсу в равной степени был «палестинским беженцем» и «европейцем». Он был своим в лагерях палестинских беженцев, вполне комфортно чувствовал себя в компании миллиардера или высокопоставленного офицера какой-нибудь из спецслужб, в мечети, христианском храме или в ночном стриптиз-клубе — «человек тысячи лиц». Все эти качества долгие годы помогали ему выживать в очень непростых условиях параноидальной конкуренции в ООП и в среде европейского «шпионского сообщества».
  Агентура «Моссада» сообщала, что Атеф Бсейсу пребывал в постоянном страхе за свою жизнь из-за возможного покушения со стороны израильтян, предпочитая как можно больше времени проводить в Тунисе. Периодические кратковременные выезды в Европу он совершал инкогнито в сопровождении одного или нескольких телохранителей. Всегда летел без пересадки из одной точки в другую предпочтительно арабскими авиакомпаниями. Старался не проводить больше двух ночей в одном месте. Менял маршруты передвижения, предпринимая всевозможные меры предосторожности. Никогда не афишировал свои выезды из Туниса, чтобы на случай утечки информации лишить «Моссад» необходимого запаса времени для подготовки покушения. После успешных ликвидаций 1970-х годов ООП, и в частности ФАТХ, в корне пересмотрели всю доктрину собственной безопасности. Только в европейских странах палестинская агентура, занимающаяся исключительно безопасностью палестинских функционеров, в сотни раз превышала резидентуру «Моссада». Однако израильская внешняя разведка традиционно брала не количеством, а качеством, дерзостью и непредсказуемостью.
  В Тунисе среди руководства ООП долгие годы действовал израильский агент. Благодаря ему в «Моссаде» знали не только о планах высшего руководства ООП, но и контролировали «дыхание» ближнего окружения Ясира Арафата, в которое входил и сам Бсейсу. В первых числах июня 1992 года агент передал срочную информацию: Бсейсу планирует 5 июня вылететь из Туниса в Берлин, провести в Западной Германии три дня и выехать в Париж. Во французской столице Атеф Бсейсу должен был встретиться со своим куратором из DST и вернуться в Тунис. Источник особо подчеркнул, что пребывание Бсейсу в Париже может ограничиться одной ночью или несколькими часами.
  Поскольку до вылета оставались считаные дни, директор «Моссада» принял решение перехватить Атефа Бсейсу в Париже, к тому же негласное указание израильского руководства ограничивало активность «Кейсарии» в Западной Германии. Шабтай Шавит решил лично возглавить спецоперацию, вылетев в Париж по поддельным документам. Ни одна из французских спецслужб не подозревала, что в Париж инкогнито может прибыть сам директор «Моссада». До своего назначения на должность директора внешней разведки Шабтай Шавит почти шесть лет (1980–1985) возглавлял Управление спецопераций «Кейсария». Он был уверен в том, что его сотрудники даже при наличии скупых разведданных, имея в запасе всего лишь несколько часов, если возникнет необходимость, на месте найдут решение и доведут ликвидацию Бсейсу до завершения. За день до вылета Бсейсу сотрудники двух групп «Кейсарии» поодиночке или парами разными маршрутами вылетели в Париж и Берлин.
  Первая группа наружного наблюдения «Кейсарии», прилетев в Берлин, сразу приобрела два легковых автомобиля и два мотоцикла, чтобы встретить Бсейсу в аэропорту и «вести» его до самого Парижа. Агент из Туниса не знал, где точно остановится Бсейсу. Установленное им подслушивающее устройство уловило лишь краткое упоминание об отеле «Мэридьен». В Париже отелей с подобным названием было несколько. Аналитики «Моссада» пришли к выводу, что, вероятнее всего, Бсейсу предпочтет отель «Ле Мэридьен Этваль», расположенный в XVII округе рядом с Елисейскими Полями. Однако не исключалась вероятность, что он решит заночевать у своего друга или на квартире, предоставленной DST. По этой причине в Берлине агенты наружного наблюдения «Кейсарии» должны были неотрывно следовать за «объектом» с той минуты, когда тот сойдет с авиалайнера.
  Вторая группа разными маршрутами прибыла в Париж, разместившись на конспиративных квартирах в XI округе, который располагался на равном удалении от возможных мест остановки Атефа Бсейсу. Вместе с директором «Моссада» в Париж прилетели двое «исполнителей», группа наружного наблюдения и технической поддержки, а также несколько старших офицеров внешней разведки, включая начальника Управления спецопераций «Кейсария».
  В субботу 5 июня 1992 года Атеф Бсейсу прилетел в западногерманский аэропорт Берлин-Тегель и на такси поехал в один из берлинских отелей, заранее оплаченный ООП. Сотрудники наружного наблюдения «Кейсарии» буквально прилипли к Бсейсу, ведя скрытую видео- и фотосъемку, фиксируя все его передвижения и контакты. В течение трех дней он несколько раз встретился с сотрудниками западногерманской контрразведки BfV 159, представителями ООП в Берлине, навестил нескольких знакомых и купил новый белый джип Chrysler. Поскольку никогда прежде израильские спецслужбы не проявляли явную активность на территории ФРГ, Бсейсу чувствовал себя в Западной Германии настолько уверенно, что перемещался по Берлину без телохранителей, хотя несколько раз перепроверялся, стараясь заметить слежку. Группа наружного наблюдения, словно тень, следовала за Бсейсу. Ее присутствие не было замечено не только «объектом», но и западногерманскими спецслужбами, также контролировавшими все его перемещения.
  В среду 8 июня 1992 года примерно в полдень Атеф Бсейсу один, без сопровождения охранника, вышел из гостиницы с дорожным чемоданом и сел за руль своего нового джипа. Через 40 минут его Chrysler с западногерманскими номерами В-585-Х уже несся в Париж по автобану на скорости 160 км/ч. Чуть более семи часов ему понадобилось, чтобы покрыть расстояние 1100 километров. За всё время пути он сделал две короткие остановки, чтобы дозаправить машину и купить сэндвич. Машины и мотоциклы наружного наблюдения «Кейсарии», сменяя друг друга, вели Бсейсу на протяжении пути из Берлина в Париж, не выпуская его джип из поля зрения. Не исключалась вероятность того, что где-то по пути он сменит машину, чтобы лишний раз не испытывать судьбу. Однако, въехав на запруженные парижские улицы, на одном из перекрестков они выпустили джип из виду. Разделившись на четыре группы, они разъехались на перекрестке, пытаясь нагнать Бсейсу. Примерно через 10 минут одна из групп неожиданно обнаружила белый Chrysler со знакомыми номерами, который резко вывернул на улицу Командан Рене Мушот. Машина наружного наблюдения едва успела заметить, как джип нырнул вправо на подземную стоянку отеля «Ле Мэридьен Монпарнас».
  Немного притормозив, чуть ли не на ходу, один из двух агентов наружного наблюдения выскочил из машины и вошел в холл отеля. Это был старый комфортабельный отель более чем на 900 номеров, располагавшийся в самом центре богемного района Монпарнас. Бсейсу поднялся на лифте с подземной стоянки в холл, катя за собой небольшой дорожный чемодан. Агент сразу опознал в 44-летнем круглолицем, прилично одетом палестинце «объект» наблюдения. Записавшись под вымышленным именем, Бсейсу заплатил наличными и поднялся в номер 2541. В скором времени Шабтай Шавит, находившийся всё время в оперативном штабе на одной из конспиративных квартир в XI округе, получил краткое сообщение: «Он в “Ле Мэридьен Монпарнас”. Мы готовимся».
  Операция вступила в завершающую стадию. Как и предвидели в штабе операции, в самый последний момент возникли некоторые осложнения. Атеф Бсейсу остановился не в XVII округе в отеле «Ле Мэридьен Этваль», где ожидали его появление, а на противоположном берегу Сены, в 43-м квартале XIV округа в отеле «Ле Мэридьен Монпарнас». Это вынудило оперативников «Моссада» менять план прямо на месте, исходя из сложившейся ситуации. Всё было сделано быстро и профессионально. К тому времени они уже точно знали, как действовать. Один из офицеров «Кейсарии» установил скрытые камеры слежения напротив входа в отель, которые передавали изображение на одну из конспиративных квартир. Камеры захватывали с разных углов фасад гостиницы и прилежащие улицы. Несколько человек «Кейсарии» постоянно дежурили в отеле и на улице, чтобы вести фото- и видеосъемку, контролируя все передвижения Бсейсу и фиксируя возможных его посетителей.
  Невзирая на то, что весь план пришлось менять на корню, Бсейсу невольно сам выбрал идеальное место для покушения. Интуиция Шабтая Шавита подсказывала ему, что Бсейсу не захочет единственную ночь в Париже провести в постели с пультом от телевизора, и оказался прав. Хотя рядом проходил проспект Дю Мэн, оживленный практически в любое время суток, улица Командан Рене Мушот, на которой находился отель, вечером была безлюдна. Бойцы «Кейсарии» могли беспрепятственно провести операцию на тихой улице и сразу затеряться на шумном проспекте, преодолев всего лишь полторы-две сотни шагов. На противоположной стороне проспекта, на перпендикулярной улочке Ван Дам, их должна была ожидать машина с включенным двигателем, припаркованная таким образом, чтобы у нее была возможность выезда на 90 градусов в двух направлениях. Уже через пару часов всё было готово к проведению операции. Шабтай Шавит ознакомился с деталями предстоящей операции, обсудил несколько ключевых вопросов с начальником управления «Кейсарии» и командиром группы «исполнителей», после чего одобрил план покушения.
  Тем временем Атеф Бсейсу снял телефонную трубку и позвонил одному из охранников ООП в Париже. У него был целый список членов ООП, которые, хоть и не всегда имели при себе оружие, сопровождали крупных палестинских функционеров в Европе, чтобы дать им ощущение безопасности и уверенности. Несмотря на усталость и желание поскорее лечь в постель, Бсейсу сказал по телефону охраннику, что хотел бы поужинать в одном из хороших парижских ресторанов. Охранник выразил готовность подобрать Бсейсу у входа в отель ровно в 21:00. На следующий день Атеф Бсейсу должен был встретиться с куратором из DST, после чего выехать на своем Chrysler в Марсель, там подняться на паром, следовавший в Тунис, и уже утром 10 июня удивить жену и троих детей своим новым джипом.
  Ровно в 21:00 к отелю «Ле Мэридьен Монпарнасс» подъехал серый джип, из которого вышел крепкий молодой мужчина средиземноморской внешности. Через пару минут из отеля выскочил Бсейсу и, обменявшись с охранником рукопожатием, быстро сел на заднее сиденье. Кроме охранника, наружное наблюдение заметило молодую ливанку, сидевшую впереди рядом с водителем-охранником. Эти трое в «сопровождении» израильских агентов проехали несколько кварталов и вошли в гриль-ресторан «Гиппопатамус» на улице Монпарнас-63.
  Пока всё складывалось, как и планировали израильтяне. «Объект» вышел поужинать в ресторан. Наружное наблюдение не заметило дополнительной скрытой охраны или людей из DST, которые могли бы сопровождать Бсейсу. «Исполнители» ждали его возвращения неподалеку от отеля, чтобы завершить ликвидацию несколькими выстрелами в голову. Это были два бойца «Кейсарии» под псевдонимами Том и Франк. Спустить курок должен был Том. В поздние часы улица Командан Рене Мушот была безлюдна. Редкая машина сворачивала с проспекта Дю Мэн. К тому же темное время суток и усталость жертвы создавали идеальные условия для покушения. Однако последнее слово оставалось за Томом. Если бы возникло хоть малейшее сомнение, что кто-то из группы «Кейсария» не сможет покинуть место покушения, Том мог притормозить операцию, отложив выстрел.
  Прекрасный последний в своей жизни вечер Бсейсу провел на улице Монпарнас-63 в популярном мясном гриль-ресторане «Гиппопатамус». Он и его новые приятели весь вечер смеялись и громко разговаривали на арабском, даже не догадываясь о том, что в нескольких метрах от них за одним из столиков сидели люди «Кейсарии», готовые подать сигнал группе наружного наблюдения, державшей на контроле все выходы из ресторана. Ближе к полуночи Атеф Бсейсу расплатился с официантом, и шумная компания спустилась к машине. Они сели в джип и поехали в сторону отеля. Одна из машин «Кейсарии» аккуратно пристроилась за Бсейсу, передавая основной группе обратный отсчет времени, чтобы «исполнители» подошли к фасаду «Ле Мэридьен Монпарнас», как раз когда Бсейсу будет выходить из машины.
  Прошло несколько минут, и серый джип, вывернув на Командан Рене Мушот, приостановился у парадного входа отеля «Ле Мэридьен Монпарнас». Казалось, на улице не было ни души. Атеф Бсейсу попрощался со своими новыми друзьями и вышел из машины. Как только он закрыл заднюю дверь джипа, рядом с ним неожиданно оказались двое молодых людей. Без лишней суеты Том вытащил излюбленное оружие «Кейсарии» Beretta калибра 0.22 с глушителем и, не останавливаясь, прямо на ходу, произвел три точных беззвучных выстрела в голову своей жертвы. Прежде чем Бсейсу осел на асфальт, дергаясь в предсмертных конвульсиях, киллер с напарником покинули место, не оставив после себя ни единой улики. К Beretta был прикреплен специальный матерчатый уловитель гильз. Спустя несколько секунд Том и Франк уже находились на противоположной стороне улицы на углу проспекта Дю Мэн. Там же, на пересечении Командан Рене Мушот и Дю Мэн, примерно в 150 метрах от места покушения, их ожидал командир группы «исполнителей». Дождавшись, когда Том и Франк пересекут проспект, он последовал за ними, готовый в любой момент прикрыть их отход. Это была обычная предосторожность, хотя должны были пройти минута-две, прежде чем кто-то понял бы, что произошло, и поднял бы шум. В течение 20 секунд «исполнители» пересекли проспект Дю Мэн. Еще минута, и «исполнители» должны были уже сидеть в машине, удаляясь на скорости с места покушения.
  Неожиданно командир группы, прикрывавший отход «исполнителей», услышал за своей спиной топот ног. Он обернулся и увидел двоих мужчин, бежавших в сторону проспекта со стороны улицы Командан Рене Мушот. Они громко разговаривали между собой, размахивали руками. Их намерения не вызывали сомнения и представляли сиюминутную угрозу. Достаточно было им заметить марку машины, не говоря уже о номерах, чтобы создать группе трудности для отхода и поставить под удар всю «Кейсарию». Командир группы агрессивно двинулся в их сторону и, когда до преследователей оставались считаные метры, навел на них свою Beretta и закричал по-английски: «Стоять на месте!» Мужчины от неожиданности чуть не потеряли равновесие, остановились как вкопанные, подняв руки вверх, и спустя мгновение в панике ретировались назад к отелю. Командир группы вернул пистолет в нагрудную кобуру, повернулся к ним спиной и как ни в чем не бывало спокойно пошел вдоль проспекта Дю Мэн. Лишь удостоверившись, что его люди беспрепятственно свернули на улицу Ван Дам, где их ожидала машина с включенным двигателем, он сел во вторую машину, стоявшую на противоположной стороне проспекта.
  На все покушение ушло 55 секунд. Спустя два часа после ликвидации Атефа Бсейсу группа «Кейсария» и директор «Моссада» Шабтай Шавит были уже вне досягаемости французских спецслужб.
  Прежде чем в ООП и DST поняли, что произошло, глава канцелярии Шабтая Шавита по «красной линии» уже докладывал военному советнику главы израильского правительства полковнику Ариэлю Нево: «Ариэль, всё прошло гладко». Полковник Нево тут же набрал прямой домашний номер Ицхака Шамира. Израильский премьер был в курсе всех подробностей предстоящей операции и, не сомкнув глаз, сидел у телефона, ожидая известий. «Господин премьер-министр, мне поступило сообщение из канцелярии Шабтая Шавита, что дело в Париже успешно завершилось». «Благодарю», — тихо ответил Ицхак Шамир и положил трубку.
  Утром следующего дня весть о ликвидации Бсейсу облетела весь мир. Французские СМИ сразу возложили ответственность на израильский «Моссад». На родине Атефа Бсейсу в секторе Газа и в Тунисе были установлены траурные палатки. Сотни палестинцев, среди них видные функционеры ООП, политические деятели и представители бизнес-элиты, пришли выразить семье и родственникам погибшего свое сочувствие и поддержку. В секторе Газа, где клан Бсейсу считался одним из самых больших и влиятельных, прошли многотысячные марши протеста. Атеф Бсейсу был объявлен «жертвой интифады». Ясир Арафат не смог прилететь на траурные мероприятия, поскольку проходил реабилитацию в иорданской столице Аммане после того, как его вертолет потерпел крушение в Ливийской пустыне. Он выразил соболезнования и, выступая перед мировыми СМИ, обвинил «Моссад» в убийстве Атефа Бсейсу: «Я предупреждал. “Моссад” будет ликвидировать нас одного за другим. К сожалению, мы потеряли еще одного национального героя…»
  В Израиле, как всегда, отказались от комментариев. Лишь глава военной разведки АМАН Ури Саги на обвинения, выдвинутые Арафатом, как бы между прочим заметил: «Он сказал, и что с того?»
  Но, пожалуй, наибольшее раздражение и негодование действия «Кейсарии» вызвали у французских спецслужб. Осенью 1993 года новый директор DST Филипп Парант сделал официальное приглашение Шабтаю Шавиту приехать в Париж. Директор «Моссада» прилетел в Париж, желая лично познакомиться с новым главой французской контрразведки. Разговор не получился. Только Шавиту подали кофе, директор DST обрушился с яростными обвинениями. «Мы знаем, что вы убили Бсейсу! — перешел на крик Парант. — Мы до сих пор работаем над сбором доказательств. Когда следствие будет завершено, мы захватим всех ваших пособников. Я ни в коем случае не позволю вам превратить Париж в поле боя и ликвидаций. Не будет возвращения к 70-м годам, когда вы делали здесь всё, что вздумается. Я не позволю этому случиться!» Шабтай Шавит спокойно допил кофе, провел рукой по волосам, разгладив прическу, и произнес: «Я вас услышал». Директор «Моссада» знал, что у французских спецслужб не было никаких зацепок по делу Атефа Бсейсу. Ликвидация была проведена без единого намека на израильское присутствие.
  Однако в Иерусалиме не учли всех возможных последствий. Реакция французского правительства и спецслужб, получивших прилюдную пощечину, была резко негативной и весьма ощутимой. В 1993 году, во время очень важных для Израиля переговоров в Осло, Франция заняла резкую антиизраильскую позицию. Еще один болезненный удар был нанесен Израилю французскими спецслужбами. Израильский «Моссад» заплатил высокую цену за ликвидацию Бсейсу. Французская контрразведка совместно с палестинской службой безопасности вычислила израильского агента, занимавшего высокий пост в канцелярии Арафата в Тунисе, — Аднан Ясина, который многие годы проработал на «Моссад» и сообщал обо всём, что происходило в руководстве ООП. Именно благодаря его оперативной информации «Кейсария» смогла совершить покушение на Атефа Бсейсу. В октябре 1993 года Аднан Ясин был разоблачен и арестован. В антикварной французской мебели, которую он дарил или поставлял с большой скидкой высокопоставленным деятелям ООП, были обнаружены скрытые подслушивающие устройства. Все попытки израильтян прояснить дальнейшую судьбу Аднана Ясина не привели ни к чему.
  Глава двадцать шестая
  1994 год. Южный Ливан. Операция «Ядовитый укус». Похищение шейха Мустафы Дирани
  Человек не должен оставаться в плену, если есть другая возможность…
  Рон Арад, штурман. Единственное письмо
  
  В сентябре 1988 года представители «Хизбаллы» официально признали, что пропавший без вести в 1986 году израильский штурман капитан Рон Арад находится в их руках. В качестве ответной меры Израиль похитил несколько высокопоставленных офицеров «Хизбаллы», в том числе шейха Абд эль-Карима Убейда. В Израиле всерьез рассчитывали, что ливанские шииты пойдут на обмен штурмана Рона Арада.
  В конце 1989 года при посредничестве немецкого адвоката Вольфганга Фогеля и израильского адвоката Амнона Зихрони состоялись тайные переговоры между представителями израильских спецслужб и «Хизбаллы». В конечном итоге между двумя сторонами было достигнуто соглашение, согласно которому в обмен на Рона Арада Израиль обязался выдать двух советских шпионов, отбывающих длительные тюремные сроки, — Шабтая Калмановича и Маркуса Клинберга, а также шейха Абд эль-Карима Убейда. Однако эта сделка так и не состоялась, причиной чему явилось крушение Берлинской стены.
  В 1991 году «дело» штурмана Рона Арада было передано из Управления военной разведки АМАН в «Моссад». Тогда же на базе «Моссада» была создана специальная комиссия, одна из функций которой заключалась в том, чтобы собирать любую информацию о судьбе пропавшего штурмана. В середине 1991 года представители Ирана подтвердили информацию, что Рон Арад находится в их руках и в принципе не исключается возможность обмена захваченных в последние годы в Бейруте западных заложников. Однако никаких шагов со стороны официального Ирана так и не было предпринято. В то время из разных разведывательных источников поступала самая противоречивая информация, согласно которой капитан либо умер еще в 1988 году от последствий пыток, либо до сих пор жив и содержится на территории Ирана.
  16 февраля 1992 года ударный вертолет Apache ВВС Израиля атаковал автоколонну «Хизбаллы» в районе Южного Ливана. В одной из уничтоженных машин находился лидер «Хизбаллы» шейх Аббас аль-Мусауви с сыном и женой. Все трое в результате точного попадания ракеты погибли на месте. В качестве мести за смерть своего лидера «Хизбалла» заявила, что казнит пленного израильского штурмана Рона Арада.
  Тем не менее то тут, то там просачивалась информация, внушавшая некоторый оптимизм. Так, в сентябре 1992 года в процессе мирных переговоров в Вашингтоне представители специальной комиссии напрямую обратились к премьер-министру Ливана с просьбой выяснить что-нибудь о судьбе Рона Арада. Спустя несколько дней премьер-министр ответил, что Рон Арад жив. Через месяц лидер НФОП Жорж Хабаш сообщил, что он лично встречался с пленным израильским штурманом и что состояние его здоровья не вызывает опасения. Эти же сведения о Роне Араде повторил находящийся в Дамаске духовный лидер «Палестинского исламского джихада» шейх Фатхи Шкаки.
  Это известие и другую информацию о Роне Араде в израильских спецслужбах восприняли как сигнал к действию. В Южный Ливан с особой секретной миссией инкогнито был направлен один из наиболее опытных офицеров Управления военной разведки АМАН. Вернувшись в Израиль, он сообщил, что его серьезно беспокоит ситуация вокруг пленного штурмана. Офицер разведки был убежден, что путем переговоров невозможно ничего выяснить о капитане Роне Араде. Даже когда те или иные группировки были готовы вступить в диалог, неподъемная израильская бюрократическая машина чинила препоны. Нередко частные политические интересы тормозили возвращение Рона Арада. Тогда-то и был вновь поднят вопрос об еще одном похищении, которое могло бы пролить свет на дальнейшую судьбу пленника. На этот раз внимание израильских спецслужб сконцентрировалось на лидере террористической группировки «Верующее сопротивление» шейхе Мустафе Дирани.
  Идея похищения Мустафы Дирани появилась у начальника Управления военной разведки АМАН генерал-майора Ури Саги и начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Эхуда Барака, командовавшего в 1970-х годах «Сайерет Маткаль».
  После того как в детали разрабатываемой операции был посвящен премьер-министр Ицхак Рабин, был окончательно утвержден оперативный план.
  С тех пор как стало известно, что Рон Арад захвачен людьми шейха Мустафы Дирани, о нем стали собирать информацию, которая попадала в специальную папку в Управлении военной разведки АМАН. Поэтому, когда впервые был поднят вопрос о его похищении, израильские спецслужбы уже многое знали об этом человеке.
  Шейх Мустафа Дирани родился в 1948 году на востоке Ливана в долине Бекаа, в религиозной шиитской семье. Он служил в элитном разведывательном подразделении регулярной ливанской армии. Когда в апреле 1975 года в Ливане разгорелась гражданская война и армия развалилась на отдельные вооруженные противоборствующие группировки, Дирани присоединился к шиитской террористической организации «Амаль», руководимой шейхом Набия Бери. Во время вторжения израильской армии на территорию Ливана 6 июня 1982 года шейх Мустафа Дирани воевал на стороне мусульманского лагеря, союзника ООП, против израильтян и ливанских христиан. В одном из боев он получил тяжелое ранение и перенес целый ряд сложнейших операций, после чего до конца своих дней был вынужден ходить, опираясь на палочку.
  Шейх Мустафа Дирани показал себя хорошим военачальником и прекрасным организатором, благодаря чему быстро продвинулся по служебной лестнице «Амаль». В 1985 году, по завершении первой Ливанской войны (1982–1985), он был назначен главой службы безопасности «Амаль» юго-западного сектора, по которому проходила линия противостояния с израильским военным контингентом. Спустя год люди шейха Дирани захватили в плен израильского штурмана капитана Рона Арада.
  В 1987 году шейх сблизился с проиранскими кругами и в 1988 году вышел из рядов «Амаль», образовав со своими сторонниками немногочисленную террористическую группировку «Верующее сопротивление», присоединившееся к «Хизбалле». Тогда же его люди выкрали израильского штурмана Рона Арада из тюрьмы в южном Бейруте. Позже, согласно информации, имеющейся в распоряжении израильских спецслужб, пленник был передан Ирану, за что лично шейх Мустафа Дирани получил вознаграждение 300 тысяч долларов США. Таким образом, захват шейха мог существенно продвинуть решение вопроса по освобождению капитана Рона Арада, поскольку сохранялась высокая вероятность того, что Дирани был в курсе, где и в чьих руках находится пленный израильский штурман.
  В Тель-Авив в личное дело Мустафы Дирани стекалась самая разнообразная информация, которая тем или иным образом была связана с именем шейха. Вновь и вновь опрашивалась ливанская агентура. Подразделение «8200» электронной разведки АМАН день и ночь прослушивало радиоэфир и телефонные разговоры, по крохам дополняя сложный «орнамент». Любая незначительная информация могла существенным образом изменить всю картину. Так, например, стало известно, что в 1992 году шейх Дирани перенес сложнейшую нейрохирургическую операцию. Из его головы был извлечен старый осколок, полученный при ранении еще во время Ливанской гражданской войны.
  Опыт показал, что успех спецопераций в глубоком тылу врага зависел не столько от профессионализма спецназовцев, сколько от качества и полноты разведывательной информации. Не случайно оценку разведданных дает начальник Управления военной разведки АМАН, в чьем непосредственном подчинении находится «Сайерет Маткаль», а также командир этого диверсионно-разведывательного подразделения Генерального штаба. Похищение шейха Мустафы Дирани, в случае успеха, могло не только продвинуть вопрос освобождения Рона Арада, но и серьезным образом деморализовать шиитских лидеров. Однако провал операции неминуемо обратился бы в крупную катастрофу. Это гибель бойцов «Сайерет Маткаль», чьи тела даже невозможно было бы достойно предать земле, или, что еще страшнее, возможное пленение спецназовцев, переправка в Иран, изуверские пытки и показательный суд.
  В «Моссаде» знали, что после похищения шейха Убейда его коллега Дирани, понимая, что он следующий на очереди, стал предпринимать исключительные меры предосторожности. Он старался не покидать Бейрут, где располагалась его ставка. В городе, по самым скромным подсчетам, находились тысячи вооруженных боевиков. С апреля 1973 года, когда в самом сердце Бейрута были ликвидированы трое лидеров «Черного сентября» и взорвано многоэтажное здание НДФОП, прошло больше 20 лет. Израильтяне уже не могли себе позволить дерзкую вылазку такого масштаба, да и сами террористы стали осторожнее. «Хизбалла», в отличие от ООП, имела высокопрофессиональную службу безопасности, не уступавшую многим спецслужбам мира. Ее лидеры, в том числе и шейх Мустафа Дирани, окружили себя многочисленной охраной. Высадить десант в ливанской столице означало осмысленное самоубийство. На это не решился бы не только командир «Сайерет Маткаль» и руководители израильских спецслужб, но и не дали бы своего согласия члены «узкого» кабинета министров. Следовало искать альтернативный вариант. Единственным слабым звеном в системе безопасности шейха была его родная деревня. Время от времени шейх Мустафа Дирани приезжал в свой родной дом в деревне Каср ан-Наба, расположенной в долине Бекаа, в 80 километрах от северной израильской границы. Агентура сообщала, что шейх, приезжая домой, ограничивался небольшим количеством телохранителей, поскольку этот район находился под полным контролем сирийской армии и «Хизбаллы». Опасность провала операции была, конечно, велика, но несоизмеримо меньше, чем высадка в Бейруте. После непродолжительного совещания с командиром «Сайерет Маткаль» было решено, что подразделение вполне может справиться с поставленной задачей. Местом похищения шейха был выбран его дом в деревне Каср ан-Наба.
  В сборе информации было задействовано всё разведывательное сообщество Израиля. Несмотря на то что о самом шейхе было многое известно, как всегда, оставалось еще очень много белых пятен. Ни один из командиров спецподразделений ни при каких обстоятельствах не рискнул бы отправить своих людей в самое логово врага, обладая только общей, пусть и обширной информацией. Чтобы спланировать операцию, необходимо знать мелочи. В скором времени спецназовцы знали точное строение виллы шейха, план расположения всех комнат, даже толщину решеток на окнах. Знали и состояние здоровья шейха. В Израиле мало кто верил, что он в состоянии оказать серьезное физическое сопротивление или попытается убежать. Однако агентура сообщала, что шейх никогда не расставался с пистолетом, пряча его на ночь под подушку. Поэтому спецназовцам был дан однозначный приказ: в случае, если Дирани дотянется до оружия и подвергнет опасности кого-нибудь из группы захвата, не раздумывая, расстрелять его. Безусловно, это было бы провалом операции, но захват шейха ценой гибели спецназовца был несоизмеримо большим провалом. Есть ли смысл спасти штурмана Рона Арада ценой жизни другого военнослужащего?
  Папка шейха Дирани содержала точную информацию о всех членах семьи и постояльцах дома, о местонахождении каждого боевика «Амаль» и «Хизбаллы» в районе дома шейха и его деревни Каср ан-Наба. В папке были пути отхода группы захвата, погодные условия, тщательно продуманы маршруты полета, а также десятки деталей, жизненно необходимых спецназу для выполнения задания.
  К концу 1993 года всё было готово к похищению шейха Мустафы Дирани. Операция получила название «Ядовитый укус». Необходимо было только получить разрешение премьер-министра Ицхака Рабина. Однако зеленый свет на проведение операции тогда так и не был дан. К концу 1993 года у разведывательного сообщества Израиля появился шанс «бескровно» получить информацию о Роне Араде. С одной стороны, на подготовку операции были потрачены огромные бюджетные средства. С другой — похищение шейха неминуемо вызвало бы международный скандал и новую волну террора. Взвесив все «за» и «против», как всегда нерешительный Ицхак Рабин никак не мог определиться и в конечном итоге отложил операцию на неопределенный срок. Позже, когда Рабин всё же решился отдать приказ о похищении, было упущено время. Операцию пришлось готовить заново. Во-первых, часть бойцов группы захвата уже успели отслужить срок армейской службы и уволились в запас. Во-вторых, необходимо было «освежить» разведывательную информацию. В-третьих, изменились погодные условия, что также следовало принять во внимание. И самое главное, необходимо было выяснить, когда шейх Мустафа Дирани собирается вновь посетить свой дом в деревне.
  Весной 1994 года в «Моссад» поступила информация о том, что шейх в канун мусульманского праздника Жертвоприношения Ид эль-Атха 160, собирается навестить свой дом в Каср ан-Наба, чтобы отметить праздник в кругу семьи. Тогда же на секретном совещании главы израильского правительства была назначена окончательная дата операции: 21 мая 1994 года.
  Деревушка Каср ан-Наба расположена в труднодоступном горном районе. Несмотря на то что вилла шейха находилась на самой окраине деревни, подход к ней был крайне затруднен. Высадка в этом районе, к тому же в ночное время суток, требовала от пилотов вертолетов высочайшего мастерства. Вечером 21 мая 1994 года два транспортных вертолета, на борту которых расположились бойцы «Сайерет Маткаль», в сопровождении группы ударных вертолетов вылетели в направлении Бейрута. Идя на небольшой высоте над морем вдоль ливанского побережья, эскадрилья достигла заданной точки севернее Бейрута и повернула на 90 градусов на восток в сторону долины Бекаа. Вертолеты совершили незаметную посадку в пяти километрах от деревни Каср ан-Наба, под самым носом у сирийского военного контингента, полностью контролировавшего этот район. Задние рампы вертолетов откинулись, и по ним выехали два джипа с бойцами «Сайерет Маткаль», входившими в группу захвата. Остальные спецназовцы залегли широким радиусом вокруг вертолетной эскадрильи. Трудно было сказать, кому было легче: тем, кто двинулся в деревню, или тем, кто остался прикрывать вертолеты. Здесь, в глубоком тылу врага, в окружении боевиков «Хизбаллы» и сирийских солдат, группа прикрытия напоминала неподвижную мишень. Если в случае с похищением шейха Убейда на всю операцию отводились считаные минуты, то теперь группе захвата было приказано не только захватить шейха Дирани, но и провести тщательный обыск в его доме. На всю операцию могло быть потрачено несколько часов.
  Миновав несколько перевалов по узкой горной дороге, около 02:00 бойцы «Сайерет Маткаль» встретились в условном месте с местным арабским осведомителем, который вывел спецназовцев к дому шейха Мустафы Дирани.
  Примерно в 03:00 начался захват.
  Бойцы «Сайерет Маткаль» окружили плотным кольцом виллу Дирани и ворвались в здание. Оказавшись внутри, они сразу разделились на несколько групп и в течение считаных секунд рассредоточились по всем этажам и комнатам, взяв дом под свой контроль. Первая группа бросилась в спальню 46-летнего шейха. Он спал безмятежным сном и проснулся только тогда, когда к его голове приставили пистолет с глушителем. Дирани попытался нащупать пистолет, спрятанный под подушкой, однако прежде чем он успел открыть глаза, оружие было уже в руках одного из спецназовцев.
  Шейх имел жалкий вид и пребывал в глубокой растерянности. Желая вывести шейха из состояния шока, командир группы несколько раз ударил его по лицу и, угрожая пистолетом, стал задавать вопросы. Допросу подверглись жена шейха и остальные члены семьи. В это время другие бойцы «Сайерет Маткаль» тщательно обыскивали дом, собирая в большие баулы все документы, в которых могло содержаться хоть что-то о судьбе штурмана Рона Арада. Перед тем как покинуть дом, всех членов семьи крепко связали, наложив на глаза и рот плотный непроницаемый скотч. Шейху Дирани сделали усыпляющую инъекцию и привязали к раскладывающимся носилкам.
  Операция «Ядовитый укус» была проведена безукоризненно, как и планировалось, без единого выстрела, однако этого нельзя было сказать об отходе. Несколько соседей шейха Дирани проснулись, и один из них, заметив израильских солдат, открыл беспорядочную стрельбу из автомата. Основная группа, охранявшая шейха Дирани, к этому моменту была вне досягаемости. Однако возле дома еще находились бойцы группы прикрытия. Один из офицеров этой группы получил пулевое ранение в бедро. Несмотря на это, он не позволил другим спецназовцам тратить на себя время и тем более нести себя. Он самостоятельно перетянул ногу тугим жгутом и, остановив кровотечение, без чьей-либо помощи, превозмогая боль, пошел к месту высадки.
  Ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля. Услышав ночные выстрелы, проснулась вся деревня. Была велика вероятность, что, обнаружив похищение шейха, местные жители организуют преследование. Опасность подстерегала бойцов «Сайерет Маткаль» и с другой стороны. В считаных километрах от места высадки израильского спецназа располагались позиции «Хизбаллы» и сирийской армии. Тем не менее и на это раз всё обошлось. Вертолеты взметнулись в небо и уже через час совершили посадку на одной из военных баз на территории Израиля.
  В тот же день шейх Мустафа Дирани был помещен в следственный изолятор израильской службы безопасности ШАБАК. Одно лишь упоминание этого места вызывает неописуемый ужас у террористов.
  Дирани оказался крепким орешком. Вначале он наотрез отказался сотрудничать со следствием, однако, после того как следователи нашли «суровые убедительные доводы», террорист начал говорить. По его словам, израильский штурман Рон Арад действительно находился у него в руках до 1998 года, но затем был выкраден офицером иранской внешней разведки и переправлен в Тегеран.
  Так же мало что дали захваченные в его доме документы и видеоматериалы. Несмотря на это, начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Эхуд Барак и начальник Управления военной разведки АМАН генерал-майор Ури Саги поспешили заявить, что в результате спецоперации была получена бесценная разведывательная информация, выводящая на Рона Арада. Выступая перед членами Кнессета, Ицхак Рабин заявил буквально следующее: «Мустафа Дирани начал говорить <…> на сегодняшний день у нас есть дополнительная информация о том, что происходило с Роном Арадом в последние годы, и я надеюсь, в скором времени мы узнаем о том, что происходит с ним сейчас…»
  Тем не менее, с тех пор как был похищен шейх Мустафа Дирани, израильтяне так и не продвинулись вперед в поисках штурмана Рона Арада. Все попытки узнать хоть что-то о его судьбе натыкались на непреодолимую стену.
  В октябре 1997 года германские эксперты, долгие годы помогавшие Израилю в поисках Рона Арада, пришли к заключению, что израильского штурмана уже нет в живых. В конце того же года министр иностранных дел России заявил, что по имеющейся у него информации Рон Арад мертв. Однако официальные израильские власти резко отвергли оба утверждения, заявив, что для израильтян Рон Арад до сих пор жив.
  «Человек не должен оставаться в плену, если есть другая возможность…» — написал в своем последнем письме капитан Рон Арад.
  Израиль не прекращает попыток вернуть штурмана Рона Арада. Израильтяне готовы заплатить любую сумму за информацию, способную пролить свет на его судьбу. За его возвращение Израиль готов выпустить из тюрем любое количество террористов и заплатить любой выкуп.
  Глава двадцать седьмая
  1995 год. Мальта. Ликвидация шейха Фатхи Шкаки
  В конце 1970-х — начале 1980-х годов, в самый разгар холодной войны, противостояние между Западом и Востоком достигло наивысшего накала. 1979 год — ввод советских войск в Афганистан. Бойкот Московской летней Олимпиады 1980 года. Президент Соединенных Штатов Америки Рональд Рейган открыто объявляет Советский Союз «империей зла». Пожалуй, со времен Карибского кризиса 1962 года мир еще никогда так близко не скатывался к пропасти третьей мировой войны. Быть может, по этой причине самыми могущественными спецслужбами мира осталось незамеченным рождение новой террористической организации «Палестинский исламский джихад» — настоящего монстра, значение и место которого в мировом террористическом альянсе невозможно переоценить. Спустя двадцать лет, несмотря на глубочайший кризис, поразивший организацию, одно упоминание о «Палестинском исламском джихаде» продолжает вызывать гнев и ужас.
  Эта исламистская террористическая организация была создана в Египте в 1979–1980 годах палестинскими студентами, вышедшими из среды «Мусульманских братьев» в секторе Газа. Основатели организации, с одной стороны, находились под большим влиянием радикально настроенных исламских военизированных студенческих организаций Египта, с другой — под глубочайшим впечатлением Исламской революции в Иране, ставшей основным идеологическим вектором новой террористической организации.
  Основатели «Палестинского исламского джихада» — палестинские студенты Фатхи Шкаки, Абд эль-Азиз Одах и Башир Муса — были слишком разочарованы политикой египетского крыла «Мусульманских братьев» по отношению к палестинской проблеме. Фатхи Шкаки и Башир Муса предложили новую идеологическую концепцию, ставшую основой новой организации. Фатхи Шкаки — талантливый организатор, завораживающий оратор, интеллектуал, во многом благодаря этой бесспорно незаурядной личности уже на первых этапах становления и развития «Палестинский исламский джихад» занял прочное лидирующее место на ближневосточной арене. Идеологи новой террористической организации вовсе не выдвигали в качестве предварительного условия для освобождения Палестины единение исламского мира. Напротив, прочувствовав настроение своих единоверцев, они настаивали, что освобождение Палестины станет именно тем ключом, который откроет путь к всеобщему объединению арабо-мусульманского мира. Иными словами, «Палестинский исламский джихад» стал бы будущей основой для создания единого всемирного исламского государства, живущего по законам шариата! Однако, прежде чем перейти к построению такового, Фатхи Шкаки поставил перед своей организацией задачу — полностью уничтожить еврейское Государство Израиль посредством «святой вооруженной борьбы». «На территории Палестины будет создано исламское государство, каждый, кто откажется принять ислам, должен быть насильно выслан за пределы Палестины или уничтожен», — заявлял Фатхи Шкаки. «Палестинский исламский джихад» стал первой террористической организацией в новейшей истории, которая открыто провозгласила священную войну, джихад против иудеев как первый шаг на пути всемирного исламского переворота.
  Восхищение трех палестинских студентов Исламской революцией в Иране стало исключением из правил в суннитском мире. Они рассматривали Исламскую революцию как основную модель арабо-мусульманского мира, выдвинув на первый план шиитскую концепцию — «принцип лидерства религиозного человека». Еще в начале 1979 года Фатхи Шкаки первым в арабском суннитском мире написал книгу, на страницах которой он не только восхвалял Иранскую революцию и ее лидера аятоллу Хомейни, но и провел глубокий анализ процессов и тенденций, происходящих в исламском мире. В 1970-х годах почти во всех арабских странах Ближнего Востока весьма удачно сосуществовали светские власти с суннитской религиозной концепцией, в связи с этим египетские официальные власти (правящая партия БААС) крайне негативно отреагировали на выход книги, увидев в ней неприкрытую угрозу сложившемуся государственному укладу.
  Фатхи Шкаки, Абд эль-Азиз и Башир Муса объединили вокруг себя десятки ярых сторонников новой исламистской террористической организации, поддерживая самые тесные связи с различными экстремистскими группами и радикальными исламскими египетскими студентами, многие из которых стали непосредственными участниками заговора и убийства президента Анвара Садата в октябре 1981 года. Как результат палестинские исламские радикалы были немедленно высланы из Египта в сектор Газа, находящийся под контролем израильской военной администрации. Принято считать, что именно с этого момента организация «Палестинский исламский джихад» формально начала свою активную террористическую деятельность. В 1980-х годах деятельность группы носила спонтанный, хаотичный характер, основные усилия были направлены на выявление и физическое уничтожение местного арабского населения, активно сотрудничавшего с израильскими властями. На первых этапах своего существования «Палестинский исламский джихад» поддерживал теснейшие связи с ООП, однако после ликвидации в Тунисе Абу Джихада, лично курировавшего многие террористические группы на территории Израиля, организация постепенно отдалилась от ООП, со временем полностью разорвала все контакты и с остальными светскими палестинскими движениями.
  В марте 1986 года во время массовых арестов членов организации «Палестинский исламский джихад» Фатхи Шкаки, теперь уже шейх, очередной раз был задержан израильской службой безопасности ШАБАК. В 1987 году за подстрекательство к террористической деятельности и за контрабанду оружия в секторе Газа он был приговорен Военным трибуналом к четырем годам заключения плюс пяти годам условно. Однако в августе 1988 года израильскими властями принимается решение освободить Шкаки из заключения и выслать его на территорию Ливана. Освободившись из израильской тюрьмы, шейх быстро нашел дорогу в Сирию и начал руководить террористическими актами прямо из Дамаска.
  В 1987 году, прямо перед Интифадой, «Палестинский исламский джихад» провел ряд кровавых террористических актов, в основном на территории сектора Газа. Новая страница в биографии организации началась с нападения на армейский джип и убийства израильского офицера военной полиции 6 октября 1987 года. Во время засады, устроенной боевиками этой группы, погибли двое израильтян и шестеро террористов. Лидеры организации утверждают, что именно с этого теракта в секторе Газа началась Интифада. На протяжении всей Интифады организация шейха Фатхи Шкаки задавала тон. Впервые террористы-смертники (шахиды) были использованы «Палестинским исламским джихадом» и лишь потом этот жуткий, но весьма эффективный опыт переняли другие террористические организации, в частности ХАМАС. Усилиями израильской службы безопасности ШАБАК многие активные члены организации были арестованы, посажены в тюрьму или депортированы на территорию Ливана, что значительно ослабило влияние и активность организации внутри сектора Газа.
  Однако организация шейха Фатхи Шкаки постоянно напоминала о себе пугающими сводками.
  В 1988 году — поджог лесов в заповеднике Кармель на севере страны.
  6 июля 1988 года — террористический акт на линии 405-го автобусного маршрута, следовавшего из Тель-Авива в Иерусалим. С криками «Аллау акбар» фанатик набросился на водителя автобуса и силой вывернул руль вправо. Водитель вступил в борьбу с террористом, однако все его попытки выправить ситуацию оказались тщетными. Переполненный автобус, идущий на большой скорости, сошел с трассы и сорвался в ущелье с 30-метровой высоты. В результате этого страшного террористического акта 16 человек погибли, 27 получили тяжелые ранения.
  В феврале 1990 года — убийство девяти израильских граждан во время нападения на туристический автобус в Египте.
  Существует мнение, что израильские спецслужбы допустили непростительный просчет, предоставив «Палестинскому исламскому джихаду» бесконтрольную свободу действий, выслав за пределы Израиля ее лидеров. Десятки палестинцев, высланные в Ливан, прошли настоящую школу террора. Воспользовавшись сложившейся ситуацией, Фатхи Шкаки реорганизовал группу, укрепив и расширив тесные контакты с «Корпусом стражей Исламской Революции» и «Хизбаллой», базирующимися на территории Ливана. Основная активность организации была перенесена из сектора Газа на территорию Южного Ливана. Фатхи Шкаки смог расширить политические контакты организации. Ее представительства открылись в Бейруте, Дамаске, Тегеране, Хартуме, Аммане, Триполи, а также… во многих европейских столицах. Агрессивно настроенное по отношению к Израилю арабское окружение после нескольких неудачных попыток уже не рисковало идти на открытый военный конфликт, поэтому в лице «Палестинского исламского джихада» оно видело эффективный инструмент воздействия для достижения своих политических целей. Можно сказать, что Фатхи Шкаки смог косвенно объединить в борьбе с Израилем вокруг своей организации многих арабских лидеров, которым напрямую было бы намного сложнее договориться. На счета организации устремились значительные финансовые потоки. Ливийские спецслужбы, стараясь укрепить свое влияние на ближневосточные процессы, начали активно сотрудничать с «Палестинским исламским джихадом», возложив на себя непосредственную ответственность за безопасность ее лидеров, в частности шейха Фатхи Шкаки.
  После соглашения в Осло 1993 года и подписания мирного договора между Государством Израиль и Хашимитским королевством Иордания 26 октября 1994 года ситуация на Ближнем Востоке коренным образом изменилась. Существовавший среди арабских государств раскол еще больше углубился. Под нажимом Сирии создается так называемый «Новый фронт сопротивления», еще именуемый «Союзом десяти», в котором шейх Фатхи Шкаки стал постоянным членом. Тонко чувствуя и легко ориентируясь в специфике восточной политики, Шкаки виртуозно лавирует между различными течениями, весьма удачно достигая своих политических целей.
  Не ограничиваясь лишь проведением террористических актов на территории сектора Газа и Южного Ливана, «Палестинский исламский джихад» начал проводить активную агитационную деятельность в основном в секторе Газа среди студентов и арабской интеллигенции. На территории Южного Ливана группировка, имея сотни сторонников и членов, являлась бесспорным лидером, полностью контролируя ситуацию, однако в самом секторе Газа более прочные позиции занимал ХАМАС. До образования Палестинской администрации в 1994 году между «Палестинским исламским джихадом» и ХАМАС практически не существовало никаких связей, некоторым образом они даже были соперниками в секторе Газа. Только после того как ХАМАС переключилась на тактику террористов-смертников, организации предприняли взаимные попытки сближения. Это сказалось прежде всего на координации параллельных акций и сотрудничестве в проведении совместных террористических актов. Ярким примером такого сотрудничества явилось проведение 22 января 1995 года на перекрестке Бейт-Лид одного из самых кровавых террористических актов за всю историю существования государства Израиль.
  Воскресенье 22 января 1995 года, 9:15. Перекресток Бейт- Лид, как всегда в этот час, переполнен солдатами срочной службы, в основном десантниками, возвращающимися после субботнего отпуска на свои базы. Кто-то стоит на тротуаре, ожидая попутной машины или автобуса. Кто-то спит прямо на земле, пристроившись на армейском бауле. Кто-то стоит у придорожного киоска и пьет утренний кофе. Пытаясь скоротать время, солдаты делятся друг с другом впечатлениями о проведенном отпуске.
  Никто не обратил внимания на террориста, переодевшегося в армейскую форму, несущего на плече большую сумку. Террорист приблизился к ничего не подозревавшим солдатам, стоявшим у киоска, и привел в действие спрятанный в сумке заряд огромной разрушительной силы. Силой взрывной волны солдаты были отброшены на десятки метров, словно тряпичные куклы. Взрыв был такой силы, что его слышали за многие километры от перекрестка Бейт-Лид. Несколько человек погибли на месте. Остальные получили тяжелые увечья. Оставшиеся в живых быстро оправились от первого шока и принялись спасать раненых. Со всех сторон к киоску бросились солдаты и проезжавшие мимо гражданские лица. Среди тех, кто устремился к раненым, был нагруженный взрывчаткой второй террорист. Врезавшись в толпу людей, он привел в действие второе, еще более мощное взрывное устройство. Промежуток между двумя взрывами составил не более трех минут. То, что происходило на перекрестке Бейт-Лид, невозможно передать. Вокруг царил настоящий кошмар. В первые мгновения все в дикой панике бросились в разные стороны, боясь приблизиться к раненым. Картина была настолько страшная, что прибывшие на место многое повидавшие на своем веку спасатели на мгновение словно погрузились в холодное оцепенение.
  Ответственность за террористический акт взяла на себя палестинская исламистская террористическая организация «Палестинский исламский джихад». Двое террористов-смертников, входящих в организацию, — 23-летний Анувар Мухамад эль-Сукар, сын палестинского полицейского, три месяца назад выпущенного из израильской тюрьмы после 11-месячного заключения, и 25-летний Салах Абд эль-Шакр, дипломированный медбрат, проникли на территорию Израиля из сектора Газа. Каждый из них оставил после себя записку такого содержания: «Я хочу взорвать себя по дороге в рай…»
  Страшный итог: 19 убитых и 34 раненых. Почти всем пострадавшим едва исполнилось 18–19 лет. Однако последствия террористической атаки могли быть еще более ужасными. Спустя год израильская служба безопасности задержала палестинца, который должен был в тот день стать третьим террористом-смертником. Перед ним стояла задача взорвать себя, когда на место прибудут спасатели и полиция. Однако он не выдержал страшной картины, развернувшейся перед его глазами, сбросил с себя взрывное устройство в одном из близлежащих садов и в панике ретировался. Он привел следователей ШАБАК к месту, где осталось взрывное устройство.
  Террористический акт на перекрестке Бейт-Лид стал классическим примером взаимодействия «Палестинского исламского джихада» и ХАМАС. Все взрывные устройства были изготовлены активистом ХАМАС Ихие Аяшем по прозвищу Инженер, много лет считавшимся в Израиле террористом № 1. Он был ликвидирован в 1997 году. В его мобильный телефон была заложена пластиковая взрывчатка и приведена в действие, когда он говорил по телефону.
  Израильская служба безопасности ШАБАК выполнила свое обещание жестоко отомстить за кровавый террористический акт. Все, кто имел хотя бы косвенное отношение к организации и проведению взрывов на перекрестке Бейт-Лид, в течение года были захвачены или уничтожены. 22 января 1995 года Израилю был нанесен тяжелый удар, потрясший всю страну. Однако, поклявшись отомстить, израильтяне нанесли еще более ощутимый удар по структуре «Палестинского исламского джихада», ликвидировав ее основных активистов, в том числе его бессменного лидера — шейха Фатхи Шкаки.
  Со дня своего основания «Палестинский исламский джихад» использовал любую возможность, чтобы причинить вред Израилю и его гражданам, начиная от удара ножом, заканчивая взрывом автомобиля, начиненного взрывчаткой. Вот лишь краткий список из длинной череды кровавых преступлений:
  26 августа 1987 года в поселении Кдима ударом ножа убит семидесятилетний Шлема Яхи.
  5 декабря 1993 года террорист вошел в переполненный автобус № 461 на перекрестке Холон и открыл беспорядочную стрельбу по пассажирам. Один пассажир погиб. Более тяжелые жертвы были предотвращены водителем, который самоотверженно бросился на вооруженного террориста и смог вытолкнуть его из автобуса.
  20 мая 1994 года двое резервистов, Эрез Бен-Барух и Моше Букра, погибли в секторе Газа во время нападения на контрольно-пропускной блок-пост «Эрез».
  11 ноября 1994 года террорист-смертник взорвал себя в поселении Нецарим. В результате террористического акта погибли трое офицеров израильской армии, двое резервистов получили тяжелые ранения, четверо пограничников получили ранения легкой и средней степени тяжести.
  8 апреля 1995 года машина, начиненная взрывчаткой, врезалась в автобус кооператива «Эгед» возле поселения Кфар Адом. восемь человек погибли, 35 получили ранения разной степени тяжести.
  Мировая практика борьбы с терроризмом показала, что ликвидация лидеров террористических организаций малоэффективна, поскольку на смену одним руководителям выдвигаются другие. Израильские спецслужбы отличаются своей мстительностью, вместе с тем ликвидация шейха Фатхи Шкаки, кроме того, имела дополнительные, весьма веские причины. Находясь в Дамаске, он непосредственно руководил террористическими актами, являясь мозговым центром, душой и духовным лидером созданной им организации. Уничтожить шейха Фатхи Шкаки значило выбить почву из-под «Палестинского исламского джихада».
  За последний год на территории сектора Газа уже были уничтожены многие ближайшие сподвижники шейха Фатхи Шкаки.
  Хаани Абед, 34-летний преподаватель технологического колледжа в Хан-Юнесе, 2 ноября 1994 года вышел из колледжа и сел в свой автомобиль. Спустя несколько секунд сработало мощное взрывное устройство, спрятанное в его автомобиле.
  В августе 1995 года был уничтожен 37-летний Махмуд аль-Хауваджа. Как обычно, он вышел из своего дома, расположенного в лагере беженцев Шати, и направился в офис. На одной из улиц возле него остановилась машина с местными палестинскими регистрационными номерами, из которой быстро выскочили несколько человек. Они произвели больше десяти выстрелов в упор и скрылись в неизвестном направлении.
  Последние годы Фатхи Шкаки укрывался вместе с женой и пятью детьми в Дамаске в районе лагеря беженцев аль-Ярмук, хотя в Сирии официально запрещена деятельность любой религиозной партии. Вполне обоснованно опасаясь покушения со стороны агентов израильских спецслужб, Шкаки нигде не появлялся один. Несмотря на то что в Дамаске он находился под защитой сирийских спецслужб, рядом с ним двадцать четыре часа в сутки находился отряд личных телохранителей. Офис и дом, в котором проживала семья шейха, были оборудованы современными электронными системами защиты. Однако, претендуя на лидерство в палестинском движении исламского сопротивления, шейх Фатхи Шкаки не мог ограничить свою деятельность лишь руководством террористическими актами на территории Израиля и Ливана, не выходя из своего офиса. Как ни странно, но именно на территории Израиля палестинское население пользовалось гораздо большими правами, чем в соседних арабских странах, где их положение зачастую сводилось к униженному существованию бесправной дешевой рабочей силы. Шкаки иногда приходилось покидать пределы Сирии, прикрываясь фальшивыми заграничными паспортами, чтобы, используя свой огромный авторитет в арабской среде, выступать в роли защитника интересов палестинских беженцев.
  В четверг 27 октября 1995 года примерно в 11 часов утра к парадному входу отеля «Дипломат», расположенному в курортном городке Сльема недалеко от Мальтийской столицы Валлетта, подъехал голубой мотоцикл Yamaha XT. Работники гостиницы потом рассказывали, что двое парней восточной наружности оставили мотоцикл в стороне и, не привлекая к себе внимания окружающих, кого-то ожидали у входа в вестибюль.
  Вскоре в гостиницу вошел мужчина средних лет, предъявил ливийский паспорт и зарегистрировался в гостинице под именем Ибрагима аль-Шаувиша. Человек, представившийся ливийским бизнесменом, был не кто иной, как внесенный в черный список израильского «Моссада» лидер палестинской террористической организации «Палестинский исламский джихад» шейх Фатхи Шкаки. Какое-то время он находился в своем гостиничном номере, затем, примерно в 13:00, вышел из отеля, чтобы сделать мелкие покупки. Заметив появившегося на пороге гостиницы шейха Фатхи Шкаки, один из парней вернулся к мотоциклу и завел мотор. Второй молодой человек среднего роста, одетый в черную футболку и синие джинсы, на глазах у десятков прохожих быстро приблизился к своей жертве, окликнув Шкаки по имени, молниеносно выхватил пистолет с глушителем и произвел пять выстрелов в голову. Три пули вошли в лоб, четвертая в шею, пятая в висок. Затем, вскочив на подъехавший к парадному входу мотоцикл, киллер скрылся вместе со своим сообщником в неизвестном направлении.
  Всё произошло настолько быстро, что никто не успел ничего понять. Менее 20 секунд понадобилось нападавшим, чтобы «ливийский бизнесмен» упал на пороге отеля и забился в предсмертных судорогах. Шейх Фатхи Шкаки погиб на месте. Его не смогли спасти ни фальшивый ливийский паспорт, ни накладной парик, ни измененная до неузнаваемости внешность.
  Мальтийская полиция объявила в розыск двух молодых людей восточно-средиземноморской внешности, 23–28 лет, роста 170–180 см. Был даже сделан фоторобот одного из подозреваемых, управлявшего мотоциклом, однако все попытки задержать киллеров оказались тщетными. В течение часа после покушения на шейха Фатхи Шкаки их уже не было на острове. Единственное, что смогла сделать полиция, это обнаружить спустя несколько часов брошенный под мостом в центре Сльемы мотоцикл с фальшивыми местными номерами «Q-6904» и два фальшивых паспорта, оставленные рядом с ним. Мальтийская полиция прокомментировала убийство как «высокопрофессиональное».
  Шейх Фатхи Шкаки довольно часто останавливался в отеле под именем ливийского бизнесмена Ибрагима аль-Шаувиша. Насколько известно, он возвращался из Ливии, где у него была встреча с Муаммаром аль-Каддафи, которого он пытался убедить не депортировать палестинских беженцев с территории Ливии. Шейх сошел на берег Мальты с парома, следовавшего из Ливии, и планировал задержаться на острове не более суток, чтобы затем отправиться через Рим в Сирию. Он был вынужден совершать столь длинный и небезопасный путь, так как из-за наложенных на Ливию международных санкций авиасообщение с ней было невозможно.
  Никто не взял на себя ответственность за ликвидацию Фатхи Шкаки, однако «Палестинский исламский джихад» открыто обвинил агентов «Моссада» в убийстве своего лидера. Израильские представители заявили, что им ничего не известно о происшедшем на Мальте, добавив, однако, что не сильно огорчены смертью шейха.
  Его преемником на посту лидера организации стал доктор Рамадан Абдалла Салах, который провел последние годы во Флориде в США и переехал в Дамаск в начале 1996 года. У Салаха не было ни харизмы, ни интеллектуальных и организаторских способностей его предшественника, что почти сразу сказалось на активности организации и ее влиянии на палестинских территориях. Смерть Шкаки ослабила позиции «Палестинского исламского джихада», и другие террористические организации, включая ХАМАС, уже не считали его своим конкурентом. Тем не менее «Палестинский исламский джихад» продолжает проводить террористические акты на территории Израиля, хотя бÓльшую активность организация проявляет на территории Палестинской Автономии и Южного Ливана.
  Стоит отметить еще один немаловажный факт, отрицательно повлиявший на деятельность группировки. Основные денежные вливания в «Палестинский исламский джихад» шли из иранских источников. В месяц оттуда поступало около 400 тысяч долларов США. Как правило, они оседали на личных счетах шейха в швейцарских и других европейских банках, поэтому после его смерти ими никто не смог воспользоваться, так как не сохранилось никакой информации об этих счетах.
  На сегодняшний день «Палестинский исламский джихад» имеет некоторое влияние и в секторе Газа, где сторонники организации контролируют 24 мечети, и в Исламском университете. Через имамов и шейхов организация проводит постоянную агитационно-подстрекательскую работу, пополняя свои ряды. Боевое крыло организации действует мелкими, хорошо обученными группами добровольцев. С первых шагов создания организации шейх Фатхи Шкаки открыто заявлял о том, что не собирается превращать «Палестинский исламский джихад» в массовое движение. По его мнению, новая организация должна была стать «наконечником стрелы, которая со временем приведет массы к исламскому перевороту и священному джихаду…». «Палестинский исламский джихад» намного меньше других исламских террористических организаций, однако его члены лучше других подготовлены идеологически. Даже среди палестинцев бытует мнение, что члены организации «Палестинский исламский джихад» отличаются своим крайним фанатизмом, непримиримостью и жестокостью.
  За последние десять лет своего существования, находясь на полном обеспечении Ирана, «Палестинский исламский джихад» превратился в ближайшего союзника «Хизбаллы», получив свободный доступ к тренировочным лагерям проиранских террористических организаций. Существует также множество неоспоримых доказательств тесных контактов «Палестинского исламского джихада» с «Аль-Каидой» и «Исламским государством Ирака и Леванта». Фактически «Палестинский исламский джихад» превратился в одно из отделений этих исламистских организаций на территории Палестинской Автономии.
  Говоря о террористической организации «Палестинский исламский джихад», нельзя еще раз не отметить роль ее основателя, военного руководителя, политического и духовного лидера шейха Фатхи Шкаки. Современное западное общество никак не может понять, что в начале 1980-х он создал организацию, в чем-то сравнимую с опасным вирусом, который крайне сложно уничтожить. Конечно, Шкаки не был единственным его создателем, однако организация во многом оправдала его надежды, став «наконечником стрелы». Этот «вирус», возможно, удастся приглушить на какое-то время и на несколько десятилетий забыть о его существовании, но в определенный час он вновь может напомнить о себе, разразившись смертельной болезнью, подобно средневековой чуме, выкосившей более трети населения Европы.
  Послесловие
  Хочется завершить эту книгу описанием сложного явления — становления и трансформации палестинского национального движения сопротивления. Движения сопротивления прежде всего Израилю, в конечном итоге выродившегося в откровенную террористическую волну, нарастающую с каждым годом и несущую смерть всему на своем пути, включая самим палестинским арабам. Зародившееся в 60-е годы прошлого столетия как палестинское национально-освободительное движение борьбы с израильской оккупацией, оно очень быстро вписалось в глобально-политический контекст противостояния двух мировых систем на Ближнем Востоке во главе с «другом и союзником всех угнетенных народов» — Советским Союзом, с одной стороны, и «проводником западного империализма и неоколониализма» — Соединенных Штатов — с другой.
  Всегда чуткие к настроениям «палестинской улицы» лидеры большинства организаций, вошедших в состав ООП, стали выдвигать не только национальные, но и социальные лозунги, взяв на вооружение «марксистскую идеологию». Находясь в «изгнании», беженцы становились свидетелями растущего социального взрыва внутри палестинской диаспоры. Недовольство было вызвано как равнодушием арабских режимов, так и привилегированным положением некоторой, весьма немногочисленной части диаспоры — элиты, традиционно пользовавшейся всеми благами, в то время как другие палестинцы, составлявшие абсолютное большинство, влачили жалкое существование, ежедневно выживая в переполненных лагерях беженцев или батрача за гроши на местное коренное арабское население. Даже на оккупированных территориях Западного берега реки Иордан и сектора Газа палестинцы жили намного лучше, чем в соседних арабских странах, а в самом Израиле их соплеменники имели все гражданские права, не испытывая никакой дискриминации по национальному или религиозному признаку, пользуясь всеми благами израильского общества. Заветной мечтой большинства палестинцев-беженцев был брак с израильской арабкой, позволявший на законных основаниях переехать жить в Израиль. Популярные во все времена социальные лозунги, принятые на вооружение палестинскими лидерами, нашли благодатную почву в неимущем большинстве. Не удивительно, что 70-е годы прошлого века стали временем расцвета палестинских группировок «марксистского толка». «Рентабельность предприятия» и высокая степень отдачи очень скоро проявили себя. К палестинцам на Ближний Восток стало поступать легкое стрелковое оружие, боеприпасы и специальные технические средства для проведения диверсий. Но наиболее привлекательной частью помощи были огромные финансовые потоки, большая часть которых оседала на личных счетах крупных палестинских функционеров. Национальное движение сопротивления стало приносить ощутимый доход, борьба за права палестинских беженцев стала очень прибыльным бизнесом.
  В те годы в Москве в «палестинских товарищах» советские коммунисты-интернационалисты видели не столько «верных борцов» и идеологических союзников, сколько военно-политическое движение, открывшее «второй фронт» с мировым империализмом на Ближнем Востоке. Даже Яков (так именовали Ясира Арафата на Лубянской площади), убежденный буржуазный националист, никогда не включавший в свой политический лексикон марксистскую терминологию, нередко приезжал в Москву с протянутой рукой. Для московских товарищей любой враг сионистов автоматически становился другом, даже если он и не разделял их идейных убеждений. Хотя на Лубянке Арафата и относили к разряду «неблагонадежных» (что впоследствии полностью подтвердилось), его принимали на самом высоком уровне как дорогого и уважаемого гостя, как признанного лидера палестинского национально-освободительного движения161. Кремлевских старцев не смущали террористические методы борьбы, которые были бы невозможны в таких масштабах без финансовой помощи и военных поставок из Советского Союза и арабских стран, ставших на путь построения «социализма». Сотни палестинцев обучались в СССР ведению «партизанской войны». Растущий палестинский терроризм в странах Варшавского договора тоже особенно никого не смущал. Его стали рассматривать как неизбежные издержки, оправданные необходимостью достижения «великой цели». А чтобы поддержка неприкрытого террора не бросила тень и окончательно не скомпрометировала «правое дело» коммунистов-интернационалистов, «большие умы» на Старой площади (ЦК КПСС) запустили «дымовую завесу» в форме атаки на сионизм, который выставлялся еще большим мировым злом, чем империализм. На этом фоне стиралось само определение терроризма, сглаживалась его чудовищная природа. Исходя из кремлевской логики, «нестандартные методы борьбы» палестинских товарищей были острой необходимостью, а потому «вполне легитимной формой борьбы угнетенного народа против сионистских оккупантов». Таким образом, «палестинские товарищи» не ошиблись, сделав ставку на марксистские лозунги, обеспечив себе не только поставки оружия и финансовую поддержку, но и политическое прикрытие на международной арене.
  Палестинцы удачно использовали в своих интересах противостояние двух мировых держав на Ближнем Востоке. Однако прибыльному для них региональному соперничеству сверхдержав стала угрожать горбачевская перестройка, взявшая курс на нормализацию отношений между Москвой и Вашингтоном. А развал СССР и вовсе вверг палестинцев в отчаяние, в особенности Ясира Арафата. Настоящим ударом стало установление дипломатических отношений между Российской Федерацией и Государством Израиль. На некоторое время Арафат, как и другие палестинские лидеры, стал совершенно никому не нужен. Но это продолжалось совсем не долго. «Помощь» неожиданно пришла, откуда совсем не ждали.
  Норвегия, далекое от ближневосточного региона королевство, не вовлеченное в сложные геополитические процессы, а потому абсолютно непредвзятое, в начале 90-х предложило палестинцам и израильтянам посредничество в налаживании мирного диалога. Ситуация выглядела обнадеживающей. Вашингтон и Москва настойчиво призывали палестинцев и израильтян сесть за стол переговоров. Руководство ООП еще в 80-х годах начало всё более склоняться к политическому разрешению конфликта, убедившись на своем 20-летнем опыте, что террором и угрозами от Израиля невозможно ничего добиться, а «спонсорам» уже начало надоедать сорить деньгами, вкладывая их в безнадежный и бесполезный проект. Да и в самом Израиле политическое и военное руководство страны стало приходить к пониманию неизбежности начала диалога с ООП. Держать такую большую территорию с враждебно настроенным населением было с каждым годом всё сложнее, к тому же совершенно нецелесообразно. Огромную часть государственного бюджета каждый год поглощали «территории», не приносящие ровным счетом никакой пользы ни с экономической, ни с политической, ни со стратегической точек зрения. Но что важнее всего для Израиля, удерживание палестинских территорий, захваченных после Шестидневной войны (1967), никак не влияло на улучшение внутренней и внешней безопасности, но нанося имиджу страны серьезный вред на международной политической арене. Предложение предоставить палестинцам автономию взамен гарантий прекращения террора было привлекательно для всех сторон.
  В начале сентября 1993 года тайные переговоры, которые проводились на регулярной основе в течении предшествующих двух лет между Израилем и ООП при посредничестве Норвегии, а также при участии Соединенных Штатов Америки, Российской Федерации и Иордании, стали достоянием общественности. 13 сентября 1993 года в торжественной обстановке на лужайке перед Белым домом председатель ООП Ясир Арафат обменялся рукопожатием с премьер-министром Израиля Ицхаком Рабиным в присутствии спонсоров мирного процесса — президента США Билла Клинтона и главы российского МИД Андрея Козырева. Был подписан документ, вошедший в историю как «Норвежские соглашения», или «Договор Осло». Между Израилем и ООП было достигнуто принципиальное соглашение по созданию Палестинской национальной автономии, прекращению палестинцами террористических операций против Израиля, а также активная борьба руководства автономии с исламскими террористическими организациями на Западном берегу реки Иордан и секторе Газа. Менее определенно выглядел последний пункт соглашения: продолжение переговоров для достижения окончательного решения палестинской проблемы по принципу, общему для всех соседних с Израилем стран: «мир в обмен на территории и безопасность». Но это был вопрос будущего, в то время как настоящее требовало долгожданного мира. Израильтяне официально признали ООП, а палестинцы право Государства Израиль на существование. Ясир Арафат, Ицхак Рабин и Шимон Перес получили Нобелевскую премию мира, но мир на Ближнем Востоке так и не наступил.
  Начало «мирного процесса» позволило ООП вновь остаться на плаву, но уже через пару лет стало ясно, что палестинское руководство не отказалось от осужденных им самим террористических методов борьбы. Став главой Палестинской национальной автономии, Ясир Арафат не предпринял никаких реальных шагов для нейтрализации террористической угрозы, исходящей от исламистских организаций, получивших полную свободу действий на оставленных израильской армией территориях Западного берега реки Иордан и сектора Газа. Арафат не только не хотел повторить судьбу египетского президента Анвара Садата, убитого своими исламскими экстремистами 6 октября 1981 года, но и решил сам использовать в своей политической игре растущий потенциал набирающих силу многочисленных исламистских террористических организаций и группировок. Осуждаемые на словах методы террора оставались оружием в руках главы Палестинской автономии, а сама автономия всё чаще воспринималась как «рассадник террора» в регионе.
  Норвежские соглашения предусматривали продвижение к заключению мира между палестинцами и Израилем в три этапа. Первый этап — вывод израильских войск из сектора Газа и города Иерихон — был завершен 17 мая 1994 года. На эти территории вошли подразделения палестинской полиции и службы безопасности автономии. Было сформировано временное палестинское правительство. Второй этап завершился подписанием в сентябре 1995 года промежуточного каирского соглашения «Осло-2», которое предусматривало вывод израильской армии с большей части территории Западного берега реки Иордан, проведение выборов президента Палестинской автономии и Палестинского национального совета. Последний, третий, этап должен был начаться в мае 1996 года с переговоров об окончательном статусе Палестинской автономии. Однако с апреля 1996 года израильские города наводнили палестинские «шахиды». Взрывались пассажирские автобусы, кафе, рестораны, магазины и дискотеки. На многолюдных улицах террористы-самоубийцы приводили в действие машины, начиненные взрывчаткой. После подписания «Норвежских соглашений» и образования Палестинской автономии жертвы террора уже исчислялись тысячами. Ни с чем подобным Израилю не приходилось сталкивался за всю историю своего существования. В XXI век еврейское государство вступило на пике небывалой по размаху и жестокости новой волны палестинского террора — исламистского террора, но это уже материал для другой книги.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"