Олег Олегович и в этот день ждал её на остановке. Зачем? Ну, не может старик без того, чтобы не увидеть женщину, которую желает страстно и давно. Это так понятно. Ася стоически переносит каждодневные встречи и скоропостижный поцелуй вежливости в щёчку при прощании.
Входя в автобус, Ася какое-то время терпит виртуальный след от поцелуя, а когда двери автобуса закрываются, и Олег Олегович уже не может видеть её - брезгливо стирает со щеки.
К поклонникам, которых, кстати, у Аси не так уж много, благосклонности она не проявляет. Олега Олеговича жалеет, но с тем самым оттенком брезгливости, с каким срывает его поцелуй со щеки. А сегодня даже жалости нет. Вечно он путается под ногами!
На входе в офис её будет поджидать Марсик. Тут главное увернуться. Толстяк не так тонко воспитан, как Олег Олегович. Он просто широко раскинет руки и попытается обнять Асю. Марсик коммерческий директор, поэтому Ася делает вид, что это шутка, а на шутки же не обижаются! Впрочем, Марсик уже переходит границы допустимого, и Ася с трудом удерживается, чтобы грубо не оттолкнуть квадратную физиономию, когда Марсик вместе с запахом вчерашнего джина выдыхает: 'Асенька! Когда ты отдашься мне? Как тебя увижу, ни о чём другом думать не могу!' - 'А ты попробуй о другом. Вдруг получится?!' - отвечает Ася безмозглому Марсику, уворачиваясь от ручной агитации. Якобы тоже шутит.
В офисе ждёт коллега. Ася в его дружбу не верит. Слишком красноречив стерегущий её взгляд. Коллега достаточно умён, только взгляд выдаёт ожидание: когда-нибудь он скажет то, что хочет, только надо не ошибиться - момент должен быть подходящим...
Почему теперь Ася нравится тем, кому взаимностью ответить не хочет? В юности были поклонники, каких отвергнуть было невозможно, даже если сама Ася не сразу загоралась ответным чувством, или не загоралась вообще. Она до сих пор, как дорогие реликвии, хранит воспоминания - в душе, а письма - в шкафу. От тех людей, которые не только хотели, но - любили её...
'...Качало вагоны, в купе судачили, и я ушёл в прокуренный тамбур... печаль моя полна тобой! Сто пятьдесят лет назад сказано, а как свежо это сегодня...
...А ведь Рязань - это ты. Это память о тебе, никогда здесь не бывавшей. Но здесь я ждал тебя, твои письма. Любил тебя издали и думал, что любим тоже. Каждое место в этом городе - скамейка ли в сквере, парк ли, Кремль, уютные и тихие улицы - везде я ждал тебя, и, наверное, это меня спасло - ты меня спасла. И почтовый ящик - почему-то всегда пустой - нет твоих писем, и утро, начинавшееся с ожидания письма или твоего приезда... Но теперь я понял навсегда, как это немыслимо - твой приезд. Ведь помимо прочего, нужна любовь, которой у тебя нет. Бороться? Но бороться имеет смысл, когда есть цель. Тогда и поражение ещё не гибель. И я делал всё возможное. Пока не понял бессмысленности всего. К чему завоёвывать то, чего нет? Кому это нужно? На этот раз я уехал навсегда.
Ещё долго буду искать в прохожих женщинах твои черты, ещё долго буду помнить твою улыбку, такую родную и такую далёкую.
Но всё чаще звучит во мне Пушкинское: Я Вас любил так преданно, так нежно... Найди эти стихи и перечти'.
Поэт сгинул в странствиях. Умер от пневмонии в Нижнем Новгороде. Умер и другой - писатель, от рака крови. Умер третий - художник... Не стало тех, кто никогда бы не разлюбил Асю. С тех пор судьба не дарила ей умных и нежных мужчин, любовь и дружба с которыми были лишь разными названиями одного чувства... Соглашаться на меньшее Ася не умела. Но, кажется, судьба не хотела более дарить ей неподдельное и настоящее.
Ася поздно надела на палец обручальное кольцо, но всё же крупно ошиблась: выходить замуж за алкоголика во втором поколении всё равно, что ложиться на рельсы. Удастся выскочить из-под колёс неотвратимо приближающегося локомотива - хорошо. А не удастся - рано или поздно сама научишься находить выход из невыносимых ситуаций в спиртном.
А такие ситуации возникали перманентно. Ася притерпелась, перенеся центр жизни на свою работу. К тому же росла дочка, рядом с каким бы ни было, но всё же родным отцом. И, хотя это обстоятельство не мешало ему заявлять: 'Пил и пить буду, а ты говоришь - дочку поднимать надо. Мне на это наплевать'... Пьяные откровения мужа вгоняли в тоску, но подвигнуть её на уход от него не могли. Жизнь в стране набирала обороты в сторону афоризма 'человек человеку - волк', цены росли безудержно. Не росла только заработная плата. Снять квартиру и оплачивать её Ася была не в состоянии.
Может быть, муж допьётся до белой горячки. Может, впереди ждёт и что похуже. Но пока у Аси хватало мужества надеяться на лучшее. Когда не хватало - сама пила водку, а утро приносило трезвые заботы, и она забывалась до вечера.
О любви Ася не думала. Лавина чувств копилась в душе. Позавчера она обрушилась. Причиной стал человек, как показалось Асе, похожий сразу на всех мужчин, которые любили её раньше: ему ничего не надо было объяснять. Казалось, про Асю он всё знал с первого взгляда, с того первого разговора в офисе, который продолжился в кафе. Иван благодарил судьбу за встречу с Асей, за то, что она есть... такая!
Какая?
Армянский коньяк золотился на дне непомерно большого бокала, и при свете свечи на столике уютного кафе Ася всё глубже погружалась в то непостижимое состояние, когда нет ничего важней слов, взглядов, и черты лица становятся книгой, содержание которой дороже с каждой прочитанной строкой. Ася чувствовала лёгкое головокружение от возможности смотреть на мужчину, не контролируя выражения своего лица, говорить о сокровенном, не опасаясь непонимания. Эта счастливая свобода была сродни полёту - состоянию, так хорошо знакомому Асе по сновидениям...
В тот вечер беспокойство за дочку заставило Асю проститься с Иваном. В такси она думала не о заботах завтрашнего дня, а о следующей встрече. Перебирая подробности беседы, почти не выделяла из неё факта, касающегося жизни Ивана: в городе Львове у него жена, а здесь он по делам наследства. Конкретно о будущих отношениях с Иваном она в тот вечер не думала. Мысль о возможной близости с ним её не смущала, потому что попросту ещё не пришла в голову. А значит, женщина, ждущая Ивана во Львове, не стала препятствием для Асиных чувств. Но если целомудрие её слегка тормозило, то чувства летели вперёд с поразительной скоростью. А что такое в любви - вперёд? Об этом Ася тоже не думала, потому что блаженное состояние растения, тихо умиравшего от жажды и вдруг ожившего под внезапным дождём, переполняло.
После второй встречи ей приснился большой пустырь, куда она вышла из тесного помещения. Нет никого, только земля и небо, очень много неба! Ася летит, но какая-то сила начинает прижимать к земле, и вот уже Ася в полуметре от неё. Она делает тщетную попытку набрать высоту, сближаясь с землёй. И вдруг видит: впереди крутой откос. Он начинается там, где траектория полёта и поверхность земли сходятся, где она должна врезаться, удариться оземь. Если сделать усилие для движения не вверх, а вперёд, - не земля, а воздух примет её тело, и полёт возобновится! Ася делает это усилие и... катится под откос кубарем.
Сон оказался в руку. Семь дней слепое чувство несло Асю кувырком навстречу пустоте. Силу, с какой её устремляло к Ивану, она не могла контролировать. Всё, кроме встреч с ним, утратило значение.
- Мама, ты такая тревожная, как пожарная машина, мигаешь и светишься, и всё торопишься, торопишься...
Слова дочки вызвали улыбку Аси, но ощущала она себя не пожарной машиной, а источником пожара. Спички в её руках вспыхивали бенгальским огнём, зажигалки извергались вулканом, происходили чудеса с электроприборами, к которым она прикасалась. Но Ася на такие происшествия не обращала внимания. Она знала за собой эти свойства - они проявлялись в момент напряжения её душевных сил и пропадали бесследно, когда успокаивалась. Зато Иван, кажется, всё понимал. 'Асенька, ты - чудо! - серьёзно произносил он и шутливо заканчивал: с такой-то энергией - и на свободе?'.
Он понимал, что нужно удержаться и не прикоснуться к Асе, - его жизнь не плацдарм для фейерверков и пожаров. 'Искони бе огнь', - этот апокриф он читать не станет. Да и заповедь о прелюбодеянии никто не отменял. Отказывать себе в случайных подарках Иван научился давно. На этом и держалась прочность его мира, в котором всё шло как надо. Однако зрелище было дивным: это не женщина, думал он, а шаровая молния. Но за семь дней никто, кроме Господа Бога, не в состоянии построить новый мир... Особенно, если соблюдаешь технику безопасности и не даёшь разрушить прежний. Однако - эх!..
Асе полёты больше не снились. Снилась сплошная бетонная стена, которую она ощупывала ладонями. Поверхность была шершавой, прохладной: ни трещинки, ни зазора. Ася чувствовала перед ней полную беспомощность.
Она хотела физической близости с Иваном и радовалась своему желанию, этой прекрасному цветку, что расцвёл в груди так невзначай. Она понимала, что уже ничего не значащие лёгкие разговоры, которые они с Иваном могли бы продолжать бесконечно, и есть та бетонная стена, которая ей снилась.
Иван уехал. Ася восстанавливалась от любви, как от болезни. Семидневная лихорадка оттрепала и ушла. В душе было пусто. Ни тепла, ни уголька. Зажигалки капризничали, спички гасли.
Зачем, зачем так невпопад возникло моё чувство, - вопрошала Ася, но один Бог знал, зачем... Он увлекался садоводством и любил бесполезные цветы.