Аннотация: Вот такое дело... Альтернатива... Читайте... Вот и се!
Блокнот
Пролог на небесах
Души бездушных.
Атака. Снова бой, Рев танков, ужасный крик "ура", Опять штурмуют "ястребки" свод неба голубой, И рассветает кроваво-красная заря.
Горячка. Важная минута, Ошибку допустить здесь права нет, Тут дорога тебе секунда, И путь к победе - священной Ники свет.
Шум, гам, то катастрофа. Лишнее движенье, шаг влево - смерть. Глядишь, и нету Петергофа, О Боже, лучше умереть!
Конечно все это понарожку, Солдаты кровь свою не льют, Но ты задумайся немножко, Они лик славы твой куют.
Не думая, не разбираясь, И без сомненья, чеканя шаг Идут о скалы разбиваясь, Как будто можно тоько так!
Они твои, они ручные, Они бойцы, быть может парни молодые, Подумай, им в глаза взгляни, О Боже, разум оживи!
К чему никчемные потери, Пускай матери тут слез не льют, К чему пустые, жалкие затеи, Они побед ценных не дают.
Представь себе, что все они живые, Хотя на деле средство побеждать, Ты вспомни годы удалые, Себе лишь это нужно вразумлять.
Почувствуй пламень трепетного боя, Ты дверь реалий распахни, Не говори всего лишь: "злой я" Ты в сердце птицу-Нику пропусти.
Ты потерял позицию - как жаль!? Ты вспомни деда-ветерана, Тогда воспомнинанье снимет шаль, На вид лицо войны погано.
Рев, гул моторов новых "Тигров", И Исы рвуться напролом, Богат на "рядовые" смерти тут улов, Когда ты совершаешь обороны вщлом.
Обстрел. Разрыв от мощного снаряда, Всего лишь неприятность для тебя,.. Но на воспоминанья деда глядя Ты понимаешь, что это страшная беда.
Воронки - привычный атрибут ландшафта, Смерть не оставляет здесь свой пост, Из под воды виднеется грот-мачта, Печальная статистика - вот для бездушных место и погост.
Возможно их проблема, что они бессмертны, Врагу готовы глотки перегрызть, Пускай хоть даже их старания напрасны, Не суждено им нормальной жизнью жить.
Тебя я путаю, читатель, И наверняка уж не с проста, Войны той страшной почитатель И не покину я сего поста.
Приказы смело отдавая, Я представляю юные черты лица, На танк с гранатой выбегая, На боль утраты обрекает он отца.
Как много знаем мы о той войне? Да ничего, по-правде, уже не знаем, Пока не вспомним о семье, Ведь дедов, твари, оскорбляем.
Прежде чем отдать приказ Подумай хорошенько лишний раз, Бездушный легион - то эхо страшное войны, Им многие теперь больны.
Побуда, радующая глаз, Не добывается одним "уменьем", Не то сверкает как фальшивенький топаз, Дань уваженья отдавать должны мы с упоеньем.
Реальная и виртуальная война, Для плохого полководца похожи. Тут результат, статистика - родня, А боль утраты лишь прохожий.
Так будь сознателен в бою, В твоих руках, представь, чужие судьбы! Тебе мной сказанное хоть пропою, Чтоб избежать тебе ужасной Пирровой пальбы!
Вместо предисловия
Тест-миссия создается авторами мода для выявления погрешностей у новых боевых единиц, для выработки играбельности и баланса, тем более актуальны подобные миссии при разработке модификации игры с сюжетом на новом театре действий. Мне посчастливилось тянуть тяжелую долю создания модификации о войне которой не было, войне которую ждали, которую с трепетом боялись...войне НАТО и СССР. Альтернатива требует большой изобретательности, долгого прохождения тест-миссий, творческого подхода. Когда садишься за компьютер, тестируя внесенные изменения невольно погружаешься в новый, виртуальный мир, концентрируя свое внимание на маленьком семнадцатидюймовом мониторе. Воображение само дорисовывает хрип и стоны умирающих, крик "ура", испуганные лица противников и жар внутри горящего танка. Поэтому ниженаписанное мною произведение, основанное на прохождении тест-миссии отвлечено от сухого описания драмы, разворачивающийся на экране. Это - представление о происходившем на реально-виртуальном поле боя, пропущенным через призму творчества. Поэтому не следует удивляться, что солдаты падают на колени, встают и снова бросаются в горяку боя, чего в игре конечно нет...
I
Взгляд. Тонкий, пронзительный и наблюдательный. Он ничего не пропустит, заметит как зашевелилась травинка, как где-то мелькнула тень вражеского солдата. Теперь он не имел никакого смысла. Туман был столь плотным, что Василий Терехов с трудом видел лежавших рядом боевых товарищей. Но упорство превозмогло трезвый голос разума о бессмысленности подобного занятия. Было ужасно тихо, так, ка порой это бывает перед надвигающимся штормом, страшном и беспощадном. Василию порой казалось, что он слышит неровное биение своего сердца. Нет, абсолютная тишина. Как в гробу. "Может меня уже убили. Может меня застрелили в затылок, я этого не заметил и теперь я незнамо где, возможно на небесах... Кругом бело... Тихо... Нет, бред, не может быть, нет. Я жив" - проникали тягостные и мятежные думы в голову солдата на фоне затишья и безмятежности. Он медленно перевел взгляд посмотрев "под себя" с испуганным видом, будто предвкушая увидеть там такую-же пугающую белизну. Василий перевел дыхание, увидев обыкновенную сырую землю. Отложив в сторону автомат, тем самым нарушив гробовую тишину, коснулся земли, гладя ее, чувствуя как приятный холодок пробегает от ладони к предплечью. Странно улыбнувшись он поглядел направо и увидел своего товарища. Улыбка еще больше искривила его лицо: "дурак, веришь во всякие предрассудки...".
--
Ковальчук! - прошипел Терехов, испугавшись своего шепота, который показался ему слишком громким.
--
Чего тебе. - произнес тихо сосед недоуменно глядя на Василия.
--
Да ничего, я думал нам конец. - с надеждой понимания выдавил Терехов.
--
Дурак. - кратко и как-то зло прошипел товарищ.
--
Тихо, даже как то жутковато.
--
Так не нарушай ее - негодуя сетовал Ковальчук, скула на его лице нервно задергалась. Видимо желая скрыть нервность он отвернулся.
Терехов задумчиво не отводя глаз от соседа задумался о чем-то, со слегка приоткрытым ртом. Какая-то идея заставила его резко повернуть голову и положив на землю автомат Калашникова потянуться за чем-то в внутренний карман шинели, предварительно расстегнув несколько позолоченных пуговиц сверху с изображением пятигранной звезды. Надвинув брови он достал блокнот с коричневой кожанной корочкой и медными уголками, темно-синюю ручку с позолоченным ободком. Рука утреннего холода, шмыгнувшая под теплую шинель заставила Терехова встряхнуть плечами, будто скидывая черта со спины. Блокнот был слегка распухший, потертая корочка с выдавленной на ней красивой надписью "Василий Терехов" указывала на бывалость и постоянное присутствие предмета у сердца своего хозяина. Открыв именной блокнот, он стал его перелистывать, изредка останавливаясь ненадолго на некоторых страницах. Найдя чистую страницу, он бережно положил блокнот на автомат и щелкнул кнопкой на ручке. Задумавшись, задрав голову он посмотрел на некогда чистое голубое небо, ныне серое... но по-прежнему чистое. Птиц не было видно, лучи солнца с трудом пробивались через толщу серых облаков. Озадаченный необыкновенностью золотого молчания природы Василий записал:
Тишь, да гладь,
Конечно может благодать,
Но перед бурей,
Покоя даже близко не видать.
Туман, туман войны,
Гарантий и ясности нет,
Что когда-нибудь настанет рассвет.
Бред. Бред о правде и лжи
О чести, бесчестье, ударах судьбы,
Это проклятые вши
Безделье - несчастия сады!
Холод. Ужасный душевный холод
Без пламени боя ты чувствуешь голод.
Страх. Тебя раздавит СТРАХ,
Он души сильных превращает в прах.
О Боже, долго ли терпеть,
Уж лучше в адском пламени сгореть,
Нет сил и мочи больше ждать,
Неужто трудно, чье-то горе дать?!
***
Перечитав написанное, он вздохнул и заботливой рукой скрыл блокнот вместе с ручкой в глубине внутреннего кармана. Втянув ноздрями свежесть утра он ощутил неприятный и чуждый натуральному запах сигарет. Как ему показалось источник находился левее. Повернув голову он увидел бегающий туда-сюда мерцающий в молочной белизне уголек. Терехов подполз к красному огоньку и легонько ударил курившего солдата по плечу. Тот в полном недоумении обернулся, нечаянно уронив сигарету.
--
Ты что, совсем обалдел! - злостно произнес Терехов постучав по каске солдата кулаком. - Балда, ты же поицию раскроешь!
--
Тише, говори тише. И смотри рядовой Чичиков, еще одна такая выходка и вы будеет у меня во втором эшелоне. - не угрозу солдат ответил послушным молчанием.
Пачкая шинель в грязи, Терехов пополз на свое место. Приложив автомат к плечу, прильнув к прицелу Василий тщетно пытался разглядеть фигуры крадущихся солдат противника... Бесполезно... Тогда он прислушался к шагам... Тишина... Снова тревожная тишина давлела, как занесенный над спокойствием Домоклов меч. Сердцебиение участилась, но вскоре снова стало нормальным, когда поправив каску Терехов поглядел на по-прежнему серое небо. Он вспомнил родной Новгород. Белые, низкие пятиэтажные домики, стройные дубы между тротуаром и проезжей частью и... такая-же тишина, только далекий гудок тепловоза ранним утром, когда он покинул родной дом в пять часов. Жанна... Она осталась сиротливо лежать на кровати... Не попрощался. Жаль, но так нужно, Василий терпеть не мог, когда она плачет. Он не мог этого видеть. Теперь он жалел об этом... Жутко. Проснувшись она не обнаружила его рядом и долго-долго громко рыдала. Его, подлого гада не было. Он ненавидел себя. Он сделал ей больнее, зато ему не пришлось переживать по этому поводу. Тварь. Теперь сердце его разрывалось, кислота воспоминания разьедала его душу. Он вспомнил ее нежные черты лица, роскошные локоны каштановых волос, черные заплаканые очи, прямой благородный нос. Скупая слеза покатилась по щеке солдата. Вдруг послышался шорох и чуть слышное звучание приближающихся шагов. Терехов насторожился и стал внимательно вглядываться перед собой. Не видно, а шаги все ближе и ближе... Команда... Надо дать команду на беглый огонь... Нет, низачто, надо ждать. Шаги переходят в бег, сердце начинает отчаянно биться, еще чуть-чуть и оно вырвется из груди бывалого старшины, клацанье затвора... Близкий треск надломившейся ветки где-то сзади...неужели, враг сзади, катастрофа...боже...тяжелое дыхание..."они дышат нам в спину" - хотел было закричать Василий, как чья-то рука коснулась его плеча. Он невольно вздрогнул и машинально ударил кого-то прикладом автомата, неуклюже перевернувшись на спину, от чего слетела каска с красной звездой. Вещевой мешок впился в правый бок, заставляя старшину выгнуться как кошку. Прежде чем понять, что удар достался однополчанину Терехов услышал резкий выдох и хрип, затем солдат плюхнулся на колени, опираясь на руку, другой же схватившись за живот. Автомат соскользнул с его плеча и упал на землю. Терехов как ужаленный подскочил и встав на колено ухватил солдата за плечо.
--
Ничего, брат, ничего, хорошо, что не штыком... - приговривал Василий выдавая советы - ты дыши глубже, делай вдох побольше, выдыхай тоже до конца.
--
Хорошо, попробую - по прежнему хрипя произнес солдат кривя лицо в припадке резкой боли.
--
Ну ничего страшного, с кем не бывает - оправдывался старшина, заметив, как рядом уже оказался Ковальчук - пошел вон, что встал, марш на позицию! - не промолвив ни слова, только промычав сослуживец поспешил вернуться.
Солдат по-прежнему корчился от удара. Терехов приметил, что солдат был не "его" - одет он был иначе. Заместо шинели у него была гимнастерка защитного цвета, потертая, немного изодранная и штаны, заправленные в слегка запачканные кирзовые сапоги. Зеленая каска, поцарапанная и со вмятиной на правой стороне, правда уже без звезды соскользнула с его головы, когда он сделал усилие встать.
--
Вас вызывает комбат, - прохрипел солдат - срочно!
--
Что-то важное? Ясно... Свои имя фамилию назови. - отряхивая шинель сухо произнес старшина.
--
Дмитрий Сафонин.
--
Отлично, спасибо что сообщил, сам назад дорогу найдешь? - с некоторой сочуствующей усмешкой задался вопросом Терехов и получил в качестве ответа одобрительный кивок головой. - ну и замечательно.
Отряхнувшись и поправив автомат на плече, протерев звезду на каске Василий уверенно зашагал в примерное место расположения штаба. Ориентироваться среди похожих друг на друга деревьев было сложно, но в конце-концов он достиг шалаша, выложенного из еловых веток. Имея опрой для спины стволы деревьев множество солдат спало. Как и тот рядовой они были одеты иначе. Старшину удивила подобная расхлябанность, тем более, что уже было порядка десяти часов утра! Но затем он смекнул что дело тут недоброе, видать солдаты отсыпаются перед атакой. Пройдя ближе к шалашу он недуменно поглядел на торчавшую из под крупной ели ногу, о которую он имел несчастье споткнуться по неосторожности. Заглянув под елку он к великому своему удивлению обнаружил там расподожившихся на наочлег советских войнов. Спилив нижние ветки у основания они получили надежное импровизированное жилище, которое было так же хорошо замаскировано. В качестве подстилки у солдат были плащ-палатки, которыми, впрочем некоторые даже укрывались, как пледом. Изумившись находчивости солдат он продолжил свое движение к шалашу. Не доходя до навеса он приметил двух солдат, оба были в шинели, один, который был в бурой нинельке был более рослым и с правого плеча у него свисал похожий на Ак автомат, старшина сразу распознал в нем Cz-47 чехского производства. "Ого, да тут уже еще и поляки" - остановившись и с интересом поглядев на парочку Терехов задумался. Тот что был поменьше ростом был в серой шиенли со стандартным "калашем", каску украшала эстетичная красная пятигранная звезда. На счет чехов Василий не ошибься, ибо солдат в серой шинели яростно что-то обьяснял "бурому" отчаянно размахивая руками, от чего ему приходилось постоянно сьезжающий от взмахов рук автомат. Бурый то понимающе кивал, то разводя руками начинал бурчать на свеом языке, потом сворачивая губы почти трубочкой говорил: "Не понимать я". "Прикидывается, гад" - призадумался Терехов - "как же, а еще славяне!". Опомнившись от своих руздумий он поспешил прервать разговор немого со слепым резким вопросом:
--
Сержант, а почему вы не на позиции? Может вы особенный.
--
Никак не пойму о чем вы говорите - отвечал красный как рак сержант, вытянувшись стрункой.
--
Вольно... Я не пойму, вы из какой части, что-то такого сержанта не припомню... - сказал старшина, поправляя лямку автомата.
--
Как, я из шестого взвода третьей роты... - ответил нерешительно сержант, будто бы он говорил не правду.
--
Ну тогда понятно, я думал вы из первой! - удрученный Василий достав из правого кармана шинели белый платок протер золотые звезды на пуговицах - у вас почему нету одной пуговицы?
--
Так в бою потерял.
--
А этот, он откуда? - указывая пальцем на чеха Терехов забыв все правила приличия ждал ответа на вопрос.
--
Из того же, только у него взвод второй.
--
Не понял, у вас что, смешанная рота?
--
Нет, просто я командую шестой.
--
Бардак! - задумчиво произнес старшина, посмотрел на небо и сказав странную фразу "прояняется, зараза, не вовремя" - давайте, сержант, будьте здоровы!
--
Вам того же! - распрощавшись сержант обмяк как тюфяк набитый сеном, в то время как подозрительный и придирчивый старшина удалялся.
II
Шалаш представлял из себя просторный навес, сложенный из крупных еловых лап на древесны каркас из более мелких елочек. Опорами служили две корабельные сосны, которые как нельзя кстати росли рядом. Под этим нкалонным навесом запросто можно было уложить солдат десять-пятнадцать, правда эта площадь была занята столом, табуретками, тоже как и "шалаш" импрвовизированными, какой-то документацией и всякой чепухой. Прямо перед навесом, может в метре горел небольшой костерок. На камнях рядом сидели красные командиры, затем один, носивший погоны старшего лейтенанта пригласил Терехова усесться:
--
О-о-о, Василий, вас то мы заждались, присажывайтесь. - приветливо улыбаясь лейтенант показал на один из свободных валунов, обросшего мхом.
--
Спасибо, не откажусь, введите в курс дела. - присажываясь и ложа автомат на землю Терехов ответил кривой улыбкой.
--
Так сразу! Только пришел и сразу к делу! Вася, ты молодец... - старшему лейтенанту так наверное и хотелось похлопать Терехова по плечу.
--
Да ладно тебе, Еськов, не ехидничай.
--
А я и не ехидничаю! Наоборот, говорю даже очень серьезно - и засмеялся, отчего сидевшие в кругу командиры расхохоотались. Подхваченный волной судорожного смеха Терехов засмеялся, сам не понимая от чего. - Так, хватит... - успокоившись и приняв серьезный вид сказал лейтенант. - к делу!
--
Уже!? - Терхов снял каску и улыбнулся, посмотрел на Еськова с любопытством первобытного человека, высекшего первый раз огонь.
--
Довольно, положение не шуточное, - строгим тоном, будто вынашивая приговор подсудимому отрезал лейтенант - дела плохи. Даже черезчур. Я дал вам возможность посмеяться, так как возможно через два часа вас не будет в живых.
--
Да ладно столько уже... - чей-то писк недоверия был подавлен ровным тоном комбата.
--
Я дважды не повторяю. Раз я сказал, значит так оно и может быть. - он показал планшет с картой и продолжал - возьмите карты... Найдите где мы находимся... Нашли, а я думал вы не справитесь... Так вот поглядите что перед нами.
--
Мы в лесу, в тринадцати километрах от дороги, впереди поле шириной примерно в полкилометра.
--
То-то же... Поле, полкилометра длиной!
--
А какого черта оно расположено прямо между двумя лесами? Рядом ни деервень, ничего. - расспросил кто-то.
--
Потому что это луг, не видишь тут речушка течет - насмешливо сказал Терехов - чему только теперь учат!
--
Хватит. Дальше говорю только я. Пока здесь только один офицер - я, а вы пока прапоры, старшины и сержанты. Мне с моей колокольни виднее. А где, когда появилось жто поле, или может луг, не важно, это не влияет на хо решения проблемы.
--
А в чем суть проблемы.
--
Вот об этом вам и скажу. Нужно будет преодолеть его, зажать противника в соседнем лесу и уничтожить.
--
Всего-то делов. - донесся робкий бас сержанта, ежившегося у костра, будто он был сьедаем вшами.
--
В том то и дело, что не прочто это сделать. Батальон мог бы преодолеть эти полкилометра запросто, но вот потери были бы приличными. Представьте, вы будете полкилометра открытми с воздуха, вас закидают снарядами, прилетят самолеты, тоже поработуют.
--
Но танков то не будет. - усомнился Терехов.
--
Так-то оно так, но и у нас их нет, также, как и артиллерии.
--
А у врага? - недоверчиво произнес кто-то.
--
На поляне судя по всему есть легкие десантные гаубицы.
--
К чему такая уверенность? - поморщившись один из прапоров надвинул каску на лоб.
--
А вы не замечали как нам на головы частенько падают свистя снаряды, вырвая взрывом с корянми деревья.
--
Что-то они приутихли последнее время.
--
Они на диете снарядной. Подвезти не могут, лес все же, а погодные условия последнее время плохие - со знанием дела и с непонятной дрожью в голосе сказал Терехов.
--
То-то же, так что авиация нас бомбить не будет сегодня, стрелять гаубицы вряд ли станут.
--
Это же хорошо, или я не прав. - любопытный прапорщик вновь заговорил.
--
Враг не лопух. Наши застряли южнее и севернее, враг создал танковые рубежи, после атаки в лоб мы потеряли кучу танков. Рисковать нельзя, командование решило, что лучше всего обойти линию противотанковой обороны и устроить безчинства. Танки нам не перекинут, и не надейтесь... Хотя просеку уже рубить стали. Противник наверняка сосредоточил в том лесу крупные силы. Порядка полка, вполне возможно.
--
Так оно и есть, заметьте с какой скорострельностью они бьют по нам из минометов.
--
Верно. А к минометам у них видимо снаряды есть. Может они еще и под покровом тумана поставили мины.Наверняка не скажу. На нас авиация не будет работать, надеюсь вы это поняли?! Идти с криками ура и артподготовкой вперд будет глупо. Даже в тумане они беглым огнем положат много наших. Плюс если учесть минометы. Нельзя дать им повода предположить, что мы их ударим. Через полчасика туман не будат таким густым и мы пойдем в атаку. Возражения?
--
Почему не сейчас? Мы можем же прокрасться и вырезать всех. - Терехов впервые удивился и решил руководствуясь любопытством вникнуть во все детали.
--
А вот нельзя. Враг наверняка нас ждет. Через полчаса поменшьше янки будут на карауле. Я так думаю. Когда туман начнет рассеивается, то враг раскиснет. Больше вам скажу, цель дальняя, вот эта поляна, она примерно в четырех километрах от кромки соседного леса. - вздохнул лейтенант, показывая обьект на карте, чтобы каждый мог пометить пункт назначения крестиком. - два взвода уже рядом с врагом, греют брюхо у кромки леса. Им приказано в бой не вступать. В половину одиннадцатого они запустят три ракеты. Если будут пущены три белых, значит врага нет, три зеленых - идти не спеша, острожно, три красных - срочно вступать в бой, ориентироватья согласно происходящему. - лейтенант поперхнулся и оглядев присутствующих поинтересовался все все поняли или нет.
--
А порядок наступления?
--
Сейчас. Цепью будут идти на левом фланге первая рота, на правом шестая коалиционная. Вторая, четвертая будут во втором эшелоне за первой ротой, остальные соответственно будут идти за шестой.
--
А почему первая и шестая будут идти впереди? Я не уверен, что шестая рота не собьется в кучу при атаке, состав то многонационален!
--
Отвечаю на последний вопрос - шестая рота хоть и новенькая, придана батальону как отдельное подразделение, состоит из бывалых солдат, они уж точно в кучу не собьются. Многие немцы были в осажденном Берлине и дождалсиь прихода советской армии, так что этот вопрос некорректен. Поцему впереди "панцирная пехота"? А вот! - тут лейтенант потянулся в карман, но в проворстве Терехов опередил комбата и достал какую-то сложенную в несколько раз бумажку.
--
Вы это хотели достать? - спросил Василий у лейтента, разворачивая, как выяснилось плакат. Плакат был карикатурным на советскую армию. Слева на красном фоне был изображен советский боец в серой шинели, держащий наперевес автомат Калашникова, плечи его украшали красные погоны, непропорционально-большая красная серпато-молоткастая звезда украшала зелененькую советскую каску, ее ремешок плотно прилегал к подбородку. Вид у солдата был волевой, в глазах можно было увидеть трезвость ума и проницательность, кроме того нельзя было не заметить начищенных кирзовых сапог на ногах бойца. Какая же тут карикатура, где? Рядом. Справа, тоже на кроваво-красном фоне был изображен нацистский боец, держащий пистолет-пулемет МП-40 за магазин, что было не верно, потому что во избежание перекоса и задержек при стрельбе следует держать автомат за цевье. Не важно, неразборчивость карикатурщиков никого не "трогала", на правом предплечье нацистского солдата была повязка со свастикой, железный крест, торчащий у шеи указвал бывалость карикатурного персонажа. На воротнике можно было различить значок СС, лицо же немецкого "героя" было искривлено в кривой улыбке, видимо солдат Wermachta получал удовольствие, держа свой начищенный сапог на черепе. Перевод какой-то надписи, котоая видать обьясняла значение карикатуры, был вовсе необязаелен, не сложно понять, что там было написано что-то горькое, обидное, несправедливое. Первой жертвой войны становится правда, второй как раз-то справедливость. Ибо ее быть не может. Каждый выживает как может.
--
Да. Вот видишь, вас бояться. Вы - гвардия.
--
Неправда...
--
Правда, хотя наша дивизия не гвардейская.
--
Не понимаю.
--
Вы гвардейцы изначально, вам не требуеться заслуживать этого звания ввиду высокой значимости на поле боя.
--
Мы - пушечное мясо, гвардией тут не пахнет. - Терехов поморщил нос.
--
Врешь. Встань, иди сюда. - сказал Еськов, явно что-то замышляя, указывая на ровное место, свободное от кустов и деревьев.
--
Ну.
--
Что мычишь, дай автомат. - Еськов занервничал. После того как он принял оружие из рук Терхова, попросив заранее прощения, развернув прикладом автомат с размаху ударил старшину в грудь. Казалось, что приклад затрещит и разлетиться в щепки, но твердая порода выдержала, как и Терехов. Отшатнувшись он едва не упал, но уперся спиной в ствол сосны, которая и помешала падению старшины. Выпучив глаза он согнулся, поставив руку на правое колено, другой держась за ушибленное место. Лейтенант протянул автомат хозяину. - ну как живой?
--
Да - c трудом, хрипя, произнес Терехов.
--
А ты еще говришь пушечное мясо. Карабинер бы сейчас получил перелом ребра и был-бы в лазарете, в худшем случае бы умер. А вас защищает панцирь.
--
Но не от всех же пуль!
--
Не важно, каска тоже не от всех осколков спасает, зато вот жизни сохраняет многим. Сколько у тебя погибших за месяц боев в роте?
--
37 человек.
--
Ну вот, а вот бывшая пятая потеряла в одном штурме деревни только сорок три бойца. За один день! У вас гранат восемь-десять, роскошь для обыкновенного солдата, рожков больше на два... Естественно и носители этого барахла не самые последние. Поэтому вы - тяжелая пехота, как написано в уставе, современные кирасиры - то есть гвардия. - монотонно, как лектор в университете сказал Еськов, хитро глядя на Терехова. - Василий, ты живой?
--
Да, все нормально, отошел уже. Спасибо за науку! - жалко, с усмешкой проговорил старшина.
--
Итак, все все поняли, атака ровно в пол одиннадцатого, по сигналу ракет.
--
Так точно... - прозвучало громогласно в ответ и красные командиры стали спешить вернуться на позиции оповестить своих солдат.
--
ДА. Небо хоть и серое, зато чистое... чистое от поганых враьих стервятников. - задумчиво сказал Еськов подходя к Терехову.
--
Как бы не сглазить! - отшутился товарищ.
Вдруг в небе послышалось далекое терехтение моторного самолета. Оно становилось все громче и громче, в этот миг, все замерли в ожидании чего-то, просто остолбенели, не то от страха, не то хотели понять чей это самолет, наш или вражеский.
--
Это кукурузник! - раздался истошный крик.
--
В укрытие!!! Бегом, куда угодно! - заорал лейтенант незамедлительно, лицо его было исполнено решимостью смертника, хотя дрожащая рука, которой он завинчивал крыжку фляжки выдавала его истинные чувства.
Несмотря на приказание, никто и с места не сдвинулся. Ни вздоха, ни треска сучьев под бежащими красноармейцами слышно не было, только ровное гудение мотора "кукурузника". "Кукурузником" прозвали американский штурмовик А-1 Скайрейдер, который был чрезвычайно уязвимым при встрече с "ястребками"-МиГами, кроме того он был тихоходен, но он внушал страх в солдат, так как они прекрасно знали - этот незурядный самолетик, как правило несет две напалмовые бомбы. Вот почему никто никуда и не побежал, сбрось враг бомбу рядом, ничто бы не спасло солдат от губительного огня. Поразительно, как бойцы сохранили хладнокровие перед смертельной опасностью! Оставалось ждать. Секунды длились часами, зато ничто не мешало сердцам чуть ли не выпрыгивать из молодых грудей солдат. Страшно? Нет. Тревожно. Проходила вечность, все громче слышалось тарахтение штурмовика... не одного, а уже двух! Чем ближе они приближались, тем тягучее становилось время. Бойцы замерли в самых странных позах, которые вызвали бы смех у обывателя, но когда над тобой занесен Домоклов меч, о шутках речи быть и не может. Это была фотография, это были восковые фигуры запечатленные в вечности под открытым небом. Лишь бегающие глаза, капли пота, стекающие от висков к подбородку указвали на одушевленность фигур. Кульминация. Сердце выпрыгивает из груди, кто-то зажмурил глаза стиснув зубы, другой сжал кулак так, что костяшки пальцев побелели. Хотелось кричать. Завывающий звук мотора заставляет вспомнить былое, плохие или доблестные поступки, заставляет раскаяться, жалеть об упущенном, вспомнить мать, родное село, мостовую знакомого города, радостные лица перед отправлением на фронт... Шепот молитвы, которая звучит все громче и громче. Снижение, свист воздуха, разрываемого крыльями винтокрылой машины, усиливающийся рев двигателя, режущий слух писк хаотично-кувыркающихся бомб... Треск сучьев и веток - вот бомбы уже постучались в лес, приглашая за собой смерть... Дыхание пламени, яркая вспышка, неожиданно резкий запах гари и горючей смеси... Мимо! Отлегло. Еще чуть-чуть и Терехов бы задохнулся, теперь он мог сделать глубокий вздох и выдох, утирая пот со лба. Снимая каску и бросая на землю автомат он хитро поглядев на Еськова поинтерсовался:
--
Страшно? - улыбка ненормального посетила его измученное лицо.
--
Ни чуть! - хохоча вдруг выпалил лейтенант, пританцовывая как на шарнирах.
--
Мазила! - последовал чей-то громкий возглас, ответом на который был нервный, безудержный хохот.
--
Товарищ Терехов, вам письмо... от жены. - поправляя воротничок и потирая шею рукой сказал Еськов, когда смех поутих и командиры, вспомнив о готовящемся бое вновь поспешили на свои позиции, в шутку показывая кулак небу.
--
Прав...да... пр...а.а...вда? - запинаясь и абсолютно преобразившись отреагировал Терехов. Его лицо искажалось то в обяаятельно, но вымученной улыбке, то вновь становилось задумчивым и грустным. Рот был слегка приоткрыт, лейтенант понял, что старшина хочет что-то сказать, но не может. Вдруг слезы ручьем брызнули из глаз солдата, он кинулся на шею сослуживцу, будто тот был его родственником. Еськов похлопал его по плечу и достал из внутреннего кармана письмо. - какое красивое... - вертя в руках конверт со странной интонацией в голосе произнес Терехов, глаза его округлились, руки затряслись, на мгновение могло бы даже показаться, что он сошел с ума. Лейтенант незаметно удалился, оставив старшину наедине с окном на Родину. Покрутив конверт еще немного, едва нащупав землю он присел и вскрыл его.
Здравствуй дорогой мой защитник Отечества. Надеюсь ты верно исполняешь долг и можешь показать пример доблести и чести своим подчиненным. Это верно, твое место там, трудиться на поле брани, во имя нашего спокойствия. Но скажи, почему, почему радость побед миллионов не стала радостью для меня!!! Мне страшно... Я тебя ненавижу, презираю. За что, за что ты обязан... Боже праведный... Не пойму... Почему! Как ты покинул дом. Тихо. Незаметно. Как солдат. Ты променял меня на армию. Как ты мог... Нет, у тебя не было выбора. Несправедливо. Я не выдержу. Мне тяжело. Я полна отчаяния. Когда это все кончется? Когда мне принесут свернутый советский флаг и извещение о твоей смерти? У соседей убивают сыновей, мужей... А ты там же. Ты в пекле. И ты не особенный, шальная пуля может и отнять жизнь у тебя. Верю, искренне верю что ты еще жив и читаешь это письмо... нет, это не письмо. Это реквием. Мне страшно так говорить. Но тебя нет рядом чтобы меня поддержать. Я не знаю жив ты или нет. Не знаю... Это ужаснее всего. Так долго длиться не может. Вася, Васечка, что ты там забыл. Честь? Ты и так... Бред! Ты делаешь правильно... Я запуталась, не знаю что делать...На грани. Это лабиринт. Из него нет выхода. Для тебя бой всего лишь мгновение. Для меня работа теперь ад. Каждая минута как час. Время ползет, как назло ужасно медленно. Оно не загладит ран. Тварь! За что, за что так медленно. Почему я думаю только о тебе! Не могу иначе. Почему!? Это жестоко! Не хочу смотреть на себя в зеркало. Я ужасна. Исхудала, глаза померкли, волосы стали ломкими. Это ерунда. Главное, чтобы ты был цел и невредим. Если ты читаешь это письмо, скажи, скажи, что делать!?
С любовью и искренней надеждой Жанна.
Терхов посмотрел на часы. Еще десять минут. Он бережно сложил листок и положил его в красный блокнот. Горечь не покидала его. Сдерживать слезы было невозможно, да и не имело смысла. Положив красный блокнот во внутренний карман он достал другой - черный. Весь потертый, слегка ободранный по краям обложки он был тоньше красного... На ходу Терехов открыл его и стал просматривать чтраницы, исписанные красной ручкой. На первой странице была нарисована пятигранная звезда с серпом и молотом, под ней был нарисован автомат калашникова и пробитая каска. Под рисунком стояла подпись: "Юрий Харькин". Терхов не сбавляя хода перелистнул страницу. Четким почерком была выведены фамилия и имя художника. Приклеена фотография. На ней черная косая полоска. С грустью Терехов читал написанное им же. Это был блокнот смертников - сюда терехов записывал фамилии всех погибших его солдат и их характеристики, воспоминания. Харькин погиб месяц назад, став первым убитым в роте Терехова. Его он знал еще со школьной скамьи, оба родом из Новгорода, дили на одной улице, всегда были вместе, даже с Жанной он познакомился благодаря Юрию. Его не было. И смерть во имя Отечества не могла стать оправданием ни для его жены, ни для Василия. Резким движением он зазкрыл блокнот и поспешил скрыть его под шинелью. Кто виноват? Он? ДА! Это все он, не уберег солдата. Терехов ударил себя по голове и прикусив губу уже бегом отправился на позицию. Да. Виноват бы он. Он был виноват в том, что он не был Богом и не мог воскресить лучшего друга. "Война" - вдалбливал в себя Терехов, какое-то время это помогало сдержать яростный напор горечи утраты. Но не теперь, оборона была взломана, вскрыта, танковые клещи устремились в эти бреши расширяя их, уничтожая последние очаги сопротивления разума. Василий был горячь сердцем, но до сих пор он мог совладать с собой, холодная голова остужала опасный пыл сердца и революционные позывы опьяненной души. Он должен остаться в живых, иначе один человек лишиться смысла жизни и это приведет к страшному... Нет, он не будет бояться, избегать опасных участков бросая на рожон молодах парней. Их тоже ждут. Но он должен вернуться!!!
III
Туман рассеивался. Старшина смотрел на лес, занятый врагом, макушки елей, выглядывающие их редеющей белизны на предвещали ничего дурного. Оглянувшись он окинул взглядом своих бойцов и задержал вгзгялд на сиротливой березе, которая непонятным образом росла среди елей. Она была "щупленькой" листики ее были маленькими, бледно-зеленого цвета. Он подошел к ней поближе и дотронулся до одной из веток, загадочно улыбаясь, изредка задирая голову, чтобы окинуть взором небо. По-прежнему птицы не нарушали гробовую тишину. Он погладил белый, стройный ствол березки, затем тихо произнес слово "дружок". Терехов перекрестился, отойдя от нее, вновь задирал голову, будто обращаясь к всевышнему. Он обернулся и увидел перед собой ефрейтора Ковальчука.
--
Что-то ты какой-то бледный, - сказал Ковальчук - готовность три минуты... - и отвернувшись встал немного поодаль.
Древнее поверье гласило. Что за некоторое время до смерти, человек бледнеет, становиться мертвецкого цвета, будто кто-то хочет предупредить о близкой кончине ничего не подозревающего человека. Опустив голову он достал черный блокнот, записал свою фамилию и подписал: "Я тебя люблю. Держись, ты справишься, прости!".
--
Ковальчук! - еле слышно произнес Терехов - подойди сюда
--
Чего... - готовый услужить или помочь другу Ковальчук ждал слов Терехова.
--
Отправишь это моей жене, если меня убьют. - Василий протянул ефрейтору блокнот. Тот нехотя взял его и поморщил нос.
--
Дурак ты, сам отошлешь. - и с надеждой посмотрел на старшину.
--
Сам не отошлю, ты отошлешь. Обещаешь? - Терехов сжал руку Ковальчука.
Терехов вышел из леса, стоя в полный рост, наклонился, опершись на колено, взял кусок сырой земли и потер в руках. "Чужая" - подумал старшина, возможно последний раз обращая взор на небо. Раздался треск автомата, глухой хлопок, щелчки, очередь, еще одна, так без конца. Шипящий звук возвестил о полете ракет. Терехов с ужасом увидел красные ракеты. На мгновение сердце ушло в пятки, но сделав глубокий вдох и найдя Ковальчука он пошел вперед зазывая за собой остальных. Метров через пятнадцать он кинулся бежать. "Ура-а-а-аа-а-а! За Родину, бей сволочей!!!" - кричал он на бегу, на что рота отреагировала громогласным эхом, заглушившим звуки выстрелов и разрывы минометных мин. "Ура-а-а-а" тянулось над полем, подняв голову, придерживая каску одной руков и держа автомат в другой, Терехов увидел птицу. Кривая улыбка скользнула на лице старшины. Это был ястреб. Вольный, он безмятежно кружил над полем, даже не обращая внимания на шум, поднятый снизу. Фигурки то появлялись, то исчезали в нерассеявшейся пелене тумана, красное знамя периодически разрывало белизну, приближаясь к страшной черте вражеского леса. Вспышки, серые разрывы минометных мин. Огненные трассеры тянулись на встречу бегущим густой росспью по полю бюойцам. Тир. Вот прервал бег один из бойцов, картинно всплеснув руками, будто подскользнувшись он упал далко отбросив автомат. Снова глухие хлопки, языки ядовитого пламени сверкнули в редком лесу, на время заставив остановить ураганную пальбу. Мнометы. "Не я воюю, воюет муравейник" - возможно именно эта мысль посетила голову вольной птицы, которая скользнув на крыло полетело прочь.
Ура, приветствую тебя!
Я криком пламенным "ура"!
Бегу и все бегут,
Снаряды рвуться там и тут.
Как славно, катасрофа,
Ты скачешь словно антилопа,
Несешь иы горестную радость,
Которая, возможно, пакость.
Свист пуль. Рокот, говор пулемета,
Товарища хрип, предсмертный всхлип,
Не бывает без крови полета,
Кто навеки к земле чужой прилип.
Снова "Ура", смерть проноситься рядом,
Коса ее срезала товарища жизнь,
Чтобы погибнуть не нужно быть магом,
И не надо кричать вслед ей "поле покинь"!
Красота. Музыка. Жар.
А противник все ближе и ближе,
В груди это разжигает пожар,
Страх становиться все ниэе и ниже!
***
Cтаршина посмотрел направо. Парни бежали. Молодые. Коршуны. Кричали раскатистое "Ура-а-аа". "ПОЛОВИНУ ПОУБИВАЮТ" - подумал Терехов, но услышав непонятные немецкие вопли "Kapitulieren? NEIN! Hurrr-a-a-a-a-a!" он в ответ снова заставил себя закричать "Ура". Терехов чувствовал неровно пульсриующую под ногами землю, вновь поправив сползающую каску, глазомером вымерил макушки деревьев леска. Дыхание сказало "не добежишь", выпрыгивающее сердце закричало "не смогу", подкашывающиеся ноги спрашивали "долго ли еще?", прыгающий "сидор" натирал бок, как бы говоря "погоди, зачем тебе это", но на все "нет" у старшины находились везкие "да". "Еще недалеко, метров двести, не больше" - подумал Василий оглядываясь по сторонам, да он не один, это хорошо, добежим. Свист пуль, разрыв, где-то за спиной толкнул его, но широко размахивая руками, наклонясь вперед Терехов избежал падения. Хлопок, чье-то тело, как кукла подкинутая упрямым мальчишкой взлетела ввысь. Кто-то уронив автомат упал лицом в грязь, но тут же поднялся разыскивая потеряный автомат. Душераздирающий крик "мама", столь пронзительный и жалобный, что зарезал бы любого, но только не здесь и тем более не сейчас. Хлюпанье сапог, из под подошв летели хлопья свежей грязи. Тяжело. Недавно начищенные, сапоги, тонули в мягкой почве поля, утяжеляя бег налипшими комками земли. Знакомая раскатистая очередь. "Калашников". Остановившись, боец в запачканной шинельке, приложив автомат к плечу, стал прикрывать бегущих товарищей. Звук пробитой жестянки, алая змейка побежала от виска мимо тусклых безжизненных глаз. Солдат упал на колени. Бежавший стрелок остановился, взял за плечо безжизненную статую, потеребив ее. Безполезно. Неожиданный трассер метнулся из леска к бойцу, настигнув его он разорвал ему левый, подставленный бок. Дернувшись солдат оказался на земле. Он уже не станет. "Cтопятьдесят" - оскалившись, старшина перебирал ногами по сырому, вязкому грунту пыхтя, мечтая побыстрее достичь леса. Грязь стала подниматься маленькими фонтанчиками перед Тереховым, свист мимо пролетевшой пули, белый трассер... Старшина неуклюже плюхнулся прямо в лужу, подгибая левую ногу под спину. Ковальчук, бежавший подле него, на мгновение остановился, оглянулся и ринулся к командиру. Намеренно упав, он подложил руку под голову Терехова. Тот часто захлопал глазами, тяжело дыша. Резким движением схватил Ковальчука за воротник, приподняв голову, зло шипя старшина произнес "почему остановился!". Перевалившись на правый бок, опираясь на автомат, Терехов сделал усилие чтобы встать. Разочарованно он поглядел на запачканную шинель, чувствуя себя ужасно неловко в промоченной форме. Грудь ныла. Пуля свалила старшину, но надежный панцирь спас от верной гибели своего хозяина. "А прав бы Еськов... смертники... а им бы еще стрелять научиться, а то доберусь же до них..." - со злой улыбкой Терехов взглянул на Ковальчука. Не дожидаясь приказа, тот бросился догонять волну. Некотрые из первых рядов уже залегли и начали вести ответный огонь, ужасающий, не менее ураганный чем вражеский. "Дураки, сейчас же минометы накроют." - подумал старшина крича "вперед". Туман стремительно рассеивался, так что Василий уже видел залегших бойцов передового отряда, тех, кто подавал сигнал гранаты. Они были на расстоянии броска гранаты от кромки леса. Застывшие в странных позах они заставляли думать о себе как о мертвых... Вдруг некоторые зашевелились, подползая ближе к лесу и немного пристав бросили гранаты. Задние ряды наступавших сново закричали яростное "ура". Этот крик казался криком отчаяния, потонувшем в шуме, гаме выстрелов и разрывов осколочных гранат. Заградительный огонь противника был убийственным, все чаще раздавались возгласы и стоны умирающих, чаще солдаты оказывались на земле, сраженные шальной пулей. Стена смертоносного огня заставила залечь цепи бойцов советской армии. Слепому героизму было не место. Видя тупиковость сложившейся ситуации он выстрелил желтую ракету. Она означала продолжение атаки. Заткнув страх за глотку, жестоко избив его дисциплиной и выучкой "гвардейцы" привстали на колени и открыли заградительный огонь, в то время как остальные бойцы в шинелях пробежав несколько метров бросили дымовые гранаты. Ветер дул в спину советским войнам, что было им наруку - серый дым стелился в сторону леса, не давая противнику вести прицельный огонь. Блеснули штыки на автоматах и карабинах вновь поднявшихся в атаку. Снова "ура", которое стало нервировать старшину. Он осмотрелся. Крича, смело идя в атаку, чуть согнувшись бойцы бежали в сторону леса. Смертоносные трассеры внезапно появляющиеся из серой завесы по-прежнему убивали солдат. После короткой пробежки, прозвучала команда "стой". Поравнявшись с солдатами из отрядов "передовиков", "гренадеры", как бы назвал своих солдат теперь Терехов, вновь бросили дымовые гранаты, продолжая атаку. Старшина никак не мог понять, почему замолкли вражеские минометы. Видать потрудились советские артиллеристы. Неважно. Переведя дыхание, взмокший, со страшно ноющей грудиной Василий повел роту дальше. Проходя мимо видимо раненного "передовика", Терехов похлопал его по плечу, приговаривая "молодцы". Затянув ремешок каски он бросился в сторону леса. Нога, недавно утопающая в грунту, наступило на что-то твердое. Оступившись, старшина оглянулся. Он наступил на труп бойца. "Прости" - нахмурившись сказал Василий, отдавая честь. Ускоряя шаг, переходя в бег, старшина становился угрюмее, лицо становилось решительным, несмотря на то, что инстинкт самосохранения дергал его за штанину, умоляя не идти дальше. Пробегая через завесу он ничего не видел. Только слышал близкую стрельбу, отчаянные крики "fire!", щелканье затворов, опустошенных штурмовых винтовок, возгласы, крики, новые хлопки разрывов гранат. Терехов пошатнулся, снова что-то задело его, на этот раз разорвав шинель на животе. Василий недовольно, вскипая покачал головой, как что-то ударило его по каске. "осколки, богодушу мать!" - переводя положение флажка "Калашникова" на "автомат" проворчал Терехов. "Russians! They are here!" - настиг крик уха старшины, выскакивающего из серой пелены дымовой завесы. Споткнувшись об какую-то не-то кочку, не-то камень, Василий распластался на земле прямо перед американцем, дрожащими руками перезаряжавшим пистолет-пулемет М3. Злостный оскал скользнул на безжалостном лице советского солдата и он открыл огонь в упор, превращая не на шутку исказившееся в испуге лицо янки в кровавое месиво. Кто-то упал на старшину, больно ушибив ему шею. Готовый крепко выругаться он почувсвовал, как "инородное тело" вздрагивает под очередью патронов. Нечеловеческими усилиями скинув "кстати" упавший труп советского война, Терехов мгновенно прильнул к прицелу, приложенного к плечу автомата. Бабочка опустилась на курок и стрелявший из-за ствола массивной сосны противник схватился за шею. Кровь фонтаном брызнула из разбитой сонной артерии британца, щедро орошая землю. Переведя огонь на бегущего американца, бросившего автомат и очевидно потерявшего каску. Калашников послушно запрыгал в руках старшины, пули настигли жертву, попав ему в голову. Терехов отчетливо видел, как череп противника буквально раскололся, безформенная, серая масса вперемешку с кровью разлетелась, налипая на стволах близких деревьев. Василий перекатился, по своему опыту он знал, как плохо долго оставаться на одной позиции слишком долго, поэтому лежа у какого-то пня, да и тем более мертвого американца он не стал задердиваться. Треск и свист отрикошетивших пуль заставил обратить взор старшины на спасшего его пня. Еще раз перекатившись он лежа приложился к прикладу вымкивая цель. Из куста показалась вспышка. Глухой звук, попавшей в тело пули. Еще одна мать получит похоронку и свернутый советский флаг. Василий дал короткую притрелочную очередь. Затем длинную. В ответ куст разразился огнем, поднимая в воздух куски земли рядом со старшиной. Терехов нажал на курок... щелчок, еще, опять щелчок. Магазин был пуст. Неприятная перспектива быть убитым отбросила его назад. Потянувшись за рожком старшина увидел выскакивающих из дым-завесы советских войнов... многие падали сраженные вражеской пулей или спотыкаясь о трупы. Перезарядив автомат Василий выглянул из-за бугорка, только думал сделать очередь, как один из бойцов заставил замолчать "куст", бросив гранату. Терехов вскочил и бросился вглубь леса. Земля стремительно уходила вверх. Бежать было тяжело, тем более, что попадание пули в грудь давало о себе знать. "Atack!" раздался решительный вопль на иностранном языке. Поднявшийся на лесистый пригорок советский солдат кубарем покатился назад с размаженной головой. Близкий разрыв гранаты положил еще нескольких советских бойцов. Предчувствуя дурное старшина стремился к кромке пригорка. Слева раздался хрип, Терехов увидел американского смельчака, пырнувшего "красную мразь" штыком-ножом. Сделав ловкий прыжок тот оказался в опасной близости к старшине, но сделав шаг в сторону, Василий пропустил янки мимо, отвесив удар прикладом в спину. Выронив оружие, ловкач упал, безпомощным лежа на земле, он был добит очередью из калашникова сзади идущим бойцом. Истошный крик испугал старшину, оглянувшись он увидел бегущего на него раскрашенного янки с занесенной над головой, как топором штурмовой винтовкой М4. Сделав шаг назад, старшина подскользнулся и упал, выронив автомат. Размалеванный тоже выронил из рук оружие, будучи настигнутый долгой очередью, просадившей его от бедра, до плеча. Ошеломленный, старшина недолго оставался на земле, но затем вскочив на ноги понесся снова вверх, штурмуя пригорок. На этот раз обошлось на истории. Пригорок оказался ровным как поверхность письменного стола, единственное, что он был весьма лесистым, что, впрочем, не мешало жестокой рукопашной схватке. "Плато" - тяжело дыша подумал Терехов, дав очередь из автомата по мелькнувшему янки. Пули не достигли цели, расщепив край ствола дерева, оставив незаживающий след. Разрыв гранаты, взорвавшейся в руках бросающегося. Как кошка, перепрыгивая через трупы своих и чужих Василий словно тень передвигался меж деревьев, изредка останавливаясь для стрельбы. Во время одной из таких остановок запачканный американец, словно "божье провиденье" внезапно возник перед старшиной. Обнажив белые зубы с криком, замахнувшись он попытался ударить Василия, но тот поттвердив свою ловкость, несмотря на болевшую грудину нагнулся, пропустив мощный удар над головой. Распрямившись он одарил американца тычком приклада в грудь, прибив того к стовлу сосны. Янки оказался не из слабых, скрестив с Тереховым автоматы он сбросил старшину на землю. Победный клич раздался из уст врага, как Василий сделал подножку, свалив американца на землю. Ударившись о ствол дерева, выронивший оружие тот потянулся в кобуру за Кольтом, но разьяренный старшина воткнул штык-нож в горло янки рядом с ключицей. Как умирающая птица американец задергался, размахивая руками, на губых его появилась кровавая пена. Мгновенно побледнев он перестал двигаться, пуская кровавые пузыри изо рта. Вспотевший в шинели старшина продолжал движение. Свои прошли уже дальше, повсюду оставляя трупы. Василий несся вперед, как будто там, где звучали звуки стрельбы и стоны раненых раздавали получку. Он замер, увидев виртуозное владение оружием советского "пикинера" - как называли карабинеров с СКС за длинные штыки. Режущим ударом распоров живот подскочившему британцу он мигом виртуозно закрутил карабин, одновременно уходя из под удара другого вражеского бойца, отвешивая крем приклада сильнейший удар в скулу. Провернув карабин в руках еще раз, он тычком приклада в нос свалил третьего британца на землю, добив точным ударом штыка в спину. Наступив на труп, он небрежно вынул штык из тела вражеского бойца и прицелившись убил подбежавшего американца единственной пулей, угодившей ему прямо в глаз. Продолжая бросок Василий наткнулся на катающихся на земле в рукопашном бою солдат, вывернувшись американец оказался сверху советского война, пытаясь заколоть того, как барана. С дикой усмешкой Терехов всадил в спину американца штык, со словами "отдыхай".
Грудь еще болела, бежать Терехов почти не мог, тяжело переводя дыхание он огонял остальных. Главная цель - поляна была уже рядом.
IV
Cовершенно измотанный, он достиг поляны. Не доходя до нее он почувствовал близкий запах гари и пороха. Тяжелый дым поднимался над поляной. Оказавшись в пункте назначения он понял, почему минометы противника прекратили огонь. Их там попросту не было. Артиллерии старшина тоже не заметил, хотя кое-какие следы стоянки были. Все это показалось ему странным.
К приседшему старшине подошел Ковальчук.
--
ну вот, остался живым?
--
А ты не видишь. - нагло усмехаясь спросил Терехов.
--
То есть передо мной призрак или живой мертвец!?
--
У тебя рука... - старшина показал на свою правую руку.
--
Ерунда - протянул Ковальчук, до сих пор не замечавший ранения в руку.
--
Медика нужно.Пошли на пригорок, здесь быть опасно.
В центре поляны был невысокий холмик, почти абсолютно лысый, лишь валуны и немногочисленные ели создавали "неровности". Терехов взглянул на часы. Была половина двенадцатого. В двенадцать, после сигнала ракетой, последняя рота придет сюда, вместе с минометами. Тогда можно будет оказать помощь раненным, поискать оставшихся в живых, а пока нужно было укрепиться. Сил было мало, но кто сказал что быдни солдата легки. На вершине холма он увидел радиста, тщетно пытавшегося связаться со своими. "Береза, береза.... Я клен.... Ответьте..... Береза, нам нужна поддержка.... Береза... Береза...." - радист громко выругался заново приступив к делу - "Оскар, оскар..... Нужна поддержка с воздуха.... Оскар, ответьте....". Безполезно. Тишина. Терехов с досадой посмотрел на радиста. И оглядел лес, окружавший поляну. Один из кустов сверкнул вспышкой, затем раздался звук выстрела, еще один куст разразился огнем, щедро поливая склоны холма пулями. "Что за крики в приемнике" - недоуменно радист исказился в лице, как будто не слыша выстрелов. - "Янки.... янки здесь... похоже они будут нас жать!!!!" - в испуге радист сбросил "уши" оповещая всех. Подобное никого не удивило, ибо советам уже доставалось, безпрестанный огонь велся, как казалось со всех сторон. Терехов облюбовал местечко у валуна и тщательно целясь отвечал в лес. Своих людей, кроме Терехова и еще некоторх он не видел, в суматохе боя части рассыпались, теперь почти весь батальон оказался в неутешительном положении, парализованный, без своих командиров. Разрывы минометных мин дали знать "куда делись чертовы минометы". Прекратив ненадолго стрельбу, старшина отчаянно зачертыхался. Свист пуль, столь привычный до этого, казался слишком частым и громким. "Берегите патроны" - узнал голос Еськова старшина. Потихоньку говор калашниковых стал утихать, пока и вовсе не прекатился. Так или иначе, рокот пулеметных очередей не переставал резать слух и трассеры щедро поливали позиции красных. Разрывы мин становились все более частыми, подобная тенденция не могла не пугать. Холм продолжал молчать. А расстрел продолжался. Самое страшное - ждать пока какая-нибудь предательская пуля настигнет тебя. Убьет или не убьет? Страшно. Умереть когда-то не страшно, но сейчас это невыносимый страх. Старшина зажмурился. Так он терепл несколько минут, пока под в звук выстрелов западного оружия не вмешались звуки стрельбы СВД. Справа он заметил отлично замаскированного бойца со снайперской винтовкой. Красавица СВД была бурого цвета с нанесенными кривыми черными линиями на цевье. Стрелок не мог не восхищать Терехова. Недвижный, он долго смотрел через прицел в сторону леса высматривая жертву. Лицо его немного преобразилось. Рука мягко заставила винтовку скользить вслед за целью. Напряжение достигло апогея, для стрелка не было ни выстрелов, ни разрывов мин, только бегущая между деревьями цель - офицер. Вытащив кончик языка изо рта он продолжал следить за целью. Вот. Сейчас, только сейчас. Лепесток ромашки упал в стоящую гладь пруда... Грянул выстрел. Сраженный невидимым противником офицер упал. Снайпер достад мелок из кармана и начертил черточку на цевье винтовки. На ней Терехов отметил зарубки. Сделанные ножом. Не поленившись посчитать, он предположил, что стрелок уничтожил сорок три вражеских солдата. Тем временем снайпер продолжал дело. Снова выстрел. Снова он потянулся за мелком. Как хотелось Терехову сказать "молодец", но он не посмел сбивать стрелка.
Так продолжалось долго. Американцы с британцами щедро поливали обстреливали холм, строя правильные предположения о живых советских солдатах. Оглядевшись, старшина увидел подползшего Еськова.
--
ну что лейтенант, как мы попали - с усмешкой произнес Василий
--
это они не подозревают, как они попали. - озлобленно ответил Еськов.
--
Они нас всех положат, видал уже сколько мертвых, а их тьма-тьмущая. Где мои бойцы?
--
Там. Ты главное заранее себя не хорони.
--
И не стану, хочу напоследок им задать. - криво улыбнулся Терехов - одно плохо, жена не получит моуго послания. Получит только похоронку да флаг.
--
Не получит.
--
Который час.
--
Ровно двенадцать.... А зачем тебе, у тебя же свои часы есть.
--
Лень смотреть, привык уже к этой стрельбе. Да и время обеденное. Кушать пора - Еськов неоднозначно отреагировал на подобное изречение, улыбнувшись, а затем нахмурившись, мало ли, не сошел ли с ума дикий старшина.
--
Да, гады даже поесть не дают. Смотри, вон, пошли гады. Бить сейчас их будем. - указывая пальцем на вышедших из леса янки Еськов улыбнулся.
--
Наконец-то, держите меня четверо!
Радист все еще пытался связаться со своими. Подошедший к нему Еськов сказал: "не надо, это безполезно, мы все уже мертвы, подбери автомат и уложи так много этих гадов, как только сможешь." - заботливый взгляд комбата и его равнодушие поразило радиста, от чего он стал зазывать "Березу", "Оскара" только чаще. Цепь сужалась, протвник подступал ближе и ближе. Прильнув к прицелу, подпустив жертву на метров эдак двести, со словами "прощай любимая", Терехов перевел автомат на стрельбу очередями. Зажмурившись, будто прощаясь с жизнью, он нажал на курок, подкошенный солдат противника упал. Еще очередь, залегший пулеметчик уже никогда не встанет. Холм стал огрызаться, издалека больно жаля врага. Янки не выдержали, встав в полный рост, решили задавить советов числом. Старшина выложил перед собой рожки и хладнокровно зевнул. Приложенный Калашников вздрогнул, пламя вырвалось из дула. Пули настигли бегущего солдата противника. "Дай мелок" - попросил Терехов снайпера, озарившись лучезарной улыбкой.
Над холмом взвился красный флаг. Поднялась страшная стрельба. Бас советских калашниковых перекрикивал перекрикивал численно больший симфонический оркестр врага. Терехов заметил вновь парящего над полем боя ястреба. Гордая птица вновь разглядывала фигурки бегущих людишек, яркие вспышки, трассеры... Опять она парила безмятежно, как будто не замечала страшной бойни. В поттверждении тому она села на узорный конец древка боегого знамени, гордым взглядом воодушевляя бойцов.
Многое произошло в этот день. Много крови было еще пролито. Много было стонов, много криков умирающих навсегда нарушили утреннюю тишину. Бой длился долго. Безпощадный, не жалел ни слабых, ни сильных. Бой кончился к трем часам.Радист "достучался" до своих и вызвал огонь на себя. Дивизион "Градов" выполнили посмертную просьбу. Изнеможденные бойцы лежали в лужах крови, на гильзах, на трупах товарищей, на трупах врагов. Их страшные умершие глаза смотрели на них. Они буравили их. Было страшно. Выжившие были. Среди них Терехов, Ковальчук, снайпер, пикинер, Еськов. Радиста убили. Во многом благодаря его поступку остались живые. Дивизион Градов грамотно накрыл площадь, почти не затронув холм. Лес горел. Пепелище поднималось высоко в небо. Раненный в ногу и плечо, сидя на каске он глядел на горы трупов, на догорающие стволы деревьев некогда безмятежного леса. Его пустой взгляд был устремлен на страницы черного блокнота. Еще шестьдесят два бойца. Никогда их резвый смех не разрядит возникшую тишину. Шестьдесят два флага только на одну роту. Блокнот его упал на землю. Он открыл красный и прочитал: "Я тебя люблю. Держись, ты справишься, прости!". Убрав в грязную шинель оба блокнота, корчась от боли, еле живой Терехов взглянул на рядом стоящих ОВДшников. Они молчали. Рядом с ними были советские солдаты. Они молчали, но глядя друг-другу в глаза отлично понимали тяжкие думы. Он еще раз вспомнил страшную цифру, схватился за голову, увидев горы трупов, поглядев на цевье автомата, на котором было двенадцать штрихов, старшина почувствовал, как голова его кружиться. Все пошло кругом. Его стошнило. "Двенадцать часов.... Пообедать" - с усмешкой подумал Терехов, заметив птицу на древке знамени. Ястреб поглядел на него как бы с вниманием и вскрыжил ввысь. Старшина проводил его взглядом.
--
ну что, сложным был день? - cпросил Еськов у Василия.
--
Ничуть. - неожиданно ответил Терхов с серьезным выражением лица. - завтра будет труднее. Нужно будет закапывать трупы.
* * *
Эпилог.
Война
Война! Опять война настала И разрушает всё подрят: Дома, сады, цветы, деревья И губит жизни молодых ребят.
Ударил гром. Свистят и убивают пули. Бомбят наш дом неслыханные бури. Дрожит земля и плачет от печали, За жизни всех не выживших ребят.