Альберт обнаружил себя в аудитории с высоким потолком и пятью большими окнами. Ряды сидений под небольшим углом поднимались вверх от сцены, Альберт сидел ближе к задним рядам. Снизу, на невысоком помосте, находился лектор, однако кроме него и Альберта в аудитории никого не было. Невысокий мужчина, около сорока лет на вид, в хорошо скроенном костюме, выступал перед пустым залом, судя по всему, репетируя какую-то речь. Единственного слушателя он не замечал, либо просто не останавливал на нем взгляда. Альберту стоило усилий сконцентрировать внимание на том, что именно говорил лектор: пространство было чуть более вязким, чем обычно, что делало перенос внимания между объектами затруднительным.
- ...итак, для сомневающихся я могу с легкостью доказать, что Вы находитесь в процессе растворения, и Ваши мысли полностью заняты Мантрой, не оставляя Вам ни капли энергии для осознания окружающего Вас мира...
В ходе речи лектор переводил взгляд между пустыми сидениями, словно ему внимали невидимые слушатели; его лицо было живо, однако эмоции сдержаны.
- Представьте, что когда Вы смотрите на этот мир, Вы смотрите кинофильм. Постарайтесь зафиксировать эту мысль на несколько секунд. Осмотритесь вокруг, посмотрите на окружающие Вас вещи. Если у Вас достаточно стартовой энергии для фиксации на указанной мной мысли, уже через несколько секунд увиденный Вами мир начнет слегка удивлять Вас. Плоская картинка начнет наполняться объемом, Вы начнете воспринимать расстояния между предметами, увидите более яркие цвета. Возможно ощущение легкого головокружения, поднятия сил, небольшого испуга - или всего этого одновременно.
Итак, Вы смотрите кинофильм. Вы участвуете в нем, и, в то же время, смотрите его со стороны.
Оглянитесь на свое ближайшее прошлое и ответьте себе: Интересно ли Вам? Попав на такой сеанс в кинотеатр, через сколько времени Вы бы покинули кинозал?
Лектор сделал паузу и внимательно провел взглядом по пустым рядам.
- Какие фильмы Вам нравятся? Детективы, мелодрамы? Возможно, комедии?
Давайте уравняем вещи, которые сравниваем: среднестатистический художественный фильм представляет собой двухчасовую нарезку кадров из периода жизни его героев, длящегося, как правило, от нескольких часов до нескольких суток или недель. Попробуйте вспомнить, какой интересный фильм был в Вашей жизни с того момента, когда Вы стали предполагать, что исчезаете?
Альберт почувствовал какое-то подобие испуга. Человек перед ним либо был не совсем адекватен, либо...
- Думаю, что перед Вашими глазами было все, или почти все, кроме того, что могло бы быть интересным, или полезным, или вообще хоть каплю ценным при взгляде со стороны. Возможно, какие-то мимолетные эпизоды, случайно упавшие в Вашу жизнь, какой-то конфликт, ссора, может, интересное знакомство, внезапная влюбленность, если кто-то здесь еще помнит, что это такое. Секс. Даже Ваши влюбленность и секс, если бы и заинтересовали кого-то при просмотре в каком-то вызывающем кино, то только в том случае, если Ваш партнер и Вы красивы. А в любом другом случае - Вы и вся Ваша жизнь - просто набор бессмысленных изодранных комиксов с разбросанными картинками.
Но если Ваш фильм скучен даже Вам, как получается, что Вы продолжаете смотреть его изо дня в день, оставляя в нем все меньше места для тех событий, которые были бы важны и интересны?
Ответ лежит на поверхности. Вы этот фильм не видите. Вы отсутствуете в собственной жизни, Вы бросили себя, хоть и не помните этого. А раз Вас нет в своей собственной жизни, стоит ли удивляться, что Вы себя не наблюдаете, равно как и другие не видят Вас? Нельзя увидеть то, чего нет.
Альберт с усилием оторвал внимание от оратора и посмотрел на один из своих рукавов. Потом обратно на оратора. Он помнил, что происходило еще совсем недавно, но воспоминания были будто за толстым матовым стеклом. Эти воспоминания не имели никакого эмоционального окраса, не вызывали никаких чувств, и были они такими, словно их и не было или пережил их другой человек, но человеком этим являлся сам Альберт. Еще эти воспоминания не имели совершенно никакого ориентира во времени: когда именно события из воспоминаний происходили с тем человеком, которым являлся сам Альберт, было совершенно неясно. Хотя логически можно было понять, что не так уж и давно...
Так или иначе весь этот хаос в голове не вызывал дискомфорта. И сам факт отсутствия дискомфорта казался достаточно приемлемым, чтобы спокойно сидеть и продолжать слушать то, что говорил мужчина в костюме. Альберт решил, что все это схоже со сном: ты оказываешься в незнакомом месте, ситуации и времени, но это не вызывает у тебя никакого протеста.
- Наблюдайте за развитием сюжета своей жизни в течение недели или двух, - продолжал лектор, - Старайтесь ни на минуту не забывать, что Вы смотрите фильм. При этом:
1. Не упускайте из внимания мысль о том, что происходящее вокруг является фильмом, в котором Вы - главный актер.
2. Не теряйте связь с реальностью. Если Вы участвуете в кино, это не значит, что вы вольны делать все, что вздумается. Вокруг вас другие люди, поэтому с умом выбирайте жанр Вашего фильма.
3. Будьте субъектами, а не просто наблюдателями. Инициируйте события, действуйте так, словно от Вас еще что-то осталось.
Это основные правила действия для Вас на ближайшие несколько дней. Рекомендую для начала сесть и продумать сюжет Вашего фильма. О чем он будет. Важные сцены продумывайте подробно, вплоть до деталей.
И, наконец, помните, что после лекции каждый из Вас вернется к своему обычному состоянию. Но никто уже не забудет, что то состояние, в которое он вернулся, не является для него обычным.
...Спасибо.
Лектор еще раз внимательно оглядел пустой зал и, вновь не обратив никакого внимания на Альберта, начал собирать вещи со стола. Во время прослушивания речи Альберт понимал, что то ли оратор начал не сначала, то ли сам Альберт каким-то образом пропустил часть речи. А потому совершенно не чувствовал никаких угрызений совести по поводу полного непонимания речи странного человека. Хотя задача с просмотром фильма и показалась ему интересной.
Альберт чувствовал усталость и полную потерю сил. Он с трудом мог концентрироваться на услышанном, и анализ услышанного тоже давался не просто. Набор его мыслей в тот момент сильно отличался от обыденного, что было связано не столько с недавними событиями, сколько вообще с внезапным кардинальным изменением восприятия и всех мыслительных процессов в совокупности. При том, что Альберт имел вокруг себя пространство, заполненное предметами и даже другим человеком, и имел доступ в некую, почти осязаемую, субстанцию, играющую роль памяти, он не находил в себе какого-то важного звена, ранее скреплявшего все воспринимаемые предметы в единое целое.
Альберт решил, что пора покинуть помещение, и захотел, было, встать, но не смог даже выпрямить спину. Попытался пошевелить рукой, головой, но понял, что тело его не слушается. Внезапно, не испытывая никакого страха, но руководствуясь автоматическим желанием, он закричал, что было сил. При этом то ли не смог издать ни звука, то ли весь звук исчез прямо в гортани, но в этот самый момент тело Альберта все же получило какой-то толчок, и он повалился боком в проем между столами. Уже лежа, будто сквозь пелену, он видел, как к нему быстрым шагом идет лектор. На этом восприятие Альберта оборвалось снова.
Знакомство (Вне Сна)
Когда Альберт пришел в себя, он находился в просторной комнате с бежевыми обоями. Судя по обстановке, это была комната жилого дома или квартиры, в комнате были большой диван и два кресла. Вдоль одной стены стоял высокий шкаф, на стенах висели несколько небольших картин с неразборчивым рисунком.
Сам Альберт полулежа сидел на диване. Через минуту после того, как он пришел в себя, человек, ранее читавший лекцию, зашел в комнату и сел напротив него. Он внимательно оглядел тело Альберта и только после этого взглянул ему в лицо и поздоровался. Альберт в этот раз даже удивился, с какой легкостью лектору удается произносить слова. Сам он вновь не смог выдавить из себя ни звука.
Не дождавшись ответа, человек сообщил, что его зовут Вильям Гарсия, что Альберт находится в его доме, куда Вильям был вынужден привезти его, так как тому стало плохо сразу после лекции. А Вильям по стечению обстоятельств как раз является врачом.
Вильям говорил размеренно, стараясь выговаривать каждое слово. Он сообщил, что сейчас Альберт не может говорить, так как - здесь врач замешкался, подбирая слова, - так как, вероятно, не знает, как это делать. Точнее, пытается управлять своими движениями не так, как это требуется. Хозяин дома выглядел уверенным и не выказывал сомнения в своих словах, однако по каким-то едва уловимым моментам Альберт понял, что подобная ситуация не является для его нового знакомого ежедневной.
Вильям сообщил, что такое положение дел не должно беспокоить Альберта, так как это не является каким-то опасным отклонением. Однако, чтобы восстановить речь и двигательные функции, ему какое-то время придется четко следовать инструкциям, которые ему будет давать Вильям.
Альберт снова ощутил какую-то тусклую нарастающую тревогу, поскольку симптоматика, описанная новым собеседником, а также его поведение отдаленно напоминали симптоматику и действия в случае инсульта. Из-за густого тумана в мыслях и эмоциях, действие которого Альберт ощутил еще сидя в аудитории, нарастание тревоги по поводу возможного недуга ощущалось на протяжении короткого времени как какой-то отдаленный пузырь с пугающим и опасным содержимым, медленно всплывающий из густой белесой пелены. Пузырь всплывал около десяти секунд, после чего лопнул - но не мгновенно, а тоже медленно - и как только это произошло, оказалось, что пузырь совершенно пуст. Само ощущение тревоги при этом осталось, но устаканилось на некоем невысоком уровне. Хотя определить этот невысокий уровень на сколь бы то ни было доступной пониманию шкале Альберт не имел ровным счетом никакой возможности.
Врач рассказал Альберту, что основное усилие, которое тому придется прилагать, заключается в постоянной концентрации на словах и четком выполнении инструкций Вильяма. Дополнительное, но не менее важное усилие будет заключаться в том, чтобы не подвергать смысл слов Вильяма критическому анализу. От этих двух вещей, в первую очередь, и от сотни других, во вторую - будет зависеть длительность реабилитационного периода.
Вильям говорил достаточно долго. Он сказал, что в своей речи заранее пытается ответить на большинство возможных вопросов, которые хотел бы задать Альберт, но не имеет возможности сделать это. И в своих ответах ориентируется на вопросы, которые хотел бы задать сам, окажись он в подобной ситуации. Вильям рассказал, что на текущий момент у него нет достаточного понимания, что происходит с Альбертом. И он также в сложном положении, поскольку его новый пациент не может дать ему никаких пояснений. Однако квалификации и опыта Вильяма достаточно, как минимум, для того, чтобы дать вынужденному гостю возможность управлять собой. И именно на этой задаче Альберту сейчас нужно сфокусировать свое внимание. Дальше, когда можно будет подробнее понять причины случившегося с Альбертом, можно будет выстраивать дальнейшую схему корректировки его состояния.
Вильям сказал также, что о компенсации его услуг Альберт сейчас может не думать вовсе, поскольку, во-первых, оплата его услуг не является непосильной, а во-вторых, у его гостя в любом случае нет никакого выбора. "Точнее будет сказать, - поправился врач, - что, во-первых, нет никакого выбора, а во-вторых, уже все остальное...".
- Почему не стоит придавать информацию, полученную от меня, критическому анализу, - излагал ход своих мыслей Вильям, искусно используя риторические вопросы. - Некоторые сказанные мною вещи могут показаться тебе глупыми, неправдоподобными, шокирующими, абсурдными и т.д. Все эти характеристики можно будет объединить в одну - не соответствующие действительности.
Почему я буду говорить вещи, не соответствующие действительности. Потому что это такая методика, я буду ее соблюдать, а твоя задача пока условно принимать все, что я говорю, за чистую монету.
Вильям остановился и снова пристально посмотрел в лицо, или, скорее сказать, на лицо Альберта.
- ...это первый вариант ответа. Есть второй - я тебе его назову, а ты из двух выбери тот, который тебе больше нравится. Я буду говорить вещи, не соответствующие действительности, потому что твоей действительности, вероятно, больше нет. И ты будешь вынужден привыкнуть к другой. К той, про которую я тебе расскажу.
Вильям не отводил глаз с лица гостя, пытаясь, вероятно, уловить на нем какую-то реакцию. А Альберт в этот самый момент пытался понять, как так получилось, что последние пару предложений он прослушал или недопонял из-за того, что внимание его в какой-то момент застряло на деталях лица нового знакомого. Альберт только сейчас начал осознавать, что своим вниманием управлять ему крайне непросто, так как любое его передвижение с объекта на объект требует сил, а после даже минимальной задержки внимания на объекте внимание надо отрывать, будто присоску от стекла.
- Итак, - продолжал Вильям, - тебе нужно приготовиться к тому, что работа будет долгой. Чем меньше в эту работу будут вмешиваться твои собственные представления о том, как и что должно работать, тем лучше. Уверен, что часть информации, о которой я буду говорить, тебе известна. Но поскольку я не знаю, что это за часть, я буду говорить все, что имеет значение для восстановления твоих двигательных функций.
Считай, что твое тело сейчас - это свет. Плотность света, из которого соткан ты, или я, или предметы вокруг нас, более высокая, нежели плотность света, окружающего предметы. Управляй своим телом так, как управляют светом. Правило простое, детализировать его довольно сложно. Любое твое движение будет исходить из твоей визуальной мысли. Ты рисуешь себе движение в своем уме - и ты получаешь движение. В конечном итоге это будет происходить одновременно. Ничего невыполнимого. И в то же время добиться этого будет сложно, так как твое тело должно начать улавливать сигналы от тебя. Тебе же нужно будет нащупать те визуальные формы, на которые начнет откликаться твое тело, и научиться воспроизводить их на автомате.
Как только ты сумеешь сделать первое контролируемое движение и сможешь повторить его, дело пойдет быстрее. Первоначально твои движения будут порывистые и топорные. Дальше тебе нужно будет оттачивать все мельчайшие детали.
Немного приятной информации: у тебя все должно получиться. Я не пытаюсь подбадривать тебя, просто... для этого есть определенные предпосылки.
Советую начать с малого: пытайся перевести взгляд с одного предмета на другой, и, как только получится сделать это, не упускай и запомни ощущение этого действия. Воспроизводя ощущение, тебе будет проще воспроизводить и само действие.
Посмотрев на Альберта еще несколько секунд, лектор встал и вышел из его поля зрения.
Движение (Вне Сна)
Несмотря на то, что Вильям старался говорить не быстро, Альберт, как и в аудитории, мало что понял из сказанного. Однако желание двигаться побудило его крайне внимательно относиться к тем фразам, которые относились непосредственно к полученному заданию. В особенности Альберт очень хорошо запомнил фразу "...Ничего невыполнимого".
Альберт послушно решил наладить взаимоотношения со своими глазами и принялся расширять границы своего поля зрения. Попытки вращать глазами вправо и влево, вверх и вниз раз за разом заканчивались неудачами, что поначалу не слишком смутило Альберта. Собственно, сфокусировать взгляд на каком-либо предмете, который и так находился в поле зрения, у него также не получалось. Хотя он помнил, что в какой-то момент ему удалось сфокусироваться на лице Вильяма, когда тот что-то рассказывал.
Попытки переместить взгляд явно забирали силы. Создавалось ощущение, что Альберт пытается управлять мышцами, которые ни к чему не прикреплены, а их сокращение, соответственно, ни к чему не приводит.
Альберт длительное время соблюдал спокойствие, пока в какой-то момент не начал неистово пытаться дрыгать руками, ногами и головой, потом попытался напрячь пресс и встать, потом просто упасть на бок. Картина перед глазами не менялась ни капли, что еще больше выводило Альберта из себя. Он продолжал попытки движения, ему казалось, будто он связан какими-то невидимыми веревками, но рано или поздно ослабит их или вовсе разорвет. Альберт пытался орать, скалить зубы, однако в определенный момент полностью выдохся и... остался в том же положении.
Сидя в состоянии полного опустошения, Альберт вспомнил, как однажды пытался пошевелить ушами. К такому поступку его сподвиг товарищ, способный выделывать этот трюк совершенно свободно. Уши у товарища двигались чуть-чуть вперед и назад, при этом движений нижней челюсти или кожи верхней части головы абсолютно не было заметно. Альберт тогда так и не постиг волшебного искусства шевеления ушами, но зато хорошо запомнил оставшийся осадок почти физического чувства неспособности управлять своим телом. Сейчас это чувство возродилось с новой силой. И речь уже шла о полной неспособности к движению.
Тем не менее, Альберт не смог не отметить для себя интересного явления. Если раньше столь серьезное положение вещей могло легко вызвать в нем серьезную панику, ужас, тошноту или даже удушье, то сейчас ничего подобного не возникало. Альберт отдавал себе отчет в своей беспомощности, в том, что находится неизвестно где и неизвестно с кем, но все это, в совокупности с полным ограничением в движениях, практически не вызывало в нем никакой мощной эмоции. Присутствовали и страх, и понимание возможных последствий, и тревога, и они даже были сильными. Но они не вызывали эмоцию, как физический процесс, который нельзя мгновенно остановить и который начинает жить сам по себе, забирая на себя энергию, сам себя нагнетая и раскручивая вне зависимости от того, продолжает ли существовать причина, вызвавшая старт эмоции. Это было... ново. И это было то, что позволяло Альберту сохранять не только рассудок, но и, в определенной степени, пусть небольшой, спокойствие. Более того, те испуг, страх, которые чувствовал Альберт, ощущались при внимательном анализе как нечто неестественное. Будто лишнее или, скорее, необязательное то ли в данной ситуации, то ли вообще в том месте, где находился Альберт. Неестественное и, словно, имеющее свой конец внутри себя. То есть страх был, но было наряду с ним и какое-то знание, что этот страх можно оборвать в любой момент. В действительности оборвать его Альберт не мог, или не пытался, но это знание не давало панике заполнить собой весь его мозг.
Альберт помнил: страх в самый неудачный момент может отнять нужные силы и даже враз сделать из сильного человека слабого, но сейчас он с некоторым удовлетворением понимал, что упадок сил в нем вызван не страхом, а лишь длительными неудачными попытками подчинить себе свое тело.
И еще он ни собирался сдаваться.
Альберт некоторое время отдохнул и возобновил попытки передвинуть свой взгляд.
Новые комментарии лектора (Вне Сна)
Через какой-то неясный, но безумно утомительный для Альберта период времени перед его глазами снова появился Вильям и, как и в первый раз, сел напротив.
- Сейчас ты хуже, чем ребенок, - после многозначительной паузы сообщил он. - Ребенок начинает двигаться сам интуитивно, так как его голова не забита устойчивыми взглядами на то, как это делать "правильно". Ты же вместо того, чтобы слушать меня и делать, как я советую, изо всех сил пытаешься сделать что-то такое, что, видимо, вызывало твои движения в прошлом. Я говорю "изо всех сил" не случайно. Впустую ты затрачиваешь на свои холостые усилия громадные ресурсы. Не знаю, что представляло из себя твое тело раньше, и из каких тканей оно состояло, но в данном твоем положении такая растрата сил может оказаться - и окажется - вредной, если не сказать фатальной.
Альберт отчетливо услышал высказывание лектора про то, что "тело его представляло что-то раньше" и "состояло из каких-то тканей", после чего имел интерес вновь ощущать в себе появление из пучин белесой пелены и неторопливый разрыв еще одного пузыря тревоги. После которого, равно как и в первом случае, не осталось почти ничего.
Одновременно Альберт продолжал чувствовать в себе отдаленно обидную беспомощность.
- Я дал тебе задание научиться передвигать взгляд. Вместо этого тебя пару раз хватило лишь на то, чтобы потерять равновесие. Да и это достижение было вызвано, скорее, не столько твоими усилиями, сколько неровностями на диване...
Я не осуждаю тебя. Я подвожу небольшие итоги. Так как любая работа должна иметь результат. Спешу напомнить тебе об одном интересном факте. Когда ты был на моей лекции, в университете, ты следил взглядом за моими передвижениями. И я это видел.
Ты это делал непроизвольно, без излишних усилий. Потом ты даже как-то дернулся и упал со стула. Так что же сейчас с тобой случилось? Ты забыл, как это делать? Или ты игнорируешь меня?
Итак, я вынужден повторить тебе то, о чем говорил в прошлый раз. Твое тело ждет от тебя сигнала к движению. Дать этот сигнал несложно, но он имеет свою специфику. Этот сигнал рождается в твоем представлении действия: ты должен нарисовать его в своей голове и оживить его своим вниманием. Именно в этот момент произойдет движение. Сначала это движение будет отдаленно напоминать то, что ты представил. Твоя задача будет заключаться в том, чтобы дать телу привыкнуть к сигналам, которые подает твое сознание, а также научиться направлять сигналы в разные места своего тела. Одновременно ты будешь стараться оттачивать свои движения через детализацию картинки в своем воображении. Чем четче тебе удастся нарисовать свое движение, тем четче будет двигаться твое тело.
Сначала между твоим "рисунком" движения и самим движением будет присутствовать слабо уловимая разница во времени. Меньше секунды. Позже эта разница исчезнет и движение будет полностью накладываться на "рисунок" этого движения.
Если не получается представить движение глаз, рисуй движение одной из рук. Руки - это то, что всегда было доступно твоему полю зрения. Поэтому с их образами проблем быть не должно.
Начинай прямо сейчас.
Совершенно не задумываясь, Альберт посмотрел на свою руку, чтобы начать "рисовать" ее движение. В это мгновение Вильям вскочил, простоял секунду с вытянутым лицом, и громко рассмеялся.
- Ты снова надул сам себя! Это определенно талант!
Вильям поспешно сел назад, но Альберт его видел уже не очень хорошо, так как перевести взгляд назад оказался не способен.
- Не обращай внимания на произошедшее, - все еще посмеиваясь, продолжил лектор, - это как раз то, о чем я говорил в прошлый раз: есть все предпосылки к тому, чтобы ты мог управлять собой прямо сейчас.
Раз ты уже вовсю направляешь свой любопытный взгляд в разные стороны, я дам комментарии по этому поводу. Для тебя сейчас есть два способа подчинить себе свое тело: первый - путем проб и ошибок нащупать те команды, которые будут управлять твоим телом. Второй - дать телу самому сообщить о себе. Для этого надо просто на некоторое время отдать свое сознание в его распоряжение, прекратив попытки управлять им совершенно непригодными для этого командами. Как ты это ежесекундно делаешь.
Второй способ звучит проще, но реализовать его значительно сложнее, так как для этого нужно остановить чтение собственной Мантры. Также этот способ не так хорошо закрепляется в сознании. В общем... сейчас это не наш метод. Что, правда, не мешает твоему телу подчиняться тебе в те редкие моменты, когда ты слегка отвлекаешься от самого себя.
Что касается первого способа, его мы и пытаемся использовать. Итак, сейчас ты смотришь на свою руку. Представь себе то движение, которое ждешь от нее. Не рисуй движение всего тела, не рисуй, как ты весь прыгаешь и машешь руками, и среди машущих рук та, на которую ты сейчас смотришь. От тебя требуется движение лишь этой руки строго из того положения, в котором она сейчас находится. Давай!
Несколько секунд оба смотрели на руку, лежавшую без единого движения.
- Еще должен предупредить тебя: ты очень близок к тому, чтобы твоя рука двигалась. Поэтому ты должен быть полностью сконцентрирован на ожидании движения своей руки. Вот-вот она двинется.
Снова прошло некоторое время.
- Не пытайся двигать своей рукой, как ты привык! Ты снова выдохнешься. Только рисуй. Вкладывай в этот рисунок максимум красок, максимум деталей. Рисуй каждую секунду, вырисовывай каждый кадр так, как если бы ты действительно видел это движение.
Вильям посидел рядом еще немного, сказал пробовать дальше и попросил еще, будто между делом, позвать его, когда рука начнет двигаться... После чего вышел.
Управление телом (Вне Сна)
Через неопределенный отрезок времени, который Альберту субъективно показался несколькими днями, Альберт уже был способен производить грубые движение руками, шевелить головой, передвигать взгляд и фокусироваться на любых предметах.
Сперва начала откликаться та рука, на которую перевел взгляд Альберт во время беседы с Вильямом. Рука действительно двигалась исключительно по визуальным распоряжениям Альберта, с едва заметным опозданием, однако не повторяла их полностью. Скорее, рука просто дергалась, словно в легкой судороге; однако с каждым разом движение становилось все более похожим на то, что изображал хозяин руки в своей голове. Путем постоянных тренировок Альберт добился возможности не только поднимать руку и удерживать ее на весу любое нужное время, но и сгибать руку в локтевом суставе и даже почти четко назначать ее положение в пространстве.
Сам переговорный процесс с собственным телом был безумно утомительным лишь до тех пор, пока Альберт не заметил первого отклика тела на направленный сигнал со своей стороны. Он из раза в раз многократно повторял одно и то же движение, пока до конца не прочувствовал все ощущения, возникающие с момента начала формирования сигнала до получения реакции. Он будто видел сам сигнал, проходящий сквозь руку, вместе с движением руки, только видел его не глазами, а как-то иначе. Будто пространство в комнате, где он находился, одновременно состояло из большого количества слоев, каждый из слоев содержал свой пласт ощущений и информации. Но слои эти и воспринимались как единое целое, и были единым целым, и определить само их наличие возможно было только длительное время концентрируясь на ощущениях одного слоя, как это приходилось делать Альберту при освоении своего тела. Альберт предположил, что разделение пространства на слои отдаленно напоминает различие данных, получаемых им раньше через разные органы чувств. Но только отдаленно, так как само наполнение воспринимаемой информации никак нельзя было четко разделить на зрительный, тактильный или звуковой блоки. Они делились как-то иначе. Как именно, Альберт пока не понимал, да и не уделял этому много внимания.
Как бы там ни было, как только в голове Альберта был выведен алгоритм создания движения, переносить этот алгоритм на другие части тела стало проще, нежели изобретать его в первый раз. Единственной трудностью оставалась адресация сигнала, но и она не являлась серьезной преградой. Изученные на первой руке движения Альберту было относительно несложно повторить и на второй руке, которая оказалась не менее послушной. И хотя ему пока не были доступны движения пальцами или даже кистью, он наслаждался возможностью просто производить движения по собственной воле.
Глаза его начали двигаться без какой-либо длительной тренировки, когда Альберт занимался разработкой движений руки. Взгляд в какой-то момент словно прилип к руке и стал двигаться за рукой. А чуть позже Альберт почувствовал способность направлять взгляд туда, куда ему было нужно.
Управление своим телом было процессом в высшей степени творческим и даже доставляющим удовольствие: Альберт рисовал картину своего движения; движение не то чтобы следовало за рисунком, оно в этот рисунок вкладывалось, оживало в этом рисунке. Движение зависело только от направления визуального образа Альбертом, и это давало потрясающее, волшебное чувство всевозможности и вседоступности. Чувство, правда, было ошибочным, так как набор реально осуществляемых действий был чрезвычайно скудным, но казалось, что стоит только освоить эту фантастическую возможность управлять собой, рисуя себя, и любые существующие границы будут стерты раз и навсегда. И чувство это рождало воодушевление и желание идти дальше.
Научиться вращать головой оказалось значительно сложнее. Возможно, из-за того, что самого объекта движения Альберт видеть не мог. И то ли рисунок этого объекта в воображении был недостаточно точен, то ли мешали уже научившиеся свободно двигаться глаза. Процесс вращения головой в сознании Альберта был неразрывно связан, в первую очередь, с изменением картинки перед глазами, в результате чего на воображаемое движение воспринимаемого глазами пространства реагировали только сами глаза, услужливо поворачиваясь туда, куда Альберт планировал повернуть голову. Дошло до того, что Альберт вообще допустил отсутствие у себя головы как таковой. Ее, как назло, не было видно, как глаза не вращай.
На помощь пришла отработанная возможность двигать руками. Альберт свою голову попытался потрогать. Сделать это, вроде бы, удалось, но прикосновение рукой к части собственного тела нисколько не напоминало тактильное ощущение. Сам контакт двух частей тела одновременно напугал и рассмешил Альберта. Это был крошечный, но заметный сдвиг в восприятии всего своего тела. Будто тело Альберта в его собственном восприятии было экраном телевизора, транслирующего определенную передачу, а когда Альберт дотронулся до самого себя - задел антенну, и по изображению на экране пошли легкие щекочущие помехи, особенно ощущаемые в областях контакта частей тела, и совсем еле уловимые в частях тела, отдаленных от места контакта.
Испуг заставил руку Альберта мгновенно вернуться в первоначальное положение. Можно было сказать, что рука отдернулась рефлекторно. Придя в себя, Альберт долго экспериментировал с ощущением контакта частей тела, дотрагиваясь одной рукой до другой. В зависимости от места контакта "помехи по изображению" распределялись по-разному. Такой опыт позволил Альберту максимально прочувствовать свое тело за счет изменения ощущений внутри него. Ему казалось, что обе его руки - два провода, при соединении которых замыкается электрическая цепь, где и потребителем, и источником тока, и всей цепью является он сам.
Когда Альберт дотрагивался рукой до дивана, на котором сидел, замыкания цепи не происходило, хотя слабые "помехи" в месте контакта появлялись и даже исчезали не сразу после того, как он убирал руку, а спустя, возможно, какую-то секунду.
Как только с первыми движениями у Альберта появилась надежда на восстановление двигательных функций - а вместе с ними надежда на определенную свободу, и без того невыразительная тревога начала спадать, освобождая место размышлениям о новом месте пребывания Альберта. Альберт пытался установить координаты места своего пребывания в максимально масштабном плане, на который только бы способен: территория, время... категория пространства. При этом он отмечал для себя, что его способность к спокойному размышлению несколько улучшилась с момента попадания в эту комнату. Говорить, что способность восстановилась, было бы неверно, так как она стала качественно другой, хоть и незначительно. В голове Альберта установился какой-то более тихий фон, позволяющий мыслям не тонуть друг в друге, а как бы каждой из них иметь свою индивидуальность, свои начало и конец. И от того мышление казалось легче. К тому же все происходящее сейчас и раньше воспринималось одновременно и более реально, и более отдаленно. Воспоминания были будто слегка яснее, но вместе с тем отдаленнее из-за того, что они практически не вызывали эмоций.
Альберт помнил, что случилось с ним в его квартире, помнил, как мир, где он находился, сначала поблек, наполнился шумами, словно некачественная фотография, а после, бравируя нелогичными событиями, то ли исчез сам, то ли выплюнул из себя Альберта. Если выплюнул, то куда? Если исчез, то навсегда ли? И что сейчас вокруг? Альберт чувствовал в себе желание ограничиться объяснением себе происходящего потерей здоровья, чередой совпадений и глубоким обмороком в конце. Но, вспоминая горький опыт аналогичного и совсем недавнего самообмана, просто принял такой вариант за одну из версий. Ум Альберта поневоле становился гибче.
Где я? Версии (Вне Сна)
Итак, Альберт стал предпринимать попытки объяснить себе происходящее. Первое же, с чем ему пришлось столкнуться, - неминуемая ответственность за любые возможные догадки. Ни одно из возможных объяснений, приходящих на ум, не несло в себе ничего положительного, зато все они - и даже сам процесс размышления - все как один вызывали непростое для осознания понимание необратимости.
Той версией, которая первой приходила на ум и в которую Альберту больше всего хотелось верить, являлась версия физического заболевания, приведшего к значительному изменению восприятия собственного тела и окружающего мира. При этом неотъемлемыми частями версии были сохранение в реальности обычного тела Альберта и сохранение привычного ему окружающего мира. То есть, все как бы оставалось прежним. Изменялось только восприятие.
Что мог сказать себе Альберт в пользу этой версии? То, что находилось вокруг него - а видел он не так много - вполне могло бы быть элементами тех мест, где он находился ранее. Какая-то комната, до этого большая аудитория... Все.
Его тело. Тело, хоть и было другим, но могло оказаться и тем же, просто чувствовать его Альберт стал иначе. Альберт подумал, что никто ведь не учил его и не рассказывал ему, как надо или не надо чувствовать и воспринимать собственное тело. Он просто родился с ним, и все. Может, каждый человек ощущает свое тело как-то особенно, индивидуально. А может, все одинаково, и только он чувствовал неправильно, потому что его не научили. А теперь вдруг, в результате какого-то переживания, стал чувствовать, как все. Мало ли что. И одновременно мог потерять возможность управления собой. Инсульт вряд ли. Скорее какая-то более скрытая и локальная проблема, что-то на уровне психики. Возможно, даже какое-то сверхъестественное вмешательство...
Проговорив эти тезисы для галочки, Альберт нещадно поздравил себя с воспроизведением одного из самых нелепых и натянутых блоков информации, которые ему приходилось изобретать. Почти все составляющие версии были притянуты за уши. Альберт, будучи знаком с базисной логикой работы человеческого ума и развития мысли, мог позволить себе в качестве нечастого десерта не обманывать себя и отказываться от самообмана, комфортного, но угрожающего более важным аспектам. В данном случае самому существованию.
В качестве второй версии Альберт озвучил себе собственную смерть. И если бы одновременно он не держал в голове аргументов, эту версию опровергающих, было бы ему снова нехорошо. Несмотря даже на почти полное отсутствие в нем силы эмоций с момента невольной смены обстановки.
Смерть в этой версии рассматривалась именно в самом тривиальном ее понимании (если таковое вообще возможно в отношении самого пугающего и неизученного явления). Альберт просто сгинул из привычного ему мира и, видимо, оказался где-то еще. При этом все события, предшествующие смерти и в какой-то степени будто даже ее предваряющие, получалось, носили случайный характер и друг к другу отношение имели самое посредственное.
На этом версия заканчивалась. Пожалуй, смысл здесь был только в предположении, что со смертью осознание может не прекращаться, а продолжать существование в другом виде. И все. Будь то даже смерть, смерть в виде изменения среды пребывания Альберта не то чтобы устраивала, но была однозначно лучше смерти как полного прекращения самосознания. Помимо этого Альберт все же чувствовал, что он, однозначно, жив. Пусть даже и не так, как это было ему привычно.
Сон. Постепенно разменивая версии явно дефектные, Альберт плавно подошел к варианту самому, с его точки зрения, приближенному к реальности. Он, правда, был вынужден признать, что похожесть этого варианта на правду была вызвана по большей части необъятным смыслом, который можно было с легкостью вкладывать в понятие сна. По сути, сном можно было назвать все, что угодно, любые метаморфозы реальности и ее восприятия. Пусть так.
Альберт понимал, что происходящее с ним было сном вынужденным. Возможно, это потеря сознания. Возможно, кома. Альберт не имел глубоких познаний о сне, но некоторые вещи были ему известны. Во сне время может идти иначе. Поэтому делать выводы о том, сколько времени длится его сон, было бы неправильно. Это значит, что он, быть может, не в коме. Возможно, здесь он провел уже большое количество времени, а там, в его мире, он в этот самый момент лишь уронил голову на спинку дивана. И сердце его успело сделать лишь один-два удара с той секунды, когда его глаза потеряли свет. Впрочем, возможно и другое.
Может ли сон быть осознанным? Альберт читал об этом что-то и даже сам пытался пробраться в сон, не засыпая при этом, но... Все его переживания в этой области были ничтожно малы, чтобы делать выводы. В любом случае он не припоминал, чтобы в осознанном сне можно было так легко осознавать присутствие своего тела, но не иметь возможности управлять им.
Альберт понимал, что если это и сон, то проснуться из него возможности не было. Так ли ощущает себя человек, находясь под наркозом или просто в больничной палате с искусственно вентилируемыми легкими, с внутривенным питанием и с родственниками за дверью, которые не первую неделю ведут с врачом дискуссию о вероятности выхода из комы...
По-прежнему не ощущая грусти или жалости к себе, будто в этом месте ощущать их было невозможно ни при каких обстоятельствах, Альберт временно смирился с тем, что ему явно недостаточно информации для точного своего позиционирования. И пока договорился с собой, что он находится во сне. Договорился хотя бы для того, чтобы просто об этом не думать.
Первый диалог (Вне Сна)
В очередной раз, когда Альберт продолжал тренировки по овладению своим телом, Вильям вновь сел прямо перед ним. На тот момент Альберт еще не был способен задавать вопросы, но уже мог давать Вильяму простые ответы заранее обозначенными им движениями. К некоторому удивлению Альберта, лектор практически не пользовался такой возможностью общения, то ли откладывая подробное знакомство на потом, то ли вовсе не проявляя к своему гостю никакого интереса. Однако в этот раз Вильям в самом начале разговора сообщил Альберту, какими движениями давать положительный или отрицательный ответ, и Альберт приготовился к диалогу.
- Мне нужно задать тебе несколько вопросов, чтобы точнее определить твое состояние до того, как ты сможешь подробно рассказать мне о нем самостоятельно. Ты согласен?
- Да.
- На некоторые мои вопросы тебе будет сложно ответить однозначно. Это связано с их общей формулировкой. Постарайся давать ответы, наиболее близкие к тому, как есть на самом деле. Если ответа от тебя не последует, я постараюсь уточнить или переформулировать вопрос. Хорошо?
- Да.
- В ходе диалога я буду повторять некоторые вопросы: мне нужно убедиться, что ты четко понимаешь, о чем я говорю тебе, и даешь соответствующие ответы.
Судя по твоему текущему состоянию, с тобой произошло какое-то событие, повлиявшее на твою способность двигаться и говорить. Это так?
- Да.
- До текущего дня ты обладал способностью двигаться и разговаривать?
- Да.
- Ты помнишь само событие, в результате которого ты потерял способность двигаться?
Альберт засомневался...
- Да.
- Ты помнишь, что было до этого события? Точнее, помнишь ли ты не короткий период до события, а, в общем, ход своей жизни до него?
- Да.
- Ты был знаком со мной до того, как оказался на моей лекции?
- Нет.
- Ты понимаешь, в какой местности ты сейчас находишься?
Альберт засомневался снова.
- Нет.
- Те слова, которые я произношу, понятны тебе детально или ты улавливаешь лишь общий смысл того, что я говорю? Детально?
- Да.
После ответов Альберта постоянно возникала пауза, иногда короткая, а иногда длительная. По этим паузам Альберт понимал, что Вильям импровизирует, придумывая и формулируя следующий вопрос с учетом ранее полученных от собеседника ответов. Альберт также пытался следить за движениями на лице Вильяма при получении ответов от него, но никаких заметных эмоций на лице лектора не наблюдалось.
- Сейчас ты снова учишься управлять своим телом. То, как я говорю тебе управлять им, знакомо тебе?
Альберт колебался с ответом.
- Ты помнишь, как ты управлял своим телом до потери этой способности?
- Да.
- Раньше ты направлял свое тело, используя ту же логику визуальных команд?
- Нет.
- И ты помнишь, как ты делал это раньше?
- Да.
- Ты чувствуешь сейчас свое тело так же, как чувствовал раньше?
Альберт не дал ответа.
- Ты помнишь, как ты выглядел до потери способности управлять своим телом?
- Да.
- Сейчас ты не видишь себя полностью, но те части тела, которые ты видишь, выглядят так же?
- Да.
- Раньше ты мог общаться?
- Да.
- Ты чувствуешь в себе способность общаться сейчас?
- Да.
- Сейчас тебе мешает общаться только неспособность транслировать мысли?
Вопрос поставил Альберта в тупик. Ответа не последовало.
- Ты хочешь снова начать говорить?
- Да.
- Скажи, субъективно тебе тяжело дается освоение команд движения своего тела?
- Да.
- То событие, которое произошло с тобой, дает тебе понимание, почему была утрачена связь с твоим телом, или просто является временной отметкой: до события мог управлять собой, после не смог? Дает понимание?
- Нет.
- Является временной отметкой?
- Да.
- Ты чувствуешь сейчас свое тело так же, как чувствовал раньше?
- Нет.
- Тебе доставляет дискомфорт пребывание здесь?
Альберт не ответил.
- Тебе доставляет дискомфорт пребывание здесь, если не связывать его с твоей неспособностью двигаться, тем событием, которое вызвало неспособность управлять собой, и вытекающими из этого неудобствами?
- Нет.
- Если бы ты мог говорить, ты хотел бы задать мне какие-либо вопросы?
- Да.
- Много вопросов?
- Да.
- Ты не узнаешь это пространство как родное для своего тела?
Вопрос звучал размыто, но его Альберт понял как нельзя лучше и тут же дал положительный ответ. Именно такая формулировка исключительно точно передавала ощущения Альберта, и только сейчас, при получении правильного вопроса от Вильяма, Альберт почувствовал надежду на то, что тот может в действительности понимать, что происходит. А раз так, то у него могли быть и ответы.
- Ты достаточно быстро восстанавливаешь способность к движению. Как я уже говорил, это нормально. Скоро мы вернем тебе способность общаться не через движение рук, а так, как это принято среди людей. Это будет сложно, но сложно лишь в отношении затраченного времени.
Я видел, что ты пытаешься управлять ногами и даже слезть с дивана. Сейчас я посоветую тебе не спешить с этим. Причины следующие...
Первая - передвижение всего тела в пространстве связано с удержанием равновесия и одновременным управлением многими элементами твоей мысленной проекции. Если сейчас ты двигаешь рукой, и в один момент времени тебя едва хватает на ориентирование в пространстве одной части твоего тела, то при передвижении всего тела тебе нужно будет удерживать внимание одновременно на десятках элементов и при этом прорисовывать движение каждого из них. Тело - это большая конструкция. Пройдет некоторое время, пока ты привыкнешь к движению каждой части своего тела, доведешь эти движения до автоматизма.
Для начала попробуй совершать заранее запланированные движения двумя руками сразу. И пальцами двух рук сразу. Руки - это ключ ко всему телу. Сможешь обеспечить синхронную работу рук, значит, раскачаешь все тело. Оно начнет слушаться тебя.
Без этого, пытаясь встать, ты уронишь себя. Ничего страшного не случится, но, если меня не будет рядом, обратно на диван ты попадешь не так скоро, как тебе захочется.
Вторая причина, почему я тебе не советую спешить слезать с дивана, заключается в том, что одновременный контроль и управление сразу несколькими элементами тела - это достаточно энергоемкий процесс. А с энергией у тебя сейчас большая проблема.
Третья причина. Движение рождает новые ощущения. Если ты не помнишь, как управлять своим телом, то ты можешь не помнить и связанных с передвижением ощущений. Они могут напугать тебя или, как минимум, забрать все твое внимание, заставив отпустить визуальный образ.
Считай, что пока ты болен и находишься на постельном режиме. Любой риск для тебя сейчас противопоказан. Я врач. И я знаю, что говорю.
Транслирование мысли. Речь (Вне Сна)
Последний вопрос Вильяма, так точно описавший ощущения Альберта в новом для него месте, был не единственным моментом в беседе, врезавшимся в память Альберта.
Ему очень хотелось иметь возможность говорить, для того чтобы и ускорить процесс своего восстановления, и начать выяснять, где он, что произошло и что, вероятно, будет дальше. Альберт уже неоднократно делал попытки управления своим речевым аппаратом, но это было, пожалуй, в сотню раз сложнее, чем пошевелить головой. Более того, если почти все свое тело он мог "рассмотреть" на фоне волн-помех, как бы отсвечивающих это тело изнутри в моменты соприкосновения частей тела друг с другом, то области шеи и головы все равно оказывались словно в какой-то темной зоне. Что не давало возможности свободно концентрироваться, к примеру, на движениях языка или гортани.
И сейчас Вильям очередным своим вопросом снова расставил точки над "i". Мешает ли Альберту говорить только неспособность транслировать мысли?.. Именно так, и никак иначе.
Альберт понял, что снова попал в ловушку своих убеждений. Он пытался издавать звуки и разговаривать ртом, как делал это и раньше, тогда как, по сути, понятия не имел, как делать это в том "сне", в котором находился. Только сейчас он обратил внимание, что вокруг него вообще не существовало такого элемента реальности, как звук. Хотя это и не означало, что вокруг была полная тишина. Что-то, так или иначе, затрагивало восприятие Альберта в фоновом режиме, чем-то дополняя общую картину в тех местах, где в его мире были бы звуки. Но уши Альберта были в этом абсолютно не задействованы.
Когда с ним разговаривал лектор, Альберт воспринимал уже готовые блоки информации. И, несмотря на то, что воспринимал он их как набор слов, он не был уверен в том, что именно набором слов эти блоки попадали к нему в голову. Он даже точно не помнил, шевелил ли Вильям губами во время разговора. Альберт задавался вопросом, как такое могло быть? Как он мог не помнить, шевелит ли его собеседник губами во время беседы? И, раз так, почему он вообще решил, что та информация, которая поступала к нему от Вильяма, поступала именно от него? Сейчас Альберт стал осознавать, что его сознание и привычка восприятия могли играть с ним злую шутку. Впрочем, находясь уже длительное время в ситуации более чем странной и щекотливой, он разумно решил не заводить свои мысли в недосягаемые глубины и намеренно из всех своих размышлений оставил лишь один вывод. Возможно, разговаривать ему доведется без участия языка.
Человек, с которым пришлось иметь дело Альберту, не отличался долгими вступительными речами. В этот раз Вильям не стал изменять привычкам и сразу перешел к делу.
- Я расскажу, как я передаю тебе информацию. Тебе нужно будет делать так же. Описание будет не таким прозрачным, как, к примеру, инструкция движения. Но это не должно смущать тебя. Твоему сознанию не обязательно каким-то специфическим образом понимать и представлять то, о чем я расскажу, чтобы ты смог начать говорить. Та часть тебя, которая отвечает за прямой обмен информацией, сама знает, как ей действовать. От тебя, как мыслящей части твоего я, нужен только небольшой толчок, чтобы ее разбудить.
Пространство, в котором ты находишься, состоит из информации. Еще можно сказать, что пространство состоит из энергии, и это будет практически то же самое. Любое действие, явление, тело - это энергия, и это информация. Ни энергия, ни информация не существуют в статике. Они всегда в процессе изменения. Любая мысль, как и любое движение - это действие, влияющее или, я бы сказал, направляющее изменение информации в ту или иную сторону, форму. Любая твоя мысль меняет структуру общего информационного поля. И, соответственно, в какой-то степени, всего, что тебя окружает.
Каждый момент времени происходит несчетное количество таких изменений. И все они воспринимаются любым человеком. Но в область внимания человека попадают, естественно, не все.
Если я хочу передать информацию именно тебе, я задействую твое внимание и удерживаю его на той информации, которую транслирую в пространство. Для удобства считай, что я формирую канал в пространстве - от меня к тебе. Это грубый образ, но наша задача сейчас не проникнуть в глубокую суть процессов, а вернуть тебе способность разговаривать. Когда мне надо сказать что-то нескольким людям, я формирую несколько каналов. Естественно, когда я говорю что-то, я не думаю о том, что строю какие-то каналы; все это происходит автоматически. Потому что давно записано в Мантру. Позже я расскажу про Мантру подробнее, а сейчас считай, что это набор тех основных сведений, которые каждый из нас знает по умолчанию.
Та информация, которую ты получаешь от меня, ее качество и полнота, зависят, в первую очередь, от качества установленного мной канала и от единства наших систем интерпретации. Качество установленного мной канала зависит от того, насколько часто мы взаимодействуем, и от того, с какой силой я привлекаю твое внимание. Мое усилие по привлечению и удержанию твоего внимания, в свою очередь, зависит от моих возможностей в этом направлении, от твоего согласия направить внимание на определенную информацию и от дистанции между нами в пространстве. Что касается согласия адресата, для которого транслируется информацию, то адресат на практике не может вообще проигнорировать информацию, попадающую в область его внимания, но, конечно, существуют способы закрыть свое внимание от каких-либо конкретных источников.
Дистанция между нами не влияет непосредственно на саму передаваемую информацию, но с расстоянием снижается действие моего усилия по удержанию твоего внимания на нужной информации.
У тебя, кстати, рот открылся.
Это краткая теория, теперь простое упражнение, чтобы дать твоему телу вспомнить, как разговаривать. Во-первых, потрать время, чтобы обдумать то, о чем я тебе рассказал. Пребывание этой информации в твоих мыслях приблизит тебя к ощущениям твоего тела. Во-вторых, пробуй вспоминать то, что ты испытываешь, когда слышишь меня: ты нащупаешь тот канал, о котором я тебе говорил. В-третьих. Я уже достаточно долго маячу перед тобой, чтобы ты запомнил мое лицо. Воспроизводи его в своих мыслях и транслируй в пространство то, что хочешь сказать мне. Делай это именно так, как подскажет тебе твое тело после выполнения первых двух пунктов. Но если решишь навязывать ему свою трактовку передачи информации, пусть это будет та трактовка, о которой я рассказал тебе. А не та, которая уже много времени отнимает у тебя большую часть твоих сил.
Когда научишься говорить, расскажешь, что именно ты все это время пытаешься сделать.
В общем, пока это все, чем я могу помочь тебе в восстановлении функции речи. И этого более чем достаточно. Дальше ты просто будешь говорить. Тренируйся.
Первое слово (Вне Сна)
Только сейчас Альберт понял, как устал. Словно где-то рядом открылась дверь, и вместо уличного ветра Альберта просквозило тяжелым чувством уныния. Он был один, без друзей, без родственников, без своих привычек. Без тела. Он даже не понимал четко, что является более реальным: его воспоминания о жизни где-то в другом месте, других времени и обстоятельствах, либо его нынешние положение и мироощущение. Как они соотносятся между собой, и вообще, было ли с ним то, о чем он помнит... И происходит ли с ним то, что происходит сейчас.
Если это сон, то сон этот сильно затягивается. И хочется проснуться, несмотря на то, что сон небезынтересный. Альберт впервые здесь почувствовал, что у него нет ни малейшего желания разговаривать так, как это описал Вильям. И ему не хочется двигаться так, как рассказал Вильям. Ему хочется проснуться и поехать в автосервис договариваться о ремонте машины. Хочется полистать новостные сайты, пройти пару собеседований на новые места работы... И больше никогда не засыпать так надолго. Возможно, он вообще больше не будет спать. Что бы там ни было. Ну, хотя бы на минутку попасть туда, в его квартиру или офис. Только чтобы были люди вокруг. Нормальные. А не те, которые разговаривают так, что всю голову сломишь, пока поймешь, как.
Альберт был зол на своего доктора, соседа, сиделку или кем бы там ни являлся Вильям. Такого сокрушительного штурма своего мозга Альберт ожидать никак не мог. Было странно и самонадеянно со стороны Вильяма полагать, что все сказанное им в отношении обмена информацией можно было запомнить или хотя бы понять. Потому что запомнить или понять все это было просто невозможно.
Но Альберт запомнил. Запомнил и даже обнаружил в себе странное осознание, что все это ему знакомо. Помимо обиды, а точнее, какого-то смутного ее подобия, Альберт одновременно испытывал восхищение Вильямом. Его рассказ, будь он хоть сто раз сложен для восприятия, был чистейшим набором нужной информации строго по определенной теме, без примесей разных разговорных сорняков и отвлечений на свободные темы. Только сейчас Альберт в полной степени осознал: Вильям действительно очень хорошо знает, что делает. А значит, с большой долей вероятности Альберт оказался здесь не случайно. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо в том случае, если цель его пребывания в этом месте, искусно выдуманная кем-то другим, не включает причинение ему вреда. И плохо, если включает.
На этих размышлениях Альберту еще сильнее захотелось прояснить ситуацию со своим здесь пребыванием, что было неразрывно связано с необходимостью научиться разговаривать.
Недолго думая, Альберт мысленно нарисовал перед собой образ Вильяма, насколько это позволяли его художественные способности. По тому, каким размытым получился образ, Альберт как-то сразу понял, что с таким образом разговаривать не только бесполезно, но и не о чем. Однако все же решил попытаться сказать ему что-нибудь. Он выбрал наиболее тревожащую его тему и задал образу вопрос: "Где я нахожусь?". В воображении Альберта это выглядело так, будто прямо поверх нарисованного им образа собеседника был написан сам вопрос. Мысленно продержав такую картину у себя в воображении некоторое время и осознав, что способ этот пока не работает, Альберт вернулся к содержанию длительного объяснения Вильяма и постарался максимально внимательно вспомнить все, о чем тот рассказал. После, как и советовал Вильям, Альберт сконцентрировался на том, что "слышит".
На первый взгляд, это был новый тупик. Альберт понимал, что к нему почти непрерывно поступает какая-то информация. Куда "к нему" поступает эта информация, и откуда она поступает, определить было сложнее. Условно он выделил те данные, которые воспринимались им как будто через зрение. И тут же осознал, что никакого зрения у него нет. Просто выделенный им набор воспринимаемой информации содержал параметры расположения предметов в пространстве относительно друг друга и относительно самого Альберта. Отсутствие зрения оказалось новым открытием, от которого Альберту, будь он вне "сна", захотелось бы полезть на стену. Но здесь Альберт к собственному удивлению сохранял спокойствие.
Данные о том, "как звучат предметы", - а именно таким образом смог сформулировать для себя задачу Альберт, - предательски сливались со всем остальным, что, так или иначе, касалось его восприятия. Постепенно, присматриваясь к общему потоку информации, Альберт стал узнавать, какие данные имеют или, скорее, не имеют прямого отношения к тем предметам, которые находятся в его "поле зрения". Предметы, которые он мог видеть, были недвижимы и давали о себе только информацию в части их положения в пространстве. Однако параллельно Альберт воспринимал информацию, которая к этим предметам, по его субъективному предположению, отношения не имела. Альберт заключил, что эта информация, должно быть, и есть нечто, что вне "сна" было бы звуком.
...Или запахом. Альберт долго "наблюдал" за поступающими "звуками-запахами", чтобы определить направление, откуда они могут исходить, и положение рецептора этой информации в его теле. Не получалось ни то, ни другое.
Он пытался использовать ум по максимуму. Запахи в его мире имели более длительное по времени воздействие на человека, нежели большинство звуков, а также были менее изменчивы в единицу времени. Не было такого, чтобы Альберт уловил сильный запах цветов на две секунды, а после - резкая одномоментная смена и другой запах. И снова цветы.
Со звуками резкая смена была обычным делом. Альберт вспомнил ход секундной стрелки часов на своем письменном столе. Звуки шагов. Падение столового прибора на пол или в мойку. Гудок автомобиля под окном. Резкое начало и более резкое окончание, чем у ощущения запаха.
По этому критерию поступающая информация, за которой наблюдал Альберт, походила все же, скорее, на звуки. Она могла быть обрывочна. Но этого вывода было мало, и какой-либо практической пользы для способности разговаривать сам по себе он не нес.
Альберт решил пойти по другому пути и начал вспоминать, как к нему поступала информация от Вильяма. Именно его слова. Альберт раз за разом прокручивал перед собой запомнившиеся части последней речи Вильяма, пытаясь одновременно уловить, как он "слышал" слова. Проще было поднять себя за волосы. Альберт вообще сейчас не понимал, как он, когда был еще вне "сна", различал, что он видит, а что слышит. Что слышит ушами, а что посредством обоняния. Или даже что чувствует кожей. Все это было уже чрезвычайно далеко от него, а может, и вообще никогда с ним не было. За пределами "сна" он мог закрыть уши руками и отсечь часть поступающей информации, а здесь он даже не знал, что именно надо закрыть руками. Он руками-то научился шевелить... совсем недавно.
...сколько времени назад он научился шевелить руками?? Сколько времени он здесь находится? Альберт долгое время пытался игнорировать этот вопрос, но вопрос сам выбирался наружу. Пусть неопределенное, но ощущение времени явно присутствовало. Хотя здесь это ощущение не полностью соответствовало тому, что было вне "сна".
Видимым признаком наличия временной линейки здесь являлась запоминаемая последовательность событий. Каждый последующий эпизод шел за предыдущим, и именно в такой последовательности Альберт мог их вспоминать. Но это все. Если вне "сна" Альберт всегда имел представление о том, сколько примерно времени прошло между теми или иными событиями, пусть даже не точное представление, то здесь он абсолютно не понимал, ни сколько времени проходит между событиями, ни сколько длится само событие. И это, казалось, даже не было связано с отсутствием у Альберта часов или какого-то другого внешнего ориентира. Ориентира не было внутри него. Либо время в этом пространстве было неравномерным. То есть при воспоминании одного и того же события оно могло одновременно казаться и молниеносным, и утомительно долгим. Хотя при этом Альберт понимал, что вне "сна" аналогичное событие - к примеру, очередной монолог Вильяма - не мог быть ни молниеносным, ни чересчур долгим. А занял бы этот монолог десять минут, и так и помнил бы про него Альберт в последующем: монолог длился десять минут. Ни больше, и не меньше. Здесь же время представлялось бесформенной, безразмерной и бесконечно изменчивой кляксой на фоне происходящего. И ориентироваться на эту кляксу было никак нельзя.
Альберт пошевелил рукой. Так как ему очень захотелось сделать что-то, что ему точно удастся сделать. Пошевелил еще несколько раз, медленно. Пронаблюдал, что каждое его движение, при максимальном сходстве с предыдущим, может занимать совершенно другое время. Или то же самое?
Устав от неустойчивой картины времени, Альберт вернулся к попыткам обнаружить в себе способность разговаривать. Однако очень скоро прекратил все размышления и стал просто наблюдать за тем, какая информация приходит к нему, без насильственных попыток рассортировать ее по чувствам. После молчаливого наблюдения, которое длилось, как водится, неизвестно сколько, поступающая информация немного видоизменилась, приобрела краски, и Альберт даже стал улавливать в ней какой-то внутренний порядок. Как если бы из нагромождения звуков шумной городской улицы внезапно сложилась какая-то мелодия. Не то, чтобы прямо готовая композиция, а так, что-то слегка ритмичное. Альберт ощутил в этом какую-то приятную для себя гармонию. Информация вокруг него с красками постепенно приобретала структуру, нестабильную и совершенно для него необъяснимую, но точно существующую. Альберт впервые, с момента появления в этом месте, заметил, что ему даже комфортно, и что комфортно ему от того, что он сам, всем своим существом, равно как и все вокруг него, является неотделимым и в то же время самостоятельным элементом наблюдаемой им информационной структуры. Полноценной и гармоничной в самой себе. Сугубо замкнутой, но бесконечно огромной.
В этом ощущении, боясь лишней мысли, Альберт провел безмерное количество времени. И в какой-то момент, будто без собственного участия, как продолжение самого себя направил в эту структуру свое имя. Информационный фон на долю мгновения слегка съежился и... едва слышно, но ясно прошелестел в себе: "Альберт".