Аннотация: Повесть о любви, для которой даже война - не преграда.
1
Свет ослепил этого человека, лежащего у стены. Холодный ветер ворвался с улицы. Мит вошел, опустил за собой полог и протиснулся в дальний угол, к печке. В его руках был хворост. Человек, лежащий у стены, снова потерял сознание.
2
Когда сознание вернулось к нему, он снова увидел Мита. Тот склонился над ним:
- Кто ты? Как тебя зовут?
- Фурия... Я оттуда. - тихо ответил этот человек, лежащий у стены. - Пить,.. прошу...
Мит взял чашку со стола. Человек у стены потянуться было за ней, но его рука снова безвольно легла вдоль тела. Мит поднес чашку к его губам, влил пару глотков теплой невкусной воды ему в рот. Тот поперхнулся, и непременно закашлялся бы, если б у него были на то силы, а так он только облизал пересохшие потрескавшиеся губы. Он был молод, на вид не больше двадцати двух, светлые волосы, серые глаза.
- Как тебя зовут? - повторил свой вопрос Мит.
- Ю...
- Тебя зовут Ю?
- Да. Меня так зовет Ами. Меня зовут Ю.
- Ты голоден, Ю?
- Нет. Пить...
Мит снова попытался напоить этого человека. На этот раз ему удалось. Тот закашлялся. Сипло.
- Через Реку,.. на запад...
- Что ты сказал? Река? Запад? - спросил Мит. Ему казалось, что Ю бредит, наверное, так и было.
- Я помню это,.. через Реку, на запад,.. потом в горы... Я там живу... Ами там...
- Ты уверен, что не хочешь есть.
- Нет. Мне нужно идти. - прошептал Ю и попытался было подняться. Мит мягко но настойчиво удержал его.
- Эээ, нет. Никуда ты не пойдешь. Я что, не вижу что ли? К тому же там, знаешь, патрули. Я не знаю кто ты, но уверен, что тебе не хотелось бы на них нарваться. А вот я пойду добуду что-нибудь к ужину, потому что я-то есть как раз хочу. А ты лежи, не вставай даже. Тебе надо отлежаться. Я знаю, я полковому доктору помогал, меня даже ребята из роты доктором звали, знаю что да как. Лежи лучше, спи, рано тебе еще ходить.
- Да. - Ю расслабился.
Мит выключил светильник на столе. Наступила кромешная тьма, но не надолго. Мит протиснулся к выходу, откинул полог. Свет снова залил блиндаж, и Ю наконец разглядел помещение. Бревенчатые стены, печка в дальнем углу. Стол из грубых досок вдоль стены. Рядом еще одна кровать (доски, застеленные брезентом и всяким тряпьем), видимо, Мита. За порогом был светлый холодный день, накрапывал снег.
Ю уснул.
3
- Ну? Как? Я гляжу, тебе уже лучше.
- Да. - тихо, но уже не шепотом ответил Ю.
Мит протянул ему брикет с едой. Вопросительно промычал, имея ввиду: "Ну что, теперь-то поешь?" Ю незримым жестом выразил согласие, он действительно был голоден, и теперь он это понимал. Мит помог ему сесть в кровати, заботливо подбив подушку под спину.
Ю накинулся на еду. Ел он жадно, но медленно. Есть быстро он не мог. Руками выбирал из жестяного брикета жирную теплую еду комочками. Что-то вроде тушеного мяса, только пресная. Но было неожиданно вкусно. Сейчас все что угодно показалось бы ему вкусным.
- Еще хочешь? - спросил Мит, когда Ю доел и облизал пальцы. Не дожидаясь ответа он распечатал еще одну консерву. - Меня, кстати, зовут Мит.
Ю кивнул и принялся за еду. Потом попросил пить.
- Вот уж это сколько угодно, этого у меня валом. Да и еды должно хватить. Так что не стесняйся.
- Я тут сколько?
- В смысле, "сколько"? Давно? Да нет, четвертый день. Сколько ты в лесу провалялся, эт я не знаю, эт уж тебе видней.
Послышался раскат грома. Стены и пол содрогнулись, сквозь щели в потолке посыпались струйки пыли. Потом были еще раскаты, но тише.
- Угу. - хмыкнул Мит. - Снова артобстрел. К реке их теснят уже третий день. Щас в атаку попрут, но уж это как-нибудь без меня. С меня уж довольно, отвоевал я свое. Да и ты, знаешь, тоже.
- Война еще идет? - Ю задал этот странный вопрос так естественно, что Мит даже и не удивился.
- Идет, куда ж ей деться? Крошат друг друга в полный рост, днем и ночью. Щас вот весна, еще немного теплее станет, снег сойдет, с новой силой начнут. А ты, я вижу, как-то не в курсе.
- Я давно не был дома.
- Дома? Это за рекой-то? Так это, брат, на их стороне. Еще полгода назад было на нашей. А до этого, вроде, тоже на их. Разве ж тут разберешь? Я сам-то только прошлой осенью сюда был переброшен со своей ротой. Дырку они какую-то решили нами заткнуть. Скоты. Почти все полегли наши ребята. А я тебе так скажу: война эта гадская для меня закончилась тогда. Они всех наших ребят положили. Просто положили. А я вот живой, да только хрен они меня теперь найдут, скажу я тебе. Пускай сами рубятся дальше.
- Ты... - Ю не знал как сказать - вышел из армии?
- Ха. Черта с два я вышел. Кто б меня отпустил? Дезертировал я. Можешь это как хочешь называть, а я скажу именно так. Я им не присягал. Сначала бился за идею какую-то, потом за деньги, потом за жратву, потом из страха получить дырку в темечке. Я уж и не помню теперь, почему шел вперед. Пока ребята наши гибли по одному - еще помнил, а как все за раз полегли - так и забыл.
- Ты был рядовым?
- Сержантом. - вздохнул Мит - Да какая, черт, разница? Выстрел всех одинаково дырявит, если только ты не генерал. Тех-то никто достать не может. Ни чужие, ни свои, хотя, знаешь, и те и другие не прочь, я так скажу. А ты сам я вижу не из армии?
- Нет. Я с Фурии. Фемиды. Только мы ее Фурией называем... называли. Меня забрали из дому в пятнадцать. Тогда еще молодых мальчишек не брали в армию. Я все это время был на Фемиде.
- Хо. И что ж ты там делал?
- Работал на Компанию. Ковырялся в шахтах. Что-то добывали. Ты не поверишь, - Ю снова разразился кашлем - руда это такая штука, шесть лет ее колупал, а так и не знаю, что из нее выколупывал. Компания не считала нужным нам доложить. И вот теперь я здесь, и мне надо на запад.
- Нет, нет, нет, нет, нет. Подожди. Тут ты пока в безопасности. А там, знаешь, воюют. На западе фронт, знаешь. Тут нам с тобой не по пути. Я только на восток, чего и тебе советую. Но это потом, когда станет теплей, да ты оклимаешься. Нога у тебя сломана, так что ходок из тебя неважный...
Ю попытался пошевелить правой ногой, та явно была в порядке. А вот левая была совсем не в порядке. На ней была наложена шина. Только утолив голод он понял, как она у него болела. Даже думать о ней было больно.
- ... Скажи мне. - не унимался Мит. - Ты говорил, что ты родом с запада. Тебя ведь оттуда увезли на Фемиду? Зачем тебе туда, на запад?
- Там Ами. Она ждет меня.
- Кто это?
- Долгая история.
- А я, знаешь, никуда не тороплюсь. Нос наружу сейчас лучше не показывать, отстрелят к чертям. Если в силах - расскажи.
- Хорошо, я расскажу.
4
Пять лет назад, точнее уже почти шесть, я жил со своей матерью в горах. Небольшой поселок, сорок дворов. Люди душевные, места красивые. До города далеко, да и кому он нужен? Жизнь у нас была, я полагаю, скучная, да только я в город не рвался никогда, даже мальчишкой. В общем, о жизни моей тогдашней и рассказать-то особо нечего. Жили себе, ничего не желали знать.
Но война пришла и к нам. Точнее не сама война, а только ее отголоски. Сначала в деревне появились новые люди. Их было трое, все мужчины, зрелые. Они держались немного странно, но в рамках. Человек, не проживший у нас всю жизнь, принял бы их за местных. Но мы-то знали, что они чужие. А через месяц из города привезли весть, что началась война. Как бы странно это не звучало, но мы тогда не слишком-то обеспокоились. Мы даже не называли это дело войной. Вернее само слово-то "война" звучало, но это было лишь слово. Это было далеко, нас это, вроде бы, не касалось. Работали себе мирно.
А война тем временем разгоралась. Все ближе, все сильнее. Нам никогда делить было нечего (разве что курицу кто попытался чужую прихватить), поэтому мы даже не понимали, за что воюют. Ходили слухи о том, что враги хотят нас поработить. Говорили даже, что всех собираются просто перебить. Много еще говорили всяких нелепостей. А мы над всем этим, наивные, только посмеивались. Потом уже, через много лет, поняли, что слухи эти распускали те трое.
А в одно утро они вышли на площади и сказали, что война уже пришла. И на этот раз именно к нам. Это не звучало неожиданно, но почему-то не верилось. Они сказали, что грядет всеобщая мобилизация. Что все мужчины подходящего возраста скоро будут призваны в ряды наших доблестных вооруженных сил, чтоб отстоять отчизну от посягательств врага, победить в неравной схватке. Излив на нас изрядную долю пафоса, они сами посмеялись над своими словами и продолжили, уже совершенно иным тоном, что война уже пришла. Уже очень скоро всех пригодных заберут. Многие из них погибнут, может даже все. Неизвестно, кто победит, но война будет долгой. А пока она будет идти, даже тех, кто останется, будут грабить и убивать.
Но они предложили нам выход. Вместо того, чтобы оставаться на месте и страдать, а может даже и умирать, они предложили нам уехать. Они громогласно объявили себя представителями некоей Военно-Страховой Компании, и сказали, что наши проблемы берут на себя. Нам нужно только было заключить контракт на работы на Фемиде. Они обещали высокую зарплату и полную безопасность. Кроме того, и это было едва ли не самым важным, все наше имущество подлежало страхованию. Все выглядело так, будто мы просто получали гарантии на все ни за что.
Мы тогда послали их к черту. Едва не закидали огрызками. Хорошо, когда кто-то предлагает тебе выход, но не такой же ценой. Оставить родные места показалось нам настолько нелепой затеей, что все были единодушны в решении их не оставлять. Крикуны кричали, что нам нечего делить, что это не наша война, что мы не побежим. А те трое промолчали в ответ и удалились в свой сруб на краю деревни ждать, когда же мы одумаемся.
Через несколько дней из города пришла весть о всеобщей мобилизации. И это еще хорошо, что пришла она со слухами, а не вместе с командами по призыву, от которых уже не спрячешься. Тогда несколько семей пошли к тем троим и подписали контракт. Просто пошли и подписали. И никто их не смел осудить. Еще неделю каждый вечер во многих домах подолгу горел свет. Матери семейств со слезами на глазах умоляли одуматься и уехать во имя детей, а отцы семейств с уверенностью в голосе говорили, что никто и никуда не поедет, что это их дом. Еще неделю каждое утро в поселке собирали вещи и опечатывали дома, и все новые и новые семьи шли подписывать контракт. Так за неделю из всех, некогда уверенно стоящих на своем, остались десять человек. В одно утро за ними пришли. Забрали бы и других, но парни из военно-страховой компании продемонстрировали пачку страховых сертификатов команде по призыву, и те утащили с собой только незастрахованных. Через два дня был назначен день отбытия.
Почти сотня людей нашего поселка, взяв только самое необходимое, во главе со страховщиками отправились вниз, в город. По той узкой дороге вниз через лес, с тележками.
Город изменился. Везде сновали люди в военной форме. Везде были развешены флаги. Отовсюду стекались люди из таких же, как наш, поселков. Нас начали грузить на корабли. Некоторые пытались повернуть назад. Более спокойных вежливо но настойчиво отговаривали. Тех же, кого не удавалось уговорить, забирали. Таких было не много. Так почти все жители нашего поселка оказались на борту и превратились в беженцев. Не задерживаясь в порту, корабль стартовал.
5
Это была огромная баржа. Почти тысяча человек была размещена на нарах. Все две недели путешествия нас исправно и даже иногда сытно кормили. Но то и дело кто-то, кто начинал громко вопить, бесследно исчезал. О них никто не говорил даже шепотом. Это были одиночки, семейные люди старались сидеть тихо, держась друг за друга.
Две недели, и мы прибыли. С корабля сразу же попали в шахты. Нас шустро разделили на мужчин, женщин и семейных и развели по трем тоннелям. Семейными называли женщин с малолетними детьми, а также стариков со своими взрослыми детьми, которые о них заботятся. Муж и жена не считались семейными. Я оказался среди мужчин. Моя мать была не со мной. Они объявили, что раз мне уже пятнадцать, то я совершеннолетний, и нечего мне делать рядом с матерью, что обо мне теперь позаботится Компания. Еще они сказали, что это временная мера, и что скоро мы с матерью снова будем вместе. Были истерики разделенных как наша семей, но не много. Я и подобные мне считали эту долю лучшей, чем война.
Так мы превратились в шахтеров. Целыми днями мы ковыряли бурую землю, а вечерами расползались по казармам, где ели и заваливались спать. С нами не обращались как с заключенными, и мы себя заключенными не считали. Говорили так: суровые времена, за свою безопасность надо платить. В конце концов тяжелый физический труд не самое большее из зол. Кагда война кончится мы все вернемся домой богачами.
Примерно раз в месяц всех нас собирали в огромном зале. Там на время воссоединялись семьи, там я видел свою мать. Она держалась молодцом, плакала не много, говорила, что скоро мы снова будем вместе, что это меньшее из зол. Но собирали нас не только и не столько ради свиданий, сколько ради разъяснительной среди нас работы. Каждый раз нам рассказывали, как страшна война, и как наши скоро победят. Иногда они говорили, что наши терпят одно поражение за другим, но пусть это нас не беспокоит, наша страховка остается в силе вне зависимости от исхода войны. Здесь мол нет своих и чужих. Здесь людям нечего делить, а близкие остаются близкими, хоть и живут порознь. Но ведь это временная мера, повторяли они. Еще несколько раз они устраивали публичное расторжение контракта. Тот, кто отказывался исправно работать на Компанию лишался страховки и ближайшим кораблем отправлялся домой, на развалины. Таких было не много.
Так продолжалось два года. Странно, но недовольных среди нас не было. Точнее были недовольные, но не много и не слишком. Никто и никогда не говорил о побеге, да и какая могла быть речь о побеге, ведь мы не были заключенными. Да и надсмотрщиков у нас не было. То есть были, но это были представители Компании, которые наблюдали, как исправно мы работаем и соблюдаем контракт. Всего пару раз за первые два года Администрация прибегла к насилию. Оба раза это было из-за нервного срыва некоторых из нас. Те, кто держался достойно, не страдали.
6
Но это закончилось. Постепенно, на втором году нашего прибывания там, режим стал ужесточаться. Все реже были свидания, и уже не всеобщие как раньше, а по одному или небольшими группами на несколько часов раз в несколько месяцев.
Я был среди любимчиков Администрации. Никогда не роптал, потому что не был недоволен. Всегда держался достойно. Нам позволяли встречаться в большом кругу. Около тридцати жителей нашей деревни собирались на весь день в одном месте примерно раз в полгода. На первой же из таких встреч я и познакомился с Ами.
Удивительно, но в нашем маленьком поселке я не знал самую красивую девушку. Наверное дело было в том, что она была гораздо младше меня и я никогда ее не воспринимал в таком качестве. Но теперь мне было семнадцать, а ей четырнадцать и мы познакомились по-настоящему. Мы сидели с ней и обсуждали всякую всячину. Мы никогда с ней не разговаривали о шахтах и войне, только о наших родных местах, и о том, как здорово было бы там снова оказаться. Мы по нескольку часов проводили вместе, и не было человека ближе чем она, разве что мать.
Еще через год моя мать умерла. Я узнал о ее смерти только через два месяца, после того, как это случилось. Это мне сказала Ами на очередной нашей встрече. Я тогда долго рыдал. Тогда я очень разозлился на Администрацию. Все изменилось тогда. Я больше не мог воспринимать это положение, как временную меру, как меньшее из зол. Они разлучили меня с матерью, они не позволили мне быть с ней в последние дни ее жизни. Я был зол, но я держался. Я знал, что пойди я против их воли, они отправят меня на войну. Но я боялся не этого. Я боялся того, что не смогу тогда видеть Ами, пусть даже изредка. Поэтому я не выступал против, а только ночами скрипел зубами от злости и бессилия, и ждал часу, когда я смогу поквитаться с ними за все. Я чувствовал себя каторжником, угнанным на работы из дому, разлученным с семьей, ведь теперь я был именно им. Но я никому и никогда не говорил о своих чувствах. Теперь за нами следили, и все чаще усмиряли непокорных. Все больше и больше стало появляться людей с оружием в руках. Все боялись стукачей.
Однажды я шел на Встречу. Я надеялся повидать там Ами, но ее не было. Одна молодая девушка, еще моложе Ами, тайком передала мне записку от нее. Это была настоящая любовная записка. Не буду пересказывать ее содержание, скажу только, что оно сводилось к пламенному признанию в любви. Я тайком ото всех в темном углу нацарапал на клочке бумаги ответное признание, и передал обратно с той же девушкой. В следующий раз я провинился перед Администрацией в какой-то мелочи, и мне было отказано во Встрече. С тех пор мы общались с Ами только записками.
7
Так продолжалось два долгих года. Жизнь становилась все невыносимее. Мы уже давно перестали называться застрахованными. Нас называли служащими, но фактически были мы рабами. К этому времени из тех, кто оказался на Фемиде в живых осталось меньше половины. Шахты, старость и Администрация исправно отнимали жизни. Но не бывает так плохо, чтобы не могло стать еще хуже.
Примерно месяц назад нам, держа нас на прицеле, объявили, что наши страховые договора аннулируются. Более того, колония расформировывается, и все мы отправляемся домой. Дела на фронте идут из рук вон плохо, армия нуждается в новобранцах и рабочей силе. Нас загнали на баржи как скот и отправили навстречу смерти.
Ближе у концу нашего путешествия, я увидел, на что способен человек, загнанный в угол. Вернее не человек, а толпа, частью которой был я сам. Никто не ожидал, что горстка голодных, больный шахтеров, ведомых на бойню, способна рвать вооруженных до зубов охранников в клочья. Две трети из нас тогда погибли, мне же посчастливилось пережить это.
Я бродил среди тел своих друзей, охранников, работников Компании, которые мы перенесли в дальний отсек корабля, и искал среди них Ами. Но к счастью она оказалась среди живых. Я нашел ее после двух лет разлуки, когда она плакала над телом убитого шахтера, приняв его за меня. Я был измучен и изранен, но я был счастлив с ней. Я был счастлив с ней все время, которое было нам отпущено на борту этого судна.
Счастье не могло продолжаться долго. Всего несколько дней оставалось до нашего прибытия. Мы не могли развернуть корабль, у нас не хватило бы на это ни умения ни топлива. Ты могли только выбрать, куда мы будем садиться. Две сотни человек без оружия и знания того, что твориться в мире могли садиться куда угодно. Все равно по-приземлении мы были бы сразу убиты, или схвачены. Но мы приняли решение. Поскольку почти все были из наших мест, мы решили двигаться домой, и будь что будет. Мы ведь не знали тогда, что недалеко от этих мест теперь пролегает линия фронта.
8
Пришел час прибытия. Все заняли места в спускаемых капсулах. Это были дешевые аппараты, неуправляемые и практически целиком сгорающие при посадке. Они были нацелены на наши родные места. Я был втиснут и запечатан в капсулу, которая стояла рядом с капсулой Ами. Еще задолго до того, мы договорились, что если мы окажемся далеко друг от друга, то встретимся в нашем поселке, чего бы это нам ни стоило. Теперь же мы просто смотрели друг на друга, боясь потерять из виду.
Пропищал сигнал к спуску. Капсулы посрывались со своих мест. Того, что было дальше я практически не помню. Помню только, что не выпускал из поля зрения капсулу Ами. Мы стремительно падали, расстояние между нами все увеличивалось. Потом я потерял ее из виду, не мог отличить ее от других светящихся от нагрева снарядов с людьми в них. Все тряслось и вращалось, жуткий шум, боль от ремней, впивающихся в тело. Мелькали горы, мелькали реки. Тут я увидел знакомую мне с детства излучину реки. Я не уверен, что это именно была она, я даже не уверен, что это были наши родные горы там впереди, но это должны были быть они. Мы снижались по пологой траектории, и скоро должны были сверзиться на землю, но тут по нам открыли огонь. Даже с такой высоты и на такой скорости видны были рытвины окопов и выстрелы орудий. По нам палили с каждой стороны фронта. Я видел как вспыхнули несколько подбитых капсул. Я не успел даже подумать, что в одной из них могла быть Ами, как передо мной разорвался снаряд. Яркая вспышка впереди, после которой я стал стремительно падать вниз. Последнее, что я успел подумать, это что не дотягиваю до родных мест пару сот километров, и теперь меня с Ами, если она все еще жива, разделяет война в самом прямом смысле этого слова...
Следующим, что я увидел, был яркий свет, и ты, входящий в эту землянку.
9
- Да. - Мит был потрясен рассказом Ю, а ведь его трудно было чем-то потрясти. Он еще несколько минут молчал, переваривая услышанное.
- Теперь ты видишь, что я должен идти именно на запад. - прошептал выбившийся из сил Ю.
- Теперь я вижу, что тебе нужен покой. Фронт рядом, и мы не можем никуда отсюда двинуться, особенно пока ты в таком состоянии. Знаешь, когда я выколупывал тебя из той обгоревшей скорлупы, я даже представить себе не мог того, что ты мне сейчас рассказал. Когда я тащил тебя по этому лесу через снег в свою берлогу, я даже не мог представить себе, что тебе довелось пережить. Теперь я тебе так скажу: Ты не должен попасться им. После всего того, через что ты прошел, я не могу позволить тебе выйти просто так на улицу и волочиться со своей подбитой ногой им навстречу. Ты будешь лежать здесь, сколько потребуется, а я прослежу за этим. Теперь спи.
- Спасибо тебе.
- Что ж. Кроме "спасибо" с тебя все равно сейчас взять нечего, поэтому хватит с меня и этого. Потом сочтемся. - Мит принялся заваливаться на бок с единственной целью скорее уснуть.
- Мит, скажи мне еще вот что: Ты ведь служил в армии Промышленного Альянса?
- Да. В начале войны это называлось Промышленным Альянсом. Теперь же это называется Федерацией. Но, знаешь, как это ни называй, смысла не прибавится.
- Я так и знал. Ты не поверишь, и дома и на Фемиде нам рассказывали, что у вас нет ничего святого, и что вы добиваете своих раненных.
- Это не так. А даже если бы это было и так, то ты НЕ наш раненный, ведь ты со стороны Консервистов.
- Попади я в армию до своего отправления на Фурию, я был бы на той стороне. А попади я в армию после прибытия с Фурии, я бы оказался в армии Альянса. Нас перепродали. Как скот.
- Ты не попадешь в их лапы. По крайнем мере пока я рядом.
Ю еще раз промолвил свою совершенно искреннюю и совершенно же бесполезную благодарность, но Мит уже вовсю храпел. Ю оставалось только последовать его примеру.
10
Две недели прошли незаметно. Мит где-то раздобыл ящик консервов, поэтому они не голодали. У Ю, как выяснилось, был вовсе не перелом, а только трещина в кости, иначе как бы он так быстро смог встать на ноги? Ему еще было жутко больно, но он уже дважды вставал, чтобы упереться головой в низкий потолок блиндажа. Мит рассказывал ему о внешнем мире, и о войне, от которой было не спрятаться. Ю старательно все запоминал, и концу второй недели он уже знал почти все, что было нужно, чтобы, попади он в армию, не быть там чужаком. Звания, знаки отличия, структура подчинения, текст докладов, техника, оружие.
- Вот, эта вот штука называется Выстрел. - говорил Мит, показывая Ю металлический цилиндр размером чуть больше пальца - направляешь его на того урода, потом сжимаешь вот здесь на излом и, если очень повезет, попадаешь. Только вот, знаешь, попасть из этой штуки в человека можно только метров с десяти-пятнадцати. Да и то, неизвестно, свалишь ты его этим или нет.
- У тебя много таких штук?
- Да нет, в том то и дело, из всего оружия только два Выстрела и осталось.
- Не густо. Я думаю нам понадобится больше.
- Эй-эй. Не спеши так. На что нам больше? Ты, я надеюсь, не собираешься всех перебить. Даже и не думай нападать. Привыкай прятаться.
- Не мне привыкать прятаться. Я сидел тихо почти шесть лет, боялся за себя, боялся за других. Теперь хватит. Невозможно прятаться вечно. Когда-то придется защищаться... - Ю еще был слишком слаб и эта речь лишила его остатков сил. Он сидел на своей кровати и тяжело дышал.
- А я три года убивал. - Мит склонился над Ю и говорил, повысив голос - За три года я прервал много жизней, и, знаешь, очень немногие из убитых мной этого заслуживали. Только дело в том, что если не я убил бы их, то кто-то из них убил бы меня. Но я так и не научился ненавидеть их, только саму войну. Даже когда я еще верил в идею, я не верил в средства, которыми сам эту идею отстаивал.
- Если кто-то встанет на моем пути к Ами, то ему не позавидуешь... - попытался вставить Ю.
- Если кто-то встанет на твоем пути к Ами, и ты его вынужден будешь убить, то я тебе не позавидую. - снова перебил его Мит - Когда ты будешь смотреть ему в глаза и видеть, как он умирает, ты будешь думать только о нем, хотя его совсем не знаешь, а вовсе не об Ами, хотя все делаешь во имя нее. Это будет так. Я тебя не слишком долго знаю, но уверен, что ты не сможешь просто так убить, как не мог я, хотя делал это много лет.
- Наверное, ты прав.
Воцарилось молчание. Мит задумчиво перемешивал угли в печи. Ю, не моргая, наблюдал за этим действом. Внезапно Мит спросил:
- Скажи, а ты знаешь, что это уже вторая война?
- Вторая?
- Да. Первая продлилась полгода и закончилась ничем, а точнее мирным договором. Только его никто соблюдать и не собирался, постоянно то одни то другие делали вылазки, все больше по-мелочи. Но со временем Консервисты решили вернуть отбитые у них земли, Федерация - захватить новые. Двух лет не прошло, как война началась снова. И с тех пор уже почти три года тут снова рубятся за одни и те же места. Знаешь, иногда бывает совсем спокойно, а иногда по два месяца только и делают, что рвут друг другу глотки за клочок земли километр на километр. А ты этого и не знал?
- Нет. То есть ходили слухи, что война якобы кончилась, и нас держат там зазря. Значит так оно и было... Вот ведь подонки!
- Да, уж. Подонки...
11
Прошла еще неделя, Ю достаточно окреп и готов был выйти в первый раз. Мит дал ему теплую одежду, оба Выстрела засунул себе за пояс, напутственно похлопал Ю по плечу и откинул полог.
Ю достаточно быстро привык к яркому свету, и стал осматриваться. Было не слишком холодно. Ранняя весна, кое-где прогалины. Их блиндаж располагался довольно высоко на пологом склоне на опушке леса, полузасыпанные окопы тянулись в обе стороны. Лес был впереди, а за спиной огромная равнина. Много километров снега, смешанного с грязью, следы гусениц во всех направлениях, воронки от взрывов, окопы, и ни одного человека. Ю смотрел дальше: река и горы. Ю никогда не видел свои горы издалека, но был уверен, что видит сейчас менно их. Ему надо было туда, но еще не сейчас. Сначала нужно было раздобыть оружия и пополнить припасы.
- Нам туда. Тот конвой там. - Мит указывал на юго-восток. Там, в лесу был разбитый конвой. Мит нашел его еще несколько дней назад, но тогда там еще сновали солдаты и собирали грузы. Теперь они собирались туда, там наверняка было чем поживиться. Было утро и к середине дня они уже должны были вернуться.
- А где ты нашел мою капсулу? Там были еще?
- Примерно там же. Но только твоя. Пойдем?
Ю кинул еще один взгляд на свои горы, и направился, хромая, вместе с Митом в лес.
Они шли не меньше двух часов. Сначала продирались через подлесок, потом вышли на разбитую взрывами дорогу. На дороге снега не было, только широкая колея разбитая колесами и гусеницами. На западе зазвучали раскаты грома. Они это даже не обсуждали, даже Ю уже привык глухим звукам далеких взрывов. Людей они не встречали. Мит объяснил, что эта дорога уже давно заброшена, фронт далеко, делать здесь нечего.
- Тогда что здесь делал конвой? И кто его разгромил?
- Точно я не знаю. Да и откуда? Видимо, конвой то ли заблудился, такое бывает, то ли они решили всех обыграть и пошли здесь. Разгромили диверсанты, больше некому.