Кружка, как предмет первой необходимости, в любом доме уважаема. Таковой была и эта. Но в один день все изменилось. Ее сунули в мешок или может быть в сумку. (Она этого точно не знает, ведь у нее нет глаз, но то что там было тепло и мягко- это точно).потом ее долго везли или может быть несли (этого она просто не может вспомнить: она стара). Потом ее вынули и довольно небрежно бросили на полку с другой посудой. От удара она почувствовала, что начинает раскалываться, но виду не подала.
Дальше все пошло почти по старому, только теперь ее стали реже мыть. Когда ее долго не мыли, все ее фарфоровое тело ужасно чесалось, но она терпела. А что было делать, ведь почесать было нечем. Еще теперь из нее стали чаще пить напитки со льдом. Она этого не любила, ведь она была старой кружкой, и хотела быть в тепле. Истинное удовольствие она получала, когда из нее пили горячий чай с сахаром, или лучше с медом. Только теперь это делали реже. Зато спиртное пили очень часто. Сначала она не понимала, зачем пить пиво из кружки? Ведь есть же бутылки. Но потом она перестала задаваться этим вопросом, ровно как и перестала служить сосудом для пива и стала сосудом для вина, портвейна, потом водки, а уж совсем потом для совсем неразбавленного спирта. Она начала спиваться вместе со своими хозяевами. Каждый вечер ее до беспамятства напаивали, а каждое утро она пересчитывала трещинки, которые на ней появились после вчерашнего. Днем из нее немытой пили чай, а вечером все повторялось снова.
Это продолжалось долго. И продолжалось бы еще неизвестно сколько, Но в одно утро она, очнувшись из забытья, поняла, что утратила часть себя: у нее откололась ручка. Сначала ей стало жаль ручку, а потом и всю себя, когда она поняла, что теперь она не только старая, но еще и искалеченная старая кружка. Теперь она была никому не нужна. Вернее она так думала, пока хозяева не нашли ей новую работу в качестве общественной пепельницы- плевательницы в общественном коридоре.
Это было просто унизительно, держать в себе окурки и желтые от никотина плевки. Иногда ее вытряхивали,больно ударяя о край ведра, но никогда не мыли. Так онаи доживала свой век, пока не раскололась от удара сапогом и не умерла.