Annotation

     Генерал-фельдмаршал нетерпеливо поправлял новенький парадный мундир, надетый по особому случаю, пока не остановился у знакомого имения. За два года оно ничуть не изменилось, а вот Касьян многое переосмыслил и, отставив рассудок и душевную холодность в сторону, пошел на поводу у собственных чувств.

     Любовь — непозволительная роскошь, но всем нутром он жаждал хоть раз ее себе позволить.

     На глаза ему попалась личная служанка Аделаиды, его первой и единственной возлюбленной, чей лик никогда не покидал его мысли ни на кровопролитной войне, ни на скучных светских вечерах. Словно наваждение, преследовавшее его каждое мгновение.

     — Ваше высокопревосходительство... — не сдержала изумления старая женщина, что-то выронив из морщинистых рук, и вмиг учтиво склонила седую голову.

     — Мне нужна младшая леди...

     — А леди уже здесь, — с присущей ей надменностью, произнесла внезапно появившаяся Ида. — Ваше высокопревосходительство, какая встреча!

     Публичность едва ли была по душе человеку скрытному, любящему одиночество, которое он был готов разделить исключительно с той, что пленяла его высокомерным, неприступным взглядом. Он помнил ее и другой: нежной, жизнерадостной, наивной, но те времена давно канули в лету.

     — Леди Аделаида, разговор достаточно личный. Не могли бы мы поговорить в доме?

     — Ах, не обвиняйте меня в негостеприимстве! Пойдемте, ваше высокопревосходительство!

     Ида привычно устроила миниатюрную болезненно-бледную ручку на сгибе мужского локтя. Внутри нее все ликовало: она снова смогла его коснуться.

     А вот Касьян, помимо приятных ощущений, испытал неподдельную тревогу: девушка заметно исхудала и потеряла здоровый румянец.

     — Как поживаете? — осведомился он, втайне пытаясь выведать что-нибудь о ее самочувствии.

     — Лучше вас, раз уж вы снова здесь, — ее тон показался ему как никогда холодным.

     — Аделаида, ты...

     — Вы, — смело поправила она. — Не ты, а вы, ваше высокопревосходительство. Вы утратили возможность обращаться ко мне иначе.

     Он остановился так резко, что леди едва не оступилась, а после заключил ее подрагивающие от трепета ладони в плен. Ему не были свойственны такого рода поступки, но долгая разлука давала о себе знать.

     Ида не боялась, даже в какой-то мере порадовалась его решительности, но ответить взаимностью, увы, не могла.

     — Я люблю тебя, — шепнул он. — Вас, вас люблю.

     — Так любите, — подалась она подбородком вперед, едва не задев манящих губ мужчины. — Мне-то что?

     — Не притворяйтесь, будто я вам безразличен.

     — А мне и не нужно притворяться, ваше высокопревосходительство. А теперь отпустите, пока я не начала кричать...

     Нет, криков генерал-фельдмаршал допустить не мог, именно поэтому и обезоружил юную, но уже такую мстительную девушку пылким поцелуем. Не жалея его, она крохотными кулачками колотила его по груди, напрочь отказываясь поддаваться своим чувствам.

     Но когда его жаркие руки потянулись к тугому корсету, она только и смогла, что прошептать:

     — Не здесь, Касьян...

     ***

     — Почему вы не сказали? — раздался вопрос, как гром среди ясного неба.

     Ответ у Аделаиды несомненно был — она никогда не делала ничего беспричинно — вот только и делиться не желала:

     — О таком предупреждают, ваше высокопревосходительство?

     Касьян громко выдохнул: кого-кого, но эту девушку он глупой не считал, зато таковой сейчас она прекрасно притворялась.

     — Аделаида, почему вы не сказали?

     Тишина заполонила покои, позволяя двум быстро бьющимся сердцам наслаждаться рваными ритмами друг друга.

     — Впрочем... я пришел просить вашей руки.

     Она только на мгновение задержала дыхание, чтобы потом, бесчеловечно изранив свою душу, сказать:

     — Мой ответ — нет, Касьян.

     — Боюсь, что теперь у вас не так много вариантов...

     Девушка плавно поднялась и села на кровати, не смущаясь, что одеяло оголило ее худенькие плечи, а вслед и грудь.

     Она должна была остаться в ночной рубашке с вырезом у низа живота, но перед смертью ей хотелось насладиться близостью с Касьяном в полной мере. Близостью, которую она имела право разделить только с мужем...

     Ей вдруг подумалось, что стало бы с маменькой, узнай та, чем занимается ее дочь. Но Аделаиде было ее не жаль, нисколько. Напротив, Ида бы с радостью посмотрела, как высокородные леди с энтузиазмом выдворили бы ее мать со всех светских приемов.

     Его высокопревосходительство скользил глазами по изгибам девичьего тела. Разум так и твердил, что он обрек девушку на мучительные страдания. Образы того, как общество порицает и изгоняет ее, прочно засели в его голове.

     — Выйдете на площадь и будете кричать, что больше я не чистая? — нервно рассмеялась Аделаида, чем привлекла его внимание. — Есть такая забавная вещица, милый Касьян... нож или же игла. Немного артистизма. И вот я невинная дева...

     — Лекарь? — он сел вслед за ней, чтобы коснуться губами каждого участка ее нежной кожи.

     — За хорошие деньги или украшения я буду самой девственной в округе. К тому же, мне многое известно о местных лекарях... Их порочные тайны живут со мной.

     — Неужто моя кандидатура настолько плоха, что вы отдали своим размышлениям какие-то жалкие несколько секунд?

     — Касьян, милый Касьян... не верю, что вы забыли, что произошло несколько лет назад. Леди... — притворно задумалась, сначала оттолкнув его, но потом вновь поддавшись его мучительным ласкам, — Диана, кажется, так ее звали... Да-да, вы собирались стать ее верным супругом. Хотя, слово «верность» по отношению к вам... спорно.

     Улыбка вышла натянутой и болезненной — ей не хотелось показывать слез при любимом мужчине.

     — Аделаида, я не забуду вас даже в день собственной свадьбы! — передразнила его она. — Что же еще могло меня утешить, как не это нелепое признание, милый Касьян!

     — Я был обязан жениться на ней. На моем месте вы...

     — А я не на вашем месте! — закричала она. — Я всем пренебрегла ради вас! Всегда... всегда пренебрегала!

     Ей отчего-то вспомнилось, как она рисковала быть замеченной, отдав ему свой первый поцелуй. Как стучало ее ноющее сердце, когда в темном коридоре, она, прильнув к широкой груди, не желала отпускать его на опасное сражение. Как порывисто шептала, что обязательно дождется его, что найдет способ слать письма.

     Касьян в опаске преподнес ей подарок, записку, обязав девушку немедленно спрятать ее и прочитать в одиночестве.

     Уже в своих комнатах она нетерпеливо развернула бумагу и чуть не выронила ее от изумления, увидев свой портрет.

     «Обещайте хранить вашу улыбку для меня».

     Но обещания Ида не выполнила: при первом неутешительном известии о войне она потеряла сознание и долгое время пребывала в бреду. Только вновь столкнувшись с пронзительным взглядом Касьяна на зимнем балу, вздохнула, насколько это было возможно в тугом наряде, полной грудью.

     Одно лишь печалило юную Аделаиду: на танец ее приглашал кто угодно, но только не он. Отчаявшись, она и не надеялась на благоволение судьбы, с грустью заламывая пальцы и рассматривая черты его молодого лица. Когда же высокая сильная фигура, словно прочитав ее непристойные мысли, возникла перед ней, Ида улыбнулась чрезмерно искренне, наивно и влюбленно. Ее вдруг испугало непреодолимое желание избавиться от белоснежных перчаток, стесняющих вспотевшие ладони, и коснуться его щеки.

     — Леди...

     — Я волновалась за вас! — не дала и слова вставить она, вновь бросив этикет в пламя любви. — Слышала, что вас повысили по должности... Я очень... очень рада!

     Генерал-фельдмаршал мог смело развернуться и оставить невоспитанную девушку, но почему-то и ему нестерпимо хотелось оказаться с Аделаидой за пределами империи, где никто не смог бы им помешать.

     — На войне я был ранен, — снизошел до откровения он, чем невольно заставил ее вздрогнуть. — В цветных снах я видел вас, леди Аделаида. Мы танцевали.

     — Странно... — на выдохе произнесла она.

     — Отчего же?

     — И я видела тот сон...

     Вскоре пылкие признания в любви сменились глупыми оправданиями...

     Отвернувшись от его высокопревосходительства, Аделаида молча выслушивала новость о неожиданной помолвке с леди Дианой, брак с которой принес бы роду Доксар множество привилегий.

     — Богатства? — вдруг спросила она, стремительно обернувшись. — У вас ведь есть деньги, Касьян! Положение? И оно у вас есть! О каких привилегиях речь?

     Генерал-фельдмаршал был человеком честным, прямолинейным, но в тот день правда давалась ему нелегко:

     — Это последнее желание моего отца, я не смею ослушаться.

     Девушка закусила и без того истерзанную нижнюю губу и почувствовала неприятный привкус железа во рту.

     Кому, как ни ей, было знать, с каким уважением Касьян относился к своему отцу.

     — Вы ведь и не пытались, так? — горько прошептала она. — Не пытались даже вскользь упомянуть моего имени...

     — Если бы я был в силах изменить его решение, то...

     Но более Ида не была намерена ни слушать, ни услышать его:

     — Всего доброго, ваше высокопревосходительство.

     — Аделаида! — воскликнул он, удержав ее за запястье и не позволив ей уйти.

     — Ваш отец все эти годы оставлял вам только синяки и шрамы, позорил ваш род, публично хотел отречься от вас, когда по столице начали ходить слухи о том, что мы проигрываем в войне! И вы... и вы выбираете его?

     — Эгоистичность тебе не к лицу, Аделаида, — было сказано строго, непримиримо.

     — А вам лицемерие, Касьян! — едко ответила она. — Вы грозились больше никогда не появляться в том доме, но...

     — Мой отец болен! — впервые повысил голос на возлюбленную он. — А я так и не смог заслужить даже мимолетного взгляда, в котором бы таилась любовь, а не презрение!

     — Не оставляйте меня... — сквозь слезы умоляла Ида, и, сперва оглянувшись, обняла дрожащими руками его лицо. — Я не могу... не могу выйти замуж за другого человека!

     — Прости меня, — только сказал он, прежде чем поцеловать тыльную сторону ее правой ладони и исчезнуть на два долгих года.

     Леди Аделаиду несколько раз пытались выдать замуж, но тщетно. Девушка упорно находила любые пути, чтобы избежать если не помолвки, то брака.

     Первым в списке пострадавших был граф Эйнильский. Невиданная, замечательная партия, о которой род Аделаиды и мечтать не мог! Но все это не было случайностью: маменька Иды весьма постаралась и играла не последнюю роль в качественно поставленном спектакле.

     Старшая леди Буаселье прекрасно знала, каких девушек предпочитает его сиятельство. Оттого ее дочери были одобрены к ношению только две прически и только светлые тона одежды определенного фасона. Также любые науки были полностью исключены из расписания Аделаиды, поставив крест на ее образовании, ведь граф, как оказалось, был противников обучения среди юных девиц. Единственное, что он одобрял, являлась тяга к музыке, потому под пристальным надзором матери девушка чуть ли не жила за роялем. Но это стало своего рода отдушиной для Иды. Свою боль она вкладывала в льющиеся из ее рук мелодии. Нередко в ее глазах застывали слезы, но его сиятельство эмоциональных, вздорных девушек не любил, потому плакать ей тоже запрещалось.

     Маменька не переставая только и повторяла, что о свадьбе Аделаиды будут говорить годами. Но вот только младшую леди это едва ли радовало... Она каждый день, каждый час ждала, что в ее золотую клетку ворвется Касьян и спасет, как в тех книгах, которые ей тоже было запрещено читать.

     Набожность его сиятельства также не обошла ее стороной, вот только в молитвах она вновь взывала к своему милому Касьяну, на Бога она более не надеялась и вовсе.

     Ах, был бы хоть папенька рядом, он бы не подпустил ее к чудовищу. Все знали, что граф был человеком вспыльчивым: когда гнев преобладал над ним, могли погибнуть и невинные слуги. Придворные, конечно, считали это нелепыми слухами, легендами противников его сиятельства. Никто не решался напрямую озвучить свои сомнения. Никто, кроме Аделаиды. Ее пугала сама мысль провести всю жизнь не только с нелюбимым, но и кровожадным, жестоким мужчиной.

     В жестокость она убедилась и сама, когда силой оказалась прижата к холодной каменной стене. До торжества оставалось каких-то два месяца, но больше ждать граф был не намерен, а упрямый нрав Аделаиды только пробуждал животное желание. Как же это так: все женщины были готовы упасть на колени перед ним, а Ида при виде него, если бы и рухнула вниз, то от неукротимого желания извергнуть любую пищу, съеденную за день.

     От грубого изнасилования Аделаиду спасла проходящая мимо кухарка. Ее тяжелые торопливые шаги спугнули его сиятельство, и он сам отпрянул от девушки. Тогда-то она сорвалась с места и побежала к своей спасительнице.

     — Моя леди, — склонила голову служанка.

     Аделаида, ничего не объясняя, схватила ее за длинный рукав и потянула в противоположном от графа направлении. Женщина средних лет испугалась, что сделала что-то не так и ее ведут на наказание, потому не сумела скрыть удивления, стоило леди попросить только одного: подготовить ванну.

     В тот день, чуть ли не сдирая с себя кожу, Ида навсегда уяснила, что и красота, которой она была обязана придерживаться, имеет губительный эффект. И, что немаловажно, Касьяна больше нет. Никого нет. Она одна.

     Поступка его сиятельства младшая леди, конечно, не простила. С ее умом, да находчивостью, она с легкостью подставила мужчину, и с тех пор он был навечно выслан из столицы и заточен в одной из монастырских башен.

     Но ей и этого было мало... Аделаида нашла в себе смелость заявиться в место его изгнания. Монахи не были рады ее приходу, а вот пожертвованию — весьма.

     — Так это все ты?! — только спросил граф, столкнувшись с его ночным проклятием.

     Быть может, он бы и вовсе набросился на нее, если бы не широкоплечий кучер, которого Ида предусмотрительно подкупила.

     Она звонко рассмеялась, согнувшись пополам от судороги в животе, а после, выпрямившись до боли, с наслаждением произнесла:

     — Удачи вам здесь сгнить, брат Мартин. Я помолюсь о вас, чтобы жизнь ваша была долгой.

     Аделаиде знала, не могла не знать, что борьбой за справедливость обратила свою жизнь в ад... Сторонники графа не просто выслеживали ее, а методично запугивала, превращая в параноика. Но Ида ни о чем не жалела. Сколько других девушек, которые могли стать жертвами его сиятельства. Могли, но не станут.

     Второй избранник, барон, был обходителен с ней: преподносил подарки, справлялся о ее самочувствие, интересовался мнением и даже предлагал покровительство.

     Аделаиде, чья совесть болезненно сжималась при виде него, казалось, что он заслуживал искренности:

     — Я люблю другого человека и никогда не смогу ответить на ваши чувства.

     — Любовь приходит с браком, — не согласился он, сжав девичью ладошку.

     Леди отрицательно покачала головой, пытаясь высвободить пальцы. Каким бы добрым ни был барон, доверяла и позволяла прикасаться к себе Ида исключительно Касьяну.

     — Ваше...

     — Я же позволил вам обращаться ко мне по имени, — отрезал он.

     Она подняла глаза, полные отчаяния, и выпалила:

     — Дамьен, расторгните помолвку... прошу вас.

     — Не отступите... Знаю, что не отступите. А жаль, — горько улыбнулся. — Если вы измените свое решение, и я не успею связать себя узами брака с другой женщиной, то двери моего дома для вас открыты.

     В тот день Аделаида отказалась от защиты, вновь безрассудно вверив свою жизнь опасности.

     Но, несмотря на внутренний страх, она, став королевой интриг, правила негодяями, подставляя их, лишая богатств, пока они видели в ней хрупкую девушку, не способную и мухи обидеть. А она бы и не обидела — побоялась бы испачкать перчатки.

     — Аделаида, — генерал-фельдмаршал нежно коснулся ее плеча, и девушка вздрогнула, вернувшись в реальность, — я не просил вас отказываться от чего-либо.

     — А о таком и не просят, милый Касьян, — тихо отозвалась она. — Это делают молча, когда любят. Впрочем, и вы любили... любили своего отца. Я всегда была к вам несправедлива.

     — Или же я слишком поздно внял вашим словам, — как всегда честно ответил он. — Не буду скрывать: в душе мне хотелось заполучить одобрение человека, давшего мне жизнь. Однако, все это оказалось простой манипуляцией... Вы были правы во всем...

     Аделаида не могла видеть его боль, и в попытках разделить ее с ним сама обвила его шею тонкими руками.

     — Мне жаль, Касьян, — сказала она то, в чем боялась признаться эти два года, — лучше бы я оказалась не права. Лучше бы оказалась не права...

     Надолго он остаться не мог: вернется маменька Иды и непременно направится к «непутевой» дочери, которую в народе прозвали проклятой невестой. Тринадцать отвергнутых женихов за двадцать четыре месяца. Она била все рекорды.

     Касьян принялся одеваться, в чем ему охотно помогала Аделаида, невольно представляя, как могла бы проделывать это каждый день, если бы не одно «но»... Бывшему графу было известно слишком много. Не одна младшая леди умела находить слабые места.

     Закончив, мужчина вынул из внутреннего кармана обручальное кольцо, глядя на которое он во время разлуки представлял Иду.

     Лицо девушки помрачнело, стоило ей подумать, что оно побывало на руке той неприятной леди.

     — Я так и не решился подарить ей фамильное кольцо, — ответил он, заметив очевидную перемену. — Оно всегда принадлежало только вам. Станьте моей женой, Аделаида. Мы сможем позабыть обо всем плохом. О моих ошибках, о ваших...

     — Касьян...

     Вложив украшение в ее раскрытую ладонь, он не позволил ей возразить:

     — Завтра, в это же время. Если кольцо будет на вашем пальце, я расценю это как согласие. В противном случае... больше вас не потревожу.

     В последний раз накрыв ее припухшие губы своими, он собирался выйти, пока не услышал:

     — Ваше высокопревосходительство, с чего вы взяли, будто я больше не...

     — Боюсь, что это не та тема для разговора, которую мне бы хотелось обсуждать. До встречи, леди Аделаида, — отчеканил он и покинул покои, так и не поведав ей, что прошлым вечером навещал графа.

     Стоило дверям захлопнуться, как девушка рухнула на пол и горько заплакала. Счастье протянуло к ней свои жаркие лучи, но ей придется от него отказаться.

     Отказаться от Касьяна... ее слабого места...

     ***

     Вертя в руках наточенный нож, предусмотрительно украденный с кухни глубокой ночью, Аделаида в полной мере осознала, как слаба... Скольких мужчин ей удалось прилюдно унизить, почти что уничтожить, но лишить себя жизни... на это ей не хватало духу. Ей приходилось только жалеть, что за ядом отправляться было поздно — до встречи с Касьяном оставалось меньше трех часов.

     Меньше трех часов, а Ида только безуспешно рассекает лезвием воздух, а не молочную кожу.

     По девичьему телу пробежался холодок, когда в покои громко и уверенно постучались.

     Плохое предчувствие преследовало генерала-фельдмаршала с раннего утра, и больше он не мог ему противиться, потому и предстал перед знакомыми дверьми.

     — Не входите, я занята! — крикнула девушка.

     Но Касьяну и не нужно было чьего-то разрешения, потому он ворвался в будуар, повторно за эти два дня компрометируя младшую леди. Случайность, может, удача — только так можно описать то, что с появлением его высокопревосходительства в столице, матушка Иды с периодичностью покидала имение, а слуги были не прочь обогатиться за счет генерала-фельдмаршала. Вот и сейчас личная служанка Аделаиды, которая была обязана ревностно защищать честь младшей наследницы, в уме прикидывала, что лучше прикупить на рынке: новенькую шляпку или же перчатки.

     Лицо Касьяна приобрело если не каменное, то мрачное выражение.

     — Аделаида, — полушепотом обратился он, — положи нож...

     Вчера мужчина ошибся, решив, что леди была бледна. Нет, бледна она была сейчас, почти что сливаясь с белой простыней аккуратно заправленной постели.

     — Все не должно было кончиться так, — тоненький голос дрогнул, а по щекам потекли предательские слезы. — Каждый день я мечтала, чтобы вы приехали за мной, чтобы вы спасли меня... спасли от графа... — она силилась сделать вдох, но все ее попытки со стороны выглядели жалко. — Теперь же мне нужно спасти вас...

     Его высокопревосходительство приближался плавно, медленно, что было едва ли на него похоже, но он знал: одно неверное движение, и его возлюбленная перережет синеватые вены. Она не та, кто бросает слов на ветер, она не та, кто отступит...

     Но и Касьян не был намерен потерять единственное живое существо, вызывающее у него странные, непонятные ощущения. Тепло... Аделаида вчера так неумело презирала его, что и через это чувство была ему ближе, чем любая женщина.

     — Опусти нож, Ида...

     Но она уже не различала его слова, поглощенная только одной целью: пойти на все ради его защиты.

     Резкий взмах холодного оружия, но оно почему-то вновь не причиняет Аделаиде боль, а со звоном отлетает в стену и, ударяясь, падает на пол. Истошный крик девушки, бессильно барахатающейся в кольце рук генерала-фельдмаршала, и его безуспешные попытки ее успокоить, которые оборачивается для нее только потерей сознания.

     

     Ида долго приходила в себя, несмотря на нюхательные соли, которые его высокопревосходительство всегда носил с собой на их редкие встречи, будучи осведомленным о ее впечатлительности.

     С трудом перенося головокружение, она хрипло простонала:

     — Зачем же вы спасли меня? Я не хочу, чтобы вы умирали, Касьян...

     Поглаживая место, на которое мог бы прийтись порез, а может быть, и не один, он, немного помолчав, дал ответ:

     — Если бы ты погибла, я бы пошел за тобой.

     Леди была готова воспротивиться, пока он не добавил:

     — Граф мертв, Аделаида. Я не способен вернуть время вспять, но могу заверить, что умер он мучительной долгой смертью...

     Его высокопревосходительство никогда не отличался жестокостью. Даже не раз доставал из лап товарищей испуганных женщин, щадил детей. А как его порицали, когда он отказывался грабить захваченные дома и церквушки. В свою очередь, Касьян с неодобрением следил за тем, как, казалось бы, уважаемые, благородные лорды в одно мгновение превращались в животных.

     Его выдержке пришел конец, как только его сиятельство начал жаловаться на жизнь, разрушенную руками «той твари».

     Девушка не сразу осознала услышанное, и, медленно привстав, села на кровать, на которую была так бережно уложена до этого.

     — Но... но как, Касьян?

     — Я приехал сообщить ему о смерти отца — они были старыми друзьями. Вот только Эйнильский оказался излишне разговорчив, — процедил генерал-фельдмаршал, сжимая руки в кулаки, а на его лице и вовсе вздулись желваки. — Никто не смеет причинять тебе вред, Ида.

     Внутри нее что-то рухнуло... Что же будет с ее милым Касьяном, если в обществе прознают о его проступке?

     — Тебе нужно уехать... нам нужно уехать! — вскочила она так стремительно, что он едва успел потянуть ее за запястье, призывая сесть обратно.

     — Король обо всем осведомлен, — только сказал генерал-фельдмаршал, и Ида отчетливо понимала, что это все, что ей удастся узнать.

     Бросив на него растерянный вперемешку с благодарностью взгляд, она всем телом прижалась к его груди, ища в нем прибежища.

     Ей вдруг стало ясно, отчего его высокопревосходительство был удивлен, прознав о ее невинности. А ведь он разделил с ней ложе, несмотря на полную уверенность в том, что граф в ту ночь воспользовался ее беспомощностью.

     — Я уже передал вашей матушке достойную сумму. Помолвка состоится через три дня. Ведь я могу рассчитывать на ваше «да»?

     — Думаю, что письмо куда красноречивее того, что я могу сказать вам...

     Аделаида желала и после кончины объясниться с единственным мужчиной, кого могла подпустить ближе, кому разрешила коснуться себя, с кем чувствовала себя защищенной.

     Его глаза опустились на письменный стол. Поднявшись, он ловким движением подхватил конверт, но прочесть решил, как впрочем и всегда, в одиночестве.

     ***

     «Милый Касьян,

     Я ведь только с вами позволяла эту вольность... назвать вас милым.

     Возможно, вы не поймете причину моего вопиющего поступка, но я и не прошу. Будь все иначе, я бы согласилась стать вашей невестой и верной женой, познала бы радость материнства. Будь все иначе...

     По своей же глупости я нажила не малое количество врагов. Несколько месяцев я не покидала отчий дом, заперевшись покоях, которые стали моей личной клеткой. Но и здесь мне до боли неуютно. Неуютно без вас...

     Граф Эйнильский не простил мне моей дерзости. Нет, не дерзости... этого слова едва ли хватит, чтобы описать совершенное мною. Предательством, увы, тоже не посмею назвать.

     Милый Касьян, он жаждет вашей смерти...

     Здесь... только здесь, на бумаге, я могу больше не скрывать собственных чувств. Вы были правы, когда с легкостью уличили меня в любви к вам.

     Видя Диану, с гордостью носившую обручальное кольцо, я медленно умирала. Днями и ночами я жаждала быть на ее месте. Не ради положения — ради вас.

     Простите, что я не смогла воспротивиться своим желаниям в нашу последнюю встречу, на которую и не смела надеяться. Я хотела покинуть этот мир тихо, без этого письма, но, милый Касьян, похоже, что я не так сильна, как считают многие.

     Своим приходом вы... ты подарил мне радость, и я не имею право уйти без прощания.

     Я погибну, но с тобой я всё ещё жива.

     С любовью,

     Аделаида»

     ***

     Принося брачные обеты, леди не могла унять волнения, пока Касьян не сжал ее похолодевшие пальцы и прямо во время церемонии еле слышно прошептал:

     — Чего же ты теперь боишься, если я перед тобой?

     Она мягко улыбнулась и, даже не вслушиваясь в слова священника, так же тихо ответила:

     — Я только боюсь упустить это мгновение. Упустить этот сладкий сон.

     — Проснуться тебе я не позволю.

     ***

     Рядом с Касьяном Аделаида более не боялась покидать своих покоев, вновь приобщиться к светской жизни не стало для нее испытанием.

     Она с достоинством носила новую фамилию и с гордостью отзывалась о муже. Только проводы на очередную войну давались ей нелегко. Без возлюбленного девушка угасала, но огонек внутри нее вспыхивал вновь, стоило Касьяну появиться на пороге дома.

     Так Аделаида однажды разбила дорогую старинную вазу, а после и сбила с ног пожилую служанку, но первая встретила его и, в который раз позабыв о приличиях, утонула в крепких родных объятиях. В конец не сдержавшись, при всех прильнула к его губам.

     Ида знала, что любая леди на ее месте тотчас была бы остановлена его высокопревосходительством, получила бы часовое занятие, посвященное этикету. Но сказать «нет» супруге Касьян попросту не мог.

     Быть может, именно по этой причине в родовом поместье появились целых три отдельные комнаты для гардероба хозяйки, который пополнялся каждый раз, стоило генералу-фельдмаршалу уехать даже на несколько дней.

     — Аделаида, на меня будут странно смотреть! — причитал Касьян, внимательно выслушав очередную просьбу любимой жены. — И я абсолютно не понимаю, что за названия ты перечисляешь!

     — Ну Касьян, как это, — она указала ладошкой на непонятный для его высокопревосходительство атрибут одежды, — только вот это, — понятнее ему определенно не стало. — Но вот такого цвета!

     — Как это, только это, но другого цвета... — повторил он, потерев затылок.

     — Впрочем, если вас обременяет моя просьба, ваше высокопревосходительство, то прошу о ней забыть.

     Улыбнувшись, а Касьян всегда улыбался, следя за нелепыми, почти что детскими манипуляциями жены, он коснулся губами ее розоватой щеки.

     — Думаю, что женщина, знающая толк в этих тряпках...

     — В красивой одежде, которую носит твоя жена! — внесла важную поправку Аделаида.

     — Думаю, что женщина, знающая толк в красивой одежде, которую носит моя бесспорно красивая жена, обязательно поможет мне найти то, что сможет тебя обрадовать.

     — Женщина? — нахмурилась Ида, отойдя на шаг.

     Касьян вздохнул, разведя руками.

     — Как видишь, мужчина в этих делах бессилен.

     — Касьян, я немного поразмыслила... Не стоит тебе отвлекаться от важных дел!

     — Ревность тебе не к лицу, — мягко ответил он. — Но если ты доверяешь моему безусловно завораживающему вкусу в одежде, то я сам что-нибудь, так и быть, подберу.

     То, что подобрал Касьян, Аделаида надела лишь раз, не выходя из покоев. Она страстно заверяла супруга, что это лучший подарок в ее жизни, но так и не решилась выйти в этом наряде в свет.

     ***

     Однажды, вернувшись с долгой поездки, Касьян замер, увидев Иду. Его ладонь резко взметнулась вверх, запрещая девушке сорваться на бег. Реакция мужа ее изумила, но она не посмела ослушаться — его мнение всегда было для нее авторитетнее других.

     Неуверенность распустила свои плоды в ее душе. Неужели не рад ее видеть? Неужели поддался соблазну, как его товарищи, и полюбил другую женщину?

     Глаза леди защипало, а подбородок и вовсе задрожал. Но все сомнения исчезли, стоило Касьяну самому стремительно преодолеть расстояние между ними и бережно, будто перед ним была та самая старинная ваза, ее поцеловать. Его рука скользнула по животу возлюбленной, который с легкостью выдавал ее «особое» положение.

     — С этого момента бегаю я, а ты исключительно медленно передвигаешься.

     — Ты что, вновь уезжаешь? — на этот раз слезинки не удержались на длинных темных ресницах и сорвались вниз.

     Он отрицательно покачал головой и, широко улыбнувшись, смахнул проворные слезы. Не обращая внимания ни на кого, опустился на одно колено и коснулся губами ее живота.

     — Завтра будет праздник! — громко распорядился Касьян. — Пригласите всех! Мы будем отмечать скорое появление моего наследника или наследницы!

     Праздник и вправду состоялся, вот только Аделаиду на него даже не пустили, а вот его высокопревосходительство, изрядно пьяный, явился только под утро. Спать он решительно отказывался, зато, под действием алкоголя, предавался вдохновению и придумывал всевозможные имена для будущего наследника. Некоторые вариации пугали саму Иду. Несколько раз он переспрашивал, если пол узнать как-то возможно, чем доводил обиженную супругу до истерического смеха.

     — Я безумно счастлив, — донеслось тихое от Касьяна, когда он, опустившись на кровать, нашел ладонь супруги. — Безумно счастлив...