Вопрос о том, кто начал Корейскую войну и какова была в этом роль И. В. Сталина, является в корееведении новейшего времени одним из наиболее ажиотажным и часто вызывает острые дискуссии. В исторических и востоковедных кругах существует почти неистребимое представление о том, что Корейская война была "войной Сталина". Такое определение обычно подразумевает то, что главным инициатором военного конфликта была именно Москва, а не Пхеньян. Решение начать войну было, согласно этому мнению, принято Сталиным в рамках глобального плана по распространению коммунистических идей и грядущей мировой революции. Более того, А. Панцов придерживается точки зрения о том, что Сталин активно давил не только на Пхеньян, но и на Пекин, требуя, чтобы Китай включился в войну за чуждые ему, но выгодные Москве, интересы.
Большая часть сторонников этой точки зрения не особенно отягощает себя доказательствами своей правоты, однако среди ее приверженцев встречаются и серьезные ученые. В первую очередь, это уже упомянутый нами А. Панцов, который в своей статье в "Независимой газете" под названием "Большая игра кремлевского отца народов" и ряде иных публикаций и выступлений на конференциях отстаивает свою точку зрения, которая является даже развитием указанных выше тезисов. По его мнению, Сталин не только "продавил" идею начать войну, но и сделал это для того, чтобы начать третью мировую, столкнув в военном конфликте Китай и Соединенные Штаты.
Эта странная точка зрения не могла не вызвать научную дискуссию, итоги которой обобщены в данном докладе, призванном дать ответ на следующие вопросы:
• Можно ли говорить, что война началась по инициативе Сталина или более корректной будет формулировка "с одобрения Сталина"?
• Какие факторы повлияли на изменение позиции Москвы, и на основании какой информации было принято данное решение?
• Была ли в отсутствии советского представителя на заседании Совета Безопасности ООН какая-то особенная интрига и вообще, насколько предсказуемым было вторжение США с точки зрения ситуации в июне 1950-го?
• Какими вообще Сталин видел перспективы войны?
• Кого в таком случае можно назвать главным инициатором войны со стороны Севера?
Как Москва принимала решение
Еще в первый визит в Москву в 1949 г. Ким Ир Сен поднял вопрос об объединении полуострова военной силой, но Сталин высказал такое мнение: "Вы имеете право на контратаку, только если против КНДР будет совершена вооруженная провокация" .
Между тем, вооруженных провокаций на демаркационной линии между Севером и Югом хватало, причем настолько, что не только левые южнокорейские историки, но и некоторые американские (А. Миллет) говорят о "партизанском этапе войны", хотя конфликты с участием сил до батальона при поддержке танков, артиллерии и авиации партизанщиной назвать трудно. По мнению Б. Каммингса, интенсивность приграничных конфликтов до официального начала Корейской войны была сравнима с "окопным" периодом войны 1952-1953 гг.
Ю. В. Ванин упоминает о том, что советский посол в КНДР Т. Ф. Штыков направил в Москву более 50 записок, в которых указывал на провокации с южнокорейской стороны и на неминуемость перетекания их в конфликт большего масштаба.
Милитаристские заявления руководства Юга, которые, в отличие от высказываний северян, звучали гораздо более конкретно, открыто и патетично, заставляют нас обратить внимание на то, что южнокорейское руководство обладало не меньшими, а то и большими, амбициями. Настолько, что Соединенные Штаты сами старались сдерживать его аппетиты, опасаясь, что такой одиозный руководитель страны, как Ли Сын Ман, втравит Америку в войну, абсолютно "не в то время и не в том месте". Естественно, что военные устремления Юга не могли не приниматься Москвой в расчет.
15 сентября 1949 г. Т. Ф. Штыков пишет докладную записку с подробным анализом политического и экономического положения РК. В ней упоминается, что Ким Ир Сен и Пак Хон Ен считают объединение страны мирным путем невозможным и не хотят быть ответственными за его затягивание .
До определенного времени позиция Кремля была однозначной: "добро" на войну не давать - ни на глобальную, ни на ограниченную.
24 сентября 1949 г. Политбюро ЦК ВКП (б) оценило план нанесения упреждающего удара и освобождения Юга как нецелесообразный, чреватый длительной войной и иностранной интервенцией . В директиве Штыкову в ответ на его записку отмечалось, что военное наступление не подготовлено ни с военной, ни с политической стороны, а "частная операция" будет, безусловно, рассмотрена как начало войны. Предлагалось сосредотачивать силы на развертывании партизанского движения и подготовке вооруженного восстания на территории Южной Кореи, одновременно укрепляя армию КНДР .
Решение было принято на основе телеграммы советника-посланника посольства СССР в КНДР Г.И. Тункина, в которой он сделал вывод о том, что КНДР ни в коем случае не должна начинать военные действия .
26 октября 1949 г. в телеграмме на имя Мао Цзэдуна Сталин выражает согласие с мнением Мао о том, что корейской армии не следует вести наступление, т. к. военная кампания не подготовлена ни с военной, ни с политической стороны .
19 января 1950 г. Т. Ф. Штыков докладывает Москве о разговоре с Ким Ир Сеном, в котором последний достаточно долго рассказывал о том, как он не спит ночью, думая о воссоединении. Ким говорил, что партизаны не решат дело, что Мао говорил, что наступать на Юг не надо, однако обещал помочь, что ему очень надо встретиться со Сталиным и лично его убедить .
В апреле 1950 г. Ким Ир Сен появляется в Москве и пытается убедить Сталина в том, что все к вторжению готово. Сталин советует дополнительно обсудить вопрос "с китайскими товарищами" и в апреле - мае 1950 г. Ким Ир Сен и Пак Хон Ен посещают Пекин, где происходит окончательное формирование китайско-корейского военного союза.
В мае 1950 г. в переписке с Мао Сталин высказывает мнение, что "в силу изменившейся международной обстановки Москва согласна с предложением КНДР приступить к объединению страны, однако окончательно этот вопрос должен быть решен совместно китайскими и корейскими товарищами, причем в случае несогласия Пекина решение должно быть отложено". Мао высказал согласие с такой оценкой .
Очевидно, что основным инициатором начала войны был именно Пхеньян. Москва же сначала отвергла идею, затем выразила готовность помочь, но указала, что даст "добро" в случае, если инициативу поддержит Пекин, и лишь затем согласилась с необходимостью вторжения, приняв во внимание изменившуюся обстановку.
Четыре из трех. О причинах изменения позиции Москвы.
Второй момент касается условий, на которых Сталин дал добро на начало войны. Обычно в качестве причин смены курса приводят речь Ачесона, появление у Советского Союза своего ядерного оружия и образование КНР. Да, ядерное оружие появилось у Советского Союза в 1949 г., однако достаточное количество ядерных бомб, приемлемое для ведения серьезной войны, а также создание необходимых средств доставки этого оружия (в первую очередь, стратегической авиации) относятся к более позднему времени. Между тем, начинать войну неподготовленным - чрезвычайный риск. Более того, если мы сопоставим сроки создания советского ЯО с датами переписки Сталина и Мао по корейскому вопросу, то мы увидим, что атомная бомба у Советского Союза есть с августа 1949г., а упомянутое решения Политбюро ЦК ВКП(б) состоялось 24 сентября 1949 г., а положительное решение о начале войны принято только более чем полгода спустя.
Образование КНР тоже не стоит воспринимать как ультимативный довод. Китай только что вышел из длительной гражданской войны, так что значительная часть руководства КПК полагала, что необходимо в первую очередь концентрироваться на восстановлении страны, а не тратить силы и ресурсы на решение внешних проблем.
Поэтому возможно, что кроме трех озвученных причин была и четвертая.
Представители КНДР начинают заверять Москву в том, что на Юге налицо все признаки революционной ситуации, которую надо лишь немного подтолкнуть. Это не могло быть Москвой просто проигнорировано. Во-первых, потому, что в такой ситуации идеологическому союзнику не помочь нельзя, и отказ был бы не понят. Во-вторых, революционная ситуация действительно позволила бы осуществить смену режима быстро и без особого риска.
Основания для того, чтобы так думать, были. Масштаб левого сопротивления режиму Ли Сын Мана в 1948-1949 гг. был сравним с масштабом антияпонского сопротивления в Корее в начале ХХ в. Но в 1950 г. эта активность уже начала спадать. Сказались и проведенная режимом куцая аграрная реформа, и весьма жесткие меры по подавлению левых выступлений. Однако снаружи спад активности был виден меньше, чем изнутри, и представители Северной Кореи вполне могли потрясать цифрами и фактами, однозначно говорящими о том, что объединение страны будет легким.
По-видимому, руководство КНДР убедило себя и Москву, что война на Корейском полуострове будет развиваться как блицкриг: северокорейская армия в кратчайшие сроки подавляет сопротивление противника, захватывает столицу Сеул, после чего по всей стране тут же разворачивается всенародное восстание, максимум за месяц южнокорейский режим прекращает свое существование, и международному сообществу придется мириться с новым положением дел на Корейском полуострове.
По-видимому этим объясняется северокорейская стратегия в первые дни войны, когда после блестящих успехов, почти полного разгрома южнокорейской армии в прифронтовой зоне и захвата Сеула армия КНДР примерно неделю не продолжает развивать успех, а чего-то ожидает.
По-видимому, северокорейские стратеги ожидали, когда же начнется всеобщее восстание, которое в такой ситуации должно было стать естественной реакцией населения Юга на фактическое крушение режима. Но время шло, восстания не было - и северокорейское командование перешло к дальнейшим действиям, упустив, как стало ясно позже, драгоценное время.
Что стояло за отсутствием советского представителя на заседании Совета Безопасности ООН?
Сторонники теории "войны Сталина" полагают, что вместо отсутствия на судьбоносном для Кореи заседании СБ ООН советский представитель вполне мог появиться там и наложить "вето" на резолюцию, и раз это не произошло, значит Сталин изначально планировал появление на полуострове американских войск и эскалацию конфликта. То, что Я. А. Малик впоследствии не был наказан за этот дипломатический просчет, также убеждает их в том, что все изначально было запланировано.
К сожалению, эта аргументация тоже страдает серией недочетов. Во-первых, забывается, что Советский Союз бойкотировал заседания СБ с января 1950 г., и отсутствие Я. Малика на его заседании не носило "разовый" характер.
Профессиональные обличители Кремля обычно разражаются тирадой о том, что "неужели было непонятно, что Соединенные Штаты будут активно участвовать в Корейской войне на стороне Юга?".
Но незадолго до того американцы "потеряли" Китай, куда более стратегически важный. Но США не вступили в войну на стороне Чан Кайши. Если они не поддержали такого старого союзника, то поддержат ли они Ли Сын Мана, имеющего в американских глазах более одиозную репутацию?
Основным фронтом противостояния считалась Европа, где в 1949 г. был серьезный кризис, касающийся Западного Берлина. В апреле 1949 г. был создан НАТО. Вопрос о том, рискнет ли Америка ввязываться в большой конфликт из-за какой-то Кореи, тоже неочевиден.
Представляется, что из упомянутых "вводных" было гораздо логичнее сделать вывод о том, что Соединенные Штаты, наоборот, не рискнут пойти на военное вмешательство, тем более - на вмешательство такого масштаба.
Кроме того, у нас есть собственноручное объяснение Сталина, его ответ К. Готвальду, в котором перечисляются причины такой позиции Советского Союза. Цитируем:
"... Допустим, что американское правительство будет и дальше увязать на Дальнем Востоке и втянет Китай в борьбу за свободу Кореи и за свою собственную независимость. Что из этого может получиться? Во-первых, Америка, как и любое другое государство, не может справиться с Китаем, имеющим наготове большие вооруженные силы. Стало быть, Америка должна надорваться в этой борьбе. Во-вторых, надорвавшись на этом деле, Америка будет не способна в ближайшее время на третью мировую войну. Стало быть, третья мировая война будет отложена на неопределенный срок" .
Это объяснение представляется достаточно исчерпывающим с учетом как ожиданий Москвы относительно итогов вторжения, так и международной обстановки того времени, когда главной ареной будущей войны между двумя системами виделась Европа.
Что же касается американо - китайского противостояния, то, как видно из текста письма, Сталин не столько планирует вовлечение Китая в конфликт, сколько допускает подобное развитие ситуации в рамках стратегии истощения Соединенных Штатов, которые, увязнув в конфликте на Дальнем Востоке, будут не в состоянии начать серьезные военные действия в Европе.
Сталин о войне в целом
Еще одним доказательством "агрессивности" Сталина часто полагают шифротелеграмму Сталина Мао Цзэдуну от 5 октября 1950 г., в которой в ответ на письмо Мао от 2 октября он пишет: "Конечно, я считался... с тем, что, несмотря на свою неготовность к большой войне США из-за престижа могут втянуться в большую войну; будет, следовательно, втянут в войну Китай, а вместе с тем втянется в войну и СССР, который связан с Китаем пактом о взаимопомощи. Стоит ли этого бояться? По-моему, не следует, так как мы вместе будем сильнее, чем США и Англия, а другие капиталистические европейские государства без Германии, которая не может сейчас оказать США какой-либо помощи, не представляют серьезной военной силы. Если война неизбежна, то пусть она будет теперь, а не через несколько лет, когда японский милитаризм будет восстановлен как союзник США, и когда у США и Японии будет готовый плацдарм на континенте в виде лисынмановской Кореи" .
Нам представляется правильным цитату ".. пусть она будет теперь" трактовать не как "Так давайте же ударим но ним поскорее!", а как "если придется воевать, то нам выгоднее сделать это сейчас, пока враг не отмобилизован", то есть коли войны не миновать, то лучше начать ее теперь, ибо это даст Восточному лагерю определенные преимущества. Кроме того, по мнению ряда авторов, в определенной мере Сталин рассчитывает на утечку информации и дает понять, что если Америка пойдет на атомную войну, Россия и Китай ее не убоятся.
Так что надо обладать очень специфическим видением ситуации, чтобы трактовать эти высказывания как "потрясающе зловещей откровенностью" .
Человек из тени
Вышеизложенного достаточно для того, чтобы понять, что "войной Сталина" Корейская война не была. В докладных записках советских дипломатов в Москву хватает данных о том, что южнокорейский режим находится в состоянии кризиса. Однако после закрытия в Сеуле советского консульства Москва не имела возможности собирать сведения о положении в РК напрямую. Следовательно, данные, скорее всего, поступали от северокорейских товарищей.
И здесь на сцене появляется человек, чей вклад в Корейскую войну сложно переоценить, - однако, доселе он был практически вне внимания историков. Речь идет о Пак Хон Ене, руководителе коммунистов Юга и, согласно принятому мнению, одной из первых жертв Ким Ир Сена в борьбе за власть.
В Северной Корее начала 1950-х гг. был довольно высокий уровень плюрализма, а Ким Ир Сен тогда был в лучшем случае первым среди равных.
Изначально компартия была тогда разделена на северную и южную части. При этом южная, как более многочисленная, формально считалась главнее, и даже после бегства на Север Пак Хон Ен продолжал считаться главой коммунистов Юга. Когда была создана Трудовая партия, разделение ее на северную и южную партии тоже какое-то время было, при этом на Севере ТПК изначально руководит Ким Ду Бон, а главой южан по-прежнему считается Пак Хон Ен. Только в 1949 г. это разделение исчезает, и главой партии становится Ким Ир Сен . В правительственной переписке с Москвой в качестве адресатов по-прежнему называют не только Кима, но и Пака.
Наряду с партийным руководством Пак Хон Ен совмещал посты первого заместителя Ким Ир Сена как главы исполнительной власти и министра иностранных дел. Таким образом, общение с Москвой и Пекином, а равно - снабжение их информацией о ситуации в Корее шло, в первую очередь, через него. Как министр иностранных дел, присутствовавший при всех переговорах Ким Ир Сена с Москвой и Пекином, Пак был вторым (если не первым) человеком в определении северокорейской внешней политики . Таким образом, на 1949-1950 гг. Пак был как минимум вторым человеком в стране и имел хорошие шансы стать первым, тем более что среди советских товарищей у него было достаточно покровителей или, во всяком случае, тех, кто его ценил и имел с ним дружеские отношения. Например, советский консул в Сеуле А. Н. Куликов .
Что говорит в пользу версии о Паке как главном закоперщике войны?
Во-первых, по своим политическим взглядам относившийся к старой гвардии Коминтерна Пак Хон Ён принадлежал к куда более идейным сторонникам "мировой революции" - настолько, что иногда его считают троцкистом . Развязывание войны отвечало его идеологическим воззрениям.
Во-вторых, будучи вождем коммунистов Юга и весьма активным участником борьбы за власть, Пак имел свой личный интерес. Ведь если бы война завершилась успехом, учитывая, что по численности населения Юг вдвое превосходил Север, Пак вполне мог рассчитывать на то, что на ближайшем съезде партии у него будет прекрасная возможность "подвинуть" Ким Ир Сена за счет численного превосходства его сторонников в партии.
В-третьих, как бывший лидер коммунистов Юга, Пак Хон Ён не мог рассматриваться как некомпетентный человек в вопросе о том, что представляет собой внутриполитическая ситуация в РК. Кроме того Пак лучше, чем Ким, был подкован в административных играх и должен был хорошо представлять себе, на какие идеологические точки надо давить для того, чтобы убедить московские власти принять нужное решение.
Непонятно, выдавал ли Пак желаемое за действительное, будучи отрезан от реальной информации, или сознательно "выдавал дезу", но именно он был основным источником тех данных, на основании которых было решено воевать. А в сочетании с его активной позицией по продавливанию войны этого достаточно, чтобы счесть Пака лицом, как минимум, не менее виновным, чем Ким.
Кстати, когда несколькими годами позже Пак Хон Ёна и Ко окончательно заклеймили как лакеев американского империализма, его обвиняли не только в том, что он разрушил все коммунистические структуры на Юге, но и в том, что он намеренно ввел в заблуждение партию и правительство, утверждая, что на Юге 200 тысяч коммунистов (в одном Сеуле - 60 тыс.), которые немедленно восстанут, как только начнется война .
Подводя итоги
Несмотря на распространенный миф о том, что если бы не Сталин, войны на Корейском полуострове не произошло бы, "войной Сталина" Корейскую войну назвать нельзя никоим образом.
Безусловно, началась она с одобрения Москвы (а затем Кремль максимально использовал сложившуюся ситуацию в своих интересах и в рамках стратегии истощения сил и морального авторитета США), но не по ее указке. Это отмечается не только российскими, но и западными историками, в частности, Кэтрин Везерсби, которая после работы в российских архивах пришла к выводу, что Сталин не был заинтересован в расширении своей зоны контроля и рассматривал КНДР скорее как буферное государство для защиты своих собственных границ .
Более того, "добро" было дано, исходя из неверной информации о внутриполитическом положении в РК, и источником данной информации были не столько Ким Ир Сен и его фракция, сколько "местные"/южные коммунисты во главе с Пак Хон Еном, имевшие в этом, скажем так, свой личный интерес.
Корейская война в значительной мере - следствие внутренних факторов, а не внешнего давления, и тех, кто был готов ее начать, хватало с обеих сторон 38 параллели. Конечно, вопрос о том, как скоро Ли Сын Ман перешел бы от слов к делу, если бы армия РК прошла весь процесс модернизации, относится к области догадок, но, судя по тому, что с количественной точки зрения большинство пограничных конфликтов было инициировано южанами, можно предположить, что он не отложил бы дело в долгий ящик. В данном контексте неизбежности войны начать ее на более выгодных для себя условиях было решением циничным, но логичным.
Все эти моменты очень важны для понимания целого пласта событий, связанных с гражданской войной в Корее в 1950-1953 гг., и показывают, что война эта заслуживает дальнейшего изучения, свободного от идеологических шор.