Быть может, именно так заканчивает свое земное бремя всякий великий. То ли по воле провидения, то ли судьбой божественного предначертания воздающий меч Смерти всю жизнь миновал этого человека, который в своих руках сосредоточил власть над половиной мира. Этим легендарным историям о победе людского существа из плоти и крови над Погибелью было суждено пережить многие поколения. Вся жизнь его была настолько неправдоподобна, что больше напоминала остросюжетный роман, нежели проявление реальности. Рассказы о "невидимых" битвах буквально облетели весь мир, обрастая новыми сказочными подробностями. Таково человеческое естество: человеку обязательно надо сотворить себе кумира, чтобы поселить в душе огонек веры в собственную жизнь, который хоть на мгновение сможет запылать пожарищем его превосходства над неуправляемой судьбой, силой провиденья. Смерть долго томилась ожиданием возмездия и вот во время того, когда фортуна изменила великому, пришел час ее мести: слишком нахальны были его насмешки над собственной гибелью, которой он по существу не верил. Теперь она в полной мере хотела насладиться явлением его ничтожности и убожества, поэтому вершила свои замыслы убийственно медленно и мучительно.
Все началось за несколько месяцев до. В первые дни весны 1821 года его отчего-то не покидала грусть, тяжелая грусть, которую нельзя выразить, обозначить словам. Просто беспричинная гнетущая печаль, преследующая как наваждение, как демон. Он сидел в шикарном кресле своей душной, тесной, слабо освещенной комнатушки и пытался справиться с бесконечным потоком безосновательных черных мыслей. Эти образы сами овладевали его сознанием, заставляя изнывать душу. Внезапная грусть постепенно стала перевоплощаться в иные формы: панический страх, состояние, близкое к безумию как определил доктор Антомарки; отчужденное поведение неприкаянного; или же напротив неоправданный дикий смех. ...А Черная Тень находилась поодаль и глумилась над его безысходностью... Тогда, в конце марта печаль императора стала приобретать прочный фундамент, который с неимоверной быстротой становился все толще, выталкивая грусть далеко вверх. Размышления о роке, власти судьбы в человеческом бремени, о точном смерти-часовом, который приходит строго в предопределенный час.
Потом состояние его стало необратимо ухудшаться по наклонной прямой. Все мысли занимали только предзнаменования смерти, повсюду виделись знаки кончины, так, что это стало перерастать в паранойю. Именно в долгие апрельские вечера и ночи, когда небо превращалось в непроницаемый экран, на котором становились заметными даже малейшие проблески света, комета прочертила темную синеву. Небесный огонь - знак близости смерти.
В первый раз она посетила его обитель 2 мая.
Окутанная мраком комната. Неправдоподобно изогнутые тени на стенах. Тусклый свет свечей. Тяжелый воздух в комнате. Зловещие изгибы материи шатра над постелью.
Смерть сначала издалека серыми глазами бессмысленно смотрела на него. Затем ее взгляд становился все тяжелее, приобрел невыносимое пристальное выражение, перед которым невозможно было выстоять смертному. А он, несмотря на статус Великого, в который его возвели люди, всегда оставался просто смертным человеком. С течением времени Смерть все ближе приближалась к обессиленному телу и наконец, решив все же продлить минуты созерцания последних мучений легкомысленного Мятежника, присела рядом, на край кровати. Император никогда не оставался в одиночестве, но теперь он не видел никого, кроме сидящей около нестарой женщины в серых изорванных лохмотьях, с неестественным лицом, на котором каждый изгиб становился размазанной нечеткой линией. Длинные черные волосы, будто подхваченные ветром, медленно колыхались, беспорядочно разметанные в стороны. Из левой ладони ее сыпались монеты, и неслышный удар каждой становился биением его сердца. Он ужасно страшился того, что когда-нибудь этих золотых наполеондоров больше не останется. То были деньги, которые при жизни он скопил во свое спасение: монеты пожертвованные людям, отданные другим, потраченные ради них. Монеты сыпались, а Смерть по-прежнему неотрывно смотрела в его душу. Она играла с ним. Тогда он вспомнил об обозе, оставленном в России, в котором покоилось неисчислимое количество золота. Но в ответ, будто прочитав его мысли, Смерть, улыбаясь, помахала головой из стороны в сторону: эти богатства не в счет. И великая печаль затомилась в его сердце.
Постоянным мучениям подвергался Великий: стоило только ей провести над ним правой рукой, как он ощущал, что душа медленно начинает покидать тело, но, противясь чужой воле, до последнего стремиться остаться в прежних телесных оковах. Его будто выворачивало наизнанку. В такие часы он проваливался в забытье, временами терзаемый приступами рвоты. Иногда, когда его лицо теряло выражение, можно было услышать злобный, дьявольски противный смешок. Тихий-тихий. Даже незначительное освещение раздражало императора: метаясь в агонии, он пытался скрыться от огней свечей; в бессознательном состоянии Великий, как ребенок, чуть ли не плача умолял "унести огонь". Императору виделось, что даже бледный свет чрезвычайно ярко озаряет демоническое лицо непрошенной гости. Так кромешный мрак поглотил пространство комнаты.
До сего момента он уже тысячи раз отдавал предсмертные распоряжения, чувствуя, что конец настанет именно тогда, но мог ли император догадываться, что последними часами станет именно "сейчас", когда потеряно всякое здравомыслие и ясность ума. Раньше, давая последние распоряжения, он пытался идеально сохранять спокойную маску хладнокровного императора, однако теперь Смерть намеренно открывала перед всеми его истинное лицо, пораженное ужасом.
Самое страшное наказание было ему уготовано: он явственно, за несколько секунд просветления ума, осознавал собственную смерть. "Я умираю!" - хрипло произнес Великий, схватив за руку одного из тех, кто пришел попрощаться, ожидая финала у смертного одра императора. В бреду он говорил сам с собой, произнося бессмысленные фразы, непонятные просьбы, но из потока несуразностей можно было разобрать обращения к Франции, Жозефине, слова о сыне и соратниках.
Так прошло еще три дня и все надежды на выздоровление окончательно исчезли.
Часы в комнате пробили полночь, и пришло время последних моментов императора. 5 мая на остров Святой Елены обрушилась свирепая буря, готовая уничтожить все на своем пути. Мощные громовые удары распространялись по небу, заставляя дребезжать стекла и содрогаться стены виллы Лонгвуд. В ответ молнии нисходили с горних вершин, настигая мгновенным светом и диким ревом. Даже из комнаты отчетливо слышались всплески подзадоренной морской стихии, которая так и норовила пробиться сквозь преграду береговых гор. Бешеный ветер завывал, проникая в щели, дымовой проход, теребя входную дверь. Жители Лонгвуда уже были привыкшие к тропическим беснованиям природы, но сейчас они не могли устоять перед натиском ужаса: стихия буйствовала, как умирающий император, бьющийся в бредовой горячке.
Ближе к полудню император обессилел совершенно. Последний наполеондор выпал из ладони Смерти и тогда она с наигранным удивлением взглянула туда, будто говорила издевательским тоном: "Ах, какая жалость!" Вместе с цокотом монет прекратилось и ритмичное сокращение сердца. Потом она несколько придвинулась к нему, взяла за правую руку и настойчиво потянула - постепенно стала выходить измученная прежними пытками душа. Император широко открыл рот и попробовал вздохнуть, затем прозвучал протяжный жалобный стон, тело начало трясти в неистовом припадке, он вскричал, но крик постепенно перешел в плач. И все кончилось.
Часы в комнате издали что-то походящее на короткий звон, и стрелка так и осталась неопределенно "трепетать" между двумя секундными делениями. Часовая покоилось напротив 11.