Аннотация: Выкладываю перевод второй большой хроники о португальской экспедиции - "Отчет" Жуана Бермудиша, т.наз. "патриарха" Эфиопии
Хроника Бермудиша.
Это - краткий отчет о посольстве, которое патриарх дон Жуан Бермудиш держал к императору Эфиопии, в просторечии именуемому Пресвитером Иоанном, от христианнейшего и христолюбивого короля Португалии дона Жуана, третьего этого имени, посвященный высочайшему, могущественному и счастливому покровительству короля Португалии, дона Себастьяна, первого этого имени. В котором также описывается смерть дона Криштована да Гамы и судьба португальцев, его спутников.
В Лиссабоне, в доме Франсишку Корреа, печатника кардинала-инфанта, в год 1565.
Письмо патриарха Жуана Бермудиша к королю, нашему господину.
Высочайший и могущественнейший государь! Ваше Величество однажды сообщили мне, что Вы будете рады узнать правду о том, что случилось с капитаном и солдатами, которых король, Ваш дед, который теперь упокоился с миром, поручил мне привести на помощь императору Эфиопии, Онадингуэлю (1), называемому "Пресвитером Иоанном", для того, чтобы исправить ошибки, допущенные другими лицами, писавшими об этом предмете, которые ошиблись даже в имени этого капитана, называя его "дон Пауло", тогда как на самом деле им был дон Криштован, его брат; в то же время другие (лица) писали и рассказывали о различных событиях, которых на самом деле не происходило, и которых они не видели воочию. С другой стороны, я, который видел все эти события собственными глазами, кратко описал всё, что со мной произошло, в этой книге. Пусть Господь Наш оберегает Вашу особу, продлит цветение Вашей юности и приумножит Ваше королевское достояние. Аминь.
Проверено Р.П.Ф. Мануэлем де Вейга, цензором книг при светлейшем кардинале-инфанте доне Энрике, и генеральным инквизитором королевства и сеньории Португалии.
(1) Лебна Денгель.
Глава I.
О том, как дон Жуан Бермудиш был избран патриархом Пресвитера и отправлен в Рим, дабыпоклясться в верности Святому Отцу.
Верный и добрый христианин по имени Онадингуэль (1), в просторечии называемый Пресвитером Иоанном, был императором королевств Эфиопии, а патриарх этой страны, по имени Абуна Маркос, в году от Искупления нашего 1535-м (2) находился на смертном одре; и вышеназванный император сказал патриарху, что он просит его перед смертью назначить меня, в соответствии с принятым у них обычаем, своим преемником и патриархом этой страны, каковым был он сам до сего времени. Вышеназванный патриарх сделал это, сначала посвятив меня во все духовные саны, и я согласился стать его преемником при условии, что мое поставление будет утверждено верховным Римским понтификом, преемником Св.Петра, которому все мы обязаны подчиняться. Вышеназванный император отвечал, что он был полностью согласен с этим, и далее попросил меня отправиться в Рим и принести клятву на верность Св.Отцу за себя, за него и за всё его королевство; и оттуда отправиться в Португалию и привезти (сведения о) результате посольства, которое он отправил туда во главе с уроженцем этой страны по имени Тегазауо (3), в чьем обществе вернулся в Португалию священник Франсишку Алвариш. Испытав по пути всевозможные мытарства, я прибыл в Рим в то время, когда святейший престол занимал папа Павел III; он оказал мне весьма милостивый и доброжелательный прием и утвердил меня в том (сане), в котором я прибыл оттуда, и по моей просьбе ратифицировал всё это и приказал, чтобы я был назначен на кафедру Александрии и именовался патриархом и понтификом этой кафедры.
(1) Лебна Денгель. Из-за типографской ошибки здесь напечатано "Onandinguel".
(2) Если действительно, как упоминается в следующей главе, дон Жуан Бермудиш прибыл в Португалию в 1533 г., эта дата является неверной. Т.к. сделанные в этой главе утверждения уже обсуждались во Введении, мы считаем излишним добавлять здесь еще какое-либо объясняющее примечание.
(3) Цага Зааб.
Глава II.
О том, как патриарх покинул Рим и прибыл в Португалию, где король дон Жуан III оказал ему добрый прием.
Из Рима я отправился в Португалию, куда прибыл в то время, когда король, Ваш дед (напоминаю, что Бермудиш посвятил свою книгу королю Себастьяну, поэтому и в дальнейшем в тексте будет встречаться это обращение к португальскому монарху. - Aspar), находился в городе Эвора, в тот год, когда была окончена постройка акведука, по которому в город поступала вода из Праты (1). Он принял меня со свое обычной милостью и добротой, которые он проявлял ко всем, как подобает самому милосердному королю, каковым он и являлся. Он был особенно обрадован тем, что я прибыл завершить, как он желал, миссию, порученную Тегазауо, который пробыл в Португалии 12 лет, так и ни о чем не договорившись по причине собственной праздности. По этой причине Онадингуэль поручил мне отстранить его от должности посла, арестовать и привезти обратно с собой в качестве пленника. Я привез с этой целью письмо от императора, которое я вручил ему (Цага Заабу) в Лиссабоне, где он пребывал. Он взял письмо, поцеловал и признал, что оно подлинное; вследствие этого он признал меня патриархом и главой (эфиопской) церкви, поцеловал мою руку и без всяких возражений уступил свою должность. Я приказал заковать его в две железные цепи на каждую руку, согласно обычаю их страны, каковые цепи я снял несколько дней спустя по просьбе Его Величества, хотя это было вопреки приказу императора, который приказал мне поступить (с Цага Заабом) именно таким образом. В это время Его Величество вернулся в Лиссабон и поселился во дворце герцога Браганза, и я нанес ему там визит в обществе папского нунция, дона Иеронимо Риценаса де Капите-Феррео, и архиепископа Фуншала, дона Мартиньо Португальского. В соответствии с моим достоинством мне всегда отдавали предпочтение следующим после нунция. Я рассказал Его Величеству о поручении моего императора, попросил ознакомиться с ним и дать незамедлительный ответ. Цель этого поручения заключалась в том, что император желал установить постоянную дружбу и братскую приязнь (с королем Португалии) и потому просил, чтобы их дети вступили в брак друг с другом; чтобы один из сыновей (короля Жуана) прибыл из Португалии в Эфиопию, чтобы жениться на его дочери и после его смерти править его королевством; а также, дабы этот союз между португальцами и им, а также подчинение Папе, упрочились и продлились. Также он просил его прислать войска для защиты его от короля Зейлы, который вторгся в его королевство, в обмен на что он обещал отдать ему (королю Португалии) великие сокровища, которыми владел. Также он просил его прислать землекопов, чтобы срыть холм, которым его предок, Эйлале-белале, в былые годы преградил течение Нила, чтобы повернуть его опять (в прежнее русло) и таким образом подорвать процветание Египта (2).
(1) Год завершения этой работы точно не установлен. Португальский издатель Бермудиша приводит цитату из одного манускрипта, хранящегося в общественной библиотеке Лиссабона и называемого "Evora illustrada com как noticias antigas e modemas etc pelo padre Manuel Fialho", доказывая, что это произошло около 1533 года. Это противоречит утверждению Бермудиша, что он был в Абиссинии в 1535, и тому, что Павел III был избран папой только в 1534.
(2) Здесь имеется в виду полулегендарный император Лалибела, которому приписывается создание знаменитых скальных церквей (стр. 99, выше). В легенде, упоминаемой Бермудишем, говорится, что он намеревался подорвать основу процветания Египта, отведя некоторые источники Нила, и, что, фактически, он направил в Индийский океан две очень больших реки; и оставил эту затею только после того, как понял, что сухая страна на юге, орошенная этой водой, должна породить больше мусульман, чем засуха уничтожит в Египте. Эта фантастическая идея появляется в письмах Альбукерке как оригинальный проект его собственного мозга. Замечательно, что современные исследования обнаружили, что, далеко на юге от Абиссинии, природные силы в минувшие времена совершили то, о чем, по словам творцов легенды, мечтал Лалибела. В одной тысяче миль к югу от его столицы лежит озеро Киву, которое прежде относилось к речной системе Нила; в течение последнего геологического периода вспышка вулканической активности в горах Мфумбиро разрушила высокие горные конусы, чьи выбросы преградили водам этого озера сток в северном направлении. Уровень озера теперь поднялся, и оно стало изливаться в бассейн Конго. Moore, To the Mountains of the Moon, p. 222.
Глава III.
О том, как король дал патриарху незамедлительныйответ и приказал ему возвращаться.
Король, Ваш дед, посовещавшись, с радостью предоставил мне всё то, что я просил, и приказал выделить в море распоряжение 450 аркебузиров и саперов, чтобы я в том же году вернулся (в Эфиопию) вместе с доном Гарсиа де Норонья, который тогда направлялся в Индию в качестве вице-короля (1); поскольку я должен был вернуться (в Эфиопию) через Индию. Помимо других признаков своего расположения, которыми Его Величество удостоил меня, он стал поручителем за меня и за моего императора и возместил ту сумму, которую я обещал заплатить за указанных людей. И для того, чтобы поощрить их отплыть вместе со мной, он взял их на свое содержание и выплатил субсидии некотором из них, например, дону Гарсиа де Норонье, сыну дона Санчо де Нороньи, моего племянника, и Руи Тершейре Далмейде, моему свояку, Энрике де Сампайо и трем его братьям, Перо Палья, Диого Леитану, Перо Таваришу и другим (2). Из этих людей я назначил капитаном Перо Борхеса Энрикеша, брат дона Браза, главного ловчего. Будучи уже готов отплыть с доном Гарсиа де Нороньей, вице-королем, и обладая многими полномочиями, которыми Святой Отец Павел III наделил меня через своего нунция, дона Жеронимо Риценас де Капите-Феррео, и в обществе вышеназванного вице-короля, я внезапно заболел. Врачи сказали, что я был отравлен, и возникло подозрение, что этот яд мне подсыпали по приказу Тегазауо. Главный врач, которым был в то время Диого Лопиш, - сейчас им является Леонард Нуниш, (3) - вместе с другими врачами, которых прислал Его Величество, вылечил меня; но из-за своей болезни я не смог в том году покинуть королевство.
(1) Он вышел в море 6 апреля 1538 г.
(2) Португальский редактор указывает, что был проведен поиск документальных следов подразумеваемых здесь субсидий, но он не дал никаких результатов. Упомянутые имена в целом неизвестны, но есть некоторые единичные совпадения. Некий обращенный турок, заподозренный в шпионаже, после отступления турецкого флота из Диу в 1538г. получил при крещении имя Гарсиа де Нороньи; он сопровождал Фернана Фарто в Массауа во время путешествия, упомянутого Бермудишем в главе V и, несомненно, побывал с доном Эстебаном в Суэце. Я не нашел никаких письменных упоминаний о том, что он участвовал в экспедиции в Абиссинию; но, конечно, он мог принять в ней участие. По поводу утверждения Бермудиша о смерти его "племянника", смотри главу xx. Кроме того, это может быть совпадением, что за десять лет до этой даты в Кочине были два преступника, один по имени Лукас Леитан, другой - Перо Тавариш. Создается впечатление, что при написании своих мемуаров Бермудиш просто перечислил первые имена, оставшиеся у него в памяти.
(3) Португальский издатель Бермудиша указывает, что Диого Лопиш был назначен главным врачом 10 октября 1520, а его преемник Леонардо Нунеш 4 мая 1554 г.
Глава IV.
О том, как патриарх отправился в путь с теми людьми, которых ему выделил король, и прибыл в Индию.
В следующем году, когда по милости Божьей я поправился, я отплыл на флоте Его Величества, которым командовал Перо Лопиш де Соуза, брат Мартина Афонсу де Соузы. По приказу Его величества я взял с собой брата Педро Коэльо, монаха ордена Св.Доминика, с тремя другими монахами вышеназванного ордена, его сотоварищами, дабы они помогли мне наставлять в вере народ тех земель; они, однако, не последовали туда за мной, т.к. вышеназванный брат Педро остался в Чауле. Я также взял с собой Антонио Фернандиша и Гашпара Суриано (оба они - армяне по национальности), которые по приказу Пресвитера Иоанна отправились, чтобы найти меня, и которым Его Величество оказал много знаков своего благоволения и отдал одному из них хитон Христа, и написал от их имени письмо Пресвитеру Иоанну с похвалами в их адрес. Отправившись таким образом из Португалии, мы, благодаря божественному покровительству, благополучно достигли Индии в то время, когда вице-король дон Гарсиа возвращался из Диу, после победы, одержанной над турками Антонио де Силвейрой, капитаном этой крепости. Вице-король с большой радостью принял меня и оказал мне много почестей; епископ Гоа, со своим клиром, прибыл встретить меня во главе торжественной процессии, над которой несли крест, и проводил меня от морского берега до собора, к креслу, пожалованному мне с этой целью королем, Вашим дедом; вице-король, дон Гарсиа, занимал место по одну руку от меня, а дон Жуан де Са, капитан Гоа, - по другую. Признав меня патриархом, они оказали мне почести, подобающие моему сану (1).
(1) В этой главе присутствуют определенные трудности. Перо Лопиш де Соуза оставил Португалию с шестью судами 24 марта 1539. Корреа (vol. iv, p. 108) сообщает нам, что Бермудиш был пассажиром на судне "Королева" ("Raynha"), капитаном которого был Симао Содре. Трудности заключаются в следующем: вице-король никогда не сражался с турками; он отправился в Диу после того, как услышал, что турки отбыли оттуда, и в мае 1539 г. вернулся в Гоа. Флот Перо Лопиша не мог прибыть в Индию до сентября этого года, да и то не единой эскадрой, но отдельными судами. "Королева" вообще не совершала заход в Гоа; она пришла самой последней, бросила якорь в Каннаноре, откуда затем отправилась на юг в Кочин; там она сразу забрала груз, и снова вернулась в Португалию 24 августа 1540. Дон Гарсиа вернулся из Диу больным; в сезон дождей он почти не выходил из своего дома, и его болезнь все быстрее прогрессировала, хотя он действительно умер только в апреле 1540. Следовательно, почести, о которых говорит Бермудиш, были, по-видимому, воображаемыми.
Глава V.
О том, как вице-король отправил посланника к Пресвитеру, чтобы узнать, было ли истинным посольство патриарха.
Два месяца спустя или около того вице-король, предварительно попросив не обвинять ни его, ни короля, его господина, поскольку оба они были моими искренними друзьями, сказал мне, что нашлись некие клеветники, заподозрившие злой умысел, и посоветовавшие Его светлости выполнить одну проверку, заключающуюся в том, чтобы через посредство отправленного к Пресвитеру Иоанну доверенного лица узнать, было ли посольство настоящим или нет; и поэтому он предложил мне послать туда определенного человека, перед тем, как дать мне разрешение (на отъезд в Эфиопию). Я согласился, и тогда он, нимало не медля, приказал снарядить фусту и послал на ней своего слугу, которому он вполне доверял, по имени Фернан Фарто, и других португальцев вместе с ним. Они прибыли к Пресвитеру Иоанну и выяснили, что всё, что я сказал, соответствовало истине, и для большей убедительности привезли с собой одного из капелланов императора; который как лично, так и посредством верительных писем, которые он привез, засвидетельствовал, что я был его послом, отправленным в Рим, чтобы принести клятву на верность Святому Понтифику, а также в королевство Португалию, чтобы провести переговоры по определенным вопросам с королем, его братом. Также он сказал, что я действительно являюсь патриархом этой страны и ее провинций, согласно их обычаю; и что император называл меня своим отцом и сказал, что он должен посадить меня на свой царский трон, а сам сидеть у моих ног. (И он велел передать,) что, как бы не были велики расходы, (связанные с подготовкой экспедиции), он (заранее) даёт свое согласие на всё, о чем я договорюсь с вице-королем; что, следовательно, Его Светлости не следует ни проявлять колебаний, ни медлить с отправкой ему на помощь тех людей и оружия, которых он просил через меня прислать ему. (Также он сообщал,) что в настоящее время он не послал (вице-королю) никаких даров как по причине того, что вследствие войны он находится в неких горах вдали от своего дворца, так и из-за отсутствия какого-либо соответствующего соглашения о благополучной доставке этих даров на таком маленьким судне и с такой незначительной охраной. Тем не менее, хотя он отсутствовал в своем дворце, он вручил Фернану Фарто и его попутчикам определенные дары из своих запасов, а они оставили ему мушкет и немного пороха, которые он у них попросил (1).
(1) Фернан Фарто - историческое лицо. Он был отправлен в Массауа в феврале 1540, чтобы высадить там одного абиссинца с письмами для Лебна Денгеля. Этот абиссинец вернулся обратно в Массауа в апреле. Он, вероятно, встретил Лебна Денгеля около Дэбре-Дамо, поскольку сезон дождей, когда всякое дорожное сообщение становится почти невозможным, тогда только начинался; и Лебна Денгель умер в Дамо в сентябре того же года, прежде, чем дожди закончились. Корреа (vol. iv, p. 138) приводит письмо Лебна Денгеля, которое привез этот посыльный. Его содержание, определенно, не имеет ничего общего с ответом в описании Бермудиша. Перевод дан в этом томе (смотри p. 107, выше).
Глава VI.
О том, как губернатор дон Гарсиа умер и его сменил дон Эстебан, который взял патриарха с собой в Красное море; и о смерти императора-пресвитера, Онадингуэля.
Еще до того, как пришел этот ответ от Пресвитера Иоанна, вице-король дон Гарсиа попросил меня набраться терпения, поскольку он собирается отправить меня к Пресвитеру Иоанну с большими почестями, и отдать под мое начало сильный флот, чтобы помочь ему. Но как раз в этот момент он, как назло, заболел дизентерией и скончался. Его сменил на посту губернатора дон Эстебан да Гама. Я сразу потребовал, чтобы он отправил меня к Пресвитеру Иоанну вместе со всеми людьми, присланными ему на помощь по приказу Его Величества. Он ответил, что не может этого сделать, потому что для этого нужны 100000 крузадо или более, - сумма, которой он в данный момент не располагает. Я ответил, что всё это - сущая безделица для Пресвитера Иоанна, который, не считая данной суммы, мог истратить миллион золотом или даже больше, поскольку его богатства неисчислимы. Наконец, я потребовал от него в присутствии дона Жуана де Альбукерке, епископа Гоа, и дона Жуана де Са, капитана того же города, отправить меня (к Пресвитеру), как то повелел король, его господин; или же дать мне объяснения в письменной форме, почему он не может этого сделать, т.к. тогда я должен буду вернуться в Португалию на флоте Перо Лопиша де Соузы, на котором я прибыл (в Индию). Прежде чем ответить мне, он созвал совет, на котором было принято решение, что он лично доставит меня (в Эфиопию); и он сразу собрал великолепный флот, в состав которого входили галеры, галеоны и другие суда, очень хорошо оснащенные, как требовалось для такого плавания, и погрузил на борт большое количество отборных солдат, лучших из тех, что находились в Индии. С этим флотом мы прибыли в порт Массауа в Красном море, где услышали новости, что Онадингуэль, император или Пресвитер Иоанн, умер естественной смертью. Все мы очень сильно оплакивали его кончину, особенно я, т.к. меня это известие поразило до глубины души; и, говоря по правде, я так тяжело переживал и скорбел из-за этого, что и сам почти желал умереть. Но по милости Бога, который поддержал меня перед лицом многочисленных испытаний, и по совету губернатора и других благородных фидальгу и лиц, которые постоянно посещали меня, я сумел укрепиться духом до того, как к нам прибыли от Пресвитера Иоанна два монаха, добрых верующих человека, один из которых, главный настоятель нескольких монастырей и великий человек среди них (абиссинцев), по имени Аба Иосиф, держал путь в Иерусалим и сообщил мне, что королева и ее сын-наследник отстаивали свое положение и сопротивлялись своим врагам. Когда мы узнали об этом, губернатора, дон Эстебан, сказал мне, чтобы я отправил (кого-то из своих людей) на встречу с ними. Это я сразу же и сделал, остановив свой выбор на Айрише Дизе, темнокожем человеке, уроженце Коимбры, которому я приказал передать (королеве и ее сыну), чтобы они возблагодарили Бога и возрадовались, т.к. благодаря божественному заступничеству король Португалии отправил к ним на помощь большое войско, с которым, при помощи Бога, их страна будет освобождена, а враги - разгромлены. Для того, чтобы еще больше из воодушевить, губернатор хотел, чтобы я лично посетил их и взял с собой Васко да Кунья; но т.к. страна, через которую нам предстояло пройти, находилась во владении врагов и нам пришлось бы рисковать своими жизнями, мы отклонили его просьбу (1).
(1) Большая часть этой главы кажется основанной на воображении. Дон Гарсиа де Норонья умер 3 апреля 1540. Фарто вернулся в Гоа около шести недель спустя. В то время дул юго-западный муссон, и любая экспедиция в Красное Море была в течение нескольких месяцев практически невозможной. Флот Перо Лопиша покинул Индию за несколько месяцев до этой даты, так что Бермудиш не мог угрожать, как он сообщает, что вернется на нем в Португалию. Дон Эстебан да Гама никогда не противился экспедиции в Красное море; фактически, это он предложил ее осуществить на одном из своих самых первых совещаний с подчиненными; но цель ее заключалась в том, чтобы сжечь турецкие галеры в Суэце, Абиссиния была не более чем второстепенным театром действий. Дон Эстебан прибыл в Массауа 10 февраля 1541, и отплыл в Суэц 18-го. За столь краткий промежуток вряд ли у него нашлось время сделать все то, что ему приписывает Бермудиш. Об Айрише Дизе, или Диасе, уже достаточно говорилось. Васко да Кунья был довольно важным человеком. Его служба в Индии продолжалась с 1527 до 1555; наиболее значимое событие в ней произошло в 1546, когда дон Жуан де Кастро отправил его сменить капитана находящейся в то время в осаде крепости Диу, который показал себе слишком опрометчивым. Его брат, Мануэль да Кунья, сопровождал дона Криштована.
Глава VII.
О том, как дон Эстебан отбыл в Суэц, и о том, как мы получили послания от Пресвитера, в которых он изъявлялжелание, чтобыпатриархотправился к нему.
В то время, как Айриш Диас отвозил послание к королеве, в котором говорилось, что мы же находимся здесь и спрашиваем, каких действий с нашей стороны она желает, губернатор, не теряя даром времени, ибо он был добрым рыцарем и доблестным капитаном, отправился вместе с сопровождавшими его галерами в порт Суэц, чтобы захватить или сжечь те (корабли) турок, которые стояли в вышеназванном порту; но он не мог этого сделать, т.к. они были вытащены на пляж. Большие суда и галеоны остались с нами в Массауа, куда, после встречи с королями (sic), вернулся Айриш Диас, и с ним один из евнухов Пресвитера (1), который привез с собой золотой крест в три марки весом, в знак того, что они были христианами, и отдал его Мануэлю да Гама (2), который был командиром флота. Вслед за ним прибыл посланник вышеназванных королей, по имени Айютеконкомо, главный сеньор во всей земле Пресвитера Иоанна (3). После того, как он посетил меня на судне, где я находился, и получил мое благословение, он отправился переговорить с командиром, Мануэлем да Гама, чтобы попросить его оказать помощь его королю, прислав к нему тех людей, то послал его брат, король Португалии. На это он (Мануэль да Кунья) ответил, что не может этого сделать до возвращения губернатора, которого, прочем, недолго осталось ждать. Но не успел он еще отпустить этого посла, как прибыл другой, звавшийся Исаак Барнагайз, который также являлся великим сеньором, чтобы попросить о том же самом, и капитан также оказал ему, подобно первому (послу), великолепный и пышный прием, приказав трубить в трубы и дать салют из пушек; (на его просьбу) он ответил ему, также как и другому, что следует дождаться возращения губернатора. Эти послы, перед тем как отправиться обратно, пришли на мое судно попрощаться и просили дать им аркебуз и пороха. Я дал каждому из них пять аркебуз и необходимый запас пороха, чем они остались весьма довольны; они намекнули нам, чтО именно мы должны делать, и чего остерегаться, особенно (предупредив насчет) короля Массауа, в чьей гавани стоял наш флот, т.к. он заключил мир с королем Зейлы.
(1) Вероятно, вместо "capado" - "евнух", следует читать "capellao" - "капеллан". Первые не участвовали в посольствах.
Три марки должны равняться двадцати четырем унциям. Эта деталь кажется маловероятной: не только у правителей Эфиопии в то время не было достаточных средств, но и вся страна была разорена неприятелем.
(2) Коуто называет Мануэля да Гаму дядей (tio) дона Эстебана. Нет никаких данных, способных подтвердить, что он был братом Васко да Гамы. Возможно, слово "дядя" использовалось им в расширенном восточном значении, чтобы обозначить родственника, которого мы называем кузеном, или еще более отдаленную степень родства по восходящей линии. Он никогда не занимал какой-либо важный пост, и, судя по его поведению в Массауа, был человеком жесткого и сильного характера.
(3) Намек темный.
Глава VIII.
О том, как 60 человек бежали с флота и были перебиты в глубине страны, и о том, что случилось вследствие их смерти.
Пока мы ждали (возращения) губернатора, с флота на материк на ялике и лодке бежали 60 человек; они высадились в порту той страны, которая была очень сухой и жаркой, и когда они выступили вглубь ее, то не смогли найти ни капли воды и начали умирать от жажды. В то время, как они оказались в столь отчаянном положении, король Зейлы, который находился в тех краях, велел передать им, что доставит им еду и воду и ручается за их жизни, если они сложат оружие; они, не видя никакого иного выхода и под давлением нужды, подчинились его требованию; когда они остались безоружны, то сразу же были перебиты. Той же ночью, когда обнаружился их побег, Мануэль да Кунья присоединился к Мартину Корреа да Сильва и оба они явились на судно "Санта-Клара", где находился и я, и все мы направились вместе с нашими людьми на их поиски; но мы не сумели их отыскать, только вернули (брошенные на берегу) лодки, в которых они бежали; мы привели их обратно (на корабли); скоро мы ухнали о том, как они погибли. Их смерть положила начало череде событий, которые завершились смертью этого капитана (короля Зейлы) и таким образом позволили нам благополучно выступить в наш поход через землю Абиссинии. Это произошло следующим образом: сразу же после описанных событий командор отправил галею в Аркико за водой; он также послал в ней 1000 штук хлопковой ткани, чтобы обменять их на коров. В то время как те, кому это было поручено, гнали коров по суше из Аркико к месту стоянки флота, Барнагайз по имени Норо (Нур), капитан короля Зейлы, захватил их и велел передать командиру, что король Зейлы, его господин, был повелителем всей Эфиопии и покорил силой оружия всю землю Пресвитера Иоанна. Поэтому он желает заключить мир с ним и вести в этой стране торговлю своими товарами, коими богата его земля, - золотом, слоновой костью, циветом, ладаном, миррой и многими другими снадобьями и рабами, - от каковой (торговли) он получал большой доход; что он в изобилии снабдит его всеми необходимыми припасами и вернет ему захваченных коров, и взыщет наказание за 60 убитых португальцев. Командир обещал дать ответ на это послание, так что тем временем посыльный мог вернуться. Когда он, я и Мартин Корреа да Сильва устроили совещание в моей каюте, где мы все находились (в то время), когда он получил вышеупомянутое послание от Барнагайза, я сказал ему, что он не должен верить словам мавра, поскольку они были ложью, и всё сказанное им были лишь притворством, чтобы причинить нам определенный вред; что мы должны, следовательно, также прибегнуть в отношениях с ним к уловке, заключающейся в следующем: послать ему поклон за подарок и поблагодарить за любезность, которую он проявил к нам; тогда он будет думать, что обманул нас и может нас не опасаться, и таким образом мы побьем его хитрость своей. Командир так и поступил и приказал, чтобы фактор флота прислал мавру Барнагайзу бочку вина и 1000 с лишним штук хлопка: вино - в качестве подарка, а ткани - в обмен на коров; и передал ему от его имени, что т.к. другие штуки ткани были захвачены им в виде законной военной добычи, то не стоит и говорить о них; а что касается убитых людей, то за них не стоит мстить, поскольку они были изменниками и заслужили свою участь; в отношении торговли и мира (он велел передать), что поскольку у нас тогда шла страстная неделя, то мы не можем торговать, но что когда Пасха закончится, мы выполним его желание и доставим свои товары на берег, чтобы торговать с ним. После этого командир, Мартин Корреа да Сильва и я встретились, чтобы обсудить, что делать дальше; и я сказал, что держусь того мнения, что мы должны напасть на него (Нура) однажды ночью и разгромить (его силы), воспользовавшись тем, что он не ожидает никаких враждебных действий с нашей стороны; что нам следует сделать это как ради того, чтобы обезопасить наш проход вглубь страны, так и ради пользы всей Индии, - ведь именно после гибели наших людей он преисполнился гордости среди своих последователей и приобрел (высокую) репутацию среди своих соседей; и что мы уроним честь португальцев, если позволим ему избежать наказания. Далее, я сказал им, что мы должны достойно проучить короля Массауа, поскольку он был столь же дурным человеком, как и тот другой: не могло быть сомнений, что он в тайне с ним сговорился разграбить наши ткани, поскольку наш враг (Нур) находился вместе с ним в Массауа. Мои спутники признали, что я прав, и они приказали напасть на них в ту же самую ночь, воспользовавшись их беспечностью (1).
(1) Этой истории нет ни у одного другого автора, за исключением Бермудиша. Под именем "Норо" он, вероятно, имел в виду шерифа Нура, губернатора Аркико. Судно, носившее название "Санта-Клара", пришло в Индию вместе с флотом, который сопровождал дона Гарсиа де Норонью, и действительно участвовало в этой экспедиции в Красном Море (Falcao, p, 157, и Correa, vol. iv, pp. 10 и 207). Фалькао ошибочно датировал отплытие "Санта-Клары" из Португалии годом ранее.
Глава IX.
О том, как мы отомстили за гибель 60 человек и убили капитана короля Зейлы.
После того, как совещание окончилось, командир приказал, чтобы лодки не приближались к берегу, для того, чтобы ни один мавр или негр с флота не мог добраться до берега и предупредить его (Нура). Он приказал солдатам совершить все необходимее приготовления, соблюдая тайну, и подготовить шлюпки и другие суда эскадры, чтобы доставить их на сушу; он приказал не зажигать в них никаких огней, чтобы их невозможно было заметить с берега. Он приказал Мартину Корреа высадиться в 10 (часов) вечера, с 600 людьми, и перекрыть все пути отхода, по которым они (мавры) могли бы бежать; мы (в "Б": "командир и я") с остальной частью наших сил должны были подать сигнал звуком труб, чтобы Мартин Корреа мог напасть одновременно со стороны суши. Я советовал ему поспешить, чтобы мавр не смог бежать, но т.к. капитан Мануэль да Гама заключил мир с королем Массауа, он не хотел, чтобы мы навредили ему: по крайней мере, он не хотел, чтобы на него обрушилась какая-либо беда или чтобы ему лично грозила опасность; по этой причине он дал ему отсрочку, и мы двинулись в атаку только после того, как занялся рассвет, так что у короля было время для того, чтобы увидеть нас и бежать. Я хотел броситься в погоню за ним со всеми моими людьми, но командир остановил меня, сказав, что не хочет, чтобы я подвергал себя опасности; поэтому я вернулся и поручил преследовать его Антонио де Фигередо с его людьми; они так и сделали и убили нескольких турок и фартакинцев (1), и захватили всю поклажу, что у них была, которая, впрочем, была довольно незначительной, поскольку у них не было времени, чтобы взять с собой больше добра. Когда Барнагайз Зейлы увидел, что король (Массауа) бежит, он также обратился в бегство и столкнулся с отрядом (под командованием) Мартина Корреа; (люди Корреа) узнали его и убили выстрелом из мушкета; некоторые из его (Нура) людей бросились к нему на помощь, но многие из них, как пешие, так и конные, были убиты в схватке; остальные спаслись бегством. Смерть мавра Барнагайза рассеяла гарнизон и стражу, которую король Зейлы держал в этой (части) Абиссинии, посредством чего он перекрыл дороги и преградил Пресвитеру Иоанну доступ к нам, а нам - к Пресвитеру; поэтому его гибель оказалась нам на руку и позволила избежать больших проблем, которые он мог нам причинить, т.к. он был весьма могущественным, и сеньором всех провинций, через которые нам предстояло пройти. Мы поэтому приказали, чтобы наши люди отрезали его голову и отправили ее с несколькими абиссинцами вдове Пресвитера; она была очень рада получить ее в дар, т.к. усмотрела в этом удачное начало побед, которые, как она надеялась, мы сумеем одержать с Божьей помощью (над ее врагами). Столь велика была радость королевы и ее людей от смерти этого мавра, что, кроме благодарностей и похвал, вознесенных ими Богу за нее, она послала знатного человека ее страны, по имени Эсмачеробел Тигремакуао (2), к командиру и ко мне, чтобы поблагодарить нас за ту величайшую радость, которую она, с нашей помощью, испытала. Она также просила передать, чтобы командир не тянул с отправкой вспомогательного отряда, который он привез. Он ответил на это, как и прежде, что не может ничего сделать до возращения губернатора, который, милостью Божьей, благополучно вернется в нужное время, чего все мы страстно желали. Тем временем, Мануэль да Гама и Мартин Корреа передали Тигремакуао все провинции, которые мавр Барнагайз имел под своей властью (3).
(1) Фартакинцы - обитатели Южной Аравии, около мыса Фартак.
(2) Его звали Робель. "Тигремакуао" - это искаженное "Мэконнын Тигре", или губернатор Тигре, название его должности. Брюс приписывает ему титул деждазмача, и "Эсмаче", вероятно, представляет последний его элемент.
(3) Те же замечания, что и к предыдущей главе. В повествовании Бермудиша говорится, что он, с помощью Мануэля да Гамы, расчистил путь в глубь страны перед возвращением дона Эстебана из Суэца. Ни один другой автор не поддерживает эту версию.
Глава Х.
О прибытии губернатор, дона Эстебана, и о том, как он назначил своего брата, дона Криштована, капитаном отряда, направленного на помощь Пресвитеру.
Как только губернатор, дон Эстебан, прибыл (в Массауа), он приказал мне сразу же отправиться к королю, т.е. Пресвитеру Иоанну и королеве, его матери. И поскольку теперь всем было понятно, что (затеваемое нами) предприятие принесет много чести и пользы, то нашлось гораздо больше людей, желающих принять в нем участие, чем раньше: среди них был Криштован да Гама, брат губернатора, который очень настойчиво просил меня назначить его капитаном над всеми людьми, которых он собирался взять с собой, т.к. он желал сопровождать меня; но я сказал ему, что не могу этого сделать, т.к. еще в Португалии отдал должность капитана Перо Борхесу Энрикешу; поскольку, пока я находился в Португалии, король пожаловал мне право назначать по своему усмотрению всех офицеров, необходимых для командования людьми, которых я взял с собой. Недовольный моим ответом, дон Криштован поставил в известность об отказе (в его просьбе) губернатора, своего брата, и затем снова пришел просить меня о том же самом, на сей раз от его имени, но я всегда отвечал, что это невозможно, потому что (если с моей стороны) было бы дурным тоном нарушить слово, данное столь уважаемому фидальго, как Перо Борхес, то с его стороны было бы крайне бестактным принять или даже просить о таком назначении. В это время туда (в Массауа) прибыли четыре капитана и другие сеньоры тех земель, которых мы избавили от тирании Барнагайза, а вместе с ними много монахов и клириков, чтобы засвидетельствовать нам свою покорность и получить мое благословение, а затем посетить губернатора и поблагодарить его за большую помощь, которую они получили при его посредстве от короля Португалии. Они сказали ему, что уже одним тем, чтО он сделал в этих краях, он сослужил большую службу Богу и принес пользу своей душе; поскольку, сказали они, всё то время, что они томились под игом этого Мавра, мавры каждый год уводили с этой земли в плен 10000 христиан и продавали их затем в рабство в Мекку и другие маврские страны; и что теперь они освободились от этой неволи, милостью Бога и посредством португальцев; что вся заслуга столь благого деяния принадлежит по праву, - сразу после Бога, - королю Португалии, который, несомненно, удостоится за это царствия небесного: ведь он спас их от худшего рабства, чем Вавилонское пленение. Когда я уже собирался выступить в путь, губернатор лично стал ходатайствовать передо мной за своего брата, дона Криштована; и он сказал мне, что т.к. его брат очень хочет отправиться со ной и поскольку ему не подобает находиться под началом другого (лица), то он просит меня оказать ему милость и назначить его капитаном над теми людьми, которых я взял с собой, т.к. он пообещал мне от имени своего брата, что тот будет повиноваться мне во всем и не станет нарушать мои распоряжения. Я ответил, что не могу совершить столь бесчестный поступок, как солгать человеку, пользующемуся таким доверием, как Перо Борхес. "Хорошо, - сказал он, - но в таком случае я не могу выделить вам более чем 200 человек, рабочих и людей низкого происхождения. Я не могу отдать вам никого из моих солдат или лиц благородного сословия, и не могу предоставить вам более трех или четырех священников. Я прикажу свезти ваш поклажу на берег, и пожелаю вам удачи!" После этого он покинул меня. Тогда ко мне пришли дон Жуан де Красто, Мануэль де Лима, Пайо де Норонья, Триштан де Атаиде и Мануэль де Соуза (1), все очень уважаемые фидальго и выдающиеся мужи, однако, к сожалению, утратившие понятие стыда; они принялись убеждать меня, что если из-за моего отказа вся страна, которую мы уже готовы были отвоевать, снова попадет в руки врага, то мне придется держать за это ответ перед Богом; и под влиянием их доводов я согласился предоставить должность капитана дону Криштовану; этим все они были удовлетворены и губернатор выразил мне свою благодарность. Он сразу выделил под мое начало 400 человек, среди которых было много фидальго и почтенных кабальеро, которые, помимо (упомянутого) количества солдат, привели еще с собой своих компаньонов и слуг.
(1) Это - исторические лица. Дон Жуан де Красто, лучше известный как дон Жуан де Кастро, был впоследствии губернатором и затем вице-королем Индии, знаменитым своими научными трудами. Дон Мануэль де Лима предпочел принять участие в этой экспедиции в качестве простого солдата, лишь бы только быть включенным в ее состав. Дон Пайо де Норонья был родственником дона Жуана де Кастро, который дважды своим неблагоразумным поведением подвергал серьезной опасности интересы его страны. Триштан де Атаиде был братом матери дона Эстебана и дона Криштована, и, следовательно, свояком дона Васко да Гамы. Было несколько человек по имени Мануэль де Соуза, и трудно решить, о ком именно идет речь.
Глава XI.
О том, как две армии разделились: одна отбыла в Индию, а другая - в страну Пресвитера Иоанна; и о ропоте, который поднялся против патриарха.
Когда мы занимались приготовлениями к началу похода, христианский Барнагайз Пресвитера, который уже был с нами, вернулся, приведя с собой несколько верблюдов, мулов и ослов, чтобы везти на них нашу поклажу и помогать в целом (во время пути). Поскольку нам предстояло пересечь один холм, через который пролегал скверный проход, где нас мог бы тревожить враг, капитан отправил вперед Жуана де Фонсеку и Мануэля да Кунью, капитанов, с их людьми, численностью 120 человек, с некоторыми пушками и другим оружием, чтобы они заняли и охраняли этот проход. Я поручил Барнагайзу и Тигремакуао обеспечить весь флот припасами и свежим продовольствием. Они пригнали множество коров, овец, коз, доставили много масла, меда, пшена, бананов (figos), айвы и другой снеди в избытке, т.к. эта страна изобилует свежими продуктами (1). Губернатор послал за Барнагайзом, и порекомендовал ему своего брата, прося его относиться к нему и его людям наилучшим образом, т.к. они были истинными христианами. Также он порекомендовал ему и меня самого, обратившись ко мне с длинной и дружеской речью, как того требовала братская любовь и охватившее его воодушевление. Возможно, он чувствовал, хотя и не сказал об этом, что больше никогда не увидит его (брата) снова. Наконец, для того, чтобы попрощаться с нами, он пришел со всеми своими фидальго и особами знатного происхождения, находящимися на флоте, в Аркико, где они попросили меня дать им свое благословение, каковое я даровал им от имени Господа Бога, поручив их Его покровительству. Они вышли в море, а мы остались на суше, охваченные глубокой тоской. Начав наш поход, мы через три дня достигли Дебаруа (2). Здесь дон Криштован хотел сделать Барнагайза пленником, на том основании, что он не оказал нам такого хорошего приема, как он (дон Криштован) того желал; но я не согласился на это, чтобы не восстанавливать против себя тех, в чьей помощи мы нуждались. Я объяснил дону Криштовану, что так не годится поступать, и снова примирил их. Несколько дней спустя, не без влияния козней дьявола, стремившегося сеять рознь там, где особенно нужно было единодушие, некоторые из наших людей начали роптать против уроженцев этой страны, говоря, что они - дурные христиане, поскольку не подчинится Святому Апостольскому престолу Рима; и обо мне они говорили, что я разделяю их заблуждения, и что я утаил от Святого Отца (папы римского) правду, сказав, что Пресвитер Иоанн отправил меня, дабы подчиниться ему, чего на самом деле не было; но что и он, и его люди были схизматиками, поскольку их обряды и церемонии носили схизматический характер, отличаясь от римских (католических). На это я отвечал, что не солгал Святому Отцу, поскольку скончавшийся император Онадингуэль по милости Божьей и вследствие моих мольб и угроз действительно склонился к тому, чтобы признать верховенство Его Святейшества, и именно для этого он послал меня в Рим со своими письмами, в которых подтверждали это; и что я верю, что волей Господа его (Лебна Денгеля) сын сделает то же самое, когда увидит меня и узнает то, что Святой Отец поручил мне ему передать; и что он прилюдно объявит о своем подчинении (папе римскому) всему народу своего королевства; но что покамест не следует открыто выражать свое негодование нравами и обычаями абиссинских крестьян, поскольку, если мы будем притеснять их, они предадут нас маврам и мы не добьемся никакого результата и не сослужим службы, (угодной) Богу. Приведя эти и другие доводы, я как мог удовлетворил дона Криштована и его людей, после чего они прекратили роптать и стали размышлять над тем, каким образом везти наши пушки в походе. С этой целью они сделали несколько повозок, по обычаю этой страны; для того, чтобы их построить - поскольку в стране не было никакого железа, - они использовали старые аркебузы, которые, т.к. они были старыми и уже не могли пригодиться в будущем, они разрезали на части.
(1) Это не похоже на обычное описание Массауа.
(2) Каштаньоза отводит на переход из Массауа в Дебаруа девять дней, что более вероятно. Расстояние по прямой составляет шестьдесят миль, дорога тяжелая, и для португальцев гористый рельеф Абиссинии был внове.
Глава XII.
О том, как королева прибыла в Дебаруа, чтобы навестить патриарха и дона Криштована, и о том приеме, который они ей оказали, и что еще произошло там.
Поскольку, пока мы занимались всем этим, миновало уже месяца два или более с того времени, как мы достигли Дебаруа, и наступила пора года, благоприятная для продолжения похода, я отправил послание к королеве, в которой советовал ей нанести визит дону Криштовану и приветствовать его, (тем самым) вдохновив своих сторонников подняться на войну и защищать свою страну. Она сделала это и прибыла со всей возможной быстротой. Дон Криштован и я вышли на расстояние лиги от города, чтобы встретить ее, со всеми португальцами, построившимися в военном строю, и под знаменами короля Португалии и всех капитанов, - я говорю "под знаменем короля", поскольку у нас было знамя, которое Его Величество вручил мне с этой целью в Португалии. Мы встретили ее под звуки труб и пушечной стрельбы, чем она была очень сильно удивлена, потому что это - не в их обычае. Первое, что она сделал, свидетельствовало о ее благоговении перед Богом: она получила мое благословение, а уже затем приняла дона Криштована с большой добротой и честью, много благодаря его за желание предпринять эту экспедицию и взятое на себя обязательство защитить ее от ее врагов. Затем мы вернулись в город и на следующий день все мы прослушали мессу и совершили торжественную процессию, в которой, наравне с нами приняла участие также королева с двумя принцессами, ее золовками, и маленькой девочкой, ее дочерью, которую она привезла с собой; все молились Богу, со всем пылом и проливая много слез, чтобы Он услышал нас и даровал нам победу над нашими врагами. Так прошло несколько дней; после чего я сказал дону Криштовану, что было бы хорошо начать войну с маврами, поскольку уже наступило благоприятное время для этого, и я вместе с ним отправился сказать об этом королеве. Она, будучи женщиной, боялась войны и сказала нам, что не следует спешить. Но дон Криштован отвечал, чтобы она не боялась, поскольку с Божьей помощью он надеется одержать победу; он попросил меня внушить ей, что он намерен воевать против мааров как по той причине, что и сам он, и все его люди рвались в бой, так и потому, что, уклоняясь от войны, они уронят свою честь, - ведь именно с этой целью их отправили в эту страну. Она, видя его решимость, приказала свои капитанам готовиться к походу; и мы выступили в путь, чтобы найти короля Зейлы, ее врага, и объявить ему войну.
Глава XIII.
О том, как армия христиан выступила из Дебаруа навстречу королю Зейлы.
Выйдя из Дебаруа, мы двигались в течение восьми дней по очень труднопроходимой местности, после чего достигли ровной и густонаселенной земли, лежавшей выше, чем та, которую мы оставили. В ней жили христиане, которые под влиянием страха примкнули к маврам; но теперь, узнав о нашем прибытии, они вышли к дону Криштовану и выразили ему свое подчинение и попросили его воздействовать на королеву, чтобы она простила их: он охотно выполнил их просьбу и легко добился успеха. Они принесли нам дары и свежее продовольствие, и в течение трех дней мы предавались отдыху в этой стране, чтобы люди могли восстановить свои силы после перенесенных трудов. Мы расспросили здесь о короле Зейлы и узнали, что он находится на расстоянии трех дневных переходов от нас. Покинув эту местность и двинувшись дальше на его поиски, мы шли главным образом по ночам из-за сильной жары, по причине которой мы были вынуждены становиться на привал после девяти часов дня (1). Три дня спустя мы достигли долины между двумя высокими холмами, где разбили наш лагерь, поскольку там было прохладнее; но мы снова свернули его, т.к. Бернагайз и Тигремакуао сказали нам, что выбранное нами место стоянки было неудачным, поскольку с господствовавших над ним холмов (враги) могли причинять нам большой урон, стреляя из луков и метая камни из пращей; поэтому мы продвинулись дальше. Отойдя на расстояние полулиги, мы обнаружили очень приятную для глаз равнину, на которой находился источник с хорошей водой; мы разбили лагерь за источником в следующем порядке. Ближе всех к самому источнику были поставлены палатки королевы, принцесс, моя, и абиссинских капитанов, со всеми припасами, которые теперь были скудными; рядом с нами расположились еще 50 туземных всадников, с мулами королевы и женщин ее свиты; еще дальше были разбиты палатки для солдат, а в тылу всего лагеря - повозки для пушек, с охраной.
(1) Тогда стояла самая холодная пора года, и это утверждение по отношению к абиссинскому высокогорью звучит довольно странно.
Глава XIV.
О том, как война между христианами и маврами началась победой христиан.
Расположившись лагерем в таком порядке и желая известить о нашем появлении, мы приказали дать несколько залпов из пушек. В ответ на это появились несколько всадников, которые, однако, остановились поодаль, не подъезжая очень близко. На следующий день (в наш лагерь) прибыл посланник от Гораньи, короля Зейлы, в сопровождении нескольких других его людей; и попросив (о встрече с) капитаном нашего войска, сказал дону Криштовану, что король (Зейлы) послал его узнать, кто мы такие и откуда явились и кто дал нам право войти в его королевство с оружием, поскольку это королевство принадлежит ему, и он завоевал его своим копьем и со своими рыцарями, при помощи пророка Мафамеде; но что если мы примем ислам (букв. "станем маврами") и будем служить ему, то он окажет нам самый дружественный прием и даст плату за службу, а также женщин и сокровища, с которыми мы смогли бы жить; если же мы откажемся от его предложения, то должны сразу покинуть эту страну и уйти из нее. Дон Криштован отвечал, что он - капитан короля Португалии, по чьему приказу прибыл с этим войском, чтобы отвоевать королевство Пресвитера Иоанна, которое он (король Зейлы) тиранически узурпировал; и чтобы вырвать эту страну из-под его власти и вернуть ее законному владельцу. С этим посланием он велел передать королю Зейлы подарок, состоявший из зеркала, пинцета для выщипывания бровей и серебряного птичьего яйца (1), намекая тем самым, что все эти вещи подходят ему. Он дал посланнику два золотых браслета и роскошное парчовое платье, которое получил от королевы; также он дал ему женский парик из Бенгала и алую шапочку, и бурнус с вуалью; всё это, по моему совету, в знак пренебрежения к Горанье. Последний, увидев эти подарки и поняв их значение, посчитал себя оскорбленным; пылая жаждой мести, он сразу же свернул свой лагерь и выступил против нас, с 1000 всадников, 5000 пехотинцев и 50 турецких аркебузиров, и таким же количеством стрелков из лука. Когда королева узнала, что он идет на нас с такой большой армией, она вознамерилась бежать со своими золовками, но я, обнаружив ее намерение, послал сообщить дону Криштовану, чтобы он не отпускал ее, а поручил португальцам охранять, т.к. необходимо было, чтобы она находилась с нами: поскольку, хотя ее люди не оказывали никакой вооруженной помощи, они помогали нам лично, своим присутствием, оказывая нам радушный прием и снабжая нас провиантом, чего они, возможно, не стали бы делать, если бы знали, что ее (королевы) нет с нами. Дон Криштован захотел со своим отрядом выступить вперед, навстречу врагам, но я воспротивился, говоря, что они многократно превосходят нас числом, и при таком неравенстве сил нам не следует вступать с ними в сражение лицом к лицу, но следует изыскать какую-нибудь уловку, чтобы достичь при помощи хитрости того, чего нельзя было добиться силой. И пока Бог нас не надоумит, как это сделать, нужно совершить подъем вверх по холму к Церкви Богородицы Милосердия, которая находилась на ее вершине, поскольку Богородица должна помочь нам. Дон Криштован не хотел прислушаться к моему совету, но его капитаны и фидальго сказали ему, что он совершит большую ошибку и потерпит поражение, если не последует ему: поскольку, т.к. абиссинцы были охвачены паникой, они все обратятся в бегство (при столкновении с врагом), и мы окажемся во время рукопашной схватки в одиночестве. Когда он увидел, что все согласны с моим советом, он решил принять его и приказал поместить королеву и ее женщин вместе со всей поклажей в центре нашего боевого построения. Когда Мавр увидел, что мы наступаем вверх по склону холма, он повернул навстречу нам, чтобы закрепиться на возвышенности. Он так близко подступил к нам, что мы обменялись выстрелами с обеих сторон. Когда я увидел начало битвы, я призвал к себе шестерых португальцев и отступил в сторону с королевой и ее золовками. В это время я узнал короля мавров, который ехал верхом рядом со своим знаменем на гнедой лошади. Я указал на него Перо Деса, фидальго и хорошему стрелку из аркебузы, который выстрелил в него, убил его лошади и ранил его в ногу. Его люди бросились к нему на помощь, пересадили на другую лошадь и на ней увезли прочь. Наш командир, дон Криштован, также был ранен в ногу, и он спросил меня, что ему делать дальше. Я попросил его терпеть боль столько, сколько сможет, чтобы никто не заметил его раны, а тем временем передвигаться верхом на муле его денщика. Я приказал, чтобы стольник королевы разбил на поле ее палатку в знак победы. Мавры, которые окружили и теснили нас со всех сторон, увидев ее палатку разбитой на поле, а своего короля - раненым, утратили мужество и ничего больше не смогли сделать, как только начать отступать вслед за своим королем, который, страдая от раны, удалился на близлежащий холм, чтобы ему сделали перевязку.
(1) "Ouo de prata dos pegus". Перевод Перчаса: "серебряное яйцо из Пегу" явно недопустим. "Pegus" - это латинское "picus"; какая именно птица имелась в виду, не ясно: в качестве эквивалентов "pеgu" или "pеga" с одинаковой вероятностью выступают дятел, сорока, и крапивник. Намек темный.
Глава XV.
О том, как абиссинский капитан, примкнувший к маврам, перешел на сторону христиан.
В это время к нам прибыл один мавр, который (ранее) был христианином, кузен Барнагайза, и рассказал нам, что король (Ахмад Грань) был ранен в ногу, и что господь проявил для нас в этом большое милосердие: поскольку, если бы сего не случилось, он неизбежно захватил бы всех нас в плен, но Бог чудесным образом вызволил нас из его рук; поэтому он и все его люди перешли к нам и изъявили желание подчиниться нам и платить дань, которую прежде они платили этому королю; (он также сказал), что вернется в свои владения, чтобы пригнать в наш лагерь коров и прислать продовольствие, поскольку он был губернатором всей страны, где мы находились, и которая принадлежала Пресвитеру Иоанну, равно как и он сам. Когда король Зейлы завоевал ее, он перешел на его сторону, но теперь, видя его разгромленным, вернулся к нам, возглашая: "Многая лета, победитель!" (1). Мы подсчитали потери, которые понесли в битве, и выяснилось, что они составили 40 убитых и 30 раненых. С противной же стороны, учитывая наше превосходство в огнестрельном оружии, было множество убитых, - как всадников, так и пехотинцев. Мы сразу направились в Церковь Богоматери, которая, как я упоминал выше, находилась там (на месте сражения), и отслужили благодарственный молебен Богу за полную победу (над врагом), которую он нам ниспослал; мы разбили наш лагерь рядом с этой церковью. Мавританские всадники днем и ночью совершали разъезды вокруг нашего лагеря, опасаясь, что мы собираемся внезапно напасть на них, и они не спускали с нас глаз, чтобы быть в курсе всех наших передвижений. Тем временем, по милости Божьей, дон Криштован излечился от раны; но мы сильно страдали от голода, поскольку в лагере было очень мало еды; однако сообщение капитана, о котом я упоминал, отчасти успокоило и вдохновило нас, поскольку он передал, что в течение 8 дней доставит в лагерь большие запасы продовольствия, что он и сделал. Но, т.к. тем временем люди умирали от голода, дон Криштован отправился к королеве и рассказал ей, что люди находятся на грани истощения из-за нехватки еды, и что им приходится питаться всем, что только удавалось найти, несмотря на то, что был пост; поэтому было бы неплохо зарезать коров, находящихся в лагере, и съесть их. С этой просьбой оба они явились в мою палатку, прося меня дать разрешение людям поесть мяса в пост, учитывая их нужду; и даже более того, королева попросила меня отдать людям моих быков, которые везли мою поклажу; она заверила меня, что как только в лагерь прибудет ее капитан, - а он не задержится дольше, чем на 3 дня, - она возместят мне все потери; и так и произошло, поскольку он прибыл и привез с собой много припасов, а именно: коров, овец, коз, масло и другой провиант, (которым можно было питаться) как во время поста, так и во время Пасхи, которая уже приближалась. С этого времени дон Криштован начал титуловать себя губернатором португальцев, и требовал, чтобы к нему обращались "Ваше превосходительство"; по словам некоторых, он сделал это по (данному ему раньше) совету брата, дона Эстебана.
(1) См. главу xlvii, p. 225, ниже, где этот человек назван Калиде; трудности, возникающие при попытках установить его личность, указаны в примечании к этой главе.
Глава XVI.
О том, как король Зейлы велел передать дону Криштовану, что он желает снова его увидеть, и о второй битве, в которой он снова потерпел поражение.
После Пасхи Горанья велел передать дону Криштовану, что он желает придти и повидаться с ним, так что пусть он готовится к встрече. Дон Криштоавн ответил ему, что пусть он не беспокоится из-за этого, потому что он желает первым нанести ему визит и станцевать с ним. Он устроил спешное совещание со своими капитанами и предложил выступить в поход в ту же ночь; но Азмачеробель, узнав его намерение, сразу же явился ко мне и сказал, что я не должен соглашаться с ним, поскольку, если он оставит лагерь, то неминуемо потерпит поражение, а все наши люди погибнут; он объяснил, что холмы, где стоял король (Зейлы), были очень крутыми и обрывистыми, и там очень много сильно изрезанных местностей, где легко можно заблудиться, не зная дороги; далее, он прибавил, что абиссинцы, которые живут там, - очень дурные люди и предадут нас Мавру. Я поблагодарил его за предупреждение и обрадовал его, сказав, что он поступил как добрый христианин и верный человек. Я сразу же отправился вместе с ним в палатку капитана (дона Криштована) и сообщил ему, что мне известно о его намерении, однако я считаю его неразумным; поэтому ему следует созвать (на совет) всех своих капитанов; и я вызвал также Барнагайза и Тигремакуао. Когда все были в сборе, мы спросили их мнение о плане капитана. Все те сеньоры и другие уроженцы страны осудили решение дона Криштована, сказав, что если мы последуем ему, то все погибнем, а Мавр снова завладеет всеми землями, которые мы у него отвоевали. Португальские капитаны, взвесив доводы, которые привели местные люди, согласились, что к ним стоит прислушаться; и они сказали дону Криштовану, что ему следует согласиться с ними и последовать моему решению, как решению отца: как в силу того, что я был отцом для всех них, так и потому, что я, подобно отцу, давал им только хорошие советы. Дон Криштован, выслушав их речь, согласился поступить в соответствии с их предложением и остаться в лагере, ожидая, что сделает Мавр. Он (Грань) сделал так, как и обещал. Он двинулся навстречу нам, с большей и лучшей армией, чем та, которую он привел раньше; у него было свыше 2000 всадников, бессчетное число пехотинцев и 100 турок. Узнав об этом, королева и ее сестры-золовки были охвачены таким большим страхом, что они не знали, что делать, до такой степени, что, услышав о подходе Мавра во время трапезы, они отказались от пищи; но я отправился к ним, и ободрил их, и сказал, чтобы они не боялись, поскольку Господь Наш, даровав нам предыдущую победу, несомненно, не оставит нас Своим покровительством и в дальнейшем, и ниспошлет еще одну. И все же страх их был так велик, что они решили бежать из лагеря с наступлением ночи. Тигремакуао рассказал мне об этом и передал, что королева собирается уговорить меня бежать вместе с ней; мне желательно было бы (для видимости) согласится на это, чтобы (затем) убедить ее вернуться, как я и поступил. На следующий день, на рассвете, пока дон Криштован строил своих людей, чтобы атаковать Мавра, королева послала за мной и сказала, что она видела великую силу Гораньи, и что ей представляется невозможным уйти от его рук, если мы останемся на месте; поэтому она решила бежать отсюда, намереваясь сделать это при любых обстоятельствах, и стала просить меня не оставлять ее одну, т.к. я был ей вместо отца, но сопровождать ее и бежать вместе с ней. Я решил, что если я начну ее отговаривать, то она подумает, что я не люблю ее и не дорожу ее жизнью; и к тому же на такие робкие натуры (как у нее), бесполезно пытаться воздействовать при помощи силы, - от этого их страх лишь возрастает, что можно увидеть на примере испуганной домашней скотины, которая, если немного попятиться от пугающего ее предмета и увидит его с другой стороны, становится смелой и теряет свой страх. Робкие люди ведут себя таким же образом. Было бы неразумно (с моей стороны) с ходу противоречить королеве, если уж она была охвачена паникой, думая, что никто ей не сочувствует, и поскольку мыслями она уже обратилась в бегство, то должна была лишь рассердиться. Поэтому я согласился с ней, и мы оба пустились в бегство (1). Но дон Криштован, предупрежденный об этом, выслал за нами 10 всадников и несколько пехотинцев, которые, (догнав нас), принялись громко призывать нас вернуться, говоря, что бежать из лагеря и покинуть их несообразно ни с моим отцовским долгом (перед ними), ни со служением Богу. Услышав эти слова, я сказал королеве, что (бегство) будет большим позором и тяжелым бременем ляжет на наш совесть; поэтому я намерен повернуть обратно и прошу ее вернуться вместе со мной; но она наотрез отказалась. Тогда я дал приказ пехотинцам схватить за уздечку мула, на котором она ехала, и двух запасных коней, и привезти ее обратно в лагерь, а также заставить вернуться ее свиту. Плача и причитая, она поневоле была вынуждена вернуться. Затем дон Криштован обратился ко мне с просьбой, согласно доброму португальскому обычаю, дать ему отпущение грехов, равно как и отпустить все грехи (солдатам) перед началом битвы. Я выполнил его просьбу и предоставил полное отпущение всех грехов: я мог сделать это, поскольку получил соответствующие полномочия от Папы, а также потому, что так поступали все патриархи Александрии. С началом утра мы выступили со всеми нашими силами из лагеря и стали спускаться вниз по склону, и двигались так в походном строю до тех пор, пока не пришли на равнину, где склон стал похож на террасу, такую плоскую, что она выглядела подобно столу, и такую широкую, что весь отряд мог свободно растянуться на ней. Когда мы пересекали склон, еще не дойдя до этого места, дон Криштован, некоторые из португальцев, Барнагайз и тетя короля увидели перед армией всадника на белой лошади с оружием в руках и гордой осанкой, который, как все полагают, был не кто иной, как апостол Св.Иаков, и по этой причине мы с искренним рвением вверили себя его небесному покровительству (2). Когда мы достигли равнины, он исчез, и христиане больше его не вдели; но мавры видели его во время битвы, и говорили, что он причинил большое опустошение среди них. Достигнув упомянутой мной равнины, мы построились (в боевой порядок), поместив пушки перед людьми. Это место было похоже на ступени лестницы, постепенно поднимавшейся над самой низкой частью равнины; отсюда мы могли сражаться врукопашную с теми, кто находился ниже. К тому времени, когда мы выстроили здесь нашу армию, мавры спустились в долину с холма на другой стороне, через который они пришли; они сразу же яростно атаковали нашу позицию со всех сторон. Наши люди защищались, стреляя по ним из пушек, бросая гранаты, и при помощи другого огнестрельного оружия, которым они нанесли маврам значительный урон. Прежде, чем они подступили к нашим рядам, мы разбросали на пути, по которому они поднимались, изрядное количество пороха; он загорелся в пылу битвы и сильно обжег их, вспыхнув у них под ногами, причем они так и не поняли, что случилось и не разгадали нашей уловки. Значительное количество пращников рьяно атаковало нас, и они несомненно, сумели бы прорваться до самой вершины (уступа, на котором мы находились), не понеся больших потерь от нашего оружия, т.к. они прикрывались щитами и стремительно продвигались вперед. Но наши люди метнули в них некие зажигательные бомбы и пороховницы, которые, взорвавшись, сожгли многих из них, а остальные в страхе бежали и больше не осмеливались к нам приблизиться. Огонь (от взрыва гранат и пороховниц) был настолько сильным, что пять наших людей, которые не смогли отойти подальше, получили ожоги, и некоторые из них скончались. Многих их всадники и другие (воины) были убиты ядрами наших пушек; павших было так много, что все поле боя оказалось усеяно их телами, и кони галопом мчались по равнинен без всадников. Турки из своих аркебуз и луков убили 20 наших людей, и, что хуже всего, нашего пушкаря, о чем мы очень скорбели, поскольку он был очень хорошим человеком и мастером своего дела. Наши люди убили 15 турок. Королева, находившаяся рядом со мной, обняв крест, зарыдала; она сказал мне: "О мой отец, чего вы добились, приведя меня сюда? Почему вы не позволили мне следовать своим путем?" И я сказал ей: "Не сердитесь, о сеньора; вручите себя Богу, откройте ваши глаза и посмотрите, какой великий урон потерпел наш враг". К этому времени пехотинцы обратились в бегство, а всадники не осмеливались приближаться к нам, но обстреливали нас издали. Король (Грань) сказал своим спутникам, что португальцы были не людьми, а демонами, потому что они сражались подобно демонам. После этого он начал отступление на холм, покинув свой лагерь. Наши люди, завидев его бегство, с великим жаром возблагодарили Бога и Его апостола Св.Иакова, благодаря заступничеству которого Он даровал нам победу; а было это в первое воскресенье после Пасхи.
(1) Противоречие между этим утверждением и тем, о чем говорилось выше, в главе XIV, что рассматривалось.
(2) Каштаньоза (гл. 14) утверждает, что Бермудиш лично его видел; очевидно, на самом деле этого не было.
Глава XVII.
О том, как христиане стали преследовать мавров, и захватили их лагерь.
Дон Криштован пришел ко мне и сказал, что было бы хорошо вернуться на наше место стоянки на вершине холма, чтобы дать отдых людям, утомленным сражением; но я ответил ему, что не могу одобрить его предложение, поскольку Мавр должен был в скором времени получить подкрепление и атаковать нас снова, и создаст нам гораздо больше проблем, если сочтет, что мы не осмеливаемся преследовать его из-за лености или малодушия; поэтому необходимо преследовать его до тех пор, пока мы не нанесем ему окончательного поражения, если сможем. Так мы и сделали: сразу выстроились в походный строй и как можно быстрее выступили в путь; но они (мавры) бежали от нас со всех ног, и мы не смогли настичь их. Мы встретили, однако, много абиссинцев, как пеших, так и конных, которые перешли на нашу сторону; впоследствии они крестились и верно служили своему королю. Королева и все мы были очень обрадованы их возвращением, как и самой победой. Мы дошли до лагеря Мавра, который был покинут людьми, зато мы обнаружили в нем огромную добычу, поскольку Св.Иаков нагнал на них такой страх, что они не имели времени унести что-либо с собой. Мы нашли там разбитые палатки, а в палатках - ткани, украшения, деньги и другое богатство; а также много съестных припасов, которые нам весьма пригодились, поскольку наши собственные были на исходе. Мы остались там и позволили людям отдохнуть; в течение двух дней, на которые мы там задержались, они подкреплялись едой и восстанавливали свои силы. Эта страна и округ называются провинцией Назар. Она принадлежит патриархам; это их собственное владение, над которым они обладают полной юрисдикцией, а король не вмешивается в их дела и не получает с нее (провинции) какого-либо дохода. Она приносит патриархам 3000 унций золота в год; король Теодрус пожаловал им эту провинцию во владение в качестве возмещения за некий проступок, совершенный им против (тогдашнего) патриарха (1). Из этого лагеря мы выступили к горам, где укрылся король Горанья, и разбили наш лагерь у подножия горы, окружив его повозками из-под пушек. Его всадники иногда совершали набеги на лагерь, но наши пехотинцы совершали ответные вылазки и обращали их в бегство; и, несколько раз, гнали их на протяжении полулиги или больше и убили некоторых из них. Поскольку пехотинцы не могли достаточно далеко отойти от лагеря, или настигнуть всадников, мы обзавелись двадцатью лошадьми. Верхом на этих лошадях наши люди навели на них такой страх, что они бежали на гору и больше не возвращались.
(1) Португальцы в то время находились в Тигре, и Ле Гран (с.335) описывает тот же предмет совершенно иным образом. Патриарх действительно имел определенные земельные владения в Тигре, но король Теодрос обложил их годовой данью в размере 500 крон, которые были известны как "эда абуна", или "возмещение абуны". Затем, это именно патриарх в чем-то провинился перед королем, и должен был платить. Теодрос был королем всего несколько беспокойных лет, но его правление впоследствии рассматривалось как золотой век Абиссинии, и согласно распространенному народному верованию он должен был вернуться спустя тысячу лет, когда прекратятся войны и в стране воцарится изобилие. Утверждение относительно страны и округа, называемого "Назар" и принадлежавшего патриархам, относится к некогда большому и богатому монастырю Назарет, который лежит на юго-востоке и рядом с Челикутом, т.е. рядом с местом, на котором, по другим указаниям, и произошла битва. Эта область, по-видимому, была совершенно разорена при вторжении мусульман имама Ахмада, и Гаргара в то время была его штаб-квартирой (Бассет, История, с.416). Рассказ Алвариша об этом монастыре см. на стр. 101 перевода, выполненного Хаклюйтским Обществом. "Коркора" Алвариша - современная деревня Гаргара, которая лежит к западу от Челикута.
Глава XVIII.
О том, как король Зейлы собрал (новую) армию, и о том, что делали тем временем христиане.
Пока всё это происходило, Мавр обратился в Зебид, к находившемуся там паше Великого Турка, с просьбой прислать ему подкрепления, говоря, что он (паша) должен помочь ему и не допустить потери этих королевств, которые принадлежат Великому Турку, и которые он считал своими; в качестве доказательства этого он послал ему 10000 квайя золота, и 20000 - для него лично. Квайя - мера золота в этой стране, равная по весу и по стоимости 10 нашим крузадо (1). Мы, не зная покамест о случившемся, отступили на труднодоступный холм, который был со всех сторон окружен утесами и скалами, так что наверх трудно было подняться даже пешему. Для того, чтобы доставить на холм пушки и другое снаряжение, нам пришлось проложить новую дорогу, чем занялись местные капитаны и их люди; но она была такой узкой и крутой, что мы не могли втащить по ней пушки на повозках, и пришлось поднимать их на спинах носильщиков. Вершина (холма) была плоской, там мы и разбили лагерь. Отсюда королева разослала (своих людей) в провинции и в копи, дабы они привезли продовольствие и другие припасы, в которых мы нуждались. Таким образом, мы были очень хорошо снабжены, и раненые скоро пошли на поправку. Мы устроились здесь со всеми удобствами, когда дон Криштован сообщил мне, что мы должны перенести лагерь выше по склону, где наш отряд будет в безопасности; а сам он тем временем намеревается посетить близлежащий холм, населенный иудеями, где, как нас осведомили, находится мавританский капитан со 150 всадниками. Он отправился туда с несколькими португальцами и туземцами, которые указывали нам дорогу, и оставил с нами двух португальских капитанов и их роты. Когда он достиг холма иудеев, он сразился с мавром, убил 60 его всадников и захватил 30 лошадей; остальные (мавры) бежали. Жители холма иудеев бросились преследовать мавров и перекрыли все проходы среди холмов, которые были им хорошо знакомы, и убили почти всех (мавров), включая капитана, и отбили всю добычу, а также их женщин и детей. Они доставили всё захваченное дону Криштовану и преподнесли ему, равно как и голову капитана мавров, которую они также принесли. Среди некоторых других благородных женщин, (захваченных в плен), самой красивой была жена капитана, которую дон Криштован оставил для себя. Т.к. два его капитана также хотели заполучить ее для себя, из-за нее вспыхнуло соперничество, и он отстранил обоих от командования ротами; по их словам, они не совершали никакого проступка, поскольку не питали в отношении ее (жены капитана мавров) дурных помыслов; и они, будучи людьми добрыми и верными, не впали в уныние и не перестали с усердием нести свою службу.
(1) Брюс утверждает, что "wakea", или унция, равнялась шести драхмам, 40 гранам тройской унции (vol. vii, p. 64). Не ясно, что значит "драхма тройской унции", т.к. такой единицы веса не существует. Конзельман (p. 142 n.) приравнивает "вакеа" к 33,104 грамма. Бассет (Histoire d`Abyssinie, p. 59 и сл.) определяет ее вес в 35,1 грамма, и снова (p. 65 и сл.) в 33,1, но в первом случае, по-видимому, присутствует опечатка. Так как грамм равен 15,43135 грана, и унция - 437,5 гранам, "вакеа", согласно этому утверждению, равна (приблизительно) 1,17 унциям веса. Паркинс (vol. I, p. 414) приравнивает ее к восьми унциям. Даже если взять меньшую величину, итоговая цифра Бермудиша должна, если она правильна, составлять почти четыре тонны золота.
Глава XIX.
О том, как король Зейлы пришел со своей армией, пополненной новым подкреплением, и о том, как мы подготовились к сражению.
Пока дон Криштован отсутствовал на холме иудеев, король мавров стал разыскивать нас; он имел под своим началом 600 турок, присланных ему пашей, 200 мавританских всадников и многочисленных пехотинцев, и разбил свой лагерь у подножия холма, на котором мы находились. Отсюда он направил в наш лагерь одного из своих людей - разносчика с коробкой разных мелких товаров, чёток и зеркал; он должен был передать дону Криштован, что его господин был торговцем, движется вслед за ним, и пройдет не более трех дней, как он будет в лагере и привезет на продажу некий более превосходный товар. Он встретился с Жорже Дабреу (1) и Диого да Сильва, капитанами, которые остались с нами и охраняли подступы к холму; они взяли у него четки и принесли их мне, и я благословил их и отдал их женщинам и благочестивым лицам, сказав, что, молясь с ними, они испросят у Бога прощение многих грехов, потому что его (разносчика ?) пренебрежение будет благоприятствовать к славе Божьей и к победе его верных. Мы сразу же спешно послали за доном Криштованом, который пока еще не вернулся (в лагерь) с холма. Пока он был в пути, турки, несмотря на (сопротивление) наших людей, совершили нападение на холм и нанесли нам немалый урон. В ту же ночь после атаки появился и дон Криштован, с половиной людей, которых он взял с собой, поскольку остальные не могли поспеть за ним, - так быстро он спешил обратно; тем не менее, они не задержались надолго, но скорее присоединились к нам. Все мы были обрадованы его возвращением, испытав немалое облегчение среди тех забот и тревог, которые одолевали нас. Тем временем, прежде, чем мы смогли выработать предстоящий образ действий, турецкие аркебузиры открыли огонь по нашему лагерю, и их залпы продолжались более часа. Закончив обстрел, они затихли; но вскоре после этого они выстрелили по лагерю из пушки, и выпущенное из нее ядро пробило насквозь палатку дона Криштована. Вскоре после этого дон Криштован явился в мою палатку и попросил меня в качестве одолжения позвать двух капитанов, которых он лишил их званий, чтобы примирить его с ними. Я вызвал их и они пришли; он попросил у них прощения, и вернул командование над отрядами, и все они расстались в хороших отношениях. Затем он послал за другими капитанами, чтобы держать с ними совет в отношении того, что следует предпринять. Они сказали ему, что было бы хорошо напасть на мавров ночью; поскольку, когда две (противоборствующие) стороны не равны по силам, слабейшая из них обязательно должна использовать уловку, и (то, что они предложили), представляло собой одну из лучших военных хитростей, какие мы только могли применить, поскольку у турок не в обычае сражаться ночью, до такой степени, что они даже не осмеливаются (по ночам) выходить наружу из своих палаток. Далее, мы должны были атаковать их неожиданно и застать врасплох, и обратить в бегство прежде, чем они успеют опомниться; и для того, чтобы еще больше их запутать, мы должны атаковать одновременно с двух сторон. Дон Криштован воспринял этот совет с неудовольствием, т.к. изменчивая фортуна решила отвернуться от нас, и Бог намеревался положить конец чувственности, о которой не подобало в такое время вспомнить христианам. Дон Криштован сказал, что он желает дать бой врагу днем, чтобы они не думали, будто он боится их, и что он выстроил диспозицию следующим образом. Он спустится с холма, оказавшись на одном уровне с турками, и прикажет абиссинцам возвести у подножия склона батарею, чтобы установить на ней пушки; эту батарею они могли бы также использовать при необходимости в качестве укрытия (2). Чтобы не дать врагу занять три небольших пригорка у подножия холма, он разместит на каждом из них 10 человек в качестве охраны. Никто (из участников совещания) не одобрил эту диспозицию, и все мы решительно выступили против нее; но, по нашим грехам, мы заслужили, что его мнение возобладало, и капитаны сказали ему, что т.к. он желает этого, то они последуют за ним на смерть с оружием в руках, чтобы он не мог упрекнуть их, что они противостоят ему из-за страха смерти.
(1) Жорже Дабреу был вторым лицом в посольстве дона Родриго. Он не принимал участия в этой экспедиции. Диого да Сильва в других источниках не упоминается.
(2) "Se fariao fortes".
Глава ХХ.
О катастрофической битве, в которой христиане были разгромлены.
На следующий день, рано утром, все спустились вниз по холму; но прежде, чем они успели получить какой-либо приказ, - ведь должно было бедствие с чего-то начаться, - один из наших коней случайно сорвался с привязи и поскакал галопом прямиком к лагерю мавров. Оттуда появились несколько мавров, желавшие схватить его; наши люди, в свою очередь, бросились (вслед за конем), чтобы спасти его, и так началась битва, без всякого приказа или предварительной расстановки войск. Эта битва затянулась надолго, и в ней погибло много мавров и турок. Некоторые наши люди также погибли; среди них дон Гарсиа де Норонья (1), и двое других фидальго, сражавшихся, как подобает доблестным рыцарям. 30 человек, которые охраняли три пригорка, понесли большие потери от врагов, которые укрылись в чащах и вели по ним стрельбу, сами оставаясь вне поле зрения; они убили нескольких и отогнали остальных от пригорков. Дон Криштован, видя, что его люди несут потери, велел передать мне, чтобы я перенес пушки на (близлежащую) возвышенность, где мы должны были укрепиться и держать оборону, и это было сделано. Тем временем сражение приобретало все более бедственный характер для нашей стороны, и многие (португальцы) бежали, побросав все свое оружие. Франсишку Кордозо и Лопо Дальманса встретили двух турецких всадников, которые, видя, что они безоружны, не испытывали на их счет никаких опасений; и когда (турки) проезжали мимо, они схватились с ними, стащили их с сёдел и убили (обоих) турок своими мечами, после чего, сев на их коней, ускакали прочь (2). Знаменосец дона Криштована сражался под королевским знаменем как подобает смелому рыцарю; защищаясь, он убил нескольких врагов и вел себя так храбро, что они не осмеливались приблизиться к нему. Он защищался до тех пор, пока не устал и не обессилел, и тогда они убили его. Дон Криштован был ранен выстрелом из аркебузы в руку; пуля не задела кость; но хотя он страдал от сильной боли, он долго не покидал поля боя, пока не остался совсем в одиночестве. Тогда он отступил на вершину холма, с теми немногими людьми, которые еще оставались рядом с ним. Прежде чем он отступил, я, видя разгром нашего отряда, сказал королеве, что она должна сесть верхом на мула и бежать с холма; и поскольку она, не желая бросать в беде нескольких женщин, которым не на чем было ехать, сопротивлялась моим уговорам, я насильно посадил ее и одну из ее золовок в седло и отослал их в тыл, и увел ее дочь за собой. Сестра королевы, очень добродетельная дама, с двумя дочерьми и несколькими другими женщинами, взяла бочонок с порохом и, сказав, что Бог не допустит, чтобы они попали в руки к неверным, пошла вместе с бочонком в палатку, подожгла его и взорвалась вместе с ним. То же самое сделали 15 или 16 человек, которые получили в битве тяжелые раны и не могли передвигаться; это страшное зрелище так сильно опечалило меня, что я не мог больше его видеть, т.к. я ничем не мог помочь несчастным; и я ушел оттуда с маленькой девочкой, (дочерью королевы), которую я привел к ее матери, думавшей, что она потерялась; и когда она увидела ее живой, она возблагодарила Господа Бога, который спасает и дарует жизнь любому, кому пожелает, и так же любого, кого пожелает, призывает к Себе. Наши люди, которые сбились с пути и не знали, куда им идти, присоединились к нам по дороге, и мы надеялись, что вскоре нас нагонит дон Криштован; но видя, что его все еще нет, а уже поздний час и солнце почти зашло, мы еще немного отступили по холму и там сделали другую остановку, ожидая, пока вокруг на соберется побольше людей, и сам дон Криштован, о котором королева очень сильно переживала, и мы все также тревожились, что он никак не появляется, боясь, что он может быть мертв или попал в плен. Пока мы терзались страхом за его судьбу, он появился верхом на лошади, которую ему отдал капитан Фарте (3), на которой, милостью Божьей и заступничеством Богородицы, которому все мы его препоручили, он спасся (с поля боя). Он прибыл, (как сказано выше), раненым в руку, сильно страдая от раны, в которой, как мне показалось, все еще сидела аркебузная пуля. Королева попросила меня смазать его рану лечебным бальзамом, который был у нее при себе, чтобы унять боль, и с этой целью она разорвала на полосы ткань, которую носила в качестве головного убора, и перевязала его руку. Но дону Криштовану не полегчало, поскольку осознание понесенных им потерь и стыд бесчестия (после проигранного сражения) мучили его гораздо сильнее, чем боль от раны, и он сказал мне, что для него было бы лучше умереть, чем потерять знамя своего короля, оставшееся в руках врага, и что он не хочет больше жить. Я стал убеждать его не впадать в отчаяние, т.к., если он останется в живых и поправится, то - если будет на то воля Божья, - вернет всё, что потерял в этот день; мы видели, что так случается ежедневно в превратностях войны; всё зависит от переменчивой судьбы; великие и доблестные капитаны и принцы не раз терпели поражения, но затем, собравшись с силами, отвоевывали то, что потеряли; именно в несчастье они проявляли силу духа и дарования; наконец (я сказал), что он (дон Криштован) должен вспомнить победы, дарованные ему Богом, и вознести Богу хвалу за них, и не терзаться так из-за наказания, ниспосланного нам за наши грехи. Что касается знамени, то в этой стране оно не считается за ценный трофей; поэтому мы должны не теряя времени сшить подобное же знамя, раз у нас есть люди, готовые сражаться, и капитан, который может вести их в бой; истинное знамя - это люди, а не просто знак, который несут перед собой, и который может быть сделан из дерева или из соломы, или из чего-либо еще менее ценного (4).
(1) См. примечание к главе iii, p. 132, выше.
(2) Этот анекдот здесь вставлен без всякого смысла. В более связном контексте он изложен у Каштаньозы, глава ХХ, p. 70, выше.
(3) "Фарте" - очевидно, ошибка вместо "Джарте". Каштаньоза, в его главе xii, p. 39, выше, упоминает подчинение капитана Джарте, или Ваджрата, который подарил дону Криштовану четырех прекрасных лошадей.
(4) См. главу xii, p. 148, выше, где Бермудиш сообщает, что королевское знамя было доверено ему,