Азмачаробель и Тигремакуао сказали ему (дону Криштовану): "Сир, мы не находимся здесь в безопасности, поскольку мы разбиты, ранены и безоружны, и если наш враг придет сюда, нам нечем (будет) защищаться; давайте продолжим отступление, пока стоит ночь, чтобы дойти до текущей перед нами реки, где есть подъемный мост (1); там мы сможем передохнуть, потому что в случае появления врага мы поднимем мост, и они не смогут переправиться к нам". Мы сели верхом и двинулись дальше в путь; мы спешно переправились через две реки, такие глубокие, что вода доходила до груди пехотинцев. В пути боль в руке, которую испытывал дон Криштован, улеглась; но он оплакивал королевское знамя, оставшееся в руках у мавров, и на каждом шагу хотел остановиться. Я ехал рядом с ним, утешая его, и убеждая, что нам следует двигаться дальше. Мы продолжали наш путь до тех пор, пока не достигли реки с подъемным мостом, о которой они рассказывали нам; река эта была столь полноводной, что через нее можно было переправиться только по мосту. Здесь дон Криштован сказал мне, что он не хочет переходить на другой берег, и что он должен остаться на этой стороне реки; он повелительным тоном обратился к своим собственным людям, приказывая им помочь ему спешиться. Они сняли его с седла, смастерили для него носилки и положили на них. Он позвал меня и попросил его исповедать. После исповеди он сказал, что намерен остаться там, где мы были сейчас; я ответил, что не могу этого допустить, и приказал присутствовавшим там взять носилки и нести его на них. Он закричал, (протестуя), и сказал, что убьет себя, если его унесут отсюда. Когда я увидел его решимость, я сказал, что буду вынужден также остаться с ним; но он возразил, что я не должен этого делать, поскольку его люди нуждаются в моем присутствии, дабы я руководил ими, в противном случае все они неизбежно погибнут, а вместе с ними - и вся страна; (он попросил меня) оставить ему только немного бальзама, чтобы смазать рану, его ординарца, его секретаря, и трех других португальцев. С ними он пожелал укрыться в густой чаще, где он остался бы незамеченным (для врагов). Я так и не понял, почему он захотел остаться (2). Отсюда я направился к королеве и попросил ее сесть верхом и переправиться через мост на другую сторону (реки), т.к. уже занималось утро и враги скоро должны были нас настичь. Она ответила с твердой решимостью, что не сделает этого и не бросит дона Криштована. Но я попросил ее всё же сделать это, сказав, что если она останется там, то не только она, но также ее сын и всё его королевство неизбежно погибнут. Услышав мои слова, королева села в седло, плача и выказывая столько горя, как если бы она была вынуждена расстаться с собственным сыном. Мы приказали всем нашим людям переправиться как можно быстрее, и перенести поклажу; не успели мы еще пересечь мост, как услышали людские голоса и стук конских копыт, так что мы поторопились переправиться через реку, и, оказавшись на другом берегу, подняли за собой мост. В то время уже рассвело, и, начиная подниматься на противоположный склон, мы увидели множество мавров, устремившихся туда, где находился дон Криштован. Когда королева увидела их, она очень сильно испугалась, сказав, что нам едва ли удастся спастись. Люди из ее свиты попросили ее не бояться, т.к. они уже находились в своей собственной стране. Как бы там ни было, мы двинулись вперед со всей возможной поспешностью, потеряв их (мавров) из виду, и шли без остановки весь этот день, с большим трудом переваливая через холмы и пересекая реки, (встречавшиеся у нас на пути), и страдая от дневного зноя. У тех потоков росло много кассии и тамариндовых деревьев, (плодами) которых питались наши люди, т.к. у нас не было с собой никакой еды. Наконец мы достигли большой реки, где люди наловили какой-то рыбы, которую затем и поели; тем временем к нам прибыл капитан этой земли и привез с собой много припасов. Здесь мы решили остановиться на отдых, поскольку теперь находились в дружественной стране.
(1) Было бы довольно интересно узнать название этой реки с разводным мостом. Мосты в Абиссинии неизвестны, за исключением двух или трех, которые построили португальцы несколько лет спустя после этого времени.
(2) Рассказ Бермудиша теперь одинаково невразумителен. Объяснение Каштаньозы, что разгром был таким полным, что в неразберихе португальцы разделились, по-видимому, ближе к истине.
Глава XXII.
О том, как патриарх избрал другого капитана дляотряда.
Мы выяснили здесь, что 40 португальцев отсутствуют (1). К оставшимся - а было их свыше 300 - я обратился с речью, в которой сказал, что они сами должны понимать, как нужно им избрать капитана, чтобы он возглавлял их и сражался впереди всех, а еще и потому, что мы не могли узнать, что случилось с доном Криштованом, оставшимся позади; и я стал убеждать их признать того, кого я назначу, и по доброй воле подчиниться тому капитану, чье имя я назову, поскольку я постараюсь избрать человека, пользующегося хорошей репутацией. Они ответили, что я имею полное право назначить нового капитана по своему усмотрению; и если они сочтут этого человека достойным своего звания, то без колебания подчинятся тому, кого я изберу. Я сразу объявил, что хочу сделать их капитаном некоего Афонсу Калдейра, уроженца Коимбры, благородного и доблестного рыцаря (2). Все охотно приняли мой выбор, за исключением нескольких фидальго, которые полагали, что должность капитана должна скорее перейти к ним, из-за их благородного происхождения. Они подняли некоторый ропот против моего решения; но, будучи людьми благородными и преданными, не отказались ему подчиниться. На самом деле, люди должны занимать такие должности исходя не столько из знатности их происхождения, а из их особых личных качеств, к которым относятся сила характера, личная смелость, опыт в военном деле, умственные способности и умение понимать, возглавлять и руководить. Капитан, которого я выбрал, обладал этими и другими качествами, необходимыми для занятия такой должности. Я назначил также сержанта и магистрата, чтобы они присматривали за солдатами и следили за тем, чтобы они не причиняли зла ни местным людям, ни друг другу. Я попросил Азмачеробеля послать Мигеля де Каштаньозу, Антонио Перейра и других раненых в его горную цитадель, чтобы они там поправились и восстановили силы (3). Я также порекомендовал их королеве, которая окружила их даже большей заботой, чем мы о том ее попросили, поскольку она была благородной женщиной и христианкой. Мы расположились лагерем на равнине среди холмов, куда местные жители принесли много продовольствия; отсюда, несколько дней спустя, мы увидели в отдалении дым, в отношении которого туземные капитаны стали строить догадки, не означает ли он присутствия людей короля Зейлы, и они сказали, что хорошо было бы разузнать, что это было (на самом деле). Мы послали (на разведку) 90 туземных всадников и 5 португальских аркебузиров.
(1) Комментарий к этому примечательному утверждению уже был дан выше.
(2) Как уже отмечалось, Коуту утверждает, что это был человек, оставленный доном Криштованом, чтобы привезти добычу, захваченную на холме евреев. Бермудиш ничего не говорит о том, что случилось с Перо Борхесом, чье назначение он считал столь важным в главе x, p. 144, выше.
(3) Это произошло за некоторое время перед разгромом. Каштаньоза был ранен в битве, которая произошла в апреле месяце в Тигре, и тогда это было естественно (Каштаньоза, глава xvi, p. 53, выше).
Глава XXIII.
В которойрассказывается о пленении и смерти дона Криштована.
После того, как они отправились в путь, к нам прибыли Жуан Гонзалвиш и Алваро Диниш, которые остались с доном Криштованом; королева стала расспрашивать их, что с ним случилось. Они ответили, что он попал в плен к маврам, чем все мы были опечалены, и королева во всеуслышание выразила скорбь, которую причинило ей это известие. Затем они поведали нам, что в то время, когда они укрывались в чаще, в которую зашли, там объявилась женщина, которая, спасаясь от гнавшихся за ней мавров, наткнулась на ту же самую чащу; и мавры, следуя за ней по пятам, обнаружили дона Криштована; они спросили его, кто он такой, и он назвал свое имя. Трудно представить, как они обрадовались из-за этого; они подозвали евнуха, который был с ними, и спросили его, действительно ли то был дон Криштован, если он сможет его узнать. Тот ответил, что это именно он, поскольку он хорошо его знал. Затем они спросили, что случилось с патриархом (т.е. с самим Бермудишем), и он сказал, что патриарх продолжил путь вместе с королевой, чем они были весьма обеспокоены. Отсюда они вернулись вместе с ним в лагерь, разбитый ими на том самом мете, где они разгромили нас, и представили своего пленника королю, который пришел в восторг, увидев его. После того, как он расспросил его об определенных вещах, он сказал ему, что если он примет их веру, он воздаст ему великие почести. Дон Криштован насмешливо отвечал, что он знает над собой единственного господина - Иисуса Христа, и не желает менять его на лежачую собаку. Король, услышав этот ответ, приказал избить его и вырвать ему бороду, а затем увести прочь. Четыре дня спустя он (Грань) приказал, чтобы дон Криштован снова предстал перед ним и с милостивым выражением лица сказал ему, чтобы он не боялся, ибо он поклялся Мафамеде (Магометом) и своим алькораном, что если он выполнит то, что от него потребуется, то он отпустит его на свободу и предоставит судно, на котором он сможет вернуться к себе на родину. А требовалось от него, чтобы он написал португальцам, своим спутникам, и приказал им покинуть королевство Пресвитера Иоанна, и вернуться в свою страну; он пообещал сделать это. Он написал письмо согласно желанию Мавра. Он передал его вышеупомянутому евнуху, чтобы тот тщательно изучил, что именно написал дон Криштован, что тот и делал. По этой причине дон Криштован написал то, чего от него хотел Мавр, и ничего более, но рядом со своей подписью он поставил два значка в виде колючек, что означало: "Что бы вы ни сделали, будьте настороже" (1). Горанья послал это письмо в наш лагерь с двумя своими маврами, которые вручили его мне. Я прочитал его своему генеральному викарию, брату Диого да Тринидаде, и после этого передал его королеве, явившись к ней в сопровождении капитана Афонсу Калдейра. Когда королева увидела письмо, она помертвела, подумав, что дон Криштован написал его перед смертью, и что оно должно вызвать некоторое волнение среди португальцев, на чью помощь, после Бога, она возлагала все свои упования в отношении возврата ее королевств; и она очень сильно поразилась такому поступку дона Криштована. Но после того, как мы указали ей на предупреждение в виде значков колючки рядом с его подписью, она обрадовалась и изменила свое отношение к письму. И все очень хвалили дона Криштована, говоря, что невозможно было такому благочестивому человеку и такому доброму христианину совершить такое дурное дело, которое могло принести нам столько бедствий, не говоря уже о том, что едва ли он мог быть уверен, что Мавр сдержит данное ему слово, особенно учитывая предательский поступок его капитана, который (при помощи подобной ложной клятвы) заманил в ловушку и убил тех 60 человек около Массауа. Наконец командир, Афонсу Калдейра ответил дону Криштован от собственного имени и от всех португальцев, его собратьев по оружию, что они премного благодарны Горанье за его доброту, но не хотят принимать от него никаких благодеяний и не нуждаются в них, наоборот, они надеются с помощью Иисуса Христа, Господа Нашего, довести до победного завершения то предприятие, ради которого их послал сюда король Португалии, их господин, и которое заключалось в том, чтобы захватить или убить его (Ахмада Граня), и вызволить от его тирании королевство Пресвитера Иоанна. Когда дон Криштован получил это письмо, он передал его Мавру, и Мавр нисколько не разгневался на него из-за этого, поскольку он думал, что дон Криштован написал всё португальцам именно так, как он ему продиктовал, и он надеялся, к тому же, что сможет добиться осуществления своих желаний собственными силами. Когда дон Криштован быстро поправился от своей раны благодаря бальзаму, который я ему оставил, он (Грань) стал расспрашивать его, чем он вылечился, и он ответил, что знает определенное снадобье, которое быстро заживляет раны; тогда Мавр попросил его вылечить одного его командира, который был сильно ранен, и он дал ему такое лекарство, что этот пес прожил лишь три дня. За это Мавр приказал осыпать его ударами и побоями. Дон Криштован сказал ему, что он не имел никаких оснований учинять ему допрос (относительно средства исцеления); что он лечил (раненого мавра) так хорошо, как только мог, и что смерть его не была следствием злого умысла с его стороны. На это Мавр еще больше разгневался, и сказал, что прикажет его убить. Дон Криштован возразил, что самое худшее, то он сможет сделать - это убить его тело; что же касается души, то над ней имеет власть один лишь Бог, и он не сомневается в том, что Иисус Христос, истинный бог, дарует ей жизнь вечную. За эти и другие слова, сказанные им, Мавр приказал отвести его на место, где погибли другие португальцы, и там отрубить ему голову; голову дона Криштована король отправил в качестве подарка губернатору Каира; (разрубив его тело на четыре части), одну четверть его он послал в Джидду, другую - в Аден, и ногу - паше Зебида, который прислал ему упомянутую выше помощь. Он сделал это, дабы продемонстрировать большой успех, который принесла ему (одержанная над португальцами) победа, а также поскольку знал, что получатели будут весьма обрадованы (таким подаркам). Он также послал трофеи в качестве подтверждения своему посланию: без них они едва ли поверили бы ему, так много значения придают в этой стране поражению горстки португальцев. Остальные части тела дона Криштована были оставлены там, где он был убит, и отсюда несколько благочестивых людей, живших поблизости, унесли их в свой монастырь. Они хранят их с большим благоговением из-за репутации святого, (сложившейся вокруг дона Криштована), поскольку и тогда, и впоследствии Бог не раз показывал через явные чудеса, что деяния его (дона Криштована) не остались без одобрения и заслуженной награды свыше; смерть принесла ему мученический венец, и душа его ныне пребывает во славе. Сразу же после того, как ему отрубили голову, Господь сотворил великое и явное чудо, сделав так, что на том месте, где они его убили, забил источник, которого никогда не было прежде; вода из него, благодаря всемогуществу и доброте Бога, дарует зрение слепым и исцеляет от разных болезней. Представляется, что это чудо похоже на то, которое бог сотворил в Риме ради Своего апостола, Св.Павла. Останки дона Криштована благоухают, издавая такой приятный запах, что он кажется достойным скорее неба, чем земли. На месте, где он и другие христиане приняли мученическую смерть, те живущие по соседству благочестивые братья много раз по ночам видели огненные факелы, горящие в знак его великой славы.
(1) Стоит вспомнить, что правая рука дона Криштована была перебита пулей выше локтя менее чем за неделю до этого, так что этот рассказ должен быть вымыслом.
Глава XXIV.
О том, как король Зейлы ушел в королевство Дембия, и вассалы Пресвитера подчинились королеве; и о том, как король Градеус (1)прибыл в лагерь.
Отсюда (с места битвы) мавританский король ушел в королевство, называвшееся Дембия, через которое течет река Нил и образует озеро, имеющее 30 лиг в длин и 5 с половиной в ширину (2). На озере есть много островов, большинство из них населены благочестивыми отшельниками, подчиняющимися Римской церкви. Разведчики, которых мы послали узнать о (виденном нами) дыме, вернулись и сообщили нам, что видели большой отряд людей, но не смогли выяснить, кто они такие. Поэтому мы приготовились защищаться, если это будет необходимо. Пока мы пребывали в таком неведении, мы увидели много людей, как всадников, так и пеших, которые двигались (к нашему лагерю); и когда они оказались достаточно близко, мы увидели впереди двух всадников, как если бы они везли какое-то послание. Они, прежде чем подъехать к нам, сошли с коней, бросили на землю всю свою одежду и оружие, и таким образом приблизились к нам пешком, нагие и невооруженные. Капитан Афонсу Калдейра направился к ним и спросил, кто они такие. Один из них отвечал, что он азмаче (губернатор) Доаро и носит имя Обитоко, что означает "дон Жорже", а другой - азмаче (губернатор) Гудими; что они были вассалами короля Градеуса и прибыли к нему на помощь лично и привели этих людей. У них было два знамени, и 150 всадников, и 1000 пехотинцев. Капитан препроводил их к королеве, которая оказала им очень любезный прием и спросила, откуда они прибыли. Они ответили, что явились из лагеря Гораньи, и что когда Мавр выступил в Дембию, они остались на том месте, где он убил дон Криштована. Королева стала расспрашивать их о смерти дона Криштована, и они описали ее в том духе, как мы уже услышали. Когда мы убедились в том, что дон Криштован мертв, королева приказала во всех окрестных монастырях отслужить панихиды за упокой его души, равно как и за души всех тех, кто погиб на войне. Поскольку в лагерь королевы стекалось всё больше и больше людей, мы стали испытывать перебои со снабжением, и были вынуждены перенести его (лагерь) на другое место. Мы отправились на холм иудеев, где могли считать себя в безопасности и были хорошо обеспечены продовольствием; он окружен скалами и проходы, ведущие к нему, труднодоступны. Сопровождавшие королеву люди выступили в поход с императорско помпой, перед ними шли трубачи и барабанщики, при помощи которых мы вдохновляли наших собственных людей и наводили ужас на неприятеля. Для того, чтобы побудить людей присоединиться к нам, Афонсу Калдейра предложил королеве объявить общее прощение по всем землям для всех, кто по доброй воле вернется к ней на службу. Когда это было сделано, многие явились к нам. Когда мы достигли подножия холма иудеев, его капитан вышел навстречу нам с запасами продовольствия и с подкреплением и попросил королеву подняться на холм, заверив ее, что она нигде не может быть в большей безопасности, чем на этом холме, поскольку к нему ведет всего один проход, который легко можно охранять и защищать от врага в случае его появления. Далее, (он сказал), что территория принадлежит королеве и одних только собираемых с нее податей будет достаточно для того, чтобы содержать армию в течение пяти или шести месяцев. Капитан-иудей попросил, чтобы его окрестили (3), и когда мы дошли до холма и разбили наш лагерь, я окрестил его, его жену и сыновей. Капитан, Афонсу Калдейра, был его крестным отцом, и мы дали ему имя дона Криштована. Отсюда Афонсу Калдейра с 90 португальцами и некоторыми туземцами совершал набеги на определенные селения, находившиеся в этом округе, которые держали сторону Мавра; они убили много людей, сожгли деревни и пригнали с собой много скота. Видя это, два старых и уважаемых человека пришли к королеве (и стали) просить сжалиться над ними, от имени всех людей, говоря, что они были ее (верными подданными) и христианами, и что были вынуждены покориться Мавру и платить ему дань лишь по принуждению, а также из нужды, поскольку их некому было защитить от иудеев с холма, которые были весьма дурными соседями; что теперь (они умоляют) Ее Величество простить их и не губить окончательно, поскольку они обещают с того времени и впредь быть послушными и верными подданными. Королева легко простила их, поскольку от природы была женщина милосердной и благоразумной, и знала, что наступило время давать прощение. Она поручилась за безопасность как их самих, так и их соседей, и сказала, то они могут удалиться с миром. В это время вернулся Айриш Диз, которого дон Криштован отправил гонцом к Пресвитеру, сыну Онадингуэля и этой королевы, Орита Ауреаты; он носил имя Градеос. Этот последний еще не присоединился к нам, поскольку был очень молод (4) и его опасались (преждевременно) подвергать превратностям войны, а также (по той причине, что), если бы нас уничтожили, всё королевство было бы утрачено. Некоторые говорили, что он не появляется из-за страха перед доном Криштованом, и что по этой причине он решил присоединиться к нам, только когда слышал о его смерти. Айриш Диз привез известие, что король прибудет к нам через два месяца. Когда два месяца почти миновали, мы покинул холм иудеев и перешли на иные холмы в другом округе. Восемь дней спустя король присоединился к нам в сопровождении 50 всадников и большого количества мулов. Все капитаны, с португальскими и туземными воинами, вышли на небольшое расстояние из лагеря, чтобы встретить его и препроводить туда. Прибыв в лагерь, он направился прямиком к моей палатке и спешился, желая получить благословение. Я вышел из дверей палатки, чтобы встретить его, и он высоко оценил эту учтивость; поскольку в этой стране они почитают патриарха столь же высоко, как мы - Папу. Затем он посетил королеву, свою мать, и вернулся. Он три дня носил траур по дону Криштовану. Его палатка была разбита в центре лагеря. Она занимала площадь в 60 локтей, имея одинаковую длину и ширину, с шелковым пологом, закрывавшим вход.
(1) Этим именем Бермудиш обозначает Гэлаудеоса.
(2) В главе lii, p. 243, ниже, Бермудиш приводит другие данные о ширине озера - 20 лиг. Точно так же он неправ, причисляя островных монахов к последователям католической церкви, потому что даже в наши дни, вследствие фанатизма монахов, на главный остров, Дак или Дек, почти невозможно попасть никому, кто не исповедует эфиопской разновидности христианства (Basset, Histoire, p, 463 n.).
(3) Сравни Каштаньоза, глава xvii, p. 59, выше.
(4) Неправильно; ему тогда было двадцать лет.
Глава XXV.
О том, как патриархобратился с речью к португальцам.
Несколько дней спустя, прежде чем приступить к каким-либо другим делам, я созвал в свою палатку Афонсу Калдейра, других капитанов и уважаемых лиц португальской армии, и сказал им: "Возлюбленнейшие сыновья и христианнейшие португальцы, я напомню вам, что некоторое время назад, когда мы находились в Дебарве, кое-кто из вас, ваши сиятельства (1), движимый похвальным энтузиазмом, выражал удивление некоторыми церемониями и обрядами, которые бытуют у людей в этой стране и отличаются от католических обычаев, которые практикуются в Португалии, и говорил, что короли и народ этой страны не подчиняются святейшему римскому Папе, викарию Иисуса Христа и его представителю (на земле); далее, они сказали мне, что я признал эти обряды и (тем самым) обманул короля Португалии, который не захотел бы послать вас сюда, на помощь этим королям, если бы он знал, что они не были не верными христианами, подчиняющимися Святейшему Папе. Что касается обрядов, которых они придерживаются, то теперь не время говорить об этом, как из-за того, что это отвлечет нас от борьбы (с врагом), которой мы должны посвятить все силы, так и потому, что на это уйдет немало времени, поскольку невозможно за короткий срок изменить обычаи, к которым они привыкли за долгие годы и века; даже сами апостолы не могли сделать этого в свое время, равно как и выкорчевать из людских сердец все их предрассудки; но они были вынуждены наружно примириться с некоторыми из этих обычаев, которые бытуют еще и по наши дни. Невозможно сразу очистить весь народ от плевел, посеянных дьяволом, подобно тому, как невозможно на поле вырвать с корнем все сорняки и колючки и оставить растущей одну только пшеницу; ведь если мы будем рвать все сразу, то вырвем и пшеницу вместе с сорняками, как о том говорит Иисус Христос в Евангелии. Поэтому пока будет достаточно добиться главного, т.е. покорности и подчинения Святой Матери Церкви; это - источник всего остального, и из этого следуют все другие обстоятельства. Для этого следует начать с главы (народа), т.е. с короля. Если король починиться, все прочие последуют за ним, либо по доброй воле, либо же легко увлеченные примером своих вождей, и наше учение, милостью Св.Духа, поможет нам. Раньше я обещал дону Криштовану перед лицом ваших сиятельств, что заставлю короля подчиниться Св.Отцу. Я обещал это, веря в то, что если Господь в своей милости и доброте поможет мне, а ваши сиятельства поспособствуют мне своими молитвами, то я совершу всё это, когда наступит подходящее время. Так давайте же теперь все пойдем в палатку короля, дабы переговорить с ним по этому делу".
(1) "Caridades".
Глава XXVII.
О речи, с которой патриарх обратился к королю Градеусу, прося его изъявить покорность Папе, как то сделал его отец, и об ответе короля.
Когда мы пришли в палатку короля, он находился в ней со своей матерью, которая была рада видеть меня, ибо я знал, что был для нее желанным гостем. Король встретил меня весьма почтительно и радушно. Увидев, что мне представилась благоприятная возможность для осуществления моего намерения, я обратился к нему со следующими словами: "Возлюбленный сын мой в Иисусе Христе, вы знаете, что христианнейший король, ваш отец, теперь пребывающий на небесах, просил, чтобы я отправился в Рим и от своего и от его имени изъявил подчинение Святейшему Папе; если вы, вследствие вашей молодости, не помните этого, то можете заслушать письмо, подписанное им и отданное мне (1), (и узнаете), что всё, что я скажу от его имени, было правдой; итак, я должен был сказать Папе, то ваш отец признаёт его преемником Святого Петра, главы апостолов Христа, и викарием Его вселенской церкви, в какой бы части мира она не была основана; и что он считает себя подвластным ему, со всеми своими королевствами и сеньориями и с царствующими в них христианскими королями, твердыми в вере. Он, ваш отец, ныне расстался с преходяще жизнью, и вы, милостью Божьей, унаследовали от него корону и верховную власть над этими королевствами, посему вы должны также наследовать его ум, добродетели и страх Божий. Чтобы верно служить Богу, вы должны хранить его истинную веру, и блюсти его религию и закон. Он (Бог) требует, чтобы все верующие в него жили в единой любви и помыслах, и представляли собой единое целое в вере и религии; и что среди Его паствы не должно быть никакого раскола, подобно тому, как Он - единственный Бог и глава Своей Церкви. Следовательно, если вы хотите жить в соответствии с волей Божьей и подчиняться Его власти, и следовать за вашим отцом (по стезе его) добродетелей и ума, вы должны подчиниться Святому Отцу Папе Римскому, поскольку, сделав это, вы поступите так, как повелевает Бог, и сделаете вашими друзьями, братьями и помощниками в случае нужды короля Португалии и всех других королей, его братьев и друзей". На это он, не обратив внимания на мои слова, подобно несмышленому ребенку, ответил следующим образом: "Вы - не наш отец и не наш прелат, а патриарх франков, и вы - арианин, поскольку вы почитаете четырех богов, и не называйте себя с следующий раз моим отцом". Я возразил и сказал ему, что он лжет, поскольку я не был арианином и не поклонялся четырем богам; и что если он не захочет подчиниться Святому Отцу, я вынужден буду отлучить его от церкви и предать анафеме; и что я больше не буду находиться в его обществе или разговаривать с ним; и, сказав это, я встал, собираясь уйти. Он ответил, что это я был отлучен от церкви, а не он.
(1) Это явно противоречит собственному утверждению Бермудиша в главе lviii, p. 357, ниже, что у него не было доказательств, т.к. он потерял все свои бумаги после разгрома дона Криштована.
Глава XXVIII.
О том, как патриарх передал португальцам содержание своей беседы с королем Градеусом.
Не сказав больше ему ни слова, я ушел из его палатки к португальцам, которые ждали снаружи моего возращения, и рассказал им обо всем произошедшем, и о том, что король не захотел подчиниться Римской Церкви, но является еретиком, подобно Несторию и Диоскору, что по этой причине я приказываю им силой клятвы на верность, которую они мне дали, и под угрозой моего отлучения, и от имени короля Португалии, нашего сеньора, уполномочившего меня на это, - итак, я потребовал под угрозой объявления их изменниками, чтобы они никоим образом не подчинялись королю или кому-либо другому из числа его сторонников, и не оказывали им никакой помощи. Афонсу Калдейра и все остальные сказали мне, что их отцы и деды никогда не восставали против Римской Церкви или своего короля, и они не будут (этого делать); поэтому у меня нет необходимости отлучать их от церкви; и я должен снять угрозу отлучения, поскольку и без нее они выполнят всё, что я приказал, как подобает послушным сыновьям. Они проводили меня в мою палатку, а затем разошлись по своим.
Глава XXVIII.
О том, как король Градеус послал подарки португальцам, которые не захотели принять их.
Вскоре после этого король поручил одному из своих капитанов принести португальцам 3000 унций золота и раздать среди них, а капитану (Калдейре) еще более ценный дар; также он поручил передать, что посылает эти дары в надежде, что сможет впоследствии вознаградить их еще более щедро, и что он просит их не покидать его, а помогать ему и впредь против его врага, как они это делали до сих пор. Они ответили ему, что в настоящее время не могут принять его милость, из-за разногласий между ним и мной; что же касается всего остального, им сказанного, то они могут ответить, что во всем поступят так, как я им прикажу.
Глава XXIX.
О совещании, которое устроил король Градеус, и о том, как он подчинился Папе.
Получив такой ответ, они (очевидно, Гэлаудеос и его приближенные. - Aspar) устроили совещание и договорились, что королева, вместе с архиепископом, которого я назначил, и всеми его капитанами придут в мою палатку и попросят у меня прощения, и пригласят нанести визит королю, т.к. он согласился сделать всё, что я от него потребовал, и подчиниться Папе. Королева пришла ко мне и стала заклинать меня ради смерти и крестных мук Иисуса Христа не обращать внимание на невежество ее сына, который был всего лишь отроком, и было бы нехорошо, если бы, учитывая его крайнюю молодость, он был уже бесповоротно осужден; а также (просила) не доставлять нашей ссорой удовольствия маврам. Она попросила меня, во имя непорочности Богоматери, девы до рождения, при рождении и после рождения, пойти за ней в палатку ее сына, глубоко рассекавшегося во всех своих сгоряча сказанных мне словах и желающего теперь испросить у меня прощения и быть во всем мне покорным. Я отвечал, что не выйду оттуда, где нахожусь, разве что для того, чтобы вернуться в Португалию вместе со всеми португальцами, моими друзьями и спутниками. В ответ она с плачем бросилась на колени передо мной и сказала, что заклинает меня именем Бога не делать этого, а пойти за ней, (и) что всё будет сделано так, как я хочу. Тронутый жалостью, я отправился с ней, и когда приблизился к платке короля, он вышел наружу, чтобы приветствовать меня, и с большим смирением взял мою руку и поцеловал ее, попросив у меня прощения за всё сказанное им. Мы все трое сели и он сказал, что готов подчиниться Святому Папе, и что для этого вполне достаточно того, что его отец выразил мне свое подчинение. Но я отвечал, что этого было недостаточно; что он сам, лично, должен изъявить мне это подчинение; поскольку в наших странах был обычай, что каждый король в начале своего правления отправляет посланника, чтобы заявить о свой покорности Папе, где бы он ни был; и что, поскольку он не направлял посольство в Рим, как это сделал его отец, он должен сделать это передо мной как перед представителем Папы, ибо Папа наделил меня соответствующими полномочиями. И что, кроме того, он должен издать указ, подписанный и скрепленный печатью от его имени, и огласить его во всех своих королевствах и владениях, в котором бы подтверждалось, что истинная вера заключается в следующем: что Церковь Божия - только одна, что глава ее, наместник Иисуса Христа - только один во все мире; и через него власть и благодать Иисуса Христа передаётся другим прелатам и христианским принцам. Этот документ один из главных сановников его королевства должен прочитать во всеуслышание, сидя на помосте в кресле или на некоем возвышенном месте, громким и четким голосом перед всеми собравшимися там людьми. Он сделал это, и приказал, чтобы оглашение указа состоялось в торжественной обстановке и под звуки труб.
Глава ХХХ.
О смерти капитана Афонсу Калдейра, и о том, как новым капитаном стал Айриш Диз.
Несколько дней спустя после издания указа капитан Афонсу Калдейра, скача верхом на лошади, упал с нее, разбился и через несколько дней скончался от этого. После смерти Афонсу Калдейры я устроил совещание с некоторыми предводителями португальского отряда, и мы сочли правильным выбрать в качестве капитана Айриша Диза, благоразумного человека и доброго рыцаря, который благоразумно проявил себя в некоторых военных делах, порученных ему. Особенно по той причине, что король Градеус также просил меня об этом, я сразу послал за ним и спросил, согласен ли он занять эту должность. Он принял ее и обещал исполнять обязанности капитана настолько хорошо, насколько ему позволят знания и силы. Были и такие, кто не желал этого и роптал против его кандидатуры, особенно Мигель де Каштаньоза, который сам желал стать капитаном и спрашивал, как такое вообще возможно, чтобы мулат был капитаном над португальцами, коль скоро такого ни разу не случалось во всем мире? Но я не придал значения его словам, т.к. солдаты часто ропщут по самому различному поводу (1).
(1) Это утверждение уже было прокомментировано выше. Нового капитана мог избрать Гэлаудеос, но едва ли сами португальцы.
Глава XXXI.
О том, как патриарх с португальцами и некоторыми абиссинцами отделился от короля, и о том, как впоследствии он отправил португальцев к королю, и как он и абиссинцы выступили туда, где находился Горанья; и о том, как он призвал к себе Айриша Диза.
Несколько дней спустя король снова послал за мной, чтобы сказать, что он желает направиться в свои владения со своими людьми, т.к. мы не могли пребывать здесь и дальше все вместе, и что он просит меня остаться с его матерью. Я не дал никакого ответа, поскольку не знал, что он собирается бежать (1), но я приказал португальцам быть наготове, и мы все выступили отсюда к неким холмам, где простирались поросшие травой равнины и хорошие пастбища для наших коней, мулов и волов, и где мы были в изобилии снабжены продовольствием. Всё же, т.к. это была страна Гораньи, мы постоянно оставались начеку и переходили с одного места на другое, нигде не задерживаясь. Некоторые туземцы, бывшие на нашей стороне, сопровождали нас. Король отправил за нами Азаже де галана (2), который почтительно и учтиво сказал мне, что король, мой сын, просит его устами, чтобы я разрешил Айришу Дизу, капитану, вместе со всеми португальцами вернуться к нему, т.к. этого требовала служба Богу. Я ответил, что с удовольствием сделаю это; и действительно, я сразу приказал Айришу Дизу вернуться к королю со всеми его людьми. Айриш Диз спросил, как он сможет оставить меня одного в этой стране неверных, тем более зная, что король послал за ним лишь для того, чтоб он сопровождал его и королеву в их бегстве. Я заверил его, что по этой причине для него хорошо будет удалиться, т.к. он сможет задержать его (Гэлаудеоса) и не позволит ему бежать до тех пор, пока я не пришлю послание; но задержать его он должен со всей учтивостью и предупредительностью. Со мной же останется шесть туземных капитанов с 200 всадниками, а из пехотинцев - 1000 пращников, 500 лучников и 50 человек, вооруженных подобием гарпунов с зубцами (3) - очень грозным оружием в их руках. Каждый всадник имел при себе три дротика. Вместе с этими людьми я приблизился к подножию холма, где тогда стоял лагерем Горанья, и разбил свою палатку рядом с холмом под громкие крики ликования и звуки труб и литавр, что в обычае для армии. Всадники затеяли между собой (шутейную) перестрелку, а пехотинцы веселились и говорили: "Мы все умрем за веру в Сына Божьего". Когда лагерь был разбит, я собрал капитанов и других уважаемых лиц из числа знающих военное дело, и спросил у них, что, по их мнению, нам следует предпринять. Они сказали мне, что мы должны подняться на холм и захватить его прежде, чем Горанья нас атакует. Этот совет показался мне не очень хорошим, т.к. мы не знали ни проходов, ведущих на холм, ни какие припасы оставил там Гоарнья, ни был ли там какой-либо гарнизон, поскольку он находился близко и пользовался в этой земле наибольшей поддержкой, поскольку она была защищена самой природой. Следовательно, прежде чем мы поднялись на холм, я послал 5 всадников, 120 пращников и 30 лучников на разведку местности. Поднимаясь (по склону холма), они натолкнулись на трех всадников и нескольких пехотинцев, которые охраняли проход, ведущий на холм, и защищали его, сражаясь с нашими людьми столько времени, сколько позволяли их силы. Они оказали нам столь упорное сопротивление, что убили четырёх наших всадников и некоторое количество пехотинцев; наши же убили нескольких их легковооруженных воинов и обратили прочих в бегство. Когда наши люди захватили холм, они свернули к одному месту, находящемуся рядом с ним, где не обнаружили ни одного человека, зато нашли некоторые запасы продовольствия, особенно много кувшинов с медовым вином. Два человека по неосторожности выпили его и сразу скончались, потому что вино было отравлено и (умышленно) оставлено там маврами, желавшими с его помощью умертвить наших людей. Когда наши люди увидели, что те двое мертвы, они больше не пили вина, но разбили кувшины и вылили вино на землю, после чего вернулись оттуда. Вслед за ними пришло много женщин и плачущих детей, охваченных большим возбуждением, бегущих из-за страха перед Мавром, который, по их словам, выступил в поход, чтобы настичь нас и дать бой. Услышав эти новости, я послал двух всадников к королю, - передать ему, чтобы он шел на соединение с нами как можно быстрее, чтобы завладеть этой страной прежде, чем появится Мавр, поскольку я только что выступил навстречу Мавру, чтобы захватить проход, по которому он должен был пройти. Я послал португальца уведомить капитана Айриша Диза, что я нахожусь в опасной близости от Мавра, и чтобы он не медля поспешил мне на помощь. Король боялся сложившейся обстановки (4) и не хотел идти (на помощь); но Айриш Диз сказал ему, что будет недостойным и неприличным, если португальцы и далее будут расставаться с жизнью ради того, чтобы защитить его и вернуть его страну, а он обратится в бегство и бросит их (в беде). Кроме того, если он все же вознамерится бежать, удача отвернется от него, поскольку они собираются прийти на помощь патриарху, и они уйдут из его страны, если он оставит патриарха (перед лицом врага). После того, как Айриш Диз и португальцы ушли, король пришел к выводу, что действительно должен последовать за ними, и пустился вдогонку так быстро, что перехватил их еще до наступления сумерек. Вместе они шли всю эту ночь, так что присоединились к нашему лагерю перед рассветом.
(1) Не имеет смысла комментировать фантастический рассказ Бермудиша о последней битве и событиях, последовавших за ней.
(2) Об этом человеке см. Каштаньоза, глава XXVI, выше.
(3) "Fisgas com seus ganchos".
(4) "Caminho".
Глава XXXII.
О том, как христиане поднялись на холм Св.Павла.
С рассветом мы оставили тех, кто пришел уставший, и с теми людьми, которые были у меня до этого, я начал подниматься на холм, (желая спеть сделать это) до прихода Мавра, поскольку занять этот холм уже значило наполовину одержать победу. Мы поднимались по таким узким тропам, что могли идти только по двое в ряд, и по таким крутым скалам и утесам, что любой упавший с них разбился бы в лепешку. С Божьей помощью мы завершили восхождение и достигли находившегося на холме монастыря, который был посвящён Св.Павлу. Монахи вышли навстречу нам в процессии, подняв над собой кресты и размахивая кадилами, и провели нас в церковь, чтобы помолиться Богу и поблагодарить Его за помощь, которую Он нам послал. После молитвы капитаны разбили свой лагерь и расположились на отдых. Когда король услышал, что мы поднялись на вершину (холма), он приказал своим людям оставаться в тылу, а сам направился вслед за португальцами, двигаясь под знаменем короля Португалии и оставив свое собственное. Он добрался до вершины за час до захода солнца, а люди его появились только ночью; им понадобился целый день, чтобы подняться на холм, насколько трудным было восхождение. Когда король увидел, что находится на вершине, он вознес много благодарственных молитв Господу Нашему, ибо ему казалось, что победа уже у нас в руках, и притом без всякой опасности для него; и, поистине, так и было, ведь этот холм подобен стене, которая преграждает вход (в его владения) со стороны территории Гораньи. Так велико было его восхищение, что теперь он стал называть меня не иначе как отцом, а король Португалии и португальцы были для него братьями, и (осыпал нас) другими знаками своей доброты.
Глава XXXIII.
О том, как христиане на холме пребывали начеку; о смерти капитана-генерала абиссинцев; и о скорби по нему короля Градеуса; и о других событиях, которые случились в это время.
Наш командир приказал расставить дозорных в проходах, по которым враг мог бы подняться на холм, и поручил им нести стражу очень бдительно и выяснить, с какой стороны и каким образом враг мог атаковать нас. Люди, которые остались в лагере, проявляли свое благочестие и пели литании, моля Бога даровать нам победу, и прося Деву Марию и всех святых заступиться за нас перед Богом. Монахи в монастырях и миряне в своих деревнях (1) делали то же самое. В это время из провинций и округов, что лежали у нас в тылу, к нам пришло такое множество людей, что их невозможно было сосчитать. С вершины холма мы наблюдали за передвижениями армии Гораньи и за тем, как она вступала в стычки на равнинах, (лежавших) за холмом, и мы слышали, что они говорят: "Не пройдёт и четырёх дней, как все вы будете мертвы; ваш король станет евнухом, стерегущим женщин короля Зейлы; что же касается патриарха, которого вы привели сюда, мы воткнем ему в зад раскаленный докрасна кол и пронзим его через шею до самой макушки". Абиссинский капитан-генерал попросил у короля разрешения взять несколько человек и выступить навстречу этим маврам, чтобы дать им бой; и, получив его (разрешение), исповедался и спустился к подножию холма в сопровождении отряда из 400 всадников. Убив нескольких мавров, он (в пылу схватки) так далеко вырвался вперед от своих людей, что враги окружили его, и поскольку он был очень уставшим и раненым, взяли в плен. Перед тем, как его убить, они отсекли ему детородный орган, ибо таков их обычай, и лишь затем убили. Король так сильно сокрушался о смерти этого капитана, что плакал при всех, (не скрывая слез), и рвал на себе волосы; нет, он даже сорвал корону со своей головы и бросил ее на землю. Его ум был так сильно помрачен горем, что он захотел лично броситься в бой (с врагами), и отомстить за его смерть. Двое его братьев-свойственников, услышав это безумное решение, пришли ко мне и попросили меня образумить его и отговорить от этого намерения, поскольку оно противоречило как служению Богу, так и его собственному благу. Поскольку он уже далеко выехал верхом в направлении лагеря, я приказал Айришу Дизу спЕшить его и удержать королевского коня за уздцы. (Когда он это сделал), я подошел к нему и попросил вернуться в лагерь, а не идти навстречу (верной) гибели. Он вернулся, (хотя и) против своей воли, и, оказавшись снова в лагере, уединился в своей палатке. Я тоже вошел (в палатку) вместе с ним, чтобы утешить его и с Божьей помощью заставить позабыть о своей скорби, напомнив о том, что настало время готовиться к решительной битве. На это он спросил меня, что нам следует делать, чтобы противостоять столь огромной армии мавров, как та, что сейчас пришла против нас, ибо она казалась воистину бесчисленной, ведь для этой битвы, с которой он связывал свои надежды на окончание войны, король Зейлы собрал все свои силы да еще и привел большое подкрепление от турок; он действительно положил конец войне, но не так, как он рассчитывал, а своей собственной смертью, свершив тем самым волю Божью. Я ответил, что верю в милосердие и силу Бога, и что Он не оставит нас в беде; и что он (король) не должен бояться численности мавров, поскольку, когда Бог хочет (уничтожить их), Он не обращает внимания, много их или мало. Я сказал ему, чтобы он приказал своим капитанам подготовиться к битве (вслед за тем) я пошел в монастырь, где обитали монахи, славящиеся строгостью своей жизни, и попросил их устроить (религиозные) процессии и другие обряды, моля Господа Нашего даровать нам победу над Его врагом. Епископ этого монастыря вместе со священниками и другими служителями церкви, а также множеством стариков, женщин и детей, прошел крестным ходом, громким голосом призывая Иисуса Христа, Сына Божьего, сжалиться над нами. Король, услышав об этих организованных мной шествиях, также принял в них участие. Тем временем поступило донесение, что король Зейлы находится уже рядом и разбил свой лагерь у подножия холма, вне сомнения, решив подняться на его вершину. Король Градеус, услышав это, оставил меня в монастыре и вернулся в свой лагерь, где некоторые из его сторонников сказали ему, что, дескать, если он останется там, то будет большим чудом, если он сможет спастись от вражеских рук; поэтому они советуют ему по возможности тайно скрыться из лагеря и укрыться в некоем безопасном месте. Он ответил тем, кто ему это предложил, что никогда не сделает этого и не оставит своих людей, подобно тому, как король Зейлы не бросит своих. Король Зейлы ожидал (подхода) турок, которые еще не соединились с ним, и когда они пришли, он открыл огонь из пушек, которые они привезли и которых было весьма много, потому что, кроме его собственных (пушек), они располагали еще и теми, что захватили у нас, а также двумя полукулевринами. Король Градеус, услышав грохот пушек, которому вторило метавшееся среди холмов эхо, испытал такой приступ панического страха, что принял решение бежать, как ему прежде советовали.
(1) "As gentes nos seus pouos".
Глава XXXIV.
О смерти короля Зейлы и поражении мавров, и о других событиях, наступивших вслед за тем.
Барнагайз, поняв намерение короля, спешно вызвал меня из монастыря, где я тогда находился, и, показав мне много абиссинских воинов, (стоявших) на вершине холма, рассказал мне, что все они пребывали в сомнениях; что, если они увидят, что мы потерпели поражение, или узнают, что король бежал, все они обратятся против нас и перебьют нас. Поэтому мне следовало приложить все усилия, чтобы удержать короля и вдохновить людей, и если я откажусь там появиться, это будет воспринято как проявление недоверия (с моей стороны). Я сразу покинул монастырь и направился вместе с ним (Барнагайзом) в лагерь. Когда люди на вершине холма увидели меня, они подняли большой шум и вскричали: "Раз абуна пришёл, то победа - наша!" Представ перед королем и поприветствовав его, я сказал: "(Государь), я верю в милосердие Всевышнего, который пролил Свою драгоценную кровь ради нашего спасения, и дарует нам победу". Без промедления я отправился к португальцам, которым я сказал: "Дети мои, я препоручаю вас Господу Нашему; действуйте же, как подобает мужам, которыми вы являетесь". Затем я приказал им стать на колени и каждому повторить пять раз "Отче наш"; я сделал то же самое, в память о пяти главных ранах Господа и Спасителя, Иисуса Христа. (Затем) я отпустил им все грехи и дал благословение Бога и мое собственное (1). Затем я сказал Айришу Дизу, чтобы он поставил Перо Деса во главе португальских всадников, которых было 25, а сам остался с прочими пехотинцами. Мы выступили вдоль холма навстречу врагу. Когда король и его люди увидели, как мы устремились в атаку, они были очень удивлены нашей большой и отчаянной смелостью, и отступили на высоту, откуда вся равнина лежала перед ними, как на ладони, чтобы увидеть, чтО мы собираемся делать. Мавры, видя, что мы приближаемся, приготовились дать нам отпор. Пока мы спускались по склону холма, Горанья, король Зейлы, выехал перед своими людьми на белой лошади, вооружены с ног до головы, а вместе с ним двое турок, также верхом, по одному с каждой стороны (от него). Когда они приблизились к нам на расстояние выстрела из пищали, все трое повернули назад в таком же порядке, чтобы освободить своим людям место для сражения. В этот момент некий Перо де Лисо, который был слугой дона Криштована, человек невысокого роста, но хороший аркебузир, желая отомстить за смерть своего господина, выстрелил в него (Граня) из пищали, и тот замертво свалился с лошади. То же самое сделали двое других аркебузиров с двумя другими его спутниками, - выстрелив в них из аркебуз, они уложили обоих. Некоторые мавры, видя, что король их мертв, повернули обратно; другие же остановили этих, так что они (беспорядочно) толпились и мешали друг другу, и ни сражались, ни бежали. Наши люди, видя воцарившийся среди них беспорядок и неразбериху, атаковали их и многих убили. В этот момент люди короля Градеуса перешли в наступление, и мавры с турками обратились в бегство и покинули как поле (боя), так и свой лагерь. В нем наши люди нашли много ценностей и съестных припасов, пушек, и другого оружия и амуниции. Мы обнаружили принадлежавшие туркам, которые только что пришли в лагерь, мешки с хлебом и запеченной домашней птицей, а другие (турки) лежали мертвыми, не успев даже доесть свои кушанья (букв. "с едой во рту"). Их кошельки были полны денег - платы, которую они недавно получили. Мы захватили здесь в плен сына короля Зейлы; королева (жена Граня) спаслась бегством в провинцию, называемую Дагуа. Они (турки) опустошили значительную часть Дембии, откуда привезли много шелков, плащей, ормузских вуалей и ценных ковров. Король Градеус, видя великую и чудесную победу, которую ниспослал нам Бог, приказал воздвигнуть на месте битвы очень богатый монастырь, в память о тайне (2) Господа Нашего Иисуса Христа. Поскольку было бы неправильным умолчать о низкой хитрости одного абиссинца, который захотел присвоить себе заслугу того, что он не совершал, и пользу, принесенную другим, я расскажу вам о том, что он сделал. (Этот человек), капитан короля Градеуса, который видел смерть короля Зейлы, подошел к его трупу и отрезал у него голову; он преподнес ее королю, утверждая, что это он убил его, в расчете на то, что король вознаградит его по заслугам, которые были весьма велики, потому что, после (воли) Бога, его смерть стала основной причиной нашей победы и отвоевания тех королевств. Король, будучи рад узнать, кто именно убил его врага, сердечно благодарил его, и, кроме того, сделал его командором всех своих королевств. Но капитан Айриш Диз, который знал истину и присутствовал при том, как абиссинец принес (королю) голову (Граня), и, более того, знал, что Перо де Лисо оставил себе (в качестве трофея) левое ухо короля мавров, которое он отрезал у него после того, как убил, обратился к королю: "Сир, пусть Ваше Величество прикажет осмотреть эту голову. Сколько у нее ушей?" Они провели осмотр, и обнаружили только одно. Тогда Айриш Диз сказал: "Отсутствие одного уха - дело рук лучшего рыцаря, чем этот (абиссинец), ибо он убил его и отрезал это ухо в то время, когда вы все наблюдали с холма за тем, что мы делали, и этот человек (абиссинец, принесший голову) советовал вам бежать". Затем он послал за Перо де Лисо, приказав ему принести ухо короля мавров. Он пришел и предъявил ухо, которое было точь-в-точь похоже на другое, и которое, будучи приложено к рубцу, оставшемуся на его месте (на голове убитого), в точности совпало с ним. "Далее, - сказал Перо де Лисо, - пусть абиссинец покажет оружие, которым он убил его, и скажет, куда его ранил"; на что не последовало никакого ответа. "Тогда, - сказал Перо де Лисо, - пусть осмотрят труп, и все увидят, что он был убит выстрелом из аркебузы, - оружия, которым абиссинцы не умеют пользоваться". Они отправились осмотреть тело, и (увидели), что это было правдой. Король и все его люди были весьма этим пристыжены, а его капитан стал предметом всеобщего презрении и насмешек.
(1) "Lankandolhe a bencam de Deos e minha".
(2) "Segredo".
Глава XXXV.
О ссоре, (вспыхнувшей) среди португальцев из-за того, кто должен быть капитаном.
Пока мы наслаждались миром и спокойствием, что наступили вслед за смертью Гораньи, из Баруа вернулись 20 португальцев, которые бежали туда после битвы, в которой мы потерпели поражение. Мигель де Каштаньоза вышел им навстречу и завел разговор с Афонсу де Франка, Антонио Дафонсекой, Перо Товаришем и Антонио де Лимой, сказав им, что им следует присоединиться к нему и другим, которые держались одного мнения с ним, и выбрать какого-либо уважаемого человека капитаном португальцев; поскольку (они считали, что) подчиняться капитану-мулату противно как их чести, так и их службе королю Португалии. Айриш Диз узнал о беседе, состоявшейся между этими людьми, и о том, как они подбивали к тому же и других, и рассказал (об этом) королю. Как только король услышал это, то он, будучи большим другом Айриша Диза и желая и далее видеть его капитаном португальцев, дабы с его помощью сделать то, что он сделал впоследствии, как я поведаю позже, пришел прямо в мою палатку, которая находилась рядом с его собственной, и с самим Айришем Дизом. Они рассказало мне о случившемся, и о том, что всю эту смут сеет Мигель де Каштаньоза, поскольку он сам хочет стать капитаном. Я ответил Айришу Дизу в следующих словах: "Капитан, вы можете положиться на короля и на меня, что, после Бога, мы окажем вам всю необходимую поддержку, дабы вы и дальше сохранили вашу должность; поэтому не берите ничего в голову из того, о чем говорят ваши противники. Я скажу португальцам, пришедшим из Дебаруа, что люди, которые бежали с поля боя, как это сделали они, и бросили своего капитана, не имеют права голоса или претензий на избрание другого, но скорее подлежат наказанию как дезертиры, которые покинули знамя своего короля; однако, если они придержат языки, то и я не буду вспомнить былое". Передал он им это лично, или велел передать (через кого-то другого), я не могу сказать; в любом случае, восемь дней спустя или около того, они пришли ко мне и сказали: "Сеньор, в этом отряде, который король Португалии, наш господин, доверил Вашему попечению, есть несколько очень уважаемых людей, благородных фидальго и рыцарей, обладающих значительными достоинствами; они считают позором, что их капитаном должен быть безродный мулат, который, если судить по его собственным достоинствам, заслуживает этого (звания) не больше, чем другие. Мы просим вас подумать над этим и назначить другого капитана, чтобы это обстоятельство не стало источником раздоров". В ответ я сказал лишь то, что они должны пойти к королю, изложить перед ним все свои претензии и выслушать, что он им скажет. Они сказали, что король не может выступать судьей в этом деле, и они не признают в этом качестве никого, кроме меня, ибо это я привел их в эту страну, и меня король Португалии, их господин, наделил властью назначать и смещать их капитана. На это я ответил: "Тогда, мои сыновья, (я скажу вам следующее). Когда я избрал капитаном Айриша Диза, я посоветовался по этому вопросу с мудрыми и благородными людьми, которые порекомендовали мне назначить его. С тех пор он не сделал ничего такого, что показало бы его недостойным этого звания; наоборот, это под его командованием Бог даровал нам решительную победу над главным врагом, который был у нас на этой земле. И поэтому я, руководствуясь своей волей и абсолютной властью, не стану отнимать у него капитанское звание из-за любви к вам, ибо вас немного. Пусть придут (ко мне) все португальцы, и мы посмотрим, что они скажут". Созвав их всех, я вышел из своей палатки, дабы поговорить с ними. Когда король увидел собрание португальцев, он понял, в чем дело и передал мне приглашение прийти с ними в его палатку. Я так и сделал, и привел (к нему) капитана и весь его отряд. После того, как мы сели, король спросил, чего хотят португальцы. Я объяснил ему, что некоторые из них считают, что я должен назначит для них другого капитана, т.к. они были не согласны с тем, чтобы Айриш Диз и дальше оставался на своем посту. Поскольку (я счел, что было бы) неприличным, что большинство должно было подчиниться желанию меньшинства, я решил созвать их всех вместе, дабы выясниться их желания. Он (король) ответил мне, что, по его мнению, я хорошо поступил, и обратился к португальцам с просьбой свободно высказать свои мнения. Они все в один голос ответили, что согласны сражаться под знаменем Айриша Диза, и желают иметь его своим капитаном, поскольку он был весьма хорошим человеком и соответствовал своей должности; если же (среди них) найдутся какие-нибудь смутьяны, то они заслуживают наказания, поскольку они не желают, чтобы в их отряде возникали раздоры. Таковы были речи тех, кто остался с армией и не бежал в Дебаруа, и король был весьма обрадован ими. Я сказал тем, кто пришел из Дебаруа: "Вы слышали, что сказали ваши товарищи, которые остались здесь и сражались так же, как и вы, но одержали победу и вернули то, что вы потеряли. Теперь я открыл вам глаза, и приказываю всем тем, кто пришел из Дебаруа, и Мигелю де Каштаньозе, который вышел встречать вас, и который подстрекал вас к мятежу, и всем другим, которые думают согласно с ним, что вы должны подчиниться вашему капитану, Айришу Дизу, или вернуться в Дебаруа, под угрозой ареста и заточения на (вершине) скалы, пока не прибудут корабли, которые заберут вас в Индию". Когда они услышали мои слова и увидели, как насупился и помрачнел король, они ответили, что сделают так, как я сказал, и будут повиноваться Айришу Дизу и признают его своим капитаном. Они направились к нему, обнажив головы, (букв. "держа шляпы в руках") в знак раскаяния, чтобы попросить у него прощения и пообещать свою поддержку, и подчиниться ему, как и подобает верным португальцам.
Глава XXXVI.
О том, как королева прибыла в лагерь, и как ее там принимали.
Мы оставались там (на месте победы) два месяца, отдыхая и восстанавливая силы. Тем временем король приказал известить о победе свою мать, которая находилась на расстоянии одного дня пути от того места, где мы с ней расстались. Он велел сообщить ей, чтобы она прибыла к нам, дабы мы все могли возрадоваться и вознести благодарственные молитвы Богу; она поблагодарила меня, т.к. это я распоряжался всем, что было сделано, и тем самым позволил нам одержать победу. Король узнал о прибытии королевы, когда она находилась в лиге от нас, и, ничего мне не сказав, оседал коня и выехал навстречу ей со своими всадниками. Дорога, по которой она въехала в лагерь, была на расстояние арбалетного выстрела с обеих сторон ограждена рядами занавесей, с натянутым над ними балдахином, и устлана коврами. Они (сопровождающие короля) досыта накормили всех, кто нуждался в пище, и это продолжалось в течение целой недели. По окончании своей поездки королева пришла в мою палатку повидаться со мной. Она спросила меня, в чем провинилась передо мной (ибо почитала меня как своего отца), и почему я не вышел на дорогу встречать ее, как сделал ее сын; я ответил, что это была не моя вина, а ее сына, который не захотел взять меня с собой и ни словом не обмолвился (о своем намерении). Я проводил ее в ее палатку, и мы остались, как и раньше, большими друзьями.
Глава XXXVII.
Как король Градеус отвоевал монастырь Сиам, с владениями, принадлежавшими ему.
Несколько дней спустя король решил отвоевать провинции Мара, Джоа, Гуидиме и Годжаме, которые находились под властью короля Зейлы. Первым делом он собирался совершить вторжение на земли Джоа, обширного и богатого королевства. Он сказал, что я и его мать должны остаться отдыхать в его владениях. Король выступил в поход со всей своей армией, как португальцами, так и своими собственными (воинами), в страну, называемую "монастырь (1) Сиам", где есть некоторые люди такого высокого роста, что они кажутся гигантами (2). Т.к. эти (земли) все еще принадлежали маврам Зейлы, то (их жители) не захотели подчиниться королю Градеусу, хотя они и принадлежали ему; равным образом они отказались снабжать продовольствием его армию. Афонсу де Франка, видя их непокорность, спросил у Айриша Диза: "Что вы собираетесь делать, сеньор? Я бы посоветовал вам не медлить и не ждать, что их (жителей провинции) удастся склонить к миру, но вместо этого совершить вторжение в их земли и подвергнуть их разорению и грабежу, дабы тем самым принудить их сдаться". Они решили так и поступить, и король сказал, что было бы хорошо доставить сюда пушки, захваченные у Гораньи. Но Айриш Диз возразил, что достаточно будет и двух полукулеврин, а остальные лучше оставить там, где они находятся сейчас, поскольку в том месте они будут в лучшей сохранности. Они послали за двумя полукулевринами, и с ними и с аркебузами вступили в сражение, и нагнали на них (жителей провинции) такой страх, что они стали говорить, что португальцы не люди, (а некие высшие существа), ибо они сражались не как обычные люди. Наконец они сочли за лучшее сдаться и послали сообщить королю, что подчиняются его власти и будут снабжать его продовольствием и всем прочим, что будет необходимо для его людей; но они попросили его обращаться с ними так же хорошо, как это делал король Зейлы, к которому они по этой причине относились дружественно и лояльно; что они будут точно так же вести себя по отношению к нему, если он будет обращаться с ними со справедливостью и добротой. Они также попросили его издать приказ, чтобы португальцы не отнимали у них жен и дочерей и не грабили их имущество, что, как они слышали, было у них в обычае. На это португальцы отвечали, что обещают не причинять им никакого ущерба или обид. Заключив мир, они провели там несколько дней, и с обеих сторон царили согласие и взаимопонимание.
(1) "Moesteiro".
(2) Алвариш определенно упоминает монастырь Св.Марии Сионской, но он находился около Аксума. Возможно, именно он и навеял утверждение Бермудиша в данной главе, но это место не могло быть тем, которое упоминается здесь, и "монастырь Сиам" представляет сложное место - судя по названию, он должен быть христианским, но Гэлаудеосу пришлось подчинять его силой. Есть гора Амба Сион, находящаяся рядом с предполагаемым местоположением холма Баганете, о захвате которого доном Криштованом Бермудиш не упоминает; на итальянской карте также показана "Amba Scioa", к востоку от озера Тана, и к северо-западу от Лалибэлы, в том направлении, в котором, по свидетельству Каштаньозы, следовал Гэлаудеос после победы при Вайна-Деге. Не имелась ли в виду какая-либо из них, и не появилось ли слово "монастырь" вследствие случайной описки вместо "горы"? Эстевеш Перейра (Minas, p. 73 n.) случайно упоминает, что слово "монастырь" на амхарском обозначает также гору. Я предлагаю эту версию за неимением лучшей. Из четырех мест, упомянутых в начале главы, Мара была названием старого королевства на юго-востоке Абиссинии; название исчезло с современных карт, если только память о нем не сохранилась в топонимах "Ассаи Мара" и "Аддои Мара"; Джоа - вероятно, Шоа; Гуидиме - возможно, современный Гхедем, на 40Њ в.д., и 10,5Њ с.ш., около реки Аваш; Гхедемса - другой округ по соседству, что, кажется, подразумевает, что они являются осколками некогда значительного государства. Годжам описан в главе lii, p. 241, ниже. В эфиопской хронике говорится, что в 1543-44 гг. свирепствовал сильный голод, и что Гэлаудеос провел сезон доджей 1544 г. в Агайе, - местности, название которой не поддается идентификации (Conzelman, В 23).
Глава XXXVIII.
Как король Адема объявил войну королю Градеусу, и был убит, а его лагерь разорен.
Пока они были здесь, король Адема направил послание королю Градеусу, (в котором писал), чтобы он не радовался раньше времени из-за того, что король Зейлы был мертв, т.к. он был его преемником; и чтобы он не думал, будто эти слова принадлежат трусу, который только угрожает, но не решается привести свои угрозы в исполнение, он сразу же выступит (с войском) против него. Т.к. король (Гэлаудеос) думал, что со смертью короля Зейлы его войны уже закончились, а также поскольку король Адема был могущественным (правителем), и он боялся встречаться с ним в бою, это послание вызвало у него сильное беспокойство, и он не смог скрыть своей озабоченности. Но капитан Айриш Диз сказал ему: "Пусть Ваше Величество не волнуется, поскольку я уповаю на Иисуса, что, как он дал нам победу над нашим прежним врагом, также теперь даст ее и над этим". Т.к. они знали, что враг уже находится на марше, они привели войско в готовность и выступили навстречу ему. Король Градеус не хотел, чтоб знамя короля Португалии несли в авангарде, как это обычно было, и, по мнению некоторых, это произошло по внушению Айриша Диза. Но португальцы казали королю: "Вот, значит, какую честь вы хотите оказать знамени, под которым вернули себе ваши королевства и восстановили (в них) вашу власть? Если вы так (недостойно) поступаете теперь, когда наше (в данном случае - Гэлаудеоса и всех, кто воевал на его стороне, португальцев и эфиопов. - Aspar) положение еще неустойчиво и вы еще нуждаетесь в нашей (в данном случае имеются в виду только одни португальцы. - Aspar) помощи, что же вы потребуете от нас сделать, когда упрочите свою власть? Тогда вы, (несомненно), совсем не будете считаться с Португалией и португальцами. Так знайте же теперь наверняка, что знамя короля Португалии будет находится в авангарде, как всегда было прежде; если же нет, то ни оно, ни мы не сдвинемся с места". Когда король понял, что они не бросают слов на ветер, он согласился, чтобы знамя Португалии и далее несли в авангарде; но согласился неохотно, уже явственно обнаруживая признаки того, что сделал впоследствии и что уже вынашивал в своем сердце. Выступив в поход, мы шли до тех пор, пока не достигли большой реки, где король Адема разбил свой лагерь и ждал подхода подкреплений. Он считал себя в безопасности, т.к. река была очень широкой и глубокой, а течение - бурным и стремительным, и он не верил, что наши люди смогут беспрепятственно ее преодолеть. (Но) они изобрели хороший план, как переправиться через поток, а именно, в кожаных лодках, которые они сделали следующим образом: убив нескольких коров, они содрали с них шкуры и обтянули ими деревянные лодки, использовавшиеся вместо паромов; кони же могли переправиться через реку вброд, т.к. она была (в месте переправы) не столь глубока. Когда лодки были готовы, несколько человек переправились через реку, чтобы прикрепить бечеву на другой стороне реки, посредством чего они смогли переправиться сами, (подтягивая лодки бечевой). Они сделали это на расстоянии полулиги от вражеского лагеря и вечером, чтобы остаться незамеченными. Переправившись через реку, они напали на лагерь мавров и устроили там большую резню; среди убитых оказался и король Адема. Тем не менее, много христиан также пало в бою, и король Градеус был ранен и едва не убит, вследствие неразберихи среди его людей, которые не умели сражаться ночью, поскольку они, рассеявшись по лагерю, не могли ни собраться (снова), ни придти на помощь друг другу, вот почему многие (из них) были убиты; их погибло так много и они понесли такой урон, что, если бы не милость Божья и не помощь португальцев, которые, как я сказал, сражаясь с мавританскими всадниками, убили короля (Адема), то они бы неминуемо потерпели поражение (1). К тому времени занялся рассвет, и мавры, видя, что их король мертв, обратились в бегство. Португальцы гнались за маврами до тех пор, пока не убили большинство из них. Они захватили в плен и привели с собой вдову короля Адема и жён других великих сеньоров, которые были вместе с ней. Они захватили также много коней, хорошо и богато убранных, которые принадлежали убитым ими врагам. Среди них был и тот, что ходил под седлом короля (Адема). Вернувшись после преследования, португальцы встретили короля Градеуса, ехавшего верхом, с туземными всадниками на флангах, и преподнесли ему в дар мавританскую королеву, которую они пленили, со всеми другими женщинами, конями и добычей, взятой ими во время погони. Король признал, что они сослужили ему достойную службу и вознес много благодарственных молитв Богу за эту великую и знаменательную побед. Он сказал им, что желает оставить для себя только меч и лошадь короля Адема, а всё остальное принадлежит португальцам, - как то, что они захватили во время преследования, так и то, что они обнаружили в лагере, - эта добыча была неописуемо ценной, - и что поскольку одержали победу, то пусть они по-братски поделят (добычу) между собой, поскольку сам он желает только мира и возращения своих королевств, которые он отвоевал благодаря доблести португальцев и силе их оружия. Что же касается королевы Адема, именуемой Динья Амбера, то она по праву должна быть пленницей не менее чем самого короля; поэтом он считал справедливым, если она станет христианкой, выдать ее замуж за Айриша Диза; и он отдал им (во владение) королевства Доаро и Бале, и удержал для себя только Онгере (2).
(1) Если Брюс точен, - а он хорошо знал страну, - эта ночная атака была невозможной для абиссинцев. Я процитирую его пассаж: "Абиссинцы, люди, боящиеся ночи, опасаются путешествовать, и, превыше всего, сражаться в это время суток, когда, по их представлениям, миром владеют определенные духи, нерасположенные общаться со смертными, и очень мстительные, если даже их случайно потревожили, или отвлекли от пути своим вмешательством. Это представление настолько довлеет в сознании абиссинцев, что ни один человек не осмелится выплеснуть воду из миски на землю, из-за опасения нанести оскорбление некоему эльфу, или фее, находящемуся даже на том небольшом участке, куда попадет вода. Мавры не разделяют этих опасений. Travels, vol. iii, p, 60.
(2) Это описание должно относиться к кампанию против Аббаса, хотя он был не королем Адема, а губернатором Бали, Фатагара и Даваро. Он вторгся на абиссинскую территорию в конце 1544 г. и был разгромлен и убит Гэлаудеосом в начале 1545. Последняя битва произошла в Вадже, к западу от Фатагара, но эфиопские хроники не упоминают португальцев (Conielman, §§ 23-25; Basset, Etudes, p. 113). Я уже отметил во Введении безнадежную путаницу, в результате которой Дель Ванбара у Бермудиша вышла замуж за Айриша Диаса.
Глава XXXIX.
О том, как король Градеус и капитан Айриш Диз начали проявлять свой дурной нрав, и об измене, которую они совершили.
После того, как король Градеус вернул свои королевства и установился мир, я надеялся, что он подтвердит и ратифицирует клятву верности, которую он обещал принести Верховному Понтифику, введя таинства, обряды и церемонии католической церкви, чтобы они соответствовали тем, что приняты у всех верных христиан. Но поскольку он обещал это сделать с большой неохотой, он вскоре забыл о своем обещании и действовал вопреки ему. Он обещал и клялся мне, что как только Господь Наш дарует ему победу над врагом, он сразу согласует и изыщет способ, по которому я должен буду совершить общее рукоположение духовенства по католическому обряду. Но, обнаружив, что хотя он и одержал победу, но не выполнил того, что обещал, я решил повидаться с ним и напомнить, что он должен сдержать свое слово. Для этого я попросил разрешения у королевы, его матери, которая даровала мне такое разрешение и сказала, что я могу приходить (к Гэлаудеосу) так часто, как пожелаю. Я сразу же отправился к королю, и у его палатки меня встретили его люди. Я попросил передать ему, что приду на следующий день, но он не придал значения моим словам или моему приходу. Я велел передать также капитану Айришу Дизу (известие) о своем приходе, и о том, что он должен встретить меня со своими людьми, что было бы общепринятым выражением учтивости. Он пришел на следующее утро со 150 португальцами, 50 из которых были верхом на лошадях, а остальные - на мулах, все хорошо экипированные; с ним было (также) 2000 туземных пращников и лучников, приписанных к португальской роте. Португальцы держали все свои аркебузы в хорошем состоянии, и слуги, которые несли их (оружие), были хорошо одеты, и все они весьма обрадовались моему появлению. Когда они приблизились ко мне, всадники устроили небольшую вольтижировку, аркебузиры дали приветственный залп из своих аркебуз, и после того, как они продемонстрировали эти и другие признаки радости, они спешились и подошли ко мне получить благословение, приветствуя меня и поднося подарки; особенно (в этом усердствовал) Айриш Диз, который, помимо обычных фраз, (произносимых в таких случаях), сказал мне: "Сеньор, я - ваш слуга, как вы знаете; все португальцы всегда были преданы Святой Матери Церкви; мы вассалы короля Португалии, нашего господина, и мы сделаем то, что вы нам прикажете. Будьте добры, сеньор, сядьте верхом на вашего мула, под вашим зонтом (1), и мы поместим вас в середине нашего строя и проводим к королю, дабы вы смогли повидаться с ним и узнать его волю. Поступайте так, как вы считаете нужным, а мы сделаем то же, что и вы". Когда мы приблизились к (палатке) короля, то ни он, ни его люди даже не шевельнулись в нашу сторону, за исключением того, что они наблюдали за нами из своих палаток и жилищ, как если бы они смеялись над нами. Айриш Диз подошел ко мне и сказал: "Ясно, что король показывает вам, сеньор, свое неудовольствие". С этими словами он пустил своего коня галопом и начал гарцевать вокруг нас. Некоторые другие (португальцы) из роты, когда они видели его ликование, делали то же самое. Но Мануэль да Кунья, Гашпар де Соуза и Диниш де Лима, которые находились рядом со мной, сказали: "Сеньор, опасайтесь этого мулата; что бы он не сделал и не показал внешне, помните, что всё это - ложь и обман, поскольку в душе он действует заодно с королем Градеусом, и не так давно уже проявил признаки этого (своего двуличия) в отношении знамени короля, нашего сеньора; следовательно, никогда не верьте ему, но всегда скрывайте от него свои мысли, поскольку всё, что он говорит и делает, - это также двуличие и обман". Лопо Дальманса, Диого д`Абреу и другие заслуживающие уважения люди также подтвердили это. Я был весьма удивлен их словам, поскольку не считал его (Айриша Диза) человеком подобного сорта, но, учитывая, что предупреждение исходило от достойных доверия фидальго и солдат, вынужден был, к своему огорчению, прислушаться к нему. Тем временем мы собрались около палатки короля, спешились, и затем я поднял полог, за которым он находился, и слышал, как он сказал, беседуя с Айришем Дизом: "Маркос, мой капитан-генерал, вы больше не должны носить в моем королевстве знамя короля Португалии, но носить мое, а то - оставить". Айриш Диз отвечал ему: "Сир, я не покину знамени короля Португалии". Тогда король приказал одному из своих пажей взять его (знамя) и унести прочь отсюда. Айриш Диз согласился на это и позволил ему вынести знамя. Но португальский фидальго по имени Диого де Бриту выхватил знамя у пажа, и поскольку тот не хотел отдавать его, он ударил его своим мечом по голове и заставил отпустить знамя (2). Когда я увидел это, я вернулся в свою палатку, а все португальцы вместе со мной, а также изменник Айриш Диз. Некоторые португальцы принесли (мне) в подарок различную снедь. Вскоре после них пришел Азмаче де галан, который был женат на принцессе, тете короля; он принес несколько корзин с хлебом, овец, голубей, телят, каплунов и 50 банок меда, всё от имени короля, своего господина. От его имени он (также) сказал мне, что Его Величество жалуется мне на человека, который в его присутствии вырвал знамя из рук его пажа и ранил его, что было вопиющим оскорблением и не должно было остаться безнаказанным. На это я ответил и просил его передать, что он (Гэлаудеос) также был весьма неблагодарен по отношению к королю Португалии и неучтив к его знамени, тогда как его королевства были возвращены ему ценой крови португальцев и жизни дона Криштована, и что это далеко не похоже на мир и согласие, которые он мне обещал. Когда я отпустил его с этим советом, Айриш Диз сказал мне, под видом совета: "Сеньор, мне кажется, что было крайне неблагоразумно давать такую резкую отповедь и вызывать раздражение у короля Градеуса, поскольку мы живем в его владениях, далеко от нашей страны". Услышав это, несколько португальцы возмутились и заявили мне, что, вне сомнения, он изменник португальской короне и своему королю, поскольку его слова и поступки доказывают это; до такой степени, что он не достоин быть капитаном португальцев. На это он возразил, что является капитаном императора Эфиопии, а не короля Португалии; что, следовательно, они не могли называть его изменником в отношении вышеупомянутого императора, которому он был обязан своей должностью и более того, т.к. он осыпал его многими милостями и выдал за него замуж Диния Амбару, бывшую жену короля Мафамеде (3), и отдал во владение прежде принадлежавшие тому земли. На это я отвечал, сказав: "Айриш Диз, я узнал, что вы оставили веру, в которой были крещены среди католических христиан, согласно обрядам римской церкви, и что вы крестились снова по обряду еретиков и раскольников Александрии, и что вы сменили имя Айриш на Маркос, как вы теперь зоветесь, в знак отступничества, которое вы совершили; столь дурной христианин, как вы, не достоин быть капитаном португальцев, как и говорят эти сеньоры". Когда он услышал мои слова, он не стал больше ожидать, но встал с мрачным видом и вернулся в свою палатку, с доброй половиной португальцев, которые сопровождали его. Когда он ушел, Афонсу де Франка сказал мне: "Мулат показывает хорошую мину при плохой игре; теперь, сеньор, верьте, что он призадумается (над вашими словами). Давайте останемся здесь; нам не стоит жить в палатках рядом с ним, чтобы не попасть под удар его копыта, ибо мулы склонны лягаться" (4). Тем временем король велел передать мне, чтобы я пришел к нему на следующий день, ибо уже было поздно и он не располагал свободным временем. На следующий день, сразу после всенощной, я отправился в его палатку с шестью или семью португальцами. Когда я вошел, король не поднялся мне навстречу и не принял мое благословление, как обычно, и не усадил меня на почетное место, но только слегка кивнул мне головой (в знак приветствия) и оставил стоять. Я же, видя эту его новую и необычную невежливость, сказал: "Король Градеус, вы не только показали свою неблагодарность королю Португалии, пренебрегая его знаменем, под которым было отвоевано ваше королевство, но также проявляете, в моем лице, неуважение к Иисусу Христу, поскольку я представляю Его и стою на Его месте. Не так поступал ваш отец, добрый христианин король Онадингуэль, чьему примеру вы должны подражать, и тогда Бог явит вам (свою) милость. Не гордитесь и не обольщайтесь победами, которые вы одержали по милости Божьей и силой оружия португальцев, поскольку Бог помог этим королевствам, разгромленным (врагами), в награду за добродетели вашего отца и его подчинение Святой Матери Церкви, тогда как из-за вашей гордыни и неблагодарности они снова придут в упадок и погибнут; вы также погибнете и будете прокляты и отлучены от церкви, если вернетесь к ереси якобитов и Диоскора Египетского, которые, из-за их грехов и неповиновения, (выраженного) в восстании против святого католического престола Рима, были побеждены и стали рабами турок и других неверных; то же случится и с вами, если вы не исправитесь". Он ответил мне, что жители Египта и последователи секты Диоскора не были еретиками; что еретиками (на самом деле) были мы, т.к. мы поклонялись четырем богам, подобно арианам; и если бы я не был его крестным отцом (5), он отдал бы приказ четвертовать меня. После (этих и) других слов в том же духе я вернулся в свою палатку, где обнаружил много португальцев, ждавших меня, которым я поведал всё, что произошло между мной и королем; на что они попросили меня последовать вместе с ними в их лагерь, ибо там, где я нахожусь, я не был в безопасности; я так и сделал и пошел с ними (6).
(1) "Sоbreiros".
(2) "fes iha deixar que lhe pes".
(3) Это утверждение уже было прокомментировано выше.
(4) Каламбур от "Mula", мул.
(5) Невероятность этого утверждения уже была отмечена во Введении.
(6) В xlvii главе Гиббона (имеется в виду капитальная работа английского историка 18 в. Э. Гиббона "История заката и падения Восточной Римской империи". - Aspar) объясняются резкие имена, которые, как утверждает Бермудиш, он использовал.
Глава XL.
О том, как король и португальцы обменивались определенными посланиями, пока не решили прибегнуть к помощи оружия.
Когда я находился в португальском лагере, король велел передать мне, чтобы я не вмешивался в (его) отношения с португальцами, не издавал распоряжений в португальском лагере и не пытался внести там какие-либо изменения, поскольку всё это находится в ведении его капитан-генерала Маркоса, и он хочет, чтобы он (Маркос) и никто иной командовал там. Я велел передать ему, что португальцы были вассалами короля Португалии, который доверил их мне; что я по его, короля Градеуса, просьбе, поставил их под начало португальца по имени Айриш Диз, чтобы он был их капитаном и командовал ими в битвах - деле, которое было угодным для служения Богу и королю Португалии, но он потерпел неудачу в этом, утратив как свою веру, так и преданность; поэтому ни он больше не достоин быть капитаном таких достойных христиан, как португальцы, ни они больше не согласятся на это. Что те же самые португальцы, особенно Луиш да Кунья, Гашпар де Соуза, Антонио Перейра, Диниш да Лима, Жеронимо де Соуза, Мануэль де Кунья, Перо Баррето, Афонсу де Франка и все прочие, сказали, что они не желают и считают это несовместимым со своей честью, чтобы их капитаном был еретик и изменник, и не будут сражаться под любым другим знаменем, кроме знамени короля Португалии; и что, далее, поскольку король Градеус не сдержал клятву подчиниться Его Святейшеству Папе Римскому, преемнику Св.Петра, то они больше не будут служить ему, а вернутся со мной в Португалию. Перо Палья направился с этим ответом к королю, и сказал также ему, что португальцам хорошо известно, что изменник Маркос совратил его с пути истинного своими дурными советами; и поэтому он попросил его, от своего имени и от имени всех португальцев, не доверять такому злодею, как он, помнить о том, что он согласился подчиниться Святой Матери Церкви Рима, и не препятствовать мне совершать рукоположение священников этой земли и совершать церковные таинства в соответствии с римскими обрядами, и что он должен объявить об этом публично; если он сделает так и будет придерживаться взятых на себя обязательств, то мы будем в мире жить в его стране, служить ему и защищать от врагов и признавать нашим сеньором; если же не получим четкого ответа, то все покинем его и вернемся в Португалию, как мы сказали. На это он ответил, что является королем и сеньором этой страны, и что мы не должны покидать ее без его разрешения; что он полагает, что командующим португальцев и судьей во всех их тяжбах является Маркос, его капитан-генерал. Перо Палья сказал ему, чтобы он не обманывался, поскольку португальцы не станут сражаться за него под принуждением; и что он предупреждает его, что если португальцы не лишены разума, то они захватят в плен Маркоса прямо у него на глазах и покарают его так, как он того заслуживает. Так ничего и не уладив, Перо Палья вернулся и рассказал нам обо всем, что произошло между ним и королем, и о его упрямстве. Он передал нам также слова, сказанные им королю, что португальцы были решительно настроены схватить и покарать Маркоса, чем все мы были весьма обрадованы, и вознамерились так и сделать. С этой целью 20 всадников сразу приготовились (к его аресту); но Маркос, т.к. он был хитёр, имел среди нас шпионов, которые известили его о случившемся; и он потребовал у короля, чтобы его люди охраняли и сопровождали его по пути в королевский лагерь, т.к. его палатка находилась за пределами наших (т.е. отстояла от шатра Гэлаудеоса дальше, чем палатки остальных португальцев, мимо которых Маркосу в таком случае неизбежно предстояло пройти. - Aspar). Король послал к нему трех капитанов своей гвардии, с 200 всадников и 2000 пращников, которые препроводили его, пройдя рядом с нашим лагерем в военных доспехах, под барабанный бой и трубные звуки. Увидев его гордыню, наши люди, как пешие, так и конные, выстроились в ряд у него на глазах (1); некоторые (даже) стреляли из своих аркебуз, никого не задев и не ранив, т.к. они находились слишком далеко. Когда Маркос прибыл в королевский лагерь, король приказал, чтобы все его люди вышли встречать его, как если бы он прибыл издалека после долгого отсутствия, одержав некую великую победу. Он вызвал его в палатку, где находился сам, и когда Маркос преклонил колени, чтобы поцеловать его руку, он обнял его, но не хотел дать ему свою руку (для поцелуя), и спросил у него: "Маркос, что вы думаете по поводу этих злодеев и этого патриарха, мятежника на престоле Св.Марка в Александрии?" Он ответил: "Пусть Ваше Величество повелит сообщить им, чтобы они прекратили бунтовать и не навлекали сами на себя погибель, поскольку с вашим могуществом вы можете заставить их (изъявить покорность) даже вопреки их воле; позвольте им вернуться к вам и простите их, поручившись за их безопасность; я тоже, со своей стороны, направлю к ним (послание), в котором буду увещевать и просить их не становиться причиной собственной гибели, поскольку, если они не подчинятся вам, ни одного из них не останется в живых". Один галисиец (Gallician), который был там с ним, по имени Лопо Дальманса, принес это послание от короля и Маркоса. Он также рассказал нам, что, кроме его собственных людей (т.е. абиссинцев из окружения Гэлаудеоса. - Aspar), все порицают неблагодарность, проявленную королем по отношению к нам и говорят ему, не только они, но и во всем мире считают злом то, что он сделал, и что все короли, будь то мавры или христиане, должны осуждать то, как дурно он обошелся с людьми, которые вернули ему его королевства, положение и (саму) жизнь, после того, как всё это было утрачено. Он добавил, что то же самое говорили ему монахи и священники, которые предостерегали его от воплощения в жизнь своих злобных намерений, но, в конце концов, его дурные наклонности, а также совет изменника Маркоса, взяли верх над ним, и он отверг доводы и убеждения мудрых (людей).