Празднование пятисотлетия со дня рождения Васко да Гамы - это акт не только страны, чествующей память одного из ее самых прославленных сыновей, но и всего человечества, которое видит в лице Васко да Гамы одного из великих аргонавтов Нового времени.
Хоаким Вериссимо Серрао, "Путешествие Васко да Гамы" (1970) (1)
ОБРАЗ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ
Давайте откроем, более или менее наугад, книгу по истории Португалии и поищем в ее указателе Васко да Гаму. Возьмем недавно вышедшую "Histoire du Portugal" Дюрана (1992), книгу, входящую в серию "Nations d'Europe", которая сама по себе является проектом, направленным на пропаганду чувства европейского "единства в разнообразии" в контексте "сплочения рядов" в Евросоюзе конца ХХ в. (2) Трезвая и разумно составленная работа специалиста по сельской истории средневековой Португалии, это введение в лузитанскую историю содержит в своем указателе семь ссылок на Гаму, меньше, чем на инфанта Д. Энрике ("dit le Navigateur") или на Камоэнса, но гораздо больше, чем на Педро Алвариша Кабрала. Подчеркивается важность "необычайного приключения" первого путешествия, упоминается тип корабля, использовавшегося в нем, и даже вкратце описывается второе путешествие (в котором Гама "посеял ужас"). Кратко показаны связи между Гамой и "Лузиадами". На всякий случай можно найти даже черно-белую репродукцию написанного маслом на дереве портрета Васко да Гамы из Национального музея античного искусства в Лиссабоне, где седобородый аргонавт, слегка обращенный профилем вправо, со скромной шапкой на голове в стиле портретов Колумба, и крестом Ордена Христа на груди, спокойно смотрит на читателя. В левой руке он держит лист бумаги с какими-то неразборчивыми строками. Портрет первоначально принадлежал потомкам Гамы, графам Видигейра и маркизам Низа, был продан в 1845 г. графу Фарробо, затем приобретен королем Д. Фернанду II, который в 1860-х гг. подарил его музею.
Поздняя копия этого же портрета (написанная Жоакимом Педро де Соуза) появилась на обложке книги Тейшейры де Арагао конца XIX в. "Васко да Гама и Видигейра", по иронии судьбы с добавленной к ней подписью фактора Ормуза в 1520-х гг., Криштована да Гамы. Существуют и другие копии, в частности, французского художника Армана Дюмаресга и литографии Маурисио Хосе Сендима, с небольшими вариациями того, что к началу ХХ в. стало общепринятым "официальным портретом" Гамы. Хранитель "Museu Nacional de Arte Antiga" Луис Кейл, опубликовавший в 1934 г. целую брошюру, посвященную топорной демонстрации того, что подпись Криштована да Гамы, поставленная рядом художников и писателей на портрете его героя, была ложной, тем не менее настаивал на том, что сам портрет "школы Грегорио Лопеса [был], возможно, написан в Лиссабоне или в Эворе в последние месяцы 1523 или в первые месяцы 1524 года". В другом месте той же работы, комментируя акварельный портрет Гамы, выполненный Гашпаром Корреа (в середине XVI в.) как часть его "Lendas da India", Кейл отмечает, что "этот рисунок и картина из Музея de Arte Antiga -- старейшие из известных на сегодняшний день портретов Васко да Гамы" (3). На портрете Корреа изображена довольно хорошо одетая полная фигура, в левый полупрофиль, опирающаяся на длинную трость, с одной рукой на рукояти меча, выглядывающего из-под плаща. В свою очередь, этот портрет имеет довольно близкое сходство (но не является точной копией) с изображением Васко да Гамы из Кодекса Лисуарте де Абреу, собрания документов и рисунков XVI в. (4) Черты лица Гамы на обоих изображениях, но особенно на последнем, красивые и правильные, его глаза большие и задумчивые. На портрете Корреа он выглядит более энергичным, чем на другом, которому вполне можно дать подзаголовок "Адмирал осенью".
Кейл в другом месте той же работы идет еще дальше в защиту избранного им изображения, портрета из Музея de Arte Antiga: "Что касается меня, то я считаю, что портрет из Музея de Arte Antiga, выполненный школой Грегорио Лопеса, написанный настоящим художником той эпохи, должен считаться единственным современным иконографическим документом великого адмирала". Таким образом, от "портрета" мы перешли к более авторитетному "документу". Портрет Корреа он счел неприемлемым в конечном счете, не в последнюю очередь потому, что сам Корреа признал, что ему помогал "туземный художник" (pintor homem da terra), что "непосредственно предполагает заимствование процессов с явно восточным характером, что изменило бы структуру европейских фигур". Гаму, очевидно, мог точно нарисовать только европеец! Было бы невежливо предполагать, что реставратор был заинтересован прежде всего в рекламе портрета в музее, хранителем которого он сам являлся. Но заметим, что академические и художественные суждения эволюционировали со времен Кейла. Вместо портрета, который он считал подлинным и современным, в более поздних книгах отдается предпочтение другой картине, находящейся во владении "Sociedade de Geografia" в Лиссабоне, которая также находилась в собственности потомков Гамы, графов де Видигейра и маркизов Низа. Этот портрет маслом на холсте, который Кейл считает относящимся к "последним годам XVII или началу XVIII века", тем не менее был выбран в начале 1970-х гг. страстным (и даже склонным к конспирологии) историком-националистом Армандо Кортесао для иллюстрации его книги "Тайна Васко да Гамы". Кортесао описывает портрет просто как "картину маслом в соответствии с современным прототипом", и тот же самый портрет был воспроизведен в последнее время в португальской прессе и во французском издании (Поля Тейсье и других) первых двух путешествий Гамы. Здесь, как и везде, Гама представлен чуть в левый полупрофиль, с крестом Ордена Христа на груди. Его изображают чернобородым, в юности или раннем среднем возрасте. Прежде всего, Гаму на этом портрете трудно назвать образцом мужской красоты. С длинным носом, доминирующим на его лице, тонкими и жестокими губами, и выражением решимости и недоброжелательности, мрачному аспекту портрета помогает темный фон, который придает лицу Гамы, наполовину находящемуся в тени, особенно зловещий вид. Этот Гама вполне мог бы быть использован для иллюстрации текста Томе Лопеса или текста Сарадинду Бандхопадхьяи: можно представить, как он с таким же выражением лица смотрел на злополучную "Мири" в начале октября 1502 г., за исключением того факта, что в то время он не был членом Ордена Христа.
То, что мы хотим подчеркнуть, понятно без лишних слов: иконография таких людей, как Гама и Колумб, составляет неотъемлемую часть их легенды. В контексте последней фигуры обширный иконографический корпус, начиная от портрета Себастьяно дель Пьомбо (часто датируемого 1519 г.) и заканчивая забавной литографией конца XIX в. легенды о Колумбе и его яйце, был с большим вниманием изучен ряд писателей, возможно, наиболее полно - Розанной Павони (5). В одних версиях Колумб предстает бородатым, изможденным и высоким, а в других -- пухлым и слегка сварливым воплощением чисто выбритого средневекового итальянского горожанина. И, как выразилась Павони, "для каждой цели, будь то пропаганда или нет, для каждого набора провозглашенных национальных ценностей, Христофору Колумбу, Посланнику Христа, колонизатору приписывается определенное лицо, чувство, жест, отношение". Колумб, подобно Гаме (или подобно Жанне д'Арк или Уильяму Шекспиру, в терминах Павони), быстро лишается всякого конкретно-исторического содержания, постепенно становясь, таким образом, не более чем символической универсальной оболочкой, которую затем все последующее человечество может заполнить по своему желанию.
Таким образом, дела могут показаться слишком преднамеренными и конспирологическими, с нескольких точек зрения. Иконографические образы и представляемые намерения, в конце концов, не обязательно должны соответствовать друг другу, ибо иначе было бы трудно объяснить, как Гама националиста Армандо Кортесао может с таким же успехом служить антипортугальской пропаганде. Объяснение здесь простое и основано на общем эстетическом суждении: из двух портретов, один из которых более уродлив, чем другой, большинство современных историков предположили бы, что тот, у которого более правильные черты лица и более доброжелательное выражение, менее аутентичен и более идеализирован. Это, по-видимому, лежит в основе суждений об относительной "аутентичности" как Армандо Кортесао, так и, скажем, французского переводчика путевых заметок Поля Тейсье, который в равной степени выбрал портрет "Sociedade de Geografia" для обложки своего труда.
Недавний комикс, выпущенный в Португалии и пользовавшийся определенным коммерческим успехом на Лиссабонской книжной ярмарке 1994 г., служит еще одним примером, демонстрирующим сложность ситуации, особенно когда иконография сопровождается письменным текстом. Написанный и нарисованный Фернандо Сантосом и Карлосом Сантосом, писателями-близнецами, родившимися в Мозамбике (и вернувшимися в Португалию после деколонизации в 1976 г.), комикс под названием "VascodaGamaeaIndia (Васко да Гама в Индии (португ.))" сочетает в себе рисунки, которые очень точно воспроизводят стиль знаменитой серии об Астериксе Госинни и Удерзо (вплоть до отдельных инцидентов), с текстом, который, тем не менее, почти полностью торжественен по замыслу, а очень редкий юмор носит фарсовый характер (6). В значительной степени заимствуя текст и "состав персонажей" из "Лузиад", здесь присутствуют и великан Адамастор, и злодей "Катуаль"; что касается рисунков, то они часто отмечены любопытной, несколько наивной псевдоэкзотикой, причем интерьер дворца Самудри Раджи показан, например, в виде сводчатой ??готической церкви. Несмотря на его несколько нелепую внешность (которая, тем не менее, отчасти основана на считающемся "аутентичным" портрете Кейла, даже воспроизведен крест Ордена Христа), общепринятая националистическая версия легенды о Гаме, как она представлена в учебниках Estado Nоvo Салазара, осталась практически неизменной в комиксе. Разумеется, очевидно, что в 1950-х или 1960-х гг. даже показанная здесь мера иконографической непочтительности подверглась бы в Португалии цензуре.
Возникает соблазн сравнить видение братьев Сантос с видением официальных индийских учебников. У нас есть небольшой томик, опубликованный в 1993 г. на хинди Национальным советом образовательных исследований и подготовки кадров под названием "Васко да Гама: первый европеец, открывший морской путь в Индию" (7). Это не учебник, а часть серии под названием "Читай и учись", предназначенной для издания недорогих книг, представляющих общий интерес для школьной аудитории. Ее автор начинает с риторического вопроса, почему железнодорожная станция в Индии носит имя Васко да Гама. Ведь "Васко да Гама не звучит как индейское имя"! Так кем он был? Где он жил? Почему он приехал в Индию? Что он сделал, чтобы его имя стало таким известным?
Для того чтобы ответить на эти вопросы, автор представляет довольно подробное изложение в одиннадцати главах и примерно восьмидесяти страницах текста (с небольшим количеством иллюстраций) знаменитого анонимного дневника первого плавания, явно используя английский перевод Э.Г. Равенштейна. Таким образом, удается избежать некоторых очевидных ошибок, допущенных другими более поздними авторами (например, отождествления лоцмана из Гуджарата с Ахмадом ибн Маджидом), по той простой причине, что их не совершал и Равенштейн. С другой стороны, точка зрения европейского текста тщательно соблюдается, вплоть до того, что мусульман называют "господин", а не просто "мусульманин". Особый интерес представляют введение и заключение, в рамках которых оформлено это довольно плоское повествование. Вступительные главы воспроизводят европейские представления конца XIX века о героическом и бесстрашном характере Гамы и приписывают ему значительные познания в навигации. Таким образом, после утверждения, что Гама родился в Синише в 1460 г., текст продолжается:
"Нет никаких описаний юности Васко да Гамы. Но одно несомненно: он был незаурядным молодым человеком. Он был образованным, смелым, дерзновенным и умелым администратором. Он служил в португальском военно-морском флоте. Он обладал обширными познаниями в морских делах. Король питал к нему большое доверие".
В другом месте, в предисловии, причины исследования морского пути португальцами резюмируются следующим образом. В древние времена культура Индии была всемирно известна; иностранцы называли Индию "золотой птицей". Благовония, изделия ручной работы, пряности и ткани шли из этой высокоразвитой Индии в Европу, страны которой находились "в отсталом состоянии". Поскольку индийский черный перец ценился больше всего в Европе, он проходил через Западную Азию, чтобы попасть на европейские рынки. Однако Западная Азия находилась во власти "огромной турецкой империи", и когда между Турцией и Европой началась долгая война, торговый путь через Западную Азию был закрыт. Тогда в поисках черного перца ряд отважных европейских мореплавателей начали поиски морского пути в Индию. "Но только Васко да Гама добился успеха".
На последних нескольких страницах книги еще раз рассматривается карьера Гамы в долгосрочной перспективе. Отмечены экспедиция Кабрала и флоты, следовавшие один за другим; сообщается, что португальцы покинули Каликут и перебрались в Гоа. После португальцев последовали другие европейцы. Англичане, со своей стороны, видели, что индийские монархи слабы и разобщены и склонны к беспечной, полной удовольствий жизни. Воспользовавшись случаем, они завоевали Индию, властвуя над ней в течение двухсот лет. Но даже когда они ушли в 1947 г., португальцы, "которые первыми прибыли в Индию, также покинули ее последними". Имя Гамы до сих пор помнят благодаря "железнодорожной станции" с таким названием, "возможно, в надежде, что теперь независимые Индия и Португалия смогут установить дружеские отношения и забыть старые печальные воспоминания".
Следует подчеркнуть, что изложенная выше работа, хотя и явно подготовленная как часть проекта зрелого националистического историописания (о чем свидетельствует вывод), представляет собой концепцию роли Гамы, весьма отличную от той, что представляют националисты 1940-х и 1950-х гг., поколение Сардара К.М. Паниккара, изобретателя понятия "эпохи Васко да Гамы", и некоторые современные националисты из стран третьего мира (8). В определенной мере это свидетельствует об успехе европейского мифотворчества вокруг Гамы, когда даже индийские националисты принимают их предпосылки и выводы; в то же время официальные португальские историки из Национальной комиссии по увековечиванию португальских открытий даже в 1990-х гг. временами придавали значение "эпохе Васко да Гамы" (aeradeVascodaGama), что полностью противоречило намерениям Паниккара (9). В другом контексте, связанном со знаменитой фигурой капитана Джеймса Кука, антрополог из Шри-Ланки Гананатх Обейесекере указал на значительный вклад западной имперской (и даже постимперской) историографии в создание символических фигур исследователей и/или завоевателей раннего Нового времени. Таким образом, он пишет: "Одно из моих основных предположений состоит в том, что мифотворчество, которое ученые считают прежде всего деятельностью незападных обществ, в равной степени распространено в европейской мысли" (10). Долгие дебаты между Обейесекере и его оппонентом-антропологом Маршаллом Салинсом не являются здесь нашей главной целью; в конце концов, ни в одной из версий повествования о путешествии Гамы он не выглядит обожествленным, за исключением версии, созданной его соотечественником Камоэнсом. Но это, возможно, не так уж и неважно для "апофеоза капитана Кука": Гама даже в большей степени, чем Кук, является своего рода "светским Богом", представляющим воплощение прометеевского Сверхчеловека, который украл огонь современности у богов.
Аргумент, проходящий через эту книгу, заключается в том, что создание легенды о Васко да Гаме началось при его жизни и что он участвовал в этом. Отчасти это было связано с тем, что символический капитал легенды, если захотеть, можно было заставить приносить реальную финансовую, фискальную и материальную отдачу с точки зрения построения карьерной траектории, которая вознесла Гаму из относительно маргинального положения среди низшей знати к крупному земельному титулу и положению гранда. Но политическое положение дона Мануэла в его собственном королевстве и положение Португалии в Европе также способствовало созданию легенды о Гаме, которая, в конце концов, сочинялась в соперничестве с легендой о Колумбе, единственной символической фигурой такого же масштаба из его поколения, которая по иронии судьбы находилась за границей в соперничающей Испании.
Если при жизни Гама был произведен в адмиралы потому, что Колумб удостоился этой чести, то, оглядываясь назад, Гама оставался главным португальским национальным достоянием, которое нужно следовало при любых обстоятельствах. Это был процесс, который возобновлялся из поколения в поколение в Португалии с различными значениями, от Камоэнса в конце XVI в. до сравнения Франсиско Тоскано в 1620-х годах Гамы с Энеем, до литературной параллели Хулио де Мелло в 1770-х гг. между королем-основателем Португалии Афонсу Энрикешем и "несравненным первооткрывателем Индии", и поэмы Хосе Агостиньо де Маседо 1811 г. "Гама". После заметного расцвета в 1880-х и 1890-х гг., в первой половине ХХ в. примеров мифотворчества вокруг Гамы по-прежнему множество: действительно ли нам нужно смотреть дальше, чем "Mensagem" Фернандо Пессоа, где "небеса отверзают пропасть душе аргонавта? Еще в 1988 году, когда "Instituto de CiИncias Sociais" провел исследование "Национализм и патриотизм в современном португальском обществе", то оказалось, что самым почитаемым персонажем в истории Португалии был Васко да Гама (58,8%), за ним следует инфант Д. Энрике (45,2%) (11).
В последние годы ХХ в., через пятьсот лет после плавания "Сан-Габриэля", миф о Васко да Гаме успешно распространился из Португалии по всему миру. Мы не могли бы сделать ничего лучше, чем еще раз оглянуться назад, в заключение, на первое из тех грандиозных торжеств, которое было организовано в Гоа в последние годы XVI века, чтобы отметить первое столетие путешествия Гамы. Напомним, что движущей силой этого торжества был собственный правнук Васко да Гамы, граф Видигейра, Д. Франсишку да Гама, который дважды, с 1597 по 1600 гг., а затем снова с 1622 по 1628 гг., становился вице-королем Португальской Индии, прежде чем умер, впав в опалу, в Оропесе (Испания) в 1632 г. Похоже, что в отличие от своего предка, у дона Франсишку не было четко определенной политической программы в Азии, за исключением того, чтобы обогатиться, играя в азиатскую политику по правилам Макиавелли, и как можно более всесторонне подорвать репутацию его предшественника на посту вице-короля Матиаша де Албукерки (1591-1597 гг.) -- со своей стороны, дальнего родственника Афонсу де Албукерки (12). Есть те, кто увидит в этом конце XVI века борьбу с возрождением напряженности между сторонниками и противниками мануэлинского империализма, но такой подход, несомненно, слишком упрощен. Диалектика не была вечной; Франсишку да Гама не был Васко да Гамой, так же как и его предшественник на посту вице-короля Матиаш де Албукерки не был Грозным Афонсу (которому он, вопреки заявлениям его панегиристов, никоим образом не приходился близким родственником)! (13) Но это не было и простым выражением животворного духа фракционного соперничества, обычной основой, используемой для анализа более ранних ссор, таких как ссоры между Перо Маскареньяшем и Лопо Вашем де Сампайо в 1526-1528 гг., между Мартимом Афонсу де Соузой и доном Жуаном де Кастро в 1540-х гг. и т. д. (14) Скорее, контекстом была Португальская Азия, в которой события между 1498 и 1524 гг. уже покрылись толстой налетом псевдоэллинистической мифологии, в которую внес немалый вклад и сам Камоэнс. Таким образом, борьба шла не только между двумя кланами и социальными сетями, в которых они находились, но и между двумя конкурирующими мифологическими конструкциями установления португальской власти в Индии и, таким образом, конкретным выражением разногласий по поводу легендарных "прав собственности".
В 1557 г. сын Афонсу де Албукерки, Брас де Албукерки, опубликовал "Комментарии великого Афонсу де Албукерки", текст, который в последние минуты правления Жуана напоминал португальской публике о великом крестовом походе, который его отец предпринял против мавров на Востоке. Прибыв в качестве вице-короля в Гоа, дон Франсишку да Гама стремился создать хронику, которая превзошла бы эту, прославляя не только фигуру основателя своего рода, первого графа Видигейры, но и три поколения потомков, которые последовали за ним. Эта задача была поручена способному, но циничному летописцу Диогу ду Коуту, и ее результатом стал так называемый "Tratado dos Gama" ("Трактат о Гаме"), текст которого, как признается Коуту, он свободно заимствовал у Дамиана де Гоиша и Жуана де Барруша, "во многих случаях слово в слово".
Даже если на первый взгляд может показаться, что Гама и его люди были для Коуту не меньше, чем Ясон и аргонавты, и вряд ли нужно подчеркивать влияние "Лузиад" на летописца, конечный продукт не лишен случайных сюрпризов. Коуту согласен, например, с мнением, что Гама в 1524 г. хотел ликвидировать крепости в Колламе, Каликуте и Коломбо, "поскольку они только приносили дополнительные расходы", заменив их простыми факториями (15). Это, конечно, идет вразрез с довольно воинственным характером других его сочинений, в которых оказывается, что крепости во всем на пользу, и чем их больше, тем лучше. Но в его заключительном взгляде на Гаму, в тот момент, когда он только что был похоронен под присмотром своего сына Д. Эштевана в монастыре Святого Франциска (фактически в то время все еще Санто-Антониу) Коуту лишь вспоминает некролог Жуана де Барруша:
"Этот граф, Д. Васко да Гама, сын Эстевана да Гамы, был человеком среднего роста, широкоплечим и плотного сложения, великим рыцарем, очень решительным в своих советах и ??смелым в предприятии любого действия; он был непоколебим в своих приказах, и страшным в своей ярости, он перенес много страданий и был очень справедлив в своем правосудии, великий исполнитель наказаний".
Несколько удивительно, что это было лучшее (или худшее), что могло предложить панегирическое произведение. Несмотря на все свои уловки тогдашнего придворного, Коуту знал, где, как летописец, он должен был провести черту. Остальное он оставил Камоэнсу или другим, которые воспели славу расширения Лузитании в различных мажорных или (в конце XVI в.) минорных тональностях.
Мы знаем, что Коуту, у которого было много недостатков, тем не менее мужественно стремился в своих "Декадах" по крайней мере собрать и синтезировать ряд довольно разнообразных материалов на ряде европейских и азиатских языков. От послов Великих Моголов в Гоа он стремился собрать материалы о происхождении Тимуридов, даже если он продолжал смешивать их с материалами совсем другого происхождения, касающимися присутствия апостола святого Фомы среди монголов в Средней Азии. В другом месте он разговаривал с ренегатами и наемниками, собирая сведения о династии Таунг-нгу в Бирме, мифы о происхождении Виджаянагара, слухи о существовании в древние времена индо-греческих царств в Гуджарате. Все это, хотя и заложено в работе, в первую очередь предназначенной для восхваления португальских завоеваний и побед в Азии, представляет своего рода открытость духа, от которой многие гораздо более поздние историки, особенно те, кто работал в рамках парадигмы "европейской экспансии", откровенно отказались. Таким образом, старейшина историков португальской экспансии в период после Второй мировой войны мог иметь неосторожность в конце 1980-х гг. подготовить программный текст о португальской экспансии, который полностью исключил как азиатские, так и африканские источники и даже азиатских и африканских историков. Все это было сделано во имя доказательства того, что португальцы тоже были истинными европейцами и что "одна из основных черт европейского духа состоит в том, чтобы предвосхищать других в осуждении собственных ошибок и преступлений" (16).
Возможно, апокрифическая история, циркулировавшая в Португалии в конце 1980-х гг., может помочь взглянуть на ситуацию в перспективе. Рассказывают, что в 1987 г., когда португальское правительство хотело отметить плавание Бартоломеу Диаша к мысу Доброй Надежды, был построен парусник, являвшийся точной копией каравеллы конца XV в., чтобы совершить высадку в том самом месте, где Диаш был в 1487 г. в Южной Африке. Португальцев на борту должны были встречать полуголые бушмены, естественно, в интересах исторической достоверности. Однако возникла проблема, а именно то, что район, который был идентифицирован как тот, где находился Диаш, теперь был пляжем "только для белых" (это происходило в последние годы существования режима апартеида). В конце концов решение было найдено: белые в черной раскраске встретили современного Диаша. Апартеид сохранялся; историческая "достоверность" была удовлетворена. Дело не в том, правдива ли эта история, а в том, что она циркулировала среди современных португальцев, которые, таким образом, с удовольствием высмеивали миф об Открытиях и о португальском Супермене на корме своей каравеллы или каравеллы (17). Миф о Васко да Гаме встречает тихое сопротивление и в Португалии.
С тех пор в Португалии стали раздаваться и другие, более резкие голоса. Была опубликована "черная книга" о португальской экспансии, в которой утверждается, что португальская экспансия ничем не отличается от геноцида евреев и цыган в нацистской Германии. Смерти, вызванные бомбардировками в Восточной Африке в 1505 г. Д. Франсишку де Алмейда, приравниваются к массовому уничтожению людей с применением напалма в Байша-де-Кассанже в 1962 г. (имеется в виду восстание крестьян в регионе Байша-де-Кассанже в Анголе, произошедшее в январе 1961, а не 1962 года, для подавления которого португальские власти колонии нанесли авиаудары по повстанческим деревням. - Aspar): ибо "трупная вонь" в обоих случаях одинакова (18). Это, конечно, не решение проблем историографии, какой бы приятной она ни была для некоторых полемистов, придерживающихся взглядов стран Третьего мира. Добавив еще один ко многим оспариваемым портретам Васко да Гамы, эта книга призвана сделать имплицитный призыв к более тонкому, даже ироническому взгляду на историю "европейской экспансии", как раздувание (таким образом, экспансию) европейских притязаний, а также обращенных вовне процессов, с помощью которых европейцы стремились перераспределить коммерческие и политические сети начала XVI в. Никаких кардинальных изменений парадигмы предложено не было, только тщательное просеивание массы запутанных материалов, к которым, несомненно, добавятся продолжающиеся исследования других историков с годами. Дело в том, что эта задача не допускает простых решений, и, возможно, самым большим из наших бремен является классический грех историка: анахронизм.
В своем недавнем эссе известный португальский историк, исследуя перипетии деятельности португальских корсаров в XV и XVI вв., начинает с цитаты Спинозы: "Я стремился не смеяться над деяниями людей, не плакать над ними, не ненавидеть, а понимать их" (19). Я надеюсь, что послание, которое я донес до читателя этой книги, было несколько иным и менее "христианским": смеяться над прошлыми человеческими поступками, когда они смешны, плакать, когда они трагичны, ненавидеть их, как их часто ненавидели те, кто становился их жертвой, ибо как еще мы смогли бы приблизиться к их пониманию?
Примечания
(1) Fondation Calouste Gulbenkian, CinquiИme Centenaire de la Naissance de Vasco de Gama (1469-1969): Exposition bibliographique et iconographique (Paris: Centre Culturel Portugais, 1970), p. 19.
(2) Robert Durand, Histoire du Portugal (Paris: Hatier, 1992), pp. 75, 79, 82, 88, 93, 98, 106. Портрет воспроизведен на с. 83. Тот же портрет появляется на обложке Carmen M. Radulet, Vasco da Gama: La prima circumnavigazione dell'Africa, 1497-1499 (Reggio Emilia: Edizioni Diabasis, 1994).
(3) Luis Keil, As assinaturas de Vasco da Gama: Uma falsa assinatura do navegador portuguИs. Critica, comentarios e documentos (Lisbon, 1934), таблицы 1-4 и 26. Особой жертвой Кейла по этому случаю был некий Жан-Поль Ало, автор книги "Васко де Гама или эпопея Португалии в Индии" (Paris: Editions Duchartre, 1931).
(4) Библиотека Пирпонта Моргана, Нью-Йорк, `O Livro de Lisuarte de Abreu', М. 525.
(5) Rosanna Pavoni, Christophe Colomb: Images d'un visage inconnu, tr. Federica Bevilacqua-Mariat (Paris: Vilo, 1990).
(6) Carlos Santos and Fernando Santos, Vasco da Gama e a India (Odivelas: Europress, 1992).
(7) Rajendra Singh Vatsa, Vasko da Gama: Bharat ke liye samudri marg dhindhnevala pahla yaropiya (New Delhi: NCERT, 1993).
(8) K.M. Panikkar, Asia and Western Dominance (1st edn, London, 1959; reprint Kuala Lumpur: The Other Press, 1993). См. также Ashis Nandy et al., The Blinded Eye: 500 Years of Christopher Columbus (Goa: The Other India Press, 1993).
(9) Образец полемики по этому вопросу см. в характерном эссе Teоtonio R. De Souza, `"North-South" in the Estado da India?', Mare Liberum 9 (1995), 453-60.
(10) Gananath Obeyesekere, The Apotheosis of Captain Cook: European Mythmaking in the Pacific (Princeton: Princeton University Press, 1992), p. 10. Эта книга в значительной степени представляет собой критику двух более ранних работ Маршалла Салинса, который с тех пор ответил другой книгой; дискуссия продолжается.
(11) Цитата из Maria Isabel Joao, `O regresso do infante', Publico, (Специальное приложение, 4 марта 1994 г.), 26. Можно интерпретировать это иначе и предположить, что это означает, что 40% португальцев не восхищались Васко да Гамой!
(12) Я готовлю серию исследований о доне Франсишку да Гаме, четвертом графе Видигейре. В настоящее время мы располагаем лишь некоторыми агиографическими текстами, такими как Antоnio da Silva Rego, `O inicio do segundo governo do vice-rei da India D. Francisco da Gama, 1622-1623', MemoriasdaAcademiadasCiИnciasdeLisboa, Classe de Letras 19 (1978), 323-45.
(13) Biblioteca Publica e Arquivo Distrital, Evora, Codex CXV/ 1-13, 'Vida de Mathias de Albuquerque', ch. 1, fols. 2-2", 215-21. См. также обсуждение в Sanjay Subrahmanyam, 'The Life and Actions of Mathias de Albuquerque (1547-1609): A Portugal Source for Deccan History', Portugal Studies 11 (1995), 62 -77.
(14) Более общее обсуждение этого вопроса, в основном в контексте семнадцатого века, см. Subrahmanyam, The Portugal Empire in Asia, pp. 235-8.
(15) Biblioteca Nacional de Lisboa, Reservados, Cоdice 462, "Tratado de todas as cousas socedidas ao valeroso capitao D. Vasco da Gama...", ch. 24, fl. 87.
(16) Vitorino Magalhaes Godinho, `Portugal e os descobrimentos', in Mito e mercadoria, utopia e pratica de navegar, sИculos XIII-XVIII (Lisbon: Difel, 1990), p. 55.
(17) Вполне возможно, что эта история правдива; в конце концов, Комиссия по португальским открытиям решила 10 июня 1994 г. (а также ранее на Всемирной выставке в Севилье) "воссоздать" в Порту посольство Триштана да Куньи в Риме, которое привезло с собой слона и гепарда. Об этом спектакле было объявлено в O Independente, No. 311 (29 апреля 1994 г.), приложение "Comemoracoes". Подобные зрелища, несомненно, можно рассматривать как способствующие развитию "исторического сознания", подобно другим попыткам воссоздать средневековую жизнь в исторических местах. Но не следует пренебрегать и аспектом Диснейленда, а также этноцентрическими прочтениями, которые зрители, скорее всего, придадут такой "экзотике".
(18) Ana Barradas, Ministros da Noite: Livro Negro da Expansao Portuguesa, 2nd edn (Lisbon: Edicoes Antigona, 1992), pp. 10-12. Этот том, по-видимому, представляет собой работу организации, иронично называющей себя MAR.
(19) Luis Filipe F.R. Thomaz, `Do Cabo Espichel a Macau: Vicissitudes do corso portuguИs', in Artur Teodoro de Matos and Luis Filipe F. Reis Thomaz, eds., As Relaсоes entre a India Portuguesa, a Asia do Sueste e o Extremo Oriente: Actas do VI Semindrio Internacional de Historia Indo-Portuguesa (Macau/Lisbon: The Editors, 1993), p. 537. Конечно, типично для Спинозы, что он произносит такой христиански звучащий dictum.