Астапов Геннадий Ив. : другие произведения.

Обет Большой Колеснице

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  

Не все изложенные события происходили в действительности. Совпадение имен и фамилий случайны.

  
   Геннадий Астапов
  
   Обет Большой Колеснице
  
   Роман
  
   Хо, души живых существ,
   Что поднимаются и погружаются
   В океане Круговорота Бытия,
   Влекомые всевозможными иллюзиями,
   Подобными отражению
   На глади озера...
   Да пребудут все они безмятежно в Махаяне -
   В безграничной свободе
   И абсолютном счастье.
   Обращая душу в Четыре
   Великих Неизмеримых Состояния,
   Я приношу Обет Большой Колеснице!
   Сёко Асахара
  
   1
  
   Скорая помощь взвизгнула тормозами и замерла. Из неё выпорхнул не высокого роста врач, и раздобревшая, с усиками медсестра. Дожидался их подвыпивший человек, неуверенно стоящий на ногах.
   -- Скорее!
   Он заспешил, указывая дорогу. На четвертом этаже споткнулся о ступеньку, матюгнулся, и, потирая колено, прихрамывая, отворил квартиру.
   --Сердце! Ну, листья тополя, опадали с ясеня! Зашел в туалет, и на унитазе...
   На кровати лежал мужчина лет сорока, две подушки под головой. Врач кивнул в знак приветствия и молча перехватил его руку у запястья, нащупывая пульс. Фонендоскопом прослушал грудь, легкие, смерил давление и буркнул медсестре медицинский термин. Та кивнула, надрезала ампулу, достала шприц и начала медленно вводить внутривенное. Врач в это время раскрыл журнал регистрации, взял за ручку.
   --Фамилия, имя? - спросил больного, сморщившегося от боли.
   --Арбаков. - простонал он. - Василий Николаевич.
   Врач каракулями строчил данные, изредка поглядывая на лежащего.
   --Желтухой? Болел?
   Арбаков отрицательно качнул головой.
   --Сифилисом, гонореей?
   --Нет.
   --Группа крови какая?
   --Первая.
   --Резус?
   --Кажется, положительный.
   --Ну, а-а, родственники в городе? Имеются?
   Арбаков пожал плечами.
   --Нет. Зачем это? - спросил он, убирая подушки и садясь.
   --В стационар определим! Навещать кто будет?
   --Какой стационар! Прихватило и пройдет.
   -- Диагноз, милый мой, серьезный.
   --Полегчало уже...
   --Вот! Так вы и заблуждаетесь! Не страшно? Или у тебя два сердца? В общем, лечение длительное, я тебя забираю. Кто будет навещать? - повторил вопрос врач, "тыкая", но тыкая не обидно, а будто по дружбе, вежливо.
   Арбаков покосился на товарища.
   --Борис? Больше некому...
   Борис развел руками и констатировал:
   --Некому. Листья тополя...
   --А ты кто?
   --Я? Сосед.
   --Сейчас поднимутся санитары, собирайся. А ты помоги. - приказал врач, обращаясь к Борису, закрывая журнал.
   И сам медленно пошел по комнате, осматривая скарб. В серванте пылились пяток рюмок, пара тарелок, возле них эротические книжки и фолиант Карла Маркса - "Капитал". С шифоньера свешивались черные носки и страницы газеты "Шара-Бара", три табурета вокруг стола - вся обстановка. В кладовой на полке увидел самовар, тронул его и удивленно свистнул. На металле - гравировка с вензелями: "Её Императорскому Величеству, государыне всея Руси, Екатерине Великой от благодарного тульского купечества".
   --Серебряный! - отметил Борис за Арбакова. - Действующий!
   --От бабки достался. - добавил хозяин. - Ценная вещь.
   Врач кивнул и оглянулся: явились санитары, азиат и европеец.
   Двое молодцев переложили больного в носилки, потащили.
   Борис запер квартиру и шагал рядом, держась за перила. Когда мотор завелся, Василий попросил соседа:
   --Ключ оставь. Присмотри там...
   --Будь спок. В больницу загляну, листья тополя... Выздоравливай!
   Скорая помощь попетляла и выехала на Кунаева, развила скорость. У светофора приостановилась на красный, врач пощупал пульс больного.
   --Как самочувствие?
   --Хорошее.
   --Микстуру выпей.
   --Зачем? - удивился Василий. - Приедем - выпью.
   --Всё по минутам. Сердце - это сердце!
   И дал знак медсестре. Та приготовила склянку, поднесла больному. Арбаков опрокинул её в себя, выглянул в окно.
   --Разве не в областную едем? - поинтересовался он, обнаружив, что автомобиль ныряет под мост на ташкентской трассе.
   --В областную, в областную. В коммуне остановка.
   --Э! Не туда едем! - заволновался Арбаков. - Нам в обратную сторону!
   --Сиди! - положил санитар лапу ему на плечо и сжал пальцы.
   --Тихо, брат, тихо! - добавил второй. - На заправку - и в больницу!
   Арбаков попробовал вскочить - в глазах помутнело, неожиданная резь выжала слезы.
   --Куда мы?! - испуганно вскрикнул, голова свалилась на грудь. - Чем опоили? - прошептал он.
   Никто не ответил. Врач натягивал резиновые перчатки, медсестра раскладывала инструменты, санитары готовили выдвижной стол.
   Белые ангелы витали над Арбаковым! Он наблюдал, шприц проткнул белую кожу, как скальпелем вспарывают его живот, как струится белая кровь.
   --Чем опоили?..
   С зажженными фарами скорая ползла по проселочной дороге. Приостановилась, из дверей выпал окровавленный мешок, развернулась, обрушая колею - тронулась обратно. Её встретил ночной Шымкент, машина въехала в город, направляясь на станцию скорой помощи.
  
   2
  
   Заместитель акима Южно-Казахстанской области Нурлан Ишимбаев сидел в кабинете и перебирал документы, в окно заглядывала ночь. Поправил свет настольной лампы, поерзал в кожаном кресле, потер от усталости лоб.
   На прежнем месте было спокойней. Отработал до шести, семи вечера - свободен. Завод по производству N-продукции пережил и перестройку Горбачева, и разруху Назарбаева. В один из дней середины девяностых главному инженеру Ишимбаеву предложили должность заместителя акима Южно-Казахстанской области - принял с энтузиазмом. Объем работы необъятный. Область по существу в руинах. Некоторые города и села напоминали май 1945 года: взятие Берлина. Обнищавшие вместе с народом КНБэшники, прокурорские, налоговики, акиматовские и маслихатовские, пожарные и санврачи, экологи и прочие - кормились подачками на внезапных проверках ларьков и магазинчиков.
   Ишимбаев взъерошил волосы, перекинул календарь на следующую страницу, сделал необходимые записи. Передвинул настольную лампу, поднялся из-за стола и прошелся по кабинету, потер воспаленные глаза. Врачи рекомендовали носить очки, настаивали на применении капель, таблеток, выписывали уколы для снижения глазного давления.
   --Маржан хан кызы! - крикнул громко, встрепенувшись.
   Вошла женщина с цветом кожи налитого яблока, Ишимбаев в шутку звал её принцессой: хан кызы.
   --Принеси чаю и заканчиваем. Я провожу, поздно.
   --Ладно, Нуреке. Подогреть?
   --Не надо. Вот, таблетки запью.
   Маржан поставила на стол фаянсовый чайник, он наполнил пиалу, достал горсть таблеток и кинул в рот, заглушил горечь.
   --Много глотаете таблеток... - посочувствовала секретарша. - Пачками.
   --Не обращай внимания. Ну? Выключаем компьютеры? Пойдем, провожу.
   --Или на служебной поедем?
   --Нет! Прогуляемся. Вечерний променаж. Дышать, дышать! - Ишимбаев состроил рожу, наполнил грудь, и шумно выпустил воздух.
   Выключив компьютеры, Маржан закрыла кабинет и "предбанник", сдала ключи дежурному полицейскому. Как из-под электрического рубанка снежная стружка металась по улицам. У входа в акимат намело сугроб, в стеклянную дверь бился молочный творог. Неоновое зарево полыхало над городом, над Южно-Казахстанским государственным университетом, расположенным напротив акимата. В причудливых огнях плясали дьяволы потревоженной тьмы.
   Двое в морозный вечер брели по Шымкенту, по тротуарам, по укатанному на дорогах насту. Через полчаса остановились у подъезда, продрогшие, заиндевелые. Ишимбаев опустил голову.
   --Пришли. - Затем голову поднял и улыбнулся. - Давно не гулял с красивой женщиной. - сказал он, пар валил изо рта.
   --Нуреке, сколько вам лет?
   --Знаю. Старый. Сорок три.
   И Маржан улыбнулась.
   --Не такой старый. Зайдемте в подъезд, там теплее.
   Пьяные от мороза, они шагнули вовнутрь, и правда - в лица дохнуло теплом.
   Маржан прислонилась к стене, запачкала известкой пальто.
   --Вы так на меня смотрите...
   --Как?
   --Ну... Не как начальник на секретаршу.
   --Да.
   --Но вы женаты!
   --И ты замужем. Странный разговор, правда? Ничего не соображаю. Как будто в голове снежная пыль...
   --И по снежной пыли мы мчим в неизвестность...
   --Да.
   --Почему? Зачем?
   --Мы пьяны. Маржан, мы пьяны...
   Они расцепились от поцелуя, дыша отрывисто и не глубоко.
   --Почему... Зачем...
   Стукнула дверь, на площадке появилась старушка с пятнистым догом на поводке, Ишимбаев отпрянул от Маржан. Дог телячьих размеров с собачьей непосредственностью обнюхал незнакомцев, подергал обрубленным хвостом. Старушка окинула их подозрительно и просеменила мимо, увлекаемая собакой.
   --Милорд! Не спеши! Милорд, к ноге!
   Маржан потупилась.
   --Дура я? Нуреке? Отбиваю вас от жены...
   -- Зачем об этом? Ты хорошая.
   --Нет! Нет! Подлая, распутная баба!
   --Ну, вот... Терминология... Два человека нравятся друг другу. Служебный роман. Это плохо? - прошептал он.
   --Плохо - у вас жена и у меня муж...
   И опять испуганно расцепились от поцелуя: пес в кустах сделал дело, старушка возвращалась. Когда она исчезла, у Ишимбаева застрекотал зуммер сотки. Извинился, вынул телефон, нажал на клавишу.
   --Да? Конечно, конечно. В семь, успею. А потом и обсудим. Угу. Хорошо, до завтра.
   Маржан уходила. Он догнал её, еще раз поцеловал, прижав к перилам, и с сожалением отпустил.
   Вьюга разгулялась над Шымкентом. Ишимбаев расстегнул аляску, освободил грудь: морозный ветер уносил нахлынувший жар. Он пробивался к дому и скоро постучал в дверь собственной квартиры, открыла жена.
   --Забыл ключ? - спросила неприветливо.
   --На работе оставил.
   В прихожей выбил снег из шапки. Жена уперла руки в бока.
   --Что-то случилось?
   --Почему?
   --Лицо счастливое и глупое. Такое у тебя было, когда мы поженились.
   --Ничего не случилось. - буркнул он, проходя в комнату и зажигая свет.
   Раньше надо было подозревать! Тогда, когда нарушилась сексуальная жизнь! А начиналось все банально. Жена пристрастилась к бразильско-аргентинским сериалам. Сутками по телевизору крутили дребедень, она не отлипала от экрана. Мало того! Вздорные сюжеты начала переносить в семью. "Смог бы ты год обходиться без секса"? - спросила как-то героиня мыльной оперы супруга. После такого вопроса, естественно, начала экспериментировать. И эта туда! Ишимбаев, мужчина в расцвете сил, терпел семь месяцев, тараща голодные глаза на женщин, а на восьмой сорвался. И несколько лет прожил хоть не с фотомоделью, зато с ласковой женщиной, пока та не уехала. С супругой все разладилось, а что у него любовница - в силу своей ненаблюдательности - она не догадывалась.
   --Ничего не случилось, а сияешь, как стоваттная лампочка. Кушать будешь? Бешбармак готовила.
   Кушать не хотелось. Он умылся, взял с полки книгу, и бессмысленно смотрел в неё, пока веки не начали слипаться. Повернулся спиной к жене и выключил торшер. Задремал.
  
   3
  
   Майор уголовного розыска СКП (службы криминальной полиции) Марат Сумбуль прежде был Сумбульбековым, а после развала Союза сократил окончание фамилии и заменил паспорт. Так многие делали. Он листал журнал регистрации происшествий по области и цокал языком. Преступность росла. Что толкает людей на криминал? Пьянство, наркота? Да, в том числе. А больше - безработица, деградация молодежи. Здесь, конечно, комплекс проблем, а безденежье кого угодно заставит взяться за кистень. Хотя общий уровень жизни в стране вырос, повысилась зарплата - в Южно-Казахстанской области он самый низкий. Незадействованное в производстве и экономике население, а вернее, молодое крыло, уходит в религиозные организации, в запрещенные партии, или просто в бандитские группировки. Необходимо создавать рабочие места, а в идеале - Сумбуль усмехнулся - принять, как прежде, закон о тунеядстве. Не работаешь - в колонию на исправление, на бесплатный общественный труд! Мечты...
   Дежурному по ОВД поступил звонок: обнаружен труп за городом. Следственная группа - на выезд. Пока тряслись в УАЗике, Сумбуль прикидывал план работы.
   Оказалось, "подарок" найден дехканином в пятнадцати километрах от Шымкента. Развязав подмороженный мешок, он увидел расчлененное тело, перепугался и на ишаке поскакал в аул сообщать о находке. По прибытии Сумбуль допросил его, поглядывая на других аульчан, толпившихся вокруг и занося в блокнот показания. Труп лежал в колее проселочной дороги: руки, ноги, голова, все упаковано в брезентовый мешок. При осмотре выяснилось, что внутренности вырезаны, через большой надрез изъяты сердце, почки, печень, легкие.
   Майор осматривал место происшествия и мысленно задавал себе вопросы по установлению принадлежности транспортного средства:
   -каким видом транспорта оставлены следы?
   -производство и модель шины?
   В это время бригада проводила дактилоскопирование трупа. Можно было бы увезти его и обследовать в городе, но сегодня присутствовал эксперт, который решил действовать на месте. Он вымыл пальцы убитого холодной водой, затем из термоса, для набухания - полил горячей, после этого насухо вытер и обезжирил растворителем. Из машины принес принадлежности, валиком накрасил вспухшие пальцы. Вырезал из бланка дактилокарты бумажный квадратик, положил на спичечный коробок и прокатал каждый палец, а готовые отпечатки наклеил в нужные места дактилокарты. Изготовил контрольные оттиски и сложил приспособления.
   Эксперт был доволен.
   --Хорошо - труп не успел разложиться. Пришлось бы отделять кисти рук, заливать формалином или водой и отправлять в лабораторию. А там - очередь. - поделился он с Сумбулем, поправляя сползшую на глаза шапку.
   --Хоть в одном повезло. - ответил тот, на планшете заполняя протокол осмотра казенным языком.
   "В колее, на плотном снегу, обнаружен след обуви правой ноги. В следе отобразились подметочная и каблучная части обуви. Передний срез подметочной части обращен на восток. Передний срез и задний срез каблучной части - полукруглые, передний срез каблучной части - вогнутый. Длина следа 210 миллиметров, наибольшая ширина подметочной части - 95 миллиметров, длина каблучной части - 70 миллиметров, ширина - 72 миллиметра, глубина следа от 10 до 30 миллиметров. Рисунок не просматривается. Измерения производились при помощи масштабной линейки. След сфотографирован по правилам масштабной фотосъемки при естественном освещении. После фотографирования со следа изготовлен гипсовый слепок, к которому прикреплена бирка с пояснительным текстом".
   Странный отпечаток, будто детский.
   Потом произвели осмотр местности: начиная от нахождения трупа, по расширяющейся спирали, изучили заснеженный холм, кусты, и ничего, ни каких предметов не нашли.
   Отпустили продрогших дехкан и уехали в отдел. Сумбуль засел за изучение бумаг, включил компьютер: возможно, всплывет информация о пропаже человека.
  
   4
  
   Люди в позе лотоса слушали астральную мелодию. Среди мирян скользили девушки в кимоно и раздавали буддийскую литературу. Дежурные, монахи и монахини АУМ, шепотом встречали прибывающих. В подвале было жарко, прибывающие сбивали с себя снег, разоблачались, снимали обувь и все складывали в углу.
   Когда собрались - из смежной комнаты появился мужчина с выбритой головой, бровями а-ля Брежнев, интеллектуального вида, в белом балахоне. Прошелся вдоль адептов секты, и остановился.
   --Дух Истины, Его Святейшество Преподобный Учитель Сёко Асахара, говорил нам, что у кого-то посмертный шок будет невелик, а у кого-то произойдет потеря памяти. Помните ли вы условия перерождения в Аду? Каковы эти условия? Кто скажет?
   Голос из задних рядов:
   --Гнев должен быть основой!
   --Верно. Но какой вид гнева?
   --Гнев, вызванный различием между собой и посторонними!
   --Правильно! Условия перерождения в Аду - это враждебность и ненависть. Когда вы войдете в промежуточное состояние и должны будете переродиться в Аду, вокруг вас вспыхнет полыхающий огонь, будет испепеляющее жарко. Потом вы увидите снежную гору, манящую прохладой. И тогда человек, не прошедший духовную практику Терпения, захочет убежать от жары. Как поступит душа человека, у которой появилась ненависть к жаре, как вы думаете?
   --Ему захочется к снежной горе!
   --Он просто влетит в неё! А как вы считаете, что будет, когда он влетит туда?
   --Временно избежит жары...
   --Перерождение в Аду происходит в мгновение, и когда душе покажется, что она избежала жары, в то же мгновение она попадет в Холодный Ад. Пространство вокруг вас охладится до предела, вам будет страшно холодно. И тут появится огонь! Куда деваться человеку, чтобы избежать холода?
   --Ему нужно будет туда, где теплее, Учитель.
   --Он метнется в огонь! И как только он это сделает - для него начнется горячий Ад!
   Учитель раскинул руки и приподнял подбородок, зрачки блестели.
   --В такой форме являются видения! Но если вы начнете вести практику медитации, то устраните посмертный шок! Если ваши знания останутся с вами, то какая бы жара не наступила, это из-за вашей кармы гнева, как бы холодно не было - это из-за кармы бессердечия, равнодушия, и благодаря этому знанию вы не переродитесь в Аду. Прекрасно, если вы сумеете сохранить знания!
   Учитель, а в миру Глеб Будный, смотрел сквозь верующих, собравшихся на семинар. Двенадцать лет назад и он, новичок - впервые попал на подобное мероприятие в Москве, на Звездном бульваре, где находился один из офисов Российского отделения АУМ. Говорят, в одной только Москве к тому времени насчитывалось тридцать пять тысяч адептов, а целом по России - пятьдесят. Радиостанция "Маяк" ежедневно по целому часу просвещала народ учением в передаче "ЭВАНГЕЛИОН ТЭС БАСИЛЭЙАС". Кроме того, работал телеканал "2+2", выполнявший ту же миссию. Откуда только ни ехали люди в секту, приняв учение АУМ за истину! Из Тулы, из Закавказья, из Архангельска, из Екатеринбурга, из Казахстана - из разных мест. Одним из них был Глеб Будный. Что гнало его, образованного человека, сына образованных и не бедных родителей, за тридевять земель, чего искала душа, отвергнувшая православие, данное ей тысячелетней историей предков? Но с предками, имевшими единственного сына и любившими его - было покончено. Глеб ушел из семьи, и ни разу не позвонил за много лет.
   На Звездном бульваре встретили радушно. Глеб, как требовало учение, отказался от дома, пожертвовал в секту большую сумму денег, отказался от спорта, принял шактипат и поднял энергию кундалини. Инициацию проводил один из учеников Его Святейшества, Преподобного Учителя Сёко Асахары. Жертвуя и в дальнейшем средства и накапливая Заслуги, изучив основы Дамму (учения), монах Будный сумел сделать стремительную карьеру, став Достигшим, а затем - Сэйши, подлинным Учителем. Когда после террористического акта в токийском метро деятельность АУМ Сенрикё была в России запрещена, Глеб Будный в 1995 году вернулся в Шымкент, и в глубоком подполье организовал религиозную секту.
   Он все еще смотрел сквозь сидящих в позе лотоса верующих, затем поправил спадавшие на плечи волосы, склонил голову набок.
   --Помните ли вы слова Преподобного Гуру? Помните, что говорил он о Мире Голодных Духов? Представьте вкусную еду, например, яблоко. И есть десять душ голодных духов. Каждый будет думать: "Я хочу съесть это яблоко, но я не хочу, чтобы другие съели его. Если они получат яблоко, то пусть оно лучше станет камнем!". Вам необходимо помнить об этом. Голодные духи считают, что лучше выбросить, чем дать другому. Мир Голодных Духов - это мир, в котором преобладают такие мысли. Какая работа сознания сильнее: осознание того, что яблоко вкусное, или мысли, что яблоку лучше превратиться в камень?
   Тот же голос из задних рядов:
   --Помним Учитель, помним! Сильнее мысли - чтобы яблоко превратилось в камень!
   --Правильно, Талиб, так! Если один захочет съесть - другие девять начнут думать о том, чтобы оно стало камнем. Так формируется Мир Голодных Духов. Поэтому, чтобы не переродиться в нем, нужно жертвовать и накапливать Заслуги. Необходимо понять, что, накапливая Заслуги - можно отбросить жадность и привязанность души. Практикой является Жертвование. Жертвование! Жертвование, чтобы не остаться в Мире Голодных Духов!
   Голос Учителя звучал негромко, но уверенно и убедительно. Опять поплыла астральная мелодия, плыла из четырех углов одновременно, а казалось - из сердца. Медленно начал гаснуть свет, на настенном экране телевизора засветились звезды, если всмотреться, то казалось - они бесшумно приближаются и летят стороной. И вот - странная облачная равнина, а на равнине - Он, Дух Истины, Его Святейшество Преподобный Учитель Асахара! Индийские благовония выползали из экрана и распространялись по залу, запах тлеющего камыша с берегов Ганга тревожил и обострял мозг, а потом успокаивал, и усыплял. Зато энергия кундалини просыпалась в верующих, поднималась от Муладара-чакры к Свадиштана-чакре. Когда прилив энергии оказался высоким - Преподобный Гуру приложил большой палец ко лбу каждого верующего, совершающего обряд посвящения. Медитирующие ощущали легкость тела, сравнимую с теплым воздухом, поднимающимся вверх. Многие, находясь в Мире Страстей, поднялись на ступень выше - в Мир Асуров, а некоторые еще выше - в Небеса. Сёко Асахара с вьющейся на ветру бородой и длинными волосами, водил их, своих верующих, по параллельным и вертикальным мирам.
  
   5
  
   С озера тянул ночной бриз. Закутавшись в плащ, Стив бежал по улицам полыхающего в неонах Кливленда, дождь бил в лицо. От работы до ресторанчика, где назначил встречу Фред Робертсон, можно проехать на машине, но он решил просвежиться, промяться, полной грудью хватить холодного воздуха. Стив сутками не вылезал из "Клиники Чарльза Кевнингса", где трудился, не покладая рук. Робертсон назначал встречи в неожиданных местах, как, например, теперь - у порта, в дешевом заведении. Да еще в три ночи! Гремели краны и лебедки, перегружая продукцию с контейнеровозов и рефрижераторов на баржи.
   Робертсон был на месте. Поднялся из-за столика и вышел встречать его, протянув руку.
   --Хай, Стив? Как дела?
   Стив вяло пожал конечность и спросил:
   --Зачем звали?
   --У вас плохое настроение? - насторожился Робертсон.
   --Устал я, Фред. Просто устал. Можно сказать - живу в клинике.
   --Русские говорят: всех денег не заработаешь. - хохотнул Робертсон. - Но стремиться к этому - надо! Ладно, к делу. Я привез товар.
   --Это хорошо. Что там?
   --Все, что заказывали.
   На столе стояла бутылка вина и две рюмки на длинных ножках. Робертсон плеснул в них, чтобы закрыть дно и пригубил. Махнул сонному официанту, чтоб не не мешал.
   --Все, что заказывали. - повторил он, поставив рюмку и начав чиркать зажигалкой - балуясь.
   --Это ваши молодчики встретили меня у входа?
   --Не волнуйтесь. Просто охрана.
   --Происхождение товара? Надеюсь, не Соединенные Штаты?
   --Конечно, нет! Организация работает в Казахстане. Слышали про такую страну?
   --Организация... - вяло усмехнулся Стив. - Вы думаете, что я дик и не слышал про Казахстан? Знаете, что цены на почки упали?
   --То есть?
   --С девяноста пяти до девяноста.
   --А-а, знаю. Временно упали. Почки - востребованный товар.
   --Ладно, теряем время. И так за все - четыреста одиннадцать тысяч.
   --Правильно. Насчет качества не беспокойтесь.
   --Да, да. И потом. Поступил пациент из прикаспийской республики. Первый человек в стране. Срочно нужны легкие. - Стив положил подбородок на ладонь и задумчиво теребил губы.
   --Срочно - это когда?
   --Скажем, через неделю. Сейчас его готовят, операция в четверг.
   --Четверг, четверг... - Робертсон сделал паузу. - Рейс самолета - в пятницу. А нельзя операцию перенести на пятницу? Тогда успеем.
   --М-м-м...М-можно. Задержим на день. Договорились! Едем принимать товар.
   --Вы, Стив, не только классный хирург, но и ученый мирового значения! Изобрели такой консервант!
   --Не хвалите Фред, не люблю.
   --Знаю сэр, не буду. Но все же ваш консервант, это вещь!
   Они вышли на улицу, по-прежнему моросил дождь. На стоянке дожидался понтиак, они загрузились в него, Робертсон прогрел мотор - тронулись, охрана следом.
   Через полтора часа, обтяпав дело, Стив позволил себе отправиться домой. На столе лежала записка жены: "Я на ленче в "Мисс-клабе". Вернусь поздно, ужинай без меня".
   Что значит поздно? Стив глянул на настенные часы: половина пятого. Конечно, он не осуждает поведение жены, её он хорошо понимал. У мужа, который практически не живет дома, жена тоже не должна сидеть взаперти. Их квартира хоть и золотая клетка, но все-таки клетка. Впрочем, сказать по совести, её отлучки не нравились.
   Стив заглянул в холодильник, достал пиво, насадил на вилку сарделину и задвигал челюстями. Минут через пятнадцать в прихожей скрипнула дверь, прибыла Кэт: в короткой юбке, на высоких каблуках, в сопровождении итальянца-таксиста. Что-то часто макаронник подвозит его жену! Она поцеловала Стива, после ужина курящего сигару, и отпустила итальянца, выдав таксу за проезд.
   --Грасио, синьор Валентини.
   Тот, уходя, в полумраке увидел Стива, кивнул ему. И к Кэт:
   --Благодарю, мэм.
   --Пять часов. - устало сообщила она, когда Валентини исчез. - Между прочим, тебе звонили.
   --Кто?
   --Робертсон! - Помолчала. - Ты его видел? Скажи честно, он гангстер?
   --С чего ты взяла?
   --Ты, врач с именем, имеешь дела с гангстерской организацией!
   --Кэт, что ты мелешь?
   --Думаешь, я не догадываюсь?
   --Хватила лишнего. Кэтти, - Стив приблизился к ней и обнял за плечи, - я запрещаю тебе пить. Начинаешь злоупотреблять.
   Она трепыхнулась в его руках и обмякла.
   --А-а! Пошли спать! Утро. - и сбросила высоченные туфли с ног.
   --Ничего. Я взял выходной. Когда отоспимся - можем съездить на Эри. Люблю зимнее озеро. Именно зимнее. Только оденемся теплее.
   Стив зевнул, прикрывая рот рукой.
   --Ты права. Пора спать.
   Он прошелся по комнате, выглянул в окно: по освещенным улицам Кливленда стелился туман. Самое время утреннего сна. Опять раскрыл рот в зеве.
  
  
  
   6
  
   Нурлан Ишимбаев находился на оперативке. Аким клеймил идеологов: работа запущена, в городе оппозиция, как грибы растут незарегистрированные религиозные общины, открыто действуют иностранные экстремистские партии. Шеф департамента внутренней политики слабо защищался - мол, несовершенное законодательство.
   Аким вспылил:
   --Какое законодательство! Вы вообще читали закон "О политических партиях"?! Там четко сказано - деятельность иностранных партий, а также партий на религиозной основе в Казахстана запрещена! Ни шиша не делаете! Значит, так. - Он повернулся в сторону первого заместителя и руководителя аппарата. - Работу отдела признать неудовлетворительной! Они не видят, что происходит в городе. Не знают! Дадим два месяца. Через два месяца отчитаются, не будет изменений - пусть ищут другую работу!
   Затем с докладом выступил новый начальник департамента здравоохранения Н. Колесник. Главный медик области рассказал о результатах проверок. В государственных лечебных заведениях процветает коммерция, родственники врачей открыли аптеки в больницах, а сами врачи выписывают пациентам рецепты на дорогие лекарства, намекая, где лучше их купить. Без денег лечиться нельзя. В двойной, тройной оборот идут использованные шприцы, это медсестры выкраивают крохи к зарплате. Устарела медицинская техника, ветхие здания требуют капитального ремонта, высока смертность, и в частности - детская. ВИЧ-инфицированные родители зараженных детей, которых обнаружилось 86 человек, открыли общественный фонд, но и там не все гладко. Для чего руководитель фонда купил портфель за 25 тысяч, когда в магазине, такой же - стоит три тысячи?
   А буквально вчера, на сессии областного маслихата, депутаты, вместо того, чтобы разбираться с возникшей угрозой дальнейшего распространения СПИД, с разрухой в медицине, шпыняли Колеснику на незнание государственного языка. Как будто знание языка снизит распространение заболевания. Аким, правда, поддержал нового главу департамента: все эти наскоки - местнические штучки, круговая порука коррупции и трайбализм. Подозреваемые врачи арестованы, ведется следствие.
   После оперативки Ишимбаев уехал на "Водоканал" на прокладку труб с замом городской главы администрации. Среди зимы разрыли водную трассу, давшую течь. Если разобраться, трубы надо менять везде. Из-за того, что система сифонит, жители летом жалуются - из кранов с водой выпадают черви. Весь день провел среди работяг, все-таки тянуло его, как инженера - к техническому делу. Когда вернулся в акимат, Маржан ушла. Подумал, и набрал её номер.
   --Алё? Привет. Дома?
   --Дома.
   --Чем занимаешься?
   --Готовлю ужин.
   --У-у! Я проголодался! Мне прийти?
   --Не-а. Ночью муж приезжает.
   Ишимбаев сглотнул слюну.
   --Жаль. Соскучился.
   --Я тоже.
   --Ну, - обрадовался он, - тогда выходи!
   --Говорю - готовлю!
   --Через полчаса!
   --Ой бай! Не успею!
   --Через час!
   Слышно было, как Маржан вздохнула.
   --Может завтра? Встретимся на работе?
   -- Через два часа!
   --Ладно! Выйду в девять. - наконец согласилась она.
   --Жду! - обрадовался, как мальчишка Ишимбаев.
   Фонарь у пустынного подъезда болтало ветром, мороз щипал уши, пробирался под куртку. Зацокали сапожки по лестничным маршам. Ишимбаев расставил руки - Маржан влетела к нему в объятия.
   --Я люблю тебя, Маржан! - переведя дух от поцелуя, прошептал он.
   --Я тебя тоже!
   --Ты - моя женщина!
   --Господи, что я делаю...
   Фонарь то освещал их лица, то прятал в темноте - качаясь.
   --Что я делаю...
   Он покрывал поцелуями её лицо, волосы, шею. Снял с себя шапку и надел на неё.
   --Давай пройдемся. Здесь где-нибудь, рядом. Где темно.
   --Тебя узнают, Нурлан. Не хочу тобой рисковать...
   --Мне все равно...
   --А мне за тебя не все равно.
   Они брели по дворам, Ишимбаев прижимал Маржан к себе, согревая. Остановились у девятиэтажного дома, с тыльной стороны которого бетонные ступени вели вниз, к подвальной двери. Спустились, прячась от ветра - дверь оказалась заваренной. Насквозь пронизывал холод.
   --Нуреке, ты по ночам обо мне думаешь?
   --Нет!
   Маржан растерялась.
   --Совсем?
   --Нет - потому, что думаю всегда, каждую минуту, каждую секунду. А не только по ночам.
   Она дрожала в его объятиях.
   --Шутка?
   --Действительно так.
   Ишимбаев задрал голову, небо было бледным от нарождающейся луны.
   Что на него наехало? Любов, любов! Нет, она правда любит. Так же, как и он. Любит?! Ей лет на половину меньше! Муж молодой парень! Ч-черт! Вот уж действительно - бес в ребро!
  
   7
  
   --Жинка немка, а вин казах. Вона з дитями у Германии, а вин, Берик, остался тут. Сам из северных казахив, а на юге прижився, и зимой на даче, и летом. У нас, в Чубарсу, гарны дачи. От Шымкента близко, вода е, свет е, печки стоять, уголь. Гарно! - рассказывала бабушка в овечьем полушубке. - Ему з язвой треба горячее куштувать, кажу через забор: "Берик, пиды з нами борща кушать"! За усе время раз тильки и заходыв. Весной и летом в степи травы собирае. А шо травы? Питаться треба як следуе! Мабудь, и не було б язвы...
   Врач поправил очки, щелкнул ручкой и сунул её в халат.
   --Правильно. А, говорите, родственники на севере?
   --З Кустаная вин, там у ёго усе.
   Доктор сообщил результат осмотра.
   --Плохие у него дела. Язва прободная. Теперь к нам надолго. А вы, дачники, молодцы, человека спасли. Не беспокойтесь. Поднимем его. До свидания.
   --До свидания сыночок, до свидания. Дай боженька здоровья.
   Больной лежал в машине на носилках. Врач сел возле шофера, махнул - скорая помощь скрипнула рессорами. Попрыгав на гравийке, выскочила на трассу Шымкент-Самара. Через десяток километров свернула влево и поползла по снежным буеракам.
   В машине кипели приготовления. Медсестра вскрыла упаковку таблеток и сунула Берику две пилюли: "спазмолитические". Тот проглотил их и запил глотком воды. Два медбрата готовили выдвижной стол, врач возился с автоклавом, вынимая инструменты. Машина приостановилась, врач с переднего сидения, перебираясь в салон через улицу, влез в сугроб и занес на ботинках снег. Бензиновая печка, нагнетая тепло, растопила снег и образовалась лужа.
   Больной не мог ни подняться, ни говорить, глаза выражали страх.
   Белые облака! Ангелы! Белая кровь стекает из вспоротого живота в таз, подставленный снизу.
   --Чем опоили?...
   ...В степи начиналась пурга. Машина вырывалась из плена, шофер крутил баранку, боясь застрять в безлюдном пространстве. И когда под колесами начала разматываться лента республиканской трассы - снег сваливался мокрыми комьями. Ветер бесновался, ломая антенну радиотелефона.
   --Алло? Скорая помощь?
   --Говорите! Вас слушают!
   --Приезжайте! Пожалуйста! Мужа парализовало!
   --Адрес? Скажите адрес!
   --Улица Курмангазы. Срочно!
   Включив мигалки, скорая двигалась по обледенелому асфальту.
  
   8
  
   Сумбуль отхлебывал чай из бокала, просматривая прибывшие бумаги. Дактилоскопия трупа ничего не дала: в картотеке похожих отпечатков пальцев не нашлось. Среди заявлений об исчезновении людей ничего похожего не обнаружено. Пропадали проститутки, дети, двое стариков и один бывший, только что освободившийся зек. Но отпечатки не совпадали. Дело можно бы отнести к разряду висяков, раскрыть его сложно. Однако появилась зацепка: не обнаруженный в первый день - след протектора. По гипсовому слепку установили марку машины. В этом направлении поработала группа, имеются результаты. Нашлись свидетели, удалось выяснить, что за машина ездила по степи, удалось найти и арестовать шофера, который отпирался, а потом сознался: да, ездил. Теперь шофер в КПЗ ждет допроса.
   Через несколько минут в кабинет вошли двое: полицейский, и скованный с ним наручниками - шофер. Сержант лязгнул ключом, отстегнул наручники, с позволения майора - скрылся за дверью. Сумбуль, все еще глотая чай, изучал подозреваемого.
   --Скажи, Аман, зачем ты врал на первом допросе, будто не ездил по той дороге? - спокойно спросил он.
   Аман опустил воспаленные глаза.
   --Я говорил.
   --Повтори еще.
   --Боялся.
   --Чего боялся?
   --Взял машину без разрешения.
   --Это, конечно, плохо... А почему кровь под сидением?
   --В тот день я зарезал барана. Наверное испачкал. И себе ладонь порезал. Вот! - протянул он руку, показывая рубец. - Еще болит!
   --Хватит! - вскрикнул Сумбуль, швырнув бокал на подоконник, повернулся и приблизился к шоферу. - Вчера сознался, что замочил человека, расчленил его - а теперь снова изворачиваешься! Мало били? А? Снова врешь? Аман!
   Аман сжался.
   --Я не убивал... Я ездил к родственникам, возил барана... На той!
   --Знаю! Проверяли! Действительно привозил барана, но только после того, как убил человека и выбросил в степи! Делал алиби! Однако следы баллонов твоей машины совпали со слепками, сделанными нами на месте убийства! Экспертиза подтвердила идентичность! Показать экспертизу? Вот! Какой смысл врать?! Какой смысл запираться?
   --Я не убивал... Я возил барана на той...
   Сумбуль выругался и махнул кулаком у носа Амана.
   --Сам баран! Дурак! Вина ведь доказана! А запираешься - добавят срок!
   Он нервно мерял комнату шагами, четыре туда, четыре обратно - и матерился. Потом упокоился, крикнул сержанта. Когда тот вбежал, построил понятный им обоим жест, и покинул кабинет. Вышагивал по темному, выкрашенному в зеленый цвет коридору и слушал вопли подследственного. Полковник Краснов, из-под кителя которого арбузом выпячивался живот, проходя мимо, усмехнулся:
   --Ну Сумбуль, ну Сумбуль!..
   Сумбуль отмахнулся и продолжил вышагивание. Будто этот Краснов до сих пор в девочках ходит! А ведь еще в памяти, как чуть было не загремел из органов, когда выколачивал в вытрезвителе из пьяного парнишки бабки. Водился за ним грешок: когда кончались деньги - двигал в "аквариум" и подрабатывал. Не по чину делишки прокручивал, не полковничье это дело, а сержантское. Однако Краснов человеком был не гордым и на все смотрел легко. Только не на того нарвался, молодой человек оказался сынком высокопоставленного судейского. Выпил пива в кафешке, а на выходе его скрутили, (план горел, спущенный горфинотделом). Полиция свирепствовала, но паренек оказался упертым, про папашу - ни слова, от того Краснов лоханулся. Слишком много затребовал, да и ребра у пацана щупал не в меру. В общем, скандал разразился громкий, с судебными экспертизами, с прессой - еле выплыл, а точнее - откупился. И про аквариум забыл напрочь. Сумбуль вздохнул.
   Вскоре открыл дверь, втиснулся в кабинет. Аман, скованный наручниками, сидел на стуле, на голове - полиэтиленовый пакет, через пленку просматривалось багровое лицо. Сумбуль подбежал и пакет сдернул. Сержант схватил Амана за волосы.
   --Э-э! Дохляк! Кончай притворяться! Под больного косишь? Да? Под больного?
   Грудь Амана взмыла, он задышал.
   Сумбуль посочувствовал:
   --Ну! Ну! Нехорошо тебе? Воздуху не хватает? А мне, думаешь, хорошо? Думаешь, я кайфую, когда вижу, как концы отдаешь? Как сдыхаешь? Может, мне хуже, чем тебе! Это я страдаю, не ты! Но надо, пойми. Надо! Разве я виноват, что упираешься? Давно бы признался и сидел в камере! Дурак! Не понимаешь разве, что вышка светит? Расстрел! А признаешься - лет пятнадцать, ну, двадцать. Но не расстрел! С какой целью убил? Кто подельник? Будешь говорить?
   Шофер утвердительно кивнул.
   --Не откажешься, как первый раз?
   Тот покачал головой.
   --Тарахти тогда, где это произошло, почему. Зачем распотрошил труп. Ты что, маньяк?
   Аман раскрыл рот, но оттуда вырвалось шипение и хрипы, он сплёвывал кровавое то на пол кабинета, то в кулак, и влажно моргал. Сумбуль разочаровался.
   --Делов не будет! Отдохни, завтра поговорим. Не передумай только! - и сержанту сделал знак. Тот поднял шофера, вывел.
   Ну, блин! Не ломается! Рогом уперся! Тупица! Не ломается? Хрен с ним! Еще немного можно протянуть, а там дело сворачивать.
   Сумбуль взял бокал, пригубил остывшего чая и поставил на место. Постоял, переваливаясь с пяток на носки, подошел к компьютеру, включил, сел в кресло. Дождался, пока загрузится система и вызвал Word, отстучал по клавишам: РАПОРТ.
  
   10
  
   Над снежными вершинами плыл мужской бас. Хлопали крылья вспугнутого воронья. Эхо катило буддийскую мелодию по узкому саю, заросшему камышом и боярышником. От воды поднимался туманец, на валунах лежал полуисклеванный труп лошади.
   Самана, монахи в белом, двигаясь вдоль подножия гор, сливались в молочное пятно. А ОН, в белом как все, но в капюшоне, вел их дальше и дальше, выше и выше. Наконец, замер на скальном выступе, зажав в руках сверкающий шар. Впереди - океан синего света, над океаном фигурная арка со скошенными углами. За аркой розовый горизонт и - Верхний Мир Форм.
   Не смотря на мороз, было не холодно. Наоборот - тепло, нега и радость наполняли пространство. Он постоял и обернулся.
   --Я приходил сюда в середине кальпыЉ, ничего с тех пор не изменилось. Я знаю кто вскоре
   Кальпа - в буддизме время измеряется в кальпах. Одна кальпа равна 4320000 лет и имеет три стадии развития: создание, существование и разрушение.
   появится. А вы знаете? Вот! Вот! Смотрите! Запоминайте! Запоминайте!
   В почерневшем небе появились звезды и планеты, и вдруг, заслоняя их, начало вырисовываться лицо с перекошенным ртом, вздернутыми бровями, выпуклыми глазами. Короткие, но густые волосы имели жгуче-рыжий цвет.
   --Мара! Смотрите - Мара! Дьявол! Дьявол ищет грешников!
   Лицо было настолько огромно, что если бы удалось увидеть тело Дьявола, то пришлось бы обозреть Вселенную. Несколько минут Мара изучал монахов. Но в этот раз он не был агрессивным. И лицо становилось прозрачнее, небо светлело, в конце концов лицо исчезло, а вместо него образовались кучки облаков, из-под которых торчали вершины гор. На макушках сидели змеи и драконы, над ними висели три луны. Вместо страха прилив счастья заполнил подлунный мир, отовсюду лился свет-информация.
   Гуру вновь повернулся к ученикам.
   --Наги нам помог! Помните, как драконы спасли Будду Сакьямуни? Наги! Слава Наги!
   Учитель вскочил на спину дракона и, управляя, полетел к верхушке горы, напоминающей мозг человека, затем к следующей, но вернулся.
   --Когда достигните Махаяна-йоги, сможете стать центром по спасению, действуя без меня. Когда перейдете к Астральной йоге, сможете общаться со Всевышним Богом Шивой, или моим Телом Вознаграждения. А когда перейдете к Каузальной йоге, сможете понимать причины и следствия, менять информацию и стать Достигшими совершенства в Махаяне. Таково рождение будды. Для того, чтобы утвердить собственное "я", необходимо перейти к ступени Отрешения от Привязанностей. В практике эффективны медитации, когда вы жертвуете все Гуру: тело, душу, материальные вещи - все! Жертвование в пользу гуру - главное условие, так обогащается карма ученика. Все ли вы поняли?
   Дракон с крыльями летучей мыши проявлял нетерпение, Преподобный спрыгнул, предоставляя ему свободу, и приблизился к самана.
   --Если поняли - пора возвращаться!
   На учеников глядел наполненный любовью гуру. И вся долина наполнилась любовью, и души наполнились радостью, радостью прикосновения к Истине. И не возникало желания возвращаться в Мир Страстей.
   Вновь поплыла астральная мелодия, теперь - над океаном света, над пространством наслаждения.
   ..."Фиксирую дыхание. Внимание переношу с Третьего Глаза на переносицу. Досчитаю до пяти и вернусь. Не хочется, но надо. Так сказал Преподобный. Надо. Надо. Надо. Раз. Два. Три. Четыре. Пять".
   В подвале, в позе лотоса, находились монахи АУМ, возле печи - маленький мужчина и усатая женщина. Далее - Маржан и Талиб Уралович. Пылала жаром кирпичная печь. Семинар заканчивался.
  
   12
  
   Маленький мужчина переоделся, помыл руки в ванной, прошел на кухню. На столе стояла водка, одной бутылки стало не хватать - к вечеру прикупал вторую. Налил стакан, опрокинул в себя, и, закусив пряником, отправился на диван. Возле дивана на тумбочке находилась серебряная, начищенная до блеска гордость: самовар с вензелями: "Её Императорскому Величеству, государыне всея Руси, Екатерине Великой от благодарного тульского купечества". За раритет откалывали пять штук баксов -мужчина продавать не торопился, считая, что в России дадут больше. Самовар, отсвечивая от телевизора, бил лучом, но передвинуться лень, и мужчина, щурясь, пялился в телевизор.
   По "ящику" искал порнуху, ни по одному из тридцати двух каналов не нашел. Остановился на НТВ, на фильме о преступниках. Сосны, березы, ели, лай овчарок, окрики автоматчиков...
   Когда-то в сибирском лагере держали и политических, и уголовников, но с середины восьмидесятых политические исчезли. Остались те, кто получал большие сроки, их везли со всей России.
   В бараке жужжали комары, раздавались сопенье и храп, в окошко заглядывала луна.
   Килька, лежа на животе, шептал в ухо соседу по юрцам, зековской кровати:
   - Я еще на экзамене, когда слушал приговор, решил юхонуть. Не получалось, а мыслишка сверлила. Волна у меня! Теперь, когда есть возможность, ты бубнишь - не надо!
   - Дурилка картонная! - отвечал тот. - Я потом задумался: зачем мы им? - сосед заёрзал, подсовывая подушку под подбородок. - Зачем нас позвали? И кто - авторитетные воры! Сквозили бы сами! Так нет! Не догадываешься? Зачем?
   - Чего тут догадываться... Сибирь большая, а вчетвером линять легче. Дело верное, продуманное. А не получится - хер с ним! Наше место - участок номер три.
   - Горшо-ок... Я на участок не тороплюсь. И гопать по тайге - не у фуцана шкаренки покупать. Сколько до города километров? То-то! Два месяца пёхом, если не поймают. Там ведь рябую не вызовешь. А жрать? Сухари кончатся через неделю.
   -Сизый, ты на что намекаешь? - Килька подтянулся на юрцах, прислоняясь к дужкам.
   - Правильно подумал! Мясо им нужно! Бараны! Сначала зарежут тебя, а потом меня. Или наоборот! На корм мы им нужны!
   - Ну, ты... Гонишь ты, Сизый... Да гонишь ты...
   - Не слышал такие истории? Качанном покрути, обрати внимание, что люди балаболят. Четыре года назад побег был, тоже двоих прихватили. Когда повязали, одного успели съесть.
   Килька эту историю знал, её рассказывали новичкам, прибывшим с большой земли. Свесил голову с кровати и уставился в крашеный пол, замолчав. Потом возразил:
   - Я и говорю. Тогда наше место - участок номер три. Но оставаться здесь не могу. Дуркану я, Сизый. Понимаешь? Гнать начинаю. Дёрну, а там - как карта ляжет.
   Сизый в темноте отогнал комара.
   -Я - пас. В этой колоде тридцать шесть тузов и не наши.
   -Чё ж соглашался?
   -Дурак был!
   -Дурак... Смотри, они могут в доску пустить! Чтобы молчал окончательно! Свидетель! - предупредил Килька.
   - Знаю! Думаю загаситься в трюм. Там не достанут. А ты решил? - спросил Сизый, потирая слезящиеся глаза. Глаза слезились всегда, то ли от конъюнктивита, то ли от аллергии, то ли еще от чего, и лечение не помогало. - Э-эх! - Рубанул воздух и отвернулся.
   Килька с Сизым друзья, жили в одном дворе, вместе крали водку в комках. Потом Сизого замели за воровство икон в церкви, а Килька устроился санитаром в психбольницу. Проработал полгода, и вот, в обеденный перерыв, пока бухгалтер отлучилась в туалет, стянул деньги лечебного заведения из открытого сейфа. Набил пачками карманы - сторож с бухгалтершей на пороге! От неожиданности Килька двинул старику между глаз, а ему много не надо: откинулся дед. Он, ветхий, и без того на ладан дышал. И вот тебе - встретились с Сизым на зоне!
   - У тебя червон, а у меня двадцатник. Разница! Нет, Сизый, надо менять судьбу. Дерну на юга, в Чимкент. На персики, урюк, на виноград. - размечтался Килька, и в темноте глаза заблестели. - Люблю смуглых баб. Казашки - они же как японки! Красивые сучки! Мне, Сизый, Сибирь не по масти. Слышал я в Бутырке от фраера, будто в Чимкенте круглый год тепло. Туда хочу!
   А утром, и правда, Сизого засадили в карцер, сумел, значит, откосить от предлагаемого побега. Воры заподозрили неладное, в шторм ударились: не ссученный ли босяк Сизарёк, но, видя готового на все Кильку, успокоились, и план менять не стали.
   Удивительно, а побег прокатил как по маслу, этого не ждал никто.
   Охрана не особо тщательно проверила выезжающие подводы крестьян, снабжающих припасами лагерную кухню. Разомлевшие и взмокшие от жары сырматы и автоматчики лениво перешучивались с поставщиками, выпуская за ворота. Да и не верил никто, что после знаменитого побега, о котором слава катилась по тюрьмам и лагерям, снова найдутся придурки и ударятся в бега. А главное, в честь православного праздника, в нарушение Устава, приказов и инструкций, караул приобщился к крестьянской самогонке.
   План был до смешного прост. Разгрузив мешки с картофелем, требовалось лечь на дно, укрыться брезентом и притаиться. Хозяин телеги запросил дорого, но гарантировал качество. Знал, в какой день понизится бдительность охраны, и день настал.
   Они тряслись по ухабам развороченной дороги. Свобода!
   Вскоре возница остановился, сдернул брезент и скомандовал:
   -Приехали! Я от села крюк сделал пять километров. Давай братва, пошевеливайся, пока не начали искать!
   Те спрыгнули с подводы и по пояс оказались в осоке, на краю поляны росла крапива. Килька забежал за куст, сделал по-маленькому, и, задев рукой за махровую ветку, радостно выругался. Рука покрылась пятнами.
   Воры с телеги доставали мешочки с припасами.
   -Ну, Семёныч, родина тебя не забудет!
   -Она-то не забудет... - Семёныч похлопывал коня по гриве и ждал, пока беглецы выгрузятся. - А вы бы еще пару сотен прибавили, за благополучие?
   Воры рассмеялись.
   -Договор дороже денег! Что ж ты жадный такой, Семеныч? Мало тебе откатили?
   -Мало ни мало - лишним не будет. А я вам и сальце в дорогу, и самогоночки, яички вареные...
   Воры отошли посовещаться. Затем Килька двинулся к стареющему, но, видимо, не нажившему ума Семёнычу.
   -Ладно. Двести так двести. - Залез в штаны и вытащил доллары. - Отдавай тормозок.
   Тот снял подвешенную к борту хозяйственную сумку, раскрыл, показывая содержимое - сверху покоилась бутыль мутной жидкости.
   -Ништяк! -захлебнулся слюной Килька. - Вмажем!
   Семеныч забрал деньги и собрался прыгнуть в телегу. В этот момент сверкнула заточка, Килька изловчился и, подпрыгнув, вонзил её в спину Семенычу по рукоятку. Тот ойкнул, цепляясь за борт, стал оседать.
   -За что?..
   Килька нанес второй удар, один из воров оттолкнул Семеныча от колеса.
   -Атканай, Килька, хватит ему.
   Убитого обыскали, забрали деньги, распрягли телегу, втроем взобрались на коня, и отпустив поводья, хлестнули хворостиной по боку.
   -Но-о!
   Четверо суток продирались через валежник, сухостой, иногда спрыгивали с коня и, ведя под узды, шли по холодным ручьям. Если погоня - труднее взять след собакам. На пятый день решили урезать пайку и экономить припасы, на шестой - послышался далекий, будто муха жужжала на окне - рокот вертолета. Наломали веток, прикрыли привязанного конягу, и сами притаились. Вертолет летал до сумерек, к нему присоединись еще несколько, но до беглецов так и не добрались. И весь день пролежали они в яме, выли и лезли под брюки, под рубашки, черные комары, голодные и злые. Килька многое выдерживал, но комаров боялся, кожа от укусов становилась волдыристой, из расчесанных вулканчиков сочилась жидкость. Он изнемогал, к тому же несколько ночей, помня разговор с Сизым, - не спал, вскакивал при каждом шорохе. А воры, то один, то другой, ходили за лиственницу отлить.
   -Килька, чё не спишь? - пробурчал один, вернувшись и укутываясь в осоку, нарезанную вечером: после захода солнца становилось холодно.
   -Да сплю я. Сплю. - отвечал он, размыкая веки.
   Странное поведение не осталось незамеченным, и воры решили за ним присмотреть. Не задумал ли чего придурок? Хорошо, конечно, иметь в тайге доктора, мало ли что в побеге? Все-таки санитаром работал. А так - врач под рукой, первая помощь и так далее... Но доктор беспокойным стал, дергается, как шмель на иголке. И днем, и ночью косится, афиша пухлая, невыспанная. Не-ет, явно замыслил недоброе, и задача воров - агальчить ему, помешать замыслам.
   -Я же вижу, не спишь. Замерз что ли? Иди к нам, спина к спине - теплее будет.
   -И так не холодно. Разве это холод? - и свернулся калачом, уткнув нос под пиджак, направляя туда дыхание.
   Встретили рассвет: ворочаясь, мучаясь и боясь заснуть. Поднималось солнце, когда замолк филин, рядом раскуковалась кукушка. Килька загибал пальцы, подсчитывая количество обещаемых птицей лет. В девятый раз идя по кругу - сбился и плюнул: врёт! Больше девяноста ему не прожить. И надо ли? Не хотелось становиться старым, сморщенным, немощным и никому не нужным. Перспектива оказаться в доме престарелых не радовала. Перед глазами проплыл убиенный сторож-дед.
   Опять на востоке летали вертолеты, опять нельзя пробираться вперед. Стреноженный коняга жевал траву и хрипел. На водопой водили его к озерцу, метрах в тридцати от стоянки. Намочив копыта у болотистого берега, он с шумом сосал заиленную воду.
   Воры негодовали.
   -Обложили пидоры! Двое суток тайгу чешут!
   -Ноги надо делать, чего сидеть? Линять надо!
   И сами себя остужали:
   -Как линять, когда вертушки висят?!
   Килька молчал. Жратвы - крохи. Пробовали собирать костянику, блуждали вокруг лагеря, да разве насытишь желудок парой горстей ягод?
   И снова ночью плакали филины, снова воры секли за Килькой, а он за ними, и все уморенные, забылись под утро.
   Кильку разбудил гул, идущий с востока. Земля дрожала, гул приближался, в воздухе пахло паленым. Лесной пожар! Вот отчего кружили вертолеты, а они думали - погоня! Проскочили несколько зайцев с лисами, за ними пяток кабанов. Гул превращался в рев. Очумев, Килька запаниковал, бросился за зайцами, но оглянувшись - увидел стадо лосей, наступавшее ему на пятки. Не помня себя, успел вскарабкаться на сосну, а взбесившееся стадо уже неслось под ним. Дымом наполнилась тайга. Сосну качало от сотен лосиных туш.
   Все стихло, но Килька дрожал на дереве от страха, обхватив ствол, не решаясь слезть. А когда слез и пробрался к стоянке, обнаружил грустную картину. Воры лежали возле ямы, затоптанные во сне, конь под ветками был еще живой, шевелил мордой и хрипел. "Косит лиловым глазом" - вспомнилась популярная песенка. Огонь наступал, дышать становилось труднее, повсюду - удушливый дым.
   Килька добил животное заточкой, кромсая, вырезал кусок ляжки, уложил в мешок, навьючил на себя и поспешил к речке. Добраться до железной дороги!
   ...Самовар по-прежнему посылал лучики, доставляя неудобство. Надо спрятать от чужих глаз. Хотя - каких глаз? В квартире никого, а Соня уехала к родителям в Комсомольск-на-Амуре.
   Килька встрепенулся, направил пульт и заново стал искать порнуху. Было темно, не грели батареи, он поднялся, накинул штормовку, и пошаркав на кухню, опрокинул еще стакан водки.
   Спать. Завтра опять смена, опять дежурство.
  
  
   13
  
   Странно это, странно. Борис повернул ключ и закрыл дверь. Странно и не понятно. Прошелся по комнате, внимательно разглядывая, будто в первый раз. В серванте нетронутые рюмки, тарелки, возле них - "Капитал" Карла Маркса, эротические книжки. Пожелтевший еженедельник "Шара-бара" свешивается с шифоньера как прежде. Никто не заходил? Странно. Где тогда самовар? Что скажет Васька Арбаков, когда выпишется? И в больнице странно. Дважды Борис, после шести вечера, пытался найти Ваську, но его не пускали. Говорили - не поступал такой. Правда, Борис находился в состоянии, что пускать - лучше не пускать. Но сегодня был трезвый! Проверил с дежурным врачом журнал регистрации - не поступал Васька! Что значит не поступал? Он собственными глазами видел: забрала "скорая помощь" и повезла в больницу. Может в другую? Надо найти врача, шпендика того, и узнать: куда Ваську Арбакова положили. Человек не иголка, найдется. Но куда самовар делся? Так. Что было вчера? Вчера с Асимой отдохнули в заведении на Байтурсынова. После затяжной зимы - проклёвывалась весна. Вчера грелись на солнышке, наблюдая, как каплет с крыш, и потихоньку выпивали. В общем, нагрелись. Как говорится - здесь помню, здесь не помню. Куда потом делась Асима? Куда-куда... На кудыкины горы! Ха! Воровать помидоры!
   Борис потер лоб, вздохнул.
   Может, она самовар увела? Зачем он ей? А приходили разве сюда? Может, и приходили. А может, нет. Кто знает. Вот, если бы Асима сказала... Её, кажется Асимой зовут... А может, и не Асимой... Чернявенькая... Сима... Хиросима... Керосина... Нет, точно, Асима. Он на неё глаз положил, смазливая и бойкая, контактная такая... Ну, выпивали... Сколько выпили? Как отшибло все. Приходили они сюда? Сидели на Байтурсынова, на улице, столик такой, ножка шатается. Капель была! Во! Это да. За шиворот капало. И опять тучи налетели! Снова снег обещают. Пропади эта зима!
   Или, пойти на Байтурсынова, если Асима появится, у неё распросить? Что да как? Узнает он её? А чего не узнать? Женщина видная, сразу определишь.
   Борис повел взглядом. Ну, нет самовара! А вчера был? Вот позавчера - точно был! Сто пудов! Возле него спички лежали, так он прикуривал. О! Спички на том самом месте...
   Опять вздохнул. Вышел, повернул ключ в двери и дернул: закрылась? Закрылась.
   В кафешке сидели пара человек, выпивали. Борис поморщился: от спиртного тошнило. Остановился возле окна, заказал водки и с отвращением проглотил - полегчало. Асимы не было. А память начала возвращаться. На квартиру они не ходили. Асима жучкой оказалась: пить пила, а дать не дала. Стерва! Подливала и подливала, за его счет, пока крыша не съехала, а потом испарилась. Зря поил. Блин! Куда тогда самовар делся? Твою мать! Хотя - какая разница? Васька сам мог забрать. Во! Чего сразу не допетрил? Листья тополя, опадали с ясеня! Умная, между прочим, мысль. Васька приходил и забрал.
   Официант, белобрысый парнишка в фартуке, смахнул крошки со стола и исчез. В окне видно - шашлычник колет саксаул: размахнувшись, лупит чурбаном по бетонным ступенькам. За решеткой железного забора снуют толпы горожан, машины катят по Байтурсынова. Кипит в Шымкенте жизнь!
  
   14
  
   Амана на ментовской Газ-53 привезли к месту преступления, в степь, за ними пыхтел Уазик. Остановились, где обнаружили труп. За колеёй, по обеим сторонам дороги, распустились подснежники. На небе - грозовые тучи, но сквозь них, по краю, пробивалась солнечная полоса. Сумбуль сорвал несколько подснежников, сложил букетик и с интересом вдыхал забытый аромат. Сержанты полицейские топтались возле машин, переговаривались, курили в ожидании действий начальства.
   Сумбуль отбросил цветы.
   --Рассказывай, как было дело. - приказал Аману, а в это время сухопарый старлей снимал на видео.
   Аман стряхнул грязь с туфлей, схватился за бок, постанывая.
   --Мужчину я не знаю. Приставал он к моей невесте пару раз, я приревновал. Подождал и предложил подвезти. А сам убил его.
   --Где это произошло? - спросил Сумбуль, одобрительно кивая.
   --В КамАЗе.
   --А чем убивал?
   --Монтировкой, чем еще...
   --Хорошо, хорошо. Но зачем расчленил труп?
   Аман заплакал, смахнул слезы и вытер опухшие губы.
   --Злой был. Чтобы не узнали - расчленил.
   --Так-так. Вырезал сердце, почки, печень. Да? - Сумбуль кусал карандаш и поощрял.
   --Да.
   --Хорошо. Молодец. Куда все это дел? Скормил, что ли собакам?
   Аман уже рыдал, свесив голову.
   --Скормил, да. Собакам скормил.
   --Потом что сделал? Поехал к родственникам? Алиби заработать?
   --Поехал, да. К родственникам. Алиби.
   Сумбуль в сомнении, в раздумьях топтался вокруг Амана.
   --Стоп! Неправдоподобно! Блядство... Собакам он скормил! Думай, что подтверждаешь! Мы о чем договаривались? Помнишь?
   --Помню.
   --На суде скажешь?
   --Скажу. Да.
   Сумбуль опять пошел вокруг.
   --Ну, смотри, Аман. Ударишься в несознанку - пеняй на себя! И не рассказывай судьям, будто тебя пытали. Не поверят. Только хуже себе сделаешь. Понял?
   --Понял.
   --Тебя пытали в ментовской? Били тебя? - Сумбуль угрожающе набычился.
   Аман отвернулся, сглатывая комок, и в сторону:
   --Нет.
   --Смотри на меня! - Сумбуль схватил его, повернул. - На меня! Тебя менты били?
   --Нет!
   Сумбуль вздохнул и обратился к понятым:
   --Слышали? Подписывайте протокол!
   Понятые, получившие по пятнадцать суток мужички, приложились к бумаге.
   Старлей исправно писал на видеокамеру.
   В степи свиристели жаворонки. Порхали бабочки и стрекозы. Через полчаса поехали назад.
   Не успел Сумбуль войти в управление, как дежурный сообщил: вызывает генерал. Дело настолько серьезное и получило общественный резонанс, что из Астаны звонят дважды в день: не укладываетесь в запланированные сроки! Воду толчете, когда появятся реальные результаты!? Министр грозился снять погоны со всех, кто тормозит следствие.
   Генерал, полный мужчина в кителе и штанах с красными лампасами, шагал по ковру взад-вперед смурной и вздрюченный. Не успел Сумбуль открыть дверь - указал на место за столом.
   --Садись!
   Майор торопливо сел, пухлое дело положил под руку.
   --Слушаю, господин генерал!
   --Это я тебя слушаю! Я! Чего вы там топчетесь, как в штаны насрали!? Твой шофер, как его...
   --Аман Бекбергенов!
   --Признался он?
   --Так точно! Протокол подписали с понятыми.
   --Ну так в суд! Какого х-хера тянете!? Ты что, блядь, страх забыл? Мне в Астану что передавать!? Я вас, блядь, научу работать! И газетчики из Алматы покоя не дают. Из "Времени". Дали волю, мудакам! Устрой завтра пресс-конференцию, что ли, сообщи журналюгам - материалы переданы в суд.
   --Есть нюансы, господин генерал.
   --Что за нюансы!? - генерал грозно прикрикнул, останавливаясь напротив Сумбуля.
   --Я, конечно, парня развел, но ведь слепки от шин принадлежат Газели. А он работает на Камазе. И след ноги не совпадает. Там - нога маленького человека. Или ребенка. А Бекбергенов рослый мужик.
   Генерал немного успокоился, поднял руку, останавливая:
   --Хватит. Знаю. Мне что посоветуешь делать? Что докладывать министру? И Генеральный прокурор звонил. Это ведь твоя версия, ты начал её раскручивать! Заднего хода нет. Или ошибка следствия? Я вас, блядь, всех разгоню, а тебя в первую очередь! Три недели нам дали, а месяц прошел! Ноль!
   На пресс-конференции ненужных вопросов не задавали. Были приглашены удобные журналисты официальных газет и телевидения. Один, правда, писака из "Набата" случайно затесался, но и тот помалкивал. В целом до жителей будет доведена известная информация: дело передается в суд, убийца найден и возмездия не избежит.
   Когда Сумбуль освободился от работы, стояла ночь. Перед посадкой в новый Мерседес, купленный на днях у фирмы "Астана-моторс", Сумбуль постоял, подумал, покурил. Комета в небе прочертила кривую и шмякнулась за Шымкентом. На юге часто падают звезды.
  
   15
  
   Мартовский день принес тепло. Ветерок, правда, толкал по небу облака, теребил макушки кленов, но дуновения были нежными, ласкающими кожу. Озеро казалась спящим, подкатывала к берегу ленивая волна и лениво сползала с него. Стив, обняв Кэтти за плечи, подчиняясь окружающим ритмам, волочил ноги по гальке. Иногда они приезжали побродить в окрестностях, разрядиться. Или, как говорил Стив, "заземлиться". Живя среди стекла, бумаг, пластика - человек получает электрический заряд, отрицательно сказывающийся на здоровье. А сбросить его - надо заземлиться. Они петляли около часа, разговаривая о том, о сём.
   Стив приложил нос к волосам Кэтти, вдохнул аромат, смешанный с запахом Эри.
   --Ты грустная...
   --Подожди. Разгуляюсь.
   Свободной рукой Стив залез в плащ, достал Мальборо, Кэт помогла прикурить. Затянулся и выдохнул через плечо.
   --Кэт, скажи правду. Зачем я тебе?
   --Вопрос хочу вернуть. Ты талантливый, умный, знаменитый. А я? Домохозяйка. - она уткнулась ему в грудь.
   --Не уходи от ответа.
   --Не ухожу. Просто чувство вины.
   --Опять? Я не об этом.
   --А я об этом. Не могу сделать тебя счастливым и думаю об этом.
   --Я счастливый.
   Ветерок понес дым в лицо Кэтти, она отмахнулась.
   --Стив. Я люблю тебя и - сердце не проведешь. Думаешь, не вижу, как смотришь на детей? Может, развестись? Зачем я тебе?
   --Ты мой воздух. Вода. Небо. Ты - моя жизнь. Я без тебя ноль. Все, что делаю - для тебя. - прошептал он ей в ухо.
   --Сутками пропадаешь на работе. Мне скучно. Тоскливо. Я боюсь потерять тебя. Я измотана.
   --Работа - это работа. Предположим, брошу. На что жить? Невозможно: без работы это буду не я. Думаешь, мне непонятно твое состояние? Давай сделаем попытку, обратимся к народным средствам. А не поможет - возьмем ребенка на воспитание.
   Кэтти кусала губы, Стив прижал её к себе.
   Они плелись меж кленов, из травы выглядывала садовая скамейка.
   --Присядем? - попросил Стив. - Устал я.
   На скамейке лежала кем-то оставленная газета "Курьер". Стив пробежался глазами по анонсу новостей. Что пишут соотечественники из России? Русской прессы в Америке хватает, но Стив читал именно "Курьер". В номере сообщали, что в Нью-Йорке из-за дождя остановился транспорт. Раскрыл нужную страницу и прочел:
   "В среду в Нью-Йорке прошел короткий сильный ливень, сопровождавшийся смерчами. 3 дюйма (76 мм) осадков парализовали работу метро, автотранспорта и аэропорта, приведя в недоумение тысячи пассажиров. В час-пик подземка практически не работала, потому что насосные станции не успевали откачивать воду. Некоторые пассажиры метрополитена полдня добирались до работы. Это уже третий за 7 месяцев случай остановки работы подземки из-за дождя. Вновь разгорелись споры об эффективности ее дренажной системы.
   Вода также стояла в тоннелях автомагистралей и на взлетно-посадочных полосах аэропорта. Авиарейсы пришлось отложить более чем на час. В Бруклине торнадо повредил не менее 40 домов. Ураганный ветер наклонял деревья и сносил крыши".
   Кэтти, ничего не понимая, следила за его губами.
   --Мне нравится твой русский. Хотя вокруг твердят, будто все русские - мафиози - я знаю, ты не такой. Да?
   Стив отложил газету.
   --Люди идут на преступления не оттого, что сами по себе мерзавцы и садисты, а так сложились обстоятельства.
   --Не согласна. В одних и тех же обстоятельствах разные люди поступают по разному. Я смотрела передачу о пожарных Кливленда, там белая женщина спасла черных детей от огня. Правительство дало ей награду. Но дело не в этом. Мужчины, соседи этой женщины, не бросились в горящую квартиру, они наблюдали за её действиями издалека. А ты говоришь обстоятельства. Большую роль играет воспитание и личные качества. Она при экстремальных обстоятельствах оказалась на высоте, они - нет.
   --Ты права. Но ведь, проявить геройские свойства женщине позволили обстоятельства. Если бы не возник пожар, никто бы о ней не узнал.
   --Конечно. Но все же обстоятельства вторичны. Впереди воспитание, личность. Готовность совершить подвиг.
   --Я знаю случаи, когда воспитанные, смелые люди, при создавшихся обстоятельствах, становились трусами. Превращались в ублюдков, думающих о собственной шкуре. Лет восемьдесят назад Россия провалилась в средневековье. Прославленные военные - маршалы и генералы, ползали в ногах у палачей. Беда: в России мало что изменилось. Как и на её окраинах. В этой стране восточную свирепость начали прививать к западной цивилизации. Какой мутант вырастет - не знаю. Но мы скатились в политику, я её не особенно люблю. Это часть русского менталитета: начать за здравие, а кончить за упокой.
   Стив перевернул страницу "Курьера", но отвлек мобильный телефон. Долго валандался, пока ответил.
   --Слушаю!
   --Стив? Привет! Это я, Робертсон!
   --Робертсон?
   --Я из Казахстана! Дурацкая связь!
   Стив крепче прижал трубку, чтобы не слышала Кэтти.
   --Что ты хочешь?
   --Предупредить. Мы везем товар пациенту из прикаспийской республики. Легкие - высший класс! Самолет через десять минут. Прибудем в Вашингтон, оттуда в Чикаго, а по пути, на пару часов, к тебе, в Кливленд. Подготовь деньги, дружище, в этот раз нет времени, не будем встречаться в таверне. Жди в аэропорту!
   --Хорошо, хоть не в подворотне. - пробурчал Стив и дал отбой.
   А прежде, бывало, встречались в таких богом забытых дырах!
   Кэтти взяла его руку с телефоном.
   --Опять этот гангстер? Что у вас общего? Он же бандит!
   --С чего ты взяла? - в который раз, как бы удивился Стив.
   --Лицо бандитское! А эти, дружки его? Разве не похожи на уголовников?
   --Успокойся, милая. - Стив ладонью провел по её щеке. - Обычный бизнесмен. Пусть тебя не пугает вид. Не красавец, и что? Как врач хочу отметить: замечаю за тобой повышенную нервозность. Признаки астении. Раздражительность, неустойчивое настроение, нарушение сна. Если с утра более-менее вменяема, то к вечеру, бывает, с тобой невозможно общаться. И потом - перестань пить! Каждую ночь являешься пьяная, да еще с этим макаронником.
   --Валентини?
   --Вот именно. - Стив поморщился от досады.
   --Валентини мой таксист. Он провожает меня.
   --Знаю я этих таксистов. Сегодня провожают до дома, а завтра до постели. - ворчливо заметил Стив.
   Кэтти разулыбалась.
   --Ревнуешь? Правда ревнуешь? Скажи! - она развеселилась, и, захватив его рот, поцеловала взасос.
   Стив вырвался из объятий, еще более раздосадованный, что раскушен.
   --Еще чего! К этому итальяшке? Хо-хо! Грасио, синьор Валентини! - передразнил, вспоминая, как она благодарит шофера. - И вообще! Оставим этот разговор.
   Стив поднял газету и начал переворачивать страницы, Кэтти с улыбкой прижималась плечом.
   --Смотри! - Стив отметил ногтем нужную заметку и прочитал не без гордости, переводя на английский. - Наш город лучший в Америке! "Первые десять мест достались городам Австралии, Канады, Австрии и Швейцарии. В двадцатку лучших вошли почти исключительно города Европы, Северной Америки и Австралии. Сделано только два "исключения" - для японских Токио и Осаки. Самые благополучные в Африке Претория и Йоханнесбург поделили 85-е место. Что касается Азии, то самым рейтинговым после Токио и Осаки оказался Гонконг (41-е место). За ним следуют Сеул и Тайбэй. Китайские Пекин и Шанхай расположились в восьмом десятке списка "конкурсантов". Лучшими городами США названы Кливленд и Питтсбург - они поделили 26-ю позицию".
   Кэтти дослушала и предложила:
   --Давай отметим в ресторане.
   --В ресторан сходим, время к обеду. - согласился Стив. - Но пить не позволю. Куда пойдем? Мне нравится у Шнайдера, там серьезная публика и неплохая кухня. У Агранова тоже неплохо, для молодежи.
   --Лучше в "Night Town" на Cedar roud, у них отличный джаз, а ты знаешь, как я к нему отношусь.
   --Ты обожаешь джаз. - Стив чмокнул Кэтти, поднимаясь со скамейки.
   Казахстан... Казахстан... Это, получается, в пятницу? Робертсон действительно, штука та еще...
  
   16
  
   За забором в микрорайоне "Терискей" стоял двухэтажный особняк. На шезлонге у бассейна лежал хозяин Глеб Будный. Жаркая весна действовала изнуряющее, он часто окунался, смывая пот, встряхивался и освежался. Рядом, под зонтом, сидел проверенный монах АУМ СЕНРИКЕ - Талиб Кадырбеков. На вид Талибу лет тридцать пять, мужчина средней полноты и роста, в черных брюках и светлой рубашке. Он являлся руководителем внутренней и внешней безопасности секты, говоря военным языком - начальник разведки и контрразведки.
   Нелегальное положение обязывало соблюдать правила конспирации. В Кзыл-Орде в 2005 году КНБэшники арестовали большинство монахов, но не всех. Часть бежала, и после проверки примкнула к шымкентским братьям. Поводом для гонений стал арест адепта, работавшего на Жанакурганских урановых разработках. Много любопытства и неосторожности проявлял он, разузнавая о технологической цепочке производства, и особенно сбыта радиоактивной продукции. За ним установили слежку, прослушку, выявили связи, и в результате КНБ в пресс-релизе сообщила следующие факты. Секта планировала отравить Сырдарью, и тогда населенные пункты ниже по течению, до Аральского моря, могли остаться без воды. В том числе Байконур.
   В соответствии с учением Преподобного Учителя Сёко Асахары, урожденного Тидзуо Мацумото, подданного Страны Восходящего Солнца, секта готовилась к концу света. У Гуру в кабинете висели портреты Адольфа Гитлера, вождя, у которого он черпал дух, мысли и идеи. Для осуществления замыслов сектантам не хватало ядерного материала.
   В середине девяностых японская полиция задержала сектанта, а при нем секретную документацию с ноу-хау по обогащению урана для атомных станций и ядерных бомб. В ходе следствия выяснилось - документы вывезены из России. Из России можно вывести все. В марте 1995 г. в программе "Совершенно секретно" был показан фильм о купле-продаже расщепляющего материала в центре Москвы. Асахара получил желаемый эффект: привлек внимание стран и России, люди услышали его прорицание о конце света, связанного с ядерной войной. Для этого создавал оружие массового уничтожения. Сам он планировал остаться в живых, построил противоатомное убежище. Приготовил антидоты - лекарства от нервно - паралитических газов. Учитель собирался властвовать миром.
   Японская газета "Иомиури" писала: "Имущество "АУМ" на момент происходящих событий оценивалось в 2,5 млрд иен. Асахара оказался обладателем земельных участков площадью 136 тысяч квадратных метров, 16 зданий: в Токио и в десяти префектурах страны".
   Будный провел рукой по лысой, как мяч голове, вытирая капельки пота, накрылся влажным полотенцем и поднялся.
   --Что будем делать? - спросил так же поднявшегося Талиба.
   --Я предупредил - пусть упадут на дно. Никаких контактов, только работа. Мы сами с ними свяжемся.
   --А что хотел алкоголик? Зачем его ищет?
   --Учитель, у нашего Виталия бзик: не может пройти мимо красивой вещи. Вернулся в квартиру и стащил самовар. Алкаш следил за квартирой, и когда самовар пропал - стал искать дружка. Приходил в больницу, в скорую помощь. Как бы не наделал неприятностей.
   Будный задумался. Сложив ладони, прочитал молитву, которую повторял на все случаи жизни:
   --Да буду я проводить Спасение как слуга
   Всевышнего Бога Шивы до тех пор,
   Пока все души не войдут в Махаяну, и
   Да буду я последней душой, вошедшей в Махаяну.
   Талиб молчал, склонившись в поклоне. Будный закончил и обратился к нему:
   --Наблюдение не снимайте. Нужны средства. Этот инцидент не кстати. Когда отправили товар в Америку?
   --Вчера Учитель. Все чисто. Люди в министерстве иностранных дел сработали добросовестно. А сопровождал груз американский представитель. Робертсон. Ни одна таможня не придерется.
   Будный медленно пошел вдоль бассейна, Талиб рядом.
   --А Виталия надо наказать. Мы не воры. Мы несем Дух Истины. Кстати, если самовар старинный, значит дорогой. Почему он не сдал его в кассу? Это проступок. Значит, не накапливает Заслуг. Что говорит заповедь "не кради"? Если человек охвачен жадностью или крадет вещи у людей, то причиняет им боль. В конце концов привязывается к миру грубого измерения, поскольку все, что украдено - материально. Не сможет получить опыт других миров. Необходимо соблюдать заповедь "не будь жадным, не кради". Виновен!
   Они остановились.
   --Жарко, Талиб. Иди, я поплаваю.
   Тот попрощался и удалился. Будный поплескался в воде, брызнул ногой в монахинь, вылез под зонт, где сидел Талиб. Взял с подноса персик и запустил в него зубы.
   Килька. Сколько прошло лет? Кажется, это было в девяносто третьем. Вечер. Звездный бульвар. Пусто, ни души. И вдруг:
   -- Эта, слышь, братан, можно тебя?
   - Да.
   - Слышь, братан, а чё ты так выглядишь странно?
   - В смысле странно?
   - Ты чё, смысловой в натуре? Хули у тебя голова бритая? Оглянись назад, у всех челки крашеные, а у тебя? Чё бреешься? Ты вообще чё слушаешь?
   - Ну, астральную музыку слушаю...
   - А чё, нас не уважаешь? Слышал Аркадия Северного, Круга? Ты где живешь вабще?
   - Здесь, на Звездном бульваре...
   - Кого знаешь? Ты в курсах - если пропи*дишься, начнешь страдать прямо сейчас?
   - Ну, кого... Диму Сигачева знаю...
   - Чё?! Слезы щас ронять будешь! Нет такого авторитета! И не было!
   Короткий Килька перемигнулся с парнями, начавшими окружать Будного.
   Ситуация накалялась, но шум засекла служба безопасности АУМ. Бывшие работники КГБ скрутили уличную шпану, затащили в полуподвальный офис. Так произошло знакомство с Килькой. С Виталием. А когда в 95-м ушли в подполье и разлетелись по миру - Виталий устроился в психбольницу, где и совершил убийство.
   Наказать его, конечно надо. Но не особо, для приличия, в назидание монахам: жертвуйте! Все же человек в бегах. В розыске. Делает грязную работу. Таких людей нехватка, секта нуждается в деньгах. Как выживать?
   Будный дожевал персик, вздохнул и снова лег на шезлонг. Женщины готовили зеленый чай с мятой.
  
   17
  
   Генеральский БМВ выехал за ажурные ворота Южно-Казахстанского областного ДВД, по улице Желтоксан проскочил до светофора, свернул на Рыскулбекова, затем на Иляева, Момышулы, Тауке-хана, и остановился напротив областного акимата. Если приглядеться, то за затемненными стеклами видно было, как генерал открыл портфель и перебирал бумаги.
   После двухмесячного перерыва опять нашли распотрошенный труп, опять никаких улик, не за что ухватиться. А шоферу КамАЗа за это время впаяли по максимуму, как теперь оправдываться? Не из тюрьмы же он сбежал, совершил расчлененку, и снова вернулся!? Кендицкий из "Времени" кажется, что-то затевает, не возьмешь трубку - звонит замам. Даже министру покоя не дает. А его статьи, говорят, читает президент.
   Хуже всего, когда местные лезут, мешают следствию. Если честно, чихать бы ему на Ишимбаева. Но чихать не позволяют правила игры.
   Генерал вошел в акимат, дежурные полицейские вскочили, отдавая честь, он махнул, чтоб не напрягались, и поднялся на второй этаж. У Ишимбаева в приемной вежливо отодвинув секретаршу, подставил грудь под струю холодного воздуха: на стене бесшумно работал кондиционер.
   --На месте? - кивнул на дверь, и повернувшись, не дожидаясь ответа, взялся за медную ручку.
   --Ждет вас. - вдогонку сообщила та.
   Ишимбаев рассказал: из Алматы едет делегация объединенных оппозиционеров. Гости нежелательные, поэтому необходимо как следует встретить и проводить. Они оплатили зал во дворце Металлургов, нужно сделать так, чтобы у металлургов пропала охота сдавать в аренду помещение всяким там... Пусть объявят - на этот день назначен семинар председателей сельских кооперативов. Впрочем, это задача служб акимата. А полиции необходимо следить за порядком, ну и... Аким сейчас в Астане, но лично просил передать... Чтобы-ы... Чтобы-ы... Генерал понимает...
   Генерал понимал. Порядок будет обеспечен.
   --И вот ещё что. - Ишимбаев несколько помялся, но выдал напрямую. - У вас ведь есть люди со специфическими наклонностями? Как в прошлый раз нельзя похулиганить? Слегка, слегка. Ну, там, пошуметь, покричать. Пусть газетчики снимают, пишут - не все на юге за оппозицию. Это надо подчеркнуть и доходчиво донести. С вашей помощью, разумеется. Побольше полиции, но одеться лучше в гражданское.
   В прошлый раз действительно пошумели. Разбили видеокамеру, некоторым оппозиционерам расквасили носы - вся казахстанская пресса облизывала пальчики, смакуя подробности. Переборщили. Так не было задумано, просто эти люди, со специфическими наклонностями, вышли из-под контроля, увлеклись.
   Генерал кивал головой, соглашаясь, хотя лицо оставалось непроницаемым.
   Ишимбаев старался заглянуть ему в глаза, но тот уткнулся в лакированный стол и неслышно стучал костяшками пальцев по приготовленной папке.
   --Ну, последнее. - Ишимбаев вытащил несколько зарегистрированных в общем отделе писем и положил возле генерала. - Жалуются на ваш департамент. Родственники шофера Бекбергенова во все инстанции пишут: невиновного осудили. Генеральную прокуратуру, Верховный суд - всех бомбят. Из Канцелярии президента нам спустили письмишко. Вы там разбирайтесь, не мешкайте. Опять убийство, расчлененка. Маньяк, что ли завелся в Шымкенте? Этого только не хватало. Составьте себе планы, мероприятия, сроки... Отчитаться надо.
   От Ишимбаева генерал вышел почти взбешенным. Планы, мероприятия, сроки! Все через жопу! Отчитаться надо! А тут еще несколько полицейских полковников написали во "Время" о вымогательстве взяток. И материал на всю первую полосу! Читайте! Просто удивительно, как Ишимбаев опять не клюнул его за полковников, видимо заботы с оппозицией выступили на первое место - некогда. Начальнички районных отделов возроптали: везде мзда. А сами, видишь ли, целки! К их белым ручкам ничего не прилипает - жалуются! Ну, погодите, я вам, блядь!.. Пусть только министерская проверка закончится. Тут еще дело врачей, СПИД... Ну, да, фактов, что виновны именно те, кого осудили - нет. Получается, сто с лишним детей умирают медленной смертью, и никто не виноват!? Если нет конкретного виновного - виноват начальник, допустивший халатность в ведомстве. Сейчас ссылаются на то, что в Ливане отпустили врачей по идентичному делу. В Ливане, милые мои, прежде чем выйти на свободу, они отсидели уже по восемь лет на предварительном следствии! И кроме того - их простили родители, получившие по миллиону долларов за каждого зараженного ребенка. Выдайте нашим по миллиону!
   Генерал прибыл в дивизион, прошел в кабинет, бросил папку и попросил кофе. На что, на что - а на здоровье жаловаться не приходилось: кофе он пил, как говорится, ведрами. Зато не курил и не терпел запаха алкоголя. Давно, когда был старшим лейтенантом, жена погадала ему, заглядывая в чашечку, и что самое смешное - все сбылось! Просто до мелочей! В следующий раз такого успеха она не имела, но пораженный муж, захваченный новым занятием, раз за разом сам научился отыскивать на дне фигурки и определять их значение.
   Кофе принесли через десять минут, генерал выхлебал его с удовольствием, подождал, пока посудина подсохнет, и заглянул внутрь. А ничего хорошего, одна чернота. И сейчас, и впереди - неприятности.
   В дверь постучали, на пороге появился помощник. Генерал поставил стакан возле сахарницы.
   -- Что?
   -- Приемный день. Жена и мать Бекбергенова просят встречи с вами.
   --А-а... ?олдау тобы... (Перевод: группа поддержки). Я занят. Хотя, давай! Ерекшелiк ретiнде. (Перевод: в порядке исключения).
   Разговор состоялся не из легких, женщины требовали провести более тщательное расследование. Весь аул может подтвердить: Аман Бекбергенов приезжал в день убийства, установленный экспертизой, к родственникам, привозил барана и до следующего утра находился среди родни. Генерал ссылался на суд, только он может отменить или изменить приговор, надо обращаться туда. Посетительницы были настроены решительно и пообещали добиться справедливости.
   Когда они вышли, генерал нажал кнопку внутренней связи.
   --Сумбуля ко мне! - и принялся вновь рассматривать кофейную гущу.
  
   18
  
   В последние дни Бориса одолевала беспричинная тревога, беспокойство. Не на что выпить? Плохой сон? Да. Но не только. Вчера вернулся домой - дверь отперта. Кто мог её открыть? А то, что перед уходом он её закрыл - сто пудов! Еще и заклеил волосок пластилином, так, чтобы контролировать несанкционированнае вскрытие квартиры. Как прежде - стал подозрительным и осторожным.
   Как прежде... В Нагорном Карабахе неосторожных подстреливали словно куропаток. Кого только не было в их роте! Эстонцы, русские, хохлы, армяне, узбеки, чеченцы, молдаване, один якут и один немец из Кыргызстана. Воевали, пока исправно платили баксы, а как армяне начали хлюздеть - потихоньку рассосались кто куда. Зарплату выдали фальшивыми, не-е, парни, так не пойдет. Связали командира, автомат к башке приставили, попугали - и айда! Правда половина наемников так и осталась в горах Карабаха. Со стороны азеров такая же братва со всего Союза воевала: русские бомбили русских, хохлы - хохлов. Вечная им память!
   А начиналось с того, что в 1989 году призвали его в армию. Служил в Бакинском оперативном полку в Нагорном Карабахе, в дивизии МВД СССР (хорошо запомнился заместитель командира дивизии полковник Мишин) в/ч5478. Когда в 91-м страна развалилась, Борис, уже демобилизовавшись, получил приглашение от армянских боевиков повоевать. Как и многие из его роты, позарился на большие бабки. На гражданке свирепствовала разруха и голод, безработица, возвращаться домой в Шымкент без денег, на шею к пожилым родителям не хотелось. Так, отслужив срочную на стороне азербайджанцев, в боевики подался защищать армян.
   В 1988 году Нагорно- Карабахский областной совет народных депутатов стал добиваться вывода автономии из состава Азербайджана и включения в состав Армении. Такое решение спровоцировало массовые столкновения, которые переросли в боевые действия, а к 1991-му уже шла настоящая война. Советская Армия принимала активное участие в депортациях армян из сел. Как правило, происходило это следующим образом: за два-три дня до выселения, войска окружали населенные пункты, а затем в них входил азербайджанский ОМОН.
   Борис прохаживался по ковровым дорожкам квартиры взад-вперед, заложив руки за спину. Затем залез в книжный шкаф, достал пожелтевший, отпечатанный на пишущей машинке доклад Правозащитного центра общества "Мемориал" под названием: "НАРУШЕНИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В ХОДЕ ПРОВЕДЕНИЯ ОПЕРАЦИЙ ВНУТРЕННИМИ ВОЙСКАМИ МВД СССР, СОВЕТСКОЙ АРМИЕЙ И МВД АЗЕРБАЙДЖАНА В РЯДЕ РАЙОНОВ АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В ПЕРИОД С КОНЦА АПРЕЛЯ ПО НАЧАЛО ИЮНЯ 1991 ГОДА". Перелистал несколько страниц, остановился.
   Межанян Сергей: "...В то время, как я убегал увидел, что у дома Хамперяна Володи собрались солдаты и ОМОНовцы, они заставляли его оставить дом. Жена Володи Хамперян Тагуи заявила, что она не оставит свой дом и в это время один из ОМОНовцев штыком автомата разорвал Володе губу. Володя потерял сознание, а жену его прогнали из дома. В центре села я увидел, что солдаты и ОМОН действуют еще более жестоко, они ломали, разбивали вдребезги вещи, сжигали дома.
   Нанян Тамара Галустовна: "Пятеро военнослужащих и трое азербайджанских ОМОНовцев ворвались во двор нашего дома. Они дулами автоматов втолкнули меня внутрь квартиры и потребовали дать им деньги и золотые вещи. Когда я заявила, что таковых не имею, они перевернули все вверх дном. Когда пришел мой муж, напали на него и стали избивать. Я попыталась вмешаться, но русский военнослужащий выстрелил в меня и ранил в руку. Опять выстрелил, пуля попала в ноги". Муж Т. Г. Нанян и сосед доставили ее в больницу.
   Эрсик Акопкохян сообщила, что была вынуждена бежать из своего дома, когда военные и ОМОНовцы занимались грабежом. Те настигли ее на улице и, нанося удары по голове, потащили к танку. Ей удалось вырваться, однако по ее словам, последствия ударов по голове продолжают сказываться на ее здоровье.
   УБИЙСТВА (село ЧАЙКЕНД). При уводе жителей из села при попытке к бегству был застрелен 30- летний житель Чайкенда В.Назарян. В домах по окраинам жители Чайкенда обнаружили трупы десяти убитых жителей села, а также более десятка раненых. Среди убитых были женщина Минасян Рипсиме около 80 лет, мужчины Ахумян Ванес около 83 лет. Гянджумян Бениамин 75 лет, Сейранян Папик 84 года - люди, в отношении которых заведомо нельзя предположить, что они являются членами вооруженных группировок. Остальные 6 убитых были мужчинами разного возраста. По свидетельствам врачей, тела многих убитых были изрешечены автоматными очередями. Мельсик Гришаевич Согомян был убит топором".
   Борис закрыл доклад, нервно поправил челку.
   Да, сволочей тогда хватало. Чего стоил один Шидлаускас, капитан, "заработавший" на войне, как поговаривали офицеры части - сотни миллионов рублей и несколько килограммов золота. Борис тоже остался воевать за зарплату, но не мародерствовать. Одно дело, когда противник далеко, стреляешь, не видя лица, другое - когда смотришь ему в глаза, убиваешь детей, родителей, жен.
   ...Ночью Борис в составе армянского отряда спешил в село Чайкенд (Геташен). По рации сообщили: азербайджанский ОМОН и части Советской Армии заняли деревню, население просит помощи. А утром, добравшись до места, Борис увидел сожженные дома на окраине села, разрубленные на куски тела, останки детей, окровавленную землю в том месте, где омоновцы болгарками распиливали живых людей, кое-где валялись серпы, которые использовали как инструмент для расчленения. Отряд опоздал на несколько часов, но командир принял решение - догнать. К ним присоединились местные вооруженные армяне.
   В том бою и встретились с Шидлаускасом, с замкомроты по политической части. В сопровождении автоматчиков он переправлял добытое добро на БТРе в штаб. Машина подорвалась на мине, солдат расхерячили в полчаса, а Шидлаускас с саквояжем, наполненным кольцами, серьгами и прочей бижутерией, попал в плен. Когда бежал по оврагу, наткнулся на двоих армян в засаде. Допрашивали его уже ночью, у костра.
   Увидев среди боевиков Бориса, капитан Шидлаускас не удивился: многие переходили из одного лагеря в другой. Но обрадовался - затеплилась надежда, что не убьют.
   --Товарищ старший сержант, вы разве не понимаете, что правительство страны поддерживает Азербайджан? - тихо спросил Бориса, улучив минуту, еще до допроса. - Горбачев разговаривал по телефону с Муталибовым, об этом писали в газете "Куранты". Ведь Азербайджан остается в составе Советского Союза, а Армения откалывается. Она не будет подписывать Союзный договор. - Вы в курсе событий?
   Борис краешком губ, чуть слышно процедил:
   --Я год, как тебе не товарищ. Дрожишь? Я тебя не трону, все же служили вместе. Хотя - какая это служба? Мудаки вы, со своим Горбачевым. А солдат жалко, пацанов сегодня постреляли восемнадцатилетних...
   --Они защищали родину. Это армия.
   --Какую родину? Капитан? Родина у них где-нибудь под Пензой, Рязанью. У меня - под Чимкентом. Но - допустим, защищали родину. А вы, товарищи командиры, что делали в это время? Например, вчера? За их спинами добришко грабили?
   Капитан тихо крякнул, и еще раз.
   --Боря, ты ведь и сам дембельнулся в прошлом году. Сколько тебе лет? - перешел он на "ты".
   --Сколько? Я, капитан, молодой старик. Через месяц двадцать два исполнится. Только будущего нет, одно прошлое. А вот тут, - он указал на сердце, - черно и пусто. Я стал мудрым, как в семьдесят. Жизнь прожита.
   --Ты что? Скоро кончится эта заваруха, поедешь домой в свой Чимкент, женишься, нарожаешь детей. Ты что?
   --Какие дети? Какая женитьба? Мне твои омоновцы отстрелили то, чем... - он опустил глаза. - Я ведь только из Еревана приехал, после ранения.
   --Извини, не знал... Можешь помочь бежать?
   Борис скосился и отрицательно покачал головой:
   --Нет. Ты, капитан, вчера убил женщину восьмидесятилетнюю. Старуху. Есть свидетели.
   Шидлаускас напрягся.
   --А разве армяне не убивают? Не насилуют, не грабят?
   --Насилуют и грабят. Поймаются - тоже ответят. А я свои баксы отрабатываю честно.
   --Сержант, перестань! Ты наемник! Считаешь меня убийцей? Ты такой же, как и я. Убиваешь за деньги! Армяне честнее: они воюют за свою землю. Даже я честнее - выполняю приказ и верен присяге. А у тебя война - заработок!
   --Капитан, не бери на пушку. Я твои агитпроповские штучки помню. Кто приказал тебе убить старуху? Горбачев? Муталибов? Тебя поймали с саквояжем, полным золота. Откуда серьги? Коронки? Когда азербайджанский ОМОН болгарками распиливал живых людей - где ты был? А вся твоя армия? Советская! Мой дед погиб на Курской дуге, но он воевал с чужими, с немцами. А вы? Со своими. Да вы не воюете - грабите! Старух! Бандиты - это вы, Советская Армия и омоновцы!
   --Боря, всего год назад ты служил в этой армии.
   --Я и тогда честно служил, и сейчас. Да убиваю. Да за деньги. Но как на войне, а не на бойне. Против меня в бою вооруженные люди, не убью я - убьют меня. Все честно. И золотые зубы плоскогубцами у мертвяков я не вырываю...
   --Значит, тебе без разницы, сохранится Союз, или нет?
   --Ошибаешься. Я переживаю за страну, но её уже не спасешь. Горбачев твой, конечно гений. Всего за четыре года власти разрушил все! До основания! Подумать только, при царях Россия была от Варшавы до Америки, от Новой Земли до Китая - Порт-Артур, Дальний! Финляндия! Нужно обладать гениальной бездарностью, чтобы потерять все. И хватало ведь наглости ругать царей! Теперь еще Ельцин выискался... Бедная страна! А ты, капитан, свой бандитизм не прикрывай патриотизмом. Здесь не дураки, ничего не поможет. Я вообще удивляюсь, почему ты еще жив. Обычно наши парни эти делишки проворачивают быстро.
   Капитан вгляделся в темень, там появилось новое оживление среди наемников.
   --Не хочешь помочь - дай хотя бы совет! - скороговоркой попросил он, дрожащими пальцами расстегивая пуговицы кителя. - Где мы теперь находимся? В какой стороне наши?
   --Ваши? Там! - махнул Борис на восток. - А совет один. Перед смертью помолись богу, покайся. Не простит, конечно, но может, хоть в ад не попадешь...
   Шидлаускаса застрелили просто и буднично. Три армянина, после допроса и выяснения кое-каких сведений, касающихся налета на Чайкенд, отвели его метров за пятьдесят от костра - там и положили. Под кустом ежевики.
   Пока Борис находился в боевиках, тревога и беспокойство стали нормой жизни. Вернувшись в Чимкент, все понемногу утряслось, забылось, и вот теперь - снова. Не следят ли за ним? Кому он тут нужен? Кто открывал квартиру? Куда делся самовар? Где находится Васька Арбаков?
   Нужно завязывать пить. Присмотреться, насторожиться. Сухой закон!
  
   19
  
   Дело врачей закончилось судом. Полгода по области катился большой шухер: комиссии шерстили районы и города на ВИЧ-инфекцию, вдруг обнаружили - медицинская техника устарела, здания рассыпаются, препаратов и лекарств не хватает, персонал слабо обучен, везде круговая порука, кумовство и протекционизм. Но пока шло следствие, в больницах области начались ремонты, кое-где даже приличные ремонты, стали лучше кормить и одноразовые шприцы использовать один раз. Тем не менее, шестнадцать врачей и некоторые руководители загремели на разные сроки. Суд второго уровня приговор почти не изменил, только к четверым осужденным применил отсрочку. Вместе с тем, реальных распространителей СПИД за руку никто не поймал, центр переливания крови вообще не подвергался проверкам. А именно на него грешило врачебное сообщество, ведь и по завершении судебного процесса дети продолжали заражаться ВИЧ-инфекцией.
   Хотя и было обещано провести квалификационный экзамен медицинским работникам, и многие главврачи под это дело потеряли должности, тем не менее, вглубь и вширь процесс не развился - в Южно-Казахстанской области недостаток кадров.
   Килька на время проверок залег на дно: сначала слинял в отпуск, затем купил больничный лист. Фальшивый диплом о высшем медицинском образовании, который приобрел в Москве на станции метро "Комсомольская" за 300 долларов - жег карман. Умельцы-то они умельцы, эти изготовители, но при внимательном прочтении можно было обнаружить ошибку в гербовой печати. И здесь надули, неучи! За что бабки сняли? Оставалась надежда на невнимательность кадровиков, что, в общем, не такое редкое явление. Во всяком случае, до сих пор претензий не возникало. Больше того. Некоторые больные писали письма с благодарностями к нему на работу в "скорую помощь": за чуткость, вежливость и профессионализм.
   Он сидел за столом и швыркал чай, который подливала в пиалу полная медсестра с темными усиками. Звонков пока не поступало, можно расслабиться, диспетчер в соседнем помещении молчит. Во дворе шофер, загнав "Газель" в холодок под карагач, проверял карбюратор: двигатель то шелестел чуть слышно, то надрывно ревел.
   После побега из лагеря прошло три года. От родителей из Комсомольска-на-Амуре в Шымкент ехала тогда в поезде толстушка. К ней в купе и подселил Кильку проводник, взяв за услугу баксами. Толстушка оказалась женщиной страстной, в первую же ночь между ними произошло то, что должно было произойти между разведенкой и изголодавшимся по бабам зеком. Стучали на стыках колеса, вагон болтало и дребезжало оконное стекло, в которое Килька упирался пяткой. Оба сдавленно стонали, чтобы не разбудить соседей из соседнего купе. А утром к ним подсадили еще двоих пассажиров, и в последующие ночи пришлось уединяться то в тамбуре, то в немытом туалете.
   Килька отправился в Шымкент, к новой подруге, туда, куда мечтал попасть еще будучи в Москве, в Бутырской тюрьме. На юг, где сладкие помидоры и пятнадцатикилограммовые арбузы, под жаркое солнце, отогреваться после крутых сибирских морозов.
   --Давай, Соня, последнюю. - подставил Килька медсестре пиалушку под чай. - Взопрел я весь. - и оттопырил мокрую рубашку от тела.
   Соня вылила остатки полуостывшей воды из фаянсового чайника вместе с листьями. Она вчера приехала от родителей, которых наведывала каждый год, и вышла на работу.
   --Вить, мы с тобой три года живем.
   --Ну?
   --А я часто вижу сексуальные видения.
   Виталий отодвинул чай, с интересом глянув на Соню.
   --Я тебя перестал удовлетворять?
   --Что ты! Не в этом дело.
   --А в чем?
   --Мне видения приходят, когда медитирую. Когда пробую поднять энергию Кундалини. Я тогда думаю: это моя суть, или это прежняя я? Докопалась я до глубины себя? До дна? И начинаю плакать во время Ваявия-Кумбаки.
   --Хм...
   --Откуда Учитель знает, что у меня на душе? Он точно сказал, что я думаю.
   --Хм!
   --Для чего я существую? - развела Соня руками. - Каждый день в иллюзиях, каждый день рождаюсь в шести мирах, созданных моим сознанием. Учитель просил обратить внимание на то, что я не существовала в этом мире. После того, как получила Шактипат в прошлом году, я стала свободно медитировать хоть пять часов подряд. Только болит сердце. У тебя не болит?
   --Нет. Мне велели каждый день выполнять раскаяние и исповедь. Учитель отметил у меня загнивание, он сказал: "Можешь не медитировать, но практикуй исповедь-раскаяние". Заставляет молиться с утра до ночи. Тогда мои эгоизм, гордыня, ложь - должны вылезти наружу и я просветлею.
   Соня грустно спросила:
   --Зачем ты взял самовар? Это дорогая вещь. Скоро конец света, нужно накапливать Заслуги и соблюдать заповеди. Как ты войдешь в духовный мир?
   Килька достал из ящика письменного стола исписанный лист бумаги и стал им обмахиваться, по груди катились капельки пота.
   --Не пойму: как это случилось? Я хотел продать его дороже, антиквариат, а деньги внести в кассу. Так выгоднее?
   --Учитель сам знает, как выгоднее. Ничего не надо утаивать, чтобы не вызывать подозрений, и чтобы души очистились перед концом. Прекрати махать! - она задержала его руку и отпустила.
   Килька положил бумагу на стол.
   --Ты права. Раньше я был вором. Когда приобрел способность в Самади видеть прошлую жизнь, то прожил её за минуту! Сейчас я практикую четыре ступени вхождения в Поток Истины. Ну, ты знаешь. Первая ступень - руководитель, закон, приверженность религиозной общине. Вторая - многократное запоминание закона. Третья - обдумывание основ закона. Четвертая - практика изученного и обдуманного. Я подчиняюсь руководителю. А самовар я не украл у общины, хотел только принести больше денег для накопления Заслуг.
   --Ну и верю. - Соня ласково погладила его по голове и обняла. - Общине нужно много денег. Вот, мы отбираем у пациентов печень, почки и - приближаем конец света, несем свою долю в общину. Приближаем праздник душ и сердец. Мы ускоряем им переход в вечную жизнь, а они оттуда нас благодарят. Недавно, в Верхнем Мире Форм, встречала Василия Арбакова. Как он улыбался! Как благодарил! Расстались друзьями... Я часто встречаюсь с теми, кому мы помогли уйти. А Арбакова вижу чаще других.
   --Это понятно. Мы проповедуем истину. Я и сам задумываюсь: зачем им, непросветленным, никчемная жизнь? Когда с нашей помощью они оказываются на Небесах - что, кроме счастья, они могут испытывать? Нам необходимо как можно больше людей осчастливить. И Заслуги наши прибавятся. Бог Шива все видит.
   В этот момент открылась дверь, вошла диспетчер Гуля. Подняла крышку чайника, обнаружила пустоту и с сожалением положила её на место.
   --Витя, забыла сказать. Вчера опять тебя искал мужчина. И когда ты был в отпуске он приходил, и когда болел, приходил. Спрашивал про какого-то Арбакова. Говорит, Васька Арбаков пропал. Что за Васька, отвечаю. Причем тут мы? Причем скорая помощь? Говорит - у человека заболело сердце, приезжала скорая помощь, там был маленький врач в очках. Еще медсестра и двое санитаров. Других никого не запомнил, а маленького врача запомнил. И после этого Арбаков пропал. Я по журналу регистрации смотрела - никакого Арбакова нет. Объяснила ему, что в бригаду санитары не входят, путает он. По-моему мужик алкоголик, перегаром несло, а лицо синюшное... В общем, сказал, что опять придет. Не знаешь такого?
   Витя скривил губы и буркнул:
   --Алкоголик? Если в журнале записи нет - не знаю. Мало чего им привидится. Какие еще санитары?
   --И я об этом. А, все ясно. - махнула она и собралась выходить. - А то я поначалу всерьез его приняла.
   Когда дверь затворилась, Соня торопливо набрала номер на сотовом телефоне и полушепотом прошипела в трубку:
   --Опять приходил! Ищет! Делайте что-нибудь!
   Выслушала ответ и дала отбой. Килька вопросительно вскинул глаза.
   --Что там?
   --Учитель решит вопрос. Говорит - не нервничать.
   Вернулась Гуля.
   --Ребята, на выезд. Проспект Кабанбай-Батыра, район железнодорожного вокзала.
   Витя и Соня засобирались.
   -- Что случилось? - уже садясь в машину, спросила Соня.
   --Роженица. Начались схватки, воды отошли.
   --Ну вот, тянут до последнего! - устроившись возле шофера, проворчал Килька. - Поехали!
   Когда машина выезжала, за воротами Килька увидел человека, с которым встретился глазами. Он! Опять он! Человек кинулся наперерез, но Газель взвыла и понеслась по улице, окутав мужчину белым дымным облаком.
   Что же Учитель слово не держит?! Как тут не нервничать!
   И без того маленький Килька сжался, врос в сиденье. Шофер включил мигалку, скорая помощь спешила на вызов.
  
   20
  
   --Не узнаю тебя. - Ишимбаев озабоченно топтался в приемной, поглядывая на Маржан. - Может быть, на тебя действует осень? Некоторые люди подвержены перепадам погоды. - Он улыбнулся и тихонько спел:
   У природы нет плохой погоды,
   Всякая погода благодать...
   Маржан грустно сидела за столом, заваленным деловыми бумагами. Перед обедом было тихо, никто не заглядывал и не беспокоил.
   --Нуреке, - Маржан потянула за шнур и отключила кондиционер, не смотря на октябрь, день был жаркий. - Мне надо уволиться с работы.
   --Как!? - испугался Ишимбаев. - Ты что!? Ну... Глупость какая... Что произошло? Я тебя обидел?
   --Просто мне надо... - она поднялась и начала что-то искать в сумочке, запустив туда обе руки.
   Ишимбаев приблизился, отобрал сумочку и положил на стол. Взял Маржан за плечи, притянул к себе.
   --В твоих черных глазах - пусто. Ты сильно переменилась. Устала?
   --Устала...
   --Тогда - в отпуск, езжай по туристической к морю. Хочешь в Таиланд? Всю хандру враз снимут. Я оплачу.
   Маржан двумя пальчиками терла лоб и виски.
   --Не хочу...
   Ишимбаев тихо спросил:
   --Муж?
   --Может и муж. Не знаю... Ничего не знаю...
   Она вздохнула, припала к его груди и тут же отстранилась, отталкиваясь ладонями.
   --Ты плачешь? - Ишимбаев взволновался.- Да что случилось в конце концов? Он тебя бьет?
   Она опять вздохнула.
   --Причем тут это? Просто мне надо уволиться. - и вытерла слезу.
   --А я? Я ведь тебя люблю. А ты?
   --Нурлан, я не знаю... Я так устала... И вообще...
   --Что вообще?
   --Зачем все это?
   --Что это? Какие-то загадки. Ты имеешь в виду наши отношения?
   --И их тоже.
   Ишимбаев слегка встряхнул её, затем погладил по волосам.
   --Не пойму, что происходит. Объясни?
   Она снова принялась тереть виски.
   --Ты слышал что-нибудь о конце света?
   --Причем здесь конец света?
   --Если бы ты только знал...
   --Маржан, ты здорова? Поехали куда-нибудь, в парк, что ли... Подышим осенью.
   И он увлек её за собой. Они спустились на первый этаж, вышли во двор и сели в машину. В парке было малолюдно, погромыхивала полупустая детская железная дорога, под ноги падали желтые и багровые листья. Тихий, ясный, жаркий день. Ишимбаев снял пиджак, перекинул его через руку, вторую руку запустил в брюки. То и дело здоровались знакомые, оборачивались им вслед. Маржан нервничала, Ишимбаев успокоил:
   --Не обращай внимания. Я люблю этот парк, в детстве меня сюда мама приводила. Мы жили неподалеку, а потом, подростками, сами бегали сюда каждый вечер.- Задирая шею, он расслабил галстук. - Ну, что с тобой происходит?
   -Некоторые люди... - Маржан медленно перебирала ногами по асфальтовой дорожке, изредка шаркая высокими каблуками, и подбирала слова. - Ну, один человек... В общем, совсем скоро наступит конец света. Нам всем нужно готовиться в этому событию. Но многие слепы, они увлечены сиюминутными переживаниями, не думая о завтрашнем дне. Зачем наши отношения? Это грех, большой грех, а нам нужно накапливать Заслуги.
   Ишимбаев разочарованно протянул, стараясь говорить как можно тише:
   --А-а... Опять за свое? Я тебя просил... Девочка, ведь тебе совсем мало лет! Какой конец света? У тебя высшее юридическое образование, семья, впереди большая карьера, материальное благополучие, что еще надо? Какой чепухе ты веришь!
   --Это не чепуха!
   --Я думал... Я надеялся, что у тебя прошла это глупость...
   --Это не глупость! Там - Истина, а здесь одна ложь! Зачем мне карьера? Перед лицом смерти всё бессильно. Каким бы богатством ты ни обладал и какое бы высокое положение ни занимал. Духовная практика и достижение Освобождения - единственное, что может помочь превзойти состояние смерти. Счастье нужно искать не во внешнем пространстве, а в своем внутреннем мире. Я хочу счастья!
   --У тебя пустые глаза. - Ишимбаев остановился, постоял секунду и снова двинулся. - Красивые, но пустые. Если бы ты ушла из этой секты, я разделался бы с ней в течении суток. Ты меня сдерживаешь. Почему ты не замечаешь жизни вокруг? Молодежь на дискотеках, в барах, на спортивных площадках. И замужем к тому же, хоть мне больно об этом говорить. А если узнает муж, родственники? Про секту.
   --А если про тебя?
   Он словно не слышал.
   --Как будешь оправдываться? Ты мусульманка, у нас не принято изменять вере.
   --Оставим этот разговор. Если узнают про тебя - неприятностей будет не меньше. Но я хочу тебя спасти. Я буду просить бога Шиву и Его Святейшество, чтобы ты понял меня и последовал моему примеру. Я буду молиться за тебя. Стану монахиней, а пока уволюсь с работы...
   Ишимбаев долго молчал.
   --Мне не нравится это. Не хватало только, чтобы обо всем пронюхали в акимате. Да-а... Я так надеялся, что все у тебя прошло... - Он вздохнул. - Скоро кончается обед, давай зайдем в кафе? Пожуем чего-нибудь.
   ...Как почетных гостей их обслужили по первому разряду. Разделываясь с шашлыком, Ишимбаев еще раз предложил:
   --Завтра уходи в отпуск. Отдохни. Не хочешь никуда ехать - не надо, будешь со мною рядом. Развейся. А увольняться не надо, прошу. Договорились?
   --Не знаю... - Маржан не ела, а безучастно следила, как Ишимбаев уничтожает шашлыки и прочие вкусности.
   Отобедав и попив чаю, отправив Маржан к машине, заместитель акима щелкнул пальцами, подзывая официанта:
   --Запиши! - указал на стол, вытираясь салфеткой.
   Тот, получив указание от хозяина, согласно кивнул и чиркнул в книжку нужную запись. О том, что зам. когда-нибудь рассчитается, надежды не питал никто.
   Хозяин кафе, казах с золотым перстнем на безымянном пальце, угодливо улыбаясь, проводил высокого гостя до автомобиля. Держась за дверь машины, руку с перстнем приложил к сердцу.
   --Нуреке, приезжайте еще, будем очень рады. Сiздердi ?она??а ша?ырамыз!
   Вернувшись, зло бросил официанту:
   --?андай мас?ара! ?ят! Шакалы! Пожрали на четыре тысячи! Половину не съели, только продукты испортили! Суки! И так каждый раз!
  
   21
  
   На кухне прорвало трубу, вода из трещины хлестала, свистела и шипела. Борис, разговаривая сам с собой, ругал всех подряд: и правительство, и президента, и акимов всех уровней, и слесарей, и все коммунальные службы. Водопровод в пятиэтажке старый, последний ремонт здесь проводило ЖКУ в 1981 году, поэтому, то в одной квартире, то в другой случались аварийные ситуации. Трубы у большинства жильцов были обмотаны изолентой, на видных местах красовались хомуты, в общем, каждый выкручивался, как мог. Жилищно-коммунальная система страны после падения Советского Союза была разрушена до основания, огромные склады с сантехническими запасами растащены, движимое и недвижимое имущество продано за бесценок. Кое-где даже городские канализационные сети и очистные сооружения продали коммерсантам, но, после того, как началось повальное потопление в фекалиях, власти спохватились, и вернули канализацию в госсобственность, выкупив её у тех же коммерсантов, но уже за баснословные деньги. Разрушить разрушили, а новое не создали. Всей инициативы и воли властей хватило на принятие "Жилищного кодекса", а затем, после его отмены, закона о "О жилищных отношениях". Весь громадный жилой сектор страны должны были обслуживать сами жильцы, как они будут это делать - никого не интересовало. Было разрешено создавать кооперативы собственников квартир, (КСК) и кондоминиумы, за счет которых, как планировалось, и станут содержаться многоэтажные дома. Но если государство, продающее нефть, уран, медь, цинк, хром и прочие богатства, не могло помочь гражданам, то у самих резко обнищавших граждан денег на эти цели не хватало и подавно. Те скромные средства, которые удавалось собрать на счета кооперативов, благополучно разворовывались бессменными председателями, почти неподконтрольными никому, даже своим избирателям - собственникам квартир. Вал судебных исков и взаимных претензий участников жилищных отношений в последнее время немного снизился, но проблема осталась, и даже усугубилась: жилье старело, ветшало, а средств на ремонт не предвиделось. Государство не хочет, а граждане не могут. В начале осени в правительстве заговорили об изменении закона "О жилищных отношениях" в сторону ужесточения, это значит - за долги перед КСК квартиры у граждан могут отнимать через суд. И опять власть проявила полное незнание ситуации, оторванность от жизни собственного народа. Если и не оплачиваются услуги - то не потому, что люди не хотят, а потому, что не могут. И ужесточение закона ничего не даст, кроме того, что в потенциально богатой стране прибавится бомжей.
   Борис, закручивая скотч на трубу, невольно посмотрел наверх, где на втором этаже обитала бабушка, получавшая пенсию восемь тысяч тенге и проживавшая вместе с внучкой-подростком. Первые кандидаты в подзаборники!
   Мокрый с головы до ног, Борис прикрыл трубу старой вельветовой курткой и ринулся к соседям за ключом от подвала. Задвижка находилась там, сейчас необходимо перекрыть подачу воды на весь дом. За железной дверью было сыро, пахло мышами, в темноте слышались их писк и возня. Чиркнув спичкой и вытянув руку, он шел из одного помещение в другое, когда услышал, что в подвал спустился еще кто-то. Борис добрался до задвижки и попробовал её завернуть, она с трудом, но поддалась, заскрипела, из-под резиновой прокладки упало несколько капель на пыльный Борисов туфель. И тут раздался голос из темноты:
   --Попался голубок?
   --Что рыскаешь, кого ищешь? - второй голос.
   --Сичас, мы сделаем тебя счастливым, сичас ты поднимешься в Маха Нирвану!
   --В вечный покой и негу!
   Вспыхнула спичка и на мгновение осветила пространство, Борис узнал одного из крепких санитаров, приезжавших на "скорой помощи". И тут же получил сильнейший удар куском арматуры по голове, повалился, хватая ртом воздух, в подвальную пыль. Следом посыпались удары по плечу, по шее, по ребрам, по чему попало. Несколько минут доносились сопение, стоны и охи. Когда они прекратились, санитар нащупал тело Бориса, и, освещая его китайским фонарем, поднял веки и заглянул в глаза.
   --Готов! Уже на небе!
   Они за ворот рубахи потянули его к стене, чтобы не сразу заметили, если конечно будут искать, и не торопясь, выбрались на свет. Возле подъезда было пусто, только старушка на балконе второго этажа дышала воздухом, одетая в пальто и подвязанная шалью, температура упала до плюс трех градусов. Мужчины отряхнулись и пошли прочь. В воздухе кружились крупинки первого снега.
   ...Половина отряда, качнув спирта, смеялась после боя: у Бори яйцо отстрелили! И грех, но смех! Он лежал, временами теряя сознание, обливаясь кровью, а оставшиеся в живых армяне потешались, шутили и веселились. Вторая половина осталась на подступах к Мартунашену, десятки бойцов не вернулись на базу. По горным тропинкам тащили его к площадке, куда раз в неделю прилетал вертолет: привозил оружие, провизию и забирал раненых. Борис, вдрызг пьяный от выпитого спирта, пытался сорвать повязку с причинного места, но острая боль откидывала его на носилки, и на несколько минут он снова стихал, лупая слезящимися глазами на черные скалы. Боль распространялась по всему телу, взошедшая на небо луна почему-то плавала, а то вдруг её подкидывало, словно посудину в морской шторм. Борис, остановив армян, собрав силы, с носилок нацарапал на мшистой скале: "здесь умер Боря". Черт его знает, откуда появился капитан Шидлаускас, стал звать его к себе, манить и требовать, что бы он следовал за ним. Борис пытался выполнить приказ начальства, а подняться не мог, как ни старался. Шидлаускас, тряся распотрошенным саквояжем с золотом, усмехнувшись краем губ, посочувствовал, и, как бы с сожалением, проворчал:
   --Ладно. Оставайся пока.
   И исчез.
   Новая волна боли захлестнула тело, луна ярко била в глаза.
   --Ну-ну, осторожно! Придерживай под руки!
   --Да на нем живого места нет!
   --Говорю тебе, под руки бери! Нежно!
   Соседи мужики, спустившиеся забрать у Бориса ключи, шныряя фонарем по подвалу, бесконечно долго волокли его к выходу.
   Черные и серые горы-стены нависли над головой. И луна, луна...
  
  
   22
  
   Благодаря шуму, поднятому родственниками, прессой и общественностью, дело Амана Бекбергенова рассматривал Верховный суд Казахстана. Шымкентская газета "Набат" освещала ход расследования, а также оповещала читателей о проходивших судебных заседаниях. Дважды иронично-злые статьи появлялись в республиканской газете "Время". А когда наконец Амана признали невиновным и освободили, вся активная общественность праздновала победу. Адвокат Шольц от имени Бекбергенова подал иск на временно исполняющего обязанности начальника уголовной полиции Южно-Казахстанской области майора Сумбуля, пытаясь привлечь его к ответственности за подлог документов и пытки. Начальником он стал после того, как шефа-полковника посадили за организацию наркоторговли не только в Казахстане, но и в России, и в Узбекистане. Должность была полковничья, теперь все ожидали либо повышения звания нового начальника, либо другого назначенца.
   Сумбуль сидел у генерала и беспокойно ерзал на стуле. Генерал, несколько дней назад прибывший из отпуска, вынул из сейфа документы, положил перед собой и принялся их изучать. Затем ногой нажал на педаль под столом и вызвал девушку из приемной, коротко бросил:
   --Кофе!
   Та исчезла, и вскоре в кабинете запахло свежесваренным напитком. Все в управлении знали любовь шефа к крепкому кофе и крепкому матерному словцу. Даже женщины боялись попасть ему под горячую руку: генерал крыл всех подряд - правда, был отходчив, и иногда извинялся перед ними.
   Прихлебывая из чашки, обжигаясь, он листал бумаги.
   --Шольц, блядь такая... Ну, хер с ним, оставим на потом. - Генерал посмотрел на майора. - Чего молчишь? Скажешь, выполнял мои поручения? Связан по рукам и ногам? Знаю, что думаешь! Знаю! Я и сам связан. Докладывай по делу.
   Сумбуль, заглядывая иногда в записную книжку, рассказал:
   --Одна из версий - сектанты. Эта буддийская группировка, АУМ Сенрикё, возможно, причастна ко многим событиям в городе и области. Я говорю - возможно. Ребята предполагают, что некоторые без вести пропавшие - так или иначе были связаны с сектой. Прямых улик нет, но есть перехват сотовых переговоров. В общем, пока одни подозрения. Можно накрыть их хоть сейчас, как незарегистрированную запрещенную секту. А я предлагаю подождать, понаблюдать. И самое важное. Некто Борис Петровский, принес заявление о пропаже соседа, Василия Арбакова. Но дело в том, что пропал он еще зимой - в начале весны. Восемь месяцев назад.
   --Почему же не принес заявление раньше?
   --Он алкоголик. Наркологи говорят, алкоголики теряют ориентиры во времени. Для них что полгода, что месяц, что неделя - разница не большая. Кроме того - поначалу особо и не искал его, не беспокоился. А когда окончательно убедился, что человек исчез - боялся связываться с полицией.
   Генерал усмехнулся.
   --Здесь, Сумбуль, ты прав. Дальше!
   --Вместе с Арбаковым пропал антикварный самовар восемнадцатого века. Ему он достался по наследству от матери. По оценке Петровского, примерная стоимость прибора десять-пятнадцать тысяч долларов. Хотя наверняка дороже, самовар с вензелями, с гравированным текстом для Екатерине Второй.
   --Интересно. Как такая вещь оказалась в Шымкенте, у какого-то забулдыги?
   --Петровский говорит, этот Арбаков из рода графов Арбатовых, приближенных к царице. После революции его дед немного изменил фамилию из соображений безопасности: служил в Сибири у Колчака, а после его разгрома бежал от чекистов в Казахстан, в Верный. Феликс Эдмундович, видимо, не дремал... А мать Арбакова, во время войны, в 43-м, переехала в Шымкент. Но это все, что смог пояснить Петровский. Таким образом самовар оказался здесь.
   --При каких обстоятельствах исчез Арбаков?
   --Ему стало плохо. Петровский вызвал "скорую помощь", того увезли в больницу, и после этого пропал. В больницах пациент с фамилией Арбаков зарегистрирован не был.
   --Так. А какое отношение он имеет к нашему делу? К делу Бекбергенова? Где связь?
   Сумбуль торжественно поднял палец кверху.
   --И теперь главное, соль! - он вынул из папки лист бумаги и показал генералу. - Вот заключение экспертизы, пришлось производить эксгумацию. Расчлененный труп, найденный зимой, принадлежит Василию Арбакову!
   Генерал свистнул.
   --Ну, блядь, Сумбуль! Ты спас свою шкуру! - шутливо заметил генерал и стал потирать руки. - Я уж думал, так и останется висяк!
   Он снова нажал на педаль, вбежавшей женщине показал два пальца.
   --Два! Два кофе!
   Сумбуль с удовольствием отхлебнул обжигающего напитка. Генерал редко кого угощал, и если делал это, то в знак особого расположения. Кажется настроение у него поднялось.
   --Значит, врачи "скорой помощи" видели его последними?
   Сумбуль утвердительно кивнул.
   --Пока получается, что так. Но в этом направлении мы работаем. Допросили бригаду "скорой", они утверждают - Арбаков наотрез отказался ехать в больницу, и они высадили его у светофора возле ЦУМа. Записей в журналах регистрации на станции "скорой помощи" никаких нет.
   --Да? Не по правилам... Хоть и не большое нарушение, но все же... А нам ведь, все равно другого не остается - присмотрись к врачишкам. И вширь копни, и вглубь.
   --Так точно. - Сумбуль сделал последний глоток остывшего кофе, подвигал языком во рту, выискивая мелкие крупинки зёрен.
   --И не тяни.
   --Есть!
   Генерал заглянул в пустую чашку, наклонил её влево, вправо, от себя, на себя. Блядство! Опять лезут какие-то неприятности! Одна чернота! И особенно с казенной стороны. Что бы это значило? Шольц, что ли, наезжает со своей адвокатской п*братией? Трудно становится работать. Там - газетчики, здесь - адвокаты, там - партийные деятели, здесь - общественность. Так называемая общественность. И все желают знать подробности следственных материалов. Не-ет, давить надо на министерство, пусть разрабатывает новый закон и протягивает через парламент. Сейчас это легко: депутаты - члены одной партии, пусть только пикнут! Всем вспомнится, как они туда попали! А по новому закону необходимо расширить права полиции, чтобы как раньше было: если ты, милый друг, еще не сидел, то не потому, что безгрешен, а потому, что это наш тебе подарок. Не оценишь - сядешь! А хотя... Хер его знает! Разве сейчас не так? Президент Назарбаев отметил не зря: любого бизнесмена можно взять за руку и вести в прокуратуру. А где бизнесмен, там и просто... Просто кто угодно... Да я этого Шольца!
   Он отодвинул посудину на середину полированного стола.
   --Хотел тебе, Сумбуль, тоже главное сказать. Шольц, конечно, говнюк тот еще. Он мне однажды много крови попортил. Так что - сидит на крючке. В удобный момент я эту удочку дерну, сделаю подсечку, компромата на него накопали достаточно. Я о другом. Там кадровики представили тебя к подполковнику. В курсе уже? Ну, так я документы подписал.
   Сумбуль вскочил и вытянулся в стойку "смирно".
   --Садись, садись. - генерал устало помассажировал глазные яблоки. - Я вас, болванов, всех предупреждаю. Никому ничего не "отстегивать"! Если мои замы начнут тянуть, приди и доложи! Ты мой выдвиженец, понял? Я с тебя деньги прошу? Нет! А предложишь - разжалую! И если узнаю, что кому-то дал - тоже разжалую. Мне нужны работники, пахари, а не блатные недотроги. А как с работника - спрашивал, и буду спрашивать по закону. Строго. Понял, Сумбуль? Я знаю сколько стоит твое место, и сколько за него брали до меня. А ты получил его за дело, бесплатно. И все остальные - тоже получат бесплатно.
   Генерал прервался, зазвонил телефон, он протянул руку и поднял трубку.
   --Слушаю. Да, Нуреке. Да, эту версию отрабатываем. Ну и что? Причем тут правозащитники? Вы там, в акимате... Идет нормальное следствие, сбор оперативных материалов, формируется доказательная база. Нуреке, вы опять вмешиваетесь в работу департамента внутренних дел. Мне ведь придется оправдываться. А прокуратура? Ну, сами, так сами... Не знаю...
   Генерал в бешенстве кинул трубку на аппарат.
   --Бляди! - но, спохватившись и обуздав эмоции, замолчал минуты на две. - Ты вот что, - обратился к ожидавшему Сумбулю, - с этим делом давай осторожнее. С сектой. Защитнички объявились.
   --Он? - Сумбуль ткнул пальцем в сторону телефонного аппарата. - Ишимбаев?
   --Ну, не важно... Не важно...
   Сумбуль поблагодарил за представление к подполковнику и вышел. Закрывая дверь, заметил, как генерал снова уткнулся в чашку с кофеем.
  
   23
  
  
   Начальник разведки и контрразведки метался по комнате, разъяренный сообщением. Двое подчиненных виновато молчали, застыв под громадным портретом Сёко Асахары. Его Святейшество, весь в белом, сложив ладони лодочкой - молился, на плечо спадала черная коса, перехваченная лентой. Талиб Кадырбеков, рыча, остановился напротив провинившихся саманов.
   --Вы понимаете, что это значит!? Вы не выполнили волю Учителя! Вы! Вот лично ты! - он в упор рассматривал постоянно вздыхающего громоздкого мужчину. - Ты сообщил Учителю, что этот алкоголик отдыхает на небе! Преподобный уже отблагодарил бога Шиву, а вас обоих готовился поднять еще на одну ступень! Вы обманщики! Обманывать Гуру - тяжкий грех! Очень, очень скоро наступит конец света, и вы не успеете войти в Светлый мир очищенными! И это те, на которых возлагались большие надежды!
   Вздыхающий самана был мрачнее тучи.
   --Я заглядывал ему в глаза! Щупал пульс! Я не мог ошибиться!
   --Не мог!? Ошибся! Этот пьяница написал второе заявление в полицию, о том, что его хотели убить двое санитаров. А санитары - связаны с пропажей Арбакова. Ясно!?
   --Как же я так не разобрался? - тихо спросил монах сам себя. - Ведь он был как неживой. Я надеялся, что мы осчастливили его. Вот досада!
   Второй попытался успокоить Талиба:
   --Мы все сделаем. От нас он не уйдет. Все исправим. Мы будем молиться и накапливать Заслуги. Мы успеем!
   --Вы забыли, что чем выше поднимается духовный уровень, тем сильнее осознается важность Гуру. Вы забыли правило думать всегда о Гуру, о его намерениях и выполнять их! Вы забыли слова Святого Верупы, Достигшего Света: практикуйте на протяжении всего дня Бакти-йогу, а значит, выполняйте волю Гуру и Великого Бога Шивы, служите им! Вы многое забыли! Можно ли простить вас, оскверненных обманом? Заслуживаете кары!
   --Виновны мы!
   --Виновны! Исправим!
   --Вы будете лишены ступени "непоколебимой души". И так останется до тех пор, пока заново не приобретете стопроцентной веру в Гуру.
   --Веруем!
   --Веруем! Мы на пути к Окончательному Освобождению!
   Кадырбеков, все еще всклокоченный, непреклонно указал на выход.
   --Молиться! День и ночь молиться! Практиковать Отрешение от Привязанностей! Медитации! Жертвуйте все своему Гуру: тело, душу, материальные вещи - все! Заново - Отрицание Этого Мира и Отрешение от Привязанностей! Все заново!
   Когда саманы исчезли, Талиб подхватил папку с документами и явился перед Учителем. Тот уже все знал: в помещениях дома стояли тайные микроскопические видеокамеры, позволяющие следить, как проходят молитвы, как практикуются техники йоги, кто что говорит, и кто чем дышит. Видеокамеры и микрофоны были натыканы везде: и в туалете, и в душевой, и в кельях монахов и монахинь. Невидимые, скрытые штукатуркой провода тянулись на пульт, в комнату за семью замками, без окон, ключи от стальной двери находились в кармане Глеба Будного. Попасть туда не мог никто, даже начальник разведки и контрразведки, монах, достигший сана Идущего Вверх по Потоку. И никто не знал, что находится за дверью, подходить к которой было строжайше запрещено. Это было личное убежище Учителя.
   Из секретной комнаты Будный перебрался в кабинет, где, приняв позу "крокодила", встретил Талиба. Тот начал вполголоса рассказывать о прошедшем разговоре с саманами, в почтении склонив голову. Но Будный, поднимаясь, величественно остановил:
   --Достаточно! В это время я находился в медитации, мой дух висел над твоим затылком. Я все слышал. Разве не ощущал ты тепло моего присутствия? - с укоризной спросил Будный.
   Талиб склонился еще ниже.
   --Ощущал, Учитель! Я еще подумал, почему мне стало так жарко. Но решил, что просто перенервничал. Теперь я понял, что вы были рядом.
   --Хм... Хм... Молодец, Талиб... Садись. У тебя поразительно чистая карма. Пройдет время, и ты станешь Достигшим Самадхи. А теперь вот что. Ты правильно наказал этих монахов. Сегодня утром я заглядывал в будущее, там нет места человеку, о котором ты говорил. Его ниша занята другими. Ясно ли тебе, Талиб?
   --Да, мой Учитель.
   --Его нужно сделать счастливым. Без счастья - человек злой.
   --Мы сделаем его счастливым!
   Гуру кивнул.
   --Скажи, Талиб, готов ли ты выполнить самое важное поручение в жизни?
   --Учитель! Я всегда готов выполнить любое ваше желание!
   --Знаю. Знаю. Хорошо. Дух Истины, Его Святейшество преподобный Учитель Сёко Асахара, завещал нам готовиться к концу света, чтобы уйти отсюда очищенными через страдания. Но конец света, говорил Он, не наступит сам собой. Его нужно создавать, приближать. Мы идем в этом направлении. Но распространение СПИДа оказалось не таким массовым, как мы рассчитывали. Ты меня внимательно слушаешь?
   --Да, мой Учитель.
   --Так вот. Поступили сведения, будто одна мусульманская партия готовит теракт: отравить воду Миссисипи неким веществом, чтобы все нижестоящие города отправились в Нирвану. Это совершенно новое вещество, разработанное в горных лабораториях, называется нитроцид. Контактируя с кислородом, он на атомном уровне изменяет состав, отравляет, активизирует, делает его новым нитроцидом, и каждый новый атом увлекает следующие атомы. Такая, не очень быстрая, но цепная реакция. Двух килограммов хватит, чтобы дать счастье Америке. Нитроцид - эффективнее атомной бомбы. А можно его распылить с самолета. Всего этого вещества произведено восемь килограммов. Что скажешь?
   Талиб, не мигая, смотрел на Будного.
   --Сделаю все, что в моих силах. Но откуда эти данные? Такие разработки секретны.
   --Не мы одни приближаем конец света. - уклончиво ответил Учитель. - Ладно. Есть люди, которые от имени производителей предлагают нам нитроцид. Триста граммов. Примерно столько нужно для Казахстана.
   --Гениально. Весь мир - в руках.
   --Да, Талиб. Но очень дорого. Дороже бомбы.
   --Обратимся к братьям. Помогут?
   --Хотелось бы. Есть спонсоры, благотворительные фонды. В Японии и Англии к нам относятся с пониманием, и в скором времени многое прояснится. Ну, а какие у тебя известия?
   Талиб открыл папку, вынул лист и передал Будному.
   --Вот сводка из департамента внутренней политики, касающаяся религии.
   Захватив лоб ладонью, будто болела голова, Учитель стал изучать документ.
   "В общем, по Казахстану, имеются последователи 46 конфессий и деноминаций, ЮКО представлена 17-ю, в том числе функционируют представители всех мировых религий: буддизма, христианства, ислама". - было написано в сводке. - "Наиболее представлен ислам - более 80% от общего количества религиозных объединений. Самыми многоконфессиональными являются город Шымкент - в нем имеются почти все функционирующие в области конфессии (16), Толебийский район (6), Сайрамский район и город Кентау (по 5). В религиозном комплексе образовательной деятельности задействовано 16 духовных учебных заведений, в том числе 14 исламских, 2 христианских, многочисленные воскресные школы, курсы. Почти при каждом крупном религиозном объединении (как исламском, так и христианском) имеются курсы по изучению основ вероисповедания, канонов религии и т.п".
   Прочитав официальные цифры, Будный бегло пробежался по другому сообщению.
   "Как известно, листовки "Хизб-ут-Тахрир" неоднократно распространялись в Шымкенте, Туркестане, Арыси и Кентау, районах области. Эти факты обоснованно вызвали беспокойство жителей области, которых возмущает открытая пропаганда идей, противоречащих Конституции Казахстана. Президенту страны, в местные органы власти поступают многочисленные обращения граждан Кентау и Шымкента с призывом прекратить деятельность "Хизб-ут-Тахрира" в стране, поскольку ее члены проповедуют идеи, чуждые подавляющему числу казахстанцев, в том числе создание исламского государства - т. н. халифата.
   В целях пресечения противоправной деятельности на территории области незаконных религиозно-экстремистских организаций департаментом КНБ по ЮКО проведен комплекс оперативно-розыскных мероприятий, в результате которых в г. Шымкенте выявлена и ликвидирована подпольная типография религиозно-политической организации "Хизб-ут-Тахрир". Об этом представителям местных масс-медиа сообщил на днях начальник департамента КНБ по ЮКО на пресс-конференции, состоявшейся в стенах КНБ.
   При проведении санкционированных прокурором области оперативно-следственных действий в квартире, арендованной членами "Хизб- ут-Тахрира" в одном из микрорайонов города, были обнаружены оборудование и оргтехника, предназначенные для изготовления в широких масштабах пропагандистской литературы "Хизб-ут-Тахрир": ризограф, персональный компьютер, принтер, ксерокс, ламинатор, типографский резак, приспособление для изготовления переплета.
   Помимо этого, изъяты большое количество изготовленных в типографии, для распространения среди населения - книг, журналов, брошюр, относящихся к деятельности "Хизб-ут-Тахрир", а также 600 листовок различного содержания, призывающих к ликвидации Казахстана, как суверенного, демократического и светского государства".
   Будный откинулся в кресле и задумчиво уставился в потолок.
   --Передай Махе Куеме: Учитель доволен. Она исправно выполняет поручения, и у неё накопилось много Заслуг. - сказал после паузы.
   Начальник безопасности встал, поклонился и вышел.
  
   24
  
   Маха Куема неистово молилась и медитировала. Две недели назад она приняла участие в очередном семинаре АУМ под Шымкентом, на одной из закрытых баз секты, и там, под руководством Учителя, получила первый Шактипат. Он продолжался около десяти минут. Поначалу не было ни каких ощущений и вообще ничего. Затем появились полосы белого цвета, перед закрытыми глазами сиял яркий свет. Еще немного, и белые полосы превратились в цветные пятна, а цветные пятна - сформировались в радугу. Сама радуга превратилась в колесо и начала вращаться в Аджня-чакре. Маха Куема поплыла в блаженстве. Спустя некоторое время во лбу появилось странное напряжение, будто, нечто изнутри, просилось наружу. И это был первый опыт Шактипата. Несколько раз после этого она совершила астральное путешествие.
   Некоторое неудобство доставлял муж. После двух-трех месяцев отсутствия, приезжая с вахты на неделю и не узнавая прежней жены, он злобно бросал:
   --Мас?ара ?ой! (Позор же!) - и надолго замолкал.
   Все дни ходил хмурый, видно было, что дом его стал тяготить, и теперь он ждет, не дождется отъезда на следующую вахту. Перед прощанием, так же злобно спрашивал:
   --?ят емес пе? (Не стыдно?) - и уезжал.
   Между тем практика пранаямы и медитации требовали все больше личного времени, и Маха Куема впадала в неизведанные ранее состояния, забывая все. В свободное время она изучала литературу по истории буддизма, а также книги Преподобного Учителя Сёко Асахары. Но сегодня увлеклась Ачааном Брахмавамсой,
   "Окончанием вещей, наставлением о безличности".
   "...То, что мы считали реальным, проникающим и стабильным, то, что знает (человек), - это мираж! Иногда, когда я говорю об этом, люди пугаются, и этого стоит ожидать, потому что я ставлю под сомнение самое сердце того, кем, по их мнению, они есть. Ставлю это под сомнение до самых корней. Но представьте на мгновение, каково было бы не иметь личности. Не иметь личности значит, что все это счастье и страдание, эта боль и удовольствие, этот восторг и расстройство, которые возникают в уме, не будут вас больше беспокоить. Почему это должно нас заботить, если нет никого, кому бы принадлежала боль или удовольствие, возникающие в теле? Расстройство, успех или провал - к чему нам беспокоиться об этом? Вы знаете, что это просто вещи, которые прибывают и убывают. Они не ваши. Некого винить и некого благодарить. Одобрение и осуждение - это мирские явления (Дхаммы). Будда сказал, что они ни к кому не относятся. Они просто относятся к природе.
   Одобрение и осуждение здорово созерцать. Когда я был молод, я всегда как чумы пытался избежать обвинений и искал только похвал. Когда меня упрекали, я думал, что со мной что-то не так, поэтому я был довольно искусным, пытаясь понравиться другим. Но, несмотря на то, что я старался, как только мог, меня все равно обвиняли в вещах, которых я не делал. Я заметил, что меня точно так же и хвалили за вещи, которых я тоже не делал, но я никогда не жаловался на это. Мне было досадно, если кто-то меня несправедливо обвинял. Я действительно заметил, сколько моей молодой жизни было потрачено на то, чтобы кому-то понравиться. Я пытался понравиться моим родителям, понравиться моим учителям в школе, понравиться моим друзьям или понравиться моей девушке. Позже я потратил столько времени, пытаясь понравиться Ачаану Чаа, понравиться Ачаану Сумедо, понравиться комитету по управлению Буддийского Общества Западной Австралии или понравиться монахам, которые оставались со мной. Сейчас меня не заботит, нравлюсь я кому-то или нет. Если для вас Ретрит Дождей был отвратительным, мне все равно. Ха! Ха! Это просто мирские Дхаммы, они ничего не могут со мной сделать. И точно так же я не несу никакой ответственности, если у вас все получилось. Все это одобрение и осуждение, ничего более. Разве это не чудесно, когда вы видите, что это не Ачаан Брам дает беседу? Вам не нужно беспокоиться о том, что сказано, и вам не нужно беспокоиться, пытаясь вдохновить людей. Это просто игра Дхамм, вот и все".
   Маху Куему вспугнул звонок в коридоре. Вздрогнув, она закуталась пуховый платок и пошла открывать. За дверью стоял улыбающийся Ишимбаев с букетом октябринок. Он шагнул в прихожую, положил цветы на трюмо и принялся целовать её в шею, в губы, в глаза.
   --Маржан, я соскучился! В пятницу ты ушла, а я остался на совещании у акима. Вот, не дождался завтрашнего утра, чтобы снова тебя увидеть.
   Маржан отстранилась и поправила платок.
   --Извини, я сегодня не приглашаю. Совсем нет времени. И ничего не готовила.
   Ишимбаев, снимая туфли, успокоил:
   --Не страшно. Я и не голоден. А хочешь, сам приготовлю?
   --Нет! Нет! Совсем нет времени. - повторила она. - Потом. - и стоя на пороге, загородила вход в комнату.
   Но Ишимбаев её ласково отстранил, и, увлекая, придвинул к дивану, посадил.
   --Чем занимаешься? Читаешь? - он взял книгу со стола и прочел название. - А-а... Опять... Бедная девочка. Ты не отдаешь себе отчет, что так можно потерять все. Ты себя потеряешь! Увлеклась иллюзиями и не замечаешь реальной жизни. Ну, объясни! Вот, сидишь ты часами в позе, допустим, лотоса. Пребываешь в мечтах, или, наоборот, вообще ни о чем не думаешь. Ведь от этого не прибавится материальное благополучие! Если не работать, ничего не производить - будет хуже и хуже! Настанет время - и есть будет не на что! Ведь это бессмыслица! Путь в никуда! Ты зомбируешь себя, да и поведение твое давно напоминает зомби. Маржан! Очнись!
   Он шутливо провел ладонью возле её носа, проверяя реакцию. Она выслушала, и ответила спокойно, как отвечают люди, у которых внутри полное благополучие.
   -- Расстройство, успех или провал - какая разница? Все это мираж, или, как ты говоришь, иллюзия. Да, все иллюзия. И я иллюзия, и ты. Прости, но пока ты недостаточно осведомлен даже о своей собственной личности. А если захочешь дойти до конца и все понять - увидишь, что никакой личности нет. Пусто! И везде пустота! Только сознание, которое существует в Астральном и Каузальном мирах.
   --Девочка моя, куда тебя заносит? Любишь ли ты меня по-прежнему? Ало!
   --Нуреке. Любовь - тоже иллюзия. И дружба, и ненависть - все иллюзия и мираж. Чувства исходят от личности, от "эго", от собственного "я". Но если понять, что никакой личности нет - то нет и чувств. Нет любимых, друзей, родственников. Есть только Великая Пустота!
   Ишимбаев был расстроен. Попробовал перевести разговор на другое.
   --Мне все труднее "крышевать" твою секту. - Он вздохнул. - Но, видишь - я выполняю твою просьбу. Разговаривал с генералом, приврал, будто пишут к нам правозащитники, звонят из Германии, Японии. Чушь! Кому нужна запрещенная секта! Если генерал верит этой белиберде - он полный идиот! Но не принять во внимание мои слова - не может в любом случае. Пока что я его сдерживаю. А дальше? Ведь тебя могут арестовать!
   --Ты ведь этого не допустишь? - Маржан мягко положила руку ему на плечо, поцеловала в подбородок. - И нас никто не арестует. Разве мы кому-то мешаем? Просто мы - другие.
   В квартире было холодно, на дворе толстым слоем лежал снег, поддувал неприятный, ледяной ветер. В оконных щелях посвистывало. Маржан дотянулась до розетки и включила масляный радиатор, который давал чуть заметную утечку и запах горячего масла. Городское отопление должны были дать на днях. Она поежилась и опять поправила пуховый платок.
   Ишимбаев задерживаться не стал, просто прихватил одну из книжек на столе и ушел. А она снова уткнулась в Ачаана Брахмавамсу.
   "...Представьте, что у вас абсолютно ничего нет: нет тела, нет ума, нет сознания. Все это просто принадлежит природе. Вы возвращаете дела вашей жизни их законному собственнику. Природа владеет всем этим, не вы. Если бы вы могли это сделать, представьте себе, как бы вы были свободны. У вас бы не было абсолютно никаких тревог и забот. Что бы ни случилось в мире, природа заботится об этом. Счастье, страдание, ясность, замешательство, что бы ни происходило - это просто игра природы. Вот почему Владыка Будда сказал, что когда нет личности, тогда нет ничего, принадлежащего личности. Если нет ничего "моего", больше нет никакой жажды.
   Почему вы хотите хвататься за вещи? Хвататься за счастье, значит, в то же время хвататься и за страдание. Люди безумны. Они хватаются и за похвалы, и за обвинения. Когда кто-то отчитывает вас, говорит вам, как вы глупы, вы хватаетесь за это: "Я глупый! Почему они называют меня глупым? Я ведь на самом деле не глупый". И вы держитесь за это. Когда в теле боль, вы думаете: "Мне больно. Как это больно". Почему вы держитесь за это? Вы только заставляете себя страдать.
   Жажда, она не только к приятным вещам. Глупые люди будут страстно желать страдания! Они просто страстно желают чего угодно, потому что они пребывают в жажде. Это можно сравнить с тем, как кто-то идет в магазин и решает что-нибудь купить независимо от того, понравится ему что-то или нет. Он купит даже мусор. Именно так выглядит жажда. Вы будете есть все что угодно, когда вы голодны, вы привяжетесь к чему угодно, когда вы глупы и пребываете в жажде, - даже к страданию. Все это потому, что глубоко внутри себя мы все еще думаем, что мы там есть. Поэтому нам хочется что-то делать, мы хотим что-то получать и хотим чем-то владеть. Вся функция владения личностью, владения эго, в том, чтобы делать, обладать и иметь власть над нашими владениями. Большие эго этого мира любят быть премьер-министрами, президентами, королями и королевами. Им нравится владеть многим и иметь как можно больше власти. Мера вашего эго - ваше желание власти над другими. Тот, у кого нет эго, не стремится к власти над другими".
   Маха Куема почти засыпала, глаза слипались.
   "У Нурлана большое-большое эго. Как жаль.... Жаль? Меня нет, нет моей личности, и мне ничего не жаль. Я - часть природы: космос и ветер"...
  
  
  
   25
  
  
  
   OHIO - ОГАЙО
  
  
   Штат на Среднем Западе США.
   Прозвища: "штат конского каштана" (Buckeye State), "современная родина президентов" (Modern Mother of Presidents).
   Житель штата: Ohioan. Столица: город Колумбус (Columbus).
   Девиз: "С Божьей помощью всё возможно".
   Песня: "Прекрасный Огайо".
   Цветок: алая гвоздика (scarlet carnation).
   Дерево: конский каштан (buckeye).
   Птица: кардинал (cardinal).
   Насекомое: божья коровка (ladybug).
   Камень: кремень (flint).
   Напиток: томатный сок (tomato juice).
   Площадь: 106125 кв.км. (35 место).
   Население: свыше 11 млн. (7-е место).
   Крупнейшие города: Кливленд (Cleveland), Колумбус (Columbus), Цинциннати (Cincinnati), Толидо (Toledo), Акрон (Akron), Дейтон (Dayton), Янгстаун (Youngstown).
   История:
   В районе Огайо в 1669 побывал французский исследователь Ла Саль. Начиная с 1685 сюда стали проникать американские скупщики пушнины, французы и индейцы пытались воспрепятствовать этому. Огайо стал территорией США в 1783 году, после Войны за независимость. Первое поселение было официально зарегистрировано в районе Мариетты в 1788. Войны с индейцами закончились их разгромом американскими войсками под командованием Энтони Уэйна у Фоллен-Тимберс в 1794. В войне 1812 победа Оливера Перри на озере Эри и вторжение в Канаду Уильяма Харрисона в 1813 положили конец английским притязаниям на территорию Огайо. В состав США штат вошел в 1803 году.
   Достопримечательности:
   Индейские погребения в Маунд-Сити;
   Музей авиации и космоса им. Нила Армстронга в Уопаконета;
   Музей военно-воздушных сил в Дейтоне;
   Зал славы профессионального футбола в Кантоне;
   Парк аттракционов на острове Кингс-Айленд;
   Парк атракционов Сидар-Пойнт;
   Места рождения, дома и мемориалы восьми огайцев, ставших президентами США;
   Острова на озере Эри; Район эмишей;
   Немецкая деревня в Колумбусе;
   Спортивный центр Джека Никлоса в Мэйсоне.
   _____________________________________________________________________________
  
   В который уже раз Стив дочитал известную ему информацию о родном штате и со вздохом положил буклет на колени. Кэт мирно дремала, улыбаясь во сне, самолетные двигатели ревели за бортом. Внизу, не окинуть взглядом - Атлантический океан. Боинг летел в Анкару, оттуда они должны лететь в Алматы, из Алматы в Шымкент. Такой маршрут придумал Робертсон, хотя поначалу планировали добираться через Париж. И можно было из Анкары лететь прямо в Шымкент, но - почему-то Робертсон решил так. Сам Робертсон ждал их в конечном пункте назначения, в столице Южно-Казахстанской области.
   Стив убрал буклет с колен, положил его в кожаный портфель, а вытащил оттуда книжку, купленную в Кливленде, сборник стихов местных поэтов. Стив периодически знакомился с литературными новинками города, знал некоторых поэтов и прозаиков лично. И даже, втайне от всех - занимался сочинительством. Он открыл стихотворение Арона Левина, написанное в 1997 году:
   Не хожу я в синагогу,
   Не лежит душа.
   Помолюсь- ка лучше Богу
   Дома, не спеша.
  
   Бог ведь в небе, где- то выше,
   А не за стеной.
   Если есть он, то услышит
   Робкий голос мой.
  
   Но сдаётся мне, что Боже
   Глубоко во мне,
   И всего верней, быть может,
   Поискать в себе.
  
   Стихотворение не то, чтобы понравилось, но он прочел и следующее:
  
   Ерунда
   Не сбылось, не далось- ерунда!
   Ни к чему эта серая грусть.
   Промелькнёт всё, как тень, без следа,
   Как в песок просочится- и пусть.
  
   Даже если какая беда
   Заколотит в висках невзначай,
   Так ненадолго, ведь, ерунда,
   И чужим её не обнажай.
  
   Всё проходит и это пройдёт.
   Будет всё еще так и не так.
   Миг- и новым мгновеньям черёд,
   Ну, а то, что не вышло- пустяк!
  
   Вообще-то сегодня не до стихов, тревожное лезло в голову, не давало сосредоточиться, почувствовать вкус поэзии. Тревожное и волнительное. Все-таки дорога дальняя, все ли получится как надо? Встретит ли их Робертсон, как обещал? Получится ли быстро оформить документы? Что это за страна Казахстан? О ней он знал только из смешного фильма Саши Коэна "Борат...", и, еще до отъезда из России в эмиграцию, был в Москве один знакомый - Глеб Будный, который тоже немного рассказывал о Казахстане. Смешной малый. Кажется, связан с кришнаитами, а может нет, но, общем, с буддийской верой. Познакомились и разговорились случайно, в мэрии Москвы, до отъезда в Америку. Будный в то время оформлял документы на проведение семинара на стадионе в Сокольниках. Фу ты, черт! Не кришнаиты они, а АУМ Сенрикё! Странно было слышать от русского человека разговоры о кармах, о перерождениях, о Мире Людей и Мире Асуров, о Тантре и Махаяне. Видимо, тем и запомнился Глеб Будный. Вот тогда-то, после трех дней простаивания в очередях, и рассказывал словоохотливый Будный о своей вере, о Казахстане, об адептах и много еще о чем. Стив тогда занимался общественной деятельностью в благотворительном фонде по линии медицины, и тоже поносило его по высоким кабинетам.
   В Анкаре они переночевали в гостинице, номер в которой забронировали еще в Кливленде. Турки накормили их жареными особым способом баклажанами, напоили зеленым чаем, да и вообще, отметили супруги - сервиз в Турции отменный. Зато в Алматы, почти как по Коэну: в шикарном отеле отключили воду, и Стив, в домашнем халате и тапочках, прихватив никелированный чайник, несколько раз бегал с третьего на первый этаж. Впрочем, это не особо расстроило: утром они вылетели в Шымкент.
   Когда турбины окончательно смолкли, подали трап и автобус привез их к терминалу, они увидели радостного, сверкающего белыми зубами Робертсона. Не подвел! Он подбежал, обнял Стива и отобрал поклажу у Кэтти. Она отдала с неохотой, никогда не доверяла этому типу, относилась к нему с подозрением, и только необходимость заставляла пойти на контакт.
   --Ну, как наше дело? - спросила она, поджимая губы.
   --О! Мэм! Вы не пожалеете! Я подготовил все необходимые бумаги, провел нужные консультации, и вообще проделал большую работу. Скоро вы в этом убедитесь. Мой друг Стив тоже останется довольным. - Робертсон повернулся к нему, все еще скаля зубы. - Сейчас уладим формальности и поедем.
   Он усадил их на жесткие скамейки в зале ожидания, и отобрав паспорта - исчез. Появился через некоторое время довольный и сияющий, видно было, что здесь он свой человек, всех знает и с ним водят дружбу. Возле машины Робертсона стояли двое мужчин: азиат и европеец, прилично одетые и симпатичные люди. До детского дома ехали долго, сначала перекусили в ресторане "Маэстро", потом два раза попадали в пробки.
   Директор детского дома Мадина Серикбаевна привела Свету теперь уже для личного знакомства с возможными родителями. За несколько месяцев переписки они достаточно хорошо узнали о девочке, о её наклонностях и привязанностях. Но на самом деле Света оказалась еще лучше, чем они предполагали. В шесть лет она была по-взрослому рассудительна, в больших умных глазах - глубина и невысказанная грусть. Одета она была в старенькое платьице, которое постоянно теребила ручками, обувь - желтые туфельки на босую ногу. И Кэтти, и Стив влюбились в неё с первого взгляда. Свете тоже понравились эти люди, но называть их папой и мамой она не могла, не смотря на то, что они сразу стали называть её доченькой.
   Все юридические вопросы, действительно, Робертсон подготовил качественно, они лишь передали ему крупную сумму долларов и на следующий день забрали девочку в гостиницу. Не смотря на то, что снег растаял и светило яркое солнце, в Шымкенте было холодно, сыро, и первое что сделала новая семья - все вместе поехали в ЦУМ за покупками. Свету приодели, выбирая самое лучшее и дорогое, и спустя четыре дня, окончательно уладив с оформлением документов - вылетели в Америку.
   Провожал их тот же Робертсон, а двое мужчин, азиат и европеец, провожали Глеба Будного, направлявшегося в Токио. Всего лишь несколько метров разделяли их в толпе пассажиров. Но они не встретились.
  
   26
  
   Восточные базары славятся обилием товаров. Но никогда прежде не было такой дороговизны на шымкентском рынке, как теперь. Все можно свалить на объективные причины, выдумать множество оправдывающих обстоятельств, только факт остается фактом: цены поползли вверх после того, как власти начали восстанавливать "порядок". Разогнали торговцев по улицам, закрыли рынок у озера, отдав это хлебное место в центре города под новостройку. А новый рынок определили за городом, как прежде бы сказали - "по просьбам трудящихся". Разве можно себе представить, чтобы снесли рынок в Москве, или, к примеру, Бессарабский рынок в Киеве? Кормильцы! Выиграли ли трудящиеся? Ну, да, стало чище и разгрузилось автомобильное движение, зато купить на улице обычный пирожок стало непросто. А самое главное, перестали приезжать узбеки из Ташкента, традиционно кормившие Южно-Казахстанскую область и не только её. Но тут сказалась еще одна причина: служба дорожной полиции, которой тоже хотелось кушать - слишком увлеклась, причем так увлеклась, что даже министру внутренних дел Казахстана однажды инкогнито пришлось поехать на КамАЗе с овощами из Шымкента в Астану. Лично проверить работу подчиненных. Поехал, и выявил премного интересных для себя вещей. Словом, цепь неудачных действий властей, в том числе и таможенных, одно за другим - допустили дороговизну необходимых сельскохозяйственных продуктов. Организовывались властями, правда, овощные автопоезда, отправляемые от узбекской границы с помпой, с чрезвычайной охраной от собственных гаишников, но большой пользы это не дало, и затея не прижилась. А тут еще мировой финансовый кризис.
   Виктор пробирался между рядов, купив на толчке новую китайскую куртку, и сразу в неё облачившись. На выходе из рынка вдруг заметил, что за ним следят: парень в шапке-обманке опять топтался неподалеку. Эту шапку Виктор встречал уже несколько раз, и всякий раз её хозяин успевал спрятать лицо. Теперь было однозначно ясно: слежка!
   Виктор подбежал к автобусу и запрыгнул в него, а шапка, через секунду - следом!
   --Килька! - позвал его парень. - Здорово!
   Килька глазам не верил.
   --Сизый?! Откуда ты!?
   --Дружбан! - Сизый полез обниматься, отталкивая недовольных пассажиров. - Вали на выход!
   Они выпрыгнули на асфальт, тронувшийся автобус обдал их солярочной гарью.
   Килька ошалел от нахлынувших воспоминаний.
   --Тебе ведь еще сидеть, как медному!
   --Амнистия! Ехать некуда, семьи нет. Дай, думаю, проверю, правду алеха говорил про Чимкент? Тепло ли там и сытно? Но ты то сам, как здесь оказался?
   --Долго рассказывать. Пошли, торчим на виду.
   Они нырнули в ближайшую чайхану, Килька заказал водки и манты.
   --Где живешь? Чем занимаешься? - спросил у друга, можно сказать, детства.- Давно в Шымкенте?
   --Месяца, примерно, два. Да где живу? Вор один приютил, Сержант, слышал про такого?
   --Сержант? Кто про него не слышал. Вор авторитетный, весь Шымкент о нем базарит.
   --Была ему малява от наших сидельцев. Я передал. А теперь вот, при делах остался. Даже сдружились.
   Сизый, не в пример Кильке, был одет с иголочки, и вещи, видимо, не с китайской барахолки.
   --Ты сам, чем занимаешься?
   Килька смутился.
   --Я? Врач. Врачом работаю...
   Сизый вытаращил зенки и расхохотался.
   --Ты!? Не верю! Килька - врач! Санитаром, было дело в психбольнице, но врачом?
   --Ну да. Пашу на скорой помощи.
   Они приняли водки и взялись за манты. Чавкая, Сизый спросил:
   --Диплом где взял? - и не дождался ответа. - А помнишь, как баладоху в психушке замочил? Не равнодушный ты к крови, Килька, не равнодушный. Поэтому и тянет в медицину. Расскажи, как добирался до Большой земли, когда сквозанул с зоны? Про воров все известно, нашли их менты и привезли после пожара. А ты-то куда девался? Думали в тайге сгинул: волки, или утонул. Знаешь, сколько крупы после вас собрали - полный лес! Каждый куст прочесали!
   --Я, как воров лоси потоптали, рванул по ручью. Была ни была, думаю, куда-нибудь выведет. Вывел к речушке, а та - к большой реке. На реке - деревня дворов тридцать, плоты, лодки. Ночи дождался, и в лодку. Пока темно - плыл, днем отсыпался. Так доплыл до большого моста, поднялся, и по железке до разъезда. Поезд там тормозит на две минуты, но я успел, проводнику баксы кинул - он мне место фартовое. Ну вот. Познакомился в поезде с мартой, а она из Шымкента оказалась. Короче - живем три года.
   --Жена, что ли?
   --Не. Какая жена... Просто марта. - он поправил очки, съехавшие на нос. - Живем просто.
   --Хорошо устроился. На литаврах аккордами бацаешь, квартира, только бабок нету. Или есть? А?
   Килька махнул рукой.
   --Какой! - и стал заново наполнять стаканы. - Откуда бабки у врачей? Я тебе скажу, в такую историю влип! Не поверишь!
   --Поверю, поверю. Рассказывай.
   Они махнули еще по полстакана.
   --Короче. - Килька снова поправил очки. Его уже вело, давно не пил, отвык, а тут такой случай - друг объявился! - Короче, попал я тут в одну секту. И вырваться не могу! С этой лысой башкой, как они его называют, Учителем, я познакомился в Москве. Помнишь Звездный бульвар, ну, возле троллейбусного парка?
   --Да-да.
   --Мы с тобой неподалеку ларьки чистили. Во. Этот хер лысый, мне тогда еще не понравился. Хотели мы с пацанами под банкой его налицо вывернуть - охранники помешали. И что получается? Моя нюшка оказалась в его секте! Прикинь, как тесен мир! Вот, мы с тобой опять встретились. И на зоне встретились, и здесь. И правда - мир тесен!
   --Это еще ничего. Я однажды в Иркутске на байдане родную сестру встретил. Выскочил из вагона за булочками, а она тоже по перрону прохаживается. Встречный поезд. Минут семь обнимались - и айда! Где теперь она, где я - ничего не пойму. Много лет не виделись до этого, а теперь еще больше. Случай!
   --Бог Шива все видит. Кому надо - встретятся, кому надо - разлучатся.
   --Ты что, Килька, в богов веришь? - удивился Сизый. - Совсем обкатали человека...
   --Прикинь? Они меня в оборот взяли. Сам теперь не знаю, что происходит. Умом понимаю - умные люди крупные бабки рубят. А нутро испорчено всякой дрянью. Я должен накапливать Заслуги! Еще - по пьяне проговорился своей, что в бегах нахожусь. А она, стерва, доложила Учителю долбанному. Хотела, говорит, как лучше. В общем, прикрутили меня к секте наглухо.
   --Короче - обхезался. - сделал заключение Сизый, доедая последний мант и доставая сигареты. - Бог Шива не помог?
   Килька не понял иронии.
   --Откуда! Но это не все. Они меня заставляют... У них есть два толстых члена... Ха-ха-ха! Сказанул! Толстых члена! Двое мужиков, которых подсылают ко мне, как санитаров. Ну, и... И...
   --Что замялся? Чем занимаются толстые члены? Э! Да тебя не оголубили? - Сизый, ядовито усмехаясь, отстранился.
   --Ты, Сизый, поосторожней! Я конечно встрече рад, но...
   --Не бери к сердцу. - рассмеялся тот. - Знаешь ведь - шучу. И я рад тебя видеть. Так что там члены? Обижают?
   --А! Такие дела разворачиваются! Месилово... - у Кильки развязался язык, и он, путаясь в именах, и наклонившись к уху Сизого, шепотом рассказал о своей жизни и о секте.
   --Ни хера себе... Я ведь говорю, Килька, где кровь - там ты. Медик! И деда того мочканул...
   --Я же не специально! Сдался он мне... Опять случай!
   --Ну, ничего, с санитарами разберемся. Я побазарю насчет тебя с Сержантом, думаю, все утрясется. - Сизый глубоко затянулся и пустил облако дыма в сторону. - Однако время. Как тебя найти, если что?
   Они обменялись данными и распрощались, довольные друг другом и неожиданным свиданием. В чайхане тихо пел неизвестный певец под аккомпанемент домбры. Официантка покрутила ручку настройки приемника, и ничего не найдя - выключила его. Подняла хлопушку, принялась бить мух.
  
   26
  
   Сержант был коронован московскими ворами семь лет назад. С тех пор колесил по Казахстану, утрясая беспокойные дела братвы, пока не остановился в Шымкенте. В этом городе, обдуваемом семью ветрами, стоящем на перепутье азиатских дорог, происходило непонятно что. Кто держит мазу? Менты - не менты, воры - не воры. Какая-то шпана и беспредельщики? Кто? Урки в растерянности. Общак не пополняется. Бардак! В таком безнадзорном состоянии оставлять Шымкент было нельзя, и Сержант задержался. Первый пункт в плане - сплотить воров, второй - назначить смотрящего, и, наконец, начать загружать кассу. Работы невпроворот.
   Имея два высших, еще советских образования, в воры Сержант подался случайно. Как-то, в 1990 году, на железнодорожном вокзале в Павлодаре, находясь в командировке, ночью у него стащили чемодан с вещами. Отделение милиции находилось через перегородку от зала ожидания, оттуда доносились чьи-то вопли и стоны. Пассажиры нервничали, но сидели на своих местах, не вмешивались. Чтобы зарегистрировать кражу, Бахыт вошел в отделение и рассказал о случившемся. Пьяный дежурный выслушал, посоветовал ждать поезда, а пока идти спать, мол, сам виноват, нечего ушами хлопать. Бахыт возмутился, потребовал зарегистрировать заявление, но тут из соседней комнаты вышли еще трое ментов. Такие же вмазанные, блюстители порядка долго не церемонились: тебе сказали - спать, значит спать, не понимаешь - не обессудь. Сержанты отдубасили Бахыта так, что выйти самостоятельно из отделения милиции он не смог. Кстати, и кличку получил соответственную: Сержант. Его бросили на кушетке во второй комнате, рядом с таким же пострадавшим, а к утру пригласили из зала двоих понятых, которые, пряча глаза, подтвердили факт обнаружения в кармане у Бахыта спичечной коробки с анашой, а заодно драку с милиционерами. На суде впендюрили сопротивление органам правопорядка при исполнении обязанностей, и хранение наркотических веществ в крупных размерах. Итог: восемь лет, и пропажа чемодана с новыми вещами, по заказу купленными родственникам в магазинах Павлодара. Отсидел весь срок, а за это время познакомился с авторитетами, много чему научился, и сам стал пользоваться популярностью, благодаря их поддержке и собственному характеру. После тюрьмы достаточно делишек за ним водилось, чтобы заново сесть, но это был уже не тот Бахыт. Деньги давно перестал считать, а в случае необходимости, наготове находились пара изворотливых адвокатов, состоящих у него на зарплате. К московской коронации отнесся серьезно, считал её вехой в своей жизни.
   Дышать становилось все труднее, но Сержант плескал и плескал пиво из ковша на раскаленные камни. Сизый, охая, с верхней полки перебрался на нижнюю, покряхтел, поёрзал, не выдержал - выскочил из парной. Минут через пять за ним вывалился Сержант. В раздевалке, за накрытым столом сидели четыре проститутки, и в этом малиннике - Сизый. Женщины были замужними, средних лет, всех четверых на похожие мероприятия приглашали несколько раз. Сержанту нравились бабы в соку, и от замужних меньше шансов подхватить сифилёк, или того хуже - СПИД, гуляющий по Шымкенту. Сержант свалился на диван, не в силах шевелиться, Айгуль присела рядом, принялась его обрабатывать, готовить к половому акту.
   --Потом... - устало выжал Сержант. - Дай отдохнуть...
   А Сизый, прихватив оставшихся троих, скрылся за дверью.
   Через некоторое время они почти по-семейному пили крепкий черный чай, беседовали и шутили. Время было позднее, женщин пора было отправлять к мужьям. Сизый, легонько хлопнув каждую по ляжке и на прощание вставив одной в анус, наконец насытился: три месяца, как откинулся, а до баб жадный. Рассчитались щедро, каждая получила обговоренную сумму, плюс бонус за умение доставлять удовольствие.
   Когда они свалили, в бане стало тихо: Сержант курил и задумчиво покручивал сигарету в пальцах, Сизый опустошенно вытянул ноги на диване.
   --Что, Сизый, пора и нам сваливать? - то ли предложил, то ли распорядился Сержант. - Наливай по последней - и болды.
   Сизый поднялся, достал полотенце с вешалки, вытер потное, разгоряченное тело.
   --Не. Я пас. Уморился.
   --Да? Тогда и я не буду.- Сержант затянулся и бросил окурок в урну. - Ты мне, дорогой, лучше расскажи, мою просьбу выполнил?
   --Сейчас рассказывать?
   --Давай сейчас.
   --Н-ну, что... - подобрался Сизый. - Там, в общем, такая ситуация. Днем я разговаривал с директором. Говорит - дела херовые. Крутые парни всерьез решили отобрать завод. Оказывается, этот Дюсенов - брат самого Дюсенова в Канцелярии Президента.
   --В курсах!
   --Лихие наезды. И ведь, суки, ловко момент выбрали! Пока директор ездил во Францию за оборудованием, зам наделал липовых обязательств, наставил печатей под левыми договорами. Не знает, мудак, кому принадлежит завод, но не важно. Лег под Дюсенова, как простая давалка. Теперь получается - завод в долгах по самые плечи.
   --Зато Дюсенов знает. Он через КНБ пополняет информацию, а чекисты секут, что в завод вложены общаковские деньги казахстанских воров. Мне источник из КНБ трынданул: Дюсенов вынюхивал о ворах подробности, а за одно сливал свои. - Сержант нервно поморщился. - И вообще. Чекистам многое известно, кое-какие копии их материалов мне давали почитать. Мотня порватая!
   --Еще бы! Нагло отбирают завод! Причем завод, приносящий стабильную прибыль! Приобретенный по закону! Что ты скажешь братве? Простите, други, не доглядел? Каюсь?
   --Молчи! - Сержант схватил Сизого за запястье и больно сжал. - Если ты, Сизый, будешь разговаривать таким тоном!.. - прошипел он, зрачки сузились и злобно заблестели.
   --Ты что! - тот испугался, и не в силах освободить руку, приподнялся. - Дурацкая привычка шутить! Это шутка! Правда, Сержант, ты чего? Балабаню, гамму гоню... Прости, прости.
   Сержант отпустил и тихо спросил:
   --Ну, что там про дружка звонил? Килька погоняло?
   Про Кильку Сизый рассказывал неделю назад, но Сержант не отреагировал, и он решил - здесь Кильке не светит. И вот вспомнил.
   --Килька. - встрепенулся Сизый и принялся заново докладывать, что знал.
   --Секта, говоришь? АУМ? Интересно... Лохов на всех хватает... Давай-ка собираться. Поздно.
  
   27
  
   В аэропорту Нарита Будного ждали двое учтивых японцев в строгих черных костюмах, черных туфлях, в галстуках и шляпах. Для европейского глаза все японцы на одно лицо, и эти - как братья близнецы. После слов приветствия, представившись, господин Курасава раскрыл черный зонт, спасая Будного от проливного дождя, а Ямото поспешил отворить дверь автомобиля. Вечернее небо над Восточной столицей не просвечивалось, на машину, на бетонную автостраду лило как из бадьи. Тойота неслась по левой стороне трассы, справа проскакивал встречный транспорт. Через час показались освещенные токийские небоскребы, прячущие головы в тучах. Было неуютно от серого пейзажа. По радио и телевидению беспрерывно сообщали о приближающемся тайфуне, вот и сейчас Курасава увеличил громкость телевизора, где передавали сюжеты о разрушительном явлении природы. Японцы цокали языками и переводили для Будного статистику происшествий: сколько в какой префектуре снесено крыш, вырвано деревьев, порвано проводов.
   В деловом квартале Маруноути было пусто, люди спешили в убежища: под крышу домов и квартир, в метро, а на обочинах вереницей стояли пустые автомобили. Внезапно дождь прекратился, и стало тихо, безветренно, сыро. Стекло и бетон высоток Маруноути, сверкающая реклама - не радовали, а давило и, что ли, прижимало - зловещее безмолвие. Возле отеля швейцар в галунах выскочил встречать господина Ямото и Курасаву, а также их гостя. Пока он торопливо раскланивался с ними у парадного, в небе как из пушки грохнуло, и в ту же секунду невиданной силы ветер обрушился на Токио, все задрожало и заревело. Сорванная банковская вывеска пронеслась по воздуху и, перелетев улицу, шмякнулась рядом с Будным, обдав его градом битого стекла. Замкнула электропроводка в здании промышленной корпорации, электрические брызги павлиньим хвостом упали на тротуар. Будного подхватили под локти, и вместе они устремились в отель.
   Японцы организовали стол. Согревшись, поужинав, и видя, что с уставшим Будным, у которого слипались глаза, трудно разговаривать - хозяева предложили гостю выспаться и встретиться утром. Среди ночи Будный проснулся с впечатлением, что сию минуту в номере вылетят окна: но стеклопакеты уверенно держали оборону, в помещении было тепло и спокойно, а это ощущение родилось во сне. Он сбросил одеяло, поднялся и выглянул на улицу - там по-прежнему бесновался тайфун, который, хоть и терял силу в чаще небоскребов, но был еще силен. Об этом говорили несколько качающихся деревцев сакуры в крохотном скверике. Будный сходил в туалет и лег в постель, поворочался, как всегда на новом месте, но уснул.
   Открыл глаза от прикосновения к руке: Ямото и Курасава без разрешения вошли в номер и подкатили к нему тележку с завтраком. Взглянул на часы - половина восьмого по токийскому времени. Поздоровался, вскочил и стремительно в душ. Когда вернулся, чай в фаянсовом чайнике слегка остыл, но был душистым и вкусным. Через сорок минут его повезли на встречу, ради которой он сюда прилетел.
   В длинных, ярко освещенных коридорах девятого этажа фирмы "Сузуми" они наконец дошли до нужного кабинета, и с позволения молоденькой раскрашенной девушки, принимавшей в это время факс, постучались в дверь. Японец с английским именем Джон выглядел совсем не так, как представлял его Будный, исходя из секретной переписки. По виду это был обычный европеизированный казах: черноволосый, слегка раскосый, в светлом костюме, при галстуке, среднего роста. В общем, ничего особенного. Видно было: Джон ждал гостя, он поднялся, стремительно вышел из-за стола и протянул руку для приветствия.
   --Джон. - пожал он ладонь Будного, улыбаясь.
   --Глеб Будный. - ответил тот, оставаясь серьезным, только правая щека слегка растянулась и вернулась в прежнее состояние. - Не так вас себе представлял.
   --Да? А как?
   --В кимоно, в широких штанах, длинные волосы причесаны назад и обязательно - самурайский меч за поясом. Мне казалось - вы истинный самурай. - мягко сказал Будный, и теперь улыбнулся.
   Все рассмеялись.
   --Это влияние Китано Такэси, нашего кинорежиссера. И американской культуры. Они снимают про нас фильмы именно в том образе, о каком вы сказали. А хотя, американцы правы. Мы одна из наций, которые чтят традиции и относятся к своей истории с глубоким уважением. Как видите, в моем арсенале все еще хранятся несколько отточенных досу (самурайских мечей). - он указал на стену, где висели мечи. - И не без гордости скажу: я умею ими пользоваться не хуже хадзики (пистолета).
   Джон пригласил присутствовавших за широкий дубовый стол, обставленный со всех сторон кожаными креслами:
   --Прошу садиться. Как вам понравился Токио? - дождавшись, пока Будный устроится, спросил хозяин кабинета.
   --Тайфун. Я еще ничего не видел. Хотя даже то, что удалось посмотреть из окна тойоты - впечатляет.
   --Я поручу моим людям, - Джон посмотрел в сторону Ямото и Курасавы, - показать вам настоящий Токио. Вас свозят в Мэйдзи, покажут императорский дворец, покажут Гиндза, побываете на обоих островах: Идзу и Огасавара.
   --Я тронут вашим гостеприимством. - приложил руку к сердцу Будный. - Но у меня не останется времени на культурную программу. - Дела.
   --Да, конечно, дела. Нас тут называют якудза, мафия, считают бандитами. Но мы - деловые люди. Кстати, Ямото является моим сайко комон, старшим советником, а Курасава со-хомбутё, главой штаб-квартиры. Это для информации. И для того, чтобы вы оценили степень значения, которое я придаю вашей персоне. Не послал простых исполнителей. Теперь готов слушать. Вам нужно обосновать запрашиваемую сумму. Ведь речь идет об очень больших деньгах? Мой брат, с которым вы были близко знакомы и которого казнили за газовую атаку в метро, рассказывал о вас. Я не являлся членом АУМ Сенрикё, но некоторым идеям сочувствовал. Кроме того, мне нравится, что даже в Казахстане есть буддистская вера, пусть и нетрадиционного толка. Но как деловой человек я даю деньги только под серьезные проекты.
   Будный медленно провел ладонью по лысой голове, поднял глаза.
   --Джон. Ваш брат мне тоже рассказывал о вас. Мне нет дела, якудза вы или нет, хотя именно так он и говорил, когда мы жили в Москве. Как любая религиозная организация, АУМ Сенрикё имеет свои цели и задачи. Я не стану о них говорить. Вам, человеку, потерявшему брата от рук властей, они известны.
   Последующие двадцать минут Будный в подробностях излагал о своих связях с исламскими партиями, о тайных лабораториях в горах Памира и Тянь-Шаня, об изобретенном веществе под названием нитроцид, по эффективности намного превышающем атомную бомбу, о механизме его действия на все живое.
   --Этого вещества на планете всего восемь килограммов. - закончил Будный. - Насколько мне известно, полуфабрикат производится в разных регионах, он и сам по себе не безобиден, а окончательный продукт получают на Памире.
   Джон долго и пристально смотрел на гостя.
   --Вы, Глеб, информированный человек. - медленно произнес он. - Лишь за то, что вы рассказали - не сносить головы. Откуда сведения?
   --Этого я раскрыть не могу. По той причине, которую вы назвали: чтобы не потерять голову.
   --Я слышал о разных разработках в этом направлении... Но о том, что вы рассказали - только в переписке от вас...
   --Люди, с которыми я имею дело - серьезные и солидные. У нас разная стратегия, разные подходы к делу, а цель одна. Поэтому мне доверяют. А общество, знаете, должно думать, будто мы разобщены. Ведь, даже сейчас: кто бы предположил, что у нас с вами возникнут совместные интересы? Но-о, как вы заметили, мы люди деловые и встретились. Понимаете, Джон, я догадывался, что вы проверяли меня, начиная с первых писем. И не от меня первого вы услышали о нитроциде. Простите, что говорю прямо. Ваши агенты в Казахстане работали профессионально, ничего не скажешь, но моя наблюдательность всегда была моим оружием. Надеюсь, вы не нашли компрометирующих меня обстоятельств?
   Джон хлопнул ладонью по столу и весело расхохотался, поддержанный Ямото и Курасавой.
   --Прямо шпионские страсти! Агенты! Ну, хорошо, хорошо, мы японские бандиты, как любят нас называть. Но не шпионы же!
   Внезапно он успокоился и по-прежнему пристально уставился на Будного.
   --Вы правы, мы долго проверяли вас. И изучали этот вопрос из других источников. Нитроцид - условное название. Сейчас втихую его разыскивают все спецслужбы мира. Не будем об этом. Где гарантия, что деньги пойдут именно на то дело, куда вы просите?
   --Гарантия? Вы уже назвали её в разговоре. Моя голова.
   --Хе! А ваша голова, уважаемый, чего-нибудь стоит? И здесь, и в Казахстане вы в наших руках.
   --Но это самое дорогое, что я могу предложить. И-и... - Будный помялся в нерешительности. - И вот что еще. У якудза есть обряд юбицумэ: отрезание фаланги пальца у провинившегося. Я не провинился, но оставляю залог.
   Будный встал, подошел к стене и снял меч. Никто не успел ничего сообразить, а Будный положил мизинец на стол, на него меч - и с силой нажал на рукоятку. Фаланга отделилась от пальца, кровь хлынула на полировку. Из глаз Будного полились слезы. Но не дернулась ни одна мышца, лицо оставалось непроницаемым, только выступили крупные капли пота на лбу.
   --Залог. - повторил он. И, подвинув отрезанную часть собственного тела к безмолвному Джону, повесил меч на стену и сел.
   --Эффектно. - спокойно ответил Джон, рассматривая сильно побледневшего Будного и отодвигая карандашом от себя вещицу, оставлявшую кровавый след. Ямото и Курасава замерли. - Разговор оказался серьезнее, чем я думал. Я вижу, вы готовились.
   Джон почесал переносицу и скомандовал подчиненным, чтобы перевязали и дезинфицировали рану. Будному оказали помощь, дали несколько таблеток.
   --Условия будут такими. - Джон выбрался из-за стола и принялся расхаживать по ковровым дорожкам. - Мы вам даем деньги на один килограмм, как вы просите. Но из них пятьсот граммов вы передаете нам. Уважая залог - шаг вам навстречу.
   У Будного тускло блеснули глаза.
   --Давайте поступим так. - ответил устало.
   Джон поднял руку, давая понять, что это не все условия.
   --У нас есть еще один обряд. Руководитель клана и новый член пьют из одной чаши сакэ. После этого вы становитесь членом семьи. Так возникает доверие и ответственность. Обряду придается большое значение. Вы можете спросить - зачем мне это надо. Отвечу. Мы не отдаем деньги чужим. Это правило соблюдается непреклонно, и исправить в нем ничего нельзя даже мне. Нельзя! Вы готовы выполнить процедуру? Подумайте. Но помните, обратного пути не будет!
   Будный подумал, помедлил. И так же устало подтвердил:
   --Да...
   Джон, руки в брюках, остановился напротив Будного, склонился над ним.
   --Вы подтверждаете?
   --Да...
   Все было проделано под звук гимна одной из самых известных в Японии семей якудза. Будного сфотографировали за распитием сакэ с оядзи, поздравили и вручили даймон с гербом этого могущественного клана. Точно такой, но золотой даймон красовался на лацкане пиджака Джона.
   --Вы сильный человек. А теперь - мой брат. Деньги вам передадут в Шымкенте. Удачи!
   Когда Будный удалился, Джон вытер кровь со стола носовым платком, и завернув часть пальца в полиэтиленовый пакет, сунул его в морозильную камеру. Вызвал девушку из приемной:
   --Скажи администратору, пусть отправляется на Мэйдзи, купит и заменит стол.
   Как и предполагал Будный, времени на культурную программу не оставалось. Вечером он вылетел в Казахстан, где, как передавали японские СМИ, развернулись кровавые события в селе Маятас. Представители коренной национальности столкнулись в противостоянии с курдами. Кому-то было выгодно уголовное дело об изнасиловании ребенка перевести в разряд межэтнического конфликта. Кому?
  
   28
  
   Из суда подполковник Сумбуль ехал на своем Мерседесе. Густыми хлопьями сваливался снег, щетки не успевали смахивать его с лобового стекла. Тихо жужжала бортовая печка, из колонок доносился приятный, но незаслуженно забытый голос Алибека Днишева. Певцов такого масштаба теперь в Казахстане нет, да и диски его большая редкость. А хочется иногда расслабиться, молодость вспомнить, послушать качественную музыку. Сейчас одна попса. Время наступило такое - все впопыхах, быстро, наспех, и песни соответствуют времени: бессмысленные, не музыкальные, один только ритм. Рэп.
   Машина то и дело норовила повернуться боком к дороге, юзовала, и Сумбуль отчаянно вертел руль. Шольц все таки не добился своего, дело не приняли в суд, но нервы потрепал основательно. Мудак! Даже генеральские угрозы его не успокоили. Ну ничего, адвокат, ничего!
   На улице Байтурсынова, за светофором, Сумбуль остановился в кафе напротив казахско-турецкого университета. С такой работой и поесть толком некогда. Все в сухомятку, поэтому желудок начал пошаливать. Иной раз хватанет - хоть вой, хорошо, что быстро отпускает. Вот и сейчас жжение под ребрами. Борща, Борща! Многие думают, что полковники в масле катаются и никаких проблем. Черта с два! За всех полковников сказать трудно, а вот, относительно себя... Гадский характер! Наверное, в прошлой жизни был собакой ищейкой. Все мысли о работе, о розыске, и в праздники, и в будни, и во сне. Да какие праздники?! Когда это было?!
   Из борща поднимался густой пар. Он оказался наваристым, с большим количеством свеклы, что очень любил Сумбуль. Иногда Марина, жена, готовит свои русские борщи из квашеной капусты, но без свеклы. Разве это борщ? Щи!
   Сумбуль сидел в дальнем углу и торопливо метал ложку за ложкой в рот, когда увидел, что в кафе вошел Борис Петровский. Стряхнув снег с косматой головы, с черной старомодной шубы, двинулся к барной стойке. Через пару минут, вслед за Петровским, в кафе заглянул полный мужчина, окинув взглядом помещение, исчез, захлопнув за собой дверь. Петровский купил литровый тетрапакет портвейна, взял стакан и отправился за свободный столик. Но увидел Сумбуля и подсел к нему.
   --Приветствую вас.
   --Здравствуй.
   --Как мое заявление? Работаете? - Петровский, криво улыбаясь, налил себе полную посудину. - Будете?
   --Нет. А ты с утра уже, кажется, крепко хватил?
   --Было дело. Листья тополя, опадали с ясеня... Вмазал...
   --И хватит тебе.
   --Не-е. Догонюсь.
   Морщась, Борис опрокинул стакан в себя, и принялся наполнять второй, разливая вино по столу. Рукавом шубы нечаянно залез в салат Сумбуля, и матюгнувшись, стал вытирать рукав использованной салфеткой.
   --Извини полковник. Листья тополя... Прости... прости...
   Тот брезгливо, но не подавая виду, отодвинул салат от себя. Из чайника налил полную пиалушку чая и с удовольствием отхлебнул горячего напитка, вприкуску с комковым сахаром.
   --Тебе бы, Петровский, чайку. А?
   --Не-не. Винчик. Зачем кайф размазывать? Так что с моим заявлением?
   --Пока глухо.
   --Ну, л-листья... Ни хера вы не работаете. Разведка-контрразведка... Я все объяснил. Убили человека!
   Допив чай, Сумбуль поднялся.
   --Ты вот что. Борис. Хватить бухать. Забирай вино и дуй домой. Там догонишься. Врубился? Нет? Или отвезу в вытрезвитель. Собирайся. - припугнул Сумбуль.
   Борис сделал руками движение, подтверждающее, что пить он больше не станет.
   --Все, все. Ухожу. А жаль. Знаешь, полковник... Знаешь, девка здесь была одна. Асима. Запала она мне... Каждый день здесь отмечаюсь, жду. Вот - жаль.... Но я её встречу!
   Сумбуль дождался, пока Борис покинет кафе, и вышел вслед за ним. Сел в машину, включил мотор, прогрел его, из печки потянуло теплым воздухом. Петровский, спотыкаясь, семенил вниз по Байтурсынова, и тут вновь показался полный мужик, отставший от Бориса метров на тридцать. Из окна, прихваченного морозом, было плохо видно, но незнакомец явно интересовался Петровским, ошибиться Сумбуль, опытный оперативник, не мог. Пропустил их далеко вперед, но так, чтобы не терять из виду, на малой скорости двинулся следом. Петровский дотащился до своего дома и нырнул в подъезд, мужик за ним. Сумбуль вылетел из машины, поскользнулся на куске льда, валявшегося на дороге, и, чертыхаясь, бросился за Петровским, вынимая из подмышечной кобуры пистолет. В подъезде было пусто, мужик пропал. Сумбуль забежал на пятый этаж - нету, провалился, что ли?! Спустился и вышел, обогнул дом - нету. Провалился! Позвонил в квартиру Петровского - молчок. Ни движения, ни шороха! Стал стучать, тарабанить и еще звонить. Наконец замок щелкнул, дверь открылась, появилось пьяное лицо:
   --Кто там? - Борис уткнул лицо в стену. - А-а. Ты, полковник... Листья ясеня, с тополя опадали... Чего надо?
   Сумбуль перевел дух.
   --Один?
   --А с кем? Асимы нету. Заходи - вином угощу.
   --А чего не открывал?
   --Спал.
   Сумбуль вошел в квартиру, огляделся. На кухне громко булькали капли. Из трубы отопления, перетянутой хомутом, вода падала в алюминиевый таз.
   --Спал? Уже успел? Ладно... Спи.
   Вышел и захлопнул дверь. Куда делся топтун? И главное: кто это был? Мать твою! Упустил! А Петровский ведь сообщал, что его пасут. Что же, занятно, хоть и не хватает людей, но надо поставить пару человек, пускай приглядывают.
   Подполковник встрепенулся и полез во внутренний карман куртки аляски: звонил мобильник, дежурный сообщил о необычном происшествии. Заместителя акима области Ишимбаева избили полицейские. Встревоженный Сумбуль побежал к машине, завел - и во второй отдел. Там, в отделе, действительно сидел потрепанный вице-губернатор, под глазом ссадина, весь на нервах. Допрашивал его и вел протокол следователь в капитанских погонах. Со слов Ишимбаева выходило, что его машину догнал дорожный патруль, остановил, заместителю акима и пассажиру заломили руки, избили, доставили в полицию. Сам Ишимбаев ни в чем не виноват, и все это происки людей, которым он отказывал в легализации земельных участков. А в это время в соседнем кабинете допрашивали хозяина кафе, в котором обедал заместитель областного акима. Казах с золотым перстнем на безымянном пальце давал показания, из которых выходило: Ишимбаев, угощая компанию, заказал закусок и выпивки на семнадцать тысяч тенге. Клиенты вели себя грубо, опять не рассчитались - пришлось вызвать полицию. Полицейский же патруль утверждал, что с их стороны все было корректно, а синяки и ссадины находились на лице Ишимбаева еще до задержания.
   Скандал. У входа в отделение толпились снимающие и пишущие журналисты, многие из которых возмущены полицейским беспределом. Всем известно, что происходит у них в застенках и в подвалах. Еще в памяти дело Амана Бекбергенова, незаконно обвиненного в убийстве, и к которому применялись пытки. Но поднять руку на власть? На номенклатуру президента страны!? Это слишком... Что делать простым гражданам? Как спасаться от произвола? Такие вопросы журналисты задавали друг другу, накаляя и без того горячую обстановку. Сумбуль всякий раз удивлялся: когда писаки успевают пронюхать о жареных новостях? Наконец приехал генерал, за ним подтянулись чиновники акимата. Униженный и оскорбленный, Ишимбаев выбрался к прессе, дал короткое интервью. Повторил то, что сказал следователю: не виновен, буду жаловаться акиму и президенту. Назначил пресс-конференцию на субботу, где обещал сообщить более развернутую информацию об инциденте. Генерал от комментариев отказался: возбуждено дело, началось следствие, спокойствие, господа, всему свое время. Но с Ишимбаевым расстался, не пожав ему, по обыкновению, руку.
   Сумбуль суетился вместе со всеми, не забыв через своего зама послать пару человек для наблюдения за квартирой Петровского.
  
   29
  
   Да, сыграли, в общем, ничего. Вполне прилично. Но кто может сыграть Армстронга лучше самого Армстронга? Подражание оно и есть подражание. Хотя ребята исполняют и собственные вещи, причем достаточно профессионально. В ресторане "Night Town" только что отгремела джазовая композиция, отдыхающие после танца расходились по столикам. Валентини вел Кэт под ручку, Стив не без злости наблюдал, как итальянец весело смеялся, отплясывая с его женой. Черт! Откуда здесь взялся макаронник!? Кливленд не столь маленький город, чтобы случайные встречи стали систематическими. Где бы ни находилась Кэт - этот таксист всегда оказывается рядом. Длинный, прилизанный, скользкий, как угорь, с нахальной улыбочкой на губах.
   Валентини склонил голову набок:
   --Мистер Орлетон, ваша супруга бесподобна в джазе. - сделал он комплимент неизвестно кому. Стиву? Кэт?
   Стив хмуро пожал плечами.
   --И не только в джазе... А вы, естественно, проезжали мимо? Случайно заглянули поужинать?
   --Вы правы. Я частенько захаживаю в "Night Town". Поверите - люблю музыку с трубами. И с саксофонами. Моя страсть.
   --Как странно. - усмехнулся Стив. - Кэт тоже любит трубы и саксофон.
   --О! Я знаю! У неё изысканный музыкальный вкус!
   --Допустим. Но вы-то, откуда знаете?
   Кэт уселась на свое место, взяла бутылку вина.
   --Мальчики! Мальчики! Не напрягайтесь! Сеньор Валентини, пересаживайтесь к нам. - пригласила итальянца. - Несите свой фужер.
   Валентини вопросительно посмотрел на Стива. Тот отвернулся.
   --Пожалуйста...
   Улыбаясь, Валентини притащил фужер. Кэт бухнула туда до краев, добавила Стиву и себе.
   --За вас, мисс Орлетон! Вы не возражаете? - спросил итальянец Стива, отпивая мелкими глотками красного.
   Тот молча кивнул, пригубив алкоголя - как говорят, для запаха. А Кэт в очередной раз хлобыстнула вино залпом.
   Оркестр вновь заиграл американские джазовые мелодии. Кэт положил ладонь на ладонь мужа и кивнула в сторону туалета.
   --Я схожу, носик попудрю. Да? Не скучай без меня. - шепнула она и поднялась.
   Спустя несколько минут поднялся Валентини.
   --А вы, мистер, носик попудрить не желаете?
   --Нет. Подожду.
   Кэт стояла в вестибюле, курила Мальборо. Валентини приблизился и прикоснулся губами её губ.
   --Не холодно? На улице мороз.
   --А здесь жарко.
   Кэт смотрела на Валентини снизу вверх.
   --Есть у тебя?
   --Есть, есть.
   Итальянец достал пакетик с порошком и незаметно передал Кэт.
   --Зайди в кабинку. И будь осторожна.
   Кэт отправилась в туалет. В кабинке закрылась, вынула пакетик, отсыпала порошка на ладонь, и, поднеся к ноздре - потянула воздух.
   Вскоре Валентини вернулся, за ним Кэт. Зрачки блестели и она была заметно возбуждена. Тут же увлекла Стива, принялась кружить с ним в бешеном ритме, заглядывая в глаза и хохоча, непонятно от чего. Когда они сели за стол, там уже красовался графинчик настойки манго, на закуску Валентини заказал салат из крабов. Кэт потянулась к графинчику.
   Стив запротестовал:
   --Нет! Кэт, я не позволю больше пить!
   --Да с какой стати? Я нисколько не пьяна! Скажи, Валентини!
   Валентини, улыбаясь, вкрадчивым голосом поддержал её:
   --Что вы, мистер Орлетон! Легкий туман только украшает женщину! В легком тумане мы приобретаем способность совершать романтические поступки. Помните? Как в юности. Все трын-трава, и хочется такого!..
   --Вот именно! - снова расхохоталась Кэт. - Трын-трава!
   Но Стив остался непреклонен, и применяя силу - вырвал графин.
   --Нам пора. Кэтти, я прошу, поехали домой. To keep oneself in hand!
   Он подхватил её под локоть, потянул к выходу, оставив деньги на скатерти. Итальянец постукивал пальцами по столу и не вмешивался. Кэт повернулась к нему.
   --Чао, сеньор!
   --До завтра, мэм!
   ...Они открыли дверь и тихонько, на цыпочках вошли в квартиру. Света, заваленная мягкими игрушками, мирно спала в постели. Она уже сносно говорила по-английски, а сегодня впервые её провожал бойфренд. Мальчишка из соседнего двора. Но называть новых родителей папой и мамой не могла. Все как и прежде: дядя Стив и тетя Кэт.
  
   30
  
   --Ну, что? В махно подался? Масть не канает! В Чимкенте беспредел, сам видишь. А ты у марты под буферами в болвана играешь. Не по понятиям это. Глухой форшмак, брателло!
   Беседа продолжалась часа два. Сержант глубоко затягивался, и чуть задерживая дыхание, выпускал дым. Изредка заносил какие-то бумаги Сизый, ложил возле Сержанта, и быстро исчезал, не нарушая аудиенцию. Маленький, не выспанный Килька держался за щеку: всю ночь мучил зуб, заснуть удалось только под утро.
   --Не по понятиям? Я после лагеря, как сделал обрыв петровича, три года беса гоню. Мойло кончилось, что делать? А тут она под боком, урна. Мечет про свою секту, как там хорошо. Ты, говорит, ради любопытства сходи, а потом рассуждать станешь. В общем, пошел один раз, и влип. Добровольно оттуда не свалишь - насильно охмурят. Прикинь? Обувь забирают, дверь на ключ, и трое суток мозг промывают. Дают кушать и пить, но что туда примешивают? Не знаю. Только потом как вареный, на все соглашаешься. На душе становится спокойно - и люди почему-то белые, и все белое. А марта... Что марта? Баба она верная. Глупая немного, но мне её ум ни к чему. - Килька хмыкнул. - Лишь бы секельда была в порядке. Секта меня и врачом устроила, серики глотать.
   --Лады. Сизый рассказал. Что дальше думаешь делать?
   --А хер его знает. Само все идет, своим чередом.
   --Шекели в кармане есть?
   --По мелочи...
   Сержант изучающее осматривал Кильку, и оставалось непонятным, доволен он или нет. Или все еще сомневается.
   --Сизый говорит, в дело просишься? Это правда?
   --Жара! - Килька сделал движение, чиркнув себя по горлу.
   --Он дает гарантию, мазу лепит.
   --Так корешки! Мы с ним не один тувиль сломали.
   --Ну-ну. Есть мероприятие. И насколько я понимаю, тебе по шерсти. Ты маленький, неприметный, хитрый, в этом деле не черт - подходишь. Пять штук зелени авансом, пять после работы. И того - червон.
   --Во бля! Из грязи в князи! А что делать?
   Сержант еще раз, острым глазом осмотрел Кильку.
   --Слушай внимательно и запоминай. Никто, и Сизый, дружбан твой, не должен знать о работе. Ну?
   --Да за такие бабки! Не томи Сержант!
   --Короче. Нужно одного бондаря усыпить. - сказал Сержант тихо, и сузил глаза.
   --Как усыпить?
   --А как хочешь. Твоя забота. За это тебе платят.
   --Мокруха, что ли?!
   --Повторяю. Тебе платят.
   Видно было, как менжевался Килька. С одной стороны - сармак катит, с другой, силийнуть бондаря - это ведь не больного в скорой помощи мочить. Хотя, потому и сармак.
   --А когда?
   --Деловой базар. В среду.
   --Получается, шесть дней на подготовку? - быстро подсчитал Килька.
   --А чего готовиться? Прилетает из Астаны он в среду. Едешь на Хатынкопр, и ждешь. Охраны нет. Когда самолет прилетит, тебе на мобилу сообщат. Подъезжаешь в тачке на пятак, дождался, как выйдет - шмальнул, и айда. Народу много, никто ничего не ожидает. Главное наглость, напор, неожиданность. Ну, перед пальбой - чулок на голову.
   --Говорить просто... А тачка?
   --В угоне и с липовыми номерами. Доедешь до мойки, бросай её, и переходи на другую сторону. Там будет ждать другая машина, тоже в угоне. Ключи возьмешь заранее. Едешь до рынка, и эту бросай. Все. Там народу много - растворишься. Дальше общественным транспортом.
   --Чем шмалять? Чекушка нужна.
   --Для начала я тебе дам, а потом своим разживешься. - Сержант вынул из кармана револьвер и передал Кильке. - Новый! Работать надо в перчатках, отстрелялся - выбрось на дорогу. Пользоваться умеешь?
   --За это не беспокойся. Эх! Истосковался по настоящему делу! - Килька крутанул револьвер вокруг указательного пальца, разыгрывая из себя ковбоя. Затем крутанул барабан. - Хорошая машинка! Только бы бог Шива помог! Шива - помоги!
   --Боевое настроение. - сказал Сержант, вытаскивая коробку с патронами. - Тут мальцов много, потренируешься за городом.
   --Понятно. А кого усыплять? Кто клиент?
   --Этого, Килька, знать не надо. Какая разница, кто? - Сержант поднял папку с бумагами, и вытащил несколько фотографий. - А портрет его вот. Изучай. - Затем открыл дверку стола. - А вот дрожжи. - Он взлохматил полпачки стодолларовых купюр, перетянутых резинкой, и подвинул Кильке. - Доверяю...
   Тот сунул револьвер за пояс, забрал деньги. И вновь схватился за щеку, зуб по-прежнему не отпускал. На лице отобразилось страдание, Килька вскочил и, тыкая пальцем в больное место, постукивая по нему, запрыгал на месте.
   --В натуре, Сержант! Невмоготу! Леля вспотела!
   Сержант медленно подошел и остановился напротив.
   --Захочешь луну крутить - чирка в шоколадное пятнышко, и в Сыр-Дарью. Сомам на корм. - мрачно подвел итог Сержант, закуривая. - Теперь сваливай. Лечись. Что надо делать, узнаешь от меня по мобиле.
   На улице начинался шумный несанкционированный митинг. Местные казахи собирались в кучки, некоторые размахивали листовками с интервью Камалбека Ишена, бывшего акима города Шымкента и Жамбылской области. Камалбек Ишен считает, что "казахи всех посадили на свою шею". От этого произошли кровавые межнациональные события в Маятасе. В листовке он отмечал: "Если, к примеру, уйгур в Казахстане занимает какую-то должность, вся уйгурская диаспора от радости хлопает в ладоши. Если в парламенте сидит курд, все курды радуются: "Теперь нас есть кому спасать и защищать". И в настоящее время курды по телевидению защищают именно интересы своей диаспоры".
   Сотни полицейских скапливались, располагаясь фронтом к митингующим.
   Килька дворами проскочил опасное место и - в стоматологию.
  
   31
  
   Обстоятельство отставки заместителя акима Южно-Казахстанской области Ишимбаева, никого особенно не всколыхнуло. Все было ясно. Кому-то там, наверху, он перешел дорогу, видимо убрать легальным способом его не могли, поэтому организовали компромат с помощью полицейских разборок. Причину выдумали смехотворную: якобы замакима не рассчитался в кафе и грубил. Кто бы показал народу акима - который не грубит и рассчитывается! И всех в полицию?! Дубинкой по почкам, мордой в асфальт?! Но общественность проглотила и это. Ишимбаев ушел, и никто о нем не вспомнил.
   Борис отодвинул клок замасленный газеты "Набат", где прочитал об Ишимбаеве, и принялся без аппетита доедать картошку с сосиской. А чего его вспоминать? За что боролся, на то напоролся.
   Опять начинался похмельный синдром. Виски зажало, холодный пот и какая-то внутренняя дрожь. Положил вилку на недоеденную сосиску, доплелся до кровати - лег. Так легче. Пить - нет сил, и нет сил не пить. Сходить попариться? Вывести из организма алкогольные шлаки...
   Не делая резких движений, он оделся, взял полотенце, мочалку, мыло и по морозцу, шаркая ногами по льду, пошел в русскую баню. Людей было много. В просторном предбаннике стояли шкафчики, Борис разделся, спрятал часы в брюки, притворил шкафчик и пошлепал за тазом. Наполнил его теплой водой и устроился в углу, поливая себя из черпака и тихо постанывая от удовольствия. Мужчина рядом подмывал яйца и с любовью осматривал свое хозяйство. Минут пятнадцать Борис плескал на себя воду, постепенно добавляя горячей. Когда адаптировался, пошел в парную. В большой парной мужики лежали и сидели на деревянных полках, но от пара, тел почти не было видно, только фрагменты. Там - торчала чья-то голова, там - ноги, там - спина. Стоять в полный рост было тяжело: обжигающий воздух лез в грудь, хотелось кашлять, и это хорошо. Наконец можно прогреть коленки, которые ныли по ночам, не давая спать. Борис полулежа пристроился на первой полке, похмелье давило, хотя убывало. Раскрыв, как рыба рот, несколько минут он не двигался. И вдруг в клубах тумана увидел знакомое лицо. Оно появилось, такое же красное, как у всех - и исчезло. Ошибки не могло быть! Петровский выскочил из парной, и в раздевалку. Наскоро вытерся полотенцем, оделся, натянул шапку, и на выход.
   --С легким паром! - окликнула женщина на кассе.
   --Спасибо!
   Мороз к вечеру крепчал. На Шымкент опускались сумерки. Спустя полчаса, когда Борис основательно продрог, из бани выбрались двое: один в длинном черном пальто, другой в синей меховой куртке. Они направились на остановку. Борис поднял воротник, шарфом окутал лицо до глаз, и - следом. Китайский автобус, проделав длинный путь, прибыл в микрорайон "Терискей". Стало темно, уличные фонари плохо освещали пространство, дальше начинались частные дома. Энергоснабжающая организация, получив из бюджета деньги, экономила на электричестве.
   --Эй, парни! - окликнул Петровский, когда те двое вошли в переулок.
   "Дурак! Зачем позвал? Надо было следить, узнать дом, а потом вызвать полицию. Дурак! Похмелье в голову!"
   Те оглянулись, остановились, подошли.
   --Ты!?
   Петровский сделал шаг назад.
   --Я, листья тополя...
   --Ты что, придурок, следил за нами?
   --Я и так все знаю. Это вы Арбатова...
   --Ах т-ты!.. Мы думали, осчастливили тебя! А ты живой!
   Тот, что в куртке, торопливо полез во внутренний карман.
   --Щас!.. Щас!.. Наконец, отправишься в Астральный мир! Это хорошо, что ты попался! Щас!
   Он вытащил какой-то предмет, щелкнул, и из него выскочило лезвие. Перехватив нож в правую руку - левой стал подманивать Бориса.
   --Ну? А не бойся! Сам пришел, счастливчик! Искали тебя, искали, а ты - сам! Иди ко мне, иди!
   Борис сделал еще шаг назад, но поскользнулся на утоптанном снегу, повалился. Эти двое подскочили, нависли сверху, кулаки застучали по голове, по груди. Под майкой появилась мокрень, липкая, неприятная, как будто и не был в бане.
   Шидлаускас с саквояжем прохаживался возле, топтался в ожидании.
   --Эх, Борис, Борис. - тихо сказал, останавливаясь. - А говорил - стал мудрым. Вот, упрекал меня - старуху убил. А ты себя убил! Это тяжкий грех, тяжелее, чем старуха. Этот грех неискупаем.
   --Уйди, капитан!
   --Нет.
   --Уйди!
   --Я подожду, сержант. Помнишь, ты мне советовал помолиться богу? Нет его! Здесь сыро, холодно и неуютно. Пусто! Мне скучно! Мне страшно! Только я - и вечность!
   --Свят-свят-свят! Во имя Отца и Сына, и Святого Духа!
   --Нет его!!
   --Господи милостивый!
   --Безмолвие! Бесконечность! Необъятный холод!
   --Помоги, Господи! Верую! Спаси и сохрани! (развить тему)
   --Всем на месте! Стоять!
   Два оперативника подбежали и повалили человека с ножом, заломили руки, но он вывернулся, вскочил и наутек. Другой - тоже наутек, спотыкаясь и путаясь в длинном пальто.
   --Стой! Стрелять буду!
   Хлестнул по ушам пистолетный выстрел, за ним второй, третий. В полутьме было видно, как один упал. Оперативники подскочили, проверили пульс.
   --Готов!
   Опять выстрелы.
   --По ногам бей!
   --Ушел, блядь!
   Озлобленные псы рвали глотки за заборами частных домов. Полицейские дотащили Петровского до остановки, вызвали дежурную машину.
   --В больницу!
   Убитого сдали подоспевшему наряду.
   Заливаясь кровью, Петровский лежал на заднем сидении.
   --Санитары...
   --Терпи, брат, терпи! Зачем же самому надо? Скажи спасибо - начальник установил наблюдение. Правда темно, потеряли мы вас, опоздали немного. Терпи!
   Шидлаускас все не уходил. Открыл Борису глаза, заглянул в них. И наконец махнул:
   --Оставайся пока!
   Убежавший санитар добрался до красивого двухэтажного особняка, заколотил кулаками в ажурные железные ворота.
  
   32
  
   Хонда с затененными окнами остановилась на обочине возле придорожного рынка на Хатынкопыре. В Шымкенте третий день оттепели: температура днем поднималась до 26-ти градусов, снег растаял, сосульки выплакались, земля высохла, люди надели пиджаки и ветровки. На дорогах, густо посыпанных золой и песком против скольжения на льду, стало пыльно. Включив радио "Юмакс", Килька сидел за рулем и слушал городские новости. Опять подросли цены на овощи, мясо, разливное и фасованное масло. Ипотека накрылась медным тазом. Понастроено тысячи дорогущих квартир, а сбыта нет. Центральный Банк Казахстана еще раз предупреждает: купюры старого образца прекратили хождение, но можно обменять их любом банке второго уровня. Два месяца назад закончилась романсиада, организованная государственной областной газетой "Южный Казахстан". Но романсы до сих пор звучат в эфире телевидения и радио. И в подтверждение - "Юмакс" включил в программу местных и зарубежных исполнителей.
   В три часа по телефону коротко сообщили: "Прибыл"!
   Килька вынул из бардачка револьвер, положил на сиденье и прикрыл газетой. Завел машину и медленно, не привлекая внимания, поехал в аэропорт, расположенный в паре километров.
   Сейчас пассажиров с самолета отвезут в терминал, клиент без багажа, значит, не задержится. Должен поступить еще звонок - готовность номер один! И вскоре звонок поступил: "Вышел"!
   Килька подрулил в тот момент, когда клиент стал подходить к белой служебной "Волге". Натренированным движением натянул на голову чулок с прорезью для глаз, перчатки, опустил стекло, и дав газу, подлетел почти вплотную к идущему. Четыре выстрела достались клиенту, две пули пустил по баллонам служебки, а револьвер бросил под колеса.
   Толпа пассажиров и встречающих кинулась врассыпную, "Хонда", ревя секущим глушителем, рванула в город. Погони не наблюдалось, никто не очухался. Правильно отметил Сержант: наглость и напор! Подъехав к мойке, Килька перешел дорогу, сел на другую машину и покатил в обратную сторону, на светофоре свернул и благополучно добрался до рынка. Как и было запланировано - машину закрыл, пересел на автобус - домой! Возле дома, на мостике через ручей, оглянулся - никого, достал телефон и швырнул в воду. Слава богу Шиве!
   Соня варила картошку, она только что закончила медитации и молитвы. Покормив Кильку, спросила:
   --Чем ты возбужден сегодня? Что произошло?
   --А что? Что? Что не так?
   --Я вижу. Нервничаешь.
   --Нет. Все хорошо. Замечательно!
   Килька быстро-быстро метал картофелины в рот, макал кусочки редьки в масло и так же быстро-быстро хрустел ими, словно опаздывал.
   --И перестал выполнять наказы Учителя.
   --Какие?
   --Готовиться к концу света, накапливать Заслуги, молиться.
   --Ну их!
   Казалось - у Сони от удивления стали топорщиться усы.
   --Как?! Ты не хочешь готовиться к концу света?!
   --Да какой конец света? Заладили - конец света, конец света!
   Соня выронила нож, которым чистила новую редьку.
   --Витя! Что ты несешь?! Так говорит Учитель!
   --Учитель! Я твоего Учителя в Москве, знаешь...
   Потрясенная Соня села на стул и надолго замолчала. Килька доел картошку и отодвинул тарелку, достал с пола нож. Затем положил на стол двести долларов.
   --Лучше сходи, купи мне новый телефон. Я свой потерял.
   --Откуда у тебя деньги?
   --Откуда, откуда! Нашел!
   --Нашел, потерял. А много нашел?
   --Хватает!
   --Витя. Так нельзя. Нужно отнести их в общину.
   --Сейчас! Самовар отдай, то отдай, это отдай! Теперь и деньги!
   --На тот свет ничего не унесешь.
   --Ты эта, забудь про тот свет, а? Мне и на этом хорошо. А Учителю, зачем деньги? Сколько мы с тобой людей распотрошили - все для него, для денег. Где они?
   --Что значит "распотрошили"? Мы давали им счастье! Они жертвовали своими жизнями во имя приближения конца света! Иногда я встречаюсь в Астральном мире с Арбаковым, он мне рад.
   --Тьфу! Дура! Учитель дворец отгрохал, думаешь, для того, чтобы умирать? Жить он хочет! Акус! И жить хорошо! А за чей счет? За наш! Такой самовар отдал, такой самовар! А всем чепуху кидает про конец света! И ты, дура, туда же!
   Килька вышел из кухни и лег на диване, сверху закрыл голову подушкой. Соня долго гремела посудой, затем все стихло. Килька уснул.
  
   33
  
   --Господи-ж боженька мой! Господин начальник! Скильки ж вы меня спрашивать будете об одном? Я из Чубарсу ездю, а на даче работы полно. Круглый год там с мужем.
   Сумбуль устало выбрался из-за стола, заваленного бумагами, подошел к черной полированной горке, взял графин, налил стакан воды. Выпил и вытер губы, сел на место. Висяки, висяки...
   --Сколько нужно, столько буду спрашивать. Давайте повторим. Вы говорите, Берик болел язвой желудка?
   --Уси так балакали. И вин сам говорив. Як жинка в Германию з дитями уихала, у ёго язва обострилась. Так вин усю весну и лето в поле травы собирав.
   --Когда вы его видели в последний раз?
   --А як скорая ёго забрала, так и не видела бильш.
   --Почему не заявили в полицию, что человек пропал?
   --Як пропав? Да вин, мабудь, дома. Кто ж ёго знае?
   Сумбуль бросил ручку на стол и вздохнул.
   --Убили его. Жена из Германии разыскивала, потом обратилась в полицию.
   --Батюшки!
   --Как выглядели врачи скорой помощи? Не помните?
   --Та ни! Скильки времени прошло... Врачи як врачи...
   --Цвет волос, шрамы на лице? Тоже не помните? Национальность, рост, объем? Хоть что-нибудь!
   --Та ни! Люди як люди... Врачик маленький такой...
   --Маленький?
   --Шпындик совсем. Метр шестьдесять.
   --А говорите - не помните! Кто еще был?
   --Жинка, та два чоловика.
   --Мужчины, что ли?
   --Ну да. Медбраты. Один еще и шохвером был, за руль садился.
   --Трое, что ли, мужчин, кроме врача?
   --Ни! Двое. Медбрат и шохвером был. Заодно.
   Некоторое время Сумбуль писал, не поднимая головы. В целом картина давно прояснилась: дела разные, а нити ведут к медикам. Петровского на днях порезали санитары, один убит при попытке к бегству. Многие висяки пересмотреть требуется. Вот кого надо основательно тряхнуть! А прокуратура не дает санкции. Мало того, категорически запретила заниматься врачами. Опять бабки? А где без них? Похоже, кто-то по-крупному хапнул. Рискованно выводить такое дело из-под огня. И вот - так сказать, на свой страх и риск...
   Расстегнув верхнюю пуговицу мундира, Сумбуль подвинул написанное дачнице.
   --Прочитайте и распишитесь.
   Пока та читала, вошел оперативник.
   --Маке, только что сообщили.
   --Ну?
   Тот покосился на дачницу. Сумбуль прикрикнул на неё:
   --Вы прочитали? Бабушка? Ну, так подписывайте, если согласны.
   Она торопливо подписала документ, Сумбуль проводил её к двери и всучил несколько бумажек.
   --Вот здесь, в повестках фамилии. Передайте дачникам, пускай приедут ко мне на допрос. Вы поняли?
   --Поняла, гражданин начальник, поняла.
   Когда она исчезла, Сумбуль повернулся к подчиненному.
   --Что там?
   --Маке, убийство в аэропорту.
   Подполковник вытащил сигарету и закурил.
   --Опять? Еще не легче. Кого на этот раз?
   --Дюсенова.
   Сумбуль подпрыгнул, подавился дымом и закашлялся.
   --Какого?!
   --Того самого. Брат у которого в Канцелярии Президента.
   --Еб твою мать! Теперь начнется!
   Он бросил горящую сигарету в пепельницу, закрыл дела в сейф.
   --Поехали!
   В аэропорту было много полиции, каэнбэшников, прокурорских. Прибыли родственники погибшего. Производились различные замеры, опрашивались свидетели. Присутствующий народ был потрясен: застрелить человека среди белого дня! При большом скоплении людей! Нагло и цинично! Южно-Казахстанская область давно прозывалась Техасом, и это прозвище она оправдывает! Где правоохранительные органы? Где была ГАИ, в конце концов? Ведь машина спокойно уехала, никем не остановленная! Или наши гаишники могут только деньги на дорогах собирать?
   Пока ясно одно: убийство заказное. Киллер был в маске, стрелял из незасвеченного оружия, так как револьвер выброшен на асфальт. Номера машины фиктивные, на самом деле таких номеров нет, этот момент успели пробить по линии дорожной полиции. Отпечатков пальцев тоже нет, рукоятка револьвера тщательно протерта, или убийца работал в перчатках. Стрелял метко: все четыре выстрела попали в цель, две пули - в голову. Сейчас выясняется, кому Дюсенов мог смертельно насолить. Круг обширен: он имел несколько фирм, коммерцию вел наступательную, по характеру -несговорчив, заносчив. Имея связи с Астаной - пинал двери во все структуры власти, включая областной акимат. Врагов у него должно быть много.
   Сумбуль задумчиво перебирал в памяти все, что знал об убитом, который все еще лежал, подвернув ногу, на солнцепеке. К нему подошел знакомый майор из КНБ.
   --Салам, Маке.
   --Ассалам алейкум.
   --Б?л мен ?шiн к?тпеген жа?дай. (Для меня это совершенно неожиданно)
   --Да. Кiм ойла?ан? (Кто бы мог подумать?) По вашему ведомству никакой информации?
   --Именно по этому делу? Нет. Но наш генерал с вашим генералом сегодня должны встретиться. Возможно, что-то появится. А завтра из Астаны прилетает его брат. - майор кивнул на убитого.
   --Прокуратура уже распорядилась, делом будете заниматься вы?
   --Ну да. - кивнул каэнбэшник, и двинулся к служебной машине с простреленными баллонами.
   Минут через двадцать труп увезли в морг, туда же отправилась многочисленная родня. Сумбуль с капитаном поехали в Управление.
   А весело становится жить! В лихие девяностые, кажется, такого не было!
  
   34
  
   Глеб Будный был доволен: вся обещанная сумма получена сполна. Эти неслыханно большие деньги, конечно, нужно еще освоить, как говорят финансисты. Джон, естественно, рисковал, но не особо. Будный постоянно чувствовал его руку, его глаз, пригляд. Мало того, Джон как бы показывал и предупреждал - не совершать необдуманных поступков. Шымкент наполнен людьми якудза, у них везде свои интересы, везде руки. Работают в основном под китайским прикрытием, причем легально. В Китае регистрируют фирмы, затем открывают филиалы в Казахстане, в потенциально богатейшей стране мира.
   Келья начальника разведки и контрразведки была скромно обставлена. Он мучил себя воздержаниями. Талиб считал, что роскошь - это проявление скудости сознания. Имя ему - невежество. На примитивные и сомнительные удовольствия, говорил Талиб словами Секо Асахары, мы тратим время, которое могли бы посвятить духовному совершенствованию. Неспособность направлять свою душу к зрелости - является следствием времяпрепровождения в роскоши. Таково определение невежества в буддизме.
   Иногда, когда требовалась особая конфиденциальность, Будный заглядывал к Талибу. Сейчас он, в красной рубахе ниже пояса, присел на табурет рядом с охранником, положил руку с отрубленным мизинцем на стол.
   --Через две-три недели поступит нитроцид. Сообщили - товар привезут в Алма-Ату.
   --Много?
   --Как договаривались. Два контейнера по полкилограмма.
   --Ну, наконец!
   --Трудно проходят переговоры. Эта мусульманская партия включила все системы безопасности.
   --Кстати насчет безопасности. Товар радиоактивный. Нужно провезти его, минуя экологические посты, случается, в них устанавливают счетчики Гейгера.
   --Это да. - Будный почесал мизинец, который побаливал на смену погоды. После трехдневной оттепели снова ударил мороз. - Это да. Проблема еще и в том, что он упакован в лабораторных условиях, его нельзя вскрывать. При контакте с кислородом начинается окисление, вызывающее цепную реакцию. Но об этом потом, я пришел за другим.
   --Слушаю, Учитель.
   --Ты знаешь, как я тебе доверяю. Придет время - узнаешь самую охраняемую тайну. Узнаешь то, чего не знают и не должны знать другие. Никогда и ни при каких обстоятельствах. А пока скажи: нужен ли нам монах, не выполнивший волю Просветленного? Не спасший брата по общине от полиции? И, может быть, указавший путь к нашему дому?
   --Понимаю.
   --Хорошо...
   --Воля твоя, Учитель. Этот монах приносит проблемы.
   --Подари ему свободу. Возможно, он попадет в Мир Асуров, а возможно - в Ад. Чуть позже, чуть раньше...
   --Утром я встречался с американцем, он подготовил деньги на почки и легкие.
   --Робертсон? Это кстати. Так ты предлагаешь...
   --Чтобы материал не пропадал.
   --Тогда... Врачей вызвал?
   --В том то и дело - нет. Происходит странное. На работе сообщили, что они уволились. Виктор принес два заявления: свое и Сонино. Дома их тоже нет. И на семинар они не приходили.
   Будный поджался, насторожился.
   --Да, странное происходит, странное. Ты, Талиб, американцу дай отбой. Не до него сейчас. А с монахом поступи - как сказано. Кто знает, не привел ли он хвост за собой? И ищите Виталия, ищите! Они, не спросив совета, уволились? Не нравится мне это...
   И Будный, в сомнениях, вышел из кельи. Через длинные коридоры пробрался к тайной комнате, щелкнул замками, отворил массивную стальную дверь и переступил порог. Центральный наблюдательный пункт работал круглосуточно, несколько телевизоров сообщали о событиях, происходящих в доме. Талиб усердно молился. Будный долго подглядывал и подслушивал, не проронит ли начальник безопасности опрометчивого, либо критического слова? Но нет. Он накопил много Заслуг, и достоин дальнейшего продвижения. Прошел четыре ступени вхождения в Поток Истины:
   1. Жертвование и служение.
   2. Изучение Махаяны.
   3. Созерцание собственного "Я" и размышление.
   4. Практика изученного.
   Талиб из тех религиозных фанатиков, которые готовы на все. Нет сомнения, выполнит любой приказ. Если завтра начать приближение к концу света - сделает возможное и невозможное, чтобы тот скорее наступил. Семья у Кадырбекова в Ташкенте. Однажды спецслужбы Узбекистана предотвратили теракт на центральной площади, у здания правительства. Хотя ходили слухи, будто никакого теракта не было, просто СНБ необходимо время от времени запугивать народ и власть, и в мутной воде ловить свою рыбу. Последовали аресты сотен людей, среди которых оказался и Талиб. Про пытки в узбекских тюрьмах он и прежде слышал, но то, что эта средневековая дикость коснется его лично - предположить не мог. Коснулась. Его пытали током, под ногти загоняли иголки, подвешивали вниз головой, переломали ребра - и все за приверженность к буддийской вере, АУМ Сенрике. Особенно изощрялся оперативник Салават, которого заключенные называли палачом. Военным из СНБ казалось, будто Талиб должен был обязательно принимать участие в терактах. Отделение АУМ Сенрике было разогнано, его члены бежали, те, кто не успел - испытали прелести узбекских застенков. Некоторые ташкентские самана, так же, как и кзыл-ординские, укрылись в кельях шымкентской секты. В Казахстане либеральное законодательство и веротерпимость. Так Талиб, казах из ***жуза, рода ***, попал в местное отделение АУМ, сделал карьеру и стал начальником разведки.
   В отношении провинившегося монаха, а по совместительству медбрата, санитара, Талиб и сам бы принял решение, но хорошо, что его озвучил Учитель. Обосновал. Слишком много этот монах знает, и особенно про исчезновение людей, про продажу внутренних органов, про связи с американскими медицинскими центрами, про гангстеров, являющихся посредниками между потребителями и "производителями" товара. Но теперь лицо самана запомнили оперативники, и будет большим подарком для них - найти его здесь, в доме АУМ, или, проще сказать, в монастыре. Просветленный акценты расставил правильно, осталось приговор привести в исполнение.
   Монаха вывезли к Темирлановке, возле моста, под холмом, съехали к реке Арысь, над которой клубился туман, застрелили и сбросили в воду. Он до конца думал, будто едет в Темирлановку на семинар.
   Беглый вор из Сибири, выполнявший функции мясника - пропал вместе со своей сожительницей. А ведь он знал намного больше монаха! Может быть, это работа недобитого Арбакова?
   Найти!
   35
  
   Дюсенов приезжал на похороны, проводил брата, провел беседу с двумя генералами и прокурором области о возросшем уровне криминала, выразил надежду, что убийца будет найден, и уехал.
   Между тем работники завода, узнав о возможном переходе предприятия в новые руки - объявили забастовку. Руководил забастовкой независимый профсоюз. Требования были неопределенными, плохо сформированными, но эмоции лились через край. После всех передряг 90-х годов завод только начал получать прибыль, рассчитался с рабочими по зарплате, выплатил долги бюджету и инвесторам, подал документы на сертификат качества ИСО-9001, продукцию стали покупать, и вот - на лакомый кусок некто положил глаз. В одночасье крупное предприятие оказалось в новых долгах. Причем долги были фантастическими: при объявлении банкротства - не хватит конкурсной массы, чтобы рассчитаться. Заместитель директора, приложивший руку к махинациям, объявил себя заболевшим и на работе не появлялся. А приехавший из Франции директор, подписавший контракты на поставку нового оборудования для модернизации завода - проводил с юристами совещание за совещанием, пытаясь разрулить ситуацию. Представители нового потенциального хозяина пробовали войти на территорию завода, но получили такой отпор, что соваться туда во второй раз не рисковали. Ими было подано заявление в суд, который должен состояться на следующей неделе. Учитывая, кто стоит за спиной рейдеров, работники предприятия в исходе судебных разбирательств не сомневались: завод проиграет. И вдруг все переменилось.
   Сержант с охраной обходил цеха, уговаривал людей приступать к работе. Директор семенил рядом, объясняя профсоюзным деятелям: все кончилось благополучно, недоброжелатели сняли требования, забрали заявление из суда.
   Напряжение пошло на спад, рабочие обещали после обеда приступить к работе. Директор с Сержантом закрылись в кабинете, велев никого не пускать. Сержант утонул в глубоком коричневом кресле, держа в руках свежеиспеченный бухгалтерский отчет.
   --Когда начнет поступать оборудование? - спросил он, перелистывая папку.
   --По контракту - в первом квартале.
   --А эта сука, что с ним? - имея в виду заместителя директора, поинтересовался Сержант.
   --Вот лежит приказ о его увольнении с передачей дела в полицию. Я могу его подписать?
   --?рине. Но в полицию не надо. Разберемся сами. (Перевод: конечно).
   --Как скажете, Бахыт Есенович. Но я бы... Не знаю... Олай етуге болмайды. С его стороны. Осы?ан б?рi ?намайды! Как говорится - дос басы?а iс т?скенде танылады. (Перевод: Так нельзя делать. Все ему не нравится. Друг познается в беде).
   --Хорош друг... А это вам наука. Не умеете подбирать кадры.
   --Бахыт Есенович! Он же блатной! Звонили из министерства, просили принять. Мол, хороший специалист, то, да сё. Какой он специалист? Да у нас полно таких!
   --Э! Себебi не? (Перевод: По какой причине?) Здесь государственное предприятие? Или частное? Хватит блатных! Вы хороший инженер, но плохой кадровик! Это мое вам предупреждение!
   --Хорошо, Баке. Будем принимать по деловым качествам.
   Сержант молча изучал колонки цифр: приход, расход, дебет, кредит. Директор, подобрав брюшко, присел рядом, и указывая карандашом, стал пояснять некоторые моменты. На последней странице Сержант поднял голову.
   --В целом я доволен. Правда не понял, из каких источников профинансирована последняя партия металла. Здесь этого нет.
   --Ну вот же! Это висит как долг. Нам удалось договориться с Челябинском -оплатить металл после изготовления и реализации продукции. Давние партнеры, идут навстречу.
   Директор засеменил к сейфу.
   --Сейчас я вам покажу контракт.
   Сержант прочитал контракт и согласно кивнул.
   --А в наличии сколько осталось? На складах.
   --В наличии? Да все осталось. Вот железнодорожные накладные, мы получили металл три дня назад. Хотите посмотреть?
   --Нет основания вам не доверять.
   Сержант распрощался, и окруженный охраной - уехал. Дела в области шли всяко, но везде необходимо присматривать и направлять. Смотрящий по Шымкенту сообщил сумму, полученную от рэкета и подготовленную для отправки на зону. Грев, по сравнению с прошлыми годами, сидельцы получили приличный, однако это далеко не идеал. Со слов смотрящего выходило - сборы с малолеток возросли. Школы, училища, колледжи, институты - которые имеют своих смотрящих - обложены налогом. Некоторые ученики и студенты пытаются возникать, но против системы не попрешь, и выход у них невелик: либо согласиться и поднапрячь родителей, либо заявить в ментовку и покрыть свое имя презрением, либо получать ежедневных п****лей, либо - добровольно в петлю. Но налог должны платить! И вот выясняется - студенты создают собственную охранную организацию для борьбы с вымогателями. Кто ж такое удумал? А очень просто! Отдел внутренней политики, обеспокоившись ростом преступности среди молодежи, решил провести акцию.
   Сержант улыбнулся: это как в далекой молодости. Нехай студенты походят строем с флагами, с лозунгами, или даже с песняками. Нехай покричат под команду педагогов: "Молодежь против наркотиков!". Нехай педагоги успокоятся и очистят душу: акция проведена, галочки проставлены, воспитательная работа на высоте. В прежние времена такими делами занимался горком комсомола при поддержке горкома партии. Даже оперативные комсомольские отряды формировались. Так шо - пущай поють. А когда отправятся по домам - школьные смотрящие приступят к сбору подати.
   Бизнес на детях - удобный бизнес. Они редко продают ментам, не качают права, а в случае чего - рэкет трудно доказать в суде. В масштабах города - доходы внушительные. Но все же это так, мелочишко на молочишко, подспорье в большом хозяйстве. А более приличные деньги - дивиденды от множества акций на совладение предприятиями. Здесь - крупняк. Но и работа проведена большая.
   Сержант ехал на встречу с генералом. Не прибудешь добровольно, привлекут силой. Что понадобилось этому хрычу? Что он пронюхал? В начале девяностых, когда генерал был майором и трудился по линии ОБХСС, Сержант проходил у него по делу о крупной афере, наподобие "МММ". Воры открыли фирму, собирали с лохов деньги и приватизационные купоны. Бабло валило немерянное, но начались жалобы, некоторые терпилы решили идти до конца. Следствие было проведено тщательно, материалов уйма, потерпевших тоже. Майору предлагали охрененные деньги но - не взял, сука! Передал дело в суд. В суде люди оказались практичнее: за гораздо меньшую плату удалось договориться на условный срок. И, когда Сержанта освобождали из-под стражи в зале суда, майор посерел от ярости. С тех пор дорожки их не пересекались, хотя Сержант и отсидел трижды, по другим эпизодам.
   Когда он вошел в кабинет, генерал поднялся и вышел навстречу. Обнялись, почти как друзья.
   --Рад, рад. - пригласил присесть генерал, и сам уселся. - Сколько лет прошло? А Сержант?
   --Лет, наверное, двенадцать. Нет - пятнадцать. Точно, пятнадцать.
   --Где же тебя носило? - спросил генерал, но махнул рукой. - Ой, не рассказывай. Я у тебя как личный биограф, все знаю и слежу за карьерой.
   Сержант окинул взглядом кабинет.
   --И я за вами наблюдаю. Богато! В майорах вы поскромнее были, Кенес Ибрагимович. - пошутил Сержант.
   --Ну так!
   --А вы, я смотрю, привычкам не изменяете? - указал Сержант на пустую чашечку с кофе.
   --Как там?.. Привычка, это второе счастье? Ну, вот. - тоже отшутился генерал.
   Он нажал на педаль под столом, вызвал девушку и заказал два кофе. Через несколько минут они отхлебывали черный напиток.
   --Ты извини, Сержант, коньяк не предлагаю.
   --Помню, помню, Кенес Ибрагимович. Все еще не научились водку пить?
   --С молодости не пил, а к старости, зачем начинать?
   --Мудрый вы человек.
   --Ну, да. Только ты, само собой, догадался - я тебя не для обмена любезностями пригласил.
   --Еще бы! Я хоть и сержант, в звании не вышел, но соображаю!
   --Ладно, не скромничай. Такие сержанты полковниками командуют, и генералами. Мне-то, биографу, мно-о-гое известно. В общем, дело такое. - Генерал поднялся, подошел к двери, выглянул, и прикрыл плотнее. - Ты, конечно, в курсе, какие события происходят в стране.
   --М-м-м... Вы имеете в виду... - ткнул пальцем в небо Сержант.
   --Да. Правильно понял. Наш зятек на западе, но дела его живы...
   --Та-ак.
   Генерал совсем понизил голос.
   --Сержант. Ты за дурака меня держишь? Взял слишком круто. Убийство Дюсенова тянет на пожизненное.
   Сержант поставил пустую чашку на стол и задумчиво посмотрел в окно.
   --С чего вы взяли, Кенес Ибрагимович, что я имею к этому отношение? Или это просто понт?
   --Ну-ну! Без блядства. Я ведь не в протокол. Тут особо доказывать ничего не надо. Дюсенов должен был вот-вот отнять у тебя завод. И отнял бы! Я тебе по-человечески сочувствовал: слишком жирный куш. И вдруг - Дюсенова нет, твои дела наладились, ни долгов, ни проблем. Как говорится, нет человека - нет проблем?
   --Это ваши гипотезы. Совпадение. Я чист. Между прочим, у Дюсенова полно врагов. Разве вы не знаете?
   --Знаю. Еще один завод они с зятем пытались отобрать в Таразе.
   --Ну вот.
   --Дело не в этом. Я не о том. Сейчас поймешь. Во власти пошли тектонические сдвиги. Там! - Генерал тоже ткнул пальцем в небо и заговорил еще тише. - На нашем, областном уровне, как отголосок тех тектонических сдвигов, сначала земля затряслась под Ишимбаевым, а сейчас кое-кто занимается акимом. Думаю, и его скоро... Можем слететь и мы, оба генерала. Астану трясет. Всех, кто имел контакты с зятьком - допрашивают.
   Сержант сосредоточенно и внимательно слушал, но улыбнулся.
   --И здесь я не причем.
   --Не ёрничай, Бахыт. Мы знаем твои связи и возможности. Можешь спросить: почему я, давно тебя не видел - и разоткровенничался? А деваться тебе некуда. Прихлопну в любой момент. - Генерал достал с полки восемь толстых папок, и показал Сержанту. - Все подвиги Геракла. И в Алма-Ате, и в Астане, и в Павлодаре, и в Чимкенте. Но можно договориться. Короче. Тебе просили передать предложение. В общем, человечек нужен. Для деликатных поручений. Если предложение принимаешь - я продолжаю разговор, и тогда тебе простят даже убийство Дюсенова. Если нет... Если нет, Бахыт, я не отвечаю ни за что.
   Сержант вытянул ноги и нечаянно задел пустую бутылку из-под "Боржоми", она покатилась в сторону генерала.
   --Уважаю я тебя, Кенес Ибрагимович. - перешел на "ты" Сержант, поднимая бутылку. - Дальше не продолжай. Догадываюсь о чем речь. Но, "мочить" политиков - не мое дело. Я вообще не лезу в политику, и с мочиловом не дружу. Да и, генерал, не забывай: я коронованный вор. А не сука. Что касается Дюсенова... Повторяю: чист!
   Генерал нажал на педаль и бросил девушке:
   --Еще два кофе!
   И Сержанту:
   --Ничего ты не понял, Баха. Ни-че-го!
   Возле проходной в машине Сержанта ожидали Сизый и братва.
   --Как прошло свидание?
   --Нормально, пацаны.
  
   36
  
   С больницы Борис вышел, что называется, другим человеком. Перестал пить. Посвежел. Начал ежедневно бриться и ухаживать за собой. До недавнего времени передвигался с палочкой, но уже начал обходиться без неё. Пить бросил, но похмельный синдром возникал часто, и выдержать его приливы стоило немалых усилий. В таких случаях Борис бежал в магазин за минералкой, и глушил её до полного удовлетворения жажды. Газированная вода хорошо снимала похмелье, слегка удаляла дрожь в пальцах и внутреннюю дрожь. Если же минералки не оказывалось - разводил в стакане пунш: соду с уксусной кислотой. Говорят, многим алкоголикам пунш и вода помогли выкарабкаться.
   Сегодня во дворе с мотороллера продавали свежую свинину, Борис набрал сала и немного мяса. Дома рассортировал и зажарил целую сковороду свежатины. Когда стол был накрыт, нарезан дольками лук, чеснок - отправился за свежим хлебом. Купил булку и на выходе из магазина столкнулся с женщиной, споткнувшуюся на скользком подмороженном пороге.
   --Осторожно! - крикнул Борис, подхватывая её под локоть.
   Она встала, обтряхивая джинсы. Подняла глаза.
   --Ты?
   --Я...
   --Ой... Спасибо...
   --Такая встреча!..
   --Да...
   --А я тебя искал. - лицо у Бориса светилось, он растерянно улыбался. - По всему Чимкенту искал.
   --Искал? Я была здесь...
   --Каждый день ходил на Байтурсынова, и ждал.
   Асима тоже улыбалась, они не замечали поток толкающихся людей, не обращали внимания на обидные реплики. Вышли на улицу, на мороз.
   --Ты говоришь правду?
   --Асима! Ну, листья... Тополя...
   Борис не удержался, обхватил её и впился поцелуем в губы. Все плыло кругом: здания, билборды, поток машин, низкое серое небо...
   --Борис... - она не сопротивлялась, поддалась его напору. - Я тебя ждала...
   Потом они долго стояли, любуясь друг другом, пока не опомнились. В городе наступили сумерки, билборды уже горели разноцветными огнями, машины, поворачивая на перекрестке, фарили по глазам.
   --Асима, я приготовил ужин. Давно остыл. Пойдем? Здесь рядом, за углом.
   --А удобно?
   --Что ты! Я так ждал этой встречи!
   В квартире было чисто, все вымыто, выскоблено и радовало глаз. Борис нарезал хлеб, убрал лук с чесноком, достал перец и соль, поставил чекушку водки.
   Асима водку убрала на подоконник.
   --А этого не надо. Я не пью.
   --Как не пьешь? Помнишь, гульнули на Байтурсынова?
   --Там и познакомились. Я тогда в депрессии была. Напилась, как дура. С работы рассчиталась, с мужем развелась... А ты и рад был мне подливать? - пошутила Асима.
   --Я тебя приметил. Смотрю - женщина красивая, но одна. Не логично. А сама грустная-грустная. Подсел, чтобы развеселить. И сразу понял - моя! Разве так бывает? Сразу! А сколько я тебя искал потом!
   Они ели и переговаривались, затем смотрели, и не ничего не видели в телевизоре, не помнили, как оказались в постели. Когда все закончилось, и Борис лежал, откинувшись, Асима положила голову ему на грудь.
   --Уже темно. Я в магазине хотела стиральный порошок взять... Проводишь?
   --Нет... Оставайся у меня. А?
   --Как девка гулящая? Первая встреча - и в постель. Не пойму себя: чего с мужем не поделила? И баб не пойму. У меня есть знакомая, имеет мужа, богатого любовника, а полезла в секту. Вот что человеку не хватает? Теперь с ней общаться невозможно. Молодая - а про конец света мелет и мелет.
   --Баптистка, что ли?
   --Нет. АУМ Сенрикё.
   --А, что-то слышал.
   --Да глупость всякая. Какие-то потоки истины, просветленные-недосветленные... Чепуха. Просто смотрю - человек меняется на глазах. Была веселая, общительная, работала в акимате, имеет высшее образование. Теперь как монашка. Недавно муж с вахты приехал - на развод подал.
   Асима перевернулась на бок.
   --А почему ты в шрамах весь? Вот, совсем свежий рубец. От чего это?
   И Борис рассказал о бывшем соседе Арбакове, о скорой помощи, о санитарах, о подозрительном враче, о том, что полиция вся купленная. Даже теперь, когда его порезали, а одного санитара застрелили, они не ведут как надо следствие.
   --А это - я получил в Нагорном Карабахе. - Борис показал шов на яичках. - И у меня никогда не будет детей.
   Асима лежала молча. Борис тоже помолчал.
   --Я нашел тебя, и хочу, чтобы ты стала моей женой. Но ведь, ты теперь не согласишься?
   Она погладила его по плечу.
   --Боря. Разве от этого зависит?
   --А разве нет?
   --Нет.
   --Тогда выходи за меня.
   --Так сразу?
   --Да. Но у нас не будет детей.
   Асима поцеловала его в губы.
   --Знаешь, я согласна.
   --Даже если не будет детей?
   --Глупый. Лишь бы нам было хорошо. Ты ведь мне тоже сразу понравился. Напился, правда, в тот день до беспамятства. Но мне отчего-то казалось - свежий ты. Не испорченный. Что-то в тебе есть, не знаю, харизма, что ли? Хочешь казаться крутым, суровым, а в душе простой и добрый. Может быть, немного упрямый, немного не собранный. Если бы ты знал, как я мучилась все это время, боролась с собой. А не будет детей - возьмем на воспитание. Так многие делают.
   Борис задохнулся от чувств. Сколько лет переживал, впадал в запои, приобрел массу комплексов и думал - никогда не женится.
   --Поразительно. - прошептал он. - Ты как бы заглянула внутрь меня. Еще никто так не подмечал моего характера. А знакомы всего ничего... Листья...
   --А мне кажется - сто лет...
   Он уткнулся ей в сиськи, вдыхая запах молодого женского тела и простеньких духов. Невесомость, свободное падение, бесконечность...
  
   37
  
   Сержант был рассержен, если не сказать - взбешен. Оказалось, когда в самом начале покатилась паника в связи с предстоящим банкротством и переходом завода в руки Дюсенова, многие начали сбрасывать акции за бесценок. На этом сыграл бывший мелкий акционер, который, воспользовавшись занятостью Сержанта, под шумок скупив ценные бумаги - поставил под колпак солидный пакет. Главные дела контролируются не им, а Сержантом, но все же не считаться с акционером стало невозможно. Получается - Сержант платил бабки, рисковал, подставлялся, ему угрожает генерал, а этот выскочка, втайне провернувший дельце - пользуется результатами его, Сержантова, труда. Акции вновь подскочили в цене и стали, как прежде, высоколиквидными. Сколько же выручил этот артист? Какую поимел прибыль? По самым скромным, приблизительным подсчетам - многомиллионную. В лохах Сержант не ходил никогда - обидно. Вор - лох!
   Встречу назначили в кабинете директора. Глеб Будный вошел, снял шапку, оголяя лысину, поздоровался, и поставив портфель возле ног, стал с интересом наблюдать за Сержантом. Тот вел себя как хозяин, а директор завода, ежеминутно поправляя галстук, старался ему угодить. Затем он удалился на территорию, а Сержант пригласил Будного сесть, и тоже присел в кресло за письменный столик.
   --Мне сообщили, Глеб Семенович, вы намерены требовать аудит? - спросил Сержант, не показывая раздражения.
   --Ну, как новый крупный акционер - да. - вежливо ответил Будный. - Хочется, Бахыт Есенович, знать истинное положение дел.
   --Разве вы не изучали годовые отчеты заводских служб? Годовой баланс?
   --Почему? Изучал.
   Сержант слегка поморщился.
   --Разве этого мало? Нам предстоит все силы бросить на модернизацию завода. Первое оборудование уже начало поступать. Уйма работы. Зачем отвлекать специалистов?
   --Все так, конечно. - возразил Будный. - Но ведь, после такой встряски - всякое может быть? Эти долги, займы, кредиты, левые договора... Кто их наделал? Вопрос спорный.
   --То есть?
   --Ну, люди разное говорят...
   --Нет, поясните. Что вы имеете в виду?
   --Понимаете, я считаю - зря отстранили от работы заместителя директора.
   --Его не отстранили, а уволили. По моему согласию.
   --Ну вот... А может быть он не так уж виноват? Мне звонили из министерства, представили его как хорошего специалиста, который пострадал зря.
   --Вам уже из министерства звонят? Интересно.
   --Что же интересного... Обычное дело.
   --Вот как? Еще интереснее. Вы что же, собираетесь добиваться восстановления заместителя?
   --Вообще-то да. И кроме того, провести аудит, Бахыт Есенович.
   Сержант сложил руки на животе и постукивал пальцем о палец, стараясь не выдавать злобу. Это уж слишком! Мало того, что отхапал акции, так еще и диктовать условия вздумал! Министерство!
   Но почти спокойно возразил.
   --Если вы будете настаивать, Глеб Семенович, аудит можно провести. Но восстановить зама - нет. Я решаю, кому работать на заводе.
   --Ну-ну. Не надо спорить. - Будный вежливо улыбнулся. - К этому вопросу мы вернемся позднее, и думаю, решим его положительно. С вашего, естественно, согласия.
   В ответ Сержант тоже улыбнулся.
   Мерзавец! Какой тон выбрал! Ах ты, сука!
   --Конечно, спорить мы не будем. - ответил он. - Не хотелось бы совместную деятельность начинать с разногласий. Ваше право: аудит, так аудит.
   Будный отказался от предложенного чая, и, распрощавшись, ушел. Сержант в одиночестве откусил от шоколадной плитки и отхлебнул обжигающего напитка.
   Как мог этот кондуктор обвести его вокруг пальца? Именно кондуктор, босяк! Разве в его секте водятся такие деньги? Откуда бабло? И еще вопрос: что означают слова обычное дело? Чей он человек? Заместителя ведь, министерство и подсунуло, и опять хотят, по второму кругу? Снова рука зятя? Понятно, что министерство - прикрытие, а настоящие игроки невидимы, они за ниточки дергают и приводят в действие весь механизм.
   Но самое главное - этот мозоль настоял на аудите, а в последние дни пришлось взять из кассы некоторую сумму на общаковские дела. Что делать? Организовать кражу? Якобы залетные воры тряхнули заводскую мошну? Вот падла! Подвалил лишних проблем!
  
   38
  
   Поиски пропавших самана Виктора и Сони ни к чему не привели. И данный факт тревожил - беспокоила неизвестность. Когда вскрыли квартиру, все вещи оказались на месте, ничего не тронуто. Только нежилой оказалась квартира: толстым, нетронутым слоем лежала пыль на мебели, на телевизоре, на полу - во всех комнатах. Что произошло? Это были лучшие монахи, которым доверялись кровавые тайны секты. Их руками отправлялись на небеса не только посторонние люди, но и свои, ослушники и еретики. Во времена, когда остро не хватало денег, руководство решилось на бизнес, приносивший баснословные прибыли: на продажу иностранцам внутренних органов человека.
   Талиб, встретив в коридоре Учителя, доложив ему обстоятельства поисков, понуро молчал. Будному передалась тревога начальника разведки.
   --Не могут двое людей исчезнуть бесследно! Талиб, не могут! Плохо искали!
   Талиб растерянно пожал плечами.
   --Перевернули все, Учитель.
   --Искать! Найти! Хоть живыми, хоть мертвыми!
   Будный схватил Талиба за отворот пиджака.
   --Искать!
   Дождавшись, когда всклокотавший Будный отпустит пиджак, Талиб поклонился:
   --Хорошо, Учитель. Будем работать день и ночь, пока не найдем.
   --Иди!
   Талиб ушел, а Будный, немного передохнув и придя в себя от расшалившихся нервов, отправился в центральный пункт наблюдения. На экране телевизора, в пустой комнате, среди ковров и паласов, молилась Маха Куема. Будный из разных ракурсов рассматривал тонкую талию, длинные волосы, мячики под джемпером, сосредоточенное привлекательное лицо - и просыпался, усиливался, распространялся по телу жар. Вскоре желание заняло все мысли, но он выжидал. Наконец, когда она отвесила последний поклон богу Шиве, Будный закрыл секретку на замки и возник на пороге, перед глазами Махи Куемы.
   --Просветленный! - воскликнула она, ожидая в этот день шактипат.
   Сдерживая дыхание, Будный запустил ладонь в её волосы.
   --Сегодня произойдет радостное событие.
   --Какое, Учитель?
   --То, о чем я давно рассказывал в наставлениях. Сегодня должна открыться твоя Муладара-чакра.
   --Это правда радостное событие?
   --Это важный шаг на пути собирания Заслуг. Он открывает дорогу к высшим ступеням Понимания Света. - шептал Будный в истоме, медленно снимая с Махи Куемы джемпер, юбку, колготки, бюстгальтер...
   В беспамятстве он целовал коричневые соски, пупок, опускаясь ниже и ниже.
   --Вот она - Муладара-чакра! - добравшись до половых губ, прошептал он. - Восхитительна! Я наполню её святой влагой! Мы сбросим отрицательную энергию!
   Они легли - где стояли, и утонули в мягком ворсе паласа.
   Маха Куема норовила повернуться боком, испытывая неловкость и стыд. Горели щеки, не слушались руки, раздавались только охи и вздохи.
   --Но через Муладару-чакру можно отправиться лишь в Мир Голодных Духов! И в Ад! - с сомнением сообщила она, используя полученные на семинарах знания.
   Будный на секунду отвлекся.
   --Доверься мне, Маха Куема! Я с тобой! Мы улетим в Ад, потом в Нирвану! Следуй моему примеру, иди за мной! Вот, пропусти свои пальцы сквозь мои, так соединятся наши ауры. Чувствуешь, как они соединяются?
   Маха Куема почувствовала резкий, неожиданный толчок и вскрикнула от боли. Толстое и твердое вошло в неё, достигло Свадиштана-чакры, заелозило по сухому.
   --Учитель!
   --Я с тобой! Доверься... Доверься...Доверься...
   --У-читель!..
   --До... вверься...
   Маха Куема закинула голову, выпятив подбородок.
   Меня нет! Нет моей личности, мне ничего не жаль! Я - часть природы: космос и ветер! Мне ничего не жаль. Я космос и ветер...
   Через полтора часа, отдохнув и пообедав, Будный поехал на важную встречу. Встреча произошла на территории нефтеперерабатывающего завода, хозяевами которого, после канадской фирмы "ПетроКазахстан" - стали китайцы. Охрана на проходной указала место, где Будного ждали. В кабинете, наполненном компьютерами, занавешенном тяжелыми зелеными шторами, было сумрачно. На стене, увешанной различными медалями, вымпелами, грамотами, весел еще и цветной портрет Ху Дзиньтао.
   Улыбаясь во весь рот, Джон вышел, протянул руку и поздоровался.
   --Господин Будный! И - встретились! - на плохом русском сказал Джон.
   Лицо Будного отображало радость.
   --Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать!
   --О! Русская пословица? Беру на вооружение!
   На столах - разбросаны пресс-релизы, сообщения, графики, фрагменты докладов. Видно, Джон здесь гость, иначе не допустил бы такого бедлама в кабинете. Они уселись на диване, раздвинув бумаги, диван тоже был завален документами. Обменявшись для вежливости состоянием здоровья, принялись обсуждать тему, ради которой срочно собрались. Джон положил Будному руку на колено и убрал её.
   --А вы молодец! Приятно иметь в рядах такого сотрудника. Как прошло первое рандеву?
   --Присматриваемся. Кажется, он взбешен - придется делиться влиянием на производственную и экономическую политику. Это, Джон, вы хорошо придумали.
   Тот не обратил внимания на похвалу.
   --Объект важен тем, что скоро выйдет решение вашего правительства. Сейчас оно на подписи у премьера Масимова. Кластер будет развиваться, сюда планируется вложить дополнительно миллиарды бюджетных денег. И тогда завод сыграет свою роль.
   --Он и играет. Один из самых прибыльных в стране.
   --Да-да. А как он принял известие об аудите?
   --Нервничал. Хотя старался не показывать вида.
   --Ничего. Как говорите вы, русские - деньги любят счет.
   Джон потирал руки от удовольствия.
   --А вы, Глеб, будьте осторожным. Так, на всякий случай. И второе. Как продвигается дело с нитроцидом?
   --Я вам рассказывал. Эта партия воюет со всем миром, они осторожны. Товар должны были привезти в Алматы, но переиграли, и решили - лучше в Тараз. Здесь провинциальная полиция и меньше посторонних глаз. Каким путем нитроцид доставят до места, мне не говорят, но думаю, удобнее через горы. С нашей стороны все готово, ждем, пока они созреют.
   --Не получится так, что передумают?
   --Вряд ли. Для производства вещества необходимы большие деньги, а по информации моих каналов - с этим у них проблемы. Лаборатории находятся высоко в горах, сами понимаете, любое передвижение легко обнаруживается со спутника. Они делают все, чтобы такого не случилось. В общем, для наращивания производства, нужны средства, а их нет. Не беспокойтесь, не передумают.
   --И все же поторопить бы их... Скорее нужна наша доля.
   Будный опустил лысую голову, рассматривая свой даймон на лацкане пиджака.
   --Скажите, Джон, - обратился он к нему, - а зачем вам нитроцид? Что вы с ним хотите делать?
   Джон нахмурился, помрачнел. Протянул руку и взял Будного за подбородок, поднял его, и заглянул в глаза.
   --У меня был знакомый, которому я занял денег. Он не мог их вернуть вовремя, и задавал вопрос: зачем мне деньги? - сказал Джон, сжимая подбородок до боли, но Будный не смел освободиться. - Разве я спрашиваю: а вам нитроцид зачем? Я заплатил, и хочу быстро получить товар.
   --Резонно...
   --И запомните, Глеб. Не задавайте мне вопросов. Особенно провокационных. Я могу неправильно их истолковать.
   --Понял вас. Простите. - включил задний ход Будный и виновато умолк.
   Но Джон все же обиделся. Сухо проводил гостя и бросил через плечо:
   --Ускорьте!
  
   39
  
   --To ty, Sveta? Dzien dobry! - Януш подбежал к Свете и, как взрослый, поздоровался.
   В прошлом году Януш с родителями из Польши перебрался в США, папа - бизнесмен, мама - психолог. Время от времени в Варшаве начинался коммунистический психоз, ястребы грозились пересажать всех коммунистов и сочувствующих России, а громкая фамилия Ярузельский - была им как красная тряпка для быка. И хотя родители Януша не являлись родственниками бывшего польского диктатора Войцеха Ярузельского, а были однофамильцами, в чиновных коридорах Варшавы приходилось часто это объяснять. Тем не менее, бизнес продвигался хорошо, и вскоре Ярузельские купили дом в Кливленде, открыли офис на Авеню Эвклида.
   Света поздоровалась в ответ.
   -- Good morning! - оба они вполне говорили по-английски, однако и родные словечки проскакивали в речи.
   --А я видел твою маму.
   --Ну и что?
   --Ничего. Она садилась в такси.
   --А она мне не мама, а тетя Кэт. - тряхнула косичками Света.
   --Что ты сегодня будешь делать? - спросил Януш, разглядывая поток людей, спешащих на работу.
   --Не знаю. Тетя Кэт и дядя Стив не разрешили далеко уходить.
   --Ну и что? Давай сходим на Кайахогу!
   --Так далеко?
   --Пускай! Мы быстро!
   --А что будем там делать?
   --На пароходы смотреть. Когда я вырасту - стану капитаном!
   --Капитанам нужно долго-долго учиться.
   --Пускай! Буду учиться! Пойдешь на реку?
   Света на минуту задумалась.
   --Ну ладно. Только недолго.
   Они купили мороженое и, пересекая улицы, пошли на Кайахогу. Януш и родители часто, оставив машину на стоянке, бродили по городу пешком, любовались красотами Кливленда. Приходили и на реку. Теперь Януш был горд, что ведет свою girl по местам, которые изучил. Они немного устали, когда прибыли на набережную. На середине реки, под большим железным мостом, медленно плыла баржа. Несколько матросов на палубе махали им руками и что-то кричали. Света тоже помахала и тоже что-то крикнула в ответ. Подплывали к берегу пассажирские пароходики, забирали людей с пирса и уходили против течения. Сновали юркие катера и ботики. День был теплый, ярко светило солнце, но у воды - холодно.
   Януша заворожено следил за речными судами.
   --А я буду плавать по морям! - заявил он, бросив в воду камушек. - Тебе папа читает книжки Джека Лондона? Про корабль "Снарк"?
   --У меня нету папы.
   --А мне читает. А еще я попаду на остров. К малаитам.
   --Зато дядя Стив рассказывает мне про операции. У него самая лучшая клиника в мире! "Клиника Чарльза Кевнингса"! Вот!
   Януш хотел что-то возразить, но согласился.
   --Ну, ладно... Хочешь, сходим к нему в клинику? Ты, когда вырастешь, будешь врачом?
   --Не знаю. Я боюсь уколов. Мне в Шымкенте делали болючие-болючие уколы.
   --А Шымкент большой город?
   --Дядя Стив говорит, большой, но меньше Кливленда.
   --Там тоже есть пароходы? Да?
   --Я не видела.
   --Наверное, есть. Я люблю пароходы! Когда я был маленьким, папа возил меня на Балтийское море. Там были корабли, большие, как, - Януш оглянулся вокруг, - как вон тот дом! - указал на небоскреб на противоположном берегу.
   Света с сомнением покачала головой.
   --Таких не бывает!
   --Тогда, как вон тот, красный. - ткнул он пальцем в дом, втрое ниже небоскреба.
   Они прошли немного по берегу, прямо на причале разместилось кафе под открытым небом. Пассажиры сидели на высоких стульях, за высокими столами, и поедали сэндвичи с пивом. У деревянного парапета мужчины рассматривали пену, образованную волнами прибывшего ботика.
   И вдруг Света отпрянула: за одним из столов сидела Кэт, обнявшись с Валентини. Возле них - вино, Кэт громко смеялась, на неё обращали внимание, оборачивались. Вскоре они встали и, держась за руки, поднялись по широкой лестнице вверх, на железный мост, на дорогу.
   Свете захотелось домой. Она бросилась бежать, не обращая внимания на просьбы Януша остановиться, он еле поспевал за ней. Возле дома сказала "гудбай", поднялась на свой этаж и открыла дверь. Её встретил Стив, прибывший с работы раньше времени.
   --Светик, ты где пропадала? Четыре часа жду: ни тебя, ни Кэт.
   Она отправилась в ванную, как учил Стив, мыть руки после улицы.
   --Почему молчишь? - он подошел и, улыбнувшись, слегка потрепал ей волосы. - Поругалась с бой-френдом?
   Она отрицательно покачала головой.
   --Тогда что?
   --Ничего. Дядя Стив, ты обедал? Сейчас тебя покормлю. - отправилась она в столовую.
   Но стол был завален едой, напитками, Стив успел наготовить, ожидая своих женщин. В супермаркете купил салаты, мясные фарши, кучу различных полуфабрикатов, свежую рыбу, огромный торт. Света разинула рот:
   --Разве сегодня праздник?
   --Конечно!
   --А какой?
   --Попробуй, догадайся.
   --Пасха?
   --Нет.
   --День Независимости?
   --Нет.
   --Рождество?
   --Нет. А впрочем... Да, рождество. Сегодня родился дядя Стив. - рассмеялся он.
   Света повернулась, он присел, и она обняла его. Стив расстрогался.
   --Сейчас придет Кэт, и будем обедать.
   Но время шло, а её не было. Света прилегла на тахту, уснула, Стив укрыл её пледом и сам незаметно вздремнул. Потом смотрели мультфильмы, новости по SNN, на улице стало темно. И наконец появилась Кэт. Она ввалилась - вялая, жалкая, тихая. Присела возле Светы, дыша перегаром.
   --Как дела, малыш?
   --Мы ждали. У дяди Стива именины.
   --Да? - Кэт посмотрела на него. - И не напомнил...
   Стив сделал вид, будто не слышал.
   --Ну, девчонки - за стол?
   Пока Света со Стивом разогревали остывшие вкусности - Кэт мертвецки уснула. Разбудить не получилось: брыкалась и мычала, отмахивалась. Ужинали без неё. Света расспрашивала про корабли, далеко ли они плавают, и существует ли корабль - "Снарк"? А кто такие малаиты? А на каком острове они находятся? А Джек Лондон живет в Лондоне? А кто был капитаном "Снарка"?
   Стив задумчиво отвечал, но часто невпопад. Света теребила, не давала собраться с мыслями, и кажется, делала это умышленно, стараясь развеселить. Наконец она устала и отправилась в свою комнату, там стоял компьютер с новыми играми. Стив, сидя за столом, дотянулся до холодильника, вытащил пиво, повертел в руках и вернул на место.
   Было ясно видно - Кэт уходит от него. Но уходит странно. А этот макаронник специально спаивает её, не заботясь о последствиях. По существу - Кэт давно алкоголичка. У неё было слишком много свободного времени, нечем было себя занять. И она оказалась, что называется, безнадзорной: он на работе, та - неизвестно где. Самое плохое, что не видно выхода из ситуации. Даже если она уйдет к Валентини - пить не бросит, степень болезни высока. Правда, некоторые спорят: болезнь это или вредная привычка. А точный ответ - это вредная привычка, благодаря которой приобретены сопутствующие болезни. Если Кэт возьмет себя в руки и бросит пить, то болезни ни куда не денутся. Со временем привычка пить перерастет в привычку не пить, но печень, к примеру, или пораженный мозг, уже не восстановишь. Можно лишь остановить их дальнейший распад. Освободившись от зависимости, жизнь станет комфортнее, и тем не менее - с болезнями. Кроме того, ощущение похмельного синдрома будет посещать её многие годы, и может быть - останется навсегда. А ведь как невинно начиналось: с бутылки пива для получения удовольствия. Зато теперь - почти по Шекспиру: пить или не пить, вот в чем вопрос. Не зря сказано: с дьяволом шутить нельзя. Дьявол шуток не понимает.
   Стив положил голову на руки, и сидя за столом, с дважды остывшей едой - заснул. Света повозилась с компьютером, и тоже уснула.
  
   40
  
   Утром Стив проснулся от шума в ванной. Он подошел и открыл дверь. Перед зеркалом стояла обнаженная Кэт, расчесывающая волосы. Все еще упругие груди, плоский живот не рожавшей женщины, поросший растительностью лобок, выгнутая попка... Стив сделал шаг вперед, но она, увидев его - торопливо прикрылась полотенцем.
   --Кэт. Нам надо объясниться. - сказал Стив, стоя на пороге.
   Она положила расческу на полку, и, не глядя в его сторону:
   --Да. Пора это сделать.
   Оделась и вышла к нему: не выспавшемуся, помятому и с утра не бритому. Сели в кресла. Кэт положила ногу на ногу и стала нервно постукивать себя по коленке кулачком. Стив наблюдал: сейчас она вспыльчивая, нервная, а в непредсказуемый момент станет плаксивой, потом - беспричинно веселой. Горько усмехнулся.
   --Я все правильно понимаю? - спросил он, нарушив молчание.
   --Да.
   --Когда это произойдет?
   --Уйду прямо сейчас.
   --А Света? Как с ней?
   --Ты позволишь мне видеть её? Она ведь останется с тобой...
   Стив кивнул.
   --Конечно. Приходи, когда захочешь. Уже не любишь меня?
   Кэт разрыдалась.
   --Не знаю. Я ничего не знаю и не понимаю. Не понимаю, что происходит. Мне нужно побыть одной. Понимаешь? Надо разобраться в себе.
   Лицо Стива выражало жалость, он подавил порыв нежности, осознавая, что Кэт его не допустит.
   --Да, - сказал он, - тебе надо разобраться. Я не осуждаю. Когда станет тяжело и плохо - возвращайся. Света будет ждать.
   --А ты?
   --А я? Я? Я тоже.
   Кэт вытерла слезы.
   --Я не вернусь, Стив. Не утешайся надеждами.
   Она поднялась и, не прощаясь - ушла. Вскоре проснулась Света. Приняв водные процедуры и сев завтракать, спросила:
   --А где тетя Кэт?
   Стив был растерян.
   --Тетя Кэт? Она... Уехала к маме. В Бостон. Есть в Америке большой красивый город Бостон. Там у тети Кэт живет мама.
   --А почему она мне не сказала "гудбай"?
   --Потому, что поезд уходит рано, ты еще спала.
   --А когда приедет?
   --Наверное не скоро. Мама болеет.
   Света поела и принялась мыть посуду. Глаза Стива выражали тепло: есть в этом доме хоть одно невинное, безгрешное существо. Все перемыв, закрыв воду, Света строго спросила:
   --Вы поругались?
   --С чего ты взяла?
   --Ты, дядя Стив, не бритый. Колючий. И на работу не пошел.
   --А-а... На работу сейчас ухожу.
   Он побрился, в спешке нанеся на кожу порезы, дезинфицировался туалетной водой. Сделал традиционные наставления Свете: как себя вести, куда ходить и куда не ходить, не потерять ключи, в случае чего - звонить на работу. И побежал в бокс заводить машину. Света задерживаться тоже не стала, внизу ждал Януш.
   Подъехав к клинике, Стив по номеру узнал припаркованный Понтиак Робертсона. Тот его так же заметил, подбежал, открыл дверь и сел рядом.
   --Привет. - они давно перешли на "ты".
   --Здравствуй. - Стив заглушил мотор и вынул ключ из замка зажигания. - Что случилось? Я ведь говорил - больше не занимаюсь пересадкой органов. Пишу научные работы.
   --Помню. Консерванты, и все прочее. - Робертсон был взволнован. - Послушай. Меня пасут агенты ФБР.
   --Вот как? По какому случаю? Что их интересует?
   --Ясно что! Поставка внутренних органов.
   Стив положил ключи в карман куртки.
   --У тебя, как ты говорил, документация в порядке? Чего волноваться?
   --И я так думал. Но меня вызывали в Интерпол, по их линии идет проверка. Теперь на хвосте ФБР. Оказывается, вашего слугу разыскивают казахстанские спецслужбы. То есть КНБ. Подозревают меня в трафике органов, подняли шум на весь белый свет, обратились к нашим.
   Стив прищурился.
   --У тебя в Казахстане, все было законно?
   --Конечно! Печати, справки, договора.
   --Ну и не переживай.
   --Предупредить хотел. Ты конечный потребитель. И на тебя выйдут.
   Стив вспылил.
   --Знаешь, уважаемый, это слишком! Я тут причем? За свои дела отвечай сам! Разве я не рассчитывался с ...
   Но Робертсон невежливо перебил его:
   --Мое дело, шеф, предупредить. Чтобы не наделал глупостей.
   --Каких глупостей? Что за разговор? Мне тон твой не нравится!
   --А получать органы? Не всегда по рыночной цене? Нравилось?
   --Я оплачивал цену, которую давал ты!
   --Не паникуй прежде времени...
   Робертсон открыл дверь и вылез из машины. Увидев это, из Понтиака выскочили его молодчики. Он наклонился и повторил:
   --Не паникуй!
  
   41
  
   Они медленно передвигали ногами на Паблик-скуэр, Кэт застегнула пуговицы - на волосы упали первые капли холодного дождя. Хмурое небо висело прямо над Зданием вокзальной башни, точнее, конец башни растворялся в облаках. Почему-то лезли в голову одни и те же слова из песенки Вилли Токарева: "Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой, то мне страшно, то мне грустно, то теряю свой покой". Эту песенку музыканты иногда исполняли в ресторане у Шнайдера, и её очень любил Стив.
   Валентини вертел головой по сторонам, разглядывая смазливые личики кливлендских прелестниц. Остановились у Памятника солдатам и морякам.
   Кэт повернулась к Валентини.
   --Теперь молчишь?
   Тот пожал плечами.
   --Что тебе сказать?
   --Добился своего?
   Он возразил:
   --Разве я просил уходить от мужа?
   --А не ты убеждал, что любишь?
   --Ну, дорогая... Что значит "любишь"? Вчера любил, а сегодня меньше. Жизнь не стоит на месте, все течет и меняется. И потом: ты ведь наркоманка.
   Кэт проглотила комок в горле.
   --Раньше так не говорил...
   --Говорил, не говорил. Зачем цепляться к словам?
   --По чьей воле я стала наркоманкой? Кто меня снабжал? Кто предложил первый раз? "Попробуй девочка, доставь себе удовольствие! С первого раза не привыкнешь".
   --Ой-ой, только не надо! Я заставлял тебя нюхать, курить, колоться? Ты сама этого хотела! Спрашивала - я давал!
   Кэт с потухшими глазами прислонилась к Валентини, взяла его руку.
   --Мне плохо. Очень-очень плохо. Я устала скрывать от Стива свои черные вены. Помоги, Валентини!
   Он освободил руку.
   --Я сказал. У тебя скопился долг. Не могу я быть вечным спонсором. Сколько можно?
   --Я погашу. Думаешь, у меня нет денег? Ты был в нашем доме, видел: мы не бедная семья.
   --Эх-хе! Не бедная! Как погасишь? От мужа ушла, а без него... Я давал в долг под его деньги. Оплатил за тебя сумасшедший проигрыш в казино. А теперь? Ты наделала глупостей, Кэт. Наша компания не занимается благотворительностью.
   --Хорошо, хорошо. Понимаю. Но в последний раз.
   --Нет.
   --Валентини! Помоги! Помоги мне сейчас! Я заблудилась. Ничего не понимаю.
   --Я сказал - нет!
   Кэт еле держалась на ногах, проходивший рядом полицейский приостановился:
   --У вас все нормально, мадам? На вас лица нет.
   Валентини поспешил ответить за неё:
   --Да, сэр, не беспокойтесь. Немного хватила лишнего, но уже лучше.
   --Я могу вызвать такси. - предложил сержант.
   --Спасибо, не надо. Ей лучше.
   Полицейский удалился в сомнении.
   --Что, испугался? Сейчас закричу. Позову - нас заберут в участок. - пригрозила Кэт.
   Валентини с досадой ответил:
   --Черт с тобой. Пойдем в машину, там для тебя есть кое-что.
   Они прошли на Авеню Эвклида, Валентини открыл такси электронным ключом - загрузились на заднее сиденье. Из оборудованного тайничка Валентини достал пакетик и передал Кэт.
   --Только не здесь. Я уезжаю, много работы. Тебе надо рассчитаться с долгами. - и он с силой вытолкал её под дождь.
   Кэт немного прошла и нырнула в пустой подъезд кирпичного дома. Дрожащими руками продела обычную процедуру, ввела героин и стала ждать облегчения. Но оно не наступало. Повторила процедуру, затем еще раз, еще раз.
   ...Она передвигалась по городу - мимо мчались автомобили, куда-то спешили мокрые люди - и каким-то образом попала на железный мост. По реке, распространяя волны, шел пассажирский теплоходик. Дождалась, пока он отдалится, влезла на ограждение и секунду постояв - прыгнула в воду.
   Кто-то кричал на берегу, кто-то завел катер, некоторые смельчаки кинулись нырять с него и её спасать. Откуда ни возьмись, понаехало полицейских машин, с проблесковыми маячками и сиренами они прибывали к обоим берегам.
   Когда Кэт на причале, на дощатом полу делали искусственное дыхание, Света с Янушем были поблизости.
   --Тетя Кэт! - закрыв зонт, попыталась прорваться к ней Света сквозь кольцо спасателей.
   --Девочка, ты знаешь эту женщину?
   --Это моя тетя Кэт!
   Её пропустили. Кэт лежала без движения, мужчины выполняли искусственное дыхание. Подъехала карета скорой помощи, Кэт погрузили на носилки, прикрыли теплой курткой и бегом - на дорогу.
   --Похоже на передозировку. - выронил доктор, труся рядом с носилками. - А еще переохлаждение. Но вода кажется, вышла.
   --Жить будет?
   --Кто знает? Без гарантии.
   На следующий день Кэт вышла из комы, и когда приподняла веки, увидела сидящих у кровати в больничных халатах Стива и Свету. Стив, пользуясь служебным положением, лично руководил врачебными мероприятиями.
   --Вы?.. - тихо спросила Кэт, переводя взгляд с одного на другую. - Где мы?
   Стив улыбнулся, тронул её ладонь, слабо пожал.
   --Плохое позади. Все будут хорошо.
   Девочка осторожно, чтобы не задеть трубки и провода медицинских приборов, прислонилась к груди Кэт.
   --Здравствуй, мама.
  
   42
  
   --Ты много лгал, и накопил карму - быть обманутым. Возможно ходил к экстрасенсам, и тоже был обманут, от того теперь вера и воля слаба. Кто ведет такой образ жизни - не может жить в Мире Явлений всерьёз, потому что захвачен иллюзиями, обманом. И вот ты перестал правильно относиться к своей жизни и работе, которые требуют внимания, концентрированности. Начал неудачи списывать на счет злых духов. В таком случае, каков будет следующий мир, куда ты попадешь? Практикующие монахи и миряне знают, что это - мир Животных. Чтобы уничтожить накопленную карму, есть два способа: либо накапливать Заслуги, либо ждать, пока карма будет отмыта.
   Лысая голова Будного отражала свет электрической лампочки. Он был одет в красную шелковую рубаху навыпуск и широкие шелковые шаровары того же цвета. Перед ним на коленях, на ворсистом паласе, в смиренной позе сидел Нурлан Ишимбаев. Иногда входила и выходила Маха Куема, инициация продолжалась третий час.
   Однажды вечером, после того, как Ишимбаев уволился с работы, Маржан попросила проводить её до дома АУМ. Насмехался над ней, злословил, но проводил. Зашел из любопытства, да так и остался, вырваться из цепких рук монахов и монашек не смог. А потом ...
   Будный дал знак Махе Куеме - она внесла кувшин, наполненный мутной жидкостью. Из кувшина налили в пиалу и передали Ишимбаеву.
   --Эту воду привезли с берегов Ганга. - Вкрадчивым голосом сообщил Будный. - Перед приемом шактипата необходимо пригубить. Ганг - священная река.
   Ишимбаев отпил и вернул пиалу.
   --Учитель. У меня часто возникают образы врагов. Они перечеркнули мою жизнь. Как быть? - спросил Ишимбаев, незаметно щупая ноги, занемевшие от длительного сидения.
   --Если у тебя есть враг, нужно мысленно представить, что он и твоя мать равны. Представить четко, ясно, осознавая это до конца. Скажи: "Между моей матерью и моим врагом нет разницы". И постепенно они станут равны. Когда появляются темные мысли, остается только такая практика.
   --Можно разве сравнить мать с врагом?
   --Иначе себя не победишь. Будешь накапливать карму ненависти, начнешь притягивать дальнейшие неприятности. Окончательно почернеет аура.
   Ишимбаев сосредоточился. "Между моей матерью и врагом нет разницы! Между моей матерью и врагом нет разницы!". Но сильно болели ноги. Мысли не слушались. Теперь колени не просто ныли - боль была острой, будто в кость толкали шило. Нужно прочитать мантру Гуру-йоги, тогда полегчает. И правда, стало легче, но боль возвратилась.
   Больно!
   Больно!
   Необходимо преодолеть привязанность к собственному телу, иначе не достичь Освобождения.
   Эта боль не моя!
   Это тело не моё!
   Это боль не моя!
   Это тело не моё!
   ...На Ганге - скопление монахов в белых балахонах. Река - белая. У берега на белых корягах стоит белая цапля, чуть дальше от берега - одномачтовая белая шхуна. На мачте парус с вышитыми буквами: АУМ. Весь в белом, зачерпнул пригоршню воды из Ганга - Дух Истины, Его Святейшество Преподобный Учитель Секо Асахара. Он омыл лицо, и воздел к небу руки.
   --Мы пришли, чтобы раскаяться!
   И монахи последовали его примеру: стали поливать свои головы струями молочной воды. Начали молиться, читать мантру Махаяны, а белый мир постепенно превращался в цветной, насыщенный, сказочный. Ишимбаев, находясь по колено в воде, увидел свой рот, плывущий по реке, рот был улыбающимся и счастливым, он покачивался на мелкой зяби, а следом за ним, полуутонув, плыло левое ухо. Боясь, как бы вода не попала в него, Ишимбаев наклонил голову на левый бок и попрыгал. Нет - воды в нем не было, а ухо работало, слышало. Улыбающийся рот стал серьезным, вслед за остальными монахами он повторял мантру Махаяны. Над водой парили черные птицы, некоторые опускались, и на бреющем полете стремились ущипнуть плывущее ухо - тогда Ишимбаев инстинктивно закрывал голову руками.
   Преподобный Асахара призвал монахов следовать за ним. Выстроившись друг за другом, они устремились за Учителем, покидая Ганг. Долго шли, но усталости не было, напротив, была легкость и тихая радость, душевный покой от раскаяния, от надежды войти в Чистый Свет. На своем пути видели пустыни, леса, равнины, шли по воде, не погружаясь в неё, видели город в руинах, статую Свободы, надломленную у основания. Огромный город был пуст, из земли торчали погнутые рельсы, гигантские шестеренки, блоки и тросы, на улицах холмы строительного мусора, дома покрылись паутиной, подобной рыболовным сетям. Над большой рекой - закрученный в узел железный мост. В белесой дымке - покосившиеся безмолвные небоскребы, там и сям - глубокие провалы, ведущие то ли в метро, то ли в преисподнюю. Перекошенные гранитные и мраморные лестницы поднимались в никуда. Разбитые фонари, черные лужицы на искореженных тротуарах, здания без крыш, ржавые трубы, остатки систем вентиляции, куски стекла.
   Но Учитель шел не оглядываясь, самана не отставали. Наконец прибыли к пункту назначения. Невероятных размеров скалы с обеих сторон сжимали узкий каньон, от высоты окружающих гор - на дне были сумрак и прохлада. Впритык к отвесным стенам ютились зеленые ели. А впереди, выше самых высоких скал, стояли два титанических, вырубленных из желтого камня старца. У обоих поднятые левые ладони касаются неба, оба бородаты. Это Просветленные. Учитель, ничтожно маленький на фоне каменных титанов, повернулся к монахам.
   --Да буду я проводить Спасение как слуга Всевышнего Бога Шивы до тех пор, пока все души не войдут в Махаяну, и да буду я последней душой, вошедшей в Махаяну! - негромко произнес Асахара, но голос его покатился по ущелью, перерастая в гром.
   Гремел гром и молнии сверкали в небесах, ливень обрушился на самана, стало темно. Во мгле монахи упали ниц перед Учителем и Старцами, катаясь в холодной грязи - выкрикивали имя Всевышнего Бога.
   --Мы пришли, чтобы раскаяться!
   --Мы пришли, чтобы раскаяться!
   --Мы пришли, чтобы раскаяться!
  
   --Мы слуги Всевышнего Бога Шивы!
   --Мы слуги Всевышнего Бога Шивы!
   --Мы слуги Всевышнего Бога Шивы!
   Впереди, за старцами, появилось светлеющее пятно. Сначала оно было красным, потом стало зеленым, оранжевым, желтым, белым. Оно росло и становилось ярче и ярче, пока не охватило всю землю. Это был всеобъемлющий Чистый Свет. Свет безграничной радости, Свет чистой любви, благополучия и вечности. Монахи погрузились в Светлый океан счастья...
   ...Ишимбаева тронули за плечо. Он с неохотой поднял тяжелые веки и оглядел постылую комнату с коврами, паласами, зеркалами. Лицо, только что отражавшее невероятное счастье, стало хмурым. Он протер глаза и увидел Учителя.
   --Я не хочу в этот мир! - тихо произнес Ишимбаев, уставившись на него. - Не хочу возвращаться!
   Учитель положил указательный палец ему на лоб и надавил.
   --Рано. Рано. Ты еще не накопил Заслуг. Это только твой первый опыт Астрального путешествия. Готов ли ты принять обет Махаяне?
   --Да! Да, Учитель! Да!
   И Ишимбаев, стараясь не торопиться, с чувством и расстановкой прочел заученную присягу.
   --Хо, души живых существ,
   Что поднимаются и погружаются
   В океане Круговорота Бытия,
   Влекомые всевозможными иллюзиями,
   Подобными отражению
   На глади озера...
   Да пребудут все они безмятежно в Махаяне -
   В безграничной свободе
   И абсолютном счастье.
   Обращая душу в Четыре
   Великих Неизмеримых Состояния,
   Я приношу Обет Большой Колеснице!
  
   43
  
   Он просматривал листовку, которую распространяет православная церковь своей пастве, и пил чай. Листовка отпечатана была на компьютере, утверждена местным священником, архиереем Александром. Сначала Килька просто вертел её в руках, но затем заинтересовался, и слово за словом, прочитал до конца, а нужные места подчеркивал ногтем мизинца. Это было письмо сомневающегося адепта, и оно оказалась кстати. Он отхлебнул глоток полуостывшего чая и начал читать заново.
   "Это письмо прислано для открытой публикации в Центр св. Иринея Лионского.
   Я занимался практикой медитации "Радха Соами Сатсангх" "Движение Такара Сингха" "Сант Мат - Путь Мастеров". Название и личность гуру не важны: как я теперь понял, все техники медитации, использующие мантру (к примеру, ТМ), приведут к одному и тому же результату. Я беседовал со многими "медитаторами" разных течений, все достигли одного и того же: видения света внутри (в моем случае даже и слышание внутреннего звука, вибраций).
   Я медитировал один год, и очень усердно, часа по четыре в день, т.к. купился на "духовную этикетку". По натуре я идеалист, хотелось тогда верить всем этим басням. Медитирующему рекомендуется повторять мантру и "сосредоточиться" на центре собственного лба (там находится "третий глаз" - выход в мир духовный). Со временем я научился видеть "внутренний свет", очень большой яркости и силы, белый, оранжевый, желтый и т.д. Во время видения этого света я чувствовал себя абсолютно счастливым как никогда в жизни; мне казалось, что я чувствовал присутствие какой-то "любящей субстанции" или "существа из света", которое меня любит так, как никто на свете меня не любил.
   Далее (по мере того, как моя "крыша" съезжала все больше и дальше) я стал видеть светящееся лицо моего "гуру". Физический (реальный гуру) говорил, что медитирующий с "чистой душой и хорошей кармой" вскоре вступит в контакт с "внутренним гуру", который и поведет его к Богу, на "родину души", откуда мы все "спустились". Я стал, что называется, "балдеть", летать в собственных галлюцинациях. К примеру, стоять, взявшись за ручку с гуру у берега океана, а в нем не вода, а свет... И так там хорошо, что и не опишешь, и "внутренний гуру" такой красивый и добрый и любящий, что просто слов нет...
   Еще я вспомнил все свое детство, до мельчайших подробностей, вплоть до того в чем я был одет, когда играл в песочнице в детском садике, вспомнил, что свет этот я уже видел в детстве, но потом с годами это ушло. Конечно, тогда меня это очень тронуло, я еще больше поверил во все это...
   Главное, что через год занятий я больше не мог жить нормальной жизнью, мне было тяжело сосредоточиться на работе, тяжело вообще что- то делать, т.к. постоянно я видел этот свет, любящее лицо гуру или его глаз (причем один, а не два). Ну как тут жить, когда "там", в этом свете, так хорошо, а здесь, в этом мире, надо еще и работать и никто тебя "не любит".
   Занимаясь медитацией, я стал очень плаксивым (!) (я взрослый человек, вешу 90 кг, несколько лет занимался культуризмом), меня кидало в рыдания от любой лирической музыки, просто слезы градом, да и не только от музыки, просто так - тоже. Что-то не понравилось, кто-то что- то сказал, и я думал: "Ну что это за мир такой? Не то, что в медитации! Ни в какое сравнение не идет..."
   Самое страшное - мне часто хотелось покончить с собой и это желание было очень сильно. Вот здесь я совсем испугался за себя. Я не мог без страха подниматься по лестнице, т.к. думал, что спрыгну вниз и - всем мучениям в этом мире конец!
   Взвесив все "за" и "против" я решил прекратить медитировать.
   Прошел уже год с тех пор, как я НЕ медитирую, ровно год... а свет я вижу до сих пор, "позывы туда" испытываю очень часто, своеобразные "ломки" происходят. Я уже пытался обращаться к различным психологам, психотерапевтам: они ничего об этом (видение света) не слышали и не знают, советуют мне "отвлечься". Если бы это было так просто "отвлечься", когда я нахожусь, к примеру, в голубом небе или в звездном небе; я как бы вижу сразу 2 мира, один - реальный, другой - кто его знает какой. Кстати, в том другом мире намного красивее и счастливее. Одним словом, наркотик какой-то. Более того, я прочитал, что люди, употреблявшие настоящие наркотики (героин, например) рассказывали, что по "кайфу" медитация СИЛЬНЕЕ. Вот тут я не на шутку испугался, зная, как тяжело отделаться от наркотиков. Из медицинской литературы я узнал, что "счастье" во время медитации вызывается выделением головным мозгом эндорфинов, и что во время медитации мозг находится (как ни странно) в очень напряженном состоянии, и от таких нагрузок потом болит голова (что у меня очень часто бывало за этот год, притом что раньше я никогда не страдал головными болями). Дело в том, что при медитации мозг находится как бы в состоянии клинической смерти. Кровоснабжение - ноль, т.к. мыслей нет, есть только мантра! Вырубается кора головного мозга. Мозг не привык "концентрироваться" в точку, он ЗАЩИЩАЕТСЯ, т.е. выкидывает эндорфины (а это "эндогенный морфий", НАРКОТИК!). Я всегда недоумевал, почему это мне не удается кайфовать "у Бога" каждый день, а только через пару деньков бывает "вспышка". Дело в том, что нужно время, чтобы выработались новые эндорфины, их запас не безграничен. А я то думал, может я в чем провинился, может мяса поел... Кстати, вегетарианство способствует истощению организма, и человеку легче "поплыть", т.е. стресс дополняется еще и усталостью физической.
   И еще... Я не могу молиться Богу, т.к. как только я начинаю это делать, я вижу своего гуру (Такара Сингха), его сияющее лицо, смотрящее на меня с такой "любовью".
   Я не хочу никому навязывать свое мнение. Мои бывшие "товарищи- медитаторы" говорят, что я "струсил" и что "мир меня притянул обратно". Многие завидуют моему "внутреннему опыту".
   Это моя жизнь, и я выбрал "этот мир". Хочу сказать ВСЕМ, кто прочитает мою историю:
   Хотите, попробуйте сами, что такое медитация. Если вам повезет, вы не достигнете таких "успехов", как я, и бросите ее, если же вам хватит терпения, то вы "научитесь". Но знайте, ЗА ВСЕ НАДО ПЛАТИТЬ. За счастье в медитации вы заплатите такой депрессухой в нормальной жизни, что и жить не захотите. Да, это в кайф - медитировать, но когда ваши гормоны счастья кончатся, на пару дней вам будет о-о-о-очень плохо. И так далее, до новой дозы... Замкнутый круг алкоголиков и наркоманов. Выбирайте сами...
   С уважением (имя автора)".
   Килька откинулся в кресле, отложил листовку. Черт! Как верно все подмечено! И голова, действительно, на следующий день отваливается. И свет этот - до сих пор в глазах. Так значит вот в чем дело - эндрофины! Человек превращается в наркомана без наркотиков!
   Ну и пофиг! Лучше ходить в церковь, отмаливать грехи. Килька помрачнел. Отмаливать...
   В тот день он был, что называется, "на взводе". Только-только замочил одного, как через пару часов пришлось мочить собственную марту. Дура, собралась доложить Учителю, этой лысой башке, что у Кильки появились большие деньги. Отдать их в общину! Такой несправедливости терпеть было нельзя. Главное - уговоры не помогали: Соня молилась, читала мантры и негодовала, что Килька отрекся от веры. Просил её подождать, не ходить сегодня на семинар - ни к чему не прислушивалась! Взбесилась, ветошный бабец! И когда она в самом деле собралась отчаливать - деваться некуда, пришлось того... Тело аккуратно расфасовал по полиэтиленовым мешам, и ночью разнес в разные стороны города. В квартире сделал уборку, закрыл и через три дня уехал в Алматы на адрес, который дал Сержант.
   Здесь, на Саина, можно было очень даже неплохо жить. Обстановка люкс, жорева валом, пить - хоть упейся, а самое важное - за проститутками не нужно было далеко ездить. Все удовольствия под боком. Можно брать одну, две, три - и жарить их хоть по очереди, хоть чохом. И никаких аумовских понтов.
   За последнее время Килька несколько раз посещал церковь. Купил золотой крестик на золотой цепочке, в церковную казну откинул пятьдесят тысяч тенге, и во время богослужения стоял в сторонке, время от времени накладывая на себя крестные знамения. Внимание старался не привлекать. Вот и теперь, услышав позывы, засобирался в храм.
  
   43
  
   Сержант без аппетита ел плов, Сизый рядышком, но более весело, делал то же самое. Девушка-официантка, в коротенькой юбчонке, принесла салаты, триста граммов водки, копченый балык. Сизый разлил водку по рюмкам, Сержант поднял, подержал, и поставил на место.
   --Не хочу. По трезвянке нужно дела решать Сизый, по трезвянке.
   Но Сизый не внял.
   --Для аппетита не помешает! - и опрокинул горькую, слегка морщась. Проходившую официантку шлепнул по попке. - Ух!
   Та отскочила.
   --Дурак! Ешь вон!
   Сизый, как ни в чем ни бывало, кидал в рот салаты. И потом Сержанту:
   --Что? Не в твоем вкусе? - стрельнул глазами в девушку.
   --Не-а.
   --Да знаю я твои вкусы! Тебе нужно замужних, толстозадых, буферистых. Скажи нет?
   --Почему? Да. Замужних. - лениво ответил Сержант.
   Он был задумчив, доковырял плов, отодвинул тарелку, вытер губы салфеткой и взял зубочистку.
   --Ни на какие переговоры наш сектант не соглашается. Уперся рогом - аудит!
   Сизый вынул изо рта рыбную косточку, положил на скатерть. Балык был жирным, костей мало.
   --Нельзя допускать до аудита. Сколько с кассы в общак ушло?
   --Ну, хватает, хватает. - ответил Сержант.
   --А можно аудиторов смазать. Первый раз, что ли? Отломим главному на джип с запчастями. И документы состряпают чики-чики.
   --Не получится.
   --Не получится?
   --Нет. Уже пытались, но они из Астаны, и видимо люди Будного. Странная складывается песенка.
   --Что ты имеешь в виду?
   --То же, что и раньше. Ломаю голову: откуда у Будного такие деньги? А, Сизый? Ты не знаешь?
   --Может быть, он у Сороса грант выманил? Такое бывает. Или таиландская королева прислала бриллианты. Или... у него зарплата высокая. Но это вряд ли. А если серьезно...
   Сизый полез во внутренний карман и достал пачку фотографий, упакованных в синий конверт.
   --Хотел обрадовать после ланча. Но ты как провидец: "Сизый, ты не знаешь"? Знать не знаю, но догадываюсь. А хотя - ланч закончился. Получай. - и он положил фотографии перед Сержантом.
   Тот начал по одной вынимать и с любопытством рассматривать.
   --Кто этот узкоглазый? Рожа не знакомая.
   --О! Я тоже удивлялся. Включил на выяснение этой личности все доступные каналы. И что ты думаешь?
   --Не интригуй, не интригуй!
   --Японский мафиозник!
   Сержант разочарованно протянул:
   --Ну-у ты даешь... Мафиозник. Японский. Что он тут делает? Может быть, корейский какой-нибудь шпиён? - пошутил Сержант, но любопытство прорезалось, и он вынул вторую фотографию.
   Сизый подсел ближе.
   --Шпиён - не шпиён, но мафиози - точно. Я пробил его через посольство, а также по нашим российским связям. Зовут его Джон. Короче - пахан одной из крупных группировок Японии. Имеет интересы по всему миру. Пара собственных банков: в Стране Восходящего Солнца и в Поднебесной. Химия, электроника, очень заинтересовался нефтью. На родине находился под следствием за связь с террористами, сидел, но ничего не доказали и выпустили. Не догадаешься, каким образом они познакомились?
   --Не догадаюсь. Почему сразу не доложил об этом?
   --Так ты с заводом носишься: ни днем, ни сыскать, ни ночью. Жить скоро там будешь.
   --Ну ладно. Дальше.
   --Московские нам по электронке маляву сбросили: у этого Джона-сана казнили брата за теракт в Токио. Помнишь, в метро газ пустили? А до того он в Москве, на Звездном бульваре монашил. АУМ Сенрикё. Вот тебе и связь. Вот тебе и бабки.
   Сержант молча протянул руку Сизому.
   --Я тебя недооценивал. - и принялся внимательно знакомиться с остальными фотографиями.
   Сизый пояснял.
   --Вот он, Будный. Входит на территорию нефтеперерабатывающего завода. Вот - Джон его встречает. Лыбятся, суки. Вот - охрана Джона. Вот - китаец из заводоуправления, хлопает обоих по спинам.
   Когда Сержант закончил просмотр, Сизый заключил:
   --Такие пироги. С котятами.
   К ним подошла официантка, стараясь держаться дальше от Сизого.
   --Я грязную посуду уберу.
   Собрала на поднос освободившиеся тарелки, смахнула крошки со скатерти и ушла.
   --Значит, вот откуда деньги? - закуривая, спросил Сержант.
   --Ё-моё! Век свободы не видать! С чего иметь ему форс? Ясно ведь!
   --Тогда, Сизый, становится понятно, почему он смелый такой, почему играет на характер: аудит ему подавай! Надеется на поддержку. А мы тут искали кобылу, переговоры устраивали.
   Сизый подозвал девушку, рассчитался, оставил щедрые чаевые и снова хлопнул её по попке.
   --Красивая! Ты после работы чем занимаешься?
   --Я не знакомлюсь с кем попало.
   Сизый положил на стол сто долларов.
   --Разве похож я на кого попало?
   Она презрительно усмехнулась, и собралась уходить. Но Сизый задержал её, торопливо бросив на стол ещё три сотни.
   --Разве мало за вечер любви?
   Та в нерешительности остановилась.
   --Я подумаю...
   --А чего думать? - Сизый сгреб деньги и сунул их в кармашек передника официантки. - В семь часов. Приглашаю в баню. Не волнуйся, все будет о'кей!
   --Ну... ладно.
   Сержант, покуривая, добродушно наблюдал за ними. Закадрил! Вот уж точно: каждая баба имеет свою цену. А продаются все! Вертелась тут, строгая-престрогая! Они вышли на улицу и зажмурились: после ресторанного полумрака яркое весеннее солнце ослепляло. Из карагачевых почек проклюнулись первые листочки. Воздух был теплым и ласковым. Сержант глубоко вздохнул и до-олго выдыхал.
   --На следующий понедельник, Сизый, назначен первый день аудита. - медленно перебирая ногами, сказал Сержант. - А потом наступит большой шухер. Затем подключится генерал и постарается добить дело до конца. Яман, брателло! Тут выявляется интересная вещь. Выходит, завод наполовину принадлежит японцам? Ништяк они нас обобрали!
   Сизый подтвердил:
   --Ништяк, это точно. Но - в России говорят: два медведя в одной берлоге...
   --Правильно. Жилая площадь не позволяет. Нормативы низкие. Не разместятся они, два медведя.
   ...Отстояв службу, Килька вышел из церкви. Прихожан не густо, день не праздничный. Под ногами, мешая двигаться, крутилась стая шумных голубей. На мобилу кто-то звонил, Килька достал телефон из чехла.
   --Алё? Да, я. Здорово! Ну, что, что... Отдыхаю. Хата в порядке, не переживай. Я осторожный. Работенка? Понял тебя. Кто? Я говорю, кого теперь?
   Сержант, отдалившись от Сизого, прошипел в трубку:
   --Много вопросов, вояка. Пятьдесят штук получишь. Ладно, могу обрадовать: знакомец твой. Лысая башка. И срочно, Килька, срочно!
   Килька от неожиданности замер.
   --Лысая башка?! Слушай... Это совсем другие дела. Не ссу я, не в этом дело... Ты знаешь, какие у него связи?! Ну - как скажешь. Смотри сам. Приеду.
   Килька отключился, открыл телефон, вынул сим-карту, переломил её и бросил в урну. На всякий случай. В телефон воткнул новую, зарегистрированную на чужое имя.
  
   44
  
   На дно багажников уложили короткоствольные автоматы Калашникова, пистолеты по карманам, а для подмоги - гранаты в бардачки. Упаковались по полному протоколу. Решено было ехать на трех машинах: груз лучше везти на второй, первая и третья для охраны. Пять чемоданов денег тоже разместили в среднем BMV. Арабы наконец созрели, сегодня в двенадцать часов, через доверенных людей, передадут килограмм нитроцида. Но рандеву в последний момент перенесли с Тараза на пригород Сарыагаша. Почему именно туда? Можно было догадаться, что арабы прибудут из Узбекистана, а из Сарыагаша до Ташкента - хоть из рогатки стреляй. Но еще важный пункт для них - в Узбекистане эта религиозная партия имеет в подполье мощное крыло, которое распространяет влияние и на Казахстан, в том числе и на Сарыагаш. Так предполагали на совещании в АУМ.
   Руководить операцией назначен был Талиб, начальник разведки и контрразведки, а Будный остался в Шымкенте. Ишимбаева, как нового адепта, держали в неведении, в качестве темной лошадки, на случай непредвиденных обстоятельств. Его влияние и возможности многого стоили даже после отставки, и рисковать ими было бы слишком расточительным делом. Зато в нужный момент можно подергать необходимые рычаги, нажать на кнопки и педали.
   К месту встречи на въезде в город прибыли благополучно, это был недостроенный, еще не оштукатуренный саманный дом, на большом участке земли за высоким дувалом. По верху на глиняном дувале, по периметру, приделана была узкая крыша для стока воды. Они въехали в кованые ажурные ворота и остановились. Возле дома сновали строители с носилками, ножовками, на крыльце сверкал сварочный аппарат. Хозяин, в длинном узбекском халате, увидев гостей, громко прикрикнул на сварщика:
   --Б?рiн б?лдiрдi?! Ендiг?рi б?лай iстеме! (Ты все испортил! Не делай так больше!) Все! Перерыв на обед! Быстро, быстро! Обед сорок минут!
   И отправился к приезжим.
   --?айырлы к?н! (Добрый день!) - сделав приглашающий жест, поприветствовал он.
   Гости начали вылезать из машин, Талиб, захлопнув дверь, ответил за всех:
   --Аман-есенсiздер ме? (Здравствуйте!)
   --Как добрались?
   --Рахмет. Жа?сы. (Спасибо. Хорошо)
   Под навесом находились смонтированные из жердей столы, скамейками служили наспех оструганные бревна. Неподалеку от навеса, к вбитому в землю лому, был привязан казахский волкодав - огромных размеров кобель с отрезанными ушами. Который, впрочем, ни разу не гавкнул. Хозяин, показывая на стройку, удовлетворенно сообщил:
   --Расширяемся! - и добавил, повторив приглашающий жест. - Садитесь пока. Располагайтесь.
   Гости начали рассаживаться, а хозяин сходил в дом и вернулся. Приблизился к Талибу.
   --Товар в доме. Чай пить будете? Я распорядился.
   --Нет, Абеке. Займемся делом.
   --Как скажете. Сейчас все подготовим, там свинцовый контейнер. А вы готовьте деньги.
   Ведровый самовар все-таки, для многочисленных рабочих, был затоплен, по двору потянуло дымом. Когда хозяин еще раз подошел, Талиб тихо спросил, нельзя ли строителей удалить на время? Уж больно они любопытные, лезут со своими сигаретами, с расспросами. Хозяин засмеялся и успокоил:
   --Работяги! Сейчас пообедают, и по местам. Они безобидные, не обращайте внимания. - и снова отправился в дом.
   А Талиб, вспомнив, что нужно звонить Будному, двинул в машину за телефоном. И в это время издалека увидел "сварщика", копошащегося у самовара. Тот колол дрова и подкидывал в топку. На мгновение их взгляды встретились. Салават! Служба безопасности Узбекистана! В недавнем прошлом этот оперативник с садистскими наклонностями на допросах забивал ему иголки под ногти, пропускал ток, душил и считал ребра. И не только ему одному.
   Талиб взревел, оборачиваясь к своим:
   --Засада! Нас обманули! Назад! - и бросился в машину, на ходу вытаскивая пистолет.
   --Стоять! - закричали со всех сторон. "Рабочие" бежали наперерез. - Всем на месте! Спецназ!
   Поверх голов монахов застрочили автоматы, сопротивляться было бесполезно. Но Талиб, оказавшийся в двух шагах к машине, успел заскочить в неё и завести мотор, врубив заднюю скорость - с размаху врезался в ворота багажником. Ворота распахнулись, он вылетел на дорогу. Салават бежал позади орущих казахстанских спецназовцев. Талиб рывком открыл бардачок, схватил гранату, вырвал чеку и бросил им под ноги. Несколько осколков прошили стекло BMV, пули дырявили металл. Но техника не подвела, Талиб вырвался из закрытого двора и выжал все силы из немецкого двигателя. Что происходит сзади - не было видно: раскуроченный капот закрывал обозрение, а в открытом багажнике громыхали три неиспользованных автомата. Кажется погоню снарядить не успели, помешали ворота, вывернутые от взрыва. Он летел километров двести в час, но вдруг заметил на обочине белую волгу, а чуть поодаль - по полю шел крестьянин. Талиб затормозил, съехал в кювет и бросил BMV за придорожными яблонями. Перепуганный крестьянин без возражений отдал ключи, помог перегрузить автоматы и канистру бензина. Талиб рванул дальше, и при первом повороте повернул на проселочную дорогу. Скорее всего на трассе его уже ждали. Вспомнил, что забыл сотку в BMV, забыл позвонить Будному. Он прыгал по канавам, арыкам, взлетал на холмы, полз по пашне, но ближе к ночи добрался до Шымкента. Волгу с оружием тоже бросил, а выбрался на шоссе, остановил такси, и благополучно минуя пост ГАИ, прибыл к монастырю. Рассчитался с шофером, обругал долго не открывавшую двери охрану, и всклокоченный, потрепанный, предстал перед Будным.
   В монастыре ждали плохих известий, готовились к худшему, так как звонка от Талиба не поступило. Будный встретил и выслушал его спокойно, казалось - еще не вышел из медитации. Но Талиб, упав на колени, выл не своим голосом:
   --Убей Учитель! Я не выполнил поручения! Убей! Я не достоин! Пропали деньги, нам не простят, люди в тюрьме! Хочу умереть от твоей руки, Учитель!
   Будный положил ладонь ему на голову.
   --Значит - пришло наше время. Разве не к этому мы стремились, Талиб? Разве не эту минуту приближали? Разве не знаем мы, чего ждет от нас всевышний бог Шива? Нас обманули, но мы уйдем гордыми и не побежденными. Встань и иди, готовь последний вариант.
   Последний вариант обсуждался часто, каждый монах знал, что ему предстоит делать при последнем варианте, все было расписано до мелочей. Когда Талиб собрал самана и объявил об этом - никто не дрогнул.
   Рано утром в ворота постучали и потребовали открыть, на вопрос "Кто?" - ответили - комитет безопасности. Но ворота были забаррикадированы, а в доме шли последние приготовления. Двое комитетчиков влезли на забор - в них пальнули из пистолета - они свалились.
   Монахи бегали вокруг монастыря и лили бензин. За забором не теряли надежды на мирное решение вопроса, просили, чтобы выходили, ведь ничего противозаконного простые верующие не совершили. Не их вина, что руководство вело себя неправильно, но за саму веру наказывать никого не будут, даже при том, что секта запрещена во всех странах. Жителей ближних домов эвакуировали от греха подальше.
   И в монастыре, через мощные колонки, и на улицу, включили астральную музыку, кто-то чиркнул спичкой, и языки пламени резво поскакали по стенам. В большом зале приготовились медитировать около полусотни монахов и монахинь. Будный скомандовал, и каждому было преподнесено по кружке "святой воды из Ганга". Что из себя представляет эта вода, каков её рецепт, знал только он и Талиб. Смесь сильнодействующих наркотиков, после которых у всех возникают одинаковые галлюцинации: белый мир, затем цветной, сказочный. Люди зомбируются, теряют страх и волю, становятся послушными и счастливыми.
   Будный оделся в длинную, до пят, красную рубаху без воротника и в очередной раз произнес слова:
   --Да буду я проводить Спасение как слуга Всевышнего Бога Шивы до тех пор, пока все души не войдут в Махаяну, и да буду я последней душой, вошедшей в Махаяну!
   Под астральные звуки монахи медитировали, пламя уже вовсю бушевало вокруг, дым наполнил комнаты. Кашляя, на пороге появился Талиб и позвал Будного. Тот вышел в коридор.
   --Учитель! - с мольбой обратился Талиб. - Это последний час. Ты обещал мне открыть тайну, после которой я стану Достигшим и Посвященным. Или я не заслужил, Учитель? Я долго копил Заслуги, долго ждал...
   Будный тоже кашлял, слезились глаза.
   --Тайну? Обещал. Готов ли ты? Это тяжелая тайна, носить её нельзя. Её можно только унести. На небеса.
   --Я готов! Через час от нас останется уголь! Но я должен попасть на небо Посвященным!
   --Ладно! - Будный задыхался, пряча нос в рубаху. - Тайна в том - что ничего нет!
   --Чего - ничего? - не понял Талиб, склоняясь вниз, где воздуху было больше.
   --Ничего нет! Совсем! Нет бога Шивы, нет загробного мира! Ни Каузального мира нет, ни Астрального. Там - пусто.
   --Не может быть! Я видел!
   --Ты видел это внутри себя! Это твой собственный мир! Ты умрешь, и он умрет вместе с тобой!
   --Учитель! Опомнись! Что ты говоришь? Как же сознание? Оно посещало астрал!
   - Это не сознание существует в Астральном и Каузальном мире, а сами миры существуют в сознании. Все - наоборот! Мир материален! Там - пусто! И это самая большая тайна!
   --Я отказываюсь верить!
   --Но это так!
   Талиб схватил Будного за рубаху и дернул, что есть силы, вырвал лоскут. Снова схватил.
   --Скажи Учитель - твой разум помутился!
   Тот попробовал освободиться.
   --Это у тебя помутился! Не нужно было стремиться к достижению тайны! Не готов!
   Талиб сжал еще крепче, рванул рукав.
   --Лжешь! Признайся - лжешь! Дай спокойно умереть!
   --Нет! Пусто! Все миры и бог Шива сейчас сгорят с тобой!
   --А люди? Они тоже верили!
   Будный задыхался.
   --А я? Сначала и я верил! А потом достиг тайны! Иллюзия! Галлюцинация!
   --Двадцать лет веры - иллюзия!?
   --Да, Талиб! Иллюзия! И ты стал окончательно Достигшим! Потому что выше этой тайны - ничего нет! Достиг полного Освобождения!
   Талиб замахнулся кулаком, но пустить его в дело не успел. У Будного блеснул нож, он воткнул его в грудь Талиба и побежал по коридору. Рубаха горела в нескольких местах. От огня железную дверь секретной комнаты немного повело. Ломая ногти - дергал её, колотил, выл от ярости, и наконец открыл. Впрыгнул и захлопнул за собой. Дыма здесь было меньше. Точно в лихорадке, вскрыл тайник, достал большой кожаный портфель - все на месте. Бриллианты в одном отделении, доллары и евро - в другом. Поверх драгоценностей лежали документы на приобретение пакета акций ***завода и паспорт гражданина Канады. Он быстро переоделся в новый, с искрами костюм и последний раз окинул комнату взглядом. С нитроцидом ничего не вышло. Жаль! Снаружи, за оконными решетками, орудовали спецназовцы, пытаясь попасть в монастырь. Пора!
   Будный открыл замаскированную дверь в подземный ход и побежал, светя фонарем, чтобы не расшибиться. Через триста метров достиг люка, поднял его, и очутился в подвале одного из плановых гаражей, которых много настроили в последнее время. Проверил машину - она, как всегда, была в порядке. Открыл ворота, завел и выехал.
   Астральная мелодия вдруг оборвалась, видимо сгорели провода, и стали слышны стоны, идущие из монастыря. Спецназ кирками и ломами курочил стальные решетки. Пожарные развернули шланги, мощные струи воды обрушились на монастырь. Но поздно.
   У Махи Куемы пламя лизало ноги. Она собрала волю и силу.
   Эта боль не моя!
   Это тело не моё!
   Эта боль не моя
   Это тело не моё!
  
   Заскрипела, а потом рухнула догорающая крыша.
   Меня нет... Нет моей личности, мне ничего не жаль... Я - часть природы: космос и ветер... Мне ничего не жаль... Я космос и ветер...
  
   45
  
   Потрясенный Сумбуль сидел у генерала и молчал. Можно ли было обойтись без жертв? Объективно говоря - вряд ли. Операция проведена совместно с полицией и КНБ, и частично - со службой безопасности Узбекистана. Все продумывали, взвешивали, а результат - вот. Спасти удалось троих, остальные сгорели. Когда следователи рылись в угольях, обнаружили оплавленный серебряный самовар с вензелями: "Её Императорскому Величеству, государыне всея Руси, Екатерине Великой от благодарного тульского купечества".
   В очередной раз оппозиция поднимет гам, можно лишь предположить, что будут писать "Свобода слова", "Время", "Набат" и другие известные газеты.
   Генерал вышел в приемную, и через пару минут вернулся с чашкой кофе.
   --Вот! - отпив, указал он на чашку. - Я знал, что возникнут неприятности! Сколько раз смотрел гущу - и всё дрянь лезла! Правду кофе говорит!
   Сумбуль что-то строчил в записной книжке, остановился - поднял голову.
   --Одного не пойму. Что за вещество такое - нитроцид? В больнице эти аумовцы, - Сумбуль кивнул на фотографии спасенных монахов, - толком ничего не рассказали.
   Генерал "успокоил":
   --Если останутся жить - расскажут. Но я тебе должен сообщить, что сам знаю. Теперь это не секрет. В прошлом году КНБ запустил "утку" о сверхновом веществе, которое якобы разработали в лабораториях Аль-Кайеды. Дезинформация была предназначена для АУМ Сенрикё, она активно искала пути на получение ядерных материалов. Например, в Кзыл-ординской области. Для верности сбросили дезу на несколько специально организованных "мусульманских" сайтов. Сделали отзывы "известных" физиков и химиков. А через доверенных людей преподнесли информацию кому положено. По идее - бред полный. Вялотекущая ядерная реакция! Но есть теория: чем бредовее мысль, тем легче в неё верят. Хотя и надеялись, но не ожидали, что всерьез кто-то клюнет. Клюнули! Похоже - был повод торопиться! И деньги достали, и "нужных" людей привлекли. Учись Сумбуль, как надо действовать! Если бы прокуратура и акимат не мешали, операцию провели бы давно. Но - получилось, как получилось.
   Генерал вздохнул, повертел пустую чашку и отложил.
   --И вот что меня еще удивляет, Сумбуль. Везунчику нашему, Сержанту, опять подфартило?
   Подполковник уперся животом в стол.
   --Да уж... Аудит должен начаться в понедельник. Кому он теперь нужен? Скорее всего, ничего бы там и не накопали, но Будный зачем-то лез на рожон. Зачем? Зачем он обострял ситуацию, вместо того, чтобы дружить с Сержантом, самым крупным акционером? Есть показания инвесторов, что через Астану он был связан с Женевой. Хотел с зятем отнять завод? Завершить дело Дюсенова? Говорят, рука зятя все еще сильна, хотя он и схлопотал двадцать лет. Многие боятся.
   Генерал грубо оборвал его:
   --Не лезь не в свои дела! Политик! - и уже обычным голосом добавил. - Полковником скоро станешь. Тут некоторые в трансе: не успел подполковником побыть, на тебе полковника. Но я согласовал с министром и подписал приказ. Работай!
  
   46
  
   На вечер намечалось семейное торжество: Борис и Асима должны были ехать в Ленгер на юбилей к её отцу, которому исполнилось пятьдесят пять лет. Для этого запланировали поход по магазинам - выбрать подарок. Человеком он был самобытным и талантливым, играл на скрипке и на многих музыкальных инструментах, но нигде этому не учился. Сначала намеревались купить ему расшитый казахский чапан, однако передумали. Так все делают, никакой выдумки. Бывало, приходили гости, и как по уговору - тащили чапаны, в шифоньере потом их складывали стопкой. Поэтому решили подарить хорошую скрипку. Борис приехал на работу к Асиме на полчаса раньше, чем договорились, и теперь маялся в ожидании, пока она освободится. Пассажиров много, шум, толкотня, Асима оформляла билеты и передавала в окошко беспокойной публике. По громкой связи объявили: на первый путь прибыл поезд Алматы - Москва. Борис от скуки вышел на привокзальную площадь, купил бутылку кока-колы и прислонился спиной к киоску, потягивая пенную жидкость. Наблюдал за потоком обремененных багажом людей, за снующими носильщиками, за женщиной, тащившей за руку девочку с куклой. Кукла упала на грязный асфальт, Борис поднял её, отряхнул и подал девочке. Выпрямился - и глаза в глаза - знакомое лицо!
   --Вот это встреча... - от неожиданности слова застряли в горле. - Врач...
   Килька зыркнул по сторонам, и, ни слова не говоря, поспешил через кольцевую. Его голубая ветровка было далеко, когда Борис опомнился и кинулся следом. Но тот, оглянувшись, прибавил шаг, чтобы догнать его - Борису пришлось побежать. Оба бежали почти квартал, затем Килька нырнул во дворы пятиэтажных домов, в надежде отделаться от преследователя. Но Борис не отставал. Килька заскочил в первый попавший подъезд, тот - за ним, залетели на последний этаж - дальше ходу нет. Килька повернулся и, тяжело дыша, сунул руку в куртку.
   --Чего тебе надо, милый мой? Чего бежишь?
   Борис, так же тяжело дыша, возвышался над ним.
   --А ты не знаешь? Листья тополя. А, врач?
   --Нет.
   --Что вы сделали с Арбаковым?
   --Пош-шел на **й!
   --Пойду, пойду. Вместе в уголовный розыск пойдем. Двигай давай!
   Борис сделал движение, желая схватить Кильку за шиворот. Но он увернулся, выхватил пистолет и нажал на курок. Бориса отбросило на лестничные марши, громыхнули еще два выстрела. Килька переступил через тело Бориса, лежащего вниз головой, и поспешил на выход. На площадке пятого этажа открылась дверь, и злой старушечий голос пригрозил:
   --Опять китайские хлопушки! Щас полицию позову! Пускай родителей оштрафуют!
   Но увидев кровь и распластавшееся тело Бориса, испуганно захлопнула дверь, щелкнул замок, стукнули засовы. Полицию тем не менее вызвала, те прибыли быстро и начали расследование, объявили в городе перехват по приметам, описанным старухой.
   К вечеру в областную больницу, отложив торжество, съехалась многочисленная ленгерская родня Асимы. Гурьбой топтались в коридорах, предлагали хирургу деньги, сдали на всех пять литров крови, в конце концов, их разместили в приемном покое на принесенных стульях и табуретах. Борис находился в состоянии клинической смерти, две пули особого вреда не причинили, но третья - задела почку, и её требовалось либо удалить, либо заменить. Заменить нечем, и простреленную почку удалили. Отец, щурясь без очков, гладил за день постаревшую дочь и рассуждал:
   --Кiм ойла?ан? М?сса?ан...Бiз онымен достасып кеттiк. Жолы болмады. (Кто мог подумать? Невероятно. Мы подружились с ним. Ему не повезло)
   Мать ни на минуту не отпускала Асиму.
   --Ендi не iстеймiз? - украдкой смахнула слезу. - С?йлей алмаймын... (Что теперь нам делать? Не могу говорить)
   Как было запланировано, Килька позвонил Сержанту и сообщил о приезде, а так же о том, что произошло. Скорее всего, по городу объявлен розыск, его ищут. Сержант выслушал, встречу назначил возле ЦУМа. Предупредил: на АУДИ подъедет человек, нужно ехать с ним, а сам Сержант будет ждать в бане. Вскоре указанная машина с темными окнами прибыла, Килька поздоровался и сел назад. В салоне оказались, кроме шофера, еще два человека, Кильку поместили между ними. Поехали вверх по проспекту Кунаева, затем свернули в частный сектор. Везде дежурила дорожная полиция, на перекрестках кучковались обычные менты и подразделения спецназа. После событий с АУМ Сенрикё, правоохранительные органы находились в состоянии боевой готовности номер один. Окольными путями выехали за город, Килька волновался, ерзал, находясь между парнями.
   --Где эта баня? - визгливо выкрикнул он, вертя головой. - Не в степи же?
   --Какая баня? А... Нет, не в степи.
   --А Сержант где?
   Один из парней перехватил руку Кильки, поползшую в карман.
   --Оба-на! Что там у нас?
   У него отобрали пистолет и проверили остальные карманы.
   --Чисто!
   Килька уже вовсю визжал, норовил укусить охранников. Ему дали рукояткой по лбу, и он немного успокоился.
   --Наследил ты, Килька. Не аккуратный. А теперь - маслину получай.
   Остановились на поле, поросшем верблюжьей колючкой, полынью, джангилем. Ветерок разносил весенние ароматы степи, над землей носились и пели жаворонки.
   Виталий цеплялся за чехлы, за подголовники, его еле отодрали от двери, но выволокли наружу. Застрелили его же оружием, пистолет вытерли, положили на грудь и уехали.
  
   Окончание следует.
   E-mail: kentast555@mail.ru
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"