После полуночи Хендрик Наайман протиснулся в низкий дверной проем. Костер превратился в россыпь красноватых углей, из которых, словно серые привидения, поднимались струйки дыма. В свете принесенного фонаря зловеще поблескивали широкие лезвия копий.
Наайман почувствовал запах пота: воины, державшие в руках смертоносное оружие, нервничали. В темноте хижины шелестели крылья смерти. Хендрик знал, что этот стервятник кружит очень близко: напуганные люди всегда опасны. В таких делах постоянная угроза смерти неизбежна, но бастаард так и не привык к ней - приветствуя Базо, он не смог сдержать дрожь в голосе.
Матабеле будто не двигался с места весь вечер - сидел все в той же позе, лицом к двери, спиной к толстой глиняной стене. Рядом лежал ассегай.
- Садись, - приказал юноша.
Хендрик уселся на корточки напротив него.
По кивку Базо двое матабеле, бесшумные, как леопарды на охоте, выскользнули из хижины и встали на страже. Еще двое опустились на колени позади Хендрика - кончики ассегаев почти упирались ему в спину.
Снаружи два раза крикнул козодой - один из воинов давал знать, что все чисто. Хендрик Наайман одобрительно кивнул: молодой матабеле умен и осторожен.
Дождавшись сигнала, Базо вытащил небольшой сверток с налипшими на него кусочками желтой почвы. Быстро развернув ткань, юноша склонился над остывающим костром и положил содержимое свертка в подставленные ладони Хендрика.
Наайман так и остался сидеть, держа ладони перед собой и молча вытаращив глаза. На покрытом оспинами лице застыло выражение крайнего изумления. Руки задрожали, и бастаард торопливо, словно боясь обжечься, положил громадный камень на утоптанный земляной пол.
Целую минуту никто не сказал ни слова и не шевельнулся. Не сводя глаз с камня, Хендрик потряс головой, словно просыпаясь.
- Слишком большой! - прошептал он по-английски. - Этого не может быть!
Внезапно его обуяло нетерпение. Схватив камень, Хендрик окунул его в стоявший возле очага калебас с питьевой водой и поднес к фонарю: вода стекала с поверхности, как с перьев дикого гуся.
- Клянусь девственностью моей дочери! - прошептал Хендрик. Наблюдавшие за ним матабеле зашевелились, чувствуя его возбуждение.
Бастаард потянулся к карману кожаной куртки - в то же мгновение кончик ассегая кольнул нежную кожу за ухом.
- Останови его! - выпалил Хендрик.
Базо качнул головой. Лезвие перестало жалить. Хендрик вытащил из кармана изогнутое темно-зеленое стекло - найденный на задворках одного из баров осколок бутылки из-под шампанского.
Хендрик положил стекло на пол, вдавив острые края в землю. Потом внимательно оглядел камень: ровный обрез с одной стороны оставил острую кромку, а округлая часть как раз помещалась в ладонь.
Изо всех сил прижав острый край к темно-зеленому осколку, Хендрик провел по стеклу. Раздался скрежет, от которого ломило зубы - за сверкающим камнем оставалась глубокая белая бороздка: камень резал стекло, как нож масло.
Гриква почтительно положил алмаз на землю. Блики света играли в прозрачной глубине кристалла, превращаясь в фиолетовые, зеленые и алые звездочки - камень словно двигался.
Алчность стиснула грудь бастаарда железной хваткой, в горле пересохло, глаза загорелись волчьим огнем.
Хендрик Наайман разбирался в алмазах не хуже, чем жокей в лошадях или портной в тканях. Алмазы были для него хлебом и солью, он жил ради блестящих камней - и теперь понял, что на чисто подметенном земляном полу маленькой задымленной хижины лежит драгоценность, которая однажды окажется в сокровищнице великого правителя.
Этот камень - необычайная редкость, доступная лишь королям: если перевести его стоимость в золотые фунты или доллары, то не каждому богачу такое по карману.
- В нем есть то, что ты ищешь? - негромко спросил Базо.
Хендрик сглотнул, вновь обретая дар речи.
- Я дам тебе за него пятьсот золотых монет, - прохрипел он, словно в агонии.
От этих слово матабеле вздрогнули и зашептались, будто леса Цикаммы под восточным ветром с моря.
- Пятьсот монет, - повторил Хендрик Наайман. - Ты сможешь купить пятьдесят ружей и целое стадо отличных коров.
- Дай сюда камень, - приказал Базо.
Хендрик помедлил, и острия ассегаев немедленно кольнули кожу, заставив бастаарда вздрогнуть.
Взяв камень, матабеле задумчиво посмотрел на него и вздохнул.
- Дело серьезное, - сказал он. - Я должен все обдумать. Сейчас уходи, вернешься завтра в это же время. Тогда я дам тебе ответ.
После ухода бастаарда в хижине еще долго царило молчание.
- Пятьсот золотых монет, - наконец сказал Камуза. - Я соскучился по холмам Матопо, по сладкому молоку коров в стадах моего отца. С пятьюстами золотыми монетами можно уйти отсюда.
- Ты знаешь, что делают белые с теми, кто крадет такие камни? - тихо спросил Базо.
- Эти камни им не принадлежат. Бастаард сказал...
- Неважно, что сказал желтушный бастаард. Если белые тебя поймают, тебе не жить.
- Одного заживо сожгли прямо в хижине. Говорят, запах был как от поджаренного кабана, - пробормотал один из воинов.
- Другого привязали за ноги к лошади и пустили ее галопом до самой реки. От него одни ошметки остались.
Жестокость наказаний заставила матабеле ненадолго задуматься, хотя сжигать людей живьем им и самим доводилось. Как-то во время вылазки за стадами соседей их отряд загнал двести мужчин, женщин и детей из племени машона в лабиринт пещер возле деревни. Вылавливать побежденных в темном нутре холмов было слишком муторной задачей, поэтому воины матабеле заложили входы ветками и подожгли их. Некоторые машона выбегали сквозь пламя - живые, вопящие факелы.
- Смерть в огне - это плохо, - сказал Камуза, доставая рог с нюхательным табаком.
- Но пятьсот монет - это много золота, - отозвался один из сидевших напротив воинов.
- Разве сын крадет телят из стада собственного отца?
Вопрос Базо заставил воинов онеметь. Для матабеле огромные стада составляют богатство всего народа. Каждый мальчик должен поработать пастухом - и познакомиться с суровыми законами и наказаниями, которые управляют жизнью стад и пастухов.
- За глоток молока из вымени чужой коровы полагается смерть, - напомнил Базо.
Все вспомнили, как, по крайней мере один раз, каждый из них нарушил этот закон: в безлюдном месте выдавливал молоко из соска прямо в рот и белые струйки стекали по подбородку на обнаженную грудь. Каждый мальчишка племени хотя бы раз рискнул жизнью, чтобы добыть глоток парного молока - и уважение сверстников.
- Это ведь не теленок, - возразил Камуза, - а просто камешек.
- Мой отец Ганданг считает белого человека по имени Бакела своим братом. Для меня взять что-то, принадлежащее Бакеле, все равно что украсть у собственного отца.
- Если ты отдашь камень Бакеле, то получишь одну-единственную монету. Бастаард дает пятьсот.
- Дело серьезное, - согласился Базо. - Я подумаю.
Остальные свернулись на подстилках из тростника, закутавшись в меховые накидки, а юноша долго сидел в одиночестве у потухающего костра, глядя на горящий холодным огнем алмаз.