Сент-Джон сидел под деревом, упираясь подбородком в руки, положенные на набалдашник трости, и возвращался мыслями к своим победам: огромным кораблям, на которых плавал через океаны, перевозя сокровища - чай, кофе, специи и полные трюмы черных рабов. Он вспоминал богатые плодородные земли своих имений, сладкий запах плантаций сахарного тростника во время сбора урожая, груды золотых монет, кареты и породистых лошадей - и, конечно, женщин. Много женщин, может быть, даже слишком много: именно они довели его до такого состояния.
Наконец Мунго позволил себе подумать о Луизе. Она заставляла его гореть огнем - и чем чаще он пытался потушить это пламя, тем сильнее оно разгоралось. Луиза ослабляла и отвлекала его, мешая безжалостно достигать цели как в прежние времена.
Ее отцом был один из надсмотрщиков на огромных плантациях Сент-Джона в Луизиане. Когда девушке исполнилось шестнадцать, Мунго позволил ей выезжать лошадей жены; в семнадцать - взял в дом в качестве компаньонки и горничной жены; в восемнадцать - изнасиловал.
В соседней спальне жена изнемогала от очередного приступа мигрени, а Мунго срывал с Луизы одежду, охваченный безумием, которого не испытывал никогда раньше. Она отбивалась с яростью, унаследованной от индейских предков, но каким-то извращенным образом ее сопротивление возбуждало его не меньше, чем вид крепкого молодого тела под разорванной одеждой. Луиза расцарапала ему грудь, искусала до крови, но не проронила ни звука, хотя на один-единственный крик прибежала бы хозяйка или слуги.
В конце концов Мунго удалось повалить девушку на толстую шкуру белого медведя посреди комнаты - обнаженную, не считая обрывков нижней юбки, прикрывавших длинные стройные ноги. Он налег на Луизу всем телом, раздвинул ей ноги и вошел в нее.
Только тогда она заговорила. Обхватив его руками и ногами все с той же дикой яростью, Луиза прошептала хриплым, ломающимся голосом: "Я люблю тебя, я всегда тебя любила и всегда буду любить!"
Когда на них двинулись армии Севера, жена забрала детей и сбежала в родную Францию, а Луиза осталась с ним: если удавалось, сопровождала в походах, если нет, то ждала, ухаживая за ранеными в госпитале армии конфедератов в Гальвестоне. Там-то она и выходила его, принесенного с поля боя наполовину ослепшим и жутко израненным.
Луиза поехала с ним, когда он в последний раз вернулся в Фэрфилдс, разделив его отчаяние при виде сожженных полей и разрушенного дома - и с тех пор всегда была рядом.
Если бы не она, то, возможно, сейчас все было бы по-другому: ее присутствие ослабило его, притупило решимость. Сколько раз он чуял хороший шанс - шанс вернуть себе все, но каждый раз Луиза заставляла его колебаться.
"Я перестану тебя уважать, если ты сделаешь это", - однажды сказала она.
"Мунго, я не ожидала, что ты на такое способен. Это неправильно, это аморально".
Постепенно ее отношение менялось. Иногда, после очередной неудавшейся попытки разбогатеть, она холодно смотрела на него - с этаким ледяным презрением.
"Почему ты не уйдешь от меня?" - настойчиво спросил он тогда.
"Потому что люблю тебя, - ответила Луиза. - И порой очень об этом жалею".
В Перте он заставил ее сыграть роль приманки, заманить намеченную жертву - и тогда Луиза впервые взбунтовалась. Она отправилась верхом к обманутому человеку, чтобы лично предупредить его. Пришлось бежать, уплыть на маленькой торговой шхуне всего за час до прибытия констеблей с ордером на арест Мунго.
С тех пор Сент-Джон не доверял ей, хотя уйти так и не решился: оказывается, она все еще нужна ему. В Кейптауне Мунго наконец получил письмо - одну из пяти копий, отправленных его шурином, герцогом де Монтихо, на каждый из адресов, где проживал Сент-Джон с тех пор, как уехала жена. Миссис Соланж Сент-Джон простудилась во время верховой прогулки и в пять дней умерла от пневмонии. Ее дети остались на попечении герцога, учились вместе с его собственными, и де Монтихо намекал, что не позволит Мунго их забрать.
Наконец он был свободен и мог выполнить данное Луизе обещание: они оба стояли на коленях перед алтарем в лондонской церкви святого Мартина-на-полях, и Мунго торжественно поклялся перед Богом, что женится на Луизе, как только сможет.
Перечитав письмо шурина трижды, Мунго поднес его к пламени свечи, потом растер пепел в мелкий порошок и не сказал Луизе ни слова: она до сих пор верила, что он женат, их отношения кое-как продолжались, становясь все более натянутыми.
Даже когда Луизы не было рядом, она все равно оказывала на него влияние: на темном перекрестке к югу от Кимберли, несмотря на блеск алмазов в руке Хендрика Нааймана, Мунго не смог выбросить из головы презрение в ее глазах и ледяные слова, слетающие с прелестных губ. Тень Луизы заставила его промахнуться - его, опытного стрелка! Он выстрелил на долю секунды позже и чуть в сторону: бастаард остался жив. А толку-то? Луиза все равно разозлилась до предела.
Когда он, едва держась в седле, на раненом, спотыкающемся жеребце, вернулся туда, где она ждала, и увидел ее лицо в лунном свете... Да, Луиза подхватила его, не дав упасть с лошади, перевязала раны и отправилась за помощью, но Мунго понял, что они перешли какую-то черту, откуда уже не вернуться.
Словно в подтверждение его догадки, он увидел, как Зуга Баллантайн смотрит на Луизу - Мунго хорошо знал этот взгляд. За прошедшие годы многие мужчины смотрели на Луизу такими глазами, однако на этот раз она открыто, не скрывая своих чувств, ответила на него.
Во время долгого путешествия на север, Луиза шла рядом с повозкой, в которой лежал раненый Мунго, и он задал вопрос, а она и не думала ничего отрицать.
- По крайней мере, Зуга - человек чести.
- Тогда почему ты не уйдешь от меня?
- Ты прекрасно знаешь, что я не могу оставить тебя сейчас, в таком состоянии...
Она не договорила, и они больше не касались этой темы, хотя по ледяному молчанию Луизы он чувствовал, что ее мысли заняты другим мужчиной. Мунго знал, что, как бы ни была несчастна женщина, она редко разрывает отношения, если у нее нет более привлекательной перспективы. Теперь такая перспектива у Луизы появилась, и оба это сознавали.
Мунго задумался: интересно, позволит ли он ей уйти, если Луиза наконец решится на это? Совсем недавно он скорее убил бы ее, но с тех пор, как они добрались до Ками, события стали развиваться с ошеломляющей быстротой. Дело шло к развязке, и Мунго чувствовал, что дело кончится взрывом.
Он позабыл, как сильно его когда-то привлекала Робин Баллантайн, но теперь ему об этом живо напомнила зрелая женщина, Робин Кодрингтон - еще неотразимее, чем во времена девичества. Ее сила и уверенность обеспечат надежную гавань человеку, до смерти уставшему от жизненных бурь и невзгод.
Сент-Джон знал, что Робин - доверенное лицо короля матабеле. Если интуиция его не обманывает, то для получения ожидающих на севере сокровищ посредничество Робин в общении с королем будет неоценимо.
Было и еще кое-что - другая, темная потребность владела его душой. Мунго Сент-Джон никогда не забывал и не прощал обид. С точки зрения Мунго, все несчастья долгого, беспросветного периода неудач начались именно с захвата "Гурона" у мыса Доброй Надежды крейсером королевского флота под командованием Клинтона Кодрингтона. Слабым местом Кодрингтона была его женщина - через нее Мунго сможет отомстить, и эта мысль обладала странной привлекательностью.
Он вздохнул, покачал головой и, опираясь на трость, поднялся. Перед ним возникли две маленькие фигурки. Мунго любил представительниц прекрасного пола любого возраста. Этих двух милашек он обычно видел только издалека или мимоходом, но они возбуждали в нем родительский инстинкт: его младший сын примерно такого же возраста. Кроме того, присутствие близнецов отвлекало от мрачных мыслей, давая желанную передышку от одиночества последних недель.
- Добрый день, юные леди, - он улыбнулся и поклонился так низко, насколько позволяла раненая нога.
Неотразимая улыбка Мунго заставила девочек немного расслабиться, но бледные лица оставались застывшими, огромные испуганные глаза не отрывались от ширинки его брюк. Через несколько секунд Мунго Сент-Джон потерял самообладание и смущенно переступил с ноги на ногу.
- Чем я могу служить? - спросил он.
- Сэр, мы хотим увидеть ваш хвост.
- Вот как! - Мунго знал, что никогда не следует показывать свое замешательство перед дамами - неважно, какого возраста. - Вам не полагается знать об этом, верно?
Они дружно закивали, по-прежнему заинтересованно разглядывая его ниже пояса. Вики была права: там явно что-то есть!
- Кто рассказал вам об этом? - Мунго снова сел, чтобы не смотреть на них сверху вниз, и заметил, что девочки явно расстроились.
- Мама сказала, что вы - дьявол, а мы знаем, что у дьявола есть хвост.
- Понятно, - кивнул Мунго, невероятным усилием воли подавляя желание расхохотаться. С серьезным видом, он ответил тоном заговорщика: - Никто, кроме вас, об этом не знает. Вы ведь никому не скажете?
Мунго вдруг понял, как ему пригодились бы союзники в Ками - две пары острых глаз, которые замечают каждую мелочь, и длинные ушки, которые все слышат.
- Мы никому не расскажем, - пообещала Вики. - Если вы нам покажете.
- Не могу.
В ответ немедленно раздался вопль разочарования.
- Почему?
- Разве мама не научила вас, что показывать нагое тело другим - грех?
Близнецы переглянулись, и Вики неохотно признала:
- Научила. Нам нельзя даже на самих себя там смотреть. Лиззи за это отшлепали.
- Вот видите! - кивнул Мунго. - Давайте-ка вместо этого я лучше расскажу вам, как получил свой хвост.
- Расскажите! - захлопала в ладоши Вики. Близнецы расправили юбки и сели по-турецки на землю у ног Мунго. Если на свете есть что-то лучше секретов, то это истории, а Мунго Сент-Джон знал множество удивительно страшных, кровожадных историй, от которых наверняка приснятся кошмары.
Каждый день после полудня он приходил к свинцовому дереву, где уже ждали близнецы, плененные его очарованием, околдованные потрясающими рассказами о привидениях, драконах, злых ведьмах и прекрасных принцессах, которых Мунго всегда наделял волосами, как у Вики, или глазами, как у Лиззи.
После сказки Мунго деликатно выспрашивал, как обстоят дела в Ками. Обычно ему сообщали, что Кэти начала писать портрет кузена Ральфа по памяти, и что, по единодушному мнению близнецов, Кэти не просто "вздыхает" по Ральфу, а - представляете, какой ужас? - прямо-таки "сохнет" по нему!
Мунго узнал, что король Бен приказал всему семейству посетить церемонию чавала в новолуние, и близнецы испытывали нездоровый интерес к ритуальному жертвоприношению черного быка.
- Они убьют его голыми руками! - восторгалась Вики. - В этом году нам исполнилось одиннадцать, и мама разрешит на это посмотреть!
Мунго в подробностях сообщали, как за ужином папа спросил у мамы, долго ли еще "этот флибустьер" задержится в Ками. Пришлось объяснить близнецам, что флибустьер - это как Робин Гуд, только на море.
Однажды Лиззи объявила, что король Бен снова "комбисиле" вождям. Ганданг, брат короля, рассказал Джубе, своей жене, а она - маме.
- Что такое "комбисиле"? - спросил Мунго.
- Это значит, что он показал им.
- Что показал?
- Сокровище! - вмешалась Вики.
- Я сама расскажу! - с негодованием набросилась на сестру Лиззи.
- Хорошо, Лиззи, - Мунго с интересом наклонился вперед, снисходительно улыбаясь. - Ты расскажешь.
- Это секрет! Мама говорит, что если другие, плохие люди узнают, то королю Бену придется плохо. Могут прийти грабители.
- Пусть будет секрет, - согласился Мунго.
- Обещайте, что никому не расскажете!
Не успел он дать торжественную клятву, как Лиззи уже выболтала все, боясь, как бы сестра не опередила.
- Король показывает вождям алмазы. Жены мажут его с головы до ног жиром и украшают алмазами.
- Откуда король Бен взял столько алмазов? - Мунго очень хотелось верить рассказу девочки, но звучал он невероятно.
- Матабеле приносят их из Кимберли. Джуба говорит, что на самом деле это не воровство: король Бен считает, что ему полагается дань.
- А Джуба не сказала, сколько там алмазов?
- Целые горшки! Много горшков!
Мунго Сент-Джон перевел взгляд с раскрасневшегося лица сияющей девчушки на травянистую равнину, за которой лежали холмы Табас-Индунас. Его единственный глаз сверкнул желтым хищным огнем.