"Мой город, что же сотворили
С тобой? Поймут они едва ли.
Не то, что в книгах говорили,
Не то, что видится вначале.
	
Разбитый камень, стены плача -
Их вид разжалобил б и горы...
Так, ужасаясь, видит зрячий,
Но то лишь - внешний облик горя". 

...Бродил хромой, придя в руины
Того, что было Храма залом,
И щупал каждую щербину,
И видел больше, чем сказал им.

И видел больше, чем казалось,
Хоть завязал глаза нарочно;
Текла, как хмарь, за ним усталость,
И рассыпалось то, что прочным

Считали люди, видя силу
Лишь в том, что с виду - в три охвата,
И поднималось то, что было
Как будто б вечною утратой.

И узнавали, вздрогнув, стены
Того, кто строил, голос, руки,
И нёсся крик чрез ход подземный,
По площадям и акведукам.

"О ты, о ты, пришедший  в Город! -
Гремело небо от их плача -
Скажи, скажи тому, кто гордо
Себя и ум свой видит зрячим..."

Но он молчал, со вздохом гладя
Щербатый камень, столп колонны,
И говорил, на них не глядя,
И падал сверху дождь солёный.

"Не плачь, не плачь; в небесной яви
Стоит, открытый для идущих,
В сиянье огненном и славе
Двойник и образ твой грядущий,

Где не потерян и не попран
Ни дом, ни Храм; и всякий камень
Учтён  и снова будет собран,
Чтобы стоять уже веками". 

И замолчали стены, с дрожью
Вдохнув, и прошлое стирая; 
Он шёл и дальше, осторожно 
На посох древний опираясь.

И солнце звонкою капелью
Лилось, златое, в синей дали,
И люди, как всегда, смотрели,
И что-то видели едва ли.