...Он сидел чуть поодаль, внимая -
россыпь рос, или звёзд Ковша...
Так дышала большая, немая,
погребённая в цитру душа

и рвалась, пламенея, наружу...
Россыпь искр, росчерк - вздох и взмах;
мастер цитры стоял, безоружен,
и молчала поодаль тьма.

Доиграв, возвратил осторожно,
завернув в шёлк, утишив боль,
цинь, охваченный поздней дрожью,
как принявшего смертный бой.

Он держал его - тёмный, спящий - 
и улыбка была горька:
росчерк, таявший в небе над чащей -
переломанная рука...

Прошептал:  "Как порой недвижен,
к пальцам глух, что берут, моля!.."
- Музыкант, я твоё горе вижу...
Его знает зимой земля.

Добавлял: "Если что не ново -
то молчи, ветер унесёт...
но храни - пламенеющим - слово
для струны, что связует всё".

...И ушёл, и вставал день летний, 
но хранил лес - тогда и впредь -
след руки - онемевшей плети,  
превозмогшей себя и смерть.