Аннотация: Кто знает, каким именно образом происходит зарождение жизни на планетах?
Маленькая планета росла и преображалась с каждым днём. Казалось, она примеряет различные наряды и заглядывает, немного настороженно, в гигантское космическое Зеркало с тем же вопросом, который интересует всех без исключения людей: "Что мне идёт больше всего?" и "Красива ли я?" Только вместо платьев и причёсок у неё были сезоны, цвета атмосферы, флоры и почвы, рельеф и географические пояса...
Зеркало молчало - потому что зеркало и должно быть молчаливым, иначе не сможет как следует исполнять своё назначение.
Поначалу планета пугалась этого и поникала, видимо, считая, что получила отрицательный ответ. Мы тоже пугались, глядя, как жухнет и осыпается листва деревьев, в несколько мгновений высыхают полноводные реки и озёра, и даже горы уходят обратно в земную кору, превращаясь в гигантские расселины... Смешно вспоминать, в какую панику мы впадали в первое время, бегая нестройными рядами вокруг Сферы и изо всех сил размахивая руками - как будто не нас учили, что в первую очередь нужно добиться согласованности и уверенности в движениях!
Но, наконец, мы убедились, что наша планета не может вот так просто взять и погибнуть. Несколько дней она могла казаться серой и безжизненной, но потом в ней, видимо, опять пробуждалась надежда, она выбирала новые цвета, и геологические процессы возобновлялись. В конце концов, отношения планеты с Зеркалом, видимо, приблизились к взаимопониманию, потому что периоды "потухания" почти прекратились. Планета более-менее удовлетворилась расположением своих основных горных хребтов и океанов и начала украшать себя, создавая всё новые и новые виды растительности.
Но и здесь не обошлось без сюрпризов! К примеру, мы уже успели убедиться в том, что она предпочитает сезон поздней весны и нежные голубые оттенки, в которых облекалась листва большинства деревьев; красного же цвета, наоборот, избегает. Каково же было наше удивление, когда в одно прекрасное утро мы обнаружили её разодевшейся в самые ослепительные оттенки алого и багряного!
Но стоило нам, пережив период глубочайшего потрясения, смириться и начать привыкать к её новому внешнему виду, как она взяла и "перекрасилась" в жёлтый...
В общем, это было нелёгкое для всех нас время - но и для планеты, видимо, тоже, потому что чувствовала она себя неуверенно и очень хотела бы уже остановиться на каком-то основном варианте своего облика, чтобы заняться деталями, но Зеркало всё молчало и молчало, не посылая знака своего одобрения. Во всяком случае, я это как-то так чувствовал, находясь рядом со Сферой...
Наконец, миновав этот период крайностей, видимо, неизбежный для подросткового возраста - как человеческого, так и космического - наша планета, похоже, поняла, что вовсе не обязательно выбирать один-единственный образ, а можно чередовать те, которые ей наиболее близки. Вот так у нас появились сезоны года, сменяющие друг друга через относительно равные промежутки времени. Но при этом случалось и такое, что, по какой-то причине резко изменив настроение, планета брала и устраивала снегопад посреди лета, или, же наоборот, белоснежное зимнее поле украшалось в каком-то месте самой яркой растительностью... На следующий день всё, однако, пропадало, и мы не знали, то ли такие сюрпризы временно сопутствуют периоду "устаканивания", то ли являются особенностью истинного характера планета, и, значит, останутся с ней навсегда.
Впрочем, чередование сезонов выражалось не столько в смене погодных явлений, как у нас, на Земле, сколько в изменении основных цветов биосферы. Поэтому то, что мы называли, по аналогии с земными осадками, "снег", могло присутствовать там в любое время года, только "летом" он бывал золотым или зелёным, зимой же - светло-голубым и, как привычно всем нам, чистейше-белым...
Мы к тому времени также обнаружили, что можем не просто посылать нашей планете волны позитивной энергии, как делали сперва (ну, пытались делать - вряд ли наши изначальные хаотические "пляски с бубном" могли иметь какой-то толк...), но и влиять на её настроение и внешний облик вполне конкретным образом. Обнаружилось это почти случайно, как и всегда бывает с какими-то важными закономерностями. К примеру, оказалось, что нашей планете очень нравится индийский эпос "Махабхарата". Когда мы рассаживались вокруг Сферы и начинали читать вслух, то ветра на планете затихали, как будто прислушивались, и оттенки текущего сезона становились более тёплыми и нежными... Мы были невероятно тронуты и старались, как могли. Кое-кто даже спеть пытался, утверждая, что знает заклинания древних индийских брахманов. Лучше б мы этого не делали - потому как планета, похоже, решила, что мы занимаемся чёрной магией и моментально отреагировала такой бурей, после которой мы все недели две не могли выползти из своих спальных отсеков...
Но это относится к числу неизбежных ошибок. Удачные находки у нас также были - возвращаясь к той же "Махабхарате", мы обнаружили, что больше всего планете нравится даже не чтение вслух, а настоящий спектакль, разыгранный по мотивам. Всё, как полагается - с декорациями, нарядами и даже музыкой (правда, петь, памятуя предыдущий опыт, побоялись). И планета отреагировала - спустя какое-то время мы начали обнаруживать на ней новые деревья, во внешнем облике которых присутствовали вполне узнаваемые "индийские" детали!
Мне в том спектакле досталась роль Юдхиштхиры. Честно сказать, я никогда не был особым поклонником индийской культуры, и, что хуже, знатоком тоже не был, поэтому испытывал большие сомнения в своей профпригодности... Надо было видеть, как я в последний день перед "премьерой" пробрался ночью тайком в лабораторию в наряде индийского царя и, дрожа, встал перед Сферой, чтобы выяснить, понравится ли планете этакий мой вид. Шутки шутками, но я реагировал на её капризы сильнее прочих, и оказаться в постели месяца на два никак не входило в мои научные планы, и без того постоянно перечёркиваемые той или иной погодно-природной аномалией. Поэтому я решил первоначально "посоветоваться" с планетой и, если надо, "уговорить" её не сердиться. Успокоить, объяснив, что мы не задумываем ничего дурного, а, наоборот, стараемся ей помочь.
Тогда-то я особенно хорошо понял, что испытывала сама планета, заглядывая в космическое Зеркало в своём очередном "наряде". Мысленно я сказал ей об этом, потому что, быть может, она чувствовала себя одинокой в своих переживаниях... Ведь других планет рядом пока что не было и, вероятно, она и не знала, что где-то там у неё есть братья и сёстры, более опытные и мудрые. Мы готовили её к её будущим условиям - но вряд ли можно сравнить лабораторную имитацию с настоящим космосом, где каждая частичка живёт и дышит... Думаю, что наша планета чувствовала себя очень отчуждённой.
Так мы и простояли всю ночь в мерцающей темноте, разделённые золотистой преградой Сферы, глядя друг на друга... Точнее, наоборот, не глядя - потому что я, на всякий случай, закрыл глаза, чтобы быть с ней в равном положении. Кто знает, какие именно органы восприятия имеются у планет, но вряд ли они могут "видеть" в человеческом понимании.
Освещение имитировало пейзажи Млечного Пути, но, по-моему, всё это было больше для сотрудников лаборатории, чем для самой планеты. Тогда я постарался "впитать" в себя побольше той красоты, которой был окружён, и передать ей энергетически. Не знаю уж, получилось у меня или нет, но на следующий день роль Юдхиштхиры мне удалась, и вообще весь спектакль прошёл на ура. Впрочем, об этом я уже рассказывал.
Была у нас и своя боль, свои страхи и сомнения, связанные с планетой... Взрослые сотрудники лаборатории, конечно, держали их при себе, но дети были более непосредственны. Тем не менее, планете больше всего нравилось именно их присутствие - недаром же говорится про них в Евангелие... (Познакомить нашу планету с христианской культурой мы пока что не пытались, но, быть может, придёт и такое время. Пока что проходим "Упанишады").
Так вот, однажды я застал одну из девочек плачущей в лаборатории. В ответ на мои расспросы, она спросила, что же будет, когда наша планета вырастет до нормальных размеров и окончательно обустроит свою биосферу.
- Мы её отпустим, конечно же, - сказал я. - И она займёт место в подходящей ей солнечной системе.
Знал, что такой ответ причинит боль, но иногда это необходимо. И о самом важном пока что умолчал: каждый должен дойти до некоторых вещей самостоятельно. Но если уж человек никогда не забывает другого человека, который любил его и заботился о нём, то что говорить о планетах, которые, со всеми их "капризами" и особенностями характера, всё-таки, гораздо более совершенные создания? Зная это, все мы надеялись, что наша планета захочет "жить" именно в нашей солнечной системе, а, значит, мы сможем навещать её или даже обрести там свой новый дом... Но это зависит от того, насколько хорошо мы будем о ней заботиться. Поэтому, конечно, мы, взрослые, тоже переживали.
- Эй, Юдхиштхира! - позвала меня моя напарница. (Это прозвище прочно приклеилось ко мне после спектакля, я ничего не мог с этим поделать. Но планета, кажется, не возражала). - Ты, как главный специалист по её настроению, можешь сказать, происходит там что-то особенное или нет? Вроде бы, выглядит всё по-прежнему, но вот что-то такое я чувствую... Что-то эдакое... Ну, ты же понимаешь, о чём я говорю! - вздохнула она бессильно.
- Предлагаю позвать для помощи в выражении своих мыслей Калидасу, - ехидно посоветовал я.
(Остальные, поглядев на мой пример, также решили взять себе различные индийские имена на время знакомства планеты с этой культурой).
Впрочем, всё это было из серии безобидных "подколов" среди коллег. На самом деле, всё я чувствовал и даже имел определённые предположения на этот счёт, но не хотел делиться ими раньше времени.
Ночью я снова пришёл в лабораторию.
Планета, диаметром уже в три человеческих роста, фиолетово мерцала за золотистой преградой, сейчас казавшейся почти незаметной. А ведь когда-то она была величиной с теннисный мячик и могла поместиться на моей ладони! Ещё несколько лет - и стены лаборатории перестанут её вмещать. И тогда... Впрочем, до этого ещё есть время.
На планете распустились ночные цветы - огромные, голубоватые и бархатистые, как крылья махаона; они осторожно потянулись в мою сторону и застыли, широко раскрыв лепестки. Мне пришла в голову мысль: а, может, это и есть её "глаза"? Поэтому на этот раз я стоял, не закрывая своих.
Потом нашарил рукой аппаратуру и отключил Сферу. Превышение своих полномочий, конечно же... Но исследователь должен уметь пойти на риск; во всяком случае, таково моё представление о хорошем исследователе.
Подождав несколько мгновений, я сделал ещё пару шагов вперёд. Почему-то показалось, что меня накрыло огромным куполом, под которым было свежо и терпко, как после пролившегося дождя...
"Дыша цветами и туманами..."
Я безуспешно пытался сочинить стихи, но ничего не получалось - в сознании вспыхивали, как цветные искры, одни только отрывки, яркие и беспомощные. Один из ночных цветков осторожно ткнулся в мою руку и, как будто бы вздохнув, осторожно устроился на раскрытой ладони. Я молчал и, кажется, плакал.
...Наутро я долго лежал в своём отсеке, не обращая внимания на переполох, царивший вокруг, и делал вид, что сплю. Наконец, кто-то из коллег не выдержал столь явного пренебрежения всеобщим ажиотажем (хотя у меня был законный выходной) и, растолкав меня, принялся возмущённо выговаривать.
- Нет, вы только посмотрите на него! Спит! У нас тут, можно сказать, геологическая эра сменилась, а этот и в ус не дует...
- Вы сейчас своими воплями и волнением опять какую-нибудь магнитную аномалию устроите, - зевнув, отмахнулся я.
- Да это мы только здесь! Там-то на цыпочках ходим... Нет, ну ты что, не поинтересуешься даже, что случилось?!
Наконец, я позволил вытащить себя из постели и растрёпанный, наполовину одетый, был буквальным образом вытолкан коллегами в лабораторию. Планета приветствовала меня ярко-измурудными оттенками, несомненно, зная, что это мой любимый цвет. А на одном из деревьев сидела большая радужно-золотистая птица и смотрела на нас всех, доверчиво распахнув почти человеческие глаза...