Аннотация: В душе Ука что-то умерло, а он умер для племени, но жизнь продолжается.
Глава 10 Раскаяние
Часами Ук блуждал по лесу в крови и беспамятстве. Он забыл где оставил нож. Не знал сколько уже идёт и сколько ещё пройдёт. Не мог вернуться домой. Твердолоб, убивший твердолоба, если только это не вождь и не охотник, убивший по решению вождя, становился предателем. А предателя отправляли в изгнание или убивали на месте. Сын ветра изгнал себя сам, понимая, что встречи с Родом может не пережить. Но теперь мальчик не знал что делать, куда и зачем идти. Потеряв связь с племенем, Ук стал никем.
Для леса, зверей и других племён его имя ничего не значило, как и его жизнь или смерть. Даже просить помощи у духов сын ветра не мог. Просить могли только старшие от лица племени. Но всё же попутный ветер гнал Ука вперёд. Двигаться, даже не зная куда, лучше, чем стоять на месте. Бездействие убивает волю. И сын ветра отчётливо ощущал, как омертвела его душа за те минуты, что Ук провёл в оцепенении, сидя возле трупов Найи и Ана. Он и сам хотел умереть, чтобы не чувствовать груз вины за смерть их и ребёнка.
Двигаться стало единственным решением, которое пришло Уку в голову. Так он шёл, не разбирая дороги, лишь бы убраться подальше от последствий своих проступков. Только оказавшись на берегу ручья сын ветра ощутил иные чувства кроме страха и вины. Вспомнил о жажде и усталости, о том, что несмотря на желание сгинуть, всё ещё жив и должен заботиться о себе. Усевшись на камень, он зачерпнул ладошкой немного воды и отхлебнул. Ледяная вода ручья оказалась настолько вкусной, что он не усидел.
Ук припал на колени и стал быстро зачерпывать воду ладошкой, отправляя в рот. Несколько быстрее, чем мог глотать. Весь взмокший от ледяной жидкости, казалось, он пил не только ртом, но и всем лицом, руками и немного грудью. Затем мальчик стал помогать себе левой рукой, складывая из ладоней большую чашу. И зачерпнув такой чашей много воды, Ук заметил, что она отдаёт красным. Сын ветра тут же выплеснул воду. Убить Ана защищаясь - это одно, пить его кровь - совершенно другое. Безумие.
Мальчик вспомнил как выглядит и вновь взглянул на прикрывающую наготу шкуру после нескольких часов ходьбы. Звериная шерсть впитала кровь, превратилась в сосульки. Ук принялся с остервенением отмывать шкуру, потому что знал: всякий, кто увидит его таким, поймёт, что перед ним убийца. Вода после встречи с шерстью становилась почти непроглядно красной. Ук с ужасом смотрел, как ручей наливается кровью, словно пьёт её и захлёбывается. Первые минуты мальчик даже не видел дна ниже по течению.
Кровь застила собой всё - и ручей, и сознание мальчика. Он вновь вернулся к тяжёлым мыслям. Снова пережил убийство. И с каждым ударом, казалось, вгонял нож в самого себя, только нож этот был иного толка. Вина резала сына ветра изнутри, причиняя невыносимую боль. И от этой боли что-то внутри мальчика умирало. Жалость, сострадание, моменты радости тонули в крови и ненависти. Ук ненавидел себя, ненавидел нож, ненавидел Рага за то, что дал его. Возненавидел даже свои имя и отражение в ручье.
Наконец, осталась только пустота. Буря раздирающих Ука чувств улеглась. Мальчик смотрел на себя в отражении, как на чужака. Лицо стало другим, слишком угрюмым для девяти зим. Остатки воды собрались в каплю и упали с подбородка на отражённого Ука. Лицо расплылось кругами, приобретя уродливые черты. Едва сдерживая отвращение, сын ветра хлопнул по воде ладонью, чтобы вода размыла другого его в неразличимое пятно. Назад пути не было. Прежнего Ука не стало после смерти Ана. Осталась лишь пустота.
Мальчик вновь уселся на камень. Долгие часы ходьбы, вина и гнев отняли остатки сил и самообладания. Сначала Ук почувствовал саднящий ком в горле, потом как намокли глаза. Затем горячие слёзы покатились по холодным щекам. Сын ветра зарыдал, надсадно, громко, будто кроме него в лесу не было никого. Да и какая разница, что услышат? Хуже быть уже не могло. Поэтому Ук рыдал с особым остервенением, выпуская на волю боль, скопившуюся за годы молчания. Боль, о которой и сам успел забыть.
И тогда, в момент полного отчаяния, Ук почувствовал, как что-то маленькое и твёрдое стукнуло его по темечку. От неожиданности он даже забыл о чём плакал. Настолько больно и удивительно это было. Потирая макушку, мальчик оглянулся, но плохо видел из-за слёз. Куст шелохнулся и что-то маленькое и твёрдое встретилось теперь уже со лбом сына ветра. Ветер, наблюдавший за происходящим с высоты, затих в предвкушении. Ук вспыхнул, как сухая ветка от искры, и ринулся в кусты, забыв о том, что Ан поступил также.
Мальчику было абсолютно безразлично окажется ли там кто-то его размеров или значительно крупнее. Сын ветра не думал что будет дальше. Поэтому, когда добился желаемого и увидел обидчика в трёх шагах от себя, то застыл со стиснутыми зубами и сжатыми кулаками, не зная что и предпринять. Лишь смотрел на Лину, которая за время, что они не виделись, словно похорошела. Девочка искренне улыбалась. Затем запустила руку за пазуху, достала оттуда свою костяную трубку и стукнула ей легонько Ука по голове.
Тогда оцепенение спало с сына ветра и он решил действовать. Достал из-за пазухи свою костяную трубку и стукнул Лину по голове в ответ. Девочка поморщила носик, указав пальцем на следы крови на Уке, камнях возле ручья. Мальчик в ответ стукнул себя кулаком в грудь, пытаясь объяснить, что в порядке. Красноречивое молчание прервал урчащий живот Ука. За последние несколько часов он успел забыть когда в последний раз ел. И теперь испытывал на себе последствия накопившегося голода.
Лина шутливо коснулась живота мальчика и тот, будто потревоженный зверь, заурчал в ответ. Девочка махнула рукой, призывая следовать за ней, и побежала вдоль ручья вверх по течению. Причём бежала так легко и тихо, что Ук вполне мог представить Лину бегущей ночью без единого звука, в отличие от него самого. Сын ветра, хоть и был лёгким и быстрым, но не тихим. Впрочем, мальчик успокаивал себя тем, что и ветер бывает в разном настроении. От одного не шевельнётся и лист, в другом вырывает деревья с корнями.
Теперь Ук смог получше рассмотреть свою спутницу. Роста в ней было столько же, сколько и в нём, а девочки обычно ниже мальчиков. Значит Лина старше на пару зим. К тому же она казалась значительно худее девочек из племени твердолобов. Хотя и одета была иначе. Шкуры как бы плавно обтекали фигуру Лины, а не висели бесформенным мешком. Из-за этого она казалась куда более красивой и лёгкой. Столько же лёгкой была и трель трубки Лины, взмывающая в ввысь, подхватываемая ветром, но не теряющаяся до конца.
Чем дольше Ук слушал мелодию, тем отчётливее понимал, что в лесу его со старшими преследовала Лина. И Ана ранила тоже она. Если бы чужаки действительно преследовали мальчиков, то напали бы на них или на лагерь задолго до наступления утра. Встречать рассвет было бы уже некому. От этой мысли твердолобу стало не по себе. Лина стала причиной самого тяжёлого похода в жизни Ука, а потом появилась из ниоткуда, будто ничего не случилось. Может, для неё всё так и было, но только для неё.
Однако, у сына ветра не осталось сил злиться даже на себя. О гневе на посторонних и говорить не было смысла. Гложущая изнутри пустота укоренилась в животе и оттуда руководила мыслями мальчика. Единственное чего он сейчас хотел - как можно быстрее съесть что угодно. И, если Лина даст Уку еду, то он уж точно не станет отказываться. Какое значение имеет что девчонка сделала раньше? Важно, что теперь она помогает и может накормить. Как часто мальчик хотел видеть подобное отношение от твердолобов...
От своего племени Ук получал только тумаки, а редкие просветы в отношениях не меняли положение. Даже Раг и Туг, помогая, делали это втайне от чужих глаз. Никто не защищал Ука на виду. Никто не хотел перечить воле вождя и всематери. Но неужели остальные не допускали мысли, что всематерь и вождь могут ошибаться? Неужели старшие были слишком напуганы, чтобы понять это? Сын ветра всё острее чувствовал отчуждённость. Желание вернуться домой сменялось желанием найти новый и поскорее.
Вскоре Лина свернула от ручья и принялась рыться в листве, помогая себе сухой веткой. Ук терпеливо ждал. Она извлекла из земли растение с корнем похожим на яйцо с хвостиком. Затем оторвала длинные листья на тонких стеблях и направилась к ручью. Лина смыла с корня налипшие корни земли. Теперь 'яйцо' даже выглядело аппетитным. Ук подождал, пока девочка протянет корень ему и только потом выхватил, вгрызся зубами, почувствовал горечь, сморщился, выплюнул не дожёванное и ещё долго сплёвывал вкус.
Ук посмотрел на Лину не то со злобой, не то с обидой. Та склонила голову набок и посмотрела на сына ветра так, будто вот-вот заплачет. Мальчик определённо не хотел обижать человека, который пытался ему помочь, поэтому решил сделать шаг к примирению первым. Обнял Лину. Ветер смотрел на происходящее и шелестел что-то воодушевляющее. Когда Лина пришла в себя, то забрала у мальчика корень похожий на яйцо. Затем порылась за пазухой и достала другой корень, цвета заката и передала Уку.
Он, несмотря на то, что не хотел обижать девочку, сначала понюхал корень. Тот пах сладко, почти как ягоды. Затем Ук надкусил, чтобы добраться до мякости, и убедился, что она такая же сладкая на вкус, как и по запаху. Давненько сын ветра не ел так быстро и так жадно. Наверное, со стороны это выглядело так, будто мальчика не кормили с рождения. По меньшей мере, Лина смотрела на Ука с некоторой теплотой, которую тот, впрочем, не замечал в силу занятости едой. И девочка принялась есть горький корень, не замечая горечи.
Тогда сын ветра буквально остолбенел от удивления и стыда. Лина действительно дала ему что-то, что можно есть. Вот только Уку это не понравилось. Теперь мальчик чувствовал себя неловко, ведь не раз бывало, что вкусы других твердолобов расходились с его собственными. Что взять с девчонки без племени? Чтобы выжить, она вынуждена была питаться всем, чем придётся. Однако, Ук теперь чувствовал вину перед Линой, поэтому решил поделиться хотя бы часть. Вкусного корня, который та ему отдала.
К сожалению, когда мальчик остановился, от подарка Лины осталось не больше горошины с несъедобным хвостиком. Сгорая от стыда, Ук протянул спасительнице всё, что осталось от её помощи. Он старался не смотреть в глаза, боялся выглядеть глупо. Но вкусный корень оставался в руке Ука даже спустя несколько мгновений. Не зная что и предпринять, чтобы загладить вину, сын ветра посмотрел в сторону воплощения ветра и увидел искреннюю улыбку. Затем Лина обняла его и обжигающе горячо поцеловала в щёку.
Ук почувствовал, как жар прилил к щекам, и отвернулся. Девочка рассмеялась, взяла того за плечи и подвела к ручью, чтобы тот смог взглянуть на себя. Сын ветра видел улыбающееся лицо Лины и своё смущённое лицо с красными щеками - неожиданно для себя он увидел сходство. Голова Ука была такой же высокой, лоб выпуклым, а не покатым, как у твердолобов, черты лица точёными, даже мелкими в сравнении с остальными детьми твердолобов. Казалось, сын ветра не просто покинул племя, но стал другим человеком.
И эти различия с родным племенем и сходство с чужой Линой окончательно запутали Ука. Он не знал, как к этому относиться и смотрел на себя и неё так долго, что смутил девочку. Ветер твердил, что в таких отличиях нет ничего дурного, что сын ветра сможет теперь найти свой настоящий дом, что он свободен. Вот только Ук этого не чувствовал. Привычка видеть себя твердолобом и здесь сыграла с мальчиком злую шутку. Ук был опустошён, когда утратил племя, обратившись в ничто, а теперь узнал, что даже не принадлежал ему.
Ук словно стал чужим для самого себя. Часть него хотела жить в любом виде. Другая же часть помнила о племени, о доме, о людях, которых мальчик предал, и не хотела прощать его. Лишь тёплый взгляд Лины отвлёк сына ветра от тяжёлых мыслей. Она видела кровь, знала, что убил кого-то или сильно ранил и всё равно помогла Уку. Могла бросить, позволить умереть и быть поглощённым лесом, но почему-то оказалась рядом, когда твердолобы не могли и не стали бы. Лина сделала выбор, пришло время Уку сделать свой.
И сын ветра вновь достал из-за пазухи трубку. Однако, теперь с намерением играть. И стал дуть в неё, беспорядочно закрывая отверстия, не боясь сыграть плохо, показаться смешным или глупым. Ук мог и хотел выглядеть именно так. Хотел верить, пусть и не знал наперёд, что Лина не станет его осуждать. В конце концов, не это ли делает человека по-настоящему родным? Мальчик даже закрыл глаза, чтобы не увидеть реакцию девочки раньше времени. Хотел дать трубке 'выговориться' и тогда посмотреть.
Казалось, Ук играл целую вечность. Время застыло, скованное бессвязностью исторгаемых трубкой звуков. Но мальчик же чувствовал себя спокойнее. Словно трубка облекала охватившие разум волнения в музыку и выпускала на волю. Ветер подхватывал безумие и разносил по всему лесу с тем же воодушевлением, что и крики отчаяния. Сын ветра вполне мог обидеться на друга, но понимал: тот поддерживает в любом положении. Именно это Ук хотел увидеть и в Лине, когда откроет глаза. Однако, увидел нечто большее.
Лина застыла с округлым от страха взглядом, приложив палец ко рту. Ук усмехнулся и подмигнул ей, но выражение лица девочки не поменялось - лишь глаза стали ещё круглее. Сына ветра это смутило. Он, конечно, делал разные вещи, даже пугал, выпрыгивая из-за дерева. Только сейчас мальчик дурачился и на испуг не рассчитывал. Наконец, позади Ука раздался рёв. Мальчик медленно обернулся. В десяти шагах от него по другую сторону ручья стоял, приподнявшись на задних лапах, огромный мохнатый зверь.
Ещё больше и шире, чем полосатый ценитель птичьего пения, встреченный сыном ветра ночью. С шерстью цвета древесной коры. И крупной широкой головой. Он опустился на передние лапы и направился в сторону детей. Передвигался зверь покачиваясь, неуклюже, хотя Ук знал, что его медлительность обманчива. Помнил рассказы охотников про урса, хозяина леса. Он был сильнее человека, быстрее бегал, даже лазал по деревьям. Если зверь решал убить, то сбежать было почти невозможно. Лишь попытаться убить урса раньше.
Ук оказался беззащитным перед лицом опасности. Он выбросил нож на границе с миром духов. Трубкой же можно было ранить разве что жука. Оставалось лишь надеяться на Лину, которая пережила больше зим и вполне могла что-то кроме как кидаться камнями. Помешкав немного, Девочка выставила руки с открытыми ладонями перед собой. Затем короткими шагами двинулась зверю навстречу. Сын ветра не понимал, чего Лина хочет, поэтому не придумал ничего лучше, как неподвижно и тихо стоять на месте - не мешать.
Девочка двигалась медленно и плавно, словно успокаивала зверя. Урс смотрел на неё и тоже не торопился. Лина подошла к ручью. Затем набрала в ладонь воды и отпила. Зверь остановился у ручья, понюхал воздух, воду, подумал немного... и начал пить. Ук впервые увидел, как человек договорился с обитателем леса на своих условиях без применения оружия и грубой силы. Сын ветра не знал что и думать, ведь девочка казалась немногим старше него, а делала вещи невозможные даже для мужчин и женщин.
Вскоре, когда урс утолил жажду, он приподнял верхнюю губу, пошевелил носом и проворчал что-то. Затем направился по своим делам, будто и не было двух надоедливых людей и назойливой трели. Однако, Лина не казалась сыну ветра довольной. Ещё бледная после встречи, она, морщась от холода, вступила по щиколотку в ручей и позвала мальчика за собой. Ук понимал, что ногам это не понравится, но отказать, глядя Лине в глаза, было сродни оскорблению. Она спасла его от урса и ей тоже холодно, значит в этом есть смысл.
Лина двинулась вниз по течению и Ук пошёл следом, хоть и не понимал до конца зачем именно по воде. Ветер успокаивал, что девочка знает причину и этого достаточно. Однако, это не помогало сыну ветра терпеть боль. Когда уколы холода превратились в нестерпимое жжение, он сразу же вышел на берег. Лина не обратила на это внимания. Она сама мелко дрожала и вскоре покинула воду, но всё ещё брела вдоль ручья. Сын ветра уже собрался спросить куда они идут, когда девочка свернула в лес, сбив его с мысли.
Само по себе это не было ответом, но Уку стало несколько легче и не так холодно идти следом. По пути Лина молчала и не заставляла трубку петь. Пели птицы в кронах деревьев, шелестел листвой ветер, всюду что-то трещало, шуршало, щёлкало и рычало. Сын ветра почти забыл что сделал, заворожённый торжеством жизни вокруг. Несмотря на случившееся, лес продолжал существовать так, будто Ана никогда не было. Должно быть, также безразлично он отнесётся и к уходу Ука в мир духов. Мальчика это успокаивало.
Лина принялась собирать сухие ветки, продолжая двигаться к неизвестной цели. Ук всё ещё стеснялся с ней говорить - лишь молча собрал охапку веток, пытаясь быть полезным. Так, с парой охапок, мальчик с девочкой и очутились у пещеры. Сын ветра невольно насторожился: внутри вполне могло скрываться чужое племя со своими обычаями. Кто знает, как они относятся к людям других племён? Впрочем, перед пещерой не было кострища, на котором готовили, лишь мелкая горстка золы. Значит девочка жила здесь одна.
Лина положила охапку веток на кучку золы и указала Уку положить его кучку в паре шагов от костра. Затем нашла поблизости сухую траву и пару камней, положила траву поверх веток и чиркнула камнями друг о друга так, что исторгла маленькие частички огня. Они резво вгрызались в траву, затем перекинулись на ветки. Мальчик впервые видел, чтобы костёр разжигали так быстро. Обычно для этого требовалось долго крутить ветку, заставляя тереться о кору дерева или ветку потолще и даже так не всегда удавалось.
Девочка села подле занимавшегося костра, приглашая сына ветра сесть рядом. Ук ещё не вполне доверял столько быстро созданному пламени, но очень устал и продрог, пока шёл по ручью. Лина что-то сделала со стопами - подёргала, распутала, а затем сняла с них своеобразные мешочки. Её ноги оказались такими же, как у мальчика, только чище и привлекательнее на вид. Девочка непринуждённо продела ладони в мешочки и выставила над костром, чтобы просушить. Ук видел такое в первый раз и следил неотрывно.
Однако, вскоре мальчика отвлекла сумрачная фигура. Из-за костра казалось, что вечер перешёл в ночь почти мгновенно, поэтому различить кто это был не представлялось возможным, пока человек не подошёл ближе. Ук не верил глазам, но Ан выжил. Зажав левый бок рукой, истекая кровью, он стоял и смотрел на своего убийцу с холодной отрешённостью. Сын ветра растерялся. Извиняться было слишком поздно, бежать не было ни сил, ни желания - оставалось лишь принять с достоинством всё, что произойдёт дальше.
- Ук... - шепнули мертвенно бледные губы, выпустив тонкий ручеёк крови. Сын ветра дёрнулся: хотел отпрянуть, но не смог.
- Ук... - твердил мертвец, - Ук. Ук. Ук. - повторял он, приближаясь, заставляя Ука ненавидеть своё имя и самого себя. Затем взял мальчика за плечо и голос Ана стал меняться, истончаться, пока не исчез вовсе. Последние несколько мгновений перед пробуждением сын ветра смотрел сыну вождя прямо в глаза, но ничего не слышал. Лишь наблюдал, как бледные губы повторяют одно и то же, выпуская тёмные ручейки крови. И также неожиданно, как появился, Ан исчез, а на его месте появилась Лина, указавшая кивком на пещеру.
Ук не стал спорить, да и не хотел. Уставший и сонный он бы не смог найти дорогу к стоянке черноспинов, потому что не знал где находится. Как бы мальчик ни беспокоился об Аре, другу придётся подождать.