Аннотация: Ук разрывается между желанием жить и спасти племя. Хоть и понимает, что сделать и то, и другое не получится.
По мере наполнения глубоких деревянных чаш Уку становилось всё труднее скрывать своё присутствие. Он помнил, как смывал с себя кровь Ана и понимал куда ручей унёс красную воду. Убить сына вождя - само по себе преступление, но напоить племя его кровью - преступление вдвойне. И всё же сын ветра молчал. Кровь затерялась в воде, рассеялась, а значит разглядеть её было невозможно. К тому же, Уку стали бы задавать слишком много вопросов. Такова природа женщин. И совершенно точно не дали скрыться.
Мальчик не знал наверняка что у племени на уме. Винили ли его в смерти Ана. Что по поводу исчезновения меченого и сына вождя думали всематерь и вождь. Какие указания они дали остальным членам племени. Что если твердолобам приказано схватить Ука при первой же возможности? Что если приказано привести его в лагерь, где вождь собственноручно казнит мальчишку? А может так случиться, что смерть покажется Уку избавлением от мучений, которым Род его подвергнет, чтобы отомстить за сына.
Тогда сын ветра решил пойти другим путём. Он столкнул вниз камень размером чуть больше кулака в надежде, что смутит женщин. Однако, они этого даже не заметили. Всплеск смешался с постоянным плеском водопада. Требовалось что-то посерьёзней, чтобы привлечь внимание. Тогда Ук нашёл валун размером с голову урса и, передвигаясь ползком, руками подтолкнул к краю утёса, затем палкой столкнул за край. Всплеск от "головы урса" оказался столь мощным, что женщины переполошились и принялись шушукаться.
- Там! Что-то! Там! - щебетали они, указывая на маленький утёс, с которого срывалась вода из ручья. Боясь выдать себя, Ук не мог больше смотреть, но шум нарастал - женщины обеспокоились не на шутку. Даже голос Тени терялся на фоне всеобщего смятения. Мальчик не слышал о чём говорят из-за искажения голосов плеском водопада. Постепенно голосов будто бы стало меньше и звучали они тише. Ук взглянул вниз мельком, чтобы убедиться, что слух его не обманывает. Женщины ушли. Часть из них даже бросила чаши.
Мальчик подождал, пока женщины уйдут подальше от водоёма, чтобы он мог спуститься. Однако, Ук не хотел, чтобы они ушли слишком далеко, поэтому дождался, когда последняя скроется в лесу и взялся за дело. Каменная стена утёса не баловала выемками, к тому же была мокрой и скользкой рядом с водопадом. Прыгнуть с высоты десяти локтей показалось Уку слишком рискованным. Он выбрал выщербленный ветром и солнцем участок стены в стороне от озера, сбросил дубинку и принялся спускаться.
Сначала он свесил ноги. Затем развернулся и встал на прямые руки, постепенно опускаясь и пытаясь нащупать ногами опору. Это удалось не сразу. Если под левой стопой был твёрдый выступ, то хлипкую замшелую выемку под правую ногу Ук нашёл с трудом. Пришёл черёд найти за что взяться руками. В стене было множество трещин разной ширины и глубины, поэтому в некоторые можно было запустить лишь пальцы, в другие ладонь. Мальчик выбрал неглубокие трещины: глубокие оказались слишком скользкими.
Теперь, когда Ук чувствовал, что держится достаточно крепко, он начал спуск. Выемка за выемкой, уступ за уступом мальчик делал усилие, чтобы смотреть только на них и не смотреть вниз. И, хотя до земли оставалось не более шести локтей, Ук всё ещё не решался прыгнуть. Постепенно усталость стала сковывать тело мальчика, заставляя дрожать от напряжения, браться и вставать не глядя. Он так торопился, что заметил обитателя очередной трещины лишь, когда что-то шершавое коснулось пальцев. Ук отпрянул и потерял равновесие.
Левая нога и без того неуверенно стоявшая на замшелом выступе - соскользнула. Мальчик попытался быстро найти опору, но уже ничего не видел и не хотел от усталости. Когда сдались пальцы на левой руке и стена стала быстро удаляться, Ук понял, что падает. Столкновение с землёй, покрытой ковром из опавших листьев, оказалось немногим больнее крепкого похлопывания по спине. Однако, упади мальчик на собственную дубинку и кроме воздуха из него вышибло бы дух. К счастью, она мирно лежала рядом.
Не успев отлежаться и отдышаться, Ук поднялся на ноги. Голоса женщин удалялись и грозились исчезнуть вовсе среди лесных шорохов, треска, стрёкота, рычания и трелей. Он думал, что помнил дорогу до стоянки твердолобов, но женщины знали точно - мальчику было надёжнее последовать за ними. Уку пришлось бежать, чтобы нагнать их. Мальчик не знал, как поступить с сучковатой веткой, которую выбрал в качестве оружия, поэтому держал в руке, размахивая ей во время бега. Наконец, он увидел спины уходящих.
С трудом далось Уку молчание. Несмотря на чувство свободы, ощущаемое им в лесу, вдали от остальных членов племени, мальчик всё же нуждался в семье- людях, которым не всё равно. И теперь, когда Ук лишился племени, его невыносимо тянуло обратно. Обратно к угнетению, наказаниям и, может быть, смерти, чтобы заслужить благосклонность вождя. Однако, боль и вина терялись в тени пустоты, поглощающей мальчика изнутри, лишающей его жизнь смысла. Ук не мог жить спокойно, зная, что твердолобы погибнут.
Теперь мальчик мог больше не бежать, поэтому перешёл на шаг. Постепенно он приблизился к женщинам настолько, что и они могли его увидеть. Ук не знал как поступит, если это случится. Лишь удовлетворял настоятельную потребность в единении с племенем. И всё же, когда женщина, идущая последней, зевнула и боковым зрением увидела его силуэт, мальчик бросился в сторону и прильнул к ковру опавшей листы. Было в случайно брошенном взгляде что-то недоброе. Ук не хотел проверять предположения на себе.
- Там! Там! - завопила последняя, привлекая внимание Тени.
- Где? - спросила та, укоризненно глядя на свидетельницу.
- Там! - настаивала она, указывая куда-то. Ук не видел куда.
Воцарилось молчание. Мальчик слышал шаги, сдавленное дыхание. Судя по звуку шагов, Тень подошла ближе, но он боялся это проверять: любое действие могло выдать Ука. Несмотря на то, что часть его хотела быть обнаруженной, другая опасалась последствий. Поэтому в какой-то момент мальчик настолько обратился в тишину и неподвижность, что задержал дыхание. Раздался шорох, словно Тень задумчиво переступила с ноги на ногу. Затем тяжело вздохнула и шорох шагов стал удаляться. Похоже, она сдалась.
- Показалось, - подытожила Тень, а затем повторила более настойчиво, - Показалось.
Мальчик даже не знал точно насколько близко она была от того, чтобы его найти. Лишь различил в голосе раздражение. Женщина, видевшая Ука, молча проводила взглядом Тень, которая сочла проблему решённой. Вереница вновь двинулась вперёд, но теперь мальчик следовал не прямо за ними - рядом. Ук старался держаться по меньшей мере на десять шагов левее и немного позади в надежде, что даже случайно обернувшись, его не заметят. Мальчик слишком торопился, а задерживать женщин значило задерживаться самому.
Догнать и поймать Ука они бы всё равно не сумели, но стали бы идти значительно медленнее, поминутно оборачиваясь, высматривая и вынюхивая. Уж что-что, а наблюдать, подмечать и находить женщины умели, даже если не знали что ищут. Поэтому мальчику пришлось вести себя ещё тише и незаметней, чем раньше. В какой-то он момент он настолько растворился в лесу, его шуме и разноцветии, что посмотрел на руку, чтобы убедиться, что всё ещё является человеком. Сын ветра хотел быть, как ветер, но не стать им.
Когда женщины с водой достигли стоянки, Ук, даже на расстоянии двадцати с лишним шагов, услышал, как всематерь кричала "Мало!". Мальчику пришлось подойти ближе, чтобы понять почему. Охотники сновали вокруг погашенного костра: готовили копья, ножи и собственные тела к грядущему испытанию. Из-за выходки Ука воды едва хватило бы, чтобы напоить охотников перед дорогой. Сами женщины и дети смогли бы попить только если первые принесут ещё воды. Но они были напуганы, Тень пыталась объясниться.
Поначалу Ук не разбирал слов, Тень говорила тихо, не желая смущать всематерь и оспаривать главенство. Урра также отвечала спокойно, но вскоре совершенно вышла из себя. "Идите и принесите ещё!" - прикрикнула она. Тень промолчала. Разговаривать с всематерью, когда она в бешенстве, было равносильно спору с диким зверем. Какими бы разумными и правильными слова и мысли ни казались - зверю они безразличны. Тогда Тень спросила что-то и Урра молча кивнула, сразу же презрительно отвернувшись.
Мальчик готов был поспорить, что женщины боялись и просили охотника в помощь, но получили лишь строгий наказ от всематери и одноногого Туга в сопровождение. Трудно было найти кого-то менее способного защитить женщин. Он и себя самого не смог бы защитить, если случится беда. Туг едва поспевал за женщинами - хромал в самом конце. И смотреть на это было так больно и тошно, что Ук предпочёл отправиться в путь, пролегающий до стоянки черноспинов. Он никогда раньше не проходил данный путь днём.
Вскоре Ук поймал себя на мысли, что крадётся. День с его шумом и разноцветием слепил мальчика, не позволяя сосредоточиться на чём-то одном. Без прикрытия темноты Ук чувствовал себя беззащитным. Красться - меньшее, что он мог сделать, чтобы скрыть присутствие. И всё же беспокойство давало о себе знать. После встречи с урсом мальчик понял, что ночной лес был его домом, дневной - тем же домом с другими обитателями. И, хотя в нём было безопаснее, чем с твердолобами, стоило держать ухо востро.
Однако, Ук добрался до сгоревшего леса без происшествий. Несколько раз казалось, что за мальчиком идёт кто-то большой, но этот кто-то проходил мимо, не проявляя к нему никакого интереса. Лишь спустя какое-то время напомнил о себе ветер, изгнанный сыном ветра ранее. Он шумел ветвями, жутко свистел в вышине и толкал Ука в спину. Мальчик старался не обращать внимание. Сын ветра не видел смысла мириться, как и продолжать ссору. Если друг предал его раз, то предаст и ещё раз. И говорить тут не о чем.
Вид обглоданных пламенем чёрных стволов вселил в Ука надежду - до черноспинов осталось немного. Он ускорился, насколько возможно, стараясь не бежать - мальчику нужны были силы, чтобы вернуться до заката. Сын ветра чувствовал, что времени осталось мало, что вот-вот случится что-то страшное и он должен этому помешать. Словно над твердолобами нависла тяжёлая чёрная туча уже готовая обрушить на племя гром и молнии, но ждущая подходящего момента. А если племя погибнет, то вместе с ним погибнет и Ук.
Погибнут всематерь, вождь, мама, охотники, женщины, старики и дети. Погибнут все, кто знал его имя, кто придавал имени мальчика смысл. Лишь Ар, да предатель ветер будут помнить. Но кто есть человек без племени? Человек без имени, без прошлого, потерянный и забытый духами на окраине жизни. И мальчик уже чувствовал как теряет эту связь, как тонкая шерстяная нить, связывающая его дух с духом племени истончается. И, если сын ветра ничего не сделает, если сдастся, то нить порвётся и твердолобы исчезнут.
Меньше всего в сгоревшем лесу Ук рассчитывал увидеть старых знакомых и всё же с одним он должен был свидеться. Вылизанный пламенем до угольной черноты скелет был на том же месте. С распахнутым ртом и ростком в нём, как и всегда. Только росток, несмотря на близость зимы, стал выше и крепче, словно его не смущали ни сухость воздуха, ни холод. И это маленькое чудо жизни сотворило слепое желание жить, тянуться к свету. Ук тянулся к племени также, как если бы его существование определяло жизнь мальчика.
Но если не племя, то что тогда? Он дышал, пил, ел, спал, чего-то хотел, как и люди в других племенах. И всё же было кое-что, что Ук приметил только в Аре: желание жить по-своему. Остальных, казалось, устраивало, что голоса вождя и всематери всегда звучали громче, заглушая внутренний голос, заглушая желания. Похоже, люди привыкли, что думают и решают за них, привыкли жить чужой жизнью. Мальчик же хотел прожить свою, как бы трудно это ни было. Хотел мечтать о своём и быть счастливым по-своему.
Однако, трудно быть счастливым, когда родное племя, пусть и возглавляемое дураками, может исчезнуть, когда из-за глупости своего племени может погибнуть друг. Поэтому, помимо воли, ускорился. Тяжёлые мысли гнали его так быстро, словно он убегал приближающихся туч. Ук был у стоянки черноспинов чуть позже полудня. Он устал, хотел пить и есть. Тело, вдруг вспомнившее о боли, высвободила её всю разом. Разбитый, но не сломленный мальчик залёг в опавшей листве близ стоянки. Сердце едва не выскакивало из груди.
Ук первый раз оказался настолько близко к стоянке черноспинов днём и понимал, что находится в опасности. Другом он был только для Ара. Племя же черноспинов относилось к твердолобам довольно холодно. Черноспины считали, что те не умеют приспосабливаться. Твердолобы же считали, что черноспины боятся открыто стоять на своём и оттого изворачиваются. Скрытая враждебность привела к тому, что племена старались держаться от друг друга подальше. Что же тогда мальчишка-твердолоб забыл у стоянки врагов?
Впрочем, скоро Ук понял, что черноспинам нет до него дела. Суета едва ли сравнимая с царившей в лагере твердолобов, охватила то, что осталось от племени. Женщины в едином порыве набивали мешки из шкур, наполняли глиняные, деревянные и костяные чаши припасами. И, похоже, у них были на то веские причины. Ук не видел на стоянке мужчин и не слышал их голосов из пещеры. Не было и мальчиков, Ара в том числе, от которых проку во взрослых делах немного. Черноспины решили не ждать чужаков.
Ук не увидел никого похожего на всематерь или вождя. Должно быть, они ушли в другое место. Вождь мог принять бой, повести мужчин за собой, но всематери сражаться не пристало. Значит, она находилась где-то ещё. Там же могли находиться остальные женщины (на стоянке припасы собирала лишь малая их часть), старики, дети и Ар. Мальчику достаточно было проследовать за остатками племени черноспинов и он бы нашёл их новую стоянку. Но Ук не был готов к плохим новостям, не хотел знать точно жив Ар или мёртв.
Мысль о том, что где-то там друг-черноспин может быть жив, успокаивала мальчика, придавала сил. Ук совершенно не хотел убеждаться в обратном. Ведь если Ар жив, то рано или поздно они встретятся. Мальчик хотел в это верить. Оставалось только выжить самому и попытаться спасти твердолобов от их упрямства. Изворотливость черноспинов, по меньшей мере позволяла им оставаться в живых, избегая столкновений. Оставалось убедить родное племя если не уйти с насиженных мест, то хотя бы принять бой.
Ук не вполне представлял что хочет сказать. Да и что тут скажешь? Слишком многое нужно поведать, хотя лучше было бы умолчать. И чем больше мальчик об этом думал, тем острее чувствовал опасность, исходящую от твердолобов. Откуда он узнал про чужаков? Как и почему оказался там с украденным у Рага ножом? Где Ук пропадал после проводов Найи в мир духов? И знает ли он что-нибудь об исчезновении Ана? Хуже всего, что даже если бы Ук действительно ничего не знал - Род и Урра ему бы не поверили.
Тем временем, женщины забрали столько съестных припасов сколько могли и двинулись в путь. Последние мгновения отделяли Ука от того, чтобы потерять их из виду. Проследив за женщинами, мальчик бы нашёл новую стоянку черноспинов и убедился, что Ар в порядке. Но рисковал заблудиться по пути к старой стоянке и не успеть добраться до твердолобов. Если черноспины в опасности, значит чужаки меньше, чем в дне пути от родного племени Ука. Мальчик должен был предупредить твердолобов, чего это бы это ни стоило.
Ук думал, что идёт быстро, (бежать мешала боль в натруженных ходьбой пятках) но, казалось, даже солнце двигается по небосводу быстрее. Тяжелее мысли о судьбе племени должны было подгонять мальчика, а вместе этого внушали страх перед грядущим. Разве не лучше было бы держаться от опасности подальше? Ук ведь даже не знал наверняка кто для него страшнее - разгневанные твердолобы или безразличные к его жизни чужаки. И всё же делал выбор в пользу родного племени: неизвестность пугала больше.
Ветер же предательски нашёптывал слова свободы в вышине. "Можешь пойти куда захочешь. Спасайся сам". И он был прав. Ук не мог с ним спорить, а потому молчал, делая вид, что не слышит. Ветер же в отместку дул мальчику в лицо, замедляя и без того долгий переход. Боль, голод, усталость и упрямство ветра истощали волю мальчика и его здравый смысл. Наконец, он настолько преисполнился злости, что, не найдя на ком ещё её выместить, плюнул в ветер. Тот плюнул в ответ и попал точно Уку в глаз.
Попадание оказалось столь метким, что мальчик ничего не видел правым глазом. Ук стал неистово его тереть и так увлёкся, что почувствовал жжение. Будучи слишком занятым, чтобы смотреть под ноги, мальчик не заметил предательски торчащий из земли корень. Сын ветра упал и не хотел подниматься. Он обиделся на ветер, твердолобов и самого себя. К горлу подступил ком, глаза намокли. Три одиноких слезы скатились по щекам, но Ук сдержался. Сын ветра не мог жалеть себя, обвиняя других, пусть и очень хотел.
Мальчик выглядел разбитым в той степени, что даже ветер перестал зубоскалить и смиренно ждал, пока тот поднимется. Впрочем, Ук не торопился. Он смотрел на чистое голубое небо, облака - видел свободу, которой ему никогда не добиться. Потом стал смотреть по сторонам и увидел чёрные колья сгоревших деревьев, рядом с которыми тут и там прорастали совсем ещё тонкие и юные. Тогда мальчик почти взглядом память безымянного мертвеца и заглянул тому в рот, ожидая увидеть росток, но его не было.
Ук не поверил своим глазам. Ну не мог же росток уйти? Завять, быть съеденным - возможно, но не покинуть насиженное место. И всё же его не было, совсем. Сын ветра поднялся на колени, стал осматривать рот мертвеца под разными углами, стараясь не касаться того руками. Однако, росток исчез, как будто его и не было. Озадаченный Ук сел на жиденькую ещё траву, проросшую сквозь пепел, снова посмотрел на небо, сгоревшие и молодые деревья. Какое значение имеет росток в мире, где каждый день кто-то рождается и умирает?