Аннотация: Ук, наконец, отправляется в ночной поход, чтобы унять беспокойство. Однако, прогулка оставляет больше вопросов, чем даёт ответов.
Наутро Ук почувствовал себя камнем, настолько холодным был пот, сковавший его лицо, словно ледяная роса. Мальчик стёр холодный пот и аккуратно привстал, чтобы не сделать больно самому себе. Царившая в пещере тишина внушала Уку смутное беспокойство. Хуже всего было соседство чувства вины и отсутствие чётких воспоминаний относительно произошедшего вечером и ночью. Однако, последствия от наказаний оставляли на теле следы, которые сохранялись значительно дольше особенно важных воспоминаний.
Мальчик стал изучать своё тело, в поисках новых ран и нажимая на уже известные, чтобы проверить правдива ли память о них. Плечо с синяком от удара камнем ныло. Прокушенное левое предплечье опухло ещё сильнее, чем вчера, и прикасаться к нему было страшно, но Ук коснулся и пожалел об этом. Острая боль, словно от сотни костяных иголок, впилась в руку, отчего мальчик едва не взвыл. Бледно-синеватая кожа на тыльных сторонах ладоней выглядела исполосованной глубокими порезами. Ничего нового или...
Кое-что новое всё же появилось. За время раздумий лёгкое головокружение взяло Ука в оборот. Затем вращение постепенно сместилось в область живота, будто желая завязать содержимое мальчика в узел. Пара мгновений и плотный ком подступил к горлу, выталкивая воздух. Отрыжка, ещё одна. И вот юный твердолоб уже бежал прочь из пещеры, чтобы не расплескать то, что вчера так настойчиво в него вливали. Чёрная, горько-кислая жижа исторгалась из него толчками. Казалось, что содержимое чаши никогда не кончится.
Когда мучения мальчика прекратились, он чувствовал себя полумёртвым, опустошённым, доведённым до грани, когда живой не отдаёт себе отчёт жив ли он на самом деле. Ведь кроме чаши с чёрным пойлом и куска волчьего мяса Ук вчера не ел ничего, да и то, что съел, теперь выбралось наружу. Он вытер с лица остатки пойла, выпрямился, сделал пару шагов и осел возле входа в пещеру. Тяжёлое тело отказывалось двигаться, тяжёлые мысли отказывались подчиняться. Тогда Ук и увидел силуэт человека.
Блеклый и призрачный, подобно живой тени, он не шёл, а плыл от пещеры. Увиденное зачаровывало Ука. Он не знал наверняка свидетелем чего являлся, хоть и чувствовал, что это очень важно. Иначе зачем тень покинула бы лагерь в одиночку, пока остальные спят? Значит либо у неё важное дело во внешнем мире, либо у неё больше нет дел с людьми племени. Отчуждение - вот что делало силуэт действительно особенным на фоне любых других силуэтов. Казалось, он не принадлежал тому месту, где находился, как и Ук.
Это сразу чувствуется, когда смотришь на чужака. Он не узнает мир вокруг себя и мир не узнаёт его, а значит они относятся друг к другу с опаской и подозрением. К Уку так относились всю жизнь, сколько он себя помнил. Возможно, поэтому мальчик поднял руку, попытался окликнуть силуэт, чтобы сказать нечто действительно важное. Что понимает и что чужак такой не один, что знает каково быть чужим куда бы ты не пошёл. Однако, юный твердолоб не смог вымолвить ни слова. Лишь смотреть, как родственная душа покидает племя навсегда.
Казалось, силуэт не отдалялся, но растворялся в лесном полумраке, постепенно размываясь и темнея. На мгновение Уку показалось, что он утрачивает зрение, и мальчик смотрел поочерёдно правым и левым глазом. Это лишь помогло продлить прощание с тем, кого он даже не знал и вместе с тем знал лучше, чем кто-либо. Наконец, чужак исчез, ушёл и больше не появлялся. Ук попытался встать, чтобы пойти следом. Приподнялся и тут же осел. Первый раз в жизни сын ветра чувствовал себя настолько тяжёлым, попросту неподъёмным.
Однако, мысли не весят ничего и движутся быстрее ветра, а значит мальчик мог последовать за ушедшим туда, куда не могло попасть его тело. Мог, но не стал. Мысли Ука были обращены к Ару. Сырое, бесформенное беспокойство, которое мальчик испытывал ранее, на самом деле относилось к другу и его судьбе. Ук знал, многое может произойти за пару мгновений и в разы больше, если пройдёт пара дней, поэтому решил, что ночью отправится к черноспинам и всё выяснит. И с этой мыслью закрыл глаза.
Затем открыл их и стал медленно отползать в пещеру. Даже мысль о том, что присутствие Ука свяжут с лужицей чёрной жижи пугала его настолько, что уснуть не удалось. Левое предплечье чудовищно кололо и жгло, как от укусов десятков пчёл одновременно, поэтому ползти равномерно не выходило. Тогда мальчик опёрся на правое предплечье, убрав в сторону левую руку, и продолжил ползти ещё медленнее, чем до этого. До своего места на огромной мамонтовой шкуре Ук приполз смертельно уставшим, но довольным.
Земля как-то по-новому холодила стопы Ука. Казалось, он заново учился ходить и чувствовать каково это. Ветер предостерегал мальчика, что стоило ещё отдохнуть, набраться сил, но твердолоб не мог отдыхать. О каком отдыхе можно думать, когда жизнь твоего друга под угрозой? Ук не знал этого точно, лишь предполагал. Однако, у чужаков было два дня, чтобы найти стоянку черноспинов. Более, чем достаточно времени, чтобы найти и уничтожить целое племя, особенно если оно не ждёт подобного нападения.
В животе мальчика было пустовато, но много лучше, чем вчера. Женщины оставили немного фруктов, ягод и рыбы подле спящего Ука в надежде, что тот подкрепится, когда проснётся. Он так и сделал, напихав в рот столько, что едва мог закрыть его. О том, чтобы жевать, и речи не шло. Ук стал заглатывать плоды целиком, пару штук проглотил с косточками, да и рыбу съел с костями. Зверь, обитающий у мальчика в районе живота, довольно заурчал. Стоило удовлетворить голод, как силы Ука утроились и он был готов идти.
Небо заволокли облака столь плотные, что они ощутимо давили на Ука, скрывая свет луны и звёзд. Племя твердолобов верило, что умершие люди поднимаются на небо в виде огней, чтобы продолжить жизнь там, освещая путь оставшимся на земле. Их свет вселял надежду в живущих на земле твердолобов, придавал сил, чтобы жить и бороться дальше. Впрочем, видели его обычно старики, страдающие бессонницей, охотники и женщины, вышедшие ночью по нужде, и Ук, который ночью чувствовал себя по-настоящему живым.
Так мальчик продолжал путь без надежды, лишённый привычной бодрости духа. Израненное тело постоянно напоминало о собственной хрупкости звоночками боли. Каждый шаг отдавался уколами в левое предплечье, которое распухло и теперь выглядело в два раза больше правого. Ук сам не замечал, как сжимает от внутреннего напряжения кулаки, что заставляло кожу на тыльной стороне ладоней мучительно натягиваться. Но отступить значило бы бросить единственного друга в беде, масштаб которой неизвестен.
Лес впереди был окутан туманом. Уку пришлось подойти ближе, чтобы понять где оказался. Сквозь марево проступали чёрные обломки стволов, земля под ногами покрыта слоем золы, через которую пробивались на свет стебли травы и цветов. Но мальчик видел впереди только смерть. Казалось, в мире точно есть ужасное место, куда люди попадают после смерти. Такое место, где мертвы почва и растения, где царит мёртвая тишина, где даже солнце мертво, а небо похоже на землю готовую вот-вот упасть на голову и раздавить.
И тогда, впервые в жизни. Ук не решился войти в сгоревший лес. Он казался царством мёртвых и покинутых, куда мальчик не спешил. Поэтому сын ветра пошёл в обход, по левому краю леса. Да, это требовало больше времени, но Ук был не готов делать глупости. Чтобы вытворять такое, нужно быть готовым к последствиям, а мальчик потерял слишком много времени из-за последствий прошлых приключений. Туманный лес оставался по правую руку - это успокаивало, как будто ножом можно остановить смерть.
- Один раз уже получилось, - подумал Ук и всё же не был так уверен, что сумеет повторить успех.
Сын ветра стал вслушиваться в шёпот старого друга в кронах, в биение сердца, к собственному дыханию. Мир вокруг ненадолго потерял привычные очертания в сумраке закрывших звёзды облаков, но затем вновь обрёл их. Ук видел ветви сквозь листву и стволы за ветками, настолько прояснился ум и обострилось зрение. Шаги его стали чёткими и ритмичными, дыхание ровным, сердцебиение медленным. Что бы ни скрывалось в тумане по правую руку, сын ветра видел, что находилось по левую руку и это придавало уверенности.
Не было ничего удивительного в том, что ночи холоднее дней, когда Ук ощутил на себе дыхание грядущей зимы. Ночи с приближением зимы становилось всё холоднее. Зима, днём прятавшаяся где-то глубоко, в тёмное время суток дышала людям на лица, заставляя закутываться в шкуры поглубже. Мальчик не мог закутаться глубже в шкуру, которую носил, поэтому, несмотря на общую вялость, ускорил шаг. Замёрзнуть насмерть, так ничего и не узнав об Аре, было бы преступлением против мальчишеской дружбы.
Совы ухали в ночной тишине, а вдалеке выли волки, то ли оплакивая погибшего от рук Ука соплеменника, то ли призывая луну вернуться на небо. Несмотря на ясность ума, мальчик видел не дальше десяти шагов даже в самых светлых местах и не дальше трёх шагов в местах, где лесная чаща становилась слишком густой. По правую руку, со стороны сгоревшего леса висел такой плотный туман, что он не видел даже очертаний ближайшего дерева. Ук словно плыл по туманной реке вдоль сумрачного леса на берегу.
Мальчик шёл размеренно и быстро, пока не раздался шорох. Не тот шорох, который мог бы вызвать ветер или мышь. Такой основательный шорох могло вызвать только что-то большое. И, что хуже всего, Ук не мог пронзить темноту взглядом в направлении шороха дальше, чем на три шага. Чтобы увидеть, нужно было подойти. Сын ветра знал, что боится и не скрывал этого от себя, но какой смысл стоять и ждать, когда можно пойти вперёд и узнать, что скрывается в темноте? Если это может его убить, то убьёт в любом случае.
Ук шёл бодрым шагом, не обращая внимания на шум, который создавал. Иногда это могло напугать зверя, если тот любит нападать из засады. Заодно сын ветра обманывал самого себя, притворялся смелее, чем есть на самом деле, и от этого действительно чувствовал себя увереннее. Мальчик приближался к источнику шелеста, который, к слову, затих и повторяться не собирался. Однако, проверить всё же было нужно, во избежание нападения со спины. И так Ук шёл, пока не отпрянул, наткнувшись на нечто ужасное.
Огромный, по меркам мальчишки девяти зим отроду, паук, расселся посреди паутины и нападать не собирался. Хотя самим видом внушал до того неприятные мысли, что сын ветра оторопел от омерзения. Ук не мог разглядеть в сумерках всей красоты и ужаса паука: его мохнатое тельце и лапки, множество глаз, следящих за каждым движением в окружающем мире, да и размеры восьмилапого мальчик переоценил. Огромный паук вместе с расставленными в стороны лапками был не больше фаланги большого пальца.
Однако, интуиция Ука настойчиво звенела об опасности. Мальчик присмотрелся к пауку и он, в силу того, что страх отступил, значительно уменьшился, а потом вовсе убежал куда-то вверх по своим плетёным владениям. Сын ветра пригнулся, чтобы пройти под паутиной и не тревожить восьмилапого хозяина, когда справа послышался треск. Кто-то крепкий возник прямо перед Уком и схватил за плечи. Он пытался вырваться, но вгляделся в сумрачные очертания незнакомца и застыл. Незнакомец также застыл, не зная что предпринять.
- Что ты здесь делаешь? - спросил Раг.
- Я...
- Опять бродишь... Дурак. Укусили, чуть не убили, наказали. Ничего не понял.
- Надо к другу.
- Какому другу? Твоё племя в другой стороне! - ворчал старик.
- Как и твоё, - ответил Ук. Он и сам не знал, откуда взялась смелость, чтобы возражать.
- Да... - ответил Раг рассеянно, - Там я чужой. Мы оба чужие, - он выпустил плечи мальчика из медвежьей хватки, - Идём.
- Куда?
Раг промолчал. Лишь вцепился крепкими узловатыми пальцами в правое запястье Ука и вёл за собой. Мальчик шёл, но чувствовал, что если бы сопротивлялся, то старик мог уволочь его силой или утащить на плече. Желания Ука в данный момент не имели значения, как если бы старик столкнулся с чем-то действительно серьёзным. Хотя будь на месте Рага кто-то другой, сын ветра всё равно пошёл бы за ним: чувствовал, что впереди кроется нечто важное для них обоих, нечто способное перевернуть их мир.
Впереди на фоне сумрачного леса росло что-то большое, похожее на маленькую гору или огромное спящее животное. Раг двинулся прямо на спину зверя. Ук робко последовал за ним. Однако, под ногами была всё же покрытая травой земля без признаков шерсти. Отдалённо похожий на шерсть чёрный мох, как и полагалось, прилип к камням и деревьям, которые на холме тоже были. Мальчик узнал чувство тяжести, когда поднимаешься вверх и отметил, что теперь быстрее теряет силы. Это плохо для дел, которые ещё предстоят.
- Ещё долго? - поинтересовался сын ветра.
- Почти пришли, - уверил Раг. Он заметно смягчился в пути, почувствовав, что мальчика не нужно тащить за собой силой.
Наконец, старик остановился на вершине холма, присыпанной снегом и увидел лес сверху. Сумрачный и далёкий он выглядел куда меньше, незначительнее, будто расстояние отнимало у леса величие и передавало тому, кто смотрит. Ук действительно ощущал себя больше, основательнее, тяжелее. Настоящим великаном в сравнении с этим рассадником кустиков у его ног. Зрелище завораживало, пьянило в той степени, что мальчик забыл зачем и почему пришёл на вершину холма. Слишком занят был своими впечатлениями.
- Что видишь? - поинтересовался старик, присаживаясь на плоский камень. В таком положении он был лишь немного выше Ука.
- Деревья.
- Нет. Они слишком далеко, чтобы увидеть. Что видишь?
- Темноту.
- А что на небе?
- Звёзды, - ответил Ук, хотя видел всего пару, настолько плотно летели облака.
- А ещё?
- Облака.
- А ещё? - настаивал старик.
Ук замялся. Боялся ошибиться, поэтому выбрал беспроигрышный вариант:
- Предки?
- Молодец, - ответил Раг и положил руку мальчику по плечо, - Вчера я видел падающую звезду. Знаешь что это значит?
- Нет, - мотнул головой Ук.
- Скоро я отправлюсь на небо. Кто-то должен присмотреть за племенем.
- Кто? - растерянно ответил мальчик. Он ещё не чувствовал в себе сил кого-то заменять. Тем более одного из самых старых и опытных охотников племени.
- Будь осторожен. Ветер принёс запах костра из-за реки. Лагерь костогрызов пуст.
- Знаю, - кивнул Ук.
- Откуда? - насторожился Раг.
- Я был там, - ответил мальчик коротко, не желая вдаваться в подробности.
- Что ещё ты знаешь?
- В лагере кто-то был. Чужаки.
- Похожие на нас?
- Нет. Другие. Высоокие, - протянул мальчик, сам от себя того не ожидая.
- Покажи, - попросил Раг и встал с камня.
И Ук наметил рукой над собой высоту чуть выше старика. На большее длины рук не хватало.
- Такие? - уточнил старик.
- Выше, - повёл плечами мальчик.
- Странно, - заключил Раг и взял бороду в щепотку, - Это были не костогрызы. Что ещё ты видел?
- Большой погасший костёр. В нём были кости людей.
- Большой... кости... - бормотал Раг, - Это не костогрызы, Ук. Костогрызы едят людей вроде нас. Ели. Раньше. На костях были следы зубов? - старик не дал ответить, - Не отвечай. Откуда им там взяться? Кто глодает кость и бросает в костёр? Старый дурак... - Раг раздражённо почесал пепельную бороду.
- Что нам делать? - спросил Ук, потому что в самом деле не знал как сказать твердолобам о своих открытиях. Напрямую - навлечёшь на себя беду в виде наказания. Не скажешь - навлечёшь беду на всё племя.
- Ждать. Чужаки скоро появятся по эту сторону реки. Они знают, что кто-то живёт здесь. Иначе ты бы не пришёл.
- И Ар тоже, - подумал Ук, беспокоясь о судьбе племени черноспинов в целом и судьбе друга в частности.
- Куда ты шёл? - спросил старик. Он видел, что мальчик задумался о чём-то.
- Туда, - указал сын ветра.
- Стоянка черноспинов? Зачем?
- Там живёт друг, - ответил Ук, понимая что Раг будет допытываться, пока не услышит правду.
- И он тоже был у костогрызов... Твой друг в опасности. Предупредите старших.
Мальчик вдохнул поглубже, набрался смелости и спросил:
- Почему ты не можешь предупредить Рода?
- Силы покидают меня, Ук. Не знаю сколько мне ещё осталось.
- Тогда зачем ушёл? Женщины бы помогли, - допытывался сын ветра и глазам стало мокро.
- Так было нужно, - ответил Раг сдержанно и указал взглядом в сторону, куда мальчик направлялся, - Тебе пора.
Ук даже повернулся, чтобы уйти, но так поник, что казался ниже на голову. Он, хоть и не питал любви к Рагу, жалел старика и желал тому лучшего. Однако, мальчик знал, что есть вещи сильнее его воли или воли Рага, и смерть - одна из таких вещей. А значит, лучшее, что Ук мог сделать, это провести со стариком ещё немного времени, чтобы попрощаться. Сын ветра даже не смотрел на него, когда слёзы начали крупными каплями скатываться по чумазым щекам. Лишь подошёл и крепко обнял, повторяя под нос, как заклинание:
- Старый дурак... старый дурак... старый дурак...
Так прошло несколько мгновений длиною в вечность, но по ощущениям Ука коротких, как вдох.
- Слушай, - прервал Раг, взяв Ука за плечи и отстранив от себя, - Не позволяй никому говорить кем тебе быть. Ни Урре, ни Роду, НИКОМУ. А теперь иди! - с последними словами старик оттолкнул мальчика от себя.
Сын ветра застыл на мгновение. Переход от скорби к ясному мышлению требовал времени.
- Иди! - прикрикнул старик и стайка чёрных птиц вспорхнула с деревьев у подножия холма. Ук побежал вниз, подальше от Рага и горя, связанного с ним, к живому, как он надеялся, Ару.
Спуск в сравнении с подъёмом оказался таким быстрым, что Ук вдохнул на вершине холма, а выдохнул уже у подножья. Мальчик чувствовал себя таким лёгким, что в любую секунду ветер мог подхватить его и унести, хотя, как настоящий друг, конечно, этого не сделал. Напротив, ветер вёл себя тихо в обществе другого сына ветра и зашумел лишь в непосредственной близости от леса. Ук был с ним согласен - вид леса навевал лишь дурные, пугающие мысли. Сгоревший лес пугал не меньше, но был и плюс - мальчик видел очень далеко.
Темнота впереди расступалась, обнажая шершавые стволы деревьев. Ук притрагивался к коре, проходя мимо, чтобы напомнить себе каково это быть живым, настоящим. Встреча с Рагом оставила в душе сына ветра тяжёлый отпечаток. Он словно увидел себя в будущем, такого же одинокого, как и сейчас, только намного ближе к смерти. И вот что странно, несмотря на близость конца, Раг думал о живых. Не рассказывал, как страдает или в какой помощи нуждается. Старик сам готов был помочь, но уже не имел сил для этого.
Возможно, самоотверженность Рага подстегнула Ука пойти до конца и даже ускориться, хотя слова такого мальчик не знал, но нужно ли знать о высоких порывах, чтобы понять их? Сын ветра не ради любопытства проделывал путь до стоянки черноспинов в обход чёрного леса. Ука беспокоила судьба Ара и судьба черноспинов, и только потом судьба твердолобов, и его собственная. Слишком много беспокойства для девяти зим, когда ещё полагается играть в охоту, задираться, много бегать, прыгать и дурачиться.
Остальные дети так и делали, потешаясь над Уком, таким странным, уставшим и отстранённым. Ночная жизнь шла вразрез с дневной. Он не мог поведать сверстникам ничего из того, что видел при свете луны и звёзд, поэтому избегал их. Дети разбалтывали и куда менее значительные вещи. Попади им в руки настоящая тайна и о ней уж точно прознали бы взрослые. Прознают взрослые - прознает и Урра. Что будет дальше больно даже думать: тыльные стороны кистей всё ещё ныли. Всематерь известна строгостью, а не справедливостью.
Ук шёл прямиком к стене тумана, царившего в сгоревшем лесу, чтобы затем направиться влево, вдоль границы леса к стоянке черноспинов. Даже издалека туман по-прежнему выглядел густым и насыщенным, словно молоко или заблудившееся облако. С целью хоть немного себя развлечь сын ветра представил, что туман лишь проделки скелета, нашедшего свой приют в горелом лесу. Вдруг он решил побыть один и не нуждается в том, чтобы мальчики из какого-то там племени нарушали его покой? Или его покой уже нарушен?
И одинокий скелет ходит по туманному лесу, треща обгорелыми сухими костями, вздымает руки к ночному небу и тихо распахивает зубастый рот с ростком внутри. Однако, попытки развеселить себя обернулись прямо противоположным - Ук испугался собственных мыслей. Ещё бы! Туманный лес и без гуляющего скелета представлялся подозрительным местом. Что и говорить об утонувшем в тумане лесу, по которому разгуливает мертвец, жаждущий отмщения? Мальчик непроизвольно отступил от границы с туманом пару шагов.
Тем временем обгоревший скелет в воображении Ука вёл себя всё более беспокойно. Он прислушивался, пусть и не имел ушей, к тому как вибрируют от шорохов в ночи его кости и выбрал направление. Мертвец двигался к границе, где туманный горелый лес соседствовал с ещё живым. Сыну ветра казалось, что старый друг доносит до него вместе с белёсыми клочками тумана треск костей и клацанье челюстей. Даже росток во рту уже не казался столь милым, как если бы это он пропитал скелет силой жизни и теперь нуждался в пище.
Вдруг совсем рядом раздался волчий вой. И не такой отстранённый и внушающий тоску, который можно слышать каждой лунной ночью, а другой, полный злобы и ожесточения. Ук и без того шагавший быстро, теперь почти бежал. Его останавливала только ночная тишина, в которой громкие звуки могли проделать огромное расстояние до ушей зверя. И тогда сын ветра ощутил, что ночь более не принадлежит ему одному. Зажатый между мёртвым туманным лесом и живым хищным мальчик побежал, не оглядываясь и не думая.
Ук бежал, пока мышцы не начало жечь изнутри. Тогда он перешёл на быстрый шаг, чтобы восстановить силы. К тому моменту он уже успел обогнуть сгоревший лес по левой границе и двигался к стоянке черноспинов в густой и высокой хвойной чаще. Уже должна была ощущаться отвратительная вонь горелого жира, но, похоже, попутный ветер уносил запах от носа мальчика. Старый друг вёл себя даже слишком заботливо, толкая Ука в спину и буквально заставляя шагать быстрее, чем это возможно в текущем состоянии.
Разогнавшийся сын ветра сам не заметил, как быстрым шагом вошёл на стоянку черноспинов и даже тогда не почувствовал запаха жира. Позади послышался шорох. Ук обернулся в надежде увидеть за спиной Ара и опасаясь увидеть там дозорного черноспина. Сзади никого не оказалось. Однако, стоило мальчику повернуться, как его тут же схватил за руку Ар и поволок за собой в овражек. Ук даже икнул от неожиданности, настолько тихо друг подобрался. Впрочем, чего ещё ожидать самого скрытного толстяка на земле?
Надо сказать, что в тот же самый овражек Ар заманил Ука и при первой встрече. Место встречи осталось, а вот друзья изменились. Иногда тени ложатся на лица людей таким образом, что ощущается груз их мыслей. И, если на худоватое в сравнении с Аром лицо сына ветра легла тень тревоги, то круглое лицо черноспина тревога застила непроницаемым полотном. Казалось, даже у пещеры костогрызов друг чувствовал себя спокойнее, чем сейчас, вблизи родного дома, где спят десятки сильных охотников.
Луна, до того момента прятавшаяся за грузными каменно-серыми облаками, выглянула и осветила лицо Ара. Ук едва не отпрянул. На круглом пухлощёком лице вместо глаз были скорбные впадины.
- Что случилось? - спросил сын ветра.
- Охотники пропали.
- Как пропали? Где?
- Ушли утром. Куда не сказали.
- Может вернутся?
- Нет. Женщины плачут, - ответил Ар и чуть погодя добавил, - Не вернутся.
Сын ветра крепко обнял друга.
- Мы найдём их.
- А? - оторопел Ар.
- Куда они ушли?
- Туда, - махнул черноспин в сторону реки.
- Идём.
Ук пошёл первым, Ар молча последовал за ним, хоть и был напуган. Напряжение между друзьями тем более росло, что его нельзя было выразить и преодолеть с помощью слов. Сын ветра точно знал что поможет, хоть это и было рискованно. Когда боишься или сомневаешься, лучший способ отбросить страхи и сомнения - сделать что-нибудь. Ук знал это наверняка, ведь стой он перед волком с мыслями лишь о собственном страхе и слабости, и утро бы не наступило. Иногда сила воли - единственное, что отделяет тебя от смерти.
Лунный свет полосами прорезал лесной мрак. Друзья старались обходить серые полосы стороной, чтобы не обнаруживать своё присутствие перед чужаками. По меньшей мере так думал Ар. Ук, если что и делал, не говорил о том ни слова: был слишком занят. Довольно долгое время юные твердолоб и черноспин шли наугад: охотники умели передвигаться по лесу, не оставляя следов. Однако, следы были. Поначалу незначительные - сломанная ветка, притоптанная трава, затем более серьёзные. Мужчины спешили.
Деревья могли сказать больше, если бы умели говорить как-то иначе, нежели содранной корой, примятыми следами на опавшей хвое и ломаными ветками. Ук спросил у ветра есть ли колючим деревьям что добавить, но те лишь неопределённо колыхались, не в силах ответить куда и зачем охотники ушли. Хотя если бы они могли, то поведали, что те сами не знали наверняка. Только и слышался шёпот, да потерянные взгляды блуждали в поисках следов. Большее со стороны не разглядеть, меньшее не разглядели и сами охотники.
- Раг ушёл, - сказал Ук тихо, словно говорил сам с собой.
- Куда? - спросил Ар первое, что пришло в голову.
- Белый холм. Рядом с горелым лесом.
- Заблудился?
- Нет. Звезда упала, - ответил сын ветра и голос его едва заметно дрогнул.
- И что?
- Пора к предкам.
Ар задумался.
- А разве предки не в земле?
- У твердолобов нет, - ответил Ук. Казалось, они с Аром знали друг друга вечность и всё же нашли чем удивить и чему удивиться.
- Странные, - подметил черноспин.
- Вы тоже, - улыбнулся твердолоб.
- Зачем Раг ушёл? - поинтересовался Ар, хотя в голове вертелся более точный вопрос: "Зачем уходить, если старик всё равно умрёт?".
- Не знаю. Так принято, - отрезал сын ветра. Его раздражало непонимание друга, потому что есть вещи, которые впитываешь с молоком матери, традиции, которые передаёт тебе племя. Как объяснить их человеку из другого племени? Он не понимает их, не верит в них, а значит и поддержать не может. Для черноспина жизнь и смерть устроены иначе, не говоря об иных вещах. Ук знал, что разговоры о различиях только напомнят Ару кем друг является - мальчишкой из другого племени, чужаком, врагом, если угодно.
- Ты злишься? - спросил Ар, хотя и сам догадывался.
- Я не... - закончил фразу Уку не удалось. Друг сдавленно вскрикнул:
- Ай! - и показал вниз, под правую ногу, на нечто тёмное и маленькое.
Сын ветра присел, чтобы рассмотреть находку поближе. Аккуратно прикоснулся и почувствовал укол боли. Иглы, много игл. Тем хуже, что часть из них впилась Ару в ногу и Ук не знал на какую глубину. Лесной зверёк выбрал скверное время, чтобы перейти дорогу человеку. Друзья видели в темноте лучше любого охотника, но даже им было не по силам приметить нечто столь маленькое.
- Идти можешь?
- Могу, - сдавленно ответил Ар и снова вскрикнул. В порыве гнева он склонился, подхватил ощетинившегося иголками зверька и замахнулся, чтобы швырнуть куда подальше, но Ук его остановил.
- Нет. Он не хотел навредить.
- Отойди! - рычал Ар.
- Отпусти зверя и отойду.
Ар словно раздулся от возмущения. Казался даже больше и недовольнее, чем обычно. Однако, Ук знал друга, как себя самого, поэтому не испытывал страха. Напротив - сын ветра испытывал жалость. И к Ару, и к перепуганному комку иголок. Случайная встреча, пусть и причинившая вред, оставалась случайной. Какой умысел мог быть у зверька, который только и знает, что бегает по лесу на коротеньких ножках и собирает пищу? Уж не задумал ли он съесть мальчика? Тогда Ар был хорошей и довольно упитанной добычей.
- Отпустить?! Нога болит из-за него. Надо наказать.
- Наказать? Он глупый. Не поймёт за что. И я не пойму. Ты наступил на зверя, Ар. Не он на тебя.
- И что?
- Смотри под ноги, - пожал плечами Ук. Что ещё тут можно было посоветовать?
И тут Ар издал звук, за который и получил своё имя: недовольно зарычал. Очень уж он не любил, когда перечат. Рука черноспина разжалась, но не опустилась, так что зверёк упал с высоты мальчишеского роста. Однако, быстро сориентировался и через пару мгновений игольчатый комок в тени кустов и деревьев было уже не разглядеть. Ук задумался, собрал воедино деревья в иголках, хвою на земле и появление зверька. Всё это показалось болезненным намёком от леса, что дальше им с Аром идти не стоит. Быть может, в этом есть смысл.
Однако, ветер был уверен, что дальше их ждёт нечто важное. Столь важное, что незримый союзник дул в спину, чтобы позволить друзьям двигаться быстрее без видимых усилий с их стороны. Ук старался не смотреть на Ара. Тот нарочито громко кряхтел и сопел, и к тому же сильно прихрамывал, замедляя ход. В какой-то момент юный черноспин стал двигаться столь медленно, что Уку всё же пришлось обернуться. Тогда он увидел в скупом лунном свете пухлое лицо, искривлённое гримасой боли. Ар уселся на присыпанную хвоей землю и тихо плакал.
- Болит? - спросил Ук.
- Болииит, - ответил друг навзрыд, держа правую ногу обеими руками подальше от колючей хвойной подстилки.
- Могу посмотреть?
Ар закусил губу, поэтому ответил коротким кивком. Казалось, каждое движение причиняет ему столько страданий, что лучшим выходом стало бы оставить друга в покое, но Ук должен был понять в чём причина. Он аккуратно обхватил правую ногу Ара в области лодыжки и подставил под тонкие лучи лунного света, едва продравшиеся сквозь тяжёлые тучевые облака и густые хвойные кроны. Разглядеть что-то среди крови и грязи даже днём стало бы задачкой не из лёгких, ночью же превращалось в сущую пытку для обоих друзей.
Ук касался стопы настолько мягко, насколько возможно, чтобы убрать хотя бы часть грязи, крови и налипших хвойных иголок. Ар едва не выл от боли даже от таких простых движений.
- Терпи, - сказал Ук, хоть и понимал, что это поможет лишь ненадолго.
Интуиция подсказывала, что ногу друга следует осмотреть более пристально. Ук присмотрел более широкий луч лунного света и, взяв Ара под руки, перенёс к нему. Теперь стопа разве что сама не светилась, чтобы облегчить сыну ветра задачу. Тогда-то он и увидел неприметную серую иглу, затерявшуюся поначалу в массе хвойных иголок. Однако, засела она глубже и прощаться с ногой также легко, как грязь и хвоя, не собиралась.
- Терпи, - повторился Ук и дёрнул за иглу в тот самый момент, когда последний звук сорвался с губ.
Ар, пытавшийся слушать, на какое-то время отвлёкся от боли и, когда она, наконец, вступила в права, он лишь сдавленно взвыл, не раскрывая рта. Правой рукой черноспин яростно хлопал себя по коленке, будто желал одной болью вытеснить другую. Затем и вовсе вцепился пальцами в лодыжку второй раз за ночь проткнутой ноги и, подвывая, стал раскачиваться. На глаза Ара навернулись слёзы боли и обиды на духов природы, столь жестоко его наказывающих. Он смотрел попеременно то на стопу, то на Ука, и стонал.
- Узнаёшь? - спросил Ук, показывая костяную иглу длиной в его палец и толщиной в стебель травы.
Черноспин посмотрел иглу, но не смог сосредоточиться. Сын ветра коснулся шкуры, в которую был одет Ар, и нащупал на плече костяную иглу, конец и начало которой торчали снаружи, а середина утонула в облезлой шерсти. Он давно приметил её, но все не находил повода спросить что это и зачем нужно. Ук извлёк иглу и положил рядом с той, что извлёк из ноги Ара. Затем подставил ладонь под скупой лунный свет. Теперь сходство стало очевидным. Вероятно, находка принадлежала кому-то из черноспинов, шедших этим путём.
- Для чего она? - поинтересовался твердолоб. Он выдержал паузу, чтобы боль отступила.
- Отгонять злых духов.
- Такие иглы есть у всех?
- Только у мужчин.
- Охотники проходили здесь, - заключил Ук.
- Плохая примета.
- Что? - опомнился сын ветра, мысленно двинувшийся к реке и решавший идти по течению или против.
- Потерять иглу. Плохая примета.
- А найти иглу ногой хорошая?
- Я тебя убью! - вскочил Ар с земли, протягивая к другу крепкие руки с короткими пальцами. Ук предусмотрительно отошёл.
- Не достанешь, - ответил сын ветра, - Попробуй ещё.
Но Ар быстро выбился из сил. Ук никогда не видел друга таким разбитым. Он едва дышал и почти без чувств осел на землю.
- Идти сможешь?
- Смогу, - пробормотал черноспин и на одном дыхании добавил,- Домой. Хочу домой, - и твердолоб бы осудил друга за слабость в любом другом случае, если бы сам вчера и сегодня не был израненным и разбитым.
- Нельзя. Нужно найти охотников.
- Я не смогу, - ныл черноспин.
- Жди здесь. Я сам.
- Нет!
- Тебе холодно?
- Нет, - мотнул головой Ар, - Лучше уходи.
- Почему?
- Игла плохой знак. Игла защищает. Охотник потерял. Плохо, - давился словами черноспин, ещё мальчишка, пересказывая предрассудки предков.
- Идём, - поддался Ук. Он мог отрицать сколько угодно, но для долгого перехода Ар был просто необходим. Сыну ветра не хватало осмотрительности, чтобы видеть и слышать всё, что происходит вокруг. Сама по себе смелость мало что может сделать, когда ударят в спину. Если с охотниками черноспинов что и приключилось, явно не тощему мальчишке разбираться с этим. С чем не совладать взрослым мужчинам, то и ребёнку не по силам. Впрочем, дух Ука бунтовал и требовал действовать как можно скорее.
Сын ветра отвёл друга домой - довёл до самого входа в пещеру. Оттуда пахнуло стойкой вонью десятков немытых тел, линялых шкур и горелого жира. Подумать только, знай соплеменники о похождениях Ара и его, Ука, вполне могли убить (убийство заведомо слабого врага было им свойственно). И Род бы лишь развёл руками. Юный твердолоб гулял по чужим землям, а значит не в его интересах было попадаться. Попался - сам виноват. Таковы правила природы. Однако, что-то подсказывало Уку, что не всем правилам нужно следовать.
В родную пещеру Ук возвращался прямиком через туман, презрев страх и усталость. Пускай он ничего не видел дальше, чем на пару шагов, но и этого было достаточно, чтобы обходить обгоревшие стволы стороной. Мальчик нутром чуял, что охотники в беде, и ветер вторил ему. И всё же воля духов леса, давших знак в виде ежа и позволивших найти иглу, была ясна. Пойдёте дальше - будет хуже. Недовольный, но живой, Ук шагал быстро, с силой вбивая стопы в золу и даже наступил на руку старому знакомому, пусть и не заметил того.
Уснул Ук быстро. Спал без чувств. Снов не заметил, будто и не спал вовсе.