Аннотация: Будущее, до боли напоминающее прошлое, гонит Ука к встрече на границе с миром духов.
Глава 9: Зверь
Ук отлично выспался и, даже если видел какие-то сны, ни одного не мог припомнить. Открыть глаза значило дать миру понять, что проснулся, поэтому сын ветра решил схитрить. Он слегка приоткрыл правый глаз, чтобы осмотреться. Вход в пещеру заливал дневной свет, своды пещеры выглядели такими же шершавыми, холодными и безразличными, как обычно. Смущала только крупная фигура, сидящая на расстоянии вытянутой руки. Чувствуя недоброе, Ук прикрыл глаз и перевернулся на другой бок, притворяясь спящим.
- Ты не спишь, - послышался знакомый голос, - Не притворяйся, - твёрдый, как ветка, палец ткнулся сыну ветра в бок.
- Ой! - непроизвольно вскрикнул мальчик и повернулся, широко раскрыв глаза.
- Ты...
- Ждал другого?
- Н-нет, - неуверенно ответил Ук.
- Кого? Рода? - допытывался Туг, - Вождь сегодня добрый.
- Добрый? - уточнил сын ветра.
- Добрый, - кивнул Туг, - Вы спасли Ана.
- Спасли? - спросил Ук сам себя. На самом деле они спасали кого угодно кроме Ана.
- Это вы его? - осторожно уточнил Туг.
- Нет! - вспыхнул сына ветра, хотя духам ведомо, что раньше Ук бы очень хотел сделать сыну вождя так больно, как только возможно.
- Тише. Я тебе верю, - примирительно ответил маратель стен.
- Почему?
- Ан бы вас выдал.
Ук промолчал. Ответ был вполне очевиден, но думать сыну ветра оказалось очень тяжело. Боль и голод всё ещё жили в его теле, отвлекая на вопросы иного толка. Если трава, приложенная Линой, и помогала, то её действие уже прошло и левое предплечье снова начало ныть. Ук часто слышал от женщин жалобы на боль, но никогда бы не подумал, что сам захочет кому-нибудь пожаловаться. Ведь и наесться досыта сыну ветра удастся ещё очень нескоро. Жизнь меченого сильно отличалась от жизни остальных людей.
- Прислони к камню. Станет легче, - посоветовал Туг.
Ук послушался. Перевалился через край шкуры и прислонился внешней частью предплечья к каменному полу. Сначала множество мелких уколов боли пронзили руку, вынудив сына ветра стиснуть зубы. Затем боль постепенно отступила, как отступает нахлынувшая на берег волна прибоя. Однако, как и волна, страдания зачастую скрывают вещи, которые не хочется помнить или даже хочется забыть. Вчерашний случай с Аном подтвердил худшие опасения Ука: чужаки рядом, они следят и очень скоро найдут лагерь.
Молчать больше не представлялось возможным. Зная о надвигающейся войне, твердолобы имели шанс пережить её и даже победить. Без этого знания племя оставалось беззащитным. Случившееся с черноспинами могло повториться и с твердолобами. Ук помнил лицо Ара, омрачённое страхом и предчувствиями. Он словно стал старше на десять зим, но молчал. И к чему это привело? Охотники ранены или убиты, племя напугано и ждёт худшего, даже не зная с какой стороны то нагрянет. Что в этом хорошего?
Ук невольно поднял взгляд на Туга. Почему не ему? Почему не рассказать единственному взрослому, который относится к сыну ветра, как к человеку?
- Я видел чужих. Они ранили Ана.
- Как они выглядели?
- Высокие, худые, без пальцев на ногах.
- И скалились как звери? - усмехнулся Туг, - Тебе приснилось.
- Нет! - вскрикнул Ук, - Я видел.
- Конечно, видел. Только ты и видел.
Мальчик мог сказать больше, но не сумел совладать с чувствами. Сын ветра оказался не готов к тому, что даже Туг ему не поверит. А что скажет Род или Урра? Его снова накажут. А затем ещё и ещё. Как сказать тем, кто не хочет слышать, не хочет верить, не хочет знать? Хотел ли Ук знать о чужаках, видеть их, думать о них, быть преследуемым ими? Знание стало болью, кровоточащей раной на душе сына ветра, от которой тот никак не мог избавиться. Как хотел бы он забыть что знал. Как хотел бы забыться сном.
Однако, когда Ук открыл глаза, то перед ним всё ещё сидел Туг. Насмешка во взгляде также была на месте. Сыну ветра стало не по себе - мальчик быстро встал и покинул пещеру. Мазальщик стен что-то говорил, но Ук не слышал, потому что не слушал. Старший повёл себя также, когда Ук сказал о чужаках, вынудив младшего ответить взаимностью. Духам ведомо: мальчик не хотел обижаться и не хотел обижать, но те несколько слов, которые слетели с его уст дались слишком тяжело, чтобы просто забыть об ответе.
Стоянка племени кипела от развитой старшими деятельности. Мужчины что-то оживлённо обсуждали, проверяли оружие, женщины сновали из стороны в сторону, занятые лишь им понятными делами. Стоял шум и гомон перекричать который казалось невозможным, но всё же один голос пробивался через эту стену звука. Урра говорила и в такие моменты стоянка словно затихала, позволяя всематери закончить мысль. Затем женщины снова принимались сновать, уже обогащённые новым знанием.
Строго говоря это было не в первый раз, хотя женщины старались будто в первый и последний. Зычный голос Урры раздавал приказы, которые распадались на отдельные звуки и поднимались к небу. "Ууу", "ааа" слышал Ук: ветер игрался со звуками, подбрасывал их и уносил от мальчика подальше. Сын ветра каждый раз вздрагивал, когда Урра что-то выкрикивала и очень надеялся, что обращаются не к нему. Всематерь не из тех, кто стал бы повторять, а ослушаться открыто значило получить больше, чем сможешь унести.
Туг покинул пещеру, опираясь на крепкую палку, и Ук скользнул за стайку охотников, бурно что-то обсуждавших. Не хотел, чтобы мазальщик стен говорил с ним. Затем среди шума и суеты обнаружил кожаный мешочек с засушенными ягодами и кореньями, зачерпнул сколько поместилось в кулак и запихнул в рот, пока не отобрали. О том, чтобы хорошо жевать, мальчик не думал. Меченому даже жевать столько не разрешалось и уж тем более проглатывать. Из-за набитого рта щека с меткой растягивалась и саднила.
Ука не покидало чувство, что внутри племени врагов у него больше, чем снаружи, поэтому жуя он не переставал озираться. Стоило Урре, Тени, Рате, Роду - любому старшему - обратить внимание на сына ветра и он пропал. Снова наказание. Снова боль, ограничения и, может быть, кое-что похуже. Взгляд отчаянно-карих глаз сына ветра встретился с опустошённо-серым взглядом Ана. Тот стоял посреди стоянки с видом полного безразличия к происходящему. Однако, при виде Ука в них появился живой блеск.
Сын вождя направился прямиком к сыну ветра, уворачиваясь от снующих по стоянке женщин, обходя мужчин. Желание помочь Ану уступило место настороженности. В воображении Ука живо предстала ночь, когда на него напал волк. Тот также двигался прямиком к мальчишке, хотя чуял остальных твердолобов в каких-то двадцати шагах от себя. Голод свёл зверя с ума и всё на что у него хватило сил - напасть на первого встречного. Ук не стал ждать, когда Ан объяснит что на уме, да и бой принять не мог, а спрятаться - да.
Сын ветра уподобился своему бесплотному другу и принялся парить по стоянке, прячась за старшими в надежде, что Ан потеряет след. Однако, сын вождя оказался настойчивым, этого у вождей и будущих вождей не отнять, и продолжал преследование, даже когда терял Ука из виду. Позор бегства не трогал сына ветра сейчас. Его трогала только собственная безопасность. Несмотря на желание помочь Ану, Ук всё ещё опасался его. Особенно среди старших племени, где каждый встанет на сторону сына вождя.
Наконец, бегство прервали, грубо схватив сына ветра за руку:
- Не вертись, - приказал гулкий мужской голос.
Ук не пытался сбежать, но осматривался на предмет появления Ана поблизости. Впереди и позади, также как и по бокам - его не было. Очень вероятно, что сына вождя тоже кто-то задержал. Сын ветра испытал облегчение от мысли, что убегать какое-то время не придётся. Затем мужчина двинулся вперёд, уволакивая мальчика за собой. Сначала тот отставал, спотыкался, пытаясь нагнать широкий мужской шаг, но вскоре приспособился, двигаясь прыгучим полубегом. Куда именно шёл Ук ещё не знал.
Старшие сомкнулись вокруг, обступили, как если бы замыслили недоброе, но точно также молча шли, как и державший сына ветра охотник. Ук пребывал в растерянности недолго. Он уже видел подобное со стороны. Когда старшие поднимали на руки огромный свёрток шкур и молча уходили в лес. Раньше сын ветра даже не задумывался что или кто находился в свёртке и куда его несли. Происходящее казалось интересным само по себе. Только теперь Ук начал задумываться что видел на самом деле, пусть правда и пугала.
Не все уходили из племени, как Раг, чтобы встретиться со смертью лицом к лицу. Многие умирали в кругу соплеменников и потом бесследно исчезали. Ук, несмотря на склонность бродить по лесам далеко за пределами очерченных старшими границ, никогда не находил тел умерших. За исключением обгоревшего трупа, который принадлежал чужаку. Хотя мёртвых животных в разной степени съеденных или разложившихся повидал множество. А старшие лишь загадочно говорили, что умерших "забирали духи". Но куда? Как?
Что же должно произойти, чтобы совершенно земной человек стал недосягаемым огоньком на ночном небе? Воображение Ука рисовало что-то похожее на реку, усыпанную звездами, в которую опускали тело умершего и через некоторое время оно само начинало светиться, постепенно отдаляясь и превращаясь в огонёк. Но как отличить один огонёк от другого? Сыну ветра казалось, что он знал где находится Раг. Тем не менее Ук и сам догадывался, что всего лишь хотел так думать, а не знал наверняка.
Сын ветра помнил, что жил всего девять зим и не мог знать всего, но хотел знать. Просто не умел ждать. Хотя Ука уже вели к границе с миром духов. Но Ук хотел быть на границе прямо сейчас и даже заглянуть за неё. Пусть и знал, что ему не позволят. Старшие так бережно хранили свои тайны, что о существовании многих из них не Ук догадывался, пока однажды не узнавал. Зачастую старшие тому не способствовали. Даже если младший что-то замечал, то на его вопросы было некому ответить. Старшие все, как один, молчали.
Молчали мужчины и женщины даже сейчас, хотя дорога длилась целую вечность. От безделья Ук стал прислушиваться к телу, пытаясь отрешиться от боли, дурных мыслей и усталости. Сначала он услышал в висках, ушах и груди биение сердца. Затем тихое ворчание желудка, которому всегда было мало. Потом услышал, как шелестят верхние ресницы о нижние, когда закрывал глаза. Наконец, сын ветра настолько углубился в жизнь своего тела, что различил как растут волосы и ногти. А в его душе, в полной тишине росла тревога.
Наконец, старшие остановились. Ук видел, как опустился край свёртка из шкур размером с человека. На большее не хватало роста и свободы движения: охотник держал его всё так же крепко. Однако, вскоре увидел свёрток на земле. Старшие двигались. Женщины падали подле на колени, охотники обступили широким кольцом, держа младших, своих или чужих детей - никто не придавал значения, за руки. Женщины шептали и раскачивались, а из глаз их текли слёзы. Голоса же их слились в неразличимый шелест.
- Что они делают? - спросил Ук шёпотом и съёжился, ожидая грубости или подзатыльника.
- Говорят с духами, - ответил старший и крепче сжал руку сына ветра. Тот лишний раз пожалел, что не может выпорхнуть из хватки как его друг, беззаботно паривший наверху и бесконечно далёкий от людских чаяний.
То тут, то там женщины приподнимались, словно взывая к небу. Шёпот стал быстрее и резче. Казалось, слова бичуют и режут воздух, пробивая дорогу в мир духов. Мертвенная тишина в лесу оттеняла неумолкающий шёпот. Ук чувствовал, что перестаёт понимать где находится. Он всё ещё был рядом с племенем, чувствовал на себя хватку старшего и в то же время ощущал, как тело перестаёт что-либо весить. Ещё немного и сын ветра сам рисковал стать ветром. Однако, воцарилась тишина. Шёпот прекратился.
Женщины припали к земле, будто тянулись к завёрнутому в шкуры свёртку. Даровали его духам. Ук не знал, как старшие поймут приняли духи дар или нет. Старшие умалчивали даже о вещах куда более простых. Оставалось лишь верить. Впрочем, сын ветра по-настоящему верил только одному духу, которого знал лично. И того происходящее забавляло. Жизнь и смерть для него значили не больше, чем для самого неба. Ветер никогда не рождался, он всегда был и, в отличие от Ука, всегда будет. Мальчик знал и не обижался.
Наконец, женщины встали с колен. Среди не участвовавших в разговоре с духами прошёл ропот. Теперь люди могли говорить, пусть и не громко. Ук почувствовал, что хватка на его руке ослабла. На деле хватки больше не было. Старший ушёл также неожиданно, как и появился, предоставив сына ветра самому себе. Мальчик решил задержаться, чтобы Ан наверняка ушёл с остальными и потерял Ука из виду. Тем временем твердолобы постепенно покидали свёрток из шкур, давая Найе тот покой, который она выстрадала.
Первыми на стоянку отправились охотники. Они шли торопливо, широкими шагами. За охотниками последовали женщины и дети. Ук прислонился к дереву и, убедившись, что никто не смотрит, спрятался за ним, не желая попадаться старшим на глаза. Женщины окрикивали детей, одёргивали их, оттаскивали за уши за грубость, нетерпение, непослушание. И хуже всего было, что остальные видели это и могли припомнить при случае. Матери собрали младших вокруг себя и, с частными остановками, двинулись на стоянку племени.
Мальчик наблюдал за происходящим из укрытия и совершенно не задумывался как вернётся домой. Наслаждался тем, что про него забыли. Однако, смутная тревога всё же имела место в душе сына ветра. Ук не видел ни как Ан пришёл, ни как он ушёл, но чувствовал, что тот всё ещё где-то поблизости. От страха скрутило кишки. Больше всего сын ветра боялся, что сын вождя найдёт его первым. Поэтому Ук внимательно смотрел и слушал, пока не различил шорох листьев и треск камня о камень в десяти шагах от себя.
Ук нехотя покинул укрытие. Понимал, что может обнаружить и дикого зверя, и чужака. Кому ещё понадобилось бы прятаться? Он ступал аккуратно, воображая, что весит легче волоса. Шаг за шагом приближался сын ветра к цели, а ветер подтрунивал над ним, донося запах прятавшегося, его тяжёлое дыхание. Кисловато-горький запах пота и пряный запах шкуры уже были знакомы Уку. У твердолобов так пахли многие. А тяжело дышать мог либо кто-то крупный, либо раненый. На земле, прислонившись спиной к коре, сидел Ан.
- Кто ты? - спросил сын вождя, окинув пустым взглядом.
- Ук.
- Ук... - потерянно повторил Ан, - Ук... - пробовал он имя, пытаясь разбудить в памяти уснувшие воспоминания, - Меченый... За что?
- Защищался.
- От кого?
- От врага.
- От врага... - повторил сын вождя, как и прежде, но интонация неуловимо изменилась, - Я враг?
- Иногда, - ответил Ук, напряжённый до предела. Он сам не знал зачем вообще разговаривает. Лучше было бы бежать без оглядки.
Неожиданно Ан встал в полный рост, возвысившись над сыном ветра. Сын вождя смотрел на Ука в упор, будто теперь раскопал в своей голове несколько больше, чем раньше:
- Я искал тебя. До этого. Ты угрожал мне. Говорил с Найей. Грубил. На следующей день потеряла ребёнка. А я потерял Найю. Из-за тебя, - выпалил Ан не задумываясь.
- Нет. Я не... - пытался оправдываться Ук и отступил назад. Хотел развернуться и броситься наутёк, но не успел. Ан бросился на него раньше, сбив с ног всем своим ополоумевшим весом. Сын вождя обхватил шею Ука и принялся душить, словно пытался убить его. Сын ветра попытался образумить Ана словом, но лишь просипел что-то невнятное и почувствовал себя ещё хуже. Попытки оттолкнуть сына вождя или отвлечь ударами не помогли - тот был попросту слишком тяжёлым и не обращал внимания на боль.
Едва дыша и соображая от удушья, сын ветра отыскал нож и ткнул Ана в бок. Тот продолжал выдавливать из лёгких мальчика остатки воздуха. Ук ударил ножом ещё раз и ещё, всё меньше понимая кого ранит и за что. Он отчаянно хотел жить. Хватка Ана начала ослабевать, взгляд помутнел, а дыхание стало сбивчивым. Ук испугался и бросил нож, но было уже поздно. Сын вождя обессиленно повалился на него, заливая кровью, как обезумевший от горя зверь, а не человек, которого Ук когда-то знал.