"-Мама, уже можно плакать? - спросила девочка, выйдя из укрытия, после освобождения".
Аба Ковнер 

Да, малышка, как щепка худа,
Можно плакать. Теперь можно, да,
Да, мой ангел несчетных потерь,
Можно плакать. Да, можно теперь.
Ночь тиха и легка, словно шелк,
Йозеф Крамер, злой дядя, ушел,
И в газетах сочли и учли,
Что творили с тобой - чтó смогли.
Молодец, ты хорошей была,
И тебя не услышала мгла,
Ты скрывала свой плач меж гробов
И растущих молочных зубов,
И про всю эту, всю твою боль
Был составлен уже протокол
И печатью скреплен, так поверь:
Можно плакать. Все, можно теперь.

На кроватке своей у окна
Встань и плачь, и пусть смотрит луна,
В голос плачь, плачь, души моей свет,
Мир свободен, свободнее нет,
И никто на земле и с небес
Запретить не посмеет тебе,
Ни король, ни министр, ни силач -
Ни один не прикажет: "Не плачь!"
Так в слезах бытию и былью
Прокричи благодарность свою,
Добрым дядям ее прокричи
За детей, что умолкли в ночи,
И средь прав человека одно
Тебе будет особо дано:
Все признают: ты вновь обрела
Первородное право на плач.

С неба ясные звезды следят,
На границах солдаты стоят,
И вовне тебе выхода нет:
Флот и армия кинутся вслед.
Но ты выйдешь - в сорочке одной,
И раскроется ночь пред тобой,
Рухнут стены, и лягут поля,
И дорогу укажет земля.
Будет ноша легка в темноте:
То, что Джойнт подарил сироте,
И хлебец, чуть весомей чем тень -
От ООН, пережить черный день.
Сквозь усталость и жажду и дрожь
Ты дорогой героев пройдешь.
Пусть в лохмотьях сорочка твоя -
Для страны это ткань бытия!

Ты прорвешься сквозь бури и ночь,
Но прорвешься! Тебе суждено,
И порвется недобрая власть,
Как сорочка твоя порвалась!
И ребята, как сердце вольны,
Тебя примут из теплой волны
И пред морем и миром тебя
Вознесут и поддержат, любя.
Тебе станет на сердце легко,
Над законами встанет Закон,
И увидит небес синева,
Как ты море делила на два.
И безмолвно замрут, как в кино,
И ребята, и волны равно,
Чтоб увидеть, как в черных зрачках
Смех родится и кончится страх.