Ночь. В призрачном лунном свете тусклыми, размытыми пятнами безжизненно замерли дома со слепыми темными окнами. Нигде ни души. На этой мертвой, погруженной в безмолвие улице только он, как будто единственный во всем мире. Но вот вдруг немая тишина нарушается резким, казалось, раздираемым барабанные перепонки звуком: откуда-то из-за поворота, притаившемся в темноте, возникает машина, она, гулко гремя рессорами, на большой скорости несется по дороге. Темная глыба с каждым мгновением все стремительнее надвигается на него. Ему страшно! Он не знает, как избежать худшего! Ноги от страха вдруг подкосились! Но почему же он решил, что спасения нет? Надо бежать! И он пытается бежать, но ноги плохо слушаются его, - он спотыкается и падает, вскакивает и снова бежит. Силы покидают его, а машина все ближе и ближе, она неотвратимо надвигается всей своей мощью. Вот он, лихорадочно оглядываясь назад, уже отчетливо видит ее бампер и забрызганное грязью темное лобое стекло. Он все еще надеется, что человек в машине все же увидит его, сжалится над ним. Но ему так и не удается разглядеть в стекле человеческое лицо. Потом вдруг удар, он сбивает его с ног. Но нет, это еще не конец, - зацепив какой-то железякой машина волокет по дороге тело за собой, и его вдруг ставшие ватными, как у тряпичной куклы, руки и ноги беспомощно трепыхаются в такт все более ускоряющемуся движению. Сознание уходит медленно, мозг еще сопротивляется, ищет путь к спасению, но все безнадежно, - вскоре с очередным ударом об дорогу угасает и эта слабая искра жизни. Наступает темнота.
Сон... это опять был сон. Как всегда проснувшись в ужасе, весь под впечатлением ночного видения, он медленно приходит в себя, постепенно начиная осознавать, что ему снова привиделся этот кошмар - ночь, улица, преследующая машина, смерть под ее колесами. Он смотрит на часы, они показывают половину пятого. Еще можно два часа поспать, но уже не хочется. Он, чувствуя помимо озноба еще и неимоверную тяжесть во всем теле, поднимается с постели. Идет в ванную, чтобы принять душ и немного согреться. Равномерный шум воды немного успокаивает его. На кухне он включает яркий верхний свет. В такие минуты он не выносит темноты и мрачных, как ему кажется, зловещих теней, повсюду ему чудится опасность. Свет заполняет все помещение, теперь ему отчетливо виден каждый уголок. Это помогает ему немного успокоиться. Но в душе его по-прежнему безрадостно и тяжело. Он готовит кофе с большим усилием, как-будто преодолевая возросшее в несколько раз земное тяготение. Утренний кофе, как всегда, получается крепким и ароматным, именно такой он любит. И все его друзья любят этот его особый кофе. В те безмятежные дни, которые теперь уже все реже и реже случаются в его жизни, здесь на кухне он варит для них свой кофе. Но в это утро он почти не ощущает аромата напитка, кажется, что все его обыкновенные человеческие чувства исчезли, а вместо них осталось лишь одно, осязаемое каждой клеткой тела, - чувство опустошения и тревоги
Никакие движения и действия не могут до конца отвлечь его от пережитых сновидений. Тягостное ощущение, оставленное сном, не проходит. Быть может, причиной тому темнота за его окном, спящий город. Быть может, именно эта особенная тишина, присущая глубокой ночи, когда все, кроме больных и мучающихся бессоницей стариков, сладко спят в своих теплых постелях, да еще этот сон, и внушают ему чувство неясного беспокойства и тревоги. Но почему же он не спит? Он ведь не больной. И вряд ли дело здесь только лишь в темноте за окном. Так почему же он не спит?
Он отчетливо осознает, что его чувство тревоги не от того, что он увидел ТАКОЙ сон, а оттого, что он видел его уже не один раз. Этот странный сон повторяется снова и снова. Иногда его нет годами, а иногда он приходит несколько дней подряд. Да, наверное, самое страшное для него именно это повторение, - сон, чаще всего, один и тот же. Правда, иногда меняются его декорации, но суть всегда неизменна.
Он всегда злится на себя за то, что не может отбросить эти видения, отстраниться от них, не думать об этом. В конце концов, это же только сон! Ну что такое сон - просто плод его воображения. Неужели же он, человек неглупый и преуспевающий в жизни, будет забивать себе голову этой чепухой? Нет, так дальше продолжаться не может! Но уже в следующую же минуту тревожные воспоминания, пережитые им будто в настоящей жизни, снова и снова бередят душу.
Незаметно наступает рассвет. А он все сидит в задумчивости в кресле у окна. Сигнал домофона, как обычно, возвещает о том, что водитель уже ждет его. Он смотрит на часы - пора на работу.
- 2 -
Он никогда не думал о том, что будет богат. Сколько он помнил свое детство и юность, денег всегда не хватало. Его мать не могла заработать достаточно денег. Работала то санитаркой, то сторожем, то еще бог знает кем. Трудилась она добросовестно и старательно, с радостью бралась за любую работу, понимая, что только так она сможет хоть как-то содержать сына. Жили бедно, каждый день на столе лишь одна нехитрая пища - хлеб, картошка, чай, летом овощи с огорода, и только по праздникам иногда мать приносила домой конфеты в ярких обертках или печенье, хрустящее и душистое. Она с сияющим лицом наблюдала, как он за обе щеки уплетает лакомства.
- Мама, а ты почему не ешь? -сказал он ей однажды.
- Ой, да я не хочу! Я на работе чай пила с конфетами. Ты ешь, ешь! - замахала на него руками мать.
- Нет, - твердо сказал он, решительно отодвигая от себя тарелку с печеньем и конфетами, - ты не ешь, и я не буду!
Тогда мать, незаметно смахнув навернувшуюся слезинку с глаз, налила и себе чай.
Нельзя сказать, чтобы он презирал или стыдился такой жизни, нет, он принимал, как должное свое существование, но все равно подсознательно хотелось, конечно, другого. Он мечтал получить образование, иметь достойную работу, чтобы заработанных денег хватало и ему, и матери. Но он никогда не ставил перед собой сверхзадач, его главной целью было лишь выбраться из нужды.
- Димка, учись хорошо! - твердила ему мать. - Тебе надо поступить в институт, выучиться, стать человеком. Вон у Смирновых Степка, гляди, выучился, теперь начальником работает. Вот бы и тебе так! А то так и будешь перебиваться картошкой, да пустым чаем, как мать твоя. Ой, не приведи господь!
Учеба в институте давалась легко, но денег опять-таки не хватало. Вместе с такими же как он, бедными, необеспеченными родителями студентами, подрабатывали то на стройке по вечерам, да и на товарной станции они были частыми гостями, стылыми зимними ночами разгружали вагоны.
Но и после окончания института жизнь его не изменилась. Он работал скромным проектировщиком с мизерной зарплатой. Ютился в серой комнатенке в домике на самой окраине города с вросшими в землю тусклыми окошками. Каждое утро хозяйка сердито гремела ведрами, по-стариковски ворчливо жаловалась сама себе на свою незадавшуюся судьбу, - помочь некому, вот и воды-то, мол, никто не принесет. Приходилось подниматься с постели, быстро одеваться, нетерпеливо ступая ногами по настывшему за ночь скрипучему полу, а потом бежать через три квартала таких же, как хозяйкин, деревянных неказистых домишек к колонке, вдыхая с дрожью и ознобом холодный зимний воздух.
Однажды он понял, явственно почувствовал самой душой, что дальше так жить он не будет. Если он не сможет предпринять каких-то мер к изменению своей жизни, то так и останется в этой серой шкуре, не оправдав ни собственных надежд, ни, что самое для него больное, надежд матери. Тогда-то у него и зародилась мысль уйти с работы и начать собственный бизнес. Конечно, он еще не совсем четко представлял себе, как именно он должен его начать, но одно он знал твердо, - если он будет искать, то путь обязательно найдется. И он стал искать. Впрочем, решение пришло быстро, как бы само собой: он - строитель, значит будет создавать дома. С этого решения все и началось. Постепенно нашлись заказчики, а раз он работал творчески и с фанатазией, - в каждом будущем доме создавал новую атмосферу, применительно к данной семье, с учетом вкусов и потребностей каждого домочадца, с которыми он даже знакомился, чтобы лучше изучить их привычки, - то заказчиков становилось все больше. Один он уже справиться не мог, дело требовало развития, так появились у него коллеги. С приходом приятного этапа благополучия и процветания он, тем не менее, никогда не забывал, с чего он начинал, и потому, будучи хозяином все более расширяющейся фирмы, он отдавал должное своему окружению, тем людям, вместе с которыми он строил свое дело. Он не скупился на хорошую зарплату и уважительное отношение к каждому сотруднику. В отношениях с ближайшими помощниками, круг которых сложился почти с самого создания фирмы, он был, скорее, не боссом, а другом. Их мнение было важным для него, и если они большинством голосов высказывались в пользу того, а не иного решения, он подчинялся им. И это всегда было правильным.
Казалось, в его жизни нет места для печали и тревоги, но они приходили всегда с появлением этого странного сна. Он не знал, что же точно его беспокоит: то ли жуткая реальность сновидения, то ли упорное его повторение. Вот и сегодня он, сумрачный, шагает по широкому коридору с ярким ковровым покрытием к дверям своего кабинета. Сегодня его не радуют приветливые улыбающиеся лица коллег, он против обыкновения тяжело, как будто через силу, что-то отвечает им.
В приемной секретарь приветствует его радостной улыбкой.
- Здравствуйте, Дмитрий Николаевич!
- Маша, добрый день! Пожалуйста соберите всех помощников ко мне. Да, и сделайте нам кофе. Ну впрочем, что это я, вы же и сами знаете!
Уже через десят минут он молча пьет свой кофе и прислушивается к бурлящим мнениям компании своих помощников, которую, как всегда по утрам, раздирают противоречия. Наблюдая за коллегами, он, невзирая на сумрачное настроение, в душе не может не улыбнуться. Что там ни говори, но ему приятно с ними работать! Как же по душе ему эта кипучая неуемная творческая фантазия! Но сегодня он не может полностью сосредоточиться на сути разговора, мысли бегут и ему их не остановить. Он просто смотрит на лица этих людей, столько лет идущих с ним одной дорогой, и ощущает огромное чувство благодарности за их увлеченность и неравнодушие. Куда он без них? Что такое он без них?
- Дима, может ты с нами поговоришь сегодня наконец? - возмущенно заявил Петр, то ли от выпитого горячего кофе, то ли от жаркого спора, на его смуглом лбу блестят капельки пота. - Мы тут проект обсуждаем, кстати, есть уже заинтересованные лица, я прощупал, а ты, как мраморное изваяние. Что нибудь-то скажи!
Все остальные дружно замолкают, только что они, казалось, не замечая его, горячо обсуждали проект, а теперь дела вдруг забыты, все взгляды устремлены на него - в их глазах внимание и легкое беспокойство. Что же, в самом деле, с шефом, откуда эта отстраненность и замкнутость?
- Действительно, а что случилось? - по привычке поправляя очки, интересуется Семен. - Ты сегодня какой-то странный. Что с тобой?
- Да нет, что вы, ребята, все в порядке, просто немного не выспался.
- Ну понятно, так бы сразу и сказал. Ты был не один. Мы все понимаем.
- Да нет, я был один.
- Так, может, что болит?
- Все нормально! Давайте работать. Ну что, обсудим? Так что вы там опять придумали?
- Хорошо! Начинаем все сначала! Повторяем специально для некоторых, витающих в облаках.
К обеду, когда все постепенно стало входить в колею, вновь нахлынули неприятные переживания от кошмарного сновидения. Сегодня, наверное, впервые, ему так и не удалось справиться с этим. Раньше события дня - обычная летучка в его кабинете, терпкий запах сигарет, аромат утреннего кофе, рабочая суета, наступавшая вслед за всем этим - быстро прогоняли тревоги. Сегодня же все было иначе: он по-прежнему не мог сосредоточиться на делах, в телефонном разговоре с клиентом был рассеян, допустил несколько ошибок, по продолжительности пауз, наступавших в решающие моменты разговора на том конце провода, он понял, что здесь дело не выгорит. После неудачного разговора в раздражении бросил трубку. Нет, работать он не мог!
Дверь без стука отворилась и в кабинет вошел еще один его помощник. Худощавый и подвижный Иван легкой спортивной походкой быстро пересек пространство кабинета и сел в кресло напротив стола шефа. Сегодня они еще не виделись: Иван все утро вел телефонные переговоры с заказчиками из соседних городов. Иван сразу же отметил про себя, что шеф сегодня неважно выглядит: по лицу разлилась бледность, а в глазах усталость.
- Дима, ты бы отдохнул, а? Когда в отпуске был в последний раз?
Дмитрий тяжело вздохнул и потянулся за очередной сигаретой.
- Что-то не могу припомнить.
- Вот видишь!
- Да нет, мне работа не в тягость. Ты же знаешь. Просто что-то настроение какое-то поганое. Не знаю, почему.
- Влюбился что ли?
- Влюбился... Я уже не в том возрасте.
- Ну, ты же знаешь: любви все возрасты покорны. А ты еще не старик, всего-то тридцать пять. Разве это возраст?
- Ты вот тоже не старик, а у тебя уже взрослая дочь, того и гляди дедушкой станешь.
- Типун тебе на язык! Рано нам еще, малы мы. Знаешь, а все-таки хорошо, когда есть свой дом, что называется, очаг, семья. Тебе тоже бы не мешало жениться. Тогда и хандра пройдет. А что! Давай? Подыщем тебе невесту, и за свадебку.
Дмитрий невесело рассмеялся. Печаль в душе ощущалась все острее, он не знал, как с этим ему бороться. Вдруг что-то защемило внутри и захотелось кому-нибудь все рассказать, да хотя бы и Ивану - он старый, преданный друг. Может, легче станет, если разделить с кем-нибудь. От выкуренных с десяток крепких сигарет во рту появился тяжелый, тошнотворный вкус. Он неожиданно достал из ящика своего массивного стола бутылку водки. Посмотрел вопросительно на Ивана, тот удивленно пожал плечами, но кивнул.
- Мне, наверное, и в правду надо немного отдохнуть, отвлечься от дел. Вот возьму и махну куда-нибудь в теплые края! А может быть, съезжу домой, к матери. Я у нее, наверное, лет пять не был. Нет, я конечно, ее не забываю, помогаю, по телефону разговариваем, но разве только в этом сыновий долг. Надо, надо повидать мать! Ты знаешь, а я и к ней съезжу, и в теплые края махну. А, как считаешь?
- Слушай, что-то не нравится мне твое настроение. - Иван с тревогой наблюдал за боссом, который быстро, почти лихорадочно, готовил нехитрое застолье: кое-как накромсал лимон, откуда-то из ящика стола достал плитку шоколада, в крошечные коньячные стопки разлил водку.
- Да мне и самому свое настроение иногда очень не нравится.
- Что происходит с тобой? - спросил Иван, когда они выпили по первой.
Он задумался, все еще не знал, стоит ли говорить об этом. Может, лучше скрыть это ото всех, иначе могут ведь принять за сумасшедшего. Но в то же время, он понимал, что носить это в себе он больше не в силах. Он снова взялся за бутылку, плеснул немного водки себе и Ивану, надкусил кружок лимона, поморщился.
- Это, наверное, глупо то, что я тебе сейчас скажу. Ну и пусть, мне уже все равно. Меня мучает один и тот же сон.
Он стал рассказывать свою историю Ивану. За время рассказа тот не обронил ни слова, ни жестом, ни взглядом не выразил пренебрежения или удивления. Его серые глаза с не по-мужски длинными ресницами, смотрели проницательно и, казалось, испытывающе. Иван и не думал обратить в шутку все услышанное от друга, он знал, что над вещами, от которых страдает другой человек, не шутят. Даже, скорее, наоборот, Иван был обеспокоен и озадачен, рассказ, а может быть, форма его изложения, произвели на него впечатление.
- Что же ты молчишь? Скажи, что ты думаешь об этом?
Иван ответил не сразу, старался подобрать верные слова.
- Я думаю, что все это очень серьезно.
- Серьезно с точки зрения моего психического здоровья? Мне пора к психиатру. Ты это хотел сказать?
- Нет, я имел в виду не это. Понимаешь, здесь две серьезные и странные вещи: одна из них - повторяемость этих снов, другая - твои тревоги по этому поводу. Если твоя душа не может от этого отстранитья, значит это для нее важно. Ну вот ты сам думал, почему тебя это так волнует? Как ты себе это объясняешь?
- Честно сказать, думал. Но я не знаю. Почему? Может, это вещий сон? Ведь бывают же вещие сны. По крайней мере, так говорят. И мне суждено умереть под колесами автомашины. Бр-р! Прямо мурашки по коже. Понимаешь, ощущения такие реальные! Жуть! Я это так воспринимаю, когда вновь и вновь анализирую этот сон, как будто все это происходит прямо сейчас со мной. Они реальные эти сны!
- Даже не знаю, что и сказать. А ведь есть эти всякие гадалки, толкователи снов, ну и еже с ними. Раз уж такое дело, может, найти кого-нибудь? Постараться узнать причину этого сна.
- Ох, идти к этим шарлатанам. Да они по-моему только деньги выманивают, а сами несут всякую чушь.
- Моя жена верит в это. Ее близкая подруга недавно попала в переплет, что-то с деньгами связано. Так вот она ходила, ей вроде правду сказали. Конечно, я не в курсе всех этих дел, но могу расспросить у Лены. Ну не подумай, я осторожно, без всяких подробностей. В общем, что-нибудь придумаю.
Ему не хотелось втягивать в это щекотливое дело третьих лиц, но что делать? Может быть, Иван и прав. Вдруг повезет, - не все же, наверное, шарлатаны.
- 3 -
Лена, жена Ивана, и действительно, оказалась сведующим в этом деле человеком. Уже на следующий день Иван тихонько положил на его стол клочок бумаги с адресом. Они обменялись понимающими взглядами и он едва заметно кивнул в знак своего согласия.
В комнате прорицательницы, куда он пришел в это же день, царил полумрак. Полностью задрапированные стены тканью приятных пастельных тонов и огромный мягкий ковер на полу, казалось, поглощали все звуки. Шум оживленной улицы за стенами дома был едва различим. Да и сами его шаги, когда он шел к большому круглому столу в центре комнаты, полностью поглощались мохнатым ворсом ковра. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь звуком перебираемых прорицательницей бесцветных камней. Женщина неотрывно смотрела на него пристальным взглядом темных, почти черных глаз. Ему вдруг стало неловко не то от этого пронизывающего взгляда, не то от самой непривычной, немного загадочной атмосферы странного помещения. Даже если бы его раздели донага и заставили предстать перед незнакомой женщиной ему и то, наверное, не было бы так неловко, как ощущать взгляд этих темных глаз, различающих, казалось, каждую его мысль. Он нерешительным, сбивчивым движением отодвинул стул и оказался прямо перед прорицательницей, так и не проронившей ни одного слова.
Она, казалось, ждала, когда же заговорит он, сама же ограничивалась созерцанием. Здесь в непосредственной близости, отделенный от женщины лишь столом, он увидел, что она еще достаточно молода, - это было видно по ее чистой, без единого изъяна, ухоженной коже, да и темное платье, обтягивающее ее фигуру, подчеркивало все достоинства зрелой, но еще не стареющей, женщины.
Молчание затянулось. Женщина нарушила его первой.
- Мне сказали о вашем визите. Но не сказали о том, с чем вы пожалуете. Те люди просто не знали этого. Я вижу, что вы не верите мне, хотя и пришли сюда. Вы не верите не лично мне, а вообще всем людям, подобным мне. Должна сказать, что вам не приходилось иметь дело с ними, не было необходимости. А теперь она появилась. Если вы думаете, что я буду вас о чем-то расспрашивать, а потом на основании услышанного делать свои предсказания, вы ошибаетесь, - так поступают только шарлатаны. Я все вам расскажу сама.
Он не отрывая глаз тревожно смотрел на женщину с темными глазами. Они были, как омут, черны и непроницаемы, - невозможно было понять, какие же чувства отражают они. Лицо с такими невыразительными, почти неживыми глазами, походило на маску: ни эмоций, ни чувств. Он невольно ощутил дрожь во всем теле, как если бы его оставили раздетым на снегу. Ему вдруг стало страшно, он в один миг понял, что человеку с такими странными глазами могут быть присущи не менее странные и уникальные способности. Значит, она ему сейчас расскажет все. И он вдруг поверил, что этот человек способен приподнять завесу чего-то таинственного, присутствующего, наверное, в каждой жизни, независимо от взглядов и образа мыслей.
Женщина оторвала наконец взгляд от его лица и сосредоточила свое внимание на камнях, которые она беспрестанно по очереди держала в руках, она не просто держала их, а осторожно и бережно ощупывала каждый, клала их на стол и снова брала в руки.
- Причина вашего визита и вашей тревоги - сон. Он мучает и волнует вас. Каждый раз вы ощущаете себя участником этих событий. Вам страшно. Очень страшно. И чем дальше, тем больше. Я не стану описывать ваш сон, теперь вы мне верите. Не стоит лишний раз ворошить в памяти эти картины. Я сама вижу события этого сна, он действительно страшен.
Она подняла голову и замолчала, как будто переводя дыхание. Теперь глаза ее были закрыты. Она будто бы пыталась сосредоточиться на чем-то внутри себя. Пауза затянулась, но он не решался заговорить. Они оба молчали. Через мгновение женщина заговорила вновь:
- В прошлой своей жизни вам не везло. Причиной тому - другие жизни, которые тоже были неудачными и тяжелыми. Вы не могли справиться с трудными обстоятельствами, не могли найти выход, вы все больше и больше запутывались, как паутиной опутывали себя, свою душу все новыми грехами. Зло и неудачи преследовали вас. Не было света в вашей душе. Это очень плохо. За этим всегда следует искупление. Вы заплатили страшную цену. Ваш сон - об этом. Теперь у вас иная жизнь. Но помните, если вы повторите прежние ошибки, вам вновь придется платить по счетам. Всегда помните об этом! - прорицательница открыла глаза и выпустила камни из рук, они с шумом упали на стол.
- Э-э... мне не совсем понятно... - сказал он, надеясь услышать пояснения.
- Это все. Я и так сказала вам больше, чем следовало. Теперь вы сами должны думать и делать выводы. Я же хочу вам еще раз повторить - будьте осторожны, постарайтесь не совершать ошибок, ни больших, ни малых. Это все!
Он оставил деньги на столе и вышел в темный подъезд. По улице, уже погруженной в сумерки, гулял холодный, пронизывающий ветер. Он, зябко поежившись, сел в машину.
- Отвезти вас домой? - спросил его водитель Миша.
- Да, пожалуй.
Дом, как всегда, встретил его теплом и тишиной. После холодного, пробирающего насквозь ветра, дома ему было особенно уютно. Приятно, закрыв плотные шторы на окнах, согреться перед телевизором чашкой горячего кофе. Вечером по обыкновению он работал в своем кабинете, но это чуть позже, а сейчас пока можно расслабиться, полистать журналы, подумать о событиях уходящего дня.
Правда, сегодня ему было немного не по себе от того, что день прошел необычно. Его ежедневный распорядок редко менялся, он привык к единообразию, оно придавало его жизни ощущение размеренности и устроенности. Он не любил и почти никогда не принимал спонтанных решений. Каждый свой шаг он сначала обдумывал, взвешивал и только после этого начинал действовать. Вообще, надо сказать, он ценил порядок во всем, будь то его рабочий стол, дом, или его фирма. Заведенный порядок, как правило, никогда не нарушался, но сегодня события как-то сами собой устремились прочь от намеченного им русла. Хотя, наверное, это произошло не сегодня, а гораздо раньше, - когда появились в его жизни эти сны. Но если поначалу он более или менее легко мог остраниться от них, то теперь, с годами, сделать это ему было все труднее. И дело даже не столько в самих снах, сколько в его отношении к ним. Они не давали ему жить как раньше, легко и спокойно, они все больше нагнетали напряженность в душе, под их влиянием он все более в мрачном свете воспринимал настоящее, саму жизнь. Подталкиваемый этим поспудным желанием разобраться в себе, успокоиться, он и позволил Ивану уговорить себя пойти к пророицательнице. Зачем? Он чувствовал легкое раздражение, неудовлетворенность собственными действиями, - разве не глупо он выглядел перед этой женщиной со странными темными глазами, от которой он ждал объяснений. По сути, она ничего ему не сказала, - только какие-то общие фразы, применить которые можно, наверное, к любому человеку. Она также не сказала ему и самого главного - как же ему избавиться от этого ночного кошмара.
Его размышления нарушил звонок домофона. С улицы раздался звонкий голос Леры. Он удивился, они не встречались уже несколько месяцев. С чего бы вдруг ей придти?
Он сразу заметил, что Лера изменилась, немного пополнела. Она была в брюках и просторной, темной блузке с ярким неопределенным рисунком. Узкие запястья ее загорелых рук были перехвачены узорными полосками золотых браслетов. Он вдруг вспомнил, как подарил их ей на день рождения. Она смеялась тогда над ним, зачем же два почти одинаковых? Помнится, он ответил ей: "Чтобы связать тебя по рукам". Конечно, он пошутил, никого связывать он не хотел, - ему всегда было лучше одному. Лера была очередным, не очень продолжительным, этапом его личной жизни. Они недолго были вместе, всего-то несколько месяцев. За то время, что она провела в его доме, он неплохо ее узнал. Это близкое знакомство лишний раз укрепило его мнение на счет того, что ему не нужен спутник в жизни. И не потому, что Лера была плохой и ветреной, отнюдь нет, просто она была обычной женщиной, которых он уже успел повидать на своем веку. Поначалу он, как, наверное, и многие, стремился, как говорят, к личному счастью, к надежному семейному очагу, обустроенному нежными женскими руками быту, но чем больше он узнавал встречающихся на его пути женщин, тем все меньше ему хотелось иметь свою семью. В один из моментов своей жизни он четко осознал, что он хочет одиночества. Просто ему не интересно было знать, что нынче носят, будет ли солнце к выходному, устроится ли семейная жизнь у Светы или Лены, когда же наконец родит себе ребеночка неудачница Вера. Все это ему знать было ни к чему. Он не хотел этого знать, и сопротивлялся тому, чтобы его голову засоряли болтовней. Противоположная же сторона всегда вопринимала это, как оскорбление, как пренебрежение. А что он мог? Только одно - расстаться. Одному ему было надежнее и спокойнее.
Именно так случилось и с Лерой. Это сейчас она, увидев его после долгих месяцев, почему-то радостно улыбается, а в день их расставания со злостью в глазах бросала ему в лицо колючие слова. После безуспешных попыток примирения, она, наверное, напоследок хотела выместить на нем злость за свои несбывшиеся, извечные женские надежды на сильное плечо и крепкий тыл. Но он был непробиваем, - он страстно хотел одного, чтобы поскорее за ней закрылась бы дверь. Он и сейчас отчетливо помнит облегчение от звенящей тишины, наступившей сразу после резкого удара входной двери.
Так, зачем же она вновь пришла ? Неужели хочет все начать сначала?
- Я пришла поговорить с тобой, - отвечая на его немой вопрос, сказала Лера, усаживаясь в его любимое кресло у окна. Она прекрасно знала, что он не терпел этого, но все-таки села именно туда.
- Хорошо. Давай поговорим. А о чем? Мы уже, если ты помнишь, все выяснили и во всем разобрались. Что еще тебе нужно?
Он чувствовал, как в нем закипает раздражение. Возможно, дело было даже не в Лере, не в ее неожиданном и таком неприятном визите, а в нем самом - в собственных мелких, докучливых неприятностях. Он больше не ощущал привычного уровновешенного жизненного ритма, не было той основательности и надежности, что он так ценил. Все вдруг стало каким-то шатким и зыбким, как веревочный мост под ногами.
- Ты знаешь, я много думала о наших с тобой отношениях.
- Нет у нас с тобой никаких отношений, - нетерпеливо перебил он Леру. - Давно закончились. Ты что, забыла?
Лера, лукаво улыбаясь, непринужденно покачивала острым лакированным носком своего сапожка с вкраплениями уличной пыли.
- Ну, зачем же так грубо? Закончилось, но не все. Дело в том, что я беременна.
Он несколько мгновений молча смотрел на Леру, как бы пытаясь полностью проникнуться ее мыслью, затем громко рассмеялся. Его неестественный смех звучал резко и вызывающе. Лера спокойно наблюдала за ним, ее взгляд как будто говорил: "Ну что же, посмотрим, кто будет смеяться последним".
- Ты, конечно, ничего не могла придумать более идиотского. Беременна она! А я-то здесь причем? Ты думаешь, я буду выяснять у тебя, сколько месяцев твоей беременности, высчитывать мой это ребенок, или не мой. Даже и не думай! Я и так знаю, что не мой. Надеюсь тебе все ясно? А дураков поищи в другом месте.
- Значит, ты так? Без всяких переговоров?
- Интересно, а что ты хотела? Что ты хотела получить от меня? Деньги, наверное? Так ведь?
- Нет, не деньги! - Лера, вздернув подбородок, вызывающе смотрела на него.
- А что же? Уж не думала ли ты, что я, потеряв голову от счасться, тебя в ЗАГС поведу?
- Почему бы и нет? Ребенок-то твой! Твой!
- Ну-ну!
- Ладно, - с угрозой в голосе произнесла Лера, поднимаясь с кресла и подходя к нему, - не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!
- Позволь тебе напомнить, что время месткомов и горкомов давно прошло.
- Ничего, мы еще посмотрим, кто будет всю эту кашу расхлебывать! Я не собираюсь одна отдуваться! Тебе это ясно?
- Ну-ну!
Она ушла, как в прошлый раз, гулко захлопнув за собой дверь.
- 4 -
Прошло несколько месяцев. Жизнь вробе бы начала возращаться в свою обычную колею, он каждый день уверенной походкой шел по длинному ковровому коридору своей фирмы. На пути к кабинету встречались его сотрудники, он с улыбкой отвечал на приветствия, обращенные к нему, и продолжал свой путь. Мало помалу, но порядок наконец наступал во всех его делах. Он четко осознавал, что причина этого - он сам, его теперь уже нормальное внутреннее состояние, так происходит потому, что закончились его ночные кошмары. Конечно, глупо было для делового человека оставаться в "привязке" к каким-то снам, но так было, - и он, по крайней мере, сам с собою должен быть честен в этом.
Прошло уже немало времени с тех пор, как он в очередной раз проснулся в холодном поту. Он даже стал забывать о них. Легкость и радость были в душе, бодрость во всем теле, не хотелось думать и вспоминать о пережитом внутреннем надрыве, тревогах и печали. Вот бы так было всегда!
Но однажды, уже в самом конце зимы, сон пришел опять. Все то же - темная ночь, улица, освещаемая лишь светом габаритных огней, грохот рессор по дороге, и он, беспомощный и жалкий. Он вновь весь в поту вскочил в ужасе с постели. Ему казалось, что он все еще слышит шум машины, ощущает удары собственного тела об дорогу, четко видит беспорядочные движения своих рук и ног, увлекаемые мощной силой. Он приходил в себя медленно, много медленнее, чем когда бы то ни было. Наверное, ему, действительно, пора к психиатру. Надо наконец признаться самому себе в этом. Пора обратиться за медицинской помощью, пока он окончательно не сошел с ума.
Светало. Город просыпался за его окном. А он все сидел в кресле у окна и думал о самом себе. Раздался обычный сигнал домофона. Он неспеша подошел к нему, медленно нажал кнопку:
- Дмитрий Николаевич, пожалуйста, скорее выйдите на улицу! - услыхал он взволнованный голос своего водителя.
- Что случилось?
- Да здесь... ребенок...
- Что за чушь? Какой ребенок?
Он не одеваясь торопливо открыл дверь дома, пересек заснеженный двор, отворил узорчатую металлическую калитку и оказался лицом к лицу с Мишей. На руках он держал ребенка. Коляска с припорошенным снегом козырьком стояла здесь же.
- Как же он здесь оказался? Наверное, замерз?
- Да нет, шевелится. Пока вы выходили, я посмотрел. Одеяло очень теплое, толстое.
- Надо позвонить в милицию. Возможно, малыша кто-то похитил, а потом подбросил. А пока давай занесем его ко мне. Не замерзать же ему здесь. Давай быстренько заходи, а я возьму коляску!
Они торопливо вошли в дом. Он заглянул в коляску, нет ли в ней молока для ребенка, или другого детского питания, - малыш, наверное, уже проголодался. В коляске лежала бутылочка с молоком и коробка со смесью, там же на белой простынке была и записка: "Извини! Воспитать сына одна я не смогу, отдаю его тебе. Надеюсь, ты о нем позаботишься. Ребенок твой! Прощай. Лера". Он несколько раз перечитал записку, с трудом осмысливая ее содержание. Значит, это Лера подбросила ему ребенка! Как же она может так поступать? Ведь она же мать! И что же делать теперь ему?
Он взял из рук водителя малыша, развернул одеяло. Малыш уже проснулся, он забавно таращил свои глазенки, кряхтел и сучил ножками. Жалость перед беспомощностью малыша, брошенного на произвол судьбы, вдруг горячей волной пронзила его. Он испугался, в какие же руки мог попасть ребенок, если бы не они нашли его.
- Надо бы покормить его, - сказал Миша. - Интересно, кто же это, мальчик?
- Да, мальчик. В коляске есть молоко. Сейчас я погрею бутылочку. А ты пока его подержи.
- Хороший парень, - восхищался ребенком Миша. - Какой же хороший! Надо же, уже улыбается! А вот и молочко. Та-ак, ложись, будешь кушать.
Малыш забавно причмокивал, струйка молока стекала по его пухленькой щечке. Наевшись, он какое-то время сонным взглядом смотрел на окружающую его новую обстановку, а потом спокойно уснул.
- Вы хотели сообщить в милицию, - напомнил Миша.
- Пусть поспит.
- Чей же это ребенок?
- Как, утверждает его мама, мой.
- Ничего себе! Что будете делать?
- Не знаю.
- Да... Жаль мальчишку... Мать бросила, по детдомам пойдет, а там хорошего мало.
Подумать только, Лера какова?! Так вот значит, что она имела в виду, угрожая ему! Нечего сказать, ловко она ему отомстила. Что же ему делать теперь? Хотя здесь даже не о чем и думать: если ребенок не нужен родной матери, то почему он, совершенно посторонний человек, должен над этим голову ломать. А если все-таки не чужой, не посторонний? Получится, что он своими руками отдаст в детдом своего сына, откажется от него, он, имеющий достаточно денег, чтобы воспитать и поставить на ноги с десяток таких малышей. Да нет, конечно, - это бред! Что же он должен теперь превратиться в няньку? Что за безумие?
Безумие? Он уже сегодня говорил себе об этом... безумие... Ах да, сон! Он ведь именно сегодня пришел опять! Ему показалось, что он опять видит темную улицу, освещаемую лишь светом габаритных огней, слышит шум машины, ощущает удары собственного тела об дорогу. Эта картина неожиданно ярко возникла перед его внутренним взором. Что за аналогии? При чем здесь сон? Но в голове, как испорченная пластинка, царапающаяся об иглу, шли по кругу одни и те же мысли. Почему-то вдруг вспомнились слова прорицательницы: ...не совершайте ошибок!
Да что же это такое? Как же ему во всем разобраться? Он понимал, что искать ответа во внешнем не стоит, - кто ему может сказать, как поступить, -ответ надо искать все-таки в себе. Он прислушивался к пресловутому внутреннему голосу, но тот молчал. Внутри явственно обозначался надрыв и тяжелая усталость. Он, действительно, устал от опустошенности и ожидания беды. Ведь он, по сути, весь во власти черных мыслей, мозг его, особенно после ночных видений, без конца прокручивает разные варианты, как будто высчитывает вероятность трагического исхода. Недаром он в последнее время всерьез стал опасаться сумасшествия. Разве так уж он далек от этого? Нет, надо все это разрушить, сломать и на очищенном месте построить новое здание - светлое, просторное, наполненное солнцем. Но разве он один сможет? Кто поможет ему? Да вот хотя бы этот человечек, сладко посапывающий в своем одеяльце. Что если, действительно, этот малыш - его шанс, который развеет его химерный мрачный мир? И вместе с ним канут в бездну все его тревоги и сомнения?
И тогда он вдруг решительно заявил:
- Он будет жить здесь! - сказал, будто бросил вызов целому свету.
- Но как же вы... - удивился Миша. - Вы же не нянька. За ним уход нужен.
- Конечно, я не нянька! Разве мало можно найти нянек за деньги? Подберем самую хорошую, пусть воспитывает.
- А если... женщина обманула вас... ну-у... если не ваш это ребенок...
- Знаешь, я вот подумал, раз он появился в моем доме, значит, так и должно быть. Пусть так и будет! Сегодня я останусь дома, с малышом, а ты сгоняй на работу... хотя нет, им я сам позвоню... ты лучше съезди в магазин, купи все необходимое, ну там одежду, пеленки, а главное питание, смеси... - он оценивающе смотрел на Мишу, будто сомневаясь сможет ли тот выбрать нужное. - Что-то я в тебе, Михаил, сомневаюсь, по-моему ты ни черта не смыслешь в этих вещах.
Миша весело рассмеялся, блеснув золотым зубом:
- А сами-то разве разбираетесь?
- Что же, будем учиться! Но пока нам нужен хороший учитель. Он нам как воздух необходим!
- Так я Татьяну свою захвачу. Она толк в этом знает!
- Точно! Вот и хорошо! А я буду няню искать. Кому же бы мне позвонить? Надо подумать... Ну а ты поезжай, поезжай быстрее!
Он тихонько взял на руки малыша, тот сладко спал. Наверное, ему снился сон, неведомый и прекрасный, ведь он улыбался, смешно растягивая в улыбке свой пока еще беззубый ротик. Возможно, он видел во сне доброго волшебника или фею, а может быть, он все еще пребывал в чудесной стране, где ярко светит солнце и никогда не бывает горя. Он не мог знать, что же видит во сне малыш, но чувствовал, что сновидение маленького человечка яркое и радостное. Светло вдруг стало и у него на душе, мрак незаметно рассеялся. Он чутко прислушивался к дыханию ребенка и тихонько радовался какому-то неведомому чувству, наполнявшему, казалось, каждую клетку его тела; он восхищался величием присутствующей здесь, на его руках, зародившейся новой жизни. И он, уже ощущая свою причастность к ней, желал страстно и горячо, чтобы эта новая жизнь, минуя скользкую тропу разочарований и расплат, шла бы уверенно по восходящей к великой высоте и свету.