Ранним утром из подъезда высокого панельного дома вышли двое мужчин. Один, лет сорока, плотный, с длинными светлыми волосами, собранными на затылке в пучок, поправил круглые очки и сказал, усмехнувшись: "Ну ты, Евгений, алкоголик!" Второй, лет за тридцать, маленький, щуплый, с жесткими, торчащими в разные стороны черными волосами, моргнул сонными карими глазами и ответил, трясясь от холода и похмелья: "Так ты все достаешь и достаешь. Сколько себя помню, никогда от выпивки не отказывался". Первый проворчал что-то и отомкнул железный гараж-ракушку. Они уселись. Серый "опель", проломив тонкий октябрьский лед в луже, медленно двинулся вдоль тротуара. Не успел он свернуть за угол дома, как Евгений спохватился:
- Олег! Я деньги забыл. И цепочку, - добавил он, проведя рукой по шее.
- Алкоголик! - ответил Олег. - Ладно, времени много. Я схожу, а ты оставайся. А то примета плохая.
- Я в приметы не верю, - ответил Евгений. - Чему быть, тому быть.
Они вышли из машины, поднялись на лифте. Евгений забрал с тумбочки деньги и тонкую цепочку.
Олег вставил ключ в зажигание, провернул. Мигнули лампочки на приборной доске, раздался звук двигателя, разгоняемого аккумулятором, но мотор не завелся.
- Что за черт! - сказал Олег. - Машине всего три года. Только что работала. Бензина полный бак.
Он попробовал снова, но мотор не запускался. Олег вылез, открыл капот, посмотрел с сомнением внутрь.
- У тебя сигнализация, блокировка есть? - спросил Евгений.
- Ни хрена у меня нет! - отозвался Олег. - Ладно. Пробуем еще раз. Если не заведется, иди на трассу, лови кого-нибудь.
Машина не завелась. Евгений достал из багажника большую кожаную сумку и пошел через двор. Кто-то грел машину у подъезда.
- Свези в Шереметьево, - попросил Евгений, наклонившись к окну водителя.
- Нет, не поеду, - резко ответил тот. - Своих дел полно.
По магистрали быстро проносились редкие машины. Никто еще не "бомбил" и не останавливался. Подошел Олег.
- Ну что? - спросил Евгений.
- Что, что. Закрыл, оставил. Механика надо вызывать. Говорил: не возвращайся.
Дул резкий ветер, моросил мелкий холодный дождь. По-прежнему никто не останавливался.
- Похоже, попал, - сказал Евгений. - Осталось полтора часа, а ехать минут сорок.
Олег выбежал на мостовую и замахал рукой бежевой старой "волге", быстро шедшей в дальнем ряду. Она притормозила и по дуге приблизилась к тротуару.
- Куда вам? - с сильным акцентом спросил кавказец, слегка опустив стекло.
- Опаздываю. Машина сломалась. Через полчаса надо там быть.
- Успеем! - успокоил водитель. - Куда лэтишь?
- В Париж.
- Вах! - покачал он головой. - Самый лучший место.
Выйдя из машины, Евгений протянул кавказцу зеленоватую купюру, сокрушенно покачал головой.
- Что, опоздал?
- Не знаю, сейчас посмотрю.
Вылет задерживался на час по техническим причинам. Регистрация на рейс Air France продолжалась. Евгений сдал сумку в багаж и спросил, почему нет второго посадочного талона.
- Потому что у вас второй рейс от Парижа до Сан-Франциско - другой авиакомпанией. Тут Air France, а там Delta, - объяснили ему.
- Так что, и багаж снова получать? - спросил он.
- Нет, багаж не надо. Только билет зарегистрируйте.
Евгений быстро прошел пограничный контроль, предъявив паспорт с американской визой В-1. В буфете он купил за рубли плоскую флягу армянского коньяка, сел на черное сиденье в длинном ряду, разделенном никелированными подлокотниками, отвинтил пробку и хлебнул из горлышка. Рядом сидели и стояли несколько молодых людей, знакомых между собой.
- Вот человек с утра заправляется, - улыбнувшись, кивнул на Евгения его сосед.
- Хочешь? - протянул ему флягу Евгений.
- Спасибо. Рановато, - отказался тот.
Евгений убрал флягу в нагрудный карман рубашки, подошел к телефону-автомату на стене и позвонил Олегу.
- Успеть-то успел, - сказал он. - Но в Париже теперь всего час остается на пересадку.
- Куда тебе больше? - успокоил Олег. - Из одного самолета вышел, в другой зашел. - Сашке привет от меня передавай.
Олег никогда не был в Париже и не знал аэропорт имени Шарля де Голля и его особенностей.
----------
Евгений проспал весь полет. Из самолета высаживали на летное поле. Автобус долго вез его между зданиями, и когда он оказался, наконец, у конторки регистрации, до отлета его рейса оставалось полчаса. Девушка постучала по клавишам и сказала беззаботно:
- Рейс закрыт.
- Как закрыт? Вот мой билет!
- Закрыт, - повторила она.
- С какого терминала он отправляется? - спросил Евгений.
- F, - ответила девушка и посмотрела на него с удивлением. - Вы хотите туда ехать?
- Я уже еду, - тихо выкрикнул Евгений.
Он повернулся, нырнул под ленту барьера, разделяющего очереди пассажиров, с советской бесцеремонностью оттеснил какого-то господина, собиравшегося выйти из стеклянных дверей, и заскочил в готовый отъехать автобус-челнок.
Челнок долго тащился по аэропорту, и, наконец, остановился у дверей, над которыми Евгений со слабой надеждой увидел большую букву F. Он первым выскочил из автобуса и побежал вверх по лестнице. На регистрацию стояла очередь примерно из пятнадцати человек.
Евгений проворно зашел через выход, встал перед пожилой дамой, приближавшейся к освободившемуся месту у стойки. Excuse me, mam, - сказал он и указал ей рукой назад, в толпу, словно ее ожидало там что-то очень важное. Дама обернулась, а Евгений протянул женщине за стойкой свой билет. Та застучала по клавишам. Дама позади долго всматривалась в мелькавших в зале людей, никого не нашла, обернулась, и ничего не поняв, стала снова ждать своей очереди.
- Рейс закрыт, - снова услышал Евгений.
- Это не по моей вине, - сказал он, тяжело дыша. - It"s not my fault. Там мой багаж. I must be on the same plane with my baggage! - Он указал на багажную квитанцию, приклеенную к обложке билета.
- Oh! Oh! - всполошилась женщина за конторкой и снова застучала по клавишам.
- Please! Do something, - сказал Евгений тихим голосом. - I can"t miss this plane.
Женщина, не поднимая глаз, кивнула и застучала еще быстрее. И через несколько секунд Евгений увидел перед собой голубую картонку посадочного талона. Он быстро схватил ее, вложил в паспорт и бросился за угол, в коридор, где впереди, над головами толпы, виднелись магнитные рамки проверки на безопасность. Евгений проталкивался вперед, пока перед ним не начались три линии, разделенные лентами барьеров. У входа в них стоял французский Шариков, с идиотской улыбкой повторявший "В очередь, сукины дети! В Очередь! (Keep in line!)" и зорко следивший, чтобы никто не прошел без посадочного талона.
Продвижение Евгения замедлилось. Он взглянул на часы: до отлета оставалось 12 минут. Наконец, рамка осталась позади. Он выскочил по пологой медленной ленте эскалатора наверх, в огромный посадочный павильон терминала F. Перед ним оказались ворота F-1. В талоне его значилось F-50. И он побежал по длинному залу, расталкивая изумленно расступающихся пассажиров. Вслед ему не раздалось ни единого недовольного выкрика.
Метров за пятьдесят Евгений увидел очередь перед нужными воротами и сбавил скорость. Он подошел к веренице людей и встал в конец.
- Сан-Франциско? - выдохнул он.
- Yes! - ответила ему старушка с буклями, обернувшись с сочувственной улыбкой. - We missed our plane here, in Paris, last year.
- I can"t miss the plane, - сказал Евгений, стаскивая с себя куртку и вытирая лицо носовым платком.
Он предъявил посадочный талон, прошел последний контроль, но вместо самолета снова оказался на летном поле, спустившись по винтовой лестнице. В Париже было много теплее, чем в Москве, и светило солнце. Евгений беспокойно огляделся и вошел в автобус. Поднявшись по трапу в самолет, он снова недоверчиво спросил у стоявшей в дверях стюардессы: "Сан-Франциско?" "Yes!" - ответила она приветливо. Он разыскал свое место, оказавшееся у прохода, сунул куртку в отсек над головой, сел, пристегнулся. Достал из кармана рубашки флягу, отвернул пробку, отхлебнул коньяка и огляделся, успокаиваясь.
Рядом с ним сидела очень красивая девушка. Мулатка лет двадцати двух с тонкими европейскими чертами лица. Он увидел у нее в руках газету "Коммерсантъ" и спросил: "Вы читаете по-русски?" Она посмотрела на него насмешливо и сказала без акцента с московским выговором: "Читаю, представьте!"
- Ну что вы сердитесь, - сказал Евгений. - Мы же не в Москве, а в Париже пока. И направляемся в Сан-Франциско. В таких обстоятельствах трудно предположить, что русский - ваш родной язык.
- Меня и в Москве за иностранку принимают, - ответила девушка. - Особенно таксисты. Недавно сажусь у Юго-Западной. Куда, спрашивает. Университет. Он говорит: 500 рублей. Ты что, спрашиваю, мужик, оборзел? А! Так ты наша! Ну тогда 50. И девушка засмеялась таким заразительным смехом, что Евгений тоже не удержался и улыбнулся.
- А я сегодня два раза чуть на самолет не опоздал, - сказал он. - Приятель меня подвозил, и машина у него сломалась. Потом рейс задержали. Из-за этого здесь, в Париже, бежал, как сумасшедший, расталкивал всех.
- И напрасно, - сказала мулатка. - Я бы не побежала. Куда торопиться? Ну, опоздали бы, что такого? Полетели бы позже.
- Мне нельзя опаздывать, - сказал Евгений хмуро.
Девушка пожала узким плечиком под тонкой кожаной курткой и опять сосредоточилась на "Коммерсанте". Стюарт, раздававший напитки, дошел до них.
- Bordeau, please, - попросила она.
- Коньяк, - сказал Евгений, но стюард не понял его произношение, и ему пришлось ткнуть пальцем в маленькую бутылочку на его тележке.
- У меня с утра было нехорошее предчувствие, - сказал он, глотнув из стаканчика.
- Это у вас от коньяка, - ехидно заметила она.
- Нет, коньяк - это следствие. Хотя, может быть, вы и правы, - задумчиво сказал он. - Но теперь больше ничего не случится. На сегодня хватит. Нам здесь сидеть рядом придется довольно долго. Давайте познакомимся, что ли?
- Давайте, - легко сказала девушка. - И можно на ты.
- Это славно, - ответил он. - Меня зовут Женя.
- А меня Марианна.
- Ты надолго в Сан-Франциско? - спросил он.
- Не знаю. Как получиться, - ответила она сдержанно.
Женя почувствовал, что она не хочет говорить о своих планах. Она взглянула на экран впереди, в середине салона, и сказала: "Кино начинается. Давай смотреть". И надела наушники. Женя попробовал следить за ходом действия, но совершенно не улавливал смысла быстрой английской речи персонажей.
- Ты понимаешь? - спросил он Марианну.
- В общем, да, - ответила она, высвободив одно ухо. - У меня с английским все в порядке. Я ИНЯЗ закончила в этом году.
- У! - позавидовал Женя. - А я читаю хорошо, но со слуха ни фига не понимаю. Слишком быстро.
- Я тебе буду переводить, - предложила она.
И стала шептать ему на ухо короткие фразы и отдельные слова. Он несколько раз переспрашивал, не понимая. Марианна легонько стукнула его кулачком по плечу и сказала, злясь и смеясь: "Какой ты бестолковый, Евгений!"
----------
Когда через десять часов на экране появилась карта, на которой маленький самолетик приближался к Сан-Франциско, ему показалось, что он знает Марианну очень давно. Но она по-прежнему ни слова не сказала о том, куда и зачем летит, и не спрашивала Женю о цели его поездки.
- Тебя встречают? - спросил он, когда они выходили из самолета.
- Скорей всего, нет, - пробормотала она уклончиво. - А тебя?
- Вообще-то должны. Только человек, которого я никогда раньше не видел.
- Как же ты его найдешь?
- Постараюсь узнать по описанию. А, может, у него табличка будет. Слушай! И что, мы вот так расстанемся и больше никогда не встретимся?
- А ты хочешь? - спросила она насмешливо.
- Ну в общем - да, - ответил он серьезно.
- Тогда дай телефон, я тебе позвоню.
Женя задумался. Потом написал в записной книжке два номера и вырвал листочек.
- Этот здешний, - указал он. - Спросишь Александра Ивановича. Он скорей всего будет знать, где я нахожусь. А этот московский. Ты же вернешься в Москву?
- Обязательно! - сказала она весело.
- Тебе сейчас куда? - снова спросил он.
- Мне в город, - быстро ответила она.
Они прошли пограничный контроль и таможню.
- Вот он, кажется, - сказал Женя, увидев в толпе встречающих седого кудрявого мужчину лет 45 в тонких золотых очках.
Тот, тоже приглядываясь к Жене, шагнул навстречу и спросил:
- Евгений Бахметев, если не ошибаюсь?
- Он самый, - ответил Женя. - Здравствуйте, Александр Иванович. Вам привет от Олега Пьянова. - Они пожали друг другу руки.
- Отдохнуть с дороги не хотите? - поинтересовался Александр Иванович. Он говорил мягко, подчеркнуто вежливо; улыбался доброжелательно.
- Нет, некогда, - замахал рукой Женя. - Нам бы скорей переговорить.
- Хорошо, пойдемте в машину. Поговорим и решим, куда ехать.
- А можно нам сперва девушку подвезти? - попросил Женя, обернувшись к Марианне, стоявшей чуть в стороне.
Александр Иванович поглядел на нее, слегка вскинул брови, потом спросил приветливо:
- Куда барышне нужно ехать?
- В город, - ответила она, улыбнувшись открыто. - На Union Square.
Александр Иванович задумался, потом сказал: "Ну что ж. Может быть, это и нам подойдет".
Они остановились на углу улицы, круто уходившей вверх, рядом с небольшой площадью. Александр Иванович вынул из багажника черный пластиковый чемодан на колесиках с выдвижной ручкой и поставил его на тротуар перед Марианной. Девушка, несмотря на долгий перелет, выглядела свежей и отдохнувшей. "Спасибо", - поблагодарила она.
Женя тоже вышел из машины. Он, задрав голову, поглядел на бронзовую позеленевшую статую женщины с трезубцем и венком в руках, стоявшей на одной ноге на высокой колонне, на толстые пальмы по углам площади. Дул резкий ветер и гнал по небу обрывки низких облаков, похожих на дым. В просветах мелькало голубое небо. Солнце то освещало мостовую и зелень газонов вокруг, то вновь скрывалось в дымке. От усталости, бессонной ночи, смены обстановки все вокруг казалось Жене нереальным, зыбким. И Марианна как будто тоже была частью этого миража. "Позвонишь?" - спросил он ее. Она кивнула, улыбаясь. А он, неожиданно для себя, слегка обнял ее за плечи и поцеловал в шоколадную щеку.
- Она кто? - спросил Александр Иванович, когда они снова сели в машину.
- Она к делу не относится, - сказал Женя.
- Хорошо. Сейчас поставим машину и поговорим где-нибудь в кафе. Вы, наверное, есть хотите? К тому же, если решите сразу получить деньги, то здесь как раз банк рядом. Можно заказать на завтра.
- Поесть потом. Поехали сразу в банк. У меня обратный билет на завтра, на четыре часа.
- Сколько точно вам нужно?
- А сколько можно вывезти?
- До десяти тысяч наличными.
- Тогда закажите ровно десять тысяч.
- Вообще говоря, это не мое дело, - сказал Александр Иванович, - но мне крайне любопытна вся эта история с вашими деньгами.
- Я понимаю, - ответил Женя. - Вы очень мне помогли, и сейчас помогаете, тратите свое время. Да и хлопоты лишние. Имеете полное право спрашивать. Давайте сейчас все-таки закажем деньги, а завтра я вам расскажу, все, что вас интересует. Эти десять тысяч я должен скорее отвезти обратно и передать на лечение одной девушке. Она очень больна. Если бы вы даже перечислили деньги в Москву, такую сумму мне сейчас, после обвала, никто все равно бы не выдал. Вот и пришлось самому ехать.
- Вы не боитесь с такой суммой в Москву?
- Ничего, обойдется.
----------
Утром Александр Иванович издалека увидел Евгения, стоявшего на тротуаре у дверей, над которыми сияла большая голубая вывеска "Citibank". Пока Александр Иванович получал и пересчитывал деньги у стойки, Женя, сгорбившись, сидел на диване возле окна и смотрел себе под ноги. Он явно больше никуда не торопился.
- Вот! Ровно десять тысяч, - сказал Александр Иванович, положив перед ним на стол пачку сотенных купюр.
- Спасибо, - ответил Женя безучастно и убрал деньги в карман куртки.
- Пересчитайте, - сказал Александр Иванович. - Мало ли что.
- Извините за беспокойство, только сейчас все это уже ни к чему. - Женя махнул рукой. - Опоздал.
- Как опоздали? - не понял Александр Иванович.
- Я ночью звонил туда, на Украину ... И мне сказали, что Алла умерла вчера днем.
- Алла - это та девушка, которой вы собирались помочь? - уточнил Александр Иванович.
- Да.
- И куда вы теперь? Домой?
- Куда? - переспросил Женя. - Не знаю. Мне теперь все равно. Поеду на Маркизовы острова.
- Это где же такие острова? - удивленно спросил Александр Иванович.
- Точно не знаю. Кажется, около Новой Зеландии. Недавно рекламу видел в журнале: "Пропади на Маркизовых островах".
- И куда прикажете остальные деньги переслать? - спросил Александр Иванович с беспокойством.
- А сейчас где они у вас хранятся?
- Вложены в бумаги, в акции под 5% или около того.
- Вот и пусть пока лежат. Если проявлюсь через интернет или еще как-нибудь, мне отдадите, а если на самом деле пропаду, то отошлите их в благотворительный фонд. Знаете какой-нибудь фонд?
- Знаю, - сказал Александр Иванович. - Здесь есть Фонд помощи русским детям. Существует еще с довоенных времен. Там старорусские старушки заседают, шлют деньги в Россию в детские дома, в больницы.
- Во-во! Это подходит, - обрадовался Женя. - Им и отдайте.
- Вы вчера обещали рассказать вашу историю, - напомнил Александр Иванович. - Сумма-то значительная. Торопиться вам теперь, как я понял, некуда. На Маркизовых островах вас никто не ждет. Уделите мне часок, чтобы я в качестве вашего доверенного лица чувствовал себя спокойно.
Женя поднял голову и посмотрел на него.
- Это долгая история, - сказал он.
- Ничего, я сегодня свободен, - ответил Александр Иванович. - Здесь недалеко есть помещение специально для деловых встреч. Там можно поговорить спокойно.
Они вошли в стеклянный вестибюль высокого здания, над входом которого на широком козырьке была установлена металлическая надпись полуметровой высоты: 101 Second Street. В просторном зале стояли столы, стулья, широкие скамьи. Сквозь отверстия в полу росли деревья. За столиками сидело несколько человек. "К ленчу еще народ наберется, - сказал Александр Иванович. - Если хотите большего спокойствия, пойдемте наверх". Женя вслед за Александром Ивановичем поднялся по ступеням из непрозрачного стекла на второй этаж. Там не было ни души.
- Здесь, правда, курить нельзя, - заметил Александр Иванович извиняющимся тоном.
- А я все равно не курю, - ответил Женя и сел за крайний стол в углу. Он помолчал, потом сказал нерешительно. - Даже не знаю, с чего начать. Вы когда уехали? Перестройку застали?
- Застал. По крайней мере, инфляция уже началась. Считать стали тысячами.
- Тогда можно долго не распространяться, - сказал Женя. - Мне от того времени больше всего помнятся борьба с пьянством, Чернобыльская авария и путч в августе 91-го. А потом как-то все быстро покатилось. Работа стала такая: хочешь - ходи, хочешь - не ходи. Не выгонят, но зарплата такая, что хватает ее на две бутылки пива. Еще левые договора случались, и кое-как прожить можно было. Но тут жена устроилась на товарно-сырьевую биржу. Смотрю, она раз домой вернулась в час ночи, другой - под утро. Я говорю ей: дело твое, но я тогда тоже так себя вести буду. А она отвечает, что ей меня видеть и то противно. Люди, говорит, миллионы зарабатывают, а ты сидишь, в компьютер пялишься за десять тысяч "деревянных" и палец о палец не ударишь. Ну и ушла через неделю.
- Но женщина не уходит в никуда, - заметил Александр Иванович мягко.
- Ну да, ну да, - закивал Женя. - Я потом тоже понял. Узнал, что она с брокером там сошлась. На бирже. А тогда поверил. Думал, что она ушла из-за того, что я денег мало получаю. Неудачник, короче. Детей у нас не было ...
- А родители ваши? - спросил Александр Иванович.
- Мать умерла, отец еще до того развелся и жил много лет с другой семьей. Короче, на работу смысла нет ходить. Другой не найдешь просто так, без знакомств... Один раз на Соколе зашел в церковь. Тогда еще мало было действующих церквей. "Всех Святых" она называлась. И там на иконе Божьей Матери прочел цитату из какого-то тропаря: "Исцели болезни многострадающей души моей". Надо же, думаю! Как будто для меня написано. Потом огляделся: одни бабки кругом. И я среди них. Обрядов не знаю, службу не понимаю. "Исцели болезни ..." Но никто не исцелит.
Женя замолчал, уставившись невидящим взглядом через стекло вниз, на улицу. А Александр Иванович сказал тихо:
- Церковь Всех Святых в земле Российской просиявших. Здесь тоже такая есть.
Женя взглянул на него и переспросил. - Просиявших? Это славно. - Потом продолжал. - Так что осталось только пить. Сначала я все-таки еще на работу ходил, а потом сорвался. В штопор ушел. И случилась одна вещь ... С чего все и началось-то. Рассказывать трудно, потому что я так и не уверен до сих пор, что на самом деле было, а что мне вообразилось. Вроде, просто совпадения, но больно уж их много.
Короче, пил я вторую неделю подряд. Утром стоял на кухне и думал, как бы опохмелиться. Было 10 июня 1994 года. Это я потом установил и запомнил. А тогда мне все равно было, лишь бы выпить. Вдруг слышу голоса. Неясные, из соседней комнаты. Подумал, что телевизор забыл вечером выключить, но вспомнил, что уже променял его на прошлой неделе соседу на две бутылки водки. Голоса неясные, мужской и женский. Словно что-то обсуждают и смеются. Пошел посмотреть и вижу в комнате на стене цветок. Не нарисованный, а как будто живой. И не просто живой, но растущий прямо на глазах вверх по стене. Как в ускоренной съемке. Стебель медленно тянется вверх, листья разворачиваются, цветок распускается. Я забыл про голоса. Зато вспомнил аспиранта Мишу из Новгорода. Он рассказывал, как ездил шабашить куда-то в Казахстан. И там они гнали бражку из воды с сахаром с помощью старой стиральной машины. Потом в магазине сахар кончился, и вместо сахара они стали использовать черный хлеб. И на третий день употребления этой бражки из черного хлеба Мише привиделся в бараке черт. Вернее, сразу два. Один большой привел другого поменьше. И оба уселись на Мишину койку. Миша был тот еще шутник, и я тогда не очень ему поверил. Но почему-то этот цветок на стене мне сразу напомнил его рассказ. Я подошел, хотел потрогать цветок рукой, но он исчез, и остались просто старые обои. На них - узоры завитками. Зато опять слышу мужской голос. Теперь как будто из кухни. Кто-то явственно сказал: "Чернильницу!" И дальше смех; мужской и женский.
Я пошел на кухню, выпил большую кружку воды и подумал, что дело плохо, что надо как-то остановиться. А с другой стороны, что толку, что остановишься? Жена не вернется. Работа накрылась. Другого ничего, кроме как нажимать кнопки на клавиатуре, я не умею. Деньги кончились. Друзья от меня устали. И от бессилия, от тупика этого полезли мне в голову всякие волшебные палочки, феи с тремя желаниями, джины из кувшинов и прочая дребедень. И стал я прикидывать, чтобы выпросил у всей этой сказочной силы.
Первым делом, конечно, пива пару бутылок. А потом, чтобы пиво прямо из крана текло ... Нет, так никогда не остановишься. Чтоб Машка вернулась? От своего брокера, после всего, что было? Нет, и Машку не стал бы возвращать. А вот чтобы почувствовать себя хорошо. Свежим, с ясной головой, и во рту чтобы не было мерзкого привкуса. И потом найти работу. Серьезную, на новом софте, на басурманских компьютерах. И чтоб за нее еще деньги нормальные платили. Вот чего бы спросил.
Так, может быть, это и самому можно устроить? Хотя бы поесть чего-нибудь для начала. Нашел черствую горбушку и стал ее резать. Нож тупой. Сорвался с твердой корки и отмахнул с указательного пальца левой руки, прямо с подушечки, круглый кусок кожи. Кровь пошла, но не сильно. И тут представилась мне такая штука, что если подписать этой кровью некий договор, хотя бы просто пустую страницу, то и начнет сбываться, что ни пожелай. А что платить придется, душа в ад пойдет, так она и так уже почти там. Самому смешно стало. Достал записную книжку, которую мне отец подарил. В ней в конце были такие странички с дырочками вдоль корешка, чтобы легко отрывать. Так вот, я открыл книжку на первой страничке с дырочками, обмакнул спичку в ранку на пальце и расписался внизу, а сверху место как бы для текста оставил. Бросил книжку на стол, пососал палец, приложил кусок ваты и обмотал скотчем. Вернулся на кухню, отрезал со второго раза половину от горбушки. Сел, грызу ее и смеюсь сам над собой. Совсем крыша съехала, договора кровью стал подписывать.
Ничего, конечно, не случилось. И чувствовал я себя по-прежнему скверно, только как-то без опохмела прилег на диван и заснул. Проснулся от звонка в дверь. Пришел Гоша, институтский друг. Я слышал, что он стал большим человеком, но сам больше года его не видел. Он совсем облысел с тех пор. Хорошо, что я тебя застал, говорит. А в руках у него ничего нет, только две бутылки пива. Хочешь, спрашивает. Я говорю: давай. На кухне открыл, ему первому протягиваю. А он: я, мол, за рулем, не буду. И вообще я по делу, на минутку, так что ты сам пей. Ты как, говорит, работаешь? Нет, отвечаю. В поиске. Он обрадовался. Давай твой телефон. А то я его потерял. Я тебе завтра позвоню. Может хорошее место обломиться. Только чтоб завтра был, как огурец. Пиво допей и больше ничего. Где у тебя ручка, бумага какая-нибудь? В комнате на столе поищи, говорю, а сам от пива не могу оторваться. Он вышел, кричит: диктуй! Потом вернулся. Отдыхай, говорит, спи. А я тебе завтра утром позвоню. И ушел. А я пиво допил и опять заснул. Проснулся часов в пять утра. Думаю, Гоша не позвонит. Но душ принял, побрился, рубашку погладил. И тут он звонит. Часов в восемь. Назвал адрес и сказал подъехать к девяти. Из проходной по внутреннему спросить Федорова, сказать, что от него, от Гоши. Я приехал, а это оказался Инкомбанк. Часа три они со мной разговаривали. Два программиста и один начальник. А потом спрашивают: Можешь завтра выйти? Могу, говорю. Ну вот и славно. Я домой вернулся, тут Гоша звонит. Ну как, спрашивает. Да все путем, говорю. Подошел, вроде. С меня причитается. Он говорит: сочтемся. А ты, спрашиваю, тоже в этом банке? Он отвечает, что нет, что Федоров, что со мной разговаривал, его бывший подчиненный. Ты давай, говорит, старайся. Поддержи марку родного ВУЗа. Постараюсь, говорю. А что у них за спешка такая? А Гоша объясняет, что у них какой-то проект новый. Чуть ли не за 20 лимонов баксов, а парень, что до меня работал, на машине насмерть разбился. Я слыхал, говорит, от ребят, что ты без работы сидишь. Ну и сразу к тебе. Там, говорит, и мои бабки участвуют, в этом проекте. Так что давай. А с зарплатой что? С зарплатой, говорю, на словах все в порядке. Зарплата в рублях приличная, а премии обещали валютой платить. Ну и ладно, говорит.
Я нашел на столе записную книжку, хотел убрать, но полистал и увидел, что листок с моей кровавой подписью исчез. Видно, Гоша как раз на нем телефон записал и унес. Я хотел, было, ему перезвонить, попросить тот листок обратно. А потом думаю: какое это теперь значение имеет? Глупость все. Еще смеяться будет. Если сразу не заметил, что это кровь была, то и потом не догадается.
Вышел я на работу и обо всем забыл. Пить перестал. Только если в праздник, в офисе, за компанию. Я там, в банке, всем занимался: и интерфейсы проектировал, и код писал, и производительность повышал. Интересно было. И времени не жалел, потому что в первый раз пришлось заниматься серьезными вещами. Чувствовал себя на месте. И платили хорошо.
А Олег Пьянов там еще до меня работал. Он администратором был, сетями занимался и защитой данных. Я системных паролей не знал и не лез, куда не просили. Меньше знаешь, крепче спишь. Мы с ним особенно не общались.
Два года прошло, и все было нормально. Но один раз я засиделся на работе, все код отлаживал. Вдруг вижу, запустился процесс, по времени стартовал. И пока выполнялся, то пароль в системе некоторое время был виден незакодированным. Прокольчик, думаю, у вас, господин Пьянов. Конечно, в систему никто, кроме 3-4 человек доступа не имеет, но мало ли что.
Из любопытства полез рыскать по базе. Нашел Гошины данные. Вижу, денег у него около ста тысяч долларов на счету крутится. Если, думаю, это все его, а не фирмы, то сумма порядочная. И как будто позавидовал, что у меня таких денег нет и никогда, наверное, не будет. Зарплаты мне хватало. Машину я не водил, и она мне даром была не нужна. А квартира после ремонта вполне меня устраивала. Двушка на Шаболовке в кирпичном доме. Телевизор, видеомагнитофон, барахло всякое я прикупил. Но вот, позавидовал. Просто сумме позавидовал.
На следующий день я Олега тихо предупредил один на один. Он сразу же исправил способ запуска задач и все пароли сменил. Потом приходит уже к вечеру. Спасибо, говорит. С меня бутылка. И, правда, потом бутылку коньяка армянского принес. Мы с ним ее вместе и распили. С тех пор у нас дружба началась. Не так, чтобы очень близкая, но стали друг другу доверять.
С папашей мы встречались редко. У него свои дела, у меня - свои. На 50-летие его, помню, ходили еще с Машкой на банкет в ресторан. А потом созванивались раза два-три в год. В общем, без особой нежности. А тут он мне звонит вечером домой и говорит, что хочет встретиться завтра. Мол, разговор нетелефонный. Какие же, спрашиваю, сейчас, при Ельцине, нетелефонные разговоры могут быть? Ну, приезжай ко мне. А он говорит: нет. Назначил встречу в обед в Столешниковом. Я пришел, смотрю: он постарел, но ничего, огурец огурцом. Плащ новый, шляпа, ботинки, "дипломат" кожаный. Все путем. Сентябрь был, но тепло, солнечно. Листья опадают. Сели мы на лавку в сквере возле каменного Ленина позади здания с мордами основоположников на фасаде. Он сказал, что работает в мэрии, а аппарате Лужкова, и что у него неприятности, и под него копают. И он хочет мне деньги передать на хранение. А потом забрать, когда все уляжется. Ты говорит, в банке работаешь? Так еще лучше. Положи себе на счет. Я предложил ему самому счет открыть. Но он говорит: нельзя, пусть будет на твое имя. А много ли денег, спрашиваю. Сто тысяч с небольшим, говорит. В рублях? Но он похлопал по "дипломату" и сказал, что в долларах. И что, прямо сейчас брать? Ну да, когда еще? Только домой не носи, а прямо в банк.
У меня был сейф на работе, где я CD с дистрибутивами хранил. Я туда деньги переложил. Десять пачек по 10 тысяч и еще одна пачка тоненькая. В ней долларов восемьсот было. А "дипломат" отнес домой и убрал в шкаф. Потом, думаю, верну. И две недели по 10 тысяч на свой счет вносил. Сначала боялся, но знакомая операторша меня успокоила. Тут, говорит, большинство и не такими суммами ворочает. Так что получил, сиди тихо, и никто тебя не тронет.
Только я все наличные вложил, как звонит папашина жена и убитым голосом зовет на его похороны. Как же так? От чего он умер? А про себя вспоминаю, каким он молодцом выглядел, да и было ему всего 56 лет. А она отвечает, что сначала он в больницу попал с воспалением легких, а там у него случился обширный инфаркт.
Я приехал в крематорий, утешал ее. Дочка у них осталась, моя сводная сестра, лет двадцати. Жена его про деньги ничего не спросила. Похоже, не знала. И я решил себе их оставить. Как папаша сказал, "пока все уляжется". А там, думаю, половину сестре отдам. Вроде, наследство.
Выпил на поминках, послушал речи про то, какой папа был хороший. Пришел домой и задумался. Грустно было: и отца жалко, и сам, считай, совсем один остался. Вспомнил листочек, подписанный кровью, который Гоша унес. Хотел работу найти - пожалуйста, нашлась работа. Позавидовал Гошиным деньгам - вот тебе и деньги.
Чепуха, думаю, совпадение. Никакой нечистой силы нет. Но так просто такая мысль не отвяжется. Хочется еще попробовать, проверить. Стал прикидывать, что же мне теперь хочется.
Больших денег, миллионов? Ну, нет. С ними потом не будешь знать, что и делать. Эти-то сто тысяч лежат, и тронуть их страшно. У папаши, думаю, не даром инфаркт случился. Да инфаркт ли еще? К тому же когда я работал в МВД по договору, устанавливал им базу данных со всеми покупками машин и дорогой мебели за последние несколько лет, то оперы прямо говорили, что ищут с другого конца. Не преступление раскрывают по уликам, а смотрят, кто большие деньги тратит, и на того дело заводят.
И понял, что материально мне ничего не надо. Но скучно. Все Машка вспоминается. Все-таки три года вместе прожили. И познакомиться не с кем. На работе девчонки хорошенькие мелькают. Но на работе, сами знаете, не полагается. А после работы некогда и негде. Олег, друзья из института - все семейные, со своими заботами. А я один, везде один.
Летом ездил в отпуск в Турцию. Но там наши бабы попадались такие: только пить, трахаться и траву курить. Еще немки были, некоторые красивые. Но я языков не знаю. По-немецки никак, по-английски еле-еле. Познакомился с одной, оказалась проститутка. Говорит, давай двести долларов вперед.
Вспомнил я все это и решил, что хочу познакомиться с девушкой. С хорошей. Не то, чтобы жениться, а именно познакомиться. Устал все время один быть.
Решил и забыл, что решил. На два дня ездил на конференцию в Обнинск. Вернулся домой вечером, часов в семь. Только вошел, слышу телефон. Алла звонит, Машкина подруга. Она в Москве училась в институте. А сама была откуда-то с Украины. Из Винницы, что ли. Раньше она к нам часто в гости приходила. Иногда жила дня по три, по четыре. Тихая, скромная. Симпатичная, но не яркая. Не красавица. Такое лицо надо рассмотреть. Я-то ее так и не оценил, пока она у нас появлялась. И никогда она мне не казалась сексуально привлекательной. Еще до того, как Машка ушла, она окончила институт и уехала обратно. Прописки московской у нее не было, замуж за москвича выйти не сумела, ну и вернулась в Винницу.
А тут звонит, говорит, что приехала в Москву, находится на Павелецком вокзале, и что брат ее почему-то не встретил. И к телефону у него дома никто не подходит. Я говорю, приезжай, если хочешь. Только Машки здесь больше нет. Она говорит, что знает, что звонила ей несколько раз из дому.
Короче, приехала она. Поздно уже было, магазины закрыты, а у меня поесть нечего. Сам только вернулся. Пошли, говорю, в ресторан. Она мне: что ты, дорого! Я отвечаю, что теперь недорого, что зарплата у меня большая. Пошли в новый ресторан, недавно только открылся на Донской. Заказал я ей мясо с грибами в горшочке - самое дорогое, что у них было. Вина выпили. Она, правда, мало пила. Может, всего одну рюмку. Пришли домой. Я принес ей постель во вторую комнату. Стели, говорю, на диване. И ушел в ванную. Иду обратно в халате, смотрю, у ней дверь приоткрыта, и телевизор работает. "Женя, - зовет меня. - Зайди на минутку". Смотрю, она причесалась, надела брюки, кофточку красивую белую. Погоди, говорю, я тоже оденусь. Неловко стало в халате. Она машет рукой: Ничего. Передача интересная идет о театре. Я вспомнил, что она и раньше все театром увлекалась. Сел в кресло, смотрю на экран. Чувствую, сейчас засну. Утром встал рано, а уже времени час ночи. Посмотрел на Аллу. Вижу, она на меня косится, как будто чего-то ждет. Или кажется. Ну, думаю, кажется - не кажется, а попробовать надо. Пересел к ней на диван и молча стал ее целовать. Она сразу вся замерла, обнимает меня. Но только я начал кофту расстегивать, она отодвинулась и шепчет: "Нет! Ты меня потом сам будешь презирать!" Так и сказала "презирать". Я отвечаю, что не на улице же ее подобрал. Мы, мол, старые знакомые. Всегда, говорю, ты мне нравилась, только Машка мешала. И в тот момент сам этому верю. И кажется мне, что лучше девушки, чем Алла, нет и быть не может. А она только головой качает: "Нет, нет". На нет и суда нет, говорю.
Ушел, лег, но заснуть не могу. Неужели, думаю, так и кончится? Слышу легкие шаги в коридоре. Она приоткрыла дверь и заглянула. А у меня маленький красный фонарик над кроватью горел. Ты не спишь, спрашивает? И вошла в комнату в длинной ночной рубашке. Снимай, говорю, свой балахон и иди сюда. Она просит: "Выключи свет, пожалуйста". Я выключил, а через несколько секунд опять включил, похулиганил. Она зажмурилась, словно топиться собралась, стянула рубашку через голову, и так, с закрытыми глазами, нащупала кровать и встала на нее коленями. Я ее хорошо рассмотрел: грудь очень красивая, а сама немного полная, но складная. Без недостатков. После шлюх, после Турции, полез я к ней со всякими штуками, но вижу, что она ничего не умеет. Потом только до меня дошло, когда она вскрикнула. Девушка! Я обошелся с ней нежно, как мог, пока она вся не задрожала, не вцепилась мне в волосы. И уже не кричала, а только воздух в себя втянула, как обожглась.
Утром она отворачивается, не сморит на меня. "Маша всегда говорила, что ты примерный, а ты вон какой". Какой? Она задумалась. Опытный, говорит. Разве это плохо, спрашиваю? Она не отвечает. Мне бы взять отгул, остаться с ней, приласкать. Все-таки дело не рядовое для нее, раз в жизни случается. А мне загорелось дела какие-то на работе делать. Сказал, что вечером поговорим, и уехал.