Азимова Анна : другие произведения.

Город ведьмы (Фэнтези 2018)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "В давно забытом городе никто не будет искать", - так думал Клод, спасаясь бегством от клеветы из родного Анриса. Но только этот город оказывается проклятым, и начать в нем новую жизнь можно только после того, как разберешься с прошлым.

   Пролог
   - Я не боюсь смерти, - уверенно заявил он, глядя куда-то в сторону.
   - Ты думаешь, что говоришь искренне, но на самом деле сердце твое в ужасе от тревоги и беспокойства, - ответил Лис. Голос его был, как обычно, холоден, но Клоду показалось, что он улыбается. - Не волнуйся, это нормально - бояться Ее.
   Клод опустил глаза, всматриваясь в черную как ночь землю. Холодный ветер пробирал насквозь, тело била мелкая дрожь. Где-то все еще хрипло лаяли собаки, доносилось хлопанье крыльев беспокойной стаи ворон. Клоду вспомнилась ночь, когда он только приехал в это место.
   - Полночь, - догадался он.
   - Пора, - согласился Лис и растаял в тумане, спускающимся с холмов.
   Человек развернулся и решительным шагом пошел обратно.
  

Прошлое всегда возвращается.

   Зарисовка первая. Таверна на перекрестке
   Трактир прямо посреди большой дороги, ведущей к перекрестку, назывался "Лисья нора". Он давно пропах пивом, табаком и сеном, но количество посетителей это не умаляло. Днем и ночью путники со всех четырех окрестных дорог прибывали сюда в поисках еды и ночлега. Больше всего народа спешило в Анрис - самый крупный город в округе, но встречались и мелкие торговцы, скоморохи и просто бродяги, а потому скрыться среди подобного сброда не составляло труда. Берта - толстая и громкая хозяйка заведения - много чего повидала в своей жизни, и ее цепкий глаз мигом выделил из разношерстной пьянствующей толпы бледного худого юношу с затравленными глазами.
   - Эй, милый, ты чего забыл? - по привычке громогласно поприветствовала она гостя и фамильярно хлопнула по спине. От удара он едва не переломился и постарался пригнуться еще больше.
   - Я... я... - начал он и запнулся.
   - Ты чего там бормочешь? - громыхнула Берта, заглушая его блеяние. - Ночлег и выпивку, как и всем здесь?
   Он кивнул и вздохнул с облегчением.
   - Ну, так ступай наверх, вторая комната справа от лестницы. А потом спускайся сюда, будем тебя откармливать, - хохотнула хозяйка, хлопнула юнца по спине еще раз и поспешила встречать нового гостя, который уже отряхивался на пороге.
   Комнатки здесь были маленькие и неказистые, хотя другого ожидать и не приходилось. Перекошенные деревянные стены вряд ли могли удержать на себе что-либо помимо небольшого зеркала в простой оправе. Маленькое окно выходило на конюшни, где загнанная лошадь Клода с упоением доедала овес у своего соседа - свой она прикончила за пару минут. На улице уже стемнело, и дальше газовых фонарей близ таверны ничего нельзя было разглядеть. Пару минут Клод прислушивался, пытаясь в ворохе голосов и ржании лошадей различить торопливые звуки погони, но тщетно. Немного успокоившись, наскоро умывшись и бросив под ветхую кровать узелок с пожитками, Клод спустился вниз.
   За время его отсутствия небольшой зал набился до отказа. Люди уже сидели едва ли не друг у друга на головах. Но это им не мешало - из подвалов поднимали уже не первый бочонок пива, а потому раскрасневшиеся довольные люди вовсю горланили песни, часть которых носила не самый пристойный характер. Кто-то уже затевал драку, но Берта была начеку и вовремя выставляла вон таких затейников.
   - Напивайтесь хоть вусмерть, но громить я тут ничего не позволю, так и знайте! - вещала она, легко перекрикивая все споры, крики и песни. Но внимали ей мало, а потому человек десять уже делили ночлег с лошадьми на конюшне.
   Клод в нерешительности замер у лестницы, озираясь по сторонам. Напомнить о себе Берте он побоялся по разумным причинам, а подходить к какому-либо столу опасался по причинам не менее разумным. Однако побыть в одиночестве ему было не суждено.
   - Эй, задохлик! - цепкий глаз Берты ничего не упускал из виду. - Иди сюда, садись, - она подвела его к столу, где уже вовсю пировали. Пустой желудок Клода в предвкушении заурчал, едва нос уловил запах жареного гуся, печеной картошки с луком и пива. - Эй, верзила, ну подвинься, дай малышу мяса на костях нарастить! - Берта ткнула рослого детину с гривой всклокоченных черных волос. Клод съежился, опасаясь новой драки, но тот лишь кивнул и подвинулся, давая гостю место на общей скамье.
   - С-спасибо, - промямлил Клод и принялся за еду.
   - Куда путь держишь? - спросил его сосед, тот самый верзила, едва Клод утолил голод и откинулся к стене, блаженно переваривая пищу. - Откуда сам?
   - И-из Анриса, - заикнулся он. - Еще не знаю, куда поехать.
   - Обычно все наоборот тянутся в большой город за лучшей долей. Думают, что там ее больше, чем в какой-нибудь Тремоле, - протянул тот, поворачиваясь обратно к своей кружке.
   - Тремола? - Клод встрепенулся, чувствуя, как рассеивается хмель. - Я слышал о ней, но никак не мог найти, ни на одной карте. Ты знаешь о ней? Где она находится?
   Сосед посмотрел на него внимательно и осторожно. Затем вздохнул и отхлебнул пива.
   - Тебя как зовут?
   Теперь уже Клод смерил собеседника внимательным взглядом. Настоящее имя называть было бы опасно, поэтому он ляпнул первое, что пришло на ум:
   - Ален, - кажется, так звали друга отца. - Просто Ален.
   - Я Дик Одноглазый, нетрудно догадаться почему, - протянув руку для пожатия, он повернулся полностью, и Клод увидел косой шрам через правую половину лица, пересекающий глазницу, будто зачеркивая. - А зачем тебе знать про Тремолу, Ален?
   - Я отвечу, когда ответишь ты.
   Дик рассмеялся:
   - Справедливо, парень. Но я мало знаю, лишь по слухам. Когда-то это был тихий маленький городок, рай для уединенной жизни. Но лет так двадцать назад в город пришла какая-то ужасная болезнь. Все, кому удалось выбраться оттуда, рассказывали про черных людей, едва ли не мертвецов, заполонивших улицы. Кто-то сказал, что это новая чума, а потому никто туда больше соваться не хотел. Не ездили ни торговцы, ни скоморохи, да и оттуда уже давно никто не приезжает, а если и приезжает, то не признается. Сомневаюсь, что Черная лихорадка покинула границы города, который, скорее всего, уже давно вымер. Так зачем он тебе, парень?
   - Незачем, - пожал плечами Клод. - Какой толк ехать туда, где никого нет?
   - Только если ты не хочешь, чтобы тебя нашли, - заметил одноглазый, хитро сощурив целый глаз. - Уж в таком проклятом месте точно никто не будет искать.
   - Наверное, - согласился Клод. - Но мне это ни к чему.
   - Да уж, действительно.
   Двери таверны ходили ходуном, впуская и выпуская ночных гостей. Но на этот раз все притихли, уставившись на троих высоких мужчин в форме жандармерии Анриса. Они внимательно осматривали зал, пока один из них не крикнул:
   - Если здесь находится господин Клод Мангери, пусть он покажется и сдастся нам добровольно. Если кто-то здесь знает или видел этого господина, просим сообщить нам о том немедленно.
   По залу пробежал шепоток, но все молчали, удивленно переглядываясь. Обычно юрисдикция города заканчивалась в его же пределах, а "Лисья нора" находилась за много лиг от границ Анриса. Даже Берта молчала и терпеливо наблюдала за происходящим. Несколько минут спустя, так и не дождавшись ответа, трое жандармов покинули таверну, однако все понимали, что они как минимум до утра пробудут здесь, ведь дальше был только перекресток, от которого расходились пути во все концы страны.
   Едва троица скрылась за дверью, Дик внимательно посмотрел на побледневшего пуще прежнего Клода.
   - На севере есть неплохой городишко. Кажется, Маррон. Небольшой, но довольно живописный. Сам бы там жил, если бы был приспособлен к такой жизни, - на этих словах он рассмеялся, осушил кружку и попросил налить еще. - Только не езжай на юг, парень. Я был там и знаю, о чем говорю. Этого города даже на картах нет теперь, сам ведь в курсе.
   Клод кивнул и уставился в свою кружку.
   - Город, которого нет, - прошептал он.
   - Так точно, - согласился Дик, сильно качнулся набок, но вернулся в нормальное положение.
   - Идите-ка уже спать, ребятки, - подала голос Берта, возвышаясь над ними, как айсберг. - Хватит тут разговоры разговаривать.
   - И то верно, - согласился с ней Дик, тяжело поднимаясь из-за стола. Ростом он оказался на целую голову выше Клода, хотя тот никогда не считал себя маленьким. - Идем.
   Расставаясь на лестнице, Дик, насколько мог, склонился к уху собеседника и прошептал:
   - Мангери - хорошая фамилия, ее незачем стесняться. Те трое были полные идиоты, раз решили, что "Нора" так легко выдаст сына старика Жана.
   - Спасибо, - прошептал в ответ Клод.
   - Не стоит, - Дик пожал ему руку и удалился в комнату нетвердой походкой.
   Стоило оказаться за спасительной дверью, как на Клода мигом нахлынули хмель и сонливость. Добравшись до постели, он привычным жестом потянулся за пазуху, доставая небольшой портрет. В темноте на нем сложно было что-то различить, но Клоду было это безразлично.
   - Ты слышала? Город, которого нет, где никто не будет искать. Мы поедем на юг, как ты и мечтала. Да, все, как ты и мечтала...
   Незаметно и легко Клод провалился в сон, как с упоением падает человек на мягкую кровать после тяжелого дня. Будто сбросив с плеч тяжесть всего мира, он с наслаждением закрыл глаза и отдался видениям, полностью захватившим его.
   Портрет выскользнул из его ладони и покатился куда-то под стол, но Клоду было все равно, потому что он видел ее посреди зимнего леса, бледную и прекрасную, какой она всегда приходила к нему, как улыбался ее ярко-красный рот и лихорадочно сверкали ореховые глаза.
   - Ты пришла, - прошептал он и протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, убедиться, что она все также холодна и тверда, но девушка отдалилась от него и стала таять в воздухе. - Постой, куда же ты?
   Где-то позади раздался ужасный треск деревьев и топот нескольких пар ног. Встревоженная шумом, девушка стала отдаляться еще и еще, постепенно сливаясь с деревьями.
   - Не уходи! - отчаянно закричал Клод, падая на колени и протягивая к ней руки. Он не мог ступить и шагу среди сугробов. - Пожалуйста, не бросай меня! Пожалуйста, только не снова!
   - Снова? - удивленно переспросил грубый голос. - Вот так сюрприз.
   Клод от неожиданности подпрыгнул на постели, не сразу ощутив ломоту во всем теле. Голова еще кружилась, но одноглазое лицо Дика он узнал мгновенно.
   - Что? - только и выдохнул он.
   - Жандармы, - пожал плечами Дик, будто говорил о самой обыденной вещи вроде жареного барашка. От новости и его тона волосы у Клода зашевелились. - Ты же не думал, что они так просто уйдут, да, парень? Так что давай, ноги в руки и идем со мной, пока есть время.
   - Они здесь? - полушепотом спросил беглец.
   - О да, - Дик довольно подкрутил усы. - Да ты никак матерый преступник - они сейчас внизу все вверх дном перевернули. Берта просто в ярости - а это весьма занимательное зрелище, если тебе не нужно спасаться бегством сию же секунду.
   Спохватившись, Клод достал свой узелок из-под кровати и поднялся на ноги. От слабости на ногах держался он нетвердо, но Дика это, похоже, мало волновало.
   - Идем, - обронил он, открывая дверь.
   И тут Клода охватили звуки, которых он почему-то до этого не замечал. Видимо, на первом этаже и правда был ужасный бедлам: в воздухе повис звон бьющейся посуды и треск ломающейся мебели. Стук тяжелых сапог отмерял такт этой какофонии, которую венчал мощный бас разгневанной Берты:
   - Ах вы, ироды проклятые! Вы что ж это громите почем зря? Кто мне будет убытки возмещать? Распугаете народ своими обысками, а потом: "Берта, плати налог! Берта, подай чарочку бесплатно! Берта, а где твои лошадки?"!
   - Берта, у нас есть разрешение на обыск таверны, - пытался объяснить ей чей-то не менее звучный, но спокойный голос. Но его никто не слушал.
   - Все! Баста! Не будет вам больше добренькой Берты! Куда? Там же спят! Куда?
   Стук стал приближаться - топот уже раздавался на лестнице. Судя по шагам, жандармы явно прибыли с подкреплением - их было куда больше, чем накануне, если учесть еще стражу на входе. На площадке они остановились, и послышался голос командира:
   - Прочешите все комнаты, он должен быть здесь! Переверните все вверх дном, но его должны найти. Оружие не применять!
   Несколько жандармов кинулись к дверям комнат, в одной из которых за дверью стояли, прижавшись к стене, Дик и Клод, успевшие перебежать в комнату Дика, которая была подальше от лестницы.
   - Полезай в сундук, - коротко скомандовал Дик.
   - Разве я туда помещусь?
   - Не поместишься - я отрублю тебе ноги! - шикнул Дик и навалился всем телом на дверь. - Ну же!
   Сундук был вместительный и почти пустой. Клод не успел подумать, зачем такой нужен человеку вроде Дика, но послушно залез внутрь и закрыл крышку. Пахло внутри сыростью, какими-то духами и травами. Тут же начало снова клонить в сон, но вдруг снаружи что-то щелкнуло.
   - Не бойся, - пояснил Дик над самым ухом. - Так надо.
   Что-то в его тоне показалось Клоду подозрительным, но подумать об этом он не успел. Запах пряностей и духов стал усиливаться, вскружив и без того задурманенную голову, и Клоду снова невыносимо захотелось спать.
   - Спи, - разрешил ему чей-то голос, и он повиновался.
   Буквально мгновение спустя дверь со стуком распахнулась, вырывая Клода из объятий дремы, и тонкий голос спросил:
   - Мы ищем беглого преступника и имеем право обыскать комнату! Он здесь?
   Но ответа не было, и Клод представил, как Дик усмехается в свою пышную черную бороду. Послышался топот сапог и жалобные стоны старой мебели, беспощадно передвигаемой и переворачиваемой. Настала очередь сундука, но тут дело застопорилось.
   - Он заперт, - возвестил тот самый тонкий голос.
   - Так точно, - ответил Дик. - Там мои сокровища.
   - Мы должны его обыскать. Дайте ключ.
   - Не дам, - ответил Дик.
   - Именем короля! - тонкий голос стал еще тоньше.
   - Я не служу королям, - хмыкнул ему хозяин сундука и, судя по шагам, вышел из комнаты.
   - Задержать! - взвизгнул голос. - Отобрать ключ или найти, чем вскрыть сундук.
   После того, как двое жандармов удалились, на пару минут стало тихо, и Клод был бы рад снова уснуть, но все внутри него ходило ходуном. Он молился всем видимым и невидимым богам, чтобы произошло чудо, и все это пропало, чтобы не было этой ужасной ночи, этих ищеек, таверны, сундука и всего, что привело его к такой жизни...
   Но вот жандармы вернулись.
   - Его нигде нет, - едва отдышавшись, сказали они.
   - Кого?
   - Да того верзилы, что был здесь. Как испарился.
   - А ключ?
   - И ключа нет, только вот это.
   - Подойдет. Открывайте.
   Душераздирающий скрип пронзил Клода насквозь и парализовал страхом. В воображении одна за другой проплывали картины, как вот-вот откроется крышка сундука, и трое человек выволокут его наружу, как привезут с позором обратно в Анрис, как с разочарованием и презрением посмотрит на него отец, как будут ликовать все, кто "всегда говорили, что ничего путного из него не выйдет"... Предчувствуя неминуемое, Клод зажмурился, едва яркий свет комнаты ударил ему в глаза, ожидая, как кошмар становится явью.
   Но ничего не последовало.
   В нерешительности и замешательстве он открыл глаза и увидел над собой не менее озадаченные лица жандармов. Все они были усатые, с обветренной кожей и немного туповатым выражением лица.
   - Здесь ничего нет, - тихо сказал один из них.
   - Только какие-то пузырьки и мешочки, - подтвердил второй.
   - Идем дальше, - заключил третий, самый низкий из них, с моноклем в глазу. Выглядел он нелепо, особенно в сочетании со своим тонким девичьим голосом, но Клоду было не до смеха.
   Будто свинцовая плита прижала его ко дну сундука. Даже если бы и захотел, он не мог издать ни звука, в ужасе наблюдая, как крышка опускается и снова раздается странный щелчок. Стук шагов отмерил расстояние до двери и заглох в коридоре. Не смея шевельнутся, Клод напряженно вслушивался, как разгневанные стражи обыскивают соседние комнаты, а после ни с чем удаляются под аккомпанемент проклятий от Берты.
   Едва все стихло, сундук открылся, и над беглецом нависло улыбающееся лицо Дика.
   - Ну, как тебе фокус? Давно научился, но никак не было случая опробовать. Здорово вышло, да? - он радовался как ребенок удачной шалости. - Я называю его "двойное дно". Давай, вылезай уже отсюда.
   - Почему ты помог мне? - промямлил Клод, осторожно поднимаясь и разминая затекшие ноги. - Из-за фамилии?
   - Твой отец спас мне жизнь, - сухо бросил ему спаситель. - Глаза, правда, пришлось лишиться, но у меня же их два! Вот, вернул должок.
   - Но я не мой отец, - вздохнул Клод. - Не думаю, что он сказал бы спасибо за этот поступок. Он...
   - Он твой отец, - угрюмо оборвал его Дик. - Много ты понимаешь... Идем, я отвезу тебя до перекрестка, а там решай, куда ехать, пока жандармы не нагрянули снова.
   Клод только кивнул и пошел следом. Внизу Берта тоже как-то загадочно улыбнулась ему, отчего подумалось, что у отца связи куда обширнее, чем у полиции. Разрушенная мебель слишком быстро была прибрана и отчасти восстановлена, а от гнева хозяйки не осталось и следа. Но времени задерживаться не было - во дворе уже ждали оседланные лошади.
   - Спасибо за приют, Берта, - только и успел кивнуть хозяйке Клод. В ответ она зарделась и сжала в кулаке фартук.
   Светало.
   Где-то на востоке небо отливало розовым, но чуть западнее еще лежала темно-синяя ночь. Клод вдохнул свежий утренний воздух и поежился.
   - Сегодня будет ветрено, - указал Дик на ярко-красные полосы в небе.
   Клод только кивнул и забрался на свою лошадь.
   - Я поеду на юг, - сказал он неожиданно для себя. - Не провожай меня.
   - Жандармы скоро вернутся, - ответил Дик, нимало не удивленный, будто и не слышал решение Клода. - Они не привыкли уходить ни с чем.
   - Я знаю. Но буду уже далеко.
   - Хорошо, - легко согласился Дик и оседлал свою низкорослую, но коренастую лошадь. - Запомни, как только тебе понадобится помощь, вспомни Одноглазого - и я появлюсь. Даже в таком забытом Богом месте, как Тремола.
   - Я запомню, - кивнул ему Клод, дернул за поводья и выехал на дорогу. - Обязательно.
  
   Зарисовка вторая. Тихий город
   Солнце еще не успело доползти до зенита, когда Клод заметил, что дорога совершенно безлюдная. Лошадь, которую дала ему Берта, уже начинала выбиваться из сил, и вместо галопа они давно уже передвигались шагом, отчего в груди у всадника снова поселилось холодное и цепкое ожидание погони.
   Дорога была прямая, без каких-либо побочных тропинок, ответвлений и расщелин. И совершенно заброшенная. Клод вспоминал, как однажды в детстве поехал с отцом в одну из деревень, зараженных оспой. Люди умирали там один за другим, а здоровые давно уехали, оставляя зараженных на произвол судьбы. К приезду врача уже некому было ездить по той дороге, ведущей в деревню: она стала зарастать травой и мелкими кустарниками, выбоины от копыт покрылись пылью, а в колеях от колес телег стояла вода. Маленький Клод ежился от страха под отцовским плащом, сидя в докторской карете. Он до сих пор помнил обезображенные оспинами лица, исхудавшие руки, хватавшие его за одежду, мольбы о помощи, о скорой смерти. И эта пустынная дорога вмиг воскресила в нем то, чего он вовсе не хотел вспоминать.
   С холмов вдалеке начинал спускаться туман. Высокая трава вокруг уже немного утопала в молочном дыму, а скрученные стволы деревьев постепенно приобретали зловещие очертания. Солнце уже должно было подняться довольно высоко, но из-за тумана, наползавшего, как лавина, можно было различить только сияющий диск вдалеке. Решив дать лошади передохнуть, Клод спешился, отвел ее на ближайший луг и пошел по обочине.
   В пыли и грязи еще виднелись нагромождения разных следов, в траве можно было разглядеть остатки пожиток, которые не успела поглотить черная земля. Город покидали в спешке - все, как и рассказывал Дик. Клод шел обратно их направлению, пока не уперся в столб, к которому оказалась прибита дощечка с неумело нарисованным черепом и скрещенными костями - предупреждение о смерти.
   - Совсем как в детстве, - вздохнул Клод, снова перебирая непрошенные воспоминания, и на миг ему даже показалось, что он снова слышит поучающий голос отца.
   - Не отворачивайся, - говорил он, когда маленький Клод в ужасе пытался сбежать от орды больных и умирающих. - Смотри на них, смотри на их болезнь, на их смерть. Они ничем не отличаются от тебя, помни это. Помогая им, ты помогаешь себе.
   Но Клод прекрасно знал, что не в состоянии помочь ни себе, ни кому-то еще. Только животный страх переполнял его тогда, да, впрочем, и теперь.
   - Боже милостивый, - торопливо прошептал он первое, что пришло на ум, силясь вспомнить слова молитвы. - Помоги мне.
   Уединение его нарушило ржание лошади, и сердце тут же ушло в пятки. Обернувшись, Клод увидел свою лошадь, которая после трапезы отправилась искать всадника. Но стук копыт по сбитым камням напомнил ему о страхе быть пойманным, и, обуреваемый страстями, он вскочил на лошадь и поспешил дальше.
   Обещанные полдня пути заметно растягивались. Туман укутал все плотным покрывалом, и очень скоро все вокруг дальше вытянутой руки покрылось пеленой. Лошадь, которую Клод про себя любовно окрестил Бусинкой за масть серую в яблоках, даже не пыталась идти чуть быстрее, чем шаг. Не в силах больше выносить тревожное ожидание и в стремлении усмирить его хоть какой-то деятельностью, Клод снова спешился и повел Бусинку под уздцы. Но едва они прошли пару метров, как лошадь встала на дыбы и чуть ли не вырвалась из рук. В недоумении Клод посмотрел по сторонам, но туман уже окружил их белой стеной. Еще пару метров спустя руки уперлись в решетку какого-то забора, и Клод понял, что где-то свернул с дороги. Бусинка снова поднялась на дыбы и заржала.
   - Чего ты так боишься, милая? - спросил ее всадник, но в это же мгновение подул сильный ветер и туман на миг рассеялся.
   Перед ними лежало старое кладбище. Стены древних фамильных склепов сплошь увивал плющ, кресты кое-где покосились или почти обрушились. На некоторых могилах виднелись истлевшие останки цветов. Среди всех выделялся свежий холмик, почти полностью покрытый белыми лилиями.
   - Это всего лишь кладбище, Бусинка, - ласково погладил Клод лошадь по шее. - Тут некого бояться.
   Но Бусинка не желала успокаиваться. Она била копытом и все еще норовила снова встать на дыбы. Поняв, что лучше скорее вернуться на дорогу, Клод было развернулся, но тут краем глаза заметил какое-то движение в ворохе лилий. Присмотревшись, он заметил белый пушистый хвост, похожий на лисий.
   - Это все из-за "Лисьей норы". Мерещится теперь, - одернул он сам себя и решительно пошел к дороге, пока туман не опустился снова. Но стоило ему отвернуться от кладбища, как белая стена обступила их, будто никуда и не пропадала.
   Дорога под ногами появилась так же незаметно, как и исчезла. Сообразив, что кладбище обычно располагается недалеко от города, Клод, воодушевленный близостью цели, шел куда быстрее, и Бусинка, успокоившись, покорно шла следом за ним.
   - Мы уже совсем близко, - приговаривал он то ли себе, то ли ей. - Скоро все будет хорошо. Скоро.
   Постепенно из тумана перед ними выросли каменная стена и дубовые ворота города, запертые на засов снаружи. Прямо под воротами дремал какой-то щуплый старик в лохмотьях, больше походивший на бродягу. Оставив Бусинку, Клод подошел к воротам и осмотрел засов. Похоже, его опустили в тот же день, когда последние люди покинули Тремолу, а было это очень давно. Дерево давно рассохлось, а сам засов казался вросшим в пазы.
   - Придется искать другой вход, - решил про себя Клод и повернулся к лошади.
   - Н-не придется, - возразил ему бродяга, поднимаясь с земли. Ростом он оказался заметно выше Клода, худощавый, но полон какого-то непонятно откуда взявшегося достоинства. - За-за-зачем тебе Т-тремола, п-парень?
   - Мне некуда больше идти, - ответил Клод первое, что пришло ему на ум.
   Старик внимательно осмотрел его с ног до головы.
   - Т-ты войдешь, н-но лошадь останется, - заключил он. - Запомни, что никто больше не покидает Тремолу.
   Ворота распахнулись настежь, будто и не были никогда заперты.
   Клод в нерешительности посмотрел на открытый путь. Расставаться с лошадью было жаль да и глупо отправляться в город пешком, но сама Бусинка вдруг разделила мнение привратника: лошадь встала на дыбы, вырывая поводья и отчаянно выбивая копытами ямы в пыльной старой дороге. И вдобавок ржала так, будто ее вели на скотобойню.
   - Прощай, Бусинка, - ласково сказал ей Клод, безуспешно пытаясь успокоить. Наконец, рука его разжалась, выпуская поводья. - Не бойся, - добавил он то ли ей, то ли себе. Но Бусинка не стала его дослушивать. Освободившись от всадника, она тут же умчалась обратно по дороге и скоро вовсе пропала в тумане.
   - Зачем мертвому городу привратник? - спросил он, проходя мимо стража.
   - Не задавай вопросов, - бросил тот, опускаясь на пыльную дорогу и снова погружаясь в сон.
   Поежившись от сырости, Клод осторожно, будто на ощупь, прошел под тяжелыми сводами врат и сразу же оказался в разгаре буднего дня. Он представлял себе маленький тихий городок, но даже в Анрисе не встречал такой суеты: люди то и дело бегали взад-вперед, таская всевозможные горшки, обрезы тканей, подгоняя телеги, груженые снедью, бочками с вином и пивом. Ураган из повозок, людей и крика закружил Клода, увлекая в сторону от кутерьмы, пока ему, наконец, не удалось облокотиться на ближайший фонарный столб, чтобы удержаться на ногах. Здесь можно было отдышаться и осмотреться. Все люди будто бы въезжали в ворота, но оглянувшись, Клод не увидел ни ворот, ни крепостной стены: за его спиной раскинулся базар, от шума которого закладывало уши. В недоумении Клод было замер на секунду, а потом обратился к первому попавшемуся торговцу, маленькому и круглому как круги сыра, которые он тащил с собой:
   - А где же выход из города? Городские ворота только что были здесь, - он указал куда-то позади себя.
   - Ворота? В своем ли ты уме, парень? - хриплым прерывистым голосом каркнул торговец. - Это же самое сердце Тремолы, до окраины ты доедешь только к первой свече.
   - Какой свече? - не понял Клод, но торговец уже освободился из его хватки и поспешил со своими сырами в самую гущу торгов.
   В поисках нового собеседника путник снова стал озираться по сторонам, на этот раз замечая двухэтажные дома с резными фронтонами на фасадах и стенами, увитыми плющом, широкую площадь, вместившую рынок, вымощенную брусчаткой и дающую начало всем дорогам, разбегавшимся по городу. Если присмотреться еще внимательнее, то можно было бы заметить в самом ее центре памятник и небольшой фонтан, но Клод не был любителем достопримечательностей. На этот раз выбор его пал на одного из мальчишек, снующих в пестрой рыночной толпе.
   - Эй, малец, что такое первая свеча? - спросил он, держась за грязную и местами рваную рубашку. Но мальчишка только потер чумазую щеку.
   - Не знаю я, отпусти.
   - А если так? - не сдавался Клод, доставая из кармана несколько су. Глаза мальчика загорелись, он перестал дергаться и посмотрел в лицо путника.
   - Свечи в фонарях зажигают каждый вечер. Только в Тремоле их начинают зажигать с окраины города, а первая свеча на закате загорается в самом далеком фонаре, почти у кладбища, - за ответ он тут же получил монетку и спрятал в необъятных просторах своих не менее грязных и рваных штанов.
   - Странно, повсюду ведь уже газовые фонари, - задумчиво протянул парень. - Свечами лет десять никто не пользуется.
   Мальчишка пожал плечами и снова попытался вырваться, но без особого успеха.
   - А почему я вошел в ворота и оказался на площади, в самом центре? - спросил Клод, но мальчик насупился и скрестил на груди руки.
   - Один вопрос - одна монетка.
   К попрошайке отправился еще один су. Клод поймал себя на мысли, что будто кормит голубя.
   - Я не знаю, - пожал тот плечами, спрятав монету в карман. - Еще вопросы?
   - Твои ответы слишком дорого мне обходятся, - заметил Клод, отпуская его. В животе вдруг пронзительно заворчало, и Клод вспомнил, что в последний раз ел только у Берты.
   Мальчик посмотрел на него со смесью жалости и разочарования.
   - Поесть можешь в таверне "Три лилии", тут недалеко. Вот за тем поворотом, - он махнул рукой через весь рынок в сторону темно-зеленого здания с огромными узкими окнами. - Спроси там жареного в яблоках гуся и всего за пять су получишь похлебку из картошки, хлеб, кусок мяса, если повезет, и, может, даже комнату на ночь. Ну, бывай, - махнул он рукой на прощание и поспешил слиться с толпой.
   - Спасибо! - крикнул Клод ему в след. - А как тебя зовут?
   Но тот уже не ответил: грязная рубашка и необъятные шаровары быстро растворились в толпе. Клод усмехнулся и запустил руку в карман, обнаружив, что пожертвовал улицам Тремолы далеко не три монетки. В другом кармане деньги, к счастью, оказались, но насчиталось только пять монет - ровно столько, сколько стоил обед, по словам мальчика. Надеясь, что удастся выпросить у хозяина комнату для ночлега, Клод отправился в указанном направлении. Зеленое здание оказалось приютом для обездоленных детей, откуда, возможно, и был проводник Клода, а сразу за его углом начиналась узкая кривая улочка, в которую даже не поместился ни один фонарь. Но днем тут было достаточно светло, чтобы найти таверну под вывеской, на которой мелом были нарисованы лилии. Клод очень удивился, заметив, что рисунок, скорее, осыпается, чем смывается - неужели тут так редко идут дожди?
   В самой таверне было уютно, но темновато, несмотря на свет, льющий из пары окон. Потолок тяжело нависал почти над самой головой, толстые стены кое-где немного выступали, образуя небольшие альковы, но большая часть помещения была открыта и сплошь уставлена грубыми деревянными столами, за которыми теснились люди. Старый колокольчик на входе даже не звонил, когда Клод вошел внутрь, но взгляды всех посетителей тут же оказались прикованы к нему. Не понимая, в чем причина такой чести, он поспешил сесть за стол недалеко от входа, но внимания меньше не стало. К нему подошел хозяин - высокий и высохший, с богатыми пшеничными усами, но абсолютно лысой головой.
   - Добро пожаловать! - его бархатистый голос эхом раскатился по умолкшему залу. - Чего изволите?
   - Гуся в яблоках, - отчеканил Клод. - А у вас есть комнаты?
   - Вот это номер! - отозвалась компания из-за столика неподалеку. - Эй, Лукас, а почему мы ни разу гусятины у тебя не ели?
   - Вы приезжий? - прищурился хозяин, внимательно изучая гостя и игнорируя комментарии. - Давненько у нас не было таких.
   - Да уже лет десять! - подал голос кто-то от соседнего стола, но в полумраке таверны рассмотреть было сложно.
   - Каких десять, двадцать не хочешь? - ответили ему откуда-то справа.
   - Давненько, - тихо, но с нажимом повторил хозяин, и голоса смолкли. - Комнаты есть, но стоят дороговато.
   - Мне только на одну ночь, - пролепетал Клод, протягивая горсть монет и надеясь, что мальчишка его не обманул.
   - Зови меня Лукас, - широко улыбнулся хозяин, и Клоду показалось, что зубы у него какие-то треугольные, как звериные клыки.
   Принесенная похлебка оказалась наваристой и сытной, хлеб мягким, а баранья нога даже вполне сносно прожаренной, хотя Клод подозревал, что после целого дня дороги и голодовки ему любая снедь покажется пищей богов. Но долго ею наслаждаться ему не дали. Не прошло и десяти минут трапезы, как к нему подсел парень с ярко-рыжими волосами и нагловатой улыбкой. Клоду он сразу не понравился.
   - Надолго к нам? - тут же спросил он, принимаясь за баранью ногу. Клод хотел было одернуть незваного гостя, но потом подумал, что все равно бы не осилил такое количество мяса, и промолчал. Только кивнул в ответ.
   - Очень странный выбор, - не унимался сотрапезник. - А где ты остановился? Уж не у старого ли скряги Лукаса?
   Клод снова не ответил и лишь кивнул, не отрываясь от своей похлебки.
   - Меня зовут Марк, - вытерев об себя ладонь от жира, он протянул ее Клоду для пожатия. - А ты один из самых молчаливых людей, которых мне доводилось встречать.
   - Аналогично, - пробубнил Клод с набитым ртом, пожимая протянутую руку. - Клод.
   - Итак, раз уж мы теперь знакомы, не хочешь стать моим компаньоном?
   Клод поднял на него вопросительный взгляд. Марк рассмеялся и отщипнул еще мяса.
   - Это значит, что у меня есть отличная квартирка неподалеку по очень приятной цене, - пояснил он. - А тебе как приезжему куда милее было бы платить за комнату по два су в месяц, чем целый франк за ночь у скряги Лукаса.
   - Ты кого это скрягой назвал? - спросил вдруг недовольный низкий голос над их головами. - Мало того, что питаешься тут бесплатно, так еще и хаешь мою добрую душу! - Гладкое лицо Лукаса под пшеничными усами побагровело. - А ну, пошел вон!
   - Ты не можешь меня выгнать, - нагло заявил ему Марк, резко развернувшись лицом к лицу. - Я гость у стола этого почтенного господина, - кивнул он на Клода.
   А Клод тем временем поспешил набить рот едой, чтобы уж точно не принимать участие в конфликте. Только кивнул на вопросительный взгляд Лукаса и довольный - Марка.
   - Ладно, - нехотя обронил хозяин и ушел от стола.
   - Ну, так как? - весело спросил Марк у Клода, едва Лукас скрылся в дверях кухни. - Согласен?
   - Я уже заплатил за эту ночь. Разве что завтра.
   - К чему тянуть? - не унимался Марк. - Я заберу твои деньги у Лукаса, дружище, - с этими словами он поднялся из-за стола и направился на кухню.
   Клод замер в напряженном ожидании. Что-то внутри него настойчиво требовало залезть под стол и сделать вид, что его нет, но Клод пока сопротивлялся. Какое-то время было тихо, а потом раздался жуткий звон и грохот, будто сами черти решили сплясать среди кастрюль и половников. Послышался рев раненого зубра и из дверей, как ошпаренный, выскочил Марк.
   - Ах ты, проходимец! - разорялся Лукас. - Мало того, что скрягой назвал, так еще и денег он захотел! И так ошиваешься тут каждый божий день! Прохвост! Пошел вон отсюда!
   Пробегая мимо стола Клода, Марк улучил минутку и бросил ему:
   - Извини, друг, но забрать деньги у этого скряги все равно что вылечить ипохондрика. Приходи завтра днем на площадь...
   - Вон, я сказал! - оборвал его Лукас, швырнув кастрюлю для пущей убедительности.
   - В полдень, - напомнил Марк и скрылся за дверью.
   Солнце еще едва ли коснулось горизонта, когда Клод, обессилевший, но сытый и вполне довольный, упал на подготовленную постель. Сон мгновенно забрал его, хотя тревожное ощущение того, что он что-то забыл, никак не хотело оставлять его душу. Ему все еще слышались звуки погони, а местами казалось, что тогда, в сундуке, его все-таки увидели и теперь это лишь бредовые сны, преследующие его в тюрьме. Но постепенно дыхание выравнивалось, паника сходила на нет и вместо кошмаров приходило долгожданное забытье.
  
   Зарисовка третья. Поместье
   Утро застало Клода в бодрости и с непереносимой головной болью. Он проснулся еще глубокой ночью, но отчего-то не решался оставить свою комнату, пока естественный свет не станет ярче свечи, освещавшей его лицо. В мягком полумраке перед ним проплывали лица его друзей из Анриса, обязательно недовольное - отца, одутловатое - Берты и хитрое - Дика. Иногда мелькали удивленные физиономии жандармов под тяжелыми блестящими касками, иногда темными тенями проходили лица тех, кого он с радостью забыл бы, но не мог. Постепенно сумрак комнаты рассеивался, а вместе с ним и призраки становились все светлее, пока окончательно не растаяли в солнечном свете.
   До полудня Клод решил прогуляться по городу. Пожелав хорошего дня Лукасу, он перекусил в таверне и вышел на мощеную улочку. Безоблачное небо вдохнуло в него надежду на новую жизнь, желание жить, не оглядываясь на прошлое. Теплый влажный воздух окутал его, заполнил легкие, обещая перемены, которых так жаждала душа. И Клод пошел вдоль узкой улочки, изучая новый город.
   Заполненная зеленьюТремола казалась нарядной, даже праздничной. По двускатным крышам домов на брусчатку скатывалось солнце, на листьях деревьев еще немного блестела роса.Город будто дышал предчувствием большого события: на столбах и ветках деревьев развевались разноцветные ленточки, газоны и клумбы были тщательно вычищены от сорняков, а брусчатка под ботинками Клода была темной от воды, хотя ночью дождя не было. Ее вымыли накануне, то ли в стремлении придать аккуратности городу, то ли в попытках смыть что-то... Клод мотнул головой, прогоняя неприятную мысль, и стал изучать окна домов, которые были разной величины и с разным орнаментом, где-то со ставнями, а где-то без. Каждый дом был непохож на предыдущий, стремясь выделиться какой-то своей особенностью: будь то необычный флюгер, или небольшие колонны у парадного входа, или кованые решетки маленьких балконов, или резные ставни, походившие больше на кружево. Наконец, улочка закончилась, приведя путника под арку, за которой просматривалось большое открытое пространство. Цветочные магазины благоухали мимозами и лилиями, на небольшой площади перед церковью играл аккордеонист, а вокруг бегали босые дети с почерневшими от грязи ступнями. Рядом с ними бил фонтан практически вровень с мостовой, и дети периодически забегали в воду, но ноги их чище почему-то не становились. В самом центре площади возвышалась белая башня, кровля которой будто упиралась в небо. На самом верху разместились часы, которые будто бы поддерживали лиса, орел и рыба. Сами часы были большие и круглые, а на месте циферблата просвечивал весь часовой механизм.
   Ленивые толстые голуби, стараясь не попадать детям под ноги, подбирали крошки за праздными людьми, сидящими на террасах. И все эти звуки - аккордеона, крики детей, хлопанье птичьих крыльев - сливались воедино, превращаясь для Клода в таинственную мелодию, которую ему вдруг ужасно захотелось нарисовать. И в этой идиллической картине он уже видел для себя место чуть поодаль, в тени деревьев, где удобно поставить мольберт и можно не щуриться от яркого солнца.
   - Вот ты где, - чья-то рука опустилась ему на плечо, разрушив стройный ход мелодии. Клод даже не испугался, отчего-то пребывая в полной уверенности, что с ним ничего плохого просто не может произойти. - Опять маскируешься? Черный цвет явно не твой...
   За спиной он обнаружил высокого молодого человека с тонкими чертами лица и светлыми волосами, собранными в хвост. Одет он был со вкусом, причем в одежде явно прослеживалась попытка подчеркнуть собственную состоятельность: перламутровые пуговицы явно дорогого темно-синего костюма переливались на солнце и сразу бросались в глаза, из кармана выглядывала золотая цепочка часов, а в левом ухе поблескивал бриллиант. При виде лица Клода, глаза его потемнели, а губы плотно сжались.
   - Прошу извинить, - небрежно бросил он и поспешил скрыться в толпе.- Обознался.
   Клод так и остался стоять в недоумении, напоследок отметив про себя простую черную ленточку в волосах незнакомца, не совсем уместную при таком дорогом наряде. Но от размышлений его быстро отвлек знакомый голос.
   - Думал, ты не придешь. Извини, опоздал немного, - весело сказал Марк, радостно пожимая протянутую руку. Его рыжая шевелюра на солнце казалась и вовсе огненной. Теперь, без полумрака таверны, Клод с интересом изучал его лицо. В чем-то оно ему напомнило лицо незнакомца: острый подбородок, точеные скулы и тонкие губы. Но под рыжими волосами сияли удивительно зеленые глаза, которые искрились, переливались, будто драгоценные камни, и словно жили своей жизнью. Потрясенный Клод неожиданно для себя пробормотал:
   - Я хочу тебя нарисовать.
   - Что? - не понял Марк. - Друг, ты чего?
   - Просто мне показалось, что получится неплохой портрет... - замялся Клод, почему-то ощущая неловкость. - Не пойми неправильно...
   - Так ты художник? Рисуешь, да?
   Клод кивнул.
   - А это очень даже неплохо, знаешь, - протянул Марк, задумавшись о чем-то своем. - Я думаю, что смогу тебе помочь устроиться. Но сначала посмотришь на свой новый дом. Идем, это недалеко.
   Не дожидаясь ответа, он пошел в противоположную сторону от той, откуда пришел. Клоду было жаль уходить и оставлять это чувство охватившей его на миг гармонии, но пересилить себя было проще, чем казалось. Стараясь не отставать, он то и дело заглядывался по сторонам, стараясь не упустить ничего важного из виду и запомнить дорогу. Но Марк шел какими-то улочками и переулками, постоянно петляя между домами, а потому Клод просто глазел на увитые плющем приземистые дома, соединявшиеся друг с другом арками и переходившие один в другой, образуя плотную стену. Вскоре дома закончились, и они оказались на широкой дороге, выходившей на мост.
   - Это наша река Морилам, - сказал Марк, остановившись перед самым мостом. - Она течет через весь город, разделяя его почти ровно пополам.
   Едва нагнавший его Клод подошел к высоким перилам небольшой набережной и перегнулся, чтобы получше рассмотреть воду. Сероватая мутная волна выносила на берег тину и камни, но все это оставалось ниже уровня берега, по которому ходили люди. Клод припомнил, что не видел реки на пути сюда, хотя, вполне возможно, что он приехал с другой стороны, да и тот туман... Вдруг из-под моста показалось что-то темное и большое. Клод присмотрелся и понял, что это человек, повернутый лицом вниз.
   - Марк! - вскрикнул он. - Там человек, смотри! Человек! Надо ему помочь!
   Но Марк даже не шелохнулся, словно такое зрелище было ему не впервой.
   - Не надо, - удивительно спокойным голосом ответил он. - Этот человек мертв, а я очень не люблю прикасаться к трупам.
   - Что? - непонимающе спросил Клод. - Как?
   - Идем. Расскажу по дороге.
   Они перешли мост в молчании, будто Марк набирался сил, прежде чем решиться на рассказ. Стоило ему увидеть того человека, как какой-то внутренний огонь в нем угас, и из небожителя он снова превратился в обычного человека. Клоду даже показалось, что его лицо стало старше на пару лет. Все тем же уставшим и спокойным голосом Марк сказал:
   - Ты выбрал не самое удачное место, скажу тебе прямо. Мало кто в городе решится на такую откровенность, но мы же друзья, верно? - тут он с надеждой посмотрел на Клода, и тому стало его даже немного жаль. - Поэтому ты должен знать, что почти все здесь живут в страхе. Началось это давно, не вспомню, как именно. Говорят, сперва начали пропадать люди: по одному, по двое. Но их быстро находили, списывая на частые попойки в таверне. А однажды в реке выловили труп одного из пропавших: он весь почернел и покрылся волдырями. Никаких следов крови не было, и его посчитали просто самоубийцей. Но не прошло и пары дней, как в городе начали умирать люди.
   - Неужели чума? - ужаснулся Клод. Отец рассказывал ему про страшную эпидемию много лет назад, но это было еще до рождения Клода... - А как же врачи? Ведь здесь же есть врачи?
   - Конечно, есть, - Марк нервно передернул плечами. - Но они не знали в чем дело - люди сгорали буквально за день. Женщины перешептывались, что ночью по городу ходит Белый Лис, и в тот дом, к которому он приближается, приходит смерть. Но кто же в это поверит?
   Клоду стало не по себе. Он вспомнил, как на кладбище ему привиделось белое пятно, похожее на лисий хвост, но это же, скорее всего, просто совпадение...
   - Лиса видели несколько человек, за ним охотились, но так и не смогли поймать. Люди продолжали умирать, врачи разводили руками, а тела не успевали отпевать. Многие семьи тогда бежали из города, захватив все самое необходимое, были среди них те, кто говорил, что город проклят. Но все-таки большинство людей не хотели покидать дома. А потом все внезапно прекратилось.
   - Как? - удивился Клод.
   - Хотя мэр бездействовал, даже когда в городе началась паника и массовая истерия, целое ополчение снарядилось выловить злополучного Лиса. Женщины с детьми не выходили из дома. Окна были затянуты черной тканью в тех домах, где лежали покойники, фонари ночью почти не зажигали. На дорогах устраивали засады, превращая город в настоящий лабиринт. И вот однажды ночью один из охотников уснул с горящим факелом в руках. Факел, естественно выпал, и занялся пожар. Пламя очень быстро охватило деревянные дома на окраине, а спящих людей никто не мог предупредить. Когда они почуяли опасность, стало слишком поздно - люди горели заживо, задыхаясь в собственных кроватях. Кто-то успевал проснуться, но не мог выбраться из горящих комнат. Их крики разносились по всему кварталу, и благодаря им многие еще успели спастись. Но почти половина всех домов выгорела дотла. Смотри!
   Клод посмотрел в указанно направлении и замер. За ровным рядом домов вдоль улицы скрывалось пепелище. Огромное пространство, усеянное пеплом и остовами домов. Кое-где сохранились почерневшие стены с пустыми окнами, кое-где виднелись обгоревшие деревья, которые уже пускали новые ветки с зелеными листьями, выглядевшие пришельцами на этой заброшенной земле.
   - Мэр закрыл город и приказал начать работы по восстановлению, - продолжал Марк. - Но все дома, построенные здесь, рано или поздно сгорали, и это побережье со временем опустело. Остались лишь самые смелые, - он ухмыльнулся и подмигнул Клоду.
   - А что с эпидемией? - спросил Клод, когда пепелище наполовину скрылось из виду, а Марк надолго замолк, будто отмечая конец истории.
   - После пожара люди больше не умирали, - тоном, будто это нечто само собой разумеющееся, бросил Марк. - Думаю, все инфицированные, как и сам Лис - если он существовал на самом деле - погибли в том пожаре, и болезнь не распространялась. В такие моменты я даже начинаю верить тем религиозным фанатикам, верующим в очищение огнем. Но вот мы и пришли.
   Клод оказался лицом к лицу с обветшалым двухэтажным особняком. Дом поражал масштабами, искусной лепкой барельефов на фасаде, мрамором крыльца и ступеней, тяжелыми дубовыми дверьми, украшенными молотками в виде голов мышей. Вокруг росли кипарисы и стройные молодые клены, которым на вид было не больше пары лет - вероятно, посажены после пожара. Земля еще кое-где носила следы пепла, но в целом это был поросший бурьяном газон, в котором еще проступали камни многочисленных дорожек, убегавших в сад за домом.
   - Это одно из поместий графской семьи де Монтрев, - пояснил Марк. - Сама семья давно покинула его, и долгое время дом пустовал. Я нашел его во время патрулей на улицах. Думал, найду каких-нибудь бродяг, но дом оказался абсолютно пуст и относительно цел. Идем, поищем тебе спальню.
   Если снаружи поместье выглядело весьма внушительно, то внутри легко было увидеть все признаки запустения и обветшания: прогнившие полы, разбитые стекла, двери сорваны с петель, обои давно выцвели и отстали от стен, свисая клочьями. В гостиной огромная хрустальная люстра разбилась на полу и уже покрылась толстым слоем пыли и паутины. Вся мебель прогнила, была выпотрошена и изломана, местами опалена, будто ее пытались поджечь. Марк умело обходил все препятствия, не обращая на них внимания, будто все еще шел по узким улочкам, а Клод неуклюже следовал за ним, то и дело на что-то натыкаясь или опрокидывая.
   Пройдя почти весь первый этаж, они добрались до широкой лестницы, в которой местами отсутствовали ступеньки. Марк легко перепрыгивал через зияющие дыры, обходил самые скрипучие и ненадежные, но его гость был не так проворен. Дважды Клод чуть не провалился, не разглядев в полусумраке дыру и застряв в ней ногой по щиколотку. Еле-еле он добрался до верхней площадки и замер, оказавшись перед краем пропасти - пол почти весь провалился. Каким-то чудом Марк, балансируя на остатках досок около стены, перешел на другую сторону и подошел к одной из дверей. Клод, который всегда боялся высоты, повторить его подвиг не рискнул.
   - Я туда не пойду, - заявил он.
   - Но тут единственные целые комнаты, - возразил Марк. - Даже мебель почти сохранилась.
   - Как тут вообще можно жить? - поражался Клод. - Это же просто развалины.
   - Я тут живу, вообще-то, - обидчиво отозвался его проводник.
   - Давай поищем еще. Ты вообще мне квартирку обещал. Или мне стоит вернуться к Лукасу?
   - Нет! - выкрикнул Марк, но тут же перешел на обычный тон. - Хорошо, давай поищем еще.
   Они спустились на первый этаж и нашли другую лестницу. На этот раз обошлось без дыр в ступеньках и провалившихся половиц. На площадке оказалась одна комната, хотя и не такая просторная, как можно было ожидать.
   - Да это же чулан! - заявил Марк, но Клоду она понравилась. Чем-то она напомнила ему дом: то ли застоявшимся запахом сырости, то ли ощущением тесноты. Несмотря на огромные размеры родового поместья, Клоду с детства нравились небольшие комнатки. Однажды он просидел целый вечер в чулане для швабр, пока гувернантка не хватилась его, чтобы уложить в постель. Отчего-то именно в сжатом пространстве он чувствовал себя больше, значимее, важнее. Еще ему всегда казалось, что чем меньше комната, тем легче заметить в ней его, Клода...
   В дальней стене темнело небольшое окошко, наполовину затянутое паутиной. Здесь помимо остатков швабр и кое-какой утвари стоял относительно целый диван, комод, пара книжных полок и широкий стол. Всей этой мебелью уже давно не пользовались, но для Клода она была в самый раз. Что-то в этой нехитрой обстановке казалось ему очень близким и знакомым, почти домашним. В углу он заприметил нечто, похожее на мольберт, и сердце его защемило от утраты всех красок, кистей, холстов и прочих принадлежностей во время побега. Все, что он имел, было сейчас при нем.
   - Я останусь здесь, - сказал Клод к удивлению и радости Марка и опустился на побитый молью диван. - Но что мне делать? Даже красок и кистей у меня теперь нет.
   - Давай подумаем об этом завтра, - предложил Марк, легонько похлопав его по плечу. - Возможно, с этим я тоже смогу тебе помочь. А пока спи.
   И с этими словами он вышел из комнаты. Клод зажег пару свечей от огарка, принесённого с собой, и осмотрелся. За окном давно стемнело, и в самый раз было бы последовать совету Марка, но в животе настойчиво заурчало, и Клод решил спуститься на первый этаж - там должна была быть кухня, вдруг найдутся кое-какие запасы.
   Осторожно преодолев лестницу, Клод спустился и замер. Где-то в одной из стен дома определенно была брешь, потому что от внезапного сквозняка огонек свечи в его руках затрепетал, как испуганная птица. Заслонив его ладонью, Клод вдруг вздрогнул от страшного шума, похожего на гром. Но ни звуков дождя, ни блеска молнии в окнах не было. Клод медленно подошел к широкой лестнице и прислушался - шум усилился и теперь куда больше походил на обыкновенный храп. Вздохнув, Клод отправился на поиски кухни.
   Из съестного оказалась лишь пара засохших хлебных корок и кусок сыра. Но голодному и это было за радость. Снова вспомнились долгие поездки с отцом по окрестным деревням: тогда им порой приходилось делить корку хлеба на двоих. Врачей всегда старались угощать щедро, но в полувымершей деревне особо не разжиться.Отхлебнув из кружки застоявшейся дождевой воды, Клод снова заметил трепет огонька свечки. Он прислушался: Марк уже не храпел. Из разбитых окон ветер доносил едва слышные переговоры птиц, шелест листвы и чьи-то тихие шаги. Клод напрягся. Забытое было им чувство тревоги снова усилилось, смешиваясь со страхом. Неужели его нашли здесь, в этом заброшенном городе, забытом поместье? Неужели такое возможно? Что ж это за колдовство?
   Шаги приближались. Вот они поднимаются по парадной лестнице, вот скрипит входная дверь, впуская гостя, и снова захлопывается. Погасив свечу на столе, Клод осторожно подошел к проему, пытаясь в темноте различить, сколько человек пришло за ним, но увидеть так ничего и не смог. Постепенно глаза привыкали к темноте, но в коридоре так никого и не появлялось. Клод уже было решил, что это просто игра воображения.
   - Не спишь? - вдруг спросил его чей-то голос.
   Клод едва не подпрыгнул от неожиданности и обернулся. Из темноты на него выплыло лицо с темными провалами глаз и растрепанными волосами. Вот его рот открылся, и в нем показались острые, будто заточенные, зубы.
   - Ждешь кого-то? - вопрос остался висеть в воздухе. Клод как-то внезапно обмяк, прислонился к косяку и упал в обморок.
   Зарисовка четвертая. Абрам
   На старом кладбище было мрачно и немного ветрено. По ясному небу расплескались темные пятна облаков, то и дело закрывающие неестественно большую луну. Большинство надгробий наполовину вросли в землю, гранит и мрамор крошились и покрывались плющом, которого здесь было неприлично много. Старые заброшенные склепы, украшенные изваяниями ангелов и демонов, в темноте сами напоминали врата преисподней. И только блуждающие огоньки светлячков еще могли напомнить, что тут есть жизнь.
   Грузная фигура, до самой головы закутанная в плащ, легко скользила по кривым тропинкам, будто проделывала этот путь не один раз. Среди могил, поросших сорной травой и укрытых давно высохшими цветами, удивительной белизной выделялась одна, почти полностью покрытая свежими лилиями. Надгробие не выглядело новым, но еще не дошло до состояния заброшенности, как остальные. Фигура тяжело опустилась рядом с ним на пожухлую траву и откинула капюшон.
   Луна, то и дело мелькающая из-за облаков, осветила лысину в ореоле седых волос, крючковатый крупный нос, тяжелый подбородок, лохматые бакенбарды и проницательные глубоко посаженные глаза. Мужчина долго не мог отдышаться, будто поднимался на крутую гору. Когда он, наконец, восстановил дыхание и поднял глаза к надгробию, лицо его помрачнело.
   - Я знаю, что ты здесь, - тихо, но твердо сказал он скрипучим голосом.
   Ему никто не отвечал. По кладбищу все также гулял ветер, задевая голые ветки деревьев, растущих за оградой. Черные тени воронов кружились где-то в стороне города, но на них вряд ли кто-то обращал внимание.
   Лис, белый как лилии, укрывающие могилу, остановился в паре метров от нее. Он был чуть больше обычной лисы, с пушистым белым хвостом и глазами, мерцающими в темноте, как горящие угли. Лис, больше похожий на призрак, внимательно смотрел на старика, будто хотел ответить ему.
   - Я все понимаю, - вздохнул тот. - Но я же не могу вмиг переубедить целый город. Нельзя, чтобы оно повторилось снова...
   Раздался жуткий треск.
   Клод мигом проснулся и подскочил на своем старом диване. Последнее, что он помнил - это шаги в коридоре и какие-то темные тени, но то, как он попал в свою комнату, напрочь вылетело из головы.
   - Марк?- слабо позвал он. И, словно его подслушивали, дверь тут же распахнулась, впуская соседа.
   - Проснулся уже? - весело спросил он.
   Клод поморгал пару раз, чтобы стряхнуть с себя сонное наваждение и понять, как он оказался вчера в своей комнате.
   - Марк! - вдруг осенило его. - Это же ты вчера ходил ночью на первом этаже? - Клод старался говорить весело, словно о какой-то удавшейся проказе. - Ну и напугал ты меня! Спасибо, что отнес наверх...
   Но Марк молчал и смотрел на Клода с недоумением.
   - Я спал, - ответил он, наконец.
   Улыбка мигом сползла с лица Клода.
   - Но... Как же...
   - Тебе, наверное, просто приснилось? - предположил Марк, снова возвращаясь к своему беззаботному тону. - Такое часто бывает.
   - Да, - Клод коротко кивнул. - Часто.
   Марк тем временем уже не обращал на него внимания и распахивал шторы. С ткани на пол посыпалось что-то серовато-белое: то ли пепел, то ли залежалая пыль, но ретивому хозяину все было нипочем.
   - Давай, собирайся, я нашел тебе работу!
   - Где? - удивился Клод.
   - Ты же художник, да? Городу как раз не хватало такого. Знаешь, сколько денег наши богатеи готовы выложить за портреты собачек, девушек и любимой бабушки?
   - Нет, - протянул Клод, но слово это будто растворилось в ворохе пыли и пепла.
   - Давай, давай, - торопил его Марк, подкидывая на диван одежду с пола. - У нас будет куча заказов! Клиенты ждать не будут...
   - Но у меня же ничего нет, - пробормотал Клод. - Нужны кисти, краски, мольберт, холст...
   - Вот за этим всем мы сейчас и отправимся, - ответил Марк, активно убирающий паутину с окна, впуская внутрь яркое солнце - видимо, было уже около полудня. - Доверься старине Марку.
   - А как же деньги? - не унимался Клод, завязывая ботинки. - У меня едва ли хватит...
   - Так, - оборвал его Марк. - Я сказал, доверься. Уж кто-кто, а я знаю, как устроить дела в этом городе. Собрался?
   Клод кивнул и подошел к окну. Внизу, на подъездной дорожке у крыльца дома гарцевали две вороные лошади.
   - Марк, ты где их взял? - ахнул Клод. Жеребцы лоснились на ярком солнце, нетерпеливо били копытом, то и дело норовя пуститься вскачь. У одного из них было белое пятно на лбу, а у другого виднелись белые пряди в хвосте.
   - Тебе разве не говорили задавать поменьше вопросов? - парировал Марк и скрылся за дверью.
   Что-то в его словах показалось Клоду очень знакомым и настораживающим, но он задвинул эту мысль подальше, в нетерпении спускаясь вниз, чтобы получше рассмотреть двух прекрасных лошадей.
   - Какого выберешь себе? - весело спросил Марк, держа обоих под уздцы. Клод наугад ткнул пальцем в того, что был с белым пятном во лбу, и они, не мешкая больше, отправились в город.
   Едва они переехали мост, Клод понял, что напрасно накануне пытался запомнить дорогу: Марк повернул лошадь в совершенно противоположную сторону, поскакав вдоль реки. На этот раз Клод видел только неспокойную воду. Он никак не мог выкинуть из головы видения вчерашнего дня и страшную историю Марка, которые будто напоминали, что это тихий город хранит свои секреты. Углубившись в мысли, он не заметил, как Марк резко затормозил у какой-то лачуги, и едва не налетел на него.
   - Приехали.
   Небольшой одноэтажный дом, затесавшийся между двухэтажными каменными домами, едва ли можно было заметить, если не знать, где искать. Крышу его давно следовало бы заменить, окна закрывали ставни, а старая деревянная дверь дала трещину по всей длине.
   - Абрам! - что есть силы заколотил в нее Марк. - Открывай, это я!
   Но дверь отворилась не сразу. Лишь после третьего раза что-то за ней стукнуло, заскрипело, и чей-то такой же скрипучий голос недовольно заворчал.
   - Да слышу я, еще не такой старый, чтобы по пять раз стучать.
   На пороге появился грузный седой старик с проницательным взглядом, и Клод поневоле вздрогнул. Странное чувство дежавю охватило его, руки затряслись, а во рту пересохло. Будь его воля, он бы тут же вскочил на свою лошадь и помчался обратно в поместье. Но Марк с улыбкой приветствовал старика и юркнул в темное нутро дома. Хозяин дома смерил Клода недовольным взглядом.
   - Чего стоишь? Давай заходи быстрее, - заворчал он, и Клод послушно зашел внутрь.
   Дверь тяжело закрылась за ним. Света здесь явно не хватало из-за плотно закрытых ставней, поэтому сперва пришлось ждать, чтобы глаза привыкли к полумраку. Только спустя пару минут Клод начал различать потухший камин у дальней стены, несколько разных по высоте и ширине кресел, расставленных вокруг, небольшой столик на кривых ножках и нетронутую постель в самом дальнем углу. Все стены были завешены полками с книгами, и только над камином оставалось пустое место. На столике в окружении кресел стояла бутылка с прозрачной жидкостью и пара стаканов. Марк уже сидел в одном из кресел и наливал себе стаканчик, будто делал так каждый день по нескольку раз. И Абрам, судя по всему, не возражал.
   - Это он? - только и спросил он, закрывая дверь.
   - Да, - кивнул Марк, махом осушая стакан. - Проверь его сам.
   Ни слова не говоря, старик откуда-то достал пару угольков и лист бумаги и всучил их Клоду. Клод в замешательстве переводил взгляд с Марка на Абрама.
   - Рисуй, - пояснил ему Марк, откинувшись на спинку кресла и ухмыляясь, как объевшийся кот. - А мы пока побеседуем.
   - Что рисовать? - не понял Клод. - А как же свет? Тут темно, как в подвале.
   Абрам хмыкнул и развел огонь в камине. Клод хотел было сказать, что открыть окна было бы куда проще, но, когда старик опустился в самое потрепанное кресло напротив Марка, его будто осенило. Вся открывшаяся ему картина: два человека в креслах, лица, подсвеченные огнем, камин и маленький столик сложились вдруг, как кусочки мозаики, дыша странной смесью таинственности и уюта. Забыв про все оставшиеся вопросы, Клод бессознательно опустился на как нарочно появившийся тут табурет и начал рисовать. Полностью поглощенный работой, он едва ли различал шепот, которым обменивались люди, сидящие перед ним.
   Огонь в камине почти догорел. Измазанный углем Клод недоуменно посмотрел на протянутую пухлую руку.
   - Дай посмотреть, - пояснил ему Марк. - Ты ведь уже закончил, да?
   Клод кивнул и протянул рисунок. Абрам бросил на него беглый взгляд и сказал:
   - Идем.
   Клод покорно поднялся и пошел следом. Краем глаза он успел заметить, как Марк поднял брошенный рисунок, присвистнул и спрятал в карман. В комнате, в которую привел его Абрам, было куда светлее, но это волновало Клода в последнюю очередь. Здесь было все, о чем только мог он мечтать: холсты, мольберты, кисти, краски, палитры. В немом восхищении Клод касался тюбиков с краской, высохших акварелей. На столике в центре комнаты стоял этюдник из черного дерева с золотой отделкой. Абрам подошел к нему, осторожно поднял и протянул Клоду.
   - Каждый день ты будешь рисовать на площади перед моим магазином, - сказал он. Голос его уже утратил резкую скрипучесть или Клод просто привык к его звучанию. - Заказы крупные обсуждаешь со мной, прибыль делим пополам. Согласен?
   - Конечно, - едва выдохнул потрясенный Клод, не сразу сообразив, что его, по сути, никто и не спрашивал.
   - Начинаешь сегодня, - сказал Абрам и направился к дальней двери. - С этюдником аккуратнее, фамильная ценность, - добавил он и вышел.
   - Молодец, друг! - это уже Марк хлопнул его по спине. - Идем, провожу тебя до площади, а то мне тоже надо бы делами заняться.
   Оглушенный Клод только кивнул и на ватных ногах вышел из лачуги. Перед ним проплывали все те дни, когда он сидел в родительском доме над ненавистными учебниками и мечтал, как однажды сможет вот так рисовать портреты на заказ, зарабатывать себе на жизнь талантом, а по вечерам создавать настоящий шедевр, который прославит его в веках. И вот он уже в реальности сидит с этюдником посреди той самой площади, где играет аккордеонист и бегают босые дети, но что-то по-прежнему не дает ему покоя.
   - Вы правда рисуете портреты? - склонилась над ним девушка, и Клод вздрогнул, вырванный из своих мыслей. Он посмотрел в темные глаза незнакомки и кивнул.
   - Нарисуете меня? - улыбнулась она, опускаясь на стул напротив.
   Клод неуверенно улыбнулся, ощущая необыкновенное волнение и дрожь во всем теле. Среди тысячи мыслей, вихрем проносящихся в голове, главной была одна: сколько брать за рисунок? Абрам ничего не говорил по этому поводу.
   - Пять су, - сказал Клод первое, что пришло ему на ум и указал на медный стаканчик рядом со стулом. Видимо, ему вспомнился обед у Лукаса накануне. Девушка послушно высыпала туда пригоршню мелочи.
   - Но вдруг вам не понравится рисунок? - заволновался Клод, вспомнив еще одно из своих опасений.
   - Считайте, что я Вам верю, - по-прежнему не переставая улыбаться, ответила девушка.
   Рисовать ее было легко и приятно. Легкий ветер развевал темные волосы, выбившиеся из косы, а глаза смотрели печально и задумчиво, куда-то далеко, вне художника, бегающих детей и всей этой площади, всего города...
   - Вы недавно в Тремоле? - вдруг спросила девушка, выдергивая Клода из задумчивости. - Я Вас раньше не видела.
   - Да, приехал позавчера, - ответил он, тщательно вырисовывая овал лица, подбородок и скулы.
   - Давно у нас не было приезжих, - вздохнула девушка. - В магазине моего отца сплошь запустение и убытки, а все из-за отсутствия новых людей. Процветают только торговцы на рынке, а бедные ремесленники остаются бедняками.
   - А чем занимается Ваш отец? - Клод спрашивал из простой вежливости, его куда больше занимал процесс рисования.
   - Он гробовщик, - пропела девушка таким нежным голосом, что до художника не сразу дошел смысл сказанного.
   - Он... Что?
   - Кто-то же должен этим заниматься, - пожала она плечами. - Не такая уж и плохая работа, на самом деле...
   - Но почему у вас нет заказов? - изумился Клод, на секунду отрываясь от работы. С губки в его руке вода капала на камни мостовой. - Это же... Это... Естественно.
   - Кто знает? - девушка пожала плечами, перекидывая свою длинную косу на другое плечо. Но потом спохватилась, и вернула ее обратно. - С тех пор, как ушла лихорадка, в отцовской конторе не было клиентов. Может, это и хорошо в целом, но не для нас...
   Клод не нашелся, что на это ответить. Он решил, что продолжать беседу не стоит и только углубился в рисование. Понимая, что полноценный портрет требует больше суток работы, Клод мысленно благодарил Абрама за то, что этюдник в основном был наполнен акварельными красками, а в углу было специальное углубление для стакана воды и губки, чтобы смачивать лист. Он рисовал, пытаясь уловить ускользающее очарование девушки, подсвечивая ее каштановые волосы жженой охрой, а губы окрасив кармином. Не прошло и часа, как портрет был готов.
   - Очень красиво, - восхитилась натурщица. - Будто это и не я вовсе.
   Клод лишь скромно улыбнулся в ответ, готовясь снова погрузиться в свои мысли и воспоминания, но сделать это ему не дали. Стоило девушке отойти, как к нему подошел сгорбленный высохший старичок.
   - Да ты никак художник, сынок! - удивился и одновременно обрадовался он.
   - Он самый, - согласился Клод и сразу же озвучил цену. - Пять су.
   Но клиент уже с радостью опустился на стул, ссыпая мелочь в стакан.
   - Нарисуй мне портрет, чтобы хоть было что на надгробии оставить, кроме имени, - попросил он, пробуя немного выпрямиться и приосаниться. Но несколько минут спустя спина его снова сгорбилась и округлилась. - Эх, жаль, жена моя не видит меня сейчас...Да ты, видать, не местный, парень? У нас давно художников тут не появлялось.
   - Да, недавно приехал, - кивнул Клод, смачивая новый лист и выбирая самые теплые цвета акварели: гуммигут, сепию и излюбленную желтую охру.
   - И как же тебя занесло? - удивился старик. - Тихая гавань из Тремолы так себе. Говорят, Черная лихорадка возвращается - недавно опять нашли труп в Мориламе, а это ох какой дурной знак! Да только мне бояться нечего, моя Вера в прошлую эпидемию ушла, а я, видать, сейчас за ней...
   - Давно это было? - участливо спросил художник. Рисовать старика оказалось куда сложнее, чем девушку: паутинка морщинок становилась тем больше, чем больше Клод ее разглядывал.
   - Да уж давненько, - закивал он. - Помню, страшное время тогда было. Мы жили на левом берегу - там было хорошее место, только для самых знатных семей. Там было родовое поместье семьи Веры - я ведь сам приехал в Тремолу только из-за нее. Да... Моя семья осталась в Марроне, сколько лет я их не видел? Им не по душе была и Вера, и моя женитьба, мол, не ровня. Но ей было все равно. все равно...
   - А дети у вас были? - поинтересовался Клод, выводя орлиный профиль старика на фоне лазурного неба.
   - Нет, - он немного покачнулся на стуле и закрыл глаза. - На то была божья воля... На все в этом мире его воля.
   - И даже на Черную лихорадку?
   Старик широко распахнул глаза и уставился на Клода так пристально, что тому стало не по себе.
   - Господь насылает нам испытания, чтобы укрепить веру, - быстро забормотал он. - Это кара! Кара всем безбожникам и еретикам! Только те, кто верует искренне, будут спасены, даже пораженные, - они спасутся в объятиях ангелов!
   Клод снова застыл с кисточкой в руках, испытав странное дежавю.
   - Я не хотел, - сказал он, но слова были похожи на какой-то слабый лепет. - То есть, да. если вера крепка...
   - Вот именно! - старика это будто бы удовлетворило. - Только вера... Вера...
   Он снова покачнулся на табурете и едва не упал навзничь, в последний момент спохватившись и открыв глаза.
   Клоду было не по себе от его разговоров, поэтому новую тему он развивать не стремился. Едва портрет был закончен, он просто молча отдал рисунок в сухие сморщенные руки старика.
   - Ты талантливый парень, - сказал он. - Если смог сюда приехать, то и уехать тоже сможешь. Послушай старика, уходи, пока еще терять нечего.
   - Ой, да хватит Вам парнишку-то пугать, - оборвала его грузная женщина, одетая в розовое платье, расшитое бисером, и крепко держащая за руку чумазого парнишку лет шести. - Давайте уже, освобождайте место! - свободной рукой она легонько подталкивала старика, пытаясь усадить на стул свое дитя. - А ты, дорогуша, нарисуй мое солнышко, да красиво чтоб, я тебе деньги плачу! - приказала она Клоду, высыпая монеты в кружку.
   Но желание матери на мальчугана не распространилось, потому что усидеть на месте он ну никак не мог: то и дело порываясь убежать к друзьям, плещущимся в фонтане, он постоянно ерзал на стуле, ковырялся в носу и дергал мать за юбку, которая тем временем разглагольствовала:
   - Вот послушаешь этих стариков, так хоть помирай завтра - так все плохо! Что за чушь иногда несут! Ну какая может быть Черная лихорадка? Кто это придумал? Я вчера беседовала с моей дорогой Люсьеной, а она, ну Вы не поверите, знает абсолютно все! Так вот, она утверждает, что это просто кто-то наверняка увидел дурной сон и теперь селит панику в горожанах. Да пусть даже и увидели ночью лису, а такой скандал устроили, будто война началась. Тьфу! - она смачно сплюнула на мостовую и вытерла рот кружевным платочком. - Кстати, у Люсьены просто очаровательная новая шляпка с павлиньими перьями - говорят, это сейчас новая мода...
   От обилия информации и попыток поймать хоть какую-то позу ребенка, Клод весь взмок. Едва ли успевая закончить лицо, он пропускал половину тирады женщины мимо ушей, и к моменту ее вопроса почти закончил большую часть портрета.
   - Ну как там портрет, готов уже?
   Клод отрицательно покачал головой, но женщина бесцеремонно зашла ему за спину и оценивающе смерила взглядом портрет.
   - Чудно! - выкрикнула она, хлопнув в ладоши. - Мой зайчик вышел почти таким же очаровательным, как и в жизни, - восхищалась она, выхватывая лист с этюдника.
   - Он ведь еще не закончен! - попытался возразить Клод.
   Но женщина просто отмахнулась от него, как от назойливой мухи.
   - Неважно, мне и так все нравится. Я буду Вас советовать подругам. Идем, Жером! - цепкой рукой она схватила сына, собравшегося было сбежать, и потащила его в сторону цветочных магазинов и портных лавок. Клоду показалось, что грусть в глазах мальчонки ничуть не уступает по глубине печали в глазах недавнего старика.
   После женщины с ребенком клиентов почти не было, и Клод снова погрузился в раздумья. Он вспоминал Аурелию, как в детстве он нарисовал кучу ее портретов, но ему не нравился ни один, а она хранила их все. Та, первая подошедшая к нему девушка выглядела так, как, наверное, выглядела бы Аурелия сейчас, если бы...
   - Ну и как успехи? - спросил Абрам, высыпая на ладонь содержимое стакана и пересчитывая.
   Клод встрепенулся и обнаружил, что уже стемнело. Площадь опустела и выглядела теперь одиноко и непривычно. В дальнем конце виднелся человек с лестницей и факелом, зажигающий фонари. Вода в фонтане отражала редкие огоньки, зажигаясь изнутри синхронно со свечами в фонарях.
   - Держи, - сказал ему Абрам, высыпая на ладонь семь монет. За эти деньги едва ли можно было купить хлеб да кусок сыра на завтрак. Клод крепко зажал в кулаке деньги и набрался храбрости, чтобы спросить.
   - Могу я забрать этюдник?
   - Что? - не понял старик.
   - Этюдник, - Клод указал на сложенный чемодан. - Я хочу его взять с собой.
   - Ну не мне же его за тобой носить, - буркнул в ответ Абрам и направился к своей цветочной лавке.
   Площадь постепенно освещалась неровным светом фонарей, на брусчатку ложились темные тени деревьев. В ожидании Марка Клод почувствовал, как внутри него впервые за долгое время поднимается ощущение счастья.
  
   Зарисовка пятая. Клаудия
   Впервые за долгое время Клоду не снились кошмары. Ночь пролетела быстро, как один вдох. И потому, когда Марк бесцеремонно распахнул занавески, впуская яркий свет в сырую комнату, Клод недовольно зажмурился и отвернулся к стене. Ему казалось, что он только-только сомкнул веки.
   - Э, а кто это тут решил прозябать в нищете? - громко протянул Марк, стаскивая с друга одеяло. - Кто-то из нас вчера весь вечер не умолкал, говорил, как же это замечательно, быть настоящим художником!
   Клод в ответ поворчал что-то невразумительное и попытался натянуть одеяло на голову. Но Марк не сдавался, и одеяло вскоре полетело на пол. Недовольный Клод сел на постели и потянулся.
   - Зачем вставать в такую рань? - недоумевал Клод. - Кто захочет рисовать портрет на рассвете?
   - А вот это, дорогуша, не твоего ума дело, - Марк легко щелкнул его по носу и подхватил этюдник, стоявший около двери. - Идем, я жду тебя внизу.
   Сонный Клод медленно спускался по лестнице, когда услышал ржание и стук копыт во дворе. "Лошади!" - вспомнил он про дивной красоты жеребцов, но тут же нахмурился. Еще вчера у них не было еды для себя самих, а Абрам заплатил ему всего лишь семь су. Одна такая лошадь стоила не меньше сотни франков. Едва ли можно прокормить даже одну лошадь на такие смешные деньги, а значит, у Марка есть хороший источник дохода. Но почему он тогда живет на отшибе, в мертвом квартале?
   При мысли об Абраме у Клода разболелась голова. Странное тревожное чувство, охватившее его в первую их встречу, вернулось и принесло новую волну беспокойства. Клод был уверен, что знает этого человека, но все воспоминания будто заволокло дымом - ничего не разобрать.
   - Эй, Клод! - закричал с улицы Марк, седлавший лошадей. - Скоро ты там?
   В гостиной Клод осмотрелся, вспоминая темные тени, преследовавшие его в первый день приезда, и поразился собственной впечатлительности. Еще пара шагов - и он миновал парадные двери. В лицо ему било яркое солнце, а небо синело высоко и приветливо. Легкий теплый ветер трепал волосы, прогоняя остатки сна, и Клод немного пожалел, что проснулся так поздно и не застал рассвет. Теперь, с этюдником Абрама, он мог нарисовать что угодно.
   Дорога была легкой и приятной, и Клоду даже захотелось, чтобы Тремола вдруг стала куда больше, чем она есть на самом деле. Марк же был явно чем-то озабочен и выглядел очень сосредоточенным. Клод хотел сразу ехать на площадь, к своему вчерашнему месту, но Марк опять свернул на дорогу к лачуге Абрама. От веселости его не осталось и следа, и Клоду на миг показалось, что это какой-то незнакомый человек едет с ним бок о бок.
   Резко и коротко постучав в разбитую дверь, Марк прислонился к косяку, сложил руки на груди и склонил голову, будто собираясь с мыслями. Рыжие пряди упали на лицо, закрывая глаза, и издалека могло показаться, что он уснул.
   Внезапно дверь распахнулась настежь, и Клод аж подскочил от неожиданности. Из темноты в дверном проеме донесся высокий женский голос:
   - Проходите!
   Услышав приглашение, Марк резко поднял голову и просиял. Ненавязчиво оттеснив Клода, он буквально влетел в дом. Немного замешкавшись на пороге, Клод раздумывал пару мгновений, стоит ли ему входить, потом, все-таки решившись, подхватил ветхую дверь и закрыл за собой, оказавшись в сумраке хижины.
   Марка не было видно, впрочем, как и девушки, впустившей их. Припоминая прошедший день, Клод прошел вдоль знакомой стены в гостиную, и увидел Марка возле камина, вытянувшегося по стойке "смирно". Его взгляд был прикован к высокой темноволосой девушке, деловито расхаживающей по хижине. Она собирала разбросанные вещи, составляла на полки книги, доставала новую бутылку выпивки - словом, приводила дом в то идеальное состояние, которое застал вчера Клод. И ровно никакого внимания не обращала на беднягу Марка. Замерший в нерешительности Клод опустился на уже знакомый ему табурет и стал наблюдать.
   - Так какое у тебя дело? - девушка первой завела разговор, видимо, не выдержав столь пристального внимания. - Ты же в курсе, что сегодня Абрама нельзя беспокоить.У него очень важная встреча в городе.
   - А я и не к нему пришел, - сказал просиявший Марк. - Давно хотел узнать, как там твои дела с учебой.
   Девушка вздрогнула и резко повернулась к собеседнику.
   - Опять издеваешься? - едва слышно прошипела она. Клод не видел многих деталей из-за сумрака, но сейчас готов был поклясться, что ее глаза метали молнии.
   Марк, возвращаясь в свое привычное беззаботное состояние, замахал руками и опустился в ближайшее кресло.
   - Нет, что ты! Мне действительно интересно, - рука его потянулась к столу за стаканом и наткнулась на увесистую книгу. С интересом повертев ее в руках. Марк попытался прочесть название. - Ата.. Аната... Атлас...
   - Анатомический атлас, - сказала девушка, в мгновение ока оказавшись рядом и выхватив книгу. - Я не люблю, когда трогают мои вещи. Так зачем ты пришел?
   - Чтобы увидеть тебя, - мечтательно произнес Марк, опираясь подбородком на руку и заглядывая в лицо девушке. - Клаудия, моя любовь, когда же ты дашь мне ответ?
   - Вот мой ответ, - тихо сказала она, приблизившись к нему. - Прекращай валять дурака.
   Марк рассмеялся и откинулся на спинку кресла.
   - Ах, душа моя! - воскликнул он, всплеснув руками.
   - А это кто? - вдруг спросила Клаудия, ткнув в сторону Клода. Клод напрягся и выпрямился на табурете, преодолевая в себе желание встать и отчитаться неизвестно за что. Он беспокойно посмотрел на Марка, который даже не повернулся в его сторону и беспечно бросил.
   - А, это Клод. Он художник, недавно приехал.
   - Недавно, - эхом повторила Клаудия и подошла поближе. Остановившись в небольшом коридоре света, который падал из неплотно завешенного окна, она склонила голову так, чтобы хорошо было видно точеные линии ее лица. Клод невольно восхитился высоким скулам, плавной линии подбородка и мягкому очертанию едва пухлых губ. Глаза были так же темны, как и тяжелые волосы с мелкими кудряшками, собранные в пышную косу. Он вдруг остро ощутил потребность в этюднике, чтобы запечатлеть ее.
   - Нарисуешь меня? - спросила она с легкой усмешкой, будто прочитав его мысли.
   Клод в ответ робко кивнул, потянувшись было за листом бумаги, лежавшим неподалеку.
   - Да не сейчас, глупый! - рассмеялась она, слегка запрокинув голову, будто призывая любоваться ее открытой тонкой шеей.
   Клод сидел, будто остолбеневший, не в силах отвести от нее взгляд. Он чувствовал себя кроликом, которого гипнотизировал удав, во власти какой-то странной связи, которую невозможно разорвать, как бы губительна она ни была.
   - Вот это да! - возглас Марка раздался настолько неожиданно, что Клод едва не упал с табурета. Он чувствовал себя так, будто вынырнул на поверхность после очень долгого погружения и сейчас едва мог отдышаться. Клаудия тоже отпрянула, поспешив вернуться в тень.
   - Надо же! - продолжал Марк, будто ничего и не заметив. - Да вы похожи как брат с сестрой! Точно не родня? - пошутил он.
   Клод неловко рассмеялся шутке, а вот Клаудия помрачнела и отвернулась. Быстрым шагом она вышла на террасу, но вскоре вернулась с охапкой лилий.
   - Я сегодня буду в магазине, - сказала она так, будто ничего не слышала, а разговор не прерывался. - Можешь прийти и помочь мне, если хочешь, - на этих словах она подошла к Марку и слегка чмокнула его в щеку.
   Даже в полумраке Клод видел, как зарделось лицо Марка, едва ли не слившись с корнями огненно-рыжих волос. Что-то пробормотав ей в ответ, он отвернулся и направился к выходу. Но Клод все еще сидел, не шелохнувшись. На этот раз его внимание привлекли лилии - он готов был поклясться, что вчера в цветочном магазине напротив видел точь-в-точь такие же цветы, даже один надорванный лист и помятые лепестки были точно такие же.
   - Это свежие цветы? - внезапно для себя самого спросил он у Клаудии.
   - Да, - она явно удивилась вопросу. - Я их только что срезала в саду.
   - В саду? - оторопел Клод. - Неужели тут есть сад?
   - Конечно, - в голосе девушки появились нотки недовольства. - Все цветы, которые продаются в магазине, растут в нашем саду. А что в этом такого необычного?
   - Не поймите меня неправильно, - замахал он руками и поднялся, пытаясь побороть в себе желание прикоснуться к цветам. - В Анрисе только у самых богатых семей был сад рядом с поместьем, а такого, чтобы росло столько цветов...
   Клод замолк на полуслове - невольно вылетевшие слова натолкнули его на какую-то непроходимую стену в воспоминаниях, которая не пускала дальше. Сам он чувствовал, что за этим кроется нечто важное, но в голове была лишь пустота и усталость. Внезапная слабость накатила на все тело, и Клод снова опустился на стул, закрыв лицо руками.
   - Прости, - сказал он наконец, поднимая голову и замечая смятенные лица. - Я что-то...
   - Хватит болтать, - вмешался Марк, схватил Клода за рукав и потащил к выходу. - У нас еще много работы.
   Вытолкнув его из лачуги, Марк на самом пороге повернулся к девушке и замер, будто собираясь что-то сказать, но не решаясь. Повременив с минуту, он, наконец, крикнул:
   - Твой рыцарь придет на помощь, красавица! Если подаришь еще один поцелуй!
   - Ступай уже работать, рыцарь, - вздохнула появившаяся на пороге девушка, выталкивая гостя на улицу. И дверь закрылась перед самым их носом.
   - Слыхал? - Марк сиял, как начищенная монета. - Я точно ей нравлюсь.
   - А кто это?
   Марк недоуменно посмотрел на Клода, будто тот спросил самую очевидную в мире вещь.
   - Это Клаудия, цветок моего сердца! - нарочито с придыханием произнес он и добавил куда серьезней. - Она дочь Абрама, хотя сходства у них, как у краба с акулой.
   Клод рассеянно кивнул, но уже не слушал. Все его мысли почему-то сосредоточились на странном букете лилий...
   На этот раз Марк его отвел к вечно гудящему, суетящемуся рынку. Клод уже знал это место, ведь именно тут он оказался, когда только вошел в город. Казалось, с того дня рынок не замолкал ни на секунду: все так же сновали люди, кричали торговки, а мимо то и дело проезжали повозки, груженые снедью, тканями, горшками и другой поклажей. В нерешительности Клод осмотрелся: здесь было так людно, что яблоку негде упасть, какое тут рисовать! Но Марк, видимо, так не считал. Все еще довольно улыбаясь, он решительно пересек торговую площадь и поставил этюдник Клода вместе с раскладным стулом под одним из фонарей.
   - Слушай, Марк, - начал Клод. - Я не уверен, что тут подходящее...
   - Самое лучшее, - перебил его Марк. - Уж поверь. У тебя вообще какие-то проблемы с доверием, знаешь? - заметил он, поворачиваясь к другу и прищуриваясь.
   - Знаю, - спокойно ответил Клод, опускаясь на стул. - Пусть будет по-твоему.
   - Вот и славно, - друг хлопнул его по плечу и широко улыбнулся. - Встретимся у Лукаса вечером? Дома все рано хоть шаром покати.
   - А если я не заработаю денег? - заволновался Клод.
   Марк ничего не ответил и в мгновение ока скрылся в суетливой толпе. Клоду показалось, что время тянется слишком медленно, хотя людям вокруг его, по-видимому, очень не хватало.
   На Клода практически не обращали внимания, поэтому он с любопытством разглядывал всех подряд. Вот торговка рыбой - изможденная, но еще довольно молодая женщина, кричит во всю глотку, что сельдь сегодня очень хороша. Вот торговец овощами показывает кому-то небольшую спелую репку, другой рукой указывая на крупную морковь и желтые, как осень, яблоки. Вот низкий представительный мужчина деловито разматывает моток лазурной ткани перед тремя немолодыми женщинами, а его помощница, а может быть даже и жена тем временем расхваливает кружева стайке молоденьких хихикающих девушек.
   Все вокруг Клода дышало жизнью, но его самого никак не покидало тревожное предчувствие. Он чувствовал, будто что-то важное ускользало от него, что-то, расставившее бы все по местам.
   - Молодой человек, Вы рисуете? - спросил его приземистый господин, нарушив череду размышлений. Господин явно был состоятелен и важен, носил мундир с сияющими золотыми пуговицами, шпагу и монокль.
   - Да, конечно, - встрепенулся Клод. - Пять су.
   Господин опустился на стул и ссыпал монеты в медную кружку.
   - Вы давно в городе? - деловито спросил он какое-то время спустя.
   Клод покачал головой. Он сосредоточенно смешивал краски для темно-синего цвета барденовского мундира.
   - Хорошо, - офицер подкрутил усы и о чем-то задумался. - Знаете, это очень даже неплохо. Я давно ищу художника, чтобы он нарисовал мой портрет во весь рост, чтобы украсить стену над камином.
   - Но Вы же еще не знаете, что я за художник, - уклончиво ответил Клод, про себя удивившись желанию иметь портрет над камином, учитывая память города о прошлом пожаре.
   - Уверен, что весьма достойный, - самодовольно отозвался офицер. - Я ведь уже Вас выбрал, Вы не можете оплошать...
   - Такие заказы я должен обсуждать с хозяином, - несмотря на заманчивость крупного заказа. Клоду очень хотелось, чтобы Абрам на сделку не соглашался. Сам он изо всех сил старался закончить потрет быстрее, даже пуговицы на мундире рисовал, пропуская то по две, а то и по три штуки. богаты расшитые погоны и галуны лишились мелких деталей, а дорогое сукно - ручной мелкой вышивки. Широкими мазками Клод сделал акцент на бакенбарды, стремясь не прорисовывать снова сеть мелких морщин и сократить время беседы.
   - А что тут обсуждать? - удивился заказчик. - Разве Вас не интересует крупный заказ?
   - Именно поэтому, - уклончиво ответил Клод, дорисовывая уже последние штрихи. - Я плохо разбираюсь в подобных делах.
   - О, это не проблема. А хозяин, вероятно, старик Абрам? - прищурился офицер.
   Клод кивнул. Оказывается, старик довольно популярен.
   - Тогда считайте, что мы договорились, - заключил тот, поднимаясь и принимая работу. - О, прекрасно, просто прекрасно! Видите, я в Вас не ошибся! Уверен, мы скоро увидимся! - заключил он и удалился.
   Клод лишь коротко кивнул в ответ и облегченно выдохнул. И на него тут же накатила усталость: больше моральная, чем физическая, хотя спину уже начинало ломить. Часы на башне пробили полдень, и на какое-то мгновение все вокруг замерло: ленивые голуби стали еще неповоротливее, а шум рынка будто бы смолк. Но Клод этого не заметил: он думал, как бы наполнить стакан для воды и раздобыть чего-нибудь выпить и поесть. Ему пришла мысль завернуть к Лукасу - доли выручки уже хватало на полноценный обед, да и отдых бы сейчас не помешал...
   - Вы художник? - тут же позвали его.
   Клод нехотя поднял голову из-за этюдника, прощаясь с перерывом. На этот раз перед ним на стуле сидела немолодая уже женщина, но еще отнюдь не старуха. Глаза ее потухли, но черты лица говорили о том, что она, должно быть, родом из хорошей семьи.
   - Пять су, - автоматически бросил Клод и взялся за дело.
   Женщина грациозным движением ссыпала деньги и выпрямилась. Весь облик ее отчего-то показался Клоду печальным и преисполненным достоинства. Ему вдруг очень захотелось с ней поговорить, но он не знал, как начать разговор.
   - Вы такой бледный, - она первая подала голос. - Наверное, совсем ничего не едите, как настоящий голодный художник.
   - Ну что Вы, - смутился Клод, рисуя ее красивые глаза аквамарином. Они будто вспыхнули и ожили, чего не сказать про реальный образ. - Все совсем не...
   Но тут в животе громко заурчало. Клод смутился окончательно и покраснел до корней волос. Но женщина лишь понимающе улыбнулась и нагнулась к своей корзине с покупками, которую поставила у ног, доставая ломоть белого хлеба и небольшой кувшин с водой.
   - Возьмите, не стесняйтесь, - мягко сказала она. - Сами увидите, как быстро вернутся силы.
   - Спасибо.
   Она оказалась права: стоило лишь немного утолить голод, как Клоду показалось, что он заново родился. В порыве вдохновения, он добавил в ее тронутые сединой волосы немного охры, а небо за ее спиной покрасил в кобальтовый синий.
   - Говорят, в городе снова видели Белого Лиса, - вдруг вздохнула она.
   Клод насторожился и прислушался.
   - Несколько лет назад Лис уже появлялся, когда приходила Черная лихорадка, - в словах женщины буквально звенел страх. - Неужели все повторится снова?
   - Разве это возможно? - Клод припоминал рассказы Марка. - Я слышал, что Лис сгорел в пожаре...
   Женщина печально покачала головой.
   - Кто знает? Это всего лишь догадки. Тогда болезнь ушла, но что делать, если она вернется? Наши доктора бессильны. А что если... - она судорожно вздохнула, и в глазах ее заблестели слезы. - Что если теперь Лис заберет моих детей?
   Слова застряли у Клода в горле, и он просто продолжал рисовать. Женщина еще всхлипнула пару раз, но быстро успокоилась. Только изредка она вытирала платочком уголки глаз, видимо, вспоминая о чем-о своем, но вслух больше ничего не произносила. Пару раз она порывалась что-то сказать, но слова так и не прозвучали, пока Клод не протянул ей портрет. Женщина просияла.
   - Вы так красиво рисуете, - восхитилась она. - Только совсем на меня не похоже...
   Клод что-то буркнул, но она продолжала.
   - Думаю, у Вас сейчас прибавится работы. Если лихорадка в самом деле вернулась, люди поспешат оставить после себя хотя бы вот такой портрет на память, - она кивнула на лист в руке и улыбнулась Клоду. - Спасибо.
   Клод зачарованно смотрел ей вслед, так что следующей паре пришлось несколько раз кричать, чтобы привлечь его внимание.
   Марк оказался прав - тут отбоя от клиентов не было. Люди чаще всего сидели, не шевелясь, напоминая, скорее, изваяния, чем живых людей, но Клоду было это только на руку. Редко кто стремился поболтать, а про лихорадку и вовсе старались не упоминать, мельком говоря, что один какой-то знакомый слег с простудой.
   К вечеру кружка уже была переполнена монетами да так, что они сыпались через край, и Клод воспринял это как знак к завершению работы. Про себя он прикинул, что вполне мог заработать на половину франка. Быстро свернув этюдник, он пошел в таверну к Лукасу, где они условились встретиться с Марком.
   Темнело. Опускавшиеся сумерки быстро сгущались, превращаясь в синеватый кисель, разлитый по мощеным улицам. Дома, похожие на утесы посреди моря, еще днем теснились рядом друг с другом, но теперь словно были разделены на несколько метров. Клод смотрел на темные окна, спящие фонари и пустеющую площадь, пытаясь вдохнуть, уловить душу города, которую все никак не мог понять. С востока потянул холодный ветер, и Клод повернулся, чтобы идти на площадь, а потом к таверне. Но не прошел он и несколько метров, как столкнулся нос к носу с Клаудией - она явно спешила и была чем-то обеспокоена.
   - Привет, - первым нашелся Клод. невольно перегородив ей дорогу. Краем глаза он заметил на ее темном платье маленькие белые лепестки: то ли от осыпавшегося небольшого цветка, то ли остатки более крупных. Из кармана фартука, надетого поверх, торчали садовые ножницы, испачканные землей, как и грубые туфли. Сама девушка была растрепана и тяжело дышала, будто бежала всю дорогу. - Извини, ты...
   - Дай ...пройти, - тяжело выдохнула она.
   - Ты не видела Абрама? У меня для него выручка, - начал Клод, доставая кружку, почему-то импульсивно оглянувшись по сторонам, будто боясь, что их кто-то заметит.
   - Нет! - резко ответила она, быстрым движением отряхивая фартук и платье от остатков земли и лепестков. - Я никого не видела.
   Она попыталась пройти мимо Клода, но тот загородил ей путь, на этот раз осознанно.
   - Постой, я просто хочу спросить...
   - Так спроси.
   Клаудия резко выпрямилась, скрестила на груди руки и посмотрела прямо в глаза Клоду. Лицо ее было бесстрастным, но во взгляде читалось раздражение вместе со злобой. По спине побежали мурашки, но Клод чувствовал, что должен спросить.
   - Послушай... - протянул он. - А мы с тобой раньше нигде не встречались? Твое лицо...
   - Нет, - отрезала Клаудия. - Это все?
   Она настолько отличалась от самой себя утром, что Клод был немного обескуражен. Он понял, что диалога не получится, поэтому поклонился и пробормотал:
   - Извини, - и собрался идти к таверне, но она вдруг крепко схватила его за рукав и слегка притянула к себе.
   - Зачем ты здесь? - прошептала она так, что у Клода мурашки поползли по спине. - Что ты знаешь о Тремоле?
   Клод снова ощутил ту силу, подобную гипнозу, которая захватывала его мозг, и открыл было рот, чтобы пересказать истории Марка и Дика, но в последний момент спохватился.
   - Это мое дело, - тоже шепотом ответил он и попытался высвободиться.
   Пальцы Клаудии внезапно разжались, а взгляд будто бы прояснился.
   - Мне надо идти, - произнесла она каким-то механическим голосом.
   Клод, немало удивленный ее поведением, не нашелся, что ответить. Да и Клаудия не стала его ждать - мгновенно она повернулась и скрылась за поворотом, откуда уже показался мягкий свет - это фонарщики зажигали фонари вдоль по смежной улице. Свободной рукой он вернул стакан с выручкой в этюдник, и монеты весело звякнули, опускаясь на дно чемоданчика.
   Клод повернулся и пошел в сторону таверны. По дороге он не встретил ни души, будто в городе был комендантский час, запрещающий покидать дома после заката. Даже стайки мальчишек куда-то пропали. Без людей город и впрямь выглядел мертвым, как внезапно опустевший дом. Все вокруг выглядело пугающе, но почему-то романтично. Клод опустился на маленькую скамейку у фонтана и достал небольшой лист, который все равно был негоден для портретов, и несколько лучин, найденных в поместье. Немного обуглив их в ближайшем фонаре, он провел кончиком по листу - получилась прекрасная черная линия. Через несколько минут набросок площади был готов: почему-то единственным детализированным зданием оказалась часовая башня: стрелки на ней показывали пять часов, хотя было уже намного позже. Когда последняя линия была проведена, Клод будто бы очнулся от сновидения.
   - Марк! - спохватился он, запихивая в этюдник набросок, лучины и рассыпавшиеся кисти. Перебегая через площадь к таверне, он запнулся о табурет аккордеониста, но сумел устоять на ногах. Табурет вернулся на место, а Клод поспешил к заветному повороту.
   Дверь приветливо скрипнула, впуская его в ворох ароматов и разговоров. Видимо, все люди, которых не хватало на площади, собирались по вечерам у Лукаса - такое здесь было столпотворение. Клод вдохнул, впуская в себя запахи еды, обрывки фраз и будто бы саму жизнь, так разительно контрастирующую с пустым городом, что он на какое-то мгновение почувствовал себя дома.
  
   Зарисовка шестая. Портрет
   В таверне "Три лилии" было не продохнуть. Клод помнил, как в первый его визит тоже почти все столы были заняты, а зал полнился смехом и разговорами. Но пару минут спустя, он понял, что смеха в зале нет и в помине, атмосфера гнетущая и тревожная. Все люди будто оккупировали три стола в самом центре, за которым шло какое-то обсуждение, а сам Лукас имел вид озабоченный и осунувшийся, и казался еще более тощим, чем обычно. Свет был приглушен: только несколько свечей слабо мерцали в самых темных углах. От грубых каменных стен тянуло сыростью, окна закрывали кое-как сбитые доски, будто внутрь мог кто-то заглянуть. Клод осмотрелся и увидел за одним из центральных столов ярко-рыжую голову в окружении трех человек. Марк что-то рассказывал и активно жестикулировал.
   - Когда я пришел туда, дом почти весь выгорел, осталась одна крыша да пара стен. Всех детей спрятали в сарае, а на пепелище сидел Эмиль с ружьем в руках и почти без сознания...
   - Это все он сделал? - ужаснулся один из слушателей.
   - Кто он?
   - Ну, Лис!
   - Никто не знает, - вкрадчиво сказал Марк и понизил голос. - Когда я спросил у Манон, видела ли она хоть что-нибудь, она ответила, что ночью по улице пробегал Белый Лис и останавливался у домов Фортебло, Ликарде и их собственного.
   - Неужели он вернулся? - всплеснула руками кухарка, тихонько ускользнувшая из кухни, чтобы послушать.
   - У Фортебло трое детей! - сказал невысокий мужичок с длинной седой бородой. - Что если Лис заберет их всех?
   - А коли пожар? - подхватил низким голосом человек покрупнее с повязкой на одном глазу. Клод видел его днем на рынке - он продавал детям леденцы и булочки. - Дома там ветхие, если огонь разгорится, сожрет всю улицу.
   Марк, прищурившись, немного откинулся на спинку стула и смотрел на собравшихся людей. Люди теснились вокруг его стола, активно обсуждая новости и стараясь получше расслышать, что говорит Марк и остальные.
   - Быть не может, что это снова лихорадка! - скептически заявил высокий господин с тростью, сидевший у окна.
   - Но говорят, что трое уже заразились, - возразила кухарка. - Все симптомы такие же: волдыри, рвота и помутнение рассудка. Это точно черная лихорадка! Как только начнут темнеть руки - все, болезнь придет в каждый дом!
   - Угомонись, женщина! - осадил ее торговец сладостями. - Все знают, что Лис и квартал зараженных сгорели. Откуда взяться заразе?
   - А если не все сгорели? - буркнул проходящий мимо Лукас. Он в беседе старался не участвовать и выглядел мрачнее тучи.
   За столом ненадолго повисла тишина. Клод всматривался в напряженные лица людей - все они были озабочены тем, как не пустить смерть на порог собственного дома.
   - А кто эти трое больных? - хрипло спросил Марк, сверля взглядом кухарку. - Почему ты так уверена, что это лихорадка?
   - Я слышала про Ирэн с Пятой улицы, - ответила та, тщательно вытирая руки о передник и косясь на мрачное лицо хозяина. - Еще Альберт из Слепого переулка и какая-то девчушка, не помню уже ее имени. Люсьен рассказывала мне, что еще вчера они вполне хорошо себя чувствовали, а потом...
   - Их осматривал врач? - перебил Марк.У Клода внутри все заледенело - эти трое вполне могли быть теми, кого он вчера рисовал на площади.
   Кухарка покачала головой, а из глубины таверны прозвучал голос с нотками обиды:
   - Ни в коем случае! Мне ничего не сообщали!
   - Разве это не ваше упущение, господин Густав? - хитро сощурился Марк. - Если эпидемия начнется, этих троих Вам тут же припомнят.
   - Ерунда, - отозвался голос Густава. - Пока неизвестно, больны ли эти трое на самом деле...
   - Но Лис же появился снова, - возразил мужичок с бородой, голова его мелко тряслась. - А значит, произойти может все что угодно...
   - Это всего лишь домыслы и бабские сплетни, - мрачно отозвался Лукас. - Пока ничего не доказано, это просто слова.
   Люди притихли, как будто Лукас на них накричал. Кое-кто хмуро переглядывался, пытаясь снова завести разговор, но слова будто застревали в горле. Молчание затягивалось, и Клод попытался привлечь внимание друга. Тот весело подмигнул и указал на место рядом с собой. Протиснувшись через толпу, Клод скользнул за общий стол и уселся рядом с Марком.
   - Я видел Клаудию, - шепнул он другу, принимаясь за аппетитного поросенка. - С ней будто бы что-то стряслось. Она очень странно себя вела.
   Марк встрепенулся и подскочил на ноги.
   - Где она?
   - Не знаю, - пожал плечами Клод, не отрываясь от еды. - Домой пошла, наверное.
   Марк, расталкивая людей, начал пробираться в сторону выхода.
   - Я оставлю тебе лошадь, домой доберешься без меня, - бросил он напоследок и скрылся за дверью.
   - Что это с ним? - удивился Лукас, поднося Клоду кружку пива.
   - Никак заразился кто, - покачала головой кухарка и едва не попала под удар хозяина.
   - А ну, хватит лясы точить! - прикрикнул на нее Лукас. - Ступай уже на кухню!
   Она повиновалась, а вслед за ней начали расходиться и остальные. В итоге у стола Клода остался только представительный господин с тростью, задумчиво жевавший нижнюю губу. Он стоял, опираясь на свою массивную трость, и будто бы мучительно что-то обдумывал.
   - А каковы симптомы черной лихорадки? - неожиданно для себя вдруг спросил Клод. На подсознательном уровне он понимал, что это говорит скорее привитое ему отцом любопытство медика, отчего был крайне раздосадован.
   Господин тоже удивился такому вопросу.
   - Не думал, что мы знакомы, мсье, - слегка поклонился он.
   - Извините, - спохватился Клод и поднялся. - Меня зовут Клод Мангери, я недавно в городе.
   - О, Мангери - довольно известная фамилия, - протянул господин. - Ваш отец весьма знаменит, его имя на слуху даже в таком месте как Тремола. Мое имя Густав Мернье, я местный врач.
   - Очень приятно, - натянуто улыбнулся Клод, ощутив острую боль от нахлынувших воспоминаний. Он уже пожалел, что задал свой вопрос.
   А доктор же, напротив, будто получив ожидаемое, опустился на скамью напротив Клода и поставил справа рядом свою трость. Шляпу он положил слева, аккуратно поправив поля.
   - Итак, черная лихорадка, - начал Мернье.
   - Черной лихорадкой, помнится мне, называли чуму, - перебил его Клод.
   - Да, - согласился доктор. - Но неужели Вы считаете, что я не сумел бы узнать ее симптомы? Без ложной скромности должен заметить, что я работаю уже более тридцати лет и всякое успел повидать, но еще ни разу не встречал подобного. Кожа больного покрывается волдырями, начинается жар и рвота. А через пару дней постепенно темнеют конечности, начинаются судороги, а стоит черноте добраться до лица - человек умирает, - доктор покачал головой и прикрыл глаза. - Все мои знания и микстуры оказались бессильны - я не смог спасти ни одного больного.
   Доктор на ощупь потянулся к кружке Клода и отпил из нее глоток.
   - Дети умирали на руках у матерей, целые семьи в муках сгорали всего за пару дней, - доктор все еще не открывал глаза, то ли боясь встретиться с осуждением в глазах Клода, то ли воскрешая в памяти ужасные сцены минувшей эпидемии. - В какой-то момент я просто сдался - я ничем не мог помочь умирающим, я хотел только спастись сам. Но на выезде из города я увидел разоренные дома, брошенные вещи и трупы, бесконечное число трупов больных, сброшенных в Морилам и вынесенных рекой на берег. Они громоздились друг на друга, словно еще одна крепостная стена. Я развернул повозку и вернулся в город.
   - Почему? - только и спросил Клод, забывший о еде.
   - Мое место здесь, - ответил Мернье, открывая глаза и внимательно всматриваясь в лицо собеседника, но будто не видя его. - Пока могу называть себя врачом, я не имею права покинуть город.
   С этими словами доктор резко поднялся, взял шляпу и трость и вышел из таверны. Клод только проводил его взглядом и подумал, что ему тоже пора отправляться домой. Ища глазами Лукаса, он наткнулся на белеющий прямоугольник на одной из стен. Присмотревшись, Клод узнал один из своих портретов, который нарисовал в первый день - это был тот самый сморщенный старик, скорбящий о погибшей жене.
   - Лукас, - позвал хозяина Клод и указал ему на портрет. - Давно это здесь?
   - Нет, Альберт вчера принес, - отозвался хозяин. - А сегодня слег с простудой. Да это ерунда, не заболевают же люди от того, что их рисуют.
   Больше Клод ни с кем не говорил в тот вечер. По спине то и дело бежали мурашки. Что если есть в происходящем и его вина? Ведь это с его приездом появился призрак и новые больные. Во власти мрачных мыслей Клод сам не заметил, как покинул таверну, добрался до дома и без сил упал на постель.
   Во сне он шел по узким улочкам какого-то города - то ли Анрис, то ли Тремола, не разобрать. Улицы все время петляли, пересекались, уходили в кривые тупики или появлялись из ниоткуда. Клод будто блуждал по лабиринту, в котором не было выхода. Но что-то ему подсказывало, что останавливаться нельзя, нужно бежать, нужно бежать, иначе тьма поглотит его.
   Вдруг в глубине одного из переходов перед ним мелькнула фигура. Клод бросился за ней, но она лишь дразнила его, то подпуская, то удаляясь. Фигура определенно была женская - Клод отчетливо различал складки на платье и длинные волосы.
   - Стой! - в отчаянии закричал Клод. Ему казалось, что она сможет вывести его из лабиринта. - Подожди!
   Но она все ускользала, а Клоду удалось лишь коснуться подола ее белого струящегося платья.
   - Стой! - задыхался он. - Кто ты?
   Девушка обернулась, но вместо лица у нее была лисья морда.
   Клод вскрикнул и проснулся.
   Солнце постепенно прокрадывалось в спальню, полосуя стены. Клод лениво следил за ползающими лучами, пока взгляд его не уперся в одну из пыльных книжных полок. Среди темных книг, заросших пылью и плесенью, выделялась одна с ярко-красным корешком, потрепанная, но явно носящая следы прикосновений человеческих рук. Сонно щурясь, Клод пытался разобрать название, но не мог. В итоге, разозлившись на самого себя, он резко поднялся с дивана и подошел к книжным полкам.
   Пораженный Клод перебирал пальцами по пыльным обложкам книг, порой едва различая названия: почти все книги оказались медицинскими. На минуту ему даже почудилось, что он снова ребенок, стоит в кабинете отца и с удивлением смотрит на огромный книжный шкаф, пестреющий обложками и тиснеными буквами. Но наваждение быстро рассеялось: скромная полка была не чета гигантской отцовской библиотеке в Анрисе.Наконец, Клод дошел до той самой книги, что так привлекла его внимание. На темно-красной обложке крупными буквами было написано на латыни: "Mall?usMalefic?rum".
   - "Молот ведьм", - прошептал Клод. От корешка книги будто повеяло холодом и страхом. Тело пробила мелкая дрожь, а рука сама собой отпрянула от книг. Пошатнувшись, Клод отошел от полки и опустился на разоренную постель. Взгляд его не отрывался от одной-единственной книги, а в голове лихорадочно проносились мысли. Само присутствие этой книги здесь казалось странным: Клод хоть и был ребенком, но помнил, как священник рассказывал всякие ужасы про времена Инквизиции на утренних проповедях. И такое странное соседство с трудами по медицине, которые вполне могли быть частью домашнего образования в графской семье...
   Дверь протяжно скрипнула. Клод повернул голову и наткнулся на растрепанные черные волосы и перепачканное лицо какого-то мальчишки.
   - Г-господин М-М-Марк, - заикаясь, произнес он, - ж-ждет Вас в-в таверне.
   Клод вздохнул и опустил голову на скрещенные руки.
   - Да, - лениво махнул он рукой мальчишке. - Спасибо.
   Вопросов становилось все больше. Зачем Марк ушел так рано? И приходил ли он вообще домой? Почему он ждет в таверне? Как мальчишка так быстро нашел дорогу сюда, ведь даже на лошадях путь из оживленной части города был неблизкий? Клод ждал, пока шаги на лестнице стихнут, затем подошел к окну и увидел, как мальчишка запрыгнул в повозку и поехал обратно в город. Возница была смутно знаком Клоду, как и сама повозка, груженая большими бочками, но из-за расстояния он никак не мог их узнать.
   Вскоре поднялся сильный ветер. Небо постепенно заволакивало тучами, и в скором времени ожидалась гроза. Желание ехать в город становиля все меньше, тем более что в дождь очень сложно найти клиентов, однако этюдник он все равно прихватил с собой и привязал к седлу. На всякий случай.
   По мере приближения к городу тучи все больше сгущались, небо темнело, и, когда Клод проезжал мост, на камни упали первые крупные капли. Клод только пришпорил лошадь, но стоило ступить на камни набережной, как дождь внезапно прекратился, небо просветлело, а высоко над головой засияло солнце. В недоумении Клод ослабил поводья, предоставив лошади самой выбирать дорогу.
   Вокруг него суетились люди, равно как и накануне. Неторопливое тиканье старых часов отмеряло дыхание города.Вот он снова видит тяжелые повозки, что тянутся к рынку по самой широкой дороге, вот бегут мальчишки, кидаясь камнями в ленивых голубей, вот в цветочном магазине на крыльце стоит вазон с букетом свежих лилий... Тут в мозгу Клода что-то щелкнуло и из вороха мыслей выплыло воспоминание: девушка в убогой лачуге, держащая в руках точь-в-точь такой же букет. Не поверив своим глазам, Клод спрыгнул с лошади, подошел ближе к огромным вазонам и опустился коленями на ступеньки.
   Цветы и впрямь были такими, как он помнил: один лист надорван посередине, а лепестки крайнего слева цветка примяты. В замешательстве юноша не сразу понял, что его зовут:
   - Ты Клод, да? Друг Марка? - спросила девушка, выходя из магазина, но парень не отреагировал. - Эй! Клод!
   Он встрепенулся и посмотрел наверх. В дверном проеме стояла Клаудия.
   - Добрый день, - вежливо поклонился он.
   - Извини за ту сцену, - девушка смущенно улыбнулась. - Тогда, с Марком... С ним иногда просто невозможно нормально разговаривать.
   - Да, я знаю, - Клод улыбнулся в ответ, вспоминая наигранные интонации друга в беседах о Клаудии.
   - Вечно он шутит, а даже когда серьезен, я думаю, что это снова его фокусы, - вздохнула она. - Он говорил, что будет поддерживать меня, а на самом деле только болтает о делах Абрама или свадьбе.
   - Ты и правда учишься? - оживился Клод. - И изучаешь анатомический атлас?
   Клаудия кивнула удивленно и немного испуганно.
   - Да, я очень хочу стать врачом. Отец говорит, что я сама могу выучить все, что необходимо, а с остальным поможет Густав Мернье, но я очень хочу поехать в Анрис - говорят, там лучшие школы и доктора на юге. Но отец никогда не согласится отпустить меня: он уже немолод, и в магазине нужна моя помощь...
   Тон, с которым Клаудия сказала про отца и медицину, заставил Клода занервничать. Невольно он сравнил ее с собой, всю жизнь ненавидевшим все эти анатомические атласы, сложные медицинские трактаты и постоянное давление отца, пытавшегося слепить из него, Клода, свое подобие. Кто бы мог подумать, что в маленьком городке есть девушка, мечтающая о такой жизни?
   - Марк говорил, что ты приехал из Анриса, - продолжала меж тем она. - Расскажи, как там? Он больше Тремолы? Наверное, очень красивый! А много там известных врачей? И берут ли они учеников? Ой, извини, ты же художник, зачем тебе такое знать... Да и мне все равно это ни к чему...
   Клод кивал и пораженно наблюдал, как жадно заблестели ее глаза и тут же угасли, стоило вспомнить о действительности. Щемящее чувство жалости охватило его вместе с безумной мыслью поменяться с ней жизнями. Отец бы боготворил такую дочь и с радостью обменял бы на бестолкового сына.
   - Думаю, у тебя есть шанс, - попытался приободрить он Клаудию. - Еще месяц назад я даже не знал о Тремоле, но вот я здесь, как видишь.
   Девушка благодарно улыбнулась и подняла с земли вазон с лилиями.
   - Может, зайдешь? - пригласила она и сама вошла внутрь, оставляя дверь открытой. Клод послушно поднялся по ступенькам и вошел.
   В магазине было тесновато, но очень уютно. Повсюду были цветы и зелень: окна сплошь уставлены горшками в несколько ярусов, по стенам развешаны кашпо, полные диковинных растений с длинными побегами, похожими на лианы. У прилавка же было просто какое-то буйство цвета: ярко-красные розы мешались с солнечными нарциссами и скромными ромашками, а где-то в стороне скромно выглядывали фиалки. Неподалеку стояла большая охапка гвоздик и хризантем, а на самом видном месте синел небольшой букет незабудок. На полу размытыми пятнами лежали солнечные следы. Клод поднял голову и увидел стеклянную крышу, увитую изнутри плющом, оставляющим небольшие проплешины для солнца.
   - Не хватает экзотических птиц, - заметил он.
   - Я за них, - улыбнулась девушка и встала за прилавок.
   Среди всего разнообразия цветов она в своем простом коричневом платье была как темный контрастный образ, который сразу притягивал к себе внимание. Клод завороженно смотрел на нее пару минут, а потом, ни слова не говоря, выбежал из магазина.
   Вернулся он уже с этюдником. Мгновенно развернув все свои принадлежности, он бросил Клаудии короткое "Пожалуйста, не двигайся" и начал рисовать.
   Работа заняла едва ли больше получаса. Клод ощущал тот редкий прилив вдохновения, когда казалось, будто душа отъединяется от тела и начинает творить сама, как ей заблагорассудится. Ему казалось, что вот он, весь мир, на кончике его кисти, которой он творит свою реальность, совершенно особенную и неповторимую. Едва последний мазок лег на бумагу, он, явно довольный собой, тут же показал работу натурщице, ожидая восторженных возгласов.
   Но Клаудия молчала.
   Повисла тягостная тишина, и Клод недоуменно уставился на девушку, ожидая хоть какой-нибудь реакции, но она будто остолбенела. Лицо ее едва побледнело, а губы плотно сжались. В ней будто бы шла внутренняя борьба, которая встревожила и напугала Клода. Он осторожно тронул ее за плечо:
   - Что с тобой?
   Клаудия протянула ему портрет и ответила, даже не подняв взгляда.
   - Пожалуйста, уходи, - голос ее звучал механически и безжизненно, будто принадлежал кукле, а не человеку.
   Клод не стал спорить. Собрав все обратно в этюдник, он взял из ее руки портрет и вышел на крыльцо. Солнце светило все также приветливо, прогоняя слегка сонливое наваждение магазина. Вороной жеребец нетерпеливо царапал копытом мостовую, ожидая хозяина. Рядом с ним, переваливаясь с пятки на носок и протирая лысину платком, стоял Абрам.
   - Клод? - отрывисто бросил он не то с удивлением, не то с пренебрежением.
   Клод спустился со ступенек и отвесил вежливый поклон.
   - Что это? - кивнул Абрам на портрет в руках Клода. - Можно взглянуть?
   Клод протянул ему лист бумаги. Старик долго вглядывался в рисунок, затем поднял глаза и посмотрел на дверь магазина. Клоду уже становилось не о себе от подобной реакции. Наконец, пожевав нижнюю губу, Абрам обронил только одно слово:
   - Почему?
   - Я так увидел, - пожал плечами художник.
   Старик снова посмотрел на рисунок в руке. С листа на него доверчиво смотрела маленькая темноглазая девочка в окружении диковинных цветов.
   - Можно я оставлю себе его? - Абрам попросил так тихо, что Клод не сразу разобрал слова.
   - К-конечно, - ответил немного озадаченный Клод. Еще пару минут назад он был настолько уверен, что нарисовал нечто потрясающее, а теперь терялся в догадках, что же такого видят люди в простом портрете.
   Не обращая внимания на художника, Абрам медленно пошел к лавке, поднялся на крыльцо и только у самой двери, наконец, посмотрел Клоду в глаза.
   - Ступай на рынок. Сегодня там много народа, - сухо бросил он и скрылся за дверью.
   Оседлав лошадь, Клод пустил ее шагом через площадь. Большие причудливые часы на башне в центре отбивали полдень: из едва заметного окошка над самым циферблатом вылетала маленькая птичка, а лиса, рыба и орел с раскрытыми ртами поднимались друг за другом, будто пытаясь эту птичку поймать. Однако было в часах что-то странное: часовая и минутная стрелки мирно замерли в самой верхней точке, а секундная странно дергалась у цифры два, издавая едва различимый, но малоприятный скрип. Мальчишки плескались в фонтане, какая-то дородная женщина ругалась со стариком-аккордеонистом. Присмотревшись, Клод различил розовое платье с бисером, что было на одной из его клиенток. В одной руке она держала кружевной зонт, а в другой - непоседливого сына. Клод не отказался бы снова рисовать мальчугана - он был уверен, что сегодня любая работа получилась бы лучше, но путь к рынку лежал через арку и еще два поворота в кварталах.
   На рынке Клод встретил уже привычную суету. Со вчерашнего дня практически ничего не изменилось: все будто заняли свои места и разыгрывали заученные роли. Телеги с провизией едва не наехали на одинокого всадника. Лошадь Клода метнулась в сторону и едва не угодила под колеса другой телеги, везущей сыр и бочки.
   - Смотри, куда едешь! - крикнул круглолицый человек на козлах, показавшийся Клоду знакомым. - Из-за тебя чуть молоко не разлил.
   - И-извините, - пробормотал Клод, отъезжая к краю дороги. Телеги, скрипя и покачиваясь, поехали дальше.
   Клод посмотрел туда, откуда должны были ехать эти телеги, но видел лишь скопище кривых переулков и дорогу, уходящую к мосту через Морилам. Никаких деревенских домов и ферм вдоль до самой реки Клод не мог припомнить, а за мостом начиналось пепелище. Откуда же каждый день везли сыр, молоко, зерно и овощи?
   - Эй, не стой на пути! - окрикнул его жандарм в высокой каске, неестественно прямо восседающий на пегой кобыле. От одного его вида Клода передернуло, а в животе замутило. - Ты кто таков?
   - К-клод, - промямлил он. - Художник.
   - Это тот, что от Абрама? - прищурился жандарм. Его седые окладистые усы, переходящие в бакенбарды были испачканы яичницей и застрявшими хлебными крошками. Утерев рот рукавом, жандарм махнул рукой. - Ну, давай, езжай уже. Старик предупреждал меня о тебе.
   - Спасибо, - Клод поклонился и поспешил к своему месту под фонарем. Сердце его все еще бешено колотилось, по спине пробежал холодок. Ночь побега из таверны на перекрестке живо нарисовалась перед глазами. Какое счастье, что Тремола - забытый всеми уголок!
   Стоило Клоду привязать жеребца, которого он уже всерьез думал назвать Бусинкой в память о верной подруге его побега и разложить этюдник, как к нему тотчас засеменили люди, будто ждавшие его прихода. В основном это были пожилые люди, желавшие оставить о себе память детям и внукам. Из них образовалась целая очередь, и Клод очень торопился нарисовать всех, пока солнце не войдет в зенит, и не наступит солнцепек.
   К обеду людей значительно поубавилось: кто отправился бродить по рынку, кто решил прийти на следующий день, а кто уже получил небольшие портреты и отправился восвояси. Перед Клодом осталась сидеть немолодая женщина с лучистыми морщинками в уголках глаз и доброй улыбкой. Она какое-то время сидела молча, а потом внезапно произнесла.
   - Вы такой бледный, похожи на призрака. Словно у Вас в жизни случилось что-то страшное, и Вы теперь носите это за собой.
   Клод вздрогнул и едва не выронил кисть. Он оторвался от работы и поднял удивленный взгляд на клиентку. Она улыбалась так, будто могла принять и простить любое преступление. Яркий солнечный свет подсвечивал ее волосы, превращая их в подобие нимба, и на короткое мгновение впечатлительному Клоду показалось, что он видит ангела.
   - И эти длинные волосы, которые будто специально закрывают лицо, - продолжала женщина. - От кого же Вы прячетесь?
   Клод внимательно смотрел на нее, взвешивая: стоит ли сказать или нет? Что-то внутри него отчаянно рвалось наружу, больше не в силах держать свои тайны при себе, но другая его часть заходилась в панике от ужаса быть раскрытым. А женщина будто и не замечала его метания и продолжала, глядя куда-то в сторону.
   - Любая судьба тяжела, - она немного растягивала слова, будто читала их в книге. - Но не будет дано нам той ноши, которую мы не сможем вынести, - здесь она ненадолго замолчала, но потом продолжила. - Лис увел за собой моего мужа, и у меня не осталось никого на этом свете. Я бы очень хотела отправиться за ним, но пока небо не зовет меня, я останусь на своем месте.
   - А Вы верите? - спросил, наконец, Клод. - Верите, что эпидемия вернулась?
   - Не все ли равно? Мы все рано или поздно уйдем, - она опустила голову и будто задумалась.
   Рисовать ее было легко - Клод давно уже не чувствовал такой уверенности в руках. Они словно сами знали, куда и как должны ложиться мазки, где тень, а где полутень, каким цветом выделить глаза, а каким - волосы. С головой уйдя в работу, он не сразу заметил, что женщина очень долго сидит в одной позе, не шевелясь. Вдруг ее лицо исказилось, и она тяжело упала с табурета на мостовую.
   - Что с Вами? - подскочил Клод. На камни полетели кисти и краски. - Вы меня слышите?
   Женщина только хрипела, запрокинув голову.
   - Помогите! - закричал Клод мимо проходящим людям. - Кто-нибудь, помогите!
   Но люди вокруг спешили по своим делам, бросая на них косые взгляды. "Думают, что она заражена", - понял Клод.
   Вдруг в голове его вспыхнуло воспоминание: ему шесть и отец впервые показывает на одном из слуг как делать искусственное дыхание.
   - Уложи его на пол и положи ладонь на нижнюю часть грудины, - он уложил дворецкого и надавил чуть выше живота. - Затем вторую руку сверху и прямыми руками дави всем телом, - он сложил прямые руки и надавил всем телом. - Считай до десяти: раз - толчок, два - толчок, - с этими словами на каждый счет он надавливал на грудь дворецкого, а тот глубоко задышал в такт его действиям. - Затем запрокинь голову, - голова слуги была откинута назад. - Одну руку под шею, второй зажми нос и дуй ему в рот изо всех сил, - отец достал свой батистовый платок, положил на рот дворецкому, зажал ему нос и что есть силы дунул в рот.
   - Ну и мерзость! - поморщился маленький Клод от отвращения, за что получил подзатыльник от отца и вечер без ужина.
   Но сейчас он словно наяву видел четкие отцовские движения и повторял за ними. Нащупав место, где грудина переходит в живот, он положил руку на руку и надавил всем телом.
   - Раз! Два! Три! - считал он в такт движениям. Изо рта женщины вырвался хрип. - Четыре! Пять! - продолжал Клод, вспоминая, есть ли у него платок, чтобы сделать дыхание рот-в-рот. Но тут женщина издала протяжный стон, открыла глаза и закашлялась.
   - Что тут происходит?
   Клод поднял глаза и увидел перед собой доктора Мернье, растрепанного и в домашних туфлях. Видимо, кто-то все-таки позвал на помощь. Чуть поодаль, старательно разглаживая усы, стоял жандарм. Вокруг уже успели столпиться зеваки.
   - Ей стало плохо, - Клод помог женщине сесть. - Она вдруг упала и...
   Доктор склонился над женщиной, прикоснулся к шее, считая пульс, посмотрел в глаза.
   - Помогите мне, - попросил он жандарма. - Ее нужно поднять и отвести домой. Как Вы, дорогая Нина?
   - Спасибо, доктор, - едва слышно прошелестела она. - Все хорошо. Я почти увидела Пьера... Почти... Ах, зачем Вы спасли меня...
   - Не волнуйтесь, милая, - сказал ей Мернье. - Он Вас обязательно дождется, обязательно.
   - Я знаю, - выдохнула Нина.
   Доктор обернулся к Клоду:
   - Ее "спасибо" принадлежит Вам, коллега, - улыбнулся он и слегка поклонился.
   Клод стоял ошарашенный и онемевший. Призраки прошлого отступили от осознания, что он едва не соприкоснулся со смертью. Краем глаза он видел перешептывающихся людей и любопытные взгляды, но не замечал. Он смотрел вслед удаляющейся Нине в сопровождении доктора и жандарма и впервые в жизни был немного благодарен отцу.
   Желудок предательски заурчал, возвращая Клода к действительности. На этюднике лежал портрет Нины, который так и не забрали, а ветер катил по мостовой упавшие кисти. Клод бросился подбирать добро, рискуя снова угодить под чьи-то колеса, но его уже не окрикивали сердитые возницы. Его старались аккуратно объехать или затормозить. Когда все в зоне видимости было собрано, Клод решил, что можно устроить перерыв и пойти пообедать к Лукасу. Но только этюдник был собран, перед художником выросла знакомая приземистая фигура вчерашнего офицера с моноклем.
   - Я пришел обсудить с Вами заказ, - начал он.
   - Вы уже поговорили с Абрамом? - удивился Клод, пытаясь его обойти, но тот ловко перекрывал все попытки сбежать.
   - Нет, но я не думаю, что старик мне откажет, - настаивал господин. - Я пришел договориться о цене.
   - Это Вам тоже следует обсуждать не со мной, - Клоду отчего-то был малоприятен этот человек равно как и его манера слышать только самого себя. Не теряя надежды уйти пообедать, Клод решил обойти торговый ряд, но и заказчик не отставал.
   - Вы должны быть польщены, - с укоризной продолжал он. - Вместо того, чтобы послать за Вами, я сам, лично пришел сюда...
   - Дяденька! - прервал его высокий детский голос. - Дяденька, подождите!
   Клод оглянулся, но никого не увидел.
   - Дяденька! - раздалось где-то совсем рядом. Клод ступил пару шагов назад и едва не налетел на маленькую девочку.
   Она была очень мала и очень худа, судя по всему, от недоедания. Большие глаза выделялись на остроскулом лице, отчего Клоду она напомнила стрекозу. Темные волосы собраны в два хвоста, платье старое, застиранное, но опрятное и без дыр, а на ногах грубые ботинки на пару размеров больше. В тонкой руке девочка сжимала кисть с зазубринами на гладкой черной рукоятке - самую любимую кисточку Клода, которую он всегда носил при себе.
   - Дяденька, Вы уронили, - сказала девочка и протянула Клоду свою находку.
   - И вообще, что Вы себе позволяете! - все еще не унимался господин с моноклем, преследовавший Клода. - Вы хоть знаете...
   И тут он наткнулся на девочку и замер, как ищейка, учуявшая дичь. Клод с удивлением смотрел, как меняется его лицо: вместо покровительственного выражение сменилось брезгливым и презрительным, будто он увидел что-то крайне неприятное. Смерив взглядом щуплое тельце и потрепанную одежду, он протянул:
   - А разве такой замарашке можно ходить по центру города в разгар дня?
   Девочка вздрогнула, как от удара, и покраснела.
   - Нет, месье, я... Я увидела кисть и хотела вернуть...
   - Она просто вернула мне мою кисточку, - сказал Клод куда резче, чем ему бы хотелось. - Разве это преступление?
   - Нет, что Вы! - замахал руками господин, возвращая на лицо улыбку. - Разумеется, нет.
   Девочка молчала и смотрела на Клода глазами, полными слез. Он присел перед ней на корточки и постарался искренне улыбнуться, глядя ей в глаза.
   - Спасибо тебе большое, - сказал он и положил руку ей на плечо. Под ладонью чувствовалась грубая ткань и тонкая хрупкая кость, обтянутая кожей. - Это самая дорогая мне вещь, поэтому в благодарность я выполню любую твою просьбу. Чего ты хочешь?
   Девочка, казалось, не верила своим ушам. Она переводила удивленный взгляд с Клода на офицера и молчала.
   - Ну же, не бойся, - приободрил ее Клод. - Я могу тебя нарисовать, если ты захочешь.
   - Но... - протянула она. - Господин мэр же...
   Клод обернулся к своему преследователю.
   - Так Вы - мэр?!
   - Имею честь, - он приосанился и выпятил грудь. На солнце монокль поблескивал и пускал солнечных зайчиков. - Я Фернан де Монтрев, полковник в отставке и мэр этого славного города.
   Клод вытаращил на него глаза и на время забыл о девочке.
   - Как Вы сказали? Де Монтрев?
   - Именно, - кивнул тот.
   Где-то с минуту Клод раздумывал. В нем боролись неприязнь к человеку и отчаянное желание узнать тайны заброшенного особняка. Наконец, он ответил:
   - Знаете, я согласен на Ваш заказ. Завтра утром я приду рисовать Ваш портрет.
   - Чудно! - довольно ухмыльнулся мэр. - Я пришлю за Вами.
   - Но я... - начал было Клод, но мэр уже его не слушал. Получив согласие, он тотчас развернулся и стремительным чеканным шагом отправился прочь.
   Клод снова повернулся к девочке. С уходом мэра она посветлела и перестала дрожать, но все также смотрела на художника глазами, полными восхищения. Облизнув пересохшие губы, она робко произнесла:
   - Дяденька художник... А Вы правда нарисуете меня?
   - Правда, - Клод торжественно кивнул, ободряюще улыбаясь ей. - Как тебя зовут, милая?
   - Люси, - девочка потупилась, уставившись на свои тонкие ноги в безобразных ботинках. - А Вы можете нарисовать не меня, а мою сестру?
   - У тебя есть сестра? Младшая?
   - Нет, - Люси отрицательно помотала головой. - Она на четыре года старше меня, ее зовут Мари. Но... Она не может к Вам прийти, - последние слова Люси постаралась сказать как можно тише, буквально выдыхая их.
   - И что же не так с Мари?
   - Она больна, - призналась Люси и заплакала. - Я так боюсь, что это лихорадка, очень боюсь! У меня никого нет, кроме Мари. Дяденька, Вы же нарисуете ее, правда?
   - Конечно, - Клод легонько сжал худенькое плечико девочки. Он хотел было сказать, что портрет не вылечит ее сестру, что если лихорадка на самом деле пришла в их дом, то никакие слезы не могут им помочь, но ком подкатил к его горлу, и он промолчал.
   - Правда? - Люси подняла на него сияющие глаза. - Честное слово?
   - Самое честное, - ответил Клод, и девочка со всех ног помчалась домой, рассказывать сестре такую замечательную весть.
  
   Зарисовка седьмая. В доме знатного человека
   Клод смотрел вслед убегающей Люси, когда его желудок снова дал о себе знать. Больше не обращая ни на что внимания, с этюдником под мышкой художник в два шага оказался рядом с таверной. Сворачивая в нужный переулок, Клод удивился, обнаружив толпу людей, буквально ломившихся в двери. Постояв немного на улице, он решил, что конца собрания не дождется и, расталкивая людей, стал пробираться внутрь здания.
   Отовсюду доносились возмущенные выкрики:
   - Да этого не может быть! - кричали женщины.
   - Откуда ему знать? - мужчины недоуменно переглядывались, пытаясь найти отражение своим сомнениям.
   - Разве это вообще возможно?
   - Вранье!
   Пробираясь через толпу, Клод втиснулся в забитый до отказа зал таверны и замер. В самом центре на импровизированном постаменте из сдвинутых столов стоял невысокий человек с деревяшкой вместо одной ноги. Волосы у него были белые, как снег, правый глаз перечеркнул тонкий шрам, зубов не хватало, а челюсть была как-то неестественно вывернута, из-за чего оратор был немного косноязычен.
   "Челюсть не мешало бы вставить, - подумал Клод. - Наверняка в драке вывихнул". И сам испугался своих мыслей, почувствовав в них присутствие чужой воли. А человек кричал, размахивая руками:
   - Скоко нам еще терпеть? Едва мы избавиись от Лиса, как к нам приезжает какой-то художник, и все повтояется снова! Разве мы заслужили такое? Разве мы можем позвоить, чтобы наши дети снова умиали?
   - Но у тебя нет детей, Винс!
   - Да, откуда у тебя дети, Винс?
   - Я про вашх детей, идиоты, - отмахнулся Винсент.
   - Да замолчите вы! - осадили насмехающихся женщины, стоящие где-то рядом с кухней. Они нервно вытирали руки передниками и постоянно переглядывались. - Дайте послушать!
   - И вот, стоило Тъемоле опраиться от лихорадки, - продолжил Винс, - как приезжает человек - и все начинается заново! Тъое, заказавшх у него портъеты, заболели на следущий день! Сегодня днем умерла Нина, и все видели, как этот художник колдовал над ней! Она все твердила, что Лис заберет ее, но бояться надо было Клода! У лихоадки появилось имя!
   Узловатый палец Винса метнулся в сторону Клода, безуспешно пытавшегося вжаться в косяк двери. Вся таверна мигом откликнулась на его призыв и уставилась на незадачливого художника. В Клоде мгновенно поднялась буря чувств - страх, стыд, сожаление, будто он и впрямь был причастен к смерти и прямо сейчас согласен понести наказание. Что-то знакомое шевельнулось в нем, но тут же затихло.
   - Стойте! - закричал кто-то у стены. Клод поднял голову в надежде увидеть Марка, но с той стороны пробирался к столам доктор Мернье.
   - Подождите! - доктор немного запыхался, забираясь на стол, и пытался отдышаться. - Клод... Он не колдун... Он врач.
   - Как? - ахнули женщины около кухни.
   - Но почему он тогда рисует на площади? - удивились торговцы, кучкой стоявшие около окна. Клод отметил про себя, что все их лица ему знакомы.
   - Вранье! - уверенно гаркнул Винс, скривившись. - Разве Нина не умерла из-за него? Ты сам, Густав, провожал ее до дома, скажи нам правду! Как все было?
   - Он не убивал, он пытался ее спасти! - ответил Мернье, выпрямившись во весь рост и сжимая в руке свою тяжелую трость. Шляпу он где-то потерял. - У Нины давно болело сердце, она тяжело переживала смерть мужа... Это могло случиться в любой момент.
   - Но случилось сеодня! - не сдавался Винс. - Разве это не новая лихоадка? Как нам теперь спать спокойно, если Лис снова ходит по городу в человеческом облике?
   - Что?
   - Новый Лис? - женщины у кухни снова переглянулись, а одна упала в обморок.
   - Лихорадка? Снова?
   - О, мои бедные девочки... - женщина в первом ряду воздела руки к небу и заплакала.
   - Но он не Лис, говорю вам! - Густав закричал, пытаясь победить шепотки, подобно щупальцам осьминога, расползшиеся по таверне. - Его отец - знаменитый врач! Судьба послала нам спасение, а не чуму!
   Люди притихли, прислушиваясь к словам доктора. Даже Винс как-то сник, хотя все еще смотрел подозрительно в сторону бледного, как полотно, Клода.
   - Одумайтесь! - взывал Густав. - В наш просвещенный век нельзя верить в колдовство! Эпидемия позади - после того пожара никто не мог выжить. Хватит жить в страхе!
   Толпа снова зашелестела, но на этот раз сложно было понять, одобрительно или негодующе. Мернье все еще стоял на столе, тяжело дыша, но Винса уже рядом не было. У Клода было такое чувство, будто он стоял лицом к лицу со страшной бурей, но она обошла его стороной. Люди потянулись к выходу, и таверна постепенно начинала пустеть. Клод хотел пробраться к доктору, поблагодарить за заступничество - ведь разъяренная толпа могла не выпустить его живым из таверны, но тут взгляд его скользнул к дальней стене. Там в тени стояли люди, что-то бурно обсуждавшие. Подойдя ближе, он различил голоса:
   - Ты же не поверил этому старому дураку?
   - Но если он на самом дее...
   Клод спрятался за выступом стены, уткнувшись в старую кирпичную кладку. Известка давно облезла от сырости, кое-где оголяя внутренности. От нее тянуло землей, винными парами и плесенью, но Клода волновали лишь голоса - выглянуть он боялся.
   - Он сын его старого друга. Даже если сам дьявол придет под этой личиной, его оправдают. Понимаешь меня?
   - Да, но доктор скаал, что лихоадка позади, - Клод различил заплетающийся язык Винса. Но кем был второй? Внезапно он почувствовал, что не хочет этого знать.
   - Много этот старик понимает!
   - Пока никто не умер, - заикнулся Винс, вмиг растерявший свое косноязычие.
   - Так вы ждете смертей, - манерно протянул третий, до этого хранивший молчание. От этой фразы у Клода все внутри сжалось. Говоривший показался из тени: что-то смутно знакомое было в надменном лице и холодных глазах.
   - Стой! - окликнули его. - Ты не заплатил нашему доброму другу.
   Клода будто поразило молнией: он узнал голос Марка. Человек снова вернулся в тень, повернувшись спиной к Клоду, и тот увидел тонкую черную ленточку в платиновых волосах.
   - Господа так великодушны, - подобострастно растекся Винс. Голос его звучал совсем иначе, равно как и исправившаяся речь. - Любое ваше слово...
   - Господин, - резко осадил его холодный тон. - Здесь один только господин и он тебе платит, бродяга. Никто не должен знать, что я был в этой дыре...
   - Но как же... - Клод жадно ловил каждое слово. Он почти видел, как забегали глаза Винса в замешательстве между двумя высокими фигурами. - Господин Марк...
   - Я не господин, ты разве не слышал? - Клод отчётливо различал знакомую насмешку в голосе. - Бери деньги и жди наших указаний.
   Тихо зажурчали монеты, перетекавшие в руки Винса.
   - Тысяча благодарностей, - с придыханием повторял он, но Клод уже не вслушивался. Он в замешательстве прислонился спиной к стене и обхватил руками голову, переваривая услышанное. Все это просто не укладывалось в голове. Неужели это Марк науськивал горожан против него? Но ведь еще вчера он заступался за Клода и назвал своим другом! И кто был с ним? Почему-то он казался смутно знакомым...
   Как только деньги утяжелили карман Винса, тот, воровато оглядываясь по сторонам, скользнул мимо Клода. Хлопок двери вывел того из раздумий, и до ушей донесся шепот, поэтому сложно было различить, кто что говорит.
   - Что ты опять затеял? Ты знаешь, как мне не нравятся все эти твои...
   - Как и я сам. Не волнуйся, просто решил устроить небольшую встряску.
   - Отец и так от тебя натерпелся...
   - Кто сказал, что это для отца?
   Голоса стихли, а потом раздались быстрые шаги. Клод повернулся, надеясь увидеть Марка, но возле стены уже никого не было: видимо, в таверне был черный ход, через который они ушли. Все еще обескураженный, он снова облокотился на стену и уставился в потолок.
   - Эй, может присядешь? - окликнул его Лукас. Люди уже разошлись: в таверне едва ли можно было насчитать пять человек, включая Клода и самого Лукаса.
   - А? Да... - отозвался юноша и опустился на ближайшую скамью.
   - Может, выпьешь чего? - заботливо предложил хозяин. - Вид у тебя неважный, да оно и понятно...
   - Лукас, ты хорошо знаешь Марка? - перебил его Клод.
   Повисла пауза. Лукас что-то тщательно обдумывал, нахмурившись и шевеля пшеничными усами. Потом он осмотрел зал, прикидывая, нужно ли еще кого обслужить, и опустился на скамью рядом с Клодом.
   - Мутный он человек, - Лукас говорил тихо, и голос его больше походил на шелест. Он старался смотреть на доски пола, нервно теребя передник. - Про него много слухов ходит. Говорили, что он из богатой семьи, да только отец его выгнал.
   - А что насчет матери?
   - Кто знает? - Лукас пожал плечами и наклонился поближе к собеседнику. - Вроде померла, а может и нет. Ты лучше у Абрама спроси - ему много чего известно, да и дела у него с Марком. Не знаю, какие, даже не спрашивай! - поспешно отпрянул он, увидев любопытство, мелькнувшее в глазах Клода.
   - Так значит, у него никого нет... - протянул Клод. Сердце болезненно сжалось в комок. Он подумал о полном одиночестве и почувствовал, что будто видит свое отражение.
   - Ну, прям таки и никого, - отмахнулся Лукас. - У него же брат есть, Филипп. Хотя разные они, тот-то весь в отца: высокий, светлый, а взгляд такой, будто заморозить хочет...
   - Так вот... - выдохнул юноша, мгновенно узнав в описании недавнего незнакомца. - А они общаются?
   Лукас пожал плечами и снова обвел взглядом зал: никто пока еще в нем не нуждался.
   - Это же все сплетни да пересуды, лучше у кухарки спроси. А я пойду, если пить не будешь.
   - А, нет, спасибо, - рассеянно отозвался юноша и погрузился в свои мысли. Лукас поднялся, отряхнул зачем-то передник и скрылся на кухне, оставив Клода наедине с самим собой.
   Рассказы Лукаса, конечно, не стоило принимать за чистую монету, но в сплетнях всегда была доля правды, и Клод не знал, как к этой правде относиться. С одной стороны, он чувствовал в Марке родственную душу, мог понять его чувства и страдания, но с другой стороны в голове никак не укладывалось его предательство. Почему он решил науськивать горожан против него, Клода? И почему там был его брат, с которым он вроде бы не общается? Может, все дело в матери?
   - Нина, - догадался Клод. - Неужели из-за нее?
   В голове просветлело и даже на сердце стало как-то спокойнее: зная причину, можно было придумать, как разрешить ситуацию. Клод вдруг вспомнил самого себя еще ребенком, когда он стоял и непонимающе смотрел на осунувшегося и как-то очень быстро постаревшего отца, который будто бы хотел сказать больше, чем мог.
   - Твоя мама, Клод, - он говорил то и дело запинаясь, вздыхая и закрывая лицо руками. - Она уехала, понимаешь? Уехала очень далеко и больше не вернется к нам.
   А Клод стоял и смотрел на него, искренне не понимая, почему он так говорит, будто это что-то страшное - с мамой же все будет хорошо. Только потом, много позже он понял, что хотел сказать ему отец. А вот Марку уже никто не скажет, что его мама просто уехала, но с ней все будет хорошо...
   Вмиг все негодование сошло на нет, осталось лишь желание ободрить, поддержать друга, который, видимо, тяжело переживает потерю. Не раздумывая больше ни минуты, он поспешил к выходу, чтобы попытаться быстрее найти Марка. По ходу Клод размышлял, куда вернее пойти: к Абраму или домой, но стоило ему покинуть таверну, как размышления прервал высокий сухопарый человек в камзоле, расшитом золотом.На первый взгляд щуплого телосложения он умудрялся полностью перекрыть дорогу Клоду, заставляя обратить на себя внимание.
   - Вам что-то нужно? - первым не выдержал Клод.
   - Полагаю, Вы мсье Клод Мангери, - поклонился человек, и Клод увидел его аккуратную круглую лысину среди седых волос, расчесанных на пробор.
   - Да, это я, - Клод слегка поклонился в ответ, но смотрел за спину человека, стараясь предугадать направление движения Марка.
   - Я служу дому де Монтрев, - продолжал тем временем человек. Он говорил медленно и немного в нос, пытаясь внушить уважение к своей персоне. - Меня послал господин Фернан, чтобы я сопроводил Вас в поместье. Дело касается портрета, Вы должны знать...
   Клод половину пропустил мимо и лишь рассеянно кивнул в ответ:
   - Да-да, конечно, нарисую, приходите завтра... - он попытался обогнуть человека и пойти дальше, но тот снова каким-то волшебным образом загородил дорогу.
   - Видимо, Вы не совсем меня поняли, мсье, - вежливо, но твердо сказал он. - Господин Фернан хочет Вас видеть немедленно.
   Что-то в его голосе отрезвило Клода и вернуло к действительности.
   - Фернан? Мэр?
   Слуга почтительно кивнул.
   - Немедленно?
   Он кивнул еще раз.
   Клод растерянно моргнул и беспомощно посмотрел в направлении площади и цветочного магазина Абрама. Уж тот точно бы решил его дилемму. Тяжело вздохнув, Клод кивнул и отправился следом за слугой к ландо, запряженному парой белых лошадей. По сравнению с ними жеребец, приведенный Марком, был лишь жалкой клячей. Не сводя глаз с прекрасных животных, Клод сел в повозку и отправился по узким улочкам города.
   Дорога лежала почти через всю центральную часть Тремолы. Клод отметил про себя, что они с Марком живут в прямо противоположном направлении. Мимо него мелькали невысокие каменные дома, редкие витрины магазинов, небольшие площади с фонтанами, в которых резвились ребятишки. Стены многих зданий были сплошь увиты плющом, на небольших балконах было полно цветов, и казалось, что в домах камня нет и в помине. Солнце постепенно клонилось к горизонту, и где-то на соседних улочках раздавался топот копыт и скрип повозок - торговцы начинали покидать рынок. Сам факт того, что Клод безмятежно катит по мостовым в огромной повозке с кучером, разряженным в золото, казался ему самому вопиющим и неестественным: во всем городе не было и намека на позолоту и роскошь. Тремола разительно отличалась от богатого Анриса если не бедностью, то поголовной, но горделивой скромностью.
   Мимо проплывали стрельчатые окна церкви, и вид у них бол довольно запущенный. Клод всматривался в яркие витражи, но ничего не мог разглядеть за ними, а из дверей никто не выходил и не входил. Он вопросительно посмотрел на возницу, но тот лишь хлестнул лошадей по спинам и прибавил хода.
   - Осталось немного, - буркнул он в ответ на немой вопрос.
   Дом мэра ждал их через пару улиц, но Клоду показалось, что они ехали целую вечность. Кривые улочки будто бы водили их за нос и никак не хотели заканчиваться, а дома стали слишком уж походить друг на друга. Кое-где деревья образовывали плотные глухие арки, и ландо катилось сквозь них как по зеленому тоннелю. После большого зеленого дома колеса застучали по брусчатке, и повозка выкатилась на широкую улицу, в самом конце которой маячил большой белый дом.
   Резиденция мэра выглядела почти так же внушительно, как и представлял себе Клод: высокие кованые ворота и каменный забор, подъездная дорожка, обсаженная кипарисами, идеальный газон, испещренный клумбами и сам дом, казалось, вместивший в себя половину из всех виденных Клодом помещений. Он, скорее, был похож на уменьшенную версию замка: над широкими парадными дверьми распростерся балкон с резными перилами, а за главной центральной частью расходились два крыла. Левое вело в покрытую стеклянным куполом оранжерею, а правое выходило к озеру и летнему саду, в который и привезли Клода, минуя главный вход. Там ему предоставили любоваться красотами природы, пока другие слуги не проводят его к хозяину поместья.
   Клод опустился на одну из резных скамеек и залюбовался гладью небольшого рукотворного озера. Солнце было еще достаточно высоко, чтобы лучи его бликами рассыпались по прозрачной воде, искрясь и переливаясь, как тысячи маленьких звезд. Недалеко от него чинно плавала пара лебедей, едва покачивая головами на длинных тонких шеях. Все вокруг дышало умиротворением, и Клода сморило в сон.
   Во сне он видел такое же тихое озеро, сень ив на берегу и искрящуюся воду. Но тишину то и дело нарушали детские крики: мальчик и девочка, похожие, как две капли воды, играли на берегу, бросая в воду небольшие камни - кто дальше бросит. За ними пристально наблюдал человек в тени деревьев, но Клод не мог разобрать, кто, да и не хотел.
   Дети плескались в воде и бросали камни, пока на воду не опустилась небольшая стая уток. Птицы плавали поодаль от людей. И вот, девочка размахнулась и запустила камень в одну из уток, попав ей в голову. Утка накренилась и начала тонуть. Клод отчетливо видел страх в глазах мальчика, жестокую радость на лице девочки и спешащего к ним человека из-под защитной тени...
   - Добрый вечер.
   Клод вздрогнул и открыл глаза. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, оставляя последние лучи озарять небо в багровые тона. Небо начинало темнеть, а воздух значительно посвежел. Рядом с ним на лавочке сидел тот самый слуга, который и привез его сюда, но теперь уже на нем была золотая ливрея и монокль. Пальцы в белых перчатках крутили длинный серебристый ключ.
   - Господин Фернан ждет Вас в большом зале.
   - Да, - выдохнул Клод, еще не совсем оправясь от дремоты. Рука его потянулась вниз, нащупывая этюдник, но под ладонью была пустота. - А где мои...
   - Все инструменты готовы, - перехватил слуга его вопрос. - Господин ждет.
   Клод покорно поднялся и двинулся следом за своим проводником. Они шли через длинную аллею, в которой редкие деревья мешались со скульптурами древнегреческих богов и героев. Клод часто рассматривал их на картинках раньше, а теперь с любопытством крутил головой по сторонам. Темнота быстро наступала, и вскоре вокруг них появились тени, зажигающие небольшие фонарики. Не успели они дойти до входа в крыло, как весь сад наполнился мягким уютным светом.
   Дальше была длинная анфилада галерей, переходов, больших и маленьких комнат. В какой-то момент Клод осознал, что не сможет охватить все красоты убранства дома и просто плелся за своим провожатым, изредка бросая взгляды на самые яркие картины или необычные скульптуры. Вскоре слуга остановился возле больших белых дверей, украшенных золотом.
   - Большой зал, - пояснил он. - Входите.
   Двери распахнулись, и Клод оказался будто бы в доме внутри дома - такой огромной была комната. Стеклянный купол поднимался высоко над головой, а от него серпантином спускалось несколько лестниц, выходящих на круглую площадку, где пол был выложен плиткой с узором в виде огромного орла, расправившего крылья и держащего в когтях рыбину. На этой площадке и стоял мэр, разодетый в свой самый лучший мундир и поблескивая орденами, ослепительно мерцавшими в свете сотен свечей. Напротив мэра высился мольберт с натянутым холстом, а рядом стоял этюдник Клода и стол, заваленный всевозможными красками и кистями.
   - Ну сколько можно ждать! - в нетерпении выкрикнул мэр, стоило Клоду шагнуть в зал. - Принимайтесь уже за работу!
   - Вдохновение не терпит спешки, - Клод кивнул на мольберт, попутно разглядывая стены, увешанные портретами предков. Здесь были и богатые дамы в кружевах и лентах, мужчины, изображенные верхом на коне посреди поля боя, на приеме у короля, в окружении родных. Где-то предки смотрели вместе с группового портрета, где-то висели небольшие овальные портреты детей-ангелочков, но кое-где в глаза бросались слишком большие пустоты на стенах, будто некоторые картины специально сняли. У каждого портрета был свой художник: они хоть и походили друг на друга, но рука мастера не повторялась ни на одном из них. - А что Вы хотите видеть на этой картине?
   - Я должен выглядеть героически, - объяснил мэр. - Можно изобразить поле брани или сражение с чудовищем. Обязательно прорисуйте мундир и все ордена! Еще сверху можно нарисовать кого-нибудь из святых как покровителя моей победы и славы...
   - Само собой, - сказал художник с некоторой долей иронии. -В такое темное время всем нам не помешает покровительство света.
   - На что вы намекаете? - нахмурился Фернан.
   - В городе ходят слухи о новой эпидемии, - Клод тщательно подбирал слова, пытаясь разобраться в вопросах и мыслях, блуждающих в голове. - Вы, случайно, не сведущи в медицине?
   Мэр нервно дернулся, но попытался скрыть замешательство, однако звон медалей и орденов выдал его с головой.
   - Это...немного не моя сфера, - осторожно ответил он, оглянувшись через плечо, будто за его спиной мог кто-то стоять. - Моя покойная жена, помнится, увлекалась...
   - А что насчет охоты на ведьм? - вопрос вырвался быстро и против воли, но едва Клод успел осознать сказанное, слова уже повисли под стеклянным куполом.
   Небольшую паузу спустя мэр как-то странно причмокнул и постарался смотреть куда-нибудь в стену:
   - Это... Мои предки... Они оказали большую помощь вере и церкви...
   "Святой инквизиции в частности", - дополнил Клод про себя.
   - Все это давно кануло в Лету, а заслуги моей семьи не ограничиваются... Не сводятся к темному средневековью. Вы должны понимать, что это были страшные времена, ужасные, люди были невежественны и жестоки... - тон его приобрел нотки оправдания, и это показалось Клоду неестественным и жалким. Пытаясь перевести тему разговора, он указал на один из портретов, показавшихся ему знакомым.
   - Кто это?
   На длинной белой стене рядом с одним из пустых мест висел небольшой портрет в круглой раме. На нем девушка с платиновой косой и печальными зелеными глазами то ли улыбалась, а то ли старалась не расплакаться. Неосознанно Клод подошел к портрету. Ему почему-то захотелось провести рукой по ее нарисованной щеке. Как будто под его ладонью будет теплая, живая плоть. Он потянулся к было к картине, но вовремя остановился.
   - Моя дочь, Аурелия, - отозвался мэр глухим голосом. - Она была моей любимицей.
   - Была? С ней что-то случилось?
   Мэр на секунду умолк, и весь его самодовольный вид куда-то улетучился. Он скорбно кивнул.
   - Ее забрала черная лихорадка.
  
   Зарисовка восьмая. Сорванные цветы
   - Ари, ты что делаешь? Прекрати!
   - Да чего ты встал-то? Идем, а то нас точно поймают!
   - Я... Я не могу. Нам нельзя туда. Отец говорил...
   - Ты только и умеешь, что говорить об отце. А сам-то что скажешь? - худенькая девочка легко пролезла через дыру в деревянном заборе и скрылась из виду. Прядь волос застряла в щели, но спустя пару мгновений выпуталась, оставив темный волос, повисший на щепке, словно сигнальный знак.
   Мальчик все еще стоял на месте, то и дело озираясь по сторонам. В любую секунду с любой стороны мог показаться кто-то и застать его здесь, в тупике между домом старого цветочника Абрама и детским приютом. А хуже всего здесь встретить самого Абрама - толстого, с запахом рыбы изо рта и трескучим голосом, будто его горло нуждается в смазке. Клод побаивался старика и всякий раз, когда он заходил к отцу со своими цветами, старался спрятаться куда подальше.
   А там, за забором, раскинулся чудесный сад. Небольшой участок был грамотно разделен на сектора, в каждом из которых росли определенные цветы: розы, гиацинты, пионы, гвоздики, нарциссы, лилии и даже ромашки. Кусты гортензии, сирени и рододендрона были аккуратно подстрижены и разграничивали сектора, превращая сад в подобие лабиринта. Вплотную к стенам росли липы и ели, почти полностью скрывая дом за шуршащей листвой. А из-за разросшегося плюща строение и вовсе казалось каким-то волшебным зеленым гротом, в котором впору жить фее, но никак не страшному цветочнику.
   Дождь шел с самого утра. Начавшись с ливня, он постепенно перешел на едва заметную морось, но после обеда снова начал усиливаться. Клод стоял точно посреди большой лужи и смотрел, как вода пытается забраться в его совсем новые ботинки. Предвкушая причитания экономки и гувернантки, он снова оглянулся в сторону дороги и подошел к забору, ощущая себя страшным преступником. Ему казалось, что кто-то пристально наблюдает за ним. Хотя это и не удивительно - сколько себя помнил, он находился под неусыпным контролем. Отец сотни раз говорил ему, что он должен вести себя благородно, вырасти достойным господином и продолжить дело своей семьи. Какая ярость, наверное, охватила бы его, узнай он, что его сын собирается влезть в чужой сад!
   Но колебаться было поздно: Клод, по худобе не уступающий своей подруге, проскользнул в дыру и оказался в другом мире. Десятки ароматов окружили его и наполнили легкие до краев. В пестрящей яркости мир перестал казаться серым и унылым, и даже дождь будто бы стал тише. Где-то среди этого буйства красок затерялась Ари, но Клод уже забыл о ней, об Абраме, который мог вот-вот вернуться, обо всем на свете.
   - Смотри! - раздался тонкий голос откуда-то из-за стены кустарника гортензии. - Клод, иди уже сюда!
   Клод послушно пошел на голос, пытаясь понять, откуда взялось в нем ощущение безопасности и радости. Будто здесь с ним точно не может случиться ничего плохого.
   - Это, наверное, Рай, - пробормотал он вполголоса.
   - Что? - это Ари высунулась из-за куста и схватила его за руку. - Чего стоишь?
   Но вопреки ожиданиям Клода оказались они не на одной из клумб, а прямо у одной из дверей дома. Крыльца перед ней не было, и Клод подумал, что это какой-то черный ход. Ари выпустила его руку и схватилась за ручку, которая была на уровне ее головы.
   - Что ты делаешь? - зашипел на нее Клод, но его никто не слушал.
   Дверь покорно открылась, едва скрипнув, но и этот звук отозвался внутри Клода ударом колокола. Ему почудилось, будто этот кошмарный скрип услышала вся округа.
   - Идем, - Ари призывно махнула рукой и юркнула в темное нутро дома.
   Мальчик еще немного потоптался на пороге. Старые сомнения (а что же скажет отец? как можно зайти в грязных ботинках в чужой дом? а вдруг вернется Абрам?) на какую-то долю секунды снова овладели им, но тут же угасли - обратно пути не было. Клод уверенно перешагнул порог.
   В старом доме было тихо, как в склепе. Все в нем давно пропахло затхлой сыростью и заросло пылью, будто бы тут давно никто не жил, а после ярких красок волшебного сада и вовсе начинало казаться, что это какой-то дом с привидениями. Клод подумал, что каждому дому присущи свои звуки: и тиканье часов, и редкий скрип старых половиц под ногами, и глухие стоны диванных пружин, и потоки воздуха, гуляющие между шкафами. Он прислушался в надежде уловить хоть какой-то из этих звуков, но их плотным кольцом обступила тишина. Она была вязкой, липнущей к пальцам, обволакивающей, как паутина...
   - Ари! - испуганно позвал Клод, и его голос ему самому показался глухим, больше похожим на шепот.
   Глаза постепенно начинали привыкать к темноте. У стен проступили силуэты мебели и очертания слепых окон, заросших плющом. Судя по всему, мальчик оказался в небольшой круглой гостиной, соединяющей все комнаты в доме. Как лучи от солнца, во все стороны расходились двери, и за одной из них была Ари.
   - Ари! - снова позвал Клод, но теперь чуть громче. - Ари, где ты?
   Но никто не отвечал. Толкнув дверь прямо перед собой, Клод оказался в каком-то чулане. Лицо вдруг защекотало от паутины, а на голову упала метла. Он захлопнул дверь и пошел к ближайшей справа. За ней оказалась чистая, но скудно обставленная спальня: небольшая кровать, комод и пара стульев. Следы запустения здесь были еще заметнее, чем в гостиной, - на полу лежал толстый слой пыли, запечатлевший цепочку следов к другой двери, в дальнем конце комнаты. Занавески слабо развевались, будто от сквозняка, но окна были закрыты. По спине Клода пробежали мурашки, и он закрыл дверь.
   Снова оказавшись в гостиной, он отсчитал первую левую дверь от кладовой и попытался открыть. Заперто. Покрутив ручку, он решил было перейти к соседней, но тут что-то щелкнуло и дверь распахнулась. Клод осторожно заглянул в комнату.
   Там было пусто. Окон не различить - то ли они завешены, а то ли их нет вовсе. В густом полусумраке пол переходил в стены и потолок, образуя какое-то темное пространство. У дальней стены только что-то едва поблескивало. Клод нерешительно перешагнул порог.
   - Да хватит тебе трястись! - злобно шикнула на него Ари, неизвестно откуда взявшаяся. - Не съест тебя никто!
   От неожиданности мальчик подпрыгнул, развернулся и бросился ей на шею. Двое - это не один, теперь они в безопасности.
   - Да будет тебе, - Ари мягко, но настойчиво отстранила Клода и указала на мерцание у дальней стены. - Что это там?
   Не дожидаясь ответа, она стремительно пересекла комнату и пару секунд рассматривала что-то у стены, а потом крикнула:
   - Эй, трусишка, иди сюда! - голос ее раздался на удивление гулко. - Это зеркало!
   Клод двинулся за ней, но на удивление, на него никто не напал из темноты. Приблизившись к Ари, он и сам увидел, что у стены стоит огромное, выше человеческого роста, зеркало. Мутная серебристая поверхность переливалась, как гладь пруда в лунном свете, а тяжелая кованая рама была украшена темными цветами, распустившимися только с одной стороны.
   - Похоже на лилии, - Ари провела пальцем по узору на оправе и под ее прикосновением проступили очертания цветка. Словно их выхватывало из темноты и освещало на солнце. Один за одним, повинуясь прикосновениям девочки, цветы распускались вокруг зеркала, подсвечивая его. Теперь в серебристой глубине отражались два размытых силуэта: один повыше - Клод, а другой пониже - Ари.
   - Смотри! - Клод указывал куда-то вглубь зеркала. За двумя силуэтами появился третий. Постояв немного поодаль, он начал приближаться, становиться все больше и больше, пока, наконец, не достиг размеров взрослого человека.
   Клод в панике обернулся - неужели вернулся Абрам? Нашел их тут? - но в дверях за спиной никого не было.
   - А-ах-кх! - вскрикнула Ари, но на этот раз голос ее звучал хрипло, точь-в-точь как у старика-цветочника. Клод повернулся и увидел, что ее душит рука, высунувшаяся прямо из зеркала. Рука эта был костлявая, едва обтянутая кожей, с остатками тлеющих кружев рукава у локтя. А на пальце сверкал крупный перстень с опалом.
   - Помоги! - прохрипела Ари, и Клод будто очнулся от наваждения. Он попытался разжать пальцы руки, но они намертво вцепились в горло Ари. Та все еще хрипела, но слов уже было не разобрать. В панике, Клод осмотрелся по сторонам - комната была абсолютно пуста. Вдруг его осенило: он вспомнил, как утром в спешке спрятал в карман карандаш, боясь, что отец снова начнет его ругать за попытки рисовать. Ощупав карман, он нашел инструмент, достал и с размаху всадил в тонкое запястье. Из зеркала раздался истошный вопль, а пальцы разжались.
   - Бежим! - Клод схватил Ари и потащил к выходу. Ему казалось, что сейчас сквозь зеркало выберется ведьма или какое-то чудовище, схватит их и утащит к себе. Ари едва волокла ноги и все еще не могла отдышаться. Только оказавшись на улице и захлопнув за собой дверь, Клод выпустил ее руку и опустился на траву. Ари рухнула рядом.
   - Ч-то эт-то было? - просипела Ари, когда дыхание более-менее восстановилось.
   Но Клод все еще смотрел перед собой пустыми глазами и никак не мог прийти в себя. Липкий страх струился по спине вместе с холодным потом. Он все еще боялся, что дверь за ними распахнется, из дома вырвется ведьма и задушит их, а может, и утащит за собой в зазеркалье. Он перевел взгляд на Ари и вздрогнул - на ее шее синел отпечаток ладони.
   - Ведьма, - сухими губами пробормотал Клод и закрыл глаза. Ему сейчас очень хотелось, чтобы это был просто кошмар, один из тех, что мучили его иногда. Сейчас придет отец, разбудит его и все будет хорошо.
   Но вот он открыл глаза и снова оказался в саду. Перед ним стояла Ари и протягивала руку.
   - Хватит тут сидеть. Идем.
   Но они не пошли к выходу. От двери через сад вела дорожка, мощеная осколками кирпича. Ари пошла по ней, увлекая за собой и Клода.
   - Пошли домой, - захныкал Клод. - Вдруг Абрам вернется? Или ведьма пойдет за нами?
   - Мы же закрыли дверь, - возразила Ари, потерев шею. - А тут столько всего! Когда еще дождемся, что старик уйдет? Обидно будет, если ничего не увидим.
   Клод шел за ней, порой оглядываясь на дверь, но скоро она скрылась из виду, и он успокоился. Он думал про Ари - почему она так спокойно себя ведет? Будто и не ее только что пытались убить...
   - Ой, смотри! - раздался ее голос откуда-то из-за кустов. - Иди сюда, скорее!
   Он нырнул за ней в объятия веток и увидел огромную клумбу, обложенную по периметру белыми гладкими камнями размером с голову ребенка. Все они были немного бугристые, но почти одинаковые, будто их долго и тщательно отбирали. А на самой клумбе росло всего лишь три лилии, но какие! На первый взгляд они были самого обычного белого цвета, но в серости дождливого дня Клод заметил, что от бутонов исходит едва заметное сияние. Каждый из них светил по-своему: один был очень яркий, второй светился едва заметно, а от третьего лучи как будто шли вверх и сливались с каплями дождя.
   - Здорово, да? - восхитилась Ари и забралась на клумбу. - Смотри, этот такой яркий, похож на Луну.
   Она протянула руку и сорвала цветок.
   Сияние тут же угасло, а внутри Клода будто что-то оборвалось. Будто произошло что-то непоправимое.
   - Что ты наделала?! - закричал он, понимая, что к его голосу примешивается еще один, скрипучий и будто бы пропахший рыбой...
   - Что ты наделал?! - кричал в ярости Фернан де Монтрев, возвращая уже взрослого Клода в реальность.
   Клод непонимающе заморгал, возвращаясь в особняк мэра и постепенно осознавая, что стоит лицом к стене, а у его ног лежит разбитый портрет Аурелии де Монтрев. Стекло и рама разлетелись вдребезги, в стене на месте портрета виднелась вмятина, а сам холст был изорван, так что в нем едва ли можно было разобрать лицо девушки.
   - Что... - Клод беспомощно оглянулся по сторонам, но наткнулся лишь на бушевавшего мэра.
   - Непозволительно! Непростительно! - кричал он, потрясая бутафорской саблей, украшенной позолоченными галунами. Галуны раскачивались в причудливом танце, как на сеансе у гипнотизера. - В моем собственном доме! Вы только подумайте!
   Сонм слуг уже поспешно все убрал, но мэр и не думал успокаиваться.
   - Что ты вообще себе позволяешь? Безродный художник, шут! Ты и этот хитрый старик, Абрам, ноги должны мне целовать за то, что я на вас посмотрел! Пустил в дом! Заказал масштабное полотно! И как вы мне отплачиваете за это? Крушите бесценные моему сердцу картины в моем собственном доме! Да мои предки защищали народ от варваров! Основали Тремолу! Истребляли ведьм и еретиков! А ты смеешь... - тут мэр едва не задохнулся, но остановился и перевел дух. - Вы осквернили мою семью! Мой дом! Вон!
   Клод прижался к стене и попытался сказать:
   - Простите меня, мсье, но картина... Ваш портрет...
   - Забирай свои вещи, - лицо мэра раскраснелось, а тронутые сединой коротко остриженные волосы встали дыбом и шевелились на каждом слове, будто от ветра. - И немедленно! Вон!
   Клод в мгновение ока свернул этюдник и юркнул в дверь, услужливо открытую дворецким. За спиной все еще раздавались гневные крики мэра и даже послышался звон бьющейся посуды. На подъездной дорожке его уже ждала повозка. Возница, но уже не тот, который привез сюда Клода, вежливо поклонился.
   - Уже закончили? Господин мэр распорядился...
   - Поехали, быстрее! - бросил ему Клод и поспешно забрался в повозку. К его счастью, вопросов ему никто не задавал, и вскоре колеса застучали по брусчатке центральных кварталов города.
   Уже порядком стемнело, когда Клод оказался напротив трактира "У Лиса". Ни слова не говоря на прощание, извозчик хлестнул лошадей и растаял в сумраке. Клод замер, обдумывая выбор. С одной стороны, ему очень хотелось зайти в трактир, отдохнуть, поужинать, а еще лучше выпить, чтобы заглушить наваждение. Страх все еще сжимал его сердце холодной ладонью, но детали своего видения он уже помнил слабее. Кто была та девочка, Ари? Почему он не помнит из детства ни ее, ни Абрама, ни его сада? И насколько реальна та комната с зеркалом?
   В желудке предательски заурчало, и Клод решил все же поужинать. Но стоило ему едва ступить на первую ступеньку крыльца, как из глубины переулка раздался топот и крики:
   - Мсье, помогите! Пожалуйста, мсье!
   Вот маленькая фигура выбежала на свет фонаря, и Клод узнал ту самую девочку, которая днем подобрала его кисть.
   - Люси! - воскликнул он удивленно.
   И тут на свет выбежала другая фигура, куда больше и тяжелее. Клод узнал в ней одного из торговцев с рынка. Он бежал за девочкой, потрясывая кулаками и выкрикивая с перерывами на одышку:
   - Стой, маленькая воровка! Стой!
   Люси уже приблизилась настолько, что в ее руках легко можно было разглядеть небольшую булку хлеба, с одной стороны покусанную.
   - Помогите, мсье художник! - она подбежала к Клоду и спряталась за его спиной. Он прикрыл ее рукой и шагнул навстречу булочнику.
   - Что произошло? - миролюбиво спросил он. - Давайте решим все спокойно.
   - Спокойно?! Да куда уж тут спокойно! Эта паршивка украла хлеб! - негодовал булочник. Его густые пшеничные усы шевелились в такт слогам.
   - Сколько стоит эта булка? - Клод пытался вспомнить, сколько у него оставалось денег и сможет ли он расплатиться.
   - Пять су! - заявил булочник, протягивая руку.
   - Вранье! - закричала Люси из-за спины Клода. - Она даже свежая стоит два су, а эту уже прилично погрызли собаки.
   Но Клод послушно достал мешочек с деньгами и отсчитал десять монет.
   - Возьмите, - он вложил деньги в руку булочника. - Но завтра Вы дадите этой девочке самую большую и свежую булку, которая у Вас только будет. И так до конца недели. Договорились?
   - Большая булка стоит куда дороже, - буркнул булочник, но в его голосе не было недовольства. - Я мог бы сделать это, скажем, за вывеску для моей булочной.
   - По рукам! - Клод пожал ему руку и подождал, пока довольный торговец не скроется за поворотом. Затем он обернулся к Люси, у которой по лицу ручьем текли слезы.
   - Г-господин так добр, - прохныкала она. - С-с-сестра... Н-наконец-то поест...
   - Так беги к ней, - сказал ее спаситель. - Она, наверное, очень переживает за тебя. Только пообещай мне одну вещь.
   Люси доверчиво подняла голову и посмотрела ему в глаза.
   - Все, что угодно, мсье.
   - Пожалуйста, не воруй больше. Если тебе понадобятся деньги, просто попроси их у меня. Или мы придумаем, как их заработать, хорошо?
   Люси кивнула и снова чуть не расплакалась.
   - Спасибо, - она шмыгнула носом. - Большое спасибо, мсье. Может быть, Вы поужинаете с нами? Сестра была бы рада знакомству.
   - Нет, - Клод покачал головой, боясь, как бы не заурчало в животе. - Я не голоден. А ты беги быстрее, уже поздно.
   Люси шмыгнула носом, махнула ему на прощание и со всех ног припустила по переулку.
   - Вам и самим мало будет, - тихо сказал про себя Клод.
   - А ты теперь еще и благодетелем заделался? - издевательски произнес голос из темноты. - Не многовато ли для одного бедного приезжего паренька? Художник, лекарь, филантроп...
   Клод повернулся к источнику голоса.
   - Кто здесь? - спросил он у ближайшего фонаря.
   Из-за угла вышла тень, ведущая за собой на привязи лошадь. Клод сначала узнал Бусинку, а потом догадался, кто ее ведет, прежде, чем тот вышел на свет.
   - Что ты здесь делаешь, Марк?
   Но Марк не спешил с ответом. Он обошел вокруг Клода и остановился напротив входа в трактир.
   - Ты, наверное, умираешь с голоду, ведь поесть тебе так и не дали сегодня, - насмешливо заговорил он. - А последние деньги ты отдал за ту нищенку. Ай-яй-яй, бедный добренький мальчик.
   - Зачем ты так, Марк, - сказал Клод. - Мы же друзья.
   - Друзья? - Марк поперхнулся, а потом рассмеялся каким-то натянутым и неестественным смехом. - А что такое друзья? Я дал тебе дом и заработок, а чем отплатил мне ты? Якшаешься с нищими, спасаешь старух на улицах да бежишь, как дворняжка, по первому зову мэра! Это что же - и вашим, и нашим? Хочешь для всех быть добреньким, да?
   - Я не понимаю тебя, - тихо проговорил Клод. - Что с тобой? Почему ты так себя ведешь? Нина была твоей матерью? - последние слова Клод произнес почти шепотом, но Марк просто взорвался.
   - Что? Эта жалкая старуха? Ты, должно быть, рехнулся, раз так говоришь!
   Но Клод уцепился за эту ниточку, почуяв, что за этими словами кроется что-то большее.
   - А кем была твоя мать, Марк? Ты никогда ничего не говорил о себе.
   - Как и ты, друг, - парировал тот.
   - Я?
   - Да, ты! Почему ты сбежал из своего города? - насел он на Клода. - Откуда Густав знает твоего отца? Почему ты пришел в Тремолу? Почему ты кричишь по ночам? Какое прошлое ты хочешь забыть?
   Клод окончательно смешался и не знал, что ответить. Неужели придется рассказать? Но сможет ли он понять? Или тоже осудит, как и все? Клод в нерешительности запустил руки в карманы и нащупал там карандаш. Острие впилось в ладонь, и он подумал, что, наверное, это знак.
   - Мой отец всегда хотел, чтобы я стал врачом, - начал он. - Стоило мне появиться на свет, как мою судьбу решили за меня. Я учился читать по медицинским энциклопедиям, разукрашивал анатомические атласы, скальпель учился держать раньше, чем ложку. Отец был самым лучшим врачом в Анрисе и от меня ожидал того же. Еще наш прапрадедушка, который пришел в город пешком из далекой деревни и стал известным травником, заложил начало династии лекарей Мангери. Не удивлюсь, если это имя знает половина страны, ведь даже из столицы к нам приезжали графы, герцоги и даже епископы.
   - Так и стал бы врачом, - фыркнул Марк. - Какая проблема?
   Клод поднял на него удивленный взгляд.
   - Но я не хочу. Я всегда хотел только рисовать. Как-то в детстве я стащил карандаш и разрисовал все стены в своей комнате, докуда мог достать. Отец был в ярости. Он велел сечь меня розгами до крови, пока я не пообещаю больше никогда так не делать. А потом показывал мне, как надо останавливать кровь...
   - Вот ты дурень! - Марк расхохотался, да так громко, что Клод едва не подпрыгнул. - Стал бы врачом на радость папочке да и жил бы сейчас припеваючи. А картинки свои тихо по вечерам малевал.
   - Я хотел так сделать, - вздохнул Клод. - Едва мне исполнилось семнадцать, я начал вместе с отцом принимать пациентов и проводить осмотры. И все шло довольно неплохо года два, пока на прием не пришла дочь одного знатного человека - его самого я видел у отца пару раз. Она каким-то образом узнала, что я рисую, и попросила нарисовать ее. Я согласился.
   - Ого! - Марк присвистнул. - Вот бы меня так девушки сами находили!
   Но Клод лишь печально улыбнулся.
   - Я рисовал ее портрет два месяца. Приходил к ним в поместье и несколько часов рисовал ее в одной из дальних комнат. Меня никто никогда не учил рисовать, поэтому поначалу ничего путного не получалось. Но постепенно выходило все лучше и лучше, и я воспрял духом. Разумеется, про нас давно ходили разговоры - об этом я догадался только потом. Кто-то в один прекрасный день пошел к моему отцу и все рассказал. Был жуткий скандал. Кричал, что я веду себя недостойно, что позорю его имя, что он откажется от меня и лишит наследства. Тогда мы с Розали - так звали девушку - стали встречаться по ночам. Я лишь рисовал ее, ничего больше! Клянусь! - воскликнул Клод, заметив взгляд Марка. - Понимаешь, мне очень важно было доказать самому себе, что я могу рисовать не просто для себя, а для людей.
   - Хорошо, хорошо, - Марк замахал руками. - И долго вы так прятались?
   - Еще месяц ушел, чтобы все закончить. А потом Розали заявила, что как честный человек я обязан жениться на ней.
   - А ты отказался, дубина эдакая, - в тоне Марка не было и намека на вопрос.
   Клод лишь горестно кивнул.
   - А она сказал своему отцу, что я ее обесчестил. Имени этого человека было достаточно, чтобы не слушать мои оправдания про портрет. Отец выгнал меня из дома, а мэр приказал бросить в тюрьму, пока не одумаюсь. Поэтому я сбежал.
   Повисла пауза. Марк, заложив руки за спину, начал прохаживаться взад-вперед, о чем-то думая, а Клод стоял, опустив голову и опершись спиной на фонарь.
   - Знаешь, - начал Марк. - Я и раньше говорил тебе, что ты со странностями, но тут ты просто превзошел себя. Бежать от невесты, карьеры и богатства в богом забытый город, страдающий от черной лихорадки. Гениально! Просто потрясающе!
   Клод все еще понуро стоял у фонаря.
   Снова повисла тишина, которую изредка прерывал нетерпеливый стук копыта Бусинки о мостовую. Свечи в фонарях начинали оплавляться и догорать, а небо еще даже не собиралось светлеть. Из-за тучи выплыла Луна, но тут же снова скрылась.
   - Идем домой, - сказал, наконец, Марк, и Клод согласно кивнул.
   Шли молча. Оба вели под уздцы Бусинку, только держались с разных сторон. Говорить не хотелось, каждый переваривал свои мысли в этот вечер. Клод все еще размышлял о видении, о странном поведении Марка. Его не покидала мысль, что все очень тесно связано между собой, не хватает только ключика, который бы запустил механизм.
   Под ногами мелькала серебристая гладь Морилама. Клод смотрел на воду и думал: куда же впадает река? Ему преподавали географию, но он ни разу не слышал про эту реку, как, впрочем, и про Тремолу. Но ведь все реки должны куда-то впадать, ведь у каждого начала есть конец...
   - Смотри! - крикнул Клод, показывая куда-то в сторону берега. - Там кто-то есть!
   Марк внимательно всматривался во тьму, но смог рассмотреть только покачивающуюся под ветром траву.
   - Нет там никого, - ответил он.
   - Говорю тебе, там был человек! - настаивал Клод. - Вот увидишь, завтра снова найдут труп, и тогда вряд ли у доктора Мернье получится вступиться за меня...
   - Давай спустимся и проверим, - предложил Марк, решив, что на сегодня достаточно было размолвок.
   Бусинку оставили около моста под фонарем, а сами углубились в заросли. Пахло сырой землей и гниющей травой. Возле самой воды осока росла высотой в человеческий рост, а в темноте там можно было заблудиться не хуже, чем в лесу.
   - Да кого понесет ночью в эти дебри? - ворчал Марк, хлюпая по грязи. Он шел позади, и отпущенные им стебли больно хлестали по лицу.
   - Говорю тебе, тут кто-то был! Я видел.
   - Да привиделось, наверное, - Марк зевнул и пошел дальше, лениво пиная осоку носками ботинок.
   - Ну, может, тут и правда никого не...
   Клод замер, как и был, с открытым ртом. Прямо перед ним стоял лис. Нет, даже не так. Тот самый Белый Лис. Он был куда крупнее обычной лисицы, мех его серебрился в лунном свете, а глаза горели красным, как два уголька. Клод посмотрел на траву - она не была примята. Перед ним стоял призрак.
   Клод хотел позвать Марка, но рот его только открывался и закрывался, не издавая звуков. Тело будто парализовало, а в голове зазвучал женский голос:
   "Пожалуйста, помоги мне".
   "Кто ты?" - подумал Клод, потому что сказать так ничего и не получалось.
   "Все зовут меня Лисом. Все думают, что я несу смерть, но это не так. Я хочу спасти их".
   "Почему я должен тебе верить?"
   "Потому что мы с тобой похожи. Мы лишились дома, семьи, всего, что было дорого. Но и у тебя, и у меня есть долг. Я видела тебя во снах, Клод".
   И тут Клод вспомнил свои про девушку в белом, убегающую в темноту переулков, про лиса на кладбище в окружении лилий, про девушку, которую он когда-то знал, тающую среди зимнего леса...
   "Это все ты? Ты и есть лис?"
   Лис кивнул и обернулся вокруг своей оси. На его месте на миг выросла девушка с белыми волосами. Ее ярко-красный рот открывался беззвучно, как у рыбы, выброшенной на берег, а в голове Клода звучал голос:
   "Помоги мне, Клод. Прошу тебя".
   Клод кивнул и в ту же секунду призрак растаял. Из-за зарослей показался Марк.
   - Ты тут чего стоишь?
   - А? - Клод моргнул пару раз, приходя в себя. - Что?
   - Нет тут никого, говорю. Идем обратно.
   - Наверное, все-таки показалось...
   Когда они добрались до поместья, занимался рассвет. Небо начинало светлеть, собирая на востоке стайку облаков, чтобы разукрасить их в розовые тона.
   - Будет ветрено, - зевнув, заметил Марк и указал в ту сторону. - А после обеда гроза.
   - А де Монтрев правда были охотниками на ведьм? - неожиданно для самого себя спросил Клод. Марк встрепенулся и посмотрел на друга.
   - А тебе зачем? Тоже решил заняться?
   - Да так, просто интересно, - пожал он плечами.
   - Говорят, в Средневековье здесь даже подвал был, оборудованный для нужд инквизиции. А де Монтревы, как ревностные католики, очень активно помогали и в охоте, и в дознаниях. Но то все дела давно минувших дней, вряд ли у мэра или у детей сохранились подобные наклонности.
   Марк шутливо отмахнулся, но Клод заметил, как дернулось его лицо, когда он упомянул мэра. И что это за подвал такой? В чем именно помогали графы Священной Инквизиции? Клод чувствовал, что его голова уже готова разорваться от потрясений одного дня. Видения, Лис, подвалы - куда больше?
   - Зачем ты хотел натравить на меня горожан? - неожиданно сказал Клод. Говорил он тихо, но в тишине его голос отразился эхом от полуразрушенных стен.
   Марк замер. Повисла долгая пауза прежде, чем он ответил.
   - Это не я.
   Клод посмотрел на друга с укором.
   - Зачем ты обманываешь? Тогда в таверне, ты говорил с Винсом, заплатил ему...
   Марк вплотную подошел к Клоду и опустил руку ему на плечо.
   - Клод, я назвал тебя другом, - с нажимом сказал он. Что-то в его глазах и голосе заставляло верить. - Я не лгу. Меня не было в таверне, я был у Клаудии, сам можешь спросить ее об этом завтра.
   - Но... - Клод запнулся. - Я слышал твой голос, Винс называл тебя господин Марк. И ты был со своим братом, Филиппом...
   - С кем я был? - перебил его Марк, изменившись в лице
   - Твой брат, - Клод запнулся, заметив, как изменилось лицо друга - оно буквально исказилось злобой.
   - У меня нет брата, - тихо сказал он, но внутри у Клода все будто заледенело с некоторым оттенком дежавю.
   - Но Лукас сказал...
   - А ты веришь Лукасу? - издевательски произнес Марк. - Он для тебя авторитет, оказывается?
   - Нет, - Клод замялся. - Но я же слышал твой голос.
   - Голос можно подделать.
   - И Винс сказал "господин Марк", - настаивал он.
   - Так можно называть кого угодно.
   У Клода кончились аргументы, но история все равно казалась ему слишком запутанной. Марк помолчал немного, потом подошел к Клоду, положил руки ему на плечи и произнес:
   - Ладно, я докажу тебе, что меня там не было. Но сначала нужно кое-что проверить. Ты же веришь мне?
   Клод кивнул, и Марк заметно повеселел.
   - Давай сегодня никуда не пойдем? - предложил Марк, и Клод благодарно кивнул. Он отчаянно жаждал добраться до постели и забыться сном, чтобы все мысли сами упорядочились, а в жизни снова было все безоблачно. Может быть, кто-нибудь появится и решит все эти проблемы?
   На кухне нашлась пара кусочков засохшего сыра и полбулки хлеба. Поужинав этими остатками, друзья разошлись по комнатам. Клод очень медленно поднялся по лестнице и открыл дверь в комнату. Что-то в ней выглядело иначе, будто кто-то что-то пытался здесь найти, а потом старался привести все в порядок. Но смертельно уставший Клод не хотел разбираться еще и в этой загадке. Едва дойдя до дивана, он рухнул в постель и блаженно закрыл глаза.
  
   Зарисовка девятая. Видения
   Мрачного вида особняк в центральной части Анриса, казалось, был создан для уединенной жизни, однако посетителей притягивало к нему, будто магнитом. У парадной двери уже образовалась небольшая толпа, перед которой то и дело раскланивался дворецкий, стараясь выразить почтение каждому:
   - Сегодня нет приема, мсье... Нет, господин Мангери сегодня не принимает... Увы, мне так жаль, приходите завтра... Извините, мсье...
   Его слова летний ветер легко доносил до открытого окна на втором этаже, где стоял маленький Клод рядом с отцом и смотрел куда-то под полог огромной кровати в глубине комнаты.
   - Что с ней? - спросил он, потянув за рукав отца, но тот резко одернул руку и промолчал. До ушей еще доносились многочисленные извинения дворецкого вперемешку с шумом мостовой. Старинные часы на первом этаже отбили полдень.
   Мальчик поднял голову, пытаясь заглянуть в лицо отца, но оно было непроницаемо. Через окно лился мягкий солнечный свет, но атмосфера внутри комнаты будто съедала его, отчего в глубине царил пыльный сумрак, в котором любое лицо казалось серым и безжизненным. Но Клод понимал, что и при другом освещении лицо отца останется таким же: уже не одну неделю он мог сам в этом убедиться, наблюдая эту безжизненную маску и в гостиной во время трапез, и в его кабинете во время уроков, а особенно здесь, в этой мрачной спальне. Клоду отчаянно хотелось что-то сделать, чем-то помочь, чтобы отец понял, что он не одинок. Но он мог лишь наблюдать и раз за разом пытаться заглянуть под тяжелый бархатный полог над кроватью.
   Уже третью неделю в доме творились странные вещи: ночью раздавались шаги и завывания, горничных то и дело осыпало землей из цветочных горшков на лестницах, повара пару раз обварило кипятком из кастрюли с супом, а дворецкий на днях повис вниз головой в холле прямо во время приема посетителей. Его крики разносились по дому около получаса, пока он не шлепнулся на пол так же внезапно, как и поднялся в воздух. И каждый день Жан Мангери поднимался в эту спальню, смотрел на кровать, задернутую пологом, а потом выходил и запирал дверь на ключ. Сегодня он почему-то решил взять с собой сына, который боялся этой комнаты больше всего на свете. Клод часто слышал по ночам в истошных воплях, разносившихся по коридорам, чей-то тихий голос.
   - Помоги мне, - просил он.
   Голос был певучий, женский, и казался Клоду смутно знакомым. Но мальчик не решался даже открыть глаза и подняться с постели. Напротив, едва начинались завывания, он зарывался головой в подушку и отчаянно желал, чтобы это все поскорее закончилось.
   - Этого больше не повторится, - глухо сказал отец, обращаясь больше к самому себе. Он резко повернулся и вышел из комнаты, оставив мальчика наедине с его страхами.
   Клод же не сразу понял, что остался в комнате один. Оглянувшись, будто боясь, что кто-то поймает его здесь и накажет, он осторожно подошел к пологу и попытался заглянуть в щель между тяжелыми бархатными портьерами. Но рассмотреть что-либо было очень сложно из-за кромешной тьмы, собравшейся в спальне. Он прислушался и затаил дыхание. Теперь он отчетливо различал, как кто-то еще дышал под пологом, судорожно и прерывисто, будто сдерживая рыдания. Клоду очень хотелось протянуть руку и дотронуться до незнакомца, успокоить его, помочь, но страх все еще сковывал движения...
   - Клод! - резкий голос обрушился на него, как каменный дождь. - Что ты тут делаешь?!
   Мальчик резко отпрыгнул в сторону от кровати и вытянулся под строгим взглядом отца.
   - Живо ступай в свою комнату! Не смей больше заходить сюда, понял?
   Клод хотел было возразить, что отец сам его позвал с собой сегодня, но побоялся. У самого порога его настиг тот самый голос, который он слышал по ночам:
   - Помоги мне, - просил он.
   - Что? - Клод замер у порога и поднял голову, пытаясь найти того, кто это сказал. Взгляд его уперся в багровый полог. - Кто ты? Отец, ты...
   - Живее! - крикнул отец, толкая его в спину, отчего мальчик едва не пролетел через весь коридор. Голоса он явно не слышал, как и вопроса сына. - Мне до ночи тебя ждать?!
   В своей небольшой комнатке, где с потолка тянуло сыростью, мальчик сидел напротив большого зеркала, пытаясь вспомнить, что и кого он видел на той темной кровати. Кто просил его о помощи? Что может сделать он, слабый маленький мальчик?
   Вдруг в зеркале появилось белое пятно. Оно постепенно увеличивалось в размерах, пока не превратилось в силуэт девушки. На ней было развевающееся белое платье, а темные волосы обрамляли бледное лицо. Кроваво-красные губы приоткрылись, и Клод услышал уже знакомое:
   - Помоги мне, Клод. Только ты можешь это сделать.
   Взрослый Клод вздрогнул и проснулся. Открыв глаза, он долго смотрел в потолок, пытаясь прийти в себя, потом сел и помассировал виски. Подробности сна еще мелькали в памяти, но постепенно стирались, оставляя лишь ощущение чего-то несделанного, забытого, но крайне важного. Блуждающий взгляд зацепился на белый прямоугольник на стене - там висел портрет Нины, который так никто и не забрал. Рядом с ним пристроились несколько зарисовок Тремолы, которые Клод успевал набросать в свободное от клиентов время. Все вместе они гармонично складывались в сюжет для картины. Клод улыбнулся про себя, подумав, что если так пойдет и дальше, то идей может хватить и на целый цикл. Мысли о работе быстро вытеснили остатки дурного сна, но желание поделиться переживаниями осталось. Привычным движением рука потянулась к сердцу, будто нащупывая нагрудный карман, и тут Клод вспомнил - со дня побега он ни разу не доставал портрет Аурелии, своей Аурелии!
   Внезапное озарение буквально подбросило его на постели. Ощущая внутри легкую панику и даже угрызения совести, Клод принялся шарить по своим вещам. Каждый дюйм одежды был обшарен и вытряхнут, каждый уголок этюдника исследован, в разные стороны летели книги с полок, швабры из пыльных углов, а вся паутина собралась в длинных волосах Клода - портрета нигде не было.
   - Нет, - приговаривал он, перерывая всю комнату уже в третий раз. - Этого не может быть... Нет. Нет!
   В отчаянии он схватил этюдник, наскоро раскрыл его, но петли вдруг заело, и все краски и кисти посыпались на пол. Выругавшись, Клод принялся ползать по полу и собирать все обратно, заодно снова обшаривая все углы. С третьего раза раскрыв этюдник и свалив все краски и кисти в кучу на постель, он достал старый мольберт из угла комнаты и принялся рисовать. Он помнил ее лицо как сейчас: точеные скулы, ореховые глаза, губы... Но то глаза выходили с каким-то прищуром, то рот кривился в злобной усмешке, то нос получался крупноватым...Раз за разом он начинал заново, но с мольберта на него все равно постоянно смотрело чужое лицо. Все было тщетно.
   Когда до него, наконец, дошло осознание этого факта, он сел на пол и обхватил голову руками. В таком состоянии его и застал Марк.
   - Доброе... - начал он, но "утро" так и осталось подвешенным в воздухе. Вся комната была усеяна одинаковыми портретами. Марк удивленно осмотрел ворох бумаг и подошел к безутешному художнику. Опустившись напротив друга, он осторожно тронул того за плечо. - Эй, Клод, что с тобой?
   Клод лишь мотнул головой и что-то засопел в ответ.
   - Друг, ты что, из-за вчерашнего? Я выясню, кто был в таверне, обещаю!
   Но тот лишь отрицательно мотнул головой и ссутулился еще больше.
   - Опять кошмары? Я слышал как-то, что ты кричал во сне... Звал кого-то...
   Но Клод все равно не отзывался.
   - Чьи это портреты? - не унимался Марк. Взяв один из них, он внимательно всмотрелся в нарисованное лицо. - Выглядит знакомо... Кто она?
   Но Клод снова покачал головой и резко поднялся. От неожиданности Марк инстинктивно отпрянул назад и упал на спину.
   - Пойду прогуляюсь, - буркнул тот, схватил одежду из вороха и стремглав вылетел из комнаты. Марк остался сидеть на полу в недоумении с портретом темноглазой девочки в руках, которая пронзительно смотрела на него из каждого угла комнаты.
   Снаружи было ветрено. Клод придерживал рукой шляпу, чтобы ее не сдуло, и покрепче запахнул плащ. Этюдник он зачем-то взял с собой по привычке и теперь нес его под мышкой, что было не очень-то удобно. Стоило ему выйти на крыльцо, как Бусинка радостно заржала, предвкушая прогулку, но Клод быстрым шагом прошел мимо, стараясь не смотреть на свою прекрасную лошадь. Он почти почувствовал ее обиду и укоризненный взгляд, и от того на душе становилось еще тяжелее.
   Долгая дорога по выгоревшему кварталу постепенно приводила в порядок мысли. В борьбе с порывами ветра Клод успокаивался, и наваждение отступало тем быстрее, чем дальше он уходил от дома. Около самого моста он остановился, чтобы перевести дух, и оглянулся. Черное выжженное поле будто и не менялось вовсе со дня пожара: из-под слоя пепла не выглядывало ни травинки. Клод посмотрел на пасмурное небо. Плотно затянутое тучами, оно ответило ему новым порывом ветра.
   Мост через реку казался далеким миражом посреди пустыни: единственный ориентир на огромной однотипной местности. Клод упорно шел навстречу ветру, пригнувшись и подняв воротник сюртука, но холодные порывы все равно пробирали насквозь. Пара капель упали на затылок, и Клод поежился:
   - Холодный выдался сентябрь, - пробормотал он.
   - Сентябрь? - удивленно переспросил кто-то перед ним. Клод поднял голову и увидел Клаудию. Она снова куда-то спешила, хотя, если учесть, что за его спиной был мертвый квартал, угадать цель ее путешествия не составляло труда.
   - Привет, - Клод сморгнул слезинку из глаза, что надуло ветром. - К Марку идешь?
   Судя по ее недовольному виду, она хотела ответить что-то резкое, но сдержалась и просто кивнула. Цвет неба стремительно приближался к цвету ее платья, на этот раз ничем не запачканного. Она и в целом выглядела иначе: хоть и простоволосая, в невзрачном платье, здесь, на мосту, едва ли не в центре стихии она выглядела так, будто тут ее место. Весь ее облик удивительно гармонировал с непогодой, чем завораживал и привлекал Клода.
   - Я обещал тебя нарисовать, - начал он, но она повелительно подняла руку, и тот покорно замолчал - столько грации было в этом жесте.
   - Мне надо идти, - очарованному Клоду показалось, что слова доносил до него ветер. - В другой раз. И ты бы поторопился: Абрам ищет тебя, а он этого не любит.
   Он не ответил, только кивнул. Девушка же повернулась и быстрым шагом отправилась по дороге к поместью. Пару мгновений проводив ее взглядом, Клод ступил на камни моста.
   Стоило оказаться на другом берегу, как небо тут же прояснилось, выпуская наружу солнце. Под яркими теплыми лучами Клод разомлел и даже снял свой плащ, который нес теперь вместе с этюдником. Идти к Абраму ему категорически не хотелось, и он по привычке направился к площади, полнившейся шумом и криками.
   - Эй, Даль! - крикнул ему один из стайки пробегающих мимо мальчишек.
   Клод встрепенулся и всмотрелся в разномастную толпу, но видел лишь мелькающие пятки, непомерно широкие штаны и чумазые лица. Один из мальчишек помахал ему рукой, и Клод узнал одного из тех, кто в первый день рассказывал ему про фонари в Тремоле, а потом посоветовал таверну Лукаса, хоть и взял больше монет, чем Клод ему давал. Клод помахал ему в ответ и улыбнулся - он все же был благодарен за помощь. В то же мгновение сердце больно кольнула вина: он ведь совсем забыл про Люси и ее просьбу! Но как отыскать теперь девочку?
   Единственной надеждой было встретить ее у булочника, который обязался давать девочке хлеб ближайшую неделю, но ведь она не будет сидеть перед его лавкой день напролет! И как он, Клод, не догадался спросить у маленькой заказчицы про дом? С тяжелым сердцем он пришел на рынок и осмотрелся.
   На какой-то миг ему показалось, что он попал в прошлое: настолько все было знакомо. Даже отдельные фразы будто повторялись слово в слово из предыдущих дней. Приходили те же покупатели, покупали те же товары, заводили те же разговоры. Все повторялось, будто под копирку, только порой у кого-то что-то выпадало из рук, заканчивалась сдача или непоседливые мальчишки сбивали кого-то с ног.
   Часы отбили полдень, и люди на мгновение застыли, подняв головы вверх, будто внимательно вслушиваясь в их бой. Что-то в этом синхронном движении было неестественное и жуткое, но Клод старался не думать об этом, пробираясь к лавке булочника, запах из которой он уже почуял. Вот уже за поворотом должна быть дверь...
   - Убирайся отсюда, чтобы я тебя больше не видел!
   - Но Вы же обещали! Обещали!
   - Я обещал господину художнику, а не тебе, оборванка! Пошла вон, а то посетителей мне распугиваешь!
   - Но как же так? Моя сестра! Ей нужен хлеб!
   - Так испеки его сама!
   Клод отчетливо различал голоса булочника и Люси, и разговор ему крайне не нравился. В ярости он влетел в булочную и наткнулся на заплаканную девочку у прилавка и раскрасневшегося пекаря. Больше в лавке никого не было. При виде его оба замолкли. Люси спряталась у Клода за спиной, а пекарь стянул с головы белый колпак.
   - Господин... - начал он.
   - Вы обещали мне, - Клод изо всех сил старался не устраивать сцену, но голос его звучал угрожающе. - Вы взяли мои деньги и обещали давать этой девочке хлеб.
   Пекарь вмиг растерял всю красноту лица и попятился.
   - Люси! - рявкнул Клод так, что девочка заметно вздрогнула. - Ты брала здесь хлеб сегодня?
   - Н-нет, дяденька, - пролепетала она.
   - Почему?
   - Он не позволил, - дрожащей рукой она указала на булочника. - Велел мне убираться.
   - Вот как, - Клод подошел вплотную к прилавку и взвесил в руке самую большую буханку, лежавшую рядом. - Если не ошибаюсь, мэр к своему столу заказывает хлеб здесь?
   Пекарь икнул и поспешно закивал.
   - А что если я скажу ему и еще паре влиятельных людей, что Вы добавляете в муку крысиный помет?
   Люси взвизгнула и зажала рот руками. Глаза ее наполнились ужасом.
   - Что за чушь! - взвился пекарь. - Это же полнейшая бессмыслица! Да как я...
   - А кому они поверят? - перебил его художник. - Человеку, с которым они постоянно общаются, или тому, с кем не перекинулись и парой слов? Я как раз сегодня должен явиться в резиденцию...
   - Стойте! - закричал булочник. - Прошу, только не это! Иначе все погибнет! Все!
   - Так почему бы не выполнить просьбу и не дать девочке хлеб, за который уже заплатили?
   Пекарь судорожно сглотнул, достал с одной из полок багет и буханку хлеба и сложил их в дырявую корзинку Люси.
   - Но этого много, - запротестовала девочка, но Клод жестом остановил ее.
   - Это подарок, - тихо сказал булочник и поклонился. - Приходите к нам еще.
   Едва дверь закрылась за спинами посетителей, девочка бросилась обнимать своего спасителя.
   - Дяденька художник! Дяденька художник! Это же просто чудо что такое! Как будет рада Мари! Так рада!
   - Прошу, называй меня Клод.
   - Хорошо, дяденька Клод, - засияла Люси. - А Вы приедете рисовать Мари? Она очень-очень Вас ждет.
   - Я как раз за этим тебя искал сегодня, - Клод кивнул на этюдник подмышкой и шутливо поклонился. - Сегодня я в твоем распоряжении, госпожа. Идем?
   - Идем! - воскликнула Люси и побежала вперед с корзинкой наперевес.
   Клод едва поспевал за ней, хотя не мог пожаловаться на медлительность движений. Они прошли не один квартал, как она начал замечать, что город вокруг него меняется. Нарядные дома начали сменяться простыми и невзрачными строениями, а чистые улочки постепенно то тут, то там запруживали горы мусора. Дальше - больше: на смену непритязательным домикам пришли хибары, о мощеной мостовой приходилось только мечтать, а дорогу то и дело прерывали какие-то ямы и рытвины. Клод уже начинал задумываться, куда же ведет его Люси, не заплутала ли она сама, но девочка все также беззаботно бежала впереди, что-то напевая себе под нос.
   Наконец пейзаж достиг пика серости и унылости: хибары превратились в полуразрушенные бараки, дорога почти пропала из виду, потому что вокруг была сплошная грязь и лужи, чуть дальше за домами виднелись какие-то заросли, а еще дальше за ними серебрилась гладь Морилама.
   "Это самая окраина города, - понял Клод. - Но где же городская стена?"
   - Мы пришли! - крикнула Люси, прерывая ход мыслей. Она стояла около старого дома с полусгнившей крышей, наполовину вросшего в землю. Окон было почти не видно, забор давно пошел на дрова, входная дверь покосилась и висела на одной петле. Сияющая Люси являла собой яркий контраст своему жилищу. Но ее это не тревожило: она радостно махала рукой Клоду, едва пробирающемуся по вязкой грязи. Все его мысли были заняты лишь тем, чтобы не утопить здесь этюдник, потому что он все никак не мог отделаться от мысли, что попал в самую трясину и скорее утонет, чем доберется до нужного дома.
   Внутри дом Люси оказался таким же ужасным, как и снаружи. Повсюду были видны следы запустения, будто сестры нашли заброшенное жилище и решили остаться в нем. С потолка свисали обломки балок и часть дырявой крыши, в углах разрослась паутина и плесень, и везде стоял стойкий запах сырости и гниения. Клод пораженно замер на пороге, но тут же отскочил в сторону от обломка одной из балок, спикировавшего прямо ему в голову.
   - Не бойся, - подбодрила его Люси. - Такое здесь часто бывает. Ну же, идем.
   Она схватила его за руку и потащила внутрь дома. Темнота сгущалась - из окон свет почти не пробивался внутрь. В одной из дальних комнат они нашли груду тряпья, пару сломанных стульев и комод. Люси отпустила Клода, села рядом с кучей тряпок и сказала:
   - Мари, посмотри! К нам пришел дяденька художник! Он обещал тебя нарисовать.
   Девушка в импровизированной постели едва приподняла голову и тут же в бессилии упала обратно, задохнувшись кашлем. Выглядела она крайне изможденной. Клод деловито поставил этюдник около входа в комнату и подошел к больной. Ее лицо сильно исхудало, щеки ввалились от голода, а глаза лихорадочно блестели. И все же он не мог не заметить сходства двух сестер: большие глаза, будто удивленно приподнятые брови, небольшой рот и мягкий овал лица - при регулярном питании он был бы круглым, почти кукольным. Мари снова хотела приподняться, но уже не смогла. Люси наклонилась к ее губам почти вплотную, стараясь не упустить ни звука.
   - Она очень рада видеть Вас, дяденька Клод! - радостно возвестила Люси. - Только переживает, что еды у нас совсем нет... Ой, Мари, я совсем забыла! Смотри: у нас есть целых две булки хлеба! - тут она потрясла перед лицом сестры корзинкой с хлебом. - Это же настоящий пир!
   Мари в ответ слабо улыбнулась и прикрыла глаза, пару раз кашлянув. Сердце Клода сжалось от этого зрелища. Любой, увидевший бы ее, понял, что дни ее сочтены.
   - Люси, ее осматривал доктор? - спросил он у девочки. Она уже несла откуда-то щербатые тарелки и напевала себе под нос незамысловатую песенку.
   - Неа, - покачала головой Люси. - Доктор Густав как-то видел Мари, но тогда она лишь слегка простыла, и он посоветовал отлежаться дома.
   - А давно вы тут живете? Это ваш дом?
   - Нет, - Люси села на постель к Мари и погладила сестру по волосам. - Наши родители умерли в прошлом году, а дом забрали за долги и разрушили. Мы с сестрой сначала побирались на улице, а потом нашли этот дом. Он ничейный, честное слово!
   Клод еще раз огляделся. Откуда-то сзади свистел сквозняк, над головой больной под потолком раскинулась паутина, пестревшая мухами, в другом углу протекала крыша, и капли мерно падали в небольшую жестянку. Клод наклонился к Мари и услышал ее прерывистое дыхание.
   - Люси, - сказал он, понимая, что на этот раз действует по собственному желанию, - могу я осмотреть твою сестру?
   - А Вы разве врач, дяденька Клод?
   - Немного.
   - Тогда можно! - торжественно заявила Люси и уселась на один из шатающихся стульев чуть поодаль, чтобы не мешать.
   Клод взял худенькую руку девушки и удивился, насколько она тонкая, чуть ли не бесплотная. Пульс почти не прощупывался, и Клод попытался найти его на сонной артерии, но и там он едва-едва был заметен. Тогда он откинул тряпье, укрывавшее девушку, чтобы послушать сердце, и замер. Перед ним лежал почти скелет, закутанный в старое полуистлевшее платье. Сквозь большие дыры виднелись худые коленки, острые локти, угадывались выступающие ребра. Пару мгновений Клод стоял, будто оглушенный, затем укрыл девушку обратно и повернулся к Люси.
   - Я так понимаю, лекарств тут нет, - он скорее утверждал, чем спрашивал.
   Девочка помотала головой.
   - И идти вам некуда, - это тоже звучало как утверждение, но Люси все равно отрицательно кивнула.
   - Мне надо будет отойти, но я скоро вернусь, - пообещал Клод. - Накорми сестру и жди меня. Хорошо, Люси?
   Люси с готовностью кивнула.
   - А куда Вы пойдете?
   - Понимаешь, Мари заболела из-за этого дома, - Клод старался объяснить так, чтобы девочка поняла. - Сейчас ее нельзя куда-то перевозить, но как только она окрепнет, мы найдем более уютное место. Понимаешь, Люси? Я схожу за кое-какими лекарствами, чтобы твоя сестра смогла поправиться быстрее.
   - Хорошо, - Люси просияла. - Мы будем ждать Вас, дяденька художник!
   - Клод, - поправил он. - Зови меня Клод.
   - Дяденька Клод! - улыбка Люси стала еще шире. - Возвращайтесь скорее.
   Клод стремглав вылетел из землянки. От волнения сердце билось где-то в горле, ноги увязали в топкой грязи, но он ничего не замечал, думая лишь о том, как быстрее обернуться. В голове звучал холодный голос отца, читающий очередную лекцию: "Истощение на фоне болезни - худшее, что может произойти. Если больной просто изнурен недоеданием - это еще полбеды, но, если он подхватит инфлюенцу, та легко может перерасти в чахотку, вылечить которую порой почти невозможно...". Эти слова по кругу вертелись в голове у Клода, молившегося про себя, чтобы у Мари не оказалось чахотки. Он все еще чувствовал жар ее кожи, когда прикасался к руке и шее...
   Густава Мернье не оказалось дома. Оно и не удивительно - в городе расползались слухе о новом появлении Лиса, и теперь люди бежали к врачу при малейшем подозрении на болезнь. Клод в отчаянии заломил руки - у него самого уж точно не было никаких лекарств. И тут в голове, будто по приказу, снова раздался монотонный поучающий голос: "Я никогда не верил всем этим шарлатанским руководствам и домашнему лечению, но был случай, когда смесь молока с известью и впрямь помогла одной даме..."
   В голове будто прояснилось, а с груди спал огромный камень - Клод уже мчался на рынок, попутно нащупывая в кармане остатки денег. Сколько стоит молоко? Три су, пять? Подбежав к молочнику, он сунул ему сперва деньги, а потом выпалил:
   - Мне чашку молока!
   Круглолицый румяный молочник недоверчиво смотрел на запыхавшегося юношу.
   - Так мало? Тут пять су, могу дать три чашки или...
   - Мне... все равно, - выдохнул Клод, пытаясь отдышаться. Пробежка отняла куда больше сил, чем он думал.
   - Эй, да ты же художник! - воскликнул молочник, пытаясь получше его рассмотреть. - Поль говорил о тебе!
   - Поль? Кто такой Поль?
   - Да пекарь из булочной! Говорил, ты и простых людей рисуешь.
   - Рисую, - кивнул художник.
   - Тогда бери вот этот бидон, - молочник протянул небольшой бидончик. - Меня зовут Жюль. Жюль Карро. Нарисуй как-нибудь мою дорогую женушку и мы в расчете.
   Клод улыбнулся цветущему Жюлю, пробормотал что-то в благодарность и бросился обратно. Ему казалось, что без сопровождения Люси он легко заблудится во всех этих переходах, но ноги будто сами несли его к нужному дому.
   Влетев в землянку, он осторожно опустил бидон на пол и позвал Люси. Та появилась мгновенно, будто ждала за углом.
   - Известь и чашка, - Клод уже еле дышал и говорил едва ли громче, чем Мари, но девочка поняла его мгновенно. Он и глазом не успел моргнуть, как она уже несла ему треснувшую деревянную миску, в которой застоялась вода.
   - Потолок везде протекает, - пояснила Люси.
   Клод посмотрел по сторонам: на стенах комками лежала облупившаяся штукатурка. Он выбрал угол, не тронутый плесенью, наскреб немного извести и тут же налил в миску молоко, размешал и подал девочке.
   - Дай это Мари, пусть выпьет все. Если поможет, сделай еще такое же, если нет - просто пои молоком. Я приду завтра, может, смогу раздобыть пилюли. И ее должен осмотреть настоящий врач.
   Люси кивнула. Потом подняла глаза на Клода и сказала:
   - А разве Вы не настоящий, дяденька Клод? Вы же помогли Мари. И мне помогли.
   - Врачи лечат, - мягко возразил тот. - А я просто рисую людей.
   - Неправда, - насупилась Люси. - Вы делаете людей счастливее, я сама видела! А счастливые люди не болеют!
   И с этими словами она умчалась в комнату к сестре. Клод еще пару минут стоял, переваривая услышанное. Что бы сказал его отец, услышав подобное? Уж точно не погладил бы по головке. От этих мыслей Клоду захотелось рассмеяться, и он поспешил выйти наружу. Солнце светило все также ярко, а в грязи еще можно было различить очертания его следов. Ощущение чего-то большого и очень важного наполнило Клода и на миг умиротворило.
   "Ты должен спасти ее", - произнес голос в его голове. Он звучал настолько ясно и отчетливо, что Клод едва не подпрыгнул, испуганно озираясь по сторонам. Но вокруг не было ни души.
   "Мы уже виделись с тобой вчера. Ты сделал все правильно".
   - Кто ты? - спросил Клод у воздуха.
   "Они зовут меня Лис. Но я не тот, кого им нужно бояться".
   - А кого надо бояться? Что тебе нужно?
   "Чтобы ты спас невинную душу. Сейчас она в твоей власти: только ты решаешь, жить ей или нет. И от твоего решения будет зависеть судьба всего города".
   - Но что я могу? Что я должен делать?
   "Я смогу задержать ее, но лишь на время. Спаси маленькую Мари, Клод. Помоги мне", - голос становился все слабее, пока не исчез совсем. Клод еще долго оглядывался, пока не удостоверился, что стоит рядом с землянкой совершенно один.
   - И что это было? - тихонько спросил он у самого себя, и, не дождавшись ответа, пошел домой.
   Неделю спустя Мари заметно окрепла и даже немного порозовела. Теперь она без проблем могла приподниматься на своей постели, давать себя осмотреть Клоду или доктору Мернье, которого все же удалось найти и привести на окраину города. Доктор полностью согласился с мнением Клода и принес пилюли из смеси кардамона, морского лука и аммониака, что значительно улучшило состояние девушки.
   Все это время Клод проводил в доме девочек, возвращаясь в поместье только переночевать. Часы, проведенные не в заботах о здоровье Мари или о воспитании Люси, он проводил за работой, хотя сам считал это отдыхом. Десятки рисунков теперь украшали стены ее комнаты: Клод рисовал девочек почти каждый день, а Люси потом развешивала рисунки.
   Еще через день Мари даже смогла поздороваться с Клодом, не задохнувшись от кашля. Люси была на седьмом небе от счастья и теперь постоянно донимала Клода вопросами, когда же он начнет рисовать сестру. Но тот ничего не отвечал ей, потому что сам готовился к серьезному разговору: ему предстояло поговорить с Марком о переезде девочек в старое поместье де Монтрев.
   Дом смотрел на подъездную дорожку пустыми окнами и казался Клоду едва ли более подходящим местом для выздоровления, чем землянка сестер. Со времени приезда нового гостя поместье будто начало ветшать на глазах: крыша просела еще больше, обнажив остов западного крыла, стекла в дальних окнах галерей вылетали от сильного ветра, а двери скрипели еще пронзительнее, чем прежде. В нерешительности Клод медлил на крыльце: стоит ли вообще заводить разговор с Марком? Но вот петли жалобно скрипнули, и перед соседом появился сам Марк.
   Выглядел он подавленным и крайне неопрятным: рубашка была надета навыпуск и пестрила какими-то странными разводами, волосы были растрепаны и торчали в разные стороны, лицо выглядело опухшим и заспанным. В руке он держал подсвечник с оплывшим огарком, хотя был уже полдень и солнце било прямо в окна его комнаты на втором этаже.
   - Чего тебе? - пробубнил он, наткнувшись на Клода.
   - Я... - Клод все еще не чувствовал в себе достаточной смелости, и решил просто сказать, как есть, а потом уже решать, что будет. - Хотел поговорить с тобой. Есть одна девушка...
   - О, девушка, - Марк прикрыл рукой зевок, но заметно оживился. - Какова она из себя?
   - Она тяжело больна, - сухо ответил Клод. - Ей нужен уход и сухая комната без сквозняков.
   - И ты решил ее притащить в наш дом, - на словах о болезни Марк заметно сник, а теперь и вовсе выглядел безучастным. - Сомневаюсь, что он подходит для таких целей. Все-таки не больница...
   - Но им некуда больше идти!
   - Я все понимаю, дружище, - Марк мягко положил руку на плечо друга. - Но посмотри на это с другой стороны: нам тоже некуда идти. А ты из-за забот об этой девице забросил работу и днями напролет торчишь в той землянке...
   - Откуда ты знаешь? - опешил Клод.
   - Клаудия говорила, что ты давно не приносил выручки, - Марк пожал плечами и убрал руку с Клода, взъерошив ею волосы. - Да и Абрам волновался, знаешь ли.
   - Нет, откуда ты знаешь про землянку? Сколько ты вообще знаешь? - в Клоде просыпались все те вопросы, которые он столько раз хотел задать Марку, но не находил удобного случая. Они поднимались в нем один за одним, тесня друг друга, готовые прорваться в любой момент.
   Марк молчал и старался смотреть в сторону, будто не находил ответа или вовсе не хотел отвечать, чего еще с ним ни разу не случалось. Бусинка где-то позади нетерпеливо заржала, поднимая копытом пыль. Клод испытующе смотрел на своего соседа, предвкушая, что близок к одной из разгадок.
   - Хорошо, - сказал, наконец, Марк, - можешь привозить свою девчонку. Но я не стану тебе помогать.
   - Я и не просил, - Клод ожидал такую реакцию, но все равно оказался к ней не готов - сердце пронзила обида. - Убери хотя бы мои вещи из спальни на первом этаже. С этим ты можешь мне помочь?
   - С этим могу, - кивнул Марк. - А теперь мне пора, извини.
   Он мгновенно скрылся за дверью. Клод ощущал острое желание броситься следом, расспросить хорошенько обо всех его делах, но в глубине души понимал, что Марк снова сумеет уйти от ответа, а помочь Мари сейчас гораздо важнее. Он оседлал Бусинку и поехал обратно в город, чувствуя досаду, хотя он все-таки получил желаемое.
   Люси ждала его у входа в дом. Рядом с ней на небольшом крылечке едва ли можно было издалека рассмотреть узелок с пожитками, который она собрала для переезда. Клод спешился, подошел ближе и недоуменно воззрился на него.
   - Это что, все вещи Мари?
   Люси кивнула.
   - Это все наши вещи.
   Клод ощутил, как в горле застрял ком. Он был практически уверен, что в узелке те самые старые тряпки, которыми была укрыта Мари в их первую встречу. Наконец, из дома вышла сама девушка. Ростом она оказалась на голову ниже Клода. Она все еще была худа и бледна из-за долго пребывания в доме, но глаза ее утратили лихорадочный блеск, а на щеках можно было уловить легкий румянец. На ней все еще было то самое старое потрепанное платье, и Клод подумал, что, скорее всего, оно у нее одно.
   - Готовы ехать? - весело спросил он девочек, стараясь никоим образом не показывать жалости - это бы их страшно обидело.
   Сестры кивнули, и они втроем разместились на Бусинке. Ехать обратно было не сложнее, чем сюда одному - худенькие девчушки вместе со своими пожитками едва ли по весу и размерам могли сильно перегрузить лошадь, которая легко и быстро везла их к поместью. Едва они переехали через мост, как Люси пораженно ахнула, а Мари всхлипнула.
   - Это все... пепел? - едва слышно спросила она.
   Клод кивнул, вспоминая свои эмоции, когда сам впервые это увидел.
   - Я слышала о том пожаре, - продолжила девушка. - Но не знала, что это все настолько... ужасно.
   Остаток дороги они ехали в полном молчании. Только увидев поместье, девочки восторженно ахнули и едва ли не тут же попытались спрыгнуть с лошади. Как только Бусинка остановилась, Люси спрыгнула и в восхищении побежала осматривать кипарисы подъездной аллеи, дверной молоток и старинные двери, высокие окна, в которых не хватало стекол, давно пожухлые клумбы. Мари спешилась с помощью Клода и терпеливо улыбалась, ожидая, пока сестра удовлетворит свое любопытство.
   - Теперь это ваш дом, - сказал ей Клод, слегка поклонившись.
   - Я не знаю... - сказала Мари, слегка запинаясь. - Это такая честь для нас. Мы ничем не сможем Вам отплатить, господин...
   - Пожалуйста, - прервал ее он, чувствуя легкое раздражение. Действительно, ну какой из него господин? - Зовите меня Клод.
   - Дяденька Клод! Дяденька Клод! - завопила Люси, оббегая вокруг кипарисов. - Этот дом такой огромный! А сколько тут выходов? А тут есть привидения? А мы честно-честно будем тут жить?
   - Честно-честно, - улыбнулся ей Клод.
   - Спасибо, дяденька Клод! - и она умчалась исследовать сад.
   - Идем, - протянул он руку Мари. - Я покажу тебе вашу комнату.
   Всю дорогу Клода мучила мысль, что в поместье не так уж и много относительно жилых комнат: кое-где прогнил пол, на верхних этажах почти везде обвалилась крыша, а внизу постоянно гулял сквозняк из-за разбитых окон. Восточное крыло и вовсе было изъедено пожаром. Не оставалось ничего другого, как поселить девочек в собственной комнате, а самому перебраться наверх, в одну из спален, которую ему показывал Марк в первый день.
   Комната Мари очень понравилась. Она тут же раздвинула шторы и уселась на софу. Взгляд ее скользнул по книжным полкам, но без интереса - Клод был почти уверен, что она не умеет читать.
   - Если что-то будет нужно, скажи мне, моя спальня прямо над вашей, - сказал он ей и отправился наверх.
   Внутри него все болезненно сжалось - ему предстояло пройти по балкам на высоте двух этажей. Судорожно сглотнув, Клод кое-как добрался до целого пола, открыл дверь в спальню и тупым взглядом уставился на кровать. Тяжелый бархатный полог был задернут, в комнате из-за большого количества пыли стояла легкая дымка, отчего все казалось размытым и нереальным. Клод вспомнил последнее видение: не снится ли ему все и на этот раз? Он слегка ущипнул себя и почувствовал боль.
   Осторожно приблизившись к пологу, он усердно вслушивался в тишину - не позовет ли кто? Не попросит ли снова о помощи? Но было тихо. У самой кровати Клод глубоко вздохнул и резким движением раздвинул тяжелую ткань. На пыльной кровати никого не было, но покрывало все еще хранило очертания чьего-то тела.
  
   Зарисовка десятая. Перед грозой
   Минут пять Клод смотрел на кровать пустым взглядом. Видения и реальность смешались в его сознании. Был ли здесь кто-то? Игра ли это воображения? Раздвинув полог, Клод отошел к окну, возле которого стояли большие пыльные кресла, и уселся в одно из них, опершись локтями о колени. Он все еще смотрел на кровать, пытаясь припомнить подробности своих воспоминаний об отцовском доме. Но ничего путного не выходило. В комнате постепенно сгущались тени, солнечные лучи гасли, и вскоре все погрузилось во мрак. Но Клод уже этого не видел, погрузившись в собственную страну снов.
   Перед ним снова распростерлось кладбище, снова он увидел знакомую фигуру Абрама в длинном балахоне, а перед ней стоял Лис, и глаза его горели красным огнем. Абрам опустился на землю возле могилы, укрытой пожухлыми белыми лилиями, и снял капюшон.
   - Я не смогу долго ее сдерживать, - признался он и опустил голову.
   Дул ветер, холодный даже для осенней ночи. Седые волосы Абрама развевались, наполовину закрывая лицо. В тихом шелесте листьев на минуту могло показаться, что звучит чей-то шепот, но вряд ли кто-то сумел бы разобрать слова.
   - Ты же знаешь, что она будет в ярости, - голос старика звучал устало, будто откуда-то издалека. - Она страдает от жажды, я не могу на это смотреть.
   Абрам закрыл лицо руками, и весь словно съежился, уменьшился. Плечи его задрожали, будто он плакал, но, когда он отнял руки от лица, глаза его были сухи.
   - Никто не может ждать вечность, - заявил он, поднимаясь куда резвее, чем можно было от него ожидать. - Если он и впрямь тот, кого мы ждем, ему стоит поторопиться.
   Лис подошел к старику почти вплотную. Красный огонь в его глазах потух, и сейчас он был похож на самую обыкновенную белую лису. Старик внимательно смотрел на зверя, будто внимательно слушая, а потом резко развернулся и пошел к выходу. Возле самой калитки он остановился и сказал:
   - Я расскажу, когда придет время, но не раньше. Если человек не в состоянии сам понять некоторые вещи, то не сможет увидеть и полную картину.
   Но тут кладбище начало расплываться и постепенно исчезать. Сон переменился.
   Клод снова шел какими-то лабиринтами, блуждал по закоулкам, которые были похожи друг на друга как близнецы. Он что-то искал, но не мог вспомнить что именно. Впереди то и дело мелькал белый силуэт - Клод уже видел его раньше. А может, это...
   - Аурелия! - крикнул он и бросился вдогонку.
   Призрак то приближался, то отдалялся. Он словно заманивал Клода куда-то вглубь лабиринта, старался, чтобы его не потеряли из виду. Клоду казалось, что он вот-вот ухватит подол белого платья, схватит за руку, но в самый последний миг все расплывалось. Наконец он выбежал куда-то на окраину города: перед ним безмятежно скользили воды Морилама, а на другом берегу распростерся лес. Призрак, который был девушкой, стоял у самой воды спиной к Клоду и городу.
   - Помоги, - шепнул прямо в ухо чей-то голос. - Без тебя я не справлюсь. Помоги.
   Клод подошел к девушке совсем близко - она не двигалась.
   - Кто ты? - спросил он, но девушка вдруг подалась вперед и упала навзничь в реку, растаяв туманом у самой воды.
   Сон снова переменился. Теперь Клод видел себя ребенком: ему было пять или шесть. Он поранил ногу - на коленке кровоточила ссадина, но он упрямо дергал отца за рукав и канючил:
   - Папа! Папа, помоги, у нее кровь идет! У Ари кровь!
   Но отец, который беседовал в это время с представительным господином в черной шляпе, лишь резко одернул руку, пробормотав сквозь зубы что-то вроде:
   - Разберись сам.
   Клод видел откуда-то со стороны, как он сам, все еще плачущий, не обращающий внимания на кровь, струйкой стекающей по его собственной тонкой лодыжке, идет куда-то во двор, мимо высоких дубов и аккуратных клумб, мимо высоких стрельчатых окон, за которыми его отец все также занят разговором. Там, в тени берез у самого пруда сидит девочка. Лицо ее закрыто длинными спутанными волосами, на руках ссадины, а на щеке глубокий порез, из которого на светлое простенькое платьице капает темная кровь. Клод-мальчик бредет к ней, так и не нашедший помощи, и не знает, чем ей помочь. У Клода-взрослого вдруг защемило сердце и перехватило дыхание - он остро почувствовал все то, что ощущал тогда, в детстве.
   Вот он подходит к девочке, разводит руками и виновато говорит:
   - Извини, он не захотел идти со мной. Это все из-за меня, из-за той яблони...
   Но она не злится на него и не обижается, хотя и впрямь поранилась по его вине, когда перелезала через забор и получила в лицо веткой, которую отпустил Клод. Нет, она всего лишь говорит:
   - Эй, Клод, у тебя же вся нога в крови!
   Смущенный мальчик посмотрел вниз и увидел тонкую красную нить, оплетающую его ногу как паутина. Он зашел по щиколотку в воду и обмыл ногу. Взгляд рассеянно скользил по берегу, пока не наткнулся на широкие листья какого-то небольшого растения. В мозгу блеснуло воспоминание, как отец прикладывал ему такие листья к ссадинам на ладошках, когда он падал на прогулках далеко от дома. Мальчик вылез из воды, сорвал подорожник и приложил его к коленке, обмотав травинкой. Девочка на берегу рассмеялась.
   - Так ли ты на самом деле зависишь от отца, как думаешь? - спросила она, пока Клод прикладывал подорожник к ее рассеченной щеке. - Почему ты так боишься его?
   На мгновение он задумался, а затем медленно произнес, будто пытаясь осознать собственные слова:
   - Потому что он ненавидит меня, Ари.
   Клод проснулся резко, словно от толчка. Что-то в словах его самого из сна было ему настолько близко, будто все те эмоции перенеслись из видений вместе с ним в настоящее время. Душу переполняли чувства, такие спутанные и непонятные, а в мыслях настойчиво билось это имя - Ари. Кто эта девочка? Почему она снова приходит к нему?
   В комнате плясали солнечные лучи. Должно быть, солнце давно уже встало, а Клод так и проспал всю ночь в кресле. Он бросил взгляд на кровать - покрывало было аккуратно расправлено, без каких-либо складок и вмятин. Удивленный и смущенный Клод попытался подняться, но со стоном снова опустился в кресло - от долгого сидения ломило спину.
   - Дяденька Клод, дяденька Клод! - дверь распахнулась и в нее влетела Люси. С разбегу девочка плюхнулась на кровать, поднимая в воздух облачка пыли. - Дяденька Клод, а что ты хочешь на завтрак?
   Он мысленно застонал: почему раньше мысль о еде ни разу не пришла ему в голову? Их убогий рацион явно не подходил для растущего организма и выздоравливающего. Эта мысль даже ни разу не посетила его накануне. И что же делать? Не везти же в поместье кухарку Лукаса?
   - А Марк не дома? - спросил он хриплым голосом, молясь про себя, чтобы его сосед оказался предусмотрительней, несмотря на все его недовольство этой затеей. Но сердце его тут же ухнуло вниз, потому что Люси отрицательно покачала головой, болтая в воздухе ногами.
   - Он уехал еще рано утром, - весело сказала она. - Что-то бормотал себе под нос постоянно, а еще спросил у меня, не видела ли я кого вчера по дороге сюда.
   Клод снова попытался подняться. Ноги затекли и по ощущениям были словно утыканы мириадами невидимых иголок. На него все еще смотрели любопытные глаза Люси.
   - Там на кухне дедушка, - прощебетала она. - Сказал, что поможет...
   Не помня себя, Клод сорвался с места и стремглав бросился на первый этаж. Пропасть на площадке показалась ему незначительной дыркой в полу, лестницы будто и не было вовсе, хотя еще вчера его сердце замирало от одной мысли подняться по ней, а боль в ногах улетучилась в мгновение ока. На задворках сознания билась тревожная мысль, но кто мог так запросто прийти в дом? Кто еще мог знать, что девочек увез он, Клод? Неужели кто-то выследил их? Но кто его цель? Люси или Мари?
   Наконец, добежав до кухни, Клод замер у самого порога и осторожно заглянул внутрь. Там царила крайне непривычная атмосфера: вечно унылое и запущенное помещение переполняли запахи еды и клубы пара. В углах и на стенах не осталось и следов паутины и плесени, в печи весело потрескивал огонь. По самой кухне плавно перемещалась размытая темная фигура, но сложно было понять что-либо из-за густого пара.
   - Здорово, правда? - звонким голосом спросила Люси, незаметно подкравшись сзади. Клод дернулся и обернулся, наткнувшись на довольную девочку. - Мы с Мари проснулись очень рано, чтобы все тут вычистить. Такая грязь была!
   Клоду вспомнилась их старая лачуга, плесень на стенах и ветхая крыша. Он невольно улыбнулся и посмотрел на девочку, которая уже юркнула в кухню с криками:
   - Дедушка, дедушка! Дяденька Клод пришел!
   Дедушка обернулся на ее голос и вышел из плотной завесы, больше похожей на туман.
   - Доброе утро, Клод, - сказал Абрам.
   - Д-доброе, - Клод слегка поклонился, ошарашенный. - А что... Что Вы тут делаете?
   - Помогаю с детьми, - буркнул Абрам и отвернулся к печи. - Есть будешь?
   Тот в ответ коротко кивнул и быстро сел за длинный стол черного дерева, который уже заставили тарелки с кашей, фруктами, вареными и жареными яйцами, ломтями сыра и белого хлеба. От горшков, булькающих около печи, аппетитно тянуло мясом, а Абрам тем временем разливал в щербатые кружки чай из каких-то трав.
   - Спасибо, - прошептал Клод, не помнивший, когда в последнее время видел столько разной еды сразу. - Когда Вы пришли? Как Вы узнали?
   - Дедушка пришел вчера вечером, пока ты спал! - радостно заявила Люси, примостившись около стола рядом с Клодом. Руки ее сразу потянулись за сыром. - Сказал, что поможет присматривать за нами, чтобы ты смог вернуться на работу! Тот, другой дяденька, не хотел его пускать, но потом согласился.
   - Марк не хотел Вас пускать? - удивился Клод, упорно не спуская глаз с Абрама. - Почему?
   - Люси, а где твоя сестра? Сходи, позови ее к завтраку, - бросил он девочке, будто бы игнорируя вопросы Клода. - И руки помыть не забудь перед едой.
   - Хорошо! - Люси тут же выбежала из кухни, прихватив сыр с собой.
   - Теперь ты, - Абрам, наконец, отвернулся от печи и сел за стол напротив Клода. Он вытер руки каким-то старым полотенцем и отложил его в сторону. - Марк не хотел меня впускать, потому что ни один здравомыслящий житель Тремолы не поверит в добрые намерения старого еврея, появившегося на пороге среди ночи.
   - Но я же верю Вам, - смутился Клод.
   - А я и говорю - здравомыслящий, - продолжил старик, раскладывая кашу по четырем тарелкам. - Ты, друг мой, страдаешь от видений, слышишь голоса, а недавно едва ли не силком вывез из дома двух девчушек и приволок их в мертвый район. Извини, ноздравомыслящим тебя не назовешь. В отличие от твоего друга Марка.
   - Откуда Вы знаете? Про девочек... и меня, - Клод запнулся на последнем слове, и, чтобы скрыть смущение, подтянул к себе тарелку и принялся за еду. Каша оказалась удивительно вкусной.
   - У города гораздо больше глаз, чем ты думаешь, а твой сосед весьма разговорчивый молодой человек, который неравнодушен к моей дочери, - закончив с кашей, Абрам поднялся и поставил горшок в печь. Затем вернулся на свое место и взял кружку с чаем. - Поверь, у меня есть причины, чтобы волноваться за здоровье девочек не меньше, чем ты.
   Вдруг в голову Клоду пришла какая-то шальная, безумная мысль. Он долгим оценивающим взглядом смотрел на старика, и внутри него росло ощущение нереальности происходящего, будто все это просто продолжение его сна.
   - Он Вам велел о них позаботиться, да? Лис.
   Чашка выскользнула из рук Абрама и с треском разбилась о пол. Старик смотрел на Клод ошарашенно, то и дело открывая рот, но из него не доносилось ни звука. Клод, взбудораженный резким звуком, подскочил и замахал руками.
   - Нет! Я не... То есть...
   - Доброе утро!
   Они обернулись и увидели в дверях Люси и Мари. Девочки стояли неподвижно, но на лицах их застыло неподдельное удивление. Повисла пауза.
   - Садитесь завтракать, девочки, - первым нашелся Абрам, указав на свободные стулья. - Я сам приберусь.
   Клод все еще стоял, не зная, куда себя деть. Все в голове смешалось и перепуталось.
   - Пойду, прогуляюсь, - выпалил он и направился к выходу.
   - Дяденька Клод, а как же чай? - крикнула ему вдогонку Люси.
   - Посидите еще, - попросила Мари.
   Абрам молчал и просто смотрел на него, будто все его вопросы, а может, и ответы тоже были не для посторонних ушей. Но Клод уже решительным шагом пересек коридор и вышел на крыльцо.
   День был ясный, хотя на горизонте виднелась небольшая серая туча. Солнце пригревало, и Клоду в его сюртуке стало немного неуютно. На газоне среди кипарисов невозмутимо паслась Бусинка. Заметив Клода, она радостно заржала, но ее хозяин не был настроен ехать верхом. Быстрым шагом, будто спасаясь от погони, Клод минул ворота и пошел по дороге к городу.
   Гравий приятно шелестел под ногами, теплый ветер немного развевал волосы. Клод все брел по пустынной дороге, то и дело осматриваясь по сторонам, но вокруг него на много метров простирались лишь выжженные черные поля. Где-то далеко испуганно вскрикнула ворона, в ответ ей залаяла собака, но стоило Клоду повернуться на звук, как все тут же смолкало, и он снова оставался один на один с пустыней.
   Перед глазами начинало плыть. Горизонт размывался, а туча из-за него все росла и росла, но по-прежнему оставалась лишь тенью где-то вдалеке. Что-то в этой туче тревожило Клода, будто вся жизнь его была этим беззаботным безоблачным небом, но где-то далеко его неотвратимо поджидало что-то темное и злое, и встреча их была неотвратима.
   Вдалеке уже показался мост. Клод с упорством человека в пустыне шел на этот ориентир, отчего-то веря, что там, на другой стороне реки, все его страхи и тревоги станут незначительны и растворятся сами собой. Подойдя чуть ближе, он заметил на середине моста фигуру и пошел быстрее.
   Что-то казалось ему знакомым. То ли видение, то ли воспоминание, которое он тщетно пытался воскресить, но никак не мог вспомнить. Девушка, а это была девушка, стояла неподвижно и смотрела на воду в реке. Когда до моста осталось несколько шагов, Клод узнал Клаудию. Несмотря на предыдущие не всегда удачные попытки диалога, почему-то Клода тянуло к ней. А после истории с портретом это притяжение еще и подстегивало любопытство: почему она так отреагировала?
   - Эй, Клаудия! - крикнул он, но она даже не шевельнулась. - Клаудия!
   Снова без ответа. Клод, запыхавшись, остановился у подножия моста и перевел дыхание. Взгляд его не отрывался от девушки - она по-прежнему была неподвижна.
   - Клая! - что есть силы крикнул он, и она - о чудо! - повернулась к нему.
   Клод и сам не понимал, откуда пришла к нему мысль так ее назвать, но результат был более чем заметен: девушка резко повернулась и быстро подошла к нему. В глазах ее не было и капли дружелюбия - только удивление и злость.
   - Никогда не смей так называть меня, - прошипела она. Клоду вспомнился один из вечеров, когда от одного звука этого шепота его пробирала мелкая дрожь, словно его окатили ледяной водой.
   - Почему?
   Темные глаза Клаудии казались почти черными. Туча на горизонте стремительно разрасталась, закрывая едва ли не половину неба, но Клод этого не видел. Что-то в глазах девушки пугало его, но и завораживало. Давно забытое ощущение поднималось в нем, но точно определить его или назвать он бы сейчас не смог.
   - Клая? - невольно прошептал Клод, пытаясь дотронуться до девушки.
   Но она резко одернула руку, скривившись так, будто Клод был навозной кучей.
   - Не смей прикасаться ко мне! Кто ты такой...
   - Но я не понимаю, - растерялся Клод. - Что с тобой? Кто ты? Почему у меня всегда такое чувство, что я знаю тебя очень давно?
   Темнота разливалась по небу, и можно было подумать, что на землю не опускалась, а падала ночь. Но никто этого будто и не замечал.
   Девушка резко развернулась и пошла к городу, но Клод не мог ее так просто отпустить.
   - Подожди! - воскликнул он и схватил ее за руку в попытке развернуть к себе лицом. Но попытка успехом не увенчалась: Клаудия вдруг как-то вся обмякла и осела на холодные камни.
   - Клая! - Клод подхватил бессознательное тело и осторожно опустил. - Клая!
   - Что здесь происходит? - резкий голос раздался подобно грому.
   Клод поднял голову - напротив них стоял Марк.
   - Что с ней? - голос Марка звучал неестественно высоко и натянуто. - Что ты с ней сделал?!
   Он в мгновение ока оказался рядом с Клодом и Клаудией и буквально вырвал тело девушки из рук друга. На лице Клаудии застыла гримаса боли и отвращения, освещаемая всполохами молний где-то далеко позади. Небо уже полностью закрылось тучами, нависшими тяжело и гнетуще в преддверии дождя.
   - Клаудия! - закричал Марк, обнимая девушку и пытаясь легонько ее встряхнуть. - Клаудия, милая! Очнись же!
   Но та была будто изваяние. Клод в страхе бросился прощупывать пульс, но Марк резко оттолкнул его, держа Клаудию одной рукой.
   - Не подходи к ней! - кричал он все тем же высоким голосом. - Не смей к ней подходить! От тебя одни неприятности!
   Клод замер. Вся ситуация начинала казаться ему смутно знакомой, и от этого становилось не по себе.
   - Ты все не так понял, - начал он. - Я...
   - Да мне плевать! - бросил Марк. Теперь он лишь плотнее прижимал к себе девушку, будто кто-то пытался вырвать ее у него. - Я не позволю, чтобы с ней случилось что-то плохое. Тем более такому человеку, как ты!
   Клод ошарашенно смотрел на Марка, глаза которого пылали праведным гневом. Холодные капли падали на лоб и за шиворот, но их никто не замечал: Клод открывал рот и тут же закрывал, будто рыба, не находя слов.
   - Я... Не понимаю... Я...
   - Хватит притворяться! Хватит врать мне! Думаешь, я поверил в эти твои россказни про рисование портрета дочки мэра? Думаешь, это может хоть кого-то обмануть? Конечно, это меня не касается, все то дела давно минувших дней, но я не позволю тебе, слышишь? Я не позволю тебе втянуть Клаудию в эти игры! Думаешь, я ничего не заметил? Она изменилась со дня твоего приезда, сильно изменилась. Была какая-то нервная, какая-то дерганная, не находила себе места... А потом... Потом ты нарисовал этот дурацкий портрет в магазине, но она тебя выгнала, да! - в голосе Марка звенело торжество. - И правильно сделала! Но нет, ты всучил эту картинку Абраму, который от избытка чувств повесил ее на самое видное место. Думаешь, ей было приятно? Да она ненавидит этот рисунок! И тебя ненавидит!
   На последних словах Марк задохнулся и стал жадно хватать воздух губами. Эмоции, будто цунами, захлестнули его с головой. Если бы было больше света, Клод мог бы заметить, как покраснели его лицо и шея, но темнота вокруг них лишь сгущалась, а дождь усиливался.
   - Ты тоже ненавидишь меня, Марк? - тихо спросил Клод.
   Тот хотел что-то ответить, но не смог. Глаза его опустились к девушке, потом скользнули по лицу Клода, а потом устремились куда-то далеко. Тяжело вздохнув, он сказал:
   - Я не знаю. С тех пор, как ты приехал, я перестал что-то понимать: я знаю, в городе происходит что-то важное и это связано с тобой. Я видел, как стрелка часов дрогнула и переместилась...
   - Что? - не понял Клод. - Какая стрелка? Какие часы?
   - Городские, на площади, - Марк прикрыл глаза. Потом, будто очнувшись, встрепенулся, подхватил Клаудию на руки и пошел в сторону города.
   - Стой! - закричал Клод ему вслед. - А с ними что не так? Они же исправно показывают время. И причем тут я? Подожди! Да куда же ты!
   Но Марк не слушал его, решительно ступая по улочкам Тремолы и будто бы не ощущая тяжесть девушки на руках. Клод налегке едва поспевал за ним. Он уже достаточно ориентировался, чтобы понять, что они движутся к площади, хотя и немного окружным путем. Вскоре они оказались на месте. Хотя время было не позднее, вокруг не было ни души. Клод изумленно озирался по сторонам, надеясь увидеть босоногих мальчишек или услышать крики торговцев с рынка, но тщетно. Тишина накрыла их, будто стеклянным колпаком.
   Марк остановился под часами, многозначительно глядя на Клода. Тот поднял голову к циферблату, но абсолютно ничего нового не увидел: стрелки прилежно показывали без десяти пять. Разве что сами скульптуры орла, рыбы и лиса, украшавшие башню, казались немного сдвинутыми.
   - И что не так? - недоумевал он.
   Марк осторожно поставил Клаудию на ноги, освобождая одну руку, чтобы достать из кармана небольшие золотые часы на цепочке. Щелкнула крышка - и циферблат развернулся к лицу Клода. На них была половина пятого.
   - У тебя просто часы отстают, - пожал плечами Клод.
   - Они всегда показывают точное время, - возразил Марк и кивнул на большие башенные. - Так же, как и эти. В них одинаковый механизм, он никогда не дает сбой.
   - Может, заржавели? - предположил Клод.
   Но Марк посмотрел на него с печальным укором, как на ребенка, отчаянно не желавшего понимать очевидную истину. Ничего не ответив, он подхватил Клаудию на руки и пошел в сторону арки, ведущей на рынок. Там, возле цветочного магазина его уже ждала лошадь, привязанная к столбу. Марк аккуратно усадил на ее спину Клаудию, сам уселся позади и не спеша поехал под арку.
   Клод так и остался стоять под часами. Только сейчас он заметил, что небо в городе такое же темное, как и на мосту, только не было дождя, хотя до этого здесь всегда была ясная погода, даже если на другой стороне реки шел дождь или гуляли тучи. Слова Марка про сдвинутые стрелки казались ему абсурдными, равно как и обвинения в недобрых намерениях по отношению к Клаудии. Клод догадывался, что его друг неравнодушен к этой девушке, но разве он давал повод не доверять ему? Разве стал бы он рассказывать о своем прошлом, если бы собирался повторить нечто подобное? Во власти мыслей и переживаний, Клод стоял под часами, бездумно всматриваясь в искусно вылепленную морду лиса.
   - Вот Вы где... коллега! - раздался у него над ухом голос так неожиданно, что Клод подскочил и повернулся. Перед ним, опираясь на трость, стоял доктор Мернье, согнувшийся пополам в попытках отдышаться, будто до этого он очень долго бежал.
   - Вы искали меня? - удивился Клод. - Но зачем?
   - Вам нужно... пойти со мной... - сказал доктор. - И как можно... быстрее...
   - Но что случилось?
   - Потом... Идемте...
   Выпрямившись с едва различимым стоном, доктор указал в сторону, откуда пришел Клод, и направился туда. Сам Клод старался идти в ногу с врачом, и это ему удавалось куда лучше, чем в случае с Марком. Мернье прихрамывал на левую ногу и опирался на трость куда больше, чем сам того хотел, отчего мог бы издалека сойти за утку.
   Клод удивился, заметив, что идет ровно той же самой обходной дорогой, что и пришел на центральную площадь, но виду не подал. Он хотел спросить доктора, куда они идут, но заметив капельки пота, выступившие у того на лбу то ли от напряжения, то ли от волнения, решил промолчать. Вскоре они оказались у порога одного из аккуратных домов, стоявших у самой набережной - окна его выходили прямо к Мориламу, а крыльцо почти сливалось с дорогой. Доктор легко преодолел две ступеньки и постучал дверь. Открыли ему практически сразу, будто ждали его прихода. Мернье без улыбки кивнул кому-то внутри и прошел в дом, Клод поспешил за ним.
   В передней их встретила изнуренного вида женщина. Ее бесцветные волосы были собраны на затылке в узел, одежда была небогатая, но чистая и аккуратная, а глаза казались потухшими и безжизненными. Она бессловесно кивнула Клоду и указала куда-то вглубь дома. Густав, не дожидаясь ее знака, уже пересек коридор и скрылся в одной из комнат. Клод поспешил за ним.
   В спальне, а Клод ни на минуту не усомнился, что это спальня, было темно и сыро. Из мебели здесь были потемневший от времени комод, высокое зеркало в углу и кровать в самом центре комнаты, на которой лежал человек. Под кроватью стоял тазик, от которого шел слабый, но стойкий запах рвоты, сам больной выглядел измученным и ослабленным. Занавески на окнах были плотно задернуты, отчего в комнату и днем почти не попадало света, а сейчас, при непогоде, и вовсе царил мрак. Женщина уже суетилась, зажигая свечи, но Клод был уверен, что, если бы не визит доктора, больной остался бы лежать в темноте.
   Мернье опустился на постель больного, а Клод почтительно стоял за его спиной чуть поодаль. Но это не помешало ему рассмотреть волдыри на руках, лежавших поверх одеяла, а фаланга правого мизинца показалась Клоду черной.
   - Ну как вы, голубчик? - ласково поинтересовался Густав. Больной в ответ застонал.
   - Плохо, доктор. Ничего не помогает.
   - Ну, не стоит торопиться, - доктор пошарил в карманах и вытащил небольшой пузырек. - Вот это очень хорошая мазь. Смажете ваши волдыри на ночь, а утром проснетесь как ни в чем не бывало!
   - А как же жар, доктор? - спросила женщина. - Вы только потрогайте его лоб - Эмиль же весь горит!
   - Спокойно, Манон, - голос Мернье звучал по-отечески ласково, и Клод даже поверил, что нет никаких поводов для беспокойства. - Скорее всего, это какая-то аллергия...
   - Но у него за всю жизнь не было аллергии! - всплеснула руками Манон. - Он и не болел никогда!
   Она бросила беспокойный взгляд на мужа, но тот закрыл глаза и пытался дышать ровно.
   - Такое случается, - продолжил доктор все тем же мягким голосом. - Рано или поздно...
   За стенкой послышались шаги, стук и какой-то звон. Манон резко обернулась на звук и сказала извиняющимся тоном:
   - Это, наверное, дети. Пойду проверю.
   Она вышла в смежную дверь, а Мернье повернулся к Клоду.
   - Я хочу, чтобы ты осмотрел Эмиля.
   С этими словами он поднялся, уступая место. Клод осторожно приблизился к больному, будто резкие движения могли ему навредить, и принялся прощупывать пульс, слушать дыхание и проверять зрачки. Все говорило о том, что Эмиль очень страдает, и мазь вряд ли ему поможет. Болезнь была тяжелая, но Клод не знал ей название - ему еще не приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Едва он повернулся к Густаву, чтобы все это высказать, как вернулась Манон:
   - Дети опять что-то разбили, - пожаловалась она. - Хотели подслушать, что Вы здесь скажете. Ну, как он?
   - Наносите мазь, и я уверен, что Эмиль поправится, - улыбнулся Мернье. - Пришлите за мной завтра, посмотрим, будет ли должный эффект. А сейчас нам пора идти.
   - Может, останетесь к ужину? - робко спросила хозяйка, но Клоду показалось, что она не слишком этого бы хотела.
   - О нет, нет, - замахал руками Густав. - Нам и правда пора. Пока, Манон, Эмиль.
   Он вежливо поклонился каждому и пошел к выходу. Клод отвесил один поклон для обоих и поспешил за доктором. Едва они оказались на улице, Мернье повернулся к нему и испытующе спросил:
   - Ну, что ты скажешь?
   Клод опустил голову.
   - Я никогда еще не встречал такой болезни, - сказал он тихо, будто боясь, что кто-то может их подслушать. - Но это определенно не аллергия. Это что-то страшное.
   Мернье кивнул и указал Клоду вдоль набережной, предлагая пройтись. Шли они медленно. Тучи нависли над ними так низко, что казалось, будто еще немного - и они пройдут сквозь дымчато-серую завесу. Клод ждал, когда капли тяжело опустятся на камни набережной, но дождь все никак не начинался. Доктор же с тревогой поглядывал то на небо, то на безмятежную реку.
   - Я специально позвал тебя, - начал он и умолк, подбирая слова. Только сейчас Клод заметил, что доктор как-то исхудал за последнее время, побледнел и будто бы осунулся, словно сам был болен. - Неудивительно, что ты не знаешь эту болезнь. Боюсь, Эмиль болен черной лихорадкой.
   Клод не сразу понял, что он только что услышал.
   - Откуда Вы знаете?
   - Все симптомы налицо. Болезнь еще в самом начале: его пальцы лишь начали темнеть, но боюсь, что времени все равно осталось мало.
   - А как же его жена, дети? Их же надо изолировать, они все заразятся!
   - Ты прав, - согласился Густав. - Но если мы изолируем Эмиля, все догадаются, что лихорадка вернулась, начнется паника...
   Клод не верил собственным ушам.
   - Вы что, хотите промолчать? Хотите обречь на смерть всю семью? Думаете, они не смогут никого заразить?
   Мернье остановился и повернулся к Клоду. Ему показалось, что в покрасневших уставших глазах старого врача он видит слезы.
   - Я не знаю, что мне делать, Клод! Не знаю! Лихорадка в любом случае распространится, так не лучше ли уберечь людей от катастрофы, пока это в наших силах? Если сейчас начнется паника, куда побегут люди? А если среди них есть зараженные, которые понесут заразу в другие города? Как врач, я должен оградить как можно большее число людей...
   - И Вы собираетесь погубить всю Тремолу? - ужаснулся Клод. В мозгу его блеснула догадка. - Так в прошлый раз Вы тоже ничего не делали, да? Вы хотели, чтобы все больные умерли здесь... Вы заперли ворота?
   - Нет! - доктор отпрянул так резко, будто Клод тоже был заражен. - Я... Нет! Я пытался их спасти... Да! Они сами! Сами!
   Бормоча еще что-то себе под нос, он попятился назад, ошарашенно глядя на Клода, пока в итоге не развернулся и не пустился бежать, то и дело спотыкаясь о собственную трость, хотя его торопливую переваливающуюся походку едва ли можно было назвать бегом. Клод недоуменно уставился вслед доктору, пока тот не скрылся за поворотом.
   - Как же так... - прошептал он сам себе со смесью сожаления и разочарования.
   "Только ты можешь помочь", - раздалось у него в голове. По спине побежали мурашки, и Клод беспокойно оглянулся. Набережная была пуста.
   "Он просто человек, его не стоит винить. Не каждый может спасти..."
   - Но он же врач! - крикнул Клод в пустоту. - Он должен! Он поклялся!
   "Клятва - это всего лишь слова".
   Рядом тихо шелестела река. Поднимался ветер, но вода оставалась спокойной. Клод повернулся к ней лицом и всмотрелся в темноту на другом берегу. Как он и ожидал - через реку на него смотрели два красных глаза Белого Лиса.
   "Девочки уже вне опасности. Она злится, но не становится слабее".
   - Кто - она? Черная лихорадка?
   "Она следит за тобой. Она снова голодна. Будь осторожен."
   - Но что я могу? Что я должен сделать?
   "Ты сам поймешь. Ты должен спасти их, спасти всех, иначе прошлое вернется и сотрет город с лица земли".
   - Почему я?
   "Она выбрала тебя".
   - Да кто она такая?! - заорал Клод что есть силы, но Лис уже растаял в воздухе, унося с собой душевное равновесие Клода. Он чувствовал, как в душе нарастает злость. От него требуют спасти целый город, но кто? Как? От кого? От всех этих загадок болела голова, и хотелось просто отдохнуть. Раздосадованный на Абрама, Густава, Лиса и целый мир в придачу, Клод поплелся к мосту.
  
   Зарисовка одиннадцатая. Просьба Лиса
   Ветер поднимал клубы пепла и швырял в лицо. Дорога размякла от дождя, в выбоины затекла вода, и путь домой казался одним сплошным мучением. Глаза застилало от усталости, но сквозь пелену Клоду начало казаться, что где-то вдалеке от него, над пепелищем, танцуют голубоватые огоньки, по размеру куда крупнее даже самых странных светлячков. Клод замер посреди дороги и попытался всмотреться получше.
   Огоньки кружили над одним местом, словно высматривая, куда приземлиться. Некоторые из них - по три, по два, иногда и по пять - держались ближе друг к другу, чем к остальным, разбиваясь таким образом на маленькие группки, которые держались обособленно.
   "Совсем как семьи", - подумалось Клоду.
   Огоньки то поднимались, то опускались, но стоило Клоду подойти ближе и перешагнуть границу пепелища, как они все застыли на месте, будто по команде. Клод сделал шаг назад - и огоньки снова заплясали под неуловимую музыку. Немного потоптавшись на месте, Клод постарался очень быстро забежать на пепелище, но в тот же миг огоньки пропали, будто их и не было тут вовсе.
   Немного обескураженный, Клод еще немного поосмотрелся по сторонам, но, так ничего и не заметив, пошел к поместью. Там на первом этаже приветливо горели несколько окон, ворота, как объятия, распахнулись настежь, а в темноте весь дом казался вполне целым и крепким. Собственные шаги на гравийной дороге казались Клоду слишком громкими, как будто нельзя было привлекать к себе внимания в такой час. Ступив на крыльцо, он вздохнул с облегчением и подошел к двери. Все вокруг будто замерло.
   Едва дверь чуть приоткрылась, как кто-то изнутри резко рванул ее на себя, и Клод чуть было не упал. Ему на шею бросилась Люси с криками:
   - Дяденька вернулся! Вернулся!
   Чуть поодаль, скромно улыбаясь, стояла Мари, старика же не было видно. На какое-то мгновение Клоду подумалось, что он ушел искать Клаудию или же, напротив, Марк привез девушку сюда, и теперь Абрам хлопочет над дочерью. Но подумать ему не давали звонкий голос Люси вперемешку с рыданиями:
   - Дяденька Клод, мы так переживали! А вдруг Лис пришел бы за Вами? Мари плакала целый день - так боялась, что Вы не придете!
   Клод невольно посмотрел на Мари, но она слегка покраснела и опустила глаза. Руки ее были сложены за спиной, будто она что-то хотела спрятать.
   - Все хорошо, - сказал Клод Люси, и та выпустила его из объятий, отбежав к сестре. Клод потер шею и осмотрел гостиную. Что-то в ней выглядело иначе - уже не было того гнетущего чувства, будто вот-вот что-то выскочит из-за угла. Да и в целом обстановка улучшилась: глаз не цеплялся за прореху в потолке, исчезли изъеденные молью ковры, а сам воздух словно стал чище.
   - Вы и тут прибрались? - догадался Клод.
   - Да! - ответила Люси, явно довольная собой, а Мари покраснела еще больше. - Даже в нашем старом доме не было столько грязи! А мама всегда учила нас, что лучше пусть будет мало вещей, но в доме чисто.
   Что-то в ее словах показалось Клоду знакомым, и он улыбнулся в ответ.
   - А как дедушка? - не удержался он.
   - Готовит ужин, - на этот раз ответила Мари. Голос ее все еще звучал слабо. - Сказал, что это дело не для детских рук.
   - Дедушка весь день с нами провел, даже на улицу не вышел ни разу! - поведала Люси и помчалась к кухне. - Дедушка! Дяденька Клод вернулся! Дедушка!
   Где-то на кухне что-то грохнуло и задребезжало. Клод нервно поежился.
   - Как ты? - тихо спросил он у Мари.
   Та улыбнулась и кивнула.
   - Хорошо. Все благодаря Вам, доктор.
   - Я не доктор, - Клод покачал головой. - И вряд ли им когда-нибудь стану. Идем лучше есть.
   На кухне снова стояла завеса пара. Упавшая кастрюля откатилась к порогу к ногам вошедших Клода и Мари. Вокруг стола бегала Люси, расставляя тарелки, а грузная фигура Абрама периодически мелькала в клубах дыма и ароматов, то и дело подхватывая со стола какие-нибудь травы или приправы. Клод и Мари опустились на стулья, вскоре к ним присоединилась и Люси. Вдруг что-то слева от них засвистело и оттуда потянуло сыростью и свежестью ночи - Абрам открыл окно, и весь пар вмиг рассеялся, открывая стол с ужином и самого повара. Абрам выглядел очень уставшим и обеспокоенным, но сам лишь молча пригласил всех приступать к трапезе.
   Ужин прошел в молчании. Клод чувствовал неприличное для его последних дней чувство сытости и вряд ли мог завести какую-то беседу, девочки, судя по их виду, тоже знатно наелись и клевали носом.
   - Пора вам в постель, - мягко сказал им Клод, и они послушно вышли из-за стола и отправились наверх. Клод сидел напротив дверного проема, в который была видна лестница. Он проводил взглядом девочек и повернулся к старику. Тот, казалось, все это время неотрывно следил за юношей, и от этого пристального взгляда Клода передернуло. В лице Абрама читались смятение, беспокойство и нечто похожее на отчаяние.
   - Я был в городе, - Клод решил первым начать разговор. - Доктор Мернье в панике, боится начала новой эпидемии. Он отвел меня в дом к Эмилю - скорее всего, это черная лихорадка, и Густав хочет скрыть это от всех, даже от самого больного.
   - Рано или поздно это должно было случиться, - лицо Абрама было лишено всякого выражения, будто превратилось в маску.
   - Почему Вы так решили? Вам Лис рассказал? - Клод неожиданно вспомнил утренний разговор.
   - Лис - это всего лишь городская легенда, миф, - Абрам прикрыл глаза. - Вряд ли кто-то в действительности может доказать его реальность, а уж тем более говорить. Что же касается болезни, так это вполне очевидно: после страшного пожара остались выжившие, которые вполне могли снова распространить заразу.
   - Выжившие? - удивился Клод. Марк об этом не упоминал. - Но кто?
   - Я не знаю, - ответил старик, но Клод знал наверняка, что он врет.
   - А Вы помните прошлую эпидемию? - сонливость как рукой сняло - теперь Клод был натянут, как тетива. - Видели ее?
   Абрам замялся, скомкав в руке салфетку, о которую вытирал руки. Сам Клод понятия не имел, откуда в этом доме вдруг взялись салфетки.
   - Мы приехал перед самым пожаром, - сказал он тихо, будто боялся быть подслушанным. - Все бежали из города, а нам с Клаудией... Нужна была тихая гавань, - тут он многозначительно посмотрел на Клода, но тот лишь непонимающе моргнул. - По дороге нам встречалось много добрых людей, которые предупреждали о лихорадке, уговаривали свернуть с дороги...
   - Почему Вы не послушали их?
   - А почему ты сам пришел сюда, хотя видел знак, предупреждающий об опасности по дороге?
   Клод поежился, а Абрам, хмыкнув, продолжил.
   - Едва мы минули ворота, как город заблокировали снаружи. Мэр связался с Анрисом и попросил о помощи, а они в ответ взяли нас в осаду, чтобы больше ни один человек не покинул этих стен. Надеялись, что мы сами здесь все и умрем, - старик мрачно улыбнулся, по лицу пробежала тень. - Через три дня случился пожар.
   - Это правда был Лис? - Клод говорил с придыханием, боясь спугнуть минуту откровений.
   - Я никогда не видел Лиса, хватит уже об этом спрашивать, - резко ответил старик и поднялся со стула, все еще сжимая в руке салфетку. Клод в панике пытался придумать вопрос, который снова заставит его разговориться.
   - Почему Вы бежали с дочерью?
   Абрам вздохнул и снова опустился на стул. Повисло молчание, и Клод не спешил его нарушать. Он понимал, что на такие вопросы необходимо иметь решимость ответить. Абрам все еще мял салфетку, а потом как-то резко, будто решившись, положил ее на стол, а сам поднял голову и посмотрел Клоду прямо в глаза.
   - Клаудия не моя родная дочь, - выдохнул он. - Я взял ее на воспитание, когда ей было шесть лет по просьбе ее отца.
   - С ними что-то случилось? - Клод ощутил, как к горлу подступает ком. Выходит, Клаудия совсем как он не помнит матери. У них нашлось что-то общее.
   - Не с ними. С ней.
   Абрам замолчал снова, и на этот раз пауза тянулась куда дольше. Клод пытался додумать, что же такого могло произойти, но не мог. Поэтому он с интересом изучал потолок и стены, с которых исчезла вся паутина, а мириады трещин в штукатурке куда-то пропали. Будто бы дом тоже погружался в воспоминания и молодел на глазах.
   - Клаудия никогда не была обычным ребенком - она всегда могла видеть и чувствовать куда больше, чем другие дети. Отец ее рассказывал, что она могла сидеть целый день и смотреть в одну точку, а потом начать говорить разными голосами. Когда она сильно злилась или обижалась, обязательно в доме что-то разбивалось и падало, а иногда ее обидчик мог внезапно где-нибудь пораниться. Будто бы вместо кукол она играла людьми: если ей было весело, то все непроизвольно начинали смеяться, если ей было грустно - нельзя было и шагу ступить, чтобы не наткнуться на плачущих слуг. Дети боялись ее, а вскоре стал бояться и собственный отец. Поэтому он решил, что ее воспитанием лучше заняться кому-то другому.
   - Но почему Вы?
   Абрам неопределенно пожал плечами.
   - Многие люди верят, что мой народ хранит такие тайны, которые недоступны простым смертным. Не знаю, так ли это, но за свою жизнь я видел много странных и таинственных вещей, поэтому запугать меня не так-то просто.
   Теперь старик улыбался открыто и искренне. У Клода сразу потеплело на сердце.
   - Мы с девочкой быстро нашли общий язык. Я не боялся ее, а ей необходимо было хоть кому-то верить. Вскоре она даже начала звать меня отцом - я хочу верить, что это искренне. Я научил ее всему, что знаю сам, но до сих пор не могу понять, что происходит в ее голове, когда она остается одна или подолгу смотрит в одну точку...
   - Так почему Вам пришлось уехать? Неужели невозможно было остаться? А, кстати, откуда вы приехали?
   - Из Анриса, - нехотя поделился Абрам. - Там у меня и так сложилась не лучшая репутация, чтобы примешивать еще и Клаю...
   Клода будто пронзило молнией.
   - Постойте, как вы ее назвали? Вашу дочь?
   - Клая, - в голосе старика была смесь смущения и удивления. - Я всегда зову ее так. Помню, в первую нашу встречу, когда я спросил, как ее зовут, она сказала: "Клая" и протянула мне ручку, - Абрам рассмеялся. - Совсем как взрослая. Потом она мне рассказывала, что так ее называл самый дорогой человек.
   Внутри Клода что-то перевернулось - теперь он понимал ту смесь отвращения и презрения на ее лице, когда он осмелился так ее назвать. Но откуда ему самому это прозвище пришло на ум?
   Ветер, врывавшийся во все еще открытое окно, становился холодным. Клод поежился и решил, что пора закрыть ставни, чтобы сквозняк не продул девочек, хоть они и спали на верхних этажах. Пока Абрам предавался воспоминаниям, юноша подошел к окну и посмотрел на улицу. Перед его глазами снова кружились голубые огоньки. Теперь они не танцевали, а вполне определено двигались вверх-вниз. По инерции Клод посмотрел вниз, под окна, и увидел там Лиса.
   - Абрам, - тихонько позвал Клод, чтобы не услышал Лис, но тут в его голове уже знакомый голос отчетливо произнес:
   "Он тоже должен услышать".
   И Клод готов был поклясться, что Лис кивнул ему.
   Абрам подошел к Клоду и вслед за ним посмотрел вниз. Увидев Лиса, он встряхнул седой головой и потер глаза, но животное никуда не пропало. Голос в голове Клода сказал:
   "Это срочно, поэтому я должен сказать вам обоим. Времени почти не осталось".
   - Ты тоже можешь слышать его? - тихо спросил Абрам у Клода. Тот кивнул.
   "Черная лихорадка вернулась в город. Пока часы стоят, жизнь не пойдет вперед. Черное сливается с белым, и души не могут обрести покой".
   - Что это значит? - прошептал Клод, но Абрам шикнул на него, призывая молчать.
   "Она голодна и разгневана. Времени мало".
   - Но что нам делать? - тихо спросил Абрам.
   "Спасите невинных, пока не стало поздно. Найдите ее".
   - Стоит ли... - Абрам кивнул в сторону Клода.
   "Он знает все, что нужно".
   - Кого найти? Как спасти? - паниковал Клод, едва Лис растаял, прихватив с собой и голубые огоньки. Абрам закрыл окно и уселся снова за стол. Клод же нетерпеливо мерил шагами кухню.
   - Надо что-то делать! Вы сами слышали - времени мало! А что, если умрет Эмиль? Или, чего хуже, заразит семью? Почему этот Лис просто не скажет, как остановить болезнь?
   - Потому что он не знает, - выдохнул Абрам.
   - А кстати, - Клод остановился на полпути и повернулся к старику. - Вы же говорили, что Лис - это миф, легенда, Вы никогда его не видели. А сами, оказывается, и слышать его можете?
   Абрам опустил голову.
   - В первый раз он пришел ко мне перед пожаром и попросил помочь, - сказал он едва слышно. - Но я ничего не сделал. Он всегда говорит загадками, и даже я не могу его понять.
   - С чего мне верить Вам?
   Абрам поднял голову и посмотрел Клоду в глаза.
   - А с чего мне лгать?
   Молчание. Клод смотрел в окно, пытаясь понять, что еще важное он мог упустить.
   - О ком он говорил? Кто она?
   Абрам не торопился отвечать. Минуты шли медленно, воздух в комнате будто сгустился и тяжестью осел на плечах. Клод все еще смотрел в окно, боясь обернуться и посмотреть в лицо старика, будто одно его выражение откроет ему какую-то страшную и ненужную тайну. На карниз села ворона и пронзительно каркнула. В унисон с ней Абрам произнес:
   - Ведьма.
   Клод вздрогнул и обернулся.
   - Что? Как?
   Абрам пожал плечами. Клод обошел стол и сел на стул напротив него.
   - Это единственное, что я смог понять. Я не знаю, кто она, откуда взялась. Она питается душами: прошлая эпидемия и пожар дали ей достаточно, чтобы затаиться на несколько лет, но сейчас она вновь голодна. И она пойдет на все, чтобы утолить голод.
   - Разве ее возможно остановить? - прошептал Клод в ужасе. Все происходящее казалось ему чем-то ирреальным.
   - Разве у нас есть выбор? - на удивление спокойно поинтересовался Абрам.
   И тут со второго этажа раздался пронзительный детский крик.
  
   Зарисовка двенадцатая. Марк
   Небо темным беззвездным куполом висело над городом. Улицы будто поглотила странная, необычная тишина: казалось, что звуки исчезли, оставив пустоту, давящую на перепонки. Свет в окнах давно не горел, и темные улицы Тремолы освещались лишь дрожащими огоньками свечей в фонарях.
   Вакуум тишины разорвал стук копыт по брусчатке центральной площади. Звук был таким резким, будто внезапно началась гроза. Но вот из-за поворота резко появилась лошадь настолько черная, что казалась порождением ночи, обступившей город. На спине она несла двух всадников, один из которых то и дело безвольно болтался из стороны в сторону. Лошадь резко затормозила у самой башни, и всадники спешились. Первый из них легко соскочил на землю, увлекая за собой бессознательное тело второго, а потом оба они скрылись за маленькой дверью в башне, которую едва ли можно было приметить издалека.
   Винтовая лестница уходила на самый верх, но все, что было выше, утопало в темноте. Юноша, подхватив свою спутницу, которая все еще была без сознания, стал подниматься на вершину башни, перешагивая через одну ступеньку. Ближе к вершине света стало чуть больше: лестница венчалась небольшой площадкой за самыми часами, сквозь механизм которых в башню попадало немного света, осветившего мрачное лицо Марка. Он оставил тело девушки у кирпичной стены, прислонив к ней спиной, а сам подошел к механизму. Большие и маленькие шестеренки крутились перед глазами, создавая какую-то свою особую симфонию из скрипов и звуков. Марк внимательно смотрел на них, будто хотел увидеть что-то большее, доступное лишь ему.
   Внезапно потеряв самообладание, она ударил кулаком в стену:
   - Почему снова?! - закричал он.
   Звук его голоса эхом разнесся по винтовой лестнице, замирая у самой земли. Марк повернулся спиной к девушке и продолжал колотить стену.
   - Я же все сделал правильно! Почему?
   Когда руки начало саднить, он отошел от стены и снова посмотрел на стрелки часов, мерно шагающих по кругу. Тиканье заполняло все пространство комнатки и отдавалось эхом в голове Марка, совсем как его голос в башне минуту назад. Просунув руку через шестеренку, он попытался остановить минутную стрелку, но она неумолимо сдвинулась, разрезав ладонь.
   - Ай!
   Отскочив от механизма, Марк продолжал сверлить часы взглядом, но теперь уже с ненавистью. Здоровая рука его вдруг юркнула под рубашку, доставая из-под нее длинную серебряную цепочку, тускло блестевшую в неровном свете. На ней был подвешен небольшой темный ключ, который Марк задумчиво перебирал в пальцах.
   - Не надо, - произнес слабый голос за его спиной. - Они никогда не пойдут назад.
   Марк вздрогнул и выпустил ключ из рук.
   - Клая! - воскликнул он и бросился к девушке. - Клаудия, любимая!
   Он попытался ее обнять, но она мягко его отстранила. Из разрезанной ладони на платье струилась кровь. Попытавшись приподняться, девушка испустила стон и снова привалилась к стене.
   - Ты еще слишком слаба, - прошептал Марк. - Милая моя, Клая, скажи, это он сделал? ОН?
   - Кто - он? - не поняла девушка.
   - Клод? Прошу, скажи мне правду. Если это и впрямь он, то я... Я...
   - И что же ты сделаешь? - Клаудия шевелила одними губами, но Марку почудился ее насмешливый тон. Все внутри него всполохнуло.
   - Я! - замахнулся было он, резко вскочив на ноги. Все внутри кричало: "Я убью его!", но язык будто связался в узел, и слова так и не вылетели. - Я...
   Клаудия улыбнулась одними уголками губ. На какой-то миг Марку показалось, что он наконец-то видит в ее глазах смесь симпатии и благодарности, но взгляд тут же снова стал непроницаем. Она закрыла глаза, и как-то вся обмякла.
   - Что с тобой? - сам не свой закричал Марк. - Не смей уйти от меня, слышишь? Клая!
   Минутная стрелка со скрипом сдвинулась, и Клаудия застонала. Все шестеренки часового механизма начали неистового вращаться, а стон девушки перешел в пронзительный крик. Она схватилась за голову и уперлась затылком в стену, будто хотела продавить кирпичную кладку башни или расплющить собственный череп. Марк в ужасе смотрел на нее, но не мог ни пошевелиться, ни вскрикнуть, а за его спиной буйствовал механизм: от него уже исходило слабое золотистое сияние.
   Внезапно все прекратилось. Клаудия еще кричала, но уже тише, а Марк, выйдя из оцепенения, бросился к ней и обнял - на этот раз она не сопротивлялась. Крики начали затихать, переходя в слабые стоны, а потом и вовсе смолкли. Марк ощутил, как Клаудия привалилась к его груди всем телом, голова ее безвольно опустилась набок - она снова потеряла сознание.
   Страх уступил место злобе. Осторожно прислонив девушку к стене, Марк опять подошел к механизму и достал ключ. Решимость переполняла его, хотя в голове еще вертелись слова Клаудии: "Они никогда не пойдут назад". Он провел израненной ладонью по стене слева от себя и там проступила небольшая замочная скважина. Ключ легко вошел в ее пазы, но тут Марк будто бы весь оцепенел. Пальцы сами собой разжались, а стена снова приобрела первоначальный вид.
   Пораженный, он против воли повернул голову, будто им управляли, как марионеткой. Рядом с бессознательной Клаудией стояла женщина в белом платье. Хотя света было немного, Марк видел, как она вся просвечивает, будто была соткана из тумана. Он хотел спросить, кто она, что тут делает, но не мог даже самостоятельно моргнуть.
   - Я же сказала, не надо этого делать, - прошипела женщина. Лицо ее наполовину закрывали спутанные темные волосы, но движение ярко-красных губ Марк видел отчетливо. - Дважды часы не остановить, взбалмошный нахальный мальчишка.
   Миг - и Марк уже летит в белом вихре куда-то вниз, или вверх, или все еще стоит на месте - он не мог понять. Все еще обездвиженный, он вдруг мысленно увидел самого себя, только куда меньше, стоящего перед высокой белой башней, которую венчали огромные часы. За руку его держала красивая рыжеволосая женщина, лица которой он не видел.
   - Этот механизм сделал еще твой прадед, - ласково сказал она, указывая вверх, но яркое солнце слепило глаза. - Смотри, видишь эти фигуры на башне? Рыба, орел и лис - хранители города, которые защищают нас от зла.
   Стрелки сошлись в верхней точке, и часы начали отбивать полдень. Окошко над циферблатом открылось, выпуская небольшую птичку, которую принялись ловить хранители города.
   - Почему они ее никак не поймают? - спросил маленький Марк.
   - Потому что это само время. Оно стремительно, как птица, и так же неуловимо.
   - Но это ведь прадедушка сделал часы! - не успокаивался Марк. - Разве он не поймал время?
   Женщина опустилась перед Марком на корточки, и он увидел перед собой красивое лицо с высокими точеными скулами, острым подбородком и печальными голубыми глазами.
   - Он рассказывал мне, что один раз в вечность часы можно остановить, - сказала она негромко, будто делилась огромной тайной. - Для этого есть ключ, который хранится у твоего отца - только тот, в ком течет кровь наследника де Монтрев, сможет остановить время.
   - И ключ хранится у папы? - восхищенным шепотом спросил Марк.
   Мать торжественно кивнула.
   - Пока этот ключ принадлежит нашей семье, городу ничего не грозит.
   - Поэтому папа - мэр?
   - Да, дорогой, - женщина поднялась, отряхивая подол платья и пропадая в сияющем свете. - Поэтому наш папа - мэр.
   Картинка резко переменилась: краски сгустились, и вместо площади Марк уже видел до боли знакомую гостиную старого особняка де Монтрев. Тогда дом еще был богатым и презентабельным поместьем, а не кучкой развалин, да и сама гостиная еще не обветшала. Вместо плесени стены украшали гобелены и семейные портреты, полы были целыми и покрыты дубовым паркетом. Отец стоял в самом верху мраморной лестницы, отчего всю его фигуру будто обволакивал сумрак. Марк прятался за платьем матери и слышал лишь его голос.
   - Как ты могла оскорбить мое имя? Мою семью? Я столько дал тебе!
   Мать стояла, понурив голову. Высокая фигура ее будто стремилась уменьшиться, сжаться, и Марк вместе с ней хотел свернуться в клубок и зажмуриться, будто им грозило что-то страшное и неминуемое.
   - Неблагодарная женщина! Ты же была никем! Дочь горничной - чуть лучше, чем дворовая девка!
   Последние слова он будто бы выплюнул, и мать вздрогнула всем телом, как будто ее ударили. Он вдруг распрямилась и резко подняла голову.
   - Не смей так говорить, - тихо, но твердо сказала она. Воздух вокруг нее будто сковало льдом, а Марку захотелось забиться куда-то подальше. Он еще никогда не видел мать разгневанной. - Не смей оскорблять мою мать!
   Голос ее повис звенящим эхом под сводами дома. Все вокруг будто замерло, и Марку вдруг пришла мысль о часах: а не могут ли они сами остановиться? Или того лучше - пойти назад? И всей этой сцены попросту бы не было! Радость, охватившая его, вмиг померкла, потому что отец вдруг завопил:
   - Убирайся отсюда немедленно! И бастарда своего забери! Он мне никто, поняла! Никто!
   Резко развернувшись, мать схватила Марка за руку, больно впившись ногтями в запястье, и поволокла за собой на улицу. Снаружи серое небо отливало свинцом, холодными плетьми хлестал дождь. На подъездной дорожке их уже ждала телега, запряженная клячей. Марк замер на крыльце и во все глаза уставился на телегу. Жгучее чувство стыда сковало внутренности.
   - Мы что, должны ехать на этом?
   Мать, будто и не заметившая его заминки, гордо подошла к телеге и уселась на козлы. Платье ее уже наполовину промокло, длинные волосы нещадно трепал ветер. Она повернулась лицом к дому. Затем строго посмотрела на сына, и тот понял, что его мнение мало кого волнует. Сбежав со ступенек, он забрался на место рядом с матерью и оглянулся на поклажу: холщовые мешки лежали на пожухлой соломе, а среди них валялось несколько книг и кое-что из кухонной утвари. О материнских драгоценностях не было и речи, равно как и об игрушках Марка. Мальчик почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он повернулся к дому и привычным взглядом скользнул по окнам второго этажа - там, из окна его комнаты, за ними следило чье-то бледное лицо. Показав ему язык, Марк прижался к матери.
   - Они еще пожалеют об этом, - прошептал он.
   Она не ответила.
   Все снова переменилось. Теперь уже Марк, немного повзрослевший и явно обнищавший, судя по потрепанной одежде, среди ночи крался по проселочной дороге. Где-то лаяли собаки, а сам он только что нечаянно вспугнул ворону, разразившуюся громким пронзительным карканьем. Марк испуганно отпрянул и поспешил спрятаться за ближайший фонарь, но никто на улице так и не появился. Глубоко вздохнув и посчитав про себя до пяти, он двинулся дальше.
   Особняк Марк знал как свои пять пальцев: все входы и выходы он обследовал, едва научился ходить. Часто по ночам, когда ему не спалось, он убегал из дома на улицу, чтобы поваляться на берегу пруда в тени развесистой ивы и полюбоваться звездами. Ни разу его не поймали, чем он очень гордился. Но много ли изменилось за время его отсутствия?
   На свой страх и риск он решил пробраться через кухню - так быстрее было дойти до кабинета мэра, в котором хранились все важные вещи и документы. Из кухни прямо на второй этаж вела неприметная лестница, по которой мало кто ходил из-за ее крутизны и ветхости, но Марка это не смущало. Дверь черного входа оказалась открыта, и он легко проскользнул сперва на кухню, а потом и на лестницу. Одна из ступенек протяжно и жалостно скрипнула, но Марк уже взлетел на площадку и скрылся за дверью кабинета.
   В комнате было темно и пахло пылью. Тусклый лунный свет освещал широкий дубовый стол, на котором аккуратно по стопочкам были разложены бумаги, на стенах висели картины, а у левой стены возвышался книжный шкаф, заслонявший небольшое бюро, ключ от которого мэр всегда носил с собой. Марк первым делом бросился к бюро, и оно - о чудо! - было открыто. Но в нем ничего, кроме пачки перевязанных лентой писем, не было. Марк взял эту пачку, повертел в руках и положил обратно - из-за тусклого света их вряд ли можно было прочитать.
   В ящиках стола тоже ничего не оказалось. Марк перерыл все бумаги вдоль и поперек, но так и не обнаружил того, что нужно. Открыв нижний ящик, он вдруг наткнулся на синий свиток бумаги. Осторожно взяв его, Марк развернул документ и увидел большие черные буквы:
   ЗАВЕЩАНИЕ
   Марк понимал, что едва ли найдет там свое имя, но слабая надежда, как искра, блеснула в нем, и он повернулся к окну, чтобы прочитать...
   - Тебя там нет.
   Голос был ровный и холодный, но Марк едва не подскочил. В дверях стоял высокий тонкий юноша с длинными белыми волосами. Глаза его настолько светлые, что казались почти полностью белыми, сверлили Марка.
   - Доброй ночи, Филипп.
   - Не могу сказать, что рад тебя видеть, братец.
   Между ними повисло напряженное молчание. Марк аккуратно свернул завещание и положил обратно в ящик.
   - Что ты тут делаешь? - надменно спросил Филипп. - Отец ясно дал понять, что тебе не рады.
   - Пришел потолковать с батюшкой, - весело ответил Марк. - Видишь ли, хочу позаимствовать одну безделушку.
   - Не эту ли? - Филипп небрежно вытянул вперед руку, и вдоль его пальцев заструилась серебряная цепочка, на которой висел небольшой темный ключ.
   - Откуда ты...
   - Знаю? - юноша откинул назад свои длинные волосы и сделал шаг в сторону Марка. Тот сделал шаг назад. Филипп усмехнулся. - Я слышал, что случилось, и предполагал, что ты можешь появиться. Она же всегда тебе рассказывала эти глупые байки про часы.
   - Это не байки, - Марк насупился, как ребенок. - Отдай мне ключ.
   - Возьми, - Филипп равнодушно пожал плечами. - Обещай мне только никогда не появляться здесь.
   - Думаешь, я тоскую по этому месту? - спросил Марк с вызовом, стремительно пересекая кабинет и выхватывая ключ у брата. - Надеюсь, что мне никогда больше не придется прийти сюда.
   - Я тоже, - кивнул Филипп, провожая Марка взглядом за дверь. - Только часы не ходят назад, Марк. И не воскрешают мертвых.
   Но тот уже ничего не слышал, пропадая в темноте ночи.
   Картина снова изменилась. Марк видел ту же самую ночь, но он уже выходил из маленькой темной двери в подножии белой башни. Руки его были изрезаны, лицо покрыто дорожками от высохших слез. Серебряная цепочка обвивала шею, а на ней болтался злосчастный ключ. Марк сел под циферблатом, прислонившись к стене башни, и смотрел в небо. У него ничего не вышло.
   - Привет, - сказал тонкий голос прямо у него над ухом.
   Марк повернул голову и наткнулся на девочку лет шести. Она смотрела на него с любопытством, как на диковинную зверушку.
   - Привет, - буркнул он.
   - А почему ты плачешь?
   Марк вытер кулаком покатившуюся слезу со щеки и отвернулся.
   - Я не плачу.
   Девочка присела рядом с ним на корточки и сказала:
   - Время, как птица, может больно клюнуть, но улетит еще быстрее. Так всегда отец говорил.
   Марк повернулся к ней и внимательно посмотрел в ее круглое лицо, которое было слишком близко к нему:
   - Я Марк. А как тебя зовут?
   - Клаудия, - она улыбнулась и протянула тонкую белую руку.
   В тот же миг все вокруг закружилось, потемнело, и Марк провалился в пустоту.
  
   Зарисовка тринадцатая. Призрак
   Ночь была тихой и безлунной. В открытые окна задувал свежий ночной ветер, едва приподымая края одеяла, свисающие с постели. Где-то далеко собаки облаивали то ли птиц, то ли заплутавших прохожих, но звуки те были не громче стрекота сверчков под потолком. Люси мирно спала и видела цветные сны.
   Вдруг в комнате резко похолодало, но девочка только плотнее закуталась в одеяло, хотя изо рта у нее шел пар. Поежившись, она спала все так же сладко, как и пару мгновений назад.
   В окно медленно вплыла белая фигура. Она выглядела как девушка со спутанными темными волосами в длинном белом платье. Лицо ее скрывалось за космами, она то ли что-то шептала себе под нос, то ли смеялась, и от этих звуков в комнате будто стало еще холоднее. Но девочка еще спала, отвернувшись от окна и укрывшись одеялом с головой. Фигура подплыла к постели, склонилась над силуэтом Люси под одеялом и прошептала:
   "Уходи".
   Люси что-то слабо пробормотала.
   - Уходи! - властно и громко произнес призрак, протянув руки к девочке.
   На этот раз Люси мгновенно очнулась и резко подскочила на постели. Уставившись на привидение, она открыла от удивления рот и застыла. Призрак подплыл ближе, к самому лицу Люси, его бледное лицо показалось из-за спутанных волос. Глаза полыхнули красным огнем, и Люси от страха завизжала.
   По дому разнесся топот ног на лестнице, и мгновение спустя в комнату ворвался встревоженный Клод. Призрака уже не было, а Люси, свернувшись в комок, лежала, укрытая с головой одеялом. Окно было распахнуто настежь, а воздух в комнате был такой, будто на улице стояла середина зимы, а не начало осени. Клод осторожно подошел к постели и положил ладонь на спину девочки, ощутив ее мелкую дрожь.
   - Люси, - тихо позвал он. - Что случилось?
   Девочка всхлипнула и высунулась из своего укрытия. Глаза ее были полны слез и страха. Уголком одеяла она пыталась вытереть лицо, но слезы все еще струились по щекам.
   - Там, - всхлипнула она, указывая на окно. - Там была женщина, вся в белом.
   Клод поежился, вспомнив свои собственные кошмары, и уселся на край постели.
   - Тебе это приснилось, милая, - ласково сказал он, проводя рукой по ее волосам. - Просто страшный сон...
   - Нет! - Люси возмущенно поднялась, уклонившись от руки Клода. - Я знаю, что это не сон! Она была настоящая!
   Клод не стал ничего отвечать и только внимательно смотрел на девочку. После минутной паузы Люси немного успокоилась и села рядом с ним, уставившись в пол. Потом тихим голосом, словно делилась своей самой сокровенной тайной, она произнесла:
   - Она уже приходила ко мне раньше, мы еще жили в старом доме. Мари не видела ее, но я думаю, что это все из-за болезни. Обычно утром, перед самым рассветом она приходила и просто стояла около окна и всегда молчала. А сегодня...
   - Сегодня что-то изменилось?
   Люси кивнула.
   - Она велела мне уходить, - девочка повернулась к Клоду и снова начала плакать. - Она тянула руки, будто хотела задушить! И кричала! И... и... глаза у нее были красные...
   Клод интуитивным движением обнял девочку за плечи и прижал к себе, поглаживая по волосам другой рукой.
   - Тише, милая, тише, - прошептал он. - Это просто страшный сон, я уверен. Просто кошмар. У меня тоже было такое.
   Люси резко отпрянула и вперилась глазами в Клода, будто пыталась уличить во лжи.
   - Ты тоже? Тоже видел ее? Честно?
   - Честно, - кивнул Клод.
   Люси заметно приободрилась и вытерла слезы со щеки. Клод улыбнулся в ответ и накрыл ее с головой одеялом.
   - А теперь пора спать, - заявил он. - Могу побыть с тобой, пока не заснешь, хочешь?
   - Хочу, - буркнула Люси, высунувшись из-под одеяла, и свернулась калачиком. Клод погладил ее по голове и встал, чтобы закрыть окно. Свежий ночной воздух обдувал лицо, но в нем еще ощущались морозные нотки. Клод смотрел в темноту, туда, где должно было быть пепелище. На секунду ему показалось, что там мелькают приветливые огни, как во вполне жилых домах, но еще миг спустя там ничего не было, кроме темноты.
   Выходя из комнаты Люси, Клод постарался как можно бесшумнее закрыть за собой дверь, но это уже было ни к чему: девочка сладко спала. Пройдя пару шагов, он вдруг остановился, будто наткнулся на стену: ему в голову пришла странная мысль заглянуть в комнату Мари. Осторожно приоткрыв дверь, Клод заглянул внутрь: девушка крепко спала, как и ее сестра. Не было похоже, что ее разбудил крик Люси или сам призрак. Пожав плечами, Клод спустился вниз, но на кухне уже никого не было - только огарок свечи тускло освещал чистый стол.
   Спать Клод не пошел, решив дождаться рассвета на кухне. Отчего-то ему хотелось ускользнуть из дома незамеченным, пока все спят. Он и сам плохо отдавал себе отчет в этом чувстве: то ли ему хотелось освободиться от хлопот с девочками, то ли его угнетало общество мрачного Абрама и тайна Лиса, связавшая их, то ли хотелось вернуться в город при свете дня и обнаружить, что вся встреча с доктором Мернье ему просто привиделась в дурном сне, а то ли он просто скучал по незатейливой работе портретиста. Первые лучи солнца застали Клода сидящим на одном из стульев около самого окна. Возле ног стоял открытый этюдник, а на коленях лежали наброски портрета Мари, зарисовки города и черновики вывески для булочника. Все его тело было напряжено, будто в ожидании удара. Но едва само светило показалось из-за горизонта, на кухне уже никого не было.
   Бодрым шагом Клод шел к Тремоле, стараясь не сильно размахивать этюдником. Утро было тихое и ясное, и в душе расцветало почти забытое им ощущение радости, словно тревоги и страхи остались позади. Словно он шел навстречу иной, куда более счастливой жизни, а прошлое навсегда осталось где-то далеко позади. Легкой походкой он пересек мост и вошел в город, но стоило ему пройти пару домов, как сердце снова наполнилось беспокойством.
   Только ступив на разноцветную брусчатку площади, Клод понял, что поселило в нем тревогу: город стал практически безлюден. Утро уже было в разгаре - самое время для череды повозок с товарами и продуктами на торговлю, но их не было. Не сновали туда-сюда босые мальчишки, не ругались торговцы, не перекликались приветливыми голосами мелодии дверных колокольчиков. Только старик-аккордеонист слегка клевал носом и наигрывал какую-то грустную сонную мелодию да из-за поворота появилась сгорбленная старуха, непривычно громко шаркающая через каждый шаг. Клод раньше никогда ее не видел и смотрел с интересом, как она медленно приближается к башне с часами. Повинуясь какому-то внезапному импульсу, будто его толкнули в спину, Клод поспешил к старухе.
   - Доброе утро! - поздоровался он, не доходя до нее нескольких шагов.
   Но вместо приветствия старуха испуганно оглянулась, заметила Клода и сначала замерла на месте, а потом начала медленно пятиться назад. Лицо ее исказилось то ли от муки, то ли от ужаса. Клод протянул к ней руку:
   - Что с Вами? Я могу помочь?
   Но старуха лишь испуганно замахала руками и стала пятиться еще быстрее.
   - Что Вы делаете? - возмущенно спросил кто-то за спиной. Клод повернулся и увидел высокого юношу, которого пару раз замечал в лавке булочника.
   - Я просто хотел помочь...
   - Разве непонятно, что она боится... Ох! - шумно выдохнул юноша, вглядевшись в лицо Клода. - Быть не может...
   И не говоря больше ни слова, он развернулся и пустился прочь. Клод смотрел ему вслед в недоумении, позабыв и про старуху, и про полусонного аккордеониста, и про причину своего визита в город этим утром. Обескураженный, он прошел через арку по направлению к рынку и замер: здесь ничего не было. Ни шумных продавцов, ни скрипучих телег, ни лотков с продуктами и тканями - ничего, даже мелкие лавки были закрыты наглухо. Большая площадь выглядела осиротевшей и опустошенной. Клод выронил свой этюдник и поспешил пройти обратно под арку, будто этот ритуал развеет какое-то темное колдовство. Но стоило ему выйти из-под тени свода, воздух вокруг наполнился ужасным скрежетом и дребезжанием. Клод зажал ладонями уши, но звуки лишь немного приглушились.
   В панике он осматривал все вокруг, пока, наконец, не понял, что звуки исходили от часов на башне - они били пять. Пораженный Клод уставился на циферблат во все глаза - солнце уже высоко поднялось, сейчас никак не могло быть меньше девяти! Разве могут самые главные часы отстать на четыре часа?
   Но додумать эту мысль ему не дали: откуда-то из глубины переулков навстречу ему стремилась чья-то фигура. Ее то и дело швыряло в сторону, пару раз она чуть не упала, но вот дома остались позади, и солнце осветило высокую фигуру женщины. Она полубезумными глазами озиралась по сторонам, как затравленный зверь, пытаясь найти убежище, но паника брала верх, и она продолжала бежать, пока не остановилась у самого подножия башни. На фоне белого кирпича ее темная фигура была больше похожа на тень. Что-то в ней притягивало и пугало Клода. Он сделал пару шагов к ней и замер, узнав в женщине Манон, жену больного, которого накануне они осматривали вместе с Густавом. Манон заломила руки и испустила истошный вопль.
   - Помогите! - закричала она. - Эмиль!
   Остальное было не разобрать, и вскоре слова перешли в один сплошной крик, от которого кровь леденела в жилах. Едва опомнившись, Клод поспешил к ней. То ли от страха, то ли так упала тень, но ему показалось, что руки Манон стремительно чернеют, а сама она медленно оседает на брусчатку, не переставая при этом кричать. В последний момент Клод подхватил ее на руки - она уже затихла, только тело била частая крупная дрожь. По щекам струился пот, а чернота уже разлилась по груди, подбиралась к горлу.
   - Манон! - позвал ее Клод. - Держитесь, Манон, пожалуйста!
   - Эмиль, - прошептала она потрескавшимися губами. - Подожди меня...
   Последние слова она сказала на выдохе и умолкла. Клод понял все сразу, еще когда увидел ее фигуру в переулке, но принять никак не мог. Он щупал пульс на запястье, сонной артерии, слушал сердце, хотя прекрасно знал, что пульса уже нет. Манон полностью почернела, продолжая лежать в его руках с открытыми глазами и открытым ртом, будто удивляясь происходящему.
   - Манон! - позвал Клод, хотя слезы уже наполнили его глаза, а боль - сердце. Он тряс тело несчастной женщины, будто это могло ее вернуть. - Манон...
   Ему показалось, что прошло лишь несколько мгновений, но стоило ему поднять голову, как он увидел вокруг себя толпу. Люди перешептывались, некоторые женщины в ужасе зажимали рот руками, сдерживая крики, кто-то плакал.
   - Манон! - крикнул кто-то из толпы. - Что ты сделал с Манон?
   - Я... - начал было Клод и запнулся: слова застревали где-то в горле. - Я...
   - Он убил ее!
   - Это же черная лихорадка!
   - Это все он виноват! Я так и знал! Он принес лихорадку в город!
   - Убийца!
   - Нет, послушайте, - Клод поднял руку, пытаясь обратить на себя внимание, но его слабый голос тонул в нарастающем реве толпы.
   - Он привел с собой Лиса! Это все из-за него!
   - Да, коротышка Винс предупреждал нас....
   - Это ты принес нам лихорадку! - тыкнула в Клода толстым пальцем какая-то женщина с заплывшим синяком под глазом.
   Чьи-то руки вырвали у Клода тело Манон и уволокли куда-то в толпу. Кольцо сжималось вокруг него все плотнее, Клод отползал к башне, пока не уперся спиной в кирпичную кладку.
   - Постойте, - продолжал протестовать он, но его никто не слушал. - Погодите же...
   Из глубины толпы ввысь взвился камень и ударил в стену рядом с головой Клода. Приняв его за сигнал к действию, люди из толпы похватали камни и обрушили целый дождь из булыжников на голову бедного художника. Тот вовремя успел закрыть голову руками, тихо молясь про себя, чтобы кости остались целы, но вскоре понял, что впору прощаться с жизнью. Град все не прекращался, вместе с камнями сыпались проклятия, и Клоду уже пришло в голову просто отдаться на растерзание толпы.
   Громкое ржание будто заморозило все вокруг. Люди замерли с занесенными камнями в руках и застывшими словами на устах. Все разом обернулись на звук и увидели тучную фигуру Абрама верхом на вороном жеребце, нетерпеливо гарцующем в паре метров от них.
   - Отойдите, - голом старика звучал твердо и на удивление властно. Будто под гипнозом, толпа расступилась, пропуская его к своей жертве. Старик легко втянул Клода на спину лошади, перебросив через седло, как мешок перед собой, и повернул обратно. Все это время толпа, притихшая и онемевшая, следила за ними, не смея даже пошевелиться. Пока лошадь не покинула площади, никто даже не шелохнулся.
   Клод плохо помнил сцену своего спасения. Очнулся он уже в особняке, в своей комнате от жгучей боли в руках. Открыв глаза, он увидел знакомый потолок, затянутый паутиной, и поежился от сквозняка.
   - Я жив? - спросил он не то удивленно, не то разочарованно у пустоты.
   - Нет, - ответила пустота голосом Абрама. - Пока нет.
   Клод попытался сесть, но все тело вдруг пронзила острая боль и он остался лежать.
   - Манон умерла от лихорадки? Как и Эмиль?
   Молчание было ответом.
   - Вы спасли меня?
   Снова молчание.
   - Почему?
   - У нас с тобой еще есть дело, если ты не забыл, - заметил Абрам после тяжелого вздоха. - Я обработал твои руки мазью, которую нашел у себя в аптечке. Еле успел тебя вытащить, пока они руки не переломали. И вот... - он указал на этюдник в углу, немного треснувший сбоку и с осыпавшейся позолотой. - Я же просил быть аккуратнее.
   Клод молчал, рассматривая потолок. Все казалось ему словно подернутым дымкой, нереальным и жутким. Почему Марк не спас его? Почему Густав бросил город на произвол судьбы? Что будет, если разъяренные горожане придут сюда, в этот старый дом?
   - Они не придут сюда, - ответил Абрам на его мысли. - Горожане боятся ходить дальше моста - пепелище считается проклятым местом, а мы сейчас в самом его центре.
   Клод выдохнул с облегчением и закрыл глаза. Сейчас он немного поспит, и все опять будет как надо...
   Раздался пронзительный крик, а затем топот на лестнице. Секунду спустя дверь распахнулась, впуская испуганную Люси и раздосадованную Мари.
   - Дяденька Клод! - закричала Люси, бросаясь на постель к Клоду. - Я снова ее видела! Она приходила ко мне! Честное слово, я не вру.
   - Люси, господин болен, как ты смеешь! - возмутилась ее сестра. - Это все просто твои выдумки!
   - Нет! Я не вру! - Люси прижалась к Клоду, будто ища защиты. - Я правда видела ее! Видела! Если ты ее не видишь, это не значит, что ее нет.
   Мари презрительно хмыкнула и задрала голову.
   - Глупости! Ты просто хочешь привлечь внимание...
   - Довольно, Мари, - прервал ее Клод, с трудом приподнимаясь и усаживаясь на кровати. - Я верю Люси.
   Мари открыла рот и снова закрыла. Люси бросилась Клоду на шею, а Абрам молча наблюдал за происходящим, стоя у окна.
   - Думаю, эту ночь Люси проведет в моей комнате, - продолжил Клод. - Если призрак появится снова, я его прогоню.
   - Спасибо, дяденька Клод! - в восторге Люси захлопала в ладоши, потом спрыгнула с постели и умчалась в свою комнату, крикнув на бегу. - Я за подушкой!
   Мари только хмыкнула и вышла из комнаты с тем же надменным выражением лица. Абрам же улыбнулся и подошел к постели Клода.
   - Доброй ночи, - слегка поклонился он и вышел из комнаты вслед за девочками.
   Вечер перешел в ночь, боль в теле постепенно утихала, тягучие минуты отмерялись ровным дыханием Люси. Клод держал слово и всячески отгонял от себя мысли о сне, хотя периодически поклевывал носом. Тишина дома обволакивала его своей непроницаемостью, позволяя с головой уходить в мысли, до которых и дела не было днем.
   Одно за другим в голове проносились события последних дней: призрак, которого видела Люси, побег Марка, разговор с Лисом, травля в городе, видения - все это вихрем проносилось в голове у Клода, который уже перестал ориентироваться и понимать, что происходит. Никто не объяснял ему, почему привычные на первый взгляд вещи вдруг переворачиваются с ног на голову, люди будто в одночасье сходят с ума, а сам Клод, воспитанный в скептицизме, вдруг верит в духов, ведьм и дожидается появления призрака. Ответов на все эти вопросы Клод не знал, но остро ощущал, что Тремола - не очередной заурядный городок. Он знал, будто это было чем-то самим собой разумеющимся, что этот город насквозь пропитан какой-то страшной тайной и даже самая обычная вещь может стать здесь чем-то непредсказуемым.
   На первом этаже скрипнула половица. Клод замер, мгновенно стряхнув с себя задумчивость и полудрему, и прислушался. Где-то ветер со свистом продувал насквозь полуразрушенные стены, и ветки деревьев тихонько скреблись в окна гостиной. Не было ни шагов, ни голосов, ни чьего-либо прерывистого дыхания - будто Клоду просто что-то послышалось. Люси во сне дернулась и попыталась укрыться с головой одеялом.
   Около самого окна громко ухнула сова. Клод, давно не слышавший подобных звуков, едва не закричал от страха, но вовремя спохватился. Сердце внутри колотилось, как бешеное, дышать стало больно. Но напряженный момент быстро сошел на нет, и ночь вновь стала размеренной и спокойной.
   Пытаясь отвлечься от дремы, Клод начал перебирать в уме свои видения. Перед его мысленным взором вновь проплывал большой сад, по которому его вела смутно знакомая Ари. Он видел сорванную лилию, поникшую в руке девочки, будто вся жизнь вмиг улетучилась из цветка, а оставшиеся на его фоне казались переполненными силой и светом. Клод видел, как девочка и сама вдруг тускнеет и обмякает, словно сорванный цветок, словно жизнь также стремительно оставляет ее тело. Он не мог понять, кажется ли ему это, было ли оно на самом деле, но еще он заметил чей-то пристальный взгляд среди зарослей, и взгляд этот внушал ему куда больше тревоги.
   Окно со стуком распахнулось, впуская в комнату ночную прохладу. Клод вздрогнул и встал, чтобы закрыть ставни. Перегнувшись через подоконник, он увидел белый силуэт прямо перед парадной дверью. Лис стоял, задрав голову, и смотрел прямо в лицо Клода.
   В нерешительности Клод оглянулся на кровать. Люси мирно спала, но ему не давал покоя ее рассказ про призрака. Что-то подсказывало, что этот призрак и девушка, преследующая Клода во снах - одно и то же, и дождаться его казалось Клоду едва ли не делом принципа. Но с другой стороны Лис очевидно неспроста появился на пороге дома, особенно так скоро после своего последнего визита. Колебания были недолгими: закрыв ставни и понадеявшись, что Люси ничто не потревожит, Клод поспешил вниз.
   - Ты пришел, - сказал он Лису вместо приветствия, осторожно закрывая входную дверь. Почему-то казалось очень важным, чтобы их разговор никто не услышал.
   "Времени мало", - на этот раз голос в голове Клода был полон беспокойства.
   - Ты всегда это говоришь, - Клод ощущал, как в нем поднимается раздражение. -Загадки, сплошные загадки! Как я могу сделать то, о чем ты просишь, если не понимаю?
   Лис молчал, испепеляя юношу своим горящим взглядом. Тот поежился от холодного ветра и подумал про теплую спальню наверху, где спала девочка, которую он обещал защитить. Если бы только знал как.
   "Я не могу тебе открыть, кто она. Ты должен понять сам, иначе спасения не будет", - сказал он наконец.
   Клод помолчал. Что-то подсказывало ему, что он может задать Лису любой вопрос и получит ответ. Тысячи мыслей мигом всполошились в его голове, но из всех мучивших его загадок, он выбрал одну:
   - В одном из своих видений я видел три лилии на большой клумбе. Они будто бы сияли, хотя может мне всего лишь показалось. Девочка сорвала одну лилию, но та сразу же потухла и пожелтела...
   "Умерла", - перебил голос.
   - Да, умерла, - Клод обрадовался, найдя нужное слово.
   "Девочка умерла".
   - Что? - Клод опешил. - Но... Я не знаю, что с ней случилось, я не помню. Это было давно в детстве, если и было вообще, может, все мне просто привиделось...
   "Все это правда", - голос был уставший и тихий. - "Три лилии - это три жизни, которые хотел сохранить тот, кто их посадил. Только очень опытные и сильные колдуны решаются на такое - цветы очень хрупкие, не прочнее той жизни, что в них хранится. Но если уж колдун отважился на такое, то он чаще всего накладывает заклятие неприкосновенности - сорвать цветок может либо он, либо тот, чью жизнь в него заключили..."
   - Но зачем это делать? Это же бессмысленно!
   "Не совсем. Человек, связанный таким образом, не может умереть. Его жизнь не прекращена полностью, а значит, он может вернуться, но уже не в человеческом теле".
   - Не в человеческом? - не понял Клод. - А в чьем же тогда?
   "В чьем угодно: животное, насекомое, дерево или цветок. Зависит от того, насколько сильна душа и желание жить. Может быть, она поместится в теле мыши, а может стать..."
   - Лисом, - догадался Клод.
   Лис кивнул, и Клоду показалось, что он улыбнулся.
   - Так Ари сорвала свою жизнь? Но она ведь выжила, так? Или...
   "Она выжила. поэтому сейчас хочет помочь. Ведь в Тремоле тоже есть девочка, которая выжила благодаря тебе, Клод. Но душа ее стала хрупкой и слабой. Злая воля легко может забрать ее".
   - Но кому это может понадобиться? Кому может помешать девочка?
   "Вот это ты и должен узнать".
   Казалось бы, разговор окончен, но Клод чувствовал, что остался последний, очень важный вопрос прежде, чем тема исчерпает себя. Он понимал, что упустил что-то, но никак не мог вспомнить...
   - А чей это был сад?
   "Разве ты не знаешь? Абрам всегда был заядлым цветочником..."
   Хлоп! Лис исчез в мгновение ока, а из двери высунулась сперва блестящая лысина, а затем и вся голова старика.
   - Что ты тут делаешь? - хрипло спросил он. По голосу было понятно, что он только что проснулся.
   - Я...
   Клод не успел договорить. Раздался жуткий, душераздирающий вопль, а за ним пронзительный девичий визг, в котором сливались два голоса. Переглянувшись, Клод и Абрам бросились в дом. Клод по привычке бросился наверх, но тут крик раздался снова - кричала Люси, но откуда-то снизу. Абрам недоуменно смотрел по сторонам, а юноша замер, прислушиваясь.
   - Откуда был крик?
   - Кажется, снизу, - ответил старик шепотом, будто боясь спугнуть что-то. - Тут есть подвал?
   Клод пожал плечами. Сейчас бы им очень пригодился Марк со своим безупречным знанием секретов поместья.
   - Кажется, около кухни была какая-то дверь...
   Крик раздался снова, но быстро затих. Клод бросился в сторону кухни, слушая тяжелую поступь старика за спиной. Он старался изо всех сил, но едва ли перемещался быстрее своего обычного темпа ходьбы. Около кухни и впрямь оказалась невзрачная темная дверь, которая теперь была распахнута и зияла чернотой. Не раздумывая, Клод бросился внутрь и почти тут же пожалел об этом. Нога его застряла там, где была ступенька, и ушла по самое колено.
   - Абрам! - крикнул он наверх. - Лестница прогнила! Тут дыра!
   Тяжелые шаги сперва замерли, потом направились куда-то вправо, едва затихли, а потом раздались снова. Теперь лестницу над головой Клода освещал слабый свет свечи. Лицо Абрама с этой подсветкой выглядело зловеще.
   - Вряд ли сюда часто ходили, - заметил он, подставляя Клоду плечо и помогая выбраться из дыры. - Этот подвал выглядит старше дома.
   Он поднял руку с подсвечником, освещая стены, заросшие паутиной, и ветхие балки. Пауки бросались от света врассыпную, по стенам причудливыми узорами расползались муравьи, мокрицы и тараканы.
   - Очаровательное место, - мрачно заметил Клод. - И что тут забыли девочки?
   Вопрос остался без ответа, потому что снизу снова закричали. Освободив Абрама от своей хватки, Клод побежал вниз, забыв о гнилых ступеньках. Едва его ноги коснулись пола, он почувствовал, что налетел на что-то твердое и широкое, а ноздри забиваются поднятой им пылью.
   - Апчхи!
   - Будь здоров! - деловито сказал Абрам, осторожно спускаясь следом и выхватывая из сумрака колонну, в которую едва не впечатался Клод. Колонна была сделана из камня, а со всех сторон ее опоясывали подсвечники с оплывшими свечками. Абрам поджег одну из них, и вдруг все вокруг вспыхнуло ярким светом.
   Подвал оказался огромным залом, который по периметру опоясывали массивные колонны с подсвечниками, от каждой из которых теперь исходил яркий свет. Весь пол был тоже сделан из камня, и только в самом центре чернело что-то прямоугольное, вроде колодца. Но Клод не обращал на это внимания, потому что его глаза постепенно расширялись от шока и удивления, пока едва не вылезли из орбит.
   По периметру зала расположились всевозможные пыточные инструменты: дыба, огромное колесо и арсенал всевозможных по размерам молотков рядом, высокий, едва ли не в человеческий рост кол, покрытый чем-то бурым. У подножия некоторых колонн, будто спящие змеи, свернулись цепи, а на огромном стеллаже в одном из концов зала виднелись плетеные корзины и клетки с маленькими скелетами крыс. В несколько рядов тянулись широкие столы, на каждом из которых валялись груды широких ножей, небольших тисков и странных небольших клеток без дна, сплетенных из широких железных полос.
   - Что это? - прошептал Клод. Все вокруг он будто уже видел где-то, но в то же время видел впервые. - Что это за жуткое место?
   - Здесь будто весь арсенал Святой Инквизиции, - бормотал Абрам, внимательно осматривая столы. Все устройства вокруг были покрыты запекшейся кровью. - И им активно пользовались.
   Клод осторожно шел по залу, морщась от странной смеси запаха сырости с запахом гниения. Несмотря на яркое освещение, место казалось мрачным и пугающим.
   - Я это все уже видел... - бормотал он. - Но где?
   Под ногой что-то звякнуло. Клод опустил глаза и увидел странную круглую штуку, похожую на ошейник с шипами вовнутрь. От мысли его применения, Клода передернуло.
   - Эй, - Абрам все еще говорил шепотом, но слышно его было прекрасно даже в нескольких шагах. - Сюда!
   Под одним из широких столов, в окружении каких-то железок, находились сестры. Мари, какая-то задурманенная и обмякшая, полулежала в объятиях Люси. Взгляд ее, расфокусированный, скользил где-то вне. Вдруг, будто поймав Абрама и Клода, она слабо вздохнула и сказала:
   - Наконец... - и упала в обморок.
   - Мари, - Люси потрясла ее, а потом, подняв голову, увидела спасителей и разрыдалась. - Дяденька Клод! Дедушка! Вы пришли! Пожалуйста... Помогите, пожалуйста...
   Несмотря на ужас, написанный на ее лице, говорить она старалась тихо, будто боясь встревожить кого-то. Клод опустился на колени рядом с ней и обнял.
   - Все хорошо, - он вытер слезы со щеки девочки тыльной стороной ладони. - Мы здесь, все хорошо.
   Люси мотнула головой:
   - Помогите ей...
   Клод посмотрел на Мари и замер.
   - Абрам, - шепнул он, кивая на то, что было с другой стороны от Мари.
   Абрам обошел стол, склонился, как будто в поклоне, и произнес:
   - Когда-то он определенно был женщиной...
   - Он?
   - Скелет.
   Клод слегка приподнялся, вытянув шею, и увидел скелет, мирно лежащий рядом с Мари, но плотно сжимающий ее руку. Если бы не зловещая неестественность ситуации, можно было бы подумать, что они уснули, держась за руки. Люси изо всех сил старалась игнорировать существование скелета, и в итоге просто крепко зажмурилась, продолжая плакать и бормотать, как мантру:
   - Пожалуйста... Помогите... Прошу, пожалуйста... Помогите...
   Абрам попытался разжать кисть скелета и освободить Мари, но та захлопнулась, как капкан. Клод, опасаясь снова оставить Люси, взглядом обшаривал пространство вокруг в поисках молотка, но, как назло, ничего не находил. Люси уже начала бить мелкая дрожь.
   - Быстрее, - зашипел Клод. - Сделай что-нибудь, надо уводить их отсюда.
   Ощущение тревоги все нарастало, будто истекало отведенное им время в "безопасности". Но от чего? От кого? Клод озирался по сторонам, но все вокруг оставалось по-прежнему.
   Люси вдруг открыла глаза, как-то резко дернулась и замерла, уставившись в одну точку. Вытянув перед собой руку, она указала куда-то за спину Клода и сказала тихо и обреченно:
   - Она пришла. Она здесь.
   Клод и Абрам синхронно оглянулись, но в подвале никого не было. Тут же голос девочки перешел в истеричный крик:
   - Нет! Она идет ко мне! Не надо! Нет!
   Клод обнял девочку сильнее, стараясь плотнее прижать к себе, будто пытаясь заслонить ее собой от угрозы, которую он не видел. Вдруг Люси в его руках сделалась горячей, прямо-таки обжигающей, словно кожа ее раскалилась. Дрожь усилилась, и Клод разомкнул объятия, не в силах больше удерживать ее - девочка будто рвалась на волю. От нее исходило слабое белое свечение, едва различимое, но почти осязаемое. Глаза девочки открылись, но зрачки и радужка затянулись бельмами. Низким спокойным голосом Люси сказала:
   - Я не причиню Вам зла, пока Вы не причините его мне.
   - К-кто Вы? - прошептал Клод. Низкий грудной голос никак не вязался с внешностью восьмилетней девочки, и контраст этот выглядел пугающе.
   - Мое имя - Маргарита, но вам оно скажет меньше, чем следует. Моя история началась и закончилась в этом подвале.
   Абрам прокашлялся.
   - Отчего же, - заявил он с какой-то странной дрожью в голосе. - Я слышал про Маргариту де Монтрев, но слишком мало, чтобы ее знать.
   Люси медленно повернулась к Абраму, но потом вернулась обратно к Клоду.
   - Я не хочу больше смертей, - сказала она. - Время уходит, и тебе, - она ткнула Клода пальцем в грудь, и он ощутил, как в этом месте его прожигает насквозь, - тоже следует уходить.
   - Почему я? - спросил он, потирая больное место, когда девочка убрала руку. - Почему не девочки?
   - Младшая пойдет с тобой, - сказала Маргарита. - Она - чистая и невинная душа, если ведьма получит ее, то уже ничего нельзя будет исправить.
   - Так Вы знаете, кто ведьма? - встрепенулся Клод, а Абрам насторожился и попытался вытянуть короткую шею.
   - Знаю, - торжественно кивнула Маргарита. - Это я. По подозрению в колдовстве была осуждена и сожжена на костре моим мужем, графом Фернаном де Монтрев.
  
   Зарисовка четырнадцатая. Маргарита
   Повисла гнетущая тишина. Первый шок от признания Маргариты быстро улетучился, оставив много вопросов, которые Клод никак не решался задать. Ожидание и напряжение в воздухе были почти осязаемы. Не оглядываясь на Абрама, Клод знал, что тот тоже старается дышать реже и глубже, будто это может спугнуть ту историю, которую хотела им поведать Маргарита.
   - Мне было девять, - ее низкий тягучий голос словно разливался под каменными сводами. От первых звуков у Клода по спине побежали мурашки. - Хотелось бы сказать, что ничего не предвещало беды, но это было не так. Я всегда была не такой, как остальные, - в плохом смысле. Не совсем удачливой, не совсем изящной. Со мной вечно происходили какие-то странные вещи: над головой внезапно могла прохудиться совершенно новая крыша, мои обидчики заболевали на следующий день после ссоры, в курятники и загоны для скота меня и вовсе не пускали, потому что начинался мор. Я говорила людям, когда они умрут, какие несчастья их ждут, поэтому родители вскоре перестали выпускать меня из поместья, и это мало кто заметил. А если и заметил, то был этому рад. Уже тогда за глаза меня называли ведьмой, а родители по возможности старались скрыть от общества тот факт, что у них есть дочь.
   Однако моя богатая семья была всегда на виду у города: отец - известный врач, мать из уважаемой семьи. Как они ни старались, люди узнали обо мне: слугам нельзя доверять большие секреты. Начались бесконечные расспросы, и родители решились представить меня свету. В тринадцать я начала выезжать на балы, где меня активно пытались хоть кому-нибудь сосватать. Но вот беда: сразу же после знакомства мои ухажеры то оказывались призваны в армию, то страдали долгое время от неизвестной болезни. В любом случае мне они больше не докучали. Но год спустя на одном из вечеров я встретила тихого застенчивого юношу. Он будто стеснялся своего высокого роста и старался казаться ниже, прячась в тени углов и буфетов. Все смотрели на него с раздражением и изумлением, но мне он казался всего лишь ребенком, который не знал, куда себя деть и что делать. Ребенком, который нуждался в защите, который был похож на меня. Мы поженились через полгода. Родители исчезли из моей жизни буквально в тот же день.
   Фернан был прекрасным мужем. Благодаря моей знатной семье и его состоятельным предкам через несколько лет он, как герой войны, был избран на пост мэра Тремолы. Мой тихий юноша на глазах становился властным упрямым мужчиной, и с каждым днем я все меньше узнавала его. Но он любил меня, и, казалось, что этого достаточно.
   Все изменилось, когда я забеременела. До этого со мной по-прежнему происходили странности, но их доля в повседневной жизни была так мала, что я научилась их не замечать. Беременность внесла оживление в наш дом, тонувший в быту и заботах жизни главы города. Теперь центр мира сместился в мою сторону, и это было приятно. Помню, как мой муж часами мог массировать мои отекшие ноги, отложив многочисленные споры и встречи. Я верила, что стала, наконец, нормальной, как и хотели мои родители когда-то.
   Полгода спустя я начала волноваться. Беспричинные приступы паники и беспокойства приходили внезапно, и порой я даже не отдавала себе отчет в действиях. Однажды я отхлестала по щекам экономку, которая нечаянно разбила вазу, но совершенно этого не помнила. Я кричала на слуг, но спустя пару минут забывала, что же меня так злило. И постоянное гнетущее чувство не давало мне покоя. Будто что-то страшное и необъятное надвигается на меня и мою семью. Я советовалась с доктором, с мужем, но они либо разводили руками, либо разговаривали со мной, как с сумасшедшей. После нескольких припадков слуги начали избегать меня, и в итоге я перестала покидать своих покоев в южном крыле поместья.
   Надо заметить, что еще в мой самый первый день особняк показался мне довольно жутким местом. Постепенно я пыталась привнести сюда хоть немного уюта, но все равно оставались места, недосягаемые для меня. К примеру, библиотека на втором этаже. Не знаю, сохранилась ли она, но я только несколько раз смогла переступить ее порог. Один из таких случаев произошел в дождливую осеннюю ночь. Я помню, как ярко сверкали молнии, освещая корешки незнакомых мне книг, а за большими окнами бушевала гроза. Весь дом мирно спал, и только я, как привидение, бродила по его коридорам.
   Я долго бродила между полок, перебирая книги из самых разных областей: религия, история, математика, философия. Были книги на латыни, греческом и даже написанные рунами. Увлекшись, я не заметила, как ушла в самое сердце огромной комнаты и внезапно наткнулась на решетчатую дверь. Она была приоткрыта, и даже несколько свечей тускло мерцали в глубине. Любопытство толкало меня вперед, и я вошла. Там была всего лишь одна книжная полка и стол, на котором оплывали свечи. Я взглянула на корешки книг: они сплошь были покрыты какой-то черной материей, а надписи были либо на латыни, либо на каком-то неизвестном мне языке. Одна из них стояла с краю, и я смогла прочесть заголовок. Это был "Молот ведьм" - одна из самых страшных и известных книг о том, как распознать ведьму и избавиться от нее. Не знаю отчего, но в тот момент меня охватил дикий, животный страх. Как будто меня застали на месте преступления, уличили в чем-то недостойном, постыдном. Тогда я еще не знала, кто я и какой силой обладаю, но, думаю, это знание всегда жило где-то глубоко внутри меня.
   Из библиотеки я сбежала и постаралась забыть эту жуткую комнату, но любопытство жгло меня изнутри. В один из вечеров, не выдержав, я расспросила горничную, но она ничего не знала о прошлом семьи моего мужа. Тогда я нашла нашего престарелого подслеповатого дворецкого, который знал больше тайн, чем хранится в Ватикане. Он рассказал, что хозяева были очень набожными и уважаемыми людьми, но сын не разделял их рвений на поприще веры, и это, почему-то меня успокоило.
   Но мои ночные блуждания не прекратились. Когда все верхние этажи были исследованы, я направилась вниз, к погребам и подвалам. Не знаю, зачем я это делала, но мне было тоскливо и одиноко, муж считал меня немного помешанной, а в одиночестве я начинала переживать за ребенка. Мне то и дело казалось, что все происходящее - одна большая ошибка, а материнство для меня - недостижимая мечта. Только бесконечные блуждания отвлекали от холода и пустоты ночей в особняке, который мне всегда казался чужим.
   Вам уже нетрудно догадаться, что ждало меня в одну из ночных вылазок в подземелья. Я обнаружила пыточную, - Маргарита обвела комнату рукой Люси. - От шока и ужаса у меня перехватило дыхание. Я смотрела на инструменты и видела, как ими мучают людей, как разрывают плоть, вырывая признания в колдовстве и ереси. Я не знала, что ужаснее: сами пытки или то, что это происходило в подвалах здания, которое я называла домом. От потрясения у меня случился обморок, и очнулась я лишь на следующее утро в своей спальне. В кресле напротив кровати сидел мой муж, но в нем уже не осталось заботы и нежности. Он был зол. Она запретил мне покидать отведенное мне крыло, и уж тем более спускаться в подвалы. Не знаю, что им двигало: забота или страх раскрытия старых секретов, но я вновь ощутила себя той маленькой испуганной девочкой, какой была когда-то.
   Теперь, без ночных путешествий, мои приступы стали острее и чаще. Доктор бывало проводил со мной дни и ночи, пуская кровь и мешая микстуры. Ничего не помогало, но время шло, и вскоре я должна была разрешиться от бремени. В одну из холодных зимних ночей я проснулась от резкой боли в животе. По ногам текло что-то теплое. Я открыла глаза и увидела перед собой лицо доктора - он был страшно напуган.
   - Что с Вами? - спросила я.
   Но он смотрел так, будто увидел призрака, и бормотал что-то себе под нос. Я посмотрела на его руки - они были все в крови, а правая сжимала длинную тонкую спицу.
   - Вы... Вы... Я... Я думал, - бормотал он, и взгляд его становился полубезумным. - Я думал, Вы... Вы говорили, что задыхаетесь, что ребенок задыхается... И я... Не знаю, почему я... Будто кто-то управлял мной.
   Резкая боль едва не переломила меня пополам. Что происходило внутри меня, что-то, названия чему я знать не хотела. Дальше все было, как в тумане, состоящем из боли и крови. А на следующий день мне сказали, что мой ребенок родился мертвый. Я в припадке кричала, что ребенок задыхается внутри меня, а доктор решил проткнуть спицей какой-то пузырь в утробе, и в итоге заколол младенца.
   Целый месяц я не вставала с постели и не покидала комнату. Все было завешено черным: шторы, полог кровати, покрывало, мебель. Слуги приносили еду, выносили горшок, обтирали меня влажными полотенцами и поили микстурами. Я не была парализована - я просто потеряла желание жить. Фернан зашел лишь два раза: в то страшное утро и месяц спустя, когда сказал, что, если я не встану, он отвезет заказ гробовщику. И я поднялась, потому что мне рано было умирать.
   С тех пор все изменилось: я стала живым призраком поместья даже в дневное время. Меня не замечали и обходили стороной, слуги боялись смотреть на меня, а муж старался ходить так по коридорам, чтобы не пересекаться со мной. Мы обедали и спали в разное время в разных комнатах. Мы не разговаривали. Иногда я начинала сомневаться, что это все не снится мне, а сама я не проснусь в родительском доме в своей детской комнате.
   Из всех чувств во мне остались разочарование и злость. Как голодные собаки, они обгладывали мои кости, я не находила себе места, пытаясь избавиться от наваждений. Пару дней спустя мне донесли, что тот самый доктор слег со страшной болезнью: все его тело на глазах чернело и покрывалось волдырями, его мучила лихорадка, есть он не мог из-за сильной рвоты. Никто не знал, что это за болезнь, и доктор умер через два дня после этого рассказа. Признаться честно, я испытала что-то сродни ощущению свершившейся мести за своего погибшего ребенка, но не удовлетворение. Для удовлетворения этого было мало.
   Но тогда мне было стыдно за свои мысли, стыдно и сейчас. Я не желала смерти, я просто хотела освободиться от гнета вины и нелюбви. Но после того случая все начало выходить из-под контроля: любое мое недовольство обрушивалось на людей приступом неизвестной болезни. Конюх, по неосторожности покалечивший мою любимую кобылу, слег через три дня. Горничная, разбившая любимый сервиз, подаренный родителями на свадьбу, заболела на следующий день и через неделю умерла. Штат прислуги пополнялся каждый месяц, но я не могла контролировать свою скопившуюся злобу. В итоге, я прогнала из своего крыла всех слуг и общалась лишь с дворецким и кухаркой, к которым не испытывала неприязни.
   За закрытыми дверьми своих комнат я пыталась овладеть силой, которую послало мне небо. День за днем мне открывались новые возможности, я училась управлять предметами на расстоянии, стихиями, читать чужие мысли и вселять свой дух в другое тело. Книги открывали мне тайны трав и людских недугов, и я решила искупить свою вину. Мертвых вернуть нельзя, но я решила спасти живых. Те слуги, которым я еще могла довериться, собирали для меня травы, из которых я готовила настои, и относили их в город. Денег я не просила - было достаточно того, что я могла так помочь хоть кому-то. Первое время так и было, но потом я узнала, что существует жадность.
   Некоторые из лакеев решили, что раз мои снадобья пользуются спросом, их можно выгодно продать и получить прибавку к жалованию. Они постепенно подняли цену с двух су едва ли не до франка, но я узнала об этом только тогда, когда один из них осмелился попросить меня приготовить больше товара. Товара! Так они называли человеческую жизнь! Это был просто товар! Но даже не это стало последней каплей. В порыве злости, вызванной моим отказом, тот самый лакей рассказал мне, что мой муж давно мне не верен и знают об этом все, кроме меня.
   Может быть, я бы смогла простить Фернану его увлечение, если бы его возлюбленная была из хорошей семьи, воспитанная и образованная мадмуазель. Но он выбрал дочь одной из наших горничных. Понимаете, он променял меня на какую-то девку! - голос Маргариты сорвался в крике, и лицо Люси залили слезы. Никто не посмел шелохнуться, и пару минут девочка плакала в мертвой тишине. Потом Маргарита взяла себя в руки и продолжила.
   У нее уже был сын от моего мужа - маленький бастард. Я не знала об этом, я была в ярости. Да и вряд ли чужой ребенок мог меня остановить. Скорее наоборот: Катарину - так ее звали - на следующий день поразила та самая ужасная болезнь. Ко мне пришла ее мать, стояла передо мной на коленях, умоляя простить и вылечить. Она заливалась слезами, говорила, что кроме дочери у нее никого больше не осталось, что последняя ниточка, удерживающая ее в этом мире.
   Я слушала эту женщину, и мне было все равно. Еще подумала тогда: а что же держит меня? Но больше всего мне хотелось, чтобы мой муж пришел ко мне с мольбой о помощи. Чтобы он сознался в содеянном, смотрел мне в глаза. Но он так и не появился. Потом мне рассказали, что он выгнал больную девушку вместе с ребенком, усомнившись, что мальчик не от него, хотя все прекрасно знали правду.
   В итоге я поддалась мольбам горничной и попыталась вылечить Катарину. Не знаю, почему я это сделала. Нет, я не простила и не прощу никогда, но что-то похожее на материнский инстинкт, какая-то женская солидарность, смягчили меня. Девушка шла на поправку, оставалось совсем недолго до выздоровления. На следующий день меня схватили по подозрению в колдовстве.
   Как оказалось, мой дорогой муж все это время просиживал вечера в библиотеке, изучая оставленные ему предками труды по охоте на ведьм. У него давно созрел план, как избавиться от надоевшей жены, не способной родить наследника, но причину я подала ему сама. Стоило появиться больным после смерти доктора, как болезнь тут же назвали Черной лихорадкой и обвинили во всем колдовскую силу. А если болезнь насылалась колдовством, то и лечило ее колдовство. В принципе, стоит отдать ему должное, он уловил суть происходящего, но истолковал мою силу как зло, а не благо, и поэтому, испугавшись, решил избавиться.
   После показательного суда в городской ратуше, где меня единогласно признали ведьмой все жители города, включая тех, кого я спасала от неминуемой гибели, меня было решено казнить. Но Фернан настоял, чтобы я сама призналась в ереси и недобром умысле, чего я сделать, разумеется, не могла. По глупости, я пыталась втолковать ему, что помогала людям, а не наоборот, но меня никто не хотел слушать. Ему, как наследнику Святой Инквизиции, поручили вырвать раскаяние у "грязной ведьмы", чтобы очистить душу перед уходом на небо, а затем и тело святым огнем.
   Не знаю, сколько дней и ночей я провела здесь, - Люси обвела взглядом подвал. - Думаю, я знаю тут каждый камень, каждый инструмент, окрашенный моей кровью. Оказывается, я и не подозревала, какой зверь долгие года смотрел на меня застенчивыми глазами моего Фернана. Здесь он превращался в кровожадного тирана, палача, который был глух к моим мольбам. Я бы с радостью солгала, признаваясь во всех грехах, но он хотел не этого. Он хотел причинить мне боль, как можно больше боли, будто мои страдания приносили ему радость. В итоге, когда от меня уже почти ничего не оставалось - лишь истерзанная оболочка, он решил предать меня огню.
   Тем временем лихорадка, не сдерживаемая мной, расползалась по городу. Как паук, она окрашивала дома в черный цвет один за одним, расширяя свою страшную сеть. Люди не бросали умирающих, даже зная, что заразятся сами, и я видела в этом больше глупости, чем сострадания.
   В тот день недалеко от поместья, на берегу реки сложили огромный костер. Люди готовились к публичной казни, как к празднику: мост был украшен фонариками и цветными лентами. Все жители, включая мэра, искренне верили, что смерть ведьмы избавит их от напасти. Я не могу винить их в этом, но им не дано было понять, что зло или добро не зависит от одного человека - они зависят от всех. Если бы их сердца были полны света, моя злость никогда не причинила бы им вреда и не вызвала эпидемию. Если бы они просто приняли мою помощь, со временем город бы очистился. Но всегда проще видеть источник зла в ком-то другом, а не в себе, в ком-то другом, которого можно принести в жертву во имя своего светлого будущего. Меня несли на костер, а я уже почти нечего не чувствовала, смутно осознавая лишь то, что вместе со мной где-то умирает Катарина и еще несколько человек, которых уже никому не спасти.
   В момент, когда огонь лизнул мои ноги, я очнулась, ощущая, как сила в последний раз разливается во мне. Я уже знала, что этот огонь не потухнет, он сожрет все вокруг, очищая берег и город от болезни. Когда боль охватила меня, освобождая всю мою боль, злость и ненависть, я не выдержала и закричала:
   - Будь ты проклят, Фернан де Монтрев! Будь проклят город, предавший меня! Я спасу вас в последний раз, но придет та, чья сила будет во сто крат больше моей, она дотянется до каждого из вас! И остановит ее только большая любовь, которой не было у меня, но которая врачует души и спасает жизнь...
   В подвале повисла тишина. Клод переваривал услышанное и почти физически ощущал, что Абрам за его спиной точно также обдумывает всю историю.
   - Но если Вы сгорели на том костре, который устроил пожар, - начал Абрам, и его хриплый голос звучал неестественно и непривычно, - то чей же скелет мы нашли?
   - Это бедняжка Катарина, - вздохнула Маргарита. - Я была несправедлива к ней. Она пришла освободить меня, но не успела и навеки осталась здесь. Я пыталась прийти к ее сыну, но он боится меня. Поэтому я пришла к вам с просьбой.
   - Просьбой? - удивился Клод, невольно заметив, что и его голос как-то изменился.
   - Если хотите спасти этот город, начните с малого: предайте земле останки бедной девушки. Найдите ведьму. И покажите ей, что мир состоит не только из злобы, боли и ненависти.
  
   Зарисовка пятнадцатая. Мертвый город
   Светало. Солнце яркими лучами расчертило город, обнажило узоры кирпичной кладки и прогнало сумрак с крыш и переулков. Тени постепенно отступали, освобождая место новому дню. Когда свет проник сквозь часовой механизм, Марк открыл глаза.
   Механизм над самой его головой натужно скрипнул и начал отбивать десять часов. Дослушав бой до конца, Марк сел и осмотрел комнату. Никого не было. Видения все еще теснились и мешались в его голове, но едва ли он был этим обеспокоен: все его прошлое тяжелым грузом висело на плечах каждый день, и вряд ли он мог себе позволить его забыть. Он стал перебирать в памяти события прошедшего вечера, и рука невольно потянулась к тонкой серебряной цепочке, на которой слабенько звякнул небольшой ключ.
   - Не вышло, значит, - вздохнул Марк.
   Он безучастно посмотрел на движущийся механизм, которой работал без устали, и подумал, что часы вполне могли бы сойти за живое существо. Для них тоже нет возврата в прошлое, нет будущего, а только настоящее, методично отмеренное резными стрелками. Цепочка серебристой искрой скользнула обратно под рубашку и замерла. Марк теперь смотрел на то место, где лежала без сознания Клаудия.
   Куда она могла пойти? Вряд ли в магазин - в такое неспокойное время мало кому понадобится заказывать букеты. Рынок уже несколько дней как обезлюдел, а дальше моста она редко заходила. Оставался либо ее дом, либо таверна Лукаса. Потерев ушибленный при падении затылок, Марк поднялся и пошел к выходу.
   Город будто вымер. Неестественная тревожная тишина буквально звенела от каждого шага по мостовой, как нежный хрусталь. Почти все окна были закрыты или затянуты черной тканью, что издали выглядело будто зияющие раны в фасаде дома. Без тягучих звуков аккордеона скрипучее тиканье часов походило на зловещий приговор, и даже птиц не было слышно. Марк почувствовал, как по спине пробежал холодок. Хотелось крикнуть "есть кто живой?", но тишина вокруг вдруг тоже показалась ему вполне живой и разумной, которую лучше не тревожить.
   Впервые на памяти Марка таверна была закрыта. Ставни заколочены, а дверь заперта на засов снаружи. В доме напротив на двери был смолой нарисован круг - знак черной лихорадки, метка зараженных. Ниже был подпись:
   НЕ ВХОДИТЬ
   ЭПИДЕМИЯ
   Невольно отшатнувшись, Марк ударился спиной о фонарный столб, и глухой стук разнесся вдоль улицы. Стремление найти Клаудию смешалось со страхом. Марк не мог сказать точно, чего он боится больше: либо что с девушкой что-то произойдет, либо что она и есть причина всему происходящему.
   Смесь тревоги и ужаса постепенно овладевала им, мешая думать и рассуждать. Не помня себя, он бросился обратно на площадь, а оттуда поспешил самым коротким путем к домику Абрама. Дорога проходила кривыми закоулками, через которые мало кто ходил даже в светлое время суток. Эти городские лабиринты петляли и разветвлялись, заводя в многочисленные тупики или ямы, оставшиеся на месте разрушенных домов. Но Марк бежал, интуитивно находя кратчайший путь. Вдруг что-то внутри него екнуло, и он остановился.
   Перед ним лежали руины небольшого дома. По сохранившейся стене и выступающему кое-где фундаменту несложно было догадаться, что дом был большой и добротный. Верхняя часть стены почернела от копоти, кирпичи по бокам крошились и осыпались. Много лет прошло со дня разрушения, но Марк не видел и не замечал ничего из этого. На развалинах сидела чья-то фигура, и даже издали было заметно, что она дрожит то ли от холода, то ли от рыданий.
   Помедлив с минуту, Марк бросился к ней и опустился рядом на колени. В момент, когда он замер на дороге, он уже узнал ее. Клаудия сидела, раскачиваясь взад-вперед, обхватив себя руками и закрыв глаза. Она что-то бормотала себе под нос, не разобрать.
   - Клаудия? - осторожно спросил Марк, слегка приобняв ее за плечи. - Что с тобой? Как ты?
   - Близко... Близко, но надо ближе... Она так близко, почти рядом, почти...
   - Кто она? Та женщина? О ком ты говоришь?
   - Она не дает мне... Не могу... дотянуться... Никак...
   - Что не дает? Кто она? Очнись, Клая, поговори со мной! - Марк резко встряхнул девушку за плечи, но она лишь мотнула головой и продолжала шептать.
   - Только она нужна... Только она... Так близко, так близко...
   Марк отпустил ее и сел на землю. Без поддержки девушка сильно покачнулась и едва не упала, но Марк вовремя снова подхватил ее, укутал в свой плащ и посадил рядом с собой, прислонив спиной к остаткам стены.
   - Мне не выжить без нее... Я не могу больше ждать... Сколько еще... - бормотала Клаудия.
   Марк не имел ни малейшего представления, о чем она, но такое уже было не впервой. И хотя его раздражало собственное бессилие, единственное, что он мог сейчас сделать - это ждать, когда приступ закончится. Он посмотрел на полупрозрачное небо и вдруг вспомнил, когда приступ случился впервые: он тогда чуть с ума не сошел от страха, но тогда и Клая вела себя иначе: кидалась на стены, била горшки с цветами, кричала и угрожала кого-то найти и отомстить. Ему с Абрамом едва удалось привести ее в чувство. Клаудии тогда было немногим больше десяти лет, а Марк был уверен, что именно тогда у него появились на голове седые волосы.
   Солнце поднималось все выше и выше, день обещал быть ясным. Марк сел на землю рядом с девушкой и обхватил колени руками. Клая рядом все еще раскачивалась из стороны в сторону, что-то бормоча, но уже будто в полусне. Легкий ветер едва обдувал лицо, и среди руин казалось, что они остались вдвоем в целом мире.
   - Помнишь, как мы познакомились? - сказал вдруг Марк и замер, удивившись собственной ностальгической откровенности. - Тогда была такая же тихая погода и ясное утро. Я сидел под башней с часами, вот так, как сейчас, обхватив ноги, а ты подошла и сказала ту фразу про время, ее всегда мне мама повторяла. Время летит как птица, - он вздохнул и посмотрел вверх. Над ними пара ворон описала круг и улетела куда-то в сторону реки. - Я еще подумал: какая чудная девчонка, говорит совсем, как мама. Это была моя первая мысль о матери за долгое время с тех пор как она... Как она...
   Марк судорожно вздохнул и умолк. Слова стали комом, царапая изнутри горло. Он знал, что Клаудия едва ли слышит его, но расплакаться перед ней, разреветься, как маленький беспомощный мальчик, он не мог. Глубоко вздохнув, он попытался проглотить комок и продолжил:
   - Я помню твой первый приступ. Сколько лет уже прошло? Десять? К нам только переехали эти странные люди с юга, Фортебло, кажется? Та женщина в первый же час в городе успела поругаться с булочником и молочником, а за следующие два даже сумела выбить скидку у Абрама! - Марк рассмеялся, припоминая, но тут же помрачнел. - А выходя из лавки, задела тебя своим массивным локтем и спустила с лестницы. Помню, Абрам тогда чуть не взорвался от злости. Он что-то крикнул про проклятие над ее сыном, и с тех пор она ни разу не выпустила его руку из своих тисков. Интересно, а как они дома? Тоже за ручку ходят?
   Марк ненадолго умолк, будто задумавшись над этим вопросом. Солнце уже добралось до полуденной отметки, а Клаудия рядом притихла, будто прислушиваясь к его рассказам.
   - Потом, года через два, были еще одни приезжие, Ликарде Эмиль и Манон. Хорошая пара с тремя детишками, которые громили все на своем пути. Это же они разбили твой любимый вазон с орхидеей? - Марк внимательно посмотрел на девушку, и ему показалось, что она слабо кивнула. - Абрам страшно злился, но поделать ничего не мог - это же дети. А ты плакала всю ночь, потому что растила эту орхидею бережнее, чем иные растят собственных детей...
   С края одной из стен сорвался кирпич и разбился недалеко от Марка. От неожиданности тот вздрогнул и инстинктивно прижал Клаю к себе. Она же съежилась в комок, пытаясь слиться со стеной позади себя, и протяжно завыла.
   - Не бойся, - мягко сказал ей Марк, прижимая к себе и поглаживая по спине. - Пока я с тобой, ничего не бойся.
   Вой постепенно затих, сама девушка расслабилась, но осталась в объятиях Марка. Он, расплывшись в довольной улыбке, продолжал цепочку воспоминаний:
   - Почти самыми последними приехали они... - Марк поднял голову и осмотрел руины, словно хотел увидеть в них что-то новое, чего не замечал раньше. - Странные люди, которые любили смотреть на реку и разводить цветы. С ними приехали две девочки, их дочери, тоненькие и миниатюрные, которые были так не похожи на высоких и плотных родителей. Они любили собирать букеты, часто играли вместе и убегали к реке пускать бумажные кораблики, соревнуясь, чей дольше пробудет на плаву... Ты была очарована этими девочками, но все не решалась подойти, стесняясь разницы в возрасте. Поэтому наблюдала за ними издалека. Особенно тебя завораживало, как старшая заботится о младшей крохе. Ты совершенно забыла про меня, поглощенная новыми людьми, - в голосе Марка скользнула нотка обиды. - Я знаю, что они опять пускали свои кораблики в тот день. Ты сидела чуть поодаль в тени деревьев с книгой и наблюдала, чей же дольше останется на плаву. Но малышка зачем-то полезла за своим корабликом в воду. Волна вынесла ее к твоему берегу, и ты легко выудила девочку из реки, но оступилась и ушла под воду сама. Течение подхватило тебя и понесло к мосту, за которым начиналась излучина и каменистый берег. Если бы помощь опоздала хотя бы на мгновение... - Марк зажмурился и встряхнул головой. - Старшая сестра, кажется, ее звали Мари, спасла тебя тогда, ты помнишь? Единственный человек, кроме меня, рискнувший жизнью из-за твоих причуд...
   Парень вздохнул и откинул голову к стене. На плечо приятной тяжестью давила голова девушки, но от долгого сидения по телу разливалась ломота. Хотелось встать, размяться, потянуться. Он покосился на Клаудию: казалось, что она задремала.
   - Ты даже ни разу не говорила с сестрами, хотя так была к ним привязана. Вскоре после твоего спасения той девочки, их родители начали болеть. Слышал, родители год назад умерли, а дом их забрали за долги и... разрушили...
   Руины вдруг будто обрели дар речи и заговорили с Марком. В голове яркими красками вспыхивали картины прошлого: вот в новенький светлый дом приезжает семья: родители обнимаются, глядя, как счастливые девочки бегают по саду, играя в догонялки. Вот отец ведет их на рыбалку рано утром, а к обеду они уже с уловом вышагивают по тропинке к дому, но пороге которого их встречает мать в красивом белом переднике. А где-то позади них в тени деревьев прячется мрачная фигура, наблюдающая за идиллической картиной.
   Идет время, девочки растут бок о бок, но вот все резко меняется: одним пасмурным днем сестры приходят мокрые и бледные, по щекам их текут слезы. Мари пыталась спасти девушку, но ту уволокло под воду, и, возможно, она уже захлебнулась. Отец бросается к реке, находит тело девушки и приносит домой, потом бежит за Абрамом. Тот выгоняет всех из дома, а сам что-то шепчет, размахивая руками, и разбрасывая по дому разные травы. Солнце уже почти скрылось, когда из дверей показалась та девушка, только еще больше помрачневшая и побледневшая, а следом за ней Абрам, едва держащийся на ногах. Он отводит родителей в сторону и что-то говорит им, они кивают в ответ. Смотрят на Клаудию со смесью жалости и страха во взгляде, инстинктивно прижимая к себе дочерей. Потом Абрам садится напротив девочек на корточки и что-то им объясняет. Взгляд их становится пустым и будто слегка затуманенным, а когда проясняется, никого уже нет рядом.
   Марк очнулся от чужих воспоминаний, будто вынырнул из болота. Жадно хватая ртом воздух, он резко распахнул глаза, подставив лицо слепящему солнцу, будто оно могло выжечь что-то из его памяти. Да только перед глазами все еще стояли безмятежные лица девочек с этим страшным расфокусированным взглядом. Но страшнее было осознавать, что эти девочки лишились воспоминаний, просто потому что пытались спасти ей жизнь. Просто потому что им было не все равно.
   А как же Клаудия? В первый ли раз происходило подобное? Почему она обречена на такую жизнь?
   - Почему? - произнес Марк вслух, ощущая, как по щекам катятся слезы. - Почему она?
   - Потому что судьбу не обмануть, - ответила Клаудия ровным и ясным голосом. Марк в недоумении перевел на нее глаза. Девушка сидела, выпрямившись и прислонившись к обломку стены, как к спинке трона. Не обнимай он ее минуту назад, ни за что бы не поверил, что у нее был приступ.
   - Клаудия... Ты...
   - У нас мало времени, - тон ее был властным и не терпящим возражений. - Раз с часами план не сработал, придется идти на поводу у моего чутья.
   - Чутья? Как это? - Марк потер руками глаза, пытаясь незаметно вытереть слезы, но вряд ли ему это удалось.
   - Приведи ко мне Люси.
   - Люси? Ту самую Люси? - Марк был ошарашен еще больше, чем внезапным приходом Клаудии в сознание. - Думаешь, она вспомнит тебя?
   - А мне не надо, чтобы меня помнили. Мне нужна ее душа...
   - Нет! - Марк вскочил на ноги и ударил в стену кулаком. Из-под руки посыпалась мелкая крошка. - Я уже сказал, что не буду убивать даже ради тебя! И не проси.
   Клаудия поднялась и оказалась лицом к лицу с юношей. Следы усталости стерлись: фарфоровая кожа сияла, губы жадно алели, а темные глаза казались бездонными. От ее холодной красоты у него перехватило дыхание.
   - Не нужно никого убивать, - тихо сказала она, буквально вдыхая эти слова в приоткрытый рот Марка. - Я сама все сделаю, просто приведи ее.
   - Но зачем? - едва слышно сказал Марк, не уверенный, что вообще издает звуки. - Зачем?
   - Я думаю... Нет, я знаю, что это единственный путь, - в глазах девушки промелькнул какой-то алчный отблеск. - Как только ее душа станет моей, все закончится.
  
   Зарисовка шестнадцатая. В сумерках
   Стоило наваждению рассеяться, как подвал вдруг посветлел, и дышать стало как будто легче. Клод почувствовал, как с груди словно спала тяжелая плита, освободив его. Он посмотрел вокруг, ища объяснение своему состоянию: Абрам стоял, держась за сердце, опершись спиной на шершавую стену, Люси лежала без сознания рядом с сестрой, которую все еще мертвой хваткой держал скелет.
   - Она ушла, - просипел Абрам.
   - Ушла, - эхом ответил Клод. Голоса теперь звучали жутко далекими и чужими, как из другого мира. Осталась странная опустошенность и растерянность. Клод около минуты смотрел на девочек, затем опустился рядом с Мари и попытался высвободить ее из хватки Катарины. Смотреть на скелет он не мог, будто перед ним были не кости, а обнаженная женщина. Посвященный в тайны двадцатилетней давности, он чувствовал себя вором, невольным свидетелем и соучастником. Костлявая кисть разжалась на удивление просто, и Клод подхватил Мари на руки.
   - Пожалуйста, отнесите Люси, - попросил он Абрама, рассчитывая, что нести восьмилетнюю девочку куда легче, чем почти взрослую девушку. - Я вернусь и сам позабочусь о Катарине.
   - Ты уверен? - спросил Абрам с тревогой в голосе. - Если верить истории ведьмы, это вряд ли будет простой задачей.
   - Да, - кивнул Клод. Поднимавшаяся в нем уверенность сама собой облачалась в слова. - Я должен сделать это сам.
   Весь путь до спальни Мари на втором этаже его не покидала смутная уверенность, что он каким-то образом связан и с лихорадкой, и с новой ведьмой, и с Тремолой в целом. Будто само провидение вело его за собой, а Клоду лишь оставалось попадать в ритм шагов. Ступеньки жалобно скрипели под его ботинками, рассохшаяся дверь протяжно завыла, стоило ее отворить, но все эти звуки стали как-то далеки и незначительны, хотя еще вчера от них у Клода волосы бы встали дыбом. Что-то изменилось где-то внутри него.
   Бережно укрыв Мари одеялом, он поспешил вниз. Дверь подвала была распахнута настежь, несколько факелов еще горели, а на полу в той же самой позе лежала Люси. Абрама нигде не было. Проглотив укол раздражения и разочарования, юноша поднял девочку и понес по той же дороге в спальню к сестре. На задворках сознания бился недоуменный вопрос: куда же подевался Абрам? Почему не помог? Почему ничего не сказал, если у него возникли дела? Но сильнее была мысль об останках несчастной Катарины, которая двадцать лет ждала упокоения.
   Когда он снова спустился в подвал, горела только одна свеча. Оплывший воск струился по стенам от потухших огарков. В тусклом свете, напоминавшем лунный, от самих костей будто бы исходило слабое сияние. Клод предусмотрительно захватил из спальни девочек старое белое платье Мари, то самое, в котором он впервые ее увидел - ветхое, изъеденное дырами кружево и тонкая когда-то атласная ткань. Завернув останки в платье, Клод заметил, что другая рука Катарины когда-то была прикована цепью к одной из стен. Огонек свечи затрепетал и заметался, как от ветра. Внутренне содрогнувшись, он поднялся и направился со своей ношей к выходу. Стоило ему сделать первый шаг на лестницу, как свет в подвале окончательно погас.
   На улице сгустились сумерки. Не разобрать было: то ли позднее утро, то ли ранний вечер. Из-за чехарды событий Клоду казалось, что с момента ссоры с Марком прошло не меньше недели. Тишина вокруг была мертвой, всепоглощающей: не слышно было ворон, далекого лая собак или шума перекатывающихся вод Морилама. Осторожно спустившись с крыльца на землю, Клод наступил на гравий и вздрогнул от непривычно громкого шуршащего звука. Два шага спустя на него налетел порыв ветра, распахнув полы свертка и обнажая белые кости. И весь мир вокруг вдруг ожил в это мгновение: над головой пролетела пара ворон, оглушительно каркая, где-то тоскливо завыли собаки, а со стороны города послышался приглушенный скрип, будто плохо смазанная телега ехала через мост.
   Стоило выйти за ворота, как ноша вдруг стала для Клода неподъемной - словно каждая кость весила как он сам. Шаг за шагом он будто поднимался на отвесный склон, ноги и руки наливались свинцом, в голове все мутилось. Будто бы само поместье не хотело отпускать Катарину в последний путь. Не в силах идти дальше, Клод опустился на колени посреди пыльной дороги, опустил сверток на землю и закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание. Вся тяжесть вдруг мигом схлынула с него, в голове прояснилось и даже дышать стало намного легче.
   - Ее не отпустят так просто, - сказал кто-то рядом.
   Клод повернул голову и увидел Лиса, который теперь не просто вкладывал свои слова ему в голову, а немного раскрывал пасть, будто действительно разговаривал.
   - Стоит Катарине обрести покой, проклятие начнет разрушаться, - продолжил Лис. - А как только чары станут слабеть, начнет слабеть и ведьма. Подумай сам, разве она может это допустить?
   - Конечно, нет, - ответил Клод слегка раздраженно. Он ощущал себя ребенком, которому объясняют очевидные вещи. - Но что с этим делать?
   - Бороться, - ответил Лис, и Клод почему-то ощутил себя до крайности глупо, потому что и сам понял это еще до того, как задал вопрос.
   - Разве нет другого пути? - спросил юноша с надеждой. Не может же быть, чтобы все было настолько просто. - Нет заклинаний, какой-то особой магии?
   Лис только смотрел куда-то сквозь него своими ярко-красными глазами.
   - Все проклятия и заклинания - еще одна форма энергии, силы, если хочешь, - голос звучал мягко и сдержанно. - Чтобы наложить чары на целый город количество выбрасываемой энергии должно быть невообразимое, едва ли не равное в сумме энергии нескольких человек за всю жизнь. Неужели ты думаешь, что пара слов заклинания сможет победить такую мощь?
   Клод смутился и опустил глаза.
   - То есть все это... - он покосился на сверток. - Проклятие?
   - Да, - Лис кивнул. - Маргарита была крайне одаренным магом, хотя и не осознавала всей своей силы. Эмоции и чувства, которые она так долго хранила в себе, вырвались наружу и объединились с древним злом, дремлющим в каждом из нас, - так появилась лихорадка. Уже сгорая в огне, Маргарита поняла, что натворила и попыталась остановить эпидемию, отчего ее погребальный костер стал таковым почти для половины города, но она добилась желаемого - болезнь отступила. Пока на ее место не пришла другая, более могущественная, и, к сожалению, куда более озлобленная на мир ведьма...
   - Пришла? - удивился Клод. - Она не родилась в Тремоле?
   - Насколько я знаю, нет.
   - Я думал, ты знаешь все, - разочарованно протянул юноша.
   - Я не могу знать все - я всего лишь дух, заключенный в теле лисицы. Только так я могу жить, а значит, пытаться спасти город, который мне небезразличен.
   - Но кто же ты тогда? Почему так стараешься помочь мне, но не раскрываешь всей правды?
   Лис промолчал, а Клоду показалось, что он улыбнулся. Небольшую паузу спустя голос в голове Клода произнес:
   "Ты все узнаешь со временем".
   Догадавшись, что это было окончание беседы, Клод поднял свой сверток и с удивлением обнаружил, что теперь он стал куда легче. Лис бежал впереди, освещая своей слабо мерцающей шерсткой путь. Клод уверенно шел за ним через пепелище, хотя саму дорогу уже не узнавал - она вела куда-то в сторону от моста и города. Через два резких поворота серебристая гладь реки вовсе исчезла из поля зрения, и путь лежал куда-то в гору.
   - Куда мы идем? - спросил Клод, уже изрядно запыхавшись и осознавая, что окончательно заблудился и больше не ориентируется в пространстве. Плюс ко всему его ноша снова заметно потяжелела и начинала оттягивать руки.
   - Очевидно, на кладбище, - спокойно ответил Лис, не сбавляя темп.
   - Но кладбище ведь за городом, - возразил Клод. - Я был там, когда только приехал сюда. Это совсем в другой стороне.
   - Я бы не был так уверен на твоем месте.
   Клод, недоумевая, замолк и послушно продолжил идти, хотя серьезно сомневался, что Лис действительно выведет его на нужную дорогу. Где-то вдалеке мелькали темные силуэты домов, среди которых горящих окон было практически не видно. Лай собак становился громче, а Клоду значительно полегчало: после гнетущей тишины поместья здесь был просто глоток жизни.
   Несколько метров спустя уклон стал едва ли не отвесным, а посреди дороги выросла кованая решетка. Резко потянуло холодом, а сам Клод вдруг обнаружил, что у него изо рта идет пар.
   - Пришли, - сказал Лис. - Извини, сегодня без похоронного марша.
   Калитка оказалась в паре шагов от тропинки, что привела их сюда. Проржавевшие петли жалобно заскрипели, впуская путников, и вмиг вернули калитку на место за их спинами. От жесткого металлического стука Клод вздрогнул и едва не выронил сверток. Глаза, уже привыкшие к темноте, различали тени надгробий и заросшие тропинки между холмиками могил. В глубине между силуэтами деревьев что-то слабо белело, словно там поджидал такой же призрачно-белый лис, который привел Клода сюда.
   Каждый шаг давался с трудом и страхом. Почему-то Клоду совсем не хотелось знать, что находится там, за деревьями. Он вдруг остро ощутил всем своим существом, что вовсе не хочет здесь находиться, не хочет устраивать погребение женщине, которую не знал, не хочет таскаться за Лисом по закоулкам Тремолы. На смену этому поднималось желание снова ощутить ту защищенность и беззаботность, как в детстве, когда ничья жизнь не зависит от твоих поступков...
   Вдруг земля посыпалась и начала уходить из-под ног. Клод подался назад, чудом балансируя на краю большой ямы, и, только присмотревшись, догадался, что это вырытая могила. Будто кто-то знал о погребении и специально подготовил место для Катарины. Благодарный невидимому помощнику, Клод осторожно опустил свою ношу в яму и присыпал горстью земли. Могила тут же затянулась пластом дерна и стала неотличима от десятков других могил здесь.
   - Спи спокойно, Катарина, - прошептал Клод. Едва слова были сказаны, до его слуха донесся странный звук - смесь воя со скрежетом старого механизма, который снова пытаются запустить. Затем сразу же раздался бой часов. От гулкого звука вороны с недовольным карканьем взлетели с верхушек деревьев, а собаки завыли еще неистовей.
   Подул холодный ветер, и кроны деревьев тяжело зашумели. Порыв становился все сильнее и сильнее, едва не вырывая деревья с корнем и срывая надгробия. Клод упал на колени и спрятал руками голову, ощущая, что еще немного - и его оторвет от земли и унесет далеко отсюда. В бешеном свисте и гуле почудился голос:
   "Спасибо".
   Слово пронзило Клода, как разряд молнии. Ураган стих мгновенно, но перед глазами снова поднялась череда видений, отрывки из детства мелькали один за другим, пока в вихре лиц не отыскалось нужное. Бледное лицо с тонкими чертами смотрело на темноволосого мальчика, который все еще жил где-то внутри Клода. Темноволосая девочка сидела на большом скользком камне на берегу озера, а Клод чуть поодаль пытался ее нарисовать. Но рисунок никак не хотел получаться, а Клод все больше и больше досадовал на самого себя, предложившего идею. Лучше бы он вообще не затевал ничего подобного...
   Шлеп!
   Девочка соскользнула с камня и упала в воду. Долю мгновения мальчик непонимающе смотрел на опустевший камень, а потом стремглав бросился к берегу. Но водная гладь была безмятежно ровной и прозрачной, а под ней никого не было...
   - Аурелия... - прошептал Клод и открыл глаза. Внутри него что-то оборвалось, оставив в груди опустошенность и боль. Почему он только сейчас вспомнил эту сцену? Что произошло тогда? Что стало с Аурелией? Сам того не заметив, юноша оказался напротив небольшой могилы. Посреди холмика, заросшего мхом, поднимались две стройные лилии. Большие белые цветы искрились в сгустившемся холодном воздухе и напоминали собой серебристую шерстку Лиса своим свечением. Рядом с холмиком возвышалось небольшое надгробие. Благодаря тусклому свету надпись, хоть и плохо, но была различима.
   Аурелия де Монтрев.
   И сразу же возник перед глазами дом мэра, небольшой портрет девушки в круглой раме и приступ ярости, захвативший юношу с головой. Возмущенный крик мэра будто снова зазвенел в ушах. Но больше всего захватили воспоминания пронзительные зеленые глаза девушки, которые смотрели очень знакомо. Как будто только они могли увидеть человека насквозь и принять его таким. И в тот же миг Клод осознал каким-то внутренним тайным знанием, не подтвержденным ничем, но безотказно точным, что он знает эту девушку. Знает эти глаза и небольшой вздернутый носик, он знает, как звучит ее голос и что она запрокидывает голову назад, когда смеется, и вечно поправляет локоны над правым ухом, которые постоянно выбиваются из косы. Еще в доме мэра он узнал ее, но только сейчас понял, что эта девушка ни капли не похожа на его решительную отважную Ари, чей портрет он так долго носил под сердцем. Получалось, что он помнил двух совершенно разных девушек под одним именем, но разве такое возможно?
   - Вполне, - тихо сказал Лис прямо за спиной.
   Юноша повернулся и уставился на зверя. Теперь Лис казался еще больше похожим на призрака: иногда сквозь него будто бы проступали темные очертания деревьев. В целом он выглядел изможденным и чудом выжившим в какой-то жестокой драке.
   - Как это? - недоумевал Клод.
   - Ты помнишь одно имя и двух девочек. Кто тебе сказал, что это имя принадлежит обеим?
   - Хочешь сказать, одну из них зовут иначе? Но кого? - взгляд будто сам собой скосился к надгробию в поисках ответа. - Аурелия, дочь мэра... Конечно, это она, ошибки быть не может. Но как же тогда зовут мою Ари? Почему я помню ее под другим именем? Почему я помню девочку, не покидавшую Тремолы, хотя сам раньше тут не был? Что не так со мной?
   - У тебя так много вопросов, - вздохнул Лис. - Но я не могу ответить ни на один из них.
   - Тогда зачем ты пришел ко мне? - разозлился Клод. - Почему говоришь загадками, но сам отвечать на них не способен? Чего ты хочешь от меня?
   - Ты можешь помочь мне. Только ты можешь. Судьба города висит на волоске, и он с каждой секундой становится тоньше.
   - Почему я? - к горлу подкатила тошнота, все вокруг покачнулось и закружилось. Паника и ощущение беззащитности, безысходности обрушились огромной волной, мешая вздохнуть. Голос непроизвольно сорвался на крик. - Почему?!
   Лис молчал. Крик Клода эхом разносился по кладбищу, вызывая цепную реакцию звуков: стая ворон пронеслась над головой, истошно каркая и хлопая крыльями, одинокая дворняга, заметив их, снова подняла лай. Воздух наполнился тревожным ожиданием.
   - И что теперь? - спросил юноша, чуть погодя. Все по-прежнему оставалось путаным и туманным. - Я снова потерял ту, что искал, мои воспоминания и видения могут быть лживы, а еще ты просишь спасти город от ведьмы. Что же я должен делать?
   - Для начала защитить девочек. Тьма не терпит рядом света, поэтому одна из особенностей проклятия - в городе не рождаются дети. Семья Люси приехала в Тремолу одной из последних, и живых детей младше девочек в городе не найти. А для того, чтобы удерживать чары, которые ты начал разрушать, нужна сила, большая сила. Только чистая детская душа, в которой нет грязи и лжи, может дать такой запас энергии. Поэтому ведьма будет охотиться за детьми и чем они младше, тем лучше...
   - Люси, да? - Клод понял все уже после первой фразы. - Ей нужна Люси?
   - Да, - кивнул Лис. - Но ты должен понимать: чтобы спасти себя, ведьма пойдет на все, вплоть до убийства. Ты ничего не стоишь в ее глазах.
   - Я не боюсь смерти, - уверенно заявил Клод, глядя куда-то в сторону.
   - Ты думаешь, что говоришь искренне, но на самом деле сердце твое в ужасе от тревоги и беспокойства, - ответил Лис. Голос его был, холоден, но Клоду показалось, что он улыбается. - Не волнуйся, это нормально - бояться Ее.
   Клод опустил глаза, всматриваясь в черную как ночь землю. Холодный ветер пробирал насквозь, тело била мелкая дрожь. Где-то все еще хрипло лаяли собаки, доносилось хлопанье крыльев беспокойной стаи ворон. Клоду вспомнилась ночь, когда он только приехал в это место.
   - Полночь, - догадался он.
   - Пора, - согласился Лис и растаял в тумане, спускающемся с холмов.
   Человек развернулся и решительным шагом пошел обратно.
   Дорога все тянулась и тянулась, словно удлинялась прямо под ногами. Земля, влажная как после дождя, затягивала ботинки едва ли не по щиколотку, превращая каждый шаг в маленькую борьбу. Воздух вокруг наполнился сыростью и тишиной то ли убаюкивающей, то ли тревожной в преддверии бури. Клод решительно шел вперед, но каждый шаг давался с трудом. В голове все еще звучали слова Лиса: "Она пойдет на все... Ты ничего не стоишь в ее глазах". Но что-то внутри подсказывало, что это не так. Клод очень остро чувствовал, что есть связь между ними, куда более крепкая, чем он предполагал. Все его кошмары и видения напоминали ему о Клаудии, которая уже давно вытеснила из его мыслей призрак утерянной Аурелии. Словно тысячи незримых нитей привязывали его к странной девушке, в которую без памяти был влюблен его друг.
   Аккурат под самым склоном путника ждала лужа, в которую он ушел чуть не по колено. Отряхнувшись и подумав про безнадежно испорченные ботинки и брюки, Клод заметил вдалеке знакомые очертания поместья в лунном свете. Со смесью удовлетворения от выполненного долга и предвкушением короткого отдыха Клод смотрел на мягкие очертания дома, проваливающиеся там, где уже были руины. Но времени опомниться ему никто не дал: стоило приблизиться к воротам, как на подъездной дорожке его уже ждали: Мари, вся растрепанная и взволнованная бросилась к нему.
   - Ее нет! Клод, я не могу ее найти!
   - Кого нет? - не понял Клод, хотя догадался раньше, чем услышал ответ.
   - Люси! - истерично закричала девушка. - Люси пропала! Я проснулась, а ее нет нигде! Я спускалась в подвал, была в ее комнате и даже в старом полуразрушенном крыле, но ее будто и след простыл.
   У Клода упало сердце. Так вот что имел в виду Лис, когда говорил, что у них больше нет времени. Неужели? Неужели все сказанное - правда?
   - Мари! - Клод схватил девушку за плечи, пытаясь удержать от сотрясающих ее рыданий. - Прошу, успокойся...
   - Как она могла пропасть? Что с ней теперь будет? - Мари рыдала все громче, размазывая слезы по лицу кулачками, совсем как ребенок. - У меня же больше никого нет... Люси...
   - Мари, сосредоточься, пожалуйста! Ты точно никого не видела? Ничего подозрительного? Ты уверена, Мари?
   - Д-да, - закивала она. - Никого не было. Иначе я бы знала... Я бы... Я...
   Девушка вдруг замерла, будто прислушиваясь к далекому звуку. Лицо ее застыло, искаженное болью, только по щекам все еще струились слезы.
   - Кажется, я слышала... Слышала такое громкое тиканье часов и скрежет, но подумала, что это просто сон. Это же всего лишь сон, да? - она вцепилась в рукав Клода и с мольбой заглянула ему в глаза. - Только сон?
   - Конечно, милая, - он ласково провел по ее волосам, стараясь вложить в прикосновение все свое спокойствие и уверенность. - Идем лучше спать, это всего лишь сон...
   - Да, - тихо кивнула Мари. Глаза ее словно остекленели, сама она вмиг расслабилась, легко выскользнула из хватки Клода и шатающейся походкой направилась к дому. Сам Клод пару раз недоуменно моргнул, глядя ей вслед, и прошептал:
   - Что за колдовство...
   - Для ее же блага, - ответил вновь появившийся Лис.
   - Я думал, ты оставил все мне, - проворчал юноша, делая вид, что не смотрит в сторону зверя. - Неужели решил помочь?
   - Может быть, - они многозначительно переглянулись. - Решил, что ты не справишься без меня.
   - Что ж, тогда пошли, - Клод вздохнул и поспешил по дороге к городу. - Ты сам говорил, что время не ждет.
   На горизонте начинала проступать узкая полоса света. Небо стремительно прояснялось, как будто каждый шаг приближал день. И по мере отступления ночи Лис тоже становился полупрозрачным, рискуя исчезнуть совсем.
   - Теперь ты куда больше похож на духа, - хмыкнул Клод. - А когда взойдет солнце, исчезнешь совсем, как призрак?
   - Я не призрак, - голос Лиса звучал сухо и отдавал нотками обиды. - Я дух в теле лисицы, сколько можно повторять?
   - Мари говорила, что слышала тиканье, - Клод размышлял вслух, пропуская обиды мимо ушей. - Но это ведь может быть просто сон. Или это подсказка?
   - Какая разница? - недовольно буркнул Лис, но тон его был уже куда менее обиженным. - Если Люси похитила ведьма, то может быть только одно место, где ее можно найти - башня с центральными часами.
   - Почему ты так решил?
   Лис вздохнул и мимолетно опустил голову, встряхнув сияющей шерстью.
   - Все движется по кругу и заканчивается все там, где однажды начиналось...
   - Ты можешь выражаться немного яснее? - из-за длительного нервного напряжения Клод ощущал, как внутри закипает злоба. Он и сам удивлялся, что может испытывать такое сильное и внезапное раздражение.
   - У городов, как и у людей, есть сердце. Самое сильное и самое уязвимое место. Для Тремолы все началось в тот день, когда изгнанный граф де Монтрев построил белую башню на холме и сам смастерил механизм для часов, отмеряющих время города. Каждый ребенок, рожденный здесь, с детства слышит скрип и скрежет старинных стрелок. Но со дня проклятия стрелки по циферблату движутся, но скрипа больше не слышно...
   - Часы стоят?
   - Нет, часы как раз-таки идут. Время стоит.
   - Разве это возможно? Ведь дети взрослеют, люди умирают...
   Но на середине фразы Клод понял, что Лис прав. Он вспомнил, как каждый день встречал бесчисленные телеги с провиантом, ниоткуда берущиеся тюки с тканями и специями и вдобавок исчезнувшие городские ворота. Люди на площади, гуляющие каждый день по одному маршруту, старик-аккордеонист, будто вросший в свой складной стул рядом с фонтаном и странная, противоестественная тишина, укрывшая город, охваченный лихорадкой... Клод содрогнулся и внимательно посмотрел на Лиса, который в лучах рассвета становился все бледнее и бледнее.
   - Это... и есть проклятие? Поэтому город считается вымершим?
   - Он вымер, - ответил Лис. - Он вымер уже много лет назад, а почти все мы - призраки, оставшиеся от людей...
   - Но ты же дух в теле лисицы, - недоверчиво прищурился Клод.
   - Наконец-то ты запомнил, - буркнул он в ответ. - У остальных так не получится, поэтому пошли быстрей.
   - Но подожди, - юноша едва поспевал за летящим над травой Лисом и перешел на бег. - Почему башня?
   - Во время охоты на ведьм там проводили казни. Горожане обычно собирались на площади, слушали приговор очередной ведьме и ждали, пока она не сгорит дотла. Приходили целыми семьями и даже детей заставляли смотреть...
   Клод почувствовал, как по спине пробежал холодок. Перед глазами возник огромный костер, на котором в муках корчилась связанная женщина, а вокруг стояли люди, что-то кричали, некоторые хлопали в ладоши, а дети либо улюлюкали, либо в ужасе прятались в складках материнских юбок. Огонь разгорался все ярче, отбрасывая блики на лица, делая их похожими на маски, искаженные гримасами.
   - Значит, башня с часами, - пробормотал Клод. В ушах все еще слышал стоны и крики ведьмы, сгорающей заживо. Он представил, как вместо безымянной женщины там корчится от боли маленькая Люси, и перед глазами все поплыло.
   - Огонь очищает и освобождает, - продолжал Лис. - Думаю, ведьма хочет отомстить за всю ту жестокость, которую причиняли люди. Дух Маргариты, озлобленный и не знающий милосердия, довлеет над ней, даже если сама она и не хочет кровопролития. Уверен, есть способ избежать казни, но если бы мне знать...
   Солнце уже вынырнуло из-за горизонта, и все вокруг озарилось светом. Антрацитовая земля перемежалась небольшими пучками травы, вдоль дороги клубилась серая пыль, а вдалеке уже четко вырисовывался контур моста. За безмятежной рекой поднимался город, озолоченный утренним солнцем, но, несмотря на это, выглядевший мрачно и даже траурно. При мысли, что его может там ожидать, Клода замутило.
   Около самого моста Лис остановился, хотя Клод не сразу это заметил. Теперь, в ярком свете полупрозрачный зверь стал едва различимой дымкой, и только по горящим глазам еще можно было понять, где он находится. Пройдя лишь треть моста, юноша остановился и замер, чувствуя, что забыл что-то важное.
   - Я не могу идти дальше, - сказал Лис. - Мне пока нельзя пересекать черту города - ведьма возвела невидимый барьер, чтобы никто не мог помешать ей провести ритуал. Дальше ты пойдешь один.
   Клод переминался с ноги на ногу, ощущая себя рыбой, выброшенной на берег. Как будто он вмиг лишился всей своей уверенности и решимости. Он смотрел туда, где стоял Лис, ожидая какого-то чуда, разрушения барьера или чего-то в этом духе. Однако скоро он понял, что стоит совершенно один - Лис исчез. Ему и впрямь дальше нужно было идти одному.
   Шаги вдруг сделались необычайно тяжелыми. Клод шел очень медленно, будто к ногам были привязаны гири. В голове мысли сменяли одна другую, постепенно складывая мозаику происходящего. Из всех видений и рассказов было понятно, что дух Маргариты, казненной двадцать лет назад, проклял город и вселился в новую ведьму, которая, как было предсказано, обладала огромной силой. Проклятие породило Черную лихорадку и остановило время в городе. Но из-за большого пожара смерти прекратились, и ведьма начала слабеть. И вот теперь, когда силы ее на исходе, она хочет забрать силу чистой души девочки, но как она это сделает?
   - Казнит через сожжение на костре, - ответил сам себе Клод. Для него все еще оставалась неясной роль Аурелии де Монтрев, дух которой - он был уверен - вселился в Лиса. Теперь он знал, что девушка приходила к нему в кошмарах и видениях. Может, она хотела искупить вину своей семьи? Или наоборот, спасти горожан от родового проклятия силой крови? Клод плохо разбирался в таких вопросах, чтобы знать ответ наверняка. Да и ему было все равно - главное было спасти девочку, а про остальное он подумает потом.
   Войдя в лабиринт узких улочек, он почувствовал, как сердце покрывается льдом и уходит в пятки. Уже на самых подступах к площади собиралась толпа. Люди, изможденные и осунувшиеся, спешили к башне, возвышающейся над городом, как злой рок. Некоторые тащили за собой детей, некоторые шли, цепляясь за стены и фонарные столбы. Но Клод не видел их - до его ушей доносился чей-то голос, знакомый и чужой одновременно.
   - Жители Тремолы! Уже много лет мы живем в страхе перед карой Господа! Прегрешения наших предков наслали на нас ужасную Черную лихорадку, но сегодня мы покончим с ней! Раз и навсегда!
   - Раз и навсегда! - эхом разнеслось по площади.
   - Ведьма, забирающая жизни наших детей, поймана и будет сегодня казнена!
   - Будет казнена! - отозвались люди.
   Клод замер. Неужели горожане сами все поняли и поймали настоящую ведьму? Неужели все собрались здесь вершить правосудие и его вмешательство ни к чему? Он прислушался, слившись с толпой, жадно ловящей слова невидимого оратора.
   - Долгие двадцать лет мы жили в ужасе перед ее тенью, но сегодня с благословением Господа мы покончим с ней. Мы освободимся сами и освободим наших детей. Мы искупим грехи тех, кто был до нас, и очистим город от заразы!
   - Очистим! Очистим!
   Клод кивал в такт словам, расслабившись и почувствовав некое единение с этой массой людей. Слова будто звучали в его собственной голове, и он лишь удивлялся, что хотел сам куда-то бежать и кого-то спасать. Ведь сейчас люди сделают все за него, и не нужно было этих откровений, захоронений, скитаний с Лисом...
   - Помогите! - тоненький детский голосок разрезал монотонный гул толпы и ровный голос палача. У Клода внутри все заледенело - он узнал Люси. - Помогите, пожалуйста! Я не ведьма! Не ведьма!
   - Порождение Сатаны пытается смутить нас обликом девочки и ее слезами, но мы должны быть тверды в нашей вере и нашей решимости! - безжалостно вещал голос. - Мы должны вынести это испытание, чтобы спасти наш город и наши души!
   - Спасти! Спасти! - повторила толпа, но Клод уже очнулся от наваждения и попытался продраться вперед.
   Это оказалось не так-то просто. Люди стояли друг к другу вплотную, раскачиваясь согласно какому-то им одним различимому ритму. Тела превращались в живую стену, которую, казалось, пробить невозможно. Откуда-то донесся слабый запах древесины, и над головами снова прокатился призыв:
   - Достопочтенные жители Тремолы! Сегодня день нашего освобождения! Остался один шаг до полной победы над злом, так сделаем же его!
   - Сделаем! Сделаем!
   Клод припустил быстрее, уже не стесняясь в движениях, энергично расталкивая людей вокруг, но башня по-прежнему оставалась безнадежно далека. Обессилев, юноша остановился и оглянулся: ему еще никогда не доводилось видеть такое скопление народа в одном месте. Между ним и башней оставалось всего лишь несколько рядов, и между телами людей можно было рассмотреть небольшую круглую площадку, по которой расхаживал человек, размахивая руками, а в самом центре у подножия башни были сложены дрова и хворост для костра. Из центра этой кучи поднимался деревянный столб, к которому была привязана девочка.
   - Помогите! - снова что есть силы закричала она, стараясь заглушить голос человека и вторящей ему толпы. - Пожалуйста, кто-нибудь!
   - Я здесь, Люси! - крикнул Клод во всю мощь своих легких, чуть ли не сразу же ощутив острую боль в груди. - Я здесь, продержись еще немного!
   Люди, как по команде, смолкли и резко повернулись к нему. Невозможно было понять, что сейчас произойдет: их лица не выражали никаких эмоций. Они просто стояли и смотрели, как сотня однотипных манекенов. Спохватившись, Клод поспешил воспользоваться моментом и прорвался в круг, к Люси. Толпа тут же сомкнулась за ним.
   Стоило развязать веревку у нее на запястьях, как из толпы кто-то выкрикнул:
   - Это же тот художник!
   Всего пары секунд было достаточно, чтобы толпа вышла из оцепенения и подхватила:
   - Точно, это он! Он убил Манон!
   - Он еще жив? Как ему это удалось?
   - Он виноват во всем! Он заодно с ведьмой!
   - Точно! Надо его сжечь тоже!
   - Сжечь! Казнить!
   Кольцо смыкалось все плотнее, и Клод неосознанно вышел вперед, стараясь заслонить собой девочку. С задних рядов в воздух взвился камень и приземлился у самых ног Клода. Он отступил на шаг.
   - Подождите! - человек в центре поднял руки, пытаясь утихомирить людей. - Стойте! Мы здесь лишь для того, чтобы казнить ведьму...
   - Он заодно с ведьмой! - закричали люди. - Он помогал ей убивать нас и наших детей!
   - Мы должны убить и его тоже!
   - Но... Как же... - человек замялся и повернулся лицом к Клоду. Теперь стало ясно, почему его голос казался знакомым - это был доктор Мернье, правда облаченный в рясу священника. Заговорщицким шепотом он быстро бросил Клоду: - Ничего личного, коллега.
   И тут же над толпой разнесся его уверенный зычный голос:
   - Город должен быть очищен, а потому мы казним обоих! Любой, кто вздумает заступиться за них, разделит их участь.
   - Правильно! - радостно отозвались люди. - Казнить их всех!
   Кто-то передал доктору горящий факел, и глаза защипало от едкого дыма. Пара высоких парней скрутили Клода и привязали вместе с Люси к одному столбу. Ветки протыкали брюки и царапали ноги, запястья плотно пережимала веревка.
   - Дяденька Клод, - Люси рыдала навзрыд. - Это все из-за меня, дяденька Клод. Простите, пожалуйста, простите меня, я... Я не хотела, правда...
   - Ты ни в чем не виновата, - Клод попытался изловчиться и поймать ее маленькую ладошку. - Ты очень храбрая маленькая девочка, поэтому и сейчас ничего не должна бояться, слышишь?
   - Д-да, - всхлипнула Люси.
   - Ты можешь мне ответить на один вопрос, это очень важно, - Клод не совсем хорошо понимал, почему так поступает, но ему казалось это правильным. - Ты сможешь, Люси?
   - Да, дяденька, - Люси всхлипывала все реже, но теперь дым застилал глаза полностью, забивался в легкие, и дышать, не то, что говорить, становилось почти невозможно. Под ногами что-то затрещало, где-то внизу разлился жар - костер уже разожгли. Девочка изо всех сил старалась не смотреть вниз.
   - Гори, ведьма! - визгливо крикнула какая-то женщина в толпе.
   - Гори, дитя дьявола!
   - Гори!
   - Люси, - Клод старался перекричать их всех, но получалось плохо, он то и дело задыхался от дыма. - Люси, ты помнишь, кто похитил тебя? Помнишь, как оказалась здесь?
   Люси кивнула и слабо пробормотала:
   - Рыжий дяденька... Кх... Он не хотел... Я думаю, он хороший, но не помню, как его зовут...
   - Люси, почему Марк забрал тебя? Люси!!! - Клод кричал больше от злости и отчаяния, он не верил, что Марк мог так поступить. Ведь если слова Люси - правда, то Марк связан с ведьмой, если не сам... - Почему?!
   Но девочка уже ничего не могла ответить - она потеряла сознание.
   "Во имя всего святого", - мысленно взмолился Клод. - "Спасите нас, пожалуйста. Кто-нибудь, помогите".
   Далекое бледное солнце на темнеющем небе показалось ему единственным глазом на хмуром лице. Лице того, кто мог бы их спасти.
  
   Зарисовка семнадцатая. Настоящая ведьма
   - Ты не можешь этого сделать, - заявил Марк, опуская бессознательное тело девочки на холодный камень площади. Ночь сгущалась, приобретая все новые оттенки черного, из всех фонарей горели только два, и оттого воздух казался плотным, как рождественский пудинг. Белые кирпичи башни отражали рассеянный свет, и та будто светилась в темноте, похожая на маяк.
   Девочка осталась около самой стены, прислоненная к ней спиной. Клаудия суетилась чуть поодаль, вооруженная какими-то ветхими книгами. Она рисовала мелом странные знаки и закорючки, присыпая их слоем веток, то и дело сверяясь с книгами в руках. Марк наблюдал за ней, гадая, как она хоть что-то может в них различить при таком свете, и ждал, когда она обратит на него внимание. Но девушка описывала по площади круг за кругом, начиная что-то бормотать себе под нос.
   Марк прокашлялся пару раз, безуспешно пытаясь напомнить о себе, но для Клаудии он будто не существовал. Описав еще пару кругов по площади, она подошла к девочке и склонилась, с интересом изучая ее лицо. Потом резко выпрямилась и собралась уйти, но Марк схватил ее за руку и развернул к себе.
   - Ничего не хочешь мне сказать?
   Девушка смотрела на него удивленно и равнодушно, будто пыталась узнать, но не особо прикладывала усилия. Слегка сморщившись, она попыталась высвободить руку, но Марк сжал ее сильнее.
   - Почему ты так поступаешь? Я крал ради тебя, обманывал ради тебя, предал друга ради тебя, а ты даже не хочешь объяснить мне...
   - Ты прав, - вдруг отозвалась она, прекратив попытки освободиться. Их глаза встретились. - Я уже сказала, что так все закончится, что еще ты хочешь знать?
   - Почему есть только этот путь? Почему нельзя обойтись без крови? Она же еще совсем ребенок! - он указал в сторону Люси.
   - Давай уточним, - хмыкнула Клаудия, плотоядно улыбнувшись. - Она ребенок, которого ты знаешь. Почему-то ты так не тревожился, когда умирали дети Фортебло или Ликарде, или когда умирали их родители, сраженные лихорадкой. Почему ты заволновался только сейчас за жизнь девочки, которая может спасти город?
   - Но они же... Это же... - Марк смешался в ужасе от ее слов. Ведь его действительно мало волновали судьбы этих малознакомых людей. Так почему же сейчас? Неужели только из-за того, что он приютил сестер в своем доме?
   Хватка ослабла, и Клаудии удалось выбраться. Потирая запястье, она победно посмотрела на смущенного Марка, которой тщетно пытался найти ответ.
   - Нет, - пробормотал он. - Все не так... Ведь ты же не убивала этих людей, ты же не...
   Он умоляюще посмотрел на девушку, но на ее лице застыла все та же хищная улыбка. Марк в ужасе отшатнулся.
   - Ты не можешь... Не можешь! Ты ведь не такая!
   - А какая я? - издевательски прошептала Клаудия, вплотную приблизившись к нему. Ее темные глаза зловеще блеснули, как еще один фонарь. Марк оцепенел, как будто попал в ловушку.
   - Ты... Ты хорошая, - пролепетал он.
   Девушка запрокинула голову и расхохоталась. Звук ее смеха покатился по пустынной площади гулким отзвуком, как огромный металлический полый шар. Было в нем что-то зловещее, тревожное и неминуемое, и от осязания этого чего-то Марка бросило в дрожь. Он словно оказался один на один с беспощадной стихией, для которой все его слова, да и жизнь его в целом не стоила и медяка. Марк смотрел на нее, а она на его глазах перевоплощалась, изменяясь до неузнаваемости.
   - Кто ты? - спросил он пересохшими губами.
   - А как ты думаешь? - голос словно прозвучал в голове, неизвестно откуда взявшийся. - Ты же знаешь ответ, так наберись смелости его принять.
   - Нет, - Марк в страхе прижался к белой стене рядом с Люси. - Это все неправда, этого не может быть!
   - Я думала, ты умнее, - в словах звучала горечь, которая больно жгла язык. Клаудия заламывала руки и извивалась всем телом, будто пытаясь избежать тысячи острых копий, пронзающих ее. - Ты был так полезен мне, так доверчив.
   - Это же не твои слова, да? Ты не Клая, ты кто-то, захвативший ее.
   Девушка замерла и повернула голову. Раздался жуткий треск, и Марк зажал рот, чтобы не закричать: тело оставалось неподвижным, повернутым спиной к нему, а голова полностью развернулась лицом.
   - Я часть ее, - зашипела она. - Меня нельзя убить, нельзя изгнать. Я ее сила и ее проклятие, а после смерти этого тела я найду себе другое, куда крепче и выносливей. Ты ничего не сможешь сделать, глупый наивный мальчишка. Ты все еще боишься отца и брата, боишься правды и думаешь, что есть ответы на все вопросы, а вину за свою жизнь можно переложить на чужие плечи. Но истина в том, что пока ты не поймешь, что твоя жизнь принадлежит тебе, равно как и ответственность за нее, ты умрешь от страха, как маленький слабый крольчонок перед зубастой пастью дракона.
   - Но драконов же не существует, - возразил Марк, и его голос показался ему самому каким-то нелепым блеянием.
   - В том и дело, - усмехнулась девушка, возвращая голову в нормальное состояние. - В том все и дело.
   Пока Марк осмысливал происходящее, Клаудия подошла к нему вплотную и опустилась на колени, рассматривая девочку. По очереди подняла руки и ноги, повернула голову из стороны в сторону (от этих движений у Марка дрогнуло сердце), встряхнула за плечи и пару раз наотмашь ударила по щекам. От пощечин девочка встрепенулась и схватилась за лицо:
   - Ай! Больно! - увидев перед собой Клаудию и Марка, она замерла и пару раз удивленно моргнула. - Где это я?
   - Здравствуй, милая, - ласково пропела девушка. - Ты ведь не откажешься мне помочь?
   Люси испуганно кивнула и перевела взгляд на бледного Марка, который только и мог, что беззвучно открывать рот.
   - Какая ты добрая девочка! Но тебе ничего особо делать не придется! Просто стой тут, хорошо?
   Люси кивнула.
   - Что ты задумала? - сквозь зубы спросил Марк, но на него уже не обращали внимания. Клаудия положила ладонь на плечо девочки, и та вся вдруг вытянулась, как струна, и напряженно кивнула еще раз.
   - Вот и славно, - довольно промурлыкала Клаудия. - Ты очень храбрая маленькая девочка.
   Марку показалось, что эти слова предназначались ему. Но едва он повернулся, чтобы ответить, девушки и след простыл. Они стояли вдвоем с Люси, прижавшись к нагретому за день кирпичу. Ночное небо постепенно светлело в преддверии рассвета. Звезды постепенно бледнели, и мелкие белесые облака сходились к горизонту водоворотом. Где-то далеко лай собак смешивался с гомоном птиц, отгоняя прочь ночные страхи и кошмары. Воздух заметно посвежел и наполнился сыростью, напоминавшей прибрежную. Где-то внутри Марк пообещал себе, что как только это все закончится, он обязательно поедет к морю.
   - Осенью там, наверное, очень красиво, - вздохнул он и закрыл глаза. Что теперь делать? Куда идти? Кто еще может поверить и помочь ему? Имя всплыло само собой, но понадобилась еще пара мгновений, чтобы смириться с ответом. С тяжелым сердцем Марк пошел через площадь к мосту - домой. К Клоду.
   Но стоило перейти реку, как ноги слегка подкосились - его уже ждали. У самого подножия моста стоял Белый Лис, нетерпеливо размахивая пушистым хвостом.
   - Ты... - удивленно выдохнул Марк.
   - Я, - согласился Лис.
   - Ты пришел забрать меня? Ты принес черную лихорадку?
   - Да, я хочу забрать тебя, - снова согласился Лис. - Но к лихорадке отношения я не имею, извини. Нас ждет другое дело.
   - И какие же у меня могут быть дела с тобой? - последние слова Марк постарался сказать как можно презрительнее и сложил руки на груди.
   - Ты поможешь мне спасти Клаудию, - голос Лиса был спокоен, хотя слова явно его задели. - Ты же любишь ее, так?
   - Да, но...
   - Или я ошибаюсь?
   - Нет, но...
   - Ты не согласен? Ты не хочешь?
   - Хочу, но...
   - Так в чем же дело?
   - Думаю, Клаудия сейчас... Думаю она - это не она.
   - Звучит немного путано, не считаешь?
   - Я... - Марк замялся, а потом глубоко вздохнул, пытаясь сбросить с себя тяжесть сомнений и лишних слов. - Я думаю, ей завладело что-то темное и ужасное. Оно хочет убить девочку и говорит, что после этого все закончится, но я не верю...
   - И правильно делаешь, - кивнул Лис. - Все только начнется. Клаудией завладел дух ведьмы, сожженной много лет назад и проклявшей этот город. Сама же ведьма сказала, что спасти от проклятия может только любовь, а значит, ты одна из составляющих.
   - Составляющих чего?
   - Противоядия, конечно же. Ты ведь любишь эту девушку? Клаудию?
   Марк молча кивнул.
   - Тогда тебе лучше пойти со мной. Хочешь ты того или нет.
   Марк снова кивнул и покорно пошел следом. Извилистая дорога сперва вела через привычное пепелище, но потом резко свернула и ушла в гору.
   - Куда мы идем?
   - Увидишь.
   Казалось, они идут уже несколько часов, но небо все еще затягивали сумерки. Узкая полоса света только-только показалась вдалеке, когда они уже взобрались на холм и оказались перед кованой оградой.
   - Кладбище? - изумился Марк. - Но зачем?
   Лис ничего не ответил, ведя его вдоль забора до калитки, а потом петляя по сплетениям тропинок между заросшими могилами. Белый хвост, слабо мерцающий в полумраке, был безотказным ориентиром. Марк шел медленно, боясь наступить на заросшие травой холмики и стараясь не всматриваться в надгробные плиты.
   - Пришли, - звук голоса резанул слух, как лопнувшая струна. Марк, будто очнувшись, рассеянно осмотрелся по сторонам. Они стояли почти в центре кладбища перед одной из десятков могил.
   - Куда пришли?
   - Здесь, - Лис кивнул на холмик, - сегодня упокоены останки твоей матери, Марк. Катарина - одна из жертв Маргариты де Монтрев, той самой ведьмы, проклявшей город.
   - Мама... - прошептал Марк. - Она пропала, просто ушла и не вернулась. Я искал ее, а все говорили мне, что она умерла. Где же она была все это время?
   - В подвалах особняка. Ее скелет пролежал там двадцать лет, вплоть до сегодняшней ночи.
   - Мама... - прошептал Марк, опускаясь на колени перед холмиком. В глазах помутнело, а по щекам покатилось что-то мокрое - наверное, слезы. Рука невольно прикоснулась к лицу, нащупав влажные дорожки. - Все это время, столько лет... Почему ты тогда не сказала, что ушла к нему... Почему ты ничего мне не сказала? Я искал тебя, звал, но нигде не мог найти. Мамочка, зачем ты это сделала? Ты же знала, что нам нельзя возвращаться в этот дом. Нельзя...
   - Как и мешать ходу часов, - флегматично заметил Лис.
   - Да, мешать... - Марк кивнул и замер. Он осторожно повернулся в сторону зверя. - Откуда ты...
   - Я многое знаю, но не все из того понимаю, - ответил он. - Зачем ты украл ключ у отца? Ты хотел остановить часы?
   - Я... - Марк закашлялся. - Я думал, они пойдут назад. Думал, что смогу... Никому не удавалось, но...
   - Но ты думал, что особенный, да? Думал, что раз ты правнук великого часовщика, то тебе все под силу?
   - Не совсем так, - парень с силой замотал головой, будто пытаясь отогнать назойливых мух. - Я... Я думал, что если мне дадут еще один шанс, я смогу...
   - Сможешь что?
   - Все исправить.
   На секунду воцарилось молчание. Резкий порыв ветра засвистел в ветках деревьев, как будто хотел что-то сказать.
   - Считай тогда, что я даю тебе этот шанс.
   Марк поднял голову и недоуменно уставился на Лиса.
   - Но... Она ведь давно мертва.
   - Ты не смог спасти мать, но ты еще можешь спасти Клаудию. Иди за мной.
   Марк послушно поднялся и снова последовал за зверем. Он легко скользил впереди, то и дело петляя, будто кладбище вдруг увеличилось в несколько раз. Марк давно потерял счет времени, и лишь хмуро смотрел то вперед, то себе под ноги, будто и не желая видеть иные ориентиры, кроме белого хвоста. Вдруг Лис резко остановился у большого мраморного надгробия, с которого уже начинала осыпаться крошка. Марк встал рядом, но его внимание привлекали не крупные буквы, а две лилии, росшие на небольшом холмике. Они, как и Лис, были белоснежные и слабо светились в сумерках.
   - Цветы? - удивился он. - Но кто их посадил здесь?
   - Они растут сами.
   - И никто не сорвал их? - парень опустился на колени рядом с цветком и осторожно дотронулся до нежных лепестков.
   - Пока есть те, кому они принадлежат, им ничего не угрожает.
   - Как это - принадлежат? - лепесток мелко дрожал в пальцах Марка, и колебания его напоминали удары сердца.
   - Эти лилии хранят жизнь тех, для кого они посажены. Пока цветок жив - человек не умрет, его душа привязана к миру.
   - А если его все-таки сорвут?
   - Попробуй.
   Марк потянулся и попытался схватить длинный гибкий стебель, но ладонь будто полоснули ножом. Одернув руку, Марк увидел, как на ней мгновенно набухли красные волдыри.
   - Они умеют за себя постоять. Чьи они?
   - Одна принадлежит Клоду, а одна - мне, - на последнем слове голос стал тоньше и мягче, похожим на девичий.
   - Тебе? - удивился Марк, оборачиваясь к Лису. - Но ты же лис, кто будет сажать колдовской цветок для зверушки?
   - Только если эта зверушка раньше была человеком.
   - Человеком? Ты, предвестник Черной лихорадки? Каким же человеком ты можешь быть?
   - Только если одним из первых, унесенных ею...
   - Первых... - Глаза Марка изумленно расширились и скользнули по надписи на надгробии. - Неужели ты...
   Аккуратными буквами на камне было выведено: "Аурелия де Монтрев".
   - Долго же до тебя доходит, милый брат...
  
   Зарисовка восемнадцатая. Семья
   Почему-то все воспоминания начинались с дождя. В нервной настойчивой дроби по стеклу звучали голоса когда-то родных и любимых людей, и это успокаивало, убаюкивало. Каждый раз, когда начинался дождь, не было ничего уютнее, чем сидеть в мягком кресле и, вспоминая, постепенно засыпать...
   Когда они впервые встретились, Марку было уже восемь. Стояло начало осени. Маленькая большеглазая девочка внимательно изучала его, крепко держа руку матери. На ней было светло-зеленое платье с оборочками и новенькие лаковые туфли. Мать что-то ворковала стайке подружек, не замечая, как рядом с ними остановилась небольшая компания чумазых бродячих мальчишек. Марк был самым чумазым, самым отчаянным и нахальным из всех, несмотря на не самый старший возраст. Он легко мог украсть все, что плохо лежит, придумать шалость или нагрубить взрослым. Именно поэтому он был предводителем шайки и непререкаемым авторитетом на улицах Тремолы.
   И вот он стоит перед маленькой нарядной девочкой, с интересом изучающей его дырявые штаны и босые ступни, и почему-то не может сообразить, почему вообще остановился тут.
   - Эй, Марк! - зовут его друзья. - Хватит тут торчать, идем!
   Но он все стоит и смотрит, как в серебристых волосах девочки отражается солнце.
   - Я - Ари, - тоненьким голоском сказала она и протянула пухлую ладошку.
   - Марк, - буркнул он, но голос его утонул в возгласе мачехи.
   - Аурелия, как не стыдно! Говорить с таким отребьем! - она резко дернула девочку за руку и попыталась спрятать за свою спину. - Благородной леди не пристало общаться с уличным сбродом.
   - Она просто хотела познакомиться, - попытался возразить мальчик.
   - А ты вообще молчи, оборванец, - прошипела женщина. - Не смей даже дышать в сторону дочери мэра.
   - Я думал, мэр должен быть поближе к народу. - ядовито заметил мальчик и убежал, пока вместо ответа ему не прилетела оплеуха.
   Едва он догадался, что встретил сводную сестру, желание заговорить с ней, познакомиться крепло день ото дня, за что ему было стыдно перед самим собой. Еще в день изгнания из дома он поклялся себе, что будет ненавидеть отца, его дом и семью до самой смерти, а на деле получалось совсем наоборот. Чувство вины перед собой и матерью давило на него, сковывало, но продолжалось это недолго. Еще до первых холодов все вернулось на круги своя, и он думать забыл про девочку.
   Но ненадолго. Едва первый снег припорошил улицы, Марк почему-то решил пройтись по когда-то знакомым улочкам. Правый берег всегда был элитным районом, в котором сплошь раскинулись усадьбы важных чиновников, в том числе и де Монтрев. День постепенно угасал, в переулках было тихо и безлюдно. Но вдруг из-за угла донеслись крики и плач:
   - И что ты нам сделаешь? Ты же девчонка! - высокий ломающийся голос срывался на глухой кашель.
   - Не трогайте ее! Не трогайте мою собаку! - крикнула девочка, всхлипывая.
   - Да не кричи ты так, мы с ней тоже хотим немножко поиграть.
   Собака пронзительно взвизгнула, и внутри Марка все оборвалось. Он бросился за угол и увидел, как двое подростков душат щенка лабрадора, а третий держит девочку, которая пытается вырываться и заливается слезами:
   - Отпустите ее! Отпустите Принцессу! Это моя собака!
   - Слыхали? Принцесса! - хмыкнул тот, которого первым услышал Марк. Он снова глухо кашлянул и поудобнее перехватил тонкую ручку девочки.
   - Эй! - крикнул им Марк.
   Подростки напряглись, но увидев мальчишку, рассмеялись.
   - О, защитник твой, что ль?
   - А не маловат?
   - Пусть он тоже посмотрит.
   Один из ребят, долговязый и усыпанный крупными яркими прыщами, достал перочинный нож и поднес к горлу собаки.
   - Посмотрим, голубая ли кровь у Принцесски!
   Лезвие скрылось под шерстью, и собачий визг смешался с человеческим:
   - Нееет!
   Не помня себя от злости, Марк налетел на долговязого и повалил на землю. Нож улетел куда-то в сторону. Не разбирая, куда бьет, Марк стал колотить парня изо всех сил, пока ему на подмогу не подоспел друг, пытаясь оттащить Марка за воротник.
   - Не трогай его! - воинственно крикнула девочка.
   - Ай! - это был третий, державший Ари. - Она кусается!
   Освободившись, она бросилась на державшего Марка и вцепилась ему в шею.
   - Ааа! - завопил он. - Уберите ее кто-нибудь!
   Марк, почувствовав, что его больше никто не душит за ворот рубашки, стал пинать долговязого, пока тот не выпустил собаку.
   - Ты труп, - прохрипел он, отползая, когда Марк уже обессилел и прислонился к забору. - Вы оба.
   - Добавки хочешь? - спросил мальчик, закатывая рукава.
   - Проклятые малолетки! - причитал его друг, потирая укушенную кисть. - Пошли отсюда, пока нас никто не увидел!
   - Я еще до вас доберусь! - крикнул долговязый, пропадая за поворотом.
   Марк смотрел на девочку, обнимавшую за шею собаку, и чувствовал себя героем из тех историй, что когда-то рассказывала ему на ночь мать. Ему не впервой было давать отпор тем, кто старше и сильнее, но он еще ни разу никого не защищал. И теперь, глядя на сияющую Ари он принял решение, что с этого момента всегда будет защищать ее.
   После этого случая они стали видеться чаще. Не то чтобы ненависть к отцу утихла, скорее, Марк стал воспринимать девочку отдельно от дома, предавшего его. Она была так похожа на отца внешне, но так отличалась внутренне: любознательная и открытая, она никогда не плакала и не жаловалась, любила лепить куличики из грязи и ненавидела уроки этикета и верховую езду. От лошадей она впадала в ступор от ужаса и ничто не могло привести ее в чувство. Зато в своей Принцессе она души не чаяла и уже через год даже пробовала кататься на ней верхом, хоть и не всегда успешно.
   Целых два года пролетели как один день, но тогда казались целой жизнью, о которой никто не знал, кроме матери Марка. Она любила Ари, как собственную дочь, а та порой называла ее "мамой". Марк украдкой мечтал, что она его родная сестра и ей не нужно больше возвращаться к отцу в поместье, что она тоже может жить с ними в хижине на окраине в Цветном квартале. Но потом начинало темнеть, и ему раз за разом приходилось вести ее домой.
   А два года спустя началась лихорадка. Ари с каждым днем становилась все слабее, и скоро уже не могла покидать дома. Марк, как бродячий кот, блуждал вокруг поместья, каждый раз гонимый слугами и собаками, но неизменно возвращающийся на свой пост. Долгих две недели Ари не показывалась снаружи, пока, наконец, одним теплым июльским вечером ее, страшно худую и с потемневшей кожей, не вынесли в сад подышать воздухом. Едва все ушли, Марк тотчас пробрался к ней.
   - Привет, - тихо сказал он, но в тишине сада даже шепот казался громогласным.
   Девочка слабо кивнула, уставившись куда-то перед собой.
   Солнце уже маячило у самой земли и не слепило глаза. Воздух постепенно становился лиловым, ветра практически не было, и все вокруг казалось застывшим, будто время остановилось. Марк опустился на колени перед сестрой и взял ее руку в бежевой перчатке, скрывавшей уродство лихорадки. Тоненькие пальцы безучастно лежали в его ладони, холодные и будто бесчувственные.
   - Ари, я скучал, - сказал он все также тихо, и она вроде бы даже кивнула в ответ. Тишина между ними тянулась хрустальной нитью, как и невидимая связь, заставлявшая сердце мальчика сжиматься от одной только мысли о потере сестры. Даже дышать было страшно, как будто один неверный вдох может спугнуть этот призрак близости и, может быть, даже счастья. Только много лет спустя Марк осознал, что, наверное, был счастлив в тот момент.
   - Не оставляй меня, - попросил он, уткнувшись ей в колени. Девочка чуть вздрогнула и закрыла глаза, судорожно выдохнув. Его слова словно причиняли ей боль.
   По гравийной дорожке раздались быстрые шаги. Хрупкое мгновение разбилось на сотни осколков, а Марк резко поднял голову и напрягся, совсем как зверек. Слуги уже спешили вернуть маленькую хозяйку в ее темницу.
   - Мне пора, - сказал он сестре. Она сидела, опустив голову и как-то неестественно привалившись к спинке лавочки. Почуяв недоброе, он тронул ее за плечо. - Ари? Ари, ты слышишь меня?
   От прикосновения девочка наклонилась еще больше и упала на скамью, как тряпичная кукла. Марк схватил ее за руку, пытаясь удержать. Что-то ему подсказывало, что произошло непоправимое.
   - Ари! - закричал он. - Ари!
   Но она уже не могла ответить. Как-то неестественно вывернувшись, Ари лежала на скамье, глядя в небо, которое уже не видела. Лицо ее было безмятежным и отрешенным. Марк, не в силах выдавить из себя ни звука, не отдавая отчет своим действиям, протянул руку и закрыл ее большие глаза.
   - Что ты делаешь? - закричали позади него. - Отойди от нее немедленно!
   К ним уже бежали люди, и Марк, сообразив, что вряд ли кто-то будет слушать его объяснения, поспешил улизнуть из сада, перемахнув через ближайший забор...
   Крупные капли падали на землю тяжело и неуклюже, как разрывные снаряды, и разбивались о гранитные плиты. Казалось, что надгробия плачут. Буквы в вязи имени размывались дорожками "слез", но перед глазами Марка стояла другая картина, так похожая на реальность, что граница между ней и явью стерлась, будто ее и не было. Там, где секунду назад был Лис, уже стояла высокая девушка с серебристой косой и тонкими чертами лица. Она была копией отца и брата, только в женском обличье.
   - Ари, - прошептал Марк, протянув к ней руку. - Неужели ты жива?
   - Вряд ли это можно назвать жизнью, - горестно усмехнулась девушка. - Знаешь, я так и не привыкла ко вкусу сырого мяса.
   - Но как? Как? Я своими руками закрыл твои глаза, когда ты... Когда...
   - Умерла, - в ее голосе проскользнул звон стали. - Называй вещи своими именами. В тот дождливый весенний день я действительно умерла и была похоронена на городском кладбище. Наш любимый Густав, лечивший несколько поколений семьи де Монтрев, и священник по совместительству отпевал мою чистую душу в церкви, и это была его последняя служба.
   - Но ты же была совсем еще девочка, - настаивал парень. - Тебе было всего десять лет. А теперь...
   - У души нет возраста, братец. Пусть тело было мертво, но душа продолжала развиваться и теперь выглядит так, как себя ощущает.
   - Но ты же не... В смысле, ты ведь не ушла, ты здесь, - настаивал Марк. - Разве это возможно? Разве такое бывает?
   - С колдовством и не такое бывает.
   Ветер со стороны города принес запах гари и тревожное предчувствие. Марк чувствовал, как насквозь промокает одежда и неприятно прилипает к телу. Он содрогнулся и посмотрел на безмятежное лицо сестры. Оно было и родным, и чужим. С одной стороны, он все еще помнил вечера, которые они проводили вместе в отцовской библиотеке, помнил, как бегали по лужам после дождя или как бродили по городу, представляя, что у каждого закоулка и тупика есть своя история, а за углом их обязательно ждут приключения...
   Но в то же время теперь, в ее резком голосе и холодном взгляде он снова видел отца в ту роковую ночь, когда их выгоняли из дома или когда исчезла мать. Он видел призрак брата, холодный и надменный, точь-в-точь каким он был в последнюю их встречу, когда Марк просил оставить в покое Клода и прекратить городские сплетни. У нее не было разве что только той презрительной усмешки, так неприятно кривившей губы и искажавшей красивое лицо в гротескную маску. Марк все еще смотрел на Ари, перебирая в памяти все эти образы, пока она не сказала:
   - Это я, Марк, - и в голосе ее звучали отблески всех самых теплых воспоминаний. - Я все помню так же, как и ты, мой дорогой старший брат.
   - Ари, - Марк судорожно вздохнул и упал на колени. В горле застрял ком, а по щекам сами собой потекли слезы. И вот он уже чувствует мягкую шерсть Лиса на щеке, а руки смыкаются в объятии вокруг шеи животного. - Ари...
   Когда он открыл глаза, перед ним по-прежнему стояла девушка. Она улыбалась, хотя по щекам тоже текли слезы.
   Девушка ненадолго смолкла, потом повернулась спиной к брату и медленно заговорила:
   - Помню, в один из вечеров мы гостили у каких-то папиных друзей - не очень высоких чиновников, но людей уважаемых. Мы с Филиппом были еще совсем маленькие, и пока взрослые обсуждали свои важные дела, мы наблюдали за детьми. Они толпились у камина и говорили о разной ерунде, - мечтательно произнесла Ари. - Смеялись каким-то глупым шуткам, придумывали друг другу забавные прозвища... Когда вернулись взрослые, их не прогнали в комнаты, а оставили пить чай и даже позволили пойти в постель попозже. Они не очень много говорили между собой, но даже в молчании было какое-то уютное умиротворение...
   - Это все хорошо, конечно, - буркнул Марк. - Но что...
   - Я тогда подумала, - Ари его не слушала, - а что такое семья? Это ведь не просто мама-папа-дедушка-бабушка-тетя-дядя. Это не родовое поместье и не штат прислуги вдоль стен. Это вот такой уют в тишине у камина, когда можно говорить ни о чем и обо всем, а потом пить чай и молчать, и знать, что тебя поймут.
   - Почему ты рассказываешь мне все это? - Марк чувствовал раздражение. Он знал, что в этих воспоминаниях ему не место, и осознание его больно ранило. - Как это поможет нам?
   - А что такое семья для тебя, брат?
   - Я... - начал он и умолк. Перед глазами снова предстали самые позорные воспоминания его жизни, так или иначе связанные с отцом. Изгнание из поместья, кража ключей и пропажа матери, отказ в просьбе устроиться хоть куда-нибудь, чтобы заработать на жизнь, насмешки младшего брата. Все их часы с Ари, вырванные и вымученные, неизменно укрытые покровом тайны и недозволенности, и, может быть, оттого такие долгожданные и яркие.
   - У таких, как я, нет семьи, Ари, - прошептал Марк. - Зачем мы теряем время здесь? К чему это все?
   - Ты не прав, - тоже шепотом ответила она и подошла вплотную. Теперь Марк чувствовал ее - запах кожи, легкое прикосновение волос и тихое дыхание. От нее шел слабый запах лилий. - Я твоя семья.
   Она раскинула руки и обняла брата за шею.
   - Я все еще помню, - слова засыпались быстро, как дробь капель по камням. - У меня осталось не так много времени, но я еще помню. Как только ведьма наберет полную силу, я исчезну навсегда, и лилии погибнут вместе со мной.
   - Ари...
   - Помоги мне, Марк, - взмолилась она. - Я не хочу уходить, не хочу умирать. Прошу тебя, помоги.
   - Но о чем ты просишь? Я только знаю, что происходит нечто странное и страшное. Я знаю, что в этом замешана Клаудия. Но почему именно она, почему именно ты? Как я могу спасти обеих?
   - Я не знаю всех причин. У каждого города должен быть хранитель - так получилось, что им стала я. Ты никогда не задумывался о часах, построенных дедушкой? Лис, орел и рыба охотятся за маленькой птичкой, которая и есть время. А звери - прекрасная метафора различных слоев горожан, не находишь? Я стала тем, кем была по праву рождения - лисом, занявшим не самым честным путем твое место, брат. Я ведь получала то, чего ты был лишен - не думай, что я не понимала. У меня было много времени, чтобы посмотреть на мир другими глазами. Никто не виноват, что я умерла, что заняла место хранителя. Так уж вышло, что я должна спасти то, что осталось от этого города, - она взмахнула, указав в сторону Тремолы. - Клаудия не виновата в происходящем: она не ведает, что творит. Дух ведьмы почти полностью овладел ей - как только девочка умрет, пути назад уже не будет.
   - Люси! - ахнул Марк. - Неужели она?.. Не может быть! Я же просил ее! Просил не убивать!
   Он повернулся в сторону города и собрался бежать.
   - Постой, это еще не все, - продолжала девушка. - Ты не можешь сейчас вмешаться.
   - Но почему? Она же погибнет, ты сама это сказала!
   - Нельзя, - Ари неумолимо покачала головой. - Пока там Клод. Это он должен спасти Клаудию. Ты только можешь помочь.
   - Клод? - удивленно моргнул Марк. - Он? Почему Клод?
   "Что он вообще может?" - едва не вырвалось у него.
   - У каждого своя роль.
  
   Зарисовка девятнадцатая. Старые истории
   Безумие на площади подходило к своей кульминации. Толпа улюлюкала и бесновалась, и чем сильнее разгоралось пламя, тем больше было неистовство. Густав носился взад-вперед, подначивая народ, но люди уже не нуждались в поддержке. Исступленные, они кричали все как один:
   - Горите в аду!
   Какая-то женщина подняла камень с земли и запустила им в пленников. Другие с радостью последовали ее примеру, и на Клода обрушился целый град. Несколько из них рассекли щеку и бровь, другие попадали в руки. Он попытался повернуться вокруг столба так, чтобы заслонить девочку.
   - Гори, ведьма! Умри за наших детей! - кричала женщина, крепко державшая за руку мальчугана, который все пытался вырваться или спрятаться в ее юбках. Но мать крепко держала его, то и дело заставляя повернуться лицом к костру. - Смотри, как они будут умирать! Смотри!
   Смог убежать мальчик или нет, Клод уже не увидел - кровь из рассеченной брови заливала глаза. Дым словно облепил все тело, а ноги нестерпимо пекло. Огонь еще только занимался где-то у самого подножия, но стремительно подбирался к людям.
   "Вот и все", - обреченно подумал Клод, хотя какая-то его часть отчаянно не хотела умирать. Она металась внутри него, как раненая птица, отчаянно ища способ освободиться и спастись.
   - Умри за тех, кого забрало твое колдовство! - кричали тем временем люди.
   Пламя подбиралось все ближе к ногам. Еще немного - и огонь робко лизнул ботинки Клода, превращая их в лохмотья. Ступням стало нестерпимо жарко, будто их с размаху сунули в кипяток. Жар поднимался все выше и выше, охватывая голень, колени, бедра. Ступни тем временем буквально плавились вместе с ботинками, кожа лопалась, и Клоду казалось, что он слышит, как кипит кровь и трещат кости. От боли рядом очнулась Люси и закричала. Его голос присоединился к ней:
   - Помогите!
   - Пожалуйста, кто-нибудь!
   - Горите, дети дьявола! - отвечала им толпа.
   - Спасите!!! - истошно закричал Клод, чувствуя, как срывается голос в тщетной попытке перекричать толпу, а глаза застилают слезы боли и отчаяния. Глотка забилась дымом и гарью, тело обессилело.
   И тут небо будто разверзлось под грохотом сильного мужского голоса:
   - Хватит! - пророкотал он, и будто бы камни посыпались с неба. Все крики смолкли, и даже огонь словно остановился. - Стойте!
   Откуда-то сверху разнесся пронзительный скрип, а по брусчатке - цокот копыт. Замершая толпа смотрела на своих пленников, но теперь со смесью удивления и ужаса, люди стояли в тех позах, в которых их настиг голос, и не могли пошевелиться, лишь переглядываться в поисках помощи. Клод поднял голову и встретился взглядом с насмешливым черным глазом, горящим над головами людей как всевидящее око.
   - Сколько зим! - весело крикнул ему Дик Одноглазый. - Не так представлял себе я нашу встречу.
   Клод попытался что-то ответить, но из горла вырывался лишь какой-то хрип.
   - Говорил я тебе, не ходи в мертвый город, - продолжал Дик, без тени удивления, будто спасает людей от публичной казни на костре каждый вторник. - Хорошо хоть додумался меня позвать.
   Он не спеша слез с лошади и проковылял к пятачку около башни, на котором застыли Густав, пара парней, связавших Клода, и сам Клод с Люси в объятиях застывшего огня. Дик спокойно и в полном молчании развязал Клода и девочку, аккуратно усадил их спиной к башне и связал той же самой веревкой Густава с помощниками. Затем опустился рядом со спасенными пленниками и вытянул ноги.
   - Ну, рассказывай, - кивнул он Клоду.
   - Что? - не понял тот.
   - Говори, как ты докатился до жизни такой, - хохотнул Дик. - Ты же вроде бы прятаться собирался. Если ты вдруг не знаешь, то лечь на дно означает не привлекать к себе внимание, а не быть принесенным в жертву древним предрассудкам. Хотя такой путь тоже в какой-то мере решает проблему...
   - Это не смешно, - буркнул Клод, растирая горло, чувствуя, как к нему вместе с голосом возвращается жизнь. Ноги еще саднило, но глоток свежего воздуха пьянил и обнадеживал.
   - Ну, не знаю, - возразил Дик, все еще широко улыбаясь. - Меня еще ни разу не сжигали на костре. Хотя я давал для этого поводов куда больше.
   - Не сомневаюсь, - все также мрачно отозвался Клод. Отдышавшись, он начал осматриваться по сторонам, пока. наконец не заметил странного оцепенения, охватившее все вокруг кроме них самих. - А что это с ними? - спросил он, указывая на горожан.
   - Считай, что они просто спят, - отмахнулся собеседник. - Нам нужно обсудить гораздо более важные вещи.
   Он расположился напротив Клода, сложив ноги по-турецки, поерзал, усаживаясь поудобнее, и внимательно посмотрел в глаза юноше. Того немного передернуло.
   - Клод Мангери, - сказал Дик серьезным тоном, совсем не похожим на прежнюю шутливую манеру. - Как тебе Тремола?
   - Что? - опешил Клод.
   - Как тебе город, спрашиваю. Нравится, нет? Люди какие? Погода, не знаю, достопримечательности?
   - Ты сейчас серьезно? - парень пытался подавить улыбку. - Это и есть твои важные вещи?
   - Более чем, - кивнул Дик. - Ты бы лучше не смеялся, а отвечал.
   - Ну, - Клод немного замялся. - Город как город. В меру приятный, ухоженный, и люди тут неплохие...
   - Неплохие, - эхом отозвался Дик. кивнув в сторону застывших горожан. - Ну-ну...
   - Я не это имел в виду, - смешался Клод. - Я...
   - Что - ты? Понимаешь, в чем проблема, Клод? - наседал Дик. - Кто ты и что ты? Почему ты выбрал Тремолу, хотя я предлагал тебе другой город тогда, в таверне? Почему ты бежишь спасать всех и вся, всецело доверяя какому-то призраку, а сам не очень-то спешишь разобраться и подумать, в чем дело? Что ты тут делаешь, Клод?
   - Я... - начал тот и задумался. Дик был прав, как и всегда, впрочем. Все, с самого начала, проходило перед мысленным взором Клода в замедленной съемке. Будто озвучивая все эти события, он заговорил. - Я очень боялся. Всю свою жизнь, сколько себя помню, за мной всегда следовал страх. Тогда в таверне, на дне твоего сундука была кульминация: я понял, что больше всего на свете не хочу бояться. Я думал, что в заброшенном городе только руины и воспоминания, а этого не стоит бояться.
   Дик хмыкнул, но Клод не обратил на него внимания.
   - Здесь все оказалось не так, как я ожидал... И меня это обрадовало. Я мог не бояться быть собой, даже более того: впервые в жизни я делал то, что люблю и был счастлив. Меня ценили и знали, и это было приятно, знаешь ли. И девочки...
   - Ты так к ним привязался?
   Клод кивнул.
   - Я не хочу думать, что будет с ними, если... - он запнулся и умолк, пытаясь отогнать от себя страшную мысль.
   - Тогда скажи мне, - спросил немного погодя Дик. - Ты бы хотел спасти Тремолу?
   - И ты туда же?! - подскочил Клод, но от резкого перепада высоты голова закружилась, и ему пришлось вернуться на место. - Почему вы все меня об этом спрашиваете? Спасти, спасти... Но никто не говорит, что делать.
   - А, так значит, я не первый, - Дик задумчиво почесал подбородок. - Интересно...
   - Что интересного? Лучше бы объяснил, что тут происходит.
   - Объяснить тебе? А сам как считаешь?
   Клод задумался. Все слова, фразы, воспоминания и видения кружились в голове, как кусочки мозаики, которая никак не хотела собираться воедино. Ведьма, лилии, душа девочки, Лис и погибшая Аурелия, которая как-то связана с его подругой детства - причем тут он, Клод? Что в нем такого, способного разрушить целое проклятие? Ведь он слабый, ничем не примечательный...
   - Вот тут ты ошибаешься, - флегматично заметил Дик, но уловив озадаченный взгляд Клода, добавил. - Извини, я не хотел лезть, просто ты думал слишком громко.
   - Что значит, громко? Как вообще можно громко или тихо думать?
   - Ну, понимаешь... Разница все-таки есть, хоть и небольшая. Я просто их слышу, твои мысли. Вообще, не только твои, но больше тут никто думать не способен.
   - А как же люди? - указал Клод в сторону горожан.
   - А ты уверен, что они настоящие?
   - Что? Чушь какая-то, - пробормотал Клод, потирая ноги и горло. Ощущение жара в ступнях вновь вернулось к нему и прошибло холодным потом. Разве призраки могут сотворить такое?
   - А ты проверь, - шепнул ему Дик. - Они все равно заморожены. Они не смогут навредить тебе.
   Недоверчиво покосившись на него, Клод все же поднялся и подошел к людям, смотревшим на него напряженно и враждебно. Но Дик говорил правду - никто из них и дернуться не мог, как бы ни был настроен. Клод подошел наугад к полной даме с непоседливым ребенком и дотронулся до сплетения их рук - бах! - и вместо теплой кожи под ладонью оказалась лишь пыль, оседающая на камни. В недоумении он подошел к немолодой паре, яростно потрясающих кулаками и коснулся их плеч - пфф! - оба рассыпались у его ног. Одного за другим Клод обходил людей, и все они рассыпались под его руками, таяли, как миражи.
   - Что происходит? - спросил Клод, превращая в небытие кухарку, похожую на ту, что он встречал у Лукаса. - Кто они?
   - Вы называете их призраками, - лениво отозвался Дик, ковыряясь в зубах ногтем мизинца. - Но тут все немного запутаннее.
   - Куда уж больше, - хмыкнул парень. На площади оставалось уже не больше десяти человек.
   - У каждого города есть свои воспоминания, если это можно так назвать, - Дик будто не слышал его. - Все, что происходило здесь, оставило отпечаток на этих камнях, зданиях, крышах домов. В этой самой башне, - он ласково провел рукой по белой стене, - воспоминаний больше, чем у любого живущего человека. А при желании любое воспоминание можно оживить.
   - Оживить, - заметил Клод. - Значит, сами они этого сделать не могут.
   - Тут ты прав. Для этого нужен маг и достаточно умелый, чтобы случайно не вывести наружу все, что хранят эти камни.
   - Это дело рук ведьмы? Она оживила этих людей, чтобы заполучить Люси?
   - Вполне может быть, - улыбнулся Дик. - Кстати, у тебя тоже есть воспоминания, которые не мешало бы оживить.
   - Если ты про мои видения, то...
   - Не совсем, - Дик порылся в карманах, потом запустил руку куда-то за подкладку своего необъятного плаща. - Ты кое-что забыл в гостинице. Я подумал, что тебе важна эта вещь.
   С этими словами он, наконец, выудил из внутреннего кармана что-то небольшое и круглое, размером меньше ладони, и протянул Клоду. Тот пару раз недоуменно моргнул и осторожно протянул руку. Только ощутив знакомую тяжесть он понял - это был тот самый потерянный портрет.
   - Это же... Я ведь...
   - Да, я знаю, - Дик улыбался во весь рот. - Я сразу понял, что тебе дорога память о сестре.
   - О ком? Аурелия мне не сестра.
   Дик посмотрел на него с мягкой укоризной, как на непослушного ребенка.
   - Разве ты так и не узнал ее? Посмотри внимательно на портрет.
   Клод поднес картинку к самым глазам, уставившись в лицо девушки, на которое смотрел сотни, тысячи раз. Лицо, которое снилось ему, приходило на ум по первому зову, которому он исповедовался и доверял. Немного надменное, с высокими скулами и острым подбородком, так похожее на его собственное. Своими большими ореховыми глазами на него смотрела Клаудия, только совсем еще девочка.
   - Что? - Клод непонимающе заморгал, едва ли не уткнувшись в портрет носом. Затем вытянул руку подальше, потом снова поднес к самому лицу. - Как это возможно? Это не может быть она!
   - Почему нет?
   - Потому что... Потому...
   "Она странная, нелюдимая и, возможно, та самая ведьма, терроризирующая город, - подумал Клод, но тут же понял, что это не аргумент. - Она ненавидит меня".
   - Ты так считаешь?
   Клод перевел взгляд на Дика.
   - Знаешь, это немного пугает, - заметил он.
   - Ничего не могу с собой поделать, - развел руками Дик. - Кстати, да, она и есть ведьма.
   - Что? - задохнулся Клод.
   - Видимо, надо рассказать все с самого начала, - Дик вздохнул и поднялся на ноги. Жестом он указал Клоду на свое место, приглашая сесть, и тот послушался. Сам же Дик принялся расхаживать туда-сюда, заложив руки за спину. - Давай начнем со знакомства, пожалуй.
   - Но мы ведь уже знакомы, - возразил Клод.
   - Не перебивай.
   - Извини.
   - Итак, меня зовут Дик, и я маг. Не знаю, потомственный ли, не знаю, самый ли сильный, но мои фокусы ты видел, и они пришлись тебе по душе. Много лет назад твой отец, Жан Мангери, спас мне жизнь, забрав взамен мой глаз и услугу его семье. Услугой этой были лилии, которые так смущали твой ум. Да, те самые лилии, - закивал он в ответ на удивление Клода. - Сначала для тебя, а потом для твоей сестры Клаудии и дочери любимой сестры Жана Мангери, которую назвали Аурелия.
   - Так она моя двоюродная сестра, - пораженно выдохнул Клод. - А значит, Филипп тоже мне брат...
   - Истинно так, - подтвердил Дик. - Поэтому он так хотел избавиться от тебя - думал, что ты угрожаешь его положению и статусу. Но это еще не все.
   По-моему, тогда была очень холодная и суровая зима. Ночью ударили морозы, и все в доме Мангери знали, что хозяйка не доживет до утра, как бы ни топили камины. Хрупкая и болезненная, она вмещала в себе столько упрямства, сколько не снилось всем мулам в этой стране. Несмотря на все уговоры мужа, она решила во что бы то ни стало родить сама, но не учла, что после рождения первого ребенка прошел только год, и организм еще не успел восстановиться. Жан сам принимал роды. На свет вполне благополучно появилась девочка. И спустя два часа мать умерла на руках у мужа.
   После похорон Жан места себе не находил. Он разыскал меня и попросил хоть как-нибудь защитить своих детей. Думаю, им двигал страх потерять вас, чем какая-нибудь прозорливость. В тот же день от его сестры пришла горничная и принесла новорожденную девочку: она не могла дышать. Жан спас ее и попросил меня защитить и ее тоже. Конечно, я согласился. Я наложил заклинание, а один мой друг вырастил в своем саду лилии - он всегда был ужасно сентиментален - для каждого из вас.
   Как Жан ни старался, но с детьми ладить он не умел. Это знали все, кроме, к сожалению, самих детей. Все усложнилось тем, что маленькая Клаудия оказалась одной из нас - одаренной. Но Жан не хотел об этом слышать и пытался растить девочку такой, как все. Вы с ней были очень дружны в детстве: постоянно придумывали свои игры, пропадали где-нибудь около озера или лазили в сад к Абраму. Вы были как две половинки одного целого - это не мои слова, это Жан так рассказывал о вас. Примерно до трех лет вы были самыми обычными братом и сестрой, но потом все стало резко портиться. Из-за Клаудии.
   Случилось то, чего мы боялись, о чем предупреждали твоего отца: девочка оказалась слишком сильна, чтобы рядить ее в простое платье. Сначала передох весь скот, потом начали болеть люди, которые ей не нравились. В доме постоянно что-то разбивалось и рушилось, слуги были напуганы, впрочем, как и сам Жан. Только ты, Клод, будто ничего не замечал, и по-прежнему всюду таскался за сестрой. Но скоро отец решил ее изолировать, чтобы она не повлияла на тебя, и запер дома в одной из спален. Однако сердобольные слуги помогли девочке сбежать. Ты помнишь этот день, Клод? Помнишь, как вы вызвали дух из зеркала?
   Клаудия сорвала в тот день цветок - ту самую лилию, которая защищала ее жизнь. Довольно глупая затея, согласись, связать такую хрупкую жизнь с такой хрупкой вещью, как цветок. Я всегда считал это пустой тратой времени и сил, но разве меня кто-то спрашивал?
   Итак, цветок был сорван, хотя тогда я бы вряд ли посчитал это трагедией. Но затем оказалось, что лилия была и своеобразным заземлением для силы Клаи - без цветка она стала угрозой и для семьи, и для себя самой. Не знаю, лукавил ли Жан, когда говорил, что не хотел отпускать дочь, но ей требовался постоянный контроль, которого он дать не мог. Клаудию увезли в Тремолу, которая еще не стала городом мертвых, в надежде обуздать под присмотром Абрама - моего друга. Никто не мог знать, что в нее может вселиться дух ведьмы и положить начало эпидемии. По стечении обстоятельств та девочка, Аурелия, тоже оказалась в Тремоле и стала одной из жертв лихорадки из-за связи с семейством де Монтрев. И вот так круг замкнулся, в котором осталось последнее звено - ты.
   - Но почему я не помню всего этого? - ужаснулся Клод. - Я словно жил в другом мире все это время.
   - Твоя память немного изменена, Клод, для твоего же блага. Дело в том, что Клаудия хотела тебя убить.
  
   Зарисовка двадцатая. Противостояние
   Тучи стягивались к западу и связывали небо в узел. Света почти не проникало сквозь серый панцирь, а все краски будто стекли на землю. Все вокруг казалось иссушенным и истощенным. И абсолютно безжизненным. Абрам быстрыми шагами, не свойственными его фигуре и возрасту, разрывал чинное безмолвие узких улиц. В час перед рассветом, когда сам мир замирает на долю мгновения, он спешил домой, чтобы сделать и рассказать все то, что не смог много лет назад.
   Не доходя несколько метров до дома, навстречу ему вышел какой-то старик с женщиной. Сворачивать с дороги они не собирались, и Абрам едва успел с ними разминуться.
   - Извините! - крикнул он вдогонку, развернувшись к паре, и едва не налетел спиной на молодую девушку, которая мягко обогнула Абрама со стороны. На долю секунды ему показалось, что часть девушки просто расплылась в воздухе.
   - Прошу прощения, - пропела она, а Абрам удивленно кивнул. Чем ближе он подходил к дому, тем больше становилось людей, будто они только-только расходились с какого-то приема.
   Издалека хижину вполне можно было принять за необитаемое строение: крыша давно покосилась, стены почти полностью заросли плющом, окна без намека на занавески смотрели на улицу пустыми глазницами. Входная дверь испещрилась трещинами, и порой Абрам думал, что каждая засечка на ней - напоминание о каждом неверном шаге, им сделанным. Тяжело вздохнув и собравшись с мыслями, он толкнул дверь и вошел в темное нутро дома.
   К потолку клубами поднимался белый пар, в котором отчетливо различались запахи трав и горелого мяса. Пар наполнил дома почти до краев, угрожая разорвать хрупкие стены хижины своим напором. Пару вдохов спустя запахи стали казаться тошнотворными, а пар как будто переполнил изнутри все тело. Абрам почувствовал, что задыхается. Из последних сил он за пару быстрых движений миновал коридор и оказался в комнате. Здесь все было по-прежнему и дышать было куда проще. Прислонившись к стене, он прикрыл глаза и с наслаждением вздохнул полной грудью.
   С соседней полки что-то упало с громким стуком.
   - Кто здесь? - встрепенулся старик, открывая глаза и осматриваясь. Перед ним стояла белесая фигура, неестественно вытянутая за счет того, что сама была соткана из того самого пара.
   - Извините, - сказала она и уплыла в соседнюю комнату.
   Изумленный Абрам последовал за ней. На сердце повисло дурное предчувствие, и, распахивая дверь в спальню своей приемной дочери, он уже знал, что там увидит.
   Вся мебель была сдвинута к стене в бесформенную кучу, а посреди комнаты на полу громоздился котел, из которого и валил тот самый пар. Из пара то и дело формировались фигуры людей, которые подплывали к хозяйке, восседавшей чуть поодаль в одном из кресел Абрама. получали приказ и вылетали в дальнее окно. Среди них были мужчины, женщины, дети - едва ли не половина жителей Тремолы, унесенных в разное время черной лихорадкой. Абрам застыл на пороге, переводя взгляд с котла на фигуру в кресле и обратно.
   - Не стой на пороге, проходи, - отозвалась Клаудия из недр своего импровизированного трона.
   Абрам прикрыл дверь за спиной, прошел мимо котла и сел с другой стороны от него, в кресло напротив. Фигуры, возникающие из пара, начали тормозить и путаться, к кому подплыть в первую очередь, и раздраженная Клаудия вскоре подняла руку, прекращая поток фантомов. Негромкий гул, стоявший до этого в комнате, смолк, и Абрам откинулся на спинку кресла, чувствуя себя, наконец, более-менее уютно.
   - Итак, - первой подала голос Клаудия. - Ты уже все знаешь, верно?
   Старик кивнул. Он все пытался рассмотреть в дочери следы раскаяния или каких-то душевных терзаний, но тщетно.
   - Это была ты, - отозвался он. -Все это время.
   Теперь уже кивнула девушка.
   - Я надеялась, что ты будешь гордиться мной. Это не самый простой ритуал, если ты помнишь. Все мои силы и знания ушли на то, чтобы воссоздать сцену сожжения Маргариты. Думаю, получилось неплохо.
   - Ты знаешь, что я никогда не сомневался в тебе. Ты одна из самых одаренных...
   - Да? - ядовито спросила она, сильно подавшись вперед. Стена из пара между ними постепенно рассеивалась, принимая очертания комнаты. - Тогда к чему были эти тайны и запреты? Почему ты ставил на меня блоки, изменял память? Ты ничем не лучше моего отца!
   Последние слова прозвучали как плевок, от которого Абраму захотелось вытереть лицо рукавом.
   - Ты не понимаешь. Я хотел защитить...
   - О, не смей говорить мне, что я не понимаю! - она словно зацепилась за тему, которой давно болела и жаждала обсудить, и теперь с каждым словом все больше набирала силу. - Не смей говорить мне о защите! Все, кого ты способен защитить - это ты сам! Только сейчас, только теперь я вижу все ясно как днем! Все ваши заговоры, планы и уловки на моей ладони и в моей власти!
   - Клая, милая, дай мне...
   - Не смей! - взвизгнула девушка и вскочила со своего мечта. - Не смей называть меня так!
   - Хотя бы выслушай меня...
   - Нет! - отрезала она. - Ты должен был говорить раньше, у тебя было целых двадцать лет для разговоров! Ты учил меня владеть своей силой, жить с ней. Ты заменил отца, предавшего меня, стер из памяти брата, забывшего меня. Ты создал меня - так я считала. Создал лучшую версию меня. Но тьма, живущая внутри, была моим личным ежедневным адом. Я думала, что недостойна жить, недостойна дышать рядом с тобой. Жажда смерти и крови шла рядом со мной, куда бы я не отправилась, и я думала, что это мои мысли, которые никак не удается искоренить. Каждое утро и каждый вечер во мне то и дело просыпалось чудовище, которое нашептывало планы мести и сцены убийства, которое питалось моей злобой и ненавистью, которое было частью меня. Из-за него меня держали взаперти, выгнали из дома и даже здесь я чувствовала себя отверженной...
   - Но это не так! Клаудия, послушай...
   - Нет! Я больше не буду слушать тебя! Я верила! Все эти годы я считала, что ты помогаешь мне справляться с собой, помогаешь мне жить, а на самом деле ты просто блокировал мою силу. Каждый новый год - новое ограничение. Чего ты хотел добиться этим?
   - Ты не понимаешь, - слабый голос Абрама тонул в эхе от криков Клаудии. - Это все было для твоего же блага...
   - Я не верю тебе, - тихо сказала девушка, опускаясь в кресло. - Больше не верю. Столько лет я была твоей марионеткой. Отец ведь платил тебе? Не отрицай, я знаю правду. Я теперь все знаю. Мне казалось, что у меня наконец появилась семья, но это снова оказалось дешевым фокусом.
   - Это все ведьма, - сказал Абрам, и голос его звучал сильнее и увереннее. - Она пытается обмануть тебя, использовать.
   Клаудия запрокинула голову и расхохоталась. Отраженный от пустых стен, ее демонический смех умножался и заполнял собой комнату. У Абрама побежали мурашки.
   - Ты что, так и не понял? Это я ведьма! Я!
   - Нет! - крикнул старик, поднимаясь. - Ты все еще та самая девочка, которую я увез из враждебного ей дома. Ты та самая Клая, которая стала мне дочерью, которую я любил... и всегда буду любить! Ты моя семья, Клая!
   - Хватит! - зашипела Клаудия. Воздух вокруг нее сгустился и затрещал, пронзаемый небольшими разрядами. - Не смей. Называть. Меня. Так!
   В воздухе мелькнула ее тонкая рука - и в Абрама полетел огненный шар. Чудом он успел отпрыгнуть в сторону - кресло за его спиной превратилось в пепел. Следом еще удар - старик инстинктивно выбросил вперед руку и превратил огонь в камень, но рука до самого плеча обуглилась и почернела. Следующий удар пришелся по котлу - тот разлетелся вдребезги, выпуская наружу оставшихся призраков. Они плотной завесой окружили Абрама и Клаудию, давая время перевести дух.
   - Послушай меня, девочка! - из последних сил крикнул Абрам. - Я хочу спасти тебя! И твой брат тоже!
   - У меня нет брата! - завизжала Клаудия, и рядом с Абрамом что-то черное, утыканное шипами и иглами. - У меня никого нет!
   - Это не так, Клая! Пока есть хоть один человек, любящий тебя, это не так!
   Слова замерли на губах Клаудии, и она застыла, вскинув руки для нового заклятия. Пронзительный скрип заполнил все вокруг, разреза воздух и сшивая его заново. У Абрама затряслись руки, а девушка согнулась пополам и завыла от боли, совсем как дикий зверь.
   - Нееет! - страшным голосом, ни капли не похожим на ее собственный, провыла она. - НЕТ!
   Едва скрип прекратился, она попыталась пробраться к двери, но Абрам схватил ее за плечо уцелевшей рукой.
   - Остановись, пока еще не поздно. Верни мне мою дочь.
   Девушка замерла и повернула к нему искаженное злобой лицо. Глаза превратились в тлеющие угольки, а рот был будто бы перепачкан кровью. Абрам невольно вздрогнул.
   - Ее больше нет, старик. Ее никогда и не было.
   Высвободившись из его хватки, она что-то шепнула, и Абрам тяжело осел на пол. По виску струйкой текла кровь. Девушка, даже не оглянувшись, выскользнула из комнаты.
  
   Зарисовка двадцать первая. Лилии
   - Твоя память немного изменена, Клод, для твоего же блага. Дело в том, что Клаудия хотела тебя убить.
   - Что?
   Дик не торопясь расхаживал взад-вперед по площади перед ошалевшим Клодом. Часы на башни ужасно скрипели при каждом движении минутной стрелки, будто механизм только что вспомнил, что его очень давно не смазывали. Люси все еще была без сознания, а парень сидел, выпучив глаза от шока.
   - Как это, хотела убить?
   Дик остановился и внимательно посмотрел ему в глаза.
   - Какое твое первое воспоминание?
   Когда-то давно, будто это было в прошлой жизни, Клод как-то хвастался в кругу друзей, что помнит некоторые события едва ли не с первого года жизни. И все охотно верили ему, потому что он всегда отличался феноменальной памятью. Но теперь, в свете последних событий, когда прошлое его оказалось стертым, а будущее туманным, он уже сам не знал, были то воспоминания либо кем-то подложенные картины.
   - Откуда мне знать, что эти воспоминания реальны? - сказал он вслух. - Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
   Дик рассмеялся.
   - А ты смышленый парень. Быстро учишься, - он выглядел ужасно довольным собой. - Но не будем отвлекаться. Подумай хорошенько, не торопись. Все ответы в тебе самом.
   Клод закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Сквозь темноту проникали какие-то голоса, отрывки мыслей. Вот он видит себя посреди огромного зала в родительском доме. Над ним висит огромная хрустальная люстра на двадцать свечей, которая мелодично позвякивает, стоит проехать какой-нибудь богатой упряжке мимо их дома. В хрустальных подвесках красиво отражается солнечный свет - по времени еще нет и полудня. Солнечный свет льется в окна, а от люстры по потолку рассыпаются радужные блики. Слуги бегают туда-сюда по лестницам, и топот нескольких пар ног создает причудливый ритм, под который блики танцуют как пары на балу, который накануне Клоду удалось подсмотреть.
   - Господин. не стойте под этой люстрой, - низкий голос дворецкого прервал мечтания Клода. Невысокий человек в темном сюртуке по привычке подкрутил правый ус и заговорщицки прошептал. - Я слышал, что у ваших соседей точно такая же люстра намедни упала. Едва не на голову самой хозяйке - подумать только!
   Клод в ужасе шарахнулся от него, тотчас живо представляя, как все это великолепие летит с потолка прямо ему на голову.
   - Но... Но как она упала? - спросил он, чувствуя, как в горле мгновенно пересохло.
   Дворецкий лишь загадочно пожал плечами и пошел к лестнице - докладывать отцу о сегодняшнем приеме. А мальчик все еще стоял в холле и смотрел на люстру, но теперь уже с ужасом. Вместо танцующих пар ему виделись осколки, кровь и ужас. Содрогнувшись, он решил выйти в сад.
   Прямо за домом еще лет десять назад была построена оранжерея. Клоду рассказывали, что это было любимое место его матери: она часто возилась здесь с разными редкими цветами или отдыхала в окружении своих питомцев. Но после ее смерти широкие окна заросли изнутри плющом и пылью, крыша прохудилась, и в целом оранжерея нагоняла тоску уже одним своим видом. Но Клоду нравилось бывать здесь: деревья смыкались кронами над тропинкой, ведущей от дома, превращая сад в таинственный лес, в котором есть убежище для тех, кто сможет его найти. А чуть дальше был небольшой пруд с золотыми рыбками, по берегу которого иногда важно прогуливалась пара лебедей.
   Из разбитого окна оранжереи плющ выбрался наружу и начал оплетать фасад здания. Теперь она выглядела совсем как лесная пещера, а потому нравилась Клоду еще больше. Но ему нравилось только издали смотреть на нее, сидя на камне около воды, представляя, как он в настоящем лесу охотится на диких зверей, а по вечерам разводит огонь в похожей пещере и рисует на стенах подробности охоты.
   Недалеко от него послышался всплеск, будто в воду уронили что-то тяжелое. Клод поднялся и пошел посмотреть - на берегу, кроме него, никого не было. Только в месте падения по воде расходились круги. Клод подошел ближе и заглянул в воду. На него смотрело его собственное лицо. Только волосы были куда длиннее и одежда более потрепанная. Клод наклонился ближе, чтобы рассмотреть себя получше, но тут из воды высунулась рука, схватила его за рубашку и уволокла под воду.
   - Ай! - только и успел крикнуть мальчик, как рот тотчас же заполнила вода.
   "Отражение" увлекало его все глубже под воду, которая заливала нос, глаза и уши. Воздуха не хватало. Он отчаянно размахивал руками, но лишь уходил все глубже под воду. Он в отчаянии посмотрел на "отражение", которое теперь уже было над ним, и вдруг оказался на поверхности.
   Точно так же выныривая из омута воспоминаний, Клод посмотрел на довольного Дика.
   - Хочешь сказать, это была она? - спросил он, зная, что Дик видел все то же самое, что и он сам. Тот кивнул. - Но она же спасла меня. Вытащила на поверхность.
   - Хотеть и пытаться - разные вещи. Что-то в последний момент помешало ей осуществить задуманное. Но этого было достаточно, чтобы вас разлучить.
   - Но почему она так со мной? За что? - Клод схватился за голову. - Что я сделал?
   - Интересно, - улыбнулся маг. - Почему ты думаешь, что вызвать негативную реакцию можно только поступком? Чтобы тебя ненавидели не всегда обязательно что-либо делать.
   Клод понял, что все это относится к нему и Клаудии. Но он все равно повторил вопрос:
   - Почему она так поступила?
   - А вот это ты спроси у нее сам, - жестом фокусника Дик обвел рукой площадь, открывая Клоду обзор за своей спиной. Там, на самых подступах, в переулке под сенью домов стояла Клаудия. Клод не видел ее лица, но знал, что это она. Вдруг резко похолодало, дыхание превратилось в облачка пара, а башня под спиной Клода покрылась инеем.
   - Дамы вперед, - Дик тактично ушел в сторону, освобождая место девушке, которая стремительно пересекала площадь. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что она в ярости. Клод смотрел на нее и недоумевал, как раньше не замечал сходства между ними. Он будто снова видел свое отражение, но теперь уже не спокойное и безмятежное, а переполненное злобой и ненавистью.
   - Кла... - открыл он рот, но его перебили.
   - Ты! - шипела Клаудия. - Так это все ты! Годы подготовки насмарку из-за тебя!
   Рядом с Клодом приземлилась ледяная глыба и рассыпалась на тысячи осколков, окатив его с ног до головы. Он зажмурился и неосознанно придвинулся ближе к девочке, стараясь защитить ее собой.
   - Хочешь спасти ее? - издевательски пропела девушка - Думаешь, спасешь ее - и все закончится?!
   Взмах руки - и башня оказалась в огненном кольце. Клод, Люси и Клаудия оказались отрезанными от остальных. Клод затравленно озирался по сторонам, везде встречая только пылающую стену. Его охватил панический страх - слишком свежи еще были воспоминания о костре. Попытавшись полностью загородить спиной Люси, он искал глазами Клаудию.
   - Какая забота! - искать ее долго не пришлось - размашистым шагом она шла навстречу брату. глаза ее метали молнии, а руки почти полностью почернели. Платье было изодрано, волосы всклокочены, будто ее долго преследовала свора собак. Голос же звучал издевательски, и немного выше, чем обычно. - Что, нашел себе другую сестричку, получше прежней?
   - Что? - не понял Клод, хотя его никто не слушал.
   - А может, даже двух?! - Клая снова запустила в него глыбой льда, и та в последнюю секунду ушла вверх, угодив прямиком в огонь. Девушка в ярости обернулась и увидела позади улыбающегося Дика, который извинительно развел руками. Она скрежетнула зубами и попыталась подойти ближе, но наткнулась на невидимый барьер.
   - Проклятье!
   - Тут уж не поспоришь, - Дик вроде бы говорил про себя, но его голос отчетливо разносился по площади. - А вот и еще один подоспел.
   - Клаудия! - откуда-то со стороны реки бежал Марк. Выглядел он немногим лучше Клаи: изодранная одежда, перепачканная в грязи, растрепанные волосы. В руках он бережно нес выкопанные с корнем две лилии. Позади него трусил Белый Лис. - Пожалуйста, не делай этого!
   Клаудия вздрогнула и повернулась на голос. Увидев Марка, она вдруг как-то дернулась, скривилась и попыталась будто перекрутиться вокруг собственной оси. Часть нее словно стремилась навстречу к нему, а другая наоборот - хотела сбежать.
   - Я знаю, что ты не хочешь никого убивать! - продолжал Марк, опуская свою ношу на брусчатку. Цветы, едва соприкоснувшись с поверхностью, дрогнули и будто вросли в камень. - Я знаю, что ты никому не причинишь зла.
   - Зачем ты принес их? - полюбопытствовал Дик у Марка, кивнув на цветы. -Думаешь, они как-то защитят от колдовства?
   - Я подумал, они помогут Клае вспомнить, кто она есть на самом деле.
   - Чушь! - закричала Клаудия. - Это все ваши сказочки для глупых детей. Лисы, лилии и любовь - все бред, которым вы меня кормили, но теперь с меня хватит! Отдайте мне девчонку!
   - Нет! - Клод тяжело поднялся на ноги и сделал шаг навстречу ведьме, почувствовав, как грудь уперлась в плотную невидимую преграду. - Ты больше никому не причинишь вреда.
   - Как легко быть правильным с чужой помощью, правда, братец? - рассмеялась она, вплотную подойдя к барьеру. Теперь они стояли, буквально соприкасаясь носами, если бы не преграда между ними. - Ты говоришь, как герой, но кто ты на самом деле? Обыкновенный предатель и трус!
   - Я не предавал тебя! - закричал Клод, но слова его будто бы не достигали ее, не могли пересечь щит. - Я не хотел забывать тебя. Твой портрет всегда был со мной...
   - Который ты называл чужим именем. Которому ты дал чужую жизнь и личность. Думаешь, это означает помнить?
   - Кажется, в этом недоразумении есть и моя вина, - отозвался Лис, сидевший неподалеку рядом с Диком. Приняв политику невмешательства, они вдвоем сторожили лилии, пока Марк бегал вокруг огненного круга, ища хоть какую-нибудь лазейку. - Пытаясь подтолкнуть Клода к Тремоле, я немного вмешалась в его память и, кажется, перестаралась, оставив отпечаток личности.
   - О, так поэтому он помнит сестру под другим именем, - понимающе кивнул Дик. - Занимательно. Значит, ты и есть Аурелия?
   - Ну да, - признался Лис.
   - Плевать! - Клаудия будто ответила им всем. Она попеременно швыряла в барьер то иглы, то камни, то глыбы льда, то огненные шары. Щит отвечал ей жутким треском, но не поддавался.
   - Хороший барьер, - заметил Лис.
   - Спасибо, - кивнул Дик.
   Перепробовав все, что знала, девушка застыла, тяжело дыша. Она стояла между Клодом и Марком, и от обоих ее отделяла стена. Она начертила в воздухе треугольник - и огненная стена спала. Марк нерешительно подошел к ней и взял за руку.
   - Пойдем домой, Клая, хватит уже...
   Дикий, нечеловеческий рев вырвался из горла девушки.
   - ПРЕКРАТИ! - закричала она.
   - Клая, я ведь...
   - ХВАТИТ! - голос превратился в рык, и чернота с ее рук расползлась по рукам и телу Марка, вплоть до самого лица. Но он по-прежнему держал ее, сжимая пальцы все крепче. - ОТПУСТИ!
   - Нет, - лицо уже наполовину почернело, даже горло изнутри стало темным. Все тело стало похожим на обугленную головешку, только глаза оставались еще живыми. Вместо голоса остался только хрип. - Я люблю тебя, Клая...
   Миг - и весь Марк превратился в изваяние. Клаудия ловко высвободила руку из каменной кисти и обернулась. На нее ошарашенно уставились три пары глаз. Первым от шока отошел Дик.
   - Ну и дела, - присвистнул он.
   - Прощай, - холодно сказала Клаудия, сняла с шеи Марка цепочку с ключом и отвернулась.
   - НЕТ! - Клод очнулся следом. - Как же... Марк! Нет!
   Он было бросился к другу, но барьер все еще не давал пройти - он плотным кольцом окружил башню, отсекая Клода и Люси от остальных.
   - Дик, выпусти меня! - закричал парень, но Дик лишь покачал головой.
   Ведьма расплылась в довольной улыбке.
   - Никто, - прошептала она. - Больше никто не назовет меня так. Особенно этот никчемный мальчишка, который даже с часами не смог управиться. Глупый, тщеславный...
   - Марк не такой, - возразил Клод, прижавшись всем телом к щиту. - Он отдал тебе все, что у него было. Предал друзей, предал свой город. Ты могла бы хотя бы быть ему благодарна, Клая.
   Ведьма зашипела и злобно уставилась на Клода.
   - Думаешь, раз спрятался за барьером, я не смогу тебя достать? Не смогу достать девчонку? Что ж, ладно. Только теперь вместо одной ее мне придется погубить всех в этом городе!
   - Кажется, ситуация принимает неприятный оборот, - заметил Дик.
   - Но мы не можем вмешаться, - ответил Лис. - Это семейные дела, они сами должны все решить.
   - Они в этом пока не особо преуспели. Да и вымирание города в наши планы не входило.
   - Ха! - отозвался Клод. Он понимал, что надо срочно что-то предпринимать. Раз уж обращения к сестре не работали, он решил обратиться к ведьме. - Город и так полон призраков! Кого ты собралась погубить, ведьма? Кучу пепла?
   Лис тактично кашлянул.
   - Вообще-то кроме призраков здесь есть и живые горожане, которые благоразумно сидят по домам. Призраками просто легче было манипулировать...
   Клод тихо осел на землю и схватился за голову, посмотрел на Люси, потом обвел глазами дома вокруг площади.
   - Как же так, - прошептал он, встретившись взглядом с неживыми глазами Марка.
   - Что, решил отдать мне девчонку? - торжествующе спросила Клаудия. - Ты же трусишка - никогда не мог пойти на жертвы. Кого ты выберешь: девочку или пятьсот душ жителей?
   Небо над площадью загудело и пришло в движение. Серые тучи побагровели, будто наполняясь магмой, сквозь завесу облаков было заметно, что внутри них перешивается огненная смесь. Щелчок пальцами - и они разразились огнем и искрами, осыпая все вокруг. Пожар занялся мгновенно. Из домов послышались вопли, крики и глухие стуки от отчаянных попыток выбраться.
   - Какие смешные люди, - ласково пробормотала Клаудия. - Думают, я позволю им спастись. Пускай горят! Они так хотели очистить город - я помогу им! Разве это плохо? Всего лишь сотру мертвый город с лица земли и буду жить вечно!
   - Дик, сделай что-нибудь, - взмолился Лис, но Дик замотал головой.
   - Не могу, - на лбу у него проступили капельки пота, улыбка сошла с лица. - Я должен защитить Клода.
   - Прошу тебя!
   - Что, кончились помощнички? - расхохоталась ведьма. - Довольно ты мешала мне! А еще эти противные лилии, терпеть их не могу.
   Она указала на цветы, и оба мгновенно вспыхнули. Цвет пламени стал голубым, а цветы в нем корчились и слабо стонали. Лис начал бледнеть и постепенно растворяться в воздухе.
   - Эй! - крикнул ему Дик. - Ты куда? Лилии ведь нельзя уничтожить, я сам их создал!
   - Это колдовской огонь, - отозвался Лис. - Видимо, ты не все учел.
   - Наконец-то! - победно воскликнула девушка. - Больше мне никто не будет мешать!
   - ОСТАНОВИСЬ!
   Все вокруг замерло, кроме Дика. Он сперва удивленно моргнул, а затем понимающе улыбнулся, приметив невысокую тучную фигуру, выходящую из бушующего пламени. Он немного припадал на левую ногу, опираясь на короткую узловатую трость, но двигался достаточно проворно.
   - Сколько лет, сколько зим, Абрам, - поздоровался он.
   - Будь здоров, - ответил старик. - Как всегда, в гуще событий.
   - Не могу отказать себе в удовольствии. А вот ты припоздал: твоя воспитанница немного разошлась.
   - Вижу, - Абрам нахмурился. - Но нам же нельзя влезать.
   - Ты ей стал больше отцом, чем Жан. Думаю, запрет тебя не касается.
   - Рад слышать, - Абрам стукнул два раза тростью по брусчатке. Из-под земли вырвались водоросли и обвили черную рукоять, как дрессированные змеи, дожидавшиеся приказа хозяина. Серебро набалдашника засияло чуть ярче. Абрам стукнул еще раз и с силой вдавил трость в землю, да так, что она вместе с набалдашником полностью скрылась под слоем водорослей. Едва поверхность земли выровнялась, огромная волна, в несколько раз выше человеческого роста поднялась над домами. На несколько минут зависнув, она заслонила собой и небо, бросив длинную темную тень насколько хватало глаз. - Морилам забирает души умерших. Но, может быть, одну душу он сумеет вернуть.
   И вся толща воды обрушилась на них.
   Волна поглотила огонь, размыла дрова от ритуального костра и следы от огненного круга вокруг башни. Пепел и пыль ушли вместе с рекой, оставив лишь мокрых людей, за исключением Дика и Абрама. В руках у каждого свернулось по лилии в окружении голубых искр. Белая краска смылась с башни, обнажая красный кирпич. Минутная стрелка дрогнула и пошла вперед.
   - Оригинальный способ смазывать механизм, - заметил Дик.
   - Рекомендую, - кивнул Абрам.
   - Что? - мокрая Клаудия осматривалась вокруг, пытаясь понять, что произошло. - Какого... ТЫ! - заметила она Абрама.
   - Я, - согласился он. - Подумал, что пора вмешаться.
   - Все... - она осмотрела себя, оглянулась на потухшие дома и опустилась на колени. - Все кончено. Теперь у меня нет шансов.
   - Шансов на что? - полюбопытствовал Дик.
   Девушка вскинула голову и уставилась на него невидящими глазами. Лицо ее замерло, будто маска.
   - Я должна умереть, - ровно ответила она. - План провалился, часы снова пошли, а я... Убила... Убила его...
   Она закрыла лицо руками и разрыдалась.
   - У нее всегда такие перепады настроения? - Дик попытался пошутить, но никто не обращал на него внимания.
   Абрам отдал Дику свою лилию, подошел к девушке и по-отечески обнял.
   - Тебе умирать совершенно ни к чему, - тихо сказал он.
   - Но как же, - всхлипнула она. - После всего... Лихорадка, костер, Ма-а-арк!
   - Это все дело рук Маргариты, - утешал ее Абрам. - Только она виновата.
   - Нет, я должна была бороться! - Клаудия встрепенулась и вскочила на ноги. - Это был мой выбор - бороться или сдаться. Значит, я ничем не лучше ее! Значит, это и моя вина тоже!
   Она отбежала к башне, под которой лежали Клод и Люси, и прижалась спиной к стене. В руках ее мелькнул серебряный кинжал.
   - Не подходи! - крикнула она Абраму, поднося лезвие к собственному горлу. - Не смей мешать мне. Человек - это то, что он выбирает. Первый раз я выбрала неверно, но теперь решу правильно.
   - Подожди, Клая, - начал старик, но его оборвали.
   - Твоей дочери больше нет, Абрам, - глухо отозвалась она. - Ее сожрал дух ведьмы, и она сама стала такой же.
   Острие кинжала проткнуло нежную кожу шеи, и Клаудия ахнула. Пальцы свободной руки вцепились в кирпичную кладку башни.
   - Не надо, - кто-то схватил ее за руку чуть выше локтя и с силой отвел кинжал от шеи. - Это ты всегда успеешь.
   Она опустила глаза и наткнулась на Клода, стоявшего перед ней на коленях. Лоб его покрылся испариной, из уголка рта сочилась кровь.
   - Вода смысла барьер, - тихо пояснил он. - Но один между нами еще остался.
   Колени девушки подогнулись, и она упала в объятия брата. Клод мягко вытащил кинжал из ее руки и отбросил в сторону.
   - Я... - все ее тело содрогалось от рыданий. - Я не хотела, правда...
   - Я верю тебе, - отвечал он, гладя ее по волосам. - Ты моя сестра. Я тоже виноват перед тобой. В случившемся есть и моя вина тоже.
   - Нет, - девушка мотнула головой. - Ты всегда был хорошим...
   - Я был трусом, Клая. Трусом, боявшимся отца и предавшим тебя. Мне проще было придумать призрак с портрета и любить его, чем искать настоящую сестру. Я тоже должен просить прощения.
   - Тогда, - Клаудия отстранилась от него и внимательно всмотрелась в лицо, так похожее на собственное. - Мы с тобой квиты? Ты прощаешь меня?
   - Да, - Клод торжественно кивнул и притянул сестру к себе. - Ты ведь моя любимая сестра.
   Клаудия снова разразилась рыданиями.
   - Как это работает? - спросил Дик у Абрама, указывая на трость. - Я про реку.
   - Это только мой фокус, - усмехнулся старик. - Боги забирают одну душу, а возвращают другую. Смотри.
   Мимо них по брусчатке бежал черный ручеек. Изваяние, бывшее Марком, теряло свою черноту, возвращая обратно человека. Как только лицо вернуло себе прежний цвет, парень открыл глаза и наткнулся на обнимающихся Клаудию и Клода.
   - А это еще что такое? - недовольно протянул он.
   - Они же брат и сестра, - пояснил Абрам.
   - И что с того?
   - Марк! - Клаудия, услышав его голос, высвободилась из объятий брата и подбежала к нему. Чернота спала только с половины тела.
   - Эй! - парень замахал руками. - Это не опасно?
   - Дурак! - засмеялась она и попыталась его обнять, но он остановил ее.
   - Это снова ты, Клая?
   Она кивнула.
   - Я люблю тебя.
   Она улыбнулась и кивнула еще раз.
   - Не делай так больше, пожалуйста, - Марк указал на свои черные ноги.
   - Прости, - она улыбнулась и опустила голову.
   - Не так, - прошептал он, нежно приподнимая ее лицо за подбородок. - А так, - выдохнул он, целуя ее губы.
   - Кажется, это называется счастливый конец, - заключил улыбающийся Дик. - Проклятие снято. Ведьмы больше нет, да?
   - Да, - кивнул Абрам. - Клаудия вернулась к нам, а Маргарита вернулась к умершим - Морилам забрал ее.
   - Чудно, - отозвался Дик, взвешивая на ладони два цветка. - А с этим что теперь делать?
   - Можно высадить в грунт, - бросил через плечо Абрам, помогая Клоду поднять Люси. - Только полить не забудь.
   - Это как-то больше по твоей части.
   Старик улыбнулся.
   - А как же Ари? - Марк, уже полностью оправившийся, обнимал Клаю за плечи. - Лилия цела, но она пропала.
   - Я здесь, - над его плечом прозвенел мелодичный голос. Марк обернулся лицом к полупрозрачному силуэту девушки. - Я подумала, что лучше подарить этот цветок вам. Я же могу так сделать, Дик?
   - Разумеется, - кивнул Одноглазый. - А что с Клодом?
   - Я? - встрепенулся Клод. - Что - я?
   - Твоя лилия, - Дик вытянул ладонь с цветами. - Она принадлежит тебе. Можешь оставить себе, можешь подарить тому, кого хочешь защитить. Чары на ней мощные - сам наводил. Ну так как?
   - Только если девочкам, - Клод посмотрел на Люси, дремавшую у него на руках. - Им оно нужнее.
   - Будь по-твоему, - вздохнул Дик и протянул цветок Абраму. - Ты знаешь, что делать.
   Старик кивнул и подставил ладони, осторожно принимая лилию. Затем что-то прошептал, и цветок исчез.
   - Она в моем саду, - пояснил он.
   - А как же город? - спросил Марк, обнимающий Клаю за талию. - Что теперь будет с теми, кто выжил?
   - Морилам очистил город, - сказал Абрам. - Лихорадка ушла, и люди должны исцелиться. А дальнейшая его судьба - твоя забота.
   - Моя? - удивился он. - Почему?
   - Наследник графа де Монтрев, остановивший часы, не может быть простым смертным, - отозвалась Ари за его спиной. - Не волнуйся, я помогу тебе.
   - Но как? Ты ведь уже отдала мне свою защиту.
   - У магов есть еще один фокус, - сказала она, обратившись к Дику. - Я права?
   - Хочешь защитить еще и город? - недовольно протянул тот. - Не много ли ты просишь?
   - Это моя последняя просьба. Пусть воспоминания защищают город, а не губят.
   - Сколько с вами мороки, - вздохнул он и сделал жест, будто бросает что-то вниз. На брусчатку упали семена и втянулись в камни. - Абрам?
   Старик стукнул тростью, и вся площадь заполнилась белыми лилиями.
   - Думаю, тут хватит на всех, - сказал Дик, отряхивая руки. - Теперь можно и по домам.
   Тучи уходили с полотна неба, расчищая дорогу свету. Воздух наполнялся звуками пробуждающегося города. Солнце серебрило лепестки цветов, а красный кирпич башни казался огненным.
   - Надо бы ее перекрасить, - заметил Марк, указывая на башню.
   - Марк, - призрак Ари все еще следовал за ним. - Нам нужно поговорить.
   Они отделились от остальных и отошли в тень домов, чтобы Ари не расплывалась от яркого света. Марк невольно искал глазами Клаудию, которая о чем-то болтала с Клодом и Абрамом.
   - Мне пора уходить, - сказала Ари.
   - Что? - Марк дернулся - он едва расслышал ее. - Как это?
   - Теперь моя жизнь отдана тебе, разве ты не понял? Меня больше ничего не держит.
   - То есть как? - Марк перевел взгляд на лилии. - То есть ты... Значит, мы не увидимся больше? Это все?
   Ари кивнула.
   - Прости.
   Он запрокинул голову и вздохнул.
   - Потерять тебя один раз уже было тяжело. Почему я должен испытывать это снова? Почему нельзя иначе?
   - Прости, - на щеках Ари тонкой паутинкой блеснули слезы, похожие на росу. - Прости. Я бы все равно не смогла вернуться. Это мой шанс отдать тебе долг...
   - Какой еще долг? Мне нужна сестра, а не долги, как ты не поймешь?
   - Это ты еще не понял, глупый брат, - она улыбнулась. - Я была хранителем мертвой Тремолы, а ты станешь хранителем живой.
   - Шутишь, что ли? Наш отец...
   - Больше не способен занимать пост мэра - это все знают. Ты должен занять его место.
   - Но я же... - Марк замялся. - Бастард.
   - Разве это имеет значение? - Ари потянулась и поцеловала брата в щеку. - Я очень люблю тебя, братец. Постарайся, чтобы мой подарок не пропал даром, хорошо?
   - Да, - кивнул он. Не успел он опомниться, как тень пропала, а вместе с ней растворилась и Ари.
   - Марк! - позвала его Клаудия. - Ты где?
   - Я здесь! - отозвался он, выходя к ней. В ярком свете ее темные волосы отливали рыжиной, а глаза становились медовыми. Серебристый отблеск ложился на тонкое лицо лучше всяких белил, а губы еще алели после поцелуев. Марк смотрел на нее и думал, что прекраснее этой девушки нет никого в целом мире.
   - Клод и Абрам пошли в поместье, - сказала она. - Идем?
   - Нет. Мы пойдем гулять.
   Разделяя два берега, прямо посередине города мирно катила свои волны река. Вода мягко переливалась в лучах утреннего солнца, легкий ветер гнал небольшие волны и слабый запах сырости. Две фигуры не спеша шли по заросшему осокой берегу вслед за душами, которые уносили к небу чистые воды Морилама.
  
   Этюд. Цветочный магазин
   Колокольчик жалобно тренькнул, дернулся и замолк. В магазин ввалились парень и девушка, каждый тащил за собой по чемодану. Они были похожи друг на друга, как отражения: тяжелые темные волосы, огромные глаза и бледная кожа. Закрыв за собой дверь, они бросили чемоданы на пол и осмотрелись.
   В цветочном магазине было очень тихо. Сквозь стеклянную половину крыши лился яркий свет, заливающий ровно половину помещения. По границе между светом и полутьмой тянулись побеги каких-то ползучих растений, а чуть дальше мерцали серебристые лепестки лилий. Посетители же стояли в окружении вазонов с пионами, розами и гиацинтами, от разнообразия которых кружилась голова.
   - Я знаю, он точно здесь, - сказала девушка и попыталась протиснуться мимо кадки с пальмой высотой в человеческий рост. - Наверняка в кабинете своем задремал...
   Кадка покачнулась, но устояла, зато вместо нее на пол посыпались небольшие горшки с фиалками, спрятавшимися в тени кактусов. Она попыталась подхватить их, но зацепила еще и вазу с розами, которая разлетелась вдребезги, смешав землю на полу в жидкую грязь.
   - Кто здесь? - донесся до них хриплый голос из нутра лавки.
   - Это я, Абрам! - радостно крикнула девушка. - Клаудия!
   - Клая! - секунду спустя на фоне растений проступил грузный силуэт старика. Несмотря на комплекцию, он ловко лавировал в плотно заставленном магазине, не задев ни одного горшка или вазона. Абрам сиял улыбкой, раскинув руки в приветственном объятии.
   - Мы зашли попрощаться, - робко кашлянул парень, подождав, пока объятия закончатся. - Мы очень благодарны Вам.
   - Да будет тебе, Клод, - махнул рукой старик. - Мы же почти семья. Далеко собрались?
   - Хотим наведаться в Анрис, - ответила девушка, усаживаясь на маленький складной стульчик. - Пора мне повидаться с отцом.
   - А это не опасно? - насупился Абрам, покосившись на Клода.
   - Дик обещал помочь, - ответил тот. - Он тоже хочет заехать к отцу по делам.
   - Тогда можно не переживать, - старик благодушно улыбнулся и опустился в красное плюшевое кресло, которое до этого никто не замечал. - Желаю вам доброй дороги. Как, кстати, с транспортом?
   - Мы раздобыли лошадей, - улыбнулся Клод. - Я нашел Бусинку, а для Клаи нашлась совсем молодая кобылка. Марку бы понравилась.
   - Где он, кстати? - Клая вытянула шею, высматривая в тени магазина знакомую фигуру.
   - Марка тут нет, - отозвался Абрам. - У него в последнее время много дел, Вы должны бы быть в курсе.
   - Ну да, выборы только что закончились, - протянул Клод, задирая голову к потолку.
   Клаудия выглядела поникшей и расстроенной.
   - Да, он очень занят, - эхом отозвалась она.
   - Зато девочкам очень нравится новый дом, - поспешил сменить тему Абрам, чтобы скрасить грусть девушки. - У Мари даже кавалер появился. Только она все равно не хочет мне ничего рассказывать...
   - Потому что это бессмысленно, - пожал плечами парень и рассмеялся. Сестра засмеялась вместе с ним.
   Старик улыбнулся.
   - Дяденька Клод! - раздался пронзительный детский крик. В глубине магазины что-то глухо упало, стукнуло, и по дощатому полу пронесся дробный топот. На шею Клоду бросилась худенькая долговязая девочка. - Дяденька Клод, ты пришел!
   - Люси! - радостно отозвался Клод, подхватывая девочку и кружа в объятии. - Ты так выросла!
   - Дяденька Клод, ты уезжаешь? - насупилась она, уставившись на два чемодана, стоило Клоду ее отпустить. - Опять? Вы только и делаете, что катаетесь по городам! совсем не бываете дома!
   Она негодующе топнула ножкой. Абрам умильно заулыбался.
   - Люси, ты же знаешь, что Клаудии надо учиться...
   - Но почему бы ей не поучиться тут, у тебя? Ты же столько всего знаешь!
   - Она уже училась у меня, - ответил старик. - И весьма неплохо. Теперь ей нужно искать свой путь.
   - Ну и пусть ищет, а дяденька Клод побыл бы с нами! А то Мари выйдет замуж за другого! - выпалила она и тут же густо покраснела. - Ой! То есть...
   - Как? Мари выходит замуж? - встрепенулась Клаудия - За того самого ухажера?
   - Ну, это еще не точно, - замялась девочка. - Она просила пока не говорить...
   - Так мы и в самом деле все пропустим, - покачал головой Клод и подмигнул сестре. Затем опустился на колени перед Люси и обнял ее за плечи. - Люси, нам нужно съездить в одно место, но мы обязательно вернемся и пробудем в Тремоле столько, что ты сама попросишь нас уехать.
   - Не попрошу, - девочка притворно надулась, но быстро сменила гнев на милость. - А вам обязательно уезжать?
   - Да, - твердо ответила Клая и поднялась. - Нам пора, Клод.
   - Идем, - кивнул он и тоже поднялся.
   Каждый взял свой чемодан и направился к выходу. У самой двери они обернулись: Люси сидела на коленях у Абрама. Оба улыбались и напоминали уютный семейный портрет. Клод смотрел на девочку и ловил себя на мысли, что она выглядит точь-в-точь как Мари в их первую встречу, только не столь изнуренно. А Абрам сейчас почему-то казался куда моложе, чем во время его первого визита...
   - Счастливого пути! - прохрипел Абрам.
   - Возвращайтесь скорее! - подхватила Люси. - Я попрошу дядю Марка разобраться с делами, чтобы сыграть двойную свадьбу.
   Клая отвернулась, но Клод знал, что она улыбается.
   - Спасибо, - ответил он за двоих.
   Колокольчик пронзительно задребезжал, выпуская путников на улицу. По площади стелился белесый кисель тумана, до рассвета оставалось немногим больше часа. Большие часы мерно тикали, отмеряя часы сна городу. У фонарного столба, свеча в котором давно догорела, нетерпеливо били копытом две лошади, ожидая наездников. Привязав к седлам чемоданы, парень и девушка легко запрыгнули седла и вскоре растаяли в белесой дымке. Вслед за ними растаял и сам туман, уступая место новому дню.
  
  
  
   устаревшее фр. dalle - монетка, creverladalle - умирать с голоду,  jepigequedalle - ничего не пойму.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"