Приходить в себя стал из-за тупой ноющей боли в ноге. Прямо в лицо был направлен свет, яркий, раздражающий даже при закрытых глазах. Он был как подсказка, что я еще нахожусь в этом мире. Я каким то чудом зацепился за эту мысль и дальше уже думал более осознанно и логично. Вот сознание отметило что постепенно возвращаются и ощущения. Сначала слух: кто-то постепенно добавлял громкости, уже четко разбирал - где то рядом работал мотор. Чувствую, что лежу на чем то ровном, хотя и не могу, сказать холодное оно или нет, но это оно дрожит. Под мой череп непонятно откуда по одной букве вползает: в-и-б-р-а-ц-и-я. Точно! Наконец у меня хватило сил открыть глаза, постепенно они начинают привыкать к свету. Не такой он и яркий, как казалось вначале - обычный плафон. Он прямо надо мной, кто то аккуратно подкрасил вокруг него. Всё остальное скрыто во тьме, и разглядеть что-то из лежачего положения невозможно. Лежать дальше смысла нет, нужно встать и осмотреться. Опершись руками об пол, пытаюсь перейти в сидячее положение. Сразу бросилось в глаза, что я сижу в луже крови. Точнее, это когда-то была лужа, но сейчас она уже высохла и превратилась в большое, бледно-красное пятно. Также вокруг лежали какие-то тряпки, отдалённо похожие на одежду. Ни паники, ни волнения это зрелище у меня не вызвало. Только лёгкий интерес, да и тот был каким-то вялым. Неожиданно сильно тряхнуло и я упал куда-то вниз. Тело как будто пронзило множество ледяных игл. Это было не так уж и больно, просто неожиданно и жутко неприятно, испытывать подобное ещё раз мне бы не хотелось. И стон у меня получился какой-то странный - больше от испуга, чем от боли.
То что я принял за кучу тряпок, начало шевелиться и ругаться матом. Знакомый голос произнес:
- Бля, не картошку у себя в колхозе везешь!
Внезапная мысль отрекошетила в моем черепе: Сорочан! Помимо моей воли вырвалось:
- Сорочан где я?
- Лейтенант, а мы уж думали так и привезем тебя без сознания! Хотя пехотный фельдшер нам сказал, что рана пустяковая.
- Сержант где мы находимся?
- Едем в расположение дивизиона, везем Вас к врачу.
- Какой врач, кто приказал возвращаться в дивизион?
- Возвращаться приказал подполковник Абросимов, а к врачу - ранили Вас, вспомнили?
- Помню бой, танки, свист мины, как 'щучкой' прыгнул под БТР, а потом как палкой ударило по бедру, боли не чувствую, вижу только на штанах кровавое пятно расползается и все темнота.
В наш разговор вступил Мавроди.
- После того как мина рванула, смотрю вы под БТРом лежите и не двигаетесь, тут сердце у меня и ухнуло вниз. Подполз к Вам, и вижу что между ног кровавое пятно расходится, тут мое сердце упало второй раз, еще ниже чем первый.
При этих словах я одним местом почувствовал как он хитро улыбнулся.
- Затянули вместе с еще одним бойцом Вас в десантное отделение, осмотрели, а из ноги осколок торчит, еще был горячий, край раны обожгло немного. Достали из укладки щипцы вытащили его, чувствую ранение сквозное. Спустил штаны, обработал рану, достал пакет, стал перевязывать рану вижу что попал осколок, да еще в такое место, что еще чуть-чуть и все амба, можно мужского достоинства лишиться. Сверху дырка небольшая, а снизу побольше, да еще края обожжены. Но пакет рассчитан на сквозную рану, на бинте две салфетки, разместил одну сверху, другую снизу, замотал туго, вколол из аптечки промедол как учили , и все.
- Как все?
- Ах да, еще штаны назад натянули!
В этом месте все кто был внутри грохнули смехом так, что было слышно как с тревожным криком разлетаются птицы. Смеялись долго. Воспользовавшись остановкой, сходили до ветра. Сделав все дела, и погрузившись на броню мы тронулись в путь. Вечерело, солнце опускалось все ниже и в лесу становилось сумрачно. Все внимательно вглядывались в мелькающий по сторонам лес. На ходу связался со штабом, доложил что пришел в себя и нормально себя чувствую, вышедший на связь нач. штаба Васильев, приказал возвращаться к складу и сказал, что машины сегодня не придут а ночевать мы будем у склада, а поскольку врача не было, обещали прислать фельдшера на 'таблетке'.
Мы хотели до темноты добраться до склада, но прибыли мы уже в сумерках. Последние полчаса водитель, опасаясь включать даже светомаскировочные фары, надел 'ночник'. При подъезде я связался с нашей рацией на складе и предупредил, что мы скоро подъедем, чтобы нас в темноте не обстреляли. По приезду нас всех ждал горячий ужин из каши с тушенкой и чая, а меня персонально фельдшер, который уже основательно осмотрел и обработал мою рану. Закончив перевязку, подтвердил, что все должно быстро зажить и мы с ним пошли ужинать.
Только сейчас почувствовал, как проголодался. Наскоро поужинав, приказал загнать БТР внутрь ограждения и развернуть передом в сторону ворот, а сам с Коровиным, пошел проверить, как выполнены окопы и несется служба часовыми.
За время нашего отсутствия по периметру было вырыто несколько стрелковых ячеек в полный рост, которые соединялись между собой неглубокими ходами сообщения. В ячейках были сделаны ниши, в которых выложены запасные диски к ППД и гранаты.
- Я вижу, Вы поняли, - сказал я Коровину - что теперь у нас основная задача - оборона склада. Часовые должны нести службу в отрытых ячейках, готовые в любой момент принять бой. Завтра необходимо почистить периметр от кустарника на расстоянии двадцать метров от ограждения, чтоб к забору невозможно было подкрасться незамеченным. Ходы сообщения необходимо углубить, хотя бы до одного метра. Если какие будут вопросы, я в БТРе.
Прихромав к нашей 'семидесяточке', увидел что солдаты, разложив брезент, чистили оружие. Я тоже разобрал и протер свой ПМ (пистолет Макарова), пару раз для тренировки, разобрал ППД. За чисткой оружия шел неспешный разговор о прошедшем дне. Уже более подробнее расспросив своих солдат, узнал что произошло, пока я был без сознания.
Один из солдат рассказал как дальше было дело, уже без меня:
- Пока Сорочан подбирался к одному из танков, из 'крупняка' подбили другой. Наводчик влепил одну очередь и все! После боя мы потом лазили смотреть - весь экипаж на куски.
- А Сорочан как подбил?
- Не..., они как увидали что мы один танк уже подбили так дриснули через кусты назад.
- Что же вы из пулемета не смогли его достать?
- БТР как раз позицию менял, пока то да се, их уже и след простыл.
- А что дальше?
- А дальше пришел Сорочан злой как пиранья, и мы снова начали корректировать огонь и отстреливаться от немцев, хорошо что на складе затарились оружием и патронами, хотя под конец уже и они подошли к концу. Потом снова открыла огонь недобитая батарея и мы опять давали корректировку по ней. Тут наши подошли и отогнали немецкую пехоту в сторону границы.
- А вы?
- А мы на месте остались, конечно Сорочан доложил в дивизион о том что Вы ранены. Сначала хотели срочно к нашему врачу везти, потом кто-то предложил что бы пехотный фельдшер посмотрел. Тот глянул на рану и сказал что особо страшного нет, и мы пошли за трофеями.
- Много набрали?
- Да нет, каждому по немецкому карабину, пару сотен патронов, да пришлось БТРом подъехать и зацепить повозку кабелем и рацией - их шрапнелью побило. И людей и коней.
- А где же повозка, что-то я не видел её?
- Вы у фельдшера были, когда мы её отцепили и в кусты оттащили. Вдруг по тревоге куда ехать, а с ней быстро не развернешся.
- Идем пакажешь!
Идти было совсем рядом, она представляла из себя одноосную повозку на мотоциклетных колоссах с длинным дышлом, которое можно было при необходимости за кольцо цеплять к машине. В кузове было выделено два рабочих места - для радиста и телефониста. Для них были установлены соответственно радиостанция и коммутатор. Катушки для полевого кабеля, да и сам кабель были похожи на наш П-274, не черного, а зеленого цвета.
Если у них на катушке, также по пятьсот метров, здесь его где-то километров пятнадцать-семнадцать, плюс коммутатор, плюс как я понял неслабая радиостанция. Надо будет позже уточнить диапазон рабочих частот и какое питание. Тут в мою голову вспышкой пробила мысль: станция должна питаться не только от батарей!
- Слушай, вы тут не смотрели, что-то типа бензоагрегата не было?
- Почему не было, есть! - и он мне показал, стоящий в отдельном отсеке, аккуратно накрытый брезентом квадратненький такой агрегатик. - Почти полный бак и тут еще канистра целая.
Выяснив про трофейное имущество мы оба вернулись к БТРу. Около него на расстеленном брезенте лежали два немецких карабина и столько же плоских штыков в ножнах. Взяв руки оба штык-ножа обнаружил что они разные. Солдат перехватив мой удивленный взгляд пояснил:
- Я тоже сразу не понял. Смотрите! - С этими словами он ловко установил на одну из винтовок более короткий штык, тут же его снял и без всяких усилий примкнул другой, который был длиннее.
Взяв у него оба штыка, я стал внимательно их рассматривать и сравнивать. У одного длина лезвия была на пару пальцев больше чем моя пядь, т.е. сантиметров двадцать пять. Рукоять с небольшой гардой без кольца вполовину короче, щечки деревянные. В ножнах удерживается в ножнах пластинчатой пружиной. Благодаря достаточно длинной рукоятке, штык хорошо лег мне в руку. Удобен в прямым и обратным хвате. Другой штык был сантиметров на пять длинее, гарда с кольцом, а вот ручка менее удобная, тоже с деревянными щечками. В общем и тот, и тот можно кому-нибудь в спину воткнуть, консерву открыть, а можно прицепить на винтовку и пырнуть в пузо.
Сбросив на брезент штыки, поднял одну из винтовок. Что-то тяжеловата, килограмма на четыре потянет. Хотя наша трехлинейка, если мне память не изменяет весит где-то столько же. Сделана аккуратно, цевье под левой рукой шершавое, наверняка в потной руке не скользит. Правой рукой, в специальной выемке ложа нашел шишечку рукоятки затвора, и уперев приклад в плечо повернул его на девяносто градусов. Неожиданно пришлось приложить некоторое усилие, наконец прозвучал щелчок, затвор сам отошел на несколько миллиметров назад. Осторожно тяну назад затвор, но он зараза что называется 'закусил'! Тут еще солдат подсказывает:
- Таащ лейтенант, не надо тянуть его плавно и осторожно, в конце хода затвор обязательно "закусит" и к нему все равно придется прикладывать силу.
У меня не выходит ни как, ни резко, ни плавно. Черт!!! Он берет у меня из рук винтовку, и показывает:
- Вот так. Смотрите еще раз: р-раз, д-два... Понятно? - При этом из винтовки вылетают патроны.
То что он показал, получается не резко, а ... энергично, что ли. Словом, требуется определенный навык.
- Вот смотрите, затвор дойдя до конца упирается.
Я заглянул через открытый затвор и увидел магазин, расположенный в ствольной коробке, там еще остались пара патронов. Убедившись, что я все увидел, солдат движением руки вперед закрыл затвор и повернул ручку затвора вбок.
- Готово! Теперь поставим на предохранитель и можно прицелиться. - С этими словами он щелкнул флажком в задней части затвора.
- Мы пока с ребятами разобрались, чуть не постреляли друг друга. Сначала каждый сам хотел понять, а потом решили вместе, так спокойнее. Кстати, у предохранителя не два положения, а три. Если флажок повернут влево - спуск и затвор свободны, если поставлен вертикально - спуск блокирован, затвор свободен, если повернут вправо - спуск и затвор блокированы.
То что мне рассказал парень надо запомнить. Получается, что в среднем положении предохранитель позволяет работать затвором, например разряжая магазин, но не позволяет произвести случайный выстрел. Одновременно он перекрывает прицельную линию, исключая попытку стрелка открыть огонь из стоящего на предохранителе оружия. Перевод флажка предохранителя из одного положения в другое сопровождаются негромким, но явным щелчком. Похоже, что предохранитель надежный.
Приложив оружие к плечу, стал целиться в тлеющие угли костра. Ого, а целик у немцев интересный! Он как бы двойной. Мушка здесь остроконечная, с двумя выступами по бокам, напоминает верхнюю часть пятиконечной звезды. Как же целиться? Ага, если совместить мушку с выступами на прицельной планке, то получается широкая прямоугольная прорезь. ХитрО гпнсы придумали! Это как я понял, при прямом выстреле. Поставив флажок предохранителя в соответствующее положение, и поработав затвором убедился в одной вещи: широкая прорезь позволяет не терять цель при работе затвором, этому же способствует, расположение рукоятки в задней части затвора, которая позволяет орудовать им, не отнимая приклад от плеча и опять же не теряя цель из виду.
Если опустить мушку ниже, то она попадает в крохотную треугольную прорезь. Видимо, это для прицельной стрельбы на большом расстоянии. Но есть и недостаток - голову надо держать подальше, ход у затвора большой, легко можно ткнуть его задней частью себе в глаз. Есть еще один недостаток. Я понял почему на брезенте две винтовки - шомпол у них короче чем ствол. Поэтому берете у камрадов еще один или два шомпола, свинчиваете их вместе и чистите, а снять затвор для чистки ствола очень просто. Переводим затвор в заднее положение, находим на ствольной коробке справа от затвора защелку, поворачиваем ее против часовой стрелки и опять тянем затвор назад. Он легко выходит из ствольной коробки.
Ну вот и все, можно спать ложиться! Распределив, кто в какое время дежурит в башне у пулеметов, я забрался в БТР, сел на командирское место и собрался спать. Уставшее тело требовало отдыха, после сытного ужина мысли ворочались в голове медленно, мы стали устраиваться на ночлег.
Последнее, что я подумал перед тем как уснуть, что другие группы нашли что то более важное, поэтому машины и не пришли. Как оказалось позже так и было.
Проснулся я от того, что кто то тормошил меня за плечо. Светящиеся стрелки часов показывали 18 минут первого. Оказывается, заступивший в полночь на дежурство у пулеметов Сорочан, вылез из БТРа проветриться и услышал какие то непонятные звуки. Постепенно они приближались, и Сорочан решил разбудить меня. Высунув голову в люк, я затаил дыхание и прислушался. Продолжавшаяся весь день канонада стихла, в верхушках деревьев шумел ветер. Однако в шум ночного леса добавлялись другие, непонятные звуки. Слышался мерный топот, позвякивание металла. Отправив Сорочана поднимать остальных, я перебрался на место водителя и включил прибор ночного вождения. Этот прибор работал в инфракрасной части спектра и его мощный инфракрасный прожектор был не видим простым зрением. На зеленом экране прибора хорошо была видна дорога на расстоянии 150 метров, т.е. практически до поворота. Звуки становились все громче и громче. Уже разбирались удары конских копыт о землю. Вскоре из за поворота показалась первая лошадь. Сидящий на ней человек был вооружен ППД, висевшим у него на груди. Вслед за ним шла шестерка лошадей, тащившая небольшую пушку. За ней виднелась еще одна шестерка с орудием. Оставив Сорочана наблюдать, я выбрался наружу и стараясь не шуметь, отправился к находящемуся недалеко окопчику Коровина. Он уже был у пулемета и напряженно вглядывался в темноту.
- Что за шум?- шепотом поинтересовался он.
- Скорее всего, наши отступающие, орудия на конной тяге.
- А как вы определили? Темно ведь, ничего не видно.
- На БТРе есть специальный прибор, позволяющий видеть в темноте.
- Ух ты! - как мальчишка удивился он.
- Будьте на готове, но без моей команды огня не открывать!
Возвратившись в БТР, я продолжил наблюдение за приближающейся колонной.
Вскоре колонна была у наших ворот. Ехавший впереди, очевидно командир, спешился, и подсвечивая себе фонариком с синим светофильтром, стал рассматривать ворота и дорогу. Аккуратно открыв водительский люк, я высунул голову наружу и громко крикнул.
- Всем стоять, не двигаться! При попытке сопротивления, открываю огонь на поражение!
Фонарик погас, но человек продолжал оставаться на месте. В колонне защелкали затворы, но никто не стрелял.
- Эй, в колонне, я что, неясно сказал?
Повернувшись назад, стоящий у ворот крикнул.
- Отставить! Не стрелять!
- Кто командир? Подойдите ко мне! - скомандовал я.
Солдаты Коровина приоткрыли ворота, а он сам провел вошедшего в ворота к БТРу. Открыв боковой люк я пригласил подошедших в машину. Закрыв люк, я включил внутреннее освещение. После темноты, неяркий свет плафонов казался ослепительным. Привыкнув к свету, я стал рассматривать вошедшего, он рассматривал меня, а Коровин крутил головой, с любопытством рассматривая внутренности БТРа.
Больше всего меня поразила пристегнутая шашка и значок на ней 'За отличную рубку'. Поскольку молчание затягивалось, представился первым:
- Командир разведвзвода 207-го отдельного дивизиона, лейтенант Гелеверя. - представился я.
- Командир первой батареи, двадцать седьмого конно-артилерийского дивизиона третьей кавалерийской Бессарабской ордена Ленина, дважды Краснознаменной имени товарища Котовского дивизии, лейтенант Гаранин.
Я аж поперхнулся от удивления. Так вот почему у него шашка!
Уже много позже из разговоров с этим командиром, узнал, что во время марша или боя голосом управлять батарей нельзя, никто не услышит. Личный состав батареи должен знать 32 сигнала шашкой. Вот для чего у командира шашка. Если крутит над головой, значит, налево кругом. Если вперед назад от плеча - рысью. Укол вперед - галоп. Все сигналы каждый должен прекрасно знать. И это надо было все отработать.
Гаранин нам рассказал, что батареи конартдива поддерживали доты укрепрайона. Прорвавшиеся под Пархачем немецкие танки вышли в район огневых позиций дивизиона. Вторая батарея дивизиона успела развернуть орудия и даже подбить один танк, но была полностью уничтожена. Орудиями первой батареи, огневая позиция которой была не далеко, было подбито два танка. Но прямым попаданием танкового снаряда было уничтожено одно орудие. Танки ушли в сторону Львова, по дороге наткнувшись на огневую позицию третьей батареи, где потеряли еще два танка. Третья батарея потеряла одно орудие и офицеров, убитых снарядом, разорвавшимся возле буссоли. Связь с командиром дивизиона и остальными командирами батарей, которые находились в ДОТах УРа была потеряна. Собрав уцелевшие передки второй батареи, уцелевшие три орудия третьей батареи и погрузив на них раненых, артиллеристы укрылась в ближайшем лесу, оставив на месте ОП пост, для встречи посыльных или командования дивизиона. Снарядов осталось пятнадцать штук на все шесть орудий. По пути к ним прибился двадцать четвертый парковый дивизион почти в полном составе и часть седьмого ремонтно-востановительнного эскадрона, а также человек тридцать, пограничников и солдат из тыловых служб, где остальные части дивизии он не знает. Орудия, 76-ти мм пушки Ф-22 УСВ, в порядке. Гаранин, и командир первого огневого взвода, младший лейтенант Рябоконь, остались единственными командирами-огневиками, остальные были или интендантами, или ремонтниками. После того, как до вечера связь с командованием дивизиона не восстановилась, а посланные в УР посыльные не вернулись, он принял решение двигаться на восток. Стрелковое оружие - карабины и винтовки, три автомата ППД и два пулемета ДП, но патронов крайне мало, а некоторые солдаты из тыловиков, вообще без оружия.
Услышав фамилию Таращук, я подумал, не тот ли это старшина, которого мы встретили вчера на дороге.
- А почему снарядов так мало, если с вами почти весь парк? - спросил Коровин.
- Так, мы их встретили как раз, когда они на склады двигались.
- Тогда понятно. - согласился младший лейтенант.
Выслушав внимательно артиллериста, принял решение:
- Как в народе говорится: утро вечера мудренее. Размещайте людей на отдых, всех раненых к фельдшеру. Тебе младший лейтенант пополнить прибывших боеприпасами и раздать винтовки тем из прибывших, у которых нет оружия.
Когда все выбрались из БТРа я стал вызывать по рации дивизион.
Ответивший мне радист, сказал, что со мной будет разговаривать "Второй". Рассказав начальнику штаба Васильеву все, что мне стало известно от Гаранина, спросил, какие будут дальнейшие указания.
Через десять минут, майор Васильев повторно вышел на связь и дал указания. Мне было приказано с рассвета начать формирование боеспособных подразделений, назначить командиров из числа сержантов. Утром машины подвезут снаряды, продовольствие и заберут раненых. Для встречи машин организовать пост на поляне с перекрестком.
Размещение прибывших людей Коровин организовал быстро и толково. Через двадцать минут люди спали, перекусив на быструю руку. Только возле машины фельдшера чувствовалось движение. Прикинув количество раненых, я понял что ему не спать до самого утра. Ну что же мне тоже надо спать ложиться. Сначала хотел сунуться в БТР, а потом передумал и стал в несколько раз складывать брезент на котором чистили оружие, выбирал место где было почище. Уже заканчивал, когда к мне на огонек подошел Гаранин, крутя в руках папиросу.
- Что огонька?
- Нет спасибо, накурился так, что в горле першит. Не спится, закрою глаза и танки вижу. Все в голове крутится.
- Да... Сорочан, дай фляжку! - негромко бросил внутрь бронника. Послышалось легкое кряхтение и из люка высунулась крепкая, волосатая рука с зажатой фляжкой. Подхватив её за донышко, рука исчезла и через секунду появилась снова с двумя железными кружками.
Разлив водку, и передав кружку лейтенанту:
- Ну, давай помянем... - и не ожидая ответа, одним глотком опрокинул свою порцию.
Как то некстати пришла мысль: 'а водка то из нашего времени!'.
Не проронив ни слова, мы молча выпили еще по одной. Видя, что Гаранина не отпускает, предложил:
- Расскажи о себе.
- Я окончил Первое Киевское артиллерийское училище: наш конно-артиллерийский дивизион туда перевели, когда разукрупнили тамбовскую школу в тридцать восьмом году. Наша Тамбовская школа была объединенная - в ней были конно-артиллерийский дивизион, эскадрон сапер, эскадрон связистов, механизированный отряд. Колоссальное училище было. Его решили реорганизовать. И, соответственно, эскадрон связи перевели в Ленинградское училище связи, сапер - в другое училище. Конартдив весь перевели в Первое Киевское артиллерийское училище, которое я закончил в январе 1939 года. В Тамбове остались только 6 эскадронов советской конницы и эскадрон монгол, для монгольской конницы. Я знаю, как они в столовой кричали, когда им подали черный хлеб: 'Земля'! Это же дикие народы.
Глубоко вздохнув, лейтенант задал мне вопрос:
- А что вы заканчивали?
Не собираясь врать, постарался не сильно уклонятся от правды:
- Институт.
- Давно в армии?
- Полтора года... Когда ты в училище когда поступил?
- В 1936 году я поступил, после училища в январе тридцать девятого попал в Монголию. В шестую кавбригаду, тридцать девятый конно-артиллерийский дивизион, который стоял на юге страны в районе Дацана, Югодзыр-Хид.
- Участвовал в боях на Халхин-Голе? - я упорно обращался к нему на 'ты'.
- Нас туда перебросили. Я расскажу вам. Нас выдвинули на Халхин-Гол в конце мая. Японцы начали в конце мая выдвигаться к Халхин-Голу, потом - на Баин-Цаган. Разведывательные самолеты стали летать. Наши почувствовали, что вот-вот начнется. Тогда нашу бригаду придвинули ближе. Нас использовали по-другому. Я был инструктором монгольской батареи. Монголы плохо стреляли. Они стреляли по своим, или назад, или в сторону. Хорошо, я после 10-летки. Я знал, что такое синус-косинус, тангенс- котангенс. И мог делать необходимые вычисления, а монголы этого не знали. Он - дикий монгол. Поэтому поначалу нас назначили инструкторами в батареи монгольских полков - следили, какую установку буссоли передают с наблюдательного пункта. А там тоже был наш инструктор. Знали, что стрельба идет строго на восток. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать - вот так. Чуть что - стой! Голос у меня был хороший. Вот в чем заключалась моя война на Халхин-Голе. Японцы свирепствовали в воздухе. Пока не прибыли наши летчики, прошедшие Испанию. И тогда они врезали японцам, как следует. Но столкнулись с немцами. Ведь каждый сейчас вооруженный конфликт все используют. Нигде так не научишься воевать, как в бою. В классе - одна подготовка, на местности - совсем другая. Поэтому там появлялись немцы.
- Немцы там были?
- Да. И 'Мессершмиты' там были. Немцы посильнее, а японцы - слабые.
- Принимал участие в боевых действиях?
- Нет. Только готовил монгол. В сороковом, нашу кавалерийскую бригаду из Монголии вывели из Забайкалья, 77-й разъезд. Приказали сдать лошадей. И из кавалерийской бригады сделали танковую дивизию. Я был помкомбата конной батареи. Стал командиром гаубичной батареи на тракторах. Шпоры не снимал и бурку красивую тоже. Теплая. Хорошо закрывала коня и всадника, и лечь на нее можно было, не боясь ничего - ни скорпионов, ни каракуртов, ни змей. В Монголии этой гадости много, особенно весной.
Итак, сделали из нас танкистов. Командир эскадрона становился командиром танковой роты. Буза! Забастовка! Эскадронцы все отказываются. Кстати, кавалеристы - самые большие патриоты своего рода войск. Влюблены были в лошадь, несмотря на трудности службы. Мне тоже было очень жаль расставаться с лошадью. У меня хорошо получалась рубка с подсечкой. Обычно рубка идет с упором на правую ногу, и рука с шашкой описывает круг по направлению движения всадника. Рубка с подсечкой - это когда пехотинец закрывается винтовкой. Что с ним делать, как рубить? Тогда применяется эта рубка. Рука с шашкой движутся против движения всадника и как бы 'подсекают' противника, огибая винтовку. Это у меня получалось. Вот значок имею. - он показал на свою шашку, где он был прикреплен.
- Всех кавалеристов посадили на танки?
Приказали.... Я тоже очень не хотел: 'Переведите меня в кавалерийскую дивизию в конартдив'. Их много было в районе нашей дислокации. А попал вот сюда на западную границу. Ехал через всю страну. Пока добрался - отдохнул.
- А как у вас началось?
Немецкие танки вышли на наши огневые позиции. Приказано было нам, командирам, с наблюдательных пунктов отходить на огневые позиции и отражать атаку немецких танков. Мы начали этот приказ выполнять. Сначала шли, а потом по нам открыли огонь из пулеметов танки. Слева - танк и справа - танк. Поползли между ними. Сзади, за мной, два разведчика. Хорошо, не отстали. Когда до танка совсем немного оставалось, надо было проползти открытое место, дальше - кустарник, потом - лес и огневые позиции. Я попал под пули. Меня, как молодого, подвела дурная лихость. Не носил каску. Фуражка, да еще и набок. Если бы я был в каске, я бы не получил то, что получил. Я полз буквально носом по траве, и пули прошли по касательной к голове, оставив две вмятины на затылке. Как полз, так и клюнул. Потерял сознание. Помню сильнейший удар. И - какое-то небытие. Тепло, тепло... Мои разведчики были в маскхалатах и касках. Один - слева, один - справа, дотащили меня до кустарника метров двадцать. Пришел в себя от того, что начали лить на лицо воду, потом дотащили меня до фельдшера, он мне сделал сильный укол, когда пришел в себя, говорит: 'череп поврежден, но незначительно'.
- А как ты начал войну?
Начал ему пересказать в общих чертах, что было со мной в первый день этой долгой войны, но неожиданно на юг от нас полнеба озарилось вспышкой, и я всем телом почувствовал грозный гул.
Понимая что происходит что то серьезное, немедленно связался с дивизионом. Майор Васильев, явно занятый чем то очень важным, в двух словах успокоил меня, сказав что проводят небольшую контрподготовку.
- Нихера небольшая! - подумал я, смотря на зарево в полнеба.
- Да, вот еще что. Неизвестно какая обстановка будет утром, сейчас посылаю тебе то что обещал, понял?
- Да, все понял, буду встречать!
- Конец связи.
Значит уже сейчас надо предупредить наш пост, что бы не дай бог не обстреляли друг друга. Эх, чувствую спать сегодня не буду! Растолкав Сорочана приказал ему на БТРе отправится на пост и встретить машины, посланные к нам из дивизиона. Проводив БТР за ворота склада, решил пройтись по территории.
Артиллеристы Гаранина, по сравнению с остальными, действительно представляли из себя воинское подразделение. Разместив между деревьев орудия, одни кормили лошадей, другие готовили ночлег. Распоряжения младших командиров выполнялись быстро и без пререканий. Хотя все смертельно устали, никто не отлынивал от работы. Среди приблудившихся царил разброд. Кто то пытался развести костер, не слушая ругавшихся соседей, говоривших о светомаскировке. Пришлось призвать их к порядку, пригрозив расстрелом на месте, за не выполнение приказа в боевой обстановке. Спать больше не хотелось, и я опять вернулся к месту где стоял БТР, ждать возвращения Сорочана. Всю ночь к складу подходили люди, по одному, по двое и целыми отделениями. Вскоре пост на поляне сообщил по радио, что два наших "Урала" направились к нам. Только, только небо начало светать, как вернулся Сорочан, привезя на броне еще человек пятнадцать, облепивших БТР как муравьи, за ним ехали грузовики.
К счастью, почти у всех прибывших был с собой сухой паек, так что проблема питания пока была решена.
Я доложился вылезшему из головной машины, уже переодетого в теперешнюю форму, замполиту дивизиона капитану Элькину и представил ему Коровина и Гаранина. Поздоровавшись с нами, Элькин указал Гаранину на машины и сказал:
- Разгружайте снаряды, а мы пойдем осмотримся.
В сопровождении Коровина и меня он отправился к складу. Осмотрев вырытые ячейки, дал указание Коровину вырыть еще несколько, указав места и сектора обстрела из них. После этого мы уже вдвоем отправились к Гаранину.
- Товарищ капитан, откуда снаряды?
- Из лесу вестимо! - пошутил он, - Ваня Лучик отличился. Нашел на одной станции целый склад боеприпасов и организовал местных жителей на погрузку. Целую ночь вывозили. Семьдесят шесть милиметров сначала хотели оставить, но ты сообщил, что появились пушки, так что вывезли все.
- И сколько наших снарядов?
- Пятьсот ящиков.
В каждом ящике по два выстрела, итого тысяча, но поделив эту тысячу на восемнадцать орудий дивизиона, я получил всего по пятьдесят пять с хвостиком, снаряда на орудие, что с имевшимся у нас пол БК* не составляло даже двух боекомплектов!
* БК- боекомплект орудия, боеприпасы находящиеся непосредственно в боеукладке САУ, составляет для САУ "Гвоздика" сорок выстрелов.
- Да, вроде много, а поделишь на всех, получается кошкины слезы!
- Маловато, но из слов начальника станции следует, что такие склады создавались практически на всех станциях и полустанках железнодорожной ветки на Луцк. Так что сейчас наши группы проверяют эти полустанки, лишь бы немцы на них не наткнулись раньше нас.
- А как Денисенко и Омельченко?
- Они проверили переданные тобой сведения о складах и нашли их. Еще один склад тяжелого стрелкового оружия, склад с ГСМ и склад вещевого имущества. Так что приедешь в дивизион, переоденешься форму этого времени, а то на нашу форму смотрят с подозрением. Сейчас старшина отбирает там необходимое обмундирование.
- А кроме складов?
- Потеряв время на поиск складов, Денисенко успел дойти далеко за линию Владимир - Волынский - Луцк. На дороге были в основном беженцы из приграничных районов. Их периодически бомбили и обстреливали немецкие самолеты, хотя видели, что военных на дороге нет. Омельченко вышел к дороге Горохов - Луцк, километрах в десяти от Луцка. Сам Луцк сильно бомбили немецкие самолеты, виден был дым от многих пожаров. Понаблюдав за дорогой, он вернулися к обнаруженному складу и ночевал там.
- А ночью что за концерт был на полнеба?
- Проводили контрподготовку по местам скопления немецких танков, под Стояновым. Ты доложил о нашем прибытии?
- Нет, сразу пошли склад и людей осматривать.
- Рация на БТРе?
- Да, товарищ капитан.
- Пойду доложусь. - Сказав это, он развернулся и пружинистым шагом направился к месту стоянки бронетранспортера.
Этот замполит, как то не вписывался в привычный образ, сложившийся у меня за полтора года службы в армии. До него, замполитом у нас был капитан Домнич, который имел "позывные" - "Брёвнич" или "Шпала". Иногда еще его называли "Начальник паники".
... Мы тогда выехали на полигон, для отработки какого-то упражнения. Возвращаясь к своей палатке, увидел прикрепленный к дереву 'Боевой листок'. Домнич не пожалел целый лист ватмана. Меня тогда такая жаба задавила, тут же вспомнилось как искал несколько таких листов для своего дипломного проекта, с каким трудом моим родителям удалось его приобрести. 'Боевой листок' был здорово оформлен, 'Гвоздики' прорисованы во всех деталях, что же касается текста, то он, как всегда, был щедро пересыпан призывами и цитатами из материалов прошедшего весной 26 съезда КПСС. Саня Денисенко, что - то выписывал в свой блокнот, значит, будут очередные головоломные вопросы нашему замполиту.
Денисенко замполитов не любил. Вообще то их мало кто любит. По - моему, так они все немного сдвинутые. Из всех политработников полка, единственным человеком, с которым можно нормально разговаривать, был недавно присланный секретарь парторганизации. И то, я думаю, потому, что до этого служил у "летунов", а там взаимоотношения другие. Во всяком случае, так мне рассказывал офицер - авиатор, любовник моей квартирной хозяйки.
Нелюбовь Денисенко к политработникам, имела странную, я бы даже сказал, несколько извращенную форму. Он тщательно изучал и конспектировал все материалы съездов и пленумов, готовя по ним каверзные вопросы. Этими вопросами, как тяжелыми снарядами, он сбивал наших политработников с гладких и накатанных рельсов их докладов. Получив "в лоб" такой вопрос, любой политработник на какое то время терял дар речи, и в наступившей тишине слышно было как скрипят шестеренки у него в голове. Но придраться было не к чему. Как нерушимым щитом, Шурик прикрывался цитатами из первоисточников, тут же демонстрируя, где это написано в книгах. Это очень нервировало наших политработников, превращая любое их выступление в ходьбу по минному полю.
Говорят, что "Бревнич" даже ходил жаловаться к Абросимову, и тот ему ответил, что как к офицеру, у него к Денисенко претензий нет. Что же касается политчасти, то у него самые полные конспекты и если уж командир взвода, у которого других дел не в проворот, может так тщательно готовиться, то политработникам это сам Бог велел и докладчикам нужно самим лучше изучать такие важные материалы...
... - лейтенант, что с вами? - Очнулся я от того, что Элькин дергал меня за рукав.
- Да так, вспомнил..
- О былом? - Мгновенно подхватил замполит. - Если не секрет, о чем?
- Не секрет, о бывшем замполите Бревниче, фу ты черт, о Демниче!
- Почему же Вы о нем вспомнили? - Явно заинтересованно спросил Элькин.
- Во-первых я очень удивился, что прислали Вас, во-вторых Вы не начали сходу организовывать митинг или политинформацию, а пошли осматривать склад и людей, и даже приказали отрыть еще ячеек и указали сектора обстрела... - я замолчал, обдумывая обавить еще аргументов или хватит.
- А в-третьих? - продолжил он.
- А в-третьих, разные слухи ходили о Вас в нашем военном городке...
- Понятно лейтенант. Сейчас нет времени на долгую беседу, поэтому буду краток. Я являюсь выпускником 13 роты факультета ВДВ Новосибирского высшего военно-политического общевойскового училища. Мы не были политработниками в прямом понимании этого слова. Мы офицеры Воздушно-Десантных Войск, может быть, мои слова покажутся тебе, высокопарными, но наше мироощущение прямое и твердое как железная рельса: мы знаем, верим и чувствуем глубоко внутри себя, что мы служим своей Родине, своему Народу и своему Государству. Именно в такой последовательности - Родина, Народ, Государство - ЭТО три наших символа веры, а не пресловутые Маркс, Энгельс, Ленин или "Очередные задачи политики партии в войсках". У нас был Устав и наши командиры - это наши наставники, учителя, друзья, начальники, контролеры и воспитатели. Где-то еще были начальник политотдела, политзанятия, конспекты по марксизму-ленинизму, походная ленинская комната и прочая мура, которые воспринимались нами как обуза процессу выполнения боевой, служебной или учебной задачи, процессу обучения и воспитания бойцов. В центре нашей работы всегда был боец как сплав боевых и морально-психологических динамических стереотипов мышления и поведения, способный без колебаний выполнить приказ командира в соответствии с боевым предназначением, установленным боевым уставом воздушно-десантных войск часть третья: отделение, взвод. Скажу честно, КПСС мы уважали. Уважали как легендарный орден большевиков свергнувший царизм и создавший могучее СОВЕТСКОЕ ГОСУДАРСТВО победившее фашизм, которое уважали и боялись в мире.
- Я видел другую КПСС.
- Ту КПСС, которая была при нас, мы не понимали, не уважали и презирали за большой живот НачПо, за его визгливый голос и за его неспособность понять творчество Владимира Семеновича Высоцкого. Заметь, с этим отношением к КПСС мы всей ротой были произведены в офицеры и направлены в войска. Вот так лейтенант, понятно?
- Многое.
- Ну раз многое понятно, то давай выполнять и претворять в жизнь что нам сказали отцы-командиры и дедушка Ленин. Что думаешь делать в первую очередь?
- Вдоль дороги, проходящей с севера на юг, выставить посты, которые встречали бы отступающих солдат и направляли их в район сбора у склада. Для этого взяв четыре человека у Коровина, и шесть человек у Гаранина, я сформировать пять постов. На перекресток я предлагаю направить Мавроди с радиостанцией и Самойлова.
- Действуй!
Приказав Сорочану развезти на бронике посты, а затем возвращаться к складу, мы направились посмотреть на прибывших людей.