Однажды в субботу после шалом-захар, я возвращался к себе. Впереди был подъём к моему дому, а наверху стоял человек, в слабом свете фонаря. Догадался, что это Исраэль Вайсенштерн.
Стоит на удобном месте, просматриваются все подходы к моему дому, чтобы не пропустить меня. Для меня это прямая дорога домой. А его позиция никак не оправдана. Его дом в обратном направлении от моего продвижения.
Поздним вечером, в темноте, не идут длинной дорогой на шалом-захар, когда есть короткая.
И с ним три маленькие девочки - театральный реквизит.
Не идут длинной дорогой с малышами.
Встреча со мной запланирована заранее и безошибочно, потому что шалом-захар в этот вечер единственный.
Это для встречи он сделал приличный крюк.
Несколько месяцев ранее, он ждал меня возле ближайшего ко мне шалом-захар ходить вместе по всем шалом-захар. И пару раз тогда двумя руками тянул меня к себе за мою короткую бороду, как бы целуя.
Такое приручение позволит непроизвольно пырнуть ножом.
Начал он приручать меня давно.
Я приветлив со всеми и с теми, кто, при случайной встрече, пристально изучают небо или пристально изучают землю.
А он ничего не изучал, а бросал на меня короткий свирепый взгляд и вымещал зло в сторону. У верующих евреев такое не бывает.
Так продолжалось долго. Но однажды он ответил улыбкой, а я был доволен собой. Потом мы приветствовали друг друга. Но через раз он фокусничал. Я протягиваю руку для рукопожатия, а он хватает большой палец или дёргается в сторону, или обнимает меня.
Потом было обычное: "Чем ты занимаешься?" - "Пишу". - "Что пишешь?" - "О жизни, несколько книг написал". - "Дай почитать". - "Тебе одну?" - "Давай все". - "Сейчас принесу". - "Только не сейчас".
Он не знал, как дальше реагировать.
От разговора о книгах прошло много месяцев.
И, правда, кому нужны мои книги! Кроме чекистов. И то не всегда.
Мы поравнялись, я приветствовал его с субботой и пошёл дальше. А он сказал: "Ты пойдёшь навестить маму?" Я остановился, долго не понимал его вопроса, и очень удивлённый сказал: "Она несколько лет, как умерла". Он сказал, что знает об этом. "Конечно, - сказал я, - пойду на кладбище".
Кто помнит чьи-то даты? Да ещё такие!
Говорили спокойно и разошлись.
Но так не говорят "навестить" покойного. Навестить можно только в загробном мире, который наступает вслед за гробом.
Намёк?..
На выходе следующей субботы он вёл молитву в нижнем зале, закончил её и пошёл к выходу. Люди тоже тронулись со своих мест к выходу. Он мог пройти только возле меня, я подождал его. Свирепое лицо проходило рядом со мной, не видя меня.
Наверное, ему сказали, что он уже в этой книге.
Я спросил, не ёрцайт ли у него.
У кого будет ёрцайт на предстоящей неделе, ведёт молитву на исходе субботы, но не говорит кадиш.
В эту минуту кто-то начал кадиш, а он приставил к лютому рту палец, мол, молчат во время кадиша. Упрёк правильный, но злобный.
Нет такого в наших краях вообще, а тем более в святом месте, да ещё во время молитвы.
Следующими шагами он пересёк говорящего кадиш. Я поспешил за ним и на ходу говорил: "Ты учишь меня молчать во время кадиша, а сам пересекаешь говорящего кадиш?"
Не глядя на меня, он жестоко кивнул головой.
Такой чирикнет ножичком.
С его стороны оказалась дверь в туалет и он нырнул туда.
После короткой молитвы не идут в туалет, а спешат домой рядом.
Но из-за нервного моего голоса, он испугался, что на этом я не остановлюсь и закричу, что он стукач. И он спрятался в туалете.
Но разве я такой!
Бывший советский пионер, честный комсомолец, порядочный беспартийный, правильно держу вилку и нож, ем курицу руками. Да ещё еврейское правило - не злословить. Чтобы человек не побледнел, что приравнивается к пролитию крови.
Мне-то они пустят кровь, не думая ни о чём еврейском.
А через неделю утром в комнате синагоги, там получасовой урок перед молитвой, он низко наклонился над книгой, как бы глубоко погрузился в учёбу. Знал, что я приду на урок первым, принесу книги для нескольких учеников, и буду единственным в комнате. Удобно понаблюдать, как я себя чувствую после происшествия неделей раньше.
То была инициатива старшего офицера. Если бы пришёл на следующее утро - инициатива его.
Я разложил принесённые книги по столам, поставил раву стендер, положил на него книгу для рава, раскрыл на сегодняшней странице, поставил раву стул.
Чекист встал и вышел.
Если всех чекистов описывать, не будет конца этой книге.