Аннотация: Рассказы из книги домашнего формата "Наши приключения в Италии".
МАРЦИПАНЫ
Как-то в дни светлой Пасхи заполошная пятидесятилетняя Маргарита, дочь престарелой восьмидесятипятилетней синьоры Доменики, при которой я служила сиделкой, привезла своей любимой беззубой маме сладости, невиданные мной прежде. Сделанные из муки, сахара и сливок, искусно раскрашенные под фрукты и ягоды миниатюрные кондитерские изделия назывались марципанами. О марципановом замке я читала в сказке "Щелкунчик" и, думалось тогда, что это нечто особенно вкусное, похожее на торт или пирожное.
После обеда, спросив разрешение, взяла из упаковки несколько штук в подарок. В перерыв поехала погулять и навестить подругу Валентину, такую же сиделку, как и я.
На мне не старые домашние джинсы, а широкая удобная юбка, не цветастый свитерок, а классный, когда-то, пиджак. Оседлав дамский велосипед, поплыла, шевеля юбкой, по улице вдоль изящных заборов с зелёными двориками. За заборами ухоженные цветы и деревья, за деревьями - дома, один другого изысканней. Крути педали, любуйся на красивости, дыши воздухом двухчасовой свободы, если им можно надышаться. Одним словом - радость невысказанная.
Издалека увидела подругу, она уже ждала на террасе дома, где служила. Темноволосая, высокая и полная, она обладала спокойным характером и умела со многими найти общий язык. Была интересной собеседницей, а главное - она умела слушать. В той, иной жизни, до того, как стать сиделкой, она была врачом-терапевтом, но... Но пришли разрушительные девяностые и унесли с собой веру в себя, надежда помогла ей собрать сумку в дорогу и, с думой о родных и близких, она двинула в дальнее зарубежье.
Итак, я у калитки. Завела велосипед во двор и поднялась в дом.
- Знаешь, что это такое? - спросила её, разворачивая на кухне гостинцы.
- Нет, не знаю и ни разу не видела, - ответила она, рассматривая искусно расписанные маленькие груши, яблоки и клубнички.
- Это марципаны, - радуясь знакомому слову, пояснила, - я бы тоже не знала, если бы мне не сказали.
- Марципаны? - Удивилась подруга. - Так вот они какие! Знаешь, в детстве я их пробовала, но видеть не приходилось.
- А это как? - пришла очередь недоумевать мне.
- А вот как, - сказала Валентина. Она поставила на огонь чайник и пригласила меня за стол, - мы жили довольно скромно. Моя мама работала в столовой. Не скажу, что мы голодали, но излишеств в доме не было. Я все время завидовала моей однокласснице, у которой мать не работала на производстве, а вела дом. У них было уютно, тепло и чисто, а на столе всегда стояло что-то вкусненькое.
Как-то весной я пришла со школы голодная. Мама уже вернулась домой и перед Пасхой белила потолок. В доме холодно, не убрано, на столе ничего нет.
- Мама! - позвала её. - Я есть хочу.
- В холодильнике лежат котлеты и стоит суп в кастрюле. Разогрей их и поешь, - не отрываясь от дела ответила мама.
- Опять котлеты, - закапризничала я, вспоминая только что покинутый чужой уютный дом с выпечкой на столе.
- А что ты хочешь поесть? - спросила с раздражением мама, устало продолжая побелку. - Может тебе марципанов дать?
- Что? - Новое слово меня заинтересовало, и я затянула капризно, - да! Хочу марципанов!
- Ну, сейчас я тебе их дам, - угрожающим тоном произнесла мама и спустилась с лестницы.
- Так что, пробовать я их пробовала, а вот увидеть не пришлось, - засмеялась Валентина, завершая свой рассказ. Она откусила кусочек, - но я надеялась, что когда-то их увижу. Так и случилось, наконец-то воображаемое воссоединилось с действительностью и детская иллюзия испарилась. Этот марципан, оказывается, невкусный вязкий колобок и он, наверняка, дань старинной традиции, не более.
БЕСПАСПОРТНАЯ
В перерывах между одной занятостью и другой (пожилые люди, случается, умирают) я ночевала на квартире, где жил мой муж. Там в одной комнате теснились человек шесть-восемь мужчин и женщин. Кто-то снимал койко-место на постоянной основе, уходя утром на работу. Кто-то приходил туда на время, подбирая себе жильё получше. Кто-то, как я, искал работу в семье на день и ночь и перебивался несколько ночей в тесноте, а порой и в обиде. И как-то случилось так, что в этом общежитии у меня пропал заграничный паспорт. А он это такая штука, которая может лежать долго никому не нужным, а может стать в экстренный момент очень спрашиваемым. В эти дни мы все жили ожиданием того, что вот-вот выйдет указ о легализации иностранцев, работающих по-черному, паспорт требовался срочно. Узнала, что возникшую проблему можно решить в украинском посольстве в Риме. Там выдадут временный документ на въезд в Украину, что и нужно для пересечения границы.
Ранним февральским утром, ежась от туманного холода, мы с мужем двинули на поезде в столицу государства, поехали вниз с верха голенища на щиколотку итальянского сапога.
В украинском посольстве заполнила заявление, но к нему требовалось приложить акт о пропаже документа из полиции. Побежала в участок. Молодой полицейский, выслушав внимательно растерю иностранку, послал оформить заявление в полицейское управление, типа, побегай, чтоб не повадно было терять документы.
В полицейском управлении офицер внимательно выслушал, посмотрел украинский внутренний паспорт и, постукивая им по своей ладони, объяснил:
- Синьора! Сядьте вот здесь на скамейку и ждите до вечера. Вечером мы вас отправим в Киев. Самолётом. Бесплатно.
- Да не надо меня отправлять бесплатно. Я и сама могу купить себе билет. Мне бы только заявление о пропаже документа оформить, - наивно рассказывала я ему свои намерения.
- Сядьте вот здесь и ждите! - твердо ответил офицер, отдал мой паспорт и ушёл.
Я посмотрела ему вслед и подумала:
"Он объясняет мне свои обязанности, виза-то у меня просрочена, значит - я нарушитель. Но, вернув паспорт, не ограничил моих прав, не заковал в наручники и не посадил в камеру. Надо уходить отсюда быстрее, пока он действительно не отправил меня домой, бесплатно. С депортацией".
Я нерешительно пошла к выходу. У двери стоял постовой, он равнодушно скользнул по мне взглядом и перевёл его на других посетителей. На подгибающихся ногах прошла мимо него, вышла на улицу и уже там вздохнула с облегчением. Спешно вернулась в полицейский участок и, пустив слезу, попросила молодого полицейского оформить нужную мне справку, посочувствовав моему преклонному возрасту.
- Ладно, синьора, не плачьте! Всё будет в порядке, - по всей видимости поход в управление его успокоил. - Идите в банк и оплатите необходимую пошлину, - опять послал он меня.
Но дело сдвинулось! Я всё оплатила и на следующий день получила белое временное свидетельство гражданина Украины.
Оставшееся время мы путешествовали по городу, фотографировались. Бродили по Ватикану, забрались на вершину собора, осмотрели парк при папском доме, с высоты птичьего полёта полюбовались на площадь святых Павла и Петра. В центре столицы прошлись с экскурсией по раскопкам древнего Рима. На раскопках запомнилась часть каменной мостовой с выбитой колеёй от телег, проезжавших когда-то. Впечатлили неширокие улицы и остатки колонн некогда богатых домов. В фонтан Треви бросили монетки, в надежде ещё раз вернуться сюда. Тогда верилось, что вместе мы будем жить столько, сколько сами захотим.
Расставаясь перед поездом в аэропорт порадовались, что побывали в Риме, как говорится, не было бы счастья, так несчастье помогло увидеть этот вечный город.
ПРОИCШЕСТВИЕ
Холодный весенний понедельник. На кухне вдвоём: я и пожилая больная женщина Анита, которой нужна моя помощь. Включён телевизор. Я стою у плиты, готовлю обед и посматриваю на Аниту. Анита сидит у батареи отопления на низкой табуретке, дремлет и, приоткрывая глаза как курица, посматривает на меня. Наша жизнь течёт в обоюдном интересе.
Вдруг замечаю в углу у сидящей началось шевеление - покачивающейся здоровой рукой она принялась ловить ножку стола.
- Куда бежим? - поинтересовалась я.
- В туалет, - объяснила больная, - только я хочу пойти туда сама, опираясь на костыль. Я должна передвигаться сама и не зависеть от других, - с верой в былые силы заявила она.
Костыль большой и тяжёлый, ей он уже не по силам. Из педагогических соображений не стала напоминать ей о её болезни, а наоборот, сопровождая по коридору одобрила, мол, надежда в этом ряде последняя:
- Правильно! Дело хорошее. Учиться никогда не поздно. Но сначала нужно выучиться и сдать экзамены ни право вождения костыля, а потом водить его самостоятельно, - конечно сказала глупости, но надо о чем-то говорить. Кроме того, знала, что она человек умный, голова и память у неё в порядке, с юмором у она дружит, да и сама любит пошутить.
Сплочённой групкой пошли в туалет: я, она и трёхногий костыль.
- Оставь меня одну. Я хочу посидеть немного, - попросила Анита.
Нормальное человеческое желание. Оставила её, у меня перед обедом запарка. Вернулась на кухню, убавила звук телевизора, продолжила готовить обед и прислушиваться. И вдруг услышала из туалета донёсся звук, не характерный для этого места. Срочно побежала туда и увидела страшную картину: на полу длинной туалетной комнаты растянулась больная. Везде видны пятна крови. Больная подняла голову, из носа течёт кровь, голова покачивается, но глаза смотрят осмысленно: "Помоги!" Лицо, руки, ноги всё в крови. Перед кровоточащим носом лежат два каких-то кусочка белой кости. "Что она успела так раздробить, что кости высыпаются?" - в панике мелькает мысль. От ужаса происшедшего не знаю, за что взяться, с чего начать, что делать. Бегаю вокруг неё и причитаю:
- Почему? Почему меня не позвали?
В голове рой вопросов, на которые мне никто не даст ответ: "Как её поднять? За руки нельзя. Они у неё выходят из своих мест в плечах. Не дай Бог оторву их. Где у неё порез? Откуда вытекло столько крови, что так перепачкано всё в комнате? Больную нельзя оставлять на холодном полу. Нужно перетащить её на диван".
Подхватила её за плечи платья и отволокла в зал. Затянула на диван. Худая Анита оказалась мне по силам.
Попросила пошевелить ногами и руками.
- Где болит? - спросила, вытирая платочком раны.
- Нигде, - ответила она, как-то пришепётывая и в нос.
Прошу показать зубы. А! Вот что! Во рту не хватает двух зубов из вставной челюсти. Своим видом она напоминает мне её семилетнюю внучку Аврору. Продолжила осмотр. У больной сломан нос, поцарапана рука и нога. Из-за плохой свертываемости крови из этих царапин вытекло много крови, которой хватило вымазать всю ванную комнату. Голова цела.
Приношу Аните мокрый платок на нос, обрабатываю и перевязываю раны.
- Что произошло? - взволнованно спросила.
- Я хотела тебе сделать сюрприз, выйти из туалета самостоятельно. Поднялась, но, запутавшись в банных ковриках, упала лицом на биде. Попыталась подняться, используя костыль, но он подвернулся, и я рухнула вдоль всей комнаты. Вот и руки поцарапала об него.
"Хороший сюрприз мне сделала. Кто знает, что скажут на это твои дети".
К этому времени мы обе немного успокоились. Я перестала паниковать и причитать. Анита даже головой не трясёт - болезнь Паркинсона отступила на время. Пострадавшая лежит на диване очень довольная и прикидывает: уж сегодня, точно, все дети придут её навестить и посочувствовать. Принялась давать команды:
- Сходи, позови Эманнуэлу. Я слышу, что она уже пришла с работы. По телефону разговаривает.
Попыталась возразить, защищая младшую невестку как хозяйку дома, у которой перед обедом не дел в проворот. Но свекровь непреклонна:
- Позови!
Спустилась вниз на первый, вернее по-итальянски на земляной этаж, где живёт младший сын с семьёй.
- Эмануэлла! Поднимись, пожалуйста, наверх, - попросила её.
- Что случилось? - симпатичная тридцатипятилетняя Эмануэлла недовольно оглянулась. Ей нужно приготовить обед к приходу мужа и сбегать за дочками в школу. Но, увидев моё, расстроенное лицо, тревожно спрашивает, - ей опять плохо?
- Нет. Она сегодня упала.
- Упала? Где?
- В туалете.
- А! - тон голоса меняется в третий раз, с тревожного на раздраженный. - Небось, попросила тебя выйти?
- Да! Именно так и было! - отвечаю я удивлённо.
- У меня она тоже начала так делать.
Невестка поднялась наверх к свекрови. Она первая из парада любящих родственников, на который рассчитывала Анита. После нескольких вопросов на брешанском диалекте, Эмануэлла принялась орать на свекровь по-итальянски:
- Теперь научилась ходить? Вот и лежи с поломанным носом! Как она мне надоела! Для чего мы тебе компаньонку взяли? Всё! Я ухожу! Не хочу её видеть! Позвони сейчас же Валентине, - наказала она и, обращаясь к свекрови, язвительно добавила, - а без зубов ты даже моложе выглядишь!
Эмануэлла ушла. Я не первый раз присутствую при разговорах на повышенных тонах, но привыкнуть никак не могу. Эмоции младших, по нашим понятиям, зашкаливают в разговоре со старшими.
Я направилась к телефону, но меня из зала окликнула Анита:
- Не звони Валентине. Сейчас опять орать начнёт. Как родилась орущей, так пятьдесят лет и орёт.
- Моя дорогая синьора! - виновато оправдываюсь ей. - Как я могу не звонить, когда произошло такое!
Валентина - старшая дочь, услышав о происшествии, тоже возмутилась:
- О Господи! Снова! Когда уже она уймётся! Лучше бы она себе голову сломала! Ладно! Сегодня вечером после работы зайду, - пообещала она.
Я возвратилась в зал и передала ей слова дочери. Анита кивнула головой и сказала:
- Сейчас Риккардо придёт. Он уже приехал с работы на обед. Я слышу, как он внизу разговаривает.
И точно! Через время на лестнице раздался топот шести ног. Вернее, двух ног и четырёх ножек. Пришёл самый младший сын Риккардо со своими двумя дочками. Риккардо у Аниты самый ласковый:
- Что ж ты мама! Надо же думать своей головой! Почему Веру не позвала?
- И у меня тоже нет зуба, - пожаловалась Аврора. - Мы с тобой похожи.
- У меня зубы "вырастут" к субботе, - похвастала Анита, рассчитывая на поход к стоматологу, - а у тебя, не так скоро.
- Папа, а у меня, когда зубы вырастут? - повернулась к отцу обеспокоенная девочка.
- Вырастут, не переживай, - улыбнулся он, - может не так скоро, как у бабушки, но вырастут сами.
Сын посидел с мамой, поговорил и ушел. Ему после обеда опять на работу, но Анита довольна и просит:
- Позвони Онореле. Скажи ей, чтобы пришла посмотреть, что Анита вытворила.
Онорела - старшая невестка, самая душевная. С нею можно говорить долго-долго, сколько душе угодно. Разговор с нею мне напоминает музыкальный стиль рондо, или простым языком говоря: "Наша песня хороша, начинай сначала". Позвонила Онореле, та ответила, что о происшествии уже знает от племянниц, придёт навестить свекровь после обеда. Послеобеденный разговор с любимой невесткой затянулся на час и Анита очень довольна общением ведь она никуда не торопится.
Вечером пришёл старший сын Антонио с четырнадцатилетней дочерью Франческой. Антонио, с высоты своего здоровья принялся внушать маме, что она уже никогда не научится ходить.
Я, сидя за спиной Аниты, на это непедагогическое заявление сигналю большими глазами.
Франческа, смягчая прямолинейность отца, уточнила:
- Без помощи других, - и перевела разговор в другое русло, - бабуля! У нас завтра карнавал будет. Тебе и краситься не надо, ты уже разукрашена. Как твой костюм называется?
- Арлекина! - отозвалась на шутку довольная Анита.
На следующий день, вне графика, пришли проведать упавшую, подруги и жены братьев Аниты. Братья умерли, а их жёны не забывают золовку. Анита им всем рассказывает всё с самого начала, типа нашего:
"Шёл, упал, очнулся - гипс".
- Приняла биде, - смеются подруги, - успела и нос помыть, и зубы почистить.
Вечером приехала дочь Валентина. Оценила её внешний вид и сказала:
- С поломанным носом она ещё не ходила. Руки ломала пять раз, ребро было сломано, а вот нос в первый раз. Но в жизни всё нужно попробовать. Ладно! - заключает она, - в пятницу едем к врачу. С утра примите душ. Мама, только не так, как биде! Понятно?
- Это уж как получится, - ответила мать.
Перед сном посещаем туалет. Бабуля тужится, но выдавить из себя не может ни капли.
- Иди, приготовь постель, - наказала она мне, - а я посижу немного.
- Чао! И будет как в тот раз! - опасливо предположила я, - вы сбежите куда-нибудь!
- Нет! Баста! Набегалась я уже. Никуда отсюда не сдвинусь.
Каждое утро пострадавшая смотрит на себя в зеркало и комментирует:
- Как будто муж побил.
К субботе синяк вокруг разбитого носа приобрёл желто-коричневый цвет.
После завтрака собираемся на прогулку. Помогаю одеться Аните - на шею намотала шерстяной зелёно-коричневый шарф. Вышли на улицу старого села в час пик. По узким дорогам без тротуаров перед медленно движущимися машинами народ от магазина к магазину передвигается перебежками. Знакомые, заметив её, поворачивают в нашу сторону переброситься парой слов:
- Анита! Как дела? Как самочувствие? Смотри-ка, а шарфик-то тебе к лицу!
Вечером мы обе готовы к воскресному дню. Приняли душ. На голове бигуди уже высохли. Наряды, исходя из погоды, подобраны.
Укладывая Аниту спать, спросила:
- Удобно?
- Да, - ответила она и добавила, - смотри как ждет тебя муж. Как раскрыл руки, в ожидании.
Я недоуменно глянула на неё. С головой у неё все в порядке, мыслит и разговаривает она адекватно. "Какой муж? Какие руки?" Проследила за её взглядом, она смотрела на будильник, где он размахнул свои стрелки на девять пятнадцать вечера.
- А, да! - понимающе улыбнулась я, - хочу надеяться, что именно так он меня и ждёт, - и добавила, - нам на свадьбу друзья подарили часы, стрелки которых показывали двенадцать.
Суббота с её предвыходными заботами подходила к концу. Ещё ночь и воскресенье начнёт отсчитывать мои двенадцать часов свободы, часы вне стен дома с моим добровольным заключением, часы условленных и случайных встреч, часы совместных обедов и прогулок с друзьями. А главное, завтра я увижу его и мы проведём вместе целый день.