Дочери позвонили, она прыгнула в машину и укатила. Через часок вернулась, держа на руках котенка- перса, черного, с дымчатым оттенком, пушистого и пучеглазого, как сволочь.
Морда его, с вытаращенными на мир глазами, курносостью своей, выступающим подбородком, бакенбардами, непривычностью черт. А кроме того, очумелостью и недовольством взгляда, будто за ним гналась свора оголодавших кошкодралов; которых он, хотя и боялся до смерти, мечтал наказать: спереть родовой талисман на который они молились,- палку сырокопченой колбасы. Морда эта пробуждала винегрет чувств, компоненты которого не поддавались анализу по отдельности. Однако в целом, блюдо представляло собой деликатес, для гурмана - мордоведа. Не слыхивали про таких? Нет, это не физиономисты.
Кличку этому чудовищу мы придумали быстро. Что удивительно,- одну и ту же, независимо друг от друга. Я с женой перебирал варианты, пока не остановился на "Персике". И дочь вышла из своей комнаты с тем же предложением.
Кот подрастал. Весной шерсть скаталась, его кое-как постригли. Вопил он при этом жутко. Звал соседей на помощь, и, по-моему, милицию. Сопровождалось все царапаньем, да кошачьими матюгами, что не требовало перевода, поскольку, по страстности вопимых восклицаний было и без того ясно, как он нас имеет в виду...
Результаты парикмахерского живодерства представились, в конце концов, зрелищем несколько жутковатым. Шерсть стала свисать со зверя клочьями, соседствуя с оплешинами голой кожи. Шкура была испещрена знаками, напоминавшими наскальную клинопись исчезнувшей цивилизации. Каковую обнаруживают в пещерах то там, то сям.
На этих материалах основывают потом направление в археологии. Созывают симпозиумы, а профессора канают студентов вопросами: что, например, обозначают письмена на левом боку: любовное послание древней правительницы, или подсчеты торговца, сколько стаканов семечек он продал в понедельник такого месяца, такого года. А вообще, пририсовать парнишке фингал под глазом. Сунуть в лапы замызганную сумку с пустыми бутылками, и перед вами, ни дать не взять, стопроцентный бомж.
Лето проходило, кот покрывался шерстью, превращаясь в огромное, красивое создание. Вечерами, когда я усаживался к телевизору, он запрыгивал на колени. Ложился на грудь и мурлыча нечто интеллектуально-мистическое, протягивал верхние лапы кверху, и начинал массировать мне грудь, руки, шею.
Он захлопывал свои огромные глазища, пытаясь внушить, что не имеет отношения ко мне. Абсолютно как карманник, будто бы, не помышляющий о кознях, тогда как рука его уже вовсю шурудила в моем кармане.
Под бормотание телевизора об атаках террористов в Мумбае, экономическом кризисе, всех этих, так или иначе проявляющих себя свидетельств неприятия людьми друг друга. От умственных шатаний по миру и по себе, а больше от кошачьих пассов, я проваливался в транс.
Персик перекладывал лапки, выпускал коготки, надавливая то одной, то другой, на плечи, шею, руки, и расслаблял меня на нет. И тут начиналось...
Он сканировал меня, невидимыми щупальцами, определяя содержание того, что держал в объятиях. Я чувствовал, как в святая святых моего естества забрался и шарит маленький, ласковый шпион нашего Хозяина.
Чтобы "просветить" мое существо глубже, он вводил меня в еще больший транс. Этими своими покалываниями коготками, да под гитару мурлыканья. Я начинал дремать. И снисходила не то, что бы благодать, но какое-то особенное расположение духа, дающее возможность чувствовать нечто отличное от того, что приходится переживать каждодневно. Я поднимался и летел над собой, над тем, что привязывало к бытию.
И ощущалась потребность, самому обратится в этого кота. Я думал, что это, было бы, наверное, здорово. Помурлыкать кому-то на ухо, поколоть коготками, помять лапками некоторых людей. Возможно, удалось бы понять их поглубже, а через них себя. Натянуть на себя такую шкуру-комбинезон другого существа. Располагающего к контакту, способного заставить разомлеть. И проникнуть туда, куда вход пока заказан. Пока или вообще?
И, кажется, превращался...
Упираясь взглядом в телевизор, я, или теперь уже Персик? Либо то и другое вместе, оставив свой внешний образ в кресле, перед телевизором, непостижимым образом перемещался в пространстве, во времени. Вообще в каких-то неведомых средах. Запрыгивал на колени к некоторым людям. С тем, чтобы помурлыкать, поласкаться, поспрашивать, что они такое? На какие кнопочки в себе нажимали, чтобы сделаться теми, в кого воплотились. Или не нажимали, а они нажимались сами?
И даже не поспрашивать, в том смысле, что они могут рассказать об этом, явись такое желание. Ежели нет,- бог с ним! А прямо допросить. С пристрастием. Будто, мне страсть до чего необходима эта информация для исполнения некоей сверхзадачи, которой я, да и все мы подчинены. Сверхзадачи выстраивания правильной, незазорной жизни. Почему? Да потому, что они запали в душу. Какими-то своими поступками. Я выбираю персонаж, бесшумно приближаюсь к нему и,- скок,- запрыгиваю на колени...
Он тоже, будто бы, сидит в кресле. Хотя его давно уж нет... Однако информация, которая мне необходима, добывается из других сусек. Таинственный мир... Там продолжают звучать голоса, толпятся персонажи.
Ложу лапы ему на плечи... Трусь носом о подбородок. Мурлычу... Чтобы ввести в транс. Перед мысленным взором этого человека возникнет... командир подводной лодки. Вижу это и я. Он стоит на мостике корабля. Лодка, крадучись движется в толще угрюмого, холодного океана, нацелившись в точку, где должна встретиться с "дичью". Огромной, жирной добычей, уничтожение которой решит множество проблем и позволит одному из схлестнувшихся не на жизнь, а на смерть гигантов, почувствовать ощутимое облегчение.
Однако, "дичь" хорошо защищена. Вокруг снуют охотники за охотниками. Предприняты чрезвычайные меры для защиты от нападения. Оборона продумана до мелочей. Здесь тоже свои охотники, Они настороженно вглядываются вдаль, в толщу океана и в предвкушении добычи потирают руки. Для них уже лодка,- дичь.
Бесспорно, он испытывал азарт охотника: "кто кого?" "я вас или вы меня?" Обыкновенно за этим следует другой вопрос: "Неужели ты лучше? Сильнее, умнее, хитрее, больше, чем я можешь? Навряд ли. Мы двигались по лестнице эволюции параллельно. Следовательно, пришли к нынешнему дню по способностям вровень. Возможна, небольшая разница. Другое дело, чем каждый заряжен? Мотив и индивидуальные особенности, вот что будет иметь значение, когда сойдемся".
Ты пришел, чтобы отнять все и даже жизнь. Мое все! Из-за бредовой идеи, что я несовершенен. Низшего сорта. И потому не имею права на то, чем на ваш взгляд несправедливо, одарила меня природа и история.
Среди вас было много замечательных личностей. Они достигали вершин человеческого знания и блистали как звезды. Убедив вас, что вы особенные. Но вы не все такие. Вы все просты, как и мы. Возможно, пообтесаней. И не особенные вовсе.
Выдающиеся люди твоей страны - не повод восторгаться собой. Скорее свидетельство того, что при удачных обстоятельствах, да при наличии характера. Из материала, из которого сделан и ты, может вырасти феномен. Ты одного поля ягодка с прославленными. Из тебя могло вырасти необычное что-то, но не выросло. А когда не вырастает совершенство, получается одно из двух, - обыкновенное что-то или тот, кто будет отбирать, уничтожать, ломать. Совершенство с отрицательным знаком.
Нашелся гусь, который понял, как вами рулить. Эти ребята всегда кстати. Рулевые. Вы все особенные! - Объявил он. - И не сомневайтесь! Я говорю! Вы в восторге. А еще вас напугали, и согнал в стадо. В котором никто не думает. Зачем? За вас это сделают другие. Исполняйте приказы и ни о чем не заботьтесь. К счастью вас подвезут. И вы двинулись отбирать.
У меня иная задача: защитить себя. И выбора нет, как у зверя, загнанного в угол. Вот мое преимущество. Но это не все.
Я вытягиваюсь. Необходимо потянуться. В теле кота хочется двигаться больше. Он такой пластичный, он создан для движения. Для неги. Сильный. Ловкий. Протягиваю лапы выше, на плечи и делаю офицеру массаж, осторожно выпуская коготки. По всей видимости, ему приятно, он гладит меня. Я мурлычу сильнее.
И нас сколотили в стадо. Над каждым небольшим поставили пастуха. Подчинили старшему. Того,- которому, поглавней. И так, пока все не замкнулось на самом главном, таком серьезном, беспощадном генеральном пастухе, с чертами характера волка.
Время было такое, что ли? Люди выработали потенциал исторического отрезка. Идеи, которыми жили, устарели. Мироустройство не оправдывало ожиданий. Личности не находили себя в протекающих процессах. Выдвигалась тьма предположений, как строить бытие дальше. Вариантов предлагалось множество. Что-что, а заправить мозги друг другу мы мастера. На каждое "за" существовало два "против". Одни мироустройства опровергали другие.
Слабые умы были повержены и растеряны. Метались, не зная, какую дорогу выбрать. В обществе наступили разброд. В этой неизвестности простому человеку становилось страшно. Самое время для явления "вождей".
Они не заставили себя ждать. Большие, маленькие, правильные, повернутые. Каждый предлагал свой простой и красивый выход из кошмара. Самый радикальный заодно. Один оказался убедительнее прочих. Айда в будущее стадом. Всех, кто мешает - по боку. Кто не хочет,- туда же, не путаться под ногами! Нагнали страху, пока разбирались с сомневающимися. И зашагали в ногу к всеобщему счастью.
В стаде не так страшно. Чувствуешь плечо друг друга, не засыпаешь от скуки, потому, что те, кто рядом, не дадут уснуть. Им всегда кажется, что ты вяло чеканишь шаг, таращишься по сторонам и предательски зеваешь. Почему ты зеваешь, а?
Любой, кто выглядит тем, кем его создала природа, кто бережет и лелеет ее предназначение, вызывает неприятие. Толпа антипод индивидуальности. Окружение дружно наставляет свихнувшегося на путь истинный. Но вот беда, он не исправляется. Не потому, что не хочет. Он не может быть иным.
"Белая ворона" обзаводится кучей врагов. Обыкновенно, самые непримиримые из них, и самые послушные в иеархии послушных. И, конечно, наделены властью. Увы, стихию не переделать, если это ветер, он не прекратится по чьей-то воле, буря в характере, не утихнет, пока не выровняется давление. Угомонится, когда захочет сам.
...Дичь нельзя было взять нахрапом. Она была через чур ценна и чрезвычайно хорошо охранялась. Чтобы добраться до нее, необходим был вывих ума. Нужно было придумать что-то необычное. Потому что для обычного все подходы были перекрыты. Капитан и сделал так, потому что был, ненормальным.
Эта способность быть не таким как все, была заложена в нем от природы. Возможно, привычка поступать так, как подсказывало нутро, была признаком сильного характера. Какие-то стихии, названий которых, да и что они такое, никто не знает, ходили ходуном в нем. Страх, живущий в каждом, был присущ и ему, однако был не в состоянии забить характер.
На этой почве у него был антагонизм с начальством. Когда наступал момент выбирать поступки: делать, как диктовала сущность, то есть характер; или, поступать в соответствии с взглядами окружения, он выбирал вариант, подсказанный нутром. Потому наказывался бесконечно. По той же причине ненавидел послушных, которых было много вокруг. Они взаимно грызли его как крысы за неуступчивый характер, за вызывающую непохожесть на прочих. За свою неспособность на поступок.
Я громко мурлычу, выпускаю коготки и отираю усы о его подбородок, то с одной стороны, то с другой. Капитан гладит меня и приговаривает неразборчивое что-то. Голос его доносится, откуда-то издалека, даже представить невозможно откуда. И, странно, я слышу его. Или выдаю желаемое за действительное?
"Дичь",- огромный круизный корабль, битком набитый фашистами, шел вдоль берега. Рассчитывали, с одного борта его прикроет мелководье близких берегов, которое не даст возможности подводной лодке подобраться на расстояние удара, а со стороны моря защитят корабли охранения. Все предусмотрено.
Кроме одного: "охотник"- ненормальный. Если есть возможность поступить так, как не поступил бы никто, и в этом имеется смысл, он обязательно это сделает. Если имеется путь, которым можно подобраться к врагу, пусть граничащий с самоубийством, он выберет его, потому, что такой от рождения. Его "заводит" когда нельзя. Оно его провоцирует. Для обычного человека это точка. Приговор! Для него соблазн.
А еще в стране, где он жил, всегда были сильны традиции молодечества. Всякий раз, при возникновении опасности, отыскиваются чертенята, готовые поступить так, как не поступает никто. Чтобы удивить, чтобы почувствовать себя живым, чтобы дать понять, наконец, что не всех можно напугать. А есть те, которые прислушиваются к природе. Особенно когда она начинает искушать: ну сделай так, сделай, трусишь, что ли? Они не в силах притворяться глухими.
Подводная лодка вышла на атаку со стороны берега, откуда не ждали. Фашистам в голову не приходило, что кто-то отважится загнать себя в капкан. Добровольно превратиться в мишень. Нашелся. Две торпеды угодили в огромный корабль. Тысяча врагов пошли на дно.
Скольким своим ты сэкономил жизни, капитан? Которые могли быть отобраны погибшими врагами. Сколько родились от спасшихся? И должны благодарить тебя за возможность прожить эту жизнь? Я сам, мои дети, дети моих детей. Тысячи людей огромной страны. Интересно, сколько народу осталось жить и родилось, благодаря той твоей атаке, вот бы посчитать?
Сколько ожиданий, радостей, переживаний и наслаждений пришли в действие, благодаря твоему поступку. А потом, где эта бухгалтерия? Возможно, общая большая победа стала реальной благодаря именно этому удару?
Что это за ощущение, что толкало тебя на этот поступок? Не из-под палки же это делалось? Ощущение единства с теми, с кем ты жил рядом, потребность защищать их, даже ценой собственной жизни? Либо чувство единения с видом. Наподобие того, что испытывает пчела, защищая свою семью, она не раздумывая жалит агрессора, не смотря на то, что за этот поступок ей приходится расплачиваться жизнью.
Есть еще одна вещь: факт того, что ты сделал, о нем знают те, кто идет по твоим стопам. И помнят. И будь уверен, не один захочет повторить твой поступок в похожих обстоятельствах, не приведи господи этих обстоятельств. Ну а случаться, куда же деваться?
Я открою свои огромные кошачьи глаза и ты, капитан, прочтешь в них не только благодарность, но и чувство вины. За то, что в этом государстве, когда понадобилось, не нашлось никого поддержать старого, больного человека. Кроме нищих студентов, которые собирали из своих крохотных стипендий гроши тебе на операцию. Чему удивляться? Ты не государство защищал, а его народ. А иногда это не одно и то же. Во всяком случае, знай, кот нашей памяти обязательно будет забираться к тебе на колени, ласкаться, тереться о твой подбородок и мурлыкать благодарное что-то. Он тебя любит...
Я запрыгну на колени и поласкаюсь еще к одному человеку. У него не подстриженная борода. Это не украшение, не причиндал солидности, наподобие бабочки при фраке, указывающей на принадлежность к артистической среде, что может также символизировать обязательство не материться в тот вечер, когда она прицеплена.
Борода свободно спускается на грудь и топорщится во все стороны, как у крестьянина, которому некогда придавать ей презентабельный вид. И нет нужды, ибо не привык восхищать экстерьером. А привык, чтобы все, что растет из него, и в нем тоже, росло, куда вздумается без препон и ограничений. И некогда тратить время на ерунду. Занят делом такой важности, что ежели отращивать бороду, в соответствии со значимостью этого дела, ее пришлось бы носить взводу солдат спереди. Заносят в помещение бороду, а позже, гораздо позже появляется хозяин.
У него сердитые глаза человека, хорошо разбирающегося в больных мозолях людей. Которые, никак не желают избавляться от вредных привычек, сколько он им об этом не твердил. И не поймет почему. Где ему? У самого и воля, и характер, и ему кажется это так просто захотеть и сделать.
Одних слабости доводят до могилы, других до тюрьмы. Люди так и живут с ними в обнимку, как с любовницами. Не видят своих бед? Жалко расставаться? Может нужно время? Сколько нужно? Сколько человек сыграло в ящик от одних и тех же проблем. Глупая затея, Лев Николаич, сам себе повторяю тысячу раз: не делай, этого, а делай так. Думаете, слушаю? Пока не стукнешься лбом, да так, что искры из глаз, не доходит. Так устроены. Добротный характер-проблема. На дороге об него не споткнешься.
Под взглядом этого старика, ты подхватываешься шарить по сусекам души, отыскивая нечто стоящее, что поможет прожить жизнь достойно. Результаты чего можно предъявить "судье" для оправдания существования. Потом.... Это кто в состоянии подняться до понимания проблемы. Большая часть не озабочена подобной чепухой и считает, нет, она в этом уверенна, что жизнь предоставляется в обязательном порядке. Кому-то вменили в обязанность снабжать тебя этой штукой, он и подает. Просто так, за красивые глазки. И пусть исполняет эту обязанность дальше, да аккуратней.
Взамен предъявляются потуги казаться умным, добрым, храбрым. Представляться деловым, веселым, бабником. Играть пробивного, страшного, сильного, терпеливого, работящего. Какого-нибудь еще. Другого. Не такого вообще. А есть которые и вовсе не озабочены представляться, кем бы ни было. Нафиг нужно! Я такой, какой есть! "Хотишь,- на! Не хотишь, пошел в задницу!"
Личина их временами ужасна, подчас безобразна. Однако вполне соответствует представлениям о "прекрасном", сформированным окружением, знаниями, либо заблуждениями, а то и нечаянным ударом об угол головой в детстве. Оказавшим решающее значение на становление личности.
А если повезет, (а кому-то нет!) и вдобавок субьект талантлив, чего нельзя исключать вовсе, не смотря на угол, построенный не в то время, не в том месте, да вокруг послушные. Факт сей, в состоянии оказать решающее значение на историю человечества. И продлить последствия пребывания на земле ушибленного надолго. В образе страсть до чего живучих последователей.
Старик знал эти фокусы. Дурить его бесполезно. По пути, который необходимо пройти хотя бы раз, выясняя как жить, что делать, чтобы душа умаялась. Он прошелся сотню туда и обратно. Ему знакомы все закоулки, повороты, колдобины на нем. Взгляд его от этого становился только жестче и непримиримей.
Я бы потерся носом о его бороду. Положил лапы на плечи. Выпустил коготки чуть- чуть... Сильнее нежелательно. Свидетельствуют, был он матершинник вдобавок. К прочим своим талантам. Че испытывать судьбу? В нашем языке такое богатство фольклора подобного профиля. А с его фантазией, да чувством языка, как раз напросишься на крендель-пожелание, от которого на лбу, и вправду вырастет что-нибудь этакое...
Повзрослевшему к крыльцу подается транспорт. Одноместная карета... Нет! Погероичнее,- латы. Одноместные латы транзитного пассажира. Рыцарь облачается и транспортируется через всю жизнь. Такой индивидуальный экипаж.
Положенный инструмент, могущий потребоваться в дороге, прилагается в карманах, запазухах. Приблизительно одинаковые проблемы, похожие несчастья, не отличающиеся друг от друга радости и неприятности. Выбирая перечень "услуг", к концу жизни человек подходит умиротворенным. Примиренным с окружением.
Этот не полез в доспехи. Не двинулся по заведенному маршруту. Потребность проверять все, что предлагала жизнь, манера прикусывать монету,- не фальшивая? Обозначившая себя от какой-то лжи однажды, уже не оставляла в покое. В конце концов, он просто прекратил впускать в себя любые истины, исходившие от любых авторитетов, пока не исследовал их на лживость.
Шаг за шагом привычка уводила на собственный путь. И однажды во весь свой огромный рост, встал непростой вопрос: жить по правде? Что есть одно и то же, с вопросом, поставленным по-другому: правда жить? Или делать вид, что живешь. Заботясь об одном, чтобы талантливо сыграть эту роль. Сорвать аплодисменты.
Скорей всего, к такому выводу подвела другая проблема, вставшая перед ним: "Неужели, я не могу жить так, как считаю правильным и нужным? А не как принято? Как делают это другие. Большинство. Как подталкивает окружение?" И он ответил. Тем, что стал самим собой. Миллионы таких как все канули в небытие, а он, верный себе остался.
Я бы просунул свою кошачью голову в его бороду. Пощекотал своими усами его усы, промурлыкал что-нибудь гипнотическое. Чтобы он разомлел, погладил меня и без утайки рассказал, как у него так получалось.
Берешь в руки книгу, настраиваешься читать, начинаешь. Взгляд побежал по буквам, по словам. Вперед! Обыкновенно, что попадается, оказывается хорошо или плохо, а чаще, - никаким. Шелестом бумаги от ветра.
А тут встает иное. Книга вдруг вздувается под пальцами ума. Из пристанища еле дышащих образов, вернее их фрагментов, что встречается чаще, восстает живая субстанция. Некое шевеление, которое и как назвать-то непонятно. Все движется, дышит, взаимодействует. Персонажи оживают, начинают жить своей, независимой жизнью. Им наплевать на тебя, на то, что ты уткнулся глазами в их историю. Эта жизнь, кажется и не прекратится, даже если отбросить книгу в сторону.
"Как изволите приказать, сударыня! Только Дутловых жалко. Все один к одному, ребята хорошие; а коли хоть одного дворового не поставить, не миновать ихнему идти,- говорил приказчик,- И то теперь все на них указывают. Впрочем, воля ваша".
"И он переложил правую руку на левую, держа обе перед животом, перегнул голову на другую сторону, втянул в себя, чуть не чмокнув тонкие губы, подзакатил глаза и замолчал с видимым намерением молчать долго и слушать без возражения весь тот вздор, который должна была сказать ему на это барыня."
"...Итак, Егор Михайлович уставился спокойно, даже прислонился незаметно к притолоке, но храня на лице подобострастие, и стал смотреть, как у барыни шевелились губы, как подпрыгивал рюш на ее чепчике вместе с своей тенью на стене под картинкой. Но он вовсе не находил нужным вникать в смысл ее речей. Барыня говорила долго и много. У него сделалась зевотная судорога за ушами; но он ловко изменил это содрогание в кашель, закрывшись рукой и притворно крякнув".
Слова, нет, это не слова, это они сами, живые существа возникают перед сознанием. Герои двигаются вокруг тебя, занятые своими делами, мало не наступают на ноги, не толкаются, и не спрашивают закурить. Сам ходишь среди них и ловишь себя на желании спросить этого самого Егор Михалыча: А скажи-ка ты, дружок, что ты думаешь о барыне. Скажи! На ухо, я не передам, честное пионерское! И догадываешься наперед, что скажет.
В руках не книга, нет, какая-то шкатулка, размер которой ни о чем не говорит, поскольку дела, творящиеся в этом ящичке, делают ее сравнимой с огромным миром, который невозможно описать словами, и попытка эта даже смешна. Вообще непонятно, как из такой нищей материи как слово, из этого куцего покрывала, разрастается и выходит действо с множеством живых, непохожих друг на друга персонажей.
Твое "я" начинает рушиться. Вопреки ожиданиям, это не влечет за собой ни страха ни злости. Целое распадается и когда наступает просветление, является возможность наблюдать, из чего состоишь сам. Не весь, а часть, однако и этого довольно, чтобы поразиться открывшемуся ландшафту.
Он ушел от потока слов, от того, чтобы сюжет сходился от начала к концу. Как в детской игре, это когда ребенок зажмуривается и сдвигает два выпрямленных указательных пальца. Если сходятся, можно радостно попрыгать. Ты выиграл.
Отказался от джентльменского набора: любовь, злодей, рыцарь храбрый, рыцарь не храбрый. Злой рок, немыслимые приключения, счастливые случайности, перечисляемые для того, чтобы читатель почувствовал себя сверхчеловеком. А кем себя чувствуешь, когда все понятно? Такой занюханный, маленький, ничего не знающий, но уверенный в обратном сверхчеловечишка. Герой низвергает злодея, а тебе кажется,- это ты. Все было проигнорировано им, потому, что искал свою дорогу.
Он приоткрыл страну, мир, человеческую душу, создал материю, с помощью которой это можно выразить. Он не рассказывал о действии, а показывал его. И так много было задето его вниманием.
Потянуться, приподняться на задних лапах, прогнуть спину, посмотреть в его глаза своими бестолковыми кошачьими очами, чтобы дать понять что-то. Что именно, и самому не ясно. Как это ты так смог? Вот! Что твои создания из букв и слов, превращаются в живые чуда перед умом, у которых только что не случается простуды, да и то, пока ты не озаботился? Сделанное тобой составляет изрядную долю смака от жизни. И не наткнись в свое время на него, какая-то часть меня осталась бы в параличе. Как то растение, которому не хватило какого-то витамина. Отчего и выросло кривое да косое, и еще с колючками. На мне нет колючек и это хорошо, хотя не всегда приводит к благополучному исходу при встрече с некоторыми людьми. И хрен с ними! Так и мурлыкну ему. Но это так скудно.
-Николаич, спросил бы я.- Кто вообще надоумил тебя заниматься этим делом? Тебе-то известно, большинству из нас, эти вещи не нужны вовсе. Они прекрасно живут и без того. Для них придумано множество способов развлекаться, чтобы не скучно было. Главное, чтобы шевелилось что-то перед мозгами, имитировалось течение жизни. Можно просто менять антураж, что и делают чаще всего. И наши мозги заселяются (нужно бы другое слово) полчищами Шерлоков Холмсов, комиссаров Мегре, тьмой тьмущей их веселых двойников, которые все ищут, ищут какую-то херню. Я, пожалуй, знаю, чего они страждут найти на финише замысловатых лабиринов, -деньги.
Я бы взбирался на колени еще к множеству людей, и поколол их коготками, помурлыкал. К живым и тем, которых нет. Но которые сделали нечто для меня, не подозревая, что я существовал или буду существовать. Я подал бы им знак моей признательности и благодарности. Что говорить, я и есть эта самая признательность и благодарность. За то, что жили вопреки, что хватало храбрости быть не такими, как все, улавливали дуновения, доносившиеся из души; а на самом деле Оттуда, от Него. Что старались принести пользу, а не попользоваться, несмотря ни на какие невзгоды. За то. что никому не нужные, одинокие души, которыми мы все являемся, дожидались, наконец, друга, в лице такого человека, который согласен был жервовать собой. Ради тебя.
Транс проходит. Открыв глаза, я вижу этого пучеглазого подлеца-Персика у себя на коленях. Чувствуя, что я пробудился, он также открывает глаза, бездонные и хитрые. Кот как бы говорит: посмотри, посмотри в них, может быть что-то и увидишь. А не увидишь, тебе хуже.
"Пошел ты!" Я сгоняю нахала с колен. Так много насущных дел. А с ним можно просто прибалдеть. Персик спрыгивает, и как ни в чем не бывало направляется к холодильнику, оглядываясь на меня. Приглашает за собой. Проблемы души это серьезно, однако про колбасу забывать не стоит.*
Данный склад прилагается для привередливых гуру. Знатоков использования этих вещей в текстах, их точного посадочного места. Не будет хватать, можно брать отсюда. Лишние складывать сюда. Прим. Авт. ",,,,,,,,,,,,,,,." "---------------".