Стоял тихий, яркий, теплый, скорей всего последний симпатичный денек в эту ( какую уже по счету осень!). Когда так светит и греет, и ты понимаешь, что скоро тепла не будет, что скоро ничего не будет, вообще ничего! Не хочется ничего более, как только сидеть таким вот образом, бездумно уставясь окрест глупыми от удовольствия глазами, и ни о чем не думать. Ни о ком. И чтобы только не тревожили.
Но так не получается. И бродит в голове всякая дребедень, волочатся сами собой сволочные мысли о том, что прелести этого мира имеют паршивое свойство кончаться. Хотя, и насчет того, что это прелести, пожалуй что, сильно сказано. А вообще, надо бы приготовить пожитки. Абы кучер, могущий объявиться в любую минуту, не застал врасплох. А ведь и дела-то еще все не переделаны. И есть среди них важные. Не говоря про остальные. И это, когда не все про все, отпускалось времени предостаточно. А ты не уложился. Следовательно, есть ты кто?
Коли до такой постановки вопроса дело дошло, приличного настроения не жди. Ступай, опрокинь стопарик и на боковую. Нет, не так! Поди, полайся с бабкой, потом опрокинь стаканчик, и на боковую. В таком порядке! Тогда душа умается.
Дед Иннокентий,- человек того образа и подобия, коий особи сильного пола обретают на восьмом десятке лет, то есть согбенный, тощенький, седенький. С выгоревшими от времени слезящимися небольшими глазками. Козлиной бороденкой, изрядной лысиной, замаскированной потрепанной кепчонкой, сидел у своего небогатого и такого же немолодого, как он сам домика на лавочке и опершись на самопальную клюку, бросал окрест хмурые взоры.
Несмотря на изрядные лета и потертый вид, что-то мальчишеское присутствовало в нем, нарушая образ старости благообразной, монументальной, и не лишенной чувства собственного достоинства. Возможно, виноват в этом был тип внешности. Тонкие черты лица, короткий нос. Американцев таких много. Они и восемьдесят выглядят мальчишками, только, как бы несколько заматеревшими что ли. А что, заработались люди, суета, дела, забыли постареть.
Еще такое впечатление складывалось из-за отсутствия непогрешимости и всезнания во взоре, коими иные старцы грешат самозвано. Иннокентий выглядел растерянным и недовольным собой.
Потому казался фальшивым. Шпионом в стане дедов. Будто нарочно его загримировали этаким манером, посадили у хаты. Приготовив для съемок в роли связного, партизанского отряда воевавшего в местных лесах в те времена. Потом, конечно, выяснится, все это чепуха, что играл эту роль Петя С. Ученик девятого "Б", мечтающий поступить во ВГИК и окончивши его снять "Войну и мир" в ста пятидесяти сериях.
В окружении кордебалета курочек неподалеку прогуливался сказочно яркий, будто размалеванный чьей-то наглой и веселой рукой петух. Видом и повадками, птица вполне сочеталась с нынешним удавшимся деньком. Посему, представлялась жрецом красоты и силы.
Дед почувствовал странное желание. Ему захотелось вселиться в это чудо. На время. Важно, как птица, прогуляться по двору в сопровождении гарема симпатичных курочек. Возможно, потоптать самую красивую у всех на виду. Особенно у этих, черте че возомнивших о себе гусей. "Ходють-то, ходють как!" Опосля вскочить на забор, набрать полную грудь воздуху. Развернуть крылья, аки орел на гербу. И прокукарекать всем этим б... Неважно каким. Этим! "Мать вашу так, черти полосастые!"
У дедовских ног похрапывал грязный , лохматый пес. Который, ежели пересчитать век собачий на человеческий. Соотношение отпущенных годков, так сказать. Как известно, не в пример более короткий, нежели наш, был с дедом где-то ровесником. Возможно, на год раньше сыграл свадьбу. Хотя, в каком именно возрасте это событие случается у собак, мне доподлинно неизвестно.
Бобик явственно похрапывал и вздергивая шкурой, отгоняя липучих насекомых. Судя по неухоженной внешности и беспородной замухрыстости, пса просто обязаны были окликать каким-нибудь сермяжным именем, вроде Бобика, Шарика или, на худой конец, вообще дореволюционным,- Полканом.
Характер в нем подозревался соответстветствущий внешности, попрошаистый и беспонтовый. Да и где его было набраться, характера-то? Чать, блохой не перекинется со встречного дога. А в Букингемских дворцах воспитываться не довелось.
Так что ежели попросить барбоса поделиться соображениями обо всем этом, что творится вокруг, пес высказался бы предсказуемым образом. Нечего было надеяться услышать от него нечто оптимистичное, призывов терпеть ради будущей великой цели. Следуя букве и духу собственной конституции, он прогавкал бы скорей всего: "Вареную колбасу из чего делают? А сколько стоит салями? Известно вам, уже есть щенки, которые ее ни разу в жизни не пробовали?" В общем, пессимист был Бобик и зануда изрядная. Кстати Бобиком его и кликали, если что.
-Вон как он может. Фу ты, ну ты!- Бормотал дед с удовольствием, однако и не без толики раздражения, которые внушал ему бравый и самодостаточный вид петуха.- Не птица, а Николай Второй и только. Гляди, как перед гаремом выделывается. Ах стервоза! Ах каналья! Вот погоди, скажу бабке, она из тебя лапши наварит. То-то покококаешь в животе.
На главное занятие птицы, склевывание букашек и таракашек из под ног и демонстрацию царственного вида всяким там черте на кого похожим старикам и дворнягам, угроза не подействовала.
Это вскипятило деда.
-Гляди ка ты!- Повысил он голос до крика,- ровно не ему говорят! Иннокентий замахнулся клюкой, с намерением проучить наглеца, однако замер как подстреленный. Что-то вступило в поясницу.
Он повернулся вправо, влево. Наклонился вперед. Откинулся назад. Встречая каждое движение восклицаниями: "Ох!" и "Ой!" Этой смазкой любых неприятностей по части здоровья. Имеющей то неоценимое достоинство, что возгласы эти вызывают сострадание окружающих.
И точно, поднявши голову пес повернулся в сторону деда. Однако необходима была бездна фантазии, чтобы в этом вывернутом наизнанку, свалянном, грязном тулупе, можно было прочесть сочувствие. Скорей корысть. Не сигнал ли все эти "ох" и "ой" разжиться чем-нибудь съестным?
Почувствовав, что тревога ложная и ничего вызывающего умиление желудка не обломиться, пес разочарованно вздохнул, вытянув морду на лапах поудобней, и засопел единственным лысым кусочком своей поверхности. Влажным кирзовым носом.
Петух не переставал кококать. Дед растер поясницу и замахнувшись на него клюкой, с возгласом: " Кыш отсюда, стерва окаянная!" швырнул ею в птицу.
Однако промазал. Петух взял свое "Ко... ко... ко..." октавой выше, и счел за благо не иметь дел с психованным хозяином. После чего повел гарем прочь. не прекращая демонстрировать графские ухватки и презрение к обидчику.
Мелкие события отвлекли деда от неприятных мыслей. Задрав рубаху, он почесал бок пятерней. Собака под лавкой хватанула назойливую муху и конечно промазала, громко кляцнув зубами. Старик снял кепчонку и отер лысину ладонью. Пес дернулся и скоро скоро начал прикусывать разбойников в районе задних лап, уморительно оттопыривая кожанный нос о шкуру и то, что она там облегала. При том сопел как гриппозный, осуществляя операцию с истинно собачьей грацией и остервенением.
Старик потянулся, с удовольствием оглядел окрестности: деревенскую улицу, поросшую зеленой травой, домиками по обе стороны дороги, с березками, липами, сиренью перед ними. Бычков, коз щипавших травку. Перебегавших с места на место суетливых кур. Важно вышагивающих гусей. Напыженных индюков, свесивших красные сопли, издававших клекот, будто передразнивали трактор, который заводят, заводят, да никак не могут завести. Дед смаковал удовольствие от очевидной прелести мира, но главное оттого, что случаются мгновения, когда тебя ничто не тревожит.
И тут замер, точно увидел дуло ружья, нацеленного на себя. Будто вступило. На этот раз не в поясницу, а прямо в душу. Лицо стало разочарованным и бессильным.
С самого утра одна вещь не давала ему покоя. Иннокентий хотел сделать что-то. Эта вещь была страсть как необходима, позарез нужна ему. И хотя потребность в этой штуке, как ему казалось, возникла недавно, что именно он хотел сделать,- абсолютно вылетело из памяти.
-Всегда так,- пробурчал он,- во время не сделаешь, и забыл. А возьмись сразу, сделал бы. Вспоминать не пришлось.
-Как же, сразу!- Продолжал старик, раздраженно. Сама постановка вопроса, предполагавшая его вину, была неприемлема для его характера в корне.- Сделай тут сразу. То одного нет под рукой, то другого. Бегаешь как дурак. Нет, себя ругать не стоит.
На глаза попался Бобик, открывший охоту на блох.
-Эх ты падаль милосердная.- Проговорил он сочувственно.- Заели тебя изверги. Постричь бы надо, а времени нет. Или на живодерню сдать? И ни с того ни с сего сверипея, как закричит: "Хватит пыль поднимать, скотина бестолковая".
Пес недоуменно поднял голову, пытаясь понять, чем вызвана перемена в настроении хозяина. Но так ничего и не поняв, убрался от греха.
-Во напасть! Что это было? Помню, хотел сделать что-то,- бормотал Иннокентий, не замечая, что рассуждает вслух,- а что забыл.
Сколько продолжались бы его потуги, неизвестно. Но тут произошло событие, ни к чему не обязывающее. Однако поставившее память на нужные рельсы. Прямо над головой пролетел воробей, и сев на вишню шагах в десяти, зачирикал.
Услыхав шум крыльев и чириканье, дед осенено хлопнул себя по лбу и воскликнул: "Баттюшки! Как я мог забыть такое? Простая вещь! Дурень старый, совсем памяти лишился!" Он вскочил и приседая в слабых коленках, зашаркал туда где лепились сараюшки во дворе. Скрывшись в одном, служившим мастерской, завозился.
Долго оттуда донеслись звуки дедовской деятельности. Сначала искал, чертыхался. Передвигал, гремел. При этом что-то падало, стучало. Наступившая затем тишина засвидетельствовала, что период исканий закончился. Раздался визг пилы, удары молотка. Сопровождалось все вздохами, кряхтением, сопением. А однажды было прервано восклицанием: " Ой, да чтоб тебя!" После удара молотком по нужному месту.
Выдав на гора эту энциклопедию звуков, сопутствующую усердной трудовой деятельности, дед выбрался наружу, что-то бережно сжимая в руке. Лицо его выражало гордость за себя и удовлетворение работой. Иннокентий поднес вещь к глазам и поворачивая ее и так и сяк, начал рассматривать на свету. Это была обыкновенная рогатка, знакомая пацанам всего света. Все как положено: рогулька, резинка, кожанка на конце.
Изучив предмет, дед остался доволен изделием. Кряхтя и хватаясь за спину нагнулся, поднял с земли камешек, вставил в кожанку. Натянул резину и часто часто моргая близорукими глазками, прицелился. Но птичка уже улетела!