"...они в один голос говорили: а вот и еще нашего стада скотина пришла!" Вице-губернатор Твери
М. Е. Салтыков.
За минуту до звонка Иван Державин проснулся. Он повернул голову и взглянул на стрелки будильника, которые показывали ровно шесть, и спешно нажал кнопку отбоя на часах, потому что не выносил писк бессердечного пластмассового механизма. Затем Иван сел на кровати, потянулся и крепко задумался: покурить сразу или после водных процедур, но, вспомнив, что восемь часов назад твердо решил бросить курить, он отправился в ванную.
Холодная вода прогнала последние остатки утреннего сна, и он бодро прошел на кухню. Плеснув в чайник воды, Иван поставил его на плиту и вернулся в ванную комнату - бриться.
Вчера целый день шел дождь, а сегодня с утра было солнечно. Стояла середина лета, и рассвет наступал очень рано. Державину захотелось пройтись до завода пешком, подышать прохладным свежим воздухом, подымить на ходу. Последнее желание, правда, не удалось осуществить - какая-то скотина выкинула накануне вечером, едва початую пачку сигарет, курить ей вредно, Минздрав на ее дурную голову.
Через сорок минут Иван был у ворот цеха. Первым он увидел Игоря Прилуцкого, который нагло улыбался с сигаретою во рту.
- Привет! - сказал он.
Иван крепко пожал протянутую ему руку и торопливо отошел.
Спешка к добру не приводит. Он не заметил короткого обрезка дюймовой трубы и наступил на него. В ту же секунду он, нелепо взмахнув руками, растянулся во весь рост на бетонном полу, сильно ударившись головой о фундамент токарного станка.
При монтаже оборудования случился конфуз - анкерные болты оказались несколько длиннее, чем было положено. Механик предложил сделать пьедестал высотой сантиметров пять. Когда бетон схватился, станок водрузили на место, задев при этом край фундамента. От него отвалился небольшой кусок цемента. На месте скола блеснул кончик электрода, неведомо как попавший в раствор. Никто не обратил на это внимания, что поделаешь, пятница, конец рабочего дня.
Именно на него, на выступающий наружу электрод, упал Иван. Стержень пробил череп, проник в мозг и разрушил центр, отвечающий за работу миокарда. Сердце вздрогнуло в последний раз и остановилось. Артериальное давление резко упало, прекратился ток крови.
Последствия катастрофы первым почувствовал мозг. При нарастающем недостатке кислорода нейроны стали задыхаться. Власть перешла к гипоталамусу. Первым делом он велел надпочечникам выбросить в кровь адреналин, потом заблокировал нервные афферентные и эфферентные связи, отключил всех ненужных ему потребителей - Державин мгновенно потерял сознание, мышцы утратили тонус. Иван замер в самой неудобной позе.
Дефицит кислорода продолжал увеличиваться.
Семьдесят пять процентов от нормы.
Гипоталамус повторил приказ, и надпочечники немедленно наполнили кровь адреналином. Сердце не шелохнулось.
Пятьдесят пять процентов.
Гипоталамус в поисках замены кислороду обратился в архив. "Амфетамин", пришел ответ из позвоночного отдела.
Пятьдесят процентов.
Амфетамин в крови, но кровь не движется почти 92 секунды. Соединение достигнет цели только за счет диффузии, а это слишком долго.
Сорок пять процентов.
Пришла информация о гибели центра речи. Гипоталамус вновь связывается с самым древним и потому наиболее опытным отделом - спинным мозгом. "Сердце - это мускул", лаконично сообщают оттуда.
Сорок процентов.
Разблокированы эфферентные связи. В последний раз сокращаются последовательно в определенном порядке мышцы.
Державин судорожно, с хрипом, вздохнул, конвульсия пробежала по его телу.
Амфетамин, наконец, достиг цели. Мозг погрузился в наркотическое опьянение, не заметив собственной гибели.
Тридцать процентов.
Ивану мнилось, будто он стремительно летит по длинному черному тоннелю. В конце виден свет. Он становится ярче. Его встречают.
Двадцать пять процентов.
Мозг, бывшее вместилище духа, обращается в полтора килограмма жира.
На его лице застывает улыбка.
Конец.
Иван быстро вскочил на ноги и, стараясь ни на кого не смотреть, будто ничего не произошло, с достоинством пошагал в бытовку. Ему было стыдно - тридцать лет дураку, а под ноги смотреть не научился.
Он едва не столкнулся с мастером Владимиром Гавриловичем, который двигался быстро, никого вокруг не замечая.
- Не дай Бог, не дай Бог, - причитал он беспрерывно.
Его тревога удивила Ивана. Он оглянулся - у входа в цех стояло несколько человек, к ним спешили другие люди.
- Что случилось? - спрашивали некоторые из них.
- Скорую вызвали?
- Да, - ответил Владимир Гаврилович.
Иван увидел на полу недвижно лежащего человека. Над ним, стоя на коленях, склонился Прилуцкий. Он поднял лицо свое и раздраженно спросил:
- Где врач?
В цех торопливо вошел человек в белом халате.
- Позвольте, - требовательно сказал доктор.
Он поставил рядом с потерпевшим чемоданчик и тяжело опустился на корточки. Движения его, сначала резкие и быстрые, становились все более спокойными, неторопливыми. Через минуту он выпрямился и, поправляя халат, обратился к мастеру:
- Пусть кто-нибудь принесет носилки. Они в машине.
- Как он?
- Мертв.
Иван вздрогнул от этих слов. Но еще больший ужас охватил его, когда он увидел лицо несчастного. Это был он сам.
Пораженный разум сразу смирился со столь чудовищным фактом. Он не стал искать утешения в мысли, вроде, - этот человек всего лишь очень сильно похож на меня или, это дурной сон и сию секунду я проснусь. Иван безоговорочно поверил в реальность происходящего, может быть, еще и потому, что Игорь Прилуцкий прошел сквозь него, как через пустое место. Иван инстинктивно хотел уклониться в сторону, но не успел, и его буквально обожгло огнем, когда Игорь оказался внутри его. Или он внутри Игоря? В любом случае это было ощущение не из приятных.
Как просто и быстро, подумал Державин.
Машина скорой помощи укатила. Ивану неожиданно стало худо, страх одиночества навалился на него, как пчелы на медведя. Бежать отсюда, бежать, куда глаза глядят. Подгоняемый ужасом Державин выскочил за ворота и буквально полетел вдоль дороги.
Наверно, инстинкт пригнал его к дому. Тут ему стало свободнее, страх отпустил, и он присел на скамейку возле подъезда, огляделся. Первая странность - после марш-броска он не чувствовал усталости, второе - ему здесь нравилось. Беспричинный ужас словно испарился.
Иван поднялся на второй этаж и вместе с соседом проник в собственную квартиру. Там он увидел себя лежащим на двух широких досках с подвязанным подбородком, будто мертвец страдал зубной болью. Сложенные на груди руки были перехвачены белой тряпицей, ноги тоже были стреножены. А я так хотел удрать, расстроился Иван. Ему стало весело. Веди себя прилично, одернул он себя.
Но хорошее настроение не покидало его.
Бестолковая суета, бесконечная череда испуганно-любопытных граждан очень быстро надоела Державину, и он незаметно, а по другому просто никак не получалось, покинул квартиру.
Иван впервые серьезно задумался о перспективах. Будущее его не пугало, самое страшное, что могло с ним случиться, уже произошло. Странные, неясные чувства переполняли его. Вот я и умер, радостно подумал Иван. Там, в душной комнате остался труп. Вечно голодный, больной, страстный любитель пива и вонючих сигарет, он, оказывается, порядком надоел Державину.
Ужас одиночества внезапно вернулся. Иван остановился, потом, не задумываясь, повернул вспять. Через несколько шагов страх исчез.
Ивану стало интересно.
В течении пяти минут интенсивных экспериментов он выяснил границы дозволенного. За невидимой чертой находиться было невозможно.
Как-то быстро наступила ночь. Следуя привычке, выработанной годами, Державин решил, что ему пора спать. Он недолго топтался возле квартиры, какая-то женщина деловито открыла дверь, даже не постучавшись, и он прошмыгнул вслед за ней.
Державин покоился в гробу. Иван мельком взглянул на себя, на сидящих вокруг в молчании бабок и прошел в спальню.
Часа три он терпеливо лежал на кровати, но сон так и не брал его. Может быть не положено мне спать, подумал он, не положено нам, усопшим.
В спальне появилась жена. Не раздеваясь, она легла и, всплакнув чуть-чуть, заснула. Она повернулась на спину и откинула руку. В той стороне как раз находился Иван. Ему стало неудобно, он встал, подошел к окну. В темном ночном небе висела одинокая луна.
Перед ним стояла жена. Он бросил взгляд в угол комнаты, там спала она, ее грудь мерно поднималась и опускалась. Она дышала, она была жива! Иван успокоился.
- Ты знаешь, мне кошмар приснился. Будто ты умер.
Он не стал уточнять, что случилось на самом деле.
- Представляешь, тебя сначала на доски положили, а потом в гроб, - продолжала она говорить, - я так ревела.
- Успокойся. Все очень замечательно.
- Ты живой!
Она крепко обняла его.
- Покойник во сне - к долгой жизни, - объявила она.
- Иди спи, я еще постою.
Жена послушно отправилась в постель. Призрак вернулся в тело.
В последний путь Державина провожал весь цех. Евгений Васильевич, директор, произнес краткую речь. Иван едва не прослезился.
Наконец, они остались одни. Труп по-прежнему не отпускал его. Шестьсот пятнадцать шагов в любую сторону, дальше заходить было чревато. Сначала портилось настроение, потом подкрадывался страх, с каждым шагом повышался градус ужаса.
До вечера Державин развлекался, изучая памятники и надписи на них. Он даже арифметику вспомнил, когда занялся вычитанием четырехзначных цифр. Самая большая разница была равна девяносто двум годам. Судя по последней дате на памятнике, долгожитель поселился на погосте очень давно, фотография за прямоугольной рамкой с треснувшим пополам стеклом превратилась в белый картонный листок. Прошедшие годы навсегда стерли изображение.
На следующий день у Ивана появился товарищ. В два часа показалась процессия, виновник ехал впереди на грузовике с откинутыми бортами. Гроб сняли, установили на два табурета, и Державин увидел древнюю старушку. Среди провожающих таковой не оказалось.
Куда ж вы старушку подевали, возмутился он.
Потеря нашлась, когда живой народ покинул кладбище.
Возле свежей могилы осталась молодая женщина, которая безобразно сгорбившись, беспрерывно крестилась.
- Девушка, - сказал вежливый Иван. - Что вы тут делаете?
Глупый вопрос, но ничего мудрее в голову не лезло.
- Какая я тебе девушка, сынок, девятый десяток разменяла.
- Оно, может быть, и так, только выглядите вы моложе меня.
- Да ты что, милый!
Глаза ее озорно блеснули, она гордо выпрямилась.
- Совсем другое дело, - восхитился ее фигуркой Иван. - Только, правду сказать, одеты вы...
- Что поделаешь, этому платью двадцать лет. Я ведь заранее готовилась. Выбирала, что поудобнее да потеплее. И чтоб недорого. Кто знал, кто знал.
Она повертелась, оглядывая темно-зеленый раритет, потом кокетливо взяла Ивана под локоть.
- Полетели.
- Куда полетели? - не понял Иван.
- На Страшный суд или там, в чистилище, тебе определять.
Державин только хлопал глазами.
- Да кто ты такой? - спросила она.
Вместо ответа Державин подвел ее к своему памятнику и показал на табличку.
- Державин Иван Олегович, - прочитала молодая.
Она звонко рассмеялась
- А я думала - ангел. Смотрю, где крылья, пиджак, галстук - крыльев нет, - заливалась смехом женщина.
- Тогда давай знакомиться: Светлана, можно просто - Света.
- Иван Олегович.
- Какие мы серьезные.
- Место такое - кладбище.
- А мы в парк пойдем гулять.
Державин заметил, что далеко они не уйдут, не пустят. Она разочарованно вздохнула:
- Придется на кресты любоваться. Шесть дней.
Иван тотчас спросил:
- Отчего шесть?
- На третий день после смерти хоронят, на девятый устраивают поминки. Не зря, наверно.
Света, бывшая старушка, оказалась права.
Он шагал по тоннелю, который все время поворачивал направо. Шагал от одного тусклого пятна света к следующему. Бетонный сводчатый потолок, серые, в трещинах, стены с пучками бесконечных, пыльных кабелей вот уже третий час окружали его.
Неизменный монотонный пейзаж стал постепенно вызывать раздражение. Иван прекратил движение, остановился и крикнул.
Эха не последовало.
Испытывая легкую досаду, он сказал вслух:
- Налицо явная недоработка режиссера!
Ему пришло в голову проверить декорации на предмет их подлинности.
- Так и есть! - воскликнул Иван с радостью, когда его указательный палец скрылся в шершавой стене.
Последовав вслед за ним, он за стеной ничего не нашел.
Тишина, наполненная тьмой.
Через пять осторожных шагов он встал, сообразив, что дорогу назад он может и не найти. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Иван поспешил обратно. Путь оказался в пять раз короче - сделав первый шаг, он вновь очутился в подземном коридоре.
Разгадка сей тайны принесет мне лавры нобелевского лауреата, подумал он и повторил эксперимент. Удалившись на сто шагов в неизвестность, он вернулся в одно мгновение.
Чувствуя себя обманутым дураком, Иван оставил результаты исследований без комментария и продолжил поход.
Он не заметил, где и когда закончился пучок кабелей, тянущихся однообразными волнами по левой стене. Воодушевленный этим важным открытием Державин зашагал быстрее, а потом побежал.
Белое яркое пятно впереди росло, обретало подробности и, наконец, Иван замер у самой границы.
Тоннель кончился, дальше был подземный переход.
Стены из белой кафельной плитки, ровный бетонный пол, яркое люминесцентное освещение - все говорило в пользу этой версии. Самое главное - против Державина, на стене, были нарисованы две аккуратные красные стрелы. Одна указывала налево, другая направо. Обе они упирались в два одинаковых слова "Выход".
Иван послушно повернул направо, затем налево, преодолел три десятка ступеней и попал на стадион.
В растерянности он оглянулся. "Убежище" - гласила надпись над выходом (или входом?).
Все зеленое поле с футбольными воротами и сохранившейся белой разметкой было тесно заставлено легкими алюминиевыми столиками - последним писком моды среди столовых, этих учреждений общественного питания далеких шестидесятых годов. За многими из них, на таких же фанерно-алюминиевых стульях сидели люди, другие столики пустовали.
В полном обалдении Державин разглядывал гуляющих по беговым дорожкам, сидящих в одиночестве на трибунах и многочисленных пишущих.
Товарищ, друг, усопший - Иван лихорадочно перебирал в уме варианты обращения: господин, дорогой. Все не то!
- Коллега, - наконец изобрел он. - Где я?
Вместо ответа спрашиваемый широким жестом указал на окрестности. Затем, обратив внимание на глупое выражение лица, принадлежащее оппоненту, смилостивился:
- Спроси у Тренера.
Совет показался Ивану непонятным. Тем не менее, он вынужден был последовать ему. Неведомый Тренер попался сам.
Навстречу Ивану стремительно шагал высокий худой человек в синем тренировочном костюме с надписью на груди "СССР" белыми буквами.
- Вы Тренер? - обратился Державин.
- Я Неффалим Яковлевич и у меня обед!
Он обошел Ивана, словно какой столб, и скрылся в "убежище". Державин успел прочесть на спине его все ту же надпись.
Здрассьте! Попал, называется, на тот свет, подумал Иван.
Большие электронные часы над восточной трибуной показывали 20 минут третьего, а Неффалим Яковлевич все задерживался. Ивану уже порядком надоело нарезать круги по стадиону и он взобрался на трибуну, как раз напротив "Убежища", и притаился, выслеживая тренера, будто сыч полевую мышь.
В 14.30 он перебрался повыше, туда, где сидел некий бородатый мужчина в самом расцвете сил. Одет он был по стандарту, принятому среди рядовых усопших - черный верх, черный низ и белая рубашка без галстука. Правда, черный верх оказался немного узковат - пиджак на спине лопнул по шву, и прореха светилась ярко-зеленой подкладкой.
- Разрешите представиться - Иван, - сказал, подходя ближе, Державин.
- Антон, - отрекомендовался бородатый мужчина в самом расцвете сил.
Они крепко пожали друг другу руки.
- Я вот хочу спросить - обед, - Иван невольно улыбнулся. - Когда заканчивается?
- В два часа.
- Что же тренер не идет?
- Неффалим Яковлевич? Сегодня он может не появиться.
- Как же быть!
- Не знаю. Вы, я вижу, новенький.
- Да. Уже почти три часа тут.
Антон вздохнул.
- Мужайтесь. Я здесь второй год.
Державин был не то чтобы очень, но удручен.
- Да что я! Я по сравнению с ним можно сказать свеженький, - Антон указал на зеленое футбольное поле, где между столиками возникло какое-то броуновское движение.
Процессия в десять человек со стороны входа в "Убежище" шла к центру поля. Сидящие за столиками не обращали на них внимания. Шедший во главе колонны коротенький товарищ в костюме-тройке и кепке, с рыженькой бородкой и усами, лавируя меж препятствий, быстро двигался к свободному столику. Достигнув цели, он ловко вскочил на верх и, не дожидаясь эскорта, резко выбросил правую руку вперед.
- Товарищи! - зычно крикнул оратор.
Неужели он, с гордостью подумал Иван.
Спокойно идущий в кильватере желтолицый с узкими глазами человек прибавил шагу и быстро очутился рядом с оратором.
- Владимир Ильич, - прошипел он на весь стадион, - слазьте, опять стол под вами развалится. Ушибетесь.
- Да, товарищ, - согласился вождь сверху.
Он покорно сел на край, ноги свои поставив на стул.
Выступать в такой позиции было неудобно, и потому митинг не состоялся. Получилась приватная беседа, но участники, привыкшие орать на свежем воздухе, продолжали громко разговаривать так, что Иван прекрасно слышал каждое слово.
- Владимир Ильич, сегодня состоится перекрытие Янцзы, великий праздник. Посетим, а?
- Меня там никто не услышит.
- Зато мы увидим многое.
- Ну как? - спросил Антон.
- 80 лет. Рехнуться можно. Разве у него нет никаких... льгот. Не простой смертный ведь!
- Хуже. Он мумия. Музейный экспонат. Пока он не будет предан земле, не видать ему покоя. В списках усопших не значится, среди живых нет.
- Так его окружение... тоже.
- Те, в бинтах, сплошь бывшие фараоны.
После недолгого молчания Иван спросил:
- Так это что - ад?
- Я так не думаю, - ответил Антон.
И "долгожитель" Антон поведал Державину все, что узнал и о чем догадался сам.
Будучи живым человеком, Антон заметил одну странность: сбывается обычно то, чего больше всего боишься. Чего проще - пробежать по бревну, лежащему на земле, и невозможно даже проползти по нему, закрепленному на высоте метров в 20. А легендарная неуязвимость пьяных! Те уж точно ничего не боятся.
Антон был диким атеистом, не подозревающем о существовании Бога. Религию он воспринимал как справочное пособие, как скучный довесок к средневековому художественному искусству. В памяти нечаянно застряли осколки знаний о Голгофе, Иосифе Прекрасном и непонятное "блаженны нищие духом". Так и случилось, что Антон не готовился к встрече с Всевышним, не считал свои грехи, жил, как птица, одним днем. Он не опасался ни ада, ни рая, а боялся советских контор, очередей, блата и прочих достижений развитого социализма.
Все подобные ему граждане и были собраны в одно место, долженствующее означать... что? Несмотря на прошедший долгий год, Антон так и не осмелился назвать этот стадион адом или чистилищем. Может быть, учреждением. Меж прочими бывшими человеками в ходу было другое определение - приемная.
Руководителем этого бедлама был Неффалим Яковлевич, тоже из бывших, чрезвычайный бюрократ и страстный спортсмен-городошник. Его подопечные, в прошлом своем сплошь деятели искусств, светила науки, интеллигенты в третьем, четвертом поколении, имели на всех одно общее мнение - Неффалим Яковлевич элементарно неграмотен.
Каждому из них предстояло заполнить десяток анкет, написать автобиографию и сдать бумаги шефу. Тут все и начиналось.
Сначала Неффалим Яковлевич изучал текст, поворачивая лист так и эдак, а затем отправлял несчастного совершенствовать почерк. Добившись от паствы должного начертания знаков, он начинал искать смысл в оных.
- Тренер - это фамилия? - спросил Иван.
Сбитый с толку внезапным вопросом Антон растерянно сказал:
- Ты о Неффалиме Яковлевиче?
- О нем.
- Это прозвище, которое досталось ему вместе с шерстяным костюмом, который подарил ему бывший спортсмен, который член сборной.
- Мне пора, - прервал свои объяснения Антон.
Он спустился с трибуны, отыскал свой столик и принялся вспоминать, что он делал 16 октября 1964 года - Неффалим Яковлевич требовал биографию писать тщательно.
Ситуация дрянь, необходимо выход искать, подумал Державин. Он поднялся на самый верх трибуны и глянул вниз в темноту.
Однако бездна, определил Иван и добавил в раздумье, без дна.
Через минуту он выяснил, что был не прав. Он лег на широкий каменный бордюр и стал внимательно смотреть вниз: в трех метрах, вдоль стены трибуны, угадывалась металлическая сетка. Шириной она была примерно метров пять, внешний ее край был огражден точно такой же сеткой высотою три метра.
Чтоб наши тараканы не разбежались, догадался Державин. В пять минут он сообразил, как проще всего преодолеть данное препятствие.
Он вприпрыжку, через две ступеньки, слетел на футбольное поле, нашел свободный стол, смахнул с него какие-то бумаги вместе с листком, на котором крупными буквами было напечатано - Державин Иван Олегович.
Он поднял стол на плечи и вознесся с ним на вершину. Скинув его в бездну, Иван поспешил за стулом.
Затем он спрыгнул сам, поставил к сетчатому ограждению стол, на него стул и взобрался на рукотворную пирамиду.
Возвышаясь над сеткой, Иван долго обозревал дали. Когда темное однообразие пейзажа вконец наскучило, он, не торопясь, пересек границу и, держась за едва различимые взглядом укосины и стойки, стал спускаться. Ажурная конструкция, служащая поддержкой сетки очень быстро закончилась.
Державин осторожно ступил на твердь.
Так и буду идти, пока взрослые не хватятся, весело думал Иван. Он шел по ровному месту, держа курс на далекий лучик света, словно бабочка, летящая на губительный огонь лампы.
Прежний богатый опыт воскресных прогулок на лоне природы настоятельно рекомендовал ему сделать привал, но усталости не было, и тогда Иван побежал; "...опыт, сын ошибок трудных..." в растерянности замолчал.
Преодолев по собственным расчетам очередной марафон, Иван задумался над феноменом своей неутомимости. Может мне ни к чему ногами перебирать, изображая бег, думал он, может...Иван поджал ноги и приготовился к встрече с ровной твердью.
Ничего не случилось.
Но теперь было непонятно, движется ли он или завис в пустоте. Он выпрямил ноги, коснулся невидимой поверхности и едва не упал - он все-таки двигался.
Соколом долетел Державин до следующей остановки. Ничем она не отличалась от станции отправления. Заградительная сетка, поддерживаемая уголками, столб света, выходящий изнутри гигантской овальной чаши сооружения. Недолго думая, Иван повернул направо к следующему лучику света.
По прибытии на место он обнаружил громадную яму, вытянутую в одном направлении. По краям ее клубился белый туман, далеко внизу в самом центре голубело озеро.
Путешествуя по мраку Иван случайно узнал, что он может свободно летать, правда, очень низенько, и потому он смело оттолкнулся и воспарил над долиной. Когда он преодолел полосу белесого тумана, взгляду его открылись великолепные картины.
Со всех сторон долину окружали каменные кручи с отвесными непреодолимыми склонами. Скалы тонули в густом лесу, который сплошным зеленым ковром покрывал долину. Прелестное местечко, отметил про себя Иван, неплохо бы провести там остаток своих дней. Он счастливо рассмеялся и решил идти на посадку.
Но не тут-то было!
Какие бы он не совершал телодвижения, дрейф не прекращался. В конце концов ему надоело вертеться и без толку размахивать конечностями; он скрестил руки на груди, принял самую независимую позу и стал покорно ждать, когда его, словно щепку, вынесет на противоположный берег.
На той стороне, сразу по прибытии, он походил немного по тверди, раздумывая над проблемой пока не догадался, что делать.
Кое- что в тумане можно было все-таки разглядеть. Иван осторожно брел до тех пор, пока видел куда можно поставить ногу. Но вот вроде все - он стоял на самом краю скального обрыва.
Иван наклонился вперед, вниз и несильно оттолкнулся. Белые клубы тумана неторопливо поплыли мимо него, а потом, как-то внезапно, он вынырнул на свободу и полетел, снижаясь, в долину.
Неспешное падение прервала тоненькая березовая ветка. Иван инстинктивно ухватился за нее, ожидая услышать треск, а вместо этого остановился. Не осталось во мне ни грамма от былой солидности, подумал Иван, прямо-таки одна легкость на душе.
Г Л А В А 2.
"... рассмотрим основную схему опыления у орхидных с базитонными пыльниками. Завязь этого вида ресупинирована ..."
Жизнь растений, т. 6, стр. 262.
Под редакцией академика АН СССР
А. Л. Тахтаджяна.
В понедельник ОН объявил, что больше не нуждается в их услугах. Кроме того, ОН запретил им появляться на первом уровне в оранжерее. Получив в пятницу расчет, они постепенно рассеялись по другим уровням.
Минуло десять тысяч лет. О них прочно забыли.
Вместо садовников в непорочных белых одеждах в оранжерее в молчании работали многочисленные мелкие, безмозглые насекомые. Они не мешали ЕМУ любоваться буйством красок покрытосемянных, их и видно то не было среди пышных зарослей.
Рать небесная, пребывающая в основном на седьмом уровне, томилась без дела.
- ОН создал насекомых, а мы чем хуже, - однажды сказал Сати и громко хлопнул крыльями. - Давайте тоже что-нибудь выдумаем.
- Колесо, - предложил Жорж.
- Примитивно, - дружно и поголовно возмутилась рать.
- Тогда комиссию, - не сдавался упрямый Жорж.
Утвердили единогласно.
На первом же заседании комиссаров Сати озвучил свой проект с многообещающим заглавием "Динозавр".
Самодвижущиеся устройство на семи опорах: шесть подвижных, одна инерционная, вес около 40 тонн, габаритные размеры в пределах 39х8х3 метров. Питание исключительно вегетарианское, директивный орган с тремя степенями защиты. Характер зверский.
Первый пункт доклада проголосовали без лишних вопросов. При обсуждении следующего вспыхнули ожесточенные споры. Никого не устраивал высокий процент по кредиту, некоторых - выбор банка. Спасая ситуацию, Сати сказал:
- Для финансирования проекта предлагаю обратиться в фонд Сороса. Первое - заем беспроцентный, второе - мы получим доллары.
- Нас там не ждут, - выкрикнул недоброжелатель.
- У меня в фонде хороший знакомый, - раскрыл карты Сати, правда, он промолчал, что за рекламу ему полагается десять процентов. Бизнес есть бизнес.
Долго ли, коротко, но подошло время полевых испытаний - проект "Динозавр" подходил к своему завершению. Сати распорядился подготовить испытательную площадку на третьем уровне.
И тут его потребовал ОН.
С робостью и опустив глаза, Сати переступил порог кабинета. Когда он поднял голову, его взору предстала маленькая фигурка, одетая в маршальскую форму, в правой руке своей она, фигурка, имела курительную трубку. Видя немой вопрос в глазах бывшего садовника, ОН сказал:
- Работаю над имиджем.
Сати только кивнул.
- Прошу, - пригласил ОН.
Они воспарили над столом.
В кабинете не было сильных восходящих потоков, да и откуда им было взяться в закрытом помещении, потому Сати пришлось отчаянно размахивать крыльями.
Отраженные от стола мощные потоки воздуха перевернули маршала и впечатали в потолок.