Свеча догорала. До мгновения, когда угаснет последний всполох ее пламени, оставались считанные дни, а может уже и часы. Это пугало и удивляло. Свеча, горевшая не одну тысячу лет освещавшая своим пламенем сотни километров вокруг, догорала. Ее эпоха завершалась. Высокий и мощный утес, на котором она незыблемо стояла веками, был залит ее воском. Отвердевший он уступами спускался по камням к морю. Оно плескалось далеко внизу, омывая скалы и наплывы окаменевшего воска, унося в свои глубины его частицы и превращая их в янтарь.
Свеча освещала морское пространство на многие километры. Но море простиралось еще дальше. И там, куда не достигал свет свечи, господствовала тьма. Свеча ничего не знала о тех местах, куда не досягал ее свет. Тьмы было гораздо больше, и там, в недоступном свету пространстве дремал ужас. Его присутствие свеча чувствовала всегда. Теперь по прошествии лет это чувство обострилось. В ней зародился страх. И страх этот распространялся вместе с излучаемым свечой светом. И как она ни была далека, страх этот был уловим дремавшим ужасом. И когда страх достиг своего предела, пробудился ужас. Из его бурлящей и клокочущей бездны выползла серая как тень, подобная призраку, бабочка. Она долго сидела на уступе скалы, похожем на тот, где стояла свеча. Потом расправила свои гигантские крылья и взмыла вверх.
Каждый взмах ее крыл был подобен урагану. Если бы в небесах сияло солнце, каждый взмах занимал бы время от рассвета до заката, но солнца не было. Была лишь свеча. На ее тусклый далекий едва различимый свет летела сейчас черная бабочка, поглощая одним взмахом тысячи километров.
Там, на противоположном краю моря свеча чувствовала этот полет, знала о приближении ужаса, и это приводило ее в трепет. И пламя свечи трепетало. Наконец в ее неверном тусклом свете забрезжили неясные пока очертания приближающейся бабочки. Она двигалась бесшумно, подобно туче или тени. Поначалу маленькая она все росла и росла с каждым взмахом. Крылья ее закрывали уже половину небосвода, и сейчас она походила не на клубящуюся тучу, а на провал, пустоту. Черная и холодная бездонная пасть, казалось, тянется за крыльями.
Тусклые всполохи красноватого пламени пробегали по почерневшему за века фитилю. Последняя капля воска скатилась по холодным наплывам, не достигнув моря. Пламя уже коптило. Черная тонкая струйка поднималась вверх, уже начиная отклоняться в сторону приближающегося ужаса. Бабочка снижалась, распуская над скалой крылья подобные лепесткам мрачного могильного цветка. Ниже, ниже. Пламя свечи вспыхнуло ярче, но лишь для того, чтобы пробежать по фитилю вверх на самый его кончик. Затрепетав и вспыхнув последний раз, огонек соскочил с фитиля и растаял в пасти черного огромного провала. Свеча умерла. Бабочка еще мгновение задержалась над пустым и холодным утесом. Затем она плавно опустилась на него, аккуратно сложила гигантские крылья и, завернувшись в них, стала похожа на утес скалы. Бабочка погружалась в долгий сон. Она будет спать до тех пор, пока где-то на побережье не появится новая свеча. И тогда все повториться, а до той поры она будет спать. До той поры море холодное и черное равнодушно будет превращать в янтарь кусочки воска погибшей свечи.