Багровский Артур : другие произведения.

Жнец

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Они здесь... Неприметные и бесчувственные бродят в сумерках Бытия. Кто они? Кем были прежде? Какими путями проникли в наш мир?.. Когда-то они были простыми людьми, но их погубили человеческие пороки: корысть, жестокость, глупость, зависть, ревность. Небо отказалось от них, не заслужили они Рая. И в Аду не отыскалось им места. Но дело для них нашлось: досаждать живым. Нести не суд, не месть, не возмездие, но отмщение. Напоминать живым о том, что в этом иллюзорном мире существует лишь одна бесспорная, неизменная, неподкупная сила - Смерть. Они обрели подобие жизни и отыскали пути в наш мир, через щели и дыры, что образовались в ставшей ветхой, как одежда бродяги, человеческой морали. С тех пор так и скитаются они меж мирами по нахоженным сумеречным тропам, соединившим миры живых и мертвых, возвращая то Зло, что когда-то сгубило их самих. Ни живые, ни мертвые, не дети они и не сироты, а так, - пасынки... Пасынки Ада.

"Жизнь - безумный кошмар,

который преследует нас до тех пор,

пока не бросит, наконец, в объятия смерти".

Эрнст Теодор Амадей ГОФМАН

"Наиболее древней и наиболее сильной

из человеческих эмоций является страх,

а самой древней и самой сильной

разновидностью страха является

страх перед неведомым".

Говард Филлипс ЛАВКРАФТ

"Смерть, это тропинка

между временным и вечным".

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

"Мы отделили жизнь от смерти,

и заполнили промежуток между ними страхом".

0x01 graphic

ЖНЕЦ

   Стояло то время года, когда почти черные стволы лип особенно контрастно смотрелись на фоне стремительно желтеющей листвы. Ночами шли дожди, становилось прохладно, промозгло и сыро, но дни стояли еще теплые, с ясным, словно бы промытым небом. Горожане, спеша на работу, радовались этим дням, напоминающим об уже прошедшем лете и скором приближении настоящей, дождливо-серой осени.
   Лишь один Хрущ, наверное, во всем микрорайоне, был равнодушен к осеннему теплу. День не задался для него с самого утра, а если быть точнее, то, пожалуй, со вчерашнего вечера. Он выбрался на улицу в привычном для себя состоянии "после вчерашнего". Хрущ был зол: вчерашние посиделки с Гусём и Мямликом закончились хаежом и сварой. Они разругались в пух и прах и даже слегка подрались. К утру настроение ничуть не улучшилось, стало даже хуже.
  
   Хрущ шатался по знакомым улицам, в поисках прохожего, годного для удовлетворения своих простых потребностей. Одним словом, ему надо было выместить на ком-то свою злобу, которая постепенно копится в сознании, словно пыль, в давно не убираемой комнате. Ему доставляло удовольствие застать врасплох незадачливого прохожего, поглощенного своими житейскими мыслишками, и поглумиться над ним. Если удастся, разжиться рублем или трешкой, а то и сорвать приглянувшийся головной убор. Ему было безразлично, кем окажется его жертва: пенсионером, ветераном или "вшивым интеллигентом", лишь бы не бывшим десантником и не служителем правопорядка, но подобных людей он чуял, что говорится, за версту. В их отношении Хрущ обладал собачьим нюхом.
   Прохожих было мало, время неурочное - люди в основной своей массе находились на рабочих местах или двигались в переполненных трамваях по пути на работу. Хрущ знал, где сейчас можно застать жертву: центр был всегда заполнен снующими людьми. Но в центр он соваться не рисковал, там скорее самому можно нарваться на неприятность. Хрущ был из тех молодцов, что смелы в овечьей отаре, потому он кружил по райончику, среди знакомых домов, заборов, посадок.
  
   Наконец, к своему удовольствию под аркой одного старого дома он заприметил подходящую цель для извращенного развлечения. По всей видимости, это был бомж: невысокий, в каком-то грязно-сером замызганном пальто с изодранными рукавами. Он стоял, опершись спиной о стену, и слегка пошатывался. Может, был пьян, а, может, человеку было просто не по себе. Хруща этот вопрос совершенно не беспокоил. Он криво ухмыльнулся, предвкушая удачу, и уверенно направился к нетвердо стоявшему на ногах человеку.
   - Эй ты, мудак! Тебе кто позволил гадить в моем дворе?! - резким выкриком привлек к себе внимание Хрущ. Это было полнейшим враньем: двор был не его и стоявший у стены человек не занимался ничем предосудительным. Бомж проигнорировал оскорбительное обращение, даже не повернулся в сторону окрика, а, возможно, и вовсе не слышал его. Хрущ же воспринял это как личное оскорбление, глянул по сторонам и шагнул в подворотню. Здесь, в старой части города, подворотни были низкими и протяженными, словно подземные переходы. За ними, как правило, и Хрущ это хорошо знал, были небольшие тупички или пустые глухие дворы. Там никто не станет ему мешать творить акт правосудия, даже если и заметит, скорее всего, поспешит пройти мимо.
   Шаги Хруща гулко отдавались под низким сводом. Он не спешил, предвкушая удовольствие от предстоящего развлечения. Подойдя ближе, Хрущ понял, что поживиться ему не удастся: человек был явно небогатого сословья. Об этом говорила и заскорузлая одежда, и запах немытого тела, распространявшийся на приличное расстояние вокруг бродяги. Поморщившись, Хрущ, тем не менее, приблизился еще на пару шагов. Лица человека он рассмотреть не мог: на голове у того был какой-то мешок или что-то в этом роде. Хрущ ухватил незнакомца за грудки и пристукнул о стену так, что тот ощутимо-слышно ударился затылком.
   - Я задал тебе вопрос, - просипел Хрущ, скроив на своем лице маску местечкового короля. - Ты глухой или немой?
   Человек продолжал хранить безмолвие, и это злило Хруща все сильнее.
   - В морду захотел? - скривил рот Хрущ. Бродяга выдавил из себя то ли хрип, то ли просто кашлянул. Хрущ сорвал с его головы подобие капюшона и отшатнулся: в нос ударил резкий запах гнили. А то, что он увидел под грязной тряпкой, заставило желудок Хруща подпрыгнуть к самому горлу. Его обязательно бы вырвало, но за миг до этого незнакомец выпростал из-под складок одежды руки. Два изогнутых лезвия тускло блеснули отраженным от луж светом и свершили лишь одно встречное движение. Этого хватило для того, чтобы голова Хруща слетела и с глухим стуком ударилась об асфальт. Тело его упало в течение следующих нескольких секунд. За это время незнакомец спрятал свое экстравагантное оружие в рукавах рваного пальто.
   Первым Хруща обнаружила тощая трехцветная кошка. Она опасливо принюхалась к резкому запаху свежей крови и лизнула Хруща в щеку. Это озадачило, он никак не мог понять, что произошло. Почему он оказался вдруг на асфальте? Ему очень хотелось потереть засаднившую вдруг шею, но он никак не мог пошевелить рукой. Хрущ поднял недоумевающий взгляд на бродягу, но того в подворотне уже не было. Тогда он взглянул на кошку, но та ничем не могла ему помочь и тем более никак не могла ответить на его вопросы. Хрущ лишь увидел в ее глазах отражение своих собственных удивленно-испуганных глаз.
  

* * *

  
   Аркадий Аполлонович Вершинин, старший следователь районного отдела милиции, сидел в своем кабинете, взирал на объемистую папку, лежащую на массивном дубовом столе с зеленым сукном, и, морщась, лишь покачивал головой. Такое его настроение было вызвано то ли нывшим со вчерашнего вечера зубом, то ли делом, лежащим сейчас перед ним. Оно было любопытным и чрезвычайно странным, и это ему не нравилось: в таких делах всегда имелся подвох. Потому Вершинин не испытывал желания приниматься за него вот так сразу. Он перевел взгляд от бурых тополей за окном на серый картон папки и провел по нему средним пальцем, словно желая угадать с какой стороны браться за дело.
   Собственно и дела как такового не было. Был лишь ворох отдельных эпизодов, собранных в одну папку: нераскрытые убийства в одном микрорайоне за достаточно длительный срок. Район, где были совершены эти убийства, ограничивался улицами Красина, Пушкина и Дзержинского. Одна сторона очерченного кособокого четырехугольника выходила к реке, делившей город надвое. Этот район имел сомнительную славу благодаря своим преступлениям: драки и поножовщина, разбитые лица и раскроенные головы были здесь обыденным явлением. Случались убийства. Происходило это, как правило, когда кто-то из местных авторитетов освобождался из тюрьмы. Причин для этого хватало. Как ни странно, но в этом же микрорайоне располагалась и сама тюрьма - приземистое, безликое, серое здание, походившее на техасский форт времен Гражданской войны в США.
   Погибшие были бомжами, бывшими зеками, мелкими хулиганами всех мастей, одним словом, никого из приличных людей. За каждым тянулся криминальный хвост от привода до нескольких отсидок. Но и для такого криминогенного района число погибших было слишком велико.
   Свидетели были, но как полагаться на их показания, если это те же бандиты, пьянь и сброд? Какие из них свидетели?
   Щекотливость дела заключалась еще в том, что этот злополучный район, как ни странно, примыкал к району, изобилующему правительственными учреждениями. Очевидно, именно эта подобная близость заставила правоохранительные органы принять решительные меры.
   "Да, собрали все, что было, в одну папку и всучили мне. На, вот, дорогой товарищ, разбирайся. Справишься, станешь героем, нет, отправляйся в утиль. Видимо дело докатилось до кого-то наверху, и оттуда поступила команда", - так приблизительно думал Аркадий Аполлонович, перебирая лист за листом.
  
   Однако более внимательное изучение материалов заставило Вершинина отказаться от своего первоначального мнения. Опыт подсказывал, что в папку попали отнюдь не разрозненные эпизоды. Складывалось впечатление, что все же это дело рук одного человека. Можно было бы с некоторой уверенностью предположить, что кто-то сводит счеты. Действительно, все преступления роднило одно - бессмысленная жестокость.
   Опрос свидетелей, который Аркадий Аполлонович все же решил провести в дополнение к уже имеющимся показаниям, дал весьма сомнительные и двусмысленные результаты.
   Выяснилось, что непосредственных очевидцев как таковых не оказалось. Каждый раз пересказывалась чья-то история, которую слышали от кого-то другого. Все они повествовали с небольшими вариациями о некоем, чуть ли не мистическом, существе, бродящем ночью по кварталу и поджидающему запоздалых прохожих с единственной целью: жестоко убить. И в этом была единственная правда: погибшим либо отрубали головы, либо вспарывали животы, оставляя умирать в мучениях без малейшей надежды на спасение.
   Зная, кем являлись эти "запоздалые прохожие", Вершинин решил, что в районе объявился поборник закона, истребитель преступных элементов: карманников, трясунов, бандитов и гопников. Если принять это во внимание, то вывод напрашивался сам собой: убийца кто-то из бывших потерпевших. Не добившись справедливости от защитников правопорядка, он сам пустился вершить правосудие. Возможно, что первое убийство было совершено им непреднамеренно, но потом он вошел во вкус и принялся бесчинствовать.
  
   Именно эту версию Вершинин решил выдвинуть как основную и ее придерживаться. Следовательно, необходимо было обратиться к оставленным без внимания заявлениям, и копнуть придется глубоко. Скорее всего, пострадавший обращался не раз. Но как за строками заявлений увидеть живого человека? Жаль, что в картотеке не было фотоснимков обращавшихся людей. Это позволило бы быстрее сузить круг подозреваемых лиц, пока не произошло еще одно убийство. Но снимков не было. Приходилось полагаться на собственную интуицию. Вершинин начал с тех, кто обращался более двух раз за год до первого подобного преступления. Если ничего не напутано, значит, это май 1962 года.
   Для начала необходимо было составить психологический и физический портрет преступника. Для этой цели Вершинину пришлось по крупице выуживать сведения из свидетельских показаний, которые более всего походили на досужие байки малообразованных людей.
   Суть историй сводилась к одному: по району бродит существо в грязном длиннополом балахоне. Некоторые называют его призраком невинно погибшего человека. Другие считают, что он вполне материален, но мертв. Кто-то утверждал, что это вообще не человек, а исчадие Ада. Вот любопытный фрагмент чьей-то исповеди: "Все нераскрытые убийства в злополучном квартале - дело рук Жнеца, который, подобно Смерти, рыщет по ночным улицам. Он судит людей мерой, данной ему самим Адом. Кого посчитает виновным, того убивает без промедления".
   "Меткое прозвище", - подумал Вершинин, пересматривая показания. Однако все эти версии ему пришлось отринуть, поскольку они никак не укладывались в концепцию советской идеологии, отвергающую любые мистические явления.
   Лицо убийцы скрыто капюшоном, но находились те, кто утверждал, будто бы под ним вполне человеческое лицо, "жуткое и перекошенное, с зашитым ртом". В иных случаях зашитыми оказывались веки. Вооружен Жнец одной или двумя косами, которые он прячет в широких рукавах своего одеяния. Ими он обращается виртуозно, за что получил свое прозвище. Ни роста, ни возраста, ни еще каких-то вразумительных примет установить не удалось.
   Вершинин снял тяжелые в роговой оправе очки, потер покрасневшие глаза и попытался представить себе, как по ночной улице разгуливает подобного вида субъект. Картина рисовалась далекой от действительности. Единственно достоверным фактом во всех историях была смерть. Смерть жестокая. Аркадий Аполлонович решил, что этот человек достаточно силен и относительно молод, возможно, медик: хирург или патологоанатом. И еще он психически ненормален. Такого и надо искать.
  
   Обо всем этом Аркадий Аполлонович Вершинин доложил своему непосредственному начальнику в служебной записке. Прочитав ее, полковник Иван Захарович Деркач немедленно вызвал Вершинина к себе в кабинет.
   - Вы что же, Аркадий Аполлонович, всерьез полагаете, что по району разгуливает псих с шашкой в руке и рубит головы всем похожим на своего обидчика?
   - Он жертва преступления. Возможно с психическими отклонениями, скорее всего так. Видимо его обращения остались без внимания или без должного внимания по его представлениям, вот он и решил заняться судом Линча.
   - Но почему он не покончил со своим обидчиком и не остановился на этом?
   - Возможно, он не слишком хорошо его запомнил. Возможно, просто вошел во вкус и уже не может остановиться. Тем не менее, он не выходит за пределы четко определенного района. Это все же сужает поиск.
   - А что за мистическое одеяние? Эти зашитые глаза? Для чего этот эпатаж?
   - Маска, безличие. Полагаю, просто нагоняет страх на жертв и свидетелей. Это лишь подтверждает мои предположения.
   Иван Захарович прошелся по кабинету, покосился на подчиненного. Они вместе прошли войну в полковой разведке, вместе пришли в уголовный розыск, вместе проработали много лет. Вершинину он доверял как себе, потому и поручил это щекотливое дело ему и пока никого более не посвящал. Верил он Аполлоновичу, не думал, что тот скрывает или врет, но что-то несуразное получалось из его доклада. Деркач тяжело опустился в старинное кресло и посмотрел прямо в глаза Вершинину.
   - Маньяк. Этого нам еще не хватало в канун Великого Октября. Что ж, действуйте, как считаете нужным.
  
   Слово "маньяк", как и "серийный убийца", не были употребительными в те времена. Они звучали как ругательство или даже как оскорбление всего социалистического строя, "при котором нет, и не может быть подобных явлений". А потому с этим должно быть покончено самым решительным и беспощадным образом и в самые кратчайшие сроки. Эта задача возлагалась на старшего следователя Вершинина.
   Аркадий Аполлонович начал тщательно готовить сотрудников. Убийца опасен, хладнокровен, психически ненормален. Возможно, он житель злополучного района, если нет, то имеет здесь квартиру или убежище, где прячет свое снаряжение. Если верить очевидцам, то кроме двух единиц холодного оружия у него маска, длиннополый и просторный плащ, видимо, тяжелый. Возможно, у него имеется что-то вроде бронежилета. Чтобы все это возить, нужна объемистая сумка.
   Если он перемещается по городу на своем автомобиле, значит, должен где-то его ставить. А оставлять на ночь машину в таком районе вовсе не безопасно, ее моментально "разуют" и обчистят. Скорее всего, он живет поблизости. Тем не менее, Вершинин распорядился выявить все "чужие" автомобили и обращать внимание на мужчин крепкого телосложения с большой поклажей.
   Работа была проведена большая, но бессмысленная: концы с концами не сходились. Аркадий Аполлонович выявил десяток подходящих под описание пострадавших. Тем не менее, у каждого из них имелось алиби, а трое уже скончались. Были проверены все автомобили, вплоть до хлебных и молочных фургонов. Задержано более сорока человек, трое из которых оказались известными в городе спортсменами. Результата не было.
   "Может, он вообще завязал со своим мщением или залег на дно, а то, может, погиб или помер своей смертью. А мы ищи его тут".
  

* * *

  
   Неожиданный поворот дело приобрело, когда однажды на улице к Вершинину подошла незнакомка.
   - Я знаю, кто вы и каким делом вы занимаетесь. Я знаю, кто такой Жнец и почему он так поступает.
   Женщина помолчала, опустила глаза.
   - Он был моим любовником. В тот вечер, когда его убили, он уходил от меня... Ах, зачем я не оставила его тогда у себя! Он был бы жив. И все эти люди тоже были бы живы, хотя они, по большому счету, мерзавцы и негодяи.
   Женщина всхлипнула, отвернула взгляд.
   Аркадий Аполлонович внимательно рассматривал ее, пока выслушивал сбивчивые объяснения. На вид лет сорок, интеллигентна, недурна собой. Рыжие от хны и кудрявые от химзавивки волосы, несомненно, тронуты сединой. В молодости она наверняка не испытывала недостатка в поклонниках. И сейчас лицо хранило былую красоту, несмотря на излишний макияж. Избыточный выбор сыграл скверную шутку, замужем она так и не была, а потом...
   История оказалась проста до банальности. Анна Сергеевна Герасимова и Игорь Николаевич Воронцов, являясь сотрудниками соседних отделов НИИД, состояли в любовной связи.
   - В тот вечер Игорь задержался у меня дольше обычного. Я не хотела его отпускать, но он был хорошим семьянином и отправился домой. На следующее утро, когда он не пришел на работу, я забеспокоилась, хотела позвонить сама, потом попросила знакомого. Дома не отвечали. Вечером, после работы соседка рассказала об убийстве. Я уже тогда поняла, что это Игорь. Позже дошли слухи о том, кто это сделал. Он не хотел уб... В общем, сделал это не нарочно... Так вышло... От тела избавился. Его самого потом... на зоне.
   "Хороший семьянин, а сам сотрудницу регулярно навещал", - размышлял Вершинин, внимательно выслушивая историю. Затем записал адрес, телефон и место работы Герасимовой.
  
   На другое же утро он проверил все перечисленные ей фамилии и адреса. Да, верно, Воронцов И.Н. младший инженер НИИД, числился без вести пропавшим. Что тогда произошло, так никто до конца не выяснил. Аркадий Аполлонович смотрел на фото из личного дела: "Недурен. Такой вполне мог кружить голову не одной Анне Сергеевне".
   Далее следовал Петушков Валерий Михайлович. Этот тип был хорошо известен в отделе - несколько судимостей за разбой, грабеж, приводы за хулиганство, драки. Он действительно был убит на зоне заточкой из напильника, куда угодил за разбойное нападение на магазин.
   Все это было в сентябре 65 года. Если все, что поведала Анна Сергеевна правда, то становилось понятно, почему Воронцов оказался в том самом злополучном районе, в противоположной стороне от собственного дома, и где его, естественно, никто искать не пытался. Но если все правда, получалось, что Воронцов выжил и теперь ищет убийцу? Но Герасимова утверждала, что он был убит, а тело спрятано. Хотя сама она погибшего не видела, но почему-то была уверена в его гибели. Вершинин проверил адрес, по которому был когда-то прописан четырежды судимый Петушков. Он проживал в двух кварталах от местожительства Герасимовой.
   Что ж, история странная, но проверить ее необходимо. Если этот Воронцов выжил, то почему не отправился домой? Где все это время он был и лечился, если был ранен?
   "Или она что-то путает или нарочно вводит следствие в заблуждение. Вопрос, для чего?"
  
   Однако при повторном разговоре, уже в кабинете следователя, Анна Сергеевна по-прежнему уверяла, что Воронцов мертв, хотя ее и предупредили "об ответственности за дачу заведомо ложных показаний".
   - Анна Сергеевна, вы сами себя слышите? Вы уверяете, что Воронцов мертв, хотя трупа не видели. И в то же самое время утверждаете, что убийства совершает он же. По вашим словам, по району разгуливает мертвец, ищет того самого Петушкова, что его убил и который уже сам мертв. А по этой причине убивает всех, кто подвернется под руку?
   - Не всех. Только тех, кто виновен, но не наказан законом.
   - Но вы не отрицаете того факта, что он мертв?
   - Нет.
   Вершинин, постукивая по оправе очков, долго смотрел на понурую фигуру Герасимовой, пытаясь уяснить, чего та добивается.
   - Как вы можете это пояснить?
   - Никак.
   - Почему вы уверены, что это действительно ваш бывший знакомый? Вы виделись с ним? Говорили? Может, он заходил к вам или встретил у подъезда?
   На все вопросы один ответ: качание головой.
   - Почему, в таком случае, он не стал вершить самосуд сразу же после гибели, а выжидал почти полтора года?
   Герасимова пожала плечами.
   - Когда вы подошли ко мне на улице в первый раз и сказали, что знаете, кто я и чем занимаюсь, что вы хотели от меня?
   Молчание в ответ.
   В конце концов, Аркадий Аполлонович был вынужден отпустить ее. Новоявленная героиня всей этой и без того запутанной истории добавила фактов, превративших дело в ералаш. Вершинин решил, что рассказанная ей история правдива до определенного момента. Далее следует фантазия одинокой женщины, трагически разлученной со своим любовником.
   "Причем же здесь Петушков, известный в районе бандит? Теперь, когда он мертв, на него можно свалить все, что угодно. Но зачем вообще ворошить прошлое? Даже если мы сейчас выясним, что Воронцова действительно убил Петушков. Ни того, ни другого уже нет в живых". Вершинин внимательно рассматривал тротуар за окном, пытаясь разгадать затейливый орнамент из трещин и нападавших веточек.
   "А что, если все не так? Что, если Герасимова узнала, что ее приятель крутил любовь не с одной ней? Что, если тогда, в последний раз, она устроила ему сцену ревности и, скажем так, убила случайно, по неосторожности? А может, это жена Воронцова выследила своего мужа и убийство - ее рук дело? И что из того? Как все это увязать с теми убийствами, что произошли позже?" Как ни хотелось, но Аркадию Аполлоновичу пришлось начать все с начала - видимо, он сразу ошибся в мотивах убийств.
  

* * *

  
   Дело стронулось с мертвой точки лишь с появлением новой жертвы, которой так опасался следователь. На это раз все же нашелся свидетель, им оказалась старушка - "Божий Одуванчик". Она случайно очутилась на месте преступления и была пока единственной, кто видел этого Жнеца воочию. В довершение всему, к уже известным ранее следователю фактам, указывающим на подчерк Жнеца, она утверждала, что убийство произошло утром. Это подтверждалось показаниями дворника и некоторых жильцов дома. Выход со двора был лишь через узкую и глубокую арку, поэтому не заметить лежащее под ногами обезглавленное тело было сложно. Вершинин почти поминутно отследил уход жильцов на работу, благо, что большинство из них работало на вертолетном заводе, и к первой смене выходили примерно одинаково. Труп погибшего обнаружили и те, кто возвращался с ночной смены. Таким образом, показания старушки были подтверждены достаточным числом свидетелей.
   Что же следовало из ее показаний? Она видела, что "во двор заходил странный чужой человек в длинном грязном плаще". Видела она и погибшего. Но арка из ее окон была не видна, и что там происходило, она не знала. Причастен ли чужак к убийству, неизвестно, но в данных обстоятельствах пренебрегать даже такой информацией не следовало.
  
   Еще тогда, на осмотре места преступления, Вершинин понял, что за ним наблюдают. Обычно в подобных случаях вокруг всегда толпилось много случайных зевак, и Аркадий Аполлонович привык работать под их любопытными взглядами в сопровождении комментариев, пересуд и сплетен. Но этот взгляд отличался от прочих. Он сканировал как рентгеновский аппарат, изучал, проверял следователя по каким-то своим параметрам. Вершинин почувствовал это своим "сыскарским чутьем", выработавшимся многолетним опытом. Он догадался, что, скорее всего, это убийца. При других условиях Вершинин от чистого сердца поблагодарил бы его за оказанную услугу. Убитый Хрущ не принадлежал к числу матерых преступников, но доставлял множество хлопот и жителям ближайших улиц, и участковому милиционеру. Пару раз он отсидел по мелочевке. Очевидно, это имело большое значение для собственной оценки личностных качеств. Теперь его чуть ли не ежемесячно доставляли в отдел то за драку, то за вымогательство, то за грабеж. По большей части все эти эпизоды были бездоказательны, и Хрущу удавалось выскальзывать всякий раз безнаказанно.
   Во всех отношениях Хрущ был неприятным типом. Поэтому Аркадий Аполлонович был признателен незнакомцу, избавившему район от мелкого пакостника. Однако необходимо было оставаться непредвзятым. Убийство есть убийство, несмотря на личность погибшего. Сейчас у Вершинина появилась слабая зацепка: раз преступник вернулся один раз, может вернуться и еще. Причина? Пока она не важна. Чем-то это место притягательно для убийцы. Необходимо действовать безотлагательно: по означенному адресу было выставлено круглосуточное наблюдение.
  

* * *

  
   После наказания мерзкого типа с сальными глазами и одутловатым лицом, заросшим трехдневной щетиной, он не покинул место экзекуции. Ночью он всегда уходил быстро, поскольку делать уже было нечего. Сейчас же было утро и ему стало любопытно, что происходит потом, когда отмщение совершено, поэтому он затаился в удобном месте и принялся ждать. Он видел кошку, лизнувшую Хруща в щеку. Он заметил удивление на его лице. Он знал, что человек не умирает так быстро, как это принято считать: с последним ударом сердца. Вовсе нет, человек живет еще долго, он успевает осознать весь ужас собственной гибели и весь ужас, который ему предстоит впереди.
   Он знал и это, и много чего еще. Знал и умел. Например, безошибочно определить негодяя в многоликой людской толпе. Их ауры вокруг голов всегда светились коричневым сиянием. По оттенку этого неприятного цвета он мог распознать, кто перед ним: мелкий затрапезный карманник или матерый убийца. Он даже мог определить намерение преступника. Этот Хрущ, например, намеревался обчистить кого-нибудь или избить, или и то, и другое. Да и вообще, след за ним тянулся не из приятных, поэтому он решил применить наказание. Поначалу он намеревался поиздеваться над ним, помучить, как это любил делать сам Хрущ, затем вспороть тому живот. Пусть мерзавец поскулит, поползает в собственных кишках и дерьме, прочувствует момент истины, так сказать. Однако время было неурочное, Хруща могли увидеть, оказать помощь, а это было ни к чему. Не хватало еще, чтобы тот выжил, поэтому экзекутор решил применить "верхнее укорачивание".
   Когда голова слетела с плеч, он испытал целую феерию чувств: от экстатического, почти полового удовлетворения, до облегчения, которое наступает по завершении долгой физической работы. Даже вид растекающейся крови вызывал у него подобие извращенно-эстетического наслаждения. И сейчас, все еще находясь в своем укрытии, он продолжал созерцать голову в подворотне, как художник, гордящийся удачным творением. Он видел, что Хрущ все еще жив и осознает это. Что он вполне понимает, за что с ним так обошлись, и догадывается, что ждет его в скором времени. Все это так чрезвычайно подхлестывало чувства!
   Он видел растерянность дворника и чувствовал его панику. Потом приехали оперативники и прокуратура, собралось множество жителей. Это было уже не столь интересно. Обычных людей, не преступников, ему различать не удавалось. Он, конечно же, видел их разноцветные ауры над головами, но распознать их значения не мог.
  
   Он уже собрался покинуть наблюдательный пункт, когда заметил непривычный цвет. Седая голова одного сотрудника милиции сияла ярким багровым пламенем. Этот цвет был ему знаком: он знал, что подобный окрас может принадлежать только охотнику, ловцу.
   Тот, что ходит сейчас по двору, несомненно, охотник и охотится он за ним. Тогда он стал более внимательно присматриваться к нему и прислушиваться. Обновленные чувства позволяли его зрению и слуху словно бы "подкрадываться" к интересующему человеку или месту. Да, тот, несомненно, говорил о нем. В разговоре с сотрудниками тот несколько раз произнес слово "жнец", и слово это обращено к нему. Раз так говорит его преследователь, значит, так оно и есть, значит, Жнец это он.
   "Но что надо тому, кто идет по моим следам? Почему тот пытается помешать мне? И в чем именно он хочет помешать? И как это у него может получиться?"
   Такие мысли, тени мыслей появлялись в голове существа, накрытой капюшоном. Мысли эти не пролетали, не проскакивали, а текли. Но не как вода, а как вязкий мазут, и были безвкусными, бесцветными, бесформенными.
  
   Существо, посчитавшее себя Жнецом, стояло сейчас совсем близко от следственной бригады, занимавшейся какими-то пустячными делами. Тем не менее, они его не видели. Надо же, как мало нужно умения, чтобы не попадаться на глаза тому, кому не хочешь.
   Умению отводить чужой взгляд его обучили там же, где провели все эти чудесные превращения над его телом и сознанием. Вот только он никак не мог вспомнить, где это было, а главное, для чего? Он не помнил этого. Он смутно помнил, что происходило с ним даже пару дней назад.
   Да его это мало заботило. Гораздо больше его интересовали те новоприобретенные способности. Его нынешнее состояние было странным. Он утратил многие прежние чувства, о которых почти забыл, зато приобрел новые, более сильные. Он видел гораздо лучше прежнего. И хотя все окружающее его пространство выглядело серым, оно стало более отчетливым. Дневной свет не слепил зрение, а ночь, даже самая глухая, более походила на сумерки. Его взгляд и слух простирались теперь гораздо дальше. Он видел и слышал сквозь стены отчетливее, чем сплетни соседей в коммунальной квартире. Переплетение построек не представлялось для него загадкой: он четко видел все пути, ходы и выходы. Это давало ему возможность передвигаться быстрее обычного и уходить от преследования, хотя такое случалось редко. Чаще он использовал это, чтобы неожиданно предстать перед жертвой, как говорится, вырасти из-под земли. Все это его радовало, но не более того.
   Удивили его превращения телесные. С его телом явно было что-то не так: оно стало гибче, проворнее и сильнее. А еще оно стало совершенно невосприимчиво к боли. Но более всего его поразили те две штуковины, что появились вместо кистей рук. Он долго рассматривал их в первый раз, а затем долго гадал, для чего они даны ему. Это были два ножа односторонней заточки с легкой кривизной внутрь, что делало их похожими на небольшие косы. Для кого-то, возможно, это было большим неудобством. Да, такими "руками" не застегнешь пуговицы, не причешешь волосы, не почистишь зубы. Да, это неудобно, но лишь для обычного человека. Но только не для него. Он не обычный, и он не человек.
   Отчего он так убежден в этом? Он почему-то до сих пор считает, что был человеком когда-то очень давно или не очень, но был. Он твердо в этом убежден, хотя память неизменно подводит его. Достаточно отчетливо он помнил лишь момент своей смерти. Да, это то, что трудно забыть в любых обстоятельствах. Смерть эта не была героической. Он не пал на поле боя, закрывая собой амбразуру вражеского ДОТа, не погиб, спасая ребенка на пожаре. Он бежал от кого-то невидимого по тёмной пустынной улице. Бежал в панике, постоянно озираясь. Затем он оступился, упал и... да, было долгое падение в темноту...
  
   При воспоминании о падении висок вновь заломило. Что было после этого? Он пытался вспомнить каждый раз, после блужданий по району, где нашел смерть. Но воспоминания эти были расплывчатыми или же настолько непонятными, что его сознание не могло разобраться в них. Какие-то странные люди и удивительные существа, маленький смеющийся ребенок и что-то пугающе бесформенное, затем боль...
   Когда воспоминания доходили до боли, то сразу истаивали. После этого он помнил, как очнулся в захламленном закутке в том виде и состоянии, в каком пребывал по сей день. Вот и сейчас в виске заломило от воспоминаний, и он прервал их.
  
   Люди во дворе все еще ходили, смотрели, фотографировали, опрашивали. Тело и голову Хруща уже увезли, а кровь засыпали песком. Стало совсем неинтересно. Бросив еще раз взор на своего ловца, Жнец отправился в убежище.
   Оно было далеко, но он знал короткие пути. Теперь он мог пробираться там, где обычному человеку даже не пришло бы в голову пытаться протиснуться. Он радовался своим новоприобретенным способностям, недоступным простым смертным. Он мог смотреть теперь не только вперед, но и вглубь. Ему достаточно было кинуть взгляд, чтобы определить в лабиринте улочек единственно правильный и кратчайший путь. В этом районе было много ветхих, наполовину заселенных или пустующих домов, полуразрушенных строений, хаотично нагроможденных сарайчиков, переплетений из заборов и заборчиков. Он моментально определял проход через все это. Даже там, где казалось, не проберется и кошка, он находил путь. Его телу было достаточно небольшой щели, а порой и трещины в стене, чтобы безостановочно миновать препятствие.
  

* * *

  
   Он прокрался в свое логово и залег в куче хлама, пустых коробок, пакетов с разной дрянью, сливаясь и превращаясь в подобное. Сюда он возвращался всякий раз после блужданий. Здесь его никто не искал, никто не видел, никто не донимал. Он избавился от случайных визитеров.
   Раз, бродячая псина, унюхав непривычный запах, источавшийся его телом, попробовала полакомиться его плотью. Он очнулся, когда собака пыталась отгрызть кусок от его ноги чуть выше крепкого кожаного ботинка. Ему потребовалось лишь напрячь сознание и вообразить, что он намерен с нею сделать. Собака мгновенно убежала, поджав хвост, и более не показывалась.
   Упрямее собак были крысы. Они раз за разом приходили к его логову. Вреда крысы не причиняли, но ему было неприятно, что они снуют по его телу. Сначала он убивал их простым и быстрым движением, но на месте убитых появлялись новые. Тогда он стал калечить крыс. Раненые животные убегали с визгом и вскоре перестали появляться здесь.
   Ту же тактику он пробовал применить на людях, которые оказались упрямее и назойливее крыс. Их заходило немного: пацаньё - распить бутылку дешевого портвейна, грабители - поделить добычу после удачного гоп-стопа. Более других докучали бомжи. Они засиживались подолгу, а то и пытались обосноваться на застолбленном участке. Он порезал двоих-троих и отпустил, как указкой обозначив окровавленным лезвием путь к отступлению. Эти люди оказались если не умнее, то сообразительнее крыс, и больше сюда никто не заглядывал.
   Так его оставили в покое и люди, и животные. Не давать покоя, казалось бы, должны насекомые, но тонкий аромат асфодели отпугивал и их. Сам он не чувствовал этот запах, просто знал, что он есть.
  
   Он знал еще некоторые вещи о себе и своем теле. Его сердце не билось, поэтому не было пульса. Но он точно знал, что вены его не пусты. В них было что-то, только не кровь, что давало ему возможность жить или позволяло двигаться не живя. Он не нуждался ни во сне, ни в отдыхе, как не нуждался ни в еде, ни в питье. Ему не надо даже было дышать, он делал это лишь в силу привычки мышц, которые помнили свою работу, когда тело было еще живо. Было ли оно мертво сейчас?
   Этого он доподлинно не знал. Что-то не так, но что именно, не понять. Он привычно погрузился в дрёмное состояние: ни сон, ни бодрствование. В подобные моменты затишья он пытался мысленно перенестись к моменту своего собственного Начала, к моменту Второго Рождения. Это было трудно, поскольку его память теперь не хранила долго всего, что он видел или делал.
  
   Так проходило время в тишине и оцепенении, долгие часы, дни, а то и недели полусна. Затем он поднимался и шел в темноту, от которой убегал перед тем, как умереть. Теперь он отправлялся в темноту, чтобы нести смерть кому-то другому. Кому не спится, кто ищет приключений и развлечений в этот неурочный час. Сам он не считал себя убийцей, а свершаемое деяние убийством. Это было его предназначение. Нести наказание тем, кто обходил его в силу несовершенства законов человеческого общества. Откуда он это знал? Эти знания были оттуда же, откуда он получил свои новые возможности и способности. Раз ему дано это свыше, значит, он этого достоин, значит, он избран. Кем избран? Здесь был пробел, хотя это не сильно тревожило...
   И вот сегодня ему повстречался человек. Не Хрущ, нет, он давно потерял к нему интерес. Вспомнился человек, что искал его, шел по его следу... Охотник. Он точно знал об этом потому, что сам часто поступал так, преследуя жертвы.
   Жнец - так называл его охотник. Он пробовал это слово на вкус. Он помнил, что у слова было какое-то иное значение, мирное. Но сейчас оно было мрачное и жестокое, резкое и колючее. Жнец. От него веяло смертью и холодом, и еще кровью.
   "Что ж, этот человек знает, что говорит. Над его головой багровое пламя ловчего". Он подумал, что, очевидно, охотник знает о нем больше, чем просто имя. Следовательно, было бы уместно встретить этого человека еще раз, возможно, тогда он узнает о себе еще что-то. С этой мыслью Жнец впал в забытье.
  
   Когда он вновь появился во дворике, то сразу уловил присутствие других. Ими были не те, кто мирно спал в своих квартирах, а те, кто ждал его. Их было немного, человек десять, в разных местах двора. Еще несколько было снаружи, чтобы перекрыть выход. Жнец ухмыльнулся, насколько позволяли швы на лице.
   "Чудаки, решили потягаться со мной числом".
   Возможно, сейчас следовало уйти. В другом случае он так бы и поступил, но среди всех был тот, кого он искал, поэтому Жнец шагнул из простенка на относительно освещенный пятачок двора.
  
   - Вот зараза! Откуда он взялся? Он уже был здесь? Значит, знал о засаде, тем не менее, вышел намеренно. Будем брать.
  
   "Почему и те, и другие подходят со спины?"
   Жнец стоял посреди двора и размышлял над этим простым вопросом, когда почувствовал приближающегося сзади сотрудника правопорядка. В руке у того был пистолет.
   "Да он не на шутку перепуган".
   - Поднять руки и повернуться лицом ко мне! - Рядовой Степанов действовал по уставу, на его стороне был закон, но руки его дрожали, как и голос. Он был ближе всех к возникшему, черт знает откуда, незнакомцу, поэтому и вышел из укрытия первым. Петр Степанов знал, что товарищи спешат на помощь, но все равно боялся. Даже его литературный однофамилец не придавал ему мужества. Стоящий перед ним незнакомец источал кроме тошнотворной вони утонченно-липкий аромат гнетущего страха. Человек начал поворачиваться, но Степанову вовсе не хотелось заглядывать в его глаза, поэтому он отступил на шаг.
   Незнакомец развернулся резко и также резко вскинул руки. Разодранные на полосы рукава упали вниз, обнажив его руки до локтей. Он сделал какое-то сложное движение, в его руках возникли два изогнутых клинка. С их помощью он легко откинул с головы капюшон. Степанов непроизвольно вскрикнул, увидев то, что было скрыто под ним. Несмотря на скудное дворовое освещение, он рассмотрел темное, слегка фосфоресцирующее лицо, изуродованное грубыми швами, наложенными на веки и рот.
   "Это маска!"
   Догадка придала милиционеру мужества, но не спасла от гибели. В следующий миг два клинка одним движением снесли голову Степанову. Его тело еще не успело упасть, как со всех сторон послышались пистолетные выстрелы.
   "Господи! Они же друг друга перестреляют!"
   Вершинин чертыхнулся, поняв, что операция уже провалена, и поспешил к месту происшествия, крича: "Прекратить огонь!"
   Как ни старался он бежать быстрее, не менее десятка пуль просвистели в сторону Жнеца. Он легко отбил их клинками и приготовился отражать дальнейшие. Этого не произошло, кольцо нападавших милиционеров перестало сжиматься. Люди в оцепенении остановились, пытаясь разобраться в возникших ощущениях: страх был далеко, где-то в темноте, в первом ряду расположились тоска, боль, несправедливость, безысходность, пустота...
   Жнец ухмыльнулся, насколько позволяли швы, издал неразборчивый звук и сделал серию выпадов, резких, неожиданных, быстрых. Стрельба возобновилась, стрельба на поражение. На этот раз несколько пуль явно достигли цели, заставив убийцу содрогаться. Тем не менее, он не обратил на них внимания, продолжая неистово фехтовать своим оружием. Кольцо вокруг него стало расширяться. Число раненых сотрудников росло. В довершение всего, в окнах стали появляться заспанные лица жильцов, разбуженных стрельбой.
   "Не хватало еще..."
   Аркадий Аполлонович скомандовал отход.
  
   Когда милиционеры рассеялись, Жнец ушел не сразу. Он осматривал пространство вокруг, словно высматривая кого-то. Да, Жнец искал своего ловца, он желал убедиться, что его преследователь сейчас здесь. Жнец удовлетворенно рыкнул, когда заметил в темноте багровую ауру, лишь после этого перевел взгляд на свои жертвы, что пока так и лежали на асфальте двора. Часть из них получила различные увечья холодным оружием, но некоторые были ранены пулями. Это удовлетворило его извращенные чувства: да, сегодня он бился один против хорошо подготовленных и вооруженных людей, профессионалов. Лишь оценив результат битвы, он легко запрыгнул на крышу сарайчика и исчез в стыке между строениями.
  

* * *

  
   Результат операции оказался плачевным. Вместо тихого и быстрого захвата, стрельба в жилом массиве, один погибший и несколько раненых сотрудников. Что и в каких выражениях услышал Аркадий Аполлонович на следующее утро в кабинете начальства, он не говорил никому.
   - Разрешите повторное проведение операции, - проговорил он, не рассчитывая на положительный ответ.
   - С чего это вы решили, что он явится еще раз? - искренне удивился Деркач.
   - Он явится. Он затеял игру, которую мы должны остановить. Ему бросили вызов, это задевает его самолюбие.
   - Вот как? Вы его настолько хорошо изучили?
   - Ему надоело бродить в поисках случайных жертв: пьяниц и карманников. Он жаждет новых достойных противников... и еще ему нужны зрители, иначе он не объявился бы днем, а продолжал свои ночные похождения.
   Сам Вершинин не был столь уверен в собственных выводах, тем не менее, у него остался один шанс из ста. А может быть из тысячи? Или миллиона? "Пан или пропал".
   - Если провалите и на этот раз, с операции вам лучше... не возвращаться.
   Напутственные слова были донельзя откровенны и предельно ясны. Его не отстранили, скорее всего, лишь потому, что никто другой не желал браться за продолжение дела. Он уже был назначен крайним, стало быть, ему и выкручиваться.
  

* * *

  
   - Он, несомненно, придет, - как молитву шептал Вершинин, находясь на крыше двухэтажного здания в том же злополучном дворе. Он почувствовал это в прошлый раз. Жнец сам ищет встречи и не с новой жертвой, а с ним самим. Этого он не знал, но чувствовал обостренным чутьем охотника, выработанным многолетним опытом.
   Сейчас у него была рация, большая, тяжелая, неудобная, но связь она обеспечивала отлично. С группой, что во дворе, с группой, что ждала в машине со стороны улицы. Время тянулось утомительно долго.
   "Может, как всякой нечисти, ему положено приходить лишь после полуночи?"
   Но Жнец возник раньше, тем самым, развеяв предрассудок. Именно возник, поскольку никто из сотрудников не заметил, откуда именно появилась во дворе фигура в мрачном одеянии.
   - Начали, - только и сказал в микрофон Вершинин. Это единственное слово повлекло за собой множество разнообразных действий. Перегородив проезд, в арку задним ходом вкатился грузовик. На его открытый задний борт был набит широкий, дощатый шит, перекрывший проход под машиной и с обеих ее сторон. Сразу же из кузова стали выпрыгивать люди, не по погоде одетые в толстую одежду. У большинства были каски, а на некоторых кроме всего неудобные и тяжелые бронежилеты. Подобной роскоши у них в отделе не было, но, учитывая сложность и серьезность дела, начальство расстаралось. Выручило командование кремлевского гарнизона, выделив, кроме того, отделение автоматчиков.
   Военные стали суетливо выгружать прочные деревянные щиты, закрепленные на достаточно длинных брусках. Взявшись по двое, а то и по трое, люди быстро соорудили из щитов баррикаду, перекрывшую выход на улицу. Тем временем точно такое же сооружение возникло с противоположной стороны. Затем, приподняв щиты, люди начали смыкать их вокруг Жнеца. Что до него, то он совершенно неподвижно ждал их приближения, очевидно, вполне осознавая собственный риск.
   Когда щиты сомкнулись сплошным кольцом, часть из них выдвинулась дальше, продолжая уменьшать площадь вокруг Жнеца. Края досок противно скребли по пыльному асфальту. Звуки в ночной тиши беспрепятственно долетали до Аркадия Аполлоновича, следившего с крыши за ходом операции. Пока все действия были слаженны и точны - сказывались часы, проведенные за тренировкой.
   Лишь когда импровизированная подвижная крепость оказалась достаточно близко, Жнец вышел из оцепенения. Выбросив в стороны руки с клинками, он закружил, словно в танце, оставляя заметные следы на дереве. Затем Жнец без видимого усилия запрыгнул на два ближайших щита. Быстро опустив свое смертоносное оружие, он перерубил бруски, удерживающие щиты, и поцарапал каски нескольким ближайшим бойцам. Однако, как оказалось, его трюк был ожидаем. Несколько приспособлений, наподобие ухватов, вцепились в его щиколотки. Жнец легко перерубил одно, второе древко. Но захватов было много, и, когда лезвие на миг застряло в одном из них, Жнец потерял равновесие. Он упал с глухим тяжелым ударом... И хотя вскочил невероятно быстро, щиты сомкнулись быстрее.
   Его зажали между четырьмя щитами, которые тут же принялись заколачивать. Жнец попытался вырваться, но в доски уперлось множество тел. Затем сверху накинули еще один щит. Жнец оказался зажатым в импровизированном гробу. Он пытался рубить дерево, но места для размаха оставалось все меньше и меньше. Когда ящик был забит со всех сторон, его дополнительно обмотали цепями и замкнули на замки. После того опасный груз был поднят в кузов фургона, где его дополнительно обложили мешками с песком. Лишь тогда машина отъехала.
   Когда двор покинули последние участники операции, было снято оцепление и открыты подъезды. Как ни старались провести захват тихо и быстро, как ни предупреждали жильцов не подходить к окнам, свидетелей операции было множество. Да разве кто решится пропустить подобное зрелище?! Было множество слухов, сплетен и кривотолков. Говорили разное, но Аркадий Аполлонович ничего этого не слышал. Он уехал с первой машиной, лично сопровождая опасный груз в отдел, где уже была подготовлена отдельная камера.
   Для вскрытия ящик с большой предосторожностью перенесли в камеру. При этом присутствовали только старшие чины.
   - Только отопрете замки и снимите цепи. Дальше он, думаю, сам справится. - Так напутствовал Вершинин группу, специально снаряженную для "распаковки" Жнеца, который вел себя чрезвычайно тихо, что настораживало.
   "Что он еще затеял?"
   Однако после высвобождения Жнец никак не отреагировал, поэтому решили разобрать ящик с торцов.
   - Подождите! - вмешался начальник управления. - Может, не стоит этого делать? - Он подошел к ящику и постучал по крышке.
   - Если вы меня слышите, знайте, сейчас ящик будет открыт. Одно необдуманное действие с вашей стороны, и вас уничтожат. На вас нацелены автоматы.
   Ответа не последовало.
   - Надеюсь, вы меня поняли, - Деркач отошел и кивнул подчиненным.
   Лишь после этого, под прицелом четырех ППШ, ящик был вскрыт окончательно. Жнец лежал недвижно и бездыханно, молитвенно скрестив на груди два смертоносных клинка.
   Несмотря на это, его руки и ноги немедленно были закованы в наручники. Когда оружие попытались забрать, выяснилось, что клинки накрепко вделаны в руки взамен отсутствующих кистей. Затем очередь дошла до капюшона. Когда его откинули, вздрогнули все до единого. До последнего момента каждый из присутствующих надеялся увидеть маску, скрывающую лицо убийцы. Но маски не оказалось. Почти черная, иссохшая и задубевшая кожа была местами подвергнута тлену. Кое-где поселилась плесень и другие грибки. Но не это бросилось в первую очередь. Веки и рот мертвеца действительно были зашиты грубыми стежками с помощью нити, напоминающей белесый пеньковый жгут.
   Потом очередь дошла до плаща. Кроме него другой одежды на трупе не оказалось, если не считать армейских крепких, но заношенных ботинок. Они были без шнуровки, но основательно закручены стальной проволокой.
   - Что это такое? - нарушил молчание Деркач.
   - Преступник по кличке Жнец, - ответил ему Вершинин.
   - Но он мертв.
   - На момент захвата был живее живых.
   - Но сейчас-то он мертвее мертвого!
  
   Эти слова начальника управления были подтверждены судебно-медицинской экспертизой. Из нее следовало: что "давность наступления смерти не менее двух лет", что после смерти "произошла мумификация тела". Кроме швов на лице, на всем теле были обнаружены "множественные раны прямолинейной формы с ровными неосаднёнными краями", частично зашитые той же грубой нитью. Кровь в венах отсутствовала, ее заменяла маслянистая темная жидкость, более густая, чем мазут. Отсутствовали также почти все органы. Вместо них были обнаружены многочисленные металлические предметы. Часть из них оказалась пулями, выпущенными совсем недавно из табельного оружия, что исключало версию о подмене тела. С другими дело оказалось сложнее. Никто не мог предположить их назначения, потому в отчете было записано просто: "Устройства неизвестной конструкции и назначения". В спине погибшего был найден клинок ножа с обломанной рукояткой, возможно, ставший орудием смерти. Установить личность погибшего в данном случае не представлялось возможным, как и точную причину смерти. Таким образом, выяснить, являлся ли представленный труп телом пропавшего без вести Воронцова Игоря Николаевича, невозможно. Невозможно было также определить, являлся ли он Жнецом, тем самым мистическим убийцей, нагонявшим страх на небольшой район их города.
  
   - Аркадий Аполлонович, я вас ценю как сыщика и уважаю как человека с огромным опытом работы и трезвым мышлением, поэтому прочитал материалы дела от корки до корки. Но то, что вы написали, ни в какие ворота не лезет!
   - Вы же сами присутствовали при вскрытии.
   - Да. Но я видел только двухлетней давности труп. Как он оказался в ящике вместо пойманного преступника?
   - Было множество свидетелей и в момент захвата, и во время перевозки. Подмена исключена.
   - По-вашему, я должен поверить в бродячую мумию, ищущую своего убийцу?
   - В отчете я изложил все известные мне факты. Мистическая сторона дела мне неизвестна.
   - Тогда как мы можем быть уверены, что убийца все еще не разгуливает по городу у нас под носом?
   - До первого происшествия, никак.
  

* * *

   - То, что там написано, ни в коем случае нельзя отправлять наверх! Сами знаете, что после этого начнется, и чьи головы полетят.
   Этот разговор проходил в кабинете начальника отдела в закрытом режиме. Кроме Ивана Захаровича Деркача присутствовали лишь два его зама. Следователь Вершинин, ведший дело, приглашен не был.
   - Дело засекретить, улики уничтожить. Наверх отправьте отписку - преступник застрелен во время задержания. Кого надо, поощрите, кого надо, накажите. Вершинина отправим в отставку с должным почетом, но без особого шума. И забудем об этом.
   Возражений на предложения не последовало. Так все и произошло. Петр Степанов был похоронен публично, как герой, павший при исполнении своего долга. О нем была большая статья в городской газете и репортаж в местной программе теленовостей. Раненых представили к наградам и денежным поощрениям. Аркадий Аполлонович с почетом и уважением, но без особого шума был отправлен на давно заслуженный отдых, в отделе он больше не появлялся.
   Что касается Жнеца, его останки были сожжены и закопаны за исключением стальных клинков. Их заколотили в отдельную коробку и поместили в хранилище вещдоков без особых комментариев.
  

* * *

  
   Через несколько лет кто-то наверху решил, что соседство злополучного квартала с правительственными учреждениями неуместно. За район, где происходили жуткие события, взялись строители. Дома начали методично сносить. История о Жнеце, обретавшаяся в тех краях, постепенно исчезала с улиц вместе с расселяемыми жильцами, как и сами улицы постепенно, но планомерно исчезали под напором строительной техники, более мощной и грозной, чем ржавые клинки Жнеца.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"