Багровский Артур : другие произведения.

Совершенное искусство

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История одного шедевра.


"СОВЕРШЕННОЕ ИСКУССТВО"

ИСТОРИЯ ОДНОГО ШЕДЕВРА

   Когда-то давно на заре своего существования человек, постигая мир, не делил свое познание на составные части. Восприятие мира было для него единым, как и сама окружающая природа. Значительно позже, когда накопленное знание стало велико, человек поделил его на естествознание и религию. Естествознание осваивало физику, химию, биологию, ботанику, географию, астрономию... религия же изучала в основном взаимоотношения человека и Творца.
   Так продолжалось долгое время: наука и религия продвигались рука об руку не вмешиваясь в дела друг друга. Были времена, когда изучение отношений с Богом становилось почти наукой и называлось теософией. Были периоды, когда и наука превращалась в религию, утверждая свои непреклонные догматы, не желая видеть очевидную истину. Но настала пора, и они превратились в непримиримых врагов. Когда наука была слаба, религия уничтожала плоды ее труда. Когда же окрепла наука, религия превратилась в изгоя... И так продолжалось долгое время, пока на служителей одного и другого пути не снизошло понимание того, что худой мир лучше доброй войны. И война прекратилась.
   Все это время рядом с наукой и религией существовала третья сила, третья составляющая часть, третий путь познания, на который противоборствующие стороны не обращали особого внимания. Это сила, этот путь назывался искусство. Искусство от слова искус, искушение, поскольку искусство всегда искушало и религию, и науку использовать ее силу в своих целях, на своей стороне. Так и было множество раз, так продолжается и по сей день, хотя и те и другие прекрасно понимают, что искусство само по себе нейтрально. Искусство даже более всеобъемлюще, нежели религия и наука, поскольку лишено значительного числа условностей, присущих тем. И если говорить об искусстве, как об инструменте постижения окружающего мира, то именно оно должно бы быть первично, а наука и религия лишь входить в него составными частями. Однако сложилось так, что искусство, наука и религия превратились в три столпа, три вершины одного горного хребта. Тем не менее, взаимопроникновение этих трех аспектов продолжается до сего дня. И сейчас они используют и заимствуют друг у друга формы, методы, темы, оставаясь одним целым.
   В 16... году произошло событие, которое лишь подтвердило, что границы между наукой, религией и искусством зыбки и условны. Тогда тремя гениями было создано поистине Произведение Искусства, подтверждающее, что все три означенных аспекта являются единым целым. И хотя эти гении вышли из лона церкви, но этим лишь подтвердили, что религия и тогда была лишь одной из трех опор познания.
   Эта история рассказывает историю Шедевра, его создания, забвения и новообретения.
  

* * *

  
   Трое ребят - переростков, - Гарей, Крот и Леший, - стояли посреди просторной комнаты, привыкая к полумраку царившему вокруг них. Окон в помещении не было, за исключением того крохотного под самым потолком, через которое они кое-как сумели забраться внутрь. Кто бы мог догадаться, что это невзрачное оконце на обшарпанной стене в тупичке захламленного дворика приведет в антикварный салон? Хозяин видимо полагал также, иначе поставил на него хотя бы решетку. Друзья-подельники сами тоже не додумались бы до этого, но им подсказал один странный тип, судя по акценту, иностранец. Он же пообещал им приличные деньги, если они вынесут для него кое-что. Таким образом, друзья оказались в антикварном салоне.
   Собственно эта комната была запасником салона, главный вход в который располагался со стороны Профсоюзной улицы. Здесь хранились вещи ожидающие оценки, реставрации, предпродажной подготовки или отложенные до поры, до времени для особых посетителей салона.
   Когда глаза свыклись с тусклым светом настолько, что стали различимы стены и тени, все трое двинулись в разные стороны. Им было непривычно находиться среди огромного количества предметов, назначение большей части которых составляло для них загадку.
   "Неужели есть идиоты, которые платят большие бабки за этот хлам? Его в цветмет сдать и то пользы больше будет. А тот баклан деньги предлагал за какой-то старый пыльный половик". Гарей - Радик Гареев, старший из троицы медленно продвигался по комнате, опасаясь наделать шума. Не споткнуться бы обо что-нибудь. Действительно, предметы старины, в изобилии стоящие на полках и столах, частично размещались прямо на полу. В большей части это были скульптуры людей и всевозможных животных. Под их молчаливыми взорами Гарей чувствовал себя неуютно, хоть и старался виду не подавать. Особенно он испугался большой скульптуры Будды, что сидел и улыбался. Эта улыбка показалась Гарею ехидной, мол, знаю я, для чего вы тут и знаю, чем это для вас закончится.
   Ребята бывало промышляли мелкими кражами, но в основном это были кошельки нерасторопных домохозяек и мобильные телефоны зазевавшихся прохожих. Антикварный салон дело иное, за это можно отправиться за решетку. Такая перспектива мало устраивала, поэтому в животе Гарея предательски урчало, но он упрямо двигался вдоль стены, не показывая вида своим младшим подельникам.
   - Нашел, - нарушил тишину Леший - Лёва Филиппов, самый мелкий из троицы. Он стоял в паре метров от стены, бо?льшую часть которой занимал уникальный гобелен ручной работы, сотканный во Франции в середине 17 века. Этих подробностей друзья само собой не знали. Для них обнаруженный предмет был тем самым "пыльным половиком", за который им отвалят деньги. - Айда, снимаем по быстрому и валим.
   - Да погоди ты, не шебаршись, - цыкнул на Лешего Гарей.
   - А чего еще? - пожал тот плечами. - Скатаем да потопали. Его, вон, еще через оконце протаскивать да по улице волочить.
   - Осмотримся сперва. Тут разных дорогих цацек не меряно. Может дороже, чем этот коврик выйдет.
   - Мы про это не договаривались, - подал голос, молчавший до сей поры Крот, - Славка Кротов.
   - Одно другому не мешает, - хмыкнул Гарей. - Леший, ты пока что коврик снимай, а мы посмотрим, что к чему.
   - Верно, - кивнул в темноте Крот.
   - Ладно, как скажете, - Леший вздохнул и встал на стул, но все равно верхняя кромка гобелена оказалась высоковата для его роста. Ему пришлось привстать на цыпочки и почти прильнуть к ткани. Леший вздрогнул, когда в тусклом свете против его лица оказалась морда какого-то демона. Он чуть не вскрикнул и спрыгнул, почти упал со стула.
   - Хорош греметь! - огрызнулся Гарей. - Займись делом.
   Леший вновь поднялся на стул, с опаской поглядывая на сердитого демона. В комнате словно стало светлее, потому что на гобелене проступили и другие персонажи. Леший принялся их рассматривать. Это было так необычно для него, он очевидно впервые за всю свою жизнь столкнулся с настоящим произведением искусства лицом к лицу в буквальном смысле слова. Хоть изображение и было выткано, но выглядело достаточно детально и даже объемно. Леший провел ладонью, чтобы убедиться, не выступают ли фигуры над фоном. Нет, они не выступали, но ткань была столь приятной на ощупь, что Лешему захотелось прильнуть к ней щекой и подремать.
   Когда Гарей и Крот насовали полные карманы всяких мелких фигурок, то как-то разом вспомнили о главной цели их сомнительного предприятия - гобелене. Опять же оба одновременно подошли к той стене, на которой гобелен висел. Тот лежал на полу рядом с опрокинутым стулом, только Лешего поблизости не было. Крот недоуменно поглядел на Гарея, тот лишь пожал плечами, негромко позвал приятеля. Глухая, вязкая тишина, ни тиканья часов, ни шума запоздалого автомобиля.
   - Леший! Мать твою! - окликнул Гарей громче. - Филипп!
   - Филиппок! - присоединился Крот. Шелест опавших листьев в ответ, словно тихий шепот или далекий прибой.
   - Пересрался, черт паршивый, да слинял, - резюмировал ситуацию Гарей. - Вот козлина-то. Ладно, с ним позже разберемся. Давай скатывать половик. Сами справимся. Больше достанется.
   - Верно, - Крот ухмыльнулся и склонился над лежащим гобеленом.
  
  
   Эжен - Готье Дюфаэль был неописуемо раздосадован, даже зол. В только что состоявшимся разговоре клиент пригрозил расторжением контракта, если задание не будет выполнено в ближайшую неделю.
   - Черт вас побери, Эжен! Вы злоупотребляете моим терпением, добротой и деньгами! - неистовствовала трубка мобильного телефона. - Я обратился к вам исключительно как к человеку, которого мне рекомендовали доверенные люди. В чем дело? Я не могу этого понять? Вы объездили всю Европу, а застряли в этой дыре. Что сложного всучить кому надо деньги и забрать вещь? Мне ли вас учить... - Так продолжалось еще несколько минут, пока другой звонок не отвлек клиента.
   Эжен отключил телефон, сунул его в карман пальто и молча выругался. "Тупой кретин! Он просто не понимает, в какой стране я нахожусь! Да, здесь дать взятку ничего не стоит. На взятки здесь можно растратить целое состояние: их берут охотнее, чем где-либо в мире. Но на этом все и заканчивается. После получения денег никто ничего не делает!
   Вот, взять хотя бы тех мальчишек, которых он вынужден был нанять, очевидно, потратили аванс на пиво да сигареты и испарились. Неужели они не хотели заработать, куда большую сумму за относительно несложную работу? Непонятно... Во всех других странах этот прием срабатывал безотказно, но только не здесь.
   И этот, Медынский, владелец салона, тоже странный тип. Держит в запаснике такую дорогую вещь и не хочет ни выставить на продажу, ни везти куда-то на обмен. Возможно, он ждет европейский аукцион? Очевидно, придется навестить его лично, перейти к открытой игре. Придется пожертвовать частью собственного гонорара, иначе вообще можно остаться ни с чем. Да, очевидно так и придется поступить", - Эжен тяжело вздохнул и побрел в сторону гостиницы, где снимал номер.
  
   Чтобы понять сложность положения иностранного гражданина застрявшего в одном из провинциальных городков постсоветского пространства, придется пояснить ситуацию и отступить в повествовании на некоторое время назад.
   Эжен - Готье Дюфаэль зарабатывал на жизнь частным розыском. У него была лицензия и даже офис в одном не самом благожелательном райончике Лувесьена, в котором он был скорее редким гостем нежели хозяином. Работа Эжена заключалась отнюдь не в наблюдении за неверными супругами, не в поиске утерянных в частных домах драгоценностей и не в выуживании из канализаций домашних питомцев. Нет!.. Эжен Дюфаэль специализировался на розыске предметов старины.
   Вообще-то антиквариатом занимались многие государственные и частные конторы. Богатые бездельники, пресытившиеся пищей физической, начинали тянуться к пище духовной, к произведениям искусства. Нельзя сказать, что они испытывали острый голод в этом плане, однако существовала потребность похвастаться чем-то особенным в среде себе подобных кроме последней модели "Ламборждини" ручной сборки или просто вложить средства во что-то. Круг гурманов от искусства был велик и разнообразен, однако существовал большой сектор потребителей диковинок и раритетов, кто не желал иметь дело с официальными поставщиками ценностей, но охотно сотрудничал с частными сыщиками, на все был свой резон. Каждый раз, когда похищали Мону Лизу, выстраивалась очередь из желающих заполучить шедевр.
   После армии Дюфаэль отправился работать в полицию, полагая, что на этом поприще у него что-то да выгорит. Однако его методы работы были не сопоставимы со служебными требованиями, как и внешность. Возможно, на него в свое время оказал влияние образ Рика Декарда из фильма "Бегущий по лезвию" безупречно и правдоподобно сыгранный Харрисоном Фордом. Эжен полагал, что сыщик всегда должен быть слегка не брит, слегка пьян, слегка не свеж и неопрятен. Но возможно это была врожденная черта характера самого Дюфаэля. Так или иначе, но полиция с ним рассталась... или он с ней. Недолго думая и не особо переживая, он отправился в частное сыскное бюро, где тоже не особо преуспел по вышеупомянутым причинам.
   Тогда Эжен устроился в контору по розыску антиквариата. К подобного рода ремеслу у него имелись некоторые задатки. Еще перед отправкой на службу его дядя по отцовской линии, известный человек, предложил родителям Эжена устроить своего племянника в Школу Изящных Искусств, где сам состоял куратором одного из отделений. Те согласились на предложение покровителя, не особо спрашивая мнения сына. Сам Эжен, не став спорить и препираться, отправился в эту самую Школу, совершенно отчетливо представляя себе, что не будет в нем учиться. Действительно, проучившись или скорее просидев, первый курс, Эжен вылетел за неуспеваемость и недисциплинированность. Тем не менее, за два первых семестра он успел нахвататься поверхностных знаний, заучить термины и завести кое-какие знакомства. По крайней мере, в разговоре с незнающими людьми Эжен вполне мог сойти за знатока. Именно этими навыками он воспользовался на очередном месте работы.
   Поднаторев в конторе в общении с профессионалами и подержавшись за подлинные произведения искусства, Эжен Дюфаэль решил, что теперь вполне может справиться с этим делом в одиночку. "Я сам себе буду боссом", - решил он и открыл сыскное бюро.
   Потребность в его специфической работе определенно существовала, но оказалась не столь великой, как он полагал вначале и не такой прибыльной. Несмотря на большую стоимость отыскиваемых предметов, гонорары оставляли желать лучшего. Богачи, по его мнению, все без исключения оказались людьми жадными, посему Эжену не всегда удавалось сводить концы с концами.
   И вот, с полгода назад к нему в офис завалился респектабельный с виду человек с просьбой разыскать некую вещь. Вот при таких обстоятельствах Эжен Дюфаэль познакомился с Франсуа Лебреном, богатым бездельником от скуки и большого наследства, решившим коллекционировать предметы старины. Так, по крайней мере, рассудил Эжен при первом знакомстве.
   - Так вот что вы ищете! - небрежно кивнул он, когда заказчик показал ему большой цветной снимок гобелена.
   - Нет, это лишь фото с картины, но искомый гобелен выглядит точно также, поскольку является точной копией, выполненной в ткани.
   - Так вы не уверены, что он существует?
   - Он существует, поверьте мне.
   Эжен пообещал подумать пару дней над предложением, на том они расстались. В действительности у Эжена не было никаких дел вообще, вот уже вторую неделю он сидел на мели. Через бывших сослуживцев в полиции он навел кое-какие справки и был вынужден согласиться с тем, что Лебрен не такой уж бездельник и далеко не дилетант в области искусства, но и криминального следа за ним не тянулось. Однако решающую роль сыграл обещанный гонорар, поскольку в первую очередь Эжен поинтересовался финансовым состоянием своего работодателя. Что ж, если тот не врал относительно суммы, то Эжен мог бы сносно прожить года два, три на полученные деньги, при условии, конечно, что вновь не начнет проигрываться в карты и не ударится в запои. Но в этом отношении Эжен Дюфаэль дал себе строгое, однако, не первое в жизни обещание. Так была заключена сделка.
   После этого Эжен получил аванс и смог увидеть эскиз гобелена и кое-какие материалы, предварительно собранные Лебреном. Первое разочарование появилось у Эжена, когда он увидел эскиз, точнее ризографию в натуральную величину с якобы подлинного эскиза. Разложенный на полу офиса Эжена он занял половину комнаты. Сам Дюфаэль первоначально полагал, что скрученный в трубку гобелен вполне уместится в чертежном тубусе. "Да, в автобус с этим не сядешь".
   Второе разочарование не заставило себя ждать. Оно было вызвано тем, что искомый предмет находится за пределами Франции. С таможней у Эжена тоже проблем не было, но дальние поездки его напрягали. Тем не менее, аванс уже был получен, наличные приятно оттягивали карман, который Дюфаэль то и дело машинально поглаживал. "Деньги - это праздник, который всегда с тобой".
   Что ж, задний ход включать было поздно. Так месье Эжен Дюфаэль стал туристом, путешествующим по Европе. Однако это были лишь цветочки, ягодки начались спустя полгода, когда выяснилось, что объект его поисков находится значительно восточнее. Несмотря на то, что Дюфаэль в свою бытность исколесил почти всю Европу, Россия для него представлялась гигантским белым пятном и на географической карте, и в реально обозримом пространстве. Эжен боялся и страх его был иррациональным. Он полагал, что, как только пересечет границу бывшего СССР, его немедленно арестуют и посадят в тюрьму пожизненно, а то и отправят на каторгу в Сибирь. Отчего у него были подобные представления, он и сам не мог бы объяснись.
   Дюфаэль вздохнул с превеликим облегчением, когда после пересечения границы ничего подобного с ним не произошло. Сориентировавшись на местности, он начал со столицы. Жизнь в Москве его многому научила, но не дала желаемого. Гобелена в столице не оказалось, хотя о нем знал или слышал, чуть ли ни каждый встречный. Особенно если Эжен угощал выпивкой, обязательно в компании находился кто-то, кто не сам, не своими глазами, но видел этот гобелен. Даже не смотря на то, что рассказчик порой не имел ни малейшего представления о том, что есть гобелен как таковой. В удрученном настроении Дюфаэль покинул столицу. Затем он побывал во множестве городов, названия которых вряд ли мог вспомнить даже под угрозой инквизиторских пыток, пока расспросы не привели его в это захолустье близ уральских гор.
   Следы чертова гобелена вели именно сюда, но так уже бывало неоднократно: след вдруг неожиданно обрывался или был ложным. Эжен опасался, что и здесь будет то же самое. Он глубоко вздохнул и позволил себе расслабиться, когда подкупленный работник небольшого антикварного салона показал ему снимок плохого качества, сделанный "Полароидом". Искомый гобелен был здесь, в этом городке, в антикварном салоне, в его запаснике.
   - Когда же хозяин намерен выставлять его на продажу? - месье Готье достаточно сносно освоил сложный язык за время проведенное в поездках.
   - Да он не собирается его продавать, - был ответ. Такого Эжен не понимал, если владелец салона Оскар Артемьевич Медынский действительно приобрел его за немалые деньги, отчего держит в запаснике? Возможно, он ждет европейский аукцион, чтобы представить его там? Или дожидается результатов экспертизы? Или чего-то еще?
   - Нет, ничего подобного не предпринимается, я бы знал, - доверительно ответил работник салона, перегнувшись через прилавок. Гобелен просто висит на стене запасника, и даже никаких близких знакомых самого владельца не заходило взглянуть на него. А раз гобелен не выставлен в официальную продажу, то и купить его нельзя. Эжен Дюфаэль недоумевал, Франсуа Лебрен торопил, Оскар Артемьевич бездействовал.
   По этой причине Эжен и был вынужден обратиться к близживущим от салона подросткам с деловым предложением. Они приняли его охотно, как и задаток, а затем просто исчезли. Ввиду всех этих причин Дюфаэль вынужден был играть в открытую и лично предстать перед теперешним владельцем гобелена.
  
  
  
   Оскар Артемьевич Медынский, человек не лишенный приятных черт был замкнутой личностью. Об этом говорили и начесанная вперед челка светлых каштановых волос, и аккуратно постриженная окладистая бородка, и массивные золоченые очки. И ладони он держал в прочном замке, далеко выставив их перед собой, словно бы обозначая границу на зеленом сукне. Если бы Дюфаэль читал Чехова, то вполне бы назвал Медынского "человеком в футляре".
   Тот слушал иностранного посетителя молча. В его лице сквозило выражение явной скуки, словно бы слышанное было для него мало интересно. Обычно Эжен сталкивался с подобным отношением, когда намеревался получить кредит в банке: в те моменты, когда он сидел на стуле против банковского служащего и пытался объяснить тому, как именно ему важен этот кредит. Именно тогда у "белого воротничка" возникало подобное выражение: "Мне-то какое дело до твоих проблем? Что мне самому с этого будет?" Так было там, но здесь...
   Человеку предлагают немалые деньги за вполне официальную сделку. Никакого криминала, никаких заморочек. Просто возьми деньги за то, что тебе не нужно. И вот глухая стена в ответ, этого Эжен решительно не понимал. Поток аргументов постепенно иссякал, и вот Эжен замолчал и уставился в непроницаемые стекла очков своего собеседника, совершенно не представляя, каким образом действовать дальше.
   - Вы сами-то видели коллекцию этого вашего Лебрена? - неожиданно спросил Оскар Артемьевич. Эжен машинально кивнул в ответ.
   - И что в ней? - иронично спросил собеседник.
   - То есть, нет. Я не видел коллекции месье Лебрена. Я не бывал в его доме, разговор шел исключительно в моем офисе и исключительно о гобелене "Ад".
   - Я так и предполагал. - Оскар Артемьевич снял очки и тяжело вздохнул. - А вот что мне известно об этом вашем коллекционере. Я знаю, что в его коллекции всего два гобелена и ему нужен третий, тот, что у меня.
   - Этого не может быть! Откуда вам известны такие детали?
   - Это не важно. Важно то, что вы, уважаемый, не имеете представления о том, что это за гобелены.
   - Это старинная ручная работа мастеров Бельгарда.
   - Что-то еще? - поинтересовался Оскар Артемьевич, от Эжена не ускользнула ирония, но он промолчал.
   - А вот что мне известно на сей счет. Это действительно старинная ручная работа мастеров Бельгарда. Это действительно копии живописных работ Иеронима Босха, так называемых "алтарей". Для этой цели владелец мануфактуры даже специально пригласил известного в те времена художника Жана Берена, чтобы тот разработал эскизы для целой серии гобеленов-копий. Заказов было немало, но!..
   Кроме всего прочего владельцу поступил уникальный заказ от одной важной особы европейского масштаба. Догадываетесь, о ком именно идет речь?
   - Неужели от монарха?
   - Нет, берите выше. От самого Папы Римского! Он пожелал для своих апартаментов три гобелена-копии с картин Босха: "Воз сена", "Сад наслаждений, рай" и "Страшный суд", иначе "Ад".
   - Папский заказ?! Именно в этом уникальность этих трех гобеленов?
   - Вы меня спрашиваете? Все это вы должны были бы узнать до того, как приняться за поиски. Конечно, гобелены уникальны, точны, при их изготовлении использовались нити из драгметаллов. Одного золота ушло не менее шести килограммов. Так что у вашего клиента губа не дура. "Воз сена" и "Сад наслаждений" у него уже есть, ему недостает только "Ада" для полного счастья, - Оскар Артемьевич усмехнулся каламбуру. - И вот еще что. Как фамилия основателя мануфактуры? Вы не в курсе?
   Эжен опять отрицательно покачал головой.
   - Я так и думал. Его имя Шарль Лебрен.
   - Что? Так Франсуа Лебрен его потомок? Он поэтому хочет собрать эти гобелены?
   - Жаль, что вы сами не видели его коллекции, тех двух гобеленов.
   - Что это меняет? - насторожился Дюфаэль.
   - Если бы я достоверно знал, что они у него, то у меня для вас было бы встречное предложение.
   - Какое же именно? - Эжен встрепенулся.
   - Не согласитесь ли вы добыть гобелены для меня?
   На некоторое время в воздухе повисла тугая тишина. Было отчетливо слышно тиканье сразу нескольких часов. "Вот они, русские. Им предлагают деньги, чтобы купить у них, а они тут же предлагают деньги, чтобы купить у вас. Как можно вести с ними какие-то дела? Кстати, о какой сумме идет речь?"
   - О какой сумме идет речь? - нарушил Дюфаэль минутное молчание.
   - В два раза больше, чем предложили мне вы... за каждый гобелен в отдельности.
   Эжен вновь призадумался.
   - Чем вам так дороги эти предметы? Кроме того, что это старинная работа и папский заказ, что они для вас?
   - Вообще я могу не отвечать на этот вопрос, но... может, простая корысть? Перепродам потом втридорога, а? Как вам такой вариант?
   - Учитывая то, что я успел узнать о вас, это вполне достоверный вариант. - И тут в голове Эжена мелькнула иная мысль. - "Что если этот Оскар Артемьевич блефует? Нет у него никакого "Ада" и все тут. Но для чего тогда?.. А фото? А, понятно! Гобелен был! Но те мальчишки его все же украли, вот он и морочит мне голову".
   - Скажите честно, Оскар Артемьевич, у вас есть в действительности искомый мной гобелен или же это все пустые разговоры?
   - Разумеется есть. Прошу, пройдемте в запасник. Убедитесь собственными глазами, что я не блефую, - владелец салона неожиданно резко поднялся из-за массивного деревянного стола и подобно пролетарскому вождю указал широким взмахом на малоприметную дверь. - Прошу!
   Эжену ничего не оставалось, как последовать за эксцентричным антикваром. Так они оказались в комнате вдвое превышающей размерами зал салона. Вот где таились истинные сокровища! Вот где совершались главные сделки!
   - По-правде говоря, его недавно пытались похитить, но, как видите, гобелен на месте! - Оскар Артемьевич стоял у стены, большую часть которой занимал "Ад". Эжен замер на некоторое время, осматривая полотно, у него даже дух захватило. А он еще наивно полагал, что сумеет перевезти его автобусом! Его и вдвоем не поднять. Очевидно, те подростки пытались вытащить гобелен через окошко, но не осилили, да так и бросили на месте преступления. Дюфаэль незаметно покосился в сторону в поисках того самого окна, на которое сам указал незадачливым воришкам.
   - Ну, разве это не чудо?! - нарушил затянувшееся молчание Оскар Артемьевич.
   - Несомненно, - машинально кивнул Эжен.
   - Разве он не стоит предложенных денег?
   - Да, я понимаю, почему вы желаете приобрести и те два тоже. Они чудесны.
   - Они волшебны. Хотя, этого вы тоже не знаете.
   - Да, я теперь вижу, они потрясающи.
   - Отлично! - Медынский как-то странно взглянул на посетителя. - В таком случае может быть, обдумаете мое предложение?
   - Может быть, - кивнул Эжен, не сводя глаз с гобелена. - Как у вас говорят, "утро вечера мудренее".
   - Да, именно так и говорят. Тогда до утра?
   - Пожалуй, что так. Я позвоню.
   Владелец салона проводил гостя к выходу и запер за ним дверь.
  
  
   Непостижимым для своей морали образом Эжен оказался в запаснике антикварного салона вновь. На этот раз он оказался здесь ночью и проник тем же путем, что и трое подростков несколькими днями ранее. Такое положение вещей никаким образом не укладывалось в мировоззрение Эжена, но, несмотря на это, он был сейчас именно там. "Да, с кем поведешься, от того и наберешься". Он отчетливо себе представлял, что это может быть ловушкой. Особенно после того, как сам владелец Оскар Артемьевич пояснил ситуацию вокруг искомого предмета и сам же добровольно продемонстрировал его иностранному коммерсанту.
   Если его сейчас здесь застукают, Сибири ему не избежать, хотя красть произведение искусства он не собирался. Эжен намеревался убедиться, что продемонстрированный ему накануне вечером гобелен является подлинником, а не качественной подделкой. Лишь после этого он будет действовать по обстановке. Сейчас ему нужна хоть одна золотая или серебряная ниточка, чтобы отправить ее на экспертизу.
   "Хотя черт его знает. Эти русские вполне могли слепить новодел и прошить его золотым шитьем, которое где-то случайно сохранилось со времен царя Гороха. А Лебрен тоже, хорош гусь, ни словом не обмолвился, что за гобелен он ищет. Прикинулся дураком, хотя резон в подобном поведении есть. А этот, Оскар Артемьевич, уже заранее знал все досконально. Вот потому он владелец салона и уважаемый человек, а я всего лишь..." - Дюфаэль так и не подобрал подходящего для себя эпитета, но продолжал внимательно изучать поверхность старинной работы.
   Несмотря на тусклое освещение, попадающее в зал, скорее всего с улицы, Эжен не стал включать фонарик, а попытался на ощупь отыскать золотое и серебряное шитье. Его пальцы заскользили по теплой и мягкой поверхности. Эжену было не просто приятно, ему стало тепло и уютно, словно под ладонью была трава. Ему сразу же захотелось растянуться на поляне и отдохнуть хоть чуть-чуть.
   "Куда спешить? Ты столько времени провел в поисках этого дурацкого гобелена для какого-то богатенького ублюдка. Отдохни полчасика, а потом забирай его и беги. В Европе или Америке этот гобелен можно будет сбыть за такие деньги, что хватит на безбедную жизнь до глубокой старости".
   "Кто это сказал? Он сам или кто-то посторонний? Да какая разница. Может стоит обдумать подобный вариант? Но для начала необходим радиоуглеродный анализ металла... А сначала надо немного отдохнуть... Действительно куда спешить? Цель достигнута, будущее в его руках. Поэтому лучше не спешить, а все продумать. Может стоит для вида заинтересоваться предложением Оскара Артемьевича? Так, по крайней мере, он сможет потянуть время, будет вхож в салон и сумеет более досконально провести разведку и уже после этого принять взвешенное и грамотное решение. По крайней мере, Лебрену он уже сегодня заткнет рот. Он позвонит ему среди ночи и сообщит, что видел гобелен, прикасался к нему и... он такой мягкий и нежный. Эжен представил, что лежит на поляне под ласковым ветерком. Вокруг щебечут птицы и благоухают цветы. Надо же, словно в раю. Но это не рай, это ад. Откуда же такой аромат?"
   Эжен попытался приоткрыть глаза, но не сумел. Просто не хотел отгонять состояние блаженного покоя. Так лежал бы и лежал и ни о чем не думал. Но некоторое время спустя безоблачное состояние было слегка омрачено едва уловимым запахом гари.
   "Уж не пожар ли в салоне? И еще это странное ощущение, будто он все же лежит... Но он прилег на поляну... Нет, он стоит у стены, прислонившись к гобелену. Да или нет? Это же легко проверить, надо всего лишь открыть глаза". Эжен с превеликим трудом это сделал. Вокруг было темно, лишь сумерки стали розоватыми. "И действительно, уж не пожар ли где на улице? Хватит нежиться, надо действовать. Если действительно где-то пожар, есть смысл воспользоваться ситуацией и умыкнуть гобелен прямо сейчас. Он тяжеловат для одного, но ради своего будущего стоит надрывать пупок. Тьфу! Я уже даже думать стал, как они!" - возмутился Дюфаэль.
  
  
   Франсуа Лебрен ходил из угла в угол по залу своего роскошного особняка, задевая полами халата дорогую мебель. Он был рассержен, обескуражен и крайне раздосадован. "Кой черт я обратился к этому пройдохе?"
   Однако все иные варианты были давно исчерпаны. Ни один аукцион, ни один салон, ни одно сыскное бюро не могли даже намекнуть ему об искомом предмете. Никакого результата не дали где только ни помещенные объявления. Ни слова, ни полслова. И вот, наконец, появилась зацепка, незначительная, маленькая, сомнительная, но хоть что-то после месяцев бесполезного труда. "Месье Лебрен, искомый вами предмет, кажется, мы не уверены, но, возможно, находится в России в частной коллекции".
   Лебрен, несомненно, поехал бы за ним сам, несмотря на свой возраст и здоровье, но только не в Россию. Незнание языка и обычаев это одно, но, откровенно говоря, Лебрен боялся ехать в эту страну. Нужен был проныра, этакий Паспарту, потому он и обратился к Эжену - Готье Дюфаэлью, которого ему негласно посоветовали в одном из антикварных салонов. Сначала нужно было разнюхать, разведать, разузнать, убедиться и лишь после предпринимать какие-либо официальные действия в зависимости от обстоятельств.
   Лебрен уже при первой встрече понял, что этот Дюфаэль порядочный прохвост и большой любитель выпивки, к тому же не особо силен в деле и не слишком чистоплотен. Однако выбирать не приходилось, отправляться необходимо было незамедлительно, иначе даже та слабая нить могла порваться. Кроме всего прочего Лебрену не хотелось, чтобы кто-либо вникал в суть дела. Дюфаэль не представлял всей ценности искомого предмета, по этой причине с ним было проще.
   И теперь этот Эжен Дюфаэль словно в воду канул. В последнем разговоре сообщил, что видел гобелен своими собственными глазами и что вечером отправляется на переговоры с его владельцем. И больше ни слова. Телефон не отвечал.
   "Может, он заполучил гобелен и смылся с ним? Но для чего? Разве он не хочет получить причитающуюся сумму? Что если, он узнал истинную силу этих трех полотен? Как? От кого? Черт его знает. Сам же я узнал".
   Лебрен прошел в другой зал и воззрился на стену противоположную трем большим окнам. Против каждого из окон висело по гобелену. Они занимали почти всю стену относительно небольшого зала и смотрелись здесь, мягко говоря, громоздко. Стоило бы развесить их иначе, но Лебрен руководствовался не эстетическими соображениями.
   По центру висел гобелен, на котором широкий простор заслонял огромный стог сена, возлежащий на телеге. Множество пестро одетых человеческих фигурок суетилось возле и вокруг него, а с небес на все это уныло взирал Господь.
   В отличие от центрального на левом гобелене люди были обнажены и не суетились, а предавались вполне земным удовольствиям: ели, пили, прелюбодействовали прямо на траве или в укромных рощицах. Иные катались на разнообразных животных или резвились в фонтанах. А вдали высились фантастические дворцы из панцирей раков и крабов.
   Несмотря на искушающий сюжет, Лебрену эта картина не особо нравилась. Люди на ней, несмотря на кажущуюся жизнерадостность, были бледные, маловыразительные, словно личинки каких-то диковинных насекомых, еще не вкусивших настоящей жизни.
   Зато сюжет правого гобелена заставлял призадуматься, поскольку на нем те же самые люди в большинстве своем были терзаемы и пытаемы отвратительными бесами.
   Идея триптиха была непреложна, как и очевидный гений Иеронима Босха, но смысл полотен оставался для месье Лебрена спорным. Два первых полотна были подлинными, третье являлось лишь репродукцией. Оригинал этого гобелена сейчас как раз и разыскивал отправленный в Россию Эжен.
   Сам Лебрен не был знатоком или ценителем этого вида искусства. Тем не менее, поиску этих трех гобеленов он посвятил несколько прошедших лет своей жизни, значительную сумму денег, здоровья, репутации и семейного благополучия. Во что же обошлась их покупка!..
   Дело того стоило. Эти три тканых в ручную полотна представляли собой куда большую ценность, чем просто антиквариат. Вполне возможно, только он один на сегодняшний день знал о подлинном могуществе этих трех гобеленов, Лебрен знал, поскольку являлся потомком владельца мануфактуры. Нет, эта тайна не передавалась по наследству от отца к сыну, вовсе нет. Он узнал тайну случайно, когда несколько лет назад нотариус сообщил ему о наследстве.
   Неожиданным образом выяснилось, что Франсуа Лебрен является наследником частной собственности. Собственность эта заключалась в ветхом загородном домишке, в котором его предок провел свои последние прискорбные дни.
   В общем-то Франсуа всегда знал, что является потомком некогда известного на всю Францию владельца королевской мануфактуры, создававшей в свое время великие произведения искусства. Когда мода на гобелены прошла, спрос упал. Шарль Лебрен не сумел перестроить производство, постепенно разорился и коротал свои дни здесь в захолустье, пока не отдал Богу душу.
   Сейчас Франсуа знал, что причиной разорения его именитого предка было вовсе не падение спроса, а темная история вокруг одного из последних заказов. И знал он об этом от самого своего предка, Шарля Лебрена.
   Когда выяснилось, что новообретенное владение не имеет ни исторической, ни архитектурной ценности, Франсуа решил продать его, поскольку земля под ветхим строением стоила несоизмеримо больше самого дома. Его он решил снести, чтобы не портить приятный ландшафт. Уже перед самым сносом Франсуа вздумалось обследовать последнее пристанище именитого предка. Взыграла ли в нем фамильная гордость или простое человеческое любопытство, неизвестно, но именно тогда совершенно случайно, на чердаке в одном из плетеных коробов, среди разнообразного хлама нашлась необычная древняя тетрадь.
   Сначала Франсуа принял ее за рабочие или бухгалтерские записи, но после сообразил, что это дневник.
  
   Собственно первая часть дневника содержала рабочие записи. Даты и имена заказчиков, название сюжетов, полученные авансы. Иногда встречались отметки по поводу исполнения работ или скупердяйства заказчиков. Внимание привлекла запись, обведенная волнистой каймой.
   "Мне несказанно повезло. Господь заметил меня и воздал за труды! Сегодня я получил заказ от самого Папы! Это не только почет и уважение! Теперь заказы посыплются как манна небесная! Королевский патент, а теперь еще такой заказ! Все вельможи пожелают теперь (неразборчиво). Конечно, придется потрудиться, переставить на заказ лучших мастеров, но это стоит того. Его Святейшество пожелал использовать (неразборчиво)".
   Дневник содержал еще много разрозненных записей, касавшихся этого "особого" заказа. Сначала Франсуа понял лишь одно - новоявленное наследство может принести куда больше прибыли, если он не станет спешить со сносом.
   Лебрен засел за изучение дневника основательнее. С этим были связаны определенные трудности: часть страниц оказалась безвозвратно утраченной, часть записей невозможно стало прочесть из-за плесени. Еще возникли проблемы со старофранцузским написанием да замысловатым почерком Шарля.
   Из всего, что удалось прочесть, Франсуа понял лишь, что с этими гобеленами с самого начала происходили какие-то странности и неприятности. Само собой, Папа Римский не приезжал на мануфактуру лично. Был лишь посыльный, с которым прислали аванс и коротенькую записку от имени Папы. Далее было указание, какие именно картины и в каких размерах должны быть скопированы. Затем приезжали какие-то люди с указанием новых сюжетов. И судя по записям, так было не раз. В какой-то момент было предложено использовать драгметаллы. Затем следовало указание, что работать с ними будет доверено лишь представителям Ватикана. Потом, похоже, работу доверили ткачам мануфактуры.
   Франсуа никак не мог взять в толк, что сложного было с этим заказом? Отчего столько суеты возникло вокруг него? И самое непонятное заключалось в том, что Франсуа так и не понял, отправили гобелены в Ватикан или нет? Оплатили? Вернули? Что если эти три полотна так и лежат где-то в укромном месте? Что если они сейчас представляют немалую ценность, а стало быть и цену? Вдруг ему удастся неплохо заработать на прадедовском наследстве? Если так, значит, в первую очередь их надо отыскать.
   Сначала он отчего-то решил, что они спрятаны в доме, посему Лебрен не стал крушить дом, а внимательно его исследовал в поисках еще каких-либо приятных сюрпризов. Затем уже велел разбирать его доска за доской. Рабочие запросили немалую цену за подобный труд. Работу проделали большую, а результата не было. Гобеленов в доме не оказалось.
  
  
  
   Дюфаэль с трудом приподнялся и сел. Зарево пожара действительно было, но где-то очень далеко. Здесь, на поляне по-прежнему уютно, тепло и сказочно красиво. Эжен улыбнулся, осматривая деревья и кустарник, сиявшие золотистыми и серебристыми отсветами. Птицы пели в листве, а в траве гудели насекомые. И сейчас Эжен понял, что это всего лишь сон. Надо просыпаться, еще не хватало, чтобы его застукали спящим в антикварном салоне. В салоне? Конечно, нет, он у себя в гостиничном номере. Незаконное проникновение в запасник ему лишь снится, как и чудесная поляна. Неужели он набрался накануне до такой степени? Да, он вернулся в гостиницу одновременно обрадованный и огорченный. Радовало то, что чертов гобелен, после почти года поисков все же отыскался. Огорчало, что несговорчивый владелец не желал с ним расставаться. Эжен откупорил бутылку водки и попробовал пить ее из горлышка. Он частенько видел, как это проделывают русские, но не сумел выполнить этот смертельный трюк сам, как человек привыкший потреблять виски с водой небольшими порциями из широкого стакана. А после его развезло, и он задремал. И, все-таки, пора пробуждаться. Надо еще решить относительно предложения этого Медынского.
   Эжен потянулся, открыл глаза, - он все еще сидел на поляне среди райской кущи. "Ну все, все, хватит". Эжен поднялся и прошелся, разминая ноги. Видение сада не растаяло, а стало лишь отчетливее.
   "Что за чертовщина? Это все их паленая водка. Надо быстрее найти выход отсюда". Дверь отыскалась моментально, словно выскочила из-под земли. Ветхая, деревянная, со ржавыми гвоздями в тяжелых железных петлях. Эжен приоткрыл ее и сразу же в нос ударил едкий запах гари. Он закашлялся, а когда сумел справиться с удушьем, осмотрелся. Вокруг, на сколько хватало взгляда, простиралось выжженное пространство без единой постройки, без единого зеленого кустика и хоть какого-нибудь водоема. "Может горничная догадается меня разбудить?" - Этого не происходило. Зато вместо горничной под ноги Эжену метнулся какой-то зверек, то ли крыса, то ли кролик. Он выглядел испуганным и растерянным, как и сам Дюфаэль.
   "Что ж, может и мне стоит последовать за Белым Кроликом? Посмотрим, куда приведет кроличья нора?"
  
  
  
   Особым умом Лебрен не обладал, но рассудил так, раз все дороги ведут в Рим, то начинать поиски следовало оттуда. Так Франсуа Лебрен отправился туристом в Вечный Город. Он обошел все соборы и церкви, побывал в Ватикане, но гобеленов не увидел. Возможно, они висят в личных апартаментах Папы, куда вход ограничен не только туристам, а и священнослужителям? Лебрен пытался навести справки, искал встреч - безрезультатно.
   Затем он вернулся во Францию и попытался начать поиски с Бельгарда, где первоначально располагалась мануфактура Шарля Лебрена - безрезультатно. В Бельгарде здание мануфактуры давно снесли, а документы, если и были, пропали.
   Тогда Лебрен принялся донимать антикварные салоны, аукционы, агентства, связанные с продажей антиквариата. На все это требовались немалые деньги. Он продал участок и потратил все деньги на поиски. Таким образом, он оказался на грани разорения. От него ушла жена, отвернулись родственники и друзья.
   А через год после этого ему повезло, хотя вероятнее это было не везение, а воздаяние за труды. Он отыскал и приобрел один из искомых гобеленов. Это был "Воз сена". На него он потратил практически все оставшиеся деньги. Гобелен едва вместился в комнату, в которую Франсуа вынужден был переехать, после продажи квартиры. Что делать дальше, Лебрен не представлял. Найденный гобелен не произвел на него какого-то особенного впечатления. По оценке экспертов до раритета он также не дотягивал. На поиски остальных денег уже не было, как и сил, и желания.
   Однако после этого жизнь Франсуа сама собой изменилась в лучшую сторону, по крайней мере, в финансовой ее части. Сыграли акции какой-то безызвестной компании, затем удачные спекуляции на бирже. Еще и еще, - дело пошло в гору. Лебрен перебрался в приличную квартиру, потом приобрел дом.
   Второй гобелен "Рай" отыскался на удивление быстро и без особых усилий, словно брат позвал брата присоединиться к нему. Вместе с ним Франсуа обрел покой и какое-то неслыханное прежде душевное равновесие. Тогда он купил имение, перебрался в него и, помнится, почти год жил безвылазно, наслаждаясь отдыхом и завершившейся, наконец, суетой. Тогда же он здраво рассудил, что не стоит искать добра от добра. Он не так молод. А раз у него все благополучно складывается, то не стоит искать третий гобелен и продавать эти два.
   Но по прошествии года, Лебрен то ли от скуки, то ли от уже обретенного охотничьего азарта решил все же поинтересоваться судьбой третьего гобелена из папского заказа. Он сделал полноразмерную копию с картины Босха и украсил ею пустовавший участок стены. Затем он вновь отправился в Ватикан, затем вновь по салонам и сыскным конторам. Как уже говорилось, поиски заняли довольно много времени и средств. Но как только Франсуа решил прекратить их, нашлась зацепка. Потом объявился этот Эжен Дюфаэль, точнее Лебрен сам его нашел.
   Все вроде бы складывалось хорошо. В последнем разговоре тот сообщил, что гобелен найден и... как в воду канул.
   - Не ехать же мне теперь самому? Но другого пути нет, - так размышлял Франсуа Лебрен стоя на террасе. - Хотя есть другой путь. Плюнуть и забыть о его существовании.
   Особой нужды в этом гобелене нет, вполне устраивают два имеющихся. Но что-то никак не давало покоя. Затраченные деньги и время? Или любопытство? Или история, что произошло давным-давно? Что произойдет, если все три гобелена окажутся вместе?..
  
   "Число заказчиков за последнее время значительно поубавилось. Особенно из круга знатных вельмож. И все это из-за странных слухов, долетающих сюда из Италии. Поговариваю, будто мои работы, мои лучшие гобелены похищают души прихожан прямо в церкви. Это, несомненно, слухи, однако чего доброго меня обвинят в колдовстве. Если мной заинтересуется инквизиция, королевский патент ее не остановит.
   Таково Божье провидение. Вместо ожидаемого благоденствия, упадок и позор. Ничего не остается, как покинуть (неразборчиво). Как это скажется на мне и моих потомках?"
  
   Странно и даже пугающе. Но к этой части записей Лебрен всегда относился скептически. Какой еще реакции кроме страха перед гневом Господним можно ожидать от людей, живших в семнадцатом веке?
   Франсуа Лебрен благоразумно решил не спешить. Сам он видел лишь Божью милость и после некоторых раздумий решил оставить "Ад" там, где он теперь находился, в России.
   "Самое ему там место", - подумал Лебрен, тем более что теперь отпала необходимость с выплатой гонорара "этому прохвосту Дюфаэлью".
  
  
  
   Оскар Артемьевич был человеком трезвомыслящим, он понимал, что однажды за гобеленом кто-то да явится. Поэтому он не особенно удивился, когда один из продавцов сообщил, что гобеленом интересовался некий иностранный гражданин. Пристальный его интерес был подкреплен солидной взяткой, поэтому продавец, как было оговорено ранее, показал тому фото.
   Последовавшее вслед за этим проникновение в запасник лишь убедило в серьезности намерений. Сегодня иностранец решился на кражу сам. Оскар Артемьевич вполне допускал, что тот забрался в запасник вовсе не с целью похищения, а лишь, чтобы удостовериться в подлинности старинного произведения искусства. Допускал он и то, что первая попытка кражи была ни коим образом не связана со второй, но... человек он был тертый жизнью и умудренный житейским опытом все же увязал оба события воедино.
   Опыт не обманул и на этот раз. Оскар Артемьевич сидел дома перед своим персональным компьютером и в режиме "он-лайн" наблюдал, как незатейливый иностранный злоумышленник осматривает запасник его салона. Наблюдал он за ним через одну из камер внутреннего наблюдения, установленных по всему салону и возле него. Для охраны здесь имелись также и инфракрасные датчики движения. Именно они в прошлый раз подсказали хозяину о проникновении незадачливых воров. Оскар Артемьевич видел, как те проникли через небольшое окошечко. Даже после этого он не стал его зарешечивать. Если в запасник полезет кто-то еще, пусть пробирается этим путем, иначе чего доброго станет ломать дверь. Да и гобелен неплохо было бы испытать еще раз, так сказать в реальном деле, а не на крысах или морских свинках.
   Вот и сейчас все вышло, как в прошлый раз. Иностранец проник в салон и стоял перед гобеленом. Оскар Артемьевич удостоверился, что запись включена. Он желал не только еще раз восхититься увиденным чудом, но иметь доказательства произошедших событий. Для чего это может понадобиться, вопрос другой, мало ли? Тем более что событие, прежде всего, заключалось не в банальном проникновении и попытки похищения.
   При всем своем трезвом мышлении Оскар Артемьевич также понимал, что в мире существуют вещи и события, о которых известно очень мало правды и очень малому числу людей. Знал он о существовании того, что обычно принято считать волшебством или магией. Для такого мнения у него были свои основания и доказательства, одно из которых произошло сейчас прямо у него на глазах. Точнее говоря, на мониторе компьютера.
   Он отчетливо видел, как Эжен нежно и старательно водит ладонями по поверхности гобелена, как припадает к нему щекой и всем телом, словно пытается улечься на нем. Видел он и то, как затем гобелен всосал в себя незадачливого похитителя антиквариата. Это было буквально, человек словно бы ушел, увяз в топком и зыбком болоте. Подобное Оскар Артемьевич видел не впервой, но, все-таки, содрогнулся от произошедшего действа. Он остановил запись и прокрутил ее еще раз. Ничего не изменилось, все было точно так, как и с теми тремя подростками.
   Оскар Артемьевич выключил компьютер и призадумался, поглаживая аккуратную холеную бородку. Что теперь со всем этим делать? Как распорядиться имеющимся у него на руках волшебством? Продать гобелен он всегда успеет. Сейчас нужно решить, как использовать его с максимальной выгодой для себя. Он хоть и выказал себя перед иностранцем человеком умудренным, всезнающим, но то, что он тогда рассказал тому, было все, что самому удалось узнать об этом гобелене.
   "Нет, утро вечера мудренее. Необходимо принять грамотное решение". С тем он и отправился в спальную.
  
  
  
   Эжен медленно продвигался в противоположную сторону от ранее выбранного направления. Там, куда он двинулся изначально, как-то все быстро закончилось. Голая местность круто шла на подъем, и скоро Эжен оказался около догорающих остовов нескольких построек. Назначения их определить было невозможно, лишь очертания одной из них напомнили Дюфаэлю старинную ветряную мельницу. Он походил вокруг, покричал, пытаясь привлечь к себе внимание, но на его окрики никто не отозвался. Даже тот кролик или кто он там был на самом деле, куда-то запропастился.
   Походив вокруг пожарищ, Эжен уткнулся в серую непроницаемую мглу, которая, несмотря на кажущуюся податливость, мягко отталкивала его, когда он раз за разом пытался пройти выше. Под ладонями ощущалось что-то шероховатое и неоднородное, чего невозможно было рассмотреть.
   В конце концов, Эжену пришлось отступить и развернуться в противоположном направлении. Так он двигался под гору, но шел долго, а потому устал. Подсознательно Дюфаэль постоянно пытался проснуться или хотя бы увидеть иной сон, не такой навязчиво-долгий и нереально правдоподобный. "В этой стране даже сны отвратительны. О, мой дом, моя Франция!"
   Рельеф местности вскоре изменился, за невысокой грядой распахнулась глубокая как котел вытянутая долина. Но в первую очередь внимание Эжена привлекло небо. Оно почему-то было не вверху, а впереди, подобно экрану в кинотеатре и переливалось какой-то тускло-серой дымкой. Дюфаэль обернулся - позади него царила непроглядная темень с редкими пожарищами у близкого и задранного вверх горизонта.
   "Что ж, видимо, стоит пойти к этому непонятному небу".
  
  
  
   Оскар Артемьевич не спешил с принятием решения. Он действительно хотел выяснить все досконально. Много раз он прокручивал запись, и кадр за кадром наблюдал за тем, как гобелен поглощает людей. Но куда при этом исчезают их тела? Неужели их всасывает ткань? Но за много лет тел должно было быть достаточно много, следовательно, и гобелен должен бы буквально распухнуть. Другой вопрос, как действует гобелен? Избирательно или только на похитителей? Оскар Артемьевич вспомнил, сколько раз до этого прикасался к нему. Сотрудники салона много раз скатывали и раскатывали гобелен, чистили его, ремонтировали, вешали на стену: ничего не происходило. Даже после того случая с попыткой похищения подростками, когда они пропали, а гобелен лежал на полу, Оскар Артемьевич специально задержался дома, он хотел видеть, что произойдет дальше. Сотрудники салона, решив, что гобелен просто упал, водрузили его на прежнее место: "Он действует лишь ночами? Или только на воров?"
   Однако первым пострадавшим, которого Оскар Артемьевич видел собственными глазами, был кот Базилевс, местный мышелов. Всё произошло днем, и кот уж наверняка не помышлял о краже. Потом был эксперимент на морских свинках и дворовых кошках. А после этого он панически боялся даже подходить к гобелену. В чем же его тайна?
   После исчезновения иностранца Оскар Артемьевич не появлялся в салоне несколько дней. Потом решился провести эксперимент. Что если гобелен устраняет недоброжелателей своего хозяина? Он сам приобрел гобелен официально, заплатив изрядную сумму. Опыт он решил провести на своем коллеге, владельце одного из конкурирующих салонов.
   Именно по этой причине, спустя несколько дней в запаснике его салона появился некто Калинин Виталий Борисович, высокий, холеный, грузный тип с бородкой колышком, неопрятными сальными волосами и маленькими, но въедливыми глазками. Рясу бы ему, чистый батюшка.
   - Ну, что думаешь? Стоящая вещь или так, барахло?
   - Ты не хуже меня понимаешь толк в таких вещах. Вещь старинная, больших денег стоит.
   - Это я как раз понимаю. Я хотел уточнить, на сколько потянет?
   - Так сразу сказать сложно. Хочешь сбыть? Через аукцион? Экспертизу проводил?
   - Еще нет. Хотел сначала проконсультироваться с коллегами. С такой штукой нельзя ошибиться, - Оскар Артемьевич вздохнул.
   - Да, обломишься, потом...
   - Ты посмотри, как сохранилось шитье.
   - Да вижу, - Виталий Борисович подошел вплотную и провел ладонью по поверхности. Оскар Артемьевич напрягся, ему показалось, гобелен блеснул под ладонью. Но ничего страшного не случилось. Виталий Борисович направился к выходу.
   - Проведи экспертизу, потом уж думай. Сам знаешь, какие раритеты иногда всплывают. Надумаешь продать, сначала позвони мне.
   - Хорошо, - Оскар Артемьевич уже собирался отпереть дверь, как Виталий Борисович вскрикнул, глубоко и судорожно вздохнул, словно от сердечного приступа.
   - Что, сердце?
   Тот что-то промычал невразумительное, затем его передернуло и рвануло к стене. Человек пролетел по воздуху через всю комнату и упал на полотно гобелена, словно на поляну с высоты. Его втянуло внутрь так быстро, что он более ни вскрикнул, ни охнул. Оскар Артемьевич запомнил лишь испуганно-дикий взгляд расширенных до невозможности глаз своего коллеги по ремеслу, а через минуту все закончилось.
   Оскар Артемьевич только сейчас замелил, что держится за дверную ручку обеими руками так, что побелели костяшки пальцев. Он перевел дыхание, осмотрел комнату, взглянул на гобелен, затем на видеокамеру в верхнем углу комнаты и лишь после этого отпустил ручку. Из запасника он сразу ушел в кабинет и сидел там около часа, не отвечая ни на звонки, ни на стук в дверь. Затем, оставив машину у салона, уехал домой на такси.
  

* * *

  
   По мере того, как он спускался в долину, Эжен заметил, что она населена, но вот кем только? Приблизившись, он рассмотрел обитателей этого неприглядного и неприятного места. То были люди в основной своей массе, - худые, изможденные, серые. Еще почему-то все они были обнажены, тем не менее, отличить мужчин от женщин можно было лишь при ближайшем рассмотрении, такие они были усредненные, что ли? Иного слова Эжен не находил. Кроме людей в долине обитали иные существа, походившие на людей и не очень. У некоторых были лишь до безобразия искажены лица, иные выглядели уроды уродами. А у кого-то лишь отдельные черты напоминали о когда-то человеческой сущности. Ну, прямо остров доктора Моро!
   - Нечего пялиться! - строго сказало свиноподобное существо в монашеском облачении. - Скоро и ты станешь как мы.
   Эжен ничего не ответил и поспешил уйти.
   - Не смотри в зеркала, - крикнула вдогонку свинья-монахиня. Несмотря на это столкновение, остальные обитатели относились к Дюфаэлю в основном с безразличием. Кто-то не скрывал иронии, кто-то любопытства, но большинство равнодушно.
   Эжен присмотрел впереди трактир и решил заглянуть на огонек. Чтобы попасть в него пришлось карабкаться по крутой и шаткой лесенке. У ее основания отирался некто в рыцарских доспехах с птичьей головой, крыльями бабочки и противным хвостом. Существо придирчиво осматривало входящих, но Эжен миновал бдительного охранника беспрепятственно. Примерно на середине подъема он вскрикнул от неожиданной боли. Кто-то шутки ради пустил ему в зад стрелу. Птицеглав рассмеялся противным щебетом. Эжен выдернул небольшую и неопасную стрелу и продолжил подъем. Внутри находилось всего несколько человек, очевидных завсегдатаев. Эжен решил расспросить их, куда же он все-таки попал и потому подсел к ближайшему столику.
   Хозяйка трактира тут же нацедила гостю выпивки из бочки, лежащей прямо на полу. Эжен глотнул предложенного пойла, что ж вполне сносно, после этого он немного пришел в себя и стал осматривать происходящее вокруг более трезвым взором. Чему только не научишься в России. Здесь лишь выпивши можно рассуждать трезво. Люди, сидящие вокруг него, походили друг на друга, как огурцы в банке. Они сосредоточенно пили из больших деревянных кружек, лишь изредка перекидываясь незначительными фразами. Нет, с этими разговора не получится. Дюфаэлю была нужна не просто пьяная беседа, ему хотелось выяснить, где же он все-таки оказался, но других посетителей не появлялось.
   Эжен принялся рассматривать ближайшее от трактира окружение. Огромный нож, зажатый между столь же огромных ушей. То ли парковая скульптура, то ли еще что? А вон огромный лошадиный череп, противный, желтый, унылый. "Князь тихо на череп коня наступил и молвил: "Спи друг одиноко"", - выплыло откуда-то из подсознания.
   Более черепа Эжена поразила и даже напугала сцена, происходящая с другой стороны трактира. Там было что-то вроде свалки всякого кухонного хлама, опять же огромных размеров. На блюде красного цвета желтые и серые крысы грызли рыцаря. Хотя от него осталась лишь верхняя часть, рыцарь был жив и сжимал в руках Грааль и стяг с изображением саламандры. Его сотоварищи по оружию и вере ожидали своей участи в клетке, напоминающей масляный фонарь. Демон с рыбьей харей вместо лица орудуя длинным мечом, уже вершил судьбу соратников.
   Эжен отвернулся в поисках более приятного зрелища и присмотрелся к голым конькобежцам, скользившим по льду реки чуть ниже места расправы. Сейчас только он обратил внимание на музыку. Она видимо звучала давно, но до его сознания докатилась только что. Решив, что там, где есть музыканты должно быть веселее, Дюфаэль покинул трактир. Перейдя застывшую речку, изобилующую полыньями, он оказался на ее противоположном берегу, где и увидел оркестр. Надо ли говорить, что инструменты, так же как и прочее были велики? Настолько велики, что на них были распяты люди. Именно их подергивания предавали музыке особый ритм. Здесь же находился многочисленный хор, исполняющий какую-то мерзейшую ораторию. Слов Дюфаэль разобрать не смог и был рад, что не понял содержания услышанного произведения. Ему отчего-то показалось, что как только он поймет суть, уже никогда не покинет этого места.
   Рядом с оркестром и исполнителями размещалось игорное заведение. Похоже, что еще совсем недавно здесь люди предавались многовековому пороку, но сейчас тут царил кавардак. То ли случилась драка, то ли пришла стража. А то ли стража пришла разгонять драчунов. Игровой стол перевернут, карты, нарды, игральные кости валялись на земле вперемешку с разбитой посудой. Стражниками были низкорослые твари с собачьими и крысиными мордами. Игроки не отличались приятными чертами лиц, и если бы не отсутствие одежды, Дюфаэль не сумел бы уверенно отличить игроков от стражи. Относительно симпатичная женщина, возможно содержательница заведения, пыталась выбраться из сумятицы, но путь ей преграждал огромный стол, на котором белесая тварь расправлялась с распятым кинжалами игроком. Дюфаэль протянул женщине руку и помог выбраться из-за баррикады. Все что та сумела спасти это свеча и кувшин, которые женщина продолжала держать в руках. Она сначала рассеяно, потом более пристально осмотрела своего спасителя.
   - Ты очевидно новичок. Тут не принято вмешиваться в чужие проблемы, проку не будет, но все равно спасибо.
   - Я не мог не придти на помощь даме, я же француз! Отойдем куда-нибудь?
   - Куда?
   - Где спокойнее.
   - Смеешься? Где ты найдешь спокойное место в Аду?
   - Так это Ад?
   - Странно, что тебя это удивляет. Ты что не знаешь, как здесь оказался?
   - Я плохо помню.
   - Ватикан, собор, гобелен.
   Эжен испуганно воззрился на собеседницу.
   - Гобелен? Да! В нем все дело?
   - Ну вот.
   - Как выбраться отсюда?
   - Никак.
   - Не может быть?!
   - Ты думаешь, тут кто-то торчит по своей воле?
   - Кто-то должен знать, где выход.
   - Вон там, - женщина указала рукой в сторону от игорного места. Дюфаэль проследил за жестом и увидел сидящее на странном стуле не менее странное существо с птичьей головой, на которую был напялен медный кухонный котелок.
   - И где там выход?
   - Это сам Сатана, кого он проглотит, тот и выходит.
   - Тогда чего мы ждем? - Эжен потянул свою новую знакомую за руку. - Попробуем его уговорить проглотить нас.
   - Я пошутила! - Женщина рассмеялась. - Его не надо уговаривать. Он и так охотно проглотит тебя. Только ты выйдешь из его задницы в ту сточную яму.
   Сейчас Дюфаэль заметил, что под троном Сатаны действительно имеется круглая яма полная нечистот. В ней, однако же, сидели люди, такие же равнодушные и унылые, как и большинство вокруг.
   - Шуточки у тебя. Я Эжен Дюфаэль, а тебя как зовут?
   - Луара.
   - Старинное имя?
   - Еще бы, я тут уже долго.
   - А есть кто посвежее?
   - Ага. Тут недавно появились трое молодых людей, таких же странных, как ты.
   - Чем же они странны? - Эжен возможно и не желал слышать ответа на свой вопрос.
   - Разговором и одеждой, - Луара усмехнулась.
   - Вот как, - Эжен был рад формулировке ответа. - Где же их найти?
   - Да тут где-то ошивались, - небрежность вдруг сменилась деловым тоном. - Возьмешь меня с собой?
   - Чего ради? - искреннее удивился Дюфаэль.
   - А вдруг ты сможешь найти выход! - увидев замешательство, Луара рассмеялась.
   - А ты весьма жизнерадостна для Ада.
   - Идем? - в голосе Луары послышалась убедительная настойчивость.
   - И где мы их будем искать? - Дюфаэль растерянным взглядом охватил видимое пространство.
   - Здесь не так много места, стоит немного походить, сами найдутся, - Луара бросила свою незначительную ношу и решительно взяла Эжена за руку. - Думаешь, выход можно отыскать? Если так, то, наверное, его давно бы нашли и все отсюда разбежались бы.
   Дюфаэль и сам уже подумал об этом, но сейчас беспокоился о другом, стоит ли искать этих троих? Скорее всего, троица, те самые ребята, которых он нанял для кражи гобелена. Если так, то они не особенно обрадуются встрече. С другой стороны, все же вчетвером проще. Местные, по всей видимости, ни на что не годятся, кроме этой Луары. Он осмотрел ее с головы до ног.
   - Возьму с собой, если отдашься мне прямо сейчас.
   - И только-то? Отойдем за кустики? Или прямо тут?
   - Снова шутишь?
   - Нет. Тут только этим и занимаются.
   - Брось, я тоже пошутил. Скажи, тебя и впрямь зовут Луара?
   - Нет. Так, кажется, называлась речка, где я когда-то жила давно-давно.
   - Да, ты что-то говорила о Ватикане, соборе? Можешь подробнее?
   - Нет, просто это единственное, что помнится. Восторг от увиденного. А ты? Как оказался здесь ты? Ты это должен помнить лучше меня.
   - Я прилег отдохнуть,.. - Дюфаэль не договорил.
   - Смотрите-ка, кто здесь! Наш друг!
   Эжен повернул голову в сторону говорившего и узнал одного из троих подростков, кажется, его звали Гарей.

* * *

   В течение нескольких дней Оскар Артемьевич ожидал появления сотрудников соответствующих органов, которые потребуют от него объяснить, куда пропал его коллега Калинин. Ничего подобного не происходило. Тогда набравшись решимости, он позвонил еще одному из владельцев подобного салона. Поговорив о делах, Оскар Артемьевич вскользь поинтересовался Виталием Борисовичем. Оказалось, тот уехал в Москву по делам. Оскар Артемьевич перевел дух и сказал:
   - Вот и хорошо, что уехал. Пока его нет в городе, загляни-ка ко мне. Хочу одной вещицей похвастаться.
   Так в запаснике появился еще один знакомец Медынского Яша Халимовский. Ему было за сорок и стоило бы называть его по имени отчеству - Яков Наумович, но для большинства он был просто Яша, а то и Бе?ба. Странное прозвище, приклеившееся за ним еще со школьной поры.
   - Вещица знатная, козырная, - протараторил Яша - Беба, подкативши колобком к гобелену. - Будешь продавать? Я тебе за нее своего нового "мерина" отдам и те жирандоли со змейками из губернаторского дома.
   - Хочу экспертизу провести, - ответил Оскар Артемьевич, глядя в потолок. - Вдруг копия или новодел. Неудобно получится.
   - Верно. Но если что, номер мой знаешь, звони.
   С Яшей ничего сверхъестественного не случилось, но он гобелена не касался. А возможно, что и помыслы его были чисты. Такого нельзя было исключать. Оскар Артемьевич призадумался, но гобелен, тем не менее, он распорядился снять и скатать до поры, до времени.
  
  
  
   Следом за Гареем к Дюфаэлью подошли двое других - Крот и Леший. Их намерения не вызывали сомнений - ребятам хотелось драки. Собственно говоря, Дюфаэль не был виновен в произошедшем с ними, он и сам оказался в точно таком же идиотском положении, но объясняться сейчас было бесполезно. Поэтому, пользуясь опытом и навыками, когда-то приобретенными в полиции Эжен, не дожидаясь нападения, влепил Гарею крепкий удар прямо в нос. Тот отлетел на землю и завыл. Крот и Леший остановились в нерешительности.
   - Все? Достаточно? Закончим на этом? - решительным тоном обратился Дюфаэль к подросткам.
   - Из-за тебя мы здесь, - огрызнулся Гарей, утирая кровь.
   - Да неужели? Я лишь просил принести мне гобелен. Это значит, надо было снять его со стены, скатать, вынести через окно, принести на место встречи, получить деньги и все!
   - Но мы так и сделали, - ответил за всех Гарей.
   - Давайте уйдем отсюда, - прервала перепалку Луара. - Мы привлекаем ненужное внимание.
   Действительно драка приковала внимание не только зевак, но и демонов. Несколько стражей порядка, облаченных в доспехи, с мечами наизготовку пробиралась сквозь толпу. Эжен оценил обстановку и кивнул ребятам.
   - Хотите выбраться отсюда, топайте за мной. - Он ухватил Луару за руку и потянул сквозь толпу. Ребята нехотя подались за ним.
   - Зачем она нам? Она же местная, - глядя на Луару, поинтересовался Крот.
   - Значит, знает об этом месте больше любого из нас, - отрезал Дюфаэль.
   Они остановились лишь тогда, когда Эжен убедился в том, что никто из стражников не следует за ними. Они вновь оказались у пожарищ, вдалеке от долины. Здесь по-прежнему было безлюдно, и все также пылали огни. Местечко было неуютное, но пустынное, вполне пригодное для долгого разговора.
   Дюфаэль, перехватив инициативу с самого начала, принялся выпытывать из ребят, каким образом они оказались внутри гобелена. Он при этом ни словом не обмолвился, что сам угодил сюда тем же путем. Выяснив, что гобелен просто всосал в себя парней, когда те воровали его, Эжен призадумался. "Что ж, видимо месье Франсуа Лебрен не все сообщил мне об этом гобелене, далеко не все. Придется наведаться к нему и получить компенсацию. Но для начала надо выбраться. Парни пригодятся в качестве подопытных кроликов, ну а девчонка,.. - Эжен оценивающе осмотрел Луару. - Ее я всегда могу бросить, если что. Но для начала пусть расскажет, что тут к чему".
   Однако Луара пролила мало света на эту темную историю. Как она сама оказалась в гобелене, помнила плохо. Рассказала лишь о том, как поехала куда-то когда-то с родителями. Помнила она все фрагментарно. Немного свой родной городок, поезд в горах, Ватикан, собор. Даже сколько ей было лет на тот момент, не знала.
   Дюфаэль, проанализировав крупицы информации, сообразил, что раньше она жила где-то во Франции в предместьях Парижа. Потом с родителями отправилась в поездку в Италию. Если она ничего не путала и действительно ехала в поезде значит, был, по крайней мере, конец 19 века. Что же выходило, что гобелены тогда все еще находились в Ватикане, в одном из соборов? Пока это ничего не давало, нужна была еще информация, и Эжен ненавязчиво продолжал выуживать ее из своей новой знакомой.
   Что касалось непосредственно жизни внутри гобелена, она понимала еще хуже. Да, она провела здесь долгие годы. Еда, отдых и развлечения здесь есть всегда. Время от времени ею пользовались и даже убивали, но особого вреда не причиняло ни первое, ни второе. Несколько раз ее даже глотал Сатана. Вреда от этого тоже не было, наоборот после последнего такого прохождения она стала владелицей игорного места. Время от времени сюда попадают новички, но они очень быстро теряют свою личность и становятся как большинство: голыми, вялыми, тупыми. Это место на всех действует по-разному. Кто-то меняет внешность лишь немного, кто-то превращается в монстра.
   - Хорошо, - Дюфаэль очнулся от недолгого замешательства. - Знаешь ли ты кого-то, кто здесь живет дольше, чем остальные?
   - Тут есть несколько важных сановников. Они кажутся умнее остальных, но для этого надо возвращаться в Долину Пороков.
   - Долина Пороков? Звучит интригующе, - Эжен оглянулся на притихших подростков. - Вы с нами или сами по себе?
   Одним из подобных людей, названных Луарой сановниками, оказался тот самый с рыбьей мордой толстый священник, что совмещал обязанности регента и запевалы хора, одетый в яркий костюм, чем более походил на восточного купца, нежели на священнослужителя. Дюфаэль тогда еще принял его за демона, но как выяснилось, внешность обманчива. Тот с любопытством выслушал доводы Эжена о помощи и усмехнулся:
   - Мне уходить отсюда нет смысла. Мне здесь хорошо. Я на своем месте.
   - Неужели вы не хотите обрести свободу?
   - Свободу? Там? Вот уж бред. Там меня ждет кара похуже этой.
   - Почему вы так решили?
   - Ты же сыщик. Тебя послал за мной Папа. Меня накажут и отправят на костер.
   - Да за что? Скажите ради Господа Бога.
   - Ради него, пожалуй, скажу. Знай, я один из тех, кто когда-то создал эти гобелены. Их магия убивала людей, вот я и сбежал сюда от папского гнева. Пока гобелены целы, мне тут живется вольготно. В любом случае, там я бы уже давно умер.
   Эжен был в восторге - вот так случайно наткнуться на одного из создателей этого гобелена! Это чудо, конечно, если странный человек не врет. Что ж, против последнего его довода возразить было сложно, но главный вопрос так и остался без ответа: как покинуть гобелен? Его Дюфаэль адресовал безымянному Регенту, не желавшему называть свое имя даже ради Господа Бога.
   - По части всей этой магии я не великий знаток. Колдовством у нас занимался Ткач, его вы отыщите возле трактира.
   - Он знает, как выбраться отсюда? - Дюфаэль боялся спугнуть удачу.
   - Возможно. Спросите его об этом сами. Он не так разговорчив как я, но все же попытка не пытка! - Регент хора противно рассеялся своим рыбьим ртом и отвернулся, показав тем самым, что разговор окончен. Хор моментально затянул какой-то нудный церковный хорал, сдобренный неприличными звуками и выкриками.
   Дюфаэль и компания отправились в указанное место искать Ткача, хотя Эжен полагал, что такого человека просто не существует, а Регент просто отослал их от себя.
   Он ошибся, Ткач все же существовал. Им оказался малоприметный человечек в монашеском облачении все время сидевший спиной к зрителям гобелена. Он что-то назидательно говорил одному из грешников, но предупредительно повернулся в сторону подходящих к нему людей. Лицо его было вполне человеческое и хранило на себе признаки острого ума.
   - Уйди, - кивнул он грешнику. - Ко мне пожаловали страждущие.
   Ткач словно рентгеном просветил каждого из подошедших людей, такой у него был всепроникающий взгляд:
   - Располагайтесь, господа. А ты, шлюха, обожди в стороне.
   Луара ничем не выказала недовольства в ответ на оскорбление и присела поодаль, но так чтобы слышать разговор.
   - Господа желают получить ответы на вопросы, как я полагаю?
   Дюфаэль, сообразив, что для Ткача подобное обстоятельство уже не впервой, решил поменять тактику разговора, сразу представился и коротко пояснил ситуацию, приведшую всех к известному окончанию.
   - Печальный итог, - усмехнулся Ткач. - Так вы из 21 столетия? От Рождества Христова? - уточнил он для чего-то. Дюфаэль кивнул.
   - И каково теперь там?
   - Много технических новинок. Самолеты, электричество, интернет, - Дюфаэль не стал вдаваться в подробности. - Люди даже побывали на Луне.
   - Наука-соперница, - покачал головой Ткач. - Церкви уже разрушены все до единой?
   - Вовсе нет! - Эжен даже взмахнул рукой для убедительности. - Наука и религия разделили сферы влияния и давно уже не препятствуют друг другу!
   - Вот как? Это уже лучше. Я полагал, эти чертовы еретики задушат веру в Господа вовсе. Однако, господа, как я правильно полагаю, вас интересуют не мои воззрения на отношения науки и религии? Очевидно, вас прислал ко мне Регент. Вы ищите выход?
   - Это очевидно. Регент сказал, вы были главным по магии? - Дюфаэль обрадовался деловому подходу Ткача.
   - Да, но беда в том, что магия не такая точная наука, как того хотелось бы.
   - Что вы имеете в виду?
   - Дело в том, что мы создали не совсем то, что хотели. Гобелены не должны были никого пожирать. Только лишь эмоции.
   - Поэтому вы сами угодили сюда?
   - Большинство да, но не я! - Ткач рассмеялся. - Мы все трое сбежали сюда от возмездия. Мы решили что, Папа сразу же казнит нас после всего, что мы натворили. Он умер своей смертью или сейчас здесь по соседству в "Раю"?
   - Я не в курсе, - честно признался Дюфаэль.
   - Мы-то полагали, вот-вот наступит крах веры и конец цивилизации, ан нет, - Ткач озвучил какие-то свои мысли, непонятные остальным. - Выходит там снаружи сносно?
   - Вполне. Уверен, вас никто не станет сжигать на костре за ваши взгляды и убеждения. Деяния инквизиции давно осуждены, и церковь признала перегибы в этом плане.
   - Прекрасно. Тогда, пожалуй, стоит вернуться? - Ткач поднялся с бревна. Все остальные также поднялись на ноги.
   - Отлично! - Эжен улыбнулся. - Луара, идем.
   - Оставь эту шлюху здесь, - Ткач поморщился, но Дюфаэль что-то шепнул Ткачу.
   - Не глупый ход! - Ухмыльнулся тот. - За мной, господа. Дама. Полагаю, гобелены все вместе?
   - Только два из них. Этот же в другом городе.
   - Вот как? Тогда у нас проблемы, господа. И у дамы тоже, - Ткач опустился на бревно. - Видите ли, "служебный ход" из гобеленов существует, но только не через "Ад". Он находится в "Раю". Переходы же между гобеленами открыты, только если они висят все вместе.
   - Что же нам делать?
   - Ждать чуда. Молитесь всем своим богам, в которых только верите, господа. И дама тоже, - в голосе ткача звучал нескрываемый сарказм.
  
  
  
   Время шло, и за полтора месяца Оскар Артемьевич сумел избавиться еще от пары коллег - конкурентов. На этот шаг его подвигли обстоятельства. Когда все же выяснилось, что Виталий Борисович пропал, случилось несколько неприятных визитов и разговоров, которых Медынский так опасался. Конечно, допрашивали ни его одного, но приятного в этом было мало. Он правдиво рассказал о том, что Калинин заходил посмотреть одну вещь. Собирался ли тот куда-то ехать? Ему не известно, разговора об этом не было. Так что от Оскара Артемьевича скоро отстали.
   По прошествии некоторого времени Калинина, сообразив, что расследование обстоятельств исчезновения ее мужа может затянуться надолго, решила устроить распродажу. Ничего не смысля в антиквариате, она обратилась к Оскару Артемьевичу, а уж он сумел тогда поживиться.
   Ободренный удачей он решил провернуть подобное дело еще с несколькими коллегами. Владельцы салонов, разумеется, знали друг друга, живо интересовались делами друзей-конкурентов. И не было ничего удивительного в том, что время от времени они встречались или заходили один к другому. Сценарий Медынский избрал уже проверенный и между делом, невзначай, пригласил поочередно еще двоих коллег посмотреть раритет. Так гобелен поглотил еще двоих в свое ненасытное чрево, а Оскар Артемьевич, не затягивая дела, сам предстал перед женами пропавших конкурентов и предложил купить оба салона.
   На этот раз дело так просто с рук ему не сошло и, как говорится, жадность фраера чуть было не сгубила. На этот раз Медынский оказался даже под подпиской о невыезде и несколько неприятных недель просидел дома, размышляя о превратностях судьбы. Конечно, ничего конкретного ему предъявить не смогли, хотя доказательства преступления хранились в доме подозреваемого на диске в виде записей с камер наблюдения из его салона. Однако, даже просмотрев их содержимое, вину вряд ли удалось бы признать, поскольку в таком случае для начала необходимо было бы признать существование магии. И с Медынского через некоторое время сняли все подозрения...
   Но именно после всех этих событий Оскар Артемьевич решил от гобелена избавиться, как говорится, от греха подальше. Тогда совершенно официально он решил вывезти его на аукцион "Filips De Puri", проходящий с 1796 года.
  
  
  
   Каким бы ни был оптимистом Эжен - Готье Дюфаэль, но он понял, что покинуть гобелен так просто, одним наскоком, ему не удастся. Не похоже, будто бы Ткач темнит, Дюфаэль видел, что тот вознамерился убраться отсюда. Он отчетливо представляет, что его ждет снаружи и готов принять новую для себя реальность. Это было видно хотя бы потому, насколько подробно он расспрашивал Эжена о современной жизни. Тот хоть и с неохотой, но отвечал, вдруг Ткач обидится и надумает уйти один.
   Честно говоря, соседство с этим занудным типом Дюфаэлю осточертело, и он поселился в Городе Теней. Он жил здесь вместе с Луарой, которая охотно разделила с ним новое местожительство и постель. Она молча и внимательно слушала рассказы Эжена о его мире и, по всей видимости, строила далеко идущие планы на тот случай, если им удастся покинуть свою тюрьму. Дюфаэль не возражал против ее присутствия рядом с собой. Луара скрадывала одиночество, заботилась об уюте и быте и всегда была готова отдаться своему новому знакомому.
   Зато присутствие рядом трех подростков-хулиганов напрягало Дюфаэля. Никогда не знаешь, что от таких можно ожидать, поэтому он весьма обрадовался, когда те перекочевали в Долину Пороков. Похоже, что это место их вполне устраивало. Время от времени он сам посещал Долину, скоротать время в трактире за кружкой пива, но никогда не засиживался подолгу, опасаясь потерять свою личность. Эжен видел на примере подростков, как быстро они деградировали. Уже несколько недель спустя, друзья стали мало отличимыми от местных жителей: голые, пьяные, отупевшие.
   Как ни странно, но и прозвища делали свое дело. Ребята постепенно обретали новые обличья. Крот превращался в огромного малоподвижного крота, чаще проводящего время в норе неподалеку от трактира, дичая и теряя дар речи. Леший обрастал ветками и становился очередным сухостоем за трактиром. Он лишь улыбался при встрече. Да, однажды его пустят на растопку как дрова. Лишь Гарей продолжал быть активным, деятельным типом, но чернел с каждой встречей, становясь похожим на обгорелое бревно. Эжен понимал, что спасаться он будет без них и нисколько не переживал за судьбу этих ребят.
   Чаще он любил пройтись по городу. Город Теней располагался на берегу другой реки между пожарищами и Долиной Пороков. Странно, но когда Эжен впервые оказался здесь, города этого не было. Гобелен был устроен несколько сложнее, чем можно было представить поначалу. Он постепенно раскрывался, разворачивался, открывая свое содержимое.
   В Городе Теней время от времени шел бой, то ли новый, то ли продолжался все тот же. Его осаждали полчища закованных в броню рыцарей, пытающихся ворваться в городские ворота через мост. Защитники города раз за разом отбрасывали нападавших рыцарей и шли праздновать победу. Атакующие, проиграв, шли отмечать поражение. Все это действо походило на репетицию спектакля, давнего, скучного и потому надоевшего его участникам.
   В районе, где поселился Дюфаэль было значительно спокойнее, можно было просто пройтись, не боясь нарваться на неприятности. Эжен исходил тут все вдоль и поперек.
   В целом события в гобелене были скудны и прокручивались раз за разом, подобно короткому фильму. Он хоть и свел приятельские отношения с несколькими обитателями соседних домов, но общение с ними было не менее тоскливым, чем одиночество. Время от времени он обращался к Ткачу, который оказался значительно словоохотливее, нежели говорил о нем Регент.
   - Наука никогда не признавала чуда, - назидательным тоном говаривал Ткач. - Для нее существовало лишь то, что можно измерить, взвесить, повторить в лаборатории. Но если рассуждать подобным образом, можно придти к тому, что искусства тоже не существует. Джоконда это не просто двести грамм краски размазанной особым образом по доске. Нельзя повторить шедевр, просто усадив какого-нибудь болвана в туже самую мастерскую и всучив ему краски и кисти. Для этого нужен гений Леонардо! Тебе, наверное, странно слышать подобные речи из уст священника? Но я не какой-то там тупоголовый сноб. Для своего времени я был необычайно образован.
   Искусство это промысел Божий. Но мы, алхимики и маги, учитывали этот фактор. Мы понимали, что гобелены это не просто тряпки. Босх создал шедевры полные эмоций, чувств, переживаний. Они влияли и влияют на людей. Этого не возможно отрицать. Влияет даже то, что воспроизведено в подобии. Это отражение Гения, его зеркало. Мы создали мощную магическую подложку и наложили на нее гений мастера, и это сработало. Другое дело, как я уже говорил, магия не очень точная наука, как впрочем, и любая наука не точна. Мы получили результат, но он отличался от того, к которому мы стремились.
   Кроме всего прочего, Ткач пояснил, почему они выбрали именно гобелены, а не картины или статуи. Оказалось, что эксперименты шли и в этих направлениях. Так выяснилось, что на скульптуру, выполненную в камне наложить чары сложнее всего. Однородный камень не удерживал на себе заклятья на долгий срок. С картинами было проще. Особенно, когда они стали исполняться на холстах. В ткань всегда можно было вплести нити драгоценных металлов. Расположенные особым образом, они надолго удерживали на себе магию заклинаний. Но картины это краски и холст. Даже, несмотря на сильные сюжеты, структура картин была слишком проста для магических экспериментов. Гобелены оказались для этой цели более чем подходящими как раз из-за своей сложной структуры. Здесь имелась глубина, в чем Дюфаэль сам убедился.
   Они вместе с Ткачом несколько раз ходили к "заднему небу". Как Эжен уже сам отметил, небо здесь было не вверху, а впереди, перед Долиной Пороков. Он ходил туда один в надежде, что, подойдя к самому краю, сможет вывалиться в свой мир. Этого не происходило, и Ткач объяснил почему, когда Эжен обратился за расспросами.
   - Этак каждый кретин сможет сбежать отсюда. Расчет был на то, что именно эта часть триптиха будет удерживать. Идем, покажу тебе кое-что.
   Так Дюфаэль и Ткач оказались у "заднего неба". Это как раз то место, где Эжен бывал прежде, но не сумел пройти дальше. Как выяснилось, физически это место совпадает с основой гобелена. Поэтому здесь не было ни красок, ни содержимого. Здесь кончался мир "Ада". Ткач показал, каким образом можно пройти за границу изображения. Так они попали в серую реальность. Здесь было пусто, зато здесь Дюфаэль увидел то, что его поразило больше даже, чем иллюзия жизни внутри. Здесь в сером небе или пустоте, словно гигантские струны уходили ввысь золотые и серебряные нити, толщиной с хороший столб. В некоторых местах было видно, как они пересекаются с горизонтальными составляющими. И все это мерно гудело.
   - Что так гудит? Электричество?
   - Это гудит магия! Она еще жива, - отвечал Ткач, улыбаясь и прикладывая ладони к золотым столбам. Однако Ткач не все мог объяснить. Например, на вопрос, куда девается масса человеческого тела при попадании в гобелен, он лишь пожимал плечами и отвечал, как и раньше: "Магия не точная наука".
   Вообще Эжену постепенно стали докучать пространные рассуждения Ткача об эзотерике, в которых он сам ни черта не смыслил. Дюфаэль стал видеться с ним время от времени лишь для того, чтобы знать, что тот не сбежал.
   - Как мы узнаем, что гобелены воссоединились? - как-то раз задал он вопрос.
   - Это станет заметно, - ответил Ткач, но что он под этим подразумевал, пояснить не мог. Зато в очередной раз принялся рассказывать историю создания гобеленов. Историю эту Дюфаэль уже знал наизусть. Он и сам пересказывал ее себе или Луаре в основном лишь для того, чтобы не забыть и знать, что он не теряет память. Выглядела история примерно так.
   Когда после темного средневековья в Европе бурно стали процветать искусства и науки, церкви пришлось отказаться от показного аскетизма. Храмы, соборы, церкви стали повсеместно украшаться произведениями искусства. Этой участи не избежал и Ватикан. Для него было приобретено великое множество произведений соответствующей тематики. Картины, скульптуры величайших мастеров, в том числе и гобелены.
   Их производство было завезено в Европу еще в 11 веке, но только в 17 веке начавшая бурно развиваться промышленность дала возможность придать этому направлению искусства особую тонкость и изящество. Вспыхнувший к гобеленам интерес был поддержан и церковью. Папа лично пожелал для своих апартаментов "что-то во французском стиле". Ему предложили алтарные гобелены по мотивам картин Босха, на которые был тогда большой спрос и мода. Папа одобрил выбор и его доверенное лицо благополучно отправился во Францию, чтобы разместить заказ в лучшей на то время мануфактуре имеющей королевскую лицензию. Посланник не догадывался, что уже через неделю после его отъезда в Бельгард отправился другой посыльный с новым поручением.
   Дело в том, что едва посыльный уехал во Францию, к Папе нанесли визит несколько человек из самых высокопоставленных чинов католической церкви. Разговор происходил за закрытыми дверями, но у всех стен есть уши, имелись они и у стен Ватикана. Разговор завели издалека о кризисе веры, о необходимости вернуть церкви былое величие и могущество, о благополучии для всех верующих.
   - Ваш заказ как нельзя пришелся бы кстати в этом деле, если бы в него внести небольшие изменения, - сказали Папе. Сановники предложили слегка изменить тему и размеры гобеленов.
   - Зачем вешать их в ваших покоях? Их надо вывесить в самом посещаемом соборе на обозрение всех верующих.
   - Сможет ли это увеличить доходы? - полюбопытствовал Папа.
   На этот вопрос сановники ответили уклончиво - на все воля Божья. Папа махнул рукой, сказав лишь, коль, если они берут все прочие заботы на себя, он готов остаться без гобеленов для себя лично, но во благо людей и церкви. Таким образом, в заказ были внесены изменения, о которых Папа ничего не подозревал.
   В действительности дело обстояло иначе, чем ему было сообщено. Да, сановники, посетившие, Папу пеклись о благе церкви, но иным способом. Они давно и успешно практиковали церковную магию, несмотря на то, что это расценивалось как колдовство, ересь и было отвергнуто самим Иисусом. Магические ритуалы, практиковавшиеся поначалу даже в самой раннекатолической церкви, заменились исключительно каноническими обрядами. Тем не менее, они не пропали вовсе, а ушли в подполье особенно во время разгула инквизиции.
   Сейчас инквизиция была уже не столь кровожадна, но оккультисты Ватикана не спешили раскрывать своей деятельности и занимались ею тайно. И вот что было задумано на этот счет. Прознав, о папском заказе, адепты церковной магии решили использовать гобелены как орудие магического воздействия на паству. На первый взгляд их замысел выглядел невинно и даже патриотично. Возведенные чары должны были бы искоренять в людях все злое и низменное, давать им ощущение радости и благополучия. А соответственно с этим желание еще раз придти в церковь и пополнить ее доход за счет своих средств. И эта задача возлагалась на гобелены. Их магическое воздействие на верующих должно было поддерживаться не только божественными сюжетами, а в первую очередь особыми заклинаниями и сочетанием рунических символов. Для этой цели картины Босха подходили идеально. На них было столько символов и предметов, что появление лишних никто бы никогда не заметил. Кроме этого часть рун должны быть изображены с помощью затканных в основу золотых и серебряных нитей. Их сочетание удерживало бы на себе негатив и отражало бы позитив верующих на них же самих.
   Если бы все прошло удачно, подобное нововведение можно было бы расширить и распространить на все церкви. Идея нашла поддержку в доверенном круге посвященных лиц, лишь после этого и был нанесен визит к Папе. Работу поручили трем самым сильным в этом деле специалистам-адептам.
   А посему были введены изменения в первоначальный заказ. Таким образом, "Сотворение Адама и Евы" было заменено "Раем" с другого алтаря, который перекочевал с центра на правую часть. Центр был отведен "Стогу сена или Земной жизни", "Ад" оказался слева.
   Привезенные гобелены после освящения были незамедлительно выставлены в соборе "Благой вести деве Марии" на всеобщее обозрение. Это событие и безо всякой магии увеличило поток прихожан, желавших полюбоваться произведениями совершенного искусства. Однако уже спустя несколько месяцев, число молящихся прихожан стало резко сокращаться. По городу поползли слухи, что новые гобелены губят людей. Иные сходят с ума, иные становятся блаженными идиотами, а кто-то вообще пропадает. Сгинуть человеку было легко во все времена, но слухи упорно приписывали это действо гобеленам. Когда, в конце концов, слух докатился до Папы, он вызвал инициаторов изменений и потребовал объяснений. Ответить было нечего, создатели сами не понимали сути происходящего и до поры до времени гобелены убрали из собора и поместили в одну из внутренних церквей Ватикана.
   Но происшествия на этом не закончились. Одно, когда дело касалось простых горожан, другое, когда оно коснулось самих священнослужителей. Среди относительно небольшой зрительской аудитории стало заметно то, что среди большой толпы можно было списать на слухи малообразованных горожан. В Ватикане стали пропадать священники. Вот тогда началась настоящая паника. Папа приказал уничтожить гобелены. Но, как известно, искусство нельзя уничтожить, тем более совершенное искусство, за которым стоит еще и магия.
   Оккультисты посчитали, что не стоит очертя голову сразу же уничтожать созданное. Гобелены вывезли из Италии и укрыли в трех разных монастырях. Стоило разобраться в том, что произошло. А для этого необходимо было немного выждать. Но случилось то, чего не предвидели даже сами посвященные. Вскоре все трое, те, кто непосредственно занимались гобеленами, пропали, а посвященные в историю клирики стали один за другим сходить с ума. Разбираться в тайнах стало просто некому. Непосвященные служители хранили гобелены у себя какое-то время, а по его прошествии они стали менять хозяев, путешествуя из города в город, из страны в страну, пока не умер последний свидетель тех странных событий.
   Сейчас Дюфаэль знал, что создатели гобеленов не просто пропали, они сами намеренно покинули Ватикан, опасаясь папского гнева, и укрылись в гобеленах. Они предвидели, что гобелены окажутся порознь, но вынужденно мирились с этим. Ткач и Регент оказались в "Аду". Кто был третьим и где он теперь, Дюфаэль так и не узнал. Не узнал он и настоящих имен трех адептов магии.
   Теперь, если верить словам одного из них, приходилось ждать, когда гобелены вновь воссоединяться. Когда это произойдет? Эжен знал владельца "Ада", но не представлял его намерений. Трудно было предугадать действия этого человека, но Эжен искренне надеялся на лучший вариант.
  
  
  
   Вполне возможно, что Франсуа Лебрен со временем успокоился окончательно, перестал думать о вещах сложных для его понимания и зажил бы спокойной и размеренной жизнью в свое удовольствие, к каковой уже начал привыкать. Однако в нежданный для него час телефонный звонок сбил его с намеченного им праведного пути.
   - У меня есть сведения касательные искомого вами предмета, - с хорошим для иностранца произношением сказал голос из трубки. Лебрен сразу понял, что звонивший ему человек из России и есть тот самый владелец антикварного салона Медынский, о котором ему сообщал Дюфаэль в одном из последних разговоров. Сыщик пропал, зато владелец сам объявился прямо здесь во Франции, в его родном городе. Чего он хочет? Это напрягало, русских Лебрен побаивался. Никогда не знаешь, что от них ожидать в следующий миг.
   При первой же личной встрече русский показал ему снимок гобелена и сообщил, что привез его на аукцион, но если Лебрен желает, он может продать гобелен ему безо всякого аукциона. Как узнал? Нашел объявление в интернет. Сколько просит? О цене всегда можно договориться, сначала желательно показать товар лицом.
   Так Лебрен оказался в гостиничном номере, в котором остановился русский. Едва взглянув, Франсуа понял, что это тот самый гобелен. Лебрен долго рассматривал произведение искусства, что-то говорил, кивал головой, морщил рот. Оскар Артемьевич его не торопил, он понял, тот купит гобелен, едва увидел глаза француза. Он как-то прочитал у Клайва Баркера: "Важнейший момент продажи - первый взгляд покупателя на товар. Именно в этот момент заключается любая сделка. Торг может изменить цену, но не сам факт". С тех пор он при каждой сделке проверял предложенную английским писателем мысль на практике, и каждый раз убеждался в ее истинности. И сейчас он еще раз удостоверился в этом, француза выдавали глаза.
   - Я деловой человек, месье Лебрен. Я знаю, что это работа вашего предка и вполне осознаю, что он дорог вам как память, потому уступлю в цене.
   Таким образом, настал момент, когда почти триста лет спустя гобелены вновь воссоединились. Пока рабочие привозили, распаковывали и водружали гобелен на то место, где до этого висела его репродукция, Лебрен посматривал на русского. Тот вел себя совершенно спокойно, даже отстраненно. Тем не менее, от взгляда Франсуа не ускользнул тот факт, что Оскар Артемьевич все время держится на приличном расстоянии от стены с гобеленами.
   Оскар Артемьевич не знал, на что способны "Рай" и "Воз сена", но он отчетливо представлял чего можно ожидать от "Ада", посему разумно держался поодаль от всех трех. И в тот момент, когда "Ад" занял свое место, он отступил еще на пару шагов назад, пока за спиной не оказалась противоположная стена. Что должно было бы произойти в этот момент? Что вообще должно было случиться? Чего ждал Оскар Артемьевич лично? Грома среди ясного неба? Разверзшихся небес? Пришествия в мир антихриста? Ничего из того, что предполагалось, не произошло. Это даже слегка разочаровало антиквара. "Интересно, сам-то Лебрен хотя бы догадывается об их сущности? Для чего-то он разыскал все три гобелена? Вряд ли он такой ценитель этого вида искусства иначе непременно бы пожелал похвастаться своей коллекцией. Хотя видимо он меня просто боится. Я же не знаю, что именно сообщал ему обо мне агент, до того как бесследно исчезнуть, - Оскар Артемьевич усмехнулся. - Впрочем, это уже не мое дело".
   Кроме продавца и покупателя в доме присутствовал еще нотариус для оформления сделки и трое человек из прислуги. Все они находились сейчас в зале и были предупреждены в отношении гостя. "Будьте на чеку - все русские чокнутые. Вдруг он нам припомнит вторжение Наполеона".
   - Превосходно! - Медынский сделал несколько хлопков ладонями. - Поздравляю вас, месье Лебрен, прекрасное приобретение. Покончим с формальностями прямо сейчас? Я вижу нотариус уже здесь, - с последними словами русский гость направился прочь из зала. Это слегка озадачило Лебрена, но он был рад, что тот не выкинул никакого фортеля. Франсуа кивнул нотариусу, прислуге и пошел следом.
   Тем же вечером Оскар Артемьевич покинул благодатную Францию, оставив гобелен Лебрену и предоставив тому самому постигать магические тайны, если он подозревал о таковых. Деньги были благополучно переведены и больше того, что Медынскому уже было известно, знать не хотелось. Впереди его ждала суровая родина.
  
  
  
   Трудно сказать, сколько прошло времени, живя в месте, где не случается ни закатов, ни восходов, и где и без того однообразная жизнь протекает по короткому сценарию. Словно пьеса дешевого театра, заигранная актерами до тошноты. В какой-то из моментов этой жизни Город Теней, у которого не было названия, потрясло. Это случилось в буквальном смысле. По всем домам и улицам прокатилась ощутимая дрожь. Эжен в этот момент спал и проснулся, решив что, началось землетрясение. Сонная Луара тоже осматривалась по сторонам.
   - Такое случалось раньше?
   Та отрицательно покачала головой.
   - Надо идти к Ткачу, вдруг,.. - Эжен не договорил и начал быстро одеваться. Луара последовала за ним. Сейчас она начала носить некоторую одежду, но более для украшения, чем от необходимости. Как большинство женщин, она не была лишена кокетства.
   Ткача они нашли у ворот города, рядом с мостом. Тот стоял подбоченившись и смотрел в небо.
   - Что происходит? - игнорировав приветствие, спросил запыхавшийся Дюфаэль.
   - Что-то определенно происходит.
   - Гобелены вместе?
   - Не совсем понимаю, - Ткач покачал головой. - Надо посоветоваться с Регентом. Придется спуститься в Долину.
   - Он же говорил, что ни черта не смыслит в этом деле.
   - Одна голова хорошо, а две лучше. Если бы он ни черта не смыслил, вряд ли бы попал сюда.
   - Нам пойти с тобой?
   - Как хотите, - Ткач неспешной раскачивающейся походкой направился вниз через мост. Дюфаэль с Луарой двинулись за ним по своим соображениям.
   Ткач долго шептался с Регентом. Было видно, что они спорят, но к единому мнению не приходят. Затем они разошлись. Ткач подошел к ожидавшим в стороне товарищам по несчастью.
   - Что-то сделано не так, как надо. Снаружи ведь не осталось посвященных, как я понимаю? Пока будем ждать.
   - Сколько еще можно ждать?
   - Сколько потребуется. Скажи, отчего ты рвешься туда? Что тебя не устраивает здесь? Жилье, еда, баба - все всегда под боком и бесплатно. Пока гобелен цел, ты бессмертен, - с этим Ткач ушел. В его словах был резон, но, не имея возможности выбраться, Дюфаэль жаждал свободы. Да, но вот вопрос, если бы выход всегда был открыт, вернулся бы он в привычную жизнь?
   В словах Ткача была грубая правда жизни. Возможно, он усмотрел ее в Эжене своим всепроникающим взором, а возможно, что помыслы Эжена мало чем отличались от желаний большинства людей. Он же получил желаемое - небогатую, но обеспеченную жизнь. Все что нужно у него есть, и платить за это надо лишь скучным житьем. Он не станет стариться, не станет болеть. Здесь нет знойного лета и морозной зимы. Кров над головой, сносная еда, любящая женщина, не устраивающая скандалов из ревности или из глупости. И так будет вечно... ну, или почти вечно! Что ж, это стоит обдумать и начать уже приспосабливаться к местной жизни. Главное, не забывать, кто ты есть такой. Поэтому Эжен - Готье Дюфаэль каждое утро как молитву рассказывал сам себе историю своей жизни. Той жизни, что казалась теперь безвозвратно утерянной.
  
   Когда волнения прошли и мысли успокоились, Лебрен призадумался о том, что ему теперь делать? Впереди брезжил призрак безбедной жизни немолодого, но респектабельного мужчины. Поездки по стране, светские рауты - это было очевидным. Женитьба? Возможно. Отчего бы нет.
   Неясность была в другом. Он так много времени, сил и средств потратил на поиски этих гобеленов: вот что не давало ему покоя. Сейчас гобелены висели на своих местах в том же самом зале. Франсуа часто заходил в зал и смотрел на них часами. Возможно, что он чего-то ждал? Чуда? Того о чем Шарль Лебрен намеками упоминал в своих дневниках? Ничего такого не происходило.
   Однажды, вот также стоя перед триптихом своего предка, Лебрен усмехнулся и здраво рассудил, нет никакой магии, волшебства, чародейства. С чего он так решил? Дневники Шарля Лебрена? И что с того? Тот вполне мог вкладывать иной смысл в эти понятия. Скорее всего, на его мыслях сказалось разорение, и он решил, что на гобеленах проклятье. Вот и все. И опять вопрос: что теперь делать? Наслаждаться обладанием раритетов? Лебрен никогда особо не интересовался подобными вещами. Да, он зажил хорошо, но есть ли в этом заслуга гобеленов?
   В конце концов, он стал задумываться об их продаже. "С другой стороны у меня есть все, что мне надо. Не подарить ли их какому-нибудь музею? Лувр? А что, это мысль. По крайней мере, табличка с моим именем будет всегда сообщать о бескорыстном даре". Да, его имя станет известным. Лебрен представил себе, как дает интервью. "Благодаря долгим поискам и кропотливым исследованиям мне удалось воссоединить три великих произведения совершенного искусства, которые несут славу нашей стране, нашим мастерам прошлого. Я горжусь своим предком Шарлем Лебреном. Теперь его работа может быть доступна взору любого человека. В этом и есть смысл..." Смысл чего должен был бы находиться в доступности произведений искусств Франсуа додумать не смог. Но сама идея дарения ему определенно импонировала. Так и следует поступить. Лебрен позвонил в Париж и выяснил, каким образом можно связаться с сотрудниками Лувра.
   Было похоже на то, что в Лувре хорошо осведомлены о Бельгардской королевской мануфактуре и о ее деятельности. Имя Шарля Лебрена было там известно, поскольку через сутки после разговора в доме Франсуа были два представителя музея. Похоже, что один из них имеет какой-то духовный сан, но Лебрена это уже мало интересовало.
   - Вы понимаете, что предварительно мы должны провести экспертизу? Мы должны сравнить образцы с имеющимися у нас гобеленами того времени.
   - Да разумеется, - так Лебрен узнал, что в запасниках Лувра находится достаточное число работ мануфактуры его предка.
   - Еще вы должны представлять, что музей не в состоянии заплатить возможную цену. Мы должны предупредить, что на аукционе вы можете выручить значительно большую сумму. Но, в этом случае вероятнее всего работы улетят за океан.
   - Да, чертовы американцы! Ничего не умеют делать сами кроме денег, а только скупают все по всему миру, начиная от нефти и кончая мумиями. Я не намерен продавать, я намерен подарить гобелены музею! - Лебрен встал в актерскую позу. - Я патриот и желаю, чтобы гобелены оставались здесь, во Франции, в Париже, на родине, одним словом! И чтобы любой человек мог бы восхищаться ими! - Здесь должны были бы прозвучать аплодисменты.
   - Вот как? - агенты переглянулись. - Это на много упрощает и ускоряет дело.
  
  
  
   Спустя какое-то время или точнее сказать безвременье, прогуливаясь по улице, Эжен ощутил перемену. Только что они с Луарой покинули обзорную башню, с которой очередной раз наблюдали за очередным неудачным штурмом городских стен. Кажется, это было единственное самое зрелищное развлечение в Городе Теней - зрителей было много. Некоторые остались досматривать, как раненых сволокут в разные стороны от места боя, а убитых просто спихнут с моста в реку. Утром все будут живы и здоровы и после кружечки местного пойла битва повторится. Дюфаэль видел завершение сражения и больше не хотел смотреть на это, поэтому они ушли раньше остальных.
   Сейчас, неспешно идя по улице, он ощутил перемену. Эжен не сразу понял, что происходит, и покосился на свою спутницу. Лицо Луары было нахмурено.
   - Ветер, - ответила она на немой вопрос. И верно, Дюфаэль не сразу сообразил, что в городе поднялся ветер. Надо же, он уже начал забывать, что такое непогода.
   - Такого здесь тоже не было раньше?
   - Не припоминаю.
   - Тогда стоит поспешить к Ткачу.
   Луара кивнула в ответ и они, не заходя домой, поспешили к мосту. Хорошо, что ветер был попутным, иначе пришлось бы туго, он крепчал с каждой минутой. Ткач пробирался навстречу укрывая лицо капюшоном. Завидев знакомцев, он лишь кивнул им и махнул рукой. Удерживаясь за перила моста, все трое увлекаемые порывами ветра поспешили через мост. Здесь еще не убрали тела погибших, и Эжену было неприятно перешагивать через них.
   - Кажется, гобелены наконец-то повесили вместе! - прокричал Ткач сквозь завывания ветра. - Не хочешь захватить своих приятелей из Долины Пороков?
   - К черту их! Веди нас к переходу! - прокричал в ответ Дюфаэль, не выпуская из руки руку Луары. Сразу за мостом ветер поубавил свою ярость. Идти стало намного легче, и троица поспешила в известном Ткачу направлении. Тем не менее, Дюфаэль отметил, что в ту же сторону движется немалое число обитателей Ада, среди них были и жители Города Теней, и завсегдатаи Долины Пороков.
   Вскоре ручейки беженцев слились в достаточно большой поток. Несомненно, жители Ада знали, где находится переход, и знали чего ожидать. Многие горланили песни и пили вино из мехов или небольших бочонков - единственные предметы, что потрудились прихватить с собой в дорогу.
   Известные ориентиры уже остались позади, впереди ждало серое пустое безмолвие. Беженцы двигались по унылой местности вдоль одной из серебряных струн. Было отчетливо слышно, что струна гудит. Слышался даже определенный ритм, та-та-там, та-та-там! А еще гудел ветер. Он хоть и не был таким сильным, как в городе, но заметно подгонял толпу, словно ворох опавших листьев. Дюфаэль не терял из виду Ткача. Он хоть и понял, что никакого секрета нет, но кто знает, чего ожидать далее? Все же лучше держаться поближе к создателю, чем к толпе идиотов.
   Серое безмолвие превратилось в канал, который становился все уже, соответственно росла давка в толпе. Теперь уже никто не горланил и не кричал. Люди и твари шли молча, сосредоточенно глядя вперед. Сейчас слева тоже виднелась поющая струна. А время от времени они видели над собой поперечные струны. Ветер опять крепчал, подгоняя идущих. Он продолжал нарастать и в какой-то миг превратился в твердую струю, гнавшую беженцев по невидимой трубе. Луара обеими руками вцепилась в Эжена. Он впервые видел ее испуганной. А ветер все нарастал. Его рев смешался с гулом множества струн, поющих неизвестную песню. В конце концов, мощный поток подхватил людей и понес их вперед.
   Полет был недолог. Рев урагана стих, как и гул струн. Вскоре всех вынесло и бросило на траву. Придя в себя, Дюфаэль поднялся и отыскал Луару. Затем он намерился найти в общей свалке Ткача, но отвлекся увиденным.
   Пространство было огромным, но не бесконечным. Небо здесь, как и в Аду имелось с двух сторон, но оно было яркое и светлое. Эти два определения подходили практически ко всему, что окружало. Пространство наполняли свет, воздух и яркие краски. С того места, где стояли беженцы Ада, открывался великолепный вид. Внизу на огромной повозке разные чудища волокли не менее огромный стог сена. За ним шествовали короли и сановники. Вокруг суетился народ. Люди старались ухватить сена и отбежать подальше, но из-за сумятицы и движения это было не так просто. Некоторые из бедолаг падали прямо под колеса и копыта, их добычу тут же подхватывали другие. Повозка хоть и отстояла далеко, но детали виднелись хорошо.
   Сейчас Дюфаэль заметил Ткача и Регента, что стояли неподалеку и всматривались в ту же сторону. Эжен направился к ним и услышал обрывок фразы:
   - ... может стоит его позвать? - Ткач увидел сыщика и замолчал.
   - Мы выбрались? - спросил Дюфаэль.
   - Из Ада, да, но до Рая еще не дошли.
   - Так это не Рай?
   - Нет, конечно. Здесь мы сделаем привал, а Регент пока поищет нашего третьего друга. Сдается мне, что он где-то здесь.
   - Две головы хорошо, а три лучше? Мы не отстанем от остальных?
   - Нет, конечно. Они все равно без нас не выберутся.
   - Вот как?
   - Конечно. Нужны определенные заклинания. Так что располагайтесь.
   Попутчики устроились на привал у небольшой рощицы и стали ожидать Регента. Тот вскоре появился, но один.
   - Он не хочет никуда идти, - сообщил тот Ткачу.
   - Вот сукин сын! Ладно, обойдемся без него, - Ткач поднялся и кивнул Дюфаэлю и Луаре.
   Путь продолжился. Теперь они шли хотя бы без давки. Вскоре благодатная местность закончилась, уступив место очередному серому безличию. Здесь вновь поднялся попутный ветер, вновь послышалось пение струн. Двигаться было значительно легче или путь оказался короче, но переход прошел намного быстрее.
   И вскоре попутчики оказались в местности еще более прекрасной, чем предыдущая.
   Стало солнечно и значительно теплее. Огромное ровное пространство покрывали многочисленные водоемы, рощицы и лужайки. Везде виднелись бесчисленные группы нагих людей и животных, обычных и причудливых, но не страшных и противных как в Аду. Животные и люди были в дружеских отношениях, люди с людьми в любовных. Кажется везде, где только можно, парочки занимались любовью или поедали огромные плоды и ягоды. Особое внимание привлекло круглое озеро с большой группой красивых женщин. Вокруг озера на всевозможных животных, словно на карусели ехали мужчины. То ли они не могли подобраться к тем женщинам в озере, то ли это была такая игра. Дюфаэль засмотрелся на центр озера, потом покосился на свою спутницу. Луара смотрела вокруг и тоже улыбалась.
   - До чего же здесь замечательно! Давай останемся здесь?
   Ее слова вернули Эжена к реальности, он осмотрелся вокруг и нашел Ткача и Регента неподалеку. Те уселись отдохнуть в тени деревьев и подкрепиться спелыми ягодами, которых везде было в избытке. Дюфаэль решил, что отдых и еда не помешают и им. Луара уже полезла в ближайшее озерцо. Эжен подумал, что окунуться не помешает и ему самому, но позже. Сейчас его разморило от тепла, запахов, звуков. Он растянулся на берегу и лениво наблюдал за праздными людьми. Затем его сморил сон.
   Снилась гостиница, точнее ее коридоры. Он идет по ним голый, с тугим свертком гобелена в руках и не может отыскать своего номера, на дверях нет цифр. Он ходит с этажа на этаж - пусто, нет ни жильцов, ни персонала. Впечатление будто гостиница заброшена давным-давно. Отвратительный сон, оттого пробуждение было приятным.
   Он искупался, позавтракал или поужинал, смотря по обстоятельствам. Затем, походив по округе, Дюфаэль пришел к выводу, если побег не удастся, здесь не так и плохо, чтобы провести остаток вечности. Он даже не стал высматривать Ткача и Регента, а поискал местечко для отдыха и размышлений.
  
  
  
   И вот настал день, когда гобелены разместили в постоянной экспозиции. Лебрен был приглашен для процедуры оформления необходимых документов и как почетный гость на церемонию открытия. Он испытал гордость за себя и всех своих предков, когда увидел табличку со своим именем. Второй раз этот приступ случился с ним, когда у него брали первое в жизни интервью перед телекамерой. Что ж теперь его бывшая наверняка увидит его и пожалеет о случившимся. Лебрен подумал еще о том, примет ли он ее обратно, если такое произойдет?
   Вопреки всем ожиданиям произошло другое. Прямо на глазах сотен приглашенных гостей и тысяч телезрителей гобелены засветились малиновым сиянием. Послышалось низкое как у трансформатора гудение. На всех трех гобеленах проступили невидимые ранее символы, сияющие золотистым и серебристым светом. Сначала среди присутствующих началось замешательство. Лишь корреспонденты наперебой начали говорить и комментировать то, о чем они не имели ни малейшего представления.
   Лебрен тоже, как и многие смотрел и не понимал происходящего. В какой-то миг он обратил внимание на то, чего не замечал ранее: гобелены висели в ином порядке, чем у него дома! Да, он развесил их в соответствии с картинами Босха, но он не имел ни малейшего представления о том, что в задумке оккультистов Ватикана они должны были располагаться иначе. Очевидно, сотрудникам музея было известно об этом, и сейчас гобелены повесили правильно. "Может быть я зря поспешил с дарением? Интересно, этот русский продавец, он знал..." - мысли Лебрена были прерваны криками. Некоторые из присутствующих начали падать в обморок, другие хватались за головы, иных трясло в корчах на полу. С гобеленами тоже происходили странные изменения. Они стали, словно бы походить на телевизоры объемного изображения. Их пространство углубилось, а часть персонажей особенно переднего плана словно бы выступили вперед за естественные пределы полотен. Нет! Не словно бы! Они действительно находились здесь, в зале, между стеной и гостями, призрачно-прозрачные, но ощутимые, с каждым мгновением обретая вес и реальность!
  
  
  
   Сколько минуло времени, час или месяц, сказать сложно. Эжен отдыхал, подкреплялся, прогуливался, окунался и снова засыпал. Единственное, чего он не стал делать - размышлять. Никак не лезли мысли в голову. Да и о чем тут думать? Вывод он уже сделал: это место, избавление от всех забот. Правда его попутчица, как ее там, куда-то запропала, да и Бог с ней. Здесь полно аппетитных булочек...
   - Эжен, вставай! - Луара трясла его за плечо.
   - Чего? - Дюфаэль приподнялся на локте.
   - Идем, они говорят, что-то происходит.
   - Кто? - Эжен вдруг осознал, что с трудом понимает, о чем идет речь, кто рядом с ним и куда надо идти. "Ого, а это местечко засасывает не хуже Ада". Он поднялся, осмотрелся и только сейчас понял, что лежит голый. "Черт! Где же я оставил одежду?"
   Все, кто находился в обозримом пространстве, оставили свои занятия и воззрились на "переднее небо". Оно было не таким, как прежде, словно бы помутнело. На нем, как на экране кинотеатра проступили смутные очертания множества людей. Ближе всего к "небу" стояли Ткач и Регент, они нараспев читали какие-то непонятные заклинания.
   "Сейчас они все только испортят!"
   Вслед за этими мыслями "небо" обрушилось осколками. Сильный ураган поднял всех с земли и понес вперед.
   И вот в залы музея хлынули звери, монстры и толпы безумных голых людей. Паника охватила всех присутствующих в зале сотрудников, гостей, журналистов. Лебрен как зачарованный смотрел на происходящее. "А ведь это могло произойти у меня в доме". В какой-то миг ему показалось, будто бы перед ним мелькнуло лицо сыщика Эжена Дюфаэля. Тот усмехнулся и поспешил к выходу, ведя за руку обнаженную девицу, которая визжала от радости. Это чувство было не у многих. Большинство людей, находящихся в сознании кричали от ужаса. Кто был в состоянии двигаться, покидали здание музея, устремившись к выходам, смешавшись с чудовищами из ночных кошмаров и голыми безумцами. Древняя магия заставила гобелены исторгнуть свое прежнее содержимое, и в тоже время они поглощали свежее: природа не терпит пустоты.
  
   Несколько часов спустя здание музея было оцеплено солдатами, а несколько прилегающих кварталов полицией. На улицах врачи, карабинеры и рекруты отлавливали потерпевших. Проще всего было с людьми, их просто забирали и отправляли в медучреждения. Сложнее было с теми голышами, что покинули гобелены. Они носились по городу, чинили беспорядки от простых хулиганств до погромов магазинов и учреждений. Но еще сложнее оказалось с монстрами. Их решили просто расстрелять, но за то время, что принималось решение, большая их часть разбежалась, разлетелась, расплылась по рекам и каналам, укрылась в канализации и метро.
   Пострадавших из числа людей оказалось значительно больше, чем могло показаться сначала. Как ни странно, но в их число попали телезрители, наблюдавшие прямую трансляцию. Эти несколько тысяч человек выявились не сразу и не только в Париже. Они получили различные психологические травмы, начиная от простого непродолжительного обморока. Затем следовали идиотизм, аутизм, шизофрения. Часть пострадавших впала в кому.
   Среди пострадавших оказались не только сумасшедшие, но и погибшие. Погибли почти все, кто находился в музее в первых рядах зрителей. Надо заметить, что там присутствовало множество высокопоставленных и широко известных лиц. Среди них оказался и виновник всего произошедшего Франсуа Лебрен. Тела погибших продолжительное время так и оставались лежать в зале музея. Гобелены продолжали поглощать всех, кто пытался войти в зал, в том числе солдат и спасателей.
   Ответственные лица понимали, что столкнулись с чем-то неизвестным, но как прекратить это они не имели представления. Будь сейчас тут ученые или адепты магии, вряд ли они смогли разобраться во всем происходящем. Было лишь понятно, что причиной тому явились висевшие вместе на одной стене гобелены. Было решено снять их и уничтожить, но эта затея провалилась, ни один человек не сумел приблизиться к ним. Военные предложили использовать снайперов. Из окон зданий, расположенных напротив музея, те расстреляли крепления, и гобелены рухнули на пол. И все равно, оставаясь рядом, даже в таком положении они продолжали действовать. Кто-то предложил эвакуировать близлежащие экспозиции, покрыть стены теплоизолятором и выжечь зал полностью. С этим долго не соглашались, но число жертв продолжало расти. Оно пополнялось за счет числа погибших от лап монстров. Под эту же песенку начались погромы в кварталах, где проживали выходцы из Африки. Политические противники президента стали выступать с критикой и нападками на администрацию. В газетах появились карикатуры и сатирические памфлеты. В конце концов, предложение с сожжением решили осуществить.
   Развязка наступила сама собой и совершенно неожиданно. Пока шла подготовка залов музея магия гобеленов неожиданно пропала. Этим, разумеется, мгновенно воспользовались, вывезли гобелены за городскую черту и сожгли напалмом. Лишь после этого люди с облегчением вздохнули. Никто не стал разбираться с тем, что же произошло и отчего такое вообще могло произойти. Всем хотелось скорее позабыть эту невероятную и пугающую историю, произошедшую в наше время на глазах тысяч очевидцев.
  
   Оскар Артемьевич Медынский несомненно слышал о происшествии в далекой Франции. Однако он не сопоставил случившегося с воссоединением трех гобеленов, поскольку ничего не знал о намерениях месье Лебрена подарить их Лувру. Для него самого история завершилась относительно благополучно. Все подозрения с него были сняты уже до поездки. Перекупленные салоны давали неплохую прибыль, он стал жить, не афишируя себя, мало появляясь на людях. Иногда Оскар Артемьевич в тайне от всех просматривал видеозаписи с невероятными событиями, происходившими в его салоне. Однако через какое-то время их он уничтожил, как до этого избавился от копий на дисках.
  
   В Лувасьене в красивом особняке, потерявшем недавно владельца, с некоторых пор поселилась необычная пара. Соседям они сообщили, что наняты хозяином, месье Франсуа Лебреном, присматривать за домом до его возвращения. Куда он отлучился и когда вернется, им об этом неизвестно. Они также ничего не знают о прежней прислуге. Соседей чужие дела мало интересуют, а новые жильцы малообщительны. Они редко покидают дом, особенно в дневное время. Черноволосый мужчина чаще всего сидит в верхней комнате с банкой пива и смотрит в окно прозрачным взглядом. Его спутница в запой смотрит телевизор и предпочитает разгуливать по дому нагишом. Иногда они оба приходят в зал первого этажа, где на стене висит репродукция с картины Иеронима Босха "Ад". Она отыскалась в одной из темных комнат, и новые жильцы зачем-то водрузили ее на стену именно этого зала. Мужчина и женщина пристально рассматривают репродукцию, пытаясь что-то понять или вспомнить.
   - И что же нас ждет в будущем? - спрашивает женщина.
   - Не знаю, - отвечает мужчина. - Как сказал один наш общий знакомый, магия не точная наука, а точная наука не достаточно точна сама по себе.
   Но, в общем, они счастливы.
   Иногда к ним в гости заходит веселый и добродушный толстячок. Имени его никто не знает, но говорят, что хозяева зовут его Ткачом, хотя кто может знать это наверняка? Еще поговаривают, что этот Ткач будто бы из другого мира, но очень быстро и с желанием привыкает к современной жизни. Особенно ему нравятся всевозможные технические штучки.
   Да, Ткач единственный, кто все еще пытается разобраться во всем произошедшем.
   - Эжен, как ты назвал ту штуковину в прошлый раз? Убыстритель?
   - Ускоритель, - неохотно отвечает тот.
   - Ага, так вот, что я думаю по этому поводу! - Ткач загадочно улыбается. - Находясь порознь, гобелены теряли свою магическую энергию, они были бесполезны, как части разобранного механизма. В Лувре их, наверное, повесили правильно, так, как мы и планировали изначально. А энергию им придал тот самый ускоритель. Вот тут в газете я вычитал, что он как раз был включен на тот момент. А когда его выключили, гобелены потеряли свою силу.
   - Этот ускоритель находится за многие километры от Парижа, - сомневается Эжен. - Как он мог повлиять на гобелены, будь они хоть трижды магические?
   - О, это уже магия науки! Эти ваши современные ученые идиоты сами не поняли, что создали! Но что же создали тогда мы, двести лет назад?
   - Ой, да ну вас! - Луара морщит нос, ей скучны заумные разговоры. Она уходит в другую комнату и включает телевизор. Она любит музыку, передачи для домохозяек и программы о современной моде. А недавно Луара загорелась желанием побывать в Лас-Вегасе, но пока ужасно боится лететь туда самолетом.
   А Эжен Дюфаэль кивает головой, но мало прислушивается к словам Ткача. Тот все рассуждает о своем давнем изобретении. О том, как однажды искусство, магия и наука создали совершенное произведение, непонятое, неоцененное людьми, но потребовавшее многочисленных жертв на свой алтарь.
  

01.08.2010 - 05.01.2013

КОНЕЦ

  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"