С недавних пор я перестал видеть себя во сне. Знаю, что сон обо мне, но никак
не могу показаться перед собой немного на расстоянии. Я был лишен представления
о себе во сне, и это странное чувство стало преследовать меня даже наяву -- я
падал в бесконечность собственной непознаваемости. Глядя в зеркало, я видел
какого-то знакомого человека, целиком мне чужого. Прежде я ощущал себя дверью
между бытием и ничто, колеблющейся от сквозняка. Пустоты внутри и вне меня
постепенно сравнялись значением и я потерял реальность своего присутствия. Жизнь
моего тела отнюдь не подтверждала Моего существования. Арифметика сознания не
подчиняется логике видимого мира. Мое "Я" дробилось во мне по формуле:
"Я":"Я":"Я":"Я": ...... = "Я". Из натуральных чисел этой формуле не противоречит
только "1". "Должно быть, сам дьявол изобрел ее! И если бы он властвовал в
небесах -- люди имели бы по одной руке, ноге и по одному глазу. Не случайно,
кажется, возник образ Змия-искусителя: в нем едва ли заметишь парность
составляющих его членов. Наперекор тайным замыслам нечистого, Бог создал для
Адама Еву, однако сатана научил их сливаться в одно. Разгневавшись, Бог отобрал
у людей второе сердце, вторые селезенку и печень и -- они стали жить в два раза
меньше. С тревогой говорят о раздвоении личности, но почему-то не ужасаются ее
уединичиванию! Двум личностям, каждая из которых ты сам и часть тебя, никогда не
скучно и есть о чем поговорить; раздвоение ослабляет или вовсе освобождает от
страха лишиться одной из частей. Еденица противна природе и безлика, а значит --
число объектов во вселенной стремится к четности. Сущность первородного греха
именно в нарушении принципа несводимости многого в нечто единое. Слова Библии
"по образу и подобию Своему" надо понимать так: "Без многообразия жизнь
невозможна".
В жизни я имею место и моя сущность уединичилась. Но во снах я все еще
блуждал в упрямых поисках самого себя... Может, не следовало есть перед сном
сытную пищу, от которой утром на мое тело набрасывалось ожирелье?.. Но я ел и во
снах! Вернее сказать, видел, как чьи-то руки (предположительно -- мои)
заталкивали в чей-то рот (предположительно -- мой) всякую всячину: кору деревьев
и деревья целиком; горы; землю, на которой я стоял; я мог сожрать самого себя и
остаться невредим; мог съесть собственное чувство голода и не поперхнуться...
Нет, кушать перед сном определенно нельзя! Вот ответьте, что значит слово
"меромыка"? Я слышал его в разных сновидениях перед пробуждением, а вставал уже
с изжогой...
Не многие сны оставались со мной после побудки. За меня (или я за них!)
крепко держались только совершенно непонятные стылые картины, оживавшие с
напряжением памяти.
Мне хорошо запомнился всего один сон. Концерт 1814-го года в Вене. Своей 8-ой
симфонией дирижировал Бетховен. Зал был так полон, что в нем не осталось места
для успеха сочинения.
Помню лес. Каждая его ветка в нем была отвратительно жива. Вдалеке слышалось
эхо моего голоса, хотя я и рта не открывал. Оно звало меня, манило. Я шел на
него со страхом и странным желанием не повстречать звавшего. Ветви хватали меня
за плечи, пронзали до костей. Коряги путались в ногах и шипели. Наконец. я
продрался на светлую опушку. Все в ней было приятно глазу: щебетали невидимые
птички; ласкался невидный ветерок. Приятность была в том, что я не видел на этой
опушке ничего! Солнечный зайчик, величиной со стадо слоников, играл на траве,
которой тоже не было видать, однако я ощущал ее запах. Мне сделалось
отвратительно хорошо и это вдруг насторожило: такой приветливый пейзаж среди
враждебного леса. Ох, чую, не к добру! Я велел себе идти дальше, а ноги плясали
на месте. "Проснись! -- говорил я себе. -- Тут западня! Проснись и начни другой
сон!" Но нет! Слишком приятно действовала на меня эта местность... Совсем близко
зашевелились кусты, которых я не видел, но знал, что они должны быть здесь.
Медленно вышел из них вепрь. Его глаза кровавого цвета следили за каждым моим
шелехом. Осторожность гнала меня прочь, но сам я оставался невозмутим и чего-то
ждал... "Сейчас мне воочию представится откровение!" Животное не спешило
нападать, исподволь приближаясь ко мне и потупив рыло. Очень приблизившись,
вепрь ухмыльнулся и защекотал мои нервы своими маленькими глазищами. Что-то
треснуло, хрустнуло и было преображение: вепрь принял мой вид, сохранив свою
дикую сущность, которая только угадывалась и не замечалась взглядом. Он
распростер передо мной свои ручонки-копытца и булькающе хрюкнул: "Обними меня!
Сольемся! Не бойся, не отвергай меня! Ты же видишь как мы похожи! Смелей!" Я
вскинулся бежать и... проснулся. Следующей ночью сон повторился, но теперь
бестия, упрекнув меня за прошлую мою слабость, рассвирепел и бросился за мной. Я
запыхался от страха и усталости тела, остановился. Вепрь сейчас же стал ласков и
приветлив и опять просил обнять его. "Ты не избавишься от меня! хрхр. Делай, что
велю! Не представляешь, как мои объятия облегчат тебе жизнь." Я проснулся... Три
ночи к ряду боялся заснуть -- сон был слишком действителен... Изныв от жажды
покоя, в четвертую ночь я засыпал с твердой решимостью не бежать от вепря...
Заснул... Было другое -- я в меблированных комнатах... Притон... Десять запертых
дверей... Слышны пикантные вздохи обоего поела... Одиннадцатая дверь поддалась
мне... На кровати лежала полунагая жена... моего друга... Я спросил ее: "Где
твой муж?", попятился, но дверь сдержалась открываться. "Не хочу мужа! Тебя
хочу!" -- "Меня будут ругать!" -- закрыв глаза, говорил я, чувствуя себя
ребенком. -- Отпусти меня к маме!" -- "Ты сам пришел!" -- "Не правда! Это всего
лишь больной сон!" Она поднялась и отперла дверь. "Уходи!" Боже, спаси от
великолепия ее тела, укрепи!.. Я остался с ней на всю ночь... весь сон... Утром
меня мучало чувство вины... не долго... несколько секунд... Пережитое мною во
сне закрыло каким-то смелым безразличием конвульсии совести...
В отношении ко мне подчиненных я стал улавливать подогревающееся уважение,
почтение и даже затаенное восхищение. Это было для меня непонятно -- я не
замечал за собой никаких особенных перемен. Не меньше прежнего я был
требователен и строг. Одно могу наверное сказать -- работа перестала поглощать
всего меня и представляться верным смыслом жизни. Иногда я позволял себе
маленькие слабости -- опаздывал к началу работы или раньше уходил домой...
Но поскорей заснуть! Мой сон будет наполнять ту же комнату, с тою женщиной...
И в эту ночь я блуждал между знакомых дверей, но самая заветная была заперта. Я
слышал за ней притягательный голосок моей Дамы Сна и... басовитое
хрюканье-рычанье... Я стучался, долбил "подкованными" ботинками, появившимися на
мне по моему желанию, но дверь даже не дрогнула. "Открой!" -- кричал я, трудясь
ногами... Напрасно... За дверью смеялись... Чем громче я колотил по ней -- тем
издевательски сильнее звучал смех... В коридоре погас свет... Кто-то подымается
с первого этажа -- медленно стонут ступеньки... Мерцнула свеча... Я подбежал...
"Кто бы вы ни были, помогите!" Отшатнулся... "Вижу, узнал..." -- ласковый голос
моей покойной матери... Кожа на лице почти истлела... "Мама!?!" "Ты звал меня?"
-- "Нет, я пришел к другой!" -- "Знаю, сынок..." -- "Мама, она закрылась с
другим! Вчера была со мной, клялась мне в любви..." -- "Знаю, сынок... И ты ведь
любишь ее... Ступай же к ней." -- "Дверь закрыта!" -- "Ты боишься ее
открыть!"... Исчезла... Растаяла... В груди все сжалось так колко... Не
надолго... Несколько секунд невыразимой боли... Я подбежал к двери -- открыто!..
Никого... Какой-то звук из-под кровати... Заглянул... Вепрь... "Где она?" -- "Не
жди ее! Она больше не придет в твои сны!"... Я пнул его ногой в рыло и...
проснулся от боли в лице...
В выходные сходил на могилку мамы... Из земли выросли укоризной сорняки
забвения... Я не был здесь год... или больше... Стыдно... Больно...
Звонил мой друг. Приглашает в гости... Идти или не идти?.. Рассказать ему о
моем сне: с его женой?..
Подчиненные боготворят меня...
Новые сны... В некоторых мне удается мельком заметить собственное отражение в
зеркалах... Это случается редко... Разверзая веки после таких снов я чувствую
себя новорожденным... Наполняюсь силой... Тревога понемногу отступает... Что
происходит со мной?..
В эту ночь бродил великолепным парком... Шагах в десяти промелькнул вепрь...
Он одет в старинный камзол... Еще и в парике!.. Я окликнул его... Он испугался,
сиганул в кусты, потеряв парик на колючем переплетении стебелечков... В парике
нахожу клочек бумаги с надписью моей рукой: "Увереннее!"... Парик загорается в
моих руках... Слышу дикий смех... Огонь перекидывается на рубашку... В небе
возникает грозовая туча... Я не захватил зонт!.. где моя былая
предусмотрительность?.. Промокаю до костей... Дорогая рубашка на глазах
превращается в рубище... Впервые в жизни я мокну под дождем!.. Но какое это
детское счастье!.. Через мгновение моя одежда... О, ее не надел бы и бродяжка!..
Мимо меня проходит мой подчиненный... Я собирался уволить его... Один его глаз
горит ненавистью, во втором бездна сочувствия... Он бросает мне монетки... Жадно
пересчитываю... Их ровно тридцать...
Другая ночь... Я -- ветхий старик... Я на смертном одре... Меня утешают сын и
дочь, которым я не дал еще жизни... В моей груди стрела... Вытащить ее нельзя --
перепад атмосферного и внутреннего давлений убьет меня... А ведь больше всего на
свете я боялся смерти от стрелы!.. Мощи моей матери плачут надо мной... Она
хочет есть... у нее нет стрел... пустой колчан за ее спиной... в руках тугой
лук... Рядом с нами резвится вепрь... Он дразнится, показывает нам аппетитные
бока... Однако во взгляде испуг... Мать тихо прощается со мной -- она едва ли
переживет меня, так истощена голодом... Я прошу вытянуть из груди стрелу... Мне
не жить -- дело нескольких минут... Пусть убьет вепря и насытится... "Но в нем
угадываются твои повадки!" -- говорит она... Дочь выдергивает стрелу и передает
моей матери... Она немедленно накидывает ее на тетеву и попадает вепрю в
грудь... Тот корчится, брызжет пеной... Все потемнело... Пропало...
Вот уже полгода я встречаюсь с женой моего друга... Совсем скоро они
разведутся... Он, кажется, будет благодарен мне... Я женюсь на ней... У нас
родятся дети... Сынишка и дочурка...