Семилетний Алеша застал своего дедушку молящимся. Прежде он никогда не видел "доду" на коленях; непостижимые движения старых рук заворожили мальчика.
-- Дода, что ты делаешь?
Григорий Степанович поднялся, немного смущенно обнял внука, поднял на руки и легонько потеребил его молочно-розовый носик.
-- Дода, я уже большой! Не надо!
Старик посмотрел на ребенка с тем умилением, которое присуще людям, чувствующим свой скорый уход: все младое и новое укрепляет их перед смертью верой в бесконечную обновляемость.
-- Большой, я знаю.
-- Что ты делал, дода?
-- Молился.
-- А что такое - молился? Это стоять на коленях?
-- Нет. Молятся Богу.
-- А кто такой бог?
-- Он дает людям жизнь и смерть.
-- Смерть - это когда бабушка умерла?
-- Верно.
-- Дода, а смерть - это плохо?
-- Так уж устроен мир! -- он подумал и сказал: -- Нет, не плохо.
-- А почему мама не умирает, если это хорошо?
-- Всему свое время.
-- Это бог решает?
-- Бог.
-- Он все может?
-- Многое. Главное - верить в Него. Вера дает силы жить.
-- Тетя Вера с третьего этажа?
Григорий Степанович улыбнулся:
-- Верить значит много думать, размышлять. Удивительно, но поверить в Бога легче всего человеку, который ни во что не верит. Это называется парадокс. Когда-то и я не верил...
Алеша смеется, забавляясь произнесением нового ему слова "парадокс".
-- А ты любишь бога?
-- Люблю. И Он всех любит.
-- И меня?
-- Разумеется.
-- А зачем ты ему молился?
-- Хочу, чтобы у нас с тобой все было хорошо.
-- Он это сделает?
-- Обязательно.
-- Почему ты не бог?
-- Он единственен.
-- Если ему молиться, все сбудется, чего хочешь?
-- Очень важно верить в хорошее и тогда Бог услышит тебя.
-- А почему ты не молишься, чтобы бабушка была с нами? Мне скучно без нее, она такая веселая! Где она сейчас?
-- На небе.
Алеша вспоминает с каким трудом она шла вверх по ступенькам. Ему не верится, что она могла дойти до неба. Но он смолчал, заметив во взгляде деда внезапную грусть.
-- А где живет бог?
-- В каждом из нас.
-- И даже во мне?
-- В каждом!
-- А где он во мне живет?
-- Во всем тебе.
Трудно понять!
-- И в руке?
-- Да.
-- Не-ет, дода, -- смеется Алеша. - Когда я упал - поцарапал руку, она болела! Значит богу тоже было больно?
-- Очень больно! Он болеет вместе с нами и за нас.
Алеша теряет интерес к разговору и теребит Григория Степановича за подол домашнего пиджака.
-- Поиграй со мной! Давай я буду Богом, а ты мне молись.
-- Так нельзя говорить!
-- Почему?
-- Потому что это плохо!
Плохо? Ну и пусть...
-- Давай поиграем в конницу.
Старик сажает внука за спину и они начинают скакать по комнатам. Юный всадник недоволен: уж слишком слаб под ним конь - на таком много славы не стяжать. В воображении мальчика - он окружен своими врагами-страхами; он машет невидимой саблей направо, налево, разит, торжествует и радуется от счастья победы...
Однажды дочь Григория Степановича вызвала его в коридор на разговор, плотно и осторожно закрыв дверь.
-- Папа, чему ты учишь Алешку? Я случайно увидала, что он стоит перед иконами на коленях и изображает из себя молельщика!
-- Он расспрашивал меня о Боге. Пусть задумывается уже сейчас. Раньше совесть проснется.
-- Совесть? Совесть измеряется количеством приобретенных в детстве комплексов! А ты его путаешь взрослыми абстракциями! Вырастет "пришибленным". Ему ведь среди людей жить, среди людей, понимаешь!!?
-- Это не абстракция!
-- Тебе виднее. Я боюсь с ним заговорить... и... словом, он к тебе больше расположен, открытее, что ли!
-- Не распинайся, я тебя понял. Объясню ему, что с верой жить среди людей опасно - посчитают "пришибленным", как ты выразилась.
-- Зачем ты так!
Он обнял дочь.
-- Не расстраивайся. Может, и права - рано ему об этом думать, сердечко еще не созрело. Поговорю с ним. Тебя же вырастил "непришибленной", и о нем не переживай - человеком будет. Позови его в мой кабинет - там поговорим.
Пришел Алеша. Григорий Степанович усадил внука себе на колени, разгладил его кудри, запутавшиеся от кусков пластилина, жевачек и обтирания о голову грязных рук.
-- Алешка, посиди смирно, не юлозь. Знаешь, что мне сказал о тебе Бог?
Алеша широко раскрыл рот, насторожил слух, глаза его замерли: о нем говорил Бог!
-- Он сказал мне, что ты стал Ему молиться. Бог сказал мне это по секрету! Мама и папа не знают.
Скованность мальчика оттаяла: секрет оставался секретом, а значит бояться нечего! И не важно что это за секрет, важно, что о нем никто-никто не знает! "Дода" не в счет.
-- Но Бог не сказал мне: о чем ты молился Ему.
Алеша ужасно доволен: как хорошо, что Бог даже "доде" не открыл всего. Григорий Степанович ласкает внука, щекочет.
-- Ну-ка, расскажи старику!
-- Щекотно!
Вдруг лицо Алеши преображается, он серьезен.
-- Я молился Богу, чтобы я стал Богом.
Мальчик уже знает во что нельзя играть с дедом и заливисто смеется: