Автор выражает сердечную благодарность Ирине Давиденко за неоценимую помощь в создании этой книги.
ПРОЛОГ
Под крутым обрывом на пересохшей речной отмели лежали бесчувственные тела вендских дружинников. Посиневшие руки сжимали рукояти мечей, которые воины так и не успели выхватить...
Ничто не предвещало беды. Тихий безоблачный вечер незаметно перешел в ночь. Потрескивали дрова в небольшом костре, над ним в закопченном котле варилась уха. Люди отдыхали. Кто-то водил камешком по лезвию меча, ведя неспешный разговор, или просто лежал, глядя в небо. И вот...
Протяжный тоскливый вой несся над ночною рекой. Гулкое его эхо, отражаясь от холодных волн, уносилось вдаль, стихло. И вслед, на противоположном пологом берегу появилось нечто. В скупом свете луны трудно понять - что именно. Долетал треск ломающихся ветвей, тонких стволов. Нечто ширилось, подминало чахлый осинник. Издавая глухие клокочущие звуки, неспешно ползло к береговой кромке.
Казалось, там растекается вскипевшая смола - так же вязко и неторопливо. Но только уж слишком много ее набралось - этой смолы. В какой-то миг нечто замерло - будто вслушиваясь, вглядываясь в ночь. Тишина длилась недолго. Снова заломило уши. Теперь уже не вой - а невыносимый рев. Нечто опять ожило, заколыхалось и двинулось к берегу. Затрещали деревья.
- Это леший кричит, дядька?! - вжавшись в камни шептал мальчишка лет двенадцати. Он обращался к седому старику, сидевшему рядом. Мальчишка испытывал невыразимый, ни с чем не сравнимый ужас.
Такой трепет вспыхивает в предсмертный миг у загнанного животного. Клыки врага смыкаются на шее, прокусывают дрожащую жилу - вспарывая ее. Затем - сначала теплым ручейком, потом кипящим потоком хлещет кровь, - по капле унося жизнь... И нет уже сил - ни вырываться, ни защищаться. Остается только замереть - дожидаясь избавительницы-смерти.
Впрочем, крови не было. Не было и клыков на шее. И, несмотря на запредельный страх, мальчишка храбрился изо всех сил. Ему казалось недостойным, что кто-нибудь из дружинников заметит, как он напуган. Воины сидят рядом. Полтора десятка... Все храбрые люди. Лучшие из лучших... Дружинники не должны видеть, как ему плохо. Однако храбрился мальчишка напрасно.
- Леший? - ослабевшим голосом шептал он. А потом мальчугану стало совсем худо. Лицо застыло. Стало синюшным - как у утопленника. Дрожащая рука сжалась на рукояти меча с такой силой, что казалось - из-под ногтей брызнет кровь.
Но воины не видели. Весь этот морок начался так неожиданно! Так внезапно! Никто не успел понять, что случилось. Тем более нет времени что-либо предпринять! Да и кто знает - куда отходить? Как защищаться? Где укрыться? Сначала в вышине что-то прошелестело, уносясь на полуночь. Быстро - быстрее сокола. Затем... Затем мертвящая тишина. Лес замер как перед грозой. Только глухо, как отпущенная тетива, гудел ветер в вершинах сосен.
А вслед...
Звуковой удар, прилетевший с дальнего берега, обладал такой силой, был настолько могуч, что всех находившихся на отмели вогнал в ошеломление. Будто кузнечным молотом по головам прошелся! Камни под ногами показались бы мягкой травкой в сравнении с мощью этого звука!
Визг тысяч нетопырей и грозовые раскаты; грохот океанского шторма и завывание нечисти у кромки мира; все неведомое и жуткое - то, чему нет названия, - все смешалось в ужасающе-сильном, громовом и мертвящем таране. А потом пронесся вынимающий душу вой.
Два дружинника, собравшиеся ополоснуть руки, сейчас валялись в беспамятстве. Тяжелый, как гранитный валун, звук отбросил их от воды на добрый десяток саженей. У одного дружинника из-под головы сочилась кровь, рядом лежал товарищ с неестественно вывернутыми ногами. На долгие недели дружинник останется недвижим. И затем - на то время, что отмерят для жизни милосердные боги - останется колченогим калекой.
Дружинники сидевшие поодаль, у костра, чувствовали себя немногим лучше. Они не стояли рядом с рекой. Удар прошел выше голов. Никому всерьез вроде бы не перепало. Но... Кто-то схватился за шею - пронзенный удушьем. Кого-то скрючило в три погибели страшнейшим ударом подвздох - и сейчас мучительно выворачивало наизнанку. Причем выворачивало так, что казалось: вся утроба - все нутро! - бесконечно и мучительно лезут горлом.
Иным чудилось, будто их охватило огромными невидимыми жерновами. И сейчас эти жернова неторопливо выдавливают плоть и кровь. Выдавливают через поры кожи. Изнутри.
Словом, каждого терзало свое - самое мерзкое и тяжелое ощущение. И не передать его никакими словами - нет таких слов. И не описать! Никто из дружинников ничего подобного никогда не испытывал. А ведь эти люди пережили немало. Все они закалены жизнью, все суровые воины и охотники. Каждый видел столько невзгод, что иному хватило бы и на десяток жизней.
Хотя было в этом тяжком мороке и общее - то, что ощутили все. Сильным, здоровым мужчинам казалось, что их - как маленьких детей - помимо желания усадили на огромные уходящие к звездам качели. И сейчас их до рвоты раскачивают. Перед помутившимся взором прыгает небо; сквозь обрывки косматых туч несется полная, невозмутимая луна; мелькают черные воды реки и каменистая земля. Кажется, вот-вот соскользнешь и превратишься в большое мокрое пятно.
Все наважденье прекратилось в один миг. Морок исчез. Только тяжелый медный котел, в котором булькала готовая уха, странным образом не был сшиблен звуковым ударом. Он все так же висел на распорках, крепко вбитых в каменистую отмель. Но повел он себя самым странным образом: его край медленно клонился все ниже и ниже. И вот, через закопченный обод в зашипевший костер ударила тугая струя дымящийся жидкости. Казалось, чья-то невидимая рука медленно опорожняет котел. Костер зачадил и угас.
Раздался неожиданно глумливый взвизг и скрежет невидимых когтей, оставивших глубокие борозды на выпуклом краю. Вслед - хлопанье призрачных крыльев и тихое хихиканье. То ли женщины, то ли ребенка. Опустевший котел закачался, затих. Наступила звенящая тишина, а вслед - бездумье... Обессиленные и прибитые люди смотрели в никуда застывшими глазами. Дружинники ничего не видели, не чувствовали. Мысли исчезли.
Первым опомнился старик. Хотя, какой там старик! Лет шестьдесят, не больше. Просто волосы не ко времени поседели - от невзгод. Старый дружинник, которого звали Любомысл, мотнул кудлатой головой и согнал тошнотворную одурь. Ему не впервой: бывалый мореход, искушенный боец - умело отражавший натиск врага на скользкой палубе; путник - исходивший все ведомые людям водные просторы и благополучно переживший не один ураган; странник - умудрившийся не только побывать в неизведанных далях, но и вернуться оттуда без видимых глазу увечий. Любомысл многое видел и испытал на своем веку. И сейчас бесценный опыт пригодился - чутье не подвело.
Помутневшие серые глаза Любомысла прояснились. Неожиданно цепкими и быстрым взглядом - он оценил последствия страшной напасти.
Что-то до боли знакомое! Опасное и до жути настоящее следовало за прекратившимся наважденьем-мороком. Далекий рокот и шум напомнили ему о давних бедствиях. В глубине сознания, сметая остаток одури, вспыхнула тревога. Любомысл окончательно пришел в себя.
Вглядевшись в дальний берег, он вскочил. Резво - не по стариковски. Взвился - будто хищный зверь от ловушки отпрыгнул. Ни говоря ни слова, Любомысл схватил обмякшее тело мальчишки и без видимых усилий бросил себе на плечо. После взревел зычным и сильным голосом - схожим с ревом лесного быка-тура во время гона:
- Волна наступает! Все наверх! На обрыв! Быстро! Бегите отсюда! За мной! На обрыв! Бегом!..
Не теряя времени, Любомысл с неожиданной для его возраста прытью кинулся на полуночь. Вдогон стихшему эху. В сторону крутого каменистого обрыва, на вершине которого покачивались исполинские сосны.
Дружинники, очухавшиеся от его крика, увидели, что от дальнего пологого берега Ледавы идет невиданная по высоте волна.
Водная громада выглядела так, будто разом снесло запруду небывалой исполинской мельницы. В далеких морях мореходы иной раз встречают такие валы. Любомысл его как-то видел. Но только вот редко какому кораблю удается спастись от такого вала.
А вода катила на людей. Вал стремительно набирал высоту. Размером он достиг добротных каменных хором, а все рос и рос. Хищно изогнутый пенящийся гребень вала мог уже скрыть с верхушкой вековую сосну, если бы она стояла перед ним.
Никого из дружинников подгонять не пришлось. Не маленькие - сами беду видят!
На сборы ушли мгновения. Сказалась длительная воинская выучка. С оружием воины не расстаются даже в мирное время во время сна. Оружие - оно всегда под рукой. Остальное добро - наживное.
Четверо дружинников, не раздумывая, бросились к раненым. Надо вызволять - сам погибай, а товарища выручай. Этот закон свят. Остальные венды побежали к спасительному обрыву.
Успели не все.
Вал неожиданно быстро прикатил к обрыву. У самого берега его гребень взметнулся брызгами, чавкнул и жадно слизнул замыкающих дружинников. Они несли раненых...
Затем мутная пенящаяся бездна, крутя и перемалывая их тела донными валунами, древними корягами и прочим речным хламом, сотрясла обрыв. Земля не выдержала. Отломился широкий толстый пласт. Медленно и величественно осел - погребая под собой то, что осталось от людей.
Никто не понимал, сколько прошло времени. Может - проскользнул миг, а может - пролетела вечность. Дружинники чувствовали себя так, словно только что вышли из тяжелого боя. В бою времени не существует. Его не отмерить. В бою час - как мгновенье, и не понять, какое сейчас время суток - утро или вечерняя заря?
Ошалевшие люди тяжело дышали, понемногу приходили в себя.
- Да-а... - хрипло выдохнул кто-то, глядя, как вал, принятый могучей рекой, исчезал. - Еще б немного и отправились бы мы по лунной дорожке, да на велесовы пастбища! Спасибо, Любомысл! Спасибо старик! Сообразил...
Любомысл тем временем уложил мальчика на мягкую землю, подоткнул ему под голову свою суму, задрал рубаху и принялся проворно растирать грудь и щеки паренька.
- Спасибо, Любомысл! - смахивая со лба холодный пот, отозвался еще кто-то. - Удружил!
- Ладно уж! - буркнул старик. - Успокойтесь! И не такое бывало. Подумаешь - волна! Эка невидаль... Отодвиньтесь, бугаи. Не заслоняйте Добромилу дыхания! Столпились!
Дружинники послушно отступили. Старик дело говорит. Молодой княжич Добромил дороже всего. Дороже собственной жизни.
- Уф-ф! В самом деле, Любомысл! Ты молодчина! - воскликнул молодой дружинник по имени Милован. И судорожно сглотнув, добавил: - Когда вернемся - пир ради тебя закатим. Великий пир! А? Как, други? - обернулся Милован к остальным. Дружинники молчали, тяжело дышали - отходили.
Любомысл тоже не ответил. Старик сосредоточено занимался делом - бодро растирая мальчика и попутно вдувая ему в рот воздух и умело давя на грудь, - восстанавливал слабое дыхание. Так делают наглотавшимся воды.
Наконец, мальчик глубоко вздохнул, медленно раскрыл дрожащие веки и непонимающим взглядом обвел окружающих.
- Ну вот, Добромил, - ласково пробурчал старик. - Что ж это ты затеял, что ж ты нас пугать надумал! Такой сильный парень! Почти взрослый!
- Любомысл... - узнавая старика, прошептал мальчик и, неожиданно для самого себя, разрыдался. - Так больно было! Так страшно... Так давило...
- Ничего, княжич! Ничего! - старик нежно гладил голову Добромила. - Все прошло! Все кончилось!.. Ты поплачь, княжич, поплачь! Вмиг полегчает! Уж я-то знаю! Дело известное! Любой тебе скажет! - и Любомысл бодро подмигнул мальчишке.
Долгих увещеваний Любомыслу не понадобилось. Детские невзгоды быстро забываются. Мальчик быстро успокоился, смахнул с глаз остатки слез и стал подниматься. Любомысл протянул руку, подставил плечо...
- Не надо, Любомысл! Я сам! - воскликнул княжич Добромил. - Сам встану!
Мальчику стало заметно лучше - он самостоятельно сел, отвергая помощь старика и здоровенного дружинника по имени Прозор.
- Ну, сам - так сам! - обрадовался Любомысл. Его воспитанник оживал на глазах, это замечательно! - Только резво не вскакивай - соизмеряй силу. После такого передела осторожность нужна. Не спеши! Поспешность ни к чему. Что там у вас? Все успели? - Любомысл обернулся к воинам. По мрачным лицам понял - дела плохи. Тихо спросил: - Кто?
Воины, над которыми только-что махала саваном близкая Смерть-Морана, молчали.
- Нет, не все, Любомысл, - отозвался молодой кудрявый парень по имени Борко. - Не все...
Прозор поймал взгляд Любомысла, тихо сказал: - Рыбака нет. Ведени Водяного. Бедолага, когда эта жуть началась, в своей лодке рылся. Особую приправу искал для ухи. Я заметил - его первым скрутило, а потом и до нас дошло.
Снова нависло молчание. Люди пытались осознать неожиданную и такую глупую гибель друзей. Ведь смерть нелепа - если она не предрешена заранее. В голове не укладывалось - погибшие только что сидели рядом, делились едой, глотком крепкого хлебного вина. Разговаривали... перебрасывались незатейливыми шутками. Теперь друзей нет.
- Может, смогут выплыть? Как думаете? - терзался Борко. И с присущей ранней молодости самоуверенностью воскликнул: - Я бы наверно смог... Они ведь... Их ведь... Их ведь даже смерть не враз одолеет! - Борко отвернулся. Не хотел, чтоб видели его лицо с увлажнившимися глазами. Дружинника слезы не красят.
- Может и смогут. Никого не хорони, Борко! Не хорони, пока сам не снарядишь покойника к прародителям! Да не справишь по ушедшим достойную тризну! - прервал его высокий воин.
Плащ на нем иной, не такой как у остальных: более длинный, не доходивший до земли всего пару пядей. Густо-бардовый, с вышитой золотом застывшей в прыжке рысью. Он отличался от черных плащей воинов с серебряным шитьем на плечах. Этот дружинник предводитель отряда. Зовут его Велислав.
- Похожих случаев не счесть! - Голос предводителя поражал силой и твердостью. - И еще! Никто не видел их мертвыми! А раз так - надежда есть!
Уверенность Велислава возымела успех: поникшие дружинники воспрянули, Борко провел рукой по лицу, смахнул набежавшую слезу и повернулся. Напоследок, чуть слышно шмыгнув носом, постарался напустить на себя суровый вид. Княжеский дружинник не должен раскисать. Всё! Что было - то прошло.
Тем временем Велислав кратко распоряжался.
- Дружинники! Осмотрите лошадей! Им тоже перепало от этой мари. Все уходим в башню! Лошадей туда же. Все обсуждения потом!
Велислав оглядел дружинников, насторожился. Твердо на ногах стояло лишь несколько человек. Иных воинов шатало, их бил озноб. Плохо дело: хворые.
Велислав повернулся к здоровенному, выделявшимся ростом и статью воину.
- Прозор, друг! Помоги. Ты во тьме видеть горазд.
Великан пожал плечами, будто говоря: "Эка невидаль. Мог бы и не говорить - все сделаем как надо!" Оглядел дружинников, сразу определив: кто тверд, кого не сильно прибил морок. Махнул рукой - мол, за мной! - и стремительной тенью скользнул туда, где доносилось ржание и хрип перепуганных коней. Со стороны башни навстречу им уже бежали три воина - их оставили для присмотра за лошадьми.
- Мы в порядке! - на бегу крикнул Прозор. - С нами бегите, лошадей собирайте! В башню заводите!
Дружинники исчезли в ночном лесу.
Остальные, так и не отошедшие, прибитые, устало направились к башне. Она возвышалась неподалеку, темным зубчатым верхом нависая над соснами.
Велислав же неспешно подошел к обрыву, и какое-то время смотрел на темную воду. Река так нежданно взяла жизнь людей. Добрую треть воинов. Шесть человек из восемнадцати. Со своими дружинниками Велиславу много чего довелось пережить. Их связывала и крепкая мужская дружба, и воинское братство. И потому потеря каждого оставляла на сердце долгую глубокую рану, добавляла в темные волосы серебристый налет.
Река Ледава все так же неторопливо катила ночные волны. Уже ничего не напоминало о недавней беде. Только теперь сухой каменистой отмели, где они вечеряли, не существовало. Ее размыло, и сейчас из воды виднелись замшелые илистые глыбы и коряги. Луна же избавилась от рваных туч и вновь засияла. Перед мороком ночное светило как-то сразу спряталось в них, укрылось. На противоположенном берегу, откуда грянула нежданная гибель, сейчас и тихо, и спокойно. Лишь лунный свет заливает болотистое редколесье, которое в народе издавна звали метким словом - Гнилая Топь.
Велислав встал на колени. Сгреб немного сухой травы, прошлогодних листьев и мелких сучков, добавил несколько пригоршней ломкой хвои, достал трут и громовой камень - кремень. Кресалом высек огонь. Загорелся слабый огонек. Из ножен вытянул меч, положил перед собой. Богам надо дать положенную требу: хоть что-нибудь, сделанное своими руками. Ничего такого у дружинника при себе не оказалось. Но своими руками он умеет делать многое. Ну что ж, боги милостивы, пусть примут кровь. Лезвием меча неторопливо и глубоко провел по ладони. Капли крови стекли в жаркое пламя. Велислав вознес краткую молитву.
- Великий Дажьбог! - Воин говорил негромко, почти шептал. Боги услышат. - И ты, славная прародительница Снежная Рысь! Будьте милостивы к своим правнукам! Сделайте так, чтобы они выжили, а если нет - то примите по-доброму души достойных людей, погибших как воины - спасающих жизнь не свою, а побратимов. Пусть они с легкостью пройдут Звездный Мост, и Огненный Волх не чинит им препятствий. Пусть Велес не держит их у себя - на своих лунных пастбищах. У него и так достаточно кому обихаживать его скот. Пусть в Ирии, средь славных предков, для них будет уготовано почетное место. Оно принадлежит им по праву..."
А про себя тоскливо подумал: "Не уберег, но кто же знал. Простите, братья..."
На миг показалось, что вдалеке - там, где река делает широкий изгиб, в волнах что-то сверкнуло. Будто искорка отразила лунный свет. Будто тускло блеснула кольчужная сталь. А может, только показалось...
Постояв немного, Велислав повернулся и пошел к остальным. Надо жить дальше.
ГЛАВА 1
Все только начинается
Идя к башне, Велислав поклялся:
- Я узнаю, что это было! Я узнаю, что угрожает нашей Альтиде, моим родным вендским лесам! Я выясню, что за дрянь убила моих друзей! Я одолею нечисть, что выползла из Гнилой Топи!
Из леса несколько дружинников спешно вели небольшой конский табун.
Хорошо, что стреножены, иначе разбежались бы по лесу. Пока всех соберешь! Да и соберешь ли? В ночном лесу напуганные кони разбегутся - ищи-свищи! На первый взгляд казалось - все жеребцы целы. Но вот здоровы ли? То, что недавно ударило по людям, наверняка зацепило и коней. Возможно, лесной кров смягчил удар. Каждый воин вел трех-четырех жеребцов зараз. Остальные, которых не держали под уздцы, не отставали и с надеждой тыкались людям в спины: мол, возьми! Не оставляй! Меня тоже приголубь. Не забудь и про меня! Вид жеребцов вызывал боль и жалость. Кони пряли ушами, приседали и жались - и к людям, и друг к другу. Они жалобно всхрипывали, тихо стонали, дышали часто и трудно. Со взмыленных боков клочьями летела пена.
Казалось, кони не только до смерти напуганы, но еще и до крайности загнаны кем-то, или может, чем-то, - очень для них страшным.
- Хорошие... хорошие... - С лаской в грубом голосе повторял один из дружинников. - Ну, не бойтесь, родные... не дрожите, родимые. Не надо бояться, - все прошло, никто вас больше не обидит. Пусть только кто попробует! Я ему задам!
Увидев предводителя дружинник крикнул:
- Велислав! Мы их прямо в башню заведем! Там и для них местечко найдется. Пусть рядом с нами будут: им так спокойнее - напуганы очень... если их к коновязи, или в конюшню, то опять одни останутся - плохо... Им сейчас ласка нужна, поговорить с ними надо. Видишь как жмутся - страшно им. Эх-х!
- Хорошо, что ноги спутаны, - рассуждал идущий следом Борко. Молодой дружинник не отставал от товарищей: в каждой руке сжимал аж по три уздечки. Старался, стыдно за ту нежданную слезу. - Набегались бы мы по лесу! Пока б всех собрали! Да и не поймать их - со свободными ногами-то! Быстры, ловкостью не возьмешь. И сухариками после такого вряд ли приманишь. В жизни не видел, чтоб кони так боялись. Даже от волков, да от беров у них и то испуга меньше. Будто мертвяки неприкаянные объезжали, да гнали - чем ни попадя не разбирая дороги! Сбились бедные коняшки в круг! Прижались друг к другу и стонут - будто хворают тяжко. Слышите - чуть не плачут.
Борко говорил, говорил... Не мог остановиться. На него нашло. Такое происходит с людьми после тяжкого испуга. Когда все позади, язык сам трещит без умолку. Велислав не раз такое видел. Ничего - это пройдет. Человек после передряги крепче становится. Губы Велислава тронула улыбка. Справный воин выйдет - быстро смятенье одолел.
- Верно, ведите их в башню, - ответил Велислав. - Внизу, на первом ярусе на всех места хватит. И им спокойнее, и нам. - Пояснил: - В конюшню не надо. Ну ее... Кажись от этой напасти никакой конюшенник не спасет.
У стен башни, сложенной из гранитных валунов, вот уже много лет была примощена основательная деревянная пристройка. Ее сработали из любезного для конского здоровья дуба. Сделали пристройку на совесть. Для каких целей ее ставили - непонятно, ведь рядом огромная башня. Но со временем пристройка превратилась в просторную конюшню. Внутри соорудили просторные стойла и клети в которых хранился запас отборного зерна и душистого сена. Снаружи пристройки, под навесом, находилась коновязь.
- Хорошо б им овса задать, быстрей успокоятся, - прогудел Прозор. Он уже распахнул высокие, укрепленные кованными железными полосами, башенные ворота. - Ведите их сюда. Сейчас огонь зажгу. Воды давать не будем. Вид у них - будто сто верст без передыха отмахали. Запалим - чего доброго, не сгубить бы.
Прозор, скрылся в проеме. Вскоре темный проем осветился, Перед башенными воротами заиграли блики света.
- Вводите! - вернулся Прозор. - Пойду в конюшню, гляну. Должен овес быть. С осени несколько подвод завозили. - Дружинник скользнул в конюшню.
Прозора редко видели унылым. Казалось, рослый воин не ведает усталости. Порой иные валятся с ног, а ему ничего - бодрый, общительный и дело делает, будто только что отдохнул. И никто не видел дружинника унылым. Прозор всегда храбрый, готовый ко всяким испытаниям прирожденный охотник и славный воин. Он, не задумываясь, бросился бы в самую опасную сечу, или вышел бы в одиночку - без оружия - против матерого бера. Никому не приходило на ум усомниться в его храбрости и силе даже в шутку во время хмельного застолья. Хотя, как и Велислав он уже перешагнул за тридцать годков, Прозор в душе остался доверчивым ребенком. За это его обожал княжеский наставник Любомысл. Он часто беззлобно подтрунивал над великаном. Прозор ему так же отвечал, но обиды друг на друга они не держали. Любомысл повидал немало стран, много узнал. Прозор с удовольствием слушал рассказы мудрого и острого на язык старика.
Вскоре Прозор вышел из широких дверей конюшни. На каждом его плечо лежали по два объемистых мешка. Скорым шагом дружинник направился в башню, по пути оглашая окрестности зычным голосом:
- Есть овес! Я точно знал - в первой клети свален! Там еще мешки есть, лежат в дальнем углу, у бочек. Ай, да что я! Вы ж все равно во тьме не видите! Кто-нибудь свет в конюшне запалите! Помогайте братцы - кто еще не сомлел. Вижу, плохо вам. Да надо перетаскать: пусть под рукой будет. Хорошо б еще сена.
- Сбрую и седла прихватите! - крикнул Велислав. - Не до сена! Его потом заберем. Упряжь в первую очередь - мало ли что будет!
Раздался тихий стук о землю. Потом, еще раз. И еще...
- Э-э! Да что с вами, ребята? - Велислав увидел, что три дружинника бессильно лежали на белесой, покрытой ночным туманом земле. Присел над ними.
- Плохо?!
- Знаешь, Велислав, - прохрипел один из дружинников, остававшихся у башни сторожить коней и только что бодро выводивший их из леса. - Когда у вас на отмели невесть что началось - нам тут тоже досталось. Костер сразу погас - будто и не горел. Смрад от него пошел, не передать. Потом вроде бы как женский смех... а может детский. Над нами захлопали крылья, похо...
Дружинник не договорил. Его тряхнуло, тело выгнулось дугой. Дружинника забила дрожь. На губах появилась пена; глаза закатились и подернулись мутью. Дружинник на мгновение потерял сознание. Придя в себя, он забыв, что хотел сказать, опять хрипло зашептал: - Ох... Велислав, и неприятный то был смех! Нас тошнить начало. Потом отпустило - мы к вам бросились... пока коней собирали - вроде ничего было. А сейчас...
Воин, лежащий рядом, стучал зубами, из носа текла кровь.
- Плохо... - прошептал он, и зашелся в кашле. - Ты уж не взыщи с нас, Велислав. Голова кружится.
- Так! - воскликнул Велислав. Повысил голос: - Ребята, кто хвор - быстро наверх. Кто здоров - им на помощь! Не мешкайте! Болезнь на ногах не одолеешь!
Велислав обернулся. Сзади него дружинники казались здоровыми. Но, нет! Их тоже одного за другим поражала неведомая хворь. Они шатались. Сначала один, что-то невнятно промычав, свалился на землю. Потом другой. Непонятный недуг выкашивал людей.
- Прозор! - встревожено крикнул Велислав, выискивая глазам друга - как он?
Прозор таскал мешки. Ему помогали Борко и Милован. Непонятная хворь их не поразила. Чуть не бегом трое дружинников сносили конский припас в башню.
- Я Прозору помогу! - бросился к конюшне княжич. - Я себя хорошо чувствую! Правда-правда! Любомысл! Велислав! Вы хворых уводите! Прозор, подожди меня, покажешь, что брать надо...
И мальчик, невзирая на слабые протесты своего наставника, выражавшиеся в безмолвных взмахах руки, скрылся в темном проеме конюшни.
Любомысл смотрел на дружинников, бессильно сидевших у широких башенных ворот, и только беспомощно качал головой. Мол: "Ну что тут поделаешь? А? Вон, малец-то, здоровее иных мужей оказался!"
Пристально вгляделся в одного, другого... "Да - дело плохо. Дружинники вянут прям на глазах. Надо их растормошить. Сейчас лишняя обуза ни к чему! Лучшее средство от хвори - это чем-нибудь занять себя. Неважно чем. В море всегда так. Мореходы это знают - в море болеть недосуг".
- Да очнитесь вы, братцы! Все кончилось! Воины вы - иль нет?! Дальше жить надо! Помогайте - пошли в башню, светильники по ярусам разжигать. Там передохнете. Не в темноте же горе горевать. У кого трут есть? Кресало? Доставайте! За мной, воины!
Любомысл вступил под гулкий свод. Кажется, его слова и задор подействовали. Ослабевшие, сраженные неведомой хворью дружинники поднялись. Качаясь и пошатываясь - будто крепко выпившие люди, пошли за стариком.
После того, как лошадей завели на нижний ярус башни, Прозор с усердно помогавшим ему княжичем, а также с державшимися на ногах молодыми дружинниками - Борко и Милованом, которых хворь вроде бы не взяла, перетаскали в башню лошадиную упряжь, остатки овса и сколько хватало рук - сена.
Велислав внимательно осмотрел площадку перед башней, обошел вокруг стен. Прошел вдоль ближних сосен. Снаружи никого не осталось - все вошли в башню. На всякий случай зычно покричал:
- Эй! Снаружи никто не остался? Никого нет?! Сейчас ворота запирать буду! Дайте знак, если кто есть! Я подожду!
Сверху, из узкой бойницы раздался голос Любомысла.
- Все тут, Велислав! Не беспокойся! Все! Я проследил! Всех хворых уже уложил. Запирай ворота, Велислав! Все на месте!
Про себя же Любомысл тихонько, чтоб никто не слышал, прибавил: - Все, Велислав. Все тут. Все - кто жив пока...
В низовом ярусе на кованых, вогнанных меж камней крюках висели масляные светильники. Тут царил полумрак. Язычки пламени мерно и спокойно колыхались за толстым стеклом. Они светили неярко, но зато надежно и безопасно. Случайный пожар от лучины или факела башне не грозил, хотя внутри много дерева. Войдя в башню Велислав с усилием задвинул тяжелые створки ворот. Потом, с помощью Борко, Прозора и маленького княжича наглухо заложил их тяжеленным дубовым запором.
- Все, ребята, ночь тут переждем. Тут нас никаким тварям не достать. Зубы обломает. Пошли наверх.
Внутри небеленых стен сухо и тепло, хотя недавно прошла весенняя оттепель, сошел снег, да и само строение стояло недалеко от продуваемого ветрами речного устья.
В башне никто не жил, но, несмотря на это, все немалое хозяйство содержалось в должной чистоте и опрятности. Не видно - ни застарелой махровой паутины на стенах, ни поросших плесенью углов.
Изба сгинувшего рыбака, Ведени Водяного, стояла неподалеку. Он-то и следил за порядком и обустройством башенных помещений. Протапливал этот нехитрый приют для случайных путников, вынужденных остановится на отдых или ночлег, как издревле это принято в благодатной стране. Ведь неизвестно, кто и когда в башню заглянет и заночует.
Когда построили это огромное сооружение никто из ныне живущих людей не знал. Да и откуда? Башню покрывала тьма веков. Несмотря на время, она хорошо сохранилась. Башня осталась от давнопрошедших времен: от древнего, жившего в незапамятные времена народа. О котором ныне живущим ничего неизвестно. Никто: ни один волхв, ни один чародей, ни один умудренный годами кудесник, никто не ведал, каким именем называл себя древний народ, каким богам поклонялся, куда сгинул. И главное - были ли это люди? Это осталось великой тайной...
В разных местах подлунного мира: и в земле Альтиды, и в дальнем иноземье, кое-где встречались подобные строения. Иные из них обветшали, время и безжалостная стихия наложили на камень неизгладимый след. Иные же наоборот - сохранились в первозданном виде. Строения выглядели по-разному. Не обязательно, как одиноко стоящие зубчатые башни.
Порой в глухом лесу, неожиданно встречались останки большого замка, выбеленные солнцем стены которого изъели дожди и ветра. А внутри развалин успело прорасти, тихо состариться и умереть не одно поколение вековых дубов. Средь холмов и полей встречались поросшие мхом остовы домов, куски крепостных стен. Кое-что сохранилось неплохо. И непонятно - почему? Некоторые постройки имели такой вид, что если не знать, что их возвели во тьме веков, то можно было бы подумать - их складывали вчера. В них валуны остались свежими и не щербатыми. И защитой от кого служили эти древние стены, тоже неясно. Не сохранилось ни преданий, ни сказок.
Встречались и другое: люди иной раз наталкивались на диковинные каменные колодцы. В некоторых через край нескончаемым ручейком стекала чистейшая вода. Чудно то, что порой колодец находился на вершине холма, вокруг ни одного ручейка, а в колодце вода есть. Отчего? Может быть в древности их поставили на месте бивших из под земли ключей? А некоторые колодцы заброшены - пересохли. Стенки обвалились, а брошенный вниз камень исчезал в безмолвии.
Порой из колодца доносился глухой шум. Он походил на далекий гул ветра, перемежаемого вздохами неведомого зверя. Кто или что вздыхает в глубине, никто не знал. А посмотреть - что гудит в непроглядной тьме, смельчаков не находилось. Никто не хотел лишний раз искушать судьбу. В вдруг эти колодцы вход в иной мир, куда после смерти отправляются грешившие люди? А вдруг это вход в пекло? Или там вечный лед? Может, кто-то и решался спуститься в колодец, да посмотреть. Да вот спустившись, так и оставался в ином мире. И вестей ему уже никогда не подать. Никто не знал, что внизу.
Иной раз, в самых неожиданных местах, попадались древние мощеные брусчатым камнем, дороги. Они брали начало в неожиданном месте, например - посредине поля, и так же неожиданно обрывались - где-нибудь в глуши болота, или в непроходимой чащобе.
Бывало так, что часть такой заброшенной дороги вела от середки небольшого пустынного острова, начинаясь от нагромождения камней, оставшихся от неведомой постройки. Дорога доводила до усыпанного галькой берега и плавно скатывалась в морскую глубь. И куда же она вела? Почему оказывалась под водой? Кто знает - что скрывала тьма веков? Какие изменения претерпел мир? Пройти по древней дороге дальше, и посмотреть, куда она ведет, конечно никто не мог. Люди ведь под водой дышать не умеют.
Кое-где эти древние строения люди приспособили для своих нужд. Ну а некоторые, которые - ну никак! - нельзя приспособить, так и остались в запустении. Кому нужна лежащая посреди леса дорога? До нее еще надо дойти, продираясь сквозь густую чащобу. Или на что сгодится пустой бездонный колодец, ведущий, может быть, в самое пекло?
В дальних краях люди даже близко не подходили к таким древним постройкам. Почти в каждой стороне считалось, что с ними связано что-то нечистое. Куда делись древние люди? Кто о них хоть что-нибудь слышал? Может, их забрали злые духи? А может, наоборот, - духи все это сотворили? Ответа никто не знал...
Впрочем, такие страшные домыслы гуляли в иноземье. В Альтиде же, наоборот, постройками, оставшимися от древнего народа, умело пользовались. Вот и венды, давно облюбовали эту старую башню, стоящую средь их необъятных лесов. Они нашли для нее хорошее применение. Древняя Башня, как ее издавна называли, располагалась удачно: на высоком холме, недалеко от реки Ледавы, а сама Ледава через пару верст заканчивала свой бег и впадала в Варяжское море. В ясную погоду с верхней площадки башни просматривались и желтые пески Янтарного Берега, и скалистые, в легкой дымке, острова. Они лежали на полуночи, там жили вестфолдинги, и с них начиналась их суровая земля - Вестфолд.
Вообще-то шедшие в Альтиду многочисленные парусные и гребные корабли мало интересовали жителей вендских лесов. Все корабли проходили мимо высоких стен крепости Виннета. Там мореходы все равно останавливались. В Виннете они разъясняли, в какой именно город или место Альтиды собираются идти, ради чего идут. Просто так мимо крепости не пройти: Виннета - это сторожевые ворота всей страны, через них нет свободного прохода. Такой порядок установили после того, как тридцать лет назад - драккары вестфолдингов вошли в Ледаву и беспрепятственно дошли до Триграда. Вестфолдингам, пришедшим якобы по торговым делам, удалось беспрепятственно захватить Триград. В дальнейшем они хотели покорить Альтиду.
Благодаря удачному расположению Виннета стала сильным укрепленным постом пограничья, на котором в случае сомнения могли с легкостью задержать любое судно. Со дна реки поднимали цепи. Они надежно перекрывали дальнейший путь. И сама Виннета укреплена: врагу, нападавшему с суши, пришлось бы не один месяц осаждать крепость. Этого времени достаточно, чтобы стянуть войска со всей Альтиды и разбить изнуренного длительным сопротивлением неприятеля.
Древняя Башня над рекой Ледавой служила для наблюдений за происходящем на море. Но не за кораблями, входящими в реку, ни за землями соседей, а для иной, более важной цели.
Войн Альтида не вела. Последний раз войска созывались десять лет назад. На Альтиду шли дикари-бруктеры, и их победили... Но существовало иное, не менее грозное бедствие, чем нашествие иноземного врага. И приходила эта беда хоть и нечасто, но всегда неожиданно...
* * *
Иногда из холодных, мрачных пучин океана, на солнечный свет поднимались жуткие огромные чудовища, известные всем прибрежным народам. Их называли саратаны. Чудовища были столь велики, что, обхватив своими щупальцами большой морской корабль, легко топили его. Если на плывущем по морю корабле замечали огромную бугристую спину саратана, то мореходы использовали все имеющиеся возможности, прилагали неимоверные усилия, чтоб как можно быстрее добраться до ближайшего берега, или наоборот - скрыться в морской дали. Если саратан заметит корабль - у мореходов не будет даже надежды на спасение!
Чудовища наводили ужас на стоящие у воды города. Неважно, хорошо укреплен город, или нет. Если саратан забирался по крепостной стене и попадал внутрь города, то наносил большие разрушения. Убить чудовище сложно. Саратаны невероятно живучи, и обладают разумом. И даже когда саратана убивали, то еще долго щупальца чудовища бесцельно били по сторонам, проламывая стены домов.
Для саратанов все едино: что каменные города Срединного моря, что ветхие городки Оловянных Островов. Любой город, или поселение, куда проникали чудовища, разрушался стремительно и безжалостно. По суше саратаны передвигались резкими скачками и без труда настигали бегущую лошадь. Но далеко от воды они не отходили. Останавливала чудовищ только высота крепостных стен. Саратаны могли появиться в любом месте океана, у берега любой страны. Чудовища никогда не плавали в одиночку. На города всегда нападало несколько саратанов. И всегда это происходило неожиданно.
Для Альтиды чудовища были серьезной угрозой. Ведь ее города, как правило, строились у воды. Поэтому, на каждой пограничной реке стояли сторожевые башни.
Для наблюдения за рекой Ледавой сторожевую Древнюю Башню использовали в осеннюю пору. В остальное время она пустовала. Давно подмечено - саратаны выходят из глубин океана осенью. А выползают на землю и нападают на города ко дню осеннего равноденствия, или позже - когда день пошел на убыль - к зиме.
С зубчатой крыши Древней Башни хорошо просматривалось светлое дно Ледавы. Заметить плывущих по реке саратанов не составляло труда, особенно днем. Если же стояло ненастье, то по бурунам идущим от середины реки можно понять, что под водой плывет что-то большое. Но обычно над речными волнами выступали черные спины саратанов, река для них мелка.
Чудовища велики, и глубоководная река для них мелка. Ночью щупальца и туши саратанов переливались неярким сероватым светом. И не заметить это свечение мог только слепой.
Поэтому, с началом осени в Древнюю Башню, и по всему берегу Ледавы выставлялись дозоры. Днем и ночью люди следили за рекой. Если они замечали что-нибудь подозрительное - хоть чем-то схожее с приближающимися чудовищами! - незамедлительно давали тревожный сигнал.
Происходило это так. На верхней площадке башни стоял навес. Под ним лежали просмоленные бревна. Рядом стояли бочки с тягучей черной смолой. Эта смола вспыхивала как сухая береста. Только искру брось!
Тут же на площадке висел большой бронзовый колокол. Набат хорошо слышен по ночной реке.
Если замечались саратаны, то бревна поджигались. Для надежности в него бросали бочонки со смолой. Не жалко! Каменным стенам Древней Башни огонь не страшен. Днем костер давал высокий столб черного дыма. Ночью зарево костра хорошо просматривалось до ближайшей речной излучины. Там тоже стоял навес, и под ним загодя приготовленные смоленые дрова и, опять же - жидкая смола в бочонках.
Как только на верхней площадке Древней Башне вспыхивал костер, поджигался следующий - на излучине. Костры вспыхивали дальше, вдоль всей реки, по цепочке, передавалась весть об опасности: в Ледаву вошли саратаны. До виннетской крепости тревога доходила стремительно. И сразу же на главной крепостной башне начинал гудеть вечевой колокол, набатом предупреждающий, что в Ледаву вошли саратаны. Казалось, колокол сотрясает саму реку! Пришла беда! Вечевой колокол гудел так мощно, что его звук слышали даже в лесу, в дальних вендских деревеньках.
Предупрежденные жители спасались бегством, уходили в леса. Туда саратаны не совались - исполинский вендский лес служил надежной защитой от чудовищ. А в самой Виннете начиналась подготовка к обороне: лучшим средством против длинных щупалец чудовищ служила липкая кипящая смола. Ошпаренный ею саратан, сразу же сваливался с высокой стены, бился в судорогах, не мог больше нападать... Смола хорошо горела и на воде. Спасения чудовищу нет! Также на стенах Виннеты стояли осадные метательные орудия. Кучный удар тяжелых камней мог разорвать тушу саратана в клочья.
При первом ударе колокола со дна реки при помощи могучих воротов поднималась, толстая цепная сеть. Она удерживала чудовищ, преграждала путь дальше - в Великое Озеро, в многочисленные реки Альтиды. Чтоб преодолеть цепи саратанам приходилось выбираться на сушу. Тут их поджидали защитники крепости
Выработанный десятилетиями способ себя оправдывал. Людей гибло меньше, да и саратаны, обладая некоторым разумом стали избегать Ледавы и искать более легкую добычу в других местах.
ГЛАВА 2
Древняя Башня
Древня Башня состояла из четырех высоких ярусов. В самом низу хранился большой запас дров, стояли бочки с водой. У дальней стены стоял длинный и широкий стол. На нем лежала мудреная рыбацкая и охотничья снасть: мелкие сети, остроги для рыбы, верши, корзины для ловли раков. Отдельно - силки на птиц, ловушки на мелкого зверя.
На стенах висели рыбацкие сети, бредни. Тут рыбак Веденя Водяной держал свое хозяйство - река рядом, ничего не надо тащить издалека. Неизвестно, что понадобится завтра. Отдельно хранилось боевое оружие: в ряд стояли мощные рогатины, легкие копья-сулицы, рядом висели круглые щиты.
Второй ярус, не такой высокий как первый, отведен под съестной припас. Всюду стояли плотно закупоренные бочки с зерном, мочеными ягодами, грибами и соленой рыбой. Стояли маленькие бочонки с медами, вином и хлебной водкой. На потолочных балках висели связки прокопченной и вяленой рыбы, куски сушеного мяса, густо пересыпанные травами копченые окорока. На стенах, заполняя все помещение терпким приятным запахом, висели связки сушеных грибов, чеснока, лука и каких-то лесных трав и корешков.
На третьем, уже жилом ярусе, в дальнем углу за занавесями стояли широкие лавки. На лавках, покрытых ворохом выделанных шкур, безмолвно лежали так внезапно захворавшие дружинники. Лежали молча - ни стона, ни вздоха. Полузакрытые глаза людей подернулись мутной пленкой, веки дрожали, дыхание неуловимо.
Посреди просторного помещения стоял большой стол, вдоль него длинные скамьи. У стены, неизвестный печник-умелец пристроил большую печь. На стенах полки с кухонной утварью.
Над третьим ярусом уже шла увенчанная зубцами крыша - покрытая каменными плитами площадка. Ее тоже считали ярусом - четвертым, последним и самым важным. Ведь на крыше хранились смоленые дрова и висел сигнальный колокол.
Помещения сообщались между собой широкими каменными лестницами. К люку, ведущему на верхнюю площадку башни, всход сделали простой, сколоченный из плашек мореного дуба. Каменная лестница обвалилась в незапамятные времена, и восстанавливать ее почему-то на стали. Дуб тоже хорош, да и не так скользит под сапогами, как гладкий камень.
Велислав скинул плащ и повесил его на вбитый в стену крюк. Рядом уже висели плащи воинская утварь других дружинников: тяжело тускневшие кольчуги, щиты, оружие.
- Всё, ребята! Располагайтесь! Здесь напасть переждем, раз так случилось. Не вышло на бережку ночь посидеть, ушицы отведать.
Велислав тяжело опустился на лавку, подпер подбородок кулаком. Несколько мгновений сидел, закрыв глаза, расслабился. Тяжелая складка пересекла лоб - сказались события, напряжение последнего часа. Слишком оно велико, даже для такого бывалого человека как Велислав.
- Сегодня никуда не двинемся, друзья захворали. Что за лихоманка их одолела, не знаю. Ясно лишь то, что все с проклятой Гнилой Топи пошло: и вал этот, и болезнь. Ответ там... Но я его не знаю, вы тоже. Хочу ночью понаблюдать за болотом. Надо узнать, что это по нам так вдарило, может получится... За этими стенами нас никакая нечисть не достанет. Такие у меня мысли. Что скажешь, Любомысл? - Велислав бросил взгляд на занавесь, которой отгородили больных дружинников. - Серьезно их прихватило?
- Плохо дело, Велислав. Я о таком поветрии не слышал. Все сразу и непонятно с чего. Они сюда еле поднялись, спотыкались. Ослабели... Будто не воины, а годовалые детишки. У всех носом кровь пошла. А потом свалились в беспамятстве. Я думаю, нам уже ничего не грозит. Если б нас поветрие зацепило, то рядом с ними сейчас бы валялись... Может быть.
Велислав встал, в сопровождении Любомысла прошел за занавеску к больным. Потрогал лбы.
- Не знаю, может и отойдут: жара-то нет. Дыхание ровное. Пусть лежат, что-нибудь придумаем... - Любомыслу же шепнул: - Думай, старик! Ты же весь мир видел.
Любомысл пожал плечами, потом твердо кивнул: "Придумаю, Велислав!"
Выйдя из-за занавеси, Велислав постарался выглядеть спокойно. Оглядел сидящих, улыбнулся: - Ребята, а вы чего сидите? Хозяйствуйте, ночь впереди!
- Я печь растоплю! - вскочил Борко. - Князь Добромил, давай, помогай мне.
Мальчик готовностью достал из своей сумы кремень и кресало. Бросился к печи.
- Вот, Борко! Только, чур я запалю! Уж я-то сумею!
Добромил черкнул по кремню, вылетели искры.
Борко, а вслед за ним и Милован заухмылялись:
- Молодец княжич! Настоящий дружинник должен уметь все! Даже огонь из ничего добыть! Из дощечек, к примеру, которые друг о друга усердно тереть надо.
- Видела бы тебя твоя челядь и мамки. А еще б лучше княжеский истопник! Вот загрустил бы дедок! Оказывается, никому он уже и не нужен - князь сам печки топит, тепло в палаты пускает! Только, прежде чем искры высекать, ты бы княжич, сначала печь проверил - ровно ли дрова уложены. А то ведь задохнемся.
- Тихо! Тихо! Развеселились... - прервал их Велислав. - Вы ж знаете - виннетский князь не такой, как другие князья. Князь Молнезар никому из нас ни в чем не уступит: ни в походе воинском, ни в хозяйстве мирном! И хочет он, чтоб и его наследник тоже все мог и умел! Для чего Добромил с нами? А? Как думаете? Вам, молодым, еще самим многому чему поучиться надобно. Нечего над другими зубоскалить! Княжич Добромил не виноват, что позже вас родился, да моложе немного! Не обращай на отроков внимания, княжич Добромил, делай, что хотел, - подмигнул Велислав мальчику.
Борко и Милован насупились. Поняли, что хотел сказать Велислав. Отроки! Ну да, они недавно в дружине, это так. Но никакие они не отроки! Они дружинники!
Добромил сверкнул глазами в сторону развеселившихся дружинников:
- Зря смеетесь! Борко! Милован! Я много чего умею! Скажи им Любомысл. - Княжич повернулся к старику. - Ведь умею?! Да?! И еще научусь обязательно. Не чета вам буду! Над младшими зубоскалить вы горазды! Помогли бы просто. А княжеская челядь - она меня не касается. Еще чего! Пусть гостей обхаживают - для того их отец и держит. Сами понимаете - князю самому ничего делать нельзя. Особенно при других, иначе уважение потеряет. Вот! Князю почет оказывать надо. Это же понимать надо! Как мол так - князь, а сам себе обед стряпает! Мой отец не такой, и я таким не буду!
Тут уже развеселился Велислав:
- Ну, ты княжич, тоже сказал - обед стряпает! Где ж это видано! Хотя - ты прав. Твой отец, князь Молнезар, умеет и ведает многое! Он воин, а будь он по рождению вендом - все б считали его прирожденным охотником. Он душу леса чувствует! Я-то его знаю! Но вот на людях, а особенно при тех, кто властью обличен, он должен себя по другому вести. Я на других владык предостаточно насмотрелся. Было как-то... Иные властители - ох как чванливы! Не подступись! Показывают всё, какие они особенные. Хотя, сними с них спесь - станут люди как люди. Вот и ему - нашему князю Молнезару - приходиться вид делать, что он тоже как они. Мол, тоже - уважение нужно. А князь Молнезар другой. Это все венды знают!
Велислав стал серьезным. Ему и самому невдомек, отчего люди - все от рождения равные - меняются, стоит только власть получить.
- Вот вы все видели иноземного правителя, который о прошлом годе в Виннету приезжал, - скривился в пренебрежительной усмешке Велислав. - Мужчина здоровенный, как кабан-секач! А его слуги под руки ведут, да с бережением немалым - будто он сам уже ходить не может. Спесивый... Этот правитель нашему князю, да честному люду показывал, какой он великий да уважаемый. В его стране так принято, и в других землях тоже. Иноземье - не Альтида! Так что радуйтесь, ребята, что и князь Молнезар не такой, и не принято это в нашей земле! А то, как раз, - вы, молодые, под руки бы его и водили. Самое занятие для вас, отроков, - улыбнулся Велислав. - Много чему бы научились, да нужного познали, около князя-то ходя. Князь Молнезар сына своего нам доверил, для того, чтобы Добромил настоящим воином и мужчиной стал. Он учится, и вы тоже каждый день новому учитесь.
Милован и Борко молчали. Возразить нечего. Да и не стали бы они возражать Велиславу. Он предводитель - они не скоро станут таким как Велислав. Молодцы встали, и пошли к печи, помогать Добромилу. Любомысл и Прозор ухмылялись. Улыбнулся и Велислав. Надо гнать печаль, жизнь продолжается.
- Так Любомысл? - добродушно спросил Велислав старика. - Что скажешь? Ты ведь не только сказки рассказывать умеешь, но и мечом - да и иным оружием - владеешь не хуже иных витязей.
Велислав глянул на усердно дувшего в печное устье Борко. Лицо перемазано сажей, старается.
- Кто его каждое утро на деревянных мечах уделывает? Да и его тоже? - он кивнул на Милована. - Молодцев уделываешь, с иным воином совладаешь. Но ведь и стряпаешь ты замечательно! Не каждый княжеский кухарь с тобой в стряпне сравнится! Ведь верно? И где только научился, Любомысл?
- Так-так, Велислав! - согласился польщенный старик. - Не только сказки, да байки разные могу, но умею корабль привести, куда укажут. Да и от разбойников морских, да сухопутных не раз отбивался. Ратное дело знакомо. Что есть - то есть. А то, что стряпать умею - так в разных странах много чего насмотришься, да научишься. Иной раз такую гадость в свое нутро класть доводилось, что до сей поры в толк взять не могу - почему еще жив? Князь Молнезар это знает, недаром он меня, сироту, воспитателем да защитником к Добромилу определил. Хотя, чего я мелю? Все мы защитники нашего княжича, все воспитатели!
Любомысл весело подмигнул княжичу, суетившемуся у печи, и с любопытством прислушивавшемуся к разговору.
- А ты их не слушай, княжич! Борко да Милован еще молодые, неразумные. Разжигай огонь, дитятко, разжигай.
Добромил снова насупился. Потом расплылся в неудержимой. Понял, что его наставник как всегда шутит.
- Я не дитятко! - притворно-грозно воскликнул мальчик. - Хватит уж, Любомысл, меня обижать!
- Да знаю я! Знаю, что ты не дитятко!- как бы в испуге замахал руками Любомысл. - Это я так сказал, по старческому скудоумию. Не дуйся, княжич, не надо! Прости уж меня!
- Ну, Любомысл! - с веселой досадой воскликнул мальчик. - Тебя не переговоришь!
- А и не надо меня переговаривать, княжич. Это я тебя вразумлять должен. Для того к тебе и приставлен, чтобы ты от меня ума-разума набирался! По выучек умельца знают, княжич.
Княжеский наставник за словом в карман не лез. Любомысл знал несчетное число историй, баек. Вдобавок казалось, что старик набит разными поговорками - только от зубов отскакивают! На любой случай у него всегда есть готовый ответ.
Тем временем усилия Борко увенчались успехом: - огонь в печи разгорелся, повеяло теплом.
- Спасибо, матушка, - поблагодарил Борко печь, - спасибо за тепло и ласку.
Так принято у вендов: печь, очаг - это жилище бога Земного Огня. Ему тоже дадут положенную жертву, без этого нельзя. Огонь священен...
- Я утром кабанчика подстрелил, - сообщил Борко. - Выпотрошил сразу, он внизу лежит. Нести?
- Тащи, Борко! Скорее тащи! - обрадовался Милован. - Уха-то ушла! Небось водяной ее сейчас уминает! Сейчас мы кабанчика запечем, да не просто так: а с чесноком, с перцем! Луком пересыплем. Не хуже чем на костре получится.
Милован, ровесник Борко, еще по весне ходивший с ним в отроках, постоянно испытывал легкий голод. Конечно, под их помещением кладовая, и под нее отведен аж целый ярус, там всего полно, год можно безбедно жить - никуда не выходя, но... Там ведь все про запас приготовлено, яства хоть и вкусные, но холодные. А Миловану хотелось чтоб с пылу, с жару! Он еще на берегу, перед мороком, у котла с ухой вертелся, чуть не приплясывал. Милован в нетерпении вскочил.
- Где кабанчик? Я щас мигом сбегаю!
Борко прикрыл устье печи заслонкой. Чтоб бог земного огня Агуня, войдя в силу, не швырял головешки, не гневался, что еще не получил положенную требу.
- К моему седлу кожаный мешок приторочен. Там кабанчик, в холстину укутан. Да погоди, Милован, я сам схожу. Жеребцов заодно гляну. Ну что, други! Готовим кабанчика? А, Любомысл? Поможешь?