Десять лет назад это была средней паршивости деревня с населением в сто семей, серыми избенками, непролазной грязью в дождь и одуряюще знойным сонным летом, но когда по весне, как раз перед майскими праздниками, на Объекте произошел хлопок, Марьевка мигом опустела и превратилась в ненаселенный пункт.
Эваккоманда в зеленых герметичных костюмах тщательно осмотрела каждую избу, после чего понавешала табличек "Радиоактивное заражение. Опасно для жизни", расколошматила все магазинные запасы спиртного и укатила в другой ненаселенный пункт, в десяти километрах от этого.
Эваккоманду Пантелеймон Веревкин, лежавший вусмерть пьяный в лопухах на задворках, воспринимал как зеленых чертей, и хотя из него так и рвалась песня, он выдержал волю и не запел, понимая, что если черти его поймают, то значит они настоящие. И, выходит, это что? Белая горячка.
В те времена Веревкину было пятьдесят восемь, и сорок два года из них он пил каждый Божий день. Но ни разу не допивался до белой горячки, потому как отрубался раньше, чем она приходила.
Сейчас ему было шестьдесят восемь, но он по-прежнему был сух, легок на ногу и пьющ. Самогонку он гнал из чего угодно, используя для закваски собранный по домам сахар и изюм, которого в брошенном магазине было навалом. С закуской проблем тоже не было, вон сколько огородов под боком, на каждом что-нибудь да уродится, плюс магазинная килька в томате, которая прекрасно шла зимой.
И вот ведь что интересно. Уж под семьдесят вроде, а чувствовал себя Веревкин максимум на пятьдесят, вроде как молодел. На лысине, правда, волос не прибавилось, но зубы в количестве десяти здоровых и шести с дуплами за десять лет сохранились великолепно, ни руки, ни ноги перед непогодой не крутило, брюхо не пучило, сердце билось ровно, даже если Веревкин перебирал, а вот глаз, несомненно, стал острее, и ухо чутче. За версту видел летящую птицу и слышал, как топает груженный сосновой иголкой муравей.
Ну, а то, что мерещилось порой черт знает что, его не пугало - мало ли что примерещится после литра самогона. Следов-то не было, значит, ничего этого тоже не было.
Объект располагался в пяти километрах от деревни. Прошлой осенью, собирая грибы, Веревкин дошел до опутанной колючей проволокой зоны, и в просвете между могучими деревьями увидел, что Объект ни капельки не изменился, такие же громадные, массивные бетонные кубы... этих, как их... энергоблоков и несколько зданий поменьше. Стены, правда, у этих кубов теперь были в бурых разводах, как будто с крыш постоянно сочилась ржавая вода, а стекла в зданиях были напрочь повыбиты. Так что ошибся маленько Веревкин - Объект изменился.
Вон и растительность вокруг хрен знает какая: деревья в высоту метров под сто вымахали, папоротник стал ростом с Веревкина, а то, что он поначалу принял за болотный камыш, было разросшейся до безобразных размеров осокой.
"Нафиг, нафиг", - подумал Веревкин и дал деру. В двух-стах метрах от Объекта лес стал помельче, однако у Веревкина страсть к грибам поубавилась. Напугала его эта осока. Всё же грибы надо собирать по-трезвому.
======
Каждый год, обычно летом, на двух УАЗиках в Марьевку приезжали люди в герметичных костюмах и шныряли повсюду с хитрыми приборами наперевес. Только уворачивайся, чтобы на глаза не попасть. Но этих бояться было нечего, эти дальше своего носа ничего не видели, гораздо опаснее были шакалы, приезжающие на фургонах, по два, по три фургона зараз, которые обшаривали каждую подсобку, каждый чердак, и увозили с собой столы, стулья, одеяла, банки с разносолами, до которых у Веревкина не дошли руки. Эти как-то гнались за ним до насыпи, уговаривая: "Подожди, мужик, тут тебе пенсия причитается", - но Веревкин не попался на удочку, шмыгнул в овраг, затем в другой, потом в следующий и затаился в своей пещере. После этого шакалы с особой тщательностью обшарили каждый уголок, но свидетелей своего мародерства больше не нашли, равно как не нашли и замаскированную пещеру Веревкина с бесценным самогонным агрегатом и килькой в томате.
Вот так потихоньку и текла жизнь. Всё вокруг ветшало, а Веревкин понемногу молодел и дичал, отвыкая от русского языка, но тут на заброшенном сильно охраняемом Объекте произошел второй хлопок, на сей раз стократ сильнее, так как произошел он в замкнутом объеме в связи с превышением критической температуры.
Вот с этого, собственно, момента и начинается история.
Глава 2. Армейская разведка
Дозиметрическая служба в пункте Б. (30 км от Объекта) зафиксировала значительное превышение существующего радиационного фона, что говорило об одном - на Объекте новый хлопок с разбросом содержимого саркофага. Однако сам Объект молчал, и это было странно. Если бы телефонная связь была единственной и при этом перебиты бронированные кабели, тогда было бы еще понятно, но он также не отвечал и на запрос по спутниковой связи, а это говорило уже о другом: либо взрыв был такой силы, что помимо постов охраны уничтожил заглубленный на двенадцать метров железобетонный бункер с контрольным пунктом наблюдения, либо осуществлена диверсия с последующим подрывом саркофага...
Вадим ехал во втором бронетранспортере и внушал себе, что надо быть терпеливым. Жарко - не то слово, но ведь всем жарко, лето, братишка, июль. А ты хотел, чтобы в чреве бронированной машины, да еще в прорезиненном комбинезоне было прохладно, как в бассейне? Ишь, размечтался. Ты вот лучше представь, говорил он себе, что на улице минус тридцать пять, а ты в одних плавках верхом на броне. Что предпочтительнее? То-то же. Ребята терпят, и ты терпи.
Кальсоны, поди, хоть отжимай, подумал он. По спине пробежала струйка пота, и это движение почему-то принесло облегчение.
Вот колеса начали постукивать, значит с асфальта съехали на бетонку. Вымощенная бетонными плитами дорога была стратегической, по ней малой скоростью подвозилась ядерная требуха для реакторов.
Селиванов затормозил у бункера, и бойцы, надев противогазы (здесь на открытой местности в связи с аварией полагалось надевать противогазы), по одному начали выбираться наружу.
Потом лейтенант Велибеков, выстроив их в две шеренги, в который раз ставил задачу, упирая на технику безопасности, то есть никуда не лезть, противогаз не снимать, комбинезон не расстегивать, идти по ниточке вдоль КСП от поста к посту и в случае чего немедленно открывать огонь, а Вадим, слушая вполуха, таращился на гигантские сосны, на торчащие вдоль опушки ядовито-красные мухоморы ростом с табуретку, на кусты, взметнувшиеся на высоту молодой яблони, и в голове у него крутилось восхищенное: "Ух ты, мать твою. Вот это да-а..."
Он был самым младшим в роте, весной перед призывом стукнуло восемнадцать, и хотя ростом и шириною плеч он не уступал накачанному сержанту Завехрищеву, возраст сказывался, и порой он бывал излишне простодушен, а это в армии наказуемо. В том плане, что грех не подшутить над телком. Однако у белобрысого Вадьки были при этом такие счастливые глаза и такая заразительная улыбка, что подшучивать почему-то не хотелось. Впрочем, гориллоподобному Завехрищеву было начхать на глаза и улыбку, он уже раз пять нацепил Вадима и потом долго ржал, показывая на него пальцем и хватаясь за живот. Ржал, надо сказать, в одиночку. Вадим кусал губы и сжимал кулаки, но, понимая, что сержант воспользовался его промашкой, в драку не лез, а делал выводы. И мало-помалу перекраивал себя, но сегодня... больно уж всё вокруг было необычное. Как в сказке.
Андрей, стоявший слева от Вадима, пихнул его локтем в бок.
Вадим вытянулся в струнку и преданно уставился на Велибекова. Тот в свою очередь сквозь стекла противогаза в упор смотрел на него и набирал побольше воздуха, чтобы обрушиться на рассеянного бойца. В глазах у Вадима, однако, было столько кротости, что Велибеков, шумно выдохнув, сказал нейтрально:
- Не ротозействовать. Красот тут много, спору нет, но еще больше дерьма. Нахватаетесь, всю жизнь на лекарства будете работать.
После чего выдал каждому по два рожка с патронами.
======
Бункер был закрыт, вызывное устройство работало, но изнутри не доносилось ни звука. Велибеков выудил из планшета связку ключей и, выбрав по прицепленным к ним биркам нужный, вскрыл стальную дверь.
- Завехрищев и Петров, за мной, - скомандовал он. - Остальным ждать здесь.
Завехрищев, а потом Вадим шагнули вслед за ним в скудно освещенный тамбур, где была еще одна дверь, такая же массивная, выкрашенная в зеленый цвет, на которой имелся кодовый замок.
- Глаз за тобой да глаз, - сказал Велибеков Вадиму, пробежав пальцами по кнопкам кодового замка и открыв дверь. - Будешь пока со мной ходить.
Воспитываете? - подумал Вадим. Ну-ну.
- Ладно, парень, не обижайся, - сказал Велибеков, зафиксировав замок в открытом положении и отключив его. - Мне сейчас крепыши нужны - таскать придется.
Спустившись из тамбура по пологой широкой лестнице на первый подземный этаж, они попали в камеру дезактивации, где их омыли струи бьющей сверху, снизу и с боков пенной жидкости, которая вскоре сменилась обычной водой. Далее они попали в сушилку с сухим горячим воздухом и уже затем в раздевалку, где на плечиках висели комбинезоны персонала, всего пять комбинезонов. Рядом стояли пять пар сапог. Здесь же имелся отсек с защитными скафандрами, снабженными системой охлаждения. Пять скафандров.
Они сняли противогазы. Теперь так и будет - то снять, то надеть.
Следующим этапом был душ и еще одна раздевалка, с рабочей одеждой в шкафах. Душ и раздевалку они преодолели походным маршем, после чего спустились на второй этаж.
На втором этаже, набитом всевозможной аппаратурой, они нашли первого. Это был парень в синих легких брюках и белом халате. Он лежал на полу, рядом с головой валялся белый чепчик, на лице его застыла гримаса ужаса. У парня была сломана шея. Следов разрушения не было.
- Что же ты, интересно, увидел? - пробормотал Велибеков и скомандовал: - Вниз.
На третьем, нижнем, этаже, в пультовой, они нашли остальных. Все были в белых халатах и синих брюках, у одного, постарше и с усами, из-под халата выглядывала тельняшка. Здесь произошла драка, но с кем? Пара кресел и металлический сейф были опрокинуты, как будто кто-то, отступая, возводил временные баррикады. Была вдребезги разбита стеклянная ваза, и среди стеклянного крошева на подсохшем полу валялись увядшие цветы. Кто-то могучий свёз к стене тяжеленный, заставленный приборами стол, приборы чудом устояли, хотя стол со всего маху врезался в стену. Рядом со столом в неловкой позе лежал усатый, в углах рта у него запеклась кровь, в виске зияла черная рана. Чуть поодаль, схватившись за живот, клубком свернулся маленький толстячок. Он, похоже, катался по полу, не видя света от боли, пока не затих. Еще один, плотный парень, уткнулся головой в клавиатуру включенного компьютера. Кто-то ахнул его по макушке массивной мраморной пепельницей, а саму выпачканную в крови пепельницу поставил рядом на стол. Последний, тоже молодой человек, сидел в кресле перед столом, густо уставленным телефонами. У него, как и у того, на втором этаже, была сломана шея.
- Грабов, - сказал Велибеков, глядя на усатого. - Железный Грабов.
На огромном во всю стену плане Объекта мерно высвечивалась граница зоны, мерцали периметры энергоблоков, административных зданий, складов и тревожным кричаще красным пятном пламенел квадрат саркофага.
Что же тут произошло? Кто сумел тайно (именно тайно, поскольку никто не ожидал нападения - это ясно, как Божий день) проникнуть в бункер, безжалостно перебить персонал и спокойно уйти, заперев за собой дверь? Почему не сработала сигнализация, когда супостаты вскрывали бункер? И как вообще никто не смог заметить проникновения? Ведь здесь было круглосуточное дежурство. Да и запоры - будь здоров, так просто не влезешь, если, конечно, у тебя нет ключей.
А может, супостаты эти никуда не уходили? - подумал Вадим. Ждут где-нибудь в тайном месте, здесь, в бункере, есть где спрятаться. Какая-нибудь банда суперменов. А может, вон за той фанерной дверью в подсобку скрывается такое, ну просто такое... Недаром же здесь вся растительность непомерных размеров. Вадим представил себе увеличенную в сорок раз медведку, к тому же вставшую на дыбы. Обделаться можно. Да взять какую-нибудь личинку, того же майского жука. Банда личинок во главе с медведкой...
- Петров, - сказал Велибеков, - опять тебя понесло? Надень противогаз. Теперь бери вот этого... Да не бойся ты, он уже не кусается... На плечо его закинь, на плечо, ногами вперед...
Тело еще гнулось. Вадим заставил себя думать, что это не труп, а раненый товарищ, и поспешил вслед за Завехрищевым, топавшим по железным ступенькам с таким видом, будто всю жизнь только и делал, что таскал покойников...
Убитых положили на опушке, накрыли брезентом, после чего Велибеков, оставив у БТРов водителей Селиванова и Чеплашкина, лично повел бойцов на периметр зоны.
Дверь КПП была закрыта изнутри на щеколду, пришлось ее вышибать. Сам пропускной пункт был пуст, зато в кабинете начальника караула имелись два трупа в полевой форме. Один, сержант, навалился грудью на стол, рука его была выброшена по направлению к телефону, из-под лопатки торчал штык-нож, другой, рядовой, сидел на полу, привалившись спиной к стене, смотрел на вошедших мертвыми глазами и страшно скалил зубы. Этот был пропорот насквозь метровой ржавой трубой. На настенной вешалке висели два автомата. Вадим закрыл глаза, но так было еще хуже, и он их открыл, стараясь больше не смотреть на убитых.
Велибеков сказал что-то Завехрищеву про защитные скафандры, тот ответил: "Для форсу". Привыкли, мол, что уровень радиации постоянно в норме, что от этого уровня нигде не чешется и ничего не отваливается, вот и нарушают сплошь и рядом. Конечно, в скафандре прохладно, этого не отнимешь, но он жесткий, местами натирает до крови, а драпать в нём, ежели что, вообще замучаешься. И хлопок не держит.
- Не свисти, держит, - возразил Велибеков и скомандовал: - Оружие наизготовку. Цепью вперед, дистанция один шаг...
Всё пространство от КСП до энергоблоков было покрыто лужицами воды, под сапогами хлюпало, создавалось впечатление, что местность заболочена. Впереди шел Велибеков, за ним Завехрищев, далее Вадим, Андрей и все остальные...
В отличие от наряда, дежурившего на КПП, караульные первого поста охраны действовали строго по инструкции: один находился на вышке, другой внизу, оба были в скафандрах, при оружии. Оба были расстреляны в упор. У тех оружие висело на вешалке, у этих на плече (видно, только что заступили на пост), но и эти также не успели им воспользоваться.
- Оттаскивать? - спросил Завехрищев.
- На обратной дороге, - ответил Велибеков.
Хлюпая сапогами, они потопали дальше вдоль периметра.
- Откуда здесь вода? - спросил сзади Андрей.
- Черт его знает, - сказал Вадим и вдруг увидел, что справа от него странным образом заискрился воздух.
Он подумал сначала, что на стекла противогаза упал солнечный луч, но потом понял, что ошибся и похолодел от ужаса.
======
Справа от него (слева была колючка внутреннего предзонника) на вспаханной контрольно-следовой полосе прямо из воздуха возник вдруг одетый в белый халат, тельняшку, синие штаны и чепчик усатый Грабов, привычно ухватился правой рукой за ствол автомата, левой за правое запястье Вадима и начал ловко выворачивать автомат из вадимовых рук, норовя ударить его стволом по кадыку. Он был невероятно силен, этот призрачный "Грабов", и прием у него был отработан. Вадим понял, что долго не выдержит.
- Дай-ка я, - крикнул Андрей, забегая сбоку, и впечатал приклад своего автомата в висок "Грабову".
Приклад с чмоканьем прошел сквозь голову, не причинив призраку никакого вреда.
"Грабов" вывернул автомат у Вадима и, хищно присев, выпустил весь рожок в Андрея и стоящих сзади остолбеневших бойцов. После этого, подмигнув Вадиму, он сунул автомат ему в руки, отдал дурашливую честь побелевшему Велибекову и медленно растаял в воздухе. Перед тем, как пропасть, его размытая тень заискрилась.
Надо сказать, стреляла эта потусторонняя сволочь очень метко. Андрей был еще жив, другим помощь была уже не нужна, в каждом из них было по нескольку пуль и одна из них обязательно в сердце.
Вадим присел над Андреем. Он видел, как у того вваливаются глаза и взгляд стремительно тускнеет. Андрей, умный, деликатный, справедливый Андрей уходил, и ничем ему нельзя было помочь, даже если бы рядом находилась скорая помощь. Даже если бы он лежал на операционном столе.
- Узнал? - спросил за спиной Велибеков.
- Грабов? - хрипло отозвался Завехрищев.
- Он, - сказал Велибеков.
Всё, Андрей ушел.
- Вадим, - сказал Велибеков. - Здесь опасно оставаться. Петров!
Вадим встал, хмуро посмотрел на командира, нагнулся за автоматом Андрея, потом взвалил Андрея на правое плечо и, осторожно перешагнув через трупы, почти бегом устремился к КПП, неся в левой руке два автомата. После железной хватки "Грабова" мучительно ныли мышцы...
Пятеро из бункера по-прежнему находились под брезентом, глупо было бы предполагать, что они могут исчезнуть. Грабов несомненно был мертв, вот только на лице его как будто появилась этакая хамоватая ухмылочка. Или нет? Или всё это нервы?
Подошли обвешанные оружием Велибеков с Завехрищевым, начали с лязгом сгружать на траву.
- Что, не похож? - спросил Велибеков и, подойдя, внимательным взглядом ощупал лицо Грабова, потом посмотрел на лежавшего в стороне Андрея и сказал: - А что ж его не под брезент?
- Рядом с убийцей? - глухо отозвался Вадим, закрывая покойников.
Подоспели Селиванов и Чеплашкин, которые до этого скрывались за БТРами, там, где тень погуще.
Увидев Андрея и горку оружия, Селиванов присвистнул.
- Ты, Вадим, не кипятись, - сказал Велибеков. - Им здесь, может быть, ночь лежать. Пока там верха раскачаются... Брать их с собой мы не имеем никакого права.
- Андрея не оставлю, - набычившись, заявил Вадим.
- Здесь, Петров, будет работать комиссия, - веско сказал Велибеков. - Мне еще хорошего пистона вставят, что распорядился вытащить их из бункера. Хоть назад заноси... А теперь всё оружие, побывавшее в зоне, в мою машину.
- Андрея не оставлю, - упрямо повторил Вадим.
- Второго Грабова захотел? - сузив глаза, сказал Велибеков. - Хочешь, чтобы и нас порешили? Не будет этого.
Глава 3. Сфера
Рация в БТРе работала, но связи со штабом не было, был нескончаемый монотонный гул на всех частотах, да вот еще можно было переговорить с машиной Велибекова, следующей сзади. У лейтенанта связь тоже "не фурычила".
Чертыхнувшись, Завехрищев вырубил рацию и сказал:
- Да уж, парень. Теперь ты с нас должен пылинки сдувать.
Никто не ответил, и он продолжал мечтательно:
- Будешь мне, стало быть, компот отдавать. Всю неделю. Нет, десять дней для ровного счета.
- Это ты мне? - на всякий случай спросил Вадим, чувствуя по тону, что задирают именно его. Не Селиванова же.
- Тебе, тебе. Пули-то из твоего автомата. Почему, думаешь, лейтенант оружие конфисковал?
Достал ты меня, Завехрищев, подумал Вадим и сказал:
- Но ты же видел, козел, что это не я. Ты же видел.
Завехрищев ухмыльнулся, довольный.
- Видел. А кто поверит, что это сделал жмурик? Вот я и говорю: тебе нужны свидетели. Так что без нас с лейтенантом ты теперь никуда, херувимчик. Что предпочитаешь - компот отдавать или портянки стирать?
- Ну и дерьмо же ты, Завехрищев, - сказал красный, как рак, Вадим.
Селиванов сидел, навострив уши, и старался не пропустить ни единого слова.
- Не, ну ты наивняк, Петров, - добродушно сказал Завехрищев. - Тебе чего ни скажи - всему веришь. Я тут, понимаешь, Ваньку валяю, а ты всё за чистую монету имеешь. Не, Петров, с тобой не соскучишься.
- У тебя совесть есть, Завехрищев? - спросил Вадим. - Ты когда-нибудь лучшего друга терял? Что ты за обормот такой?
- Во, Петров, молоток, - одобрительно сказал Завехрищев. - Уже огрызаешься. Уже не телок. А друга, между прочим, я терял. И не одного. И не тебе, сявка, об этом спрашивать.
Сказано это было без особой злости, но с таким выражением, что отбивало всякую охоту продолжать эту тему. Опасный человек был этот Завехрищев, ох, опасный. С двойным, а то и тройным дном, и каждое дно полным-полно дерьма. Это он изгалялся, пока рядом не было Велибекова, при Велибекове он молчал в тряпочку. И начал он этот разговор только потому, что хотел освободиться от всех своих страхов, которых натерпелся в зоне. Это, кажется, называется энергетический вампиризм. Там потерял, тут нахапался.
БТР вдруг с ревом полез вверх на крутой подъем и начал вставать вертикально. Селиванов резко затормозил и дал задний ход, выруливая влево, чтобы не наехать на машину Велибекова.
- Ты что, сдурел? - сказал ему Завехрищев. - Откуда здесь горы?
- Ничего не понимаю, - заглушив мотор, пробормотал Селиванов. - Впереди ровная дорога. Можете полюбопытствовать.
- Полюбопытствовать можно у Маньки за пазухой, - заметил Завехрищев, однако, потаращившись из-за его плеча в смотровой люк, вынужден был признать: - Чушь какая-то.
Он выбрался наружу, переговорил о чем-то с Велибековым и, вернувшись в БТР, буркнул:
- Селиванов, давай за командиром...
Битый час они колесили то по асфальту, то по тряским проселкам, пока не уразумели, что Объект взят в какое-то кольцо, из которого просто так не выбраться. Велибеков попробовал пройти пешком - эффект был тот же. Лесная дорога, вихляясь, уходила вдаль, а Велибеков вдруг резко и круто начинал подниматься по невидимой вертикальной стене, рискуя опрокинуться, но почему-то не опрокидывался, хотя и стоял параллельно земле.
Связь по-прежнему не работала.
- Попробуем через спутник, - сказал Велибеков, однако, когда они вернулись к бункеру, оказалось, что связь не работает и через спутник.
Значит, это было не кольцо, а сфера, и надежды на помощь с воздуха не было никакой. Другой вопрос, что сфера эта была явлением временным, проехали же они сюда, к Объекту, на двух БТРах и даже не моргнули. Выходит, не было тогда этой сферы. То она, понимаешь, есть, то её, понимаешь, нету. Но могло быть и так, что сфера эта с некоторых пор существовала постоянно и работала по принципу односторонней проводимости: сюда - будьте любезны, обратно - извините, - и вот это-то, пожалуй, было больше всего похоже на правду.
Вадиму, который, как привязанный, ходил вслед за Велибековым и который слышал, о чем тот переговаривается с Завехрищевым, всё больше становилось не по себе, потому что речь шла о том, где безопаснее всего заночевать - в бункере, попеременно бодрствуя, или в БТРах, наглухо закрывшись, найдется ли хотя бы в одном из двух бункеров какая-нибудь провизия, ведь пища сюда привозилась из полковой кухни, есть ли тут запасы питьевой воды и как долго можно протянуть при существующей радиации, если вообще не выходить из бункера. Перспектива, одним словом, нулевая.
- Канализация, - сказал вдруг Велибеков, и у Завехрищева загорелись глаза.
А действительно, подумал Вадим. По земле нельзя, по воздуху тоже, так, может, под землей этой чертовой сферы нету? Ну, лейтенант, ну, голова.
Они нашли колодец поближе к границе сферы, Чеплаш-кин с натугой отвалил люк, и Велибеков, сделав Вадиму знак следовать за собой, нырнул в узкую черную дыру, на дне которой плескалась вода...
Воды было по колено, течение слабое. Велибеков, посвечивая фонариком, пошел вперед, Вадим двинулся за ним. Труба была солидная, метра полтора в диаметре, рассчитанная на хороший сброс жидкости, но идти всё равно приходилось сильно согнувшись, и вскоре у Вадима заныла спина. Вода сквозь сапоги холодила ноги, и вообще здесь было хорошо, прохладно. Хорошо, прохладно. Можно представить, как здесь было бы хорошо и прохладно без противогаза и комбинезона, который на сапогах был перехвачен широкой резинкой и ремешками. Смрад, поди, безбожный, фекалии разные...
Велибеков остановился. Вода бежала дальше, а для людей путь был закрыт.
======
Было уже шесть вечера. Вот так незаметно они пробыли в эпицентре заражения семь часов. Всё здесь было пропитано заразой: и густые кроны, и сочная трава, и эти сосновые шишки, и эти песчинки, которые ветер швырял в стекла противогаза. Знать бы заранее, переоделись бы в скафандры, но ведь никто не собирался задерживаться здесь так долго.
Единственным безопасным местом в этом радиоактивном болоте был бункер...
Они с наслаждением помылись в душе, выстирали пропотевшее белье, после чего облачились в униформу - синие брюки и белые халаты, в которых после грубых прорезиненных комбинезонов было легко и приятно. Прохладно, воздух све-жайший, морду не стягивает тугой противогаз, сейчас бы еще щец да тушеной капусты с ломтиками свинины, но тут полезли мрачные мысли. Правда, не ко всем. К Селиванову и Чеплашкину точно не полезли, ишь, физии сияют, они-то не видели этих пятерых в бункере, и охранников не видели, и "Грабова", а вот к Вадиму полезли. И к Завехрищеву, видать, тоже. Нахмурился, бугай, заиграл желваками. Лишь Велибеков непроницаем, как будто их светлое будущее перед ним, как на ладони. Светлое и оптимистичное.
- Та-ак, - сказал Велибеков. - Где-то тут у них должно быть пропитание.
Пропитание обнаружилось на втором этаже в холодильнике: шмат сала, два десятка вареных яиц, полкаталки сухой колбасы, пять свежих огурцов, маргарин, масло, буханка черного хлеба. Холодильник стоял в закутке с замаскированной дверью - высокое начальство нипочем не заметит, а своё если знало об этом маленьком нарушении, то закрывало на него глаза. Здесь же в закутке имелись металлический стол с пластиковым верхом, пара табуреток и узкий пенал, в котором хранились посуда, кастрюли, электрическая плитка, чайник, банки с крупами, соль и куча пакетных супов. Это был сухой запас на всякий случай. На столе в завязанном полиэтиленовом пакете лежал позеленевший батон, приготовленный на выброс. Приготовить приготовили, а выбросить не успели.
- Сплошные нарушения, - сказал Велибеков. - Питание привозилось в термосах, а эти ребята соорудили здесь собственную кухню.
- И слава Богу! - заметил Завехрищев. - Вдруг вечером приспичит? Или ночью? Стрескал яичко - и порядок.
- Ночью? - переспросил Вадим. - Они что же, здесь ночевали?
- Вахтовый метод, - сказал Велибеков. - Смена через двенадцать дней. Тут, парень, всё продумано. Есть еще один бункер - для бойцов охраны. Там комнаты отдыха, душ, сортир, всё как положено.
- Там тоже кто-то есть? - содрогнувшись, спросил Вадим.
Велибеков утвердительно кивнул.
Везде трупы, понуро подумал Вадим. А где же ночевать-то?
- Ты, Петров, странная личность, - сказал Велибеков, смахнув на пол зеленый батон и отправив его носком тапочка точно в угол. - В части я тебя знал, как оптимиста, почему и взял с собой. Но ты за эти семь часов что-то уж совсем завял. Что с тобой, парень? Встряхнись, это еще только начало.
- Начало чего? - спросил Вадим, понимая, что Велибеков прав - нельзя всё видеть в черном цвете, какой-то выход да есть, не может быть, чтобы не было.
- Ты, Петров, как будто в тундре живешь, - явно подражая Велибекову, сказал Завехрищев, выуживая из пенала двухлитровую кастрюлю. - Забыл, кто ты есть такой? Ты, Петров, боец государственной армии. Государство за тебя, за оглоеда, отвечает, поэтому оно, государство, в лепешку расшибется, а тебя, оглоеда, из этого дерьма непременно вытащит. Ты же, Петров, как сознательный боец, должен помогать любимому государству тащить тебя за уши из дерьма. И вот так обоюдными усилиями ты, Петров, будешь спасен. А если ты вместо того, чтобы помогать, будешь плавно идти на дно, то тебя тоже вытащат, но уже дохлого. Усёк разницу, Петров?
Сказав это, Завехрищев покосился на Велибекова - мол, как я его, салагу? - но Велибеков и глазом не моргнул.
- В том бункере тоже трупы? - неожиданно спросил Селиванов. - А где же тогда, нафиг, спать?
- Еще один пришибленный, - сказал Завехрищев и ушел за водой в туалет.
- В конце коридора есть комната с пятью кроватями, - ответил Велибеков. - Там и будем спать.
- А трупов нету? - уточнил Селиванов.
- Нету, - ворчливо сказал Велибеков. - Почисть-ка лучше яйца. По яйцу на брата. Ты, Чеплашкин, режь колбасу, нет, колбасу я сам, дело ответственное, режь огурцы. А ты, Петров, вскрой пакет с супом, вот тебе еще один нож. Ножей-то у них, ножей, прямо бандюги какие-то. Потом будешь масло на хлеб намазывать...
После ужина Велибеков с Завехрищевым спустились вниз с очередной попыткой установить связь, а бойцы отправились в комнату отдыха. Комната отдыха оказалась большой, прямо хоть пляши. Здесь кроме пяти кроватей имелись стол, пять тумбочек, пять стульев, пустой платяной шкаф с шахматами и домино на одной из полок, книжный шкаф с технической литературой (на ночь, что ли, читали?), маленький цветной телевизор. Телевизор, разумеется, не работал, читать не хотелось, в шахматы никто кроме Вадима не играл, поэтому бойцы врезали по костяшкам.
В десять вечера подошли Велибеков с Завехрищевым.
- Стол не проломите, - посоветовал Завехрищев. - Интеллектуалы.
- Может, в шахматы? - спросил Вадим, широко улыбаясь. По шахматам у него был третий разряд.
- Спасибочки, - ответил Завехрищев и смачно зевнул. - Мы на компьютерах наигрались - во как. Оно, конечно, полегче, на компьютерах-то, чем козла забивать, но тоже изнуряет.
======
Вадима разбудил грохот. Что-то там внизу тяжело ворочалось, роняя приборы, столы, стулья, потом загремело совсем рядом, в коридоре. Со звоном лопнула натянутая струна.
Вспыхнул свет. Смуглый жилистый Велибеков в широченных трусах (там, в раздевалке, их было много, целая стопка), щурясь, стоял у выключателя и прислушивался к тому, что происходит в коридоре. А в коридоре снова было тихо, только внизу периодически падали на пол тяжелые предметы.
- Все ко мне, - скомандовал Велибеков, и как только бойцы в точно таких же семейных трусах окружили его, продолжил свистящим шепотом: - Я выхожу в коридор и врубаю свет. Затем, смотря по обстоятельствам, следую либо к основной, либо к запасной лестнице. Если везде перекрыто, остается аварийный ход. От меня не отставать, Завехрищев замыкающий. Цель: первый этаж, комбинезоны, далее улица и БТР. Вперёд.
Он нырнул в дверь, в коридоре зажегся свет...
Вадим бежал вслед за Селивановым. Коридор был пуст, но почему-то не оставляло чувство, что на тебя кто-то упрямо смотрит. Он сосредоточился на тощей селивановской спине с торчащими лопатками. Уши торчат, теперь вот лопатки. Селиванов потерял тапок и резко затормозил. Вадим остановился, в него тут же врезался Чеплашкин, в Чеплашкина Завехрищев. Оказавшись между двумя здоровяками, Чеплашкин сдавленно вякнул, а Вадим, чтобы не упасть, сделал шаг и коленом наподдал под зад Селиванову. Селиванов устремился вперед, быстро-быстро семеня, и живо догнал размеренно, как на тренировке, бегущего Велибекова.
Основная лестница также была пуста. Шум внизу, кажется, прекратился. Может, напрасны были страхи, подумал Вадим, может, это были какие-то подземные толчки, какие-нибудь почвенные подвижки? Но Велибеков всё бежал, не снижая скорости, и они бежали за ним, причем Селиванов в одном тапке.
На первом этаже вновь возникло ощущение неприятного пристального взгляда. Все это чувствовали и все нервничали...
Но вот они упаковались в комбинезоны - и тут началось невероятное.
Висевшие в шкафчиках комбинезоны и скафандры соскочили вдруг с вешалок, разбухли, как будто кто-то в них влез, и, безголовые, ринулись в атаку.
Вадим увидел, как внешне неуклюжий Велибеков провел скупой на движения прием, и напавший на него комбинезон сочно впечатался в стену, но тут же оттолкнулся от нее ногами и стремглав полетел на Велибекова. Велибеков посторонился... В этот момент на Вадима налетели два скафандра, и он сразу почувствовал их железную хватку. Кто же в них вселился? Помогло знание самбо, которым Вадим с переменным успехом овладевал с пятого класса. Против самбо скафандры были слабы.
Кто-то приглушенно захрипел, заколотил ногами по полу.
- Держись, - крикнул Завехрищев, разбрасывая двух своих "противников" и спеша к лежащему на полу Селиванову, которого душили два комбинезона.
Сволочи, вдвоем на одного тощего Селиванова. Один сидел у него на животе, держа руки, другой встал коленом на горло.
Завехрищев опоздал, к тому же его за ноги обхватил один из "противников" и гигант-сержант плашмя рухнул на пол.
Всё продолжалось, может быть, минуты две, Вадим даже не успел поразиться нелепости происходящего. Он выскальзывал из захватов, отбивал бьющие руки и ноги, сам проводил приемы, уже не глядя по сторонам. Он лишь слышал хрипы, хлесткие удары, тяжелый топот.
Всё кончилось мгновенно. Комбинезоны и скафандры как по команде отскочили к шкафчикам, сделались плоскими и резким движением все одновременно вздёрнулись на вешалки.
На полу лежали Селиванов, Чеплашкин... и Велибеков.
Велибеков был жив, но на губах у него пузырилась кровавая пена, а взгляд угасал, как днем у Андрея.
- Где больно? - опускаясь перед ним на колени, спросил Завехрищев. - Гасанбек!
- Уходите, - прошептал Велибеков. - Может, теперь открылось.
Он вдруг судорожно, натужно кашлянул, выхаркнул кровавый комок, который расплылся на полу алой глянцевой лужицей. Изогнулся дугой и обмяк.
А снизу уже шел кто-то тяжелый, стальная лестница громыхала и гудела под ним.
Сразу в трех местах: у шкафчиков, у двери в душевую и рядом с распростертым Чеплашкиным, - заискрился и помутнел воздух, затем возникли три обросших рыжими волосами, огромных, до потолка, бесформенных монстра. Ног у монстров не было, и они, раскачиваясь из стороны в сторону, рывками передвигались вперед, красными глазками сквозь путаницу жестких волос буравя оторопевших служивых. В этих глазках не было ни разума, ни любопытства, как будто это были не глаза, а пришитые пуговицы.
Один из них, тот, что находился дальше всех и которому ковылять пришлось бы дольше всех, повалился вдруг на бок, на боку этом образовались короткие толстые лапы с кривыми желтыми когтями, сам он как-то поджался, укоротился, сделавшись похожим на огромного кабана, и, стуча когтями о резиновый настил, резво помчался на затюканных бойцов. Остальные монстры также повалились на бок.
Завехрищев опомнился первым.
- Петров, - просипел он, - за мной.
И бросился в сушилку.
Вадим юркнул следом, захлопнув за собой дверь, в которую тут же увесисто бухнулся мохнатый монстр.
На максимальной скорости они преодолели сушилку, камеру дезактивации, лестницу, тамбур и, наконец, очутились на улице. Они лихорадочно, но тщательно закрывали за собой все двери, как будто это могло сдержать вездесущих монстров. Там, внутри, что-то гремело и рушилось.
На улице было темно, как в могиле, лишь жиденькая желтая лампочка в тамбуре только что покинутого бункера, ощутимо подрагивая от внутренних толчков, освещала выщербленные бетонные стены. Единственная на всю округу лампочка Ильича. Периметр близкого Объекта был черен.
Завехрищев пошел по бетонке к БТРам и вскоре наткнулся на один из них. Вадим, шедший следом, увидел вдруг, что справа, там, где на опушке должны были лежать накрытые брезентом мертвецы, возникает характерное свечение. Завехрищев тоже увидел это и вполголоса выругался.
Стараясь не шуметь, хотя какое там - не шуметь, они погрузились в БТР. Завехрищев завел дизель, резко развернулся, врубил фары и погнал машину так, что только шины пищали.
Глава 4. Хозяин
Странные создания эти людишки. Всюду лезут, до всего им дело. Вот уж вроде бы всё ясно, не их это теперь земля, профуфунили, так нет же, лезут, не понимая одного - теперь этой земли, что профуфунили, будет становиться всё больше и больше. Им бы драпать отсюда, задрав штаны, ан нет, напялят на себя хитрую амуницию, которая вроде бы защищает, а на самом деле дыра на дыре, выставят перед собой автоматы и прут, дураки, с этими пукалками супротив самой сильной армии в мире, поскольку она нематериальна. Ни расстрелять её, ни взорвать, ни в землю зарыть, зато, когда надо, любой облик примет, любые клыки отрастит.
Любопытно было смотреть, как душа убиенного человечка, трепыхаясь, стремится прочь, спешит, голуба, на волю, в царство небесное, но Хозяин на то и Хозяин, чтобы не порхали тут больно-то. Цоп её - и в царство, но уже подземное. Здесь уже бесы играют с нею, забавляются, то отпустят, то опять поймают, потом, наигравшись, сажают на цепь...
После второго хлопка, который на самом деле являлся точкой отсчета Нового Времени, Веревкин почувствовал, что перед ним открылось Знание. Это Знание давало всемогущество, оно делало его Хозяином, и он впитал это Знание, как губка, после чего начертал тайные символы в тетрадке, а тетрадку спрятал в своей пещере, там, где хранился самогонный аппарат. Ни к чему эта тайна не обязывала, все равно бы никто ничего не понял, если бы случайно нашел, просто это был жест прощания с прошлой жизнью, последний вздох перед тем, как нырнуть в омут, а может, уже чувствуя себя Хозяином, он кинул кость людишкам - попробуйте-ка понять, узколобые, что здесь написано, но скорее всего это было и то, и это: и прощание, и кость.
Итак, он стал Хозяином.
Он увидел принадлежащую ему теперь землю, сразу всю, пока не очень большую, но быстро прибавляющую в площади. На окраине как Хозяин он пока был слаб, зато Объект был его вотчиной. Он увидел также всю несметную рать, всех этих монстров, монстриков, чудищ, кикимор, леших, инфузоров, плясунов, пересмешников, всю эту тайную силу, которая и раньше являлась ему после литра самогона, а теперь стояла перед ним согбенная, коленопреклоненная. Он растворился в окружающем, он впитал в себя каждую молекулу, каждый атом, он слепил из окружающей материи прежнего Веревкина, бестолкового, пьяно ухмыляющегося, и вновь разложил его на атомы, вобрав в свою плоть. Он переломил пополам вековой дуб, растущий на западной окраине своей земли, переломил, как тростинку; он "топнул ногой" - и на восточной окраине образовалась ямища, которая быстро наполнилась грунтовой водой; он приказал, и на Объект обрушились водопады дождя.
Он был всесилен, и он был здесь Хозяин, но было еще что-то, более высокое, чем он, что с хирургической тщательностью выскоблило из его "сознания" всё человеческое, освободив от глупой человеческой морали. Сам Веревкин был превращен в крошечное существо, этакий эмбриончик, обретающийся в обширных недрах Хозяина в качестве некой материальной субстанции, связывающей царство темных духов с миром живых.
Эмбрион Веревкин, сохранивший земные память и привычки, должен был играть роль эталона, показывая человеческую реакцию на происходящее, однако Хозяин начисто игнорировал его реакцию и делал то, что хотел от него Хирург, а Хирург хотел, чтобы было как можно больше черной сути, любой ценой, ибо только зло приумножает зло. И бедный эмбрион со своими доморощенными понятиями о справедливости молча страдал от невостребованности, копя боль и обиду.
======
Сотворение Хозяина по земным меркам заняло доли секунды. За этот миг Веревкин, попавший в царство Нового Времени, имеющего протяженность как в будущее, так и в прошлое, сумел не только впитать в себя Знание и оставить записи в пещере, но и полностью измениться, потеряв всё человеческое...
После хлопка людишки занервничали, засуетились, и тут вдруг, ах, ах, ах, стало им являться тайное воинство: то харя высунется из воздуха - фиолетовая, с выкаченными бельмами, то захихикает кто-то и больно вцепится в волосы, то целый хоровод нечисти начинает виться вокруг, да со свистом, с визгом, с могильным подвыванием, то заворочается под землею каменный червь. Это кого хочешь собьет с толку, нагонит страхов-то, вон даже железный капитан Грабов, перекидавший с десяток хохотунов зловредных и с пяток трясунов гуттаперчивых, дрогнул перед Серым Принцем, порождением Вечной Тьмы, и ошибся. Это стоило ему жизни. Трепетали душонки-то, трепетали, иные человечки со страху сдались без боя, а иные посопротивлялись, но и этих надолго не хватило.
Сунулись было Хранители с претензией - отдай, мол, души-то, не твои, да Хозяин был тверд: мои. Людишки изгадили эту землю, именно сюда стянулась вся нечисть, значит, они, людишки, виноваты, значит, они та же нечисть и есть, поскольку зло притягивает зло. Мои они!..
На Хозяина теперь работала сама Природа. Ветры и дожди разносили заразу по белу свету, и мир Хозяина множился, и власть его крепла, но до определенных пределов. На других землях, которые людишки тоже профуфунили, Хирург создавал новых Хозяев. Он был очень дальновиден, этот Хирург, и не собирался делать так, чтобы Северное полушарие, которое он контролировал, было под одним Хозяином. Зачем ему такой конкурент? Поэтому Хозяев должно быть много, и работы у них должно быть невпроворот, чтобы времени не оставалось на крамольные мысли. Предприятие еще только начиналось, но дел у Хирурга было по уши, поэтому он порой пропадал весьма надолго, и у Хозяина поневоле начинали возникать эти самые мысли. И тогда от невозможности что-то изменить он особенно сладострастно измывался над теми душонками, что послабее.
Вскорости прибыли новые людишки, опять началась потеха. Человечки сунулись в бункер, вытащили оттуда мертвецов, и с этого момента у всех у них завибрировали душонки. Но они, дурачки, храбрились, хватались за свои пукалки. Хозяин повелел своему воинству не высовываться, и сам следил, как людишки накрывают мертвецов брезентом, как идут на КПП, а затем, озираясь, бредут по периметру.
Хозяина так и подмывало сказать завывающим голосом: "Кто-кто ко мне пришел?" - вот была бы потеха, но вместо этого он сотворил "капитана Грабова" (нравился ему этот несгибаемый капитан) и его "руками" расстрелял людишек, оставив пятерых на новую потеху.
В этом действии что было главное? Что он, явление, противное Богу, распоряжался жизнью созданных Богом тварей подобно Богу. Он забирал их души подобно Богу, и это было так пикантно. Взять то, что тебе не принадлежит, взять самое святое, что есть в этом бренном мире - о, это было бесподобно. Это было упоительно. Ведь хозяин - он тогда настоящий хозяин, когда ему кто-то подчиняется, когда кто-то перед ним на коленях, раб, холоп, личная вещь.
Где-то там, в глубинах его естества, надрывался и выходил из себя "кровиночка" Веревкин. Он метался в своей малюсенькой сфере, как в клетке, жалкий, драный, однако же свой в доску, так как являлся родителем, и Хозяин снизошел.
- Чего тебе надобно? - спросил он.
- Что ж ты, ирод, делаешь-то? - пропищал крохотный Веревкин. - Хуже фашиста. Уж лучше бы мне подавиться огурцом, чем такого мерзавца выродить. Родил называется. Пожалей хоть этого парня, Вадима. Глянь-ка, ведь вылитый Игоряха.
Игоряха был младшим братом Веревкина, был, потому что в юности помер от передозировки самогона. Действительно, Вадим этот был вылитый Игоряха, те же губы, те же голубые глаза, та же косая сажень в плечах. Вот ведь странно: при общении с Веревкиным у Хозяина прорезывалась земная память, вспоминалось, тудыть его, трудное прошлое.
- Может, и пожалею, - сказал Хозяин. - А может, и нет...
Однако же пожалел, не тронул, но отпустить не отпустил, заставив удирающих бойцов кружить по одной и той же дороге.
Знал бы, что некто Траш уже начал плести свою паутину, нипочем бы не пожалел.
======
- Чёрт, - сказал Завехрищев. - Кажется, здесь мы уже проезжали.
Фары, нацеленные на белое полотно дороги, вырывали из темноты то бурые стволы могучих сосен, то изумрудные шапки кустов, то хитросплетение черных ветвей, зеленых листьев, по большей же части всё то, что было на обочине леса, оставалось во мраке, и непонятно было, как сержант умудрился что-то заметить.
Мотор чихнул и заработал с перебоями.
- Этого еще не хватало, - проворчал Завехрищев. - Где же эта чертова трасса?
- Не чертыхайся, - сказал Вадим, - а то ведь придет.
- Придет? - усмехнулся Завехрищев. - Да он уже пришел. Он, Петров, теперь всё время с нами. Вот только не знаю, кто будет следующий - ты или я?
Мотор чихнул и заглох.
- Та-ак, - сказал Завехрищев. - Рассветет через час. Пойдем или будем ждать? Фонарей-то нету.
И, подумав, добавил:
- А трасса где-то рядом. Нутром чую.
Вадим вынул из зажимов автомат, а из ящика с боекомплектом пару рожков, вставил рожок, другой сунул в карман скафандра. Это был автомат Селиванова, прочее оружие осталось в машине Велибекова.
- Дай-ка мне, - Завехрищев взялся за ствол, но Вадим выдернул автомат и молча повесил на шею.
- Хрен с тобой, таскай сам, - сказал Завехрищев. - Смотри только - не подстрели с перепугу-то.
Ни за что на свете Вадим не признался бы, что оружие он взял после того, как услышал тоненький голосок: "Возьми автомат-то, паря, и не отдавай этому бугаю. Спасешь и себя, и бугая".
Они выбрались из бронетранспортера и вначале при свете фар, а затем во всё более сгущающейся темноте пошли к трассе. Поначалу вообще ничего не было видно, и они плелись еле-еле, потом обозначился контур леса, просека. Идти стало легче.
Завехрищев молчал, Вадим думал о своем.
Наконец, начало светать. Давным-давно уже должна была появиться трасса, а они все еще шлепали по бетонке.
- Ни хрена нам отсюда не выйти, - сказал Завехрищев, и тут вдруг из лесу раздался глуховатый старческий голос:
- Эй, ребята, вы куда это направились? Там, чай, Объект, туда не велено. Или вы из этих, из ликвидаторов? Тогда почему не откуда надо идете?
- А откуда надо, дед? - обрадованно взревел Завехрищев. - Ты чего там прячешься-то? Да не бойся, дедуля, мы свои.
- Свои, говоришь? - отозвался дедуля. - Иди тогда на мой НП, покажу по карте, откуда вы маршируете. Только один иди, а этот, с ружьем, пусть пока на месте стоит.
Завехрищев, бухая сапожищами, устремился к невидимому деду, добежал до опушки, поорал: "Эй, дедуля, где ты?", - побегал по кустам, после чего обернулся к Вадиму и широко развел руками - нету, мол, никого.
- Леший озорует, - крикнул Завехрищев, вслед за чем всё вдруг подернулось густым белым туманом, и Вадим остался совсем один, ничего перед собой не видя и не слыша ни звука.
Впрочем, один он оставался совсем недолго. Туман рядом с ним рассеялся, обнаружив идеально круглую, висящую на уровне глаз сферу с крохотным мужичком внутри. Мужичок был в драном костюме и потерявшей форму кепочке, ни дать, ни взять ветеринар Лыхманов из Краснополья, только очень маленький, с пальчик.
- Веревкин, - представился мужичок, приподнимая кепочку над головой.
Если присмотреться, он был вовсе не стар, этот Веревкин, и под кепкой у него оказалась копна спутанных серых волос.
- Рассусоливать некогда, мил человек, так что слушай, - сказал Веревкин. - В овраге, что на краю Марьевки, есть пещера...
Он подробно описал, как найти пещеру и как в этой пещере найти ученическую тетрадь в косую линейку, куда он тайнописью записал Знание. Далее Веревкин объяснил, каким образом можно прочесть тайнопись, после чего попросил:
- А теперь стрельни в меня, мил человек, из своего автомата, пока Хозяин не хватился. Только целься получше, чтоб наповал. Чтоб дух, значит, вон. Иначе вам отсюда не выбраться.
- Это с какой же стати стрелять-то? - удивился Вадим.
- Стреляй, Вадим, - раздался тихий, как далекое эхо, голос. - Мочи ведь нет.
- Андрей? - сказал Вадим. - Ты где, Андрюха?
- Стреляй, Вадим, не спрашивай больше. Сжалься над нами.
- Над нами? - спросил Вадим.
- Там и Андрей, и Селиванов, и Грабов, и Велибеков, - сказал крошечный Веревкин. - Кому-то, убив меня, ты поможешь прямо сейчас, кому-то потом, когда овладеешь Знанием. Давай, Вадик, не тяни, а то поздно будет. И тогда всем будет очень-очень плохо.
Вадим прицелился. Веревкин был такой крохотный, такой жалкий. Снял ради такого случая кепочку, прижал к груди и встал на колени.
Короткая очередь разнесла человечка вместе со сферой в клочья. Кто-то в тумане дико заверещал, белая пелена пришла в движение, внутри неё возникли вихри, смерчи, засвистал ветер. Что-то тяжелое ударилось о землю, после чего туман начал быстро рассеиваться, и в какие-то секунды пропал совсем.
В пяти шагах от Вадима лежал перекрученный, как кукла, Веревкин - уже нормального роста, в замусоленном, драном пиджаке и потерявших форму портках, с кепкой в крепко сжатом коричневом кулаке. Сквозь дыры в подметках проглядывали грязные подошвы. Этот Веревкин был лыс и стар, рот и заросшие щеки ввалились, кожа на закрытых глазах натянулась. Грудь у Веревкина была сплошным кровавым месивом.
- Дай-ка автомат, - спокойно сказал невесть откуда взявшийся Завехрищев.
Вадим, не в силах оторваться от Веревкина, безропотно отдал. Зачем он теперь, этот автомат, ведь всё уже, вроде бы, сделано. Всё, что просили маленький человечек и Андрюха. А что, вообще-то, сделано? Что?
- Ну, ты, Петров, даешь, - сказал Завехрищев, уже повесивший автомат на свою бычью шею. - Мужика-то зачем ухлопал?
И вдруг отрывисто, как на плацу, скомандовал:
- Кру-угом. Три шага вперед, руки за спину. Шагом - арш.
Глава 5. "Хмурый" и "верблюд"
Это называлось карантин. Отдельное одноэтажное здание, в котором обитали только лишь Вадим, Завехрищев и сменный медперсонал. Белые приборы, белые хрустящие простыни, постельный режим, трижды в день уколы, в промежутке какие-то горькие пилюли, питание очень и очень хорошее. В коридоре пост наблюдения - круглосуточный, с телефоном, со строгими медсестрами. Наружная дверь заперта на ключ, Вадим уже проверял. Палата отдельная, большая, пятнадцать квадратных метров, вот только вид из окна неважнецкий - клочок земли с пожухлой травой и высоченный бетонный забор. Да, и ещё - на окне решетка.
У Завехрищева была своя палата. С тех пор, как их поместили в диспансер, они друг друга не видели.
Слава Богу, что у Завехрищева хватило ума надеть-таки автомат на плечо и не корчить из себя конвоира. Он это сделал, как только они вышли на трассу. Между прочим, в скафандрах никто не хотел сажать, попутные машины проносились мимо, пока не сжалился один дядька, оказавшийся отставным офицером...
Им ничего не говорили, однако ясно было - дозу они хватанули изрядную. Вадим чувствовал непривычную слабость, тянуло в сон. Порой в полудреме он слышал, как кто-то тащится по коридору в клозет, и понимал, что это Завехрищев.
За каких-то четыре дня, проведенных в диспансере, они превратились в полусонных маразматиков, у которых одно на уме - своевременное питание и своевременный горшок, причем второе всё больше и больше выходило на первый план, а это уже был нехороший знак.
На пятый день в палате у Вадима появились трое: знакомый ему пожилой доктор с бородкой клинышком и двое крепко сбитых мужчин, один постарше, лет сорока, другой лет на десять моложе, все, естественно, в белых халатах.
Вадим лежал, натянув простыню до носа, и сонно помаргивал.
- Тоже дипразин? - спросил тот, что постарше.
- Тоже, - ответил доктор.
- Как бы их денек не поколоть? - сказал молодой. - А то какие-то сонные тетери.
- Это зачем? - спросил доктор.
- Затем, что заберем обоих, - сказал молодой. - Для следственного эксперимента.
- Категорически возражаю, - заявил доктор. - Мы, понимаете, добились стабильности, а вы хотите, чтобы всё насмарку? Вам не жалко этих солдатиков?
- Полдня вас устроит? - спросил молодой.
- Черт с вами, - бухнул доктор, потом, спохватившись, добавил: - Извините, но у нас свои законы. Переступать через них, сами понимаете...
- Никто вас за это не повесит, - перебил его тот, что постарше. - Значит, с завтрашнего дня никаких антигистаминных препаратов.
Он подошел к Вадиму, вгляделся в его лицо и неожиданно подмигнул.
Спустя полчаса после их ухода Вадим вышел в коридор, намереваясь посетить Завехрищева - следственный эксперимент всё же, надо согласовать как себя вести, что говорить, - но медсестра, молодая, здоровенная бабища с бородавкой на носу и сурово сжатым ртом, грудью встала перед дверью сержанта, каркнув: "Не велено". Вадим даже будучи в форме не стал бы связываться с такой тумбой - сомнёт ведь, потом стыдов не оберешься, а теперь, когда и чихнуть-то боязно, что уж тут говорить? Видать, недавние посетители дали строгий наказ не пущать. Странно, что часового у дверей не поставили...
Следующий день в силу того, что сон уже не наваливался с такой неумолимостью, показался бы длинным и скучным, если бы ближе к вечеру в палате вновь не появились эти двое, уже без доктора.
На сей раз Вадим рассмотрел их повнимательнее, и того, что постарше, строгого, неулыбчивого, назвал про себя "хмурым", а того, что помоложе и поразвязнее, разговаривающего презрительно, через губу - "верблюдом".
- Совсем другой коленкор, - взглянув на Вадима, сказал "хмурый" и вновь, как вчера, неожиданно подмигнул.
Уж лучше бы он этого не делал. Представьте, что вам подмигнул бронзовый памятник.