Баюшев Дмитрий Сергеевич : другие произведения.

Планзейгер. Хроника Знаменска Часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 5.31*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ученый, выходец из четвертого измерения, своими способами и с собственным разумением стремится создать рай в отдельно взятом городе.
  
  
  ПЛАНЗЕЙГЕР. ХРОНИКА ЗНАМЕНСКА
  
  Фантастический роман
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  Глава 1. Начало
  
  Конец мая. Запись в дневнике сотрудника ЦЕРН, представителя Дубны Мусатова Сергея Анатольевича:
  "Очередной крендель с ускорителем. На третьей минуте после его включения мой компьютер (единственный из всех!) зафиксировал выброс энергии длительностью две микросекунды с амплитудой, стремящейся к бесконечности. Контрольная аппаратура выброс не подтвердила... О, великий и ужасный ускоритель! Доколе?"
  Спустя пару недель после этой записи по Знаменке поползли слухи, что в Цнинском лесу не один уже грибник натыкался на выгороженный участок, опутанный колючей проволокой. Участок солидный, напрочь перегораживает проезд по заброшенной бетонке, на подъезде к нему перед воротами шлагбаум, а за ним хамло с автоматом, которое сразу начинает орать и целиться тебе в брюхо.
  Знаменка - городок небольшой, но с претензиями, демократию чтит, а тут колючка, шлагбаум, вредный автоматчик, вот главный редактор местной газеты и послал молодого собкора Дергунова на разведку.
  Тощий невысокий очкастый Дергунов на своем кривоногом Запорожце выехал на рассвете, нашел эту самую бетонку, которую с боков стиснули непролазные, давно не чищенные, не пропускающие косых солнечных лучей заросли, и потрюхал по жесткой грязной ленте, подскакивая на стыках и отшибая себе мягкое место, навстречу неизвестности. Шлагбаум и ворота появились неожиданно, точно выросли из-под земли, а за шлагбаумом возник некто в плащ-палатке с поднятым капюшоном и кирзовых сапогах и наставил на Запорожец дуло автомата. Недружелюбно так наставил, молча, потом дулом показал - проваливай.
  - Новый объект? - высунувшись, спросил Дергунов, понимая, что командировка провалилась с треском.
  Фигура щелкнула предохранителем, и Дергунов, не имея возможности развернуться, до того тесна была просека, поспешно дал задний ход. Задом он водил плохо, Запорожец заносило то вправо, то влево, и метров через триста, когда шлагбаумом уже и не пахло, Дергунов остановился.
  "Дудки, - подумал он. - На секретный объект не похоже, там КПП, КСП, прожектора, здесь нету. Охранник - не поймешь: военный, не военный. Значит - самозахват территории. Захватят, стало быть, понастроят коттеджей, потом нам же, дуракам, будут впаривать втридорога. А мы вам по ушам, по ушам".
  Вслед за чем отважный собкор полез в густые кусты. Где-то через четверть часа с саднящими царапинами и зудящими комариными укусами он вышел на ограду из колючей проволоки. Столбов для забора никто не ставил, проволока эта была варварски прибита к стволам деревьев. Самозахват производился впопыхах, дикарским способом, без оглядки на общественность, лишь бы побыстрее урвать, опередить.
  За колючкой простирался точно такой же непролазный лес, который замучаешься вырубать, но вдруг из этой глуши донеслись совершенно неуместные здесь звуки: приглушенный собачий лай, отголоски заливистого женского смеха, шум проехавшей машины, тихая музыка, то есть, где-то совсем недалеко уже вовсю жили люди. В Дергунове взыграло ретивое.
  В тот же день после обеда он уговорил приятеля-вертолетчика совершить облет подозрительной территории, но сверху с вертолета было видно лишь, как бетонка подходит к тоненькому шлагбауму и грязно-серым воротам, далее узкую просеку надежно скрывают густые колышущиеся кроны, затем километра через три-четыре вновь появляется бетонная полоска.
  Дергунова это озадачило, а поскольку человек он был не только молодой и активный, но и осторожный, то сразу после облета позвонил в Тамбов приятелю-комитетчику Костомарову и спросил, можно ли, чтобы не мелочиться, заострить данную проблему сразу в Тамбовской правде. Приятель посоветовал в эту тему не влезать, однако посоветовал вяло, без надлежащего напора и заинтересованности, что Дергуновым было истолковано превратно.
  
  Глава 2. Фоновые выбросы
  
  Два Сергея покосился на вошедшего Черемушкина и вновь уткнулся в лист густо исписанной бумаги. По случаю жары был он одет в легкую простенькую безразмерную рубашку с коротким рукавом, какие носят пенсионеры. Волосы на его большой голове были седые и реденькие, сквозь них беспомощно просвечивала бледная веснушчатая кожа, старенький он уже был, два Сергея, где-то за семьдесят, ему бы в кресле перед телевизором дремать, а он тут, понимаешь, на сверхсекретном фронте, где и молодым-то порою муторно...
  Сам Черемушкин был двадцати трех лет от роду, среднего роста, в меру упитан, черноволос, загорел и не опытен, хотя нипочем бы себе в этом не признался...
  - Не умничай, - сказал вдруг два Сергея, точно прочитал его мысли. - Нашелся тут сердоболец. Фамилия Дергунов ни о чем не говорит?
  - Газетчик из Знаменки? - уточнил Василий. - Который в Тамбовской правде печатается?
  - Полюбопытствуй, - генерал протянул ему густо исписанный листок, который до этого изучал. - Экий шустряк. Садись, лейтенант, что стоишь-то?
  Василий сел, быстро, как учили, прочитал текст, в котором подробно излагались вчерашние изыскания Дергунова в районе Объекта Зэт, после чего спросил, подняв брови:
  - Это кто же на Дергунова накапал?
  - Костомаров, кто же ещё, - усмехнулся генерал. - По старой дружбе.
  - По старой дружбе, - вздохнув, сказал Черемушкин. - Я Лёшку Дергунова лет пять знаю, но чтобы он водился с Костомаровым - об этом впервые слышу. Нашел дружбана.
  - Василий, давай договоримся, - строго произнес два Сергея. - Комитет - это наша крыша, наша опора, наш базис. Без комитета мы ни шагу и если вдруг что - он наше прикрытие. Хотя, вроде бы, мы ему и не подчиняемся... Короче, у редактора Тамбовской правды лежит черновик статьи с измышлениями Дергунова о несанкционированном строительстве в данном районе... Хуже нет, когда всякая шушера лезет куда не надо.
  Генерал побарабанил по столу пальцами и спросил:
  - Что знаешь об Объекте Зэт?
  Василий пожал плечами, дескать - на уровне слухов, то есть практически ничего.
  - Ясно, - сказал генерал. - Возьмешь в Первом отделе мою папку, она тебе адресована. Тоже не Бог весть, но, может, что-то и пригодится. Потом зайдешь ко мне...
  В замусоленной картонной папке лежали: заявление пенсионера Пронина, рапорт заместителя начальника милиции Корбута и пара страниц, исписанных размашистым почерком генерала.
  В заявлении пенсионера, составленном две недели назад, указывалось, что он, Пронин, мирно собирая грибы в Цнинском лесу, наткнулся на город, которого здесь быть не могло, потому как сроду не было. Точнее, наткнулся он на окраину города, который будто из-под земли вырос, только что в метре впереди был лес, и вдруг дома. От волнения Пронину сделалось плохо, в голове помутилось, а когда он пришел в себя, то оказалось, что он лежит на обочине бетонки, на груди же имеет место листок белой бумаги с надписью: "Не лезь свиным рылом в калашный ряд". Едва пенсионер это прочитал, бумага испарилась, вот те крест, ей-богу не вру.
  Рапорт Корбута был составлен по случаю коллективной жалобы местных лозоходцев-биолокаторов на мощное враждебное излучение неизвестной природы, исходящее из определенного участка Цнинского леса неподалеку от Знаменки, которое может вызвать в жителях города необратимую мутацию. Излучение имеет непостоянный характер с непрогнозируемыми впадинами и пиками, при этом пиковое значение провоцирует звериную агрессию. Такого рода агрессия (это уже делает вывод сам Корбут) проявилась в неадекватном поведении сержанта Кровопускова по отношению к биолокатору Иванько, принесшему в участок жалобу, то есть вины Кровопускова в рукоприкладстве практически нет, виновато излучение.
  Этот рапорт мог бы показаться здесь, в папке, случайным, но нужно знать генерала Семендяева, который любую ниточку, любую пушинку, не то что булыжник, приобщит к делу, если оно того требует. На безрыбье и рак рыба, а если этих раков полно, то и рыба получается здоровенная.
  В заметках генерала было означено следующее: в таком-то квадрате (указаны координаты) действительно имеет место излучение непонятной природы, включающее в свой состав электромагнитные и радиотехнические компоненты. Измерения проведены группой радиотехнического контроля военного округа, протокол номер такой-то. Альфа, бетта и гаммаизлучение отсутствуют, что засвидетельствовано протоколом группы дозиметрического контроля одного из закрытых предприятий Тамбова. Однако имеются фоновые выбросы энергии неизвестного происхождения, улавливаемые экспериментальным приемо-передатчиком пси-излучения. Появившееся новообразование наименовано Объектом Зэт.
  Более поздняя запись: Объект Зэт предположительно находится в нестабильной переходной фазе.
  Следующая пометка: нестабильность менее выражена, хотя порой и проявляется. Уже неопасно. Объект фиксируется в нашем измерении.
  На этом всё. Выводов, естественно, не было, с выводами генерал всегда был осторожен.
  Ох уж эти фоновые выбросы, подумал Василий. Чуть где фоновые выбросы или хуже того радиация - сразу: Черемушкин. Черемушкин, дескать, молодой, неженатый, ему терять нечего. Как же это нечего?
  Вздохнув, он набрал номер Семендяева...
  Генерал сидел за столом в прежней позе, будто пустил корни, только на пухлой груди была расстегнута ещё одна пуговка. А ведь когда-то он занимался боксом, был кандидатом в мастера спорта.
  - Тебя, Василий можно читать, как раскрытую книгу, - усмехнулся Семендяев. - Думаешь, ты всю жизнь будешь такой же молодой? Шиш тебе, Васька, с маслицем, не будешь, и пузо отрастишь, и лысину, и сам не заметишь, как всё это придёт. Ну, ладно, пошутили и довольно. Задавай вопросы. Кстати, можешь сесть.
  Черемушкин сел на обтянутый кожей раскаленный стул, как на сковородку. В кабинете у генерала было жарковато, не терпел старикан всяких там кондиционеров, от которых одна зараза.
  - Сергей Сергеич, - сказал Черемушкин. - С какого расстояния велись измерения?
  - С какого надо, - ответил Семендяев. - Не боись, Вася, работали профессионалы. Кроме того, не на месяц же тебя командируем.
  - Куда, извините, командируете? - поскучнел Черемушкин, который краем уха слышал про двух бедолаг-оперов, найденных вчера утром у шлагбаума. Охранник, карауливший входные ворота в Объект Зэт, и проспавший вынос двух тел, от дежурства был отстранен. Но это ещё не всё. Ходили неприятные перетолки о том, что именно на этом объект рванули три беглых зэка: Хрипунов, Саврасов и Ляпис, между прочим вооруженные. Не утонули в болотах, как зафиксировано в протоколе, а скрылись на заколдованном объекте. Приятное, надо сказать, соседство.
  - Спокойно, Василий, - веско произнес Семендяев. - Ты у меня, честно говоря, на данный момент лучший. Дисциплинированный. На улице жара, а ты при галстуке, аж в пот бросает, когда на тебя посмотришь. Но это не главное, главное, что ты, Василий, грамотный, не чета этим обалдуям операм, которые, будучи на задании, нахрюкались до потери пульса, так что до сих пор ничего толком вспомнить не могут.
  - Так они живы? - уточнил Черемушкин.
  - Живы, живы, - ответил Семендяев. - Теперь что касаемо твоей кандидатуры, которую предложил я. Были сомневающиеся - дескать, паренек, то есть ты, не атлет, мало ли что, вдруг бандит с ножом. На что я ответил, что лейтенант Черемушкин в ладах с самбо, а главное, что у человека красный университетский диплом, зоркий взгляд и мертвая хватка. Ну и ещё такая мелочь: ты, Василий, одинок, так что шантажировать тебя будет нечем.
  - Что мне нужно делать? - вздохнув, спросил Черемушкин.
  - Вот это другой разговор, - сказал Семендяев. - Проще простого: нужно забрать сумку и узнать, где живет Валет. Пиши адрес...
  
  Глава 3. Что-нибудь ищешь?
  
  Следующим утром около десяти часов к известному нам объекту в Цнинском лесу подкатили две черные Волги, при виде которых прячущийся под навесом охранник вытянулся в струнку и отдал честь.
  Из задней Волги вышли: солидный генерал Семендяев в сером костюме, следом за ним одетый в ковбойку с коротким рукавом и синие джинсы Черемушкин, а также... экипированный рюкзачком и фотоаппаратом белобрысый Дергунов в шортах и расстегнутой ветровке. Охранник его узнал, прищурился, спросил:
  - Ворота открывать?
  При этом покосился на переднюю Волгу, за лобовым стеклом которой проглядывала толстощекая репа командира войсковой части Приходько, той самой части, которая в числе прочих задач имела задачу охранять Объект Зэт.
  - Впустишь этих ребят, - строго сказал Семендяев. - Потом ворота закроешь. Если что, приказ ли по рации, устная просьба выпустить, выстрелы из табельного оружия, срочно выпустишь, когда бы это ни было: днем или ночью, в любое время суток. Срочно, понял? Ибо промедление может быть смерти подобно.
  - Есть впустить и выпустить, - рявкнул охранник и пошагал к воротам.
  Пропуская парней сквозь узенькую щель в воротах, он спросил у Черемушкина: "Это что за дедок?", - на что получил короткий ответ: "Генерал ФСБ"...
  Тут надобно внести ясность. Василий Артемьевич Черемушкин работает в Тамбовском отделении недавно созданного Комитета Хронопоиска, о котором практически никто не знает, поскольку знать не должен. Черемушкин - человек молодой, не обремененный семьей, воспитанник Детдома, а потом Суворовского училища, что на улице Енисейской в Москве. Далее Военный Университет МО, который Черемушкин закончил с красным дипломом.
  Начальником Тамбовского отделения, а лучше сказать отдела, поскольку людей там кот наплакал, является опальный генерал ФСБ Сергей Сергеевич Семендяев, тот самый Семендяев, который в свое время активно поддержал ГКЧП, за что и попал в опалу, но поскольку в работе он был зверь и мало кто мог с ним тягаться в интуиции и образованности, то его попросту сослали из столицы в Тамбов с потерей московского жилья и прописки.
  Комитету вменена обязанность раскрытия дел эзотерического плана, то есть всего того, от чего активно открещивается наука и от чего явственно попахивает чертовщинкой, где легко запутаться и вляпаться в нехорошее, но так же легко оправдать свою бестолковость и нерадивость той же самой непредсказуемой инфернальностью. Название Хронопоиск было придумано Директором ФСБ, большим любителем Лема и Стругацких, и поначалу носило временный характер, ибо хронопоиск подразумевает наличие машины времени, а какая к свиньям машина времени может быть у маленькой силовой структуры, но потом прижилось и теперь даже казалось симпатичным...
  Итак, два наших героя очутились на охраняемой территории Объекта Зэт, и что же они увидели? Да ничего особенного. Узкая бетонка, окаймлённая буйным кустарником и редкими проплешинами опушек, уходящий вдаль смешанный лес с преобладанием сосны и дуба, никакого тебе города, никаких людей, машин, только зудение далеких пока комаров, которые скоро дадут жару. Друзья переглянулись, в тот же миг белое раскаленное солнце закрыла невесть откуда взявшаяся черная туча. Закрыла, и вдруг странно, по-птичьи, метнувшись в сторону, исчезла. Тут и звуки как по команде раздались, те самые звуки, которые положены городишке с малым населением и скудным транспортом, и в раскаленном задрожавшем воздухе проявились контуры невразумительных строений, а через секунду-другую строения эти обрели каменную мощь и привычную кособокость, обшарпанность, облупленность. А когда из-за угла, вопя, выскочил сопливый дочерна загорелый пацаненок в выцветших трусах, тут уж совсем от сердца отлегло.
  Вот он, реальный зримый Объект, который можно потрогать руками и пощелкать на пленку, вот они домишки, родимые четырех- и пятиэтажки с ароматом пакетных супов из окон, вот тебе и музычка на всю катушку, неважно, что на одной ноте, главное, чтобы молотом по темечку... Пацаненок вдруг с размаху врезался в невидимое препятствие, отлетел от него, но не упал, удержался на своих толстых кривых ножках, после чего, обиженно ревя и размазывая по тугим щекам слезы, поскакал к дому, за угол.
  Переглянувшись, друзья направились вслед за ним, миновали то самое место, где мальчонка обо что-то ударился, и ничего не почувствовали. Но ведь было, было нечто, не смог бы пацанчик разыграть комедию, тут и взрослый не увернулся бы, как бы ни был изворотлив.
  Между тем, Дергунов уже щелкал своим кэноном, уже фиксировал улепетывающего мальца, а заодно и открывшуюся панораму городка, раздвинувшего в стороны лесную чащу.
  Надо сказать, что собкора в качестве своего подручного или сопровождающего, как кому угодно, выбрал Черемушкин. Не сослуживца Кувалдина, раскалывающего ребром ладони кирпичи, не хитрого армянина Игоря из своего же отдела, ни даже абсолютно правильного не пьющего и не курящего Жору Гудкова, нет, он настоял именно на Дергунове, понимая, что тот в своем журналистском рвении способен проявить редкостную заинтересованность. А это, в смысле заинтересованность, на данном этапе было всего важнее.
  - Ну, и где твоя стройка? - сказал Черемушкин, выискивая на углу ближайшего дома табличку с названием улицы и номером дома.
  Таблички не было.
  - Нету стройки, - ответил Дергунов, деловито пощелкивая фотоаппаратом. - А сверху нету города. Хоть стой, хоть падай.
  Кинул быстрый взгляд на Черемушкина и спросил:
  - Что-нибудь ищешь?
  - Дом пятнадцатый по улице Зомбера, - отозвался Черемушкин. - Ты знаешь, кто такой Зомбер?
  - Вон мужичок чешет, спроси у него, - посоветовал Дергунов, но Черемушкин уже сам увидел местного мужичка и заговорил, устремляясь к нему:
  - Прошу прощения, здравствуйте, не могли бы вы сказать, где здесь дом номер пятнадцать по улице Зомбера?
  - Сначала здравствуйте, потом прошу прощения, - поправил его человек, останавливаясь.
  Был он мал ростом, сутул, плешив, плоховато и как-то странно одет, и, пожалуй, стар. Хотя нет, не стар, лицо без морщин, просто обветрен, присыпан пылью, передние зубы отсутствуют, отчего шепелявит. Странность в одежде заключается в том, что на нем брюки задом наперед, мотня болтается сзади, а рубашка застегнута криво, со сдвигом на один прогал между пуговицами.
  - Значит, ищете Зомбера пятнадцать, - продолжал человек, щербато улыбаясь. - Идёмте, покажу.
  Развернулся и пошёл в обратную сторону, рядом с ними, приговаривая:
  - Чудно вечером ложиться спать пареньком, а утром просыпаться старикашкой. Непривычно. Как вы думаете, молодые люди?
  Молодые люди, которые шли сзади, переглянулись. Дергунов покрутил у виска пальцем, Черемушкин развел руками.
  - Эти двое, которые вчера приходили, не ваши? - спросил вдруг человек.
  - Не, не наши, - отозвался Черемушкин, не особенно при этом привирая, ибо те двое никак не относились к Комитету.
  - Надобно бы вам зарегистрироваться, - деловито сказал человек. - А-то наши-ваши - ничего не поймешь. У нас тут и без вас, пришлых, путаница, так что вот вы и пришли.
  И показал пальцем на проглядывающий между двумя пятиэтажками деревянный двухэтажный дом.
  - Это, стало быть, Зомбера пятнадцать. А регистрироваться нужно в мэрии, идёмте покажу.
  - Попозже, - буркнул Черемушкин. - До свидания, дядя.
  - Попозже, так попозже, - пожал плечами человек.
  И пошёл себе, приговаривая:
  - Какой же я дядя, когда вчера был Генашкой? Удивительные дела твои, папа...
  
  Глава 4. Иеремия
  
  Улица была абсолютно пуста, будто город вымер, ни людей, ни машин, ни всесущих кошек с собаками, и это было непонятно, поскольку были же недавно музыка, шелест шин, бибиканье, собаки тявкали. Мужичок куда-то исчез, свернул в переулок, поди. И вдруг, как гром средь ясного неба, - многоголосый шум толпы и справа на улицу начала выползать демонстрация с разноцветными знаменами, цветастыми плакатами, дудками, трещотками, возбужденная, тесная, будто сросшаяся плечами, зыркающая по сторонам горящими глазами.
  - Уходим, - сказал Черемушкин. - Стопчут.
  И первым устремился к деревянному двухэтажному дому...
  В единственном на весь дом подъезде после ослепительной улицы было темно, глаз коли, воняло кошками и прокисшими щами, по углам стояли криво поставленные друг на друга коробки, а под деревянной лестницей, перхая, ворочался какой-то мужик, видать устраивался на ночевку, хотя день ещё был в самом разгаре.
  - Седьмая квартира - это второй этаж, - уверенно заявил Черемушкин и через две ступеньки пошагал вверх по скрипучей лестнице.
  Он оказался прав, первая квартира по левой стороне была именно седьмой. Звонка не было, пришлось стучать.
  Вот ещё кто-то вошел в подъезд, тотчас сунулся под лестницу, потревожив давешнего бомжа, который начал пьяно ругаться. "Цыц", - сказал вошедший и пару раз тупо ударил. Бомж умолк, и тогда этот вошедший, судя по звукам, поволок его на улицу.
  Черемушкин поднял руку, чтобы ещё раз постучать, но из-за дверей вдруг тоненько спросили: "Кого вам?"
  - Мне Иеремию, девочка, - ответил Черемушкин.
  - А нету.
  - Вчера у вас были два дяденьки, - миролюбиво просюсюкал Черемушкин, подстраиваясь под строптивого ребенка. - Забыли сумку. Как бы её, сумочку эту, забрать?
  Щелкнул замок, дверь отворилась. Между прочим, девочка оказалась белобрысым мальчиком.
  - Только быстро, - сказал мальчик и как только друзья прошмыгнули в прихожую, тут же захлопнул дверь.
  - Какая из себя сумка? - спросил мальчик.
  - Черная, большая.
  - Этого мало, - сказал мальчик.
  - Из полиэстера, - добавил Черемушкин, удивляясь рассудительности мальца. Хотя какая тут к черту рассудительность, ежели впустил в дом незнакомых людей.
  - Как звали этих двоих? - спросил мальчик, но вдруг улыбнулся и махнул рукой. - Ладно, не напрягайтесь, вижу, что оттуда. Вон сумка, под вешалкой стоит. Но вы ведь не только ради сумки пришли.
  - Не только, - согласился Черемушкин, переглянувшись с Дергуновым.
  - Проходите в комнату, - сказал мальчик. - Можно на диван.
  Молча проследил, как друзья усаживаются, после чего сказал:
  - Я и есть Иеремия. Так что у вас за вопрос?
  По описанию оперов, по пьяной лавочке забывших у Иеремии сумку, был Иеремия здоровенным таким белобрысым бугаем, которого трактором не своротишь и нипочем не перепьешь. При этом хитрым, умным, наблюдательным, разбирающимся в здешних тонкостях. То есть, был Иеремия опытным матерым пожившим своё мужиком, но никак не ребенком.
  С другой стороны, и показавший им дом номер пятнадцать папаша с мотней на попе что-то такое, уходя, молотил, что никакой он не дядя, а вчера ещё был Генашкой. Странные дела тут творятся.
  - Ты, мальчик, хочешь сказать, что ты и есть тот самый Иеремия? - уточнил Черемушкин.
  Иеремия утвердительно кивнул.
  - А что? - задумчиво сказал Дергунов, который сидел на диване так и не снявши своего рюкзака. - Под Пермью, говорят, тоже наблюдаются выкрутасы со временем.
  - Ну, не до такой же степени, - произнес Черемушкин, - Ты, парень, один живешь? Мама, папа есть?
  Иеремия поморщился и сказал:
  - Так что у вас за вопрос?
  После чего подошел к окну, выглянул на улицу, осторожно так выглянул, будто бы опасаясь чего-то. Чего именно?
  - Ты не обижайся, - Черемушкин встал и направился к серванту, на котором стояла выцветшая фотография. - Очень любопытно. Это ты?
  С фотографии на него смотрел мордастый парень с неохватной шеей и нехорошим прищуром.
  - Я, - ответил Иеремия.
  - Когда снято? - немедленно спросил Черемушкин.
  - Почем я знаю? В общем, так, ребятки, мы так не договаривались, на глупые вопросы я не отвечаю. Шли бы вы откуда пришли, мне ведь только свистнуть, мигом прибегут.
  Экие перепады у этого мальца: то полная расположенность, благожелательность, а то в горло готов вцепиться.
  - Прости, дорогой, - миролюбиво произнес Черемушкин и широко улыбнулся. - Не знал, что тебя заденет.
  Поставив фотографию на место, развел руками, дескать - бывает и, все так же улыбаясь, сказал:
  - Ты случайно не слышал о таком Валете? Он в вашем районе проживает.
  Иеремия вдруг побледнел, забегал глазами, весь как-то съежился, потом плаксиво проговорил:
  - Дяденьки, ну пожалуйста, ну не надо.
  И, торопясь, затараторил:
  - Я вас не звал, я вас не знаю, пошли, стало быть, вон. Забирайте свои шмотки и чтоб я вас больше не видел.
  При этом подпихивал плечом застоявшегося Черемушкина к выходу, чтоб уматывал, хватал засидевшегося Дергунова за руки, чтоб побыстрее встал и катился.
  Всё это было весьма неожиданно, впрочем не более неожиданно, чем всё остальное в этом городе.
  Так получилось, что Дергунов, схватив тяжелую сумку, выскочил за порог первым, а Черемушкин, пытаясь воззвать к разуму взбесившегося ребенка, застрял в дверях и что-то там, увещевая, бормотал, но внезапно произошли два взаимоисключающих действия: Иеремия сунул Василию в брючный карман туго скатанный бумажный шарик, затем без всяких усилий развернул его, весившего в два раза больше, к себе спиной и выписал мощнейший пендаль, от которого Черемушкина неотвратимо понесло на Дергунова. Дверь с треском захлопнулась, одновременно с этим Василий опрокинул хилого очкарика.
  Что-то при этом хрустнуло.
  - Прости, старик, - сказал Черемушкин, вставая с Дергунова. - Очки?
  - Пожалуйста, пожалуйста, - проскрипел Дергунов и с кряхтением сел. - Всё спешим, торопимся. Куда? Зачем?
  Поднял упавшие очки, просунул палец в пустую дыру в оправе, где минуту назад имелось стекло, посмотрел на мельчайшие осколки, запоздало чертыхнулся.
  - Ничего не понимаю, - признался он и водрузил очки с треснувшим левым стеклом на переносицу - А ты?
  - Что я? - отозвался Черемушкин, аккуратно, стараясь не порвать, разворачивая бумажный шарик Иеремии.
  - Ты хоть что-то понимаешь?
  Черемушкин пожал плечами, не до Лёхи было с его переживаниями. На мятом-перемятом листе бумаги крупно и очень разборчиво (то есть, заранее, то есть, не второпях) было начертано: "Валет, он же Куарий Амбертович Гринбаум, он же Николай Альбертович Гриневский, в бегах. Искать его нужно либо в Санкт-Петербурге, либо, что вернее всего, в Москве и именно как Гриневского. Дополнительную информацию о Валете можете получить по адресу ул. Зомбера, дом 31, кв. 3 у Берца Хлоя Марасовича".
  Это был основной текст, дальше было приписано меленькими торопливыми буквами:
  "Берц не подвергается трансформации, а следовательно поднадзорен в меньшей степени, чем я. Вчера наболтал лишнего, за что поплатился, вышел из доверия. Бумагу эту сожгите, либо съешьте. Вчера не успел её передать. Радуйтесь, что ваших людей не удавили".
  Вот оно что. До вчерашнего дня Иеремия был такой же, как Берц, то есть не подвергался трансформации, то есть должен был сегодня проснуться прежним Иеремией. Перестарался вчера Иеремия, перестарался. Жаль, неплохой бы агент получился.
  - Пошли, старик, - сказал Черемушкин. - Тут рядом.
  
  Глава 5. Вопреки логике
  
  На первом этаже их ждали. Едва они спустились по предательски повизгивающей лестнице, из темноты коридора выступили две коренастые фигуры в мятых пиджаках и жеваных брюках. Лица были скрыты под кепками-аэродромами, выглядывали лишь массивные подбородки, о которые кулаки отшибешь.
  - Документы, - сказал один из коренастых глухим басом.
  - Паспорт, удостоверение? - миролюбиво уточнил Черемушкин, понимая, что права качать нет никакого смысла и что драться придется одному, на Дергунова надежды никакой.
  При этом он отдавал себе отчет в том, что дракой тут дело не решишь, уж влипли, так влипли, эти двое далеко не единственные. Всё дело в Иеремии, который вдруг сделался поднадзорным. Кто ж знал?
  - Шуткуешь, парниша? - усмехнулся второй верзила. - У нас тут особые документы требуются, к нам можно только по особому распоряжению. Вот и гони пропуск.
  Протянул руку, и тут же попался на прием, с грохотом, подняв тучу пыли, рухнул на дощатый пол. Другой дядя обхватил Черемушкина сзади, сдавил мощными руками, но, получив локтем по носу, взревел от боли и ярости, ослабил смертельную хватку, затем и вовсе отпустил. Повалить его, держащегося за нос, было секундным делом. Да уж, не борцы, не борцы, но, что интересно, кепки так и не слетели, будто приклеенные.
  Дергунов нашарил под лестницей вонючие шмотки выдворенного из подъезда бомжа, которых с лихвой хватило, чтобы крепко-накрепко, спина к спине, примотать друг к другу верзил и вставить кляпы. Запихав их, тяжеленных, всё под ту же лестницу, друзья поспешили к выходу.
  Демонстрация уже прошла, оставив после себя разноцветные клочки бумаги, лопнувшие воздушные шарики, пустые бутылки. От соседнего дома, поругиваясь, к замусоренной дороге плелся дворник с метлой, кроме него во дворе никого не было.
  - Так, дом 31, - сказал Черемушкин, прикидывая, куда идти. - По нашей стороне. Пойдем дворами, чтобы не светиться.
  Пошагал было налево по узкому выщербленному тротуару, но Дергунов, вцепившись в локоть, как клещ, остановил его и горячо зашептал в ухо:
  - Чувак, не сейчас. Нас же будут искать, костей ведь не соберешь.
  - Оставался бы дома, - вырвав локоть, раздраженно бросил Черемушкин. - А раз ты здесь, будь добр работай. За мной.
  И, хмурясь, решительно пошёл дальше.
  В самом деле, какого черта, ничего ещё толком не узнали, сплошной туман, а этот туда же: костей не соберешь, нас будут искать.... Ну, будут, кто ж знал-то, что так обернется, но задание есть задание, проще простого всё бросить и ломануть в кусты...
  Всё шло как-то не так, вопреки логике. Нет, конечно же, в сопредельном мире, то есть в мире с нашей позиции не настоящем, вымышленном, и логика должна была быть не настоящая, но, ребята, ведь это даже ежу понятно, что если некто Иеремия вышел из доверия и к этому Иеремии должны явиться некие, скажем, агенты, то либо в жилище Иеремии располагается засада, либо за агентами организуется слежка. А её, этой слежки, нету. И двое в грузинских кепках на роль контрагентов никак не тянут...
  Что-то острое кольнуло в шею, и всё потемнело перед глазами...
  Очнулся он в большой комнате со светлыми, залитыми солнцем обоями, на жестком стуле, туго обвязанный бельевой веревкой. Попробовал встать, стул не пустил. Ломило затылок, голову не повернуть, зачесался нос, по которому иезуитски медленно стекала капелька едкого пота. Сзади кто-то замычал, Василий скосился и увидел примотанного к такому же тяжеленному стулу Дергунова. Глаза у Лёшки были как у алкаша, хватанувшего литровую кружку самогона.
  Из мебели в комнате наличествовал двустворчатый шкаф темного дерева и большой круглый стол, да вот ещё стену украшала фотография мужика в темно-зеленой военной форме неизвестного рода войск. Мордуленция у вояки была знакомая, ба - да это же генерал Семендяев. Правда, лет эдак на тридцать моложе, ещё без этих ниспадающих на воротник щек, без набрякших мешков под глазами.... Но позвольте, откуда здесь-то?
  В дверном проеме бесшумно, будто из-под земли вырос, возник один из верзил в неизменной кепке, встретил взгляд Черемушкина, осклабился. Зубы у него были кривые, желтые и редкие, через один. Вразвалку подошел к Черемушкину, ударил наотмашь по уху, а ручонка у него тяжелая, пудовая, в голове зазвенело и что-то лопнуло. Вновь замахнулся, но сзади кто-то негромко сказал "Отставить". Верзила отступил, из-за его спины вышел "Семендяев", тот, что на фотографии.
  Деловито осведомился:
  - Фамилия? Цель прибытия?
  Точь в точь, как два Сергея, сухо, деловито, и при этом в глаза смотрит, не отрываясь, не мигая.
  - Черемушкин, - ответил Василий, с трудом ворочая немеющей челюстью. - Цели как таковой нет.
  Голова готова была лопнуть от звенящей боли.
  "Семендяев" продолжал сверлить его взглядом матерого удава, от которого мурашки по спине. Пауза затягивалась, но боль, как ни странно, проходила.
  - Врёшь ты всё, - сказал, наконец, "Семендяев" - За золотом пришел.
  - За каким золотом? - не понял Черемушкин.
  - Которое в сумке, - усмехнулся "Семендяев". - Валет нашел его первым, теперь в бегах. Ты же его ищешь, Валета-то?
  - Ищу, - обрадовался Черемушкин. - Где он?
  - Тебе всё доложи, - сказал "Семендяев". - Не ты один его ищешь.
  И буркнул что-то непонятное.
  Верзила выхватил из кармана здоровенный тесак, под ложечкой у Василия заныло. В тот же миг веревки на его руках ослабли, затем и вовсе свалились на пол. Сзади кто-то гортанно хихикнул и, жарко дыша в ухо, спросил: "Не обделался, гаденыш?" Это был второй амбал. Тем временем первый верзила освободил Дергунова.
  - Как ухо, Вася? - подойдя, участливо спросил "Семендяев".
  Помнится, имени своего Черемушкин не называл, но ведь и про Валета он тоже ничего не говорил. А ухо, между прочим, поныв, успокоилось. Почесывалось порою, однако не ныло. Вообще, наш человек терпелив, вынослив и зарастает на нем всякая гадость, как на собаке.
  - Нипочем бы не заросло, - будто услышав, возразил "Семендяев". - Менанж вернул должок, но не подрассчитал, в результате лопнула барабанная перепонка. Век бы тебе, Вася, ходить глухим, если бы я не подлечил. Скажи спасибо.
  - Спасибо, - ответил Черемушкин.
  - Держись меня, - "Семендяев" подмигнул. - Пару слов, чтобы поставить точки над "и". Два моих помощника, Менанж и Фазаролли, которых ты одолел в рукопашной, люди юные, неопытные, но очень быстро всему учатся, так что не задирай носа. Впрочем, насчет помощников - это я поспешил. Какие они, нафиг, помощники? Так - подготовишки, заготовки, сырье. Ты нужнее, ты, вроде, подходишь, но придется поднапрячься, чтобы оправдать доверие.
  И ни к селу, ни к городу хохотнул. В итоге получилось несерьезно.
  - Как-то вы поаккуратнее бы, могут и услышать, - пробормотал Черемушкин, которому почему-то очень неудобно было сидеть в кресле, будто на разъезжающейся поленнице сидел, бугристо, всё ходуном ходит, того и гляди загремишь.
  - Что такое гипноз знаешь? - усмехнулся "Семендяев", не спуская с него глаз. - Учили вас этому в университете?
  - Какая разница: учили - не учили? - сказал Черемушкин.
  - Кто может услышать, Вася? Ты о ком?
  Тут Черемушкина отпустило, он оторвал от удава "Семендяева" глаза и увидел, что тот прав. Дергунов на своем стуле и двое амбалов застыли, как истуканы, в самых нелепых позах, вот только гипноз ли это?
  - Короче, вводную я провел, чем очистил свою, хе-хе, душу, - в духе настоящего Семендяева сказал двойник. - Теперь я буду считать. При счете три ты, Вася, проснешься и этот разговор забудешь. Итак, раз, два, три...
  
  Глава 6. Хлой Марасович
  
  - Как ухо, Вася? - участливо спросил "Семендяев".
  - Спасибо, ничего, - отозвался Черемушкин, ловя себя на мысли, что где-то когда-то это уже было - и чудесно помолодевший Семендяев, и громоздкий, жутко неудобный стул, и этот участливый вопрос.
  - Вот и славно, - сказал "Семендяев". - На всё про всё у нас пять мину. Вот вам, перво-наперво, по аусвайсу, чтоб не прятаться по кустам. А вот ваша сумка. Или не ваша?
  - Наша, наша, - наперебой сказали Черемушкин с Дергуновым.
  На улице их в потрепанной зеленой колымаге, чем-то напоминающей Оку, ожидал Менанж.
  - А где второй? - заикнулся было Дергунов, но верзила заорал, что нечего тут, ишь умный нашелся, понаехали, шпендрики ушастые, права качают, щас мигом в лоб, каждая секунда дорога, и Лёшка живо юркнул на заднее сиденье.
  Черемушкин уселся рядом с ним, но машина не тронулась с места. Шоферюга повертел головой, посвистел фальшиво, затем вышел, попинал колеса, сел на свое место, сдвинул кепку на затылок. Впрочем, нет, не сдвинул, не получилось, лишь обозначил жест. Что она, кепка эта, приклеена, что ли?
  Тут из подъезда появился Фазаролли с голубой захватанной папкой, деловой такой, умостился справа от своего приятеля, прогундосил: "Ехай давай", - одним словом - ба-альшой начальник.
  Надо сказать, улица здесь была пошире, чем на окраине, дома повыше, поизящнее, "Семендяевский", к примеру, был десятижэтажный, желтого цвета, с башенками на крыше, настоящая "сталинка". Людей, правда, тоже было негусто и почему-то передвигались они не хаотично, а дружными толпами. Шли и болтали кто во что горазд. Но иные топали строем, под команду командира в штатском, и сами, между прочим, в штатском. Точно репетировали.
  "Ока", пыля, промчалась пару кварталов, свернула налево, поколесила по кривому тряскому переулку, затем вновь вывернула на прежнюю трассу.
  - Ты это, - сказал "начальник" Менанжу. - Бензину навалом?
  - Навалом, - ответил Менанж. - Чего молчишь, умник? Говори, куда ехать-то.
  - Ах, да, ты же не в курсе. Зомбера 31.
  - Я и говорю - умник, - процедил Менанж. - Это ж в другую сторону. Дам вот щас по ушам-то, чтоб не умничал.
  Фазаролли приподнял кепку и поскреб макушку. Голова его под кепкой была абсолютно без волос, с розовой, как у младенца кожей, нежной, гладенькой, будто присыпанной тальком. А ниже линии, отмеченной кепкой, что любопытно, торчали коротко стриженые волосы. Казалось, что вместе с кепкой "начальник" отодрал часть прически. Дергунов, который тоже всё видел, судорожно заглотал.
  - Эй, эй, - одернул его Черемушкин. - Не вздумай.
  - Глянь-ка, получилось почесаться-то, - по-детски обрадовался Фазаролли. - Прогресс, однако.
  - Эволюция, туды её, - изрек Менанж. - Разворачиваемся!
  И, лихо развернувшись, помчал в обратном направлении.
  Чем ближе к окраине, тем мельче, обшарпаннее, грязнее был этот странный город, плавившийся в струящемся мареве полуденного пекла. Через три минуты "Ока" остановилась у крайнего подъезда стандартной пятиэтажки, Фазаролли передал Черемушкину голубую папку и сказал: "Третья квартира".
  - И всё? - выдержав внушительную паузу, спросил Черемушкин.
  - А чё ещё-то? - вяло сказал Фазаролли. - Ну, Берц. Ну, Хлой Марасович. Ты и сам знаешь.
  - А что с папкой делать?
  - Так отдашь, чудила, - сказал Фазаролли, а Менанж, отчего-то разъярившись, заорал:
  - А ну, вылазь, сволочи. Развели тут детский сад. Ещё агенты называются.
  Черемушкин с Дергуновым выскочили из машины, и Менанж немедленно дал по газам.
  - Типа отпустили? - озираясь, спросил Дергунов. - Может, того? Не рисковать?
  - Квартира номер три, - твердо заявил Черемушкин.
  - Может, всё-таки рванем когти?
  - Ну, как ты излагаешь? - укоризненно сказал Черемушкин. - А ещё журналист. Пошли.
  На звонок в дверь не ответили, но в квартире номер три кто-то был. Что-то там, в глубине, тихо стукнуло, еле слышно зашуршали по полу тапочки, за дверью, прильнув к глазку, задышали. Или показалось? Но нет.
  - Вам кого? - раздался изнутри настороженный, бдительный голос, этакий тенорок, который легко спутать с женским голосом.
  - Хлой Марасович? - тихо сказал Черемушкин. - Мы от Иеремии.
  - Не знаю такого, - ответил Берц, но от двери не отошел.
  - Однако именно он вас посоветовал, - сказал Черемушкин. - По поводу Гринбаума. Повторить громче, чтобы соседи услышали?
  - Умоляю вас, - пробормотал Берц, торопливо впустив их и тут же заперев дверь на ключ. - Ну что за манеры? При чем здесь шантаж?
  Увидев в руках Черемушкина папку, он испуганно заморгал. Был он мал, тщедушен, стар, плохо пострижен, одет в шаровары и ношеную майку, которая была ему велика. Черемушкину стало его жалко.
  - Почему вы боитесь? - спросил он. - Я даже не знаю, что в этой папке.
  - Я тоже не знаю, - признался Берц. - Но я знаю, чья это папка.
  - Что за суета вокруг какой-то занюханной картонки? - начал было Дергунов, но Черемушкин его перебил.
  - Чья же? - осведомился он.
  Берц опустил глаза и, протянув руку, невыразительно сказал:
  - Дайте...
  Папка оказалась абсолютно пуста, но Берца, который близоруко поводил по ней, открытой, своим мясистым носом, вдруг словно подменили. Он оживился, расправил плечи, втянул висевший мешком живот, глаза его загорелись, как у орла, узревшего добычу.
  - Вы именно по адресу, молодые люди, - заявил он игриво. - Какая удача, что именно вы и именно ко мне.
  С этими словами он резво умчался в комнату и с треском захлопнул за собою дверь. Через пару секунд раздалось подозрительное шипение, вслед за чем защипало в горле, а на глаза навернулись непрошенные слезы.
  - За мной, - смекнув, в чем дело, скомандовал Черемушкин и бросился к входной двери, но та не поддалась. И ключа в замочной скважине, кстати, не было, этот мошенник Берц, прикинувшись овечкой, спрятал его в карман.
  Это было последнее, о чем успел подумать Черемушкин...
  Очнулся он с чугунной головой. Было темно, глаза коли, плечи ныли от долгого лежания на твердом полу, руки и ноги не повиновались, и понадобилось какое-то время, чтобы они наполнились жизнью. Рядом завозился Дергунов, хрипло спросил:
  - Который час?
  - Рано ещё, спи, - ответил Черемушкин и сел.
  Глаза понемногу привыкали к темноте.
  Та-ак, похоже, они заночевали всё в том же злополучном коридоре, хорошо ещё, что проснулись. В сумраке проглядывался проем распахнутой двери в комнату, куда скрылся Берц, теперь, естественно, дверь открыта, а его, поганца, там нет.
  - Рюкзак и сумка на месте, - сообщил Дергунов. - Слушай, Вась, а что в этой дурной сумке? Все руки оттянула. Посмотреть, что ли?
  - Твоя сумка? - усовестил его Черемушкин, после чего встал на затекшие ноги, деревянно пошагал в комнату к окну. Ночная улица была темна и пуста, горела лишь единственная лампочка над дверью продмага, как в какой-нибудь захудалой деревней, да в черном небе уныло просвечивал узкий серпик луны. Хотелось завыть от тоски, но вдруг случилось невероятное, вдруг всё преобразилось.
  Дома засияли многочисленными огнями, улица наполнилась спешащими по своим делам и гуляющими прохожими, а вот и сверкающий розовым лаком длинный лимузин, остановившийся прямо напротив окон. Из лимузина выбрался рослый, широкоплечий парень с черной блестящей вьющейся шевелюрой, подошел вплотную к окну и, широко улыбаясь, послал Черемушкину воздушный поцелуй. Что-то в нем было знакомое... Василий, торопясь, распахнул ставни, но красавчик уже забирался в лимузин. Миг, и машина тронулась, мощно набирая скорость.
  - Чтоб мне лопнуть, - пробормотал Черемушкин.
  
  Глава 7. Мортимер
  
  Сзади с грохотом свалился стул. Опрокинувший его впотьмах Дергунов зашипел от боли, запрыгал на одной ноге. Черемушкин поспешил включить свет.
  - Говорил тебе: нечего тут оставаться, - сдавленно сказал Дергунов. - Нужно было рвать когти, пока не поздно. Куда сейчас? Ты подумай.
  - Точно - он, - произнес Черемушкин. - Так, Алексей, что ты видишь на улице?
  Дергунов подковылял к окну и с издевкой ответил:
  - Ночь, улица, фонарь, аптека.
  - Только что сюда на шикарной иномарке подъезжал Хлой Марасович Берц, - сказал Черемушкин.
  - И что же не вошел?
  - А то и не вошел, что нечего ему тут делать. Он теперь этой скудной обстановке не соответствует. Он теперь лет на сорок моложе и весь такой накачанный, спортивный. Красавец, одним словом. Убедился, что с нами всё в порядке и укатил.
  - В порядке ли, - усмехнулся Дергунов. - Что-то я никакой машины не слыхал. Что делать-то будем? Сейчас рванем или дождемся утра?
  - Ты ложись-ка на диван, поспи по-человечески, - сказал Черемушкин. - А я поищу. Должно же что-то быть.
  - Я при свете не могу, - заявил Дергунов, устраиваясь на диване и усердно взбивая маленькую тощую подушку, как будто от этого она могла вырасти.
  - Не барин, - осадил его Черемушкин.
  Для одинокого старого Берца двухкомнатная квартирка, в которой от силы набралось бы 35 квадратов, была жилищем роскошным, королевским. Он им гордился, потому что не каждый такое имел. Может, поэтому и вернулся попрощаться, хотя, возможно, и не только поэтому. В его воздушном поцелуйчике Черемушкин углядел намек, подсказку - ищи, мол, да обрящешь.
  Уже через пять минут, приладившись к тонкой, как блин подушке, Дергунов усердно, с надрывным храпом, спал.
  Тщательно обыскав большую комнату со спящим на диване Дергуновым и никаких бумаг, связанных с именем Валета, не найдя, Черемушкин перешел в спальню, и здесь после усердных поисков в куче старых желтых газет нашел-таки занюханный блокнот с относительно свежей записью на предпоследней странице. Валет здесь был зашифрован как В, а адрес был несомненно Московский: улица Садовая-Черногрязская, дом 11, квартира 9 - нигде больше такой улицы быть не могло. Прочие пометки в блокноте были либо закодированы, либо составлены на неизвестном языке. То есть, запись о Валете была адресована ему, Василию, или тому, кто мог прийти вместо него.
  У Черемушкина гора с плеч свалилась. Только теперь, имея в активе выполненное задание, он позволил себе задавать вопросы, а именно: зачем нужно было Берцу усыплять их газом, что было в папке, чего они с Лёшкой не заметили, что произошло с Берцем, когда они были без сознания, и что произошло конкретно с ним, Василием, в это время, ведь он стал видеть то, чего не увидел Дергунов. Были и другие моменты, над которыми стоило поломать голову, но по всем меркам была глубокая ночь и утром нужно было явиться перед Семендяевым свежим и бодрым. А потому, сунув блокнот в задний карман брюк, Черемушкин завалился на большую скрипучую кровать в маленькой комнате и мигом заснул.
  И мигом проснулся, ибо кто-то, сопя, начал трогать его волосы. Окно выходило во двор, а потому в комнате было темно, и этого, кто трогал, не было видно - так, что-то бесформенное в углу рядом с кроватью, слабо пахнущее душистым мылом и мирно посапывающее. Черемушкин отмахнулся и с ужасом понял, что трогающая его голову рука покрыта шерстью.
  - Да не суетись ты, - сказал этот некто густым басом. - Тебе же лучше делают. Остынь. Ещё пара циклов, и забудешь, что такое сон, не нужен он нынче будет, потому как вреден и кучу циклов отнимает.
  - Цикл - это сколько? - машинально спросил Черемушкин, отдаваясь во власть незнакомцу, от которого, в общем-то, вреда не было.
  - По земной мерке десять секунд, - неспешно ответил тот, вновь принимаясь за работу. - По другой мерке может быть и того меньше, а может быть и значительно больше, смотря где находишься, куда движешься. Время - оно, браток, дело растяжимое, это и у вас кое-кто понимает. Вот, скажем, сварганил ты хороший роман, заморозил в незначительном объеме сгусток времени, а потом этот сгусток не дает людям покоя годами, а иной раз и веками. Ну, вот и готово.
  Действительно, спать совершенно расхотелось, а от ласковых прикосновений сделалось так уютно, так спокойно. И почему-то в комнате сделалось светлее.
  - Э-э, - сказал Черемушкин. - А ты кто?
  Вот уж ничего умнее придумать не смог.
  - Зови меня Мортимер, - ответил некто. - Главное, не бойся.
  Он вышел из своего угла - большой, под потолок, бесформенный, черный, поросший то ли корой, то ли перьями, то ли спутанными волосами, леший не леший, домовой не домовой, но что не человек - это ясно. В следующий миг, однако, стоило лишь Черемушкину моргнуть, Мортимер предстал перед ним этаким темнокожим, закутанным в серую рогожу старцем, а ещё через секунду старец превратился в молодого, лет тридцати, симпатичного негра. Нет, пожалуй, не негра, он был ближе к смуглому египтянину. Или всё же к негру?
  - Так, похоже, лучше, - сказал Мортимер. - И мне удобнее.
  Теперь он был всего лишь на три головы выше Черемушкина, не нависал огромной глыбой, не давил на психику. Напоминал кого-то, а кого - никак не вспомнишь.
  - Вперед, Василий, - добродушно пророкотал Мортимер. - Не век же тебе в неучах ходить.
  Вот ведь странное дело - не было у Черемушкина ни малейшего страха. Вроде бы и ситуация не из простых, и человек этот (впрочем, какой он, к свиньям, человек) вовсе не знаком, и ночь на дворе, и город вовсе не родной, а враждебный, непонятный, полный скрытых угроз, из которого, сделав дело, лучше бы побыстрее убраться, и тем не менее, не было этой подзуживающей подколодной тревоги, составляющей основу первобытного страха.
  Следом за бесшумно идущим Мортимером, от которого всё так же слабо пахло душистым мылом, Черемушкин направился в коридор. Дергунов забормотал что-то во сне, заворочался и вдруг внятно и жалобно сказал:
  - А я? Опять про меня забыли.
  Он лежал на диване, поджав ноги, легкий плед сполз на пол. Василий подошел, закрыл ему ноги пледом, заглянул в лицо, убедился, что Лёшка дрыхнет.
  - Не отставать, - донеслось из коридора...
  Казалось, они попали в другой город. Улица вроде та, но и освещена она щедро, по-московски, и вместо выщербленного асфальта брусчатка, как в старой Вене, и фонари особенные, ажурные, как в несравненной Праге, и загадочно мерцающие витрины магазинов, и повсюду уютные будто бы игрушечные кафе, и столики, огороженные зелеными кустами, за которыми сидят и потягивают холодное темное пиво никуда не спешащие люди, у которых впереди целая ночь - волшебная, теплая, но не душная, а за домами потусторонне взмывают в черное звездное небо зеркальные небоскребы, слабо подсвеченные закутанной в серебряную дымку круглой голубой луной.
  - Фантастика, - зачарованно сказал Черемушкин. - Откуда всё это?
  Мортимер не ответил. Из темного переулка вывернул и остановился перед ними сверкающий розовым лаком длинный лимузин, тот самый, на котором укатил в неизвестность преобразившийся Хлой Марасович Берц.
  В просторном салоне с пятью рядами кресел было темно. Они устроились в удобных креслах, и машина тронулась. Черемушкин всё никак не мог рассмотреть шофера, хотя тот сидел как вкопанный, лишь изредка поднимал голову в шестиклинке с лакированным козырьком, чтобы посмотреть в зеркало. Сам он, водитель, в этом зеркале над лобовым стеклом почему-то не отражался, как Черемушкин ни прилаживался - и справа посмотрит, и слева, ну нету никого и всё тут.
  - Да не вертись ты, - сказал Мортимер. - Тебе-то что?
  Между тем шофер переключил скорость, поддал газу, и машина помчалась всё быстрее и быстрее. В окнах замелькали дома, фонари слились в одну желтую полосу, затем всё унеслось назад, остались лишь черный купол неба да скудно освещённая луной полоса асфальта. Почему-то казалось, что они всё время мчатся под гору, земля вдруг сделалась с овчинку, и дорога уходила куда-то вниз. А, может, и правда вниз?
  - Мэ-э, - проблеял Черемушкин. - Уж не в преисподнюю ли мы направляемся?
  - Типун тебе на язык, - сказал Мортимер и вдруг хихикнул. - Что, боязно? А хотелось бы?.. Ладно, ладно, шучу. Мы едем к Порталу, там ты увидишь всю мощь, всё величие нашего Проекта.
  
  Глава 8. Портал
  
  Небо посветлело, а через пару минут, когда лимузин перевалил пригорок, снизу вдруг ударили сотни голубых прожекторов. Впереди, метрах в пятидесяти, ясно обозначился обрыв, но водитель и не подумал сбавить скорость. Эти жалкие метры быстро закончились, машина, очутившись на краю, опрокинулась вниз, но то ли зацепилась задними колесами, то ли что-то ещё её затормозило, короче она повисла на отвесной стене, готовая в любой момент рухнуть в бездну, на дне которой угадывались какие-то серые постройки с ажурными выступами, жуткое переплетение матовых труб, аспидно-черные кубы на фоне бирюзовой травы, узкие каналы со струящейся водой, ещё что-то физически плотное, твердое. Черемушкин, обмирая, зажмурился, и тут же услышал язвительный голос Мортимера:
  - Обмельчал народец. Раньше-то, помнится, до потопа, и по воде аки посуху ходили, и вообще левитацией владели, а что сейчас? Глаза-то открой, добрый молодец.
  Черемушкин послушно открыл глаза. Всё то, что устрашало его на далеком дне пропасти, приобрело пусть фантастический, непривычный, но вполне благопристойный вид, потому что находилось не внизу, а впереди. Серые постройки превратились в двадцатиэтажные застекленные сооружения, излучающие голубое свечение, а выступы над ними - в некое подобие устремленных в небо решетчатых антенн. Трубы опустились под землю, то есть их как бы не было, черные же кубы по сравнению со стеклянными постройками оказались приземистыми, всего лишь пять этажей в высоту, хотя в ширине ничем им не уступали. Вся эта если можно так выразиться промышленная площадка находилась в поросшей зеленой, а вовсе не бирюзовой, как показалось сверху, травой обширной долине, по краям которой угадывались черные возвышенности.
  - Это и есть Портал? - спросил Черемушкин.
  Мортимер обиженно засопел.
  - Впечатляет, - добавил Черемушкин.
  Мортимер заулыбался.
  - Но портал - это, как я помню, ворота, прямой доступ, - сказал Черемушкин. - Не вижу связи.
  - Именно здесь осуществляется прямая связь, - несколько раздраженно сказал Мортимер. - Начитались, понимаете.
  И добавил: "Трогай, Саврасов". Водитель немедленно нажал педаль газа.
  "Саврасов, - подумал Черемушкин. - Уж не тот ли Саврасов, который беглый зэк? Да нет, чушь какая-то, хотя фиг его знает. У местных витиеватые имена, а этот - Саврасов".
  Поерзав, он придвинулся к Мортимеру и зашептал:
  - Саврасов случаем не наш?
  - Ваш, - басисто ответил тот. - Но уже и не ваш, а скорее наш. Да ты не церемонься, тут все свои. Стоит сказать: "Саврасов, будь добр", и он мигом окажется рядом. Домчит, куда прикажешь.
  - К примеру, в Тамбов, - предположил Черемушкин.
  Лимузин, мчащийся в это время по горбатому мосту через одетый в серый гранит канал, тряхнуло, и название любимого города Черемушкин проблеял.
  - Зачем тебе, орлу, занюханный Тамбов? - искренне удивился Мортимер. - Не далее, чем через неделю на Лубянке появится приказ о переводе тебя в Москву. Возглавишь отдел по изучению аномальных явлений. Хе-хе-хе.
  Лимузин затормозил возле одного из стеклянных зданий.
  - Откуда вам известно? - сказал Черемушкин, несколько покоробленный этим "хе-хе". - На объекте вы можете распоряжаться, вы тут живете, а вот насчет Лубянки извольте усомниться. Вы что - Господь Бог?
  - Не упоминай всуе, - сказал Мортимер. - Выходим.
  Вблизи это внушительное здание оказалось совсем не похоже на манхэттенскую свечку из стекла и бетона. Сооружение было как бы вырезано из целого куска прозрачного, источающего голубой свет материала, а все архитектурные признаки, все эти окна, двери, межэтажные перекрытия, искусно намечены.
  В стене сам собой образовался проем, куда они с Мортимером вошли. Сразу после этого проем затянулся. Комната, в которой они очутились, была абсолютно кругла и не имела ни дверей, ни, естественно, окон, впрочем, это была вовсе не комната, а лифт. Они спустились вниз и вышли в длинный коридор, который привел их в наполненную хитрыми приборами лабораторию. Здесь наконец-то появились люди в белых халатах и чепчиках, двое мужчин и одна женщина. Между прочим, на дворе была ночь.
  Мортимер сказал что-то на непонятном языке. Тотчас мужчины крепко взяли Черемушкина под локотки и повели к белому кожаному креслу. Часы на стене показывали два часа ночи. Он пытался вырваться, но хватка у лаборантов была крепкая. Усадили, как ребенка, и как только голова Черемушкина коснулась мягкого подголовника, он заснул, а когда проснулся, на часах было два часа пять минут. Эти пять минут так его освежили, будто он прокемарил часов десять без просыпу.
  Между прочим, лаборатория была пуста, и это его насторожило. Попытался встать, но ноги почему-то не слушались. Повертел головой, всё вроде бы на месте, ничего не исчезло, ничего не прибавилось.
  Стремительно вошел Мортимер и сказал:
  - Встань, уже можно.
  - А где люди? - спросил Черемушкин, вставая.
  - Это не люди, - спокойно ответил Мортимер. - Биороботы.
  Василий вдруг понял, кого напоминал этот огромный темнокожий безмятежный Мортимер. Фигуру с острова Пасхи, будто с него вытесывали. Интересно - это хорошо или плохо?
  - В клинике биороботы? - произнес Черемушкин. - Ну да. Люди же по ночам спят. Что вы со мной сделали?
  Подошел к Мортимеру, смело посмотрел снизу вверх.
  - Взял анализы, просмотрел родословную, убедился, что годен, - усмехнувшись, ответил Мортимер. - Кое-что подкорректировал, теперь ты поймешь пришельца.
  - Какого ещё пришельца? - задиристо спросил Черемушкин. - К чему годен?
  - Слишком много вопросов, - сказал Мортимер, усаживаясь в белое кресло, с которого только что поднялся Черемушкин. - И ни одного, показывающего, что ты человек пытливый, любознательный. Скорее - вредный, капризный. Поэтому давай-ка я тебе лучше объясню, где мы сейчас находимся. Это здание, о Василий, вовсе не клиника. Это приемник ультиматонов, а поскольку ультиматон - прародитель всякого вещества, он несет в себе изначальную информацию Создателя, канон, эталон. В любом бите этой информации содержится ключ к матрице сущего, иными словами через этот бит мы выходим на эталон и корректируем нужный объект в сторону совершенства.
  - То есть, если человек произошел от обезьяны, то вы корректируете его до уровня обезьяны? - уточнил Черемушкин.
  - Может, ты, Василий, и произошел от обезьяны, тут уж твоя воля, тут я спорить не буду, но задумывались вы, человеки, как создания эфирные, не материальные, не подверженные обжорству и похоти. Потом по известной тебе причине вы обрели плоть, но первоначальная эта плоть, как задумка, была в миллиарды раз лучше, чем та, в которой сейчас находишься ты, Василий. Вот эта-то первоначальная плоть и взята за образец. Такая вот получается клиника.
  - Значит, если взять обезьяну, то из человека можно сделать обезьяну? - гнул свое Черемушкин из чувства протеста. Не любил он, честно говоря, этих поучающих умников, которые всегда где-то наверху, на трибуне.
  
  Глава 9. Информатор Клик
  
  - Через праэнергию с помощью хронокапсул мы можем выйти на любой план прошлого, настоящего или будущего, - не моргнув глазом, а может и не заметив иронии, ответил Мортимер. - Можно это сделать и другим способом, не о том речь. Но можно и не обращаться к высоким материям, а оскотиниться совершенно бытовым способом, не используя достижений науки. Кстати, у вас сейчас происходит именно такое бытовое одичание, добровольное, неконтролируемое, и наша задача взять это под контроль.
  Мортимер встал с кресла.
  - У кого - у вас? - тут же прицепился Черемушкин.
  - Терпение, Василий, терпение. Следуй за мной, - величаво произнес Мортимер, направляясь к двери с надписью "Служебное помещение", за которой скрывался пассажирский лифт...
  Лифт упал вниз с такой скоростью, что у Черемушкина перехватило дух и замелькали нехорошие мысли, но секунды через три-четыре падение замедлилось, а далее этот сумасшедший лифт вовсе не остановился - покатил себе куда-то по горизонтальной плоскости, вновь ускоряясь. Мортимер, посвистывая, нажал одну из кнопок на миниатюрном пульте, и обшитые серебристым пластиком стены исчезли. Они мчались по каналу в полуметре от покрытой мелкой рябью черной с голубым отливом воды.
  У Черемушкина закружилась голова, он вцепился в рукав Мортимера.
  - А вот это будем изживать, - сказал тот. - С этим будем нещадно бороться.
  - С чем, с этим? - спросил Черемушкин, которому на полутораметровом пятачке было крайне неуютно.
  - С эмоциями, - ответил Мортимер. - Эмоции, мой друг, бич человека.
  - Без эмоций человек - не человек, - проворчал Черемушкин. - Куда мы, вообще-то, едем?
  - К Стеклянному морю, - сказал Мортимер. - Ты, главное, помалкивай. Не встревай, если начнешь понимать, а ты начнешь, время подошло.
  Черемушкин пожал плечами, чуть не потерял равновесие и еще крепче ухватился за рукав Мортимера. Тот много тверже стоял на ногах.
  Через минуту Мортимер сказал:
  - Ну, вот мы и приехали...
  Никакого Стеклянного моря Черемушкин не увидел, а увидел он низкий, на уровне воды, причал и далее прозрачный эскалатор, уходящий вверх к белоснежному пятиэтажному дворцу. Подсвеченный невидимыми прожекторами, дворец этот смотрелся весьма нереально на фоне черного бархатного неба. Это была совсем другая страна, совсем другой город, здесь не было кривых домов, как на улице Зомбера, не было беззубых нищих, шляющихся стадом дурных орущих толп, не было тряпья под покосившимся забором, кошачьей вони, здесь было стерильно и фантастически красиво. А всего-то и надо было перевалить через невидимый рубеж, поменять систему координат, где стена становилась полом, свалиться в пропасть, которая, собственно, пропастью не была.
  Белоснежный дворец оказался космопортом, заключительной частью межпланетного Портала, основную же его часть составляли межзвездные врата - сооружение скорее абстрактное, чем вещественное, и, главное, Стеклянное море. Вот это, последнее, представляло собой огромный сплошной кругообразный кристалл, служащий посадочным полем для всех транспортных средств, а также транспортных существ, к примеру транспортных серафимов.
  Об этом рокочущим своим басом, наклонившись к уху Черемушкина, сообщил Мортимер. Тот же, пораженный, стоял на смотровой площадке и безотрывно смотрел на это отливающее зеленым, бездонное, простирающееся до горизонта, застывшее, отполированное до зеркального блеска море, которое странным образом притягивало и никак не хотело отпустить. "Это ещё и гигантский трансформатор, - объяснил Мортимер. - Изменяет токи пространства и адаптирует входящие потоки физической энергии".
  - А это не вредно? - машинально спросил Черемушкин.
  - Так, миленький, тогда всё вредно, - откликнулся Мортимер. - А вот и наш гость.
  Черемушкин, как ни вглядывался, ничего постороннего не заметил, хотя нет, вот что-то бесформенное вынырнуло из правого сектора, стремительно и бесшумно преодолело пару километров и остановилось напротив космопорта, превратившись в блестящий гоночный автомобиль.
  - Пошли, - сказал Мортимер...
  Гость оказался длинным, тощим, с синей кожей, приклеенными к лобастому черепу черными волосами, и большущими коричневыми глазами. Этакий прилизанный задохлик в обтягивающем, то и дело меняющем цвет, комбинезоне.
  Он прочирикал что-то Мортимеру, тот ответил на таком же птичьем языке. Секунд двадцать они оживленно общались друг с другом, Черемушкину сделалось скучно, потом вдруг он осознал, что понимает, о чем речь. Синенький говорил, что они заранее предупреждали атлантов о гибели их острова, и те вняли, и понастроили множество космических кораблей, и основная их часть успела улететь, а оставшиеся погибли. Сейчас, спустя 12 тысяч лет, для землян существует опасность не меньшая, даже большая. И опять последовало предупреждение, но Мировое правительство слышать ни о чем не хочет, никто ничего слышать не хочет, этакое, понимаете, благодушие, будто все бессмертные. Да, да, соглашался с ним Мортимер, это наша беда, это наш бич: наше благодушие, наша благоглупость, наше самоуспокоение, наш кайф, наш центропупизм. Этак можно души потерять вот так запросто. Какие души? - спросил синенький. Да все, ответил Мортимер, и тут Черемушкин не выдержал.
  - А разве атланты умели строить космические корабли? - спросил он на несуразном с человеческой точки зрения птичьем наречии, от которого сразу зачесался язык.
  - Умели, - неприязненно ответил синенький. - Вам-то что до этого? И вообще, вы кто? Кто это? - спросил он у Мортимера.
  Тот открыл было рот, но Черемушкин его опередил.
  - И где же теперь улетевшие атланты? - осведомился он. - Что-то о них не слышно. И не лучше ли было переехать куда-нибудь поближе, в Грецию, например.
  - К сожалению, твердый Космос жесток, - сухо ответил синенький. - Погибли и те, кто улетел. Что же касается Греции, то это слишком банально, это не те горизонты, этого вам не понять. Господи, на что я трачу время.
  Проронив это, синенький повернулся и пошагал прочь, бормоча что-то насчет двух обалдуев, которые выдают себя за унивитатов, а сами черт знает что и сбоку бантик.
  - Что такое унивитаты? - незамедлительно спросил Черемушкин.
  - Унивитат - это постоянный гражданин созвездия, - сказал Мортимер. - К тебе это не относится.
  И громко крикнул вдогонку синенькому:
  - Постойте-ка, милейший. Не так быстро.
  Сказано было по-русски, но синенький застыл на месте в нелепой позе, с поднятой ногой.
  - Хорошо, я не унивитат, - сказал Черемушкин. - А это что за хмырь?
  - Этот хмырь - звездный воин, - усмехнувшись, ответил Мортимер. - Представитель, так сказать, Конфедерации Гуманоидов из цивилизации Сириуса, попечитель земной цивилизации, демиург. Почти что демон.
  Тут он с хитрецой посмотрел на Черемушкина.
  - А что, демон - это здорово? - не преминул осведомиться тот не без ехидства. - Вот не знал.
  - Вот мы и подошли к главному, - сказал Мортимер. - А чтобы исключить всякие сомнения по данному вопросу, пусть-ка этот демиург тебе послужит. Вот тогда и поймешь: здорово это или не здорово.
  Так весь этот спектакль насчет Портала и Стеклянного моря - ради того лишь, чтобы заарканить демиурга? Хорошенькое дело. Использовав Васю Черемушкина, как наживку. Ай, молодец, Мортимер, ай, молодец. Черемушкин даже головой покачал, глядя на ухмыляющуюся статую с острова Пасхи.
  Мортимер щелкнул пальцами, и демиург подошел деревянной, развинченной походкой.
  - Будешь Кликом, информатором, - сказал ему Мортимер. - При необходимости врачевателем, спасателем. Вот твой начальник.
  Кивнул на Черемушкина.
  Клик перевел взгляд на Черемушкина. Огромные его глазищи были пустые, мертвые, и сам он был больше похож на куклу, чем на живое существо. Аж мороз по коже. Что с ним сделал Мортимер?
  - За что, о Господи? - вяло, безразлично произнес Клик.
  
  Глава 10. Нет никакого дела
  
  Дальнейшее для Черемушкина слилось в череду отдельных мало связанных между собой невразумительных эпизодов, которые потом уже, в Москве, в ночном забытьи, начали обретать полновесную плоть и кровь и жить своей отдельной жизнью. Здесь же, на объекте, эта ночь закончилась тем, что ранним утром Черемушкин с невесть откуда взявшимся Дергуновым подошли к массивным воротам и принялись недуром колотить, чтобы их выпустили. При Дергунове была сумка, оставленная операми у Иеремии, и за спиной неизменный рюкзак, а у Черемушкина в заднем кармане брюк блокнот Берца с адресом Валета да в нагрудном кармане ковбойки невесть откуда взявшийся мобильный телефон. Или что-то весьма похожее на мобильный телефон.
  Утро было прекрасное, свежее с ослепительным режущим глаза низким солнцем. Одно плохо: в некотором отдалении стоял белый внедорожник Рейндж Ровер, а рядом с ним два плечистых субъекта и некто Ефим Борисович Разумович. Холеный, статный, лет где-то тридцати, с уже наметившейся лысинкой в смоляных волосах и нагловатыми глазами навыкате. Старший следователь по особо важным делам, ужасный зануда.
  Разумович поманил их пальцем. У Черемушкина заныли зубы, уж с кем, с кем, а с этим типом очень бы не хотелось общаться, особенно утром, особенно после бессонной ночи.
  - Где Сергей Сергеич? - спросил Черемушкин, остановившись и придержав рванувшегося было вперед Дергунова за рукав.
  - Что, соскучился? - грубовато сказал Разумович. - Сумочку, будьте добры, передайте мне.
  Спорить с ним было опасно. Черемушкин жестом показал Дергунову, чтобы отдал сумку.
  Разумович взвесил её на руке, поставил на переднее сиденье, открыл, поковырялся в содержимом, потом вяло спросил:
  - А где, простите, сам предмет?
  Дергунов с Черемушкиным переглянулись и пожали плечами.
  - В машину, - скомандовал Разумович.
  Черемушкин с Дергуновым устроились на заднем трехместном диване. С двух сторон одновременно втиснулись плечистые ребятишки, сдавили безжалостно, так что ни вздохнуть, ни охнуть. Часы на приборном щитке показывали 8.15...
  Ехали молча, Разумович, сидевший справа от шофера, пару раз оглянулся с тем, чтобы смерить вжавшихся в сиденье друзей презрительным взглядом, но ничего не сказал, а плечистые сотрудники вообще старались не дышать - от обоих нещадно несло перегаром. Дорога показалась длинной и скучной.
  В кабинете у зануды было душно и пахло пылью. В присутствии всё тех же плечистых сотрудников Разумович вывалил содержимое сумки на свой стол. Увесисто бухнул о столешницу черный пакет с чем-то бесформенным, рассыпалась мелкая желтая мелочь, вывалилась пара малиновых служебных удостоверений, жёваный носовой платок, смятые бумажки.
  В черном пакете обнаружился массивный серо-зеленый булыжник с налипшей грязью и следами мха.
  - Что, сволочи, припрятали золотишко? - усевшись за стол, неприятным голосом заговорил Разумович. - Думаете - вот всё утихнет, тогда вернемся, спокойненько вынесем. Ну-ну. Вы мне сперва нарисуете схему, где зарыли краденое, а потом я буду думать, чем бы вам помочь, чтобы срок вышел поменьше. Или же предпочитаете пытку? Иглы под ногти, выдирание зубов...
  - Сумку я не открывал, Василий запретил, - запальчиво сказал Дергунов. - Стал бы я таскаться, как дурак, с этой каменюгой.
  - То есть, второй вариант, - сделал заключение Разумович, после чего этак гаденько, как умел только он, осклабился и выразительно посмотрел на своих сотрудников. - Работайте.
  Верзилы, разминая пальцы, пошли работать, и тут в дверь без стука вошел "Семендяев". Верзилы застыли в самых нелепых позах. Дергунов тоже замер с испуганным приоткрытым ртом.
  Черемушкин сразу понял, что это двойник из города Зэт, а вот Разумович никак не мог взять в толк, с чего это вдруг Семендяев так помолодел, и всё пялился, пялился на вошедшего, не видя ничего вокруг.
  Наконец, он опомнился и процедил недовольно:
  - А стучать кто будет?
  По-прежнему, как завороженный, он никого вокруг кроме ненавистного Семендяева не замечал.
  - Всё бы тебе, Фима, стучать, - строго сказал "Семендяев", подходя к его столу. - Забыл, кто тебя человеком сделал? Уже хвост задрал? Так это мы мигом хвост-то: чик - и нету.
  - Вы, Сергей, Сергеич, кто? - заломив бровь, осведомился Разумович. - Вы, простите, бывший, у вас и сила бывшая, ненастоящая. А я, извините, в настоящем времени, так что будьте добры - покиньте помещение и подождите в коридоре.
  И, как бы извиняясь за излишнюю резкость, добавил:
  - Дело весьма серьезное.
  - А нету у тебя никакого дела, - сказал "Семендяев". - Ты понял, шкет? Вообще нет никакого дела.
  После этого он положил руку на лежавшие на столе предметы, и все они до единого втянулись в его ладонь.
  - Система пылесос, - довольно произнес "Семендяев" и наставил ладонь на Разумовича.
  Тот так энергично отпрянул, что потерял равновесие, упал вместе со стулом, треснулся затылком об пол.
  Тотчас как по команде вбежали двое в черных масках, подхватили бьющегося, пытающегося кричать Разумовича под руки и поволокли к выходу. Эти черные маски могли обмануть, если бы не знакомые по городу Зэт кепки.
  "Семендяев" пробормотал что-то невнятное, после чего Дергунов пришел в себя и принялся испуганно озираться, а двое верзил принялись нещадно мутузить друг друга. Делали они это весьма азартно, не обращая ни на кого внимания, быстро входя в раж.
  Взяв в руки черную сумку, "Семендяев" повернулся к Черемушкину и Дергунову и сказал:
  - Пошли, юноши. Вас здесь не было...
  В коридоре Черемушкин лоб в лоб столкнулся с Костомаровым и понял, что влип, но тот прошел мимо него, как мимо пустого места, глазом не моргнул. И потом, на выходе, где нужно было предъявлять пропуск, охранник даже головы не повернул в их сторону, будто их не было, а турникет, выпуская, повернулся сам собой...
  На улице Дергунов, которому пора было ехать в Знаменку, в свою редакцию, распрощался с ними.
  "Семендяев" передал Черемушкину черную сумку, которая вновь оказалась тяжелой, попросил её не открывать, а передать генералу, после чего сел в зеленую "Оку" и велел трогаться.
  Черемушкину на работу было рано, он направился домой перекусить и, разумеется, не видел, что произошло дальше...
  Разумович, свесив голову на грудь, дремал на заднем сидении, рядом с ним сидел Фазаролли, за рулем - Менанж, а может, наоборот, хотя вряд ли. Оба уже сняли маски, и это был чистой воды цирк - ещё из фойе сквозь стеклянную дверь можно было прекрасно разглядеть в потрепанной колымаге и похищенного Разумовича и его мордатых грабителей.
  
  Глава 11. Фарисей недобитый
  
  Разумович вовсе не дремал, а только притворялся. Сидел он аккурат за шофером, рядом с дверью, которая была не заперта. Они уже выехали из города, но отъехали недалеко, ещё тянулись вдоль дороги длинные разукрашенные граффити бетонные заборы складов и хранилищ. Разумович едва приоткрыл глаза и сквозь щелочку отслеживал, когда будет можно. Вот справа появился прогал, там должны быть ворота, так оно и есть - ворота, к тому же открытые и из них медленно выползает здоровенная фура. Остановилась, пропуская машину "Семендяева", и в этот момент Разумович, распахнув дверь, мешком вывалился на проезжую часть. Увы, за натужным ревом мотора он не услышал, что сзади их догоняет длинная черная Ауди. Визг тормозов, глухой удар, Ауди улетает влево, сорванная дверца, крутясь, скачет по дороге вдогонку за колымагой.
  - Стоп, - скомандовал "Семендяев".
  Менанж затормозил, вырулил назад вплотную к распластанному на разделительной полосе Разумовичу и посмотрел на "Семендяева".
  - Поможешь, - сказал тот. - У нас пара минут...
  Фазаролли наблюдал за происходящим, неестественно вывернув шею. Вот машину тряхнуло - значит, тело погрузили в багажник, вот противно заскрежетала по асфальту лопата, соскребая остатки.
  Напоследок "Семендяев" приладил сорванную дверь на место, и не скажешь, что её вырывало с корнем, вслед за чем "Ока" тронулась...
  Генерал Семендяев сидел в своем кресле, будто со вчерашнего дня не уходил. Коротко кивнул в ответ на приветствие Черемушкина, глазами показал, что сумку нужно поставить перед ним на столе. При этом, расчищая место, отодвинул ладонью в сторону блокнот и ручку.
  Черемушкин взгромоздил на стол сумку, открыл молнию.
  Ради такого случая генерал встал, вынул из сумки черный пакет. Пробормотал: "Тяжелая зараза", - и извлек из пакета замотанный в мешковину и схваченный бечевкой удлиненный предмет. Булыжник, помнится, ни в какой холст замотан не был.
  Не доверяя Василию, генерал самолично ножницами разрезал бечевку, развернул плотную ткань и довольно улыбнулся. Перед ним лежала золотая рука, совсем как настоящая, даже волосы угадывались.
  - Вот из-за чего суета, - пробормотал Черемушкин.
  - Какая именно суета, Вася? - спросил Семендяев. - Ну-ка, ну-ка.
  Вынул из сумки большой незапечатанный конверт, а из него заполненный бланк с крупным заголовком "Государственный акт на право собственности на землю". Чуть выше в синей рамочке синий оттиск "Копия". Внизу, как положено, подписи, печати.
  - Солидно, - сказал Семендяев, по старой чекистской привычке положив бланк текстом вниз. - Что стоишь-то? Садись. Так что за суета?
  - Нас с Лёшкой встретил Разумович, - ответил Черемушкин, усевшись на стул. - Не дал даже от часового позвонить.
  Едва он это произнес, затренькал телефон. Генерал поднял трубку, послушал кого-то, посопел, потом сказал "Добро" и опустил трубку.
  - Про вас с Лёшкой ни слова, - произнес он. - А вот холуи Разумовича, сильно избитые и связанные по рукам-ногам, найдены на окраине Тамбова. В машине, принадлежащей Разумовичу. Сам же Разумович исчез. Ну, слушаю тебя.
  - Суета из-за того, что Разумович не нашел в сумке золота, - сказал Черемушкин. - В пакете был булыжник. Эх он и разорался.
  - Кто разорался - булыжник? - уточнил Семендяев.
  - Разумович, - ответил Черемушкин. - Припрятали, говорит, золото.... Предупреждать нужно, Сергей Сергеевич, за чем посылаете, а-то ведь вляпаться можно только так.
  И хохотнул.
  - Что ржешь? - осведомился Семендяев.
  - Да я над Лёшкой. Булыжник, как негр, таранил. А в нём, родимом, килограммов десять.
  - Дитё ты ещё малое, - констатировал Семендяев. - Другой вопрос - откуда о золоте узнал Разумович. Кто-то, значит, у него на Объекте есть.
  Сопя, полез в сумку, выудил сложенный вдвое лист, развернул. Прочитав, протянул Черемушкину.
  Там было написано: "Прошу меня не искать. Ухожу из органов добровольно по религиозным соображения. Терпеть больше невмоготу. Е.Б.Разумович".
  - Его почерк? - спросил Черемушкин, возвращая записку.
  - Его, родимого, - ответил Семендяев и вновь полез в сумку. - Фарисей недобитый.
  Пошарив в обширных внутренностях, проворчал: "Больше ничего нет", - и бросил на стол три малиновых служебных удостоверения: два - злосчастных оперов и одно - Разумовича.
  После чего посмотрел на Черемушкина и сказал:
  - Ну? Что с Валетом?
  - Валет, он же Куарий Амбертович Гринбаум, он же Николай Альбертович Гриневский. Других данных нету, - отчеканил Черемушкин, понимая, что блокнот Берца Семендяеву показывать нельзя. Табу.
  Откуда такая уверенность, Василий не знал. Сработала интуиция. Потом уже он понял, что никакая это не интуиция, а чистой воды запрет. Вот они - пять минут забвения в белом кресле. Всё не просто так.
  - Откуда информация? - уточнил Семендяев.
  - От Иеремии.
  - Ещё кого-нибудь видел? - зевнув, спросил Семендяев.
  - Были какие-то странные людишки, - пожав плечами, ответил Черемушкин.
  - Значит, Иеремия, людишки, - понимающе сказал генерал. - Больше никого?
  И вдруг, треснув ладонью по столу, заорал:
  - А где ж вы сутки болтались? Я тебя вчера ещё ждал. Людишки, понимаешь, - он остывал на глазах. - Хотел тревогу поднимать. Ну, что скажешь?
  - Место какое-то странное, товарищ генерал, - пробормотал Черемушкин, пряча глаза. - То есть город, то его нету. Заблудились, ночевали в лесу.
  - Провалы во времени? - уже спокойно предположил Семендяев. - Вот ещё напасть-то. Ладно, всё, что видел, отрази в отчете.
  Принялся засовывать в сумку тяжелую золотую руку.
  - Простите, товарищ генерал, - сказал Черемушкин. - А кто такой этот Валет?
  Семендяев чертыхнулся - рука в сумку решительно не лезла.
  - Мне же придется его искать, - терпеливо продолжал Черемушкин. - Или не мне?
  - Тебе, тебе, - пробормотал генерал и запихнул-таки драгоценность в сумку.
  Сел, вытер вспотевший лоб и заговорил:
  - Сам понимаешь, всё я тебе сказать не могу. Короче, этот Валет - та ещё птица. Как он оказался на Объекте, неизвестно, но он оказался и первым узнал про этот самый золотой артефакт (показал глазами на сумку). Выкопал его, присвоил, однако ненадолго, до поступления информации об артефакте к нам. Не буду рассказывать об операции по изъятию, но она была проведена успешно, самому же Валету как всегда удалось скрыться. А вот заключительную часть операции два наших опера благополучно провалили. Пришлось посылать на Объект людей, которые ранее не засветились.
  - То есть, нас с Лёшкой, - сказал Черемушкин. - Нас там ни одна собака не знает.
  - Молодец, - одобрил генерал. - Иди писать отчет...
  
  
  Глава 12. Лукавишь, Василий Артемьевич
  
  Этот день прошел в хлопотах и не оставил бы следа в памяти, если бы не одно "но". Аппарат в кармане ковбойки оказался вовсе не мобильным телефоном, а упакованным в компактную оболочку оцифрованным Кликом. На самом-то деле Клик был помещен в замкнутую инертную среду и опечатан печатью Баал-Зебуба, Черемушкину же досталась информационная матрица, щедро замешанная на астральной составляющей Клика. Матрица эта умела делать многое, в цифровом, естественно, плане: выполнять функцию приемо-передатчика, запоминать гигабайты информации, глушить вражеские каналы, транслировать телепередачи, подделывать любую электронную подпись, выходить в засекреченные сети, подключаться к любому компьютеру, серверу, центру, быть просто мобильником, фотоаппаратом, сканером, принтером, и так далее, и тому подобное. Мортимер свое дело знал туго.
  Так вот этот информационный Клик сообщил Черемушкину, что Семендяев с ним, Василием, обходится некорректно. Посылая Черемушкина на задание, он подставлял его, жертвовал им, как материалом хилым, недоброкачественным, не созревшим, не востребованным, без роду, без племени. Но Черемушкин выдержал, вытерпел, выкарабкался, вознесся над собой. И это Семендяеву было неприятно, так как получалось, что он, Семендяев, вроде как ошибся. Споткнулся, так сказать, на ровном месте.
  И ведь нашел время, в смысле сообщить, в смысле Клик, когда Василий корпел над отчетом о минувшей командировке, самой непонятной в его жизни, покрытой сплошным туманом, где ни слова нельзя было сказать правды. Что можно было сказать о том же Мортимере, о Портале, о двойнике Семендяева с его подручными головорезами, о Берце, у которого и была найдена записная книжка? Ни-че-го, чтобы не прослыть идиотом. Потому что одно дело окутанный в романтическую дымку Хронопоиск, а другое дело розовые слоны, зеленые чертики и голубые демиурги.
  Именно поэтому писать отчет было настоящей пыткой, а от Клика, который возвестил о себе немузыкальной трелью, толку оказалось мало. Об объекте он знал не больше Черемушкина, хуже того - путал, называя оный райским островом
  Оповещая Черемушкина о свинском отношении к нему генерала, Клик, похоже, злорадствовал.
  Выслушивать такое о себе, любимом, было неприятно, а что делать? Не пойдешь же бить Семендяеву морду.
  Между прочим, Дергунов, который должен был быть в Знаменке, на звонки не отзывался. Не было его ни на работе, ни дома.
  Итак, день прошел в обычных бестолковых хлопотах, а вот ночка выдалась та ещё. Никак не засыпалось. Он жил пока в общаге, но в отдельной комнате, настолько маленькой, что вторая кровать не влезала. Повезло. Почему пока, да потому что Семендяев обещал выхлопотать однокомнатную квартиру в строящемся доме. Только вот дом этот никак не строился выше третьего этажа.
  Около полуночи он все-таки заснул... И оказался на Объекте в компании Мортимера, который водил его по сказочному ночному городу. Но поскольку дело происходило во сне - иное оказалось полустертым, прокрученным на большой скорости, иное же, напротив, отразилось выпукло, зрелищно.
  Вихрем промчались залитые огнем разноцветной рекламы пустынные центральные улицы, по которым упругий теплый ветер гонял клочья бумаги и целлофан от сигаретных пачек. В полутемном кафе с певицей-мулаткой на низкой эстраде и десятком посетителей время замедлилось. Попивая мятный коктейль, Черемушкин оказался лицом к лицу с обворожительной рыжеволосой девицей лет двадцати от роду, затем вновь ускорение, и их окружила темнота спального района с домами до черного неба. Внезапный выстрел, ярко вспыхивает и рассыпается белыми брызгами ракета, пиликают машины, гавкают собаки...
  Но вот они снова в центре, перед белым двухэтажным особняком, окна в котором ярко горели, и из одного окна, раскрытого настежь, доносились возбужденные голоса. На ругань это не было похоже, но и спором назвать было нельзя.
  - Не удивляйся, если увидишь кого-нибудь знакомого, - сказал Мортимер. - И запомни: нам ваш Михаил Булгаков очень близок. Равно как и Елена Блаватская, Чарльз Ледбитер, Френк Херберт, Франклин Меррел-Вольф. Но особенно по нраву Алистер Кроули и Антон Шандор ЛаВей. Имя последнего в знак признательности я привел полностью.
  - Никогда не слышал, - отозвался Черемушкин. - И чем же он вам близок? И кому это - вам?
  Тут он немного покривил душой, и Мортимер не преминул это заметить.
  - Лукавишь, Василий Артемьевич, - хихикнул он и погрозил Черемушкину пальцем. - Отдел Семендяева занимается делами эзотерической направленности, и уж про Кроули и Ледбитера ты знаешь прекрасно. Другой вопрос ЛаВей, но и его тематика тебе близка. Что касается Булгакова, то это не просто бытописатель, а и прорицатель, увидевший истинную природу вещей. Именно поэтому мы взяли на вооружение его ощущение мира, как наиболее близкое вам, людям. По крайней мере, вы это активно не отрицаете. Но философия потом.
  Он поднялся по ступенькам и распахнул тяжелую скрипучую дверь.
  Миновав фойе, они попали в большую комнату с четырьмя столами, полную людей, которые, естественно, издавали много шуму. Именно здесь было распахнуто окно и именно их голоса слышали Черемушкин с Мортимером. Одни сидели за круглым столом, ели, пили и болтали без умолку, а что болтали - не поймешь. Стол, кстати, был так уставлен яствами, что у него расползлись ножки, однако же он стоял насмерть. За другим столом резались в карты, здесь было потише. Третий стол был окружен, надо полагать, писателями, ибо тут в воздухе плотно висел этакий культурный полумат и специфические выражения типа: "Диалог-то, может, и хорош, да написан дураком", "Что бы вы, батенька, в сослагательном наклонении понимали, ни бельмеса вы в этом не петрите", "Вот и пишите-пишите, борзописец вы наш, корзина всё стерпит" и т.д., и т.п.
  Нет, пока Черемушкин никого не узнавал, все были как бы на одно лицо. Вот если бы, положим, возник бородатый Лев Толстой, то его бы, конечно..., хотя как сказать. Вон сидит бородатый дядя и при том абсолютно лысый, а кто он? Что он?
  - Это вот кто? - кивнув на дядю, спросил Черемушкин.
  - Стыдно не знать классиков, - пожурил его Мортимер. - Это же Лермонтов. Михаил Юрьевич.
  - Какой же это Лермонтов? - опешил Черемушкин. - Лермонтова застрелили в двадцать семь лет.
  - Да? - Мортимер почесал затылок. - Ну да, застрелили, но в вашем измерении. А в другом, понимаешь, он доживет до почтенной лысины. Между прочим, Булгаков - чисто порождение вашей Земли. Нигде больше такого нету, не рождается - и всё тут. Ну, подойди, подойди к Михаилу Юрьевичу, ручку ему пожми, скажи приятное,
  - Нет уж, - сказал Черемушкин. - Помер себе и помер.
  Тем временем из-за последнего, четвертого стола донеслось громогласное:
  - А вот не буду.
  - Это почему это не будете? - не менее громко, перекрыв общий шум, вопросил некто, удивительно похожий на Гоголя, такого Гоголя, каким его изобразил Моллер. - Вы что себе позволяете? Я ведь могу и по физиономии, господин хороший. Вы меня плохо знаете.
  Чушь какая-то, всё с ног на голову, Николай Васильевич был тихий человек.
  - Разговор писателя с издателем, - шепнул Мортимер на ухо Черемушкину. - Видишь ли, некий издатель отказывается напечатать книжку Гоголя, а тому это в дикость, он же классик.
  
  Глава 13. Я счел нужным аннулировать макет
  
  - Ничего не понимаю, - сказал Черемушкин. - Мы где, вообще-то?
  - Я же тебе говорил: мы уважаем Булгакова, - терпеливо ответил Мортимер. - Это дом Грибоедова, где собирается литературная братия, можешь проверить по написанному.
  В руках его появился знаменитый роман, книжка сама собой распахнулась на нужной странице.
  - Увольте, - с чувством сказал Черемушкин. - Это бред какой-то. Зачем мы здесь?
  - Ты должен видеть происходящее с изнанки, - ответил Мортимер, заставив книгу исчезнуть. - За четвертым столом издатели вытирают ноги об авторов. Видишь ли в чем дело: издатели много важнее авторов. Литература много важнее реальности. Авторам при их разгульной жизни, смотри столы номер один и два, писать некогда. Из этого вытекает что?
  - Вот именно - что вытекает? - моментально среагировал Черемушкин.
  - Да то, что вся литература надиктована, - сказал Мортимер, посмеиваясь. - Автор всего лишь приводное устройство между тем, кто диктует, и бумагой, клавиатурой, кому как удобно. У тебя есть знакомый классик? Ты видел когда-нибудь, как лихорадочно, боясь пропустить возникающего в его мозгу очередного слова, молотит по клавиатуре знаменитый классик?
  - А вот и нет, - возразил Черемушкин. - Сидят и ждут, когда придет вдохновение. Не молотят, отнюдь не молотят.
  - Вдохновение и диктовка - одно и то же. Не путать с бредятиной, называемой женским детективом, которую тоннами плодят мужики-издатели. У вас сейчас нет диктовки, а потому нет и литературы.
  - Эта что тут за экстремизм? - раздался сзади зычный голос, и над Черемушкиным навис здоровенный детина с физиономией неандертальца. - Попрошу, господа товарищи, выйти вон, от вас шум, гам и воляпюк.
  Все вокруг внезапно зашаталось, Черемушкину на голову обрушилось что-то тяжелое и твердое, в шее хрустнуло, и свет в глазах померк. Очнулся он уже на свежем воздухе, на жесткой, ребристой лавке. Кстати, он не лежал, а сидел, голова гудела, на темечке имела место большая весьма болезненная шишка, шея ныла, руки-ноги, вроде, были целы. Рядом устроился Мортимер, который искоса наблюдал за сопящим озабоченным своим здоровьем Черемушкиным.
  - Давно хотел спросить, - сказал Черемушкин. - Вы случаем не негр?
  - С чего бы вдруг? - откликнулся Мортимер.
  - Ну, нет, так нет, тогда объясните, что случилось. Почему эта горилла меня оглоушила? Почему не вас?
  - Горилла - это поэт-лирик Язвицкий, тончайшей субстанции, э-э, человек, - ответил Мортимер. - Нет, это не Язвицкий тебя оглоушил, просто я счел нужным аннулировать макет. В смысле дом Грибоедова.
  - Макет? - ужаснулся Черемушкин. - Вот так просто, вместе с людьми?
  Мортимер вздохнул и поучающее, нудно заговорил:
  - Всякая информационная система может дать сбой, что мы в этом случае делаем? Мы перезагружаем систему. Это не означает, что мы насильники, убийцы или мародеры. Вон он, твой Дом Трудолюбия, обитель пекарей от литературы. За твоей спиной.
  Черемушкин обернулся и увидел, что чернолицый Мортимер не врет: вот же он, метрах в тридцати от скамейки, с горящими окнами первого этажа и темными - второго. Пока молчаливый, но нет, вот уже нарастает знакомый гвалт, а на крыльцо выходит обезьяноподобный с длинными, до колен, ручищами поэт-лирик Язвицкий и бдительно всматривается в их сторону...
  На этом бредовый, похожий на правду сон прекратился, но до утра поспать не удалось. Где-то в два ночи в дверь постучали, негромко, но настойчиво. Приволокся Дергунов. Был он уныл, шмыгал носом и бегал глазами.
  - Рассказывай, - велел Черемушкин, надевая домашние портки. Теперь уже не поваляешься.
  - Я раб твой, - заявил Дергунов, бухаясь перед ним на колени. - Ни работать, ни спать не могу, всё мысль гложет, как бы Василию услужить. Как гвоздь в голову вбили.
  - Э-э, брат, - сказал Черемушкин, поднимая его. - Эк тебя на объекте-то пообломало. Где же ты весь день шлялся? Никак не мог дозвониться. Чай, кофе, что будешь?
  - Чай, пожалуй, - ответил Дергунов, усаживаясь за стол, - Я тебе отвечу так, о Василий. Утром я шлялся на работу, но там всё муторно, начальник требует отчет, а я не могу. Хочу написать по порядку, как было: про толпу, про Иеремию, про Берца, и никак. Разучился. Вот так вот элементарно разучился писать, - он взъерошил волосы и угрожающе засопел. - Ну куда это, нафиг, годится, что в банальной командировке напрочь теряешь свои профессиональные навыки?
  - В результате ты начальника послал, - сказал Черемушкин, включая электрический чайник.
  - Естественно, - ответил Дергунов. - Чтобы не орал.
  - Ты мне лучше вот что объясни, - сказал Черемушкин. - Как ты ночью из Знаменки попал в Тамбов? И каким образом проскользнул мимо тети Симы на вахте? И чем открыл входную дверь? А, Лёш?
  Подсел к столу, подпер кулаком щеку и воззрился на Дергунова.
  - Я да не пройду через тетю Симу, - самодовольно отозвался Дергунов. - А в Тамбов я попал ещё загодя, ещё до того как завечерело.... Ну его к лешему, этот чай. У тебя водка есть?
  - Есть, - сказал Черемушкин и вздохнул...
  Следующие пять дней до конца недели, включая воскресенье, Дергунов безвылазно прожил у Черемушкина. Ел, спал, читал газеты, которые приносил Василий, и ведь никак не выгонишь. Стоило намекнуть, что пора бы и честь знать, что в Знаменке все на ушах стоят - где спецкор, куда дели спецкора, - как Дергунов терялся, делался уныл и несчастен, скулил, что всё для него пропало, что ни о какой газете и речи быть не может, нельзя ли, мол, ещё пару деньков отдохнуть, а там посмотрим. В понедельник всё решится. Что, всё? - спрашивал Черемушкин. Да всё, вот увидишь, отвечал Дергунов и хитро подмигивал...
  Тем временем Семендяев озадачил Черемушкина по самую маковку, и тот рылся в городском архиве, разыскивая родословную Куария Амбертовича Гринбаума, а также Николая Альбертовича Гриневского. Люди с похожими фамилиями в Тамбове встречались, но Николая, а тем более Куария среди них не было. Чтобы выказать усердие, Черемушкин послал запрос в Знаменку, рядом с которой располагался Объект Зэт. В пятницу с нарочным пришел отрицательный ответ, да оно и немудрено, с чего это вдруг старожилы области могли очутиться в новоявленном, нигде не зарегистрированном населенном пункте. Между прочим, нарочным был не кто иной, как главный редактор знаменской газеты, начальник Дергунова.
  В офис его на проходной не пропустили, нету пропуска - до свиданья, тогда он попросил вызвать Черемушкина.
  Разговор с ним, происшедший на раскаленной полуденным солнцем улице, был жаркий и малоприятный, Черемушкину, выгораживая Дергунова и отнекиваясь, приходилось врать, но он выгораживал и отнекивался, чувствуя при этом чью-то мощную поддержку. Кто-то невидимый подсказывал, как лучше и убедительнее наводить тень на плетень. В конце концов замороченный редактор, пробормотав "Где ж его искать-то?", ушел восвояси.
  В понедельник всё встало на свои места: из столицы пришел секретный приказ о переводе Черемушкина В.А. во вновь образованное подразделение по изучению аномальных явлений при ФСБ России. На должность начальника подразделения. Здесь же фигурировала фамилия Дергунова А. П.
  Видели бы вы лицо Сергея Сергеевича Семендяева.
  
  Глава 14. Это нехорошо - двойника увидеть
  
  Пару недель спустя в середине удушающего июля деревянный голос информатора предупредил о незапланированном посетителе Семендяеве из Тамбова, и через десять минут в кабинет Черемушкина, криво ухмыляясь, собственной персоной вплыл незабвенный Сергей Сергеевич.
  - Ну, здравствуй, здравствуй, - сипло сказал он, обеими руками пожимая руку бывшего своего подчиненного и пытливо вглядываясь в его лицо. - Не звонит, не интересуется, дай, думаю, сам навещу.
  Черемушкин заулыбался и показал рукой на стул у приставного стола, в метре от себя.
  Семендяев резво не по возрасту сел и тут же спросил:
  - Доволен работой-то? Подчиненные толковые?
  - Разные, - ответил Черемушкин. - Выбирать не приходится.
  Он чуть заметно улыбнулся и тут же посерьезнел, наморщил лоб, сделал губы куриной гузкой, сказал сухо:
  - Работы, знаете ли, много. Что у вас?
  "Гляди-ка ты, - подумал Семендяев. - Как мы изменились, глазки-то совсем оловянные. Не рано ли, голубь?"
  Но вида, что недоволен, не подал, не привыкать, он в своей жизни насмотрелся на этих выскочек.
  - Да я вот думаю - не одно ли мы дело делаем? - сказал Семендяев. - Не распыляемся ли? Тут, Василий Артемьевич, надо бы в одну точку.
  "Клюнул, клюнул на Артемьича-то, - подумал он, незаметно, по старой чекисткой привычке отслеживая реакцию Черемушкина. - Носик-то задрал, задрал носик-то, паскуденок. Вот на этом его и будем брать".
  - Поясните, Сергей Сергеевич, - делаясь скучным, произнес Черемушкин. - Слишком уж абстрактно.
  - Вы, Василий Артемьевич, возглавляете подразделение по изучению аномальных явлений, - сказал Семендяев. - Тем же занимается Хронопоиск. Какое у нас на данный момент самое махровое аномальное явление? Разумеется, Объект. Вот вам и общее дело. М-да. Кстати, в своем отчете, Василий Артемьевич, вы ни слова не упомянули о встрече с Мортимером, с тем же Берцем, с моим тезкой. Из деликатности упустили? Но ведь есть свидетели, и отбояриваться перед ФСБ приходится мне. А то, что артефакт по наименованию "Золотая Рука" - фальшивка из алюминиевой бронзы с добавлением свинца, это что? Почему и за это должен отвечать я? Вот я и говорю: одно дело делаем.
  - Я не спорю, - отозвался Черемушкин, которому почему-то стало неудобно за фальшивку, которую на прощание подсунул "Семендяев".
  - Взять того же Валета. Не нашли ещё? - спросил Семендяев и вынул платок. - Жарища тут у вас, в белокаменной. Намекнули бы про кондиционер-то. Вам бы мигом поставили.
  Вытер вспотевший лоб, а потом шею.
  - Сергей Сергеевич, - сказал Черемушкин и улыбнулся прежней своей открытой улыбкой. - Ну, зачем на Вы? Мне, право, неловко. Что касается Объекта и конкретно Валета - то никаких накладок быть не может. На днях вы получите уведомление.
  - О чем, простите, э-э, прости, уведомление? - насторожился Семендяев.
  - Дело у вас забирается.
  - Кем?
  - Не мною же.
  "Вот именно, - подумал Семендяев. - Тут ты абсолютно прав".
  - Ну, ладно, - сказал он и критически осмотрел кабинет своего бывшего подчиненного. И остался доволен.
  - Да, - продолжил он. - Лихо. В смысле, хорошо устроился. На Большой Лубянке. Рад, очень рад за тебя.
  И будто невзначай заметил:
  - Тут такая штука: на днях столкнулся с неким Мусатовым, ученым. Так тот намекнул, что знает про Объект, вычислил, понимаешь. А сам работает в Швейцарии. Как бы буча не поднялась, международная. Тогда дело не только у меня заберут. Бывай здоров, дорогой.
  После чего встал, с чувством пожал Черемушкину руку вышел вразвалочку, и на тебе - в коридоре нос к носу столкнулся с озабоченным Дергуновым, державшим под мышкой черную папку. Не столкнулся даже - тот врезался в него, после чего, естественно, отлетел к стене. Всё-таки, центнер гораздо больше каких-то шестидесяти пяти килограммов. Что интересно, папку Дергунов не выпустил.
  - Ну, знаете, - выпалил Дергунов, поднимая с пола упавшие очки и водружая их на облупленный нос. - Ба, никак Сергей Сергеич.
  Расцвел, как майская роза.
  - Никак Василия Артемьевича посещали? А зачем, если не секрет? Уже приспичило, без него, родимого? Без него никак?
  - Да отстань ты от меня, придурок, - рассвирепел Семендяев. - Ты кто такой? Я таких шестерок, как тараканов тапками, чтобы руки не марать.
  "Что это я? - подумал он, чувствуя, как кровь тяжело ударила в голову. - Он же, поганец, меня провоцирует".
  А Дергунов весело щерился, подмигивал, потом вдруг подскочил и жарко зашептал:
  - Вы бы, Сергей Сергеевич, фискалить-то не ходили бы. В Управление-то, к Козельскому-то. Не поймут, да и двойника можно ненароком встретить. А это нехорошо двойника увидеть, будто в зеркало смотришь. Зеркало врет, дорогой вы мой Сергей Сергеевич. Впрочем, как хотите.
  Он отступил на шаг, склонил голову к плечу, этак искоса блудливо посмотрел на генерала и боком-боком прошмыгнул в кабинет Черемушкина. Дверь за ним захлопнулась, вслед за чем раздался приступ ненормального хохота.
  "Бог ты мой, - подумал Семендяев, торопясь к лестнице. - Что же сюда дураков-то набрали? Своих, что ли, мало? Напустят, понимаете ли, туману, наведут чертовщину, ничего толком не поймешь".
  Он вышел на улицу, в самое пекло и вдруг вспомнил облупленный нос Дергунова. Пережарился, видать, на солнышке, карась, теперь акул уму-разуму учит. В Управление, понимаете ли, не ходите. А куда же нам, бедным генералам, ещё ходить, чтобы на вас, безлошадных рядовых, укорот найти? Но откуда этот поросенок знает про Козельского?
  (Справка: Козельский Юрий Борисович - полковник, зам.начальника УФСБ по Москве и МО, 49 лет, ученик Семендяева, имеет хорошие связи, по пустякам просит не беспокоить, но сейчас дело отнюдь не пустячное).
  До Большого Кисельного переулка было рукой подать, и Семендяев, соскучившийся по старой Москве (хотя, если честно, был здесь пару месяцев назад), шел не торопясь. Парило изрядно, да и застоявшийся воздух был сиз от бензина, но всё равно было хорошо. Улица чисто выметена, прохожих непривычно мало, как встарь, вокруг каменные глыбы красивых домов, умели раньше строить,... но - отчего-то вдруг стало трудно дышать.
  Семендяев остановился, помассировал рукой пухлую грудь. Тут же совсем рядом, в полуметре, вплотную к тротуару с визгом и скрежетом припарковалась старая зеленая "Ока", оттуда как чертик выскочил затянутый в тесные джинсы и узкую синюю рубашку с красным галстуком хлыщ в черных очках.
  - Пожалуйста, Сергей Сергеевич, - сказал он, крепко взяв Семендяева за локоток. - Мы подвезем.
  - Разумович? - сказал Семендяев, узнав следователя и вздохнув с облегчением. Напугал, напугал этот пакостный Дергунов. - Что у вас с лицом?
  Правая половина лица у Разумовича имела какой-то нехороший синий цвет.
  - Ушибся, - ответил Разумович, подталкивая Семендяева к машине.
  Крепкий оказался, хлыщ, а так вроде тощ, строен, как велосипед. Впрочем, Семендяев не особенно упирался.
  В машине уже находились двое с уголовными физиономиями, почему-то в кепках, мятых пиджачках, один за рулем, второй на заднем сиденье. Семендяева поместили рядом с этим, вторым, Разумович устроился впереди, вслед за чем "Ока" со страшным ревом рванула к бульварному кольцу. Миг - и подземный переход к Большому Кисельному переулку остался позади. Семендяев залопотал, что надо бы остановиться, но именно в этот момент шофер оглушительно чихнул и принялся натужно сморкаться в большой, как флаг, белый платок, а Разумович начал выговаривать ему, что надобно не ерундой заниматься, а следить за дорогой. Шофер вовсе бросил руль, обеими руками принялся запихивать флаг в карман своего занюханного пиджака. "Ока" между тем спокойненько ехала сама по себе, когда надо притормаживая, бибикая и перестраиваясь.
  - Нет, ну это черт знает что, - в сердцах бросил Семендяев.
  - А? - Разумович повернулся к нему. - Ну-ка, повтори.
  Лицо его вдруг изменилось, Семендяев будто в зеркало посмотрел и увидел самого себя, только лет этак на тридцать моложе. Воздух стал густым и горячим, как кисель, сердце заколотилось, как помешанное. "Это нехорошо - двойника увидеть", - вспомнил он, теряя сознание.
  
  Глава 15. Последняя разумная инстанция
  
  К Козельскому, высокому, толстеющему брюнету с длинным носом и черными глазами навыкате, в этот день Семендяев всё равно бы не попал. С утра к Юрию Борисовичу заявилась делегация ученых из Дубны под предводительством майора Приходько из отдела связи с общественностью. О визите этом Приходько договорился с Козельским накануне, и мотивы у него вроде бы были серьезные, не отвертишься, но разговор с учеными сразу принял невразумительный характер. Минут десять они мотали душу Козельского суконными малопонятными фразами о какой-то ошибке, привнесенной швейцарским коллайдером, чертя при этом на бумаге заумные формулы и пытливо заглядывая ему в глаза. Учитывая полную отстраненность Приходько, который, закрывшись рукой, пялился в стол, а может и вовсе спал, Козельский пару раз пытался взять бразды правления в свои руки, но куда там. Его осаживали сентенцией, что, мол, дело крайне серьезное, тема вторжения или лучше сказать пересечения параллельных пространств (вы только вдумайтесь!) абсолютно не изучена, а потому необходимо срочно принимать самые решительные меры. Какие меры? - спрашивал Козельский, и всё начиналось по-новой. По крайней мере, так ему казалось, что по-новой.
  Особенно усердствовал один из ученых - некто Мусатов Сергей Анатольевич, обнаруживший эту самую ошибку и вернувшийся ради этого из Швейцарии в Дубну. Впрочем, не совсем ради этого, в Дубну он приехал провести отпуск, соскучился по семье, а мог бы спокойненько отдохнуть где-нибудь на Мальдивах.
  Когда он в третий раз нарисовал одну и ту же схему и, тыча в нее пальцем, принялся говорить, что вот она - эта самая расчетная точка пересечения пространств, Козельский сказал:
  - Ну, хорошо, допустим. А я-то здесь при чем?
  Он уже не единожды задавал этот вопрос и каждый раз ему отвечали, что он - последняя разумная инстанция, другие инстанции не адекватны. У кого только ни были, начиная с ученого совета и кончая представителями администрации Президента. Но сейчас Мусатов, поправив съехавшие на середину носа очки, ответил по-другому.
  - А притом, что обратиться к вам мне посоветовал ваш коллега Семендяев из Тамбова, - сказал он. - Знаете такого? И притом, что точка пересечения может быть спроецирована на земную плоскость. Вот в чем вопрос, который никого не волнует. И спроецирована она может быть как раз в районе Тамбова. Разрыв полости, так сказать, выпадение чужеродного пространства в осадок. Это вам не шуточки. Это, знаете ли...
  - Так, - произнес Козельский, откидываясь в кресле. - В районе Тамбова, говорите. Семендяев, говорите. Что же сразу-то не сказали?
  - Это называется артподготовка, - из-за своей руки объяснил Приходько. - Сперва артобстрел по всей площади, потом бац - и в точку. Я лично считаю, что вопрос поставлен корректно и серьезно, только вот стоит ли раздувать?
  - Да, да, вы абсолютно правы, - сказал Козельский. - Этот объект уже вот здесь сидит, - ребром ладони постучал по собственной шее. - Спасибо, товарищи, что со своей стороны беспокоитесь, будем работать обоюдно.
  Выдержал необходимую паузу и проникновенно добавил:
  - Огромная просьба - никому об этом ни слова, особенно прессе, которая из мухи раздует слона.
  - Это не муха, - возразил Мусатов.
  - Тем более, - сказал Козельский. - Вас как зовут, уважаемый?
  - Сергей Анатольевич, - ответил Мусатов.
  - Огромная просьба, Сергей Анатольевич - сказал Козельский. - Вы, я вижу, человек ответственный, болеющий за дело. Обо всех изменениях в ситуации вокруг, э-э, Объекта по возможности сообщайте мне...
  После ухода ученых он позвонил сперва Семендяеву, который, естественно, не ответил, потом Черемушкину. Выслушав его, Черемушкин сказал, что существование Объекта уже свершившийся факт, а потому теоретическая подоплека большой роли не играет. Хотя в принципе вопрос интересный, и надо бы с этим Мусатовым познакомиться поближе, авось вскроются и какие-то сопутствующие факторы.
  Положив трубку, Козельский какое-то время прислушивался к себе, потом констатировал, что этот выскочка Черемушкин уже не вызывает такого раздражения, как прежде. Скорее опасение. Между прочим, про Семендяева он не сказал ни слова, решил не обострять.
  Но для Черемушкина не было секретом, что Семендяев с Мусатовым не просто случайно столкнулись на улице и спонтанно обменялись ценными сведениями, так не бывает, а были знакомы. В процессе создания Комитета Хронопоиска Сергей Сергеевич, как истинный профессионал, самолично объездил наиболее значимые объекты европейской части России, завязал крепкие нерушимые связи с руководством, в том числе побывал и в Дубне, как же без нее, родимой, где познакомился с перспективным ученым Мусатовым. Так что нет, не просто столкнулись на улице, а Мусатов по приезде из Швейцарии позвонил Семендяеву и доложил обстановку, а хитрый Семендяев направил его к занимающему ответственный пост Козельскому, который был в курсе и не стал бы пороть горячку. Но поскольку к Козельскому так просто не попадешь, Семендяев намекнул, что действовать нужно через майора Приходько из отдела связи с общественностью. Майору же следовало наплести, что с этим вопросом куда только ни обращались, а ведь это почище всякого терроризма, и что лучше к нему, к майору, идти кучей.... Ну а уж осторожный Козельский смекнет, как избежать огласки - дело того стоит, перспектива огромнейшая.
  Обо всем об этом Черемушкину поведал информатор и человеконенавистник Клик, характер у которого день ото дня портился всё больше и больше. Точнее, характер портился у заточенного в замкнутую инертную среду инопланетянина, озлобленного на перехитривших его землян, что, естественно, прямым образом отражалось на информационной матрице. Хамить он, информатор, правда, не хамил, но любил покляузничать, посплетничать, поперемывать косточки кому-нибудь постореннему, скажем - Дергунову, тому же Костомарову, а то, глядишь, и Семендяеву.
  Про нынешнее бедственное положение Семендяева Клик ничего не знал в силу ограничений, связанных с деятельностью Объекта Зэт, наложенных Мортимером...
  Семендяев очнулся всё в той же тесной машине, которая теперь стояла в каком-то узком тупике с переполненным помойным баком у самого капота. Руки были связаны за спиной, не пошевелиться.
  Сбоку сидел верзила в кургузом пиджачке и кепке. От верзилы нещадно несло луком. Двойник, обернувшись, всё так же сверлил глазами генерала. Верзила-шофер, тоже в кепке, сидел неподвижно, как манекен, уставившись на помойку.
  - Откройте форточку, - попросил Семендяев, которому нечем было дышать.
  Соседний верзила открыл, тотчас шибануло вонью из бака. Там, поди, сдохла крыса. Верзила поспешно закрыл.
  - Развяжите руки, - сказал Семендяев. - У меня сердце больное.
  - Врёшь, - уверенно произнес двойник. - Ты здоров, как лошадь. И потом - что это за пытка с развязанными руками? Короче, мы тебя будем пытать. Готов?
  И рявкнул:
  - Кто у тебя на Объекте осведомитель? Вываливай всё, что знаешь.
  "Ну уж, дудки", - подумал Семендяев и вдруг неожиданно для себя начал болтать. Говорил, а сам готов был под землю провалиться от стыда. Никогда раньше не выбалтывал секреты, ни большие, ни маленькие. Наконец, иссяк, замолчал.
  - Ничего нового я не услышал, - сказал двойник. - Одно ясно - все ниточки тянутся к Асмодею. Самим-то вам такого сроду не нарыть. А теперь, как поется, спи, моя радость, усни...
  Семендяев очнулся на лавочке на Чистопрудном бульваре под тенью густой липы. Рядом верхом на спинке, ногами на сидении располагались двое молодых людей с полупустыми пивными бутылками в руках.
  - Жив, анкл? - насмешливо сказал тот, что ближе. - Нашел, где ласты склеивать.
  - И не говорите, - согласился Семендяев, садясь.
  Будь он лет на сорок моложе, не так бы с этими сосунками разговаривал. Они бы у него на ушах по стойке смирно стояли, все бы лавки покрасили, траву губами выщипали. А сейчас приходилось терпеть.
  Главное, что пронесло. Наврал Лёшка, не так уж это смертельно увидеть двойника.
  
  Глава 16. Первое дело Дергунова
  
  Плевать теперь было на Знаменку с её главным редактором. Лёшка теперь жил в белокаменной и не где-нибудь в Гольяново, а через реку от Храма Христа Спасителя по адресу улица Серафимовича дом 2. Да, да, именно в том печально известном доме, где, поговаривают, водится нечистая сила и частенько является сам Иосиф Виссарионович, где за спиной кто-то дышит, а обернешься - никого нету, где вольготно кошкам и неуютно собакам, где люди исчезают из своих квартир на месяц-другой, не отвечая на звонки и не включая вечерами света, а в какой-то момент выходят во двор и громко удивляются, что уже осень, а только что был июнь, где охотно и даже сладострастно накладывают на себя руки, но более охотно меняют свое престижное жилье на ту же Москву, но куда-нибудь подальше от этого гнилого центра.
  Лёшке, однако, дом этот нравился: всё близко, престижно, соседи со звучными фамилиями, под боком кинотеатр Ударник, театр Эстрады, а главное - халява. Где Васька Черемушкин раздобыл такие деньжищи, чтобы купить сразу две квартиры в знаменитой "сталинке", двушку для Дергунова и трешку для себя, Алексей не знал, хотя и догадывался. Первоначально, конечно же, Черемушкина с Дергуновым вселили в ведомственную гостиницу, в один номер, как каких-нибудь педиков, но уже через три дня возник тот самый чемодан денег, который позволил в немыслимо короткий срок приобрести собственное жилье...
  На новой работе всё так же складывалось как нельзя более гладко, будто кто-то нашептывал, что нужно делать. Впрочем, так оно и было - именно что нашептывал, и опять же Дергунов догадывался - кто. Этот "кто" остался там, в зыбком тумане загадочного объекта, поглотившем двух отчаянных пареньков, перелицевавшем их вдоль и поперек, так что уже и не понятно было, что от них осталось настоящего, первородного, а потом, заставив обо всем забыть, вернувшем в этот мир.
  Такова была версия Дергунова, и он на сто процентов был уверен, что это истинная правда. Тому было много причин, но главная, основанная на чутье опытного журналиста, - она не входила в противоречие с подсознанием. Когда подсознание начинает работать на полную катушку? Ночью, во сне. И именно во сне Лёшка видел такое, что не придумаешь, чего в жизни никогда не встретишь, но что было мучительно знакомо. Маленькие фрагменты послушно выстраивались в нужную картину...
  Вскоре после переселения на Серафимовича 2 где-то в середине июля ближе к обеду, торопясь к своему шефу, то есть к Васе Черемушкину, Дергунов со всей дури врезался в выходящего от шефа генерала Семендяева. И всплыло в нем, в Лёшке, что-то загадочное, темное, заставившее говорить таинственно, пророчески, что, в принципе, было ему не свойственно. Будто и не он говорил.
  Черемушкин стоял у окна, смотрел вниз на узкую улочку и в задумчивости потирал тронутый подросшей щетиной подбородок. Едва Дергунов вошел, сказал, не оборачиваясь:
  - Есть дело на сто тысяч. В городе Невель Псковской области найдешь Сердюка Игоря Степановича и заберешь у него то, что ему не принадлежит.
  - А если не отдаст? - спросил Дергунов.
  - Вряд ли, - ответил Черемушкин и, повернувшись, ухмыльнулся. - Экак ты Сергея Сергеича-то напугал. Прямо-таки плохо сделалось человеку. Так ведь это сам Семендяев, а там какой-то Сердюк.
  Подошел к столу, сел, вынул из ящика желтый конверт, передал Дергунову.
  - Здесь билет до Пскова на сегодня на 20.14, адреса в Невеле, данные по Сердюку и артефакту, ну и те самые сто тысяч. От Пскова до Невеля доберешься на автобусе, так, говорят, быстрее. Короче, сориентируешься на местности.... Принес?
  - Дали до семнадцати ноль-ноль, крохоборы, - сказал Дергунов, вынимая из черной папки упакованную в целлофан свернутую вчетверо старинную карту. - Копировать отказались наотрез, говорят, что так можно испортить. Да и как скопируешь? Только фотиком.
  - Не проблема, - Черемушкин вынул из ящика цифровой фотоаппарат. - Давай, распаковывай, а лучше вот что - дуй-ка ты домой, да подготовься к командировке. Поезд с Ленинградского вокзала. Дуй, дуй, карту я сам верну...
  До Пскова Дергунов добрался без приключений, купил на автовокзале билет до Невеля на завтра, ибо на сегодня уже опоздал, устроился без всяких проблем в ближайшую гостиницу, где, ноги в потолок, провалялся на неразобранной кровати, читая газеты и периодически засыпая. Утром, отчего-то весь разбитый, зевая, сел на 506-й автобус, и в 15.15 благополучно прибыл в низенький, не выше трех этажей, зеленый Невель. Не откладывая дело в долгий ящик, застолбил одноместный номер в гостинице "Уют", что располагалась на улице Энгельса, и направился в музей истории, которым заведовал Сердюк Игорь Степанович.
  В музее Сердюком давно не пахло. Как объяснила экскурсовод, она же уборщица, она же главбух Нинель Эвальдовна Коробченко - приболел, сердечный, с месяц уже на больничном. Где искать? Дома, поди, с деревяшками возится. Он рукодельник, кличка папа Карло...
  Следует добавить, что Нинель Эвальдовне чуть за тридцать, она блондинка, у нее нежная белая кожа, губы розовые, бантиком, огромные голубые глаза, короче - красавица, каких мало. Но толщиною в три обхвата, то есть на любителя. Потом окажется, что бегает она чрезвычайно быстро...
  Сердюк жил на окраине в собственном двухэтажном доме из белого кирпича. Участок был обнесен крепким двухметровым забором с глухими воротами и калиткой, что говорило о рачительности - не перемахнешь вот так запросто. На звонок Сердюк не отозвался. Были на участке яблони, три вишневых дерева, пара сливовых, облепиха, кусты смородины и малины. Рядом с домом имели место просторный гараж и халупа-мастерская. Всё не новое, но старикан-сосед назвал Сердюка куркулем и посоветовал в дырку в заборе, что выходил на пустырь, не лазить, собака здоровенная и злющая. Дырка оставлена специально, чтобы кто-нибудь влез, чтобы собачонка потешилась, развеялась от скуки. И ведь кусает, зараза, в задницу, не прокусывая одежду, так прищемит, что потом не сядешь.
  - А что же её не слышно? - спросил Дергунов.
  - Притворяется, - уверенно ответил сосед. - И сам Сердюк притворяется, что его нету, хотя я лично видел, как он из дома в мастерскую прошлепал. У него там будь здоров какое производство. И топчанчик, чтобы отдыхать без отрыва.
  - Папа Карло, говорите? - уточнил Дергунов.
  - Тот ещё, - согласился сосед и подмигнул. - Лишний рот ему не нужен, сахарок-то нынче дорог.
  - Вот даже как, сахарок, первачок - сказал Дергунов. - Как же его оттуда выкурить? Дело первостепенной важности. Ладно, не буду вам мешать.
  Вновь позвонил в калитку, никто не отозвался, но теперь он точно услышал, что по ту сторону кто-то дышит, посапывает.
  Что ж, придется рисковать.
  На пустыре он нашел дрыну поувесистее и решительно полез в узкую дырку, держа дрыну перед собой.
  Пес, здоровенный коричневый Мастиф, стоял в двух шагах от дыры, высунув язык и озорно поглядывая на Дергунова. Ему даже показалось, что пес подмигнул. В следующую секунду Мастиф молча прыгнул на него, и тут ноги сами понесли к далекой мастерской. Могучие челюсти сомкнулись на тощей заднице экс-журналиста с такой силой, что перехватило дыхание. Дергунов упал, выронив дубину, заелозил под придавившей его тушей, но вдруг пес отпустил, коротко вякнул и с грохотом повалился рядом.
  
  Глава 17. Первое дело Дергунова (продолжение)
  
  Дергунов поднялся, принялся отряхиваться, косясь на пса. Он был жив и тоже поглядывал на него, всем видом показывая - хочу и лежу, мой двор, но что-то с ним было не то. У Лёшки зарябило в глазах, потом он увидел призрачную фигуру в хламиде, которая вышла из-за яблони. Ба, да это же темнокожий Мортимер.
  - Присмотрись - собака ли это? - подойдя, сказал Мортимер.
  Бросив отряхиваться, Дергунов сдвинул брови и прищурился. Не сразу, но он разглядел под толстой шкурой и слоем мяса стальной скелет, а в черепной коробке некое устройство с разветвленными проводами, которые тянулись по всей структуре "Мастифа".
  - Да уж, - сказал Дергунов. - Вот так папа Карло. Извините, э-э, сэр.
  - Зачем же сэр? Можно просто Господин, - низким своим голосом ответил Мортимер.
  Мастиф сладко потянулся и начал вставать.
  Утвердившись на мощных лапах, глухо заворчал на прозрачного Мортимера, затем желтыми волчьими глазищами уставился на Дергунова. Он загораживал отход к лазейке, прекрасно знал об этом, а потому чувствовал себя хозяином положения. Играл, как кошка с мышкой, но вечно это продолжаться не могло.
  - Подсобите, Господин, - тоненьким нищенским голоском попросил Дергунов.
  - Так и быть, подсоблю, - отозвался Мортимер.
  Что случилось дальше, Лёшка до конца не осознал, всё произошло слишком быстро. Огромный тяжеленный пес вдруг переместился к открытому колодцу, какое-то время, подвывая, повисел над черной бездной, потом взмыл вверх, пулей пересёк несколько кварталов и приземлился на крыше единственной в городе облезлой пятиэтажки.
  - Господин, - с облегчением вздохнув, произнес Дергунов. - Как бы мне половчее забрать артефакт у Сердюка? Он тут рядом, этот Сердюк, в мастерской.
  - В мастерской не Сердюк - такой же биомакет, как собака, - ответил Мортимер. - Но он знает, где Сердюк.
  - А вы знаете, Господин? Может, лучше вы скажете?
  - Дуй в мастерскую, не зли меня.
  Мортимер растворился в воздухе так же внезапно, как появился.
  Очевидно, они наделали много шуму, "Сердюк" уже высунул в дверь голову и немедленно обнаружил Дергунова.
  - Что за люди? - надрывным фальцетом заверещал он. - Трезор, Трезор, фас его, ату его, в клочья его, в труху. Трезор!
  Был он мордаст, плешив, с венчиком всклокоченных волос над ушами, нос имел вислый, сизый, да тут ещё солидные мешки под поросячьими глазками, багровые щечки. Какой же это биомакет? Пьянь подзаборная.
  Ища глазами Трезора, "Сердюк" высунулся по пояс. Был он хил, из-под распахнутой рубашки выглядывало худосочное, поросшее рыжими волосками белое тело. Он живо напоминал человека будущего, как его рисуют в детских журналах: огромная голова на тщедушном туловище. Навскидку было ему не больше пятидесяти, но и не меньше.
  - Где Трезор? - спросил он хамовато.
  - Нет тут никого, - соврал Дергунов. - Я ищу Сердюка Игоря Степановича. Вы Сердюк?
  - Да, я Сердюк, - с вызовом ответил "Сердюк". - А вы, простите, кто?
  Он скрылся за дверью и тут же вышел с совковой лопатой наперевес. В застиранных портках, босой, свой в доску человек, никакой не биомакет.
  - Стоп, стоп, стоп, - примирительно сказал Дергунов, показав, что в руках у него ничего нет. - Вы похожи на Игоря Степановича, но я знаю, что вы не Сердюк. Мне нужен именно он. Конкретно, мне нужен артефакт, который к нему попал случайно.
  - Ах, случайно. Все вы говорите, что случайно, - с этими словами "Сердюк" сломя голову помчался на Дергунова. При этом он грозно размахивал лопатой.
  Тут-то и пригодилась давешняя дубина. Меткий удар торцом в тощий живот свалил "Сердюка" с ног. Дергунов замахнулся было, чтобы уж наверняка, но тут псевдо-Сердюк, втянув голову в плечи, писклявенько так сказал:
  - Сжалься, мил человек. Нету у меня артефакта и не было.
  Вслед за чем свирепым тигром кинулся Дергунову в ноги и свалил-таки, подлец. Навалился сверху, прохрипел, дыша чесноком:
  - Тебя тут звали? Тебя тут не звали, а стало быть шиш тебе, а не артефакт.
  Надавил острым локтем на горло, принялся душить, шипя: "Тут тебя, стало быть, и похороним. Никто и не хватится".
  Серьезно в этой дурноватой жизни Дергунову драться не приходилось, так - по мелочи, в основном молотя по воздуху, и все потому, что не смел бить человека по лицу, ставил себя на место этого человека и... руки опускались, зато включались ноги. А вот бегать он умел. Но сейчас дело было серьезное, "Сердюк" был жилист и силен, скелет-то имел стальной.
  И вновь случилось что-то необъяснимое, не иначе как Мортимер помог. Дергаясь, Дергунов заехал коленом противнику в пах, не особенно и сильно заехал, но тот вдруг отлетел метров на пять в сторону и затих на траве, однако пока Лёшка вставал, пришел в себя и кинулся к дырке в заборе...
  "Сердюк" держал курс на музей истории. Бежал он размашисто, делая трехметровые шаги, так что Дергунов держался далеко позади. Уже издали, метрах в пятидесяти от музея, он начал визгливо орать. Лёшка увидел, как из дверей выметнулась толстенная Нинель Эвальдовна Коробченко и со страшной скоростью помчалась к вокзалу. "Сердюк" же заскочил в дверь и закрыл дверь на задвижку.
  "Куда мне?" - подумал Дергунов и услышал голос Мортимера: "За Коробченко".
  Дергунов взял наискосок, срезав без малых десять метров. "Сердюк" следил за ним, сплющив нос о стекло.
  Вдали, на своей пятиэтажке, гулко гавкал биомакет Трезор, было жарко, душно, прохожих было мало, все были какие-то снулые, еле ноги тащили, глаза прятали...
  Коробченко вихрем промчалась мимо станции Невель-1 и, тряся окороками, рванула прочь от города сперва вдоль железнодорожной колеи, потом уходя от нее влево. Дергунов, сам неплохой бегун, начал отставать. Жирная спина впереди становилась всё меньше, меньше, а колдобины и ухабы всё больше. Вновь появились рельсы, шпалы, Дергунов перемахнул их, подумав "Понастроили тут". За этой железнодорожной веткой начинался лес, куда и нырнула Коробченко.
  Дальше Дергунов ориентировался по треску и шуму, оставляемому кубышкой Коробченко в сухом лесу. Здесь было не так жарко, зато начали донимать комары. Треск внезапно стих, спустя какое-то время приглушенно заскрежетал металл, что-то мягко, игрушечно хлопнуло, и всё.
  
  Глава 18. Бункер
  
  Дергунов вышел на поляну, здесь, судя по всему, Коробченко остановилась, потом пропала. Куда же это она, дери ее за ногу, запропастилась?
  Облазив поляну, Дергунов сделал вывод: нет, не здесь, но где-то рядом. Принялся ходить кругами и вдруг понял, что ничего не получится. Пусть даже он найдет эту нору, куда спряталась Коробченко, ему туда не попасть. Там сидит Сердюк, который мастер на все руки, который эту свою нору оборудовал так, что ни одна тварь не просочится. И вообще, глупость это была и большая самонадеянность - ехать сюда, за тридевять земель, без всякого местного подкрепления. На Мортимера надежда маленькая, он то есть, то его не дозовешься. А подкрепление должно быть материальным, весомым, чтобы, скажем, догнать, или, положим, дать в морду, или, допустим, яму вырыть. Операция должна быть операцией, а не прогулкой при луне. Серьезное дело делаем, но делаем несерьезно. Даже обычной фомки нету, чтобы открыть дверь. Где она, кстати, проклятая, дверь эта?
  Эти мысленные претензии, между прочим весьма справедливые, немного отвлекли. Но, естественно, немедленно возник другой вопрос, а именно: он найдет дверь, даже откроет ее, и что он будет делать против Сердюка, у которого как минимум лом в запасе?
  - Господин, - позвал он.
  Ответа не было.
  Что-то массивное на недалекой опушке с ходу вломилось в кусты, принялось продираться к поляне, да так истово принялось, так целеустремленно. Вскоре к хрусту прибавилось азартное сопение. Дергунов понял - это Трезор, и спрятался за широкую сосну.
  Трезор между тем на своих мощных лапах перемахнул поляну, съехал, поджав хвост, в неглубокий овражек, мимо которого Дергунов прошел уже пару раз, и коротко гавкнул. Приглушенно заскрежетал металл, Дергунов метнулся к овражку, уцепился за хвост вползающего в приоткрытый люк Трезора и вместе с ним свалился в ярко освещённый, выкрашенный серебряной краской бункер. Успел заметить, что в бункере нет ни людей, ни мебели, а пол земляной, хорошо утоптанный. И ещё - вдали неравномерно и нещадно колотили по чему-то твердому.
  Трезор, грозно ощерившись, повернул голову, Дергунов поспешно отпустил хвост. Пес отвернулся, но Дергунов готов был поспорить, что взгляд у него был уже не тот, что прежде, - дурной, упертый, звериный, - а внимательный, изучающий. Да и вел он себя вовсе не так, как раньше, вообще вел себя не как собака. Попробуй ухвати кабыздоха за хвост, он тебе так ухватит. И посетила Дергунова догадка, что Мортимер поработал над Трезором.
  - Трезор, - глухо позвал мужской голос откуда-то из недр земли.
  Мастиф посмотрел на Дергунова, как бы приглашая за собой, и затрусил под уклон в узкий провал тускло освещённого коридора навстречу сдавленным оханьям и немилосердному грохоту...
  Сердюк был огромен, как скала, а потому ужасен. Он не помещался в просторной пещере, голова его на согбенной шее упиралась в высокий каменный свод, с которого сыпались камни. Это Коробченко, взобравшаяся на воздвигнутые вдоль стен леса, что есть мочи колотила стальным молотом по куполу, расширяя его. Сердюк, постанывая, отмахивался от осколков. Несмотря на размеры, это несомненно был он. Факела на стенах коптили, давали мало света и делали картину совершенно нереальной. Опустив молот, Коробченко принялась вглядываться, кто это там явился, разглядела при неверном свете и визгливо объявила: "Игорь Степанович, дорогуша, это он. Какая наглость".
  - Трезор, - сказал Сердюк и протянул руку, чтобы погладить пса, но не стал этого делать, поостерегся раздавить. - Ты кого же сюда привел? Ты врага привел, дружок, вора, который хочет нас обокрасть. Исправь ошибку-то, исправь. Ату его, рви, кромсай.
  Последние слова он проревел так громко, что зашатались и рухнули хлипкие леса. Коробченко повисла над 25-метровой бездной, уцепившись за выемку в потолке и дрыгая пухленькими ножками. Сердюк, протянув руку, снял её, опустил на пол. Трезор, поскуливая, стоял на месте, поглядывал то на монстра хозяина, то на Дергунова.
  Лёшка попятился к выходу, зацепился ногой за железную трубу, упал, и с ужасом понял, что сейчас от него останется мокрое место. Сердюковская ладонь опускалась неотвратимо, как тапок на таракана. Всё же он успел откатиться к стене, Сердюк не достал. В следующую секунду Дергунов юркнул в узкий коридор.
  - А-а-а, - закричала Коробченко, несясь за Лёшкой с куском арматуры.
  Трезор прыгнул на нее, свалил с ног, клацнул зубами у самого горла, давая понять, что на первый раз помиловал, затем метнулся в коридор вслед за Дергуновым.
  Самое забавное, что Лёшка не знал, как выглядит артефакт. Подразумевалось, что Сердюк, образумившись, сам отдаст его. Либо продаст, что выглядело более вероятно. Черемушкин артефакта в глаза не видел, поэтому никаких объяснений не дал, Мортимер, ясное дело, видел, поскольку именно он формулировал задание, но тоже промолчал. Спрашивается, почему?
  - Господин, - позвал Дергунов. - Нужна ваша помощь. С Сердюком я не справлюсь.
  Ответа не последовало. Из пещеры донесся тяжелый вздох, запричитала Коробченко.
  - Он не знает, - сдавленно сказал Сердюк. - Ладно, попробуй, чем черт не шутит. Постой-постой, никак не выну...
  Спустя минуту в коридоре появилась насупленная Нинель Эвальдовна, сунула Дергунову серую коробочку и надменно заявила:
  - Ни за что! Ни за что бы не отдала, если бы не форс-мажор. Вы ведь за этим пришли?
  Дергунов замялся было, но тут в голове его прозвучал голос Мортимера: "Бери. Только Сердюку ничем не поможешь. Так и скажи".
  Объявился, наконец.
  - Да, да, - ответил Дергунов. - Именно за этим.
  - Раз так, помогите Игорю Степановичу, - по-прежнему надменно сказала Коробченко. - Вы видите, он страдает.... Да делайте же что-нибудь, через четверть часа будет поздно, его расплющит.
  - Видите ли, Нинель Эвальдовна, - промямлил Дергунов. - Сам Мортимер заявил, что Сердюку ничем не поможешь. Ну, я не знаю, могу экскаватор заказать, чтобы он сверху копал ковшом. Я так понимаю - Игоря Степановича разносит во все стороны? Чем же тут поможешь? И с чего это вдруг он пухнет? Это противоестественно.
  - Задушу паршивца, - прошипела Коробченко и в один прыжок оказалась рядом. Железные пальцы сомкнулись на Лёшкином горле, смяли кадык, но в ту же секунду, коротко гавкнув, Трезор впился клыками в ногу неугомонной дамочки и оттащил от ошалевшего Дергунова.
  - Пятнадцать минут, говорите? - просипел Лёшка, массируя кадык. - Тут над куполом метра два земли, не больше. Пусть Игорь Степанович сам попробует. Руками, плечами. Он вон какой здоровый. Хорошо бы лечь на спину и упереться в купол ногами, пока не шибко расперло.
  - Игорь Степанович, Игорь Степанович, - заверещала Коробченко, устремляясь в пещеру. - Этот охламон сказал хорошую вещь. Попробуйте лечь на спину и упереться в потолок ногами.
  - Там камень, базальт, - прогудел Сердюк. - А что, этот охламон не умеет обращаться с активатором?
  - Чихать на базальт, - протараторила Коробченко. - Давайте, давайте, я потом ссадины йодом смажу, заживет как на собаке.
  -Э-эх, - пророкотал Сердюк и принялся двигаться с таким усердием, что пол и стены заходили ходуном.
  
  Глава 19. Активатор
  
  Выбравшись с Трезором наружу, Дергунов поспешил к железнодорожной ветке. Солнце уже заходило, было девять вечера. Правильно было бы немедленно, сейчас же уехать, Невель мог оказаться местечком негостеприимным.
  Подземный Сердюк мощно высаживал базальтовую плиту, и это у него получалось. Земля вспучивалась, а кусты ложились на бок. Купол располагался аккурат под обширной поляной, деревьев там не было, тут Сердюку повезло.
  Сзади, воя, как автомобильная сирена, мчалась шустрая Коробченко. Она завывала на одной ноте: "Отда-а-а-ай".
  Очевидно, вышло так: Мортимер в определенный момент "подсказал" Сердюку, что в активаторе Дергунов разбирается, как бог, а потому поможет неимоверно распухшему Степанычу убавить в росте, в результате чего Степаныч убедил Коробченко отдать прибор Алексею. Ничего хорошего из этого не вышло, Лёшка нагло присвоил активатор, и тогда Сердюк послал верную Нинель Эвальдовну вдогонку.
  Раздался неимоверный грохот - Сердюк вышиб плиту, которая встала на попа, потом пошла обратно. Ещё один пинок, плита отлетела метра на три.
  - Держи вора, - заревел Сердюк, с хрустом и треском, не щадя собственной плоти, выбираясь наружу.
  В десять прыжков он догнал Коробченко, которая держалась в полусотне метров от Дергунова.
  Трезор встал перед Лёшкой, подставил могучую спину. Тот сел верхом, поджал ноги, чтобы не волочились. Мастиф помчался по шпалам, трясло неимоверно, и, о чудо, на какое-то время они оторвались от погони, тем более что Сердюк, запнувшись о дерево, упал на взвизгнувшую Нинель Эвальдовну. Секунд через пять топот за спиной возобновился, Коробченко была жива, какое-то время она держалась за Сердюком, потом, прихрамывая и держась за бок, начала безнадежно отставать. Помял её, всё-таки, здоровенный начальник.
  В славной гостинице "Уют", жалость-то какая, осталась сумка со шмотками и бритвой... Хорошо, что не деньги, деньги Дергунов держал в тряпочном мешочке с резинкой на животе под трусами, там же, страшно мешая, лежал паспорт.
  Трезор скакал споро, что тебе хорошая лошадь, вот только спина у него была жестковата, на нее бы сперва хорошо было положить сумку со шмотками, а самому на сумку.
  Минут через пять сумасшедшей езды Дергунов понял, что долго он так не выдержит. А Сердюк между тем доставал, уже тянул к развевающимся вихрам Дергунова свою здоровенную клешню. Ясное дело - не помилует.
  Впереди загудел встречный состав. Трезор прижал уши и метнулся вправо, прямо под ноги гиганта. И ведь опередил, сумасшедший пес, вывернулся из-под протянутых рук Сердюка, помчался к недалекому лесу, где у него было преимущество. Дергунов понял, что Трезор выбрал курс на восток, изобилующий реками, оврагами, болотами и лесными массивами. Оставалось только пожалеть свой нещадно отбитый зад.
  Ближе к полуночи Сердюк исчез с горизонта, видать - завалился спать.
  Под утро, когда поля ещё покрыты туманом, Дергунов с Трезором вышли к Великим Лукам (по пересеченной местности они отмахали больше полусотни километров), и здесь, на окраине, им наконец-то повезло. То есть, сперва как бы не повезло - Трезора едва не сбил вывернувший из-за угла пожилой шофер на стареньком Москвиче, потом, слово за слово, оказалось, что он аккурат выехал со своего двора в Москву. За десять тысяч любезно согласился подкинуть...
  В этот день, сами понимаете, Дергунов на работу не попал. Вечером пригласил на ужин Черемушкина, передал ему активатор, а заодно отчитался о командировке. Черемушкин Лёшку похвалил, признался, что на удачный исход не рассчитывал, потому что искали-то иголку в стоге сена. Это Мортимеру сразу видно, что есть такое активатор, но он ведь не простой смертный, он Мортимер, архидемон.
  Вскоре Черемушкин засобирался, завтра много дел, нужно лечь пораньше. В коридоре к нему подошел Трезор, заглянул в глаза.
  - Как, говоришь, биомакет? - сказал Черемушкин, почесав собаку за ухом. - Хороший, Трезор, хороший. Умничка.
  - Вот я одного не пойму, - произнес Дергунов. - Откуда в Невеле пещера? Сердюк в одиночку вырыть не мог, Коробченко всю дорогу на работе. Может, он именно в пещере раздобыл активатор?
  - Нет ничего проще, - ответил Черемушкин. - Вырыли фашисты под склад. Они любители. Там же спрятали активатор, который им передали на хранение потусторонние силы. Ты же знаешь, Лёша, фашисты обожали оккультные делишки.
  - Да ну тебя, - обиделся Дергунов.
  - Ну, так и не спрашивай ерунды, - усмехнулся Черемушкин. - Меня гораздо больше интересует, как Сердюк смог запустить активатор. Кстати, это вовсе не активатор, а, как бы сказать поточнее, устройство для изменения свойств материи. Просто на нем написано слово, похожее на "активатор", но язык-то не наш. Старинный. Правда, чтобы изменения вступили в силу, потребуется своего рода активация, и тут без него никуда. Но ведь нужно знать, как всё это сделать, не мог Сердюк дойти до этого самостоятельно.... Значит, с кем-то пообщался, а вот с кем? Ну, ладно, до завтра, жди премии за хорошую работу...
  Жизнь Сергея Сергеевича Семендяева изменилась самым крутым образом. На рабочем месте, к которому, казалось, прирос навечно, он теперь сидел редко, всё больше колесил по округе на потрепанной зеленой колымаге, за рулем которой сидел некто, напоминающий исчезнувшего без следа Разумовича. Был в Тамбове такой зануда, старший следователь по особо важным делам, прищемивший хвост многим авторитетам, за что, видать, и поплатился. Авторитетов трогать нельзя, они этого не любят. Разумовича до сих пор искали, но безуспешно...
  Кстати, зеленая "Ока" оказалась в распоряжении Семендяева по указанию Мортимера. Неизвестно за какие заслуги.
  Каждый день где-нибудь в десять утра к невзрачному двухэтажному зданию Комитета Хронопоиска подъезжал этот самый драндулет, на который никакой уважающий себя генерал нипочем не сядет, Семендяев устраивался рядом с псевдо-Разумовичем и уезжал в неизвестном направлении. Проследить за драндулетом было невозможно, за очередным поворотом он как сквозь землю проваливался. Небезызвестный майор Самсонов как-то остановил эту странную машину, чтобы предупредить шофера, что заднее колесо вот-вот отвалится, но Семендяев так на него наорал, так наорал, а потом ещё капнул на Самсонова начальнику тамбовской милиции.
  Самое интересное, что из своих поездок Семендяев привозил весьма любопытный материал, которого в архивах нипочем не нароешь. Например, протокол допроса диверсанта Крюкова (настоящая фамилия Лейбниц) от 23 марта 1949 года, в котором диверсант раскрывает настоящее место пребывания инсценировавшего самоубийство фюрера. На данном протоколе временами проступает отпечаток когтистой кошачьей лапы с корявой припиской: "написанное верно". Или ещё один артефакт: рукоять меча крестоносца с приросшим к нему запястьем (запястье отхвачено по ниточке, без сколов, выбоин, будто лазером. Даже гильотиной так не отсечешь). Кстати, предмет этот способен создавать вокруг его обладателя защитный купол. Или, скажем, хронология мировых событий до 2031 года, писанная монахом Логусом в 1531 году в Старорусской обители. Такая обитель в официальных источниках отсутствует, но то, что рукопись относится к 16 веку, сомнений нет, проверено наукой. А события на 80 процентов совпадают. И здесь имеет место след кошачьей лапы с дурацкой припиской "написанное верно". В какой, интересно, канцелярии, ставилось это клеймо? Впрочем, вопрос некорректен, мы-то знаем, где Семендяев доставал эти артефакты.
  В одну из поездок черт занес его в Звенигород, и здесь, в центральном сквере, ожидая на скамеечке местного архивариуса с ценной рукописью 13 века, которую тот согласен был толкнуть за одиннадцать с половиной тысяч рублей, Семендяев подслушал любопытный разговор. Один алкаш ломающимся шепотком сообщал другому, что в трех километрах отсюда, у деревни Дютьково, которая на реке Сторожке, завелся обалденного роста великан. Жрет, как стадо свиней, зараз может выпить годовую норму самогона. Это сколько ж: годовая норма самогона? - полюбопытствовал второй. Первый только рукой махнул, а Семендяев, осведомленный о поездке Дергунова в Невель, сразу понял - это Сердюк, коего нечистая сила ведет по Лёшкиным следам.
  
  Глава 20. Деревня Дютьково
  
  Не любил Сергей Сергеевич нос к носу общаться со своим двойником - уроженцем Объекта Зэт. Во-первых, моложе, есть с чем сравнивать не в свою старческую пользу, во-вторых, хитрее, изворотливее, подлее, если изволите, хотя подлецом себя Семендяев не считал. Бывали, конечно, скользкие моменты, когда дела ради приходилось идти по трупам, но это ж ради дела. И, в-третьих, тот "Семендяев" был много могущественнее, просто несравненно, за что его можно было просто возненавидеть.
  Но с Сердюком могли возникнуть осложнения, поэтому, получив от архивариуса рукопись и усевшись в машину, Семендяев "вызвал" двойника. Тотчас с заднего сиденья раздалось насмешливое:
  - Что, тёзка, не рискуете? А вы рискните.
  Семендяев, насупившись, оглянулся.
  Двойник вальяжно раскинулся на мягком сиденье, смотрел с усмешечкой.
  - Позвольте, милейший, - сказал Семендяев. - О каком риске речь? Вы предлагаете убить Сердюка? Извольте выдать пушку, другим его не возьмешь. Кроме того, я же не знаю: он вам нужен или он вам не нужен? Убьешь, а окажется, что он вам позарез нужен.
  - Вот пушка, - двойник протянул ему длинноствольный револьвер.
  Револьвер оказался тяжел, будто сделан из свинца.
  - Инициатива наказуема, - пробормотал Семендяев, которому в жизни не доводилось убивать. - Почему вы, э-э, Сергей Сергеевич, не можете этого сделать?
  - Потому же, почему не мне, а вам, милейший Сергей Сергеевич, придется вскорости ехать в Чехию, - ответил двойник. - По тому же вопросу, что и у Лёшки Дергунова. Кое в чем вам, а не нам карты в руки. Не могу, так сказать, брать грех на душу.
  После чего, фыркнув, как кот, исчез.
  Вот оно как, подумал Семендяев. Грех на душу. А есть ли у тебя душа, паршивец?
  Сердюка они нашли без хлопот, невидимый двойник подсказывал Разумовичу, куда ехать. Великан сидел в полукилометре от крайних деревенских домов на берегу Сторожки, жевал батон, который в его руке казался ломтиком, запивал водой из пятилитровой бадьи. В почтенном отдалении от него сгрудилась горстка готовых порскнуть в речку пацанов, о чем-то перешептывалась. Место, надо сказать, было замечательное: деревня Дютьково располагалась в изгибе реки, на дне глубокой лощины, вокруг нетоптаная зеленая трава, раскидистые кусты, тенистые рощицы, а по бокам взмывают к небу поросшие хвойным лесом отвесные склоны.
  Увидев приближающуюся машину, Сердюк забеспокоился, крикнул что-то, из кустов вдруг выпорхнула тучная Коробченко, помчалась наперерез, вопя "Караул, на помощь". Сердюк встал во весь свой великаний рост,... и вдруг бросился к ближайшему склону. А Коробченко крутилась перед машиной, норовя прыгнуть на капот.
  Разумович вывернул влево, Семендяев через раскрытую форточку прицелился в Сердюка и, сказав "Прости мя, Господи", выстрелил. Сердюк упал, Коробченко вдруг очутилась рядом, просунула в форточку ручищи, принялась выворачивать револьвер. То ли генерал сплоховал, то ли дама была невероятно сильна, но оружие оказалось у неё.
  - Жми, - взвизгнул Семендяев.
  Разумович, дав газ, лихорадочно крутил баранку, выводя машину на пыльный разбитый асфальт.
  Сзади бабахнуло, пуля разнесла заднее, потом переднее стекло, но никого не задела. Уходя от обстрела, Разумович бросал машину то вправо, то влево. Вновь бабахнуло, на сей раз мимо, Семендяев обернулся - Коробченко уже мчалась к поверженному Сердюку, который, как показалось генералу, как-то съежился, опал, будто проваливался в землю.
  Отъехав на километр, Разумович остановил машину.
  - Зачем? - осведомился Семендяев.
  - Приказано, - ответил Разумович.
  Скрипнуло заднее сиденье, и двойник сказал насмешливо:
  - Что, дражайший Сергей Сергеевич, маху дали?
  - Здоровая, как лошадь, - невнятно ответил Семендяев. - Честно говоря, не ожидал.
  - Странно это слышать от махрового чекиста, - произнес двойник. - Ладно бы это сказал Дергунов, у которого ни опыта, ни навыков, но слышать это от вас - удивительно. Кстати, Дергунов задание выполнил, а вы, любезный? Вы-то выполнили? Где, извините, контрольный выстрел в голову? Молчите? Сказать нечего?
  В машине вдруг стало невыносимо жарко.
  - Что вы меня, ей-Богу, как мальчишку фэйсом об тэйбл? - угрюмо отозвался Семендяев, вытирая платком мокрую шею и чувствуя, что двойник абсолютно прав. - Извините, при подчиненных.
  - Разумович вам не подчинен, - отчеканил двойник. - А временно придан. Короче, уверенности в результате нет, к тому же утеряно табельное оружие.
  - Какое это табельное оружие? - пробормотал Семендяев. - Я за него не расписывался.
  - Учтите, револьвер на вашей совести, - невозмутимо сказал двойник. - Если он выстрелит, я не несу никакой ответственности. Вы согласны с такой трактовкой?
  "Странная формулировочка, - подумал Семендяев. - Будто индульгенцию клянчит. С другой стороны, куда деваться".
  И ответил: "Согласен".
  - Вот и замечательно, - сказал двойник. - Сердюк ликвидирован, орудие преступления в руках у его помощницы, с нас взятки гладки. Так что, любезнейший Сергей Сергеевич, задание вы выполнили безукоризненно.
  - Как же так..., - обескураженно промямлил Семендяев.
  - А так, уважаемый, что своих мы не обижаем...
  Старания Сергея Сергеевича не пропали даром, в скором времени фирму его сделали филиалом подразделения, руководимого Черемушкиным, то есть напрямую подчинили Москве. А может, вовсе и не в стараниях дело. Одним словом, Семендяев теперь частенько навещал первопрестольную, уже как коллега. Прыти его можно было позавидовать. Раньше сидел сиднем и обрастал мхом, теперь всё больше пешком, рысцой, либо на тряской машине.
  В конце июля Черемушкин зазвал к себе в кабинет заглянувшего на огонек Семендяева, предложил чаю, датского печенья в жестяной коробке, а когда генерал, осушив солидный бокал под десяток сахарных печенюшек, в самом благодушном настроении принялся обмахиваться картонной папкой, Василий сказал:
  - Ну что, дражайший Сергей Сергеевич, пора применить вашу неуемную энергию в мирных целях. В Чехию не сгоняете? Денька на три, а то и на недельку.
  Естественно, Семендяева покоробило это фамильярное "сгоняете", но виду он не показал, напротив заулыбался, ответил добродушно:
  - С удовольствием сгоняю. На своем транспорте можно?
  - С Разумовичем-то? - уточнил Черемушкин. - Нет возражений. Дело, стало быть, такого свойства...
  После подробной и весьма толковой инструкции Черемушкин передал Семендяеву личный мобильник, не нуждающийся в подзарядке и смене сим-карты, якобы для связи (понятное дело - это был информационный Клик, но генерал об этом не знал), а также хитрый прибор, сработанный под наручные часы, который надевался на запястье и был предназначен для поиска нужного фрагмента, какого - узнаем позже.
  
  Глава 21. Бриллиант
  
  Из Тамбова выехали вечером, по холодку. Семендяев, устроившийся на заднем сидении, вдруг обнаружил, что в салоне стало как-то просторнее, можно было вытянуть ноги, а сиденье сделалось более мягким, в меру упругим, как бы обнимающим тело.
  - Молоток, Фима, - одобрил он нововведения, на что Разумович ответил, что его заслуги в этом нет, а за модернизацию автомобиля надобно благодарить Куратора.
  - Кого-кого? - не понял Семендяев.
  - Сергея Сергеевича. Того, что из Обители.
  То, что местные называли Объект Зэт Обителью, для Семендяева не было открытием, а вот то, что двойник имеет звание Куратора, иными словами Главного Надзирателя, ответственного за хозяйственную часть и режим, для него было новостью. Значит, не так он был прост, этот хамоватый двойник, значит, имел право хамить.
  Однако же, хам хамом, а об удобстве путешествующих побеспокоился, за это стоило поблагодарить.
  Кстати, об объектовой иерархии. Семендяев был наслышан о ней безотносительно к конкретным персонажам, но откуда пришло знание - сказать не мог.
  Он теперь о многом старался не думать, потому что многое теперь не вмещалось в рамки привычного, зашкаливало, могло привести к короткому замыканию, то есть инсульту, а кому это нужно? Например, он мог бы озадачить себя вопросом: каким образом уже через час после выезда из Тамбова они очутились на границе с Белоруссией? Или уже позже, решив прилечь, мог бы призадуматься: с чего бы вдруг мелкая "Ока", не прибавив в размерах ни пяди, стала просторной, как каюта океанского лайнера, так что сиденье превратилось в удобную постель? Нет, нет, он не стал себя этим мучить, а просто лег и заснул, во всем полагаясь на киборга Разумовича, который запросто решал все вопросы с пограничными визами и за рулем ни капельки не уставал.
  Ранним утром они подъехали к славному городу Оломоуцу.
  - Нам туда, - зевая, сказал Семендяев, указав на взметнувшуюся над горбатыми крышами колокольню собора святого Вацлава.
  - Знаю, - невозмутимо отозвался Разумович...
  Итак, Оломоуц, пять утра, на мощеных брусчаткой, орошаемых мелким дождем улицах ни души, до открытия собора целых пять часов, это на руку. Оставив машину на Вацлавской площади, Семендяев с Разумовичем перебрались через невысокую, в человеческий рост, металлическую ограду, и проникли в собор через боковую дверь. Дверь, естественно, была заперта, но Разумовичу понадобились три секунды, чтобы открыть её. Семендяев прекрасно видел, как у Фимы вытянулся и заострился палец, который он воткнул в замочную скважину. Щелк - и готово.
  В полумраке собора под высокими готическими сводами прибор на запястье ожил, показав, что нужно идти вправо.
  Следуя его указаниям, они добрались до придела, где в нише хранился искомый сосуд для хранения даров. Сосуд был украшен массой бриллиантов, а потому закрыт бронированным стеклом. Вновь Разумовичу пришлось потрудиться, на сей раз он выломал стекло из кладки. Обычному человеку это было бы не под силу, а киборг сделал всё аккуратно, без лишней пыли.
  Прибор на запястье указал, какой именно бриллиант нужен. На место извлеченного Семендяев поставил точно такой же, не уступающий по ценности и огранке, так что по большому счету у церкви не убыло, вслед за чем Разумович установил стекло на место и для верности прошелся по стыку лазерным лучом, вырвавшимся у него из указательного пальца.
  Не оставив за собой ни единого следа, никем не замеченные они покинули собор, и в пять тридцать выехали из всё так же орошаемого мелким дождем Оломоуца...
  Исполнительностью Семендяева Черемушкин остался весьма доволен. Польщенный Сергей Сергеевич вернул ему так и не пригодившийся "мобильник", Черемушкин нажал пару кнопок, удовлетворительно кивнул, прочитав какое-то сообщение на экране, затем протянул обратно, сказав, что пусть пока побудет у генерала. Это говорило о доверии, это было приятно. Семендяев и представить себе не мог, что Васька Черемушкин, которого он в душе по-прежнему считал лопухом, правда не таким развесистым, как прежде, но всё равно лопухом, таким образом установит за ним, своим учителем, негласное наблюдение.
  Оставался ещё один элемент, необходимый для Созидания, за ним Черемушкин отправился сам.
  
  Глава 22. Барсакельмес. Золотой венец
  
  Про этот остров, а точнее уже полуостров, Черемушкин был наслышан. Барсакельмес с казахского переводилось как "пойдешь - не вернешься", попав сюда, человек либо возвращался с большим запозданием, то есть, на острове он пребывал сутки, а на самом деле отсутствовал полмесяца-месяц, либо вовсе не возвращался. Искривление времени, гравитационная аномалия, библиотека Акаши она же "Линза", захоронение древних ящеров, база инопланетян - чего только ни приписывали злополучному острову.
  Именно сюда этим же вечером направился Черемушкин, вызвав Саврасова с его розовым лимузином и прихватив с собой Разумовича, который умел всё, в том числе неутомимо и быстро копать.
  Едва Черемушкин с Разумовичем расположились в удобных креслах, Саврасов погнал лимузин вперед с сумасшедшей скоростью, никуда не сворачивая. Всё за окнами слилось в разноцветные полосы, потом и вовсе превратилось в серую подрагивающую пелену, а впереди образовалось светящееся кольцо, которое стояло себе ровнехонько на месте, ни капельки не приближаясь. Это безумие продолжалось минут пять, не больше (потом оказалось, что ничего подобного - всего лишь две минуты с небольшим), затем Саврасов нажал педаль тормоза, светящееся кольцо со страшной скоростью умчалось вперед, серая пелена за окнами распалась на разноцветные полосы, которые начали превращаться в отдельные фрагменты какого-то нереального пейзажа. Ещё мгновение, и всё застыло. Они находились на холмистой равнине, покрытой реденькой пожухлой травой вперемежку с белым песком и бурыми проплешинами иссохшей земли, с огромным белесым пышущим жаром куполом неба и зеленой полоской моря на близком горизонте. По равнине гулял сухой пыльный ветер, вышибающий жгучие слезы.
  Метрах в десяти от них над песком возвышался неправильной формы черный валун, Разумович вразвалочку подошел к нему и, встав на колени, поначалу неспешно, потом всё быстрее и быстрее принялся окапывать его, отбрасывая песок за спину. Пыль поднялась столбом, пришлось отойти.
  Небо вдруг потемнело, ударил гром, и на землю обрушился шквал крупного, с черешню, града. Пыль осела, стало видно, что Разумович углубился метра на два.
  С материка принесло черную мохнатую тучу, которая взяла их в тесное кольцо и ну крутиться вокруг, набирая обороты и жужжа, как пчелиный рой. Внутри неё Черемушкин разглядел неясные, ломающиеся силуэты, напоминающие бешено скачущих, пригнувшихся к лошадиным шеям всадников. Туча потрескивала, рождая короткие электрические разряды, но вот из неё, разогнавшейся, в голову Разумовича выстрелила ослепительно белая молния. Тот небрежно отмахнулся. Противоестественно отразившись от его руки, молния вонзилась в тучу. Черемушкин явственно услышал лошадиный храп, возмущенные гортанные выкрики и особенно один, выделившийся из общей массы: "Назад, черти!", после чего странная туча стремглав унеслась обратно на материк.
  Град между тем усилился.
  Саврасов распахнул невесть откуда взявшийся зонт, услужливо закрыл от непогоды Черемушкина. Через минуту от несчастного зонта остались лохмотья, мотающиеся на голых спицах.
  - Пожалуйте в машину, - сказал Саврасов, распахнув перед Черемушкиным дверь...
  А Разумович всё рыл и рыл, не обращая внимания на секущие и засыпающие его куски льда.
  Вскоре над валуном вырос холм из мокрого песка и тающих поблескивающих ледышек. Черемушкин забеспокоился, но холм вдруг вздыбился и развалился, а на его месте возник грязный, как свинья, дымящийся паром Разумович с огромными, красными натруженными ладонями.
  - Извольте, - прохрипел Разумович, отступая в сторону.
  Град между тем поутих, сменившись вялым худосочным противным дождичком.
  Котлован был неправильной формы глубиною в четыре метра, сужающийся к заполненному грязью и водой дну, в центре которого имело место поблескивающее бурой глиной продолговатое возвышение размером два метра на метр и высотою чуть больше метра. Одна из стен котлована, под которой скрывался вставший на бок черный валун, была более пологой, здесь всего удобнее было спускаться, что, оскальзываясь и преодолевая часть пути на пятой точке, и сделал Черемушкин.
  Спустившись вниз, он пожалел, что не взял никакого инструмента, но Саврасов, предугадав его просьбу, сбросил вниз лопату...
  Возвышение оказалось неподъемным саркофагом из потемневшего серебра. Смыв с него остатки глины, дождь прекратился, а в следующую секунду сквозь глухие серые небеса прорвался узкий острый луч солнца и ударил точно в мокрый саркофаг. Это был замечательный знак, Разумович с Саврасовым рявкнули "Ура".
  Поддев лопатой, Черемушкин приподнял и сдвинул в сторону тяжелую крышку. Раздался тяжкий вздох, из недр саркофага мимолетно шибануло немыслимой вонью, солнечный луч осветил содержимое ящика и тут же погас, спрятавшись за тучи. В серебряном гробу лежала прекрасная, не тронутая тлением, будто только что заснувшая девица в золотых одеждах с золотым виноградным венцом в рыжих волосах.
  Секунду-другую она так и была прекрасна, затем лицо и руки начали темнеть, черты лица заостряться, и уже через минуту в саркофаге лежала иссохшая мумия в золотом платье, а ещё через минуту всё развалилось на части, одежды истлели, смешались с грязно-желтыми костями, но и те рассыпались в прах. Остался лишь изъеденный временем беззубый коричневый череп, от которого отваливались истончающиеся куски.
  Зрелище было ужасным, в памяти ещё хранился образ замечательной красавицы. Но вот процесс, похоже, остановился. На дне саркофага в куче хлама лежала единственная сохранившаяся деталь: золотой виноградный венец с прилипшей к нему, не отдерешь, частью лобной кости.
  Саврасов сбросил сверху веревку, Черемушкин обвязал её вокруг пояса и с венцом в руке, подтягиваемый Саврасовым и Разумовичем, выбрался наружу.
  Яму вместе с валуном Разумович закопал, оставив невысокий курган.
  Что интересно, к тому времени, когда они вернулись в Москву, лобная кость, приросшая к венцу, побелела, сделалась ровной, гладкой, блестящей, будто из обработанной слоновой кости...
  В сейфе Черемушкина, что на Новой Лубянке, лежали теперь три элемента, необходимые для Созидания, и Мортимер знал об этом, но приказа явиться почему-то не отдавал. Потом оказалось: ждал нужной фазы Луны, какой - не наше дело. Через пару дней он заставил перенести элементы домой на улицу Серафимовича, и среди ночи подал сигнал, заставивший Черемушкина спешно вызывать Саврасова.
  Саврасов прибыл через пятнадцать минут, ровно к тому времени, когда Черемушкин со свертком в руках вышел из своего подъезда.
  
  Глава 23. Созидание
  
  Гнавший в два часа ночи по пустой улице Серафимовича крутой черный Хаммер, не успев толком затормозить, врезался в багажник вывернувшего из подворотни розового лимузина. Водитель Хаммера, здоровенный ломоть, треснувшись лбом о переднее стекло и набив себе шишку, с возмущением обнаружил, что абсолютно невредимый лимузин, не подумав остановиться, со страшной скоростью мчится в сторону Малого Каменного моста. Но этого мало, в какой-то момент случается невероятное - лимузин вдруг исчезает, растворяется в воздухе, так что за ремонт и спросить-то не с кого...
  Розовый лимузин вынырнул из подпространства перед источающим противоестественное голубое сияние стеклянным зданием, возле которого стоял Мортимер. Наконец-то он одел рубашку с коротким рукавом и потрепанные джинсы, и это было непривычно - из мистического персонажа он превратился в заурядного коротко стриженого негра, которых нынче полно в Москве. Правда, очень высокого негра.
  Спустившись на лифте на второй подземный этаж, Мортимер с Черемушкиным прошли в лабораторию, в которой, невзирая на глухую ночь, кроптели как пчелки рядовые биороботы - трое "мужчин" и две "женщины". Встретишь таких на улице - нипочем не догадаешься, что это не люди. Запросто пили, курили, любили острое словцо, но при этом кулаки в ход не пускали, хотя могли бы замочить крепенько, мусора после себя не оставляли, а в работе были просто звери. Вот и гадай, кто лучше.
  - Выкладывай, что принес, - велел Мортимер, указав на свободный стол.
  Черемушкин выложил из свертка бриллиант, активатор и золотой венец. Мортимер взял последний в руки, внимательно изучил, зачем-то понюхал и удовлетворенно кивнул.
  Одна из "женщин" перенесла три предмета в прозрачный бокс, где они были омыты разноцветными растворами, дезинфицированы, облучены ультрафиолетом, рентгеном и так далее и тому подобное, вслед за чем помещены на белоснежные простыни в огромную голубую капсулу с подстыкованными к ней толстыми бронированными кабелями и со стеклянным окошечком для наблюдения.
  Мортимер нажал кнопку "Пуск" и подмигнул Черемушкину.
  Через четверть часа, заглянув в окошечко, Мортимер расплылся в довольной улыбке, после чего нажал загоревшуюся зеленым светом кнопку "Открыть".
  Капсула распахнулась. На простынях лежал крупный, абсолютно голый, загорелый молодой человек с чеканным, хоть сейчас на монету, профилем и густыми смоляными волосами, сквозь которые просвечивал золотой венец.
  - Небирос, - позвал Мортимер. - Проснись.
  Юноша открыл глаза, сладко потянулся и возразил:
  - Я не Небирос, папаша. Или Небирос?
  Бодро вскочил, плечистый такой, мускулистый, прошелся туда-сюда, насмешливо наблюдая, как миловидные "женщины" стыдливо отводят глаза от его наготы, и заявил:
  - Одежду мне. Плащ какой-нибудь.
  - Каков, - с одобрением сказал Мортимер и сотворил пурпурный плащ...
  На первых порах Небиросу надлежало жить в квартире Черемушкина, благо комнат хватало. По паспорту, который вынул из своего бездонного кармана Мортимер, он значился Небиросом Николаем Андреевичем.
  Под занавес, перед самым отъездом Черемушкина, Мортимер сказал, что самое время брать за вешалку Валета, без него созидание можно считать незавершенным. После чего вручил Василию фоторобот Гриневского из архивов КГБ.
  Следующий день хмурый не выспавшийся Черемушкин провел на работе, планируя мероприятия по захвату Валета. Вечером, придя домой, был неприятно поражен вопиющей неопрятностью Небироса. По квартире Мамай прошел, шкафы распахнуты, ящики выдвинуты, содержимое на полу, посуда перебита, на стенах и потолке грязные потеки.
  - Это что такое? - грозно сдвинув брови, осведомился Черемушкин.
  Небирос, в своем пурпурном плаще и домашних тапках возлежавший на Васиной кровати, пожал плечами и сказал:
  - Не нравится - убери.
  Черемушкин схватил его за шкирку, как нашкодившего кота, но Небирос шевельнул широченными плечами, и Василий полетел на пол. Этот хам был страшно силен.
  Уйдя на кухню, Черемушкин вызвал Мортимера, тот, бестелесный, вышел из стены и тут же заявил, что нужно терпеть. В существе Небирос отсутствует изначальный эталон, существо это изначально потустороннее, лишенное нравственных аспектов, аморальное. Вот поэтому и нужен Валет.
  - При чем здесь Валет? - спросил Черемушкин. - Не вижу связи.
  - К Валету ультиматоны применимы, к Небиросу нет, - ответил Мортимер. - И всё, и точка.
  И исчез.
  Пришлось молча прибираться и далее молчать в тряпочку. К счастью, Небирос заснул и спал до утра, до того момента, когда в дверь позвонили.
  Явился Дергунов. Ровно в девять, точно пришел на работу. А, собственно, это работа и была.
  - Что, брат, комары замучили? - весело спросил Дергунов, увидев кислую физиономию начальника.
  - Ага, комары, - ответил Черемушкин, и тут из комнаты высунулся бодрый небритый Небирос.
  - Мясо, - сказал Небирос, нагло глядя на Черемушкина. - Давай.
  - Ничего себе, - развеселился Дергунов. - Хорош комар.
  - Тебе дать мяса? - педантично уточнил Черемушкин. - Сырого или вареного? Колбасу будешь?
  - Черт, - сказал Небирос, и Черемушкин увидел в его глазах растерянность. Это было неожиданно.
  - Черт, - повторил Небирос. - Теряю словарный запас. Что есть колбаса?
  - Это вкусно, - Черемушкин вдруг почувствовал к нему симпатию. - Идем, покажу. Там тебе и колбаса, и пельмешата, и рыба красная, и икра.
  - Главное, - говорил он, ведя Небироса на кухню, - читай. Книг в доме полно, читай, пополняй свой словарный запас. Вечером приду, проверю. Лады?
  - Лады, - сказал Небирос. - Но если что не так, голову откручу.
  Поднес к носу Черемушкина пудовый кулак и этак криво ухмыльнулся...
  Во дворе Черемушкина с Дергуновым уже ждала зеленая "Ока" с Разумовичем и Семендяевым.
  До дома номер 11 по Садово-Черногрязской они долетели мигом, но в девятой квартире (адрес из найденного в квартире Берца блокнота) никакой Гриневский не проживал, а проживал здесь одинокий пенсионер Никонов - сутулый, носатый, в несвежей майке и ношеных трениках. Этот Никонов оказался очень словоохотлив, так просто не отцепишься, стоял на лестничной площадке (в квартиру не пустил) и знай себе молотил. В конце концов, Семендяев, взяв Никонова за майку, сказал ему что-то на ухо. Что-то нелицеприятное. Тот поморгал подслеповатыми глазками и вдруг просиял.
  - Вспомнил, - воскликнул он. - Месяца полтора назад приходил один конус, просился на постой, совал деньги. Говорил, что ему непременно нужно пожить по этому адресу. Мне бы, дураку, согласиться, места навалом, а он возьми да уйди. Но какую-то бумажку сунул. Постойте, я сейчас.
  Оставив дверь приоткрытой, скрылся в провонявших чесноком темных недрах квартиры, потом вышел, торжествуя. Отдал клочок бумаги Семендяеву.
  Уже внизу, в машине, Дергунова осенило.
  - Дай-ка фотку, - сказал он.
  Черемушкин вынул из кейса фоторобот Валета.
  - А вот ежели приклеить нос и напялить резиновую лысину, да ещё скрючиться в три погибели - как раз Никонов и получится, - уверенно сказал Дергунов.
  Черемушкин с Семендяевым переглянулись и, торопясь, полезли вон из тесной машины.
  Увы, дверь Никонов не открыл, из квартиры не доносилось ни звука.
  Между прочим, на клочке бумаги вкривь-вкось было написано: "Если не будет вариантов, я приду".
  
  Глава 24. Валет
  
  В нагрудном кармашке Семендяева что-то зажужжало, задергалось, это был Клик.
  - Чтоб тебя, - в сердцах бросил генерал, но аппарат вынул.
  Посмотрев на дисплей, присвистнул, повеселел и протянул информатор Черемушкину.
  Тот тоже присвистнул и сказал:
  - А я-то жалел, что не взял у Мортимера сканер. Это меняет дело.
  Умница Клик, проявив инициативу, самостоятельно просканировал Валета, составил его энергоинформационный портрет, своего рода маячок, по которому Гриневского нетрудно будет найти, а заодно записал мысли последнего во время разговора с непрошенными гостями. Любезно предложил озвучить, так как читать мелкий текст - глаза сломаешь.
  Черемушкин согласился, и Клик принялся громогласно с выражением вещать, не стесняясь в подборе слов.
  На двадцатой секунде Черемушкин сказал "Ну и сволочь" и вырубил Клика.
  - Так едем или нет? - невозмутимо спросил Разумович, ибо сзади остервенело бибикала и норовила поддать по бамперу здоровенная мусорная машина.
  - Обойдется, - сказал Семендяев. - Выходи, дружок, пойдем дверь вскрывать. Лёшка, будешь свидетелем, Василий, будь добр, поговори с этим нахалом, чтобы сигналил пореже.
  - Нет его там, - возразил Черемушкин. - Чего дверь-то курочить? Этот умник смотал удочки в подпространство, недаром родом с Объекта.
  - Трогай уже, Ефим, - напористо сказал Семендяев. - Что стоим-то? Не слышишь - сзади гудят?..
  Отловить Гриневского-Валета в подпространстве было сложно в силу того, что это самое подпространство имеет многоуровневую систему, является категорией множественной, а в случае с Валетом - многовариантной.
  Разумович припарковал "Оку" неподалеку от дома номер 11, и Черемушкин "доложил" Мортимеру о сложившейся ситуации. Мортимер являться целиком не стал, лишь высунул призрачную голову из спинки переднего сиденья и сказал:
  - Вас бы, темнил, для практики погонять по этому самому подпространству, чтоб знали, куда можно соваться, а куда категорически не следует, да нету времени. Хотя знать это нужно непременно. Короче, в течение получаса я выкуриваю Валета из малины и на двое суток, больше не получится, устанавливаю территориальный запрет: никакого подпространства, никакого невидимого мира, только мир видимый, сущий, только Москва, не шире Садового кольца. То-то он взвоет, побежит жаловаться начальству, ан не выйдет. Ваша задача уложиться в двое суток.
  - А почему бы вам, уважаемый, самому его не поймать? - спросил Семендяев.
  - Потому что в людские дела мы не лезем, - ответил Мортимер. - Да будет вам, уважаемый, (это слово было произнесено с издевкой) известно: даже Господь даёт человеку полную свободу, не навязывая своей воли. Валет, будучи по сути существом инфернальным, в то же время является человеком, ибо из человека сотворен и имеет душу. Кем он ещё является, обсудим позже. Или не обсудим. Такой вот кульбит получается, уважаемый Сергей Сергеевич, и откуда взялось такое чудо природы - не нашего ума дело.
  - А что тогда делать с Фаустом, с тем же Дорианом Греем? Как так в людские дела не лезете? - язвительно осведомился Семендяев
  - Это блеф, литературные поделки, дешевая реклама, ибо никто ещё бессмертным не стал, - ответил Мортимер. - Увы, дьявол душами не командует, он командует живыми людьми, да и то с оглядкой на ангелов. Вот такой парадокс. Хозяин любой души Господь, только от него зависит, куда попадет душа - в ад или в рай. В основном попадают в ад, а кивают на кого? На дьявола, хотя он тут ни при чем. В сущности, бесправнее существа, чем дьявол, найти трудно, на него вешают все чужие промахи, огрехи и проколы. И вообще, ребята, всё это противостояние добра и зла - чушь собачья. Следите за Кликом, он даст сигнал.
  С этими словами Мортимер исчез.
  Открытые окна не спасали, в тесной машине было жарко. Разумович включил вентилятор, но тот лишь гонял по салону горячий воздух.
  - Сгоняю за мороженым, - предложил Дергунов, но Семендяев припечатал: "Сидеть".
  Брал власть в свои руки. А что - он генерал, остальные пешки.
  - Выходит, Гриневский знал, что мы приедем, - вздохнув, сказал Дергунов. - Потустороннее существо, дери его за ногу.
  - Ну да, - поддакнул Черемушкин. - Шнобель, лысина, чесноку настрогал, этого за пару секунд не сделаешь. Но зачем открыл? Чтобы его Клик на промокашку взял? Сам себе создал проблему. Или он про Клика ничего не знает?
  - Ты, Вася, положим, тоже не знал, на что способен Клик, - заметил Семендяев. - Жалел ведь, что не взял у Мортимера сканер? Жалел.
  - Сдается мне, что Гриневский - геймер, - сказал Черемушкин. - Любит рисковать, ходить по лезвию. Кстати, до сих пор не знаю, чем он заинтересовал ФСБ, а заодно и Хронопоиск. Сергей Сергеевич, не поделитесь?
  Семендяев, который сидел, выставив локоть в окно, побарабанил толстыми пальцами по двери. Чувствовалось - напрягся в поисках достойного ответа, чтобы и отбрить, и чтоб было в рамках.
  - Секретный материальчик-то, - буркнул он.
  - Я разрешаю, - сказал Черемушкин, сверля глазами его толстый, поросший реденькими седыми волосками загривок.
  Загривок начал багроветь.
  Дергунов пихнул Черемушкина локтем, кивнул на Семендяева - проняло, мол.
  - Хорошо, - произнес Семендяев. - А ты, Лёшка, не подтыривай, думаешь - я не вижу? Дело, ребятки, старинное, ещё наши деды заинтересовались Валетом...
  Первый раз Валет засветился в марте 1906 года, когда около пяти вечера в составе группы налетчиков ограбил Московское Общество взаимного кредита. Банк этот находился в центре Москвы, на Ильинке. Налетчики были молоды, прекрасно одеты, вооружены маузерами, браунингами и бомбами. Похищено было 875 тысяч рублей, по тем временам сумма огромная. Мазурикам удалось скрыться, но уже через пару недель некто Александр Беленцов, выкушав в вагоне-ресторане поезда Вена-Цюрих две бутылки коньяка, потерял человеческий облик и начал крушить всё подряд. Естественно, был повязан. В Цюрихе ему промыли желудок и вставили клизму, а попутно проверили багаж. Нашли 37 тысяч рублей, о чем немедленно известили цюрихскую полицию. В итоге Беленцов выдал всех бандюг с потрохами, в том числе и Валета.
  Почему об этом инциденте так подробно? Да потому что именно после данного случая Валет понял, что с русскими экстремистами, экспроприаторами, революционерами и прочей шпаной связываться не стоит. Откуда известно? Оставил записку для сыщиков на квартире в Марьиной Роще, в которой извинялся за беспокойство и собственное неразумение, не с теми, мол, связался. К записке иголкой была пришпилена карта "бубновый валет". Карта была пластиковая, таких тогда ещё не делали. Уже это удивило и насторожило опытных сыщиков. Кроме этого на съемной квартире были найдены использованная батарейка для электронных часов и десятикопеечная монета 2010 года выпуска, а это уже, сами понимаете, ни в какие ворота.
  Вот тогда и появилась первая запись о Валете в секретном реестре.
  Записи множились скудно, и всегда совпадали с какой-нибудь крупной аферой. В частности, он был замешан в хлопковом деле 70-80-х годов прошлого века. Более 4 тысяч человек, в том числе зять Брежнева Юрий Чурбанов, благополучно сели, а Валет, изрядно подломивший советскую казну, исчез. И ведь не просто исчез, а исчез из наглухо обложенной квартиры, из которой бы и мышь не выскочила, опять же оставив карту с бубновым валетом и незначительную мелочь: 3D очки с треснувшим стеклом.
  Определен его существенный вклад в дело Перестройки, которая была инициирована с единственной целью - создать хозяев над ничейными народными богатствами, но без революции, экспроприации и экстремизма. Везде, в любом деле должен быть хозяин, иначе труба.
  Здесь Валет под уголовный кодекс не попал, просто к реестру были приобщена очередная игральная карта, пришпиленная к хранящемуся в архиве черновику Беловежского соглашения 1991 года и обнаруженная совершенно случайно. К карте была приклеена почтовая марка выпуска 2015 года. Он, наверное, издевался.
  Ну и так далее, в том числе отеческая опека Валета над создателями финансовых пирамид. В последнее время Валет от денежных афер отошел, нахватался по самое горло, сравнявшись по богатству с арабскими шейхами вместе взятыми.
  А ФСБ им интересуется ещё и потому, что он зело борзо спонсирует международных террористов.
  
  Глава 25. В ловушку его
  
  - Но ведь не это главное, - сказал Черемушкин. - Вы, Сергей Сергеевич, всё свели к стяжанию, но ведь есть и метафизическая, глубинная сторона дела.
  - Разумеется, есть, - согласился Семендяев. - Валет страшно умен, невероятно обаятелен (Черемушкин усмехнулся, вспомнив ядовитые комментарии Клика), осторожен и неуловим. В нем скрыта энергия космического масштаба, которой у обычного человека быть не должно. Это не мои слова, это зафиксировано спецаппаратурой и просчитано на суперкомпьютере "Ломоносов". Сразу после появления Объекта Валета в него втянуло, как в воронку.
  - Простите, а сколько ж ему лет, если в 1906-м он был юношей? - спросил Дергунов, на что все дружно сказали: "Ну ты, Лёшка, даешь, ну ты издеваешься, сам, что ли, не можешь посчитать?"
  В этот момент запиликал Клик, показав, что Гриневский появился в квартире номер 9...
  Дверь открывалась наружу, с петель никак не снималась, и Разумович вышиб её вместе с косяком. По квартире, не имея возможности скрыться в заблокированном подпространстве, метался Гриневский. Лицо его было искажено, так что об обаянии говорить не приходится, но всё равно ста лет ему не было. Это уж точно. Лет тридцать, тридцать пять.
  Он носился всё быстрее и быстрее, поймать его было невозможно. Разумович встал в дверях, как на воротах, и заправски отбивал летящего на него Гриневского.
  Окна, как у всякого конспиратора, были зашторены, Гриневский метнулся к балкону, но запутался в шторах, Семендяев навалился на него пузом, а тут и остальные подоспели. Но всё равно было не удержать, скользок был, вёрток.
  - В ловушку его, - отчетливо подсказал невидимый Мортимер.
  На пол возле возящейся кучи, звякнув, шлёпнулся вместительный мешок, собранный из металлических колец, и туда вместе со шторой общими усилиями запихали Гриневского. Разумович ловко затянул горловину болтающимся сбоку капроновым шнуром. Гриневский затих.
  Мешок с Валетом оказался удивительно легким - килограммов 5, не больше, но если Валет начинал буянить, то становился настолько тяжел, что выскальзывал из рук. Первым это ощутил Черемушкин, выронив ценный груз на тротуар рядом с "Окой". Нечуткий Разумович врезал по мешку правым ботинком, а ботинки у него были ещё те, бесформенные давы с подковками. Гриневский аж взвыл и временно прекратил хулиганить.
  Второй и последний раз Гриневский схулиганил уже на Серафимовича, в подъезде, но здоровенный Разумович, который нес мешок, его не выпустил, а шмякнул о стену. Тотчас возник призрачный Мортимер, погрозил Разумовичу кулаком и прошипел что-то. Разумович побледнел, торопливо закивал, перекинул мешок за спину и только хмурился, когда Валет начинал буянить.
  За время отсутствия Черемушкина Небирос "навёл" в квартире порядок. Колбаса ему активно не понравилась, куски её валялись повсюду, а поскольку колбасы было много, то и кусков было порядочно. Три, а то и четыре книги были разодраны в клочья вместе с картонной обложкой. Книги ему тоже пришлись не по вкусу. Дергунов уже знал нового постояльца, и только выразительно посмотрел на несчастного Василия. А Семендяев молчать не стал. Он впервые был в гостях у Черемушкина, и квартира ему очень приглянулась, поэтому он грозно посмотрел на незнакомца-красавчика и сказал:
  - Ты, Василий Артемьевич, лучше б со мной квартирой поменялся, я бы этого охламона в три шеи, в три шеи. Жаль, ЛТП сейчас нет, я бы его, мерзавца, на полгода упек. А лучше в мордовские лагеря пожизненно.
  К счастью, Небирос не обратил на Семендяева никакого внимания, так как заприметил в коридоре металлический мешок. Сел рядом на полу, принялся мурлыкать, ласково поглаживая ловушку, Валет счастливо захихикал изнутри. Небирос взялся было за капроновый шнур развязать, но тот не поддавался, выскальзывал из пальцев, никак не схватишь.
  Тем временем прикатил Саврасов на своем лимузине, Мортимер не хотел ждать. На дорожку Небироса напоили чаем, который в термосе привез Саврасов. Чай был до того душистый, что Семендяев попросил налить чашечку, но Саврасов скупердяйски сказал, что самим мало. И правильно сделал, так как Небирос спустя минуту уснул мертвецким сном.
  Сопровождать Валета и Небироса взялись Черемушкин и Дергунов, Семендяев же с Разумовичем укатили в свой Тамбов...
  Первым делом Мортимер похвалил их с блестящей победой, хотя сама финальная фаза никакой сложности не представляла, всю работу, по сути, проделал сам Мортимер. Но всё равно было приятно. Всегда приятно получить орден, не пошевелив пальцем. Заморочек никаких, зато масса привилегий.
  Никакой тайны из окончательной доводки Небироса до суперсовершенного существа Мортимер не делал, тем более что с новым Небиросом Черемушкину и Дергунову предстояло работать вплотную.
  В знакомой уже нам лаборатории недвижимого Небироса раздели, положили на каталку и поместили в закрытый бокс, к которому была подведена узкая труба. Наружный конец трубы плавно переходил в приемный лоток, другой её конец, внутри, в боксе, заканчивался подобием хобота, который обхватил голову безмятежного Небироса.
  На лоток положили мешок с Валетом, снизу выехала прозрачная полукруглая крышка, крутанулась вокруг оси, изолировав лоток и заодно открыв мешок. Из мешка выскочил Валет, пометался по тесному пространству, не желая лезть в трубу, но уже через пару секунд неотвратимая сила схватила его и потащила в бокс, вытягивая в тонкую длинную колбасу. Валет пронзительно завизжал, затем резко прекратил.
  Дергунов передернул плечами, представив сколько сейчас в боксе кровищи. Нет уж, лучше быть подальше от этих научных экспериментов.
  С минуту в боксе аппетитно чавкало и придыхало, затем бокс открылся, и на каталке выехал Небирос с сияющими глазами. Между прочим, никакой грязи не было, внутри бокса было стерильно чисто. Валет-Гриневский без остатка слился с Небиросом.
  - В палату, - приказал Мортимер (Небироса увезли) и посмотрел на Черемушкина, в глазах которого читалось любопытство. - Ну, спрашивай, минута-другая есть.
  - Надеюсь, он будет лучше прежнего? - сказал Черемушкин.
  - Несомненно, - ответил Мортимер. Губы его тронула легкая улыбка и тут же исчезла. - Жить он будет отдельно, спасибо тебе, дружок, за терпение. У него будет другой, э-э, помощник. Ты его знаешь.
  - Кто?
  - Увидишь.
  - Кто же в итоге получился? - спросил Черемушкин.
  Дергунов покивал: да-да, кто же получился из такого странного набора?
  - То, что вы назвали активатором, это своего рода модификатор, - велеречиво ответил Мортимер. - Может увеличить человека, гнома, собаку, того же клопа, а может уменьшить. Делает скелет стальным. Превращает живое существо в киборга, умеет клонировать. Сердюк сделал себя огромным, Коробченко и собаку злобными киборгами, а что толку? Всё надо делать умеючи... Бриллиант - это древняя матрица, хранитель информации о Могущественном Колоссе - повелителе Титанов. Наконец, череп с золотым венцом - это всё, что осталось от прекрасной Лилит... Но у нас, к счастью, имеется уникальное оборудование, способное соединить эти артефакты, бережно сохранив исходные предпосылки, нарастить мясо, создать исключительное существо.
  - К которому ультиматоны неприменимы, - подхватил Черемушкин. - А ультиматоны - это основа. Я прав?
  - У тебя хорошая память, Василий, - сказал Мортимер. - И вот тут на помощь приходит Валет, который внес человеческую преамбулу в созданного нами Небироса. Валет - наездник, водитель Небироса, он владеет всей информацией, он мозг. После обработки ультиматонами Небирос обретет вечность, сумеет проходить сквозь стены, преодолевать межзвездное пространство. Потребность в еде минимальна - питается космической энергией, тяга к роскоши отсутствует, работоспособность огромная, возможности неограниченные. Вот оно - будущее человечества, а не жалкие банкиры или олигархи, у которых в голове жирные прожорливые тараканы. Жадность не есть основа прогресса.
  "Странно слышать это от вас, господин хороший", - подумал Черемушкин, но вслух ничего не сказал.
  
  Глава 26. Школьный товарищ
  
  Этим же вечером, точнее в 18.10, рядом со своим домом Черемушкин нос к носу столкнулся со школьным приятелем Денисом Антиповым. Дружили до девятого класса, потом Антиповы переехали в Москву, и на этом все связи были утеряны.
  Естественно Черемушкин Дениса не узнал, а тот узнал сразу и негромко произнес: "Ну, здорово, Василий". Первое, что захотелось сделать - это сказать: "Извини, друг, был рад встрече, но...", - ну и так далее, то есть отбрехаться, однако Антипов грустно посмотрел на него и заметил:
  - Разумеется, никто не обязывает, да и что старое ворошить. Только на кой ляд ты со всем этим связался?
  Был он худ, бледен, говорил тихо. Раньше, помнится, был побоевитее. Куда, спрашивается, пропал тот Антипов - пусть невысокий, но крепенький, жизнерадостный брюнет с хорошим чувством юмора, поставившим, помнится, такой спектакль, на котором все ржали, как помешанные?
  - С чем, извини, связался? - вздохнул Черемушкин.
  - От тебя, брат, серой несет. Кстати, имя Небирос тебе ни о чем не говорит?
  Черемушкин похлопал глазами, хоть стой, хоть падай.
  Через пятнадцать минут они сидели за столом в Черемушкинской гостиной, Василий откупоривал бутылку французского коньяка, а Антипов резал лимон. Ветчина, соленая форель и свежие огурчики уже были порезаны и ждали своей минуты...
  Коньяк пошёл Денису на пользу, он оживился, щечки подрумянились, голос окреп.
  Разговор был неспешный, предполагающий долгий приятный вечер, когда собеседники вволю кушают, в меру пьют, пикируются на равных, хотя Черемушкин не стал выпячивать своё положение и уж тем более выспрашивать, каких высот достиг Антипов. Уже заканчивалась вторая бутылка коньяка, который оказался великолепным. И вдруг, в какой-то непостижимый момент Черемушкин понял - о равенстве и речи быть не может. Вот так вот взяло и накатило, огорошило голой правдой.
  Денис был очень взрослый. Странное дело, вроде вместе сидели за одной партой, вместе валяли дурака, ни в чем друг другу не уступая, и неизвестно ещё, кто был шалопаем больше. Но сейчас, за столом, Черемушкин категорически осознал, что он, Васька, так шалопаем и остался, а Денис сделался крепким, надежным, умным мужиком. Уж он-то, Денис, в такую ситуацию, как Василий, никогда бы не вляпался. Зависеть черт знает от кого, говорил Денис, разменивать душу, которая плачет от безысходности, от невозможности что-то изменить. Рогатые только и ждут, чтобы зацепить ядовитым когтем, а уж коли зацепят - всё, крышка. В этом мире лучше жить незаметно, не высовываясь, не нарываясь. Оно, конечно, демон поможет, квартиру подкинет в центре Москвы, должность подсунет такую, что все перед тобою будут шапку ломать, перспективы откроет просто вселенские, живи - не хочу.
  "Что-то я расклеился", - подумал Черемушкин, жалея себя, потому что всё сходилось: и квартира, и должность, и перспективы, - но тут из-за телевизора за спиной Дениса появился призрачный торс Мортимера. Мортимер погрозил Черемушкину пальцем, а Антипов, покосившись через плечо, будто все видел, сказал:
  - Думаешь, Объект появился вот так вот запросто? Ошибка ученых из ЦЕРНа? Нет, батенька, тонкий расчет. Сейчас самое время: Бога люди не боятся, боятся налоговую инспекцию, стариков не слушают, от них одна обуза, умных опустили ниже плинтуса, чтобы не высовывались. Кого слушать? Так что самое время брать власть.
  - Ты это про кого, старик? - Черемушкин налил ещё по стопке, тупо соображая, откуда Антипов узнал про Объект. Вот уж воистину умный.
  - Знаешь, кто такой Небирос? - внезапно спросил Антипов. - Фельдмаршал армии ада.
  Он посмотрел на часы и вдруг спохватился.
  - Извини, дружище, мне пора. Вот моя визитка - звони при случае, всегда рад тебя услышать.
  - Постой, постой, а нынешних правителей куда? - забеспокоился Черемушкин, вставая вместе с ним. - Хуже не будет?
  Мелькала ещё одна мысль, щекочущая, беспокойненькая. Эх, тормоза вы мои, тормоза. Ах, да - Небирос.... Но откуда?
  На пороге Антипов обернулся, улыбнулся белозубо, пожал Василию руку и захлопнул за собой дверь.
  - Постой, постой, - забормотал Черемушкин, борясь с замком. - Нет, друг, так не пойдёт, ты мне всё объяснишь.
  Открыл-таки дверь, но лифт с Антиповым уже ехал вниз...
  Ночью он пару раз просыпался в холодном поту - снилось, что он проболтался насчёт Объекта и окружающих его тайн, потом долго лежал с колотящимся сердцем, не понимая, откуда Денис всё это узнал.
  На следующий день, явившись в десять утра (раньше не смог) на работу, Черемушкин набрал номер, указанный в Антиповской визитке. Ответил женский голос. Черемушкин попросил к телефону Дениса, женщина сухо осведомилась, кто звонит. Черемушкин назвался. Женщина, это была мама Дениса, помолчала, потом неуверенно спросила: "Вася?" Черемушкин понял, что что-то не то, а Антипова, вздохнув, сказала:
  - Васенька, а Дениса нет. Вот уж два года как нет. Автокатастрофа. А ты разве не знал?..
  Вот теперь всё встало на свои места. Проклятый дом с чудовищной славой, узилище насилия, портал в потусторонний мир. Недаром Денис обретался рядом с домом, так правдивее, будто случайная встреча, и в то же время безопасно, можно всегда уйти в свое запределье. Сразу в квартире не появился, значит что-то мешало.
  Ну и что? Теперь, когда известно, что Денис - призрак, что-то поменялось? Встреча с призраком тот же сон, можно верить, можно не верить.
  И тем не менее, вечер этот запал в душу, застрял в каких-то неведомых глубинах, крепко отпечатался в подсознании, ведь всё произошло на самом деле. Может, в этом соль?
  Денис ведь не сам пришёл, он не один, его послали, чтобы предупредить. О чем? Наверное, о том, что на земле появился фельдмаршал армии ада. Не тот, который обитает в преисподней, а его материальное воплощение. Ну и что? Какая разница, ведь Небирос из ада не менее могуществен, чем его земной двойник. Единственное отличие двойника - всегда пребывает в телесной оболочке. Да. И имеет душу, и может размножаться, и может возглавить какой-нибудь механический цех или оборонный завод, или государство. Запросто.
  "И что с того? - сказал сам себе Черемушки. - Денис, зачем ты приходил? Мне отступать некуда. На этом точка..."
  Едва он это себе сказал, зазвонил телефон, и Семендяев горячо зашептал в трубку, аж уху жарко стало:
  - Слышь, Василий Артемьевич, ты сам виноват. Зачем отдал мне Клика? Он же твой. Он, стало быть, твой, а по вые получаю я. Так и скажешь боссу, что всучил мне добровольно, понял? К тебе едет Разумович с информатором.
  - Не, ну вы, Сергей Сергеевич, - начал было Черемушкин, но Семендяев цыкнул: "Не возражай", - и повесил трубку.
  Разумович не замедлил себя ждать. Пришлось передать все текущие дела Дергунову и спуститься к машине.
  - Саврасов занят, поэтому не обессудьте, ехать будем дольше, - сказал Разумович. - Возьмите.
  И протянув Черемушкину Клика, нажал педаль газа...
  - Дать бы тебе по шее, - сказал Мортимер, взяв у Черемушкина информатор. - Тут такое заварилось. Клик-то запрограммирован на тебя, а ты его в качестве доносчика подсовываешь генералу.
  - Это генерал накапал? - спросил Черемушкин.
  - Я и без него знаю, - ответил Мортимер.
  - Есть основания не доверять Семендяеву, - твердо сказал Черемушкин. - Уж больно себе на уме.
  - То же самое он говорит про тебя, - заметил Мортимер. - Что за фрукт был у тебя вчера в гостях?
  - Школьный товарищ.
  - Ты больно-то с мертвяками не цацкайся, - предупредил Мортимер. - Ещё неизвестно, что у них на уме... Короче, прибыла делегация демиургов. И я подозреваю, что вызвал их безнадзорный Клик.
  - Как так безнадзорный? - возразил Черемушкин, мигом вспотев, ибо уже понял, что виноват. - Он был у Семендяева.
  - Клик поднадзорен только тебе, прежде чем передать сообщение, он обязан испросить у тебя, Василий, разрешения. Так он запрограммирован. А поскольку тебя рядом нет и до тебя из Тамбова не доорешься, он ввел некое временное ограничение на получение ответа, то есть обманул программу, и когда время вышло, спокойненько вышел в эфир. Это же демиург. Не было бы этой дыры в законе, он бы нашел другую.
  - Придется Клика вернуть, - шмыгнув носом, сказал Черемушкин.
  - Придется перехитрить демиургов, - возразил Мортимер. - Посмотрим, как пойдут переговоры. Ты бы на них полюбовался, кипят, как чайники. Возмущены, что мы время тянем. Понимаешь свою вину? То-то же. Будешь присутствовать, только молчи. Говорить будем мы с Небиросом. Спрашивается, на кой ляд ты там нужен? Обучайся, тебе работать с Небиросом и Берцем, у меня своих дел полно.
  "Стало быть, с Берцем, - подумал Черемушкин. - Мир тесен. Вот он - новый помощник Небироса".
  
  Глава 27. Миротворцы
  
  Демиурги прибыли на своем крейсере в космопорт Стеклянное море и теперь ждали в гостинице, в комнате переговоров.
  Мортимер, Небирос и Черемушкин переоделись в серую официальную униформу, облегающую и без карманов. Черемушкин придирчиво осмотрел себя в зеркало. Ножки сразу сделались тощие и кривые, обхохочешься. А так униформа была на удивление комфортная...
  Комната переговоров была размером с футбольное поле, но с помощью передвижных ширм делилась на ряд комнат со столами и стульями. Предполагалось, наверное, что должны обсуждаться несекретные вопросы, вот тут было не продумано.
  Все расселись вокруг большого продолговатого стола.
  Демиургов было семеро и они были неразличимы, как китайцы. Длинные, тощие, с синей кожей, большими коричневыми глазами и приклеенными к лобастому черепу черными волосами. Все в одинаковых, то и дело меняющих цвет комбинезонах и, кстати, кривоногие, так что Черемушкин им приглянулся больше двух других землян.
  - Скажите, голубчик, - обратился к нему главный демиург, у которого в отличие от остальных над крутым лбом вился хохолок. - Вы присутствовали при встрече с (тут он без запинки произнес сочетание из двадцати букв и трехзначной цифры)?
  Черемушкин посмотрел на него с удивлением.
  - Ограничимся цифрами, - сказал главный демиург. - С 756-м?
  - С Кликом, - подсказал Мортимер. - Молчи.
  Черемушкин кивнул.
  - Он у вас немой? - удивился главный демиург. - Какой от него толк?
  - Он не понимает вашего языка, - соврал Мортимер. - Но телефон принадлежит именно ему.
  - Какой телефон? - прощебетал кто-то из демиургов.
  У него получилось "тирефон", и этим немедленно воспользовался Мортимер.
  - Я думаю, вся загвоздка, все недоразумения от неправильно услышанного и неточно понятого, - сказал он. - Вы уверены, что мы обозначили краевые моменты, поставили точные задачи, договорились об единообразной трактовке и формулировке? Вот вы назвали Клика сложно запоминаемым сочетанием букв и цифр. Почему? Зачем такие сложности?
  Естественно, он сместил акценты, ушёл от главного, но главный демиург, стреляный воробей, не стал раздувать этот мыльный пузырь, а, желчно усмехнувшись, объяснил, что это сочетание несёт в себе полную информацию о генотипе индивидуума, так что принято в начале встречи называться полным именем (вдруг метеорит по темечку?), а потом переходить на произвольное сокращение.
  - Ах, как интересно, - дружно прочирикали Мортимер с Небиросом, и тут терпение у демиургов лопнуло.
  - Что вы всё вокруг да около? - возмущенно заявил главный демиург. - Мы получили от 756-го сигнал "SOS" с указанием координат вашей материальной столицы. Но выходить на материальный уровень мы не имеем права, поэтому воспользовались промежуточным космопортом. Итак, где 756-й?
  - Как "SOS"? Какой "SOS"? Почему "SOS"? - всполошился Мортимер. - Не может быть, он же благополучно улетел.
  - Как, он всё-таки улетел? - с издёвкой произнёс главный демиург. - Что ж вы сразу не сказали. Мы бы и не потащились в такую даль. Но если он благополучно улетел, то почему не оповестил нас об этом? Это, извините, стандартная процедура. Нет, вместо этого он посылает сигнал о помощи.
  - Сигнал, сигнал, - забормотал Мортимер, делая вид, что лихорадочно думает, и вдруг расцвел. - Я полагаю, всё дело в телефоне. В память о дорогом госте номер 756 мы занесли его образ в телефонный аппарат. Вот в этот, который мне любезно одолжил коллега Черемушкин.
  Вынув из кейса заблокированный информатор, он начал нести околесицу про то, что телефон - штука своенравная, способная на непредсказуемые действия. Этот вот, например, самопроизвольно рассылает эсэмэски в Америку племяннице Черемушкина. Эсэмэски, разумеется, не доходят, но факт имеет место. Где гарантия, что запечатлённый в аппарат цифровой образ 756-го не начал самопроизвольно связываться с различными адресатами. Нет гарантии. Но почему на такое почтительное расстояние - непонятно. Может, есть какое-то гиперпространство, в котором все сигналы усиливаются и убыстряются? И, кстати, почему вдруг сигнал "SOS"?
  От этой ахинеи демиурги только глазами хлопали. Однако главного на такой мякине провести было трудно.
  - Не будем спорить о каком-то образе, втиснутом в телефон. Не надо гиперпространства. Сделаем проще, - сказал он. - Продемонстрируйте, как этот прибор передает сигнал "SOS" с позывными 756-го на расстоянии полуметра. Вот ваш прибор, вот приемник.
  Он положил перед собой на столе прозрачную коробочку с пульсирующим внутри сиреневым огоньком.
  Мортимер пробежал пальцами по клавишам заблокированного информатора - естественно, никакого эффекта.
  - Вот черт, - сказал Мортимер. - Аккумулятор сел.
  - Какой ещё аккумулятор? - удивился главный демиург, остальные настороженно молчали. - Вы имеете в виду аккумуляторы, которые в Системе давным-давно отменены? Мы видели у вас приемники ультиматонов. При чем здесь аккумулятор?
  - Видите ли, уважаемый 154-й, - сказал Мортимер. - Данный прибор - земная реалия, материальная. Это обычный земной телефон, с аккумулятором, который заряжается от сети. Я всего лишь схожу, подзаряжу, а вы тут пока пообщайтесь. Небирос, дорогой, предложи гостям что-нибудь выпить, заодно узнай, какой у комиссии статус. Да и комиссия ли это?
  С этими словами он вышел.
  - Ваше мнение? - спросил между тем главный демиург.
  - Блефуют, - ответил кто-то из демиургов.
  Сказано было другое, но догадаться было нетрудно.
  - Душно, не так ли? - не моргнув глазом, сказал Небирос, хотя в комнате было в меру прохладно. - Предлагаю освежиться. Есть шампанское из морозильника, пивко-с из подвала, соки. Кому что?
  - Что такое пивкос? - уточнил кто-то из демиургов.
  - О, пивкос - это национальный земной напиток, - радушно улыбаясь, ответил Небирос. - Очень вкусно. Здорово утоляет жажду. Многие предпочитают его воде.
  - Мне пивкос, - заявил главный демиург.
  - И мне, и мне...
  Небирос на удивление быстро принес пару ящиков холодного пива, которое немедленно понравилось демиургам, хотя пили они его впервые. У землян наоборот, поначалу пиво не нравится, потом от него не оторвешь. Что тут скажешь - инопланетяне.
  Демиурги были худые, то есть массу имели незначительную, и к ядреному пиву непривычные, хмель быстро ударил в голову. А поскольку пива было вдоволь и обладало оно необычайным вкусом, выпито его было много и ударило оно многократно.
  Небирос между тем разговорился с одним из демиургов попроще (с главным разговаривать не стал, тот и хмельной мог насторожиться) и выведал, что те вовсе не официальная комиссия, а миротворцы. 756-й тоже миротворец, то есть сам по себе, вольный стрелок. Стрелок стрелку должен помогать.
  Когда пришел Мортимер, гости были никакие. С собой Мортимер привел клона, весьма напоминающего Клика.
  Демиурги обрадованно зашумели, полезли целоваться, особенно к Черемушкину.
  - Прятался, оказывается, - перекрывая шум, объяснил Мортимер. - Познакомился с одной нашей девчушкой, та его и приютила. Сделал, понимаешь, вид, что улетает, а сам остался.
  - Это правда? - спросил главный демиург.
  - Ну, да, - прочирикал клон...
  Вскоре демиурги засобирались. Теперь они напоминали цыган, которые шумною толпою грузили в свой звездолет ящики пивкас.
  Естественно, главный демиург оповестил собратьев на Сириусе об успехе, минут через пять после старта корабль ушел в гиперпространство, не в то, о котором измышлял Мортимер, хотя прекрасно знал, что это такое, а в настоящее, а ещё через тридцать минут, уже на полпути к родному созвездию, звездолет их взорвался. И тут уже земляне были как бы ни при чем, не могло у них быть таких длинных рук.
  Черемушкин об этом узнал от самодовольно ухмыляющегося Небироса.
  Тот сказал так:
  - Копец миротворцам. Вовсе не обязательно рисковать здоровьем, когда можно начинить клона взрывчаткой.
  От этих слов Черемушкину стало муторно, почему-то вспомнился Денис.
  Между прочим, информационного Клика Мортимер оставил у себя. И этим же вечером одному ему известным способом внедрил его в Берца. Настоящего Клика он до поры, до времени оставил в запечатанном сосуде.
  
  Глава 28. Лера
  
  Небирос поселился в том же доме-монстре на Серафимовича, только в другом крыле, в пятикомнатной квартире. Мортимер рассудил, что коллегам лучше жить рядом.
  Естественно, Небирос посетил старое свое жилище у Черемушкина, но как ни пытался, не смог вспомнить своих метаний и безобразий, будто их не было. Забыл всё напрочь, потому что стал другим человеком.
  Потом они вместе с Черемушкиным сходили в гости к Дергунову, и Небирос невольно обокрал Лёшку, забрал к себе Трезора, который бурно ему обрадовался и сразу признал в нем хозяина. Вернее даже не забрал, а тот ушел сам. Попрощался с Лёшкой, облизал его лицо шершавым языком, повилял виновато хвостом и ушел.
  Следующим вечером, соблюдая закон гостеприимства, уже Небирос пригласил Черемушкина с Дергуновым на рюмку чая. В гостиной за огромным, уставленным яствами столом обнаружилась раздельно сидящая парочка, о которой Небирос забыл предупредить: невиданной красоты рыжеволосая девушка лет двадцати в облегающем зеленом платье, которую звали Лерой, и рослый, широкоплечий, скромно одетый мужчина с черной блестящей вьющейся шевелюрой, который заулыбался Черемушкину, как старому знакомому.
  - Хлой Марасович? - удивился Черемушкин, преследуемый мыслью, что он уже видел эту Леру. Но где?
  - Григорий Макарович, - поправил Берц и с такой силой стиснул ему ладонь, что у Черемушкина глаза на лоб полезли...
  За столом могли бы запросто уместиться человек двадцать, поэтому, памятуя о жарком вечере, все расселись вольготно, поодаль друг от друга. Минут через пятнадцать, насытившись, Черемушкин подсел к Берцу.
  - Григорий Макарович, говорите? - сказал он.
  Берц, который набил полон рот, покосился на него и что-то пробурчал.
  - Не помешаю? - уточнил Черемушкин.
  - Пждитпрглчу, - промычал Берц и сдавленно улыбнулся.
  - Да вы не торопитесь, - сказал Черемушкин. - Что было в той папке?
  Берц зажевал быстрее, мощно проглотил и неожиданно икнул.
  - Что в папке, что в папке, - проворчал он. - Специальная пыльца, метка. По запаху можно определить, какая это метка: черная или белая. Мне попалась белая.
  - Ну да, ну да, - задумчиво сказал Черемушкин. - А черная, стало быть, смертный приговор.
  - Это как водится, - согласился Берц и, внезапно повеселев, хлопнул Черемушкина по плечу. У того немедленно онемела рука.
  - Как жизнь, коллега? - радушно спросил Берц. - Не ожидал, что встретимся. Значит, теперь бок о бок? Поразительно! Замечательно! Дай я тебя задушу в объятиях.
  - Попозже, - сказал Черемушкин, выскальзывая у него между рук. - Мне ещё пожить охота.
  Тем временем Дергунов хохмил с Небиросом, оба ржали, как кони, им мелодично вторила красавица Лера.
  Нет, определенно эту Леру Черемушкин уже где-то видел.... Всплывала в памяти прекрасная Лилит, та самая, из саркофага, но как-то не хотелось себе в этом признаваться. Жуткое, неприятное совпадение.
  Лера задержала на нем взгляд, что-то припоминая, потом улыбнулась. Улыбнулась именно ему, остолопу.
  "Черт побери, - подумал он и скомандовал самому себе: - Не будь дураком. Вперед".
  Очевидно, не он один сказал себе такое, Дергунов тоже устремился к рыжеволосой красотке. Итак, справа от неё оказался Черемушкин, а слева Дергунов.
  - А скажите, пожалуйста, Лерочка, - первым произнес Дергунов. - Вы не в нашем доме живете? Что-то ваше лицо знакомо.
  - Нет, - улыбаясь, ответила Лера.
  - А где я вас мог видеть? - не унимался Дергунов.
  - В ГУМе, должно быть, тут рядом.
  - Вы работаете в ГУМе?
  - Не слушайте его, - сказал Черемушкин, видя, что Лёшка берет бразды правления в свои руки. - Он старый оперативник, живо вас расколет. А как только расколет, вы будете ему неинтересны.
  - Господин Черемушкин, я бы вас попросил не вмешиваться, - задрав подбородок, заявил Дергунов. - Да, я старый опытный оперативник, но вы ещё старше и ещё опытнее. То есть, вы настолько старше, что молодая девушка годится вам во внучки. Где это видано?
  - Покормите Трезора, молодой человек, это по вашей части, - тряхнув причёской, посоветовал ему Черемушкин. - А мы с Лерой уж как-нибудь разберёмся, кто из нас дедушка, а кто бабушка.
  Лера удивленно посмотрела на него.
  - Нет, я, конечно, не против, - кашлянув, сказал Небирос. - Но Лера пришла в гости ко мне, а не к вам. Это вас не настораживает?
  Черемушкин с Дергуновым переглянулись. В самом деле - что это вдруг нашло?
  - Ладно, ладно, шучу, - Небирос миролюбиво поднял ладони. - Дело вовсе не в этом. Василий Артемьевич, вы не могли бы поспособствовать, Лере нужна работа в вашем офисе. Я вас убедительно прошу.
  "Что это мы всё высоким штилем? - скучнея, подумал Черемушкин. - Двадцать первый век на дворе, вокруг мат-перемат, новые графья вперемежку с бомжами, разрыв в доходах сумасшедший, того и гляди крепостное право вернется".
  - Вот если бы Мортимер приказал, - тихо сказал он, понимая, что не прав, что не стоит переть против рожна, себе же дороже выйдет, и тут же услышал явственное: "Приказываю. Это ценный кадр".
  - Хорошо, - произнес Черемушкин. - Конечно, помогу.
  - Умничка, - сказал Небирос и подмигнул ему, как бы говоря: ну что, парень, тебе все карты в руки...
  Всё было чудесно, всё было прекрасно, Черемушкин сидел рядом с Лерой и угощал конфетами, а несчастный Лёшка, придавленный тяжелой рукой Берца, которую тот, дружески обняв Дергунова, положил ему на плечи, грустно смотрел по сторонам, избегая глядеть на расположившуюся напротив парочку. Порою Лера бросала на него томный взгляд, и Лёшке хотелось выть.
  - Однако, - спохватился Черемушкин, взглянув на часы. - Первый час, завтра рано вставать.
  Шепнул Лере: "Я вас провожу".
  - Я на машине, - ответила она.
  - Вот до неё и провожу, - сказал он.
  Во дворе было темно, тусклые фонари освещали подъезды да дорожку, где-то неподалеку орала и гукала молодежь.
  До машины оставалось метров десять, когда из кустов вынырнула темная бесформенная фигура и выстрелила Черемушкину в голову. Тот отпрянул, пуля ударила в левое плечо, рука тут же онемела. Выстрелить второй раз помешала метнувшаяся к незнакомцу Лера. Что она сделала, Черемушкин не разглядел, но фигура с утробным выдохом мешком осела на асфальт. От машины уже бежал, вот те раз, Ефим Борисович Разумович. Подбежав к незнакомцу, хватил по темечку чугунным кулаком. Что-то хрустнуло.
  - Полюбуйтесь, - сказал Разумович, отступая.
  Черемушкин вгляделся. Мешала надвинутая на уши шляпа. Снял её, но не сразу узнал в мордатом, перепачканном грязью бомже Нинель Эвальдовну Коробченко.
  - Моя вина, - пробормотал Разумович, взваливая безвольную тушу себе на плечи. - Не уследил.
  Поместив Коробченко в багажник черного Вольво, распахнул заднюю дверь перед Лерой.
  - Ваша? - полюбопытствовал Черемушкин.
  - Папина, - ответила Лера. - Ефим Борисович согласился сегодня быть моим водителем. Вы, кстати, знакомы?
  - Как видите, - промямлил Черемушкин, боясь притронуться к ноющему плечу. - По-моему, тут все друг с другом знакомы, - и обратился к Разумовичу: - Вы сбросите Коробченко с моста?
  - Не мешало бы, - ответил тот. - Но этим её не убьешь, а она охотится за вами, Василий Артемьевич. Лучше отвезу на Объект, оттуда не удерет. Кстати, стреляла она вот из этого.
  И протянул Черемушкину длинноствольный револьвер.
  
  Глава 29. Я тебе покажу уфолога, грамотей
  
  После полуночи рука разнылась не на шутку, Мортимер прислал Саврасова.
  В лаборатории два биоробота поместили раздетого по пояс Черемушкина на холодный, как лед, никелированный стол. Василий немедленно начал дрожать.
  - Стало быть, нашелся револьвер-то? - сказал Мортимер, подходя.
  Был он в белом халате, чепчике, с повязкой на лице, в руке держал устрашающего размера поблескивающий под софитами хирургический скальпель.
  - Резать будете? - проблеял Черемушкин.
  - Именно что резать, - сухо ответил Мортимер. - Чтоб неповадно было.
  - Тогда не тяните, - сказал Черемушкин, закрывая глаза. - А что неповадно-то?
  - С мертвяками втихаря общаться, - пояснил Мортимер, обрабатывая черную рану спиртом. - Бдительность терять. Только не говори мне, что ты эту Коробченко в темноте не разглядел.
  - Хоть бы усыпили, - шипя от боли, сквозь зубы процедил Черемушкин.
  - Ладно, ладно, не дрожи, - сказал Мортимер. - Сейчас всё уймется.
  И правда, пару секунд спустя боль утихла.
  - На твоем месте должен был быть Дергунов, - произнес Мортимер, отсекая скальпелем омертвевшую ткань. Делал он это споро, умело. - А оказался ты. Хитрая баба, вычислила, кто из вас главный, кто приказывал.
  - Мне от этого не легче, - отозвался Черемушкин.
  - Стреляла в голову, с двух шагов, - сказал Мортимер. - Не человек, киборг. Они не промахиваются.
  - Повезло? - предположил Черемушкин.
  - Да нет, - ответил Мортимер. - Кое-чему ты всё-таки в этой лаборатории нахватался. Той ночью, помнишь?
  - Не помню.
  - Ладно, всему своё время, - сказал Мортимер, вытаскивая пинцетом серую мятую пулю и разглядывая её. Фыркнул вдруг. - Ничего лучшего придумать не смогла, история повторяется. Левое плечо, отравленная пуля, тоже мне Каплан нашлась. Кстати, где револьвер?
  - Дома, - ответил Черемушкин.
  - Учти, что пули отравлены.
  - Чем? - немедленно спросил Черемушкин.
  - Рицином, как у Каплан. Это побочный продукт во время переработки клещёвины в касторовое масло. Вроде бы, заурядная операция, но следует учесть, что рицин намного токсичнее цианистого калия.
  - И что теперь делать? - спросил Черемушкин, которого вдруг бросило в холодный пот, затошнило, перед глазами поплыло и сделалось невыносимо муторно.
  - Жить будешь, - сказал Мортимер, опуская пулю в пластиковый пакет. - У тебя, брат, хороший иммунитет к яду. И не только к яду. Давай-ка теперь поработаем с раной, чтоб не зияла...
  Ночью рана не беспокоила, а к утру о вчерашнем покушении напоминал лишь маленький тонкий шрам...
  Лера вошла в кабинет Черемушкина ровно в два часа. Документы на неё были уже готовы, ей осталось только написать заявление о приеме на работу.
  Он смотрел на неё, склонившую красивую рыжую головку над листом бумаги, и думал: "Спросит - не спросит?".
  Расписавшись, она подняла на него огромные свои зеленые глазищи и жалобно сказала:
  - Бедненький... Посмотреть можно?
  Черемушкин задрал рукав, обнажив плечо, и героически напряг бицепс...
  Этой ночью Небирос с Берцем выкрали директора ОИЯИ академика Израэля. Выкрали из собственной спальни в Дубне, всего-то на пару часов, и сделали это так аккуратно, что никто из обитателей скромного особняка ничего не заметил.
  Спящего директора доставили в уже знакомую нам лабораторию Обители, где произвели нужную доработку, сделавшую его послушным воле Мортимера, а заодно наградившую отменным здоровьем. Затем отвезли обратно. Академику во время операции ничего не снилось.
  На первых порах его превращение выразилось в том, что, проснувшись, он мужественно и уверенно выполнил свой супружеский долг. Между прочим, ему недавно стукнуло шестьдесят восемь. Жена даже прослезилась - наконец-то, в кои-то веки.
  Но это, пожалуй, было первой и последней аномалией, в остальном же он ни капельки не изменился, разве что сделался более уверен в себе.
  Придя в свой кабинет, академик тут же вынул из сейфа папку с документами, касающимися Объекта в Цнинском лесу. Прежний академик, не превращенный, папки этой побаивался, видя в ней проявление антропологии, графоманства от науки, когда к науке примешивается оголтелый мистицизм. То, что Объект мог возникнуть в результате сбоя в работе ускорителя, он не отрицал, но и не подтверждал, то есть вопрос висел на худеньком волоске. Факты говорили об одном, а научный опыт совсем о другом. Что в этом случае необходимо сделать? Правильно, собрать комиссию, тщательно исследовать Объект, собрать воедино все доводы, все мнения и сделать определенные выводы. Но этого прежний академик не делал, потому что не мог перешагнуть через свои убеждения. Как говорил коллега Гинзбург: Бога нет - и точка, а значит и дьявола нет.
  Академик открыл папку и принялся читать, изредка отрываясь на телефонные звонки. Через полчаса (академик владел скорочтением) документы были изучены, после этого он связался с Директором ФСБ, с которым был на дружеской ноге. На дружеской-то на дружеской, однако это не гарантировало успеха - о, это был, пожалуй, самый важный момент. И тем не менее, всё сошло гладко - Директор дал добро, попросив включить в комиссию В.А.Черемушкина.
  Далее академик связался с Мусатовым, находящимся в данный момент в ЦЕРНе. Разговор был короткий, Мусатов согласился поработать в комиссии.
  Ещё пару часов академик обзванивал представителей науки и заинтересованных структур. Все удивлялись такой внезапности, но согласие давали, потому что самим было любопытно, ведь ФСБ наложило на Объект лапу и никого не пущало.
  Сегодня был четверг, оставалась пятница на согласование допуска и оформление пропусков на Объект. Члены комиссии должны были в воскресенье собраться в Москве в гостинице "Азия", что на Рязанском проспекте. В понедельник утром институтским микроавтобусом планировалось доехать до аэропорта Внуково, откуда самолёт МЧС в течение полутора часов доставлял их в Тамбов, ну и так далее. Черемушкин, судя по голосу молодой человек, сказал, что до Тамбова доберется сам и поможет с транспортом от Тамбовского аэропорта до Объекта. С ним, если, конечно, можно, будет генерал Семендяев, начальник Тамбовского отделения Комитета Хронопоиска, который с самого начала курирует Объект. Конечно можно, обрадовался академик, внося в список Семендяева.
  Всё складывалось как нельзя лучше, членов комиссии, включая академика, который её возглавлял, было десять человек...
  Но вот наступил понедельник. Комиссия прибыла в Тамбов к обеду, их на аэродроме уже ждали Черемушкин с Семендяевым на длинном розовом лимузине, вмещающем 11 пассажиров. За рулем, естественно, гордо восседал непроницаемый Саврасов в фуражке с лакированным козырьком. Кажущийся неповоротливым лимузин мигом домчал до главной гостиницы Тамбова, где уже были заказаны двухместные номера. Вкусно и недорого пообедав в гостиничном ресторане и отдохнув в номерах, члены комиссии вновь погрузились в розовый лимузин, и тот в мгновение ока доставил их к Объекту. Скорость у этого кургузого монстра была просто чудовищной.
  Ворота охранял квадратный дядя с АК-М, чисто выбритый и в черной курточке поверх маскировочной рубашки. Никакой вольности в одежде, наверное предупредили. Ворота, кстати, недавно покрасили серебряной краской, на траве остались белые брызги.
  Семендяев, не выходя из машины, махнул рукой, охранник ретиво отворил обе створки, и сразу стало видно - всё на Объекте изменилось. Узкая бетонка расширена, заасфальтирована, буйный неопрятный кустарник вырублен, вместо него по обе стороны дороги проложены тротуары, но самое главное - метрах в двухстах от ворот начинались двух-трехэтажные нарядные особнячки, которых раньше не было. А за ними стояли дома - зримые, не возникающие вдруг из воздуха. И люди по улице ходили, не тесно сплоченными толпами, а врозь, поодиночке, даже с детишками. А вот и первая машина, между прочим черная Ауди, которая выехала из переулка и помчалась вглубь города.
  - И куда теперь? - спросил академик.
  Черемушкин с Семендяевым переглянулись. В самом деле, куда?
  - Вы у нас уфолог, - повернулся академик к Семендяеву. - Неужели здесь ни разу не бывали? Что, совсем неинтересно?
  - Я член комиссии, знаете ли, - отозвался генерал. - План работы должен быть у вас. Хотите сказать, у вас нет никакого плана?
  Ауди уже развернулась и на всех порах мчалась обратно.
  - Нету-с, - ответил академик. - Мы, батенька, должны удостовериться, что данный объект не представляет угрозы. Или, наоборот, представляет. Чтобы не было кривотолков, ибо замалчивание, которое имеет место быть, хуже диверсии. Какой может быть план, если даже вам, главному уфологу области, неизвестно, кому подчиняется этот Объект. Кто здесь начальник, а? К кому обращаться? Кто от местной администрации будет подписывать акт?
  Генерал сидел красный, потный, злой, шумно сопел. Черемушкин понял, что сейчас Сергей Сергеич выдаст академику по первое число, и открыл было рот, чтобы разрядить обстановку, но Семендяев его опередил.
  - Уфолог, - проревел он. - Я тебе покажу уфолога, грамотей, ты у меня по струнке ходить будешь...
  Он вдруг осекся, замер с открытым ртом, как соляной столб.
  
  Глава 30. Комиссия
  
  В ту же секунду под визг тормозов рядом с лимузином, почти впритирку остановилась давешняя Ауди. Из Ауди вылез длинный, черный, как голенище, Мортимер, распахнул дверь лимузина и укоризненно сказал:
  - Сергей Сергеевич, мы же договорились - гостей не стращать. Тем более таких дорогих, родненьких, можно сказать.
  Застывший было Семендяев ожил, шумно с облегчением выдохнул и пробубнил:
  - Виноват, исправлюсь.
  - А вы кто будете? - полюбопытствовал академик, глядя на Мортимера.
  - Я от местной администрации, - скромно ответил Мортимер. - Едем, стало быть, в контору? Или как?
  - А покажите-ка нам, батенька, ваш Объект, - с воодушевлением произнес академик. - Очень, знаете ли, любопытно, что тут у вас происходит. Чем, так сказать, дышите. Не держите ли кукиш в кармане.
  - Тогда за мной, - провозгласил Мортимер...
  Они долго колесили по городу, который вдруг стал много больше, чем казался раньше. Этакий приличный городок с полусотней тысяч жителей, современными постройками, в которых здания о семнадцати этажей не казались монстрами, а церковь с высоченной колокольней не резала глаза. Здесь было всё: и магазины с зеркальными витринами, и забугорного вида банки, и зеленые скверы, и пара не маленьких рукотворных озер с гранитными берегами, и ажурные мостики, и брусчатые мостовые, и театры, и стеклянные фонари на площадях, и тьма кафешек, и книжные магазины, но главное - масса нарядного праздношатающегося народа, как в каком-нибудь намазанном медом Риме.
  Черемушкин решительно не узнавал старого кривобокого Объекта. Правда, он давненько тут не был, всё больше прямиком в лабораторию Мортимера либо на Стеклянное море.
  Между тем, черная Ауди медленно, но верно приближалась к Порталу.
  Как всякая промплощадка на любом особо важном объекте, Портал был отнесен от жилмассива на пару километров. Эта пара километров была занята густым непроходимым лесом, разделенным тесной просекой с узкой лентой бетонки. Едва они въехали в этот неприветливый лес, академик, которому в свое время доводилось бывать на закрытых объектах, удовлетворенно кивнул. В принципе, ничего особенного, типовой проект. Именно так и следует отразить в акте, что никакой мистики здесь нет, Объект построен по типовому проекту с соблюдением санитарных и радиационных норм и вполне пригоден для нормальной эксплуатации.
  - Ну, как? - обратился он к молчавшему, ни разу не подавшему голоса Мусатову. - Всё стандартно.
  - Вот это-то и странно, - не сразу отозвался худой очкастый Мусатов. - Вы видели на небе хоть облачко?
  - Нет, сегодня на редкость погожий день, - сказал академик.
  - Просто великолепный, - поддакнул Семендяев, налаживая связь с академиком.
  - Да, и город мне понравился, - подхватил академик, идя ему навстречу.
  - Вот, вот, и мне, - сказал Семендяев.
  - Я не об этом, - вздохнул Мусатов. - Всю неделю ни облачка, а из космоса Объекта не разглядеть - сплошная облачность. Надо было поначалу облететь на вертолете, снять на видео либо, если бы не вышло, сделать кроки. А так едешь, как в пустыне, и непонятно, куда едешь. Вот вы, Сергей Сергеевич, знаете, куда мы сейчас едем? Вы здесь раньше бывали?
  - Конкретно здесь не бывал, - ответил Семендяев.
  - У меня ощущение, что это не реальность, а сплошная видимость, сдвиг по фазе, параллакс, - продолжил Мусатов. - Убедите меня в обратном, очень прошу вас.
  Тут все разом заговорили, перебивая друг друга, и, очевидно, так громко галдели, что держащаяся в двадцати метрах впереди Ауди резко затормозила на обочине и в окно водителя высунулась черная физиономия Мортимера, который, собственно, машину и вёл. Лимузин тоже остановился.
  - Кстати. Каким это образом в администрацию нашего русского Объекта затесался негр? - сказал щеголеватый представитель Генштаба полковник Щипачев. - Очень подозрительно.
  - Господа, - зычно воззвал Мортимер. - Не так громко. Прибудем в контору, уверяю - у всех будет единое мнение.
  - Он прав, - сказал академик. - Поспокойнее, товарищи...
  Въезд на территорию Портала, так напугавший в своё время Черемушкина, теперь был совершенно иным. Не было этого диковатого перехода, похожего на падение с обрыва, Мортимер сгладил границу между соседними измерениями, ограждающую Портал от чужеродного вмешательства. Она, конечно же, существовала, но для постореннего глаза была незаметна. Другой вопрос, что попасть на территорию Портала можно было лишь в сопровождении ответственных лиц либо на спецтранспорте через червоточины в подпространстве...
  Сперва над верхушками деревьев появилась решетчатая антенна, потом блеснул под солнцем краешек застекленного здания, которое начало медленно и противоестественно вырастать над густым лесом. Тут же по обе стороны дороги появились новые зеркальные монстры, увенчанные антеннами, а через пару минут лес кончился, и они очутились в окружении высоченных поблескивающих зданий.
  Лимузин свернул к одному из них.
  Черемушкин здесь бывал, и не раз, и поэтому ухмыльнулся, услышав чьё-то восхищенное на выдохе: "Ух ты!".
  Грузовой лифт довез их до шестого этажа. Мортимер повел по коридору с застекленными дверями, сквозь которые видно было какое-то техническое оборудование. Черемушкин прекрасно знал - какое.
  - Да у вас тут, батенька, целый институт, - заметил академик, с любопытством оглядываясь. - Бывал я в администрациях, на контору что-то не похоже.
  - Нам сюда, - сказал Мортимер, открывая одну из дверей и пропуская вперед членов комиссии. - Вы правы, коллега, это институт. С прибытием.
  Закрыл дверь. Что-то зашипело (это был банальный усыпляющий газ), академик завертел головой, но уже через секунду потерял сознание. Его, падающего навзничь, подхватил подскочивший биоробот, отнес в соседнее помещение, положил на кровать.
  Сюда же перенесли Черемушкина и Семендяева. Остальных поместили на каталки и отвезли в лабораторию доработки...
  После незначительной доработки, которая скорее была благом, чем вредительством, у членов комиссии значительно прибавилось уникальных способностей, а заодно выработалось единое мнение об Объекте. Сами понимаете, весьма положительное. Ну и, естественно, расширился кругозор...
  Акт комиссии был краток, и констатировал, что существующий Объект специализируется на разработках в области молекулярных и атомарных исследований, в частности разрабатывает технологии для промышленного производства, строительства, медицины, космической техники и обороны (высокоточного оружия). Имеет высшую категорию секретности, является самостоятельным филиалом Дубнинского ОИЯИ и методически подчинен академику Израэлю.
  Объект обладает рядом преимуществ. Ничего не надо выдумывать, сносить и строить, всё уже готово, нет необходимости закупать дорогое импортное оборудование, всё есть, лучше импортного, рабочей силы обоего пола - скромной до безобразия, непьющей, умеющей жить почти бесплатно - с лихвой. Особенно привлекает мощная научная база, в создании которой принял непосредственное участие исполнительный директор Мортимер Олег Павлович. Обозначены все перспективные направления, но ученых не хватает, а значит, налицо свободные рабочие места.... И так далее, и тому подобное.
  Члены комиссии единодушно подписали акт, открывающий Объекту определенные перспективы в развитии и финансировании, а самое главное - ставящий точку на всех кривотолках и домыслах. С этого момента умозрительный Объект становился физической реальностью.
  
  
  
  
  Глава 31. Эктоплазма
  
  Обратный путь оказался много короче. В считанные минуты розовый кадиллак домчал комиссию от Объекта до Москвы, и это никого не удивило, ибо Мортимер воплотил в жизнь поруганную учеными теорию червячных дыр. Наука, господа, наука. Недаром Олег Павлович жевал свою булку с маслом, заслужил он эту булку.
  Приладив на крышу кадиллака мигалку, Саврасов развез по Москве членов комиссии. Первым делом академика с утвержденным актом - на Ленинский Проспект в новое здание Президиума РАН, прочих, кроме Семендяева и Мусатова, по домам, ибо в командировке им надлежало находиться по пятницу включительно. Мусатова Саврасов отвез к Козельскому на Большой Кисельный переулок, после Козельского учёный должен был поехать в гости к Черемушкину.
  Далее неугомонный Саврасов помчался с Семендяевым в Тамбов, Мусатов же, войдя в здание Управления, нос к носу столкнулся с выходящим Козельским. Вопрос с пропуском был автоматически решен.
  Несчастный Козельский, которому с утра не давал покоя ноющий под коронкой зуб и который направлялся в поликлинику на Малую Лубянку, провел Мусатова в свой кабинет, сел за стол и, вздохнув, сказал:
  - Рановато управились. Или облом?
  - Напротив, - Мусатов положил перед ним копию акта. - Всё прекрасно, вопрос закрыт.
  - Рад за вас, - кисло сказал Козельский. - А я-то здесь при чём?
  - Да-да, - Мусатов покивал. - Что ж, прошу извинить, что в прошлый раз потревожил... Вам что - и в самом деле неинтересно? Вы же в прошлый раз говорили: "Обо всех изменениях в ситуации вокруг Объекта сообщайте мне". Говорили?
  - Говорил, говорил.
  Тут несчастный зуб так дернул, что у Козельского слезы брызнули из глаз.
  - Да что же это такое? - вскричал он. - Сколько можно терпеть?
  Как на грех именно в этот момент в кабинет залетел крепко сбитый, лысоватый и нагловатый майор Заремба. Уже поддамши.
  - Вон, - выслуживаясь перед Козельским и ни в чем не разобравшись, заорал он на обескураженного Мусатова. - Сам выйдешь или помочь?
  Тут что-то случилось с деликатным Мусатовым, который в своей монотонной ученой жизни имел лишь одно-единственное насилие: разгонял на сумасшедшей скорости встречные пучки, и они вр-резались друг в друга. Даже таракана тапком на кухне не мог укокошить, а говорил ему тихонько: "Иди, иди отсюда, пока никто не пришел".
  Он, тощенький, хлипенький, сгреб за грудки крупного Зарембу и вышвырнул в приоткрытую дверь, чуть не снеся её с петель.
  Вылетев в коридор, Заремба крепко и больно впечатался в твердую стену, озверел от этого и ринулся обратно в кабинет Козельского. И наткнулся на чугунный кулак Мусатова, повергший его в нокаут.
  - Ну, Сергей, Анатольевич, вы даёте, - сказал обескураженный Козельский, забыв про зуб. - Заремба у нас каратист. Что будете делать, когда он очнется?
  - В самом деле, что? - Мусатов в задумчивости поскреб подбородок. - Ну, это ещё не скоро, а пока полечим-ка ваш зуб.
  Он, оказывается, теперь и это умел.
  Через час нагруженный пакетами Мусатов звонил в дверь Черемушкинской квартиры.
  Черемушкин открыл, незлобно поругал за расточительность: холодильник и так набит под завязку.
  Мусатов отнес продукты на кухню, похвалил за чистоту, ибо знал, что Василий не женат. Перекусить решили тут же, на кухне.
  Вдвоем они быстро и незаметно приготовили недурной обед: котлеты с тушеной капустой, салат из свежих помидоров и огурцов, щедрая нарезка из буженины, грудинки и копченой колбасы. В отдельной тарелке ломтики розовой форели. Что ещё? Да, да, соленые рыжики под сметаной, как же без них. На первое разогрели щи, переглянулись и выставили на стол запотевшую бутылку водки из бездонного холодильника.
  Обед был в самом разгаре, когда вдруг трижды тренькнул входной звонок.
  - Лера, поди, - бормотнул Черемушкин и пошёл открывать.
  На пороге стоял ... Денис. Если не приглядываться, он был как все. Да если и приглядеться, был такой же. Интересно, как он это делает?
  - У меня гость, - тихо сказал Черемушкин.
  - Вот и славно, - ответил Денис. - Он-то мне и нужен.
  И, ловко обогнув Черемушкина, направился на кухню.
  - Я вас где-то видел, - сказал Денис Мусатову, садясь на свободный стул. - Вы не Сергей Мусатов?
  - Именно, - произнес Черемушкин, устраиваясь на своем месте. - А это Денис Антипов.
  Мусатов кивнул.
  - Наслышан, наслышан, как же, как же, - сказал Денис. - В Женеве, говорите, работаете?
  - Рядышком.
  - И там, рядышком, зафиксировали выброс?
  - Какой выброс? - Мусатов мельком посмотрел на Черемушкина и вновь опустил глаза.
  - Выброс зафиксировали под Женевой, а Объект появился под Тамбовом, - сказал Денис. - Не странно ли?
  - Загадками говорите, молодой человек, - Мусатов вздохнул и повернулся к Черемушкину. - Василий, друг мой, я только что от Козельского. Вопрос вроде бы решен, и вдруг появляется этот юный рьяный разведчик. От какого ведомства работает твой товарищ?
  - Не от какого, - ответил Черемушкин. - Денис погиб два года назад.
  - Для погибшего он неплохо выглядит, - усмехнулся Мусатов.
  - Этот ваш акт - сплошное бесовство, - сказал Денис, вставая. - Сами же себе подписали приговор. Всё будет меняться очень быстро, и глазом не успеете моргнуть. Вы, Сергей Анатольевич, скоро опомнитесь, да будет поздно. Ну, а тебя, Вася, уже крепко засосало.
  Сказав это, он направился к окну, распахнул правую створку. Воздух в раскрытом проёме задрожал, переливаясь мелкой рябью, сгустился, сделавшись белесым, непрозрачным, похожим на плотный грязноватый холст, потом вдруг этот холст с треском разорвался, и в комнату из окна ломающейся походкой тряпичной куклы вошла фигура без лица, без пальцев на руках, с хохолком из серой пакли на круглой голове, закутанная в длинный драный бардовый халат.
  - Пожалуй, это слишком, - произнес Мусатов, поднимаясь.
  - Нет, нет, - остановил его Денис и повернулся к Черемушкину. - Барсакельмес помнишь? Нельзя было трогать саркофаг, тем более то, что в нем лежало. Получи теперь эту эктоплазму, живи с ней, а меня уволь.
  Легко, играючи вспрыгнул на подоконник. Кукла повернула к нему голову, выдавила странный утробный звук.
  - Эй-эй, - встревожился Черемушкин. - Погоди. Мне не нужна эктоплазма. Ты же знаешь - из неё разовьется фантом, который обязательно материализуется. Что я скажу Лере?
  - Хочу предупредить: вашими стараниями очень-очень скоро Объект разовьется в замкнутую систему, - произнес Денис. - Сергей Анатольевич, вы учёный, объясните этому неучу, что такое замкнутая система.
  И вышел в окно. Эктоплазма завизжала, бросилась вслед за ним, с воем полетела вниз. Внизу во дворе возбужденно загалдели соседские бабки. Вечно они, эти бабки, тут как тут.
  Шмяк, будто спелый арбуз раскололся о землю.
  - Господи, - выглянув в окно, пробормотал Мусатов. - Грязищи-то.
  Внизу расплылась желтая пузырящаяся лужа, в которой медленно тонул драный халат.
  - Приплыли, - сказал Мусатов, закрывая окно.
  
  
  Глава 32. Отловить
  
  - М-да, - сказал Черемушкин, садясь за стол. - Водочки?
  - Не откажусь.
  - Так что такое замкнутая система?
  - Сперва, как советовал господин Ерофеев, нужно выпить-закусить, а уж потом разговоры разговаривать, - ответил Мусатов. - Будем.
  За стол он не сел, выпил стоя. Подошел к окну, открыл, выглянул вниз и присвистнул.
  - А лужи-то нет. И халата нет.
  - Странно, однако, - сказал Черемушкин, налегая на буженину и рыжики.
  - Жди фантома, - буднично произнес Мусатов и, зевнув, потянулся. - Спать охота.
  - После Объекта всегда спать охота, - сказал Черемушкин. - Особенно если это ядерный объект.
  - Бывал? - спросил Мусатов и вновь зевнул.
  - Было дело, - ответил Черемушкин. - Так что такое замкнутая система?
  Мусатов, скривив рот, почесал подбородок. "Это, наверное, у нас от обезьяны, - подумал Черемушкин, глядя на него. - То репу почешем, то за ухом. И обязательно рожу скривим. Прав был дедушка Дарвин, зря его чехвостят. А, кстати, чехвостить - это же от слова хвост. Таскают за хвост, что ли?"
  - Э-э, - сказал Мусатов, прохаживаясь вдоль окна. - Денис, наверное, имел в виду, что Объект превращается в изолированную систему. То есть, в систему, у которой взаимодействие с внешним миром отсутствует или скомпенсирована. Ну и что с того? Ну, изолируется, ни мы к ним, ни они к нам. Другой вопрос: почему это происходит? И можно ли верить Денису, который, извини, два года как труп. Кстати, ты не больно-то удивился его появлению. Он здесь не в первый раз?
  - Второй.
  - Да, об этом доме я наслышан, - сказал Мусатов, усаживаясь за стол. - Я бы на твоем месте поменял квартиру. Цены здесь заоблачные, можешь выбрать что угодно.
  Кто-то позвонил в дверь.
  Черемушкин посмотрел в глазок, убедился, что это не Денис и тем паче эктоплазма, потом открыл. Это был Небирос.
  - Привет, - сказал Черемушкин. - Я думал - Лера.
  - Лера скоро подъедет, - ответил Небирос, бесцеремонно проходя на кухню.
  Этот человек знал всё.
  А Небирос между тем уселся рядом с Мусатовым и весело произнес:
  - Так, значит, Объект превращается в изолированную систему? И в чем это выражается?.. Нет, нет, можете не говорить, я попробую пофантазировать. Сама по себе система, какой бы категории она ни была, превратиться в замкнутую не может, для этого нужна разумная воля. А теперь рассмотрим математически, какой должна быть эта воля, её сила и вектор направленности, учтем краевые факторы, факторы отторжения и притяжения, и прочее, и прочее.
  В руках у него появился планшет с матовым экраном, на котором он пальцем начал быстро-быстро выводить заумные формулы.
  Мусатов сначала смотрел на экран искоса, потом что-то его увлекло, и он подсказал шепотом, но Небирос тихо возразил: "Помилуйте, здесь теорема Гёделя неприменима", на что Мусатов сказал: "Именно здесь и применима", и они секунд пять молча пялились на планшет и сопели, потом Небирос сказал: "Ладно, пусть. Поехали дальше". И они поехали дальше, не обращая внимания на заскучавшего Черемушкина, для которого сухая математика всегда была филькиной грамотой.
  Вскоре грамотеи говорили оба сразу, перебивая друг друга, и шумно радовались общему успеху. В один из таких радостных моментов, где-то на десятой минуте бурного общения, Мусатов вгляделся в сосредоточенное лицо Небироса и сказал: "между прочим, Сергей". "Между прочим¸ Небирос, в смысле Николай", - ответил Небирос. Они шлепнули друг другу ладонь о ладонь и вновь затараторили.
  Минут через пять пришла Лера.
  - Пошли ко мне, - предложил Небирос, не отрываясь от планшета.
  - Далеко? - уточнил Мусатов.
  - Да тут рядом, - сказал Небирос. - Давай напрямик.
  И вошел в расступившуюся перед ним стену, граничившую с соседями. Мусатов, пожав плечами, последовал за ним.
  - А что за спешка? - спросил он, прежде чем исчезнуть.
  - Непонятно, что ли? - ответил Небирос, после чего стена сомкнулась...
  Вернемся чуть назад, когда эктоплазма врезалась в асфальт и разбилась всмятку, заставив бабок дружно ахнуть. Тут же на месте падения образовалась желтая лужа, которая вскипела, как сбегающее молоко, вздулась круглым пузырем, поглотившем драный бардовый халат, в мгновение ока съежилась в серый волосатый комок размером с теннисный мячик и, вихляясь, ушмыгнула куда-то в траву.
  Смышленые бабки быстро смикитили, что дело тут нечисто, и разбежались по своим квартирам. И ведь что интересно - ни одна из них об увиденном не проболталась ни словечком, что-то зловещее заставляло молчать, а к вечеру всё выветрилось из головы будто и не было...
  - Отловить, - сказал Мортимер Куратору. - Отходы производства не должны развиваться в личность.
  Разговор происходил в новенькой Резиденции Мортимера на берегу Стеклянного моря, связанной с техническими корпусами чистыми и удобными подземными переходами. Разумеется, сам Мортимер и его окружение в подобных переходах не нуждались, но нужно было придерживаться земных правил игры, мало ли кто из земных чиновников заявится на Объект. Резиденция имела два наземных и пять подземных этажей, располагалась в сосновом бору и смотрелась весьма скромно, что говорило в пользу Мортимера, чей доступ к земным сокровищам был беспределен.
  Итак, Мортимер приказал отловить эктоплазму, на что "Семендяев" ответил:
  - Есть. Не хватало нам ещё фантомов.
  - Это не просто фантом, - сказал Мортимер. - Это антипод Небиросу. Кто-то вредит, не будем говорить - кто. Короче, ты понимаешь.
  - Уничтожить на месте или доставить? - уточнил "Семендяев".
  - Когда я говорю "антипод", то подразумеваю под этим полную несовместимость вплоть до аннигиляции, - отозвался Мортимер. - Вот и думай.
  - Стало быть, уничтожить, - сказал "Семендяев". - С другой стороны - в хозяйстве бы пригодилось. Не так часто попадается свежевыпеченная эктоплазма. Стало быть, доставить.
  - Экий ты у нас хозяйственный, - одобрительно произнес Мортимер. - Всё в дом, всё в дом, надо - не надо. Коробченко до сих пор не при деле?
  - Под наркозом валяется. Буйная она, активная.
  - Ты вот что, - сказал Мортимер. - Надо бы убрать Сердюка. И того, который биомакет, и того, которого Семендяев подстрелил. Особенно последнего, чтобы ни крошки не осталось. Настораживает меня этот факт с эктоплазмой.
  - Думаете - есть связь?
  - Думаю - есть, - ответил Мортимер. - А теперь полюбопытствуем, о чем говорят Небирос с Мусатовым.
  Щелкнул пальцами, тотчас на противоположной стене возникло изображение одной из комнат в квартире Небироса, где, склонившись над журнальным столиком, сидели в креслах хозяин и его гость. На столике лежал исписанный мелкими каракулями планшет. Еще в одном кресле читал газету Гриша Берц.
  - Ну вот, пожалуйста, - сказал Небирос, оглянувшись и подмигнув Мортимеру.
  Мусатов машинально посмотрел в ту же сторону, но, естественно, ничего не увидел.
  - Всё достижимо, - продолжал Небирос. - Никакой фантастики, а всего лишь разумное приложение сил и энергии. Разумеется, нечеловеческой.
  - А ты говоришь - никакой фантастики, - усмехнулся Мусатов и, потянувшись, сладко зевнул. - Сплошная фантастика. Формулы, брат, одно, а жизнь - другое.
  - Всё правильно, - кивнул Небирос. - Однако же, Объект откуда-то взялся. По законам мироздания тут его быть не должно, а он - вот он. Больше того скажу.
  Он наклонился к Мусатову и интригующе прогнусавил:
  - Меня тоже быть не должно, но увы. Я, господин кандидат, порождение тех лиц, которые имеют волю и намерение сделать Объект замкнутой системой. И не только Объект. А теперь скажи-ка мне, Серега, какая польза либо, напротив, вред от замкнутой системы, и раз уж разговор будет долгий, то почему бы тебе, старик, не переночевать у нас?... Гриша, ты не против, чтобы Серега остался?
  - Верное решение, - отозвался Берц. - Имеет же Васька право на личную жизнь.
  
  Глава 33. Ядовитое болото
  
  Разбираться с Сердюками Куратор послал Небироса с Берцем, которые якобы входили в курс дела, а на самом деле слонялись по нарядной Москве, всю в золотой паутине бабьего лета (был уже конец августа), и сорили направо-налево фальшивыми долларами. То под бомонд работали, то под иностранцев, то под приезжих из Бижбуляка...
  Утром за Небиросом с Берцем заехал Саврасов на своем розовом лимузине. Мусатов задергался было уходить, но Небирос попросил остаться. В самом деле, куда уходить-то? Черемушкин мог быть не один, а так - жратвы полно, компьютер и телевизор - к полным услугам, вот ключ от квартиры, если приспичит прогуляться или, скажем, Трезора вывести...
  Быстрый лимузин живо домчал их до Невеля.
  Местный дедок сказал приезжим, что в музее Сердюка давно уже не было, с тех пор, как приезжал какой-то хлыщ из Москвы. Вместе с Сердюком пропала и Коробченко, которую даже мужики боялись - запросто могла дать в глаз. А кулачок тот ещё. Но было у них, у Сердюка с Коробченко, одно тайное место.... Тут дедок прищурился и посмотрел хитро-хитро.
  Небирос, ухмыльнувшись, дал ему пятитысячную купюру, между прочим настоящую. Дал не без умысла, так как прекрасно знал, что старикан не просто пропьет сегодня эти халявные деньги, но ещё и спровоцирует драку, в которую будет вовлечено десятка два невельцев-алкашей, а ещё сотня добропорядочных жителей наполучает фингалов, когда будет растаскивать свару.
  - Место это в лесу, пошли покажу, - сказал дедок, зажав в потной ладошке драгоценную купюру.
  - Я знаю - где, - ответил Небирос...
  Сердюк отсиживался в бункере, питаясь заранее припасенными консервами, чуял, что хлопец из Москвы был здесь неспроста, что кто-то ещё заявится.
  Когда Небирос с Берцем, невзирая на могучую гидравлику, играючи вскрыли люк, он встретил их выстрелом из гранатомета, чем предрешил свою участь. А ведь мог бы пригодиться на Объекте, "Семендяев" так сформулировал задание, что оставлял биомакету Сердюку шанс. Но, увы. От бункера вместе с его содержимым не осталось ни следа...
  Деревня Дютьково переживала не лучшие времена, а всё запах. Когда великана убили, свирепая Коробченко караулила тело, отгоняла любопытных и тех, кто предлагал похоронить. Караулила трое суток, потом исчезла. К тому времени здоровенный труп распух, оплыл, стал невыносимо смердеть. Хоронить его как-то уже не хотелось. Правда, один мужичок, которому долгая работа на свиноферме напрочь отшибла нюх, решился, взял лопату и начал копать рядом яму, чтобы, стало быть, перевалить туда вонючку, но после двух часов копания почувствовал себя плохо, вернулся домой, весь в зеленых струпьях, а ближе к вечеру помер. С тех пор прошел не один день, гиблое место обходили стороной. Как-то прилетел вертолет, с него останки щедро посыпали хлорной известью, после чего немедленно началась бурная реакция с бульканьем, шипением, чавканьем. Вот тогда засмердело не на шутку...
  - Вот черт, - сказал Небирос, остановившись в пяти метрах от черного клокочущего болота, над которым поднималось смрадное зеленоватое испарение и носились белесые тени. - И как же изволите это убрать?
  - Это и есть Сердюк? - уточнил Берц, зажимая нос.
  - Господа, не подходите так близко, - воззвал из лимузина вооруженный биноклем Саврасов.
  - Ну что? - сказал Небирос. - Подручными средствами здесь не обойдешься, а атомной бомбы у меня нет. Да и кто позволит атомной бомбой-то, когда всё налаживается. Доложим Мортимеру, что так, мол, и так...
  - Ахтунг, - завопил Саврасов, бдительно глядя в бинокль. - Опасность справа.
  В самом деле, справа, рассекая зеленоватое испарение, к ним стремительно мчался бешено крутящийся серый волосатый комок.
  Небирос выпустил в него голубую молнию, мимо, Берц бросился к лимузину. Ещё одна молния, почему-то вновь в молоко. Саврасов выскочил с плазменной пушкой, которая способна разнести гору, не то что какой-то самонаводящийся предмет. Выстрел, пронзительный свист, облако пара, съевшее шарик, а заодно и часть ядовитого болота.
  - Что, не нравится? - заорал Саврасов, всаживая и всаживая мощные заряды в растущее облако.
  Дальнейшее заняло доли секунды.
  Волосатый комок вылетел из облака и оказался неожиданно близко к Небиросу. На его пути выросла вдруг бесформенная фигура с огромным ртом. Рот этот, чмокнув, схавал заметавшийся шарик, и на этом всё.
  Ещё секунда, и фигура превратилась в Куратора.
  "Семендяев" был в желтом клеенчатом фартуке до пят, в резиновых перчатках, будто только что из операционной. На шее у него висел черный кожаный мешок, в котором дергалось и бесновалось пойманное существо.
  - Что это? - брезгливо спросил Небирос.
  - Разберемся, - ответил "Семендяев". - Всё, валим отсюда.
  - Приказано было убрать, - напомнил Небирос, следуя за "Семендяевым" к лимузину. - Нельзя это так оставлять, это безобразно, это негигиенично.
  - Да, пованивает, - согласился "Семендяев", усевшись рядом с Саврасовым и коротко бросив: - На Объект.
  Какое-то время ехали молча, потом "Семендяев" сказал:
  - С болотом не всё так просто. И эктоплазма - никакая не эктоплазма. Извини, что использовал, как живца.
  - Меня? - уточнил Небирос.
  - Тебя, тебя. Ты нам ещё пригодишься. Можешь не благодарить.
  - Что, так серьезно? - спросил Небирос.
  - Аннигиляция всегда серьезно...
  Домой Небирос с Берцем вернулись только вечером.
  Мусатов честно караулил квартиру. Трезор был выгулян, накормлен и никуда не пускал нового друга, требовал, чтобы тот почесывал его бамбуковой палочкой, то бок подставит, то шею, то ляжет на спину - брюхо чеши. Как только чёс прекращался, начинал рычать, показывать здоровенные белые клыки.
  - А вот это уже баловство, - прокомментировал увиденное Небирос. - Тебе не стыдно? Тебе, тебе говорю.
  Трезор, к которому он обращался, вздохнул и уплелся в свой угол. Рухнул на подстилку, положил голову на лапы и грустно уставился на Мусатова.
  - Ну, я пойду, - засобирался Мусатов.
  - Куда, на ночь-то глядя, - остановил его Небирос. - Дай-ка я позвоню Ваське.
  Позвонил, коротко поговорил, после чего сказал Мусатову, что к Черемушкину нельзя, опять та же история.
  - Этак ведь женится, - добавил он. - Кучеряво жить не запретишь.
  - Эй, - воззвал с кухни Берц. - Пельмени кто будет?
  - Давай на троих, - громогласно откликнулся Небирос. - По пятнадцать штук.
  - Есть тут одна задачка, - понизив голос, сказал он Мусатову. - Тянет на докторскую, но не аппетитная. Может, сперва перекусим?
  - Я не голоден, - у Мусатова загорелись глаза. - И не брезглив.
  - Задачу можно сформулировать так: может ли мертвая плоть приобрести свойства, присущие живому организму? То есть, как бы заново родиться, но в особом качестве?
  - В каком особом? - уточнил Мусатов.
  - Воняет, как дохлая лошадь, однако рождает фантомов, является питательным бульоном для духов и привидений и при этом увеличивается в размерах. Весьма быстро.
  - Анализ брали? - спросил Мусатов. - Может, там активно размножаются простейшие. Какой-нибудь особый вид, незнакомый, проснувшийся, занесенный метеоритом. Это насчет размера. Теперь насчет питательного бульона. Там что - масса привидений? Чем зафиксировано? А не может ли быть так, что ядовитые испарения вызывают галлюцинации? Извините, уважаемый коллега, но с такой заявкой на докторскую засмеют, на цепь посадят.
  - Ты, кстати, этого фантома видел, - сказал Небирос. - На квартире у Черемушкина. В драном халате, разбился ещё вдребезги, когда из окна выпал.
  - Ты что - тоже его видел? - удивился Мусатов. - Но как?
  - А его Куратор отловил, - произнес Небирос. - Заставил отчитаться о недавнем прошлом. Тот всё и выложил, как на духу.
  - Фантом выложил? - пробормотал Мусатов. - Бред какой-то, извини за грубость.
  - Ничего, мне не привыкать. Ну что - берешься за задачку? Чтобы всё обстоятельно, вдумчиво, как у вас, у ученых, принято. Может, придумаешь, как это болото применить в народном хозяйстве. В свете, так сказать, растущих потребностей в природных ископаемых и их хищническом разбазаривании.
  - Уже болото? - удивился Мусатов. - Это что за мертвая плоть, от которой уже болото? А что там было раньше?
  - Берег реки Сторожки, пляж. Райское местечко.
  - Заманчиво, но я, видишь ли, физик-экспериментатор, а не биолог, - засомневался Мусатов. - Не мой профиль.
  - Ничего, дядя Мортимер твой профиль отрихтует как надо. Будешь у нас многопрофильный экспериментатор, - Небирос хохотнул.
  - Готово, - проревел с кухни Берц. - Хватит там умничать, остынет...
  
  Глава 34. Волосатый человечек
  
  Небирос с Берцем недаром провели весь день у "болота", всяческие пробы заняли полбагажника, имелась также масса снимков, видеозаписей, то есть фактического материала для докторской набралось предостаточно, оставалось лишь всё это добро, всю эту мистическую заумь обосновать теоретически.
  Спрашивается - зачем?
  О, тут у Мортимера были далеко идущие планы. И Мусатов был выбран далеко не случайно. Если бы это был карьерист, зазнайка, горлопан, то и отношение к нему у научного мира было бы настороженное, предвзятое, потому что выскочек никто не любит, а Мусатов был человек скромный, застенчивый, трудолюбивый, на трибуне заикался от волнения, путался, краснел, одно загляденье. Такого хотелось опекать и поощрять...
  На следующее утро к деревне Дютьково Одинцовского района подкатили длинный розовый лимузин и три здоровенных армейских грузовика. Из лимузина вышли Черемушкин, Небирос и Мусатов, а из двух грузовиков высыпали солдаты. Третий грузовик был загружен мотками колючей проволоки...
  Солдаты работали споро, и уже к обеду болото было окружено тремя рядами колючки - так просто не подойдешь. Узкий проход был оборудован стальной калиткой, запертой на могучий амбарный замок. На калитке имелась табличка с надписью: "Экспериментальный участок Российской Академии Наук. Вход воспрещён".
  Местные, а их осталось с десяток, смотрели на происходящее апатично, без всякого интереса, молча. Потом, когда всё закончилось, так же молча разошлись по домам. Детей в деревне не было, детей увезли, как только завоняло.
  В данном мероприятии Черемушкин присутствовал как должностное лицо. Ему было поручено работать с Мусатовым рука об руку, поручил, естественно, Мортимер, а официально озвучил директор ФСБ, вот и думайте, кто заправлял на самом деле...
  В тот же день академик Израэль позвонил директору ЦЕРНа, своему другу, и предупредил, что на время оформления диссертации Мусатов берет бессрочный отпуск, то есть никоим образом не прогуливает...
  Тем временем Мортимер вовсю экспериментировал с эктоплазмой. Он поместил её в прозрачную камеру из бронестекла и для удобства придал ей человеческий облик. Получился волосатый человечек без лица, который носился по камере, делал зарядку, кувыркался, но мог утробно зарычать и с разбега врезаться в стекло, то есть нрава был неспокойного, где-то даже злобного.
  На удары электроплеткой эктоплазма, будем пока называть её так, реагировала ни шатко, ни валко, а вот при интенсивном воздействии гравитационных волн начинала дергаться, тоненько противно выть. От серной кислоты шарахалась в ужасе, а соляную впитывала с удовольствием.
  Довольно быстро Мортимер выяснил, что в кислороде данное существо не нуждается, просидело себе в инертной среде полчаса и хоть бы хны. На жару или холод эктоплазме было начхать, в воде, которой Мортимер щедро, до краев, залил камеру, чувствовала себя спокойно, вальяжно разлеглась на дне, подложила руки под голову и закинула нога на ногу.
  Как создание инфернальное, Мортимер одновременно видел прошлое, настоящее и будущее каждого предмета, каждого создания, поэтому и смог предсказать опасность "эктоплазмы" для Небироса. Только для Небироса, исключительно для Небироса, ни для кого другого. Интересно было бы разобраться в физической сути этого явления, вот Мортимер и разбирался. Спрашивается - зачем? Да затем, что не исключал возможности появления подобных "эктоплазм", нацеленных на обитателей Объекта.... Кстати, вовсе не факт, что эктоплазма родилась в недрах "болота", впрочем, он пока не забивал себе этим голову.
  Пока в этом маленьком тельце не удавалось найти ни намека на антивещество, его будто и не было. Загадка раскрылась лишь после того, как Мортимер поместил волосатого гномика в портативный расщепитель - устройство довольно маломощное, но способное разъять предмет на атомы, а потом собрать его вновь. Всё тайное при этом становилось явным, но восстановление прежних качеств не гарантировалось.
  Мортимер собрался нажать на кнопку, а волосатик вдруг заговорил. У него появились лицо, рот, глаза, над глазами брови. Лицо было гневное, голос задиристый.
  А то как же, ведь он был не просто так, не какая-то там кукла, которую можно безнаказанно расщеплять. Корни его крылись глубоко в веках, он долго пребывал в спящем состоянии в останках могучего мудрого Змея, Пращура, Самаэля, захороненного на острове Барсакельмес, и проснулся от грубого вмешательства людей. И Небирос, который был собран по частям, обязан был носить в себе эту частичку Самаэля, этот древний ген.
  - Стоп, - сказал Мортимер, после чего связался с Разумовичем, который неподвижно, как истукан, сидел в своей "Оке", ожидая Семендяева у его конторы в Тамбове.
  Слово "связался" нужно понимать так, что его прозрачный двойник возник в "Оке" рядом с Разумовичем, заставив того выйти из приятного оцепенения.
  - В захоронении на Барсакельмесе имелись останки Самаэля? - без вступлений спросил Мортимер.
  - Не заметил, - ответил Разумович невозмутимо.
  - А если подумать?
  Разумович молчал пару секунд, потом сказал:
  - Рядом с саркофагом были крупные кости, я их выбросил в отвал, чтоб не мешались. Может, это?
  - Кто-нибудь ещё видел?
  - Был град, остальные сидели в машине, - ответил Разумович. - А что?
  - Самаэля придется освободить, - пробормотал Мортимер и растворился в воздухе.
  - Извини, друг, - сказал он волосатику. - Не за того приняли. Тебя как звать-то?
  Начал бережно высвобождать его, запутанного в тугие постромки, из расщепителя.
  - Имени не имею, поскольку малая часть великого, - ответил волосатик.
  - Значит, искал Небироса, а нашел мертвяка, - сказал Мортимер, вынимая волосатика из постромков и ставя на пол. - Это мертвяк тебя надоумил, что ты эктоплазма?
  - Это я его надоумил, - гордо ответил волосатый человечек.
  Мортимер внимательно посмотрел на него и увидел то, чего раньше не замечал - эта малая часть великого понемногу превращалось в сознательное существо. А раз так, можно было без всяких глупых допросов проследить все этапы его передвижения: от пробуждения в сырой стылой могиле до настоящего момента...
  Руки-лопаты Разумовича, вгрызаясь во влажную почву, безжалостно дробят полуистлевшую берцовую кость Самаэля, остатки кости вперемежку с землей летят в отвал. Спускаясь к саркофагу по пологому отвалу, Черемушкин наступает на проступившее наружу месиво из костяных крошек, часть из них прилипает к ребрам на подошве его ботинок и благополучно переезжает в Москву на улицу Серафимовича дом 2. Грязные ботинки, которые никто не удосуживается помыть, какое-то время стоят в коридоре под вешалкой, пока в квартире не появляется призрак Дениса. Именно мертвяк Денис, почуяв, что с ботинками что-то неладно, улучил момент и соскоблил крошки себе в карман. Что он с ними делает в своем потустороннем мире - не совсем ясно, да и не важно, главное, что происходит возрождение. Возрождение происходит бурно, получившееся создание привязывается к Денису, как к мамке, врёт, что оно - эктоплазма, правды не говорит, но что-то пока неясное влечет её в дом на набережной. Не к Черемушкину, нет. Далее этот случай с посещением Черемушкина и Мусатова, когда "эктоплазма" вслед за Денисом вываливается из окна и "разбивается" вдребезги. Это уже на публику, чтобы поужаснее. Денис переносит её на "болото", куда устремились все призраки, все привидения - там хорошо, там тепло, там как дома, - а по дороге объясняет, что тянет её к Небиросу, они одного поля ягода. А вскорости сам Небирос появляется на болоте.
  Примерно так...
  - Ладно, - сказал Мортимер. - Не будем противиться естественному. Но как Самаэль оказался в могиле Лилит?
  - Очень просто, - ответил волосатый человечек. - Перезахоронили титаны. От греха подальше и поближе к любимой. Они же поставили духов древних воинов охранять захоронение.
  
  Глава 35. Войско у меня многонациональное
  
  Между тем, наступил сентябрь, и сразу стало серо, сумрачно, дождливо. Настроение было под стать.
  Всё-то у Лёшки Дергунова не ладилось, особенно в личной жизни. Не было её, личной жизни. У других, скажем у Васьки Черемушкина или даже у здоровенного лоботряса и оптимиста Небироса, была, а у него, у Лёшки, не было. Зато было много дурной работы, как вот сегодня, когда с ночи ещё зарядил мелкий противный дождь.
  С утра вызвал Черемушкин и сказал этак бодренько:
  - Что, Алексей, соскучился по настоящему делу? Вижу - соскучился. Прямо сейчас всё бросай, поедешь в Казахстан на остров Барсакельмес.
  - Спасибо, обрадовал, - кисло отозвался Дергунов. - Своим ходом, как тогда в Невель?
  - Сейчас у нас другое время, другая техника, - задиристо подмигивая, произнес Черемушкин. - Саврасов подкинет, никакой тебе границы, никакой таможни. Угадай, кто ещё будет?
  - Наверное, ты. Ты же у нас туда ездил. Что-нибудь забыл доделать?
  Сказал и тут же пожалел об этом.
  Лицо у Черемушкина вытянулось, вся доброта слетела, как мишура, бровки насупились, губки сделались гузкой.
  - Поедут с тобой Менанж и Фазаролли, вместе будете искать, чтобы ничего не пропустить, - процедил Черемушкин. - Разумович будет рыть, а вы втроем искать.
  - Что искать-то? - миролюбиво спросил Дергунов, понимая, что перегнул палку, нельзя так с начальником.
  - Кости, - ответил Черемушкин. - У Менанжа с Фазаролли в чипах записана спецпрограмма, чтобы всё было тютелька в тютельку, в смысле чтобы лишнего не прихватить, но и требуемого не упустить. Дело архиважное, Лёха. Выполнишь - орден обеспечен. И премия.
  - Ясно, - сказал Дергунов. - А зачем там я? Люди Мортимера и я. Непонятно.
  - Мортимер попросил, - произнес Черемушкин, вновь добрея. - Ты главный, это особое доверие...
  На Барсакельмесе ещё было лето: тепло, сухо, вот разве что ветер, от которого глаза щиплет.
  Разумович безошибочно показал на оставленный им с прошлого раза курган, который вполовину уменьшился, но пока ещё был виден. Менанж с Фазаролли, побродив вокруг кургана, установили радиус поисков. Он составлял 20 метров, итого Разумовичу предстояло вырыть яму диаметром 40 метров.
  "Ничего себе раскопочки", - подумал Дергунов, понимая, что одним днем тут не обойдешься, но когда Разумович принялся за работу, ловко и быстро вгрызаясь своими ладонями-лопатами в сухой грунт, он уже так не думал.
  На сей раз землекоп был более осторожен, заслышав хруст звал Менанжа или Фазаролли, которые сверялись с информацией во встроенном чипе, безошибочно определяя нужная это кость или не нужная и вообще - кость ли это. Найденное скрупулезные помощники Куратора аккуратно раскладывали на широченном парусиновом полотнище.
  Надо сказать, что помощников этих Дергунов последний раз видел... пожалуй что и не вспомнишь, когда это было. Тогда они были в кепочках, которые приросли к башке, не снимались напрочь, а теперь без кепок, с пышными прическами, Менанж блондин, Фазаролли брюнет. Изменились ребятки в лучшую сторону, не плевали направо-налево, не хамили, не лезли чуть что в драку.
  Однако и внимания Дергунову не оказывали никакого, обходились без него. Поначалу он обрадовался, больно-то и не хотелось ковыряться в чьих-то останках, сел себе в машину, потом вспомнил, что он старший, выскочил наружу, подбежал к солидной уже яме, по дну которой ходили помощники. Тут же как по заказу молнией пронзила мысль об ордене, о премии. За так ведь не дадут, помощники непременно капнут, что ничего не делал. Твердо вознамерился слезть вниз, но в этот момент Саврасов громко, сложив ладони рупором, проорал: "Ахтунг, на горизонте противник".
  Со стороны материка, нещадно пыля, к ним мчалась пятерка армейских джипов в сопровождении грозного БТР.
  "Черт", - подумал Дергунов, у которого в карманах не было ни одного оправдательного документа.... Откуда взялись эти вояки?
  Кто-то потрепал его по плечу. Дергунов повернул голову, рядом стоял и весело скалился Куратор "Семендяев", одетый как-то по-попугайски: белоснежная рубашка с золотыми погонами, черный галстук, зеленые брюки с красными лампасами, на груди золотая звезда героя России.
  Кавалькада подъехала, из ближайшего джипа неспешно вылез невысокий коренастый человек лет сорока, в защитной форме, явно не казах.
  - Нарушаем, - козырнув, сказал он и неуверенно добавил - товарищ генерал.
  - Бросьте, - лучезарно улыбаясь, отозвался "Семендяев". - Всё согласовано, прошито и пронумеровано.
  - Но здесь особо охраняемая территория, - возразил командир.
  Изо всех джипов начали вылезать насупленные бойцы разных национальностей, из БТРа выглянул негр в шлеме, позыркал глазами туда-сюда и исчез, зато хоботок пулемета начал хищно шевелиться, пока не остановился на раскопках.
  - Что-то в прошлый раз вы не особо её охраняли, - сказал "Семендяев". - Покрутились вокруг и дали дёру.
  Подманив командира пальцем, показал ему какой-то документ (тот удовлетворенно кивнул), после чего спросил:
  - Как оно - в новом качестве?
  - Неплохо, - ответил командир. - Лучше, чем раньше, только жрать охота. Не кормят в силу обособленности, то есть мы уже и не российские граждане, и не казахские азаматы. Тинь шарьхкоттяда?
  - Что?
  - Это по-мордовски означает: "Вы понимаете?", - ответил командир. - Войско у меня многонациональное, поэтому обязан знать по чуть-чуть из каждого языка. Сам помесь киргиза с мордовкой, есть несколько нанайцев, пара беглых негров, швед, эстонец, остальные, как видите, чукчи.
  - Эти-то как сюда попали? - удивился "Семендяев", подмигнув Дергунову. Дескать - связь-то налаживается.
  - Советское наследие, - объяснил командир. - Так, покормите, начальник? А то всех джейранов перестреляли, всех сусликов переловили.
  - Так и быть, - любезно согласился "Семендяев".
  Дальше всё было как в сказке. Метрах в пятидесяти от раскопок возникли вдруг длинные деревянные столы с лавками, на столах появились кастрюли с дымящейся снедью, между ними бутылки с огненной водой, хлеб, пучки зелени, тарелки, ложки, вилки.
  Командир гортанно крикнул, обступившие яму бойцы наперегонки бросились к столам. Командир кинулся за ними (не успеешь - сам виноват), но был остановлен железной рукой "Семендяева".
  - Тебе, друг, особый стол, - сказал он.
  Действительно, в стороне уже стоял стол поменьше, но со скатертью, едой в салатницах, судках, на тарелочках. И уже не грубая водка была, а игристое шампанское.
  Сняв с груди звезду героя, "Семендяев" нацепил её командиру, взял под локоток и, кивнув Дергунову (за мной, мол), повел трапезничать.
  
  Глава 36. Боевая мимикрия
  
  Командира звали Касим Сесёлкин. Фамилию он носил материнскую, потому что отцовская звучала неприлично, пришлось сменить.
  Так вот этот самый Касим Сесёлкин, никем не понуждаемый, осушив пару бутылок шампанского, рассказал, что, очутившись в новой реальности, то есть обретя плоть, потерял связь с прежним командованием и теперь его подразделение является самостоятельным. Режим работы зависит от указаний, передаваемых по рации, установленной на БТР, которым лучше подчиняться, потому что они разумные и помогают выживать в тяжелых походных условиях.
  Кто командует - непонятно, лучше не спрашивать - обижается. Ясно, что мужик какой-то. Горючее, как правило, находится исправно, это заброшенные склады. В одном кончилось, будьте добры раскапывать другой. Такая же история с техникой, боеприпасами. С жильем хуже, ночевать приходится в палатках. А со жратвой совершенный напряг, скоро придется совершать набеги на материк, где люди жируют от пуза.
  Трапезничали больше часа, остатки еды и питья бойцы рассовали по машинам, после чего Сесёлкин расцеловался с "Семендяевым" и дал команду к отбытию.
  "Семендяев", прищурившись, долго смотрел им вслед, после чего сказал Дергунову:
  - Всё это, милый мой, не что иное, как мираж. Людей этих давно уже в помине нет.
  - Как так? - не поверил Дергунов, у которого ладонь всё ещё ломило от крепкого рукопожатия Сесёлкина.
  - А вот так. Место здесь такое - особенное. Таких мест больше на земле не найдешь.
  - А что было в прошлый раз? - спросил Дергунов. - Что такое новая реальность? Прошлый раз - это когда сюда Черемушкин приезжал?
  - Сколько вопросов сразу, - усмехнулся "Семендяев". - Именно тогда, когда приезжал Василий. Тогда это был мираж, а теперь боевой отряд. Олег Павлович ресурсами не разбрасывается. Вот так, мой дорогой...
  Менанж с Фазаролли работали, как роботы - ни секунды простоя, движения выверенные, методичные. У иного спина бы уже отвалилась, этим хоть бы хны. Гора костей на парусине всё росла, но вот наступил момент, когда Менанж скомандовал Разумовичу "Стоп". Разумович прекратил рыть.
  Судя по найденным останкам, зверюга была величиной со слона, а то и больше. Череп с вытянутой мордой размером с трехстворчатый шкаф, двухметровые берцовые кости, мощные тумбоподобные звенья позвоночника, всё это сохранилось более-менее, остальное превратилось в труху.
  - Просеивать будем? - осведомился Фазаролли.
  - Заворачивай, - сказал "Семендяев". - Там разберемся...
  Из "Семендяева" получился бы отменный фокусник: огромный тюк ловкими быстрыми пассами он превратил в обычный мешок, который запросто уместился в салоне.
  Яма вместе с саркофагом была закопана, на сей раз навсегда...
  Естественно у Дергунова после этой командировки остался ряд вопросов, и он в тот же день подкинул их Черемушкину.
  Первый: зачем он, Дергунов, потребовался этой спетой команде? Черемушкин ответил, что как ему кажется, наличие человека в совместной операции многократно усиливает эффект присутствия потусторонних сил на земном плане. Процесс этот, как ему кажется, необратимый, закрепляемый на века вечные, то есть сфера влияния Мортимера от операции к операции расширяется. Да, спетая команда запросто смогла бы обойтись без Дергунова, но эффект был бы не тот. А тут двух зайцев одним выстрелом.
  После такого ответа второй вопрос, касающийся внезапного появления "Семендяева" на месте раскопок "во плоти" и в нужный момент отпал сам собой. Действительно, коли расширилась сфера влияния Мортимера и на Барсакельмес, то Куратору раз плюнуть объявиться здесь когда угодно.
  На вопрос "Где орден, Вась?" Черемушкин ответил, что пошутил, хотя кто знает. Если с Пращуром выгорит, если всё у Мортимера получится, то никто в накладе не останется.
  "Кто такой Пращур?", - тут же спросил Дергунов, на что Черемушкин, понизив голос и бдительно оглядевшись, ответил: "Искуситель. Змей с яблоком"
  - Ба-а, - сказал Дергунов и с вопросами отстал.
  А ночью ему приснилось, что летучий отряд Касима Сесёлкина без устали гоняет по параллельным мирам, объявляясь порой и в этом мире, и тогда только держись. Треск пулеметов, громкий ор, гора убитых, кровища.
  Сам Лёшка сидит в кустах, дрожит от страха, а пули вокруг так и свищут, похоже - стреляют в него. Шустро отползает, натыкается на убитого, который глядит на него мертвыми глазами. Рядом с убитым автомат Калашникова, выходит отряд Сесёлкина лупит по своим. Кусты нещадно трещат, кто-то ломится к Дергунову. Лёшка хватает автомат и дает очередь. Громкая ругань, значит попал, попал в кого-то из летучего отряда. Лёшка вскакивает, стреляет по скрюченному силуэту, чтобы уж наверняка, и получает дубиной по загривку, но сознания не теряет, потому что герой. Поворачивается к обидчику, грязному, потному, с оскаленной рожей в боевой раскраске, хватает за горло. Тот отвечает тем же...
  Проснулся он среди ночи от того, что кто-то, потный, вонючий, встав на грудь коленом, душил его железными пальцами.
  Дергунов захлопал по столику у изголовья руками, чудом попал по выключателю настольной лампы. При вспыхнувшем свете увидел рожу в боевой раскраске, зверскую такую рожу, оскалившую желтые зубы, и понял - всё, хана, не осилить. Схватил лампу и тяжелой подставкой треснул потного черта по башке. Тот ослабил хватку, Лёшка поднапрягся и опрокинул его на пол.
  Бросился в ванную комнату, заперся и полез под ванну за топором. В дверь хватили сапогом, Лёшка нащупал рукоять топора. Встал, уже вооруженный, и сказал пискляво:
  - Через пять минут...
  Откашлялся, после чего повторил твердым голосом:
  - Через пять минут здесь будет полиция.
  Черт за дверью засопел, потом сказал:
  - Алексей, что ли? Ты что дуришь? Открывай, это Сесёлкин.
  - Врешь, я бы тебя узнал.
  - Вот те крест, - сказал Сесёлкин. - Это камуфляж, боевая мимикрия... Ты теперь поаккуратнее, связь между нами теперь крепкая.
  Дергунов открыл. Перед ним стоял Сесёлкин собственной персоной, потный, в пропыленном камуфляже, стоптанных берцах, с раскрашенной физиономией и раздувающимися ноздрями.
  - Аккуратнее, - повторил Сесёлкин, строго погрозив пальцем. - Бывай здоров.
  Ушел на крепких кривых ногах в спальню и там пропал.
  О сне, естественно, не было и речи.
  На работу Дергунов явился хмурый, мятый, снулый, то и дело зевающий в кулачок.
  - Что, Леха, досталось на орехи? - весело спросила у него Лера.
  Тут следует сказать, что кабинет был большой, о шести двухтумбовых столах, но сидели они в нем вдвоем. Ещё неделю назад кабинет этот принадлежал вредному и нахальному должностному лицу, который следил за финансовыми потоками, да вот не уследил за одним потоком, точнее ручейком. И за какой-то месяц натекло ему, лицу, из этого ручейка ни много, ни мало, а полста миллионов рублей. Это бы ладно, да вот беда - не поделился, и потому его с почетом, с оркестром перевели на другую работу, уже не связанную с органами. Кабинет нежданно-негаданно освободился.
  Итак, Лера спросила у Лехи про орехи, на что тот ответил:
  - Ещё как досталось, - и вышел.
  Через полминуты он вошел в кабинет Черемушкина и рассказал про всю эту бодягу с Сесёлкиным.
  - Говоришь, его не существует? - уточнил Черемушкин.
  - Это Куратор говорит, - поправил его Дергунов.
  - Любопытно - сказал Черемушкин. - А ты не уточнял, случаем, был ли в реальности такой Сесёлкин, и если был - то в какое время? Может, это какая-нибудь эктоплазма.
  - Вася, - с чувством произнес Дергунов. - Какая к свиньям эктоплазма? Это такой реальный здоровенный потный мордвин, который чуть-чуть меня не придушил. В следующий раз точно придушит. Мне что - не спать?
  И запальчиво добавил:
  - Может, квартиру поменяем? Не нравится мне этот дом.
  - Ты погоди, - остановил его Черемушкин. - Сначала посоветуемся с Мусатовым, это человек научный, обстоятельный. С тем же Небиросом.
  Он посмотрел на тихо звереющего Дергунова и сказал:
  - Ладно, дуем к Мортимеру... Саврасов! Эй, Саврасов!
  
  Глава 37. Что, москали, страшно?
  
  Саврасов на своем лимузине подъехал через пять минут, как будто пребывал где-нибудь на Садовом Кольце, а не на Объекте ...
  Мортимер находился в лаборатории, готовился интегрировать волосатого человечка в Небироса. Человечек глядел на Небироса влюбленными глазами, а тот задумчиво почесывал квадратный подбородок и с сомнением посматривал на хлопочущего с хитрой аппаратурой Мортимера.
  - Кто к нам пришел, - расплылся Небирос при виде Черемушкина с Дергуновым.
  - По поводу Сесёлкина? - спросил Мортимер, не глядя в их сторону. - Всё идет своим чередом. То ли ещё будет.... Так, ребятки, по местам.
  "Ребятки" (волосатик с Небиросом) направились к операционному столу...
  Интеграция не заняла и минуты, однако Небирос встал со стола другим человеком. Был этаким разбитным весельчаком, насмешником, теперь же брови нахмурены, подбородок вздернут, взгляд свинцов и неподкупен. Прокурор, обвинитель.
  - Сюда смотреть, - сказал ему Мортимер, чем-то недовольный.
  Небирос посмотрел на него, как удав на кролика.
  - Установка на добро, - тоном Кашпировского произнес Мортимер. - На добро установка.
  Небирос глубоко вздохнул, шумно выдохнул, лоб его разгладился, глаза повеселели.
  - Простите, Ваша Светлость, - пробормотал он. - Воспоминания нахлынули. Тысячи лет провести в могиле, в хладе, в мерзости, в копошении червей, это, знаете ли, не вдохновляет.
  - Поспокойнее, - сказал Мортимер. - Нынче новый век, наш век, нужно употребить его с пользой, глядя не в прошлое, а в будущее. Это всех касается.
  И посмотрел на Черемушкина с Дергуновым. От его взгляда мурашки пошли по коже.
  - Что приперлись-то? - не церемонясь, сказал Мортимер. - Отвлекли Саврасова, у меня крадете драгоценное время. Я на вас рассчитываю, как на будущих организаторов, а какие из вас, к черту, организаторы? Грядущее не за горами, скоро вы вашу Москву не узнаете, мне нужны те, кто способен творить, невзирая на эмоции. Нужны революционеры, диктаторы со стальной хваткой, а не московские пацаны. Может быть много крови, что - опять ко мне побежите?
  Лёшка вдруг бухнулся на колени.
  - Это я виноват, - горячо заговорил он. - Испугался, что этот Сесёлкин достанет. Не должно быть так, что тебя достаёт кто-то, кого на самом деле нет. Но теперь вижу - неправ, неправ и неправ. Теперь так будет всегда. Верно ведь?
  - Эх вы, цацки-пецки, хухрики-мухрики, - неожиданно развеселился Мортимер. - Вас разыгрывать, что над убогим издеваться. Дети вы малые, дурачки слабоумные, оболтусы прямоходящие. Надо ж кого Господь выбрал своими чадами, на кого распростер свое благоволение. Не на мудрое всезнающее творение, соль мироздания, а на мелкое ничтожное неразумное порождение, плесень, не дотягивающее по своей сути даже до муравьев. Как бы вас, болванов, ещё обозвать?
  Мортимер посмотрел на Черемушкина и сказал:
  - Тебе, Василий, приятно всё это терпеть?
  - Что именно? - уточнил Черемушкин, которому давно уже хотелось послать этого умствующего долговязого негроида куда подальше.
  - Ты хоть что-то понял? Я вижу в тебе злость и ничего более, а это, брат, политика. Правильно говорит одна умная книга: "Вначале было слово". Было, есть и будет. Одно-единственное слово может унизить, довести до убийства, либо возвысить. Одно-единственное. Так что на слова не обращайте внимания, спокойно делайте дело. А тебе, Алексей, я подскажу. Напиши на бумажке следующее: "Господи милостивый Люцифере, огради меня от посягательств несносного Сесёлкина, не человека. Спаси и сохрани".
  - Так это ж как молитва, - пробормотал Дергунов.
  - Не сметь при мне про молитву, - вскричал Мортимер, свирепо вращая выпученными глазами. - На кол посажу, кожу сдеру.
  Без всякого перехода усмехнулся вдруг и весело добавил:
  - Что, москали, страшно? То-то же.... Так вот, Алексей, говори эти слова перед сном, а на ночь клади под подушку, ни одни Сесёлкин не тронет.
  - А что, их много, этих Сесёлкиных?
  - Спроси у Василия, - отозвался Мортимер. - Он про параллельные миры начитан.... Всё, пацаны, ступайте, некогда мне...
  В машине при Саврасове, у которого в их сторону бдительно оттопырилось ухо, они молчали, но стоило остаться одним, в кабинете уже у Черемушкина, языки развязались.
  - Ну, что скажешь? - осведомился Черемушкин, плюхнувшись в свое кресло.
  - Подонок, - сказал Дергунов, вышагивая от двери к окну и обратно. - Издевается, сволочь.
  - Да ты сядь.
  - Не сидится.
  - Слышь, Лёшк, - сказал Черемушкин. - Тебя Сесёлкин чуть не придушил, а этот: "Чего приперлись?" Пацанами обзывается. Дал бы по шее, да не дотянешься.
  - Ну можно же по-человечески, - сказал Дергунов. - Не последние люди в его хлеву.
  - Последние, Лёшка, последние. Крепко он нас взял за жабры, в выражениях не стесняется. А совсем недавно был приветлив, любезен. Впрочем, вот что. Успокоился?
  Дергунов остановился напротив, оперся кулаками о стол.
  - Мортимер слышит каждое наше слово, видит каждое наше телодвижение. Поэтому зубы на крючок.
  Дергунов согласно кивнул.
  - Да я что? - сказал он. - Ляпнешь сгоряча, потом каешься. Дурак и есть дурак, пацан, москаль. Извини, Ваше Сиятельство, если слышишь, аз преданный раб твой Алексей, нафиг, Дергунов.
  - Лёшк, - укоризненно произнес Черемушкин.
  - Молчу, молчу, - сказал Дергунов, и в ту же секунду в дверь постучали.
  Вошла Лера, деловая такая, с черной папочкой.
  - Я пойду, - дернулся было Дергунов, но Лера отрицательно покачала головой.
  Вот ведь странно: по статусу Дергунов был выше рангом, но слушал её беспрекословно. И дело было не в Черемушкине, она никогда не кляузничала, просто была мудрее, что ли. Короче, он остался стоять в дурацкой позе, опершись кулаками на стол начальника и набычившись, потому что ждал какой-то гадости, содержащейся в черной папке. Лера так просто в кабинет Черемушкина не заходила.
  - Вот, - сказала она, вынув из папки пару посаженных на скрепку листов. - Началось.
  Черемушкин принялся читать. Дергунов скосился, подглядывая. Текст был мелкий, убористый, сбоку ничего не поймешь.
  - Шею вывихнешь, - сказал Черемушкин, отшпиливая верхний лист и протягивая Лёшке.
  Это было постановление Правительства РФ, подписанное премьером. Из филиала Дубнинского ОИЯИ Объект превращался в самостоятельную единицу, напрямую подчиненную Москве, и переименовывался в город Знаменск. Исполнительный директор Мортимер Олег Павлович становился Генеральным директором Института Инновационных Исследований города Знаменска (так теперь именовалось градообразующее предприятие), его первым замом назначался Берендеев Казимир Филиппович, замом по научной работе Мусатов Сергей Анатольевич и т.д. и т.п. Следующий абзац касался штатного расписания, это уже было не так интересно, потому что без фамилий... Дальше, дальше... Ага, вот: международные связи без визовых ограничений. И правильно, к чему они, когда есть Саврасов со своим лимузином...
  - Кто такой Берендеев? - спросил Дергунов
  - Твой любимый Куратор, - ответил Черемушкин, протягивая ему второй листок. - Наконец-то вышел из-под прикрытия, приобрел ФИО.
  Второй лист, заполненный наполовину, касался чисто подразделения ФСБ, в котором работали наши герои, и вот тут появились их фамилии, а также фамилии Небироса, Берца, Семендяева. Про последнего было сказано: привлекать к работе при необходимости.
  Дело завертелось.
  
  Глава 38. Хранилище
  
  После обеда весьма кстати в офисе появился Семендяев, который последние два дня безвылазно сидел в своем Тамбове. Извинился, что не мог вырваться - дела, прошептал что-то Лере на ушко, отчего та зарделась, после чего, посерьезнев и вздернув седые кустистые брови, прочитал Постановление, но комментировать не стал. Спросил у Леры "Артемьич у себя?" и тут же вышел. Мог бы и не спрашивать.
  - У себя, - сказала она вдогонку.
  - И что он тебе начирикал на ушко? - вкрадчиво осведомился Дергунов.
  - Ах, Лёша, - томно ответила она. - Эта старая гвардия такая тонкая, такая воспитанная...
  - Что аж противно, - подсказал он.
  - Нет, Лешенька, - возразила Лера. - Комплименты никогда не бывают противными.
  Семендяев вошел без стука, сел напротив Черемушкина и этак иронически воззрился на него.
  - Что, Сергей Сергеич? - спросил Черемушкин, отрываясь от инструкции по открытию третьего глаза, которую взял в руки полминуты назад и теперь внимательно изучал. - Чем недовольны?
  - Да всё тем же, Васенька, - ответил Сергей Сергеевич. - Привлекать к работе. Чем заслужил такое уважение?
  - А, вы про это, - Черемушкин вздохнул и закрыл инструкцию. - Это же не приказ, это всего лишь постановление, указание куда следует идти. Вперед или назад.
  - А приказ когда будет? - бдительно спросил генерал.
  - Ну, не завтра же.
  - Проследи, - сказал Семендяев и подмигнул. - Старый друг лучше новых трёх.
  - Четырёх, - подхватил Черемушкин, радуясь, что пронесло. Генерал мог навалиться так, что только держись.
  - Я что пришел-то, - Семендяев понизил голос. - Не сгонять ли нам в Знаменск? С Дергуновым.
  Говоря, он вынул из пиджака конверт и положил перед Черемушкиным. Жестом показал: вынимай письмо, читай.
  - Почему с Дергуновым? - спросил он сам себя. И сам же себе ответил: - Да потому, что паренек этот должен помнить, как там было раньше.
  Письмо было написано пенсионером Прониным, который уже мелькал в самом начале, и адресовано генералу Семендяеву. Бдительный такой оказался пенсионер, писучий.
  Прочитав каракули Пронина, Черемушкин сказал:
  - Это, Сергей Сергеич, не нашего ума дело.
  - А чьего ума? - спросил Семендяев, пытливо глядя на него.
  - Понимаете ли, дорогой мой, - промямлил Черемушкин. - Против ветра - оно, конечно, можно, но не нужно.
  Едва он это произнес, как что-то перевернулось в его голове, и он понял, что неправ. Тысячу раз неправ. И сразу стало легче дышать, и этакая окрыленность появилась, приподнятость.
  - Ну, хорошо, - сказал он.
  - Я тоже поначалу засомневался, - подхватил Семендяев, - потом пронзило: а чего бояться-то? Пронин вон не боится, видит, что прав. Патриот, нафиг. А мы получается кто, раз боимся? Вредители. Правильно я говорю?
  - Правильно.
  - Сейчас же и выедем, - сказал Семендяев. - Мусатова забираем?
  - Его теперь днем с огнем не сыщешь, нарасхват, - ответил Черемушкин. - До вечера управимся?
  - С ночевой, Василий, с ночевой. Переночуете у меня в Тамбове - места навалом...
  Разумович на своей горбатой Оке домчал их до Тамбова за пять минут. По какой червоточине они перемещались - не суть важно, но как только Разумович втопил педаль газа, за окнами сделалось черным-черно. Хорошо, что военные пока об этом феномене ничего не знали. И хорошо бы не узнали никогда.
  А вот дальше, когда машина остановилась, Семендяев показал, что недаром проводит так много времени в компании с Разумовичем. Сказал ему вальяжно: "Ефим Борисович", - тот в ответ уронил голову себе на грудь, Семендяев залез ему пальцами под прическу, нащупал на шее какой-то хитрый тумблерочек, щелкнул им. Разумович поднял голову, повертел ею в разные стороны, произнес "Мерси" и шустро полез наружу. Захлопнув за собою дверь, прытко поскакал к ближайшему дому.
  - Куда это он? - спросил любопытный Дергунов.
  - Тебе всё скажи, - проворчал Семендяев, пересаживаясь на место водителя.
  - И всё же, - не унимался Дергунов, показывая, что он пусть чуть-чуть, но главнее.
  - К бабе, - ответил Семендяев, посылая машину вперед. - Не надо забывать, Лёшенька, что Разумович во-вторых робот, а во-первых человек. И в-третьих, ходячая видеокамера. Нам нужен такой свидетель?
  - Хитрый ты, Сергей Сергеич, - с одобрением произнес Дергунов. - Не против, что я на "ты"?
  - Валяй, - равнодушно ответил Семендяев...
  Бетонку к Объекту-Знаменску уже закатали в асфальт и расширили метров на пять. За триста метров от ворот Семендяев съехал на обочину и затормозил. Указателем был вросший на опушке в землю частично покрытый мхом серо-зеленый валун. Именно здесь, судя по описанию, Пронин вошел в лес.
  Семендяев вынул из бардачка шпионскую видеокамеру размером со спичечный коробок и протянул Черемушкину. Дальновидный человек, всё предусмотрел.
  Семендяев остался за рулем, а Черемушкин с Дергуновым направились по следам бдительного пенсионера.
  Где-то через полкилометра появились следы вырубки, но какой вырубки: деревья были не просто спилены под корень, а вровень с землей. Получилась ровная маленькая полянка без пеньков. Сами деревья исчезли, опилок тоже не было. Неведомый лесник испытал здесь чудо-пилу и направился дальше. Всё как в письме Пронина.
  Передвигаться было тяжело и неудобно, лес вообще не чистили.
  Через десять минут перед ними возникло то, из-за чего они сюда и приехали. Здесь была не просто поляна, а покрытая упругим материалом площадка размером двадцать на двадцать метров, скрытая от наблюдения сверху хитрой маскировочной сетью, которая, казалось, висела в воздухе сама по себе. От площадки к Объекту тянулась ровная, как стрела, на треть углубленная в землю стальная труба диаметром около трех метров, закрытая с торца стальной заслонкой. Но не это главное.
  Главным здесь было двухэтажное бетонное сооружение, имеющее могучие, до крыши, ворота. Ворота были заперты, но Пронин видел, как сюда, в сооружение, одетые в белые защитные комбинезоны люди в противогазах по двое таскали из трубы длинные свертки - иные в кровавых пятнах, иные чистые. Между прочим, пара свертков дергалась и орала нечеловеческим голосом. Очевидно, внизу под сооружением было хранилище. Или морг.
  Таскали долго, около часа, и всё это время Пронин сидел в кустах, боясь шевельнуться. Когда всё закончилось и противогазники скрылись в трубе, Пронин облазил местность, прилегающую к площадке. И обнаружил в чаще за сооружением скопление человеческих останков...
  Увы, так оно и было, Черемушкин с Дергуновым нашли эти трупы, которые больше походили на хорошо высушенные мумии без запаха. Не столько страшно, сколько неприятно. Черемушкин решил это не снимать.
  В отдалении приглушенно лязгнуло - в трубе открылась заслонка. Друзья переглянулись и, стараясь не трещать сушняком, направились к площадке.
  Свертков было мало, около десятка. Черемушкин с Дергуновым подождали, пока двое противогазников перенесут их в сооружение, вслед за чем вероломно напали сзади. Сзади-то сзади, но работяги в белом оказались невероятно сильны и выносливы. Удар поленом по голове был им нипочем, только крякнули. Пришлось Черемушкину изрядно потрудиться, все кулаки отбил о резиновые морды.
  Наконец, работяги были связаны и брошены в угол. Дергунов попытался снять с одного из них противогаз, чтобы засунуть в рот кляп, но противогаз не поддавался, будто прирос к физиономии, а работяга извивался, как червяк и натужно мычал.
  Между тем Черемушкин обежал первый этаж, но дверей вниз, в хранилище, не обнаружил. Пришлось воспользоваться транспортером, по которому съезжали свертки.
  Внизу было достаточно светло - на потолке через один горели светильники. Лента транспортера бежала дальше вдоль длинного широкого пустого помещения. Только лишь кое-где вдоль окрашенных оранжевым суриком стен стояли пустые стеллажи. Они были крепкие, эти стеллажи, рассчитанные на весомый груз.
  Всё здесь было новенькое, ещё пахнущее краской, под ботинками хрустела бетонная крошка. Да, но как же назад?
  - На транспортере, - сказал Черемушкин. - Где-то должен быть рычаг реверса.
  - Ну-ка, ну-ка, - пробормотал Дергунов, подходя к полукруглой выемке в стене и вставая на четко обозначенный круг.
  И поехал вверх. Это был пассажирский лифт. Вверху в потолке немедленно отъехал в сторону круглый люк.
  - Это ж надо, - сказал Черемушкин.
  Лифт отвез Дергунова наверх, потом привез назад. На всё ушло секунд десять, но Черемушкин сделал замечание, что они сюда не на лифтах кататься приехали, чем напрочь смазал несомненный успех Дергунов.
  
  Глава 39. Шарк-Шарк
  
  Следующее помещение было занято хитрыми механизмами, которые свертки разворачивали, их содержимое помещали в контейнеры на колесиках, а упаковку бросали в мусорный бак, который безостановочно сновал по залу от механизмов к пышущей жаром печке, куда самостоятельно опоражнивался.
  Дергунов заглянул в один из контейнеров и заскучал. Там внавал лежала груда тел.
  - Пошли отсюда, - сказал Дергунов, но Черемушкин вынул из кармана видеокамеру и принялся снимать.
  Снял механизмы, печку, поснимал содержимое контейнера и то, как контейнер сам собой покатил к стене, в которой открылся черный проем.
  Он прекрасно понимал, что Мортимер не одобрит его действий, больше того - одним движением мизинца лишит всего, что так щедро и незаслуженно надарил в виде аванса, но ничего не мог с собой поделать. Какая-то неведомая сила заставляла его фиксировать происходящее на видеокамеру. Похоже, и Дергунова это неведомое тоже зацепило. Он с горящими глазами показывал, что и откуда лучше снимать, чтобы вышло посмачнее, чтобы хватало за живое.
  В третьем, далеко не последнем зале, находилось самое интересное. Здесь в зарешеченных клетках находились действующие экспонаты, иначе не назовешь. Мужчины и женщины, дети и старики, кто в чем. Вот трое парней, сросшихся плечами, - эти наверняка из давешней демонстрации, которая попалась им на улице Зомбера. Вот бомж, которого изметелил кто-то из местной полиции, сидит, поматывая нечесаной башкой и подвывая. Черемушкин постучал по клетке, бомж испуганно отпрянул, втянул голову в плечи.
  А вот и Иеремия. Их даже двое, один пацан, другой белобрысый бугай, и всё это он - Иеремия.
  - Узнал? - спросил Черемушкин, не переставая снимать, потому что это уже было конкретно, с этим человеком они уже встречались. Или не с человеком?
  - Узнал, - отозвался мальчик.
  Плечи у него затряслись, на глаза навернулись слезы.
  - Почему вас двое? - спросил Черемушкин.
  - Теорий много, а ответа нет, - сказал младший Иеремия. - Такого не должно было быть, однако факт налицо.
  - И давно с вами такое? Это больно - разорваться надвое?
  - Даже не почувствовали, - пробасил бугай. - А случилось это в тот же день, когда вы приходили за сумкой. Ближе к вечеру.
  - Выпустить? - спросил Черемушкин, прицениваясь к висящему на двери амбарному замку. Если подцепить ломиком, то запросто можно открыть. Главное - найти ломик.
  - Мы на воле и часа не проживем, - отозвался младший. - Подпитки не будет. А здесь тепло, кормят.
  - Порвут нас на воле, - произнес бугай. - Куратор запросто найдет. Он теперь, я слышал, носит фамилию Берендеев. А про подпитку младший верно сказал: нет у нас, у коренных, источника бесперебойного питания, чтобы жить на воле. Что там мечтать о тонкопленочном квазиисточнике, даже завалящего микроаккумулятора нет, чтобы к розетке подключиться.
  Черемушкин согласно покивал, дивясь про себя начитанности бугая. Хотя, известно же, что рогатый силен в точных науках. А эти несчастные в клетках - его создания.
  - За что же вас сюда-то посадили? - спросил он.
  - А ни за что, - ответил бугай. - Мы, парень, создания переходной стадии, переходные создания. Надежда на нас была большая, это мы должны были заселить территории будущего, но что-то пошло не так...
  - Власть сменилась - вот и вся "не так", - сказал из соседней клетки старый весь в морщинах обращённый. Он стоял, держась за прутья и навострив лопоухие уши.
  - Так что теперь мы творения не вашего Господа, а нашего, - ввернул бугай.
  Выходит, изначально эти несчастные были созданы Господом, а вовсе не рогатым. Ну-ну.
  - Всех в одну ночь забрали и сюда, - сказал лопоухий. - Как в тридцатые годы при большевиках. Репрессия, однако.
  Бугай согласно покивал, потом сказал проникновенно:
  - Шли бы вы отсюда подобру-поздорову, пока Шарк-Шарк не нагрянул.
  - Уже идем, - сказал Черемушкин, понимая, что Иеремия прав и что если их схватят - толку от видеосъемок не будет никакого. - А кто эти несчастные в свертках?
  - Это отходы производства, - ответил старший Иеремия.
  - Эй, - сказал мальчик, протягивая Черемушкину завернутый в полиэтилен плоский бумажный кулёчек. - Спрячьте, чтобы никто не видел.
  И тихонечко добавил:
  - Это для Леры.
  В отдалении пронзительно заскрежетал металл, заглушив последние слова мальчика. Черемушкин сунул кулёчек в карман и тут же о нем забыл.
  - Меня-то за что? - провыл кто-то поблизости.
  - Надоел уже, - с отвращением сказал бугай. - Ноет и ноет. Тьфу. Интеллигенция гнилая.
  Черемушкин присмотрелся: в клетке через одну тосковал поэт-лирик Язвицкий. Схватившись руками за толстые прутья, он смотрел в их сторону и тихонько, как щенок, поскуливал.
  Черемушкин подошел, сказал утешительно:
  - Поэты во все времена гонимы. Мужайтесь, товарищ.
  Язвицкий замолчал, всмотрелся в него и сказал:
  - Я, значит, тут, а ты на воле? Вот он - блат. Сколько Хозяину заплатил, иуда?
  Потянулся к Черемушкину руками, да они далеко не пролезли, прогалы между прутьями были узки. А так-то, если бы не клетка, обязательно бы дотянулся - ручищи у него с той памятной ночи в клубе пишущей братии значительно выросли и достигали уже пола.
  - Да, брат, до Пушкина тебе далеко, - злорадно сказал Черемушкин. - Тот бы ямбом убил.
  И отошел, хихикая. Сделал он это вовремя: Язвицкий побагровел, мелко-мелко задрожал, мгновенно вспух и неожиданно лопнул, обдав окружающее желтой масляной жидкостью. Тело его съежилось, потемнело, сделалось похожим на мумию.
  - Забыл предупредить, - сказал Иеремия старший. - У неё, у интеллигенции, это бывает. От зависти. На то она и гнилая.
  И вдруг забормотал, но так, чтобы его слышали:
  - Быстренько отсюда. Шарк-Шарк идёт.
  Тут и Черемушкин услышал, что кто-то быстро приближается, волоча ноги по полу. Кинулся к выходу. Дергунов сделал это чуть раньше. Вдогонку вразнобой орали: "Ату их. Вон туда поскакали. Держи шпану". Выслуживались...
  Уже на лифте, куда они уместились вдвоем, Черемушкин увидел Шарк-Шарка. Тот был высок и толст, передвигался вперевалку, одет в застегнутый до шеи коричневый кожаный плащ. Шея была мощная, длинная, гибкая, отливала серебристой чешуей, венчала её маленькая змеиная голова с ужасными, завораживающими глазами.
  Черемушкин навел на него камеру, нажал кнопку. Из встроенной видеолампы вырвался вдруг острый красный луч и ударил Шарку в левый глаз, после чего окно видоискателя погасло.
  Остановившись, Шарк часто-часто заморгал, потом начал протирать буркала, это спасло беглецов. Лифт поехал вверх
  Шарк вскинул когтистые руки, но не достал. Когти со скрежетом, высекая искры, царапнули основание лифта, который через секунду сравнялся с полом первого этажа.
  "Жаль, не снял этого Шарка", - подумал Черемушкин, пытаясь догнать Дергунова, который мчался впереди со скоростью хорошего рысака.
  Вот оба вломились в кусты, которые их не остановили, напротив придали прыти, потому что показалось - Шарк догоняет.
  Треск стоял на весь лес.
  На последних метрах Черемушкин обогнал-таки Дергунова, первым заскочил в машину на переднее сиденье и выпалил: "Гоните, Сергей Сергеич. Гоните".
  - Куда гнать-то? - невозмутимо осведомился Семендяев. - Вперед или назад?
  Черемушкин огляделся. Никто их не преследовал.
  - Домой гоните, - сказал он, отдуваясь и вытирая взмокший, исхлестанный ветками лоб. - Ну и влипли же мы.
  - Куда влипли? - уточнил Семендяев, разворачивая машину.
  - Потом, - сказал Черемушкин, а Дергунов вздохнул.
  
Оценка: 5.31*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"