Вы думаете лицо города - высотные дома, разномастные магазины и памятник В.И. Ленину на главной площади? Впрочем, нынче памятник бывшему вождю редкость и вполне может сойти за эксклюзив. Но Николаев славится не этим, и даже не акациями, заполоняющими улицы. В конце весны город купается в белой пене цветов и, мягко покачиваясь, плывет на волнах медвяного аромата. Но не стоит расслабляться! Стоит вам только зажмурить глаза, чтобы набрать полную грудь дивного воздуха, как нога тут же провалится в какую-нибудь колдобину. А и нечего было глаза закрывать! Перекопанные улицы - вот истинное лицо города.
Строители, ремонтники, дорожники и иже с ними перекапывают улицы с остервенением, доходящим до исступления. Они сладострастно сдирают асфальтовую шкуру. С ловкостью патологоанатомов препарируют земные потроха. В упоении перерезают вены труб и вскрывают водоносные артерии. Опосля ж грустно кладут асфальт, а через пару-тройку недель с первозданным рвением заново его корёжат. Вероятно, доморощенных землекопов возбуждает только процесс вскрытия. Глупые мысли о бедолагах пешеходах и водителях их не тревожат.
Старый трамвай, нервно громыхая и вздрагивая, подкатился к остановке. С ревматическим скрипом первая и третья дверь отъехали в сторону. Средняя издевательски осталась на месте, заставляя нервничать пассажиров, столпившихся на площадке.
- Остановка "Зоопарк", - прохрипел динамик.
- Простите! Разрешите! Прошу прощения, мадам! Вы бы не подвинулись? Ну, дайте же пройти! - Борис Петрович Новоселов торопливо прокапывался к выходу.
Пассажиры, вросшие в пол в ожидании своей остановки, оставались глухи к его мольбами. Сочувствие к страждущему проявила лишь немощная на вид старушка в залихватской бандане с черепами. Она саданула его зонтиком в бок и с наслаждением наступила на ботинок, приговаривая: "Ходють тут всякие!"
- Подождите! - с утроенной силой рванулся на волю Борис Петрович. Старушка за спиной ехидно захихикала.
Дверь дрогнула и поехала. Спринтерским рывком Новоселов достиг вожделенного проема и вывалился на волю. Трамвай погромыхал дальше, а спринтер остался стоять в луже.
К жизни Борис Петрович относился философски - должность обязывала. Поэтому он не возроптал на небеса, а только глубоко вздохнул и пошлепал к дорожке, ведущей в зоопарк. Но сегодня высшие силы решили испытать терпение Новоселова по полной программе. Дорожка, еще вчера покрытая ровным и гладким асфальтом, сегодня выглядела так, словно кротовая мафия всю здесь ночь искала нефть.
Борис Петрович с легким упреком поднял глаза к небу. Висевшая над ним туча ехидно ухмыльнулась, сквозь разрыв в ее рыхлом теле блеснул лучик солнца и ласково дотронулся до мокрой лысины. Утро Новоселова явно не задалось. Кофе, заботливо приготовленный женой, обжег язык. Супружница, прибежавшая на крик, впопыхах оставила утюг на мужниных любимых брюках. Изящно прожженная дырка навсегда вычеркнула те из гардероба. Дверь в трамвае не открылась. В ботинках, обеспечивая простуду, хлюпала вода. В довершении всех несчастий к работе теперь надо было карабкаться по кочкам и буеракам. Обойти препятствие невозможно - по обеим сторонам бывшей дорожки зияли огромные провалы. "Куплю машину! - не в первый раз поклялся Борис Петрович и вздохнул: - Как только денег соберу!" Пока Новоселов стоически пробирался к работе, небо решительно выплескивало всю накопившуюся воду ему за шиворот.
Изгваздавшись по уши в грязи, мокрый, словно только что вылез из реки, Борис Петрович доковылял до проходной, смущенно просочился мимо дремлющего вахтера, и, пачкая паркет, прошлепал к двери, на которой висела скромная табличка: "Б. П. Новоселов - директор зоопарка". Секретарша, сидевшая в предбаннике, кокетливо улыбнулась директору.
- Да какое оно доброе! - проворчал Борис Петрович, но, вспомнив о нелегком бремени руководителя, нацепил на лицо дежурную улыбку: - Здравствуйте, Машенька! Вы сегодня прекрасно выглядите!
- Чай, кофе? - крикнула ему в спину Машенька.
- Химчистку! - пробурчал он.
Кое-как приведя себя в порядок, Борис Петрович плюхнулся в кресло. Машенька, пленительно виляя бедрами, принесла кофе и положила на стол почту.
- Что у нас сегодня? - Борис Петрович прикрыл ладонью глаза и с трудом сдержал зевок. Хмарь за окном вгоняла в сон. К тому же его начало немного познабливать. Но кофе он поостерегся пить, пусть остынет сначала.
Машенька заглянула в блокнот, который всегда и везде сопровождал ее. Иногда Борис Петрович думал, а спит она тоже с блокнотом? В мыслях он рисовал себе пикантную картину: Машенька конспектирует любовные утехи, чтобы на досуге освежать их в памяти.
- В девять часов летучка. В двенадцать встреча с немцами. - Секретарша, чуть прищурив глаза, вглядывалась в строки на бумаге. Говорила он так сексуально, словно хотела соблазнить свой блокнот. - Также вы собирались проинспектировать обезьянник. Ах да! Сегодня ночью родила Чанга.
- Родила? - подскочил Борис Петрович. - Так чего же вы молчали! - крикнул он на бегу.
Машенька пожала плечами, - подумаешь событие! - и проследовала к рабочему месту нормальной походкой. Чего зря стараться, когда некому оценить.
Индийская слониха Чанга меланхолично жевала яблоки, словно и не участвовала в долгожданном событии. Очаровательный слоненок - малыш с черным чубчиком пытался встать на ноги.
- Кто? - спросил Борис Петрович.
- Мальчик! - устало ответил ветврач Михаил Васильевич (за глаза Мишаня). - Можно я пойду домой? Всю ночь здесь проторчал.
- А как же мамаша и новорожденный?
- Они в порядке. Да и Валечка за ним присмотрит.
Валечка - смотрительница слоновника - удивительно походившая на слониху лицом и комплекцией, стояла поодаль, прижав ладони к необъятной груди. На ее лице, обычно хмуром, было написано такое счастье, словно она, а не Чанга разрешилась от бремени.
- Спасибо Петр Васильевич! - директор торжественно пожал руку ветврачу. - Вы знаете, какие надежды мы возлагаем на этого слоненка!
- Да-да, конечно, - Мишаня вытер лицо, усеянное капельками пота, - в слоновнике царила тропическая жара. - Программа обмена, как же. Так я пойду, Борис Петрович?
- Конечно-конечно! - рассеянно ответил директор. -Ты только посмотри, какой красавец! - забыв о Мишане, он с умилением рассматривал новорожденного, потом оглянулся - не видит ли кто? - сложил губы, почмокал и засюсюкал: - Лапочка, ути-пути, мой сладкий, мой красавчичик!
"Красавчичик" наконец-то встал на подламывающиеся ноги и с удовольствием напустил огромную лужу.
Где-то ближе к обеду Борис Петрович заглянул обезьянник. В помещении было душно и смрадно. Мартышки в истерики носились по клеткам. Макаки не спаривались на глазах у публики, чем несказанно огорчили Новоселова - у приматов явная депрессия. Старина Плюк долго держал руку директора, и проникновенно глядел в глаза, вещая о трудной доле орангутанга. Обезьянник страдал от перенаселения.
После обхода, Борис Петрович развалился в кресле и устало вытянул ноги. Это не зоопарк, а одна большая проблема - где взять денег...
- Машенька, будь добра, сделай мне кофе, - попросил он в открытую дверь.
- Сию минуточку! - нежно откликнулась Маша и через пару минут вплыла в кабинет с грациозностью провинциальной дивы: - Ваш кофе!
- Вы моя спасительница!
Борис Петрович медленно выпил кофе, подошел к окну и прислонился лбом к стеклу. Оно приятно холодило пылающий лоб. "Ну вот, простудился," -вяло подумал Новоселов. За окном сгущались сумерки. Идти домой не хотелось. Мысль о штурме препятствий повергала его в уныние.
- Прошу прощения, милостивый государь! - раздался за спиной вежливый голос. - Не соблаговолите ли уделить мне толику вашего внимания?
Борис Петрович от неожиданности вздрогнул, стукнувшись лбом о стекло. Потер лоб, пригладил остатки волос, одернул пиджак и неторопливо повернулся.
В кресле для посетителей, выпрямившись подобно факиру с непереваренной шпагой, сидел мужчина. Хотя к нему больше подходило определение - респектабельный господин. Прилизанные волосы, аккуратная бородка. Черный костюм, галстук бабочка, в начищенных ботинках отражается лампа. Пухлые пальцы унизаны перстнями. Все очень солидно. Впечатление лишь слегка портило лицо - одутловатое, изжелта-бледное, словно он сотни лет прятался от солнечных лучей. Изюминку его облику придавало пенсне - изящное, в тонкой золотой оправе, кокетливо восседавшее на переносице. Эта деталь на лице незнакомца чрезвычайно озадачила Бориса Петровича. Пенсне он видел единожды - в хрестоматии по литературе, на фотографии классика А.П.Чехова. "Может, новая мода?" - подумалось директору.
Посетитель в свою очередь внимательно осматривал хозяина кабинета, начиная от галстука (Борис Петрович озабоченно поправил узел) до кончиков испачканных туфлей. Приподняв брови - то ли в знак одобрения, то ли наоборот, нежданный гость снял пенсне, изящным жестом извлек из нагрудного кармана белоснежный платок, протер стекла, ловко водрузил пенсне обратно и вновь воззрился на директора.
- Вы кто? - пришел в себя Новоселов, опустился в свое кресло, радуясь, что стол закрыл его непрезентабельные брюки (мартышки в обезьяннике радостно закидали директора огрызками).
"И как этот шельмец просочился мимо Машеньки? - нервно подумал Борис Петрович, - Обычно она мощной грудью перекрывает "доступ к телу" непрошеным визитерам ".
Тем временем посетитель встал и ... Слово "сказал" - явило бы миру рахитичную попытку отобразить действие, проделанное незнакомцем. Богатство тембра, сдобренного сочными обертонами, вкупе с пафосом произнесенных слов, завораживало. Так говорили бы удавы, если б могли. Посетитель изрек:
- Разрешите отрекомендоваться? Каллистрат Ананьевич Какушкин, к Вашим услугам-с, - он коротко кивнул и сел.
Все было проделано столь безупречно и красиво, что невольно внушало уважение. "Да уж, нелегко тебе с таким имечком"! - подумал Борис Петрович, встряхивая головой, чтобы отогнать наваждение, а вслух сказал: - Чем могу быть полезен, милостивый государь? - Чопорные манеры визитера невольно спровоцировали и его на словесные изыски.
- Видите ли, любезнейший, у меня к Вам всенижайшая просьба! - Каллистрат Ананьевич нервно сплел и расплел пальцы, сверкнув рубином. - Дело в том, что я некоторым образом не совсем жив - даже скорее наоборот! - и мне бы хотелось, чтобы это досаднейшее обстоятельство не стало камнем преткновения в нашем дальнейшем сотрудничестве-с!
- Погодите, погодите! - снова затряс головой Бориса Петровича, пытался понять, чего от него хотят, но смысл сказанного утонул в нагромождении слов. - Давайте по порядку. Чего вы собственно хотите?
Каллистрат Ананьевич всплеснул руками:
- Я не теряю надежды втолковать Вам, милостивый государь, что, несмотря на расхождение в некоторых частностях нашей жизнедеятельности, мы с Вами стоим на одних позициях, и, следовательно, для достижения благой цели должны объединить все свои усилия, чтобы бороться с несправедливостью, чья беспросветность затопила мое сердце...
- Чего? - переспросил директор, запутавшись окончательно. Он раздраженно потер виски и даже дернул себя за ухо, в попытке вытряхнуть из ушей вязкие словеса. Облокотившись о стол, он устало вздохнул и положил подбородок на сцепленные пальцы. - Вы можете покороче формулировать свои мысли?
- Простите-с? - осведомился посетитель, варварски прерванный на взлете мысли.
- Покороче! - раздраженно скомандовал директор. - Что вы хотите?
- Покороче-с? - ошарашено переспросил оратор. - Покороче...с, - он пошевелил губами, собрал их в дудочку, потом растянул в неуверенной улыбке. - Покороче... Если совсем коротко, к вящему удовольствию присутствующих, то я лишь вознамеривался вам сказать...
- М-м-м-м! - Борис Петрович обхватил голову, покачнулся и возопил: - Еще короче!!!
Господин дернулся как от удара, вскочил и лихо отрапортовал:
- Позвольте-с доложить! Я - призрак! - сел и обтер вспотевший лоб белоснежным платком.
- Ну что сегодня за день!!! - директор выскочил из кресла и нервно заходил по кабинету, то и дело воздевая руки к небу, точнее, за неимением оного - к потолку. - Вы издеваетесь надо мной?
Посетитель с грандиозным интересом смотрел на мельтешащего по кабинету Бориса Петровича. Стеклышки пенсне безобразно увеличивали глаза "призрака", и казалось, что на его мучнистом лице горят два черных фонаря.
- Убирайтесь во-он! Только вас мне не доставало! - кричал директор и заламывал руки. - Мало мне! Кофе! Трамвай! Асфальт! Голова! Мартышки! С-сумасшедший! Да когда же это кончится! Господи! - Выдохнувшись, он перестал бегать, плюхнулся в кресло, с силой вдавил пальцы в виски, уставился на сумасшедшего и утомленно произнес: - Чего сидите, убирайтесь!
- И не подумаю, сударь! - важно ответил тот и вдруг подмигнул. Директор вздрогнул. - Во-первых, я не сумасшедший, а уважаемый гражданин, купец первой гильдии, пусть даже в и далеком прошлом. А во-вторых - я воистину призрак.
- Докажите! - наклонился в его сторону Борис Петрович. Он сцепил пальцы так, что костяшки побелели. - Черт вас побери, докажите мне, что вы призрак или я вызываю милицию!
- Да извольте удостовериться, милейший-с! - любезно отозвался сумасшедший и растворился в воздухе.
Борис Петрович потрясенно икнул и уставился на кресло. "Вот и пришел мой конец. Температура 42, бред... - подумалось ему. - Прощай семья, работа..."
- Ну, что, милостивый государь, я удовлетворил Ваше законное любопытство? - раздался голос, а потом в кресле из пустоты соткался сумасшедший, или - как теперь убедился Новоселов - настоящий призрак.
- Значит, любезнейший, вы-с мне поверили окончательно и бесповоротно? - обмахнулся платком призрак. - По-правде говоря-с, вы изрядно утомили меня своим неверием и скудоумием! Но не будем поминать лихое. Нынче же назрела жизненная необходимость вернуться к животрепещущему вопросу! - заметив, как страдальчески исказилось лицо Бориса Петровича, он поспешно добавил: - Я буду краток! Питаю надежду, что вы уразумели всю беспросветность моего положения - я призрак. Мои бренные останки преданы земле задолго до вашего появления на свет. И надо же было случиться эдакому, я бы дозволил себе заметить - конфузу, что потомки решили на месте упокоения бренных тел прародителей соорудить зверинец. А посему - мои останки варварски были вырваны из земляного плена,
- Но я-то тут причем? - измучено спросил Борис Петрович. - Что вам от меня надо? Я кости ваши и в глаза не видел! Отдать их не могу! Чего вы от меня хотите?
- Нет-нет! Не поймите меня превратно-с! Я не сетую. В моем положении есть и положительные стороны: я вновь могу видеть, слышать и - что самое приятное - разговаривать!
- Еще бы! - пробурчал под нос директор.
- Вы что-то соизволили сказать-с?
- Ничего-ничего! Продолжайте, прошу вас. Чем быстрее вы закончите, тем скорее мы расстанемся.
- На вашем месте, я бы не был столь уверен, милейший-с! - парировал призрак. - Не буду вам рассказывать о моем изумлении, и упоении открывшейся мне картиной родного города. Скажу лишь о прискорбном факте, который гнетет и приводит меня в смятение.
- Ну, наконец-то!
- Так вот - милейший Борис Петрович, Вы как лицо заинтересованное, более того - обличенное властью! - не можете, не должны спокойно созерцать бедственное положение вверенного мне тигрятника.
- Вверенного?.. Вам?? Кем??? Когда??!
- На собрании призраков зоосада.
- Где?
- Я толкую вам-с - на совете призраков.
- Так вы еще и не один?
Призрак сдержанно улыбнулся:
- Что вы, любезнейший! Усопших в этой земле обреталось много. Некоторые из нас подзадержались между этим и тем миром, обремененные грехами тяжкими. А как останки бренные растревожили - так и вышли мы на свет божий.
- Мы? А остальные где? - сторожко оглянулся Борис Петрович, не стоит ли за спиной еще одно психованное привидение.
- Не тревожьтесь, любезнейший. Кроме меня в данную минуту бытия здесь никого нет-с! С вашего позволения я поведу речь дальше. Как поогляделись мы, приняли к сведению свое нынешнее существование, так и решили взять зверей под свое покровительство. Мне выпал жребий - патронировать тигров и иже с ними.
- И что?
- А то, что сердце мое кровью обливается, когда зрю я, в сколь бедственном положении находятся столь благородные звери!
- Почему это в бедственном? - директор резко выпрямился. Расплел пальцы и положил руки на подлокотники кресла. - Мы кормим их. Заботимся.
- Кормите? Да-с пожалуй, ныне их кормят сносно, кхм-хм, - со сдержанным смешком ответил призрак.
Борис Петрович поежился - это был явный намек на времена перестройки. Тогда, чтобы сохранить хищников, он создал специальную бригаду, которая ловила в городе бродячих кошек и собак. Тигры не возражали и с аппетитом поедали своих мелких родственников.
- Не в кормлении дело! - Тут уж призрак не выдержал, вскочил и заметался по кабинету. - Теснота! Это бич! Мои драгоценные звери терпят невероятные муки! Вы должны!.. - обличающий перст ткнулся в директора. Только молниеносная реакция спасла бывшего десантника от одноглазия. Полузадушенный призрак, прижатый к столешнице крутым десантным приемчиком, просипел: - Вы должны безотлагательно-с решить эту проблему! Отпустите немедля! Вы - варвар-с!
Борис Петрович, сконфузясь, ослабил хватку. Каллистрат Ананьевич поправил манжеты, пригладил платочек в кармане. Передернул плечами. Пенсне, свалившееся с носа, с тупостью маятника раскачивалось на длинном шнурке. Мозг директора, не успевший за тренированными мускулами, лишь сейчас потрясенно отметил - что призрак оказался весьма материален.
- Продолжим разговор-с! - пенсне как птичка на жердочку порхнуло на переносицу, а хозяин с достоинством опустился в кресло. Стоило призраку заговорить, как Борис Петрович снова попал под магию его голоса. - Вы окончательно и бесповоротно должны решить эту проблему-с.- Иначе мы ее решим-с сами!
Теперь в голосе призрака звенела сталь. Холодная волна прошлась по Новоселову от кончиков пальцев на руках, до ногтей на пальцах ног.
- Вы мне угрожаете?
- Предупреждаю, милостивый государь! Только предупреждаю. Пока-с...
- Что же вы мне можете сделать? Вы призрак, я живой, да и как мы только что выяснили - сильнее вас.
- Значит-с, вы мне не в-е-ри-те? - медленно, очень медленно губы призрака сложились в кривую улыбку. - Я бы на вашем месте, сударь, не верил бы собственным рукам.
Борис Петрович не мог оторвать взгляда от этих медленно шевелящихся губ. Призрак говорил и говорил, а смысл фраз походил мимо сознания, и только когда стало не хватать воздуха, директор понял, что его душат. Душат собственные руки.
- Организм человека имеет тонкую структуру, - продолжал вещать Каллистрат Ананьевич. В накатывающей темноте, сквозь звон в ушах до директора доносилось: - Душа человека - потемки. Кому как не призракам, блуждающим в вечном мраке, главенствовать в любой тьме!
- Сволочь! - подумал Борис Петрович, проваливаясь в черную бездну.
- Ну, полноте, полноте вам, любезнейший! - увесистая оплеуха вернула директора к жизни.
- Чего вы от меня хотите? У меня нет денег, чтобы построить просторные вольеры для тигров, я который год сам бьюсь над этим вопросом! - прохрипел директор. Потер болевшую шею, внимательно посмотрел на предавшие его руки, приподнялся и сел на ладони, прижав их к креслу.
- Кто может решить-с данную проблему? Назовите незамедлительно!
- Мэр города может решить, еще губернатор, если его хорошенько потрясти.
- Еще кто?
- Президент страны, можно еще обратиться в Европейский союз, да куда угодно, хоть к арабским шейхам и африканским королям. Но кто там будет вас слушать!
- Не извольте беспокоиться, милейший! Меня - послушают! Засим, разрешите откланяться. Пребываю в полнейшем очаровании нашей встречей, надеюсь и уповаю на плодотворное сотрудничество! Мое почтение! - призрак поднялся, величаво кивнул и нагло растворился.
- Какая скотина! - Борис Петрович воровато оглянулся, боясь, что за спиной еще кто-нибудь материализуется. - Ну, какая редкостная сволочь!
Черные тени потянулись из углов к креслу Новоселова. В панике Борис Петрович бросился к шкафу, выхватил оттуда влажное пальто, судорожно сунул правую руку в рукав, левой схватил зонтик, забытый вчера и ринулся прочь. Пальто волочилось за ним, словно крокодилий хвост.
- До сви... - крикнула вслед удиравшему директору Машенька. Остаток фразы отрезала дверь.
Тени, добравшиеся до директорского кресла, уютно свернулись в нем и замерли в ожидании утра. За окнами гремели трамваи, стучал по стеклам дождь, ветер качал фонари, и бледные пятна света прыгали по стенам, скакали по полу, изредка освещая на кресло. Тени вздрагивали, когда свет падал на них, ворочались и недовольно вздыхали...
Юрий Владимирович Маушкин обожал свою кровать. Огромная, с пышной периной, прохладными шелковыми простынями цвета венге, она сладострастно затягивала в свои глубины, обнимала, и нежила, навевая такой сладкий сон, что пробуждение воспринималось как трагедия. Но сегодня Юрию Владимировичу снился жуткий сон.
Будто бы он, в фривольных розовых трусах, с идиотским гульфиком в виде хобота слона, чьи розовые уши непристойно торчат в стороны, стоит на жутко неудобной табуретке в холодном, темном помещении. Где-то капает вода, в углах что-то шевелится, доносятся странные звуки. Когда глаза привыкают к свету тусклой лампочки, Юрий Владимирович видит склизкие стены, загаженный земляной пол и прикованный к стене полусъеденный труп, на котором пируют крысы. Юрий Владимирович хочет бежать, но, как это часто бывает во сне, - не может пошевелиться.