Аннотация: Пролог, главы 1-6. Черновик, без правки. Оказаться в чужом мире, в гуще чужой войны, в убогом теле - страшно. Как преодолеть свой страх? Куда бежать, когда сама земля кажется горит под твоими ногами?
Пролог
Так уж повелось, ждут весны с искренней верой в лучшее, в обновление и расцвет. Мнится всем, будто сменятся листки календаря, а с ними вместе и худшее останется позади, испугавших первых, робких лучиков солнца, тая с побуревшими от грязи остатками снега. Вера эта заложена во всём живом где-то так глубоко, что не выделишь уже её корни, не найдёшь начала. Есть она, какими бы лихими не были времена за окном, как бы сильно не запятнал разумный души своей. Сильнее она пресловутой толики добра, по слухам живущей в каждом. Зла сильнее, потому как приходит чётко по расписанию - дней этак за пятнадцать до начала первого месяца весны. Нет тех замков, закрыть которые могли бы пути ей. Просто данность, доступная богачу, бедняку, твари всякой живой, растению и безумцу.
Вот и в этот раз весна гостьей долгожданной раскидывала крылья свои над исстрадавшейся от затянувшейся войны вотчиной князей людских, словно пытаясь зарастить гнилые прорехи тлена, упадка, так щедро нанесённые разумными миру. Спеша грязь разбитых дорог обернуть пылью, заткать поля сражений изумрудной зеленью, в память о погибших взрастив разноцветье полевых цветов. Ветерком, от запаха цветущих яблонь с вишнями терпким, по улицам городским промчаться, горькую гарь домов горевших выветривая, побегами хмеля зелёными фасады чёрные оплетая.
От перемен этих то тут, то там вспыхивают огоньками задорные улыбки живых, в глазах отражаясь сиянием пока робким. Устали разумные от крови, боли, потерь за прошедшие пять лет войны. Радоваться они спешат перемирию, которое пришло в этот раз вместе с календарной весной.
Жителям же славного городка Приграничный и вовсе досталось больше многих. Сложилось уж так, что расположен он в месте стратегическом - на границе земель королевства людского с тёмными альвами да орками степными. Живописно раскинулся он всем великолепием старых крепостей и стен аккурат в точке пересечения интересов сразу нескольких рас. От видов местных всегда дух захватывало у натур творческих, так и толкая их на создание очередного шедевра, будь то картина, поэма, песнь или же просто очерк в газету.
Жили здесь мирно довольно, воплотив в реальность замысловатое новомодное слово 'толерантность'. Впрочем, исторически выбора иного у местных и быть не могло. Близость гор, степей, сам статус приграничный давал массу возможностей для торговли, иных дел, где любому разумному ясно, что от дружбы с соседом больше выгоды, чем от вражды. Да и то верно, зачем корову дойную на убой пускать, когда можно с молока её сливок, сметаны, творогу наделать, а затем продать? Тут вам не столица, тут земля хоть и плодородная, но лени не терпящая, на одних идеях красивых да слоге высокопарном не уедешь.
Так и повелось, котлом плавильным стал город-крепость приграничная, впитывая множество культур, пропуская их через пресс реальности, разливая выжимку в аккуратные домики предместий, старательно расфасовывая в цепочки торговых обозов, чтобы затем лентами разноцветными отправить их в дар городам людским, альвовским (без разницы - светлым ли, тёмным ли), гномьим и даже в орковские степи.
Только кто же подданных спрашивает, решения высокой политики принимая? Пять лет назад началась война, сначала вызывающая лишь недоумение у жителей таких вот городков, как Приграничный. Слишком уж привыкли они, что граница тонка, условна, а к тёще на пироги ехать два часа в альвовскую деревеньку Дыркалово. К тёще, пусть и считают высокие лорды с князьями, что из одного государства в другое. И потом, мыслимое ли дело, чтобы мужнин старик-отец врагом вдруг стал, когда ещё на прошлой неделе вместе молоком новорожденный помёт аашшев отпаивали, планы строя на вырученные от их продажи золотые? Смешно, глупо, но реально, как оказалось.
Что-то там не поделили Светлый Совет альвов с Тёмным Советом. Люди с орками в тот момент со светлыми в коалицию вступили, свои интересы преследуя. Гномы с тёмными привычно, оборотней на свои сторону переманив. И зарыдал мир слезами кровавыми, вспыхнув кострами погребальными догорающих при взятии городов. Осталась разумным надежда одна на весну, что язвы зияющие могил разверзнутых залечить сможет. Устали все, измучились, потому и спешили радоваться мелочи всякой, а перемирие, длящиеся уже вторую неделю - это не мелочь, поверьте, во времена такие.
Глава 1
В каждом городе найдётся свой список достопримечательностей, пусть в каких-то будет он всего из пары пунктов, но обязательно одним из таких пунктов станут местные безумцы, безвредные по сути своей, омерзительные по виду для подданного добропорядочного. За дурачком будет тянуться не только шлейф смрада тела немытого, но и коллекция историй одна другой красочнее, чужим воображением нарисованная.
Полукровка именно таким персонажем местного фольклора была. Никто уже не помнит откуда и, главное, как она появилась в городе, подметая мостовые выцветшим многоцветием юбок, но все от мала до велика почитали уже её неотъемлемой частью городского пейзажа.
Она не разговаривала, только мычала что-то порой. Что тому виной никто особо не разбирался, ведь лекари удовольствие не бесплатное, кому же охота тратиться на дворового пса, к примеру? Нет, горожане не были жестоки, обычными они были, со своими заботами, семьями, друзьями, всем тем в общем, на что золотые с серебряными потратить логичнее, чем выкидывать их на ветер. Да и помощи не просила эта особь. Грязной тенью скользила по улицам, часто замирая у витрин или же просто остановив взгляд на чём-то, ком-то. Стандартная такая представительница душевнобольного племени, безобидная однако, тихая.
Город принял её, даже подарив ей приют в одной из заброшенных хижин на окраине. Пусть были те окраины вечной головной болью градоправителя, но жить и там было можно. Была крыша над головой у местных, укрывающая от дождей весны, дверь, позволяющая спрятаться от промозглых ветров осени, тюфяк, где зной летний переждать, и очаг, в котором имея руки можно похлёбку скудную сварить для поддержания сил.
Сильно война проредило количество местных обитателей, пусть и не свела к нулю. Теперь большая часть хижин оказалась пуста, о чём свидетельствовали широко распахнутые двери и ставни, хотя жары не было ещё. Ветер гулял по пустынным улочкам предместий, заигрывая с обрывками непонятного мусора, заглядывая в тёмные, неуютные провалы входов покинутых жилищ. Здесь весна ощущалась слабо, не войдя в полную силу. Солнышко припекало, да, но грело ещё недостаточно, заставляя дрожать от промозглости.
Полукровке было плохо. Знобило, тошнота подкатывала, раскалывалась голова. Металась её словно вырубленная из коряги фигура по прелой соломе и тряпью, служившему ложем. Мысли путались, губы потрескались от жара, язык к нёбу прилип, требуя влаги. Седая пакля грязных волос мокрыми прядями обрамляла лицо, оставляя на давно немытой коже потёки.
Если бы кто-то в этот момент заглянул в сознание несчастной, то немало бы удивился. Безумна? Несомненно да, если говорить о той полукровке, которую уже который год знал Приграничный. Вопрос только, та ли это? Нет, нет, тело её. Всё на прежнем месте: крупная, мосластая фигура, чуть грубоватые черты лица с брюквой носа и широкими скулами, делающими похожей на хищного зверя неизвестной породы. Губы тонкие, сжатые в узкую полоску, бескровные почти. Кожа светло-серая где-то там под слоями грязи, белоснежно-седая копна вьющихся волос, тоже грязных, к слову. Из- под вздрагивающих в горячке белых ресниц то и дело посверкивает абсолютно человеческая серость радужки. Больная серость, осеняя, совершенно неуместная весной. Острые же клыки, мелькающие в раззявленной в беззвучном крике пропасти рта, явно человеку принадлежать не могут. Как и заострённые уши, пусть не видные сейчас под сбившийся тряпкой, именуемой когда-то гордо платком. Полукровка, как есть полукровка. Обычное явление для приграничного городишки, бывают интереснее экземпляры.
А, вот, в сознании, даже пленённом болезненным бредом, есть логичная упорядоченность, совершенно несвойственная душевнобольным. Мелькают обрывки, поднимая на поверхность из омута чуждой этому телу памяти то один, то другой фрагмент. Иные, не принадлежащие этому миру пейзажи оживают перед внутренним взором женщины. У той, которая нынче поселилась в этом не самом уютном убежище немощного тела, есть имя, она помнит его. По этому имени зовут её призраки прошлого, радостно крича: 'Валя, сестричка, ты в гости обещала приехать. Мы тебе билет на самолёт купили уже. Нет, нет, не отказывайся, это подарок на твой юбилей. И потом, ты же сама говорила, что морской воздух в твоём возрасте полезен, он разглаживает морщины...'
Там, в чуждых этому миру воспоминаниях, железная птица принимает в своё нутро людей, обещая доставить в южную сказку каждого, у кого есть клочок бумажки со странным названием 'билет'.
Тело в гнезде тряпья сворачивается, пытаясь сохранить крохи тепла, согреться. Своя память в чужом теле подбрасывает дрова в костры душевных мук. Что там было? Что выделить ещё? Ещё одно чуждое этому миру слово 'турбулентность', крики незнакомых людей, свой собственный страх и другие, чистые, с белоснежной кожей, пухлые руки, которыми пытаешься дотянуться до кислородной маски.
Память обрывается, как кино, которое не загрузилось полностью, зависнув на каких-то мелочах. Кричит существо на окраине трущоб в славном городе Приграничный, кричит, но звука нет, словно кто-то когда-то повернул рубильник, навсегда превращая этого актёра в персонажа древних немых фильмов.
Глаза удаётся открыть не с первой попытки. Качается, плывёт действительность. Слабому от болезни сознанию с трудом удаётся идентифицировать сонм мерзким запахов, самой яркой нотой в котором - вонь давно немытого тела, тошнотворная вонь. Света мало, скудными полосами просачивается он сквозь закрытые на тяжёлый засов ставни и дверь.
Взгляд скользит по совершенно незнакомому помещению, то и дело выхватывая какие-то незначительные детали, доказывающие, что это - не бред, реальность. Не может болезнь быть настолько честной, логичной. Трещины на давно небелёных стенах, паутина под низкой крышей, какое-то ведро у входа, колченогий табурет, давно остывший очаг. Незнакомое, чужое, но в то же самое время - дом.
Превозмогая слабость, сначала на карачках, затем, почти выпрямившись, опираясь о стену, стирая с неё подобие побелки, на трясущихся ногах доковылять до двери. Тяжёлый засов не хочет повиноваться слабым рукам, но жажда подгоняет, заставляя мобилизовать все оставшиеся ресурсы.
Солнце ослепляет после полумрака комнатушки, вскинутая в защитном жесте ладонь не особо спасает. Глаза слезятся, а сознание заходится в истерике от непонятности происходящего. Пейзаж явно незнаком, слишком уж похож на книжное Средневековье родного этому сознанию мира. Губы шевелятся, пытаясь сплести слова в вопросы, озвучить их, только это тело отказывает в такой малости.
Шаг, ещё шаг, на четвереньки в грязь перед дождевой бочкой, ладонями успев зацепиться за край. Пальцы уже чувствуют живительную влагу, окунувшись в неё. Последние дни дожди шли щедро, словно пытаясь смыть всю пролитую кровь с этой земли. Тело непослушно, огромного труда стоит подтянуть его к краю бочки, чтобы жадно припасть к мутной воде.
Пить, умывать лицо, снова пить. Утолив жажду та, что звалась в ином теле Валентиной, сползла по стенке бочки, опираясь на неё спиной. Мысли путались, шок, за неимением возможности вылиться вовне криком, чертил дорожки слёз по впалым серым щекам.
Нужно было успокоиться, взять себя в руки, только, как это сделать, если остервенелые щепки не помогают, а сюрреалистический кошмар не желает заканчиваться. Это только в тех книгах, которые с яркой обложкой, где прекрасную героиню обнимает пусть и не человек, но прекрасный в своей чуждости мускулистый демон/орк/эльф (нужное подчеркнуть), всё просто. Очнуться в другом, сильном теле, осознать себя спасением мира и отправиться в славной компании на поиски приключений. Что же делать той, которая осознала себя вдруг в больном, немощном теле на окраине трущоб, не иначе, ведь в других местах такого серого убожества вряд ли быть может. Рой вопросов, атакующих гневными пчёлами, и никого рядом, даже близко похоже на готового дать ответы.
О таком интересно читать, сидя в уютном кресле, спрятавшись от непогоды за надёжными стенами собственного дома, напугав болезнь искренней заботой близких. Одиночество же - вещь сама по себе не особо приятная, а уж вкупе с непониманием происходящего - и подавно. Что делать? Как быть? Нужно было крепко подумать, но тело, слишком ослабленное болезнью, голодом, стрессом упрямо норовило соскользнуть в дрёму, утолив жажду. Сил хватило лишь на то, чтобы по стеночке, а затем и ползком, добраться до груды прелой соломы, задвинув вновь засов на двери. Вялые попытки сильнее закутаться в тряпье отняли последние крохи сил. Веки смежились, отправляя испуганную душу по дорожкам снов, где своё прошлое тесно переплетётся с чужим, но отныне ставшим тоже своим.
Глава 2
Посольство орков напоминало шумный улей. Вокруг был разбит военный лагерь, благо находилось оно ближе к окраинам, пространства свободного тут хватало с избытком. Суетились солдаты, витали запахи конского навоза, пота и полевых кухонь. Командующему восточного крыла из окна открывался отличный вид, ведь, что может быть милее сердцу, когда твои подчиненные не в горячечном бреду стонут, не сослуживцев хоронят, а заняты обычными делами, прописанными каждому чётко по уставу. Жизнь лагеря мнилась обласканному славой Ыыркыкхану Амли-Шибо дыханием здорового зверя. Сейчас зверь этот был сыт, бодр. Мышцы его вальяжно перекатывались выверенными движениями воинов на тренировочных площадках, шевелением грив коней от ласкового по весеннему ветерка, клыкастыми улыбками поваров, что уже разливали по мискам ароматную кашу.
Пограничный за прошедшие пять лет войны уже второй раз покорился командующему восточного крыла. Нынешнее перемирие пришлось весьма кстати, обескровленные ожесточёнными сражениями с тёмными альвами сотни Ыыркыкхана вряд ли смогли бы дать достойный отпор противнику, вздумай тот снова взять эту стратегическую точку на карте.
С тёмными в принципе было сложно. Орки издавна были отличной кавалерией, но в условиях города их стопорили и теснота улиц, и давящая канва домов. Им бы в атаку, не в оборону. Тёмные же предпочитали не явное прямое противостояние, колдунов своих отправляя вперёд под прикрытием ночи. Они поднимали толпы мертвецов, заставляя сражаться против своих же погибших уже один раз товарищей, прятались в тенях, били в спину.
Пять лет - срок не малый. Наука, за которую платили сотнями жизней, усваивалась отлично. Старались теперь орки встретить неприятеля ещё на подходе к городам, на открытом пространстве, затягивая в бой, когда солнце в зените, отлично помня, что солнечный свет - весьма болезненно для алых глаз серокожих. Много всяких ухищрений было придумано, только ни одно из них особо не поможет, если неприятель нападёт превосходящим числом на огрызки Восточного Крыла. Нужно было подкрепление, его-то и ждали, радуясь нечаянному подарку в виде перемирия.
Стук открывшейся двери отвлёк командующего от размышлений. Повернувшись на звук, Амли-Шибо улыбнулся во все клыки племяннику. Юноша был молод, шестнадцать сравнялось не так давно, но уже с четырнадцати ходил у командующего в ординарцах. Конечно, мечтал юноша о гуще битв, чтобы славу снискать себе, чтобы врага рубить налево-направо, только род Амли-Шибо не так многочислен, чтобы разбрасываться ценными потомками. Нет, службу нёс он исправно, тренировался ежедневно не только бумажки писать, но в атаку шёл только рядом с командующим, то есть в арьергарде, если шёл ещё. Его натаскивали на другое, уча думать, управлять всей этой живой махиной смертоносной силы.
- Командующий, - прижав сжатый кулак к сердцу, приветствовал молодой орк вышестоящего по званию, склонив голову, - Разведка вернулась, пригласить?
Кивком головы давая своё согласие, Ыыркыкхан погасил улыбку, ощущая холодок по хребту - верный признак надвигающихся неприятностей. Таким вот предчувствиям он давно научился доверять, слишком много лет было отдано хождению по острию боевого клинка, чтобы отмахиваться с лёгкостью от этого. Или, может, то подаёт голос кровь предков-шаманов. Не важно, по сути, что, важен лишь результат.
Доклад командира группы разведки был неутешителен. Проклятые тёмные подобрались слишком близко. Не нарушая перемирия, двигаясь маленькими группами, расползались они талыми ручейками, постепенно беря в тиски Приграничный. Если так пойдёт и дальше, то с окончанием передышки орки окажутся в ловушке. Что делать? Диверсии чинить, ставя под сомнение без того хлипкий временный мир, или ждать собственной гибели кротко, подобно жертвенному животному?
Злость мешалась с бессилием в гремучую смесь, стуча гномьими молотами в висках. Осада города маячила не призраком уже, вполне полновесной перспективой.
- Свободны, - удерживая привычную маску на лице, пророкотал командующий, - ординарца ко мне.
Амр Амли-Шибо вновь появился в кабинете, привычно замирая в традиционном приветствии. Слишком много общего было у двух этих орков, чтобы усомниться в их родстве. Старший смотрелся в младшего, подмечая свою давно минувшую юность в его чертах. Младший любовался своим несомненно достойным будущим в старшем. Пусть пока он уступает дяде в ширине плеч, мышцы не так сильно еще бугрятся, скованные форменным кителем, но в глазах его также светится ум и твёрдая воля. Придёт время, докажет, может встать во главе крыла.
- Командующих перьями ко мне срочно, - в раздражение Ыыркыкхан провёл ладонью по зеленоватой коже лица, будто стремясь стереть давний шрам, пересекающий щёку.
Совещание за закрытыми дверьми затянулось далеко за полночь. О чём там говорилось, то низшим чинам неведомо, но к рассвету город почти незаметно покинули несколько перьев. Видимость кипящей деятельности старательно поддерживалась в военном лагере возле оркского посольства, только внимательный взгляд мог бы подметить, что, чем дальше, тем больше лагерь похож на декорации, пусть и качественные, но пустеющие стремительно.
Глава 3
Приграничный вспыхнул внезапно. Часы на городской ратуше пробили пять, солнце румянило улицы, успев за день высушить большую часть мостовых. Валентина в теле полукровки уже который день выбиралась по следам чужой памяти в поисках пищи. Тело всё ещё ощущалось неподъёмным, слабость туманила взор, выступая испариной на грязных висках, но женщина заставляла себя двигаться. Иначе смерть, ещё раз смерть. Это знание подстёгивало, а всё, не укладывающееся в понятную картину мироздания, усиленно задвигалось в тёмный чулан сознания, чтобы потом, когда настанут времена более благословенные, достать, перебрать, систематизировать и попытаться понять.
Так уж сложилось, жажда жизни оказалась невероятной, чего она сама от себя не ожидала, прожив до тридцати с небольшим хвостиком типичным обывателем, не хватая звёзд с неба, но и не испытывая недостатка, будь то любовь родных, работа, путешествия, личные отношения. Всё было, а, вот, мечтаний о путешествии в другие миры точно не было. Да, книжки подобные почитывала, но и только. Скоротать вечерок за таким развлечением - прекрасно, самой стать героиней - увольте.
Первые сутки запомнились непрекращающейся беззвучной истерикой с провалами в беспокойный сон. На вторые была предпринята попытка разобраться в том, кто же она всё-таки. Обрывки памяти полукровки причудливо переплелись с личностью землянки, один характер норовил наложиться на другой. Мучительно было продираться сквозь причудливые тернии были-небыли. Непонятно даже, что спасло рассудок Валентины. Возможно, что душевная болезнь предыдущей владелицы. Память её шептала о безразличии ко всему и всем, молила замереть в созерцании чего-то неведомого на одном месте. Кусочки, яркие лоскутки, причудливая мозаика на чужом, ставшем родным языке.
На третий день бывшая когда-то человечкой выползла из своей норы, привычной городу тенью следуя по чужому-родному маршруту. В этот день она тоже выполняла променад, подолгу останавливаясь у витрин, с искренним интересом рассматривая их, заглядывая в глаза знакомых-незнакомых, изучая их черты уже в реальности, а не в мутном зеркале больной памяти.
Несмотря на то, что полукровка была смеском явно с тёмным альвом, в городе её не били особо. Так, толкнёт кто, пнёт иногда, но на тварь бессловесную, безобидную по сути своей, пребывающую вечно вроде и не здесь, никто не думал нападать, своих забот полно, чтобы ещё об неё руки марать, время тратя. К тому же, серые глаза, более светлый оттенок кожи - тоже служили хорошей защитой. Нет, если приглядеться, то видно всё, только кому это надо, зачем приглядываться к местной безумице, когда война бушует. Отмойся бы она, уши свои выстави на показ, узнали бы тогда, вызверились возможно, злость срывая, но полукровке такая мысль бы в голову не пришла. Ей в принципе давно не приходили в голову связные мысли. Валентине же оказалось не до того. Хоть погода была по-весеннему тёплой, только жары не наблюдалось, а колодезная вода весьма холодна. Не было в каморке, доставшейся по наследству ни богатств, ни минимальных удобств. Голод, слабость, проблемы с осознанием себя - всё это не лучшие друзья чистоты, как бы не любила её сама женщина в прошлом теле, в покинутом мире.
Поэтому и продолжала бывшая Валентина мелькать по городу привычной замусоленной тенью. Сегодня, миновав центр, плелась к окраинам, сделав остановку возле коновязи у оркского посольства. Знала, есть здесь молодой военный, что в это примерно время возвращается из города с бумажным кульком сладкой сдобы. Надо дождаться, тогда перепадёт на ужин вкусный рогалик или маковая булка. А там, глядишь, удастся забыться беспокойным сном, постаравшись не слушать тоску, нашёптывающую на ухо имена потерянных нынче близких землянки.
Клыкастая улыбка юноши отразилась в мутной серости взгляда полукровки, выпечка обожгла пальцы, дурманя ароматом, заставляя часто сглатывать слюну. А затем город вспыхнул, оглушая звоном метала, командным криком, воплями раненных. Это было так внезапно, так странно. Кто-то толкался, кто-то куда-то бежал, Валентину же отбросило в сточную канаву, придавив тяжёлым телом того самого юнца. Выроненный кулёк упал на мостовую, раскатилось сдобное богатство прямо под ноги нелюдей, людей, лошадей. Одуряюще запахло кровью, гарью, смертью.
Судорожно прижимая к груди единственное богатство, впиваясь грязными коготками в хрустящую корку, женщине хотелось заорать, но тут физиология выступила спасением, ни единого звука не сорвалось с губ. И были бы они разве услышаны в этом рукотворном аду, где магия и сталь крушили живую плоть, сминая её, превращая в ту самую начинку для пирожков, о которых так мечтала не так давно чужачка.
Орки отступали, тёмные теснили их, взяв уже с боем посольство. Город полыхал, окутанный заревом пожаров в закатном небе. Оседала на мостовые жирными чёрными хлопьями чужая беда. Побеждающие и проигрывающие несли потери.
Валентина же, скованная ужасом, придавленная весом уже нескольких явно неживых тел, сквозь слёзы смотрела на мельтешение ещё живых, сошедшихся в смертельной схватке. Даже холод от непрогретой земли отступил перед животным страхом смерти, заставляя не шевелиться. Она не могла сказать, сколько по времени всё это длится, лишь отстранённо подмечая, небо потемнело, ночь укутывала город. В какой-то момент всего этого оказалось слишком для и без того измученного сознания, наконец выключая его.
Глава 4
Глеринил До'Адден делал привычную работу - убивал. Он и его десятка вошли в город с первой волной атакующих, под надёжным прикрытием магов они двигались из тени в тень, собирая очередную кровавую жатву. Время командующими было выбрано не спроста, в это время суток никто не ожидал такой дерзости от тёмных, привычно полагаясь на болезненное отношения тех с солнечным светом. Но новые разработки помогли в этом вопросе тёмным, спрятав их глаза под защитными стёклами гляделок, давая тем свободу.
Отряд продвигался практически без сопротивления, указанные позиции удавалось занять с лёгкостью. К ночи всё было кончено, Приграничный вновь сменил хозяев, покорно подняв над ратушей знамёна тёмных.
Десятку Глеринила отправили на зачистку. То тут, то там вспыхивали небольшие очаги сопротивления, чтобы практически сразу затухнуть, сметённые мощью таких вот десяток.
- Глен, командир, у нас всё чисто. - Ксултел появился из тени, какой-то ветошью оттирая с клинка кровавые разводы. - Приказ оставаться тут, вместе с другими десятками?
Некоторая фамильярность в общение была давно присуща их отряду. Слишком давно они были вместе, отношения из разряда 'просто сослуживцы' плавно трансформировались в дружеские, хотя пред начальственным взором всегда полностью придерживались суровой букве устава, вольностей себе не позволяя.
- На нас скинули ещё трущобы, Эхо их покарай, - не то, чтобы закалённый в боях До'Адден был особо религиозен, но он бы не отказался в этот момент, если бы именно этот кровавый Бог обратил свой взгляд на окраины города. - Похоже, фантазия глубоко обиженного мною командующего сотней сочла это прекрасным наказанием.
- Ладно тебе, будто в этом городишке трущобы будут сильно отличаться от всего остального. Приграничный нынче, как портовая шлюха, с лёгкостью переходит из рук в руки, а это явно никому на пользу не шло, способствуя увяданию.
- Философ ты, однако, - со смешком хлопнув друга по плечу, тёмный обернулся в поисках места, куда бы можно было присесть в ожидании остальных.
Улица перед оркским посольством уже давно утратила свой ухоженный вид, сейчас же, после боя, пусть и непродолжительного, она больше напоминала уездную скобойню, чем часть живого города. Суетились целитили, пытаясь оказать помощь своим, добивали вражеских раненных солдаты, отблески близких пожаров плясали в глянцевых лужах казавшейся чёрной крови. От коновязи мало что осталось, но поилки всё ещё были полны водой, на поверхности которой злорадно скалилась луна, абсолютно равнодушная к бедам смертных, самостоятельно призванных на свои головы.
- Философ - не философ, но не отказался бы сейчас от сытного ужина под пару кувшинчиков самейского да в объятьях пышногрудой кра... - Улыбка всё ещё догорала на таком знакомом и родном лице, но белый жемчуг зубов уже окрасился алым, толчкам выплёскивающимся из горла вместо окончания слов.
Тело действовало на автомате, как и срывающиеся в крике команды. Всё было так похоже на выдумку безумного постановщика, улицы со сверхъестественной скоростью заполнялись атакующими людьми. В этот раз ночь, неожиданность, коварство нападения были не на стороне тёмных, их теснили, с лёгкостью выбивая с необжитых ещё позиций, словно сама Холодная Леди Смерть в этот раз была с людьми заодно, своей рукой укрывая их в тенях, показывая все уязвимые места альвов. Ночь продолжала пылать заревом пожаров, но у города вновь сменилась власть.
Мало кто из воющих в этот момент на тесных улочках знал истинный политический расклад. Рядовые слишком привыкли просто выполнять приказ, горожане слишком привыкли прятаться, выжидая того или иного исхода, а умершим вовсе не было дела, в их помутневших глазах уже отражались далёкие звёзды, своё они уже отстрадали. Те же, кто знал, напоминали: орков добивать, тёмных не щадить. Расстановка сил вновь изменилась, высокая политика жаждала новой крови, в этот раз - бывших союзников. Именно поэтому Командующий восточного крыла Ыыркыкхан Амли-Шибо не дождался подкрепления, всё было учтено, человеческие части подошли тогда, когда альвы были уже измотаны, точно зная, оборотней в этот раз с ними нет.
Глеринил До'Адден умирать не торопился, хоть и прожил уже далеко за сотню. Усталость отступила перед стремлением выжить. Мелкие раны множились, клинки норовили выскользнуть из ставших скользкими от чужой и своей крови ладоней, но пока покорно оставались продолжением его самого, его рук. Отряд редел стремительно, времени для осознания всей тяжести ноши скорби не было ни секунды, так как его магический резерв тоже опустошался, делая практически беззащитным перед противником.
Выпад, увернуться, не до красивых дуэльных пируэтов, целым бы остаться. Ещё, ещё и ещё противник сражён, он пока дышит, степень урона можно будет оценить и позже. Рядом не видно никого из знакомых, но альвы ещё не проиграли окончательно.
Ощущение опасности проснулось за несколько секунд до, Глеринил успел даже обернуться и сделать попытку ускользнуть от волшбы. Смертельный таран ударил в гущу боя, послушный руке сотворившего, ведущего десятки зацепило краем, круша рёбра, отбрасывая в сточную канаву. Подняться сил не было, боль оглушала, регенерация отказывалась запускаться в связи с практически полным опустошением магического резерва. Звуки боя будто отступили на задний фон, прорываясь лишь приглушёнными криками, руки всё ещё сжимали оружие по натренированному за годы службы рефлексу. Нужно было подняться, но конечности расползались в грязевой каше, голова гудела, каждый вдох, как подвиг. Затуманенным взором обыскивая окружающее в поисках того, что могло бы помочь, тёмный натолкнулся на решётку, перекрывающую вход в подземную часть коммуникаций. Сначала он и сам не понял, что же зацепило, а потом пригляделся, анализируя, увидел светлое пятно чьего-то лица, резко отпрянувшего от решётки в глубь, пытаясь вновь скрыться в темноте.
Собрав последние силы, устремился туда, пытаясь алым взором удерживать маячком то самое пятно лица. При ближайшем рассмотрении лицо оказалось женским, явно принадлежащим полукровке. В темноте был ещё кто-то, но этот кто-то в данный момент не подавал признаков жизни, а все запахи забивала вонь канализации, мешая определить более точно.
- Молчи, - грозно рыкнуть на грязную тень, - и не двигайся. - Покорёженной гусеницей заползя внутрь, альв приладил назад решётку, истратив последние остатки магии на удаление следов и восстановление чахлой растительности.
Пожалуй, на грозность и ушло всё, отправляя затем сознание в чернильную муть обморока. У всего есть предел, даже у бравых вояк, не ведущих счёт отметинам на шкуре, задубевших душой, поженившихся с мечом навек. До'Адден осел тряпичной куклой у стены, так и не разжав ладонь, не выпуская на волю рукоять кинжала.
Глава 5
Валентина очнулась от давящей тяжести во всём теле. Сначала она ничего не поняла, пытаясь сориентироваться в темноте, но потом до неё дошло, что на ней кто-то или что-то лежит, и это что-то - труп, по всей видимости. Могла бы, заорала, а так только активнее зашевелилась пытаясь выбраться. Когда ей почти это удалось, орк застонал не приходя в себя. Внимательнее приглядевшись, поняла, это тот самый, угощавший свежей выпечкой.
Вокруг кипел бой, сильные да удачливые крошили друг друга, а она слаба, практически безумна, в чужом теле, возможности которого так и не изучила ещё до конца. Тут бы самой спастись, где уж тут геройствовать, но этот - совсем ещё мальчишка, именно он не дал умереть с голоду нынешнему телу, сдоба же так одуряюще пахла всегда домом, уютом, покоем. Даже сейчас, когда вокруг безумие, полная вакханалия, несъеденная булка до сих пор зажата в грязной ладошке, как напоминание.
Проклиная свою слабость, свой характер, мироздание в целом, пришлось прятать изрядно испачкавшуюся и помятую булку в не первой свежести сумку, волочить по грязевой жиже тяжеленое тело в надежде укрыться в подземных коммуникациях.
Ей удалось. Вновь прикрыв решётку входа замерла на узком сухом пятачке, не зная какие из сверхъестественных сил благодарить за спасение, пусть и временное. Темнота, близкий шум боя, смерти - всё это нервировало. Отключиться бы, но не выходит. До боли в глазах всматривалась между толстых прутьев, то ли к дальнейшему бегу готовая, подобно мелкой крысе, то ли в ожидании жестокой расправы от неведомых тварей, превративших город в адский котёл.
В какой-то момент что-то изменилось вовне, а в канаву прилетело новое тело. Тело не захотело лежать, как и полагается каждому приличному мертвецу, оно пыталось встать, но по весеннему размокшая земля так просто ему не давала этого сделать. В каком-то нервном отупении Валентина подалась вперёд, чтобы лучше разглядеть все подробности этого безусловно увлекательного мероприятия, а коварное тело заметило, метнувшись в сторону её укрытия.
Женщина, ведомая инстинктом самосохранения, отпрянула, споткнулась о так и не пришедшего в себя орка, упала да так и замерла на месте. Воин же времени даром не терял, забрался в её убежище, даже вход вновь замаскировал, что-то грозное прорычал, а затем вырубился.
И это стало последней каплей. Истерика накрыла с головой. Сколько угодно можно прикидываться сильной, держать себя, всё в себе, только у всего есть предел. Это уже было слишком для бывшей человечки - оказаться фактически замурованной в канализации с двумя полутрупами. Ей с собой бы разобраться, попытавшись до конца разделить своё сознание с остатками сознания безумной бывшей владелицы тела, научиться не путаться в мыслях, понять, где и кто она, а тут...
'Оххх, ах-ха-ха-ха, бред! Назад пойдёшь, труп найдёшь, орка труп, ха-ха-ха-ха! Вперёд, альва труп, аха-ха-ха... Мамочка, домой хочу, но там, по ходу дела, даже трупа моего не осталось. С такой-то высоты! Чёрт! Неужели мне суждено сдохнуть второй раз за короткое время? Или третий? Нет, эта нищенка - не я, ведь так? Или не так?..' - Мысли путались, смех перетекал в слёзы в полной тишине.
'Спасите меня кто-нибудь, пожалуйста! Умоляю! Мне так страшно,' - солёные дорожки чертили замысловатые узоры по щекам. Бежать? Куда и зачем? Просто замереть на одном месте, закрыв глаза, надеясь, что это просто затянувшийся страшный сон. Нет, не борец она всё же.
- Не блажи! - Недовольным рыком обозначил свой приход в себя тёмный.
'Слышит? Ты меня слышишь?' - Был бы голос, переорала бы звуки побоища наверху, так эмоционально, впрочем, не особо надеясь на ответ.
- Слышу, не настолько я безнадёжен в магии. Да и ты орёшь, как оглашенная. Тише, без тебя дерьмово, - Глеринил поморщился, по-честному, ему даже говорить не хотелось сейчас, но двигаться куда-либо ещё труднее, поэтому надо было выяснить, с кем придётся коротать какое-то время. - Местные? Там люди город захватили, орков добивают. Видимо, теперь кто-то другой у людишек занял место союзников...
- Она немая и безумная, а ты врёшь! - Это в себя пришёл орк. Голос его был нетвёрд, но звучал весьма категорично, как и полагается юности.
- Ты безумна? - Тёмный почему-то решил игнорировать ещё одного собеседника. - Немота объясняет твоё желание общаться так, - жест рукой в темноте был плохо виден, хотя смысл без того понятен.
'Я не безумна. Не совсем, вернее. А как теперь быть? Не думаю, что люди вас с орком выпустят из города. И я же не человек, да?' - Если честно, Валентине было не особо важно, как быть теперь. Всё же раньше она тоже в этом городе не являлась заметной персоной, но ей было страшно замолчать. Вдруг потом не получиться снова заговорить, пусть таким странным образом. Этот жуткий чужой воин первый с кем она перебросилась хоть несколькими словами, тишина пугала, в ней пряталось безумие бывшей хозяйки тела, поджидая нынешнюю, обещая той встречу наверняка. Женщина сейчас боялась именно этого, а не каких-то там людей. Вернее, она боялась всего, а этого более всего.
- Тёмный, ты глухой? Она безумна и нема! Она не ответит тебе, - молодой орк начинал закипать.
- Щенок, это ты безумен, раз позволяешь себе так разговаривать с незнакомцами, - в голосе Глеринила прорезалась угроза, - а она вполне вменяема, судя по ответам. И, да, для полных бездарей, она вполне сносно для смеска общается телепатически. Тебя как зовут, чудо? - Последний вопрос был адресован уже Валентине.
'Зовут? То есть, моё имя?' - Назвать то, своё настоящее или уже не своё? Ведь странным оно покажется, чуждым, набором звуков, как раз доказывая, что действительно она безумна, как о том говорит орк. - 'Ниди. А ты? Ты из тёмных? Вы тоже атаковали город?' - Вопросов была тьма, хотелось всё расставить по полочкам. Имя же с лёгкостью сорвалось то, что принадлежало этому телу, этому миру. Даже для себя Валентина уже начинала путать, где её, землянки, а где то, что не было её, но почему-то стало.
- Амр я. Ты не соврал про людей? - Юноша ответил одновременно с полукровкой. Телепатия с такой лёгкостью оркам-шаманам была доступна, но не ему.
- Да, тёмный. Глеринил. Наша атака была удачной, только люди оказались весьма коварными. Сейчас они добивают и наших, и орков. Поспите лучше, так как в светлое время не рекомендовал бы никому светиться. Так что, до ночи у каждого из нас есть ещё несколько часов, чтобы заставить 'гениальный' план по своему спасению. - Усталость вместе с последней вспышкой адреналина вымотала окончательно.
Какое-то время ещё были слышны шорохи, но холодный весенний рассвет заглянув в полумрак зарешеченного отверстия застал всю разношёрстную компашку спящей. Всем им нужно было время, сон, чтобы хвалённая регенерация могла восстановить тела хотя бы частично. Меньше всех пострадала бывшая Валентина, ныне Ниди, но то физически, морально же она ещё не оправилась после попадания в этот мир. Хоть нервная система гасила некоторые яркие моменты, досталось её и без того расшатанной психике не мало. Она впервые видела смерть так близки, так прозаично и безжалостно. Ей попросту было всё ещё страшно, поэтому в поисках защиты, тепла, она во сне жалась то к орку ближе, то к альву. Орк провалился в сон, как в омут, подтверждая выносливость своей расы. Тёмный спал чутко, но спал, выдыхая иногда резко, когда беспокойная полукровка задевала его нечаянно во сне.
Они оказались в ловушке, а городу не было до них особо дела, не великого полёта птицы. Приграничный просыпался, встряхиваясь от кровавого наваждения. Уцелевшие разгребали пепелища пожаров, готовясь складывать новые костры - погребальные для павших. Те, кто занимал высокие посты, рассаживался по новым кабинетам согласно нынешним реалиям. А над улицам уже поплыл запах свежеиспечённого хлеба, заглушая всё остальное. Для кого-то ночь стала точкой, для остальных - всё продолжалось, нужно было скорее входить в привычную колею, чему весьма способствовали ежедневные обязанности.
Глава 6
Где-то капала вода, своим монотонным кап-кап-кап накладываясь на отдалённый шум улицы. Стучали молотки по дереву, переругивались мужские голоса, изредка разбавляя какофонию звуков смачным матерным словцом. Сознание Валентины не желала выбираться из сладких пут сна, где так сладко пахло домашним вечером, когда в ароматном свежесваренном кофе пару ложек небезызвестного Рижского бальзама со смородиной. Там, в том сне, слова были ни о чём особенном, но важном, улыбки просто так и неспешная беседа под приглушённый бубнёж телевизора.
Но где-то капала вода, стучали молотки по дереву и само тело ощущалось тем самым бревном от долгого лежания в неудобной позе на холодном выступе. В поисках живого тепла прильнуть бы к крепкому мужскому плечу, свалить весь груз непонятностей на сильные плечи, только, вот, кто бы согласился? Тут-то, во время короткой передышки, когда все трое были подобны загнанным зверькам, всё равно оба представителя мужского племени украдкой за оружие держались, дистанцируюсь от лежащий в середине оборванки.
Не открывая глаз, всё ещё балансируя на грани сна и яви, пыталась в очередной раз собрать себя воедино странная особо, тихо ведя беседу сама с собой.
'Жива. Где и кто - вопрос из вопросов. Трудно принять, что чьи-то чужие сказки, могут так вот невзначай стать твоей действительностью. Но, если не принимать, если продолжать отрицать, то не буду ли и вправду безумицей?' - Стараясь даже думать тише, чтобы не разбудить нечаянных соседей, дышать расслабленно, не двигаться, проваливалась в какое-то медиативное состояние, которое, что удивительно, так и не удалось ни разу постичь в прошлой жизни на занятиях йогой. - 'Этот, который постарше, слышал меня. Вернее, он слышал мои мысли. Интересно, многие ещё так могут и всегда ли? Хотя, тогда это был такой эмоциональный накал. Мысли эти были криком, безмолвным, но таким отчаянным. То есть, выходит, чтобы этот меня вновь услышал, надо снова впасть в истерику?'
То, что было Валентиной, растворялось яркой каплей акварельной краски в мутной воде того, что было Ниди. Ниди ли? Валентина ли? Не важно, когда перед внутренним взором словно карта навигатора ткётся картина туннелей этого подземелья. Сомнамбулой поднявшись со своего жёсткого ложа, вслед за ускользающим виденьем. Свет не нужен, путь в памяти подсвечен магическими светляками да заглушает мерзкое 'кап-кап' отзвук знакомых, но не узнанных голосов. Там, в прошлом, в поле зрение попадает яркий, ещё невыцветший подол. То и дело на запястьях рук мелькнут массивные браслеты из полудрагоценных камней. Уверенной поступью нога в удобных сапожках преодолевает метры необжитой темноты.
С первым же движением женщины альв был на ногах. За ним последовал орк. Переглянувшись, старший приложил палец к губам, призывая не нарушать тишины. Уверенно двигалась вперёд замарашка, в очередной раз подтверждая репутацию городской сумасшедшей. Нелогичность происходящего могла бы насторожить, только все логичные выходы обоим воинам были перекрыты. Ночь миновала, друг другу горло не перерезали, слава всем тёмным и степным Богам, но и на месте оставаться смысла не имело, а эта грязная оборванка вполне могла знать выход, так почему бы и отдаться на волю Удачи?
- Она же безумна! - Словно отзвуки эхо сотен голосов общественного мнения звучали в голосе молодого орка. Для него, как и большинства молодёжи, мир вечно делился на крайности. Юношеский максимализм порой застил глаза, не давая никаких шансов тому самому пресловутому Случаю сделать подарок от вселенной, просто так, даром. 'Безумна!' - ярлык навешан, жалость возможна, но не надежды же возлагать на неё по собственному спасению.
- Тихо ты! - Грозно шикнул альв, отлично понимая с высоты прожитых лет и пройденных сражений, что Случаю шанс давать стоит. Пусть и под чутким контролем, пусть с осторожностью, но вдруг? Вернее, не вдруг даже, а что-то же ведёт её, куда-то тянет с такой уверенностью. Двигаясь тихо позади вполне возможно успеть среагировать на внезапную грозу. Это оркам тяжело с их привыкшим к степному солнцу глазам, тёмному же вполне себе комфортно беззвучно ступать шаг в шаг за полукровкой. - Ты можешь оставаться на месте, степняк. - Такая надежда избавиться от опасного и непредсказуемого спутника прозвучала в словах, что теперь юноше ничего не оставалось, как последовать за ними, поступая назло, вопреки. Да, вражде вырасти - пять лет большой срок, доверию же столетия понадобятся.
Валентина же вела ладонью по влажным стенам, словно прислушиваясь к их шёпоту, кончиками грязных пальцев считывая пульс то ли прошлого, то ли выдуманного. Не разобрать ей было тех отдалённых слов, не узнать уже голосов, хоть и знала подспудно, знакомы, даже близки. Шаг за шагом куда-то вглубь, иногад спотыкаясь, но, казалось, даже не замечая того. Смотрящие и невидящие бельма серых глаз напряжённо вглядывались в тёмные провалы коридоров, безошибочно выбирая сухой путь.
- Она опять с тобой 'разговаривала'? - В нетерпении споткнувшись в очередной раз в темноте обратился Амр к альву. Страх от непонимания всего происходящего, так недостойный воина, горячая кровь молодости - всё это не терпело тишины да такого, вот, слепого блуждания в какой-то там канализации. К тому же, компания та ещё подобралась! Кто, скажите мне на милость, в здравом уме станет с тёмным да безумной подобно крысе по сточным канавам прятаться, когда твои собратья... А, что, кстати, его собратья? Информации чёткой у юноши не было. Да, он видел своими глазами людских магов, да, помнил до отключки атаку тёмных, но почему должен верить своему врагу? Не проще ли было выбраться к посольству, узнать всё самому? Люди, как любой другой союзник, могли предать. Политика не всегда руководствуется правилами чести, дядя смог это доходчиво донести до племянника, но вдруг всё это ложь? И повернуть бы назад, да темнота за спиной многообещающе скалится, обещая наверняка помочь заплутать в переплетении лабиринтов ходов.
- Тссс! - До'Адден на слова размениваться не пожелал, признавая в дюжей фигуре юноше противника, но не равного.
Несколько раз Валентина сбивалась, теряя концентрацию, стоило только задуматься о природе происходящего. Все попытки анализа неизменно приводили к полной 'глухоте', исчезали все невидимые маячки, оставляя в темноте одиночества. Усилием воли женщина вновь заставляла себя не думать, не пытаться найти причины или логику, а просто следовать.
К тому же, просто следовать было приятнее. В этом состоянии не было навязчивых мыслей о нормальности-ненормальности, о собственном настоящем и в принципе наличии какого-либо будущего. В этом состоянии ей было себя не жаль, отступал промозглый холод каменных стен подземелья, голод не напоминал о себе, как и жажда. Механически передвигая ноги полукровка переставала ощущать себя такой ничтожной, на время забыв о жалости к себе. Само время, словно потеряв вес, замерло для неё. Шаг за шагом, всё ближе к неведомой пока цели. Не хотелось выпадать из этого уютного состояния, когда нет страха, но есть спокойная уверенность в чём-то. Понять бы ещё в чём, но то можно и на потом оставить.
Всё имеет свой конец, от того и темнота в какой-то момент отступила, резко выводя из-за поворота в темноту иную, наполненную отблеском ярких звёзд и ночных запахов. За спиной оставался беззубый зёв потайного входа, так удачно притаившийся за скальным выступом, на котором гордо возвышались городские стены.
Глава 7
Словно временная петля захлестнулась вокруг троих, таких разных, но сведённых воедино. Утро только недавно дразнило чистотой золотистых лучей на листья сорняка у канализационной решётки, и, вот, уже снова ночь. Небо безоблачное, бездонным куполом раскинулось над головами, огромными фонарями звёзд высвечиваясь плюсы и минусы текущего. В баланс минусов можно смело отправлять шаткость положения троицы каждого лично и компании в целом. Несостоятельна та компания, как сплочённый коллектив, что уж греха таить. Вторым пунктом вписать стоит сам их внешний вида да аромат, опережавший их появление на добрую сотню шагов вперёд.
Но, как ни странно, плюсы тоже были. Оглядываясь за спины можно было увидеть, Приграничный остался далеко-далеко позади, открывая перед нечаянными беженцами перспективу Извечного Леса и Широкого тракта, такого напряжённого по трафику до войны и абсолютно пустого ныне. Расстояние, которого им удалось преодолеть, даже навскидку было немыслимым. Бодрой рысью на добротном коне сюда скакать от городских ворот от рассвета да рассвета, они же только вышли по ощущениям, поблуждали не более пары часов - на месте. Правда, могли ошибиться, обманутые подземельем, спутать все ориентиры, теряясь во времени от монотонной ходьбы.
Подобная мысль промелькнула в голове тёмного. Промелькнула - не более, не оставив шлейфа размышлений, улетучиваясь под натиском иных, более актуальных, значимых. Ведь старый вояка отдавал себе отчёт, выбраться за крепостные стены - половина дела. Актуальной информации о текущей расстановки сил у них не было и быть не могло, по дорогам бродили мародёрствующие банды, которым сами Тёмные Боги - не указ. Нужно было пробираться к своим? Но куда и кто на данный момент входит в этот список тех самых 'своих'?
До'Адден морщил пересечённый застарелыми мелкими шрамами лоб, мало внимания обращая на временных попутчиков, весь уйдя в принятие решения. О том, что далее отправиться один, даже раздумывать не стоило. Бывший враг, совсем ещё молодой мальчишка и городская сумасшедшая - явно не команда мечты. Вот, если бы альву пришла в голову идея самоубийства, тогда - конечно, а так - нет, увольте.
Упомянутый выше мальчишка тоже думал. Мысли возвращались к самому началу заварушки, пытаясь то ли оправдать своё такое нелепое поражение в так и не начавшейся для него лично битве, то ли в надежде найти лазейки, чтобы всё исправить. Только, что тут уж теперь править? Мёртвые дружным строем отправились на встречу со своими Богами, только тут проявив солидарность - уходя уходи.
Орку было кого окрикнуть вслед, ведь молодость - не порок, делающий изгоем. Лично знал многих, деля на долгих переходах с ними последние капли воды из бурдюков, теснее прижимаясь вокруг дотлевающих углей костра в ночной прохладе. К прощаниям привыкнуть нельзя. Особенно, когда прощаешься на век, точно зная, в этот раз не будет иного шанса договорить ту занимательную беседу или участие проявить. 'Кончено' - отвратительное слово, словно сотканное из ядовитых игол, разъедающих душу.