Слезоточивый газ медленно заполняет комнату. Забавно, я лично проверял отсутствие щелей и работал над полной герметичностью. Наверняка это крысы, незримые, непризнанные гении в честном мире зверей. Такие же грязные, как и люди, находившиеся в комнате. Грязные, мерзкие и хитрые. Везде найдут выход или прогрызут новый там, где его нет. Вот только не в этот раз. И мы все это понимаем. Газ уже можно ощутить, его тяжелый запах начинает пощипывать ноздри и касаться глаз. Но мы знаем, что это лишь воображение. И липкие лапы газа бессильно отступают. Ненадолго, еще пять минут и газ полностью покроет пол. Еще пять минут и его холодные ручонки сомкнутся на наших шеях. Через десять минут он возьмется за нас как следует, с отдачей. Словно матерая овчарка. Коснется слизистой и глаз, проникнет в легкие. Мы согнемся в агонии. Это не та боль, которую можно терпеть. Терпеть ее можно, будем честны. Но совсем не так как показывает нам Голливуд в своих геройских фильмах. Мы будем плакать, и не только от газа. Нам нечего скрывать друг от друга, и стыдиться мы не станем. Вместе мы прошли ад, и нам нечего терять. Вернее, теряем мы все, но у нас нет того, за что стоило бы бороться. Десять минут, и с той стороны двери включат болгарку и приступят к штурму нашего "Замка". Еще десять минут. Спросите себя, что для вас десять минут жизни? И не нужно подбирать на него ответ, выискивая в памяти чье-либо высказывание. Мне не нужны чужие цитаты из ваших ртов. Однажды сказанное навсегда остается с человеком. А лучший, кто может сказать о "громкой" мысли, это сам автор. Не будем тревожить их покой. Еще полгода назад я бы дал вам ответ на этот вопрос. Ваш ответ. Лично Вам. А сейчас... я сижу на баллоне с кислородом и считаю минуты. Счет успокаивает. Не нужно лишних мыслей. Вдох и медленный выдох. Что свело четырех парней в этой комнате? Я не раз задавался этим вопросом, когда бывал наедине сам с собой. "Простые парни без заморочек", - Такой была бы приписка в анкете на сайте знакомств. И это полнейшая чушь. Обычным людям не придет в голову то, что сделали мы. Звучит громко? Едва ли. Россия - страна дураков и возможностей. И совмещать их нельзя. Это как плюс и минус. Совмещать их нельзя(тут лучше включить иную конструкцию, хотя не суть, сойдет за хороший повтор), иначе образуется непредсказуемая черная дыра. Так произошло и с нами. В нашей бравой четверке самым блеклым выгляжу я. Кто из вас мог помыслить, что самые извращенные идеи принадлежали мне. Я - центр нашей маленькой черной дыры, и я тот хаос, что собрал нас вместе. Простое лицо с великоватым сломанным носом, серые невыразительные глаза и лохматая прическа. Прибавьте к этому средний рост и одежду с рынка. Обратили бы вы внимание на меня в толпе? Нет. Я Виктор Ионов, мне двадцать пять лет и мне осталось жить десять минут. Ближе всех к двери, источающей газ, сидит Роман Вахонин. Странный парень. Что могло свести меня с ним? Я так и не узнал, русский ли он. Если бы рядом находился уличный судак, рисующий шаржи, он сравнил бы Романа с Абу. Гнусной обезьянкой Алладина. Лицо восточного типа, залитые тьмой глаза на выкате и торчащие из-под шапки черные кучерявые волосы. Странный тип. Однако он не походил на тех, кого обычно называют чурками. Сколько раз я хотел купить ему маленький красный колпачок. Что меня остановило? Наверно то, что "Абу" беспрекословно поддерживал весь бред, рождавшийся в моей голове. Ему 27, и ему осталось жить 10 минут. Парень, который в сторонке курит сигарету - это Станислав Гуреев. Его костюм даже в этой грязи довольно чист. Худой и невысокий парень. Со спины его можно принять за школьника. Забавно, из нашей четверки он один отслужил в армии. Ему нужно было родиться в третьем рейхе. Его арийская внешность сослужила бы ему хорошую службу. Больше мне о нем сказать нечего. Он - главный исполнитель всех моих идей), ему двадцать три года, и он умрет через десять минут. Последний президент нашего клуба - это Максим Емельянов. Крупный парень со злым лицом. До встречи с нами он много дней проводил в качалке. Вот только мышцы не нарастил. От природы полный, он, как одержимый, старался побороть свою предрасположенность к большому весу. Определенных успехов он достиг, и не раз это пригодилось нам в деле. Забавно, именно он был самым добрым из нас. Почему он остался с нами - большая загадка. Видно и в его голове сидит демон. Он уже начал плакать, и мы его не осуждаем. Ему двадцать четыре года, и он умрет через десять минут. Мы все умрем через десять минут. Самое время рассказать о том, как мы к этому пришли.
*** Я дремал, сидя в автобусе и прислонившись головой к холодному окну, не сильно заботясь, проеду ли я нужную остановку. Что это меняет? Еще одно проваленное собеседование. Проблема не в этом, я перестал тешить себя обманчивыми надеждами и планами. Жить без планов легче. Не важно, пропущу я собеседование или нет, итог один. Как данность, как закономерность. Не думал, что слова можно ненавидеть.
- Заполните анкету, мы вам перезвоним.
Дежурная фраза.
Поганое время.
Образование в нашей стране давно утратило свое значение. Оно ни черта не значит. Диплом о высшем образовании есть у каждого второго. И дело не в доступности. Люди отупели. "Век образования, повысим уровень грамотности населения", - вот что вещает нам диктор из телевизора. Он путает слова.
В чем-то он, конечно, прав. Теперь даже на должность охранника тебе нужна кипа бумаг. Стоит задуматься над этим, как начинают ныть зубы. Я проучился гребанные 17 лет. Окончил школу, престижный вуз. Я юрист с полугодовой практикой. И я еду с пачкой бумаг в портфеле устраиваться на должность охранника.
Парадокс в том, что мои бумаги будет рассматривать человек, далекий от образования. Ему мои резюме и диплом не нужны, как и мне не нужно его одобрение при приеме. Я говорю не о директоре ЧОПа, у него то как раз все схвачено. Заявку рассмотрит человек другого типа. Такой же охранник, пожилой мент или военный. Он будет мусолить мои документы в своих огрубевших, не привыкших к бумаге руках.
Я не был неучем и был вполне подкован в законах. Какое-то время искал работу по специальности. Я даже смог устроиться. В контору, занимающуюся вопросами по трудовым спорам. Крупную, известную, богатую.
Как я был наивен
Я проработал там 4 месяца. Я каждый божий день ксерокопировал бумаги. Через меня проходил коробки чистой бумаги. Я был неумолим в уничтожении "деревьев". Да, я на что-то надеялся. Надеялся, что меня заметят. Я ушел оттуда. Нет, терпения мне было не занимать, и я бы и дальше занимался маранием бумаги на дорогой технике. Все закончилось в тот момент, когда я узнал, что у меня нет стажировки. Это шел не испытательный срок. Им просто был нужен гребанный копировальщик, с гребанным дипломом о высшем образовании.
Чертова система
Чертово время
- Уволен по собственному желанию, - говорит мне молодой начальник кадров с заплывшим от жира подбородком. - Мы не хотим портить вам карьеру негативной записью.
Гребанный мудак с бесцветным голосом.
Его рубашка слепит мне уставшие глаза.
- А ведь ему столько же лет сколько и мне, - думаю я.
- Успехов, - говорит мне его едва открывающийся рот. А я вижу на его лице отпечаток колпачка шариковой ручки. Сон на работе в порядке вещей. Нужно набраться сил, чтобы в обед дойти до буфета.
Прогнившая система.
Дальше были магазины и частные шаражки. Я не против честного труда. А теперь я еду устраиваться на работу в охрану. Это единственная вакансия из газеты, где мне еще не отказали. Или не сказали дежурной фразы. Тут как посмотреть.
Я подхожу к массивной двери, табличка гласит, что это кабинет старшего по смене. Дверь выглядит дорого. Лоск везде и во всем. Так уж повелось. Дверь должна производить впечатление.
- Работа сутки на трое, - говорит мне подтянутый пенсионер. Такого легко можно встретить зимой на лыжной базе. Он привезет свои старые лыжи, смазанные не менее старым воском. Наденет шапку из СССР. И пройдет по накатанной лыжне свои честные пять километров.
- Запись не обещаю, но деньги платят регулярно. Многие остаются, успев побегать по магазинам, - говорит он, а я думаю, какого черта мне нужна эта информация. И какого черта я стою здесь, когда мог бы быть в любом другом месте.
Я смотрю в усталые глаза, покрытые налетом, который бывает после долгого сна. Вполне неплохо, отосплюсь, - думаю я. Молча киваю и, выслушав его напутственную, полную гордости за профессию, речь, отправляюсь на ближайший рынок. Последние деньги предстояло потратить на форму охранника. А утром спешить на новую работу. Искать что-то получше уже было нельзя. Я и так задолжал за квартиру, в очередной раз заняв деньги у паренька, вместе с которым снимаю квартиру.
Странный паренек, я ни разу не видел его при свете. Пересекался с ним только в коридоре, где нет лампочки. Он, как и я, редко проводил время в квартире. Единственное, что я знал, у него есть работа. Он работал на стройке. Я боялся его тем страхом, от которого нет спасенья. Лежишь и ждешь, когда этот паренек однажды воткнет тебе шило в глаз, или перережет горло во сне. Не удивлюсь, если он ждал подобного и от меня.
До работы я добрался пешком. Не столько из-за близости нового места работы или любви к пешим прогулкам, сколько от нежелания опоздать.
Чертовы пробки.
Я стою на проходной старого мебельного завода. Вверенного мне объекта. Вернее, той его части, которую еще не продали под магазины. Я вновь опоздал.
Чертовы лужи, гребанная грязь.
Знакомого пенсионера не оказалось на месте. Ключи от постовой коморки мне выдала уборщица. Унылое место. Квадратная клетушка. Погасший монитор когда-то работавшей камеры наблюдения. Сейф, предназначенный для хранения выданного оружия. Для меня он был так же бесполезен, как и монитор. Кнопка вызова ГБР, щиток сигнализаций раскиданных на кабинеты, украшающий стену перемигиванием лампочек. Одинокая кушетка у стены. Так я себе все и представлял.
Переодевшись, я бросил сумку на кушетку и вышел на пост, заступая на службу. По идее, вахту я должен был принять у другой смены. Меня просто не дождались, или эта процедура тут была не в почете.
Уже к обеду я понял, что простое сидение на стуле может утомить. Я так же знал, что, спустя неделю, эта работа начнет сводить меня с ума. Народу было немного. Проходили в основном одни и те же люди и сами предъявляли пропуска, на которые я не смотрел. Мои мысли захватила другая картина. Я наблюдал, как на решетке неработающей раздевалки паук плетет паутину.
Паутинка за паутинкой складывались в нечто большее, чем банальная ловушка. У черного паучка было дело, и была уверенность, что он занят им не зря. Ему воздастся, и паутина не будет пуста. Библейские законы как никогда в работе. Или карма. Кому как удобней. Не часто такое встретишь в его, животном мире. Маленький паучок, был ли он счастлив?
А потом я встретил Стаса. Станислав Гуреев или попросту Гур, как чаше его называли. Мой лидер, что шел впереди всех, тот, кто всегда первым лез в самое пекло, оказался моим напарником. Он появился ровно в четырнадцать ноль ноль. Педантично. Старший охранник бросил на стол пару бутербродов, завернутых в целлофановый пакет, и сел рядом.
- На полкилометра вокруг перекусить негде, - ответил он на мой немой вопрос.
В этом не было ничего удивительного, как оказалось, он уже месяц стоял на этом объекте. Мне было плевать на служебные отношения. Я часто менял работу, и выстраивать общение я считал делом лишним. Но этот парень меня тогда зацепил. Наверное, полной невозмутимостью. Ему были безразличны брошенные бутерброды и был безразличен я. Но не это главное, работа его не волновала. Опоздание на полдня его не заботило. Не заботило и то, что это грозило увольнением в любой день. Редко я такое встречал. Какой бы убогой ни была работа, люди цеплялись за нее. Стискивая мертвой хваткой, как мертвец зажимающий вещь в руке. Словно стараясь забрать ее с собой в новый мир. Утащить в хаос, навсегда оставив на вещи тень разложения.
- Твоя вахта, - взяв бутерброды, я ушел спать на жесткую больничную кушетку. Стас не разбудил меня на ночную пересмену и никогда в дальнейшем не возмущался по поводу моих снов в коморке. Мы совсем мало общались первые две недели. Он каждый раз с педантичностью немца появлялся к обеду и занимал мое место. Это постоянство меня подкупало. Беззаботность и легкость. Хоть то опоздание или ночная вахта. Педантичность и безразличие. Он не спал по ночам. Но я уверен, что это было не от желания добросовестно нести ночную вахту.
На третьей неделе я позвал его выпить в выходной день. Стас не был против. Мы мало выпили, еще меньше мы разговаривали. И мы оба понимали, что станем друзьями. Теми, кто приходит, когда зовешь. Мы были похожи. Единственное, меня что-то терзало тогда. Теперь я понимаю, что демоны в моей голове уже тогда хотели его проверить. Его напускную невозмутимость.
Я сказал ему тогда, не думая о последствиях:
- Пошли отмудохаем тех парней возле тачки.
И он не подвел меня, он включился в мое безрассудство, так, как я и ожидал. Невозмутимо и легко. Мой голос, первый среди марша несогласных. Мой генерал.
- Этих? Кивнул он на компанию из пяти человек, возле заниженной восьмерки, залепленной наклейками популярного автоклуба.
И, не дожидаясь ответа, пошел вперед. Мы не были настолько пьяны. Мы отдавали отчет своим действиям. И пока нас размазывали по асфальту еще теплого от жженой резины мысли мои были далеко. Эта встреча не случайна, эта ситуация не случайна. Мои слова не случайны.
Случайностей нет.
- Я завтра не приду, - немного извиняясь сказал он после драки. Пожал руку и заковылял прочь. В его словах не было подоплек. В его глазах не было осуждения. В его душе разгорался тот же огонь, что тлел у меня последние два года.
А пока я думал. Думал, под неровным градом ударов уже не закрывая лицо. Стас же отбивался до последнего. Его лицо было разбито сильнее моего.
Мне поломали нос, ему порвали ухо. Мы никуда не ходили вместе. До дня города. Этот день стал поворотным в нашей истории. Маховик был запущен.
- Стас, вспомни опущенных. Может, развеемся на дне города, - задавая вопрос, я не нуждался в ответе. Я уже знал, что он скажет.
- Есть новые идеи? - он был сама невозмутимость, почесывающая заживающее ухо.
- Я устал от этого места. Мне тошно от дня города. Драка, это уже не интересно. Побудем наркоманами, попробуем что-то новое. Мы с тобой охраняем покой фабрики. Пора хоть тут забрать долги. Давай устроим этим ублюдкам незабываемый день города. Возьмем себе часть их веселья. Отпустим плененный дух города на небеса.
Стас впервые на мой памяти ухмыльнулся, и лицо его преобразилось. Из мертвенно скучного лицо преобразилось в живую маску. Слушая мою нелепую речь, гнусавую из-за распухшего языка и разбитых губ, он расцветал. Сколько еще будет таких речей впереди? Тогда я еще не задумывался над силой и природой слов. Стас помог мне. Он не был тем бараном, кушавшим любую речь с трибун. Он был частью моей речи, он вдохнул в нее жизнь.
У нас не было конкретного плана. Все шло по наитию. Мы двигались к намеченной, еще не четкой цели. Рядом шли люди. Они сновали везде. На перекрытых для транспорта дорогах было тесно от людского потока. Гомонящие дети с крикливыми мамашами. Зачем они создают столько шума? Хуже такой говорливой мамаши могут быть несколько таких особ в одном месте. Что происходит с ними после родов? Тяга к незнакомкам и разговоры на отвлеченные темы. В эти моменты они раздраженно качают детей на руках, мало обращая на них внимания. Потом переключатель щелкает обратно, и женщины расходятся. Не спросив телефона и не попрощавшись. Центром их вселенной вновь является ребенок. Этот праздник собирает у себя мамаш всех возрастов.
Чертов праздник, чертовы улицы.
Еще на этом празднике жизни есть мы. Пьющая молодежь. Тут все просто. Алкоголь закуплен с вечера прошедшего дня. Большая часть его добросовестно влита в себя в начале праздника. Половина празднующих уснут задолго до праздничного салюта.
Остальная масса - это безликие мужики. Они выпили в меру и им хорошо. Хоть эти счастливы. Водят жен среди выставок, медленно проплывая мимо очередного прилавка с бесплатным товаром. Они рады отличному поводу выпить. На их лицах играет легкая улыбка. Многие проникаются атмосферой праздника, или алкоголь окончательно заливает им мозг. Так или иначе, они услужливо подставляют локоть женам. Жены, к слову, тоже рады выходу в свет, не часто они гуляют парой с супругом.
И последняя группа - это повернутые на общественности люди. Клубы самодеятельности, ансамбли и волонтеры. Никогда не понимал тех дерганий, что называют танцами. Как же это нелепо. Смешно и мерзко. Грешники в аду, те, что пляшут на раскаленной сковороде, и то двигаются гармоничнее. Их движения хотя бы естественны в своих позывах.
Чертовы волонтеры.
Снующие общественники. Значимость своей деятельности они подчеркивают яркими футболками. Их лица щербаты. Какой же скучной должна быть жизнь, чтобы заниматься и ловить кайф от всего этого. Фанатики.
- Они все в шаге от самоубийства, - думаю я. - Слепые дети матери Терезы, вы все покойники.
Очередная девушка в красной кепке и донельзя счастливым лицом сует мне в руки буклетик.
"Ребенку с редкой формой болезни легких требуется помощь, без вашей помощи ему осталось жить 2 месяца". С цветного буклета мне улыбается мальчик с кислородной маской на лице.
Мы ищем туалет. Стас курит, думая о своем. Закуривая, он поджигает свой листок. Ребенок горит в едком дыме свежей краски. Огонь очищает. Стирает надежду в его глазах.
Чертов праздник.
Туалета нигде нет, мы не можем его найти. Как бы хороша ни была организация праздника, место, где ты сможешь отлить, хорошо спрятано. Это негласное правило. Город должен впитывать злость. От потока радости он может сойти с ума. Туалеты уравнивают баланс. Замаранные стражи покоя.
- Собаки, должно быть, не верят своим носам. Столько ежедневных меток территории, а тут сплошной людской поток на их деревьях, - Говорит мне Стас.
Верное рассуждение, еще одни жертвы разошедшихся гуляний. У собак нет праздников. Стоит полить столб во дворе в обычный день - и ты асоциален. Но праздник все дозволяет. Люди входят в положение. Они понимают тебя.
Чертов город.
Чертовы порядки.
Мы проходим все дальше, углубляясь в живую толпу. Людской поток подхватывает и несет нас к сердцу праздника. К сцене. Мне хочется думать, что я тот самый тромб, что несется по кровавой реке. Я замечаю, что Стас курит сигареты одну за одной. Он видит мое изменившиеся состояние и волнуется.
- Я не должен его подвести, - думаю я. В этот самый момент я проходил ответную проверку.
Мы уже могли чувствовать общую связь между нами. Нас объединял хаос.
- Идем, пора разбавить этот сучий праздник своими красками, - сказал я тогда. Медлить больше было некуда. Или хаос взялся бы уже за нас.
Стас выплюнул на асфальт сигарету, он был максимально собран. Я веду его дальше, мы идем за сцену. На вторую часть разделенной площади. Она пуста. Второй акт праздника еще не запущен. Но скоро заполнится и она.
Мы стоим за сценой, разделяющую площадь надвое. Мы стоим вдвоем. И я спиной ощущаю всю мощь и силу гудящей толпы. На ногах у меня серые кеды, я одет в прямые черные джинсы и бежевую футболку с молнией на груди. Волосы мои давно не стрижены. Я вижу нас как будто со стороны. Мы стоим перед открытым миру зеркалом. У Стаса аккуратная прическа. Его светлые волосы хорошо промыты. Резкие скулы, выступающие на узком маленьком лице. Туфли с квадратным носком, черные брюки и белая рубаха с длинными, закатанными по локоть рукавами.
- Чертов немец, -отрешенно думаю я.
Чувство нелепости ситуации исчезает. Ему больше нет места. Резкий запах ударяет мне в ноздри, и я замечаю внушительных размеров прицеп полевой кухни. Чертовы общественники привезли дармовую гречку. Кажется, она была с гуляшем. Я не задумывался и не заострял внимания. Я уже не владел собой.
Много слов не потребовалось. Молча выслушав, Стас просто кивнул. Все прошло отлично, лучше, чем мы могли представить. Стас отвлек водителя грузовика, что прибуксировал армейскую кухню. Стас легко сошел бы за любого из организаторов дня города. Он вернулся быстро. Как раз к тому моменту, когда я заканчивал избивать парня в яркой футболке. Пострадала ли психика этого парня и девушек что стояли рядом? Меня это не волновало. Зря они распаковывали одноразовую посуду. Зря оказались в этом месте.
Парень вынесет из этой встречи боль, он мало видел, находясь без сознания. Две девушки запомнят страх. Они глядели, не отводя взгляда. Мы со Стасом забрались на крышу прицепа. К основной горловине. Легко открыв крышку и откинув ее назад, я расстегнул ширинку. Стас отстал лишь на пару секунд. И это меня радовало. Он был тверд в исполнении своих решений.
Я вынул свой конец и начал мочиться в провал открытой горловины. Я не просто ссал на глазах двух девушек, я уничтожал их надежды, их веру в добрые дела. Я мочился на все то, что было им дорого, на всю их жизнь. Стас опустошал свой мочевой пузырь, с полюбившимся мне равнодушием. Лишь тень улыбки висела у него на лице.
А за нашими спинами ревела толпа.
***
Той же ночью я открыл все замки, сковывающие мой разум. Оковы пали. У меня появился план, и не прошлое хулиганство послужило тому причиной. Я почувствовал страх людей, и мне это понравилось. Собака, вкусившая кровь, будет жаждать ее всегда. Я хотел идти вперед, как акула, почувствовавшая каплю крови на много километров вдали океана.
Я видел лица. Повтор вечерних новостей открыл мне глаза, и показал истинную картину. Голубой экран показывал мне сытых людей, державших тарелки с слегка приправленной пищей. Те самые девушки раздавали еду. С праздничными улыбками на лицах.
Кто из нас хуже? Отморозки, испортившие армейский прицеп каши или ангелочки-волонтеры, накормившие этой кашей сотни человек? У них был выбор. Они сделали все осознанно.
Очередная пенсионерка расхваливала перед телекамерой качество бесплатной каши. А я, уже не замечая, что идет на экране, обдумывал план.
Я проснулся с тяжелой головой. Идеи искали выходы, руки были свободны. Для осуществления планов нужны были люди. Люди и возможности. Последующее время мы с напарником много разговаривали. Я посвящал его в свои планы. Я выкладывал ему почти все. Мы обговаривали все мотивы и цели. Он внимал моим проповедям. Во многом наши цели совпадали. Он был готов на многое. Конечно, в ходе споров мы многое отметали. Мы думали и ждали.
Однажды Стас принес мне нож. Это был балисонг. Потертая "бабочка", принадлежавшая Стасу.
- Это тебе пригодится. Теперь держи ее при себе, - сказал мне тогда Стас.
И эти слова значили для меня многое. В тот день он попросил называть его Гуром.
Позже сказал мне, что знает, где найти людей. Тех, что подойдут на ранних стадиях развития плана. Тем же вечером мы закрыли вверенный нам ЧОПом объект и пошли на поиски кандидатов.
Мы подходим к двухэтажному зданию. Старая постройка в центральной части города выглядит болезненно. Современный, отремонтированный совсем недавно фасад придавал зданию уставший вид. Но время диктует свои каноны красоты. Все преображается. Мы проходим через приоткрытую дверь. Скромная вывеска над головой освещает наши лица: "Боксерский клуб "Барс". В коридоре нас встречает стенд с фотографиями юных воспитанников. Все фотографии сделаны в момент их триумфа, их первой победы.
Стас ведет меня дальше. В просторном зале пахнет потом. Он въелся в эти стены. В старые маты, застилающие большую часть пола. Запахом пропитана каждая вещь. В стороне от окон и спортивного инвентаря находился ринг, возле которого какой-то парень расставлял столы в один ряд. Он делал эту работу легко. Излишне полный, он казался физически развитым. Нелепый человек. Был ли он разжиревшим "качком", слезающим с анаболиков и пептидов? Или это был добродушный увалень, решивший, наконец, стать мужиком? Это была его тайна. Я не знал этого, как и не знал на тот момент, что этот парень станет основной ударной силой нашего клуба. Так и прошло знакомство с Максимом Емельяновым. В светлом боксерском зале, вонявшем потом. Кратко мне рассказали о ночной жизни клуба.
- Гур был прав, - думаю я. Этот чертов клуб - то, что нам нужно.
Приличный днем, клуб, в который заботливые родители водили своих детей, ночью превращался в успешный тотализатор. И успех его был в хорошей идее и грамотном управлении. Действительно честные бои, рефери, не допускающий нарушений, и строгий порядок. Вот секрет успеха, отдельно взятого нелегального тотализатора. Бой всегда шел по правилам. три раунда по две минуты. Заканчивался он отказом от боя или поражением. Бои были короткие и ожесточенные. На ринге выкладывались на всю катушку уже в первые секунды боя. Тут некому было показывать "красивый бокс".
В левом углу всегда стоял член клуба "Барс". В правом мог испытать себя любой желающий. Интереса к таким боям прибавляли стили бойцов. Гости нередко отходили от бокса, показывая армейский бой или другие техники единоборств. Это был успех. Результат сражения всегда оставался непредсказуемым, как, впрочем, и ставки.
Максим принимал наши ставки день за днем, а мы присматривались к гостям. Итоги удручали. Мы не могли ошибиться на нашем пути, ошибка означала бы неверную цель. Вся поддержка хаоса покинула бы нас, мы бы вернулись к началу. А я не уверен, что смог бы начать все сначала.
Чертовы спортсмены.
Все, чего мы добились за две недели - это утроили наш капитал. Главная цель ускользала. Мы не нашли ни одного подходящего кандидата. Гребанные спортсмены были фанатиками. Игроками с горящими глазами. Среди всей этой мешанины я невольно выделял взглядом Максима.
Этот перекаченный жиром парень был другим. Он часто зависал с нами, беззаботно болтая. Его тянуло к нам. Они со Стасом были немного знакомы раньше. После армии Гур привыкал к гражданке именно в этом зале.
Максим всегда был рядом с нами, он комментировал бои, делал ставки. Он часто выходил на ринг, и делал это ради денег. Им правил хаос. На ринге Максим казался бешеной стеной силы, беспорядочно наносящей удары. Нет техники, нет силы. Одна всепоглощающая ярость. Максим был прост и понятен, и это мне так нравилось в нем.
- Этот ублюдок пойдет до конца, в бою он одержим. Его одержимость поможет и нам, - сказал я тогда Стасу, наблюдая за новым боем нашего нового друга.
- Он слишком мягок, он сольется в решающий момент нашего дела, - не разделил мои взгляды Гур, по-новому присматриваясь к бойцам на ринге.
- Его доброта - это его личное дело. Его судьба не в этом. Им правит хаос. Я не могу ошибаться, мы с тобой точно такие. Нас всегда вело и пока ведет дело случая. Мы болтаемся по ветру. Пока нас не прибьет в одно место, мы будем не вольны своим действиям. Нас собирает все тот же случай, он предоставляет нам шанс. И мы приняли его игру, и будем следовать правилам. Собравшись, мы встанем крепко, взяв бразды правления судьбой в свои руки. И тогда мы обретем цель. Взгляни на этого увальня. Он жаждет только денег, и ветер, насмехаясь, ведет его на бой. Взгляни на ставки. Двадцать пять к одному, всем ясно что нет шансов. Он нужен нам. Если удастся выдернуть его из течения - он наш, - мои слова текли свободно, я не старался уговорить Гура. Я хотел лишь одного - заполучить ту ярость, что ревела на ринге в свою команду.
Добряк Макс, как же ты менялся в моменты агрессии. Может это говорили гормоны, что он принимал? Не думаю, я верил в свою истину.
- Как ты хочешь его проверить? - спросил меня Стас, и я уже знал что делать.
- Не сейчас, я вспомнил кое о ком. И мы проверим их вместе.
Замок щелкнул под напором ключа. Секунда - и мой взгляд упирается в черные глаза. Он застыл на пороге, слегка опешив то ли от встречи, то ли от впервые горящего в коридоре света. Может, он решил, что его сосед наконец спятил и взялся за нож. А я был другим с той встречи на мебельной фабрике, изменившей мою жизнь. Я рассматривал соседа, жадно выискивая в нем зачатки хаоса.
Растянутая кофта ручной вязки, слегка узковатые джинсы серого, не различимого цвета. Трехдырочные ботинки фирмы Steel. Несмотря на его восточную внешность, его можно было назвать неформалом. Тем, кого не назовут "Пионером". Он одевался не напоказ, а для себя. Из выпавшего из уха наушника играла "Заря над амбарами" группы E.S.T. Он смотрел на меня черными провалами глаз. И я понял, что не ошибся.
Мы разговариваем на кухне. Начав разговор с посторонних тем, в которых не было никакого смысла, я подвел разговор к желаемому.
- Хорошо, что ты ждешь от жизни? Что мешает тебе? Как ты идешь к цели? - прямо спросил его я. Это был уже не разговор, а допрос. Я не узнавал тогда свой голос. Жесткий и властный. Это говорил не я.
Неважно, как отвечал тогда Роман, главное, что в его глазах я видел решимость. Он не мог ни о чем догадываться. Но, как и все мы, чувствовал то неведомое, что соединяло наши дороги в одну. Мы оставались без права выбора, невольниками своих действий.
Перед проверкой необходимо собрать всех вместе, они должны почувствовать своих. То чувство, родившееся у меня и Стаса. Я предложил соседу бой.
Ночью я сидел на матах в слабоосвещенной части боксерского зала. Рядом замер Стас, раскинувшись во весь рост. В отдалении от ринга, собравшего вокруг себя всех присутствующих, мы могли свободно общаться. И мы разговаривали, пока наши новые друзья готовились каждый к своему бою. Если парни присоединятся к нашей группе, то это наконец откроет нам новые возможности. Состав будет набран, и предстоит реализовывать дела. Запущенный процесс, как и любое дело, требовал неустанного контроля, и лучше подготовить все на данном этапе. На этот раз я рассказал Гуру все, без утаек.
После поединка к нам подходит Макс. Он снова недоволен собой, очередной вызов был сломлен. Техника противника смогла найти обход и обуздать слепую ярость Макса. Максим садится рядом, и мы продолжаем ждать.
Я вижу Романа, он нашел нашу компанию взглядом теперь идет сюда, в затемненный угол этого зала. Я заметил тогда свое волнение.
Чертов клуб.
Да, наверное, я боялся. Того, что будет дальше. Мой страх одолевал меня поистине с героически поднятым мечом. Нет, скорее это был не страх, а приступ паники. Наверно, так себя чувствуют люди с фобиями. Отказ парней означал бы мое поражение. Мои чувства стали в одночасье лживыми. Мои планы - пылью.
- Вы знаете, зачем пришли. Вы оба хотите большего. Это так? - В тот момент Стас взял слово, и я был ему благодарен. Дождавшись двух кивков, Стас продолжил.
- Вы должны знать, что ваши привычки будут раздавлены. Вы отпустите все, что было ДО. Приняв решение, вы не сможете уйти, все забыв. Вы все еще хотите большего?
-Хорошо. Осталось проверить, как сильно ваше желание. Это будет шуткой. Дальше мы будем заниматься другими делами. Какими, об этом вы поговорите с нашим лидером. Это Вит. Вас разделяет только испытание.
Я принял новое имя. Это было крещение. Принятие чести в потном зале. Первый рыцарь посвящал меня в лидера, короновав именем. В окружении близких вассалов. Я не сомневался в их испытании. Их присутствие в данный момент делало им честь, я благословлял их.
Чертов символизм.
- Я готов, - Роман обрубает концы. На лице его широкая улыбка. Он встал на ноги, вырвавшись из объятий ветра судеб.
- Я готов, - повторил Максим.
Ритуал завершен, и я вздохнул легче. Стат дает им простое задание, и мы все вместе идем на городской проспект. Я не сомневался в друзьях, но Стас настоял на моем присутствии. И я не мог отказать.
Мы с Гуром отстали, оставшись в темноте дворовой арки. Задание было простым. Нарваться и попасть в КПЗ. Это было просто, и Стас внес условие. Проступок должен быть серьезным. Нас не устраивало простое задержание. Двое суток. Такой срок нас удовлетворял.
Первым пошел наш Абу. Перед уходом он отдал мне свой телефон. Он предпочел остаться не узнанным. Нерусский парень с кирпичом в руке. Что удивительного на улицах города? Рома выбежал на проезжую часть и встал на двойной сплошной, размахивая подобранным по пути кирпичом.
- Чертов ублюдок, - он мне нравился, - подумал я.
Водители принимались то тормозить, то резко бросать машину в сторону. Снаряд искал жертву, и никто не хотел получить кирпич в лобовое стекло. Такие маневры не заставили долго ждать первой аварии. Визг тормозных колодок, сжимающих раскалившийся диск, сигналы клаксона и звон дорогого стекла. Это был транспортный коллапс с Абу во главе. Задолго до визга полицейских сирен Рому скрутили владельцы побитых машин. Роман был принят.
- Не сегодня, - говорю я собранному Максиму. - Не будем кормить ментов всем сразу, второе блюдо оставим на десерт. У нас есть время.
Ночью мы втроем смотрим бой и делаем ставки. Все, как и в обычный вечер. Наш пухлый друг выходит на поединок. Он побеждает.
- Это хороший знак, хороший знак, - повторяет он снова и снова сжимая кулаки.
- Когда люди стали ради тебя идти на безумства? - думаю я.
Максим видел поступок Абу, он был свидетелем хаоса. Мы наблюдали, как менты волокли упирающегося друга в полицейский бобик. И Максим был полон решимости это повторить.
- Ради чего? - думаю я. Они верят и слепо идут за мной.
На моем лице играет улыбка.
Этой ночью мы никуда не идем. Ночной терроризм состоялся. Свое испытание Макс пройдет при свете солнца. Мне нужны были зрители. Больше зрителей для моих актеров. Мы с Гуром сидим на траве в достаточном отдалении от асфальтовой тропинки. Хороший парк. Я часто ходил сюда задолго до всей этой истории. Еще когда учился в институте. Этот парк был особенно хорош осенью. В ту пору, когда воздух становится сух, и ты зябнешь в теплой одежде от холодного, еще робкого зимнего ветра. По утрам на опавших листьях можно увидеть едва заметную паутинку снега, и под ногами похрустывает такой же невидимый ледок. За парком плохо следили. Парк вымирал. Город подводил итог, и это был приговор без обжалования. Городу нужен был парк совсем другого плана. Вместо больных грибком хвойных деревьев будут павильоны с торговыми аттракционами. Места редких лавочек займут тележки с шаурмой и хот-догами.
Парк потеряет свое очарование. Вековое дыхание сосен не будет встречать посетителей. Не важно, мало кто будет не рад переменам. В таких парках, старых и зеленых, мало нормальных в привычном понимании людей. Чаще всего тут обитают наркоманы, использованные шприцы и разбросанные упаковки от таблеток следы их незримого присутствия. Их век короток, они уже были как привидения. Как физически, так и в переносном смысле. Я ни разу не видел этих призраков в парке лично. Лишь их заразные следы на траве.
Еще тут гуляют странные люди. Пожалуй, я был одним из них. Одним из тех, кто слушает шум крон в мире IT-технологий и электро-автомобилей. Часто вижу людей, обнимающих деревья. Не знаю, делились ли те с людьми своей силой, или толстый ствол выполнял роль психолога. Безмолвного защитника.
Чертовы приметы.
Еще реже, но все же тут встречались городские сумасшедшие. Тут они отдыхали от шумного города. Гуляли меж тропинок, едва приподнимая ноги и понурив голову. Они словно спали, набираясь сил перед новым сражением со сломившим их городом. Кто-то задирал народ, крича о мировом заговоре или вторжении инопланетян. А кто-то вешал корзину на голову и пачкал прохожих грязными лапами. Они все были не похожи друг на друга.
Городские сумасшедшие, кто они? И так ли они безумны? Они всегда оставались в рамках своего безумия, безобидными простаками.
Мимо нас проходит старый знакомый. При нашей первой встрече он долго изучал меня взглядом. А потом всегда находил меня в парке, здоровался двумя руками, сжимая и тряся мою ладонь. Бродяга видит, что я не один и проходит мимо. Его лицо донельзя хитрое. Он думает, что я приготовил спутнику каверзу, заманив в наш общий парк. Дурак подмигивает мне и скрывается в кустах, волоча за собой на веревке дырявый башмак. Его спутник на веревке напоминает мне ежа; сколько же гвоздей заколотил он в своего ручного друга?
- Беззаботный полудурок, - думаю я. - Мы отомстим за тебя и твою дырявую голову.
Я вновь смотрю в сторону Максима. Он подготовился. Стоит на перекрестке тропинок, как обелиск. Он ждет. Мы знаем, что скоро потянется очередной поток людей, сокращающих свой путь через парк. Деловые обеды, как я их не любил. Макс одет лишь в одни шорты, торс и ноги его оголены. Возле ног стоит канистра с пятью литрами машинного масла.
Мы были все во внимании, появился первый прохожий. Серый клерк с портфелем в руках и смартфоном возле уха. Он замечает Макса и сбивается с шага успешного человека.
Наш толстяк все делал молча. Молча отбирал вещи, молча бросал их в одну кучу. Когда обобранных несчастных собралось много, они наконец проснулись. Голый гопник никуда не убегал, чувствуя свою силу. Это было для них ново. Проснувшись, они сплотились в силу толпы.
Трусливое стадное чувство.
Тут же был сделан звонок в полицию. Мы ждали ее приезда, как ждет театральный критик, может ждать кульминацию авторской постановки нетленной пьесы. Ждали мы, ждал Макс и ждали недовольные зрители, опаздывающие на работу с комплексных обедов.
Я напрягся, уловив топот армейских ботинок. Патрульный наряд спешил на вызов. Спортивные ребята. И всегда непомерно дерзкие. Элита низших чинов. Те, кто привыкли работать силой на опасных улицах. И это было их право.
Максим срывает крышку, и выплескивает содержимое прямо себе на голову. Патрульные не сбивают размашистый шаг. Всякого навидались на улицах.
Мы насладились подаренным шоу. Макс впал в ярость, мгновенно утратив свою доброту. Он вырывался из хитрых захватов и наносил беспорядочные удары. Вскоре масло смешалось с кровью. Разбитый нос патрульного на метры разбрызгивал кровь.
Все закончилось с приездом второго патруля. И черного от масла демона свергли с уличной сцены. Его скрутили, сбив с ног и прижав виском к земле. Раздраженные менты уехали, не став принимать жалобы и опрашивать свидетелей. Пораженные, невольные зрители разбирали вещи и спешно расходились. На их вещах была кровь.
Утром я приступил к самому важному. Своей норе. Месту, где буду в безопасности от длинных рук системы. Это будет своеобразный ковчег для нашей четверки. Я не сомневался, что однажды он нам понадобится.
Самое безопасное место нашлось "под боком". Вверенный мне и Стасу мебельный завод. Облазив его вдоль и поперек, мы нашли желаемое место. Построенный в довоенное время, завод производил запчасти для сельскохозяйственной техники. Во время войны был подвержен серьезной перестройке. Выпуская гильзы для военных нужд, необходимо было думать о защите. Прекращение снабжения грозило расстрелом в суровые времена. Глубокие подвальные помещения обросли толстой сталью. Вентиляция получила новые ступени очистки. Работники спасались там, в моменты бомбежек и наступлений фашистских войск.
В наше время большая часть помещений была переоборудована под бомбоубежища и подвержены глубокой консервации. Но я знал, что мы сможем открыть хотя бы одну комнату. Потом оставалось заменить замки и запомнить все входы и выходы завода. Я задумался и над списком покупок. Четыре койки, комплект одеял, долгохранящиеся продукты. Несколько аккумуляторов для резервного питания и много чего еще. Хорошей идеей было провести видеонаблюдение, но эту идею нужно долго взвешивать.
Мы сидим в новой берлоге. Вскрытие бомбарей оказалось долгим, но не сложным делом. Мы открыли тогда две первые попавшиеся двери и бросили это занятие. Вскоре, поплутав по системе подвальных коридоров, мы отыскали нужное место. Хорошая дверь на развилке из трех коридоров. Стас открыл и эту дверь(повторы!), первым зашел в помещение и одобрительно хмыкнул. Комната оказалось достаточно большой для наших целей.
Пока наши друзья сидели в КПЗ, мы с Гуром успели обустроить и подготовить все к их возвращению. Удобные раскладушки с комплектом одеял нашли свои места по углам комнаты. В центр комнаты мы передвинули стоявшие тут до нас пустые стеллажи. На нижние полки мы составили аккумуляторы и портативные фонари со светодиодными лампами. Со светом проблем быть не должно. Остальные полки оставались пустыми, не считая одной, занятой вещмешками с армейским сухпайком и медицинской аптечкой. Оставшиеся полки мы займем позже.