Первое, что он начал воспринимать - шум. После ранения в Чечне было также. Стал пробиваться какой-то непонятный бубнеж, потом он начал раскладываться на разные звуки, уличный шум и непонятный грохот за окном, какое-то радио или магнитофон. Потом стали различаться разговоры соседей. Потом он пришел в себя.
В память о лечении в голове застряла песенка. Первоначально она была про шофера и баранку, которую нужно крепче держать. Но медики-практиканты из ВМА ее переделали под свои надобности. И периодически у него начинали крутиться в голове...
ЭКГешка серою лентою вьется,
Кардиохирурги помылись давно.
К ним по коридору каталка несется,
Я хочу больной, чтоб тебе повезло!
Мне тебя домчать,
А нет проблемки,
Резкий поворот,
вираж крутой,
Чтобы не пришлось
сползать по стенке,
Крепче за каталку держись больной!
{группа Куперит }
В этот раз тело попалось капризное. Ныло, болело, местами и временами вовсе даже тряслось. Само по себе. Ни от чего. Как нервный тик. Не только чувствуешь, как оно трясется. Еще хуже внешне. Смотришь на руку, там мышца сама дергается, и картинка будто Чужой из фильма под кожей ползает.
В сознание приходил очень неспешно и как-то "валко". Голова была тяжелой. Сперва все как сквозь вату, потом потихоньку начал различать звуки. Из недр памяти вылезло: "Крепче за каталку держись больной" и крутилось как заевшая пластинка, пока он снова не уходил в беспамятство. И снова...
Пусть пропахли руки хирургов бензином,
Но они дадут аневризме отпор,
Чтобы не плескался потом в формалине,
Твой сердечный друг, твой уставший мотор.
Мне тебя домчать,
А нет проблемки,
Мертвая петля,
вираж крутой,
Чтобы не пришлось
стонать у стенки,
Крепче за каталку
держись больной!
Потом начал разбирать разговоры. Благо соседи имелись.
Все что надо попаданцу для социализации на местности среди автохтонной флоры и, главным образом, фауны - это больничка и черепно-мозговая травма. Можно слушать, смотреть, впитывать мало-помалу местную культуру и никого не узнавать.
А слушать сквозь вату было не просто. Зато воспроизведение в собственной голове работало исправно. И постепенно росло ощущение более успешного собственного финала, нежели в заежженной пластинке.
Но не оказался больной в оперблоке,
Где-то затерялся и згинул за зря,
Ведь размеры клиники нашей широки,
У академического кобзаря.
Мне тебя домчать,
А нет проблемки,
Резкий поворот, вираж крутой,
Чтобы не пришлось сползать по стенке,
Крепче за каталку держись больной!
Механик не планировал сильно скрывать свою иномирность, а наоборот хотел ее раскрыть как можно скорее. Но в определенных условиях. Может быть, даже самому прийти в НКВД с самодоносом и повинной, мол, я - шпион и много знаю, хочу искупить и содействовать...
Да, для встречи с ответственными людьми ему совсем не помешает докУмент, что он, де, командирован из будущего, умеренно темного, но с просветлениями, для оказания шефской помощи дедам и прадедам. Предъявил товарищу Сталину, вот мандат: направлен серьезной организацией для серьезной работы, а не баловства ради. Ставьте на довольствие, пока командированный в письменном виде освещает актуальный круг вопросов.
Пока таких бумаг нигде не выдавали, но появилась идея. Можно задокументировать то, что он вроде бы видеть никак не мог, но вот каким-то образом видел. Т.е. материалистически обосновать "выход из тела", обусловленный клинической смертью. Для чего перечислить всех, кто был в гастрономе, описать, кто что говорил и вообще делал после отключки этого не очень нового тела, теперь уже ему принадлежащего.
- Можно кое-что выжать, если милиция или гаишники, т.е. по нынешнему, вроде, орудовцы - размышлял Механик, - опросят под протокол всех кто был в магазине, где я подобрал реципиента. Да еще справка больничная. При сопоставлении вылезет факт, что мне известно происходившее в магазине. Можно припомнить рассказы пациентов после клинической смерти, чтобы косить убедительнее. Хотя, здесь, небось, еще не в ходу такие истории. Только надо осторожно такое, как бы за ересь поповскую не закрыли в сумасшедший дом.
Было совершенно не ясно, будут ли местные проводить хоть какую-то проверку случившегося на дороге у гастронома инцидента. По факту ДТП не случилось. В оставленном будущем никто бы не почесался.
Можно самому накатать заяву. Но есть нюансы.
Ему заяву надо как-то передать в органы. А кто это сделает, пока он сам бока отлеживает? Врач, вместо чтоб пригласить к нему уполномоченного, скорее успокоительного пропишет или вообще клизму трехведерную старорежимную. Даже если пригласит. Опер, следак или участковый, сперва с врачом переговорит. А тот и скажет, мол, дед от старости на ногах не удержался и получил по башке тупым предметом именуемым "земной шар". А что уж там ему померещилось, один Карл Макс ведает.
И самый пикантный момент. Он попросту не знает, как зовут его тело. И где оно проживает. Кто же знал, вместо того, чтобы к водиле присматриваться, надо было впитывать информацию про этого бедолагу в возрасте. И не пялиться на сиськи продавщицы, пока его дух тащило в ее тело. Теперь он знает, как зовут эту бабу, а имени собственного реципиента, то есть уже своего собственного тела - не знает. И хрен теперь запросто узнаешь, из тела так просто не выйдешь. В том мире он выходить из тела научиться не успел, по правде не особо торопился и вообще не очень стремился. Так упражнялся немного за компанию, для поддержания духа Профессорского. Кто ж знал, что так выйдет. Так теперь не известно, стоит ли пытаться выйти из этого тела. Выйдешь, да неизвестно войдешь ли обратно. Тем более где-то еще дух прежнего владельца должен витать. Говорят, еще 40 дней будет неподалеку пастись. Он при вселении пытался его прихватить для дальнейшего употребления в информационном смысле, но куда тот делся в процессе оккупации тела не ясно. По крайней мере, хозяйский дух никак не ощущается, и дискомфорта не доставляет. Хотя может и доставляет, вся эта дряхлая оболочка совсем не Мерседес с Феррари. Пока он тут лежит даже понять сложно свое состояние. Про "физическую форму" даже упоминать боязно. Временами кажется, ноет вообще все. Временами чешется. Может это как раз прежний дух скребется. Бог его знает. Но если дух и скребется где, так сведений точно не дает.
Разумеется, можно спросить у врача. А если врач хочет спросить у него самого? Тут уже времени не будет, надо сразу закручивать игру. Если амнезия, то какое заявление? Ты ж не помнишь ничего, откуда ты взял, что тебя толкнули. Хотя тут можно и просто подозрения свои заявить. И должны провести проверку. Только проверять в этом случае будут "на от..цепись".
Могла бы тетка Алла накатать заяву, мол, ее толкнул покупатель, отчего она уронила банку и всякие бедствия испытала своей головой. Здесь шансы были повыше, склочность, подлючесть и хабалистость в советской сфере обслуживания была популярной темой многих разговоров. И все же, несмотря на все разговоры, даже в торговле большинство было вполне нормальными людьми. Разве что временами слегка уставшими от работы. И рассчитывать на такую удачную подставу не приходилось.
Без алкиной заявы дело не закрутится, битая банка и синяк на заднице продавщицы заинтересуют только завмага.
Может еще водила накатает заяву, что пострадал путем полученя шишки на лбу и потерпел ужасный материальный ущерб. Поскольку, вследствие необходимости аварийного торможения случился износ и всякое непомерное повреждение дисков, с которых сорвало фрикционные накладки и вчистую ободрало ось вращения, оптическую. Их теперь снова надо доставать и приклепывать, а оптическую ось так еще и рихтовать придется. А оптика дело тонкое, как бы ось под замену не пошла, что совсем беда - где нынче хорошую найдешь. В целом, сплошные убытки, потеря рабочего времени и простой матчасти.
Хорошо бы, но очевидно, что и на водилу полагаться - дело не надежное.
- Ладно, раз уж нас, великого времяпроходца всея прошлыя и будущия, по временам покидало, можно устроить соло-бенефис. Тогда не отвертятся. Эх, сынулю моего сюда, он бы вам устроил Сильмариллион на древнеэльфийском с Кольцом и драконами. Поискали бы вы переводчиков...
Формуляр-дело - убрано из мед.вопросов
Латынь-2
На следующий день палаты отделения удостоились обычного внимания, необходимого и достаточного - утром сестра с градусником, сестра с пилюлями, порошками и микстурами, лечащий врач на минутку заглянет. Странного пострадавшего особо не беспокоили. Соседи обсуждали прессу, не слишком громко. Под их бубнеж засыпалось хорошо.
Зато через день у его палаты снова случился аншлаг. Главврач пригласил кое-кого, начмед и завотделением тоже поддержали начинание, поговорив с компетентной публикой. Взглянуть профессиональным взглядом, вслушаться профессиональным ухом, явился народ представительный с авторитетом, возрастом и должностями.
Прибыл представитель вышестоящей организации, Владимир Анисимович Громбах, 66 лет от роду, человек с богатой событиями биографией. Он начал свою врачебную практику в психиатрии еще до начала ХХ-го столетия, после десятка лет в психиатрии, практиковался в лаборатории Эрисмана в Цюрихе, был врачом дивизионного лазарета во время русско-японской, работал эпидемиологом, снова психиатром. Во время первой мировой был полковым врачом.
Надо понимать, что полковые и дивизионные врачи в армии отнюдь не имели какую-то синекуру. Наоборот, их работа была не легче чем у обозной лошади артполка. К началу ХХ века появились качественно новые взрывчатые вещества. Поэтому в РЯВ и ПМВ число контуженных сильно прибавилось и картина поражения изменилось качественно.
Контуженные случались и раньше, когда ядро выбивало куски камня и они отбивали содату бок, но ран не наносили. Поэтому военный характеризовался как раненый в левый бок картечью при Зимнице и контуженый в правый бок картечью при Горном Дубняке. Разница была в том, была ли хоть небольшая рана или нет. Нет-контузия, есть-рана. А вот теперь от удара взрывной волны пошли контуженые в известном нам смысле. Были и симулянты, которых называлы "Сконфуженые". Но при хорошем ударе взрывной волны солдат и офицер мог вообще памяти лишится, а потом медлено вспоминать, как же его мамка с батькой нарекли, и вроде он Прохор, а не Иван. Бывало в психоз впадали, увидев, как роту сметает одним залпом или кавалерийский полк тремя.{Использованы заметки доктора Сергея Сезина }
За такую практику Владимир Анисимович насмотрелся разного: кровь ручьями, обрубки-обломки конечностей, потроха, симулянты-дезертиры, калечные-увечные и пациенты сильно не в себе.
После революции он занимался организацией направления психиатрии как губернский врач и заведующий психиатрической секцией Мосгорздрава.
Он сыграл принципиальную роль в формировании советской психиатрии, придумав и воплотив в жизнь систему новой психиатрической помощи в Москве. Громбах стоял за внедрением психиатрической экспертизы в московских тюрьмах и созданием Института судебно-психиатрической экспертизы, названного впоследствии в честь основоположника российской судебной психиатрии В.П. Сербского.
Посмотреть диковинку, да показать кое-кому пришел профессор Серейский Марк Яковлевич, 53-х лет от роду, человек не простой. Для затравки, свое высшее образования он начал с физико-математического Университета столицы, окончив его в 1910 году. После изучал медицину в Мюнхене, с 25года заведует кафедрой психиатрии. В заканчивающемся году опубликовал свой очередной труд "Лечение шизофрении". Его первый учебник 1928года "Учебник психиатрии" уже выдержал 2 переиздания. В следующем году, если не помешают сомнительные прогрессоры, выпустит еще один труд "Экспериментальный сон". Если же прогрессору сильно не повезет, то профессор получит совершенно исключительный материал на несколько новых глав. Сейчас ведет кафедру в Центральном институте усовершенствования врачей ЦИУВ. Будь прогрессор сведущ в этой области, хотя бы в четверть от понимания в железках, он мог добавить, что смесь Серейского для лечения эпилепсии дожила до конца ХХ века, хотя к тому времени она имела скорее историческое значение.
На их фоне почти мальчишкой 38 лет казался Михаил Авдеевич Джагаров, главврач Московской психиатрической больницы !1, будущей !3, а после 1978г - "гиляровки". Адрес заведения интересный для наблюдавших в 1991 году фарс ГКЧП - улица Матросская Тишина, дом 20. Следственный изолятор аккурат по соседству. Заканчивает большую работу по систематизации работы больницы за 130 лет ее работы. В следующем, 1939 году работа выйдет под названием "Труды I Московской психиатрической больницы". Ему удалось привлечь в качестве редколлегии и консультантов больницы заметных представителей науки, что сделало ее на предвоенное пятилетие центром тончайшего клиницизма и активных методов лечения.
Группу мастодонтов-аксакалов венчал представитель совершенно из другой, совсем не медицинской области. 74 года совсем не шутка, а ежели в эпоху социальных потрясений, так и более того. Соболевский Сергей Иванович, профессор исторического факультета 1-го МГУ нес свои седины с достоинством и известною бодростию. Ему посчастливилось не стать жертвой своего возраста, не превратиться в "Рамоли", как это называли французы.
Знакомство с латынью он свел очень давно. Магистерскую диссертацию написал на латыни и защитил ее без малого полвека назад. И с тех пор поприща не менял. С тех пор издал несколько учебников по латинскому языку, не считая греческого, несколько монографий, и множество переводов.
Его пригласили речь пациента послушать, акцент, порядок построения слов, фраз, расстановку ударений, оговорки, наличие профессиональных терминов в речи, арго и что еще сможет ухватить.
Разумеется никто и мысли не мог допустить про переселение душ, из древних италийцев в современного, особенно, в советского человека. До начала литературной эпохи попаданчества переселение душ с высокой вероятностью означало переселение тела. Если уважаемый чиновник, купчина, или даже какой князь, спаси Маркс, начинал говорить, что он не тот, кого знают, а древнееврейский царь Обадия и его душа туда переселилась, то ждали его насмешки, а потом и "Желтый дом".
Можно бы и совсем не упоминать, но в палату должна будет поместиться свита Марка Яковлевича. Ибо тот был не один, а в сопровождении пары студентов-практикантов.
Потому случилась новая беседа, переходящая в "цыганочку", но без выхода. Пока. Поскольку опер Григорьев еще не озарил своим визитом здешние палаты.
- Здравствуйте! Как вы себя чувствуете, Егор Андреевич? - поняв, что пациент не спит и обратил свое внимание, главврач присел на стул рядом с койкой. Он решил начать традиционно, а дальше по реакции пациента.
Поскольку пациент промолчал, набивая себе цену, Даниил Анатольевич повторил фразу по-латыни.
- Salvete. Quomodo sentis?
- Sicut vetus scissa pera. Dolor mecum significant ego sum vivens, Gloria in excelsis Deo. Как древний рваный мешок. Боль со мной, значит я жив, слава в вышних Богу - к удовлетворению врача, пациент отреагировал положительно, и разговор пошел на латыни.
- С вашего позволения, Егор Андреевич, в нашей беседе поучаствуют мои коллеги, с которыми вы еще не встречались. Это Марк Яковлевич, Михаил Авдеевич, Владимир Анисимович. А Сергей Иванович - не по медицинской части, он гораздо лучше нас знает латынь и поможет нам с языком.
Пациент молча кивнул. "Provocationem facit reactionem", его провокация вызвала реакцию, не этого ли он добивался? Лишь бы не перестараться. А потом спросил:
- Почему вы зовете меня Иэгор Андрэа Витц?
- Нам сказали, что вас так зовут. Разве нет?
- Я не помню такого имени
Соболевский тихо дублировал слова пациента по-русски. Начмед что-то шептал стоявшей рядом сестре. Она с сочувствием посмотрела на пациента. Даниил Анатольевич кинул на начмеда косой взгляд.
Джагаров Михаил Авдеевич, решив, что утрата памяти целиком по профилю психиатров, уточнил:
- Какое имя вы помните?
Похоже, пациент оказался в затруднении. Он приоткрыл рот, чтобы ответить. Закрыл его. Нахмурился, посмотрел куда-то на свои ноги. Перевел взгляд влево, потом вверх. И с некоторым недоумением взглянул на собеседника.
- Мне надо подумать.
- Тогда, если вы не против, можно ли мы будем называть вас "Егор Андреевич"?
Пациент с заметной паузой согласился
- Господь с вами, зовите.
Продолжил Даниил Анатольевич:
- Вы сказали про боль. Какая именно боль? Где у вас болит?
- Кажется, что болит все. Голова тяжелая, как смертный грех, ноет затылок, по хребтине как ножом прошлись. Вся шкура зудит, будто черти иголками тычут.
- Вы вспомнили, что с вами произошло?
- На меня напали. Повезло, что я заметил сторонний интерес. Не вышло неожиданности. Когда на меня кинулись, мне удалось увернуться от первой самой опасной атаки, парировать часть других. Меня крепко зацепили в руку, в размен я кому-то хорошо всадил в брюхо. Надеюсь, потом черти долго его драли. Боже, будь ко мне милостив. Когда я уходил, решил, что мне всадили пядь стали в спину. После этого тьма египетская. {Потом я оказался в лавке. Дама там была впечатляющая.}
Михаил Авдеевич сразу уточнил:
- В какую руку вам попали, в какое место?
- В левую, в предплечье. Неудачно уклонился, пришлось закрыться от удара сбоку, зато противника налетешего спереди поразил из высокой секунды. Но сейчас раны не чувствую, просто ломит все суставы.
Начмед открыл было рот, но ничего не сказал.
- Рану на спине чувствуете?
- Нет. Ломота, иногда люмбаго пробивает. Раньше такого не было.
- Помните ли, вы кто на вас напал? - очень мягко спросил Сергей Иванович
- Какие-то разбойники, полагаю, спаси Господь их души. Таких сотни по темным местам околачивается. Там я лично никому по мозолям не топтался.
- В каком же районе Москвы это произошло?
- Вы сказали Mosquae или Mosque? - пациент задумался, поскольку по латыни "Москва" и "мечеть" звучат почти одинаково. - Я был по делам в Неаполе.
- Сейчас вы в больнице города Москва, это в России, - От интонации профессора Соболевского, несмотря на далекую от психиатрии специализацию, шел флер покоя, но подействовал странно.
- Россия? Ваш сир Иван? Мои родичи пробовали вести с вами дела. Не всем это понравилось.
Начмед начал теребить ухо.
- Удовлетворите мое любопытство, Егор Андреевич, о вашем знании языка. Вы заканчивали Университет?
- У меня вся семья с образованием. Спасибо, Господу. Университет я тоже закончил.
- У вас хорошая латынь. Осмелюсь предположить, вы закончили историко-филологический?
Егор Андреевич заметно удивился.
- Я проходил, как положено, все семь свободных искусств, тривиум и квадривиум.
Собравшийся консилиум насторожено и с некоторым сомнением переглянулся. Читателю стоит тоже потерзаться непонятками какое-то время вместе с докторским составом.
Джагаров что-то записал в блокнот.
- Кстати, давайте немножко про искусство. Вспомнилась замечательная фраза "Vita brevis, ars longa". Жизнь коротка, искусство - вечно. Как вы ее понимаете? - В свете некоторой странности ответов Михаил Авдеевич решил прибегнуть к небольшому тесту на проверку мышления.
Пациент слегка поразмыслил.
- У моего отца гобелен еще от прадеда. Если повезет, достанется моим правнукам. Вот это вечно. Если я у вас не загнусь, да не оставит меня Господь своей милостью. - Пациент тяжело перевел дух.
* * *
- Нет ли у вас каких-то пожеланий? - уточнил Даниил Анатольевич, - Может быть порошка снотворного на ночь? Разносолами наша кухня не богата. А для облегчения сна и что-то обезболивающее, если требуется, найдем.
- Хорошо, не будем вас терзать, отдыхайте. - Увидев отрицательно качание пациента головой, Даниил Анатольевич встал со стула.
Совещание консилиума
- Начнем с медицины. Что скажете, уважаемые коллеги? - Отойдя от палаты, консилиум остановился, Даниил Анатольевич обернулся к коллегам. Маститые врачи и профессора переглянулись и дружно посмотрели на студентов.
Двое практикантов, стараясь придать солидное выражение своим лицам, стали по-очереди излагать свои соображения.
- Посттравматическая амнезия?
- Бредоподобные фантазии на фоне травмы?
- Нельзя сказать точно, надо проследить в динамике. Возможно, реактивный психоз. Но пациент слишком спокоен.
- Оценка степени навязчивости бреда преследования требует наблюдения.
- Картина бреда отличается сложностью, дополняется чувственными ощущениями, есть включение эмоциональных составляющих, т.н. "намеков", "обид", "насмешек".
- Склеры глаз?
- Для алкогольного психоза нет оснований, параноидная шизофрения?
- Для начала достаточно, - оценил своих Марк Яковлевич, - Как вы понимаете, а я надеюсь, что понимаете, это при царизме было допустимо полагать: "больше душ - больше куш", ибо содержание душевнобольных ложилось на родственников, земство и благотоворителей. Ныне их содержание ложится на все общество, ибо такова суть общественного устройства при социализме. И больше известной лепты клиника не получит. Мы должны строго отделить действительно скорбных от любого рода симулянтов. И если вам неведомо, отчего некоторые персонажи сами страстно желают оказаться на нашем попечении, то известный труд Ильфа и Петрова про златого тельца вам приоткроет грубую действительность. Это понятно, или надо похлопотать у Владимира Анисимовича вашу практику устроить в судебной психиатрии?
- Говорите все как есть, как главврач главврачу, - Даниил Анатолич повернулся к Михаил Авдеичу.
- Пациент вполне органичен в выбранной роли. Когнитивные способности не нарушены. Если не считать латыни и некоторого бреда, его можно легко принять за здорового - ответил Джагаров, главврач будущей "гиляровки".
Фраза слегка позабавила местного главврача.
- Пожалуй, можно отправить его на кафедру латыни, и, возможно, словесности, и там его могут принять за здорового. Очевидно, на улицу его выпустить сегодня невозможно. Через четверть часа он окажется в ближайшем околотке, а через час его привезут в ваш тальгауз, Михаил Авдеевич.
Один из студентов, глянув на завкафедры, осмелился на вопрос предводителю консилиума, т.е. местному главврачу.
- Простите, Даниил Анатольевич, что такое штальгауз? Стальной дом?
- Вы поглядите на него, не оперился еще, а без спроса выскакивает, - сурово высказался завкафедры Серейский, хотя было ясно, что не всерьез, а даже с одобрением, что тот уточнил непонятное. Слегка осадил для порядка, чтоб оба меру знали.
- Когда-то больница нашего уважаемого коллеги называлась "Московский доллгауз". Это "дом безумных" от немецкого слова, которое произносится как 'толльхаус'. Поэтому доллгауз мне коробит слух. Полагаю, для русской речи "тальгауз" правильнее. Уж не знаю, откуда "долгауз" вытащили.
Джагаров поддержал тему своего заведения
- Как-то поинтересовался историей. Любопытное, вам скажу, дело вышло. Царь Петр III в переписке с Сенатом про душевнобольных князей Козловских дал резолюцию: "Безумных не в монастыри определять, но построить на то нарочитый дом, как то обыкновенно и в иностранных государствах учреждены доллгаузы, - а в прочем быть по сему". Сенаторы обратились в Академию Наук. А там про долгаузы тоже ни слухом, ни духом. В Берлине на то время всё ещё были в ходу Tollenkisten, они же Dollkasten, ящики, значит, или клетки для сумасшедших. Наррентурм, что в Вене, даже в проекте не значился. Тогда за дело взялся вице-секретарь Академии, он же Герхард Фридрих Мюллер, тот что еще с Ломоносовым знатно поругался. И через некоторое время явил документ "О учреждении дома для безумных (Dollhaus)". Теперь самого Фёдора Ивановича можно назвать отцом русской психиатрии. С него всё более-менее организованное в этом направлении и началось, пусть он до того с психиатрией дел и не имел вовсе. В проекте много чего толково продумал, такое что только через 200 с лишним лет законом ввели. { По публикациям Максима Малявина, ака dpmmax.livejournal.com. Он же автор книги "Чумовой психиатр: пугающая и забавная история психиатрии"}
- Словечко выходит сам царь придумал.
- Должно быть в своей Голштинии нахватался.
- Выходит, в Голштинии психиатрия опережала мировую?
- Кто же теперь скажет...
- Даниил Анатольевич, - вернул беседу к заданной теме Громбах из Мосгорздрава, - Случай, несомненно наш. Пока нельзя утверждать какую-либо его примечательность. Будь пациент из маргинальных слоев не владеющих языками, это может представляться необычным. Здесь же очевидно, что пациент учился в гимназии, латынь учил и сдавал, как видим, очень неплохо. В нашей практике не такое случалось.
- В иные времена, удивительно было, когда пациенты по-русски начинали говорить. Так все больше по-французски.
- По вашему, насколько он может быть опасен? Возможно, стоит немедленно вызвать бригаду для перевозки в подходящие условия?
- Что еще скажут наши будущие светила отечественной психиатрии?
- Критичное отношение к своим действиям сохранено.
- Sensus humor присутствует в пассивной и активной форме. Его характер скорее "цинично-пессимистический" с пониженной аффектацией. Но это, вероятнее всего, связано с общей слабостью, а не душевным состоянием пациента.
- По той же причине снижен градус активности и инициативы, мотивации и побуждений к какой-либо деятельности. Насколько наблюдаемая апатичность может быть связана с депрессивными состоянияни сейчас сказать невозможно.
- Религиозность умеренная, не более чем требует исполняемая роль.
- Михаил Авдеевич бесспорно прав, говори пациент по-русски, его реакции можно расценить как "в пределах нормы". Хотя пациент в пространстве и времени не ориентируется, но на вопросы отвечает чётко и по существу. Нарушений в понимании логико-грамматической строны речи нет. Построение фраз проблем не вызывает, слова не ищет.
- С другой стороны, понаблюдать в динамике парамнезию, конфабуляции очевидны.
- Полагаете, псевдореминисценции сомнительны?
- В наше время, разумеется. Допустим, у него когда-то в жизни был подобный эпизод, и неосознанно перенес это воспоминание его в настоящее. Когда у на улицах перестали разбойники со шпагами прыгать? Лет на 300 пораньше, хотя бы на 200, еще можно допустить. Очевидно, события вымышлены. Скорее всего, он начитался авантюрных романов и вообразил себя этаким Сирано де Бержераком.
- Разрешите вопрос? - снова вылез настырный студент, - Встречается рекомендация, чтобы настроить пациента на взаимодействие, надо поддержать его игру. Почему бы не дать ему шпагу, и не проверить, как он фехтует?
- Это где вы такого наслушались? Стать персонажем в фантазии пациента? Но, допустим. Во-первых, пациент и так контактен, а не ушел в себя. Во-вторых, в наше время достаточно секций фехтования. Он вполне может уметь фехтовать. И самое главное. Коллега, вы совсем забыли конспекты? Вы предлагаете дать оружие душевнобольному!
- Э...это только в порядке мысленного эксперимента! Ведь он мог построить свои псевдореминисценции на опыте спортивных тренировок, а не уличных стычек!
- Коллеги, почему вы отказываете ему в военном опыте? Он мог освоить фехтование в училище, в военной части и у казаков. Теоретически, он мог даже русско-японскую захватить, и в лекарской палатке с уважаемым Громбахом встречаться.
- Про его военную карьеру нам ничего не известно. И все же, есть зерно в тезисах вашем и юного коллеги. Фехтовальные секции и перепетии последних войн в нашем Отечестве не позволяют полностью исключить псевдореминисценции. Убедительно выдумать столь специфичный эпизод не имея к тому никакого соответствующего опыта сложно.
- Криптомнезия? Принятие, например, прочитанного за собственное воспоминание?
- Нельзя исключать.
- Проблемы с концентрацией внимания мы пока не заметили, но ее стоит ожидать.
- Свидетельствуют ли затруднения вспомнить собственное имя о ретроградной амнезии?
- По крайней мере, он запоминает происходящее с ним сейчас.
- А корсаковский синдром?
- День с ночью не путает. На койку соседа не мочится...
- Пока лежит. - Вставил начмед, едва не заржав.
- Вот начнет вставать сразу все увидим. Полагаю, в ближайшие недели-две проявление маниакальных состояний маловероятно. - подвел итог Джагаров и взглянул на Громбаха, - Несомненно Владимир Анисимович согласится.
Тот кивнул.
- Принимается. Тогда можем обсудить филологический аспект. Сергей Иванович, вы здесь не только самый большой знаток языка, но в самом солидном возрасте.
Соболевский спокойно отреагировал на комплимет: - Пожалуй, Корольков Дмитрий Николаевич, с удовольствием пообщается с вашим пациентом. Ему может быть интересно его говорение. Несмотря на некоторые огрехи, ваш пациент владеет языком очень хорошо. В отечественных гимназиях ставили немного другое произношение. Его произношение ближе к западной школе. Проскакивают довольно редкие обороты. Без сомнения имел длительную и активную разговорную практику в соответствующей среде. Будь это совсем молодой человек, оценил, как не более год назад. Поскольку, он совсем не начинающий путь познания юноша, тогда давность может быть побольше. Говорит уверенно, видна привычка. Хотя где в Москве он мог получить такую практику вне нашего круга, понять затруднительно. Латынь таки мертвый язык, и используется в некоторых науках, больше по традиции, нежели по существенной надобности. Выпускники-гимназисты в большинстве своем хорошо, ежели прибегнут к ней раз в год. И знают они большей частью латынь письменную. Может быть, если он медик, или лицо духовное, но не простое, а из духовной академии. Будь он филолог, я бы его знал, нас совсем не много.
- Для наших пенатов, изумительное владение языком. Редко встретишь среди не специалистов.
- Уважаемые эскулапы, почему вас нисколько не смутило заявление, что он кого-то убил?
- Сергей Иванович, про смущение - это не к медикам. - высказал начмед.
- Все просто. Пока он лежит, он всего лишь пациент. Со странностями, да, - подлил пафоса Джагаров.
Анна Михайловна развеяла туман таинственности: - При поступлении больного был проведен осмотр. При осмотре кроме ушибов и ссадин никаких свежих ран не обнаружено. А пациент заявил, что на него напали и ранили, в руку и в спину.
- Наверняка, ответный удар насмерть также имел место только в воображении пациента, а не в действительности. - Влез неуемный практикант.
Главврач вынес вердикт:
- Анна Михайловна. На ближайшие две недели - физиотерапия, общие ванны теплые, но не горячие, ежедневно минут по 20. С кальцием, бромом, опиатами и барбитуратами подождем...
Анна Михайловна была почти права, но не совсем. Ей стоило добавить к "действительности" всего одно слово - "нашей". В нынешней действительности удар насмерть не имел места. Что вовсе не означало выдумку. Пациент почти ничего не выдумал и даже не выдавал "ложные воспоминия" за свои. Это действительно были его собственные воспоминания.
Корифеи психиатрии дали небольшую промашку с псевдореминисценциями. Он действительно перенес некоторые события в чуть более позднее время. Только сделал это совершенно сознательно.
По военной медицине 1939-40го годов.
Александр Поволоцкий. Военно-полевая хирургия. Часть 18. "Хасан, Халхин-Гол, Финская"
https://www.youtube.com/watch?v=aNe0aXyY0u0
Александр Поволоцкий. Военно-полевая хирургия. Часть 19. "Вторая мировая началась"
https://www.youtube.com/watch?v=koc_lP3awFQ
Первыйсон "ВП"
Когда консилиум покинул палату, пациент несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, постаравшись это сделать незаметно для соседей. Немного опасался выпасть из образа, ляпнув что-то по-русски. Дурака он валял с удовольствием и без каких-либо сложностей. Для поддержания бытового разговора его познания латыни хватало. Хотя он не мог похвастаться глубиной познания языка. В той эпохе хватало куда более косноязычных хроноаборигенов. Долгий разговор на тему образования мог обнаружить там глубокие пробелы. Но всегда можно было сказать, что это местные заполнили выдумками свои представления о прошлом.
"Семь свободных искусств", которыми он потряс светил науки, по-латыни "septem artes liberales" - это достойные "науки" средневековой школы и университетов. Достояные быть занятием аристократа.
Включали две ступени. Тривий или тривиум, по-латыни "trivium" - трёхпутие, - первая ступень средневекового образования из трех предметов, грамматика, логика и риторика. Нынешний "тривиальный предмет" в смысле "простой, обыденный" произошел как раз от "тривиума".
Вторая ступень - квадривиум (лат. quadrivium - четырёхпутие) - арифметика, геометрия, астрономия и гармоника, по нашему, начала музыки.
"Свободные искусства" вместе с "Изящными искусствами" "bonae artes" противопоставлялись несвободным "artes iliberales" или механистичным "artes mechanicae", вульгарным "Семи ремёслам". Семи прикладным искусствам, связанных с физическим трудом.
Он имел основания заявлять, что проходил тривиум. Хвала Господу, тривиум завершил, реципиент его тогдашнего тела. Представления прогрессора о том периоде жизни тела весьма отрывочны.
Про завершенный квадривиум также были основания утверждать. Но именно что "некоторые основания". Сам он после вселения уже посещал квадривиум, но не вполне закончил. Поскольку удалось выбраться из того тела и успешно покинуть средневековую реальность.
Беседа все же утомила негодное тело и дух вынужденно отправился в царство Морфея.
Не нужно ассоциаций с Чернышевским или каким Чеховым. Также не уместно сопоставление ВП с Внешним или Внутренним "Предиктором" - настолько лютую конспирологию Механик воспринимал пусть с интересом, но сильно критически и очень выборочно. Имеющийся опыт позволял ему уверенно считать себя Времяпроходцем. А в глубине души иногда называть Времяпроходимцем.
Засыпая, Механик увидел, как стены палаты и потолок изменились и покрылись вагонкой. Дверь со стеной почти незаметно уползли в сторону. Напротив него появилась выступающая из стены приятная глазу колонна дымовой трубы, опирающаяся на печь с прозрачной дверцей, такой камин, разожженныйвесело и уютно постреливающий искрами. Знакомый ему интерьер старой дачи.
Сам он уже не лежал в больничной койке, а сидел в любимом дедовском кресле. Как раз напротив печи. Слева в форточку над столом подвывал ветер. Там за окном может бушевать буря, а здесь сухо, тепло и спокойно.
Форточка звякнула распахнувшись, будто кот открыл и впустил внутрь улицу и ветер. Ветер заметался по комнате, сыпанул в лицо снежной крупой, и Механик оказался на заснеженной дороге, ограниченной с двух сторон здоровыми сугробами.
Дорога была расчищена, и была похожа на привычную ему автомобильную двухполосную. Для деревенской дороги слишком ровная и прямая. Хотя и в 21 веке можно было встретить междугороднюю магистраль, более годную для внедорожного ралли.
Трасса совершенно пуста в обе стороны. Немного потоптавшись на месте, Механик двинулся по обочине направо. Резко остановился, развернулся и пошел в обратную сторону.
Похоже, решение было удачным. Вскоре навстречу показалось темное пятно, послышался звук мотора. Приближался автомобиль. Грузовик. Или тягач.
Механик остановился и поднял руку.
Грузовик, вблизи показавшийся слишком высоким, не снижая скорости, промчался мимо. Потоком воздуха Механика рвануло к борту. Вдобавок, машина, едва заметно вильнув, крепко врезала ему по ребрам, прихватив дыхание и лишь слегка толкнула в лоб. А заднее колесо подкинуло ноги и городошной битой завертело за сугроб на обочине.
От удара и неприятного полета сердце ушло куда-то вниз и забилось адреналином. И он проснулся. Почти. Но разлепить глаза не смог, только понял, что все еще падает, а мир быстро вертится вокруг.
Падение оказалось еще более жестким, показалось, что он лопнул, как воздушный шар, налитый водой и брошенный с верхнего этажа, расплескивается по тротуару.
Сознание заполнила боль. Оно сжалось, растянулось, освободилось от внутреннего монолога и застыло. На неопределенное время.
Рот заполняла влага, Механик испугался, что нехорошо будет утонуть в собственном кошмаре. Наверное, даже хорошо, что ему от удара никак не вздохнуть. И если подумать, особого дискомфорта отсутствие дыхания не вызывает. Только беспокойство. Задохнуться во сне также не хочется.
Под ним утоптанная земля, перед носом большая лужа, слева изрядная куча навоза, если человеку, а не бабе какой, так и выше пояса будет. Позади этих сельских достопримечательностей деревянная ограда, к которой привязана лошадь. Сивка-бурка, хитрая каурка. И вовсе даже не привязана, повод накинут попросту на деревяху. Стоит себе, хвостом помахивает. "Под седлом, в узде, но без него...", как пел поэт. Прям уже Иноходец. Вот и пусть себе дальше иноходец без него стоит.
Механик лошадей не то, чтобы ненавидел, вовсе нет. Просто не любил. Разве что в виде колбасы. Был слегка знаком с практической стороной применения этих созданий и никакого пиитета к ним не питал, как некоторые к котикам и прочим няшкам. Мог при нужде почистить, оседлать и доехать неспешно куда неподалеку. Но лучше автомобиль. А не эта ленивая, хитрая и пугливая тварь. Можно и вовсе пешком, чтоб не связываться. Не тот у него был опыт общения с лошадями для доверия. Вот как в той песне про иноходца, за подобные выверты он их и не любил. И старался не связываться без необходимости. Видел как девчонке лет пятнадцати одна такая копытом в лицо врезала. Повезло девке, жива осталась. Года три отходила, не могла верхом сесть. Просто подойти было проблемой, в голове защелкнулось. Только тянуло ее, не выбросишь сразу несколько лет конного спорта до того. Ей очень хотелось снова. Ему же и даром не надо такой радости.
Отвернулся, чтоб даже не смотреть на кобылу. Оп, а там другая стоит, гривой вертит. Блондинка, фигуристая, туго обтянутая джинсами. Наверное, знатная наездница. Ничего пусть тоже потерпит, у него пока дело есть.
И верно, дело тут же наладилось. Под ногами показался асфальт. Прямо рядом стоит электроскутер-самокат мигающий подсветкой. Место напоминало перекресток неподалеку от городской квартиры.
Раз так, незачем тянуть. Приложил магнитный ключ от домофона, активировал скутер и поехал к дому. Тротуар был восхитительно свободен от прохожих, хотя где-то мерещились голоса. Его даже приятно подкинуло на "лежачем полицейском".
Легкое чувство полета, перед ним открываются двери лифта и появляется дверь городской квартиры. Просочившись сквозь, он обнаружил недавно оставленный интерьер дедовой дачи, распахнутую форточку, белую крупу, почти незаметную на подоконнике. В кресле напротив печи сидел он сам.
- Взял чужое и мультиками развлекаешься? - спросил Сам в кресле.
Стоящий Сам у двери окинув комнату взглядом, неспешно прошел к столу и сел на стул, говорить так на равных, будет еще собственное отражение его виноватить.
- Ужели совесть свою довелось лицезреть? - решил не обострять вот так с ходу, сон же.
- Не будем нарушать традиции, сперва выволочка от старших и наука. - Сам в кресле, очевидно, намеревался поставить Механика в подчиненное положение.
- Моя совесть точно не старше меня.
- А послушать все-равно придется.
- Совесть - тупой "пердохранитель", сляпан на первобытных рудиментах, твой голос совещательный, и то когда спросят. - Чтоб не играть в одни ворота, Механик обозначил место оппонента.
- Чем проще, тем надежнее. И этот тупой предохранитель запросто нарушителя программы отключить может. Насовсем.
- Это только на слюнтяев действует. Настоящую сволочь так не возьмешь. И меня тоже. - Механику вдруг пришла мысль, чего на сухую терки тереть. Стоит хотя бы чаю налить. Дача-то своя, практически.
В жизни буфет с чайником был за дверью, но тут, во сне, даже ходить особо не надо. Главное, чтобы чайник горячий. Он обернулся не вставая и, точно, нашел что нужно. Любимый фарфоровый заварочник бабушки, пузатенький в цветочек совсем не малых размеров, уместный на двухведерном самоваре. Совсем без усилий подхватил и стоящий рядом не притязательный, немногим больше заварочника, всего-то трех литровый чайник зеленой эмали, парящий кипятком. Там же в буфете нашлось печенье и конфеты карамель. Такие ему в детстве были не особо по душе, сейчас и вовсе совершенно спокойно к сладкому. Но в принципе интересно, во сне вкус мало кто ощущает. Он взял с полки большую чашку со щербиной и трещиной - это дедова. Провёл ладонью по узору, поставил на полку. Коснулся пальцами другой чашки поменьше - эта бабушки. Вот совсем маленькая фарфоровая кружечка с гусями, это его детско-внучатая. Родители были наездами, и брали любые другие чашки
- Не хочешь, значит, по-простому, иглы растопырил. Чужое ты взял. Чуешь, как трясет тебя?
Механик помедлил и достал ещё одну чашку. - Чайку?