Мы познакомились с Анной в Тиндере. На втором свидание у нас был секс.
Мне 36, я парижский адвокат и происхожу из семьи русских эмигрантов в третьем поколении. Темно русые волосы, голубые глаза, 183 см, спортивен - выступал за Кембридже в Boat Race. Без ложной скромности - bel homme.
Анна переехала в Париж за месяц до нашей встречи. Она делала докторскую по биохимии в институте Пастера.
Мой Дед старого русского благородного рода был богат, участвовал в поставках "технологий" и сырья на казенные оружейные заводы Российской империи. В 1915 он собрал всю семью и уехал на юга - на французскую ривьеру, где у него была вилла. Так там и остался. Я говорю по русски с акцентом, но достаточно хорошо. Спасибо моей бабке, которая заставляла нас говорить по русски. Ее довод был в том, что они достаточно наговорились в России на французском, и к какому результату это привело.
Анна была наполовину русской, наполовину шведкой. Выросла в Санкт-Петербурге. В профиле Анны в Тиндере было написано "If you swiped right and I did the same - say hi". Я свайпнул вправо и увидел серый экран "It"s a Match!". Я написал ей по русски "привет".
Несколько лет назад я четыре года жил с Клое, наши родители дружили и наши отцы были партнерами в юридической фирме. То, что мы сначала начали встречаться, а потом и жить вместе ни для кого не стало большим сюрпризом. Я не делал ей формального предложения, но для всех разговоры о нашей будущей свадьбе в последний год стали основной темой во время семейных праздников. А потом ювелирный дом, на который работала Клое, предложили ей должность в Нью-Йорке. Мы долго обсуждали как она переедет первой, устроится, а я завершу свои дела в Париже, переберусь к ней и найду хороший пост в крупной юридической фирме. Но ее отъезд стал для нас обоих каким-то странным облегчением и за пару месяцев переписок по ватсапу и, с каждым разом, все более коротких фейстайм звонков мы решили, что каждый продолжит свою жизнь самостоятельно. Я практически и не грустил. И, думаю, - она тоже.
У Анны в Тиндере было 3 фотографии. Ее лицо нельзя было назвать красивым по нынешним меркам инстаграм "красоток". Достаточно крупные черты лица, миловидные. Каштановые с отливом в рыжину волосы. Меня наверное зацепил взгляд ее зеленых глаза с какой-то спрятанной хитринкой. Сейчас редко встретишь такой взгляд у позирующих на селфи.
Родители конечно расстроились после нашего расставания с Клое. Я вообще не был идеальным сыном. Поздний ребенок, школьное образование в католической школе-пансионе недалеко от Парижа. Пошел по стопам отца, получив диплом юриста в Paris 1 и сделав LLM в Кэмбридже. Учился неплохо, но без особого усердия. Стажировался год в двух крупных лондонских фирмах по корпоративному праву, потом вернулся, сдал экзамены на адвоката и, конечно же стал, младшим партнером в фирме отца. Работал тоже без особого усердия.
На первое свидание Анна предложила встретиться в Люксембургских садах и дальше решить на месте "как пойдет". Меня это устраивало - я жил в районе Сен-Жермен буквально в 15 минутах ходьбы от садов.
Наша адвокатская фирма, недавно отпраздновавшая 50 лет, располагалась недалеко от Вандомской площади, считалась очень солидной и обслуживала в основном корпорации и их владельцев. Так получилось, что за последние 15 лет у нас появилось много клиентов - крупных русских бизнесменов, или, как их называют "олигархов". И делами этих клиентов, в основном, занимался я. Для одно из клиентов я сопровождал сделку по приобретению крупного пакета акций в одной быстро растущей биотехнологической компании. Так я познакомился с Жаном.
Мы бродили по парку, пили шоколад от Анжелины в бумажных стаканчиках сидя у фонтана Медичи, болтали, смеялись. И все это время я не мог оторвать от нее взгляд. Разговор был на очень общие темы, а я все смотрел и смотрел на нее.
Жан был директором по развитию и отношениям с инвесторами. Их компания, как джин из бутылки, ворвалась за короткий срок на многомиллиардный рынок вакцинаций. Впервые они заявили о себе около 6 лет назад разработав в кратчайшие сроки вакцину от эболы, эпидемия которой бушевала тогда в Западной Африке. Потом были универсальные приборы по ранней диагностике тропических болезней, вакцина от малярии, практически универсальная вакцина от гриппа и новая система транспортировки активных молекул в нужные органы. За несколько лет из небольшого стартапа в Сан Диего они превратились в крупную частную компанию с офисами в Нью Йорке, Париже, Гонконге, Сан Паоло, Москве, Дели и Дакаре. Инвесторы вились вокруг них как пчелы над банкой только что открытого клубничного варенья.
На среднем пальце ее левой руки я заметил колечко в форме двух пересекающихся полосок из белого золота. Колечко было надето необычно - не у основания пальца, а держалось на второй фаланге. "Не теряется?" - спросил я. "Попробуй" - улыбнулась Анна протягивая мне руку. Колечко оказалось двумя тоненькими змейками кусающими себя за хвост и сидело плотно. Ее руку я уже не отпускал весь остаток свидания.
Во время длительного процесса переговоров по сделке мы быстро сдружились с Жаном. Он был чуть ниже меня ростом, более худой и с примесью южной крови - стремительный, с циничными темными глазами, и волосами цвета вороного крыла. Настоящий мачо эпохи раннего Бандераса. Примерно одного возраста и одного со мной круга. Я как раз расстался с Клое и мы проводили с Жаном много времени вместе - ночная парижская жизнь для двух одиноких молодых обеспеченных людей может быть очень разнообразной.
Второе свидание прошло классически - модная пьеса в театре и поход в дорогой ресторан. Перед свиданием я четко поставил себе цель затащить Анну к себе домой. Загрузил в холодильник несколько бутылок шампанского, закуски, клубнику. Вызвонил свою филлипинскую уборщицу и попросил тщательно убрать квартиру вне графика и поменять постель на черную, шелковую. После ресторана, где мы долго обсуждали пьесу и вообще современное искусство, она очень естественно согласилась подняться ко мне на бокал шампанского. Мы быстро оказались в постели - нам хотелось этого одинаково сильно. Утром, растрепанная, она спала на моей руке. На ее правом плече я разглядел странную татуировку - то ли букву М то ли букву W в кольце из переплетенных змеек.
Вырвавшись из 4х лет вынужденной моногамии, и ведя активную ночную жизнь в компании с Жаном, подружки у меня сменялись быстро и регулярно. Славянские и латиноамериканские модельки, актриски, телеведущие, ассистентки и подружки русских клиентов, просто подцепленные в баре симпатичные девчонки, совсем взрослые и ухоженные бизнес леди. Отношения длились от пары дней - часто, до пары недель - редко. После какой-то корпоративной тусовки с большим количеством вина я умудрился переспать с собственной ассистенткой, и ее пришлось уволить. Неприятно было натыкаться каждое утро в офисе на по-собачьи вопросительно-страдающий взгляд. Пару месяцев даже была одна восходящая звезда французского кино, но она быстро переключилась на более полезные отношения с крупным пожилым продюсером. А потом я встретил Анну.
Первые месяцы она закружила меня в водоворот ее туристического восторга Парижем. И мне это было приятно. Во время наших встреч мы посетили, как мне кажется, каждый парижский собор и каждое историческое место, поднялись на верхушку Эйфелевой башни, потом ужинали в ресторане на первом ярусе. Делали совместные селфи на фоне достраивающегося шпиля Нотрдама, посещали музеи, ходили на службу в Сакре-Кер, катались на лодочке по Сене. Спускались в катакомбы, ходили по коридорам школы изящных искусств, тихонько сидели в старинной библиотеке Мазарини. И я все больше и больше влюблялся в нее.
Однажды Анна призналась мне, что никогда в жизни не ела устриц, и я сразу же потащил ее в устричную Регис. Заказал пару дюжин устриц и бутылку шабли. Мы сидели на трассе под майским солнцем и она, как большая кошка, довольно жмурясь поглощала одну устрицу за другой. Не знаю, может меня разморило на солнце, а может вино быстро ударило в голову, но тогда на меня накатило в первый раз.
В нос ударил запах моря, не запах устриц а именно запах Атлантики в Вандее, куда ребенком меня возила бабушка. Запах океана и песчаных дюн нагретых июльским солнцем. Детское ощущение огромности неба и той небывалой свободы которую чувствуешь только на берегу безграничного океана в начале каникул. Потом закричала чайка и зашумел ветер. На щеке ощущение соленых капель морской воды. Я вижу себя как со стороны. Нескладный мальчишка в болтающихся на тощей заднице плавках, бегущий к волне. Вода холодная и мне ужасно весело, я громко смеюсь.
- Вспомнил что то смешное? Делись! - вывел меня из наката смешливый голос Анны.
- Прости, что то я задумался.
- Да ничего, просто у тебя был вид как будто ты уснул с открытыми глазами, а потом внезапно заразительно засмеялся - улыбнулась она. - Поэтому мне приходит на ум только один вопрос - ты уже перестал принимать ЛСД по утрам?
Я оторопело уставился на нее, а потом, засмеявшись, швырнул в нее скомканной салфеткой.
Секс с ней, да нет, это нельзя было назвать просто сексом - занятия любовью был одновременно сумасшедшее страстным и безумно нежным. Кажется мы подошли в нем друг другу как два кусочка пазла. Совпал темперамент, желания, фантазии. Первые месяцы мы занимались любовью по несколько раз в день, зачастую сразу при встрече. Иногда она сама начинала приставать ко мне в совершенно, казалось бы, неподходящих ситуациях. На ее кафедре мы делали это в большом пустом лекционном зале освещенным только белым квадратом невыключенного проектора. В моем офисе - прямо днем за закрытыми дверями кабинета на моем рабочем столе. Во время прогулок она любила прислоняться ко мне спиной и потихоньку выгибаясь все сильнее прижиматься ко мне своей попкой. Это ужасно заводило меня и мы, как подростки, часто прерывали свои культурные походы, добирались до моей квартиры и часами окунались друг в друга. Потом, выныривая из дурманящего опьянения близости, она часто шутила - "мы обгоняем мартовских котов и догоняем пасхальных зайчиков". С ней я основательно подтянул свой русский.
Она была умна и очень smart. Хотя чего можно ждать от без пяти минут доктора биохимии. Но еще она была настоящей женщиной. Понятливой и нежной, смешливой и острой на язык. Моей женщиной - я все сильнее и сильнее понимал это с каждым днем проведенным с Анной. Мы не часто оставались друг у друга, но виделись каждый день. И на мое предложение на втором месяце нашего общения перебраться ко мне из ее микро квартирки недалеко от института, она просто ответила: "рано, давай наслаждаться нашими свиданиями и романтикой встреч".
Второй раз на меня накатило в музее Орсе. Анна затащила меня туда в одну из наших "туристических" прогулок по Парижу. Ей очень хотелось посмотреть на всех этих импрессионистов, о которых она так много читала и чьи полотна любила рассматривать в питерском Эрмитаже. Всю дорогу до музея она мне рассказывала как один любил сначала другого но после отрезанного уха уехал любить девочек-подростков на Гаити, в чем разница между полотнами буквы О и буквы А и какая буква дожила до глубокой старости, а какая умерла от сифилиса достаточно молодой.
В музее она водила меня из зала в зал. Рассматривала картины и радостно продолжала рассказывать подробности жизни давно умерших художников. Когда Анна была возбуждена она, как подросток, не могла оставить тему, и должна была рассказать мне о ней все.
В очередном зале она вдруг остановилось перед большим полотном и надолго замолчала крепко держа меня за руку. Я, признаю, уже немного заскучал и больше рассматривал посетителей, чем картины. Но от такой резкой смены ритма я поднял глаза и на меня накатило.
Первым пришел запах давно немытых тел людей и животных. Запах нагретых камней под ногами. Бесконечный путь выматывал, люди молчали. Мои ноги уже перестали болеть и просто тупо ныли. Но стертые руки крепко держали оглоблю и шаг за шагом мы с братом тащили повозку вперед. Чувство безысходного упорства. Рока. И только жилистая спина идущего впереди старика закрывала горизонт.
Я опомнился уже в очереди в кафе-ресторанчик на верхнем этаже музея. Анна была молчалива - "подустала от обилия впечатлений" сказала она и попросила мороженного. Потом с пониманием улыбалась, когда я пытался слизать каплю растаявшей белой массы с манжета пиджака.
Через некоторе время я познакомил Анну с Жаном. Ей он понравился. Он отнесся к ней безразлично. Вероятно восприняв как "очередную подружку". Но, пообщавшись и видя, что я все меньше и меньше времени провожу без Анны, начал внимательно присматриваться к ней. Узнав, что она биохимик - обменялся с ней телефонами и предложил в полушутливой форме приходить к ним на интервью после получения докторской, и он обеспечит ей по протекции наилучшие условия.
Однажды, ближе к выходным, на которые мы с Анной планировали улететь из Парижа и провести weekend на нашей пустой семейной вилле недалеко от Канн, мне под вечер нужно было заехать в офис забрать кое какие документы и скачать пару файлов - тешил себя надеждой немного поработать на выходных. Я заранее позвонил Матильде, нашей несменяемой, пожилой, но очень модной секретарше. Матильда была одинока, дети взрослые и она часто оставалось допоздна на работе подшивая и упорядочивая досье или разбирая корреспонденцию и мейлы внимательно изучая даже рекламные предложения. Она чопорно, впрочем как обычно, сообщила, что рано уходить не собирается и может заранее подготовить мне нужные досье если я потружусь до половины девятого подъехать в офис. Я поблагодарил и решил прогуляться пешком, благо находился в получасе ходьбы.
Открыв дверь своим ключом я зашел в светлую приемную. Матильда, грузно обмякшая, распласталась в своем офисном кресле. Два алых пятна на безукоризненно белой рубашке в районе груди. Голова запрокинута назад, рот приоткрыт и страшное красно-серое пятно на стене за ней. Из ступора меня вывел какой-то звук за спиной, я резко оборачиваюсь и в темном проеме отцовского кабинета вижу силуэт с вытянутой рукой и смотрящим мне в лицо черным провалом дула пистолета. "С глушителем" - подумалось мне, а потом дуло чуть сместилось и в плечо меня ужалила большая оса откинув назад и погрузив в темноту.
Пришел я в себя в скорой помощи несущейся с ревом сирен, этот рев подхватил меня и снова окунул в забытье мощного обезболивающего. Саму операцию, послеоперационную, как меня перевозили в палату я, конечно, не помню.
На утро первым в моей палате, после врачей и медсестры, появился осунувшийся, пахнувший тяжелым табаком, с красными глазами смотрящими на меня с вечной неприязнью жаков к буржуа, полицейский в штатском. Почему я оказался в офисе вечером? Что произошло? Кто был вместе в нами в офисе в это время? Кто звонил из офиса в скорую с сообщением о стрельбе, трупе и раненом? Над какими сложными делами я работаю на данный момент? С кем ссорился в последнее время? Опрос, или допрос, длился около часа. Мне стало совсем дурно и он, бросив с наглой ухмылкой "не уезжайте из города" и пообещав прислать повестку для дачи дополнительных показаний, удалился. Потом зашел врач и сказал что мне повезло, нападавший промахнулся, и пуля не задела ничего важного. Он мне ее потом принесет на память.
Далее были родители и все, даже дальние родственники, проживавшие в Париже, коллеги, старшие партнеры. Все охали, качали головой, радовались что я жив. Мама всплакнула по Матильде, отец нахмуренно заявил что "он этого так не оставит и дойдет хоть до министра юстиции и президента, но уродов найдут и накажут". Комната уже вся была заставлена цветами и я попросил медсестру вынести их в коридор.
Когда все ушли в палату одним движением влетела Анна, порывисто поцеловала меня и молча, с нежностью взяла за руку и прижалась лбом к моей щеке. "Я искала тебя всю ночь". И всхлипнула.
Сзади в дверях маячил Жан. Неловко улыбаясь мне и разводя руками. "Как ты, дружище?Я сначала подумал, что ты ушел в загул, но Анна заставила меня набрать твоего отца и мы примчались сюда еще ночью."
Честно, от избытка эмоций или от остаточного действия обезболивающих, а вероятнее и от того и от другого, глаза мои наполнились влагой и я уткнулся лицом в волосы Анны чтоб скрыть свой порыв.
Две недели я пролежал в больнице. Анна проводила у меня все свободное время сначала даже оставалась до утра, пока я не выгнал ее спать по ночам. Анну часто привозил Жан, и за это время они сдружились. Во время ее посиделок со мной он иногда присылал ей сообщения с вопросом когда за ней приехать. Тогда, впервые, это неприятно укололо меня. И она стала иногда выходить из палаты, когда он ей звонил. Чтоб не мешать мне.
Пару раз приходили полицейские, но судя по повторяющимся и уточняющим вопросам дело у них не двигалось.
Однажды, ближе к концу моего срока прибывания в больнице, она сказала что идет на деловой ужин с Жаном и его коллегой из научного отдела. Меня уже некоторое время раздражала их переписка, я резко ответил и мы первый раз поссорились. Она холодно попросила меня выспаться и перестать ревновать.
Когда меня выписали и я зашел в офис, красное пятно на стене за столом Матильды уже отсутствовало. Потом мы сидели с отцом в его кабинете, он налил мне на палец коньяка и рассказал о продвижении расследования. Из его офиса, из сейфа, пропала только старая семейная реликвия - небольшая статуэтка орла с гербом нашего рода сделана одним из питерских ювелиров в начале прошлого века и оставшаяся ему от деда. Платина с драгоценными и полудрагоценными камнями. Дорогая, но не дороже полумиллиона наличных евро, нескольких слитков золота и золотых монет, лежавших в том же сейфе. Отец совершенно не понимал почему ее украли. Она хранилась у него не один десяток лет и даже историческую ценность представляла только для нашей семьи.
Но с другой стороны и по всей видимости нападение было совершено профессионалом. Ни отпечатков, ни каких либо следов, кроме бедной мертвой Матильды и меня раненого. Матильда была застрелена двумя выстрелами в грудь, один из которых попал точно в сердце, и выстрелом в голову. Стрелявший пользовался 9мм пистолетом и по пулям ничего особенного установить не удалось. Гильз налетчик не оставил. Не понятно как был вскрыт сейф - отсутствовали следы взлома, а специальный электронно-механический ключ и код от сейфа был только у отца.
Анне я еще раз предложил переехать ко мне пошутив, что мне будет очень приятен ее уход за мной. На что она ответила что уход за раненым дело самого раненого и медсестры, приходящей делать перевязки.
Мне показалось, что после нашей ссоры в больнице она стала чуть холоднее ко мне. Хотя мы также проводили практически все свободное время вместе и занятия любовью были все такими же страстными и нежными, на сколько этого позволяла мне моя рана.
Через месяц Анна сообщила мне, что она была на интервью в компании где работал Жан и по защите докторской она начнет там работать в научном отделе пока в Париже. Жан, по ее словам, сильно помог получить отличные условия по зарплате и попасть в очень интересный отдел. Вот это "пока" очень резануло мне слух. Но я не стал пока поднимать эту тему.
Мы встречались втроем пару раз на совместные обеды, все происходило непринужденно, но меня начинало реально напрягать ощущение какой-то связи между Анной и Жаном. Может они просто сдружились? Я иногда ловил странный взгляд Жана направленный на нее. И это напрягало меня еще больше.
Да, это была ревность. Я давно уже понял что полюбил Анну и, мне казалось, что она отвечала мне похожими чувствами. Но чувства ревности никогда не присутствовало в моей жизни. Ни в моменты подростковых влюбленностей, ни при жизни с Клое, хотя Клое иногда ревновала меня. Ни, тем более позже, в период пока я не встретил Анну.
И это новое чувство захлестнула меня. Я стал внимательно следить за ее реакцией когда в разговоре всплывало имя Жана. Несколько раз пытался влезть в ее телефон, когда она была в душе или готовила на кухне. Пытался подсмотреть сообщения когда слышал как они к ней приходят. Но телефон был запаролен, а нотификации отключены, когда он не был разблокирован. И эти, вроде бы нормальные, мелочи все больше давали ревности захлестнуть меня.
Мы стали ссориться, вернее я психовал, а она с мягкой рассудительностью пыталась объяснить мне, что любит меня и нет повода для подобных ссор. Однажды я довел ее до слез, когда во время очередной ссоры услышав звук пришедшего сообщения, швырнул ее телефоном об стену и разбил его вдребезги. Конечно я потом долго извинялся и купил ей новый телефон. Но, даже чувствуя себя премерзко после этого поступка, не мог избавиться от навязчивого давления ревности.
Она предложила мне перестать приглашать Жана на совместные обеды или ужины, чтоб я остыл и понял, что это всего лишь мои эмоции.
Но остыть не получалось.
Стоял мягкий сентябрь, город пробуждался от летнего марева и толпы туристов стали чуть реже. По случаю моего полного выздоровления и дня рождения отец предложил устроить коктейль party в небольшом ресторане-барже на Сене. И за одно будет повод пригласить крупных клиентов и друзей фирмы.
Анна обрадовалась этому празднику как ребенок, провела кучу времени прихорашиваясь перед вечером. Мы вызвали такси и одними из первых приехали на набережную.
Коктейль удался, было очень оживленно и весело. Я раскланивался с клиентами, здоровался с коллегами, друзьями и родственниками, принимал поздравления. Жан появился с умопомрачительно красивой моделью брюнеткой которая сразу же приковала внимание большей половины мужчин и некоторых женщин. Он подошел ко мне, обнял похлопывая по спине - "Из нас двоих ревнивым должен быть латинский мачо, а не русский увалень". Подмигнул Анне, обнял свою брюнетку за талию и утянул ее к буфету. И я почувствовал какое-то внутренне облегчение. Как будто наваждение ревности последних месяцев отпустило меня.
Танцуя с Анной я прошептал ей - "это как репетиция нашей свадьбы". Она странно в упор посмотрела на меня, а потом прижалась ко мне всем телом. И джазовый квартет играл кавер Someone Like You.
Потом к ней на телефон пришло сообщение. Я снова услышал этот нервирующий меня последние месяцы звук. И стрелка моего настроения развернулась резко на юг. Анна извинилась - "это важно, я на минуту". И вышла из центрального зала. Я подошел к бару и попросил водки. Залпом выпил. Еще одну. Пошел искать свою спутницу.
Анна и Жан стояли в конце палубы и о чем-то приглушенно напряженно разговаривали. В какой-то момент он схватил ее за руку, она резко вырвалась и в это мгновение увидела меня. Бросилась мне на встречу. Я в ярости остановился за шаг от нее не зная что сказать и как себя повести. Она как брошенный котенок взглянула на меня снизу вверх, в ее глазах стояли слезы. "Алекс!" всхлипнула. Потом резко дернулась, развернулась и толпа гостей поглотила ее. За ней, яростно взглянув на меня, бросился Жан. Я простоял несколько минут тупо вцепившись в поручни. Развернулся и метнулся к выходу.
Прокричав таксисту адрес квартиры Анны, всю дорогу я пытался ей дозвониться. Мобильный Анны отзывался длинными гудками и потом переключался на автоответчик. Телефон Жана был выключен. Я открыл дверь своим ключом, мы уже давно обменялись ключами от квартир друг друга. Пусто, темно. И звук сообщения моего ватсапа. От Жана. Читаю - "chez moi, now!". Вообще перестаю понимать что происходит, но бегу вниз по лестнице, на ходу вызывая мото-такси.
Жан живет м районе Марэ. Из 15го, где живет Анна, на мотоцикле по ночному Парижу я добираюсь за 17 минут. Я стою у входа в подъезд его дома и исступленно жму на кнопку домофона с номером его квартиры. Начало четвертого утра. И из соседней подворотни слышу какой-то звук. Отрываюсь от кнопки и бегу туда.
****
Жан полулежал привалившись к мусорному баку. На его белой рубашке были четко видны два рваных отверстия и расплывались два темных пятна, а в свете уличного фонаря в его правой руке тускло блестело длинное металлическое жало. Он еще жил и было слышно его хриплое дыхание вырывающееся через разбитые в кровавое месиво губы.
Я бросился к нему, но на втором шаге как будто получил удар тяжелым сапогом в живот и застыл в шоке отказываясь принимать грубое мгновенное фото действительности. Разум еще отказывался осознавать, но глаза уже донесли резкую в своей безысходности картинку в мозг.
Она сидела прислонившись к противоположней стене. Похожая на брошенную поломанную куклу у которой оборвал лески марионеточник. Короткое коктейльное платье задрано до полоски белых трусиков, ярко выделяющейся на фоне темного асфальта и загорелых ног. Правая нога вывернута под странным углом, а голова склонена на плечо неестественным образом. В руке она продолжает сжимать пистолет с длинным хищным стволом, стволом который недавно смотрел на меня темным провалом в ярком свете приемной моего офиса. Над левой бровью рваный порез наискосок пересекал лоб. Пряди волос свалялись в вытекшей из пореза крови и прилипли к нему. Глаза смотрели на меня. Глаза уже смотрели в никуда.
Метнулся к ней, схватил за плечи, зачем-то начал трясти, пытаясь привести в чувство мертвое тело. Пистолет глухо лязгнул об асфальт. Ее голова болталась из стороны в сторону, но я все повторял "Анна, Анна" в каком-то безнадежном исступлении. Потом остановился и прижал ее к себе, чувствуя уходящее тепло недавно живого тела.
- T"es qu"un con! - разборал я громкий всхлип Жана. Он надрывно закашлялся.
- Она пристрелила бы тебя тогда, в твоей гребаной адвокатской конторе. - А ты бы так ничего и не понял! - прохрипел он.
Я отпустил Анну и резко развернулся к нему на волне дикой ярости сжимая кулаки. В два шага я яростно бью его в лицо. Он заваливается на бок и я склоняюсь над ним резко разворачивая его на спину и занося руку для еще одного удара. И останавливаюсь наткнувшись на его безумные точки-зрачки и оскал-улыбку разбитых губ.
- Давай давай! Стань яростью! - практически кричит он и резко дергает головой в сторону моего кулака.
И я бью, бью, бью.
Я сижу прислонившись к мусорному баку как как опустошенный Пьеро отлупивший Арлекина в какой-то сюрреалистичной постановке злого сумасшедшего режиссера. Мои кулаки саднят, а мой Арлекин лежит рядом в луже крови и выбитых зубов. Я слышу его безумный монолог прерывающийся хриплым хихиканье с трудом разбирая слова.
- это коктейль мой... я туда ... добавляю немного ТГК ... было веселей охотиться ... сатива наше все. Не обращай внимания - достаточно четко произносит он и опять сбивается на хрип.
- ты ей нахер не... но девочка вырвалась ... из ковена... герой-любовник... вот и не грохнула, а должна была... любить они умеют лучше чем мы. Ты же их ...корм... любовь спасет мир... я практически перевербовал... сдохну скоро... а тебе с этим жить... может быть. Ладно... прощай и ... прости.
И тут его голос изменился неуловимо и на меня вдруг опять накатывает
В нос ударил запах мела, мокрой доски, уходящего лета из открытого окна. Запах старого частного католического интерната Жанны Д"Арк в Фонтенбло, где я проучился несколько лет. Накатило авторитетом нашего классного руководителя - строгого но справедливого господина Перрона.
Наваждение прошло так же внезапно, как и накатило.
Но голос Жана звучал теперь четко и ясно, как будто не было разбитого рта и хрипа пробитых пулями легких.
- Возьми моей телефон. Код 1221. В контактах найди Ангел. Набери, дождись ответ, скажи Finis и сбрось. Не звони фликам! Оставь телефон на мне. И уходи. УХОДИ!
И я поднялся. Нашел, позвонил. Посмотрел на тело Жана, на тело Анны. И ушел.
***
Несколько дней я провел в странном состоянии где просыпался, чистил зубы, завтракал, ехал в офис, переводил телефон и мобильный на новую ассистентку, листал какие-то старые дела, пытался что-то писать, но основную часть времени проводил просто смотря в окно и видел калейдоскопы сцен недавних месяцев - Анну смотрящую детским восхищенным взглядом на город с верхней площадки Эйфелевой башни, Анну спящую у меня на руке в утреннем солнце пробивающимся сквозь жалюзи моей спальни, Анну порывающуюся надеть платок чтоб войти в очередной собор, Анну поедающую шаурму из ливанской забегаловки после длинного и скучного ужина с моими клиентами, Анну смеющуюся над моей неуклюжестью когда я первый раз пытался поехать на электрическом самокате, Анну стонущую подо мной в последние мгновения ее оргазма, Анну танцующую, Анну прижимающуюся ко мне всем телом и ищущей мои губы в темном переулке после бутылки шампанского выпитого на ступеньках Монмартра. Анну заснувшую в кресле у моей постели в больнице. Анну плачущую во время наших ссор. Мою Анну.
Я вернулся в тот переулок у квартиры Жана где-то через неделю. Солнечным осенним днем. Чисто, никаких следов. Только мусорный бак все так же стоял на своем месте. В новостях ничего не было о двух трупах из переулка. Я перерыл Гугл в поисках всех парижские новостей и за последнюю неделю. Ничего. Под разными предлогами связался со всеми знакомыми полицейскими из криминальной, знакомыми из DACG и прокуратуры окольными путями пытаясь получить хоть какую-то информацию о той ночи. Ничего. Спрашивал напрямую. Той ночью в том районе ничего не произошло. Утром не было толпы зевак и полицейского оцепления. Не было журналистов и заметок в криминальных хрониках. Двух трупов, лежащих друг на против друга, не было в Париже ни той ночью, ни следующим утром.
Я звонил на мобильный сначала Анне - "этот номер больше не обслуживается", потом Жану - "просьба перезвонить позже". Я позвонил в офис Жана и в наглую попросил срочно соединить меня с ним. Мне ответила незнакомая секретарша которая бойко сообщила: "Мистер Тойфер был переведен в Сан Диего, мне очень жаль, я не смогу сообщить Вам его новый номер, он пока не указан в системе, но в системе указано, что я должна соединить Вас с Monsieur Дэвид" и не дав мен ответить - "переключаю, оставайтесь не линии". "Алекс, добрый день, мы ждали Вашего звонка! Подъезжайте к нам прямо сейчас". Я выскочил из офиса, поймал мото такси и через 20 минут был на Дефанс у башни Тринити.
В конференц зале на 30 этаже меня ждали двое - когда я зашел, Дэвид стоял отвернувшись к окну. Второй, незнакомый, сидел у длинного конференц-стола вытянув ноги и что-то черкая на лежащем перед ним листе из блокнота.
- Алекс, рад что ты так быстро добрался! - поприветствовал меня Дэвид. - Я хочу представить тебя кое-кому! - широким жестом направив меня к сидящему у стола человеку.
Я сделал шаг навстречу и остановился как вкопанный.
Человек за столом небрежными движениями вырисовывал на листе татуировку Анны. W или М в круге змеек.
Он отложил ручку, поднял на меня взгляд, искренне улыбнулся, встал и протянул мне руку.
- Меня зовут Ян. Tantum possumus quantum scimus, и нам нужно много чего обсудить.