Горе какое, беда какая, ой-ой-ой, где моя бритва? где моя опасная бритва? пойду исполосую себе мускулистые руки! Господи, как же так? Что делается?! Сэра Кэмерона, человека в годах, носившего твидовый пиджак, с роскошными седыми усами, со взглядом орла, в армии послужившего, никогда не болевшего, храброго, как лев, не употреблявшего алкоголя, без пяти минут деда - убили! замочили в собственном кабинете! Бросили на пол, как тряпичную куклу! Дайте мне смирительную рубашку, пока я не вышел из-под контроля! Свяжите меня крепко! Посадите меня в комнату, обитую матрацами! Похороните вместо сэра Кэмерона меня, уж лучше меня, давайте, так уж и быть - меня!..
Трагизма добавляет и неожиданность всего происшедшего. Ещё рано утром, за завтраком, сэр Кэмерон острил, а уже ближе к обеду, у себя в кабинете - он лежит мёртвый. Горничная Мэри, которая хотела порадовать сэра Кэмерона свежим молоком, едва не упала в обморок, завидя распростёртое тело. "Труп лежал, - говорила потом Мэри, - Как глас вопиющего в пустыне. Он кричал. Он был как чёрный квадрат на белом фоне". Знание чёрного квадрата, конечно, делает Мэри честь, однако она так и не смогла отчётливо описать положение трупа и какое-либо нарушение в деталях окружающей обстановки. "Всё было на своих местах", - говорила Мэри, утирая платочком свои большие и честные глаза.
Увидев холодное тело, горничная уронила поднос, разбила кувшин с молоком и чашечку с пастушками - любимую чашечку сэра Кэмерона, не правда ли, символично? - и бросилась бежать. Пролившееся молоко очень быстро всосалось в ворс ковра, по ворсу добежало до лужи крови, вытекавшей откуда-то из-под головы сэра, и смешалась с ней, что весьма затруднило работу следственных органов. "Вот тебе и кровь с молоком!" - сказал впоследствии инспектор, который славился своими шутками висельника.
Но ещё прежде инспектора тело увидел доктор. Его фамилия была Морштейн, он был выходцем из Венгрии и любил гуляш, он вошёл в кабинет осторожно, как кошка, осмотрелся и тряхнул головой, как пианист. "Это здесь", - вслух сам себе сказал доктор (затем домашние сэра Кэмерона подметили, что доктор постоянно что-нибудь говорил вслух самому себе). Он присел возле распростёртого сэра на корточки, двумя пальцами повернул его голову и, увидев зияющее отверстие в затылке, не стал скрывать отвращения. Доктор пощупал пульс на руке, потом на шее, потом достал из внутреннего кармана зеркальце и поднёс его к холодным и уже синеющим губам сэра Кэмерона. Зеркальце не потело. "Констатирую смерть", - пробормотал доктор. Большим пальцем он легонько для чего-то надавил на каждое из глазных яблок трупа, потрепал его по остывшей щеке, потом зажал ему нос и внимательно вглядывался в лицо. В это время в дверях кабинета стояли садовник Джон и дворецкий Марк - оставшиеся в доме мужчины, и они недоумённо переглянулись. Морштейн же, подёргав покойника за нос несколько раз, с каждым разом всё сильнее, открыл ему рот и посмотрел туда, таким же в точности взглядом, каким цыган на ярмарке оценивает лошадиные зубы. В открытом настежь рту трупа поблёскивали две золотых коронки; Морштейн вытащил из кармана резиновую перчатку, надел её, запустил в чужой рот - и, видимо, в этот момент вспомнил, что он не один в комнате, оглянулся через плечо... - Джон и Марк хмурились. Тогда доктор снял перчатку, ощупал карманы трупа, обнаружил там носовой платок, часы на цепочке, бумажник и самопишущее перо, и тщательно рассмотрев всё это, положил на письменный стол.
- Здесь у вас ещё молоко разлито, - счёл нужным заметить доктор Морштейн, поклонился садовнику, не глядя, впрочем, ему в глаза, и вышел.
Свидетельство о смерти Морштейн написал на латыни и неразборчиво; несчастная вдова потом немало перенесла, доказывая, что данная бумага - не обязательство перед кредиторами, не контрамарка на популярный балет и не зашифрованная записка для гипотетической любовницы.
Следом за доктором в доме появился инспектор Блюмкин. Он прибыл в сопровождении двух подопечных в синих формах, закурил сигару, невзирая на то, что вдова не переносила табачный дым, вошёл в кабинет и обвёл его взглядом человека, знавшего Истину.
- Билли, к окну, Бобби, к трупу, - отдал он приказания. Сам же вытащил из саквояжа большое увеличительное стекло на палочке и начал внимательно анализировать ворсинки ковра. В это время Билли из окна осматривал местность, просчитывая наиболее вероятные пути ухода преступника, Бобби сидел возле трупа, не зная, что ему делать дальше.
- Сукин сын, - не повышая голоса, крикнул ему инспектор, - Приди к выводу, чем убили этого человека! - и Бобби начал сравнивать форму раны в затылке сэра Кэмерона с формами окружающих тяжёлых предметов.
В комнате было отмечено пресс-папье из слоновой кости, два канделябра из серебра XVIII века, китайский бронзовый болванчик эпохи Чжоу, массивная пепельница из мрамора, чуть менее массивная из стекла, ножки стульев из красного дерева (по четыре на каждый стул, да на шесть стульев - итого двадцать четыре потенциальных орудия убийства), статуэтка "Вакханка" - гипс, нож для разрезания бумаги - сталь, яйцо пасхальное сувенирное золотое с эмалью - Фаберже. Бобби пришлось попотеть, идентифицируя эти вещи с раной в голове сэра, особенно он мучился с шестью стульями, все двадцать четыре ножки которых, хочешь - не хочешь, а надо было проверить. Подозрение пало на ножку, условно пронумерованную как 18, потому что она, образно говоря, по колено была крови и белых частичках мозга.
- Так-так, - сказал инспектор.
Из окна комнаты открывалось множество возможных вариантов побега. Только дилетант сказал бы, что всякий, кто осмелится вылезти из окна, неминуемо разобьётся - третий этаж, асфальтовый двор, как-никак. Билли не первый год работал в полиции и заметил, что под окном проходит карниз, проходит через всё здание, и ширины этого карниза достаточно, чтобы на нём мог стоять взрослый человек. Такой человек, конечно, просто обязан быть сорвиголовой и ценить жизнь в два гроша, но ведь это очевидно - другой не пошёл бы на убийство уважаемого всеми нами сэра Кэмерона. Кроме того, с подоконника вполне можно перепрыгнуть на ветви граба, росшего тут же, во дворе, и вымахавшего в полтора раза выше самого дома. Но, разумеется, если прыгать, нужно иметь некоторую подготовку ("Не проверить ли наши картотеки прыгунов?" - подумалось Билли). Далее, прямо из окна, если сесть на раскрытую раму, можно, подтянувшись, забраться на крышу; но в этом случае преступник должен быть очень лёгок, чтоб рама не отломилась. Затем, можно предположить, что преступник покинул комнату вовсе и не через окно, а каким-то другим путём. Однако тогда становится непонятно, зачем из окна свешивается вниз, до самой земли, верёвочная лестница.
- Так-так-так, - сказал инспектор.
Ворсинки ковра, как молодая травка, стремились к потолку, однако от верного инспекторского глаза не ускользнула некоторая местная примятость. "Здесь ходил человек", - решил инспектор, и, внимательнее приглядевшись, без труда определил размер обуви, исходя из которого элементарно можно высчитать рост и вес. Зная вес, инспектор Блюмкин, пользуясь специальной таблицей, понял, какого цвета были волосы преступника; представив этот цвет в виде числового коэффициента, он умножил его на двенадцать - число знаков зодиака - и определил, кто убийца по гороскопу. Теперь осталось решить задачу, посильную первокласснику. Инспектор только вздохнул насчёт рутинности своей работы, надел очки, чем исключил на девяносто шесть процентов вероятность ошибки в несложных расчётах, и принялся рисовать в блокноте столбики цифр. Убийца по гороскопу близнец; зная, что он весит девяносто шесть килограммов, мы приходим к выводу, что у него светлые глаза. У близнецов до девяносто двух килограммов глаза тёмные. Со светлыми глазами он мог родиться только в год обезьяны, последний год обезьяны был позапрошлым, следовательно, убийце как минимум два года. Однако: убийца курил сигары "Королева Марго", что подтверждает пепел, обнаруженный горкой в одной из пепельниц; тогда становится ясным... - инспектор поглядел в окно на положение солнца - становится ясным факт, что он мог родиться только тридцать восемь лет назад, и никогда больше, потому что в следующий раз он родится через тысячу шестьсот лет. Зная возраст убийцы, инспектор заглянул в хрустальный шар криминалистики, и понял, что имя преступника либо Джон, либо Адольф, либо Марджори, но в последнем случае он должен быть женщиной, однако женщина не могла оставить на ковре след сорок шестого размера, накурить сигар и шарахнуть сэра Кэмерона стулом по голове, а потом спуститься по веревочной лестнице; стало быть, Джон либо Адольф. Джоном зовут садовника, но он не убийца, потому что кофейная гуща, опрокинутая на блюдце, принимает форму дикого зверя (а не пятиконечной звезды - знака всех убийц!). А теперь внимание: Адольф, тридцати восьми лет, по гороскопу близнец, со светлыми глазами, девяносто шести кило весом, ростом метр восемьдесят девять - чего ж вам больше? Этот субъект живёт... - инспектор хотел блистательным росчерком закончить черновую работу, он уже занёс перо - и вдруг вспомнил, что сейчас день. С первым взглядом на звёздное небо точный адрес станет известен. А пока инспектор ещё раз вздохнул и очки очень удовлетворённо снял.
- Далеко не уйдёт, - сказал он.
- Так точно, - сказали Бобби и Билли.
С тем и уехали из дома покойного сэра Кэмерона представители власти.
3. Кульминация в психологической прозе:
Частные сыщики действуют принципиально иными методами, чем недалёкая полиция. Частный сыщик Шерлок Холмс действовал методами, принципиально не такими, как у всех частных сыщиков.
Маленький укол... ("Комарик, комарик" - утешала его мама после прививки от оспы) - и Шерлок Холмс удовлетворённо расслабился. Кокаин. Да, ещё и скрипка, вот и все методы, господа! Всё очень просто. Нету никаких знаков зодиака. Всю эту криминалистику выдумали, чтобы ловить бедолаг, которые только считают себя преступниками, а на самом деле вполне цивильные люди. После маленького укола Шерлок Холмс видел все вещи только на самом деле.
По счастливому стечению обстоятельств он был в приятельских отношениях с вдовой сэра Кэмерона, и она позвонила ему по телефону, обессиленная, скорбящая, не довольная действиями инспектора Блюмкина. Шерлок Холмс приехал в дом сэра Кэмерона.
- У вас усталый вид, - сказал он вдове, не здороваясь, потому что приветствие есть не более чем бессмысленная словесная оболочка, звено в цепи абсолютно условных знаков, которыми мы обмениваемся друг с другом, думая, что общаемся. - Примите реланиум.
У вдовы была очень высокая чёрная фигура, она ходила по комнате и тёрла себя за виски, и вняла словам Шерлока. Потом она опустилась в кресла.
- Я не пойду к Нему в кабинет. - Вдова кивнула, тут же скривившись от боли, прострелившей шокированный мозг, и замерла. - Я буду сидеть здесь, около вас. Пустому кабинету не нужно моё присутствие. Ему, лежащему на столе и уже окоченевшему, оно не нужно тем более. Нужно ли оно вам, уважаемая мною вдова?
- Что?.. - вдова вдруг поняла, что мир отдалился от неё и стал каким-то чужим после реланиума.
- Я спрашиваю, нужно ли вам моё присутствие?
- Я же звонила вам...
- Это ещё ни о чём не говорит, дорогая. Вы хотели, чтоб я поймал убийцу? Что толку? Встанет ли после этого Он, уже такой холодный, со стола?
- Не знаю, я ничего не знаю, - всхлипнула вдова.
Шерлок Холмс закурил трубку. Вдова поморщилась.
- В вас говорило чувство покоробленной справедливости, может быть? Но что такое это чувство, как не желание отомстить, прикрытое лоскутным одеялом цивилизации и культуры?
- Отомстить?..
- Да, отомстить! Вы, добрая христианка, вы, самолично кормящая голубей в Гайд-парке , - вы жаждете мести? В таком случае я уже ничего не понимаю. Тут можно либо сойти с ума, либо жить с мыслью, что волчьи законы до сих пор правят миром.
- Мой несчастный муж...
- Молчите! Так ли уж он несчастен? Нет, в данный момент он счастливейший в мире человек: он-то умер, и теперь у него никогда не будет тревожных мыслей. Он больше не заболеет, понимаете? Его никто не арестует. Ему не станет больно, если он ударится головой о притолоку, потому что он уже никогда ни обо что не ударится. Нет, я бы поставил его убийце памятник, как освободителю, и дело с концом.
- Как же так? - расстроилась вдова, а поскольку она уже до этого была очень расстроена, у неё потекли слёзы.
- Просто. Собрал бы деньги, заказал бы статую у знаменитого скульптора - мрамор там, или гранит - накрыл бы стол, позвал добрых друзей, и открыл памятник освободителю сэра Кэмерона. Можно придумать даже изощрённую композицию: представьте громадную скульптуру, что-то вроде пирамиды, на вершине - убийца, он разрывает рот женщине в тунике, на которой написано: "мигрень". Дальше, под ними, целая свора других женщин, и на каждой соответствующая табличка: "страх потерять наличные деньги", "дурные привычки", "кошмарные сны", ну и так далее. Можно даже включить в композицию женщину с табличкой "жена". И все они очень хищно смотрят на храброго убийцу, но он готов сразиться с ними. А внизу, под скульптурной группой, сам сэр: он лежит, скрестив руки на груди, он доволен и улыбается, и голуби вьются вокруг него. Как вам идейка?
- Нет! - сказала вдова.
- Я понимаю вас, дорогая, чисто по-человечески, - продолжал неумолимо хладнокровный Шерлок, - Но поймите, однако, и вы меня. Если я начну ловить всех - представляете себе, всех! - убийц, кто же тогда останется в этом мире? Вы-то точно думаете, что останутся лишь светловолосые голубоглазые праведники, но я готов возразить: нет! В этом мире останутся воры, взяточники, тунеядцы, растлители малолетних, а ещё, простите мой правдивый язык, останутся наркоманы! Да-с, бедная вдова. И никто из нас не в силах изменить существующий порядок. И все мы пешки в большой безличной игре. Вы читали Рамаяну? Или Махабхарату? - вдруг спросил Шерлок.
- О Боже! - вырвалось у вдовы.
- Так я и думал... - сыщик в задумчивости смял пальцами свой подбородок, - Вы скорбите о вашем покойном сэре. Это - снаружи. Внутри вы рады, что это не вы лежите в его кабинете с пробитой головой. Что же, может быть, хотя бы скорбь хоть немного откроет ваши глаза на то, какой это был прекрасный, душевный, единственный в своём роде человек! Но до конца вы так и не сможете этого понять, и я не смогу понять, и никто не сможет, кроме убийцы. Только тот, кто освободил чужую душу, в состоянии возрадоваться вместе с этой душой, и ничто не сломит эту радость: ни судьи, ни зловещий Тауэр, ни электрический стул, чёрт меня возьми! Так возрадуемся и мы! Несите вино, ведите прекрасных женщин, дайте радиоприёмник - я хочу рок-н-ролла! - и с этими словами Шерлок Холмс вскочил со стула, проплясал по комнате несколько футов или ярдов, вдруг упал на пол и затрясся в рыданиях. - Кокаину! - закричал он, - Меня отпускает. Немедленно кокаину!..
...И неожиданно для всех в этот момент, такой драматичный, что даже горничная внизу начала разбивать свежевымытые тарелки, прогремел - не позвонил, не раздался, не затренькал - прогремел в парадном звонок. Шерлок Холмс вскочил и ринулся вниз.
За дверью, которую сыщик открыл рывком, не в силах сдержать нервное напряжение, стоял высокий грузный человек со светлыми глазами. На лице человека была ссадина. Дрожащей рукой протягивал он измятый паспорт.
- Так-так, - произнёс Шерлок Холмс, вглядываясь сначала в лицо человека, а затем в его документ, - Полиция снова в дураках. Ха-ха! - и далее великий мастер дедукции начал читать по документу, - Значит, Адольф, тридцать восемь лет, неженат, близнец по знаку зодиака, двести девяносто фунтов весом... - Шерлок на секунду задумался, - Сколько ж это в килограммах? - Ну да, девяносто шесть! Сломался? - осведомился Шерлок, - Сам пришёл? Не выдержал?
- Посовестился, - всхлипнул Адольф.
- Вот ужо тебе будет, падла! Ответишь по всей строгости закона, понял? - и Шерлок Холмс одним коротким ударом вырубил издёрганного убийцу, тот упал в глубоком нокауте и даже немного стукнулся головой.
- Бокс, господа, - обратился к аудитории блистательный Шерлок Холмс, - Великая вещь!
4. Развязка в трагической прозе:
Ну теперь, наконец, многое, то есть почти всё, становится ясным. Инспектор Блюмкин кусал себе локти и пытался присвоить лавры, и даже присвоил частично, подлец, - но не в этом дело! Великий сыщик Шерлок Холмс, оказывается, на два года ездил в Непал и там овладел основами телекинеза и большого внушения. Его странные - по меньшей мере! - сентенции в гостиной были не более чем поисками убийцы на метафизическом уровне, то есть вне реальности, в мире идей, если хотите, или трансцендентально, буде вам угодно - но и это неважно! Или вы осмелитесь утверждать, что трансцендентального мира нет? - В наше-то время? - Тогда вы просто кретин, тяжкий на подъём. Вдова была на суде, она требовала, вместе с прокурором Лондона, высшей меры, и добилась своего - в пику адвокату, молодому выскочке по фамилии Розенстерн, который в зале суда почти в точности повторял Холмсовы монологи, сам не зная того. Но это также не суть.
Адольф был дальним родственником сэра Кэмерона, он вёл никчемную жизнь и погряз в долгах; оказавшись на самом дне, он начал шантажировать сэра Кэмерона, вымогая у него деньги. Поскольку сэр был порядочный человек, он от чистого сердца тайно передал Адольфу сначала двадцать, а затем тридцать фунтов стерлингов, но злодею показалось этого мало, он пригрозил сэру, тот пообещал (больше в шутку) обратиться в полицию, тогда и случилось коварное злодейство. Какие чувства может вызывать этот субъект в нашей душе? Вряд ли злобу, ведь волна гнева давно прошла. Боли и вовсе не было: сэр Кэмерон нам чужой. Его убийца вызывает лишь отвращение, и брезгливо морщится сам собою рот от этой низости, как гадко, как пошло могут поступать люди, и отвращение, только оно охватывает нас... - но не нужно слишком отвращаться, - жизнь продолжается.
Через год траур в доме сэра прошёл. Шерлок Холмс играет на скрипке, доктор Морштейн каждое лето ездит в Венгрию, чтобы поесть настоящий гуляш, инспектор Блюмкин всё ещё пользуется хрустальным шаром криминалистики. Старшая дочь покойного сэра Кэмерона вышла замуж, младшая - просто забеременела. Но это тоже неважно.
Важно другое. В особняке, в своём кабинете, на полу, наделав целую лужу крови, сэр Кэмерон лежит мёртвый. Больше он не сможет встать никогда.