Лучшие места на то и лучшие, что бы с них было видно каждое движение на сцене. Она видела все. Каждый шаг, каждый жест и полу жест, каждый взгляд. Тысячи женщин были уверены в том, что он - Бог. Она знала, что он - человек, и что его талант - это действительно Божий дар. Танец закончился, все аплодировали стоя, раздавались восторженные крики, а с ее губ не сходила улыбка. Потом она ждала пока он переоденется, пока схлынет толпа, жаждущая получить автограф своего кумира...
-- Настена, извини, милая, но ты сама видела, сколько народа, я не мог раньше.
Почему он выбрал ее? Ведь его боготворят тысячи. Для нее ответ был очевиден: другие его обожают, преклоняются, но только в ней он чувствовал настоящую любовь.
-- Ничего страшного, -- она улыбнулась, -- я все понимаю. Кстати, поздравляю - эта постановка настоящий шедевр.
-- Стараюсь не отставать от тебя, -- он нежно обнял ее за талию, -- пойдем домой, иначе мы рискуем попасть под дождь.
Была глубокая ночь, после выступления прошло уже несколько часов, но танец по-прежнему жил в каждом его движение, и ей хотелось кричать, и она не сдерживала своих желаний.
-- Скажи, ты меня не ревнуешь? - вопрос был действительно актуален: постановка отличалась откровенностью.
-- Олег!! - она, фыркнув,швырнула в него подушку.
Как она могла ревновать его? Ведь это глупо! Пусть они с Леной танцуют что угодно, пусть даже самые вызывающие композиции, но ведь все это будет для публики, для тысяч глаз и сотен объективов. А здесь в этом доме, они принадлежат только друг другу. Смешно даже сравнивать.
***
-- Привет, милый, -- она закрыла дверь и чмокнула его в щеку.
-- Привет, я сейчас в душ, и через двадцать минут буду готов.
-- А мы куда-то спешим? - она удивленно подняла брови.
-- Конечно. Ведь у нас на десять заказан столик, -- он внимательно посмотрел на нее, - я так и знал, что ты забудешь! Сегодня же двадцать первое, Настя!
-- Год как мы познакомились, -- она слегка покраснела, а потом виновато добавила, -- если бы шел дождь, я бы обязательно вспомнила.
Играла чудесная музыка. Несколько пар кружились в танце.
-- Могу я попросить прекрасную даму о танце? - он элегантным движением протянул ей руку.
-- Попросить вы, конечно, можете, но боюсь, наткнетесь на категорический отказ.
-- Настя, это не честно! Почему ты не хочешь танцевать со мной?
-- Олег, милый, мы уже обсуждали это. Я не умею и не буду. Ни с тобой, ни с кем бы то ни было другим. Я привыкла к тому, что все, что я делаю, я делаю лучше всех. А танцевать... -- она скорчила рожицу, -- боюсь танцевать я уже не научусь никогда. Я слишком неуклюжая для этого. Вспомни хотя бы, как мы познакомились.
Он вспомнил и улыбнулся. Он никогда не мог сдержать улыбку, вспоминая об этом.
В тот день шел дождь, и было уже темно. Он шел после репетиции. Она поскользнулась на мокром асфальте, и, сломав каблук, подвернула ногу. Если бы он не успел ее подхватить, она рисковала сломать и нос.
-- С вами все в порядке? - на мокром лице не было видно слез, но голос выдал ее:
-- Все хорошо, только каблук жалко, я его кажется, сломала. Извините, так неловко вышло, извините...-- ее голос дрожал. Она попыталась встать на поврежденную ногу, но от боли опять чуть ни упала.
-- Все ясно, -- заключил он, и с поразительной легкостью подняв ее на руки, и понес к ближайшей скамейке.
-- Что вы делаете?! Поставьте меня немедленно!!
-- И не подумаю. Вам нельзя наступать на ногу, вдруг вы ее сломали?
-- Неужели вы врач? - поинтересовалась она, когда сидя на скамейке под проливным дождем, он осматривал ее лодыжку.
-- Нет, я не врач, но с растяжениями и вывихами сталкиваюсь частенько.
-- И что же за опасная профессия такая?
-- Я профессионально занимаюсь танцами, -- он еще раз взглянул на лодыжку, -- похоже, нам надо к травматологу, -- и прежде чем она успела что-нибудь возразить, он взял ее на руки и понес к своей машине.
-- Как вы оказались в одиннадцать часов вечера в городе одна и без зонтика?
-- Я шла домой из музея.
-- Неужели он принимает посетителей в такое время?
-- Я необычный посетитель.
-- Работаете в музее?
-- Не совсем. Я художник, а иногда и реставратор.
-- А я мог где-то видеть ваши картины?
-- Ну-у, я правильно поняла: вы работаете в театре танца.
Он утвердительно кивнул.
-- Тогда вы обязательно видели картину, в холле, на правой стене.
Он потрясенно посмотрел на нее. Он никак не мог ожидать, что автором такой картины будет совсем молодая девушка, ломающая каблуки на ровном месте.
-- Она просто волшебная! Сверхъестественная! Когда на нее смотришь, кажется, что они движутся, только мгновение немного затягивается, еще чуть-чуть и будет слышна музыка.
-- Вы не правы. Ничего сверхъестественного. Наоборот, так и должно быть. Когда люди танцуют, они двигаются и практически всегда играет музыка, -- она говорила это с такой уверенностью, что Олег понял - быть должно именно так и ни как иначе.
Он отвез ее домой, а на следующий вечер вновь стоял возле ее квартиры. С букетом роз и небольшой коробкой.
-- Что там? - поинтересовалась она, когда он протянул ей подарок.
-- Открой, -- там лежали элегантные туфельки на высокой шпильке.
-- Туфли, но как ты смог подобрать размер?
-- Я ведь танцор. Я, можно сказать, специализируюсь на обуви.
-- А я думала ты специализируешься на сломанных ногах и подвернутых лодыжках.
-- Но ведь в пору?
-- Да. Как раз на меня.
--
Эту картину тебе заказал музей? - он только сейчас заметил мольберт в углу комнаты. На картине была изображена монашка. Она сидела на кровати в своей маленькой келье, сжимая в руке крестик, губы шептали молитву, но это была уже агония, последнее сопротивление, потому что по улыбке, стоящего рядом инкуба, становилось понятно - он победитель.
-- Ее сожгут? - поинтересовался Олег.
-- Да, но только не на следующее утро. В глухом монастыре никто не зайдет в уединенную келью, а он позаботится о том, что бы ей было не до раскаянья. Ее казнят через девять месяцев, когда она выносит его ребенка. Такого же инкуба или другую нечисть, -- Настя с интересом смотрела на картину, как будто видя ее впервые, -- он должен быть счалив.
-- Инкуб? Почему?
-- Он убил одним выстрелом двух зайцев. Главная цель его существования достигнута: он заставил ее забыть Божье благословение, променять Его дары. И вторая, но не менее важная цель - продолжение рода, тоже достигнута. Он будет заботиться о своем потомстве, воспитает его достойным Своего Отца, -- Настя задумчиво улыбалась картине.
--
Пожалуй, я оставлю эту картину себе, -- заключила она чуть позже, -- и напишу ей пару...
-- Почему ты так и не написала ей пару?
-- О чем ты?
-- Та картина с монашкой и инкубом. Ты сказала, что хочешь написать ей пару, и так и не сделала этого.
-- Ну не знаю, -- она пожала плечами, -- наверно вдохновения не было.
* * *
Следующие два месяца он много работал. Шли репетиции новой постановки. Однажды, придя домой, он заметил практически обнаженного мужчину, сидящего в вальяжной позе напротив окна. Он даже взглядом не одарил вошедшего. Олег замер на пороге комнаты.
-- Привет милый, ты сегодня рановато, надеюсь все в порядке? - Настя сидела за мольбертом, -- Почему ты молчишь? - поинтересовалась она, быстро переводя взгляд с натурщика на холст и обратно.
-- Кто это? - только и смог выдавить из себя Олег.
-- Это? - она указала пальцем в сторону парня, -- это Макс. Натурщик. Макс, познакомься - это мой друг - Олег.
Макс позволил себе короткий кивок, после чего вновь принял прежнюю позу.
-- Милый, еще пол часа, и я освобожусь. Свари себе кофе, я подойду попозже.
-- Ладно, не буду тебе мешать, -- он вышел из комнаты с острым желанием кого-нибудь убить.
-- Что это было?! - Олег кричал впервые за все время их знакомства.
-- Я же сказала - натурщик. Это такой человек, с которого пишут картину.
-- Я знаю кто такие натурщики. Я спрашиваю, что он здесь делал?!
-- Позировал, конечно, а ты что подумал?.. О, Боги, Олег, неужели ты меня ревнуешь? Да еще к кому?! К натурщику! Ведь это так же глупо, как ревновать стриптизершу к столбу!
-- Не смейся надо мной!
-- Извини, милый, просто ты такой забавный, когда сердишься.
-- А ты не могла нанять кого-нибудь менее красивого? - Олег уже начал успокаиваться.
-- Не могла. Я ведь не Квазимоду пишу, а джина. Он должен быть красив.
-- Раньше я не видел, что ты рисуешь с натуры.
-- Все случается в первый раз.
-- Почему ты не попросила позировать меня?
-- Когда? По ночам после репетиций, когда тебе хватает сил только на то, что бы доползти до душа, а оттуда до постели. Я пишу всемогущего джина, а не изможденный труп!
Он был зол. Она никогда не упрекала его. Ни в чем. Если ее что-то не устраивало, она могла бы просто сказать об этом, и он бы обязательно исправил ситуацию. И эта мысль поразила его. Он понял, что готов на все ради ее счастья. Он был готов даже бросить танцы, бросить сцену: если от этого она будет счастлива.
В нем зарождалось желание доказать ей, что он вовсе не изможденный труп, и что танцы не станут преградой для НИХ.
Он целовал ее шею, нащупывал пуговицы на кофточке, а на ее губах играла улыбка победителя.
* * *
-- Милый, нам надо поговорить.
-- Настена, радость моя, давай после премьеры, до выхода осталось меньше десяти минут, а я еще толком не разогрелся.
-- Ну ладно, -- она надула губки, -- но потом...
-- Сразу после окончания я найду тебя, и мы обязательно поговорим.
Ее немного расстроило то, что им не удалось поговорить, но потом она решила, что так будет даже лучше. Пусть сам обо всем догадается.
Она сидела на лучшем месте. Он танцевал просто великолепно. Настя в который раз подумала, что ей крупно повезло: у него был действительно Талант от Бога. Последние ее сомнения в этом были рассеяны уже очень давно. А Олег танцевал и не сводил глаз со своей любви, со смысла своей жизни.
-- Олег! - сквозь широкую улыбку прошипела Лена, -- ты чуть не сбился с ритма!
-- Извини, -- едва шевеля губами, проговорил он.
Они выполняли сложную поддержку, когда Настя поднялась со своего места и стала продвигаться к выходу. Олег не мог понять, что случилось. Что происходит? И тут он заметил ее жест. Очень характерный жест, которым женщины касаются живота во время беременности. Как будто говоря: '' Не бойся мой малыш, все будет хорошо, тебя ни кто не обидит''.
'' Нам надо поговорить'' - вместо музыки он слышал ее голос.
'' Она беременна!! Она хотела сказать мне об этом, а я не нашел времени выслушать два слова. Ее глаза. В них все было видно и без слов, но я не заметил, потому что был поглощен предстоящим выступлением. Эти проклятые танцы!''
Ненависть вспыхнула в его душе. Как он мог?! Как? Променять эту проклятую сцену на свою любовь, на их ребенка!
Окончание выступления осталось для Олега в тумане. Лена страшно ругалась, была недовольна, но он лишь отмахнулся от нее и даже не переодевшись ''полетел'' домой.
Он распахну дверь, и не увидел ее плащика.
-- Настенька! - он заглянул в гостиную, -- Настена, прости меня!-- он бросился в спальню. Ее там не было. Не было там и ее одежды, и красок, исчезла ее любимая подушечка с дивана.
Она ушла. Она бросила его. И все из-за этих проклятых танцев. Он потерял своего ребенка! Олег был спокоен, когда осознал, что без ее присутствия в зале больше не сможет выйти на сцену, танцевать.
И лишь немного позже он заметил мольберт в углу комнаты. На картине был изображен мужчина. На его шее болтался крест, но и он скоро отправится в угол, присоединившись к рясе. Он уже не сопротивлялся. В глазах святого горела похоть, когда он следил за дьявольски прекрасным танцем суккуба. На губах женщины играла улыбка победителя. В демоне Олег узнал ее.