Краснов : другие произведения.

Иван Молчанов. 3 скандала. Ненависть Маяковского, огненный тракторист, отлучение от синагоги

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


1. "Кто воевал, имеет право"? или не имеет?

  
   Раннюю биографию поэта Ивана Молчанова мы опустим, поскольку за нас её (чуть ниже) перескажет Максим Горький. И сразу перейдём к скандалу.
   25 сентября 1927 г. В "Комсомольской правде" Молчанов публикует стихотворение "Свидание".
  
   Закат зарею прежней вышит,
   Но я не тот,
   И ты - не та,
   И прежний ветер не колышит
   Траву под веером куста.
  
   У этой речки говорливой
   Я не сидел давно с тобой...
   Ты стала слишком некрасивой
   В своей косынке
   Голубой.
  
   Но я и сам неузнаваем:
   Не говорит былая прыть...
   Мы снова вместе,
   Но... не знаем
   О чем бы нам поговорить?
  
   И цепенея,
   И бледнея,
   Ты ждешь,
   Я за лицом слежу.
   Да, лгать сегодня не сумею,
   Сегодня правду расскажу!
  
   Я, милая, люблю другую,
   Она красивей и стройней,
   И стягивает грудь тугую
   Жакет изысканный на ней.
  
   У ней в лице
   Не много крови
   И руки тонки и легки,
   Зато -
   В безвыходном подбровьи
   Текут две темные реки.
  
   Она - весельем не богата,
   Но женской лаской -
   Не бедна...
   Под пышным золотом заката
   Она красивой рождена!
  
   У этой речки говорливой
   Я песни новые пою.
   И той,
   Богатой и красивой
   Я прежний пламень отдаю.
  
   Нас время разделило низкой
   Неумолимою межой:
   Она, чужая,
   Стала близкой,
   А близкая -
   Совсем чужой!..
  
   Мне скажут:
   "Стал ты у обрыва
   И своего паденья ждешь!.."
   И даже ты мои порывы
   Перерожденьем назовешь.
  
   Пусть будет так!..
   Шумят дубравы,
   Спокоен день,
   Но тяжек путь...
   Тот, кто устал, имеет право
   У тихой речки отдохнуть.
  
   Иду к реке,
   Иду к обрыву,
   И с этой мирной высоты
   Бросаю звонкие на диво
   И затаенные мечты.
  
   За боль годов,
   За все невзгоды,
   Глухим сомнениям не быть!
   Под этим мирным небосводом
   Хочу смеяться и любить!
  
   Опять закат зарею вышит...
   Но я не тот,
   И ты не та.
   И старый ветер не колышет
   Траву под веером куста.
  
   В простор безвестный
   И широкий
   Несутся тени по кустам...
   Прощай!
   Зовет тебя далекий
   Гудок к фабричным
   Воротам.
  
   Стихотворение вызвало настоящую бурю негодования. На Молчанова тут же набросились коллеги по цеху. В первую очередь из РАППа - Российской Ассоциации Пролетарских Писателей. Негодовал поэт Безыменский, недавний троцкист и протеже Льва Давыдовича. [1]
  
   Александр Безыменский
   НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ СВИДАНИЕ.
   (по поводу стихотворения
   И. Молчанова "Свидание")
    
   Да, не далась поэту слава,
   Хоть он с надерганным стихом
   Вертелся влево и направо,
   И так, и этак, и кругом.
    
   И вот решил поэт внезапно,
   Что надо выбрать новый путь
   И что-нибудь такое ляпнуть,
   Чтоб этот мир объяла жуть.
    
   Стремясь привлечь к себе вниманье
   И ошарашить всех людей,
   Он... голым вышел на свиданье
   С какой-то девушкой своей.
    
   "Я гол!" - вскричал поэт сурово. -
   "Но шляпа с галстуком на мне.
   Свежо! Оригинально! Ново!
   И гениальнейше вполне.
    
   Что все поэты? Падаль! Тлены!
   Кто смел из них - ну хоть бы раз -
   Гордиться собственным паденьем
   И славить сладостную грязь?
    
   Узнайте нрав мой горделивый
   И щедрость пылкую мою!
   Богатой бабе и красивой
   Я прежний пламень отдаю.
    
   Все пели Волховстроям славу,
   А я иду на новый путь.
   "Тот, кто устал, имеет право
   У тихой речки отдохнуть."
    
   А я устал. Поблекли щеки,
   И ножницы дрожат в руке.
   Легко ли уткинские строки
   Пришпилить к жаровской строке?
    
   Долой косынки! Гип жакеты!
   Плевать на девушек труда!
   Да, да! Перерожденье это!
   На, выкуси! Перерожденье! Да!
    
   "Пусть будет так!" О, мир спесивый!
   Не знаешь ты, не знаешь ты,
   Что это "звонкие на диво,
   И затаенные мечты."
    
   Глядите, люди! Критик, цапай,
   Меня жестокою рукой!
   На голом теле - галстук с шляпой!
   Вот я какой! Вот я какой!
    
   Поэт, от крика задохнувшись
   Умолк, и запыхтел, как мех.
   Молчал поэт... И вдруг - о ужас!
   Кругом услышал тихий смех.
    
   "Молчи, Молчанов! Будь покоен,
   Пиши себе на шермака.
   Ты, братец, грома не достоин,
   И не достоин кулака.
    
   Твои порывы - это... копоть,
   Лампадка дури - твой огонь.
   Тебя бы, собственно, отшлепать,
   Но, право, лень поднять ладонь.
    
   Иди себе! Не трать минуты -
   Они жакету так нужны...
   Но, впрочем... На башку свою ты...
   Одень-ка... Чьи-нибудь штаны.
    
   Иди себе! Вот речка рядом.
   Там так уютно, так тепло.
   Пройдут века шумливым рядом,
   И слава величавым задом
   Воссядет на твое чело.
  
   2 октября того же года с гневной статьёй выступил "Литературный принц" СССР Леопольд Авербах. Авербах был не только руководителем РАППа, но также племянником покойного Я.М. Свердлова и зятем Генриха Ягоды, фактического руководителя ОГПУ. Авербах, которому было всего 24 года, стремительно брал под контроль все литературные процессы. И, соответственно, прибирал к рукам соответствующие денежные потоки. Конкурентов давили безжалостно и стремились при каждом удобном случае пришить им политику.
   Статью Авербаха под названием "Новые песни и старая пошлость" опубликовала та же "Комсомольская правда"
   "Стихотворение Молчанова так поражает, что сначала оно воспринимается как стилизация под пошлость. Можно не сомневаться в том, что стихотворение Молчанова ультралевыми будет использоваться и цитироваться бесконечно.
   <...>
   Молчанов - поэт чрезвычайно маленький... Его пафос отдает фальшивой риторикой. Внутренняя бессодержательность молчановского творчества становилась и становится все более явной. Так рождается стихотворение "Свидание"."
  
   Кроме РАППовцев на Молчанова набросился и сам Маяковский, не только ведущий революционный поэт, но и лидер ЛЕФа (Левого фронта искусств). Организация, в которой заправляли Маяковский и Брики, была конкурентом авербаховскому РАППу. И при этом действовала точно теми же методами. Клеймили всех и вся, кроме соратников по цеху. Собственно именно поэтому рапповец Безыменский был по мнению Владимира Владимировича " Так... ничего...  морковный кофе". А вот про соратника ЛЕФовца Маяковский сообщал "Асеев  Колька. Этот может... Хватка у него моя". ("Юбилейное").
  
   ПИСЬМО К ЛЮБИМОЙ МОЛЧАНОВА, БРОШЕННОЙ ИМ, КАК О ТОМ СООБЩАЕТСЯ В N 219 "КОМСОМОЛЬСКОЙ ПРАВДЫ" В СТИХЕ ПО ИМЕНИ "СВИДАНИЕ"
  
   Слышал -
   вас Молчанов бросил,
   будто
       он
   предпринял это,
   видя,
      что у вас
   под осень
   нет
   "изячного" жакета.
   На косынку
   цвета синьки
   смотрит он
   и цедит еле:
   - Что вы
   ходите в косынке?
   да и...
   мордой постарели?
   Мне
   пожалте
   грудь тугую.
   Ну,
   а если
   нету этаких...
   Мы найдем себе другую
   в разызысканной жакетке. -
   Припомадясь
   и прикрасясь,
   эту
   гадость
   вливши в стих,
   хочет
      он
   марксистский базис
   под жакетку
   подвести.
   "За боль годов,
   за все невзгоды
   глухим сомнениям не быть!
   Под этим мирным небосводом
   хочу смеяться
   и любить".
   Сказано веско.
   Посмотрите, дескать:
   шел я верхом,
   шел я низом,
   строил
   мост в социализм,
   недостроил
   и устал
   и уселся
   у моста?.
   Травка
   выросла
   у мо?ста,
   по мосту?
   идут овечки,
   мы желаем
   - очень просто! -
   отдохнуть
   у этой речки.
   Заверните ваше знамя!
   Перед нами
   ясность вод,
   в бок -
   цветочки,
   а над нами -
   мирный-мирный небосвод.
   Брошенная,
   не бойтесь красивого слога
   поэта,
   музой венча?нного!
   Просто
   и строго
   ответьте
   на лиру Молчанова:
   - Прекратите ваши трели!
   Я не знаю,
   я стара ли,
   но вы,
   Молчанов,
   постарели,
   вы
   и ваши пасторали.
   Знаю я -
   в жакетах в этих
   на Петровке
   бабья банда.
   Эти
   польские жакетки
   к нам
   провозят
   контрабандой.
   Чем, служа
   у муз
   по найму,
   на мое
   тряпье
   коситься,
   вы б
   индустриальным займом
   помогли
   рожденью
   ситцев.
   Череп,
   што ль,
   пустеет чаном,
   выбил
   мысли
   грохот лирный?
   Это где же
   вы,
   Молчанов,
   Небосвод
   узрели
   мирный?
   В гущу
   ваших ро?здыхов,
   под цветочки,
   на? реку
   заграничным воздухом
   не доносит гарьку?
   Или
   за любовной блажью
   не видать
   угрозу вражью?
   Литературная шатия,
   успокойте ваши нервы,
   отойдите -
   вы мешаете
   мобилизациям и маневрам.
  
   Повод для гнева "пролетарских" поэтов и критиков был очевиден. Комсомолец посмел окунуться в мещанское болото, бросить возлюбленную пролетарского происхождения и связаться с женщиной, явно происходящей из имущих классов. Причём, ни капли не раскаивается и не стесняется в том признаваться. Молчанову устроили образцово показательную порку, но на этом не успокоились. Теперь уже каждое появление Молчанова в печати становилось поводом для травли. 23 октября 1927-го года Молчанов печатает в комсомолке уже совершенно безобидное стихотворение, в котором лишь сетует на слишком суровую, недружескую критику товарищей. Полностью публикуется впервые с 27-го года.
  

0x01 graphic

  
   У ОБРЫВА
  
   Стою у обрыва,
   И волны реки -
   Как лед холодны
   И как ночь глубоки.
  
   За ней, за рекою -
   Дожди да туман...
   Грустны мы с тобою,
   Молчанов Иван.
  
   Осыпан обрыв
   Шелухой да травой,
   Грустны мы с тобою,
   Скажи отчего?
  
   Трава под ногами
   Густа и желта...
   Сгустилась над нами
   Друзей клевета.
  
   Я шел с барабаном.
   Я пел на закат,
   И бодрая песня
   Будила солдат.
  
   Тяжелые тучи
   Ушли на покой...
   Присел отдохнуть
   Барабанщик лихой.
  
   Ты новые песни
   Для Века готовь,
   Сказала в боях
   Сбереженная кровь.
  
   И песня лилась
   На холодный откос.
   Запел барабанщик
   Про золото кос.
  
   Запел он, склонившись
   Над струнами строф,
   Про девичью нежную,
   Злую любовь.
  
   Он пел, беспокойную
   Прыть затая...
   - Но что это с вами.
   Былые друзья?
  
   Не вижу хорошей,
   Приветной руки,
   Жестоких упреков
   Взведёны курки.
  
   Я вижу, я слышу
   Кричат за межой:
   - Ты нам не товарищ,
   Ты нынче - чужой...
  
   За темной рекою
   Ни троп, ни следа,
   Откуда такое?
   Откуда беда?
  
   Друзья, обождите!
   Не надо шуметь...
   Еще не остыла
   Закатная медь!
  
   Еще не остыли
   Звенящие дни,
   Еще не угасли
   Былые огни...
  
   Стою у обрыва
   За темной рекой -
   Холодная муть,
   Тишина да покой,
  
   А может случиться -
   Нахлынет туман,
   Тревогу былую
   Забьет
   Барабан.
  
   Упрёк Молчанова понятен. Битвы не до конца ещё отгремели, и записав всех недостаточно (по мнению ЛЕФа и РАППа) революционных граждан во враги, с кем останутся любители мобилизаций и манёвров? Будут мобилизовать Лилю Брик и маневрировать на фронте Авербахом?
   Ответы - и весьма жёсткие - ждать себя не заставили. В том же номере была напечатана эпиграмма Безыменского.
  

0x01 graphic

  
   Ты, Ваня, написал красиво.
   Но все же, друг мой, страх берет:
   Что будет
   Со стоящим у обрыва,
   Когда он вдруг шагнет вперед?
  
   А Маяковский откликается на это стихотворение ещё одним весьма объёмным опусом. И если в прошлый раз он хотя бы соблюдал приличия ("...это где же Вы, Молчанов..."), то теперь прижизненный классик скатывается в открытое хамство.
  
   Размышления о Молчанове Иване и о поэзии
  
   Я взял газету
   и лег на диван.
   Читаю:
   "Скучает
   Молчанов Иван".
   Не скрою, Ванечка:
   скушно и нам.
   И ваши стишонки -
   скуки вина.
   Десятый Октябрь
   у всех на носу,
   а вы
    ухватились
   за чью-то косу.
   Люби?те
     и Машу
   и косы ейные.
   Это
    ваше
   дело семейное.
   Но что нам за толк
   от вашей
    от бабы?!
   Получше
   стишки
   писали хотя бы.
   Но плох ваш роман.
   И стих неказист.
   Вот так
   любил бы
   любой гимназист.
   Вы нам обещаете,
   скушный Ваня,
   на случай нужды
   пойти, барабаня.
   Де, будет
   туман.
   И отверзнете рот
   на весь
   на туман
   заорете:
   - Вперед! -
   Де,
   - выше взвивайте
   красное знамя!
   Вперед, переплетчики,
   а я -
   за вами. -
   Орать
   "Караул!",
   попавши в туман?
   На это
   не надо
   большого ума.
   Сегодняшний
   день
   возвеличить вам ли,
   в хвосте
   у событий
   о девушках мямля?!
   Поэт
   настоящий
   вздувает
   заранее
   из искры
   неясной -
   ясное знание.
  
   Кочующий между Парижем и будуаром Лили Брик Маяковский требовал от всех и вся писать исключительно о политике. Скудеющий с годами талант и не скудеющие эго делали стихи Маяковского похожими на народную пародию. "Вы любите розы, а я на них..."
  
   Травля продолжалась и далее. Отголоски её вылились даже в статью в Литературной энциклопедии, изданной в начале 30-х гг.
   "Значительное место в творчестве М. занимает тема гражданской войны, к-рую М. противопоставлял годам соцстроительства. Наиболее развернутое противопоставление гражданской войны и строительства дано в печально знаменитом стихотворении "Свидание", напечатанном в "Комсомольской правде" [от 2/X 1927] и вызвавшем решительное осуждение литературной и комсомольской общественности. Тезис "Свидания" - "тот, кто боролся, имеет право у тихой речки отдохнуть" - является основным и в сб. "Военная молодость" [1930], выражающем мелкобуржуазное понимание Октябрьской революции. В сб. "Тракторстрой" (результат работы на Сталинградском заводе, 1931) М. перешел к темам реконструктивного периода, пишет о героях-ударниках, по-новому определяет задачи творчества. Преодолевая недостатки первого периода своего творчества, Молчанов в сборнике "Тракторстрой" акцентировал остроту классовой борьбы на фронте строительства. С этих позиций он и изобличает старый тип писателя, поверхностного наблюдателя. Развертыванием картин строительства М. призывает писателей к включению в практику пролетариата. Глубине изображения современной действительности мешает стремление М. к внешней красивости".
  

0x01 graphic

  
   И ничего хорошего Молчанова не ожидало бы. РАПП и коллеги умели доводить дело до конца, что описывал, например, Булгаков в "Мастере и Маргарите". Для многих литераторов в 30-е годы эта травля заканчивалась летальным исходом. Но Молчанову неожиданно удалось отбиться, прибегнув к защите Максима Горького. 19 марта 1928-го года затравленный вконец Иван Никанорович пишет жалобное письмо Алексею Максимовичу. "Я теперь "бесповоротно" и "окончательно" зачислен в бездарности, в "поэты, которые больше ничего не дадут" Эта безобразная литературная травля и лай безответственных рецензентов - вконец подорвут мое здоровье. А ведь мне недавно исполнилось всего 25 лет и так хочется учиться, работать и писать!.. Помогите мне выбраться из этого "заколдованного круга", в который я попал".
   Горький по своему давнему обычаю благосклонно относиться к молодым авторам, попавшим в его поле зрения, обещает помочь.
  
   "13 апреля 1928, Сорренто
   Ивану Молчанову.
   Статью по поводу "гонения" на Вас я послал в "Известия".
   Должен сказать, что стихи, за которые обрушились на Вас "цензора нравов", и мне тоже не нравятся, но считаю их ошибкой, "опиской", а не преступлением.
   Вы, однако, не унывайте. "Без боли не родятся", без неприятностей - не проживешь.
   В какой степени у Вас туберкулез? Что сказал доктор?
   Как питаетесь? Нужно как можно больше есть, ешьте горох, сырые яйца и молока пейте побольше. Денег у Вас нет? Скажите, могу выслать р. 200.
   Главное - не падайте духом! Делайте любимое дело, учитесь, читайте. А люди, - они на то и живут, чтоб обижать друг друга. Это их забавляет.
   И против этой "забавы" Вы должны бороться.
   Жму руку.
   А. Пешков 13. IV. 28
   Sorrento"
  
   Горький действительно вскоре напечатал в газете "Известия" статью "О возвеличенных и начинающих". В ней он ставит в ней ряд проблем новой советской литературы. Если собрать эти проблемы и охарактеризовать одним словом - то слово это будет РАПП. Именно поэтому приведём обширные цитаты, а не только строки, касающиеся Молчанова.
   Но перед тем как начать, наконец, цитировать Горького, отметим, что несколько позже (11 июня 1928 г.) Молчанов в письме своему новому покровителю объяснял, что писал "Свидание" от имени некоего лирического героя: "Я хотел только вскрыть больной нарыв на теле нашей молодой общественности... Я сделал ошибку в том, что написал не в той форме, в какой нужно было написать". И совершенно непонятно, почему никто из яростных критиков (кроме Авербеха, который её тут же отмёл) не допустил такую мысль. Ведь она приходит в голову едва ли не первым делом. Возможно, что допускать и не собирались - не таковы были рапповские нравы. Есть за что ухватиться - хватайся и рви в клочья. О чём собственно, Горький в своей статье и написал.
  

0x01 graphic

  
   Итак, "Известия" 9 мая 1928-го года.
   "...Или пишут: "Вы говорите, что я плохо наблю-даю. О, как я ненавижу этого Турге-нева. Он "изволил" тратить свое вре-мя на изучение природы".
   Или: "Я знаю, что неуч. Но боюсь зара-зиться буржуазной культурой".
   Есть уже ребята, заявляющие, что могли бы "несколько исправить теорию относительности Эйнштейна", "внести в физическую науку выпрямляющие линии", и вообще есть немало скоро-спелых ученых, философов и различ-ных пустобрёхов. Большинство их - осколки "общества", разрушенного ре-волюцией, человек, который боится "буржуазной" культуры, - сын коже-венного заводчика, поправки к теории Эйнштейна желает внести сын банков-ского чиновника и т. д. Уродцы такого типа всегда были, основным их качеством является желание поскорее вы-скочить вперед, быть заметными во что бы то ни стало. Они, на мой взгляд, не характерны для общей массы тех ребят, которые по примеру одного фи-лософа древности требуют: "Бей, но выучи".
   Эти люди заслуживают глубочайшего внимания и всяческой помощи, ибо, повторю, они - интеллектуальная си-ла трудового народа, будущие "хоро-шие" журналисты, писатели, люди ре-волюционно-культурного дела и оплот против вновь начинающих квакать ля-гушек и жаб мещанства.
   Бить их - бьют охотно, но учат - плохо и почти всегда - жестоко.
   Это - один порядок моих впеча-тлений.
  

***

   Другой - таков:
   Литератор, немолодой, признанный и достаточно возвеличенный, обиженно пишет другому литератору: "Вы рекомендуете какого-то..." Книгу "какого-то" писатель не чи-тал и, очевидно, не знает, что о ней были опубликованы положительные от-зывы рабочих. Думать надо, что отзы-вы эти печатались не по соображениям издательским, рекламным. Не читал, но уже с высоты своего величия пренебрежительно именует незнакомого ему "начинающего" - "каким-то".
   Факт - ничтожный, будь он единич-ным. Но, к сожалению, факты этого сорта уже многочисленны. В них со-вершенно определенно чувствуется аристократическое отношение признан-ных и возвеличенных к "начинающим".
   Лично я считаю этот "аристократизм" мещанством и подозреваю в нем за-мену литературной совести профессио-нальной завистью. Чувствуется тут и явное самомнение обласканного мещанина и даже, может быть, его страшок не удержаться на позиции, куда его поставили неосторожные и торопливые критики, убежденные, что это именно они фабрикуют талантливых и "ге-ниальных" литераторов. Не находя другого слова, я называю "литератур-ной совестью" чувство удовлетворения, возникающее каждый раз, когда масса трудящихся родит и выдвигает еще одного младенца с признаками таланта в той или иной области труда.
   Этого удовлетворения, этой радости о том, что "нашего полку прибыло", я не замечаю в отношении ославленных писателей к "начинающим". Мне ка-жется, что - как всякий труд в Союзе Советов - литература должка быть то-же трудом коллективным, дружеским, трудом, для успешности которого не-обходима взаимная, товарищеская под-держка трудящихся.
   ...
   Известно, что "тон делает музыку".
   Представители отдельных литератур-ных групп ведут прения между собою в тоне, недостойном товарищей, людей, которые делают единое, коллективное дело. Если бы литературные споры ве-лись в тоне, более строгом идеологиче-ски, более спокойно и серьезно, менее форсисто и без грубых личных выпа-дов, - провинциальные литературные кружки не писали бы таких вот справедливых заявлений: "Одним из препятствий к нашей уче-бе является резкая борьба литератур-ных групп и направлений. Очень труд-но писать, да еще учиться писать, в непрерывных драках и подсиживаниях".
   Таких жалоб я знаю много, и все они определенно говорят, что благодаря тону спора смысл его молодежи не ясен, а вот взаимное "подсиживание" молодежь отлично чувствует. И это - естественно, потому что личное нача-ло в спорах звучит слишком ясно и настолько противно, что один рабкор пишет прямо: "...честной пролетарской душе хорошо слышен в этом шуме ба-зар, торговлишка".
   Недавно трое литераторов: Авербах, Безыменский и Маяковский, единодуш-но спустили собак своего самолюбия на поэта Ивана Молчанова,[2] - хорошего поэта, на мой взгляд. Знаю, что Безы-менский, - который, если б он не торо-пился, тоже мог бы дорасти до хороше-го поэта, - Безыменский не согласится со мною. И Авербах с Маяковским не со-гласятся. Ну, ничего, пускай не согла-шаются! Иван Молчанов повинен в том, что написал стихи "Свидание" и в них заявил девушке, что любит другую, по-тому что "Она красивей и стройней".
   Это преступление биологически оправ-дано и настолько в натуре человека, что никогда преступлением не считалось.
   Другой поэт, тоже очень талантливый и, можно думать, вполне способный к дальнейшему развитию своего дарования, Александр Жаров, в своем "Посла-нии к женщине" требовал от неё, чтоб она "сняла сапоги" и вообще приоделась, хотя ей, может быть, при-одеться было не на что. Весьма допу-стимо, что Молчанова вдохновил на "грех" его ряд именно таких заявле-ний, - за последние два, три года деву-шек и женщин довольно часто в стихах и прозе убеждали:
   - Приоденьтесь!
   Спрос на красивую и хорошо одетую девушку растет у поэтов и прозаиков весьма быстро и нередко принимает формы действительно пошловатые. Не наблюдается, чтоб идеологически выдер-жанные писатели, - которых, кстати, еще незаметно, - брали героинями свое-го "творчества" уродливых девушек.
   Вероятно, Безыменский, такой суровый в стихах, с такой радостью написавший порицание Молчанову, в жизни очень любит именно "красивых и стройных".
   Но я не знаю: личное свое отношение к "стройным и красивым" выразил Мол-чанов в своих стихах, или же он под-дался влиянию уже "модной темы", т.е. влиянию той угарной углекисло-ты, которую выделяет дыхание мещанства? Едва ли Молчанов и подобные ему виновны в том, что для построения "но-вого быта" они считают необходимым участие "красивой и стройной", и при-том хорошо одетой, подруги. Тут Молча-новыми, с одной стороны, действитель-но командует биология, а с другой - тот "враг", который сидит "под нашими че-репами" и о необходимости победить ко-торого очень хорошо сказал недавно Н. И. Бухарин в статье "О старинных традициях" и т. д. ("Революция и Куль-тура" N1).
  

* * *

   В случае И. Молчанова очень важна его биография. Шести лет от роду Мол-чанов пошел с глухим дедом своим "по миру", "по милостину", "в кусочки".
   Затем он был подпаском; два года "маль-чиком" у купца, не вытерпел, возвра-тился в деревню; был пастухом, груз-чиком на жел. дороге, чернорабочим, сторожем депо. Пошел добровольцем в Красную армию, был ранен; после гра-жданской войны - снова сторож. С 21 г. начал учиться, посещал курсы внешкольного образования. Учиться меша-ла "большая нагрузка общественной ра-боты". Стал рабкором, писал заметки в "Гудок". В 24-м году поступил в "Госинститут журналистики", перешел на второй курс. Но тут организм его не выдержал "нагрузки": Молчанов заболел острой формой неврастении и туберкулезом. Это - весьма типичная биография, таких биографий у нас - тысячи. Я думаю, что мне несколько лучше, чем "цензорам нравов", понятно, сколько стоит людям такое "прохождение жизни". Выступая на защиту Молчано-ва, я уверен, что делаю дело, которое обязан делать, как революционер и ли-тератор. Я говорю "цензорам нравов", к людям такого типа и "образования", каков Молчанов, должно быть устано-влено иное отношение, их надобно вы-соко ценить и заботливо учить, а не орать и не лаять на них. Кто орет? Авербах, - вероятно, человек из племе-ни интеллигентов, Маяковский - интел-лигент-анархист, Безыменский - сын купца; все трое - люди, не нюхавшие того пороха, которым нанюхался Мол-чанов. Если эти именитые люди чув-ствуют себя способными учить и воспи-тывать младшую братию, они прежде всего сами должны научиться делать это в формах, не оскорбительных для "учеников".
   Если мы действительно хотим со-здать новые, более "человечные" взаи-моотношения среди людей, мы, очевид-но, должны начать создание "новой культуры" в своей среде. Новая куль-тура начинается с уважения к трудо-вому человеку, с уважения к труду."
   Не всякая ошибка и обмолвка уже ересь. Но вот цитированные Бухариным стихи Маяковского:
   "И когда мне говорят, что труд еще и еще,
   Будто хрен натирают на заржавленной терке,
   Я ласково спрашиваю, взяв за плечо,
   А вы прикупаете к пятерке?"[3]
   Вот это действительно злейшая ересь, потому что это - мещанский анархизм. А когда Безыменский мечет деревянные молнии в Молчанова и го-ворит ему:
   "Ты, братец, грома недостоин
   И недостоин кулака",
   это, - на мой взгляд, хулиганство.
   Статейка Авербаха о "старой пошло-сти" тоже ничему не может научить Молчановых, она может только обидеть людей, заслуживших право на иное - товарищеское отношение к ним".
  
   Здесь необходимо ответить две вещи. Во-первых, неоспоримую правоту Горького. Во-вторых, как тонкий и опытный литературный боец, Горький использовал свою правоту не просто так. Это была демонстрация того, кто хозяин в доме. Т.е., кто главный писатель страны.
  

0x01 graphic

  
   В описываемый период шло "многоступенчатое" возвращение Горького в СССР. И Алексей Максимович, которого аккуратно приманивал лично Сталин, ставил конкурентов на место. Статья (9 мая) предваряла триумфальный приезд Горького в СССР (28 мая). А приезд этот мыслился возвращением на Родину величайшего пролетарского писателя, которого таковым признали официально все крупные советские политические деятели, начиная с Иосифа Виссарионовича.
   Естественно, Горький не отказал себе в удовольствии посильнее пнуть Маяковского, с которым у него была старая личная вражда, о которой можно говорить долго, и о которой написаны тонны литературы.
   Позиция Горького усиливалась тем, что поспорить с его аргументацией, находясь в здравом уме и трезвой памяти, было затруднительно.
   Оппоненты бросились было сопротивляться, но длилось это не долго. В статье "Пошлость защищать не надо" Авербах пенял на "учительство и панскую непогрешимость" Горького. Открытое письмо написал и Безыменский.
  

0x01 graphic

  
   Но за пролетарского писателя (и, следовательно, за Молчанова) вступился Нарком Просвещения Луначарский, который писал в статье "Нехорошо": "Молчанов далеко не бездарный поэт, по свидетельству Горького, один из талантливых, происходит из самых настоящих общественных низов. Это человек, который скромно, но все же немножко повторяет хорошо знакомую Горькому восходящую линию со дна к литературе, к служению обществу таким тонким оружием, как искусство.
   Человек споткнулся. Может быть, в его жизни, может быть, в жизни какого-то его товарища он наткнулся на то, что и Горький и Авербах, в сущности, признают, на, как они выражаются, биологическое влечение к более красивой и нарядной женщине. Головокружение этим увлечением, отвратительная жестокость к тем, кто стоит поперек дороги в деле удовлетворения страсти, - все это стремится изложить Молчанов в своем стихотворении и при этом сочувственно. Конечно, это был фальшивый тон. Даже взявши эту тему, не так к ней надо было подойти; даже в известной степени оправдывая ее, не так надо было оправдывать. Споткнулся человек. Но когда Горький увидел, как "воробьиная стая" с шумом и писком налетела со всех сторон на Молчанова и начала заклевывать его, как заклевывают воробьи какую-нибудь оплошавшую птичку, он заступился. Он понял, что Молчанов сейчас потрясен, сидит где-нибудь в углу и проливает горькие слезы. Ему не понравилось, чуткому Горькому, торжествующее, почти радостное чириканье, в котором изливали свое моральное негодование молодые товарищи Молчанова. Разве, в самом деле, нельзя было отметить стихотворение Молчанова как ошибку, как фальшь? По его поводу, может быть, можно было даже развернуть интересные соображения об этом, в настоящее время довольно частом явлении. Ведь тут целая глубокая проблема, в которой любопытно было бы разобраться. Ведь эта проблема отражается сейчас и в повестях и в романах. А вместо этого получился именно какой-то остракизм, какое-то шельмование молодого поэта. Горький заступился. Авербах провозглашает: "Не надо защищать пошлость". Не надо. А если у молодого, вышедшего из темного дна товарища-поэта зазвучал фальшивый пошловатый тон и если вследствие этого его забрасывают камнями, то заступиться за него - значит ли это заступиться за пошлость? Вот этого не понял Авербах".
   В "Правде" - главной газете страны была напечатана статья В. Астрова о противостоянии Горького с "комчванятами".
  

0x01 graphic

  
   Молчанова продолжили печатать, и та же "Комсомолка" уже не сопровождала каждое его появление в печати гневными комментариями. Напротив, стала печатать его стихи.
  

0x01 graphic

  
   Авербах и компания перестроились очень быстро. Уже очень скоро юркий Авербах стал одним из помощников Горького в организации советского литературного процесса, гостил в его доме, и между ними воцарилось полное взаимопонимание. А нападки РАППа уже на самого Маяковского, наверняка доставляли Горькому приятные эмоции. Что ж, если уж запрещал другим "смеяться и любить" и разрешал только "мобилизовываться и маневрировать" - то получи тем же оружием. Благо поводов для этого Владимир Владимирович давал всяко больше того же Молчанова.
  

0x01 graphic

  
   Впрочем, весь 28-й год Маяковский упоминал Молчанова при каждом удобном случае. Видимо, назло Горькому - сожрать не дали, так хоть покусаем.
  
   Помощь Наркомпросу, Главискусству в кубе по жгучему вопросу, вопросу о клубе.
  
   Потом,
   понятен,
       прост
      и нехитр,
   к небу
   глаза воздевши,
   пусть
        Молчанов
   читает стихи
   под аплодисменты девушек.
  
   "Телевоксы"? Что такое?
   Инженером Уэнслеем построен человек-автомат, названный "Телевокс". В одном из отелей Нью-Йорка состоялся на днях бал, на котором прислуживали исключительно автоматы.
   И
???совершенно достаточно
   одного "Телевокса" поджарого -
   и мир
????обеспечен
???лирикой паточной
   под Молчанова
   ???и
?????под Жарова.
  
    Маяковского раззадорило так, что он вновь и вновь обращается к творчеству Молчанова. Сначала в киносценарии "Позабудь про Камин". А когда сценарий "не пошёл" - перерабатывает его в пьесу "Клоп". Где главный отрицательный герой - Присыпкин - пытался переквалифицироваться из рабочего в литераторы в поисках лёгкого рубля. А своё мещанское мировоззрение он оправдывает, цитируя молчановские строки.
  
   Присыпкин
   Я, Зоя Ванна, я люблю другую.
   Она изячней и стройней,
   и стягивает грудь тугую
   жакет изысканный у ней.
  
   Парень
   Ванька, брось ты эту бузу, чего это тебя так расчучелило?
  
   Присыпкин
   Не ваше собачье дело, уважаемый товарищ! За што я боролся? Я за хорошую жизнь боролся. Вон она у меня под руками: и жена, и дом, и настоящее обхождение. Я свой долг, на случай надобности, всегда исполнить сумею. Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть. Во! Может, я весь свой класс своим благоустройством возвышаю. Во!
  
   Выступление на общем собрании писателей в Доме Герцена 22 декабря 1928 г.
   Я слышал за последнее время трех-четырех поэтов, из которых парочка мне говорила на заседаниях: "Эх, было бы в 19-м году, разве бы мы стали с вами разговаривать, мы бы вас прямо за это "ушли". А сейчас я вижу, что у этих поэтов приходится постоянно исправлять идеологию. Я понимаю, если бы мне пришлось исправлять им форму в домашней их жизни. Почему я должен был Молчанова править через "Комсомольскую правду", говорить, что ему не мешало хотя бы изучить пролетарскую литературу молодняка... (пропуск в стенограмме). Хотя он и писал, что "кто раз дрался, имеет право у тихой речки отдохнуть", и что, мол, при каждом удобном случае мы врежемся в это дело опять, а пока, мол, сидим.
  
   Однако организованная травля Молчанова закончилась. И закончилась именно благодаря заступничеству Горького.
   Прошли годы. Застрелился Маяковский, не вписавшись в ту самую новую реальность, за которую больше всех "горланил". Незадолго до смерти окончательно капитулировав и вступив в РАПП.
  

0x01 graphic

  
   Сам РАПП был ликвидирован и заменён Союзом Советских писателей. От "пролетарских писателей" остались только ругательные выражения "рапповщина", "рапповский тон" и т.п.[4]
   "Литературный принц" Авербах был расстрелян в 1937-м году. Чудом (скорее всего, благодаря письменному одобрению Сталиным одного из его произведений в 30-м году) избежал той же участи Безыменский, продолживший до конца жизни колебаться с линией партии. Годом раньше скончался Горький.
   А вот молчановская строчка с "поправкой" Маяковского: "кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть" в итоге стала крылатой фразой. Её частенько цитируют и до сих пор, даже не подозревая о том, какая у этой фразы странная судьба.
  

2. "Прокати нас Петруша на тракторе"

  
   Во второй скандал Молчанов вляпался, главным образом, уже после смерти. Именно так.
   Умер Иван Никанорович в 1984-м году, а "разбор полётов" Петра Дьякова, "огненного тракториста" из его одноимённой поэмы, по-настоящему вступил активную фазу уже в Перестройку.
   Итак. История эта началась с сообщения комсомольцев в Окружком и в местные газеты о вопиющем эпизоде борьбы кулаков против местных советских активистов.
  
   "Ишимскому окружному комитету КСМ
   Копия: редакции газеты "Серп и молот" и "На смену".
   СООБЩЕНИЕ
   В ночь на 2 июля в Растегаевской коммуне "Новый путь" на комсомольца Дьякова Петра, работавшего на тракторе в поле, налетела шайка бандитов и произвела покушение с целью убийства. Дьякова раздели, облили керосином и подожгли. Бандиты скрылись.
   Через полтора часа Дьяков пришел в чувство и пере-шел через 200 саженей к работающим ребятам той же коммуны. Они сообщили о случившемся в район. Через некоторое время преступники были задержаны.
   Ламенская районная организация требует от органов юстиции применить высшую меру наказания к покушав-шимся на комсомольца Дьякова, связанного с работой по социалистическому строительству в деревне.
   Бюро РК КСМ Зам. ответсекретаря РК КСМ Соловьев.
   8.VII. 1929 г."
  
   Соответствующие заметки вышли в региональной прессе. А уже вскоре - не прошло и месяца - как 3 августа 1929 г уже центральная газета - всё та же "Комсомольская правда" печатает статью "Огненный тракторист".
  
   0x01 graphic
  
   Нет, это - не преувеличение: тракторист Петр Дьяков в самом настоящем смысле слова был трактористом, который пылал па работе огнем энтузиазма и который мученически сгорел у своего трак-тора.
   В Ишимском округе организовалась коммуна "Новый Путь". Одним из энер-гичных организаторов этой коммуны и был комсомолец Петр Дьяков.
   Коммуна крепла под яростный скре-жет кулаков. Кулаки вообще были не-довольны организацией этой коммуны, а кроме того коммунарам еще удалось отобрать бывший у кулацкой артели трактор.
   Заправилами коммуны были комсомольцы, и комсомольцы же, во главе с Петром Дьковым, перетащили трактор от кулаков на "Новый Путь".
   Коммуна быстро стала на ноги. Ок-рестные крестьяне уже с интересом при-глядывались к коммуне и все решитель-нее поговаривали о необходимости орга-низации еще нескольких таких коммун.
   Все это разжигало кулацкую злобу и ненависть к коммунарам. Особенно же косились кулаки па Петра Дьякова:
   - Это он, дьявол, всех мутит!
   И вот ночью 2 июля, когда Дьяков работал на тракторе в коммунальном поле, на него наскочила кулацкая шай-ка бандитов.
   Дьякова сшибли с ног, раздели, изби-ли до потери сознания, а потом облили керосином и подожгли. Факелом пылал тракторист-комсомолец, освещая коло-сившиеся поля коммуны.
   Бандиты, забрав с собой кое-какие части трактора (не нам, так и не вам!), скрылись. Но не надолго - их нашли, их предадут показательному суду, их на-кажут. Однако дело не в этом.
   Это нападение на комсомольца-общественника, организатора коммуны, имеет глубоко политический смысл. Оно очень ярко и в очень наглядной форме показывает, какая ожесточенная классовая борьба происходит сейчас в деревне. Борьба, во время которой наш враг не стесняется в средствах и пускается на самые жестокие и кровавые дела, лишь бы запугать своих противников. Но разве может кулак запугать пролета-риат? Разве может кулак запугать бедноту и батрачество, которые идут вместе с пролетариатом? Нет, не удавалось это ему прежде, не удастся и теперь
   Наш ответ на кулацкие вылазки ясен и прост: мы будем еще энергичнее и шире вести наступление на кулаков! Мы будем еще лучше сплачивать бед-ноту и батрачество для борьбы с кула-ком. Мы будем еще настойчивее органи-зовывать в селах колхозы и коммуны. У нас в союзе два миллиона слишком комсомольцев. Их не запугаешь!
   Можно мученически растерзать ито-го комсомольца, но не миллионы! Можно одного комсомольца превратить в огнен-ный факел, но для всех не хватит огня: не из соломы сплетен комсомол, и разом от кулацкой спички он не вспыхнет.
   Другим огнем горит наш союз: огнем энтузиазма пылает комсомол, строя но-вые гигантские колхозы, наступая па классового врага. Пусть этого огня, этого творческого энтузиазма больше всего боятся наши классовые враги!
   Огненный тракторист, о котором сего-дня довелось нам поведать читателям, представляется мне огромным огненным столбом, который, пылая, зовет вперед и вперед, широко освещая путь миллионам трудящихся, идущим через колхозы и коммуны к "государству-коммуне".
   АН. ЧАРОВ
  
   Любопытнее всего здесь последний абзац, который, кстати говоря, все дальнейшие перепечатчики этой статьи опускали. В облике огненного столпа (через букву "п"), как известно, сам господь-бог вёл через пустыню возглавляемых Моисеем евреев. И тоже в светлое будущее, пусть и не в "государство-коммуну". Сознательно или нет возникала такая ассоциация у М.И. Чарова (писавшего под псевдонимом Ан. Чаров) - не ясно. Но сознание одного из тогдашних руководителей крупнейшей молодёжной газеты мало отличалось от сознания многих его сограждан. Погибший комсомолец для Чарова должен был выполнять ту же функцию, что и бог Моисея, и отличался от него лишь одной буквой.
  

0x01 graphic

  

0x01 graphic

  
   Разбираться в том, что произошло на самом деле, сотрудники "Комсомольской правды" поленились. Съездить в Усть-Лабинку или хотя бы отправить на место запрос, было слишком сложно. Написать трескучую агитационную статью оказалось куда легче.
   История получила широчайший общественный резонанс, и Молчанов (глядишь, и промолчал бы, если б не недавние настоятельные требования рапповцев и лефовцев) тут же откликается на событие поэмой. Или большим стихотворением, как угодно.
  
   ...
   Месяцу и снится и не снится
   То, что не опишешь и пером:
   Злобой перекошенные лица
   Хрюкая, склонились над Петром.
  
   Замолчала робкая машина.
   Тракториста с головы до ног
   Кто-то облил тёплым керосином...
   Спичку чиркнул... Вспыхнул огонёк...
  
   Цепенела в поле рожь густая,
   Шевелились усики овса.
   Отблеском зловещим налитая
   В семь цветов окрасилась роса.
  
   Поле, поле, что ж ты замолчало?
   Жарко, что ль, от страшного костра?
   На заре на утренней не стало
   Комсомольца Дьякова Петра.
  
   Вставная часть поэмы - песня девушек - была действительно положена на музыку. Сделал это Илья Борисович Горин, который написал музыку к постановке ивановского пролеткульта по поэме Молчанова.
  
   По дороге неровной, по тракту ли,
   Все равно нам с тобой по пути, -
   Прокати нас, Петруша, на тракторе,
   До околицы нас прокати!
  
   Прокати нас до речки, до лесика,
   Где горят серебром тополя.
   Запевайте-ка, девушки, песенки
   Про коммуну, про наши поля!
  
   Не примяты дождем, не повыжжены
   Наши полосы в нашем краю,
   Кулаки на тебя разобижены,
   На счастливую долю твою.
  
   Им бы только ругаться да лаяться,
   Злоба льется у них через край.
   Кулачье до тебя добирается, -
   Комсомолец лихой, не сдавай!
  
   По дороге неровной, по тракту ли,
   Все равно нам с тобой по пути, -
   Прокати нас, Петруша, на тракторе,
   До околицы нас прокати!
  
   Итак, проверить факты, журналисты не удосужились, живо состряпали жареный материал, а для большей сенсационности извратили факты, превратив вполне себе живого (пусть и обгоревшего) тракториста в "огненный столб", "широко освещающий путь к государству-коммуне".
   Читатель, естественно, верил. По той простой причине, что в описываемое время классовая борьба в деревне принимала самые зверские формы. Здесь надо понять, что представляла собой деревня на рубеже 20-х и 30-х гг., в разгар коллективизации. Все 20-е гг. она развивалась (НЭП) по капиталистическому пути. По окончании Гражданской войны в деревне воцарилось двоевластие. Политическая власть принадлежала советам, реальная власть - власть денег и хлеба - кулакам. Зачастую советская власть была лишь формальной: партийный руководитель сам находился под властью кулака, комсомольскую организацию возглавлял кулацкий зять, а председатель райисполкома ел у кулака с руки.
   Кулаки, забравшие тем или иным способом (начало было положено ещё реформами Столыпина) в собственность большую часть земли, были сплочены, за ними деньги и сила. Остальные, безземельные, вынуждены были работать у них батраками. Лишние рты, ненужные при обработке земли, начинали уже изгоняться в город. Именно так там оказались беспризорники времён НЭПа: выпрашивающие у Остапа Бендера 10 копеек мальчишки. Между прочим, одним из них вполне мог быть будущий начальник отдела по борьбе с бандитизмом Глеб Жеглов.
   Кулаки жили богато. Как жили остальные жители села, расскажет, например, Лариса Павловна Исакова, школьная учительница Павлика Морозова: "Чернил и то не было, писали свёкольным соком. Бедность вообще была ужасающая. Когда мы, учителя, начали ходить по домам, записывать детей в школу, выяснилось, что у многих никакой одежонки нет. Дети на полатях сидели голые, укрывались кое-каким тряпьём. Малыши залезали в печь и там грелись в золе". И ту же картину мы можем увидеть в десятках произведений художественной литературы того времени и в воспоминаниях очевидцев.
   Таковы реалии деревни, находящейся во власти кулака. Деревни до сталинской коллективизации. Имущим было что терять, неимущим же наоборот - терять было нечего. Удивительно ли, что борьба приобретала порой самые зверские формы. Такие, как убийство двух детей, 14 и 8 (или 9) лет: Павлика Морозова и его младшего брата.
   Поскольку Павлик - самый яркий пример советской агитации на тему борьбы с кулачеством, то Петра Дьякова часто сравнивали именно с ним. Общего у этих двух историй действительно много. В обоих случаях журналисты крупных газет сочли ниже своего достоинства узнавать подробности и состряпали вместо этого сенсационную версию. В обоих случаях к концу 30-х пропагандистская шумиха затихла. Оба случая достали из нафталина при Хрущёве и раздули так, что журналистам 30-х и не снилось. В обоих случаях пиаркампания достигла "зияющих высот" идиотизма, начав изрядно раздражать население. Что аукнулось громкими (и обычно лживыми) разоблачениями в Перестройку. Но о Павле - в другой раз. Сейчас - о Петре.
  

0x01 graphic

  
   19 августа 1956-го году всё в той же "Комсомолке" выходит статья А. И. Аджубея со всё тем же названием "Огненный тракторист". Жив Пётр Егорович Дьяков! Чудом выжил! И подробное описание того, как Дьяков пришёл в себя, дополз до дороги, несколько лет лечился в госпиталях, а также о его дальнейшем жизненном пути. Уехал строить "Магнитку", вернулся в родное село, прошёл Великую отечественную и советско-японскую, и теперь работает опять же дома.
   Аджубей - персонаж известный и любопытный. Крупный комсомольский работник, женившийся на дочери Хрущёва - Раде. По-видимому, своей блестящей карьерой он был обязан именно этому обстоятельству. И уж точно этим он был обязан окончанию карьеры - со всех постов Аджубея выгнали немедля после отставки тестя.
   Но тогда, в 50-е, Аджубея в народе называли "принц-комсорг" и "околорадский жук" (Дочь Хрущёва звали Радой), а ещё про него ходила поговорка "не имей сто друзей, а женись, как Аджубей". Это важно. Потому что с версией Аджубея спорить никто не решился (включая, похоже, и самого Петра Дьякова). Всем пришлось подстраиваться под новую генеральную линию.
   Откуда Аджубей узнал про эту историю? В указанной статье он пишет о редакционном задании, которое получил в "Комсомолке". Чуть позже, в 57-м, Аджубей уже сам становится главным редактором "Комсомолки". И издаёт книгу со всё тем же названием. В этом опусе уже он лично, перелистывая старые подшивки, находит соответствующую статью и решает выяснить судьбу "огненного тракториста".
  

0x01 graphic

  
   А вот как было на самом деле. В 81-м году, когда с Аджубеем уже давно можно не считаться, выходит сборник "Первая борозда"  (М.: Изд-во политической литературы, 1981). В ней слово в слово приводится всё тот же рассказ из статьи и из книги, но уже без упоминания Аджубея. Составители сборника даже не утруждали себя "рерайтом". Но внезапно появляется и кое-что новое.
   "Как-то вызывает меня директор элеватора, Василий Васильевич Токтарев. Вхожу, спрашиваю:
   - Зачем понадобился?
   - Вот, люди приехали из Москвы, из министерства, памятник вам ставить.
   А они смотрят на меня во все глаза:
   - Неужели вы тот самый Петр Дьяков?
   - Да - говорю,- я тот самый, кого кулаки живьем жгли. А памятник - зачем мне памятник, живому чело-веку...
   А разыскали они меня так. Пришло в Москву, в адрес партийного съезда, письмо от старой учительницы из Риги М. Т. Ложниковой. Она писала:
   "Я, пятидесятидевятилетняя мать, старый педагог и работник печати, за сорок два года своей трудовой жизни воспитала много советских людей и всегда этим гордилась... Недавно, читая в журналах об увековечении памяти Павли-ка Морозова, я вспомнила, что вот уже десятки лет ничего не слышу о комсомольце Петре Дьякове, который одним из первых сел на трактор, когда эти машины только появи-лись на советских полях, и которого около его трактора кулаки из мести облили керосином и сожгли живьем. Помню, вместе со своими друзьями я распевала песню об этом чудесном, отважном комсомольце, песню, которую написал поэт Иван Молчанов. И вот я чувствую, что подвиг Петра Дьякова непростительно забыт..."
   И решили, говорят, и вправду мне памятник поставить, только для этого надо было точно знать место, где все произошло".
  

0x01 graphic

  
   История Дьякова после его воскрешения, естественно, стала казаться сомнительной. Но какое это имело значение для пишущих и получающих гонорары? Наоборот. Чем сенсационней, тем лучше. И закрутилось. По числу изданных книг и статей Петра Дьякова уверенно превосходили разве что 28 панфиловцев и Павлик Морозов.
  

0x01 graphic

  
   Дьяков упоминается даже в воспоминаниях Л.И. Брежнева, написанных за него придворными журналистами - аджубеями своего, чуть более позднего, времени.
   "Все это было не в кино, не в книгах, а в собственной жизни. Вместе с другими комсомольцами я сталкивался с кулаками на полях, спорил с ними на сельских сходах. Нам угрожали кольями, вилами, злобными записками, камнями, брошенными в окно. Однажды прочитали в газетах, что в соседней Тюменской области кулаки совершили гнусное преступление - одно из первых прогремевших тогда, в период массовой коллективизации, на всю страну. Ночью они подкараулили тракториста Петра Дьякова, спавшего в кабине, облили керосином и подожгли. Мы тяжело переживали страшную смерть неизвестного нам, но сразу ставшего родным соратника и товарища. И еще решительнее, смелее повели наступление на ненавистных кулаков.
   А вскоре появилась песня о том трактористе. Мы полюбили ее и пели без конца, притом часто стоя - в память о герое коллективизации.
   По дорожке неровной, по тракту ли -
   Все равно нам с тобой по пути.
   Прокати нас, Петруша, на тракторе,
   До околицы нас прокати!
   Заканчивали в общем-то мягкую, лирическую, душевную песню мы уже грозно, обращая ее слова и к себе:
   Огрызаются, лютые, лаются,
   Им нерадостен наш урожай...
   Кулачье до тебя добирается:
   Комсомолец, родной, не плошай!
   Лишь через годы, лет через тридцать, я узнал, что Петр Дьяков чудом остался жив, да еще отвоевал всю войну. Словом, подлинно человек из песни."
  

0x01 graphic

  
   Не остался в стороне и Молчанов! Его бойкое перо рифмует ту же, аджубеевскую версию в новой поэме о Дьякове, "Судьба тракториста".
  
   А на деле-то так вот и сталося,
   По Некрасову, стало быть, шло:
   "Горе-горькое по свету шлялося
   И на нас невзначай набрело"...
   Помогнули тогда мне товарищи:
   Обгоревшего утром нашли
   И в больницу с живого пожарища
   Потаенной дорогой свезли.
   Пролежал без движенья до осени...
   Все же - выжил...
   А сердце горит...
   В голове непогодой проносится
   Мысль одна: инвалид, инвалид...
   Я не чувствовал: тряпку ли, тело ли
   На ногах из больницы несу...
   Не убили бандиты, но сделали
   Бесполезной сушинкой в лесу.
   По дорожке неровной, по тракту ли,
   Не поедешь, не встретишь зарю...
   "Откатался Петруша на тракторе!" -
   Сам себе по ночам говорю.
   Да поможет ли грусть бесполезная?
   Надо выжечь беду-лебеду!
   Победило здоровье железное,
   И вернулся я снова к труду.
   Знать поймала беда не таковского:
   Креп в работе я день ото дня.
   Не читал я в те годы Островского,
   А Островский читал про меня:
   "Вот какие бывают отличные
   В комсомоле у нас молодцы!"
   Мне об этом на фронте столичные
   Рассказали случайно бойцы...
  
   Молчанов, как видим, добавляет сенсационности. Оказывается, автор повести "Как закалялась сталь" тоже вдохновлялся примером огненного тракториста. Сильно сомнительно, чтобы Дьяков сам выдумал эту историю.
  

0x01 graphic

  
   0x01 graphic
  
  
   В общем, начиная с 56-го и по самый развал СССР зарабатывали на Дьякове неплохо. Пётр Егорович превратился в кормушку для писателей, журналистов и даже поэтов. Самого же его постоянно возили на различные выступления перед молодёжью, организовали солидную переписку с комсомольцами и пионерами и сажали в президиумы на различных мероприятиях. Апофеозом стало вручение ему ордена Ленина за Целину. На которой Дьяков побывал лишь в рамках агиткомпании, можно сказать проездом. Согласно Аджубею, Пётр Егорович был смущён такой честью, и говорил, что не заслуживает. А Молчанов убеждал его в обратном.
   В общем, история мало отличающаяся и от 28-панфиловцев и от Павлика Морозова. Раскрутили, извратили факты, заработали, довели до абсурда. А потом - в точности, как и в случае с Павликом и панфиловцами - журналистская нечистоплотность аукнулась весьма неприятными последствиями.
  
   Потому что выяснилось, что Петра Дьякова никто не поджигал. Вот что пишет бывший сотрудник ФСБ, а после краевед Александр Петрушин, ("Мы не знаем пощады" Известные, малоизвестные и неизвестные события из истории тюменского края по материалам ВЧК-ГПУ-НКВД-КГБ, Тюмень 1999 г.): "В начале 90-х годов по поручению жителей Голышмановского района Тюменской области в редакцию областной газеты написал Николай Петрович Соловьев, бывший комиссар продотряда. Письмо это переслали для ответа в ФСБ.
   "Просим, снимите завесу с пресловутого героя-лжеца Петра Дьякова, так ловко оболванившего советский народ. Ввел всех в заблуждение и автор песни, поэт Иван Молчанов, прослышавший о драке молодежи в деревне Усть-Ламенка. Потасовка была не по политическим мотивам. Дрались, и частенько, из-за девчонок, по хвастовству в силе или за оскорбление. Однако эти драки были не злые, как сейчас, и кончались без жертв. И Петра никто не избивал, тем более керосином не обливал и не жег. У него и на теле нет никаких шрамов - следов ожогов. Однако поэт Иван Молчанов положил эту байку Сталину и прочитал ему свое стихотворение о Петруше-трактористе, которое потом вылилось в песню (музыку написал Илья Горин). Умный Сталин дал "добро", и мы, советская молодежь, оболваненная в очередной раз, орали ее до одури. Понятно, что эта песня плохого для Родины не принесла, а активизировала народ на выполнение сталинских пятилеток и способствовала упрочению колхозного строя. у Петра бывали ходоки - сотоварищи, предлагали ему отказаться от лжи, но колесо пропаганды уже было запущено, поэтому НКВД и КГБ крепко ухватились за Петра, взяли с него не одну подписку о неразглашении тайны. Поэтому он молчит и будет молчать. Потерять все блага, достигнутые на лжи, ему нет резона. Ох, как уместна здесь гласность".[5]
   ...
   Не найдя в газетах фамилий тех, для кого всенародно требовали расстрела, обратились к воспоминаниям самого Дьякова. И вновь - неудача. Опять ни одной фамилии. Кулаки - и этим все сказано.
   На встречах с молодежью Дьяков тоже уходил от прямого ответа на вопрос кто же эти злодеи и какова их дальнейшая судьба? Обходился общими фразами: "Следствие выявило преступников. Никто не ушел от справедливого возмездия".
   Но однажды в ответ на настойчивые расспросы слушателей Дьяков сказал: "Эго были кулаки Герасимовы, Мельниковы, Родионовы". (Стенограмма этой встречи хранится в архиве Тюменского обкома КПСС). Эта ниточка и привела меня в архив УКГБ по Тюменской области, к делу N 6634. Его завел "1930 года, февраля 1 дня уполномоченный Ишимского окружного отдела ОГПУ Пономарев по подозрению 36 лиц кулацкого элемента Усть-Ламенского района в подготовке к вооруженному восстанию, массовой антисоветской агитации против мероприятий Советской власти, проводимых в деревне".
   И вот в показаниях одного из главных свидетелей по этому делу Григория Анисимовича Митрофанова черным по белому написано: "Дело о покушении на жизнь тракториста коммуны "Новый путь" Дьякова Петра, по которому подозревались Герасимов Петр Егорович, Герасимов Алексей Иванович, Мельников Иван Семенович, Хамов Иван Михайлович, Родионов Павел Абрамович, Мельников Федор Алексеевич, прекращено за отсутствием состава преступления, т.к. по ходу дела установлено, что Дьяков симулировал, благодаря своей неопытности при смотре керосина посредством освещения в резервуар спичкой, произошла вспышка, которая бросилась на его костюм с последствием, ожога тела. Это выявилось на суде, где Дьяков в показаниях спутался и не смог подтвердить свои подозрения".
   Кстати, свидетель Григорий Анисимович Митрофанов был заведующим той самой коммуной "Новый путь".
   Показания Митрофанова подтвердил Григорий Трофимович Гаврилов: "О покушении на тракториста Дьякова дело рассматривалось окрсудом г. Ишима и за недоказанностью прекращено, а подозреваемые находятся на свободе"."
  

0x01 graphic

  
   Отголоски разразившегося скандала не утихают и сегодня. Пишутся многочисленные статьи, в которых разбирается коварство и лживость советской власти. Причём, пишут порочащие Дьякова статьи теми же методами, которыми ушлые журналисты того времени Дьякова возвеличивая. Подтасовывая факты и искажая их. Особый гнев у современных антисоветчиков вызывают два факта.
      -- Отобранный в пользу коммуны трактор, принадлежавший "кулацкой артели".
      -- Тот факт, что в последствии кулаков-фигурантов дела Дьякова (оправданных за покушение на него) всё равно потом посадили за антисоветскую агитацию и подготовку восстания.
  
   Начнём с трактора. Что такое "кулацкая артель"? Это попытка под видом колхоза замаскировать крупное частное хозяйство. Отсылаю всех к роману Николая Кочина "Девки", где сюжет крутится именно вокруг подобного "колхоза".
   Что же касается отбора трактора и последующего осуждения кулаков, то я опять отсылаю всех к художественной литературе того времени. Собственно, причины борьбы сельского большинства с кулаками мы уже назвали выше. Накал страстей прекрасно описан у Шолохова в "Поднятой целине", у Ставского в "Кубанских записях", у упомянутого Кочина, у Шухова в "Ненависти", у Панфёрова в "Брусках" и пр.
   Не хотите читать - тогда вспомним ещё раз Павлика Морозова. Из показаний Татьяны Морозовой, матери Павла: "Не могу не отметить и того, что 6-го сентября, когда моих зарезанных детей привезли из леса, бабка Аксинья встретила меня на улице и с усмешкой сказала: "Татьяна, мы тебе наделали мяса, а ты теперь его ешь!".
   Родная бабка зарезанного внука глумится над своей невесткой, двоих детей которой только что убил их двоюродный брат под руководством общего деда всех троих.
   Вас всё ещё удивляет, что в той обстановке советская власть отбирала у кулаков трактора, и что кулаки по мере сил вели ответные действия? Кстати, за покушение на Дьякова (липовое) кулаков оправдали. Что намекает на тот, факт, что следующее преступление, за которое они затем сели - имело место быть.
  
   Так что же произошло на самом деле? А примерно то, что описывает Аджубей (а за ним все прочие) со слов Дьякова
   "...Рассказать, значит, надо свою жизнь? Ну простите - что вспомню, то вспомню, а что забыл - не корите.
   В 1927 году в нашей деревне, Усть-Ламенке. создали бедняцкую коммуну "Новый путь". Четырнадцать человек в нее записалось, мои отец с матерью вступили, и я с ними. Мне тогда было шестнадцать лет.
   А в соседней деревне Оськино, от Усть-Ламенки двадцать пять километров, кулаки тоже объединились, чтобы замаскировать свои хозяйства. Создали товарищество по совместной обработке земли. Трактор купили, "Фордзон", батрака Николая Гладкова пахать на нем обучили. Он потом нас с Иваном Федоровским выучил.
   Советская власть решила реквизировать трактор у кула-ков и передать нам, в нашу бедняцкую коммуну.
   Пошли мы за ним втроем - Иван Федоровский, Иван Григорьев и я, дружками были, вместе в комсомол вступали.
   Но не так-то просто было этот трактор добыть. Пришли к одному во двор - нет. К другому - тоже нет. Мы удиви-лись - как же так? Вчера только был трактор - и нету.
   А Мельников - судили его потом - так гаркнул:
   - Чего ходите! Продали мы трактор, не нам и не вам! - и выругался солено.
   Мы втроем за трактором ходили: Петр Федоровский, Иван Григорьев да я. Друж-ками были, вместе в коммуну вступали, в. комсомол. Что делать? Вернулись. Рассказываем своим: нет трактора. Приуныли коммунары: больно на машину рассчитывали.
   Вечером в тот же день пришел нашей грусти конец. Рассказали нам деревенские по секрету, что кулаки разобрали машину и в землю зарыли по тайным мес-там. Кинулись мы разыскивать ее. То колесо, то мотор найдем...
   - А у нас, у коммунаров, договор был: кто больше отыщет; тому и стать первым трактористом. Я больше всех нашел - повезло.
   Помню, собрали трактор. Двинулся за село в ком-муну. Мать кулака Мельникова уцепилась за трактор, не пущу, кричит. Тронул я, а старуха держится, жилис-тая такая. Слезы у меня, поверьте, на глазах, плачу, плачу, а не остановил, хоть и жалко ее было, старую женщину. Отцепилась она, поднялась, прокляла меня при всем народе, вслед плюнула. А сынок ее подбежал и злобно так проговорил на ухо: "Ну, Петька, поплачешь еще и красными слезами".
   - Не придал я значения его словам, не до того было".
   Ну а дальше - молодой неопытный тракторист решил подсветить спичкой и поджёг-таки трактор. После чего невинные (в данном конкретном эпизоде) кулаки попали под подозрение, но были оправданы справедливом (в данном случае безо всяких кавычек) советским судом.
   Что любопытно - мы уже никогда не узнаем механизм этой клеветы.
   Возможно, что их оклеветал Дьяков, боясь наказания за повреждённый по его халатности трактор.
   Возможно, Дьяков оклеветал их и из более высоких побуждений. Борьба с кулачеством шла не на жизнь, а на смерть, и в этой борьбе все средства хороши.
   Первый вариант не исключает второго.
   Но возможен и третий вариант. Вполне возможно, что ожоги, полученные Дьяковым, и впрямь были очень тяжелы. И обвинение против кулаков (искренне заблуждаясь, нет ли, кто теперь узнает) выдвинула местная комсомольская ячейка во главе с Соловьёвым. С письма бюро местного комсомола в вышестоящий орган и в местные газеты, напомню, вся эта история и закрутилась. Дьяков мог в это время действительно находится в больнице в тяжёлом состоянии.
   В любом случае, всю правду мы уже не узнаем.
   Зато мы можем смело "поздравить соврамши" ФСБ-шника Петрушина. Ибо фамилия Мельников фигурирует абсолютно во всех статьях и книгах, начиная с Аджубея. И неясно, зачем Петрушин пишет "Не найдя в газетах фамилий тех, для кого всенародно требовали расстрела, обратились к воспоминаниям самого Дьякова. И вновь - неудача. Опять ни одной фамилии". Либо он читал тексты (всех без исключения!) газет не тем местом, либо пытался навести тень на плетень, дабы живописать коварство советской власти. Естественно, второй вариант куда вероятнее. Кроме того, если забыть об упоминании фамилии "Мельников", то можно рассказать людям о своей "титанической работе" в архивах. Иначе - не получится.
   И кое-что ещё. Среди современных "изобличителей" принято хихикать на тему поисков зарытого по частям трактора, который комсомольцы розыскали и собрали. Ничего странного в этой истории нет. Прятать детали трактора кулаки могли там же, где прятали и зерно от налогов и реквизиций. Перечень подобных мест всем жителям деревни был понятен. Надо было только тщательно пройти по дворам с обыском.
   В целом, история, конечно, не красит всех её участников - от журналиста Чарова до современных антисоветски настроенных "выводителей на чистую воду". Не красит она и Молчанова.
  

0x01 graphic

  
   Единственным достойным человеком видится сам Пётр Егорович Дьяков. Солгав раз в 17 лет (если комсомол вольно или невольно не солгал за него), он всю жизнь затем вынужден был врать и, главным образом, покрывать чужое враньё. А жизнь при этом прожил достойную. Прошёл войну, был награждён, честно трудился и воспитал троих сыновей и двух дочерей.
   Ну а нам на память осталась замечательная песня, стихи к которой написал Иван Молчанов, и история которой как в призме отражает историю страны.
  

0x01 graphic

      -- "Отлучён от синагоги"
   Мемуары Ивана Шевцова, автора бессмертного романа "Тля", называются "Соколы". Соколы - это, очевидно, как тля, только наоборот. Мемуары являют собой серию очерков о "соколах", некоторые из которых даже, по-видимому, сталинские. Все соколы - само собой, близкие Шевцову литераторы и художники.
   Отдельной статьи о Молчанове у Шевцова нет, но разок Иван Никанорович, тем не менее, упоминается.
  
   "...80 процентов членов московской писательской организации были евреи. Не зря же старейший поэт Иван Молчанов, когда его симоновские "шестидесятники" исключили из Дома литераторов, дал в адрес К. Симонова такую телеграмму:
  
   У каждой банды свой закон,
   Свои пути, свои дороги.
   Толстой от церкви отлучен,
   Я отлучен от синагоги".
  
   После Шевцова это молчановское стихотворение зажило своей жизнью, неизменно попадая в различные патриотические сборники. Что и неудивительно: оно и впрямь хорошо.
   И вот уже Олег Платонов в книге "История русского народа в XX веке" пишет:
   "В 60-х годах в московской организации Союза писателей 65 % составляли евреи, кроме того, у многих русских писателей были жены еврейки. Один из старейших русских поэтов той поры Иван Молчанов, когда литераторы "малого народа" исключили его из Союза писателей, дал по адресу К. Симонова такую телеграмму" - и далее - стихотворение, приведённое Шевцовым.
   Слово в слово повторяет этот текст книга "Русские писатели о евреях" - своеобразная патриотическая энциклопедия.
   Обратим внимание, что по дороге судьба Молчанова имеет тенденцию к ухудшению. Если у Шевцова коварные дети Сиона исключили поэта из всего лишь из дома литераторов, то в дальнейшем зловредные завсегдатаи синагоги уже выживают Молчанова из Союза писателей.
   Так это стихотворение и гуляет по стране.
   А вот в неизданных мемуарах Юрия Парпары эта история рассказывается по-другому:
   Василий Фёдоров - остроумный и сдержанный в слововыражениях поэт - был всегда рад во второй половине дня после работы за утренним письменным столом сменить его на бильярдный стол, благо от дома на Кутузовском проспекте до Центрального дома литераторов было рукой подать, всего рубль на такси (по советским ценам. - А.П.). В небольшой бильярдной, где помещались два классных поля с зелёным сукном и настоящими костяными шарами, а также четыре партнёра и не более пяти зрителей, ибо иначе было трудно развернуться играющим, Василий Дмитриевич чувствовал себя вольготно, отпускал изящные шуточки, тонко иронизировал над ситуацией. На полочку для шаров он любил поставить рюмку с коньяком. И неоднократно в течение игры обновлял её содержимое, тем более что буфет находился тут же за дверью, в подвале. Но на игре его количество рюмочек почти не отражалось.
   В тот вечер среди бильярдистов случайно оказался старый поэт Иван Никанорович Молчанов, тоже любивший побалагурить. И надо же было случиться тому, что у Василия Фёдорова, забившего шар в крайнюю слева лузу, второй - буквально навис над центральной лузой по тому же борту. Ни у кого не было сомнения, что отлично игравший поэт забьёт и этот шар. Но Молчанов был иного мнения. Он подошёл поближе к столу, что делать не полагается во время игры, и безапелляционно сказал: - Шар не пойдёт! Василий Дмитриевич даже задохнулся от такой наглости, но сдержался и предупредил: - Ваня, отойди, а то ударю кием. Иван Никанорович тем не менее категорично утверждал: - Не пойдёт. Я правду говорю. Фёдоров уже прорычал: - Я сказал - отойди: будет хуже. А сам прицелился. Его неудачный удар и слова Молчанова, оказавшиеся пророческими, были синхронны и предсказуемы. Но мгновенная реакция Фёдорова на своё поражение, треск сломанного кия и тяжкое падение старого пророка на пол были для всех неожиданны. В те времена такие происшествия и даже драки были редким явлением.
   Прибежал заместитель директора ЦДЛ Аркадий Семёнович, был краткий шемякин суд, и семидесятипятилетнего Ивана Никаноровича выставили на улицу с последующим решением не пускать в этот особо почитаемый дом целый месяц. Молчанов отомстил по-своему и быстро. Его четверостишие было чеканным:
  
   Есть у событий свой закон,
   Свои пути, свои дороги:
   Толстой от церкви отлучен,
   Я - отлучен от синагоги.
  
   Тогда над этим дружно посмеялись, оценив перо неунывающего старца. Сегодня об этом написали бы почти все газеты и показали по всем каналам, обвинив русского поэта в антисемитизме и разжигании национальной розни.
   Обратим внимание на разницу в первой строчке. Мягче звучит - не сионистская организованная банда, а некое развитие событий. А теперь вспомним, что указанный Парпарой поэт Василий Дмитриевич Фёдоров был большим другом Ивана Шевцова. Вот про него (в отличие от Молчанова) у Шевцова есть в мемуарах небольшая глава. Он - из "соколов".
   Надо думать, рассказывать эту историю, как она есть, Шевцов не стал по двум причинам. Не подставлять друга-сокола, во-первых. И не раскрывать чисто бытовую подоплёку, приведшую к исключению из ЦДЛ (клуба с рестораном) маститого литератора.
   Рассказать, как есть, - получилось бы неудобно. Два поэта патриота подрались в биллиардной клуба, после чего один из них разразился проклятиями в адрес "синагоги".
   А вот если "творчески переработать" историю - версия выходит весьма удобная. И едкое четверостишье в борьбе с ненавистной тлёй использовано. И друг (и по совместительству сокол!) Фёдоров из-под удара выведен. Бытовуха же заменена на происки "банды". Откуда взялась у Шевцова информация о телеграмме Симонову (в высшей степени сомнительно), судить не берусь. Но Шевцов вновь оказался победоносен. Гуляет четверостишье по интернету! Ещё как гуляет. Раскрутил.
  

0x01 graphic

  
   Фёдоров, действительно поэт более крупный, чем тот же Молчанов. Как пишет Шевцов, "великого русского поэта Василия Федорова ... возмущала легковесность, умиленная беспечность части творческой интеллигенции, которая не желала или не умела видеть надвигающейся беды и вольготно купалась в пустоцветии своих "творений" ("Нынче многие пишут стихи, пишут слишком легко, пишут слишком уж складно"). И тогда прозвучал набатный голос поэта:
  
   Все испытав, мы знаем с вами,
   Что в дни психических атак
   Сердца, не занятые нами,
   Не мешкая, займет наш враг.
   Займет, сводя все те же счеты,
   Займет, засядет, нас разя...
   Сердца. Ведь это же высоты,
   Которых отдавать нельзя!"
  
   Велик ли был Фёдоров или просто хорош, можно спорить. Но под каждым словом этого стихотворения я бы подписался.
   И Шевцова можно понять. Действительно. Раз в борьбе все средства хороши (как когда-то у комсомольцев с кулаками), то зачем же рассказывать про то, как два русских поэта подрались в бильярдной, будучи не в самом трезвом виде. Можно ведь об этом умолчать, но зато вылить ненавистной тле очередную порцию гербицидов на их хитиновые покровы!
  

0x01 graphic

  
   В этой истории есть ещё любопытная подробность. Семёна Аркадьевича, изгнавшего Молчанова их ЦДЛ, загуглить совсем не сложно. Фамилия его была Бродский, и он много лет был администратором ресторана при Центральном Доме Литераторов. За это время успел обрасти легендами и анекдотами. Рассказывали, например, как он не пускал в ресторан отставного уже Микояна и Аллу Пугачёву. Членского билета нет - пошли вон. Инструкция. Впрочем, перед Ярославом Смеляковым легендарный Аркадий Семёнович, вроде бы, оказался бессилен.
   Под стать Бродскому был и его зам Шапиро. Прославившийся фразой "Член дома?!", которой он встречал гостей. Шапиро имел в виду, конечно же, членство в союзе писателей, дающее право на посещение ЦДЛ. Поэтому, когда ему ответили на его вечный вопрос "нет, с собой", то юмора даже не понял.
   Но это ещё не всё. Самое интересное, что и Шевцов, и автор альтернативной версии Парпара, и Фёдоров, огревший Молчанова кием по голове, и получивший кием Молчанов (последнее не точно) - принадлежат к условно патриотическому лагерю советских писателей.
   Так вот. Цимес в том, что и Аркадия Семёновича тоже к "либералам-демократам" не отнести. Как пишет ещё один поэт-патриот Алиханов в стихотворении, посвящённом Аркадию Семёновичу Бродскому,
  
   Неутомимый маленький герой,
   Он с планкой орденов стоял горой
   За всех писателей.
   Счастливо заседали
   Они в парткоме и в дубовом зале.
  
   Он засекал уже издалека
   Пушок демократического рыльца,
   Хватал за шкирку и давал пинка
   От Венички и до однофамильца.
  
   Так что под синагогой Молчанов явно имел в виду не всесильную банду сионистов, а двух конкретных евреев - Шапиро и Бродского. И, конечно, примкнувшего к ним Василия Фёдорова, по вине которого Молчанова на месяц отлучили от закрытого для посторонних и самого лучшего по отзывам современников в тогдашней Москве клуба. Коим и являлся ЦДЛ.
   Молчанов вообще на старости лет полюбил подобные эпиграммы. Парпара приводит ещё один интересный случай.
   "Однажды Иван Никанорович, уже в солидные годы, приехал в родные края. И прежде чем отбыть на родину в деревушку Шенкурского района, где его - земляка - любили и ласкали, зашёл в областную газету "Архангельская правда". Там у него были два старинных друга - фронтовые журналисты. Главного редактора звали Григорием, он сильно прихрамывал со времён войны, а его заместителя - Георгием. Прошу запомнить их имена. Это важно для последующего рассказа.
   В редакции они хорошо посидели, вспомнили добрым словом и павших, и живых однополчан, а отбывая к себе в район, по просьбе друзей Иван Никанорович оставил стихи для публикации и попросил прислать гонорар дней через десять (когда закончатся деньги) ему в деревню. Те обещали в точности исполнить его просьбу.
   Прошло недели две. Деньги у любившего покутить и щедрого на застолье поэта закончились, обещанного гонорара, а по тем временам он должен был быть приличным, нет и нет. Подождав ещё неделю, Иван Никанорович взорвался: что за друзья, которые так нагло подвели. Дозвониться до редакции было невозможно, и обиженный поэт послал в редакцию единственно действенное оружие - гневную эпиграмму - в надежде на то, что каленая стрела поэзии приведёт их в чувство и они вспомнят о безденежном товарище.
   И вот редактора партийной газеты вызывают из больницы, куда он попал вскоре после отъезда Молчанова на родину, в обком и показывают ему телеграмму.
   - Что это такое?
   Тот, прочитав, хватается за сердце.
   А там было напечатано следующее:
  
   Газета стоит на одной ноге.
   И жалко от сердца поэту:
   Редактор на "Г", заместитель на "Г" -
   Совсем изговняли газету.
  
   Как я уже сказал, редактор оказался в больнице, стихи поэта для сохранности были закрыты им в сейфе, и никто их не мог достать без шефа. А уж каким образом телеграмма вместо главного редактора оказалась в обкоме, мне об этом не смог рассказать и сам Молчанов".
  
   Подоводя итоги третьего (вновь посмертного) скандала вокруг Молчанова, скажем, что по всем косвенным (если не обнаружится явно мифическая телеграмма Симонову) подлинным вариантом четверостишься надо признать версию Парпары.
   Четверостишье вышло на редкость удачным, а потому будет продолжать ходить в патриотической литературе до тех пор, пока патриоты будут бороться с заговором сионистов. Т.е. до тех пор, пока существует Россия, гибели которой уж точно не хочется.
  
  
  
  
  
  
  
  
  • В предисловии к сборнику стихов Безыменского "Как пахнет жизнь" Троцкий писал "Он берет революцию целиком, ибо это - та духовная планета, на которой он родился и собирается жить. Из всех наших поэтов, писавших о революции, для революции, по поводу революции, Безыменский наиболее органически к ней подходит, ибо он от ее плоти, сын революции, Октябревич". "Октябревич" же назвал сына (известного в будущем историка) Львом в честь своего покровителя.
  •   
  • Молчанов пишет Горькому "травля и лай безответственных рецензентов". Горькому, как видно, сравнение с псами понравилось.
  •   
  • Тёплое слово кое-каким порокам (почти гимн)
       Ты, который трудишься, сапоги ли
       чистишь,
       бухгалтер или бухгалтерова
       помощница,
       ты, чьё лицо от дел и тощищи
       помятое и зелёное, как трёшница.
      
       Портной, например. Чего ты ради
       эти брюки принёс к примерке?
       У тебя совершенно нету дядей,
       а если есть, то небогатый, не мрёт и
       не в Америке.
      
       Говорю тебе я, начитанный и умный:
       ни Пушкин, ни Щепкин, ни Врубель
       ни строчке, ни позе, ни краске
       надуманной
       не верили - а верили в рубль.
      
       Живёшь утюжить и ножницами раниться.
       Уже сединою бороду
       перевил,
       а видел ты когда-нибудь, как
       померанец
       растёт себе и растёт на дереве?
      
       Потеете и трудитесь, трудитесь и
       потеете,
       вытелятся и вытянутся какие-то дети,
       мальчики - бухгалтеры, девочки -
       помощницы,
       те и те
       будут потеть, как потели эти.
      
       А я вчера, не насилуемый никем,
       просто,
       снял в "железку" по шестой руке
       три тысячи двести -
       со ста.
      
       Ничего, если, приложивши палец ко
       рту,
       зубоскалят, будто помог тем,
       что у меня такой-то и такой-то туз
       мягко помечен ногтем.
      
       Игроческие очи из ночи
       блестели, как два рубля,
       я разгружал кого-то, как настойчивый
       рабочий
       разгружает трюм корабля.
      
       Слава тому, кто первый нашёл,
       как без труда и хитрости,
       чистоплотно и хорошо
       карманы ближнему вывернуть и
       вытрясти!
      
       И когда говорят мне, что труд, и
       ещё, и ещё
       будто хрен натирают на заржавленной
       тёрке
       я ласково спрашиваю, взяв за плечо:
       "А вы прикупаете к пятёрке?"
      
       Маяковский писал это стихотворение, будучи чуть младше Молчанова. Которому запрещал даже "у тихой речки отдохнуть". Кстати, привычки играть на бильярде и в казино, проигрывая суммы и не снившиеся простому советскому трудящемуся, Маяковский не утратил и после революции. Тут уж как в анекдоте "и эти люди запрещают мне ковыряться в носу".
  •   
  • К теме РАППа мы уже обращались. Замечательную книгу "Взлёт и падение Андрея Полозова" Якова Рыкачёва, в которой РАПП и рапповщина описаны изнутри, рекомендую к прочтению. Всё действительно было именно так (и даже хуже), чем описал Горький. Остаётся лишь процитировать центральную газету страны - "Правду".
       "Это обстоятельство [ненужность особых пролетарских организаций в искусстве - Тов. Краснов] в литературе усугублялось еще неправильной литературно-политической линией руководства РАПП - Авербаха и КR. В составе РАПП возникли свои группы и группочки. Авербах, Киршон и другие "литвожди" усиленно разжигали групповую вражду, отлучали направо и налево от лона пролетарской литературы всех непокорных и инакомыслящих.
       Создавались на скорую руку малограмотные платформы, вырабатывались "линии" в литературе, созывались трескучие пленумы и конференции.
       Литературные органы заполнялись речами "литвождей", портретами, письмами в редакции с признанием ошибок. Каждый писатель, не принимавший "генеральной линии" Авербаха, Киршона, был заклеймён каким-нибудь проклятием и наделялся хлестким эпитетом.
       <...>
       Авербаховцы придумали глупую и враждебную теорию, будто писатель должен писать по методу диалектического материализма. Был выдвинут лозунг - за диалектико-материалистический творческий метод.
       Абсурдность и ошибочность этого лозунга ясна сама собою. Подучалось так, что писатель обязан предварительно овладеть методом диалектики и писать по какому-то особому рецепту. В обоснование этой "теории" было нагорожено столько всякой ерунды, что писатель просто терялся в догадках и не знал, как же ему все-таки писать".
       ПОЧЕМУ РАПП НАДО БЫЛО ЛИКВИДИРОВАТЬ П. Юдин. Правда "23 апреля 1937".
  •   
  • В том же номере, в значительной степени посвящённом "литературному фронту", в редакционной статье отмечалось также, что "групповщина составляла питательную среду для всяких прохиндеев и врагов народа. Теперь совершенно очевидно, что ютившееся в руководстве РАПП троцкистские последыши, вроде Авербаха, Макарьева, Названа в других, принесли бы еще огромный вред советской литературе, если бы партия не ликвидировала своевременно пресловутую РАПП."
       Ольга Ожгибесова, одна из антисоветских разоблачительниц, пишет, что этот Соловьёв - не продкомиссар (которому действительно должно быть не менее девяноста лет), а его сын. Т.е. сын комсомольского секретаря Соловьёва, с записки которого всё и началось. Но источников, на которые ссылается, - не приводит.

  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список
    Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"