Запах парфюма, прерванный выстрелом. И окончательно добитый еще одним. Падение с небольшой высоты. Звон в ушах. Букет болевых ощущений по всему телу. Перетянутые веревочные узлы на руках и ногах. Боль в боку от падения на камни. И жжение в височной области от проскользнувшей там пули тридцать восьмого калибра.
   - Гарт?
   - Что?
   - Кажись, это... она еще жива.
   - Исключено. Я метил в голову. И точно попал, пустынное солнце тому свидетель.
   - У нее, это... рука дернулась. Может, это су... судоро́ги?
   - Су́дороги. У мертвецов такое бывает. Но если сомневаешься, просто добей. И на всякий случай его тоже.
   Взвод курка револьвера. Ее глаза этого не узрели. Мешок на голове едва пускал рикошеты заката. Выстрел. Громче первых двух. Этот стрелок давно не чистил свое оружие. Несмотря на звон в ушах, удалось отделить грохочущий взрыв от глухого попадания в тело, лежащее рядом.
   Мыслей давно уже нет. Ни бесполезных молитв, ни пустых сожалений. Исход уже принят. Лишь точку не удалось поставить сразу. Но не беда, всегда можно сделать еще один... Выстрел.
   - Молодец. А теперь, закапывай их.
   - Что? Почему я?
   - Ты последний стрелял, тебе и закапывать.
   - Но, это... нет такого правила.
   - Теперь есть.
   Пара секунд тишины.
   - Надо было, это... сначала одного пристрелить. Ее, например. И пусть он бы ее закопал.
   - Но кто тогда потом закопает его самого?
   Еще пара секунд тишины.
   - ...вот именно. Так что бери лопату и вперед.
   - Я, это... не буду я это делать.
   - Тогда пошли уже обратно. Не будет он закапывать... Хворост, значит, собирать будешь. И смотри, чтоб старый и сухой был. Боссу я завтра сам все доложу...
   Голоса становились все тише. Сначала сузились до журчаний едва уловимых гласных, а потом исчезли насовсем. Свет потускнел, и вечернее тепло развеялось, пустив в воздух безжалостный ночной холод.
   Все вокруг было слишком густое. Словно жидкий металл просачивался из ран на повязку во рту и далее стекал на поверхность мешка, лежавшего на дне недавно вырытой ямы. Бурая жидкость двигалась и в другом направлении, заполняя полость рта промеж тряпок и расколотых зубов. Начинала заходить в горло, будто ставя обратный отсчет, пока не произойдет неизбежное.
   Тело дернулось, начав извергать безостановочный кашель. Выводя из легких собственную кровь, она пыталась прокашляться и продышаться. Но слишком много 'но' стояли на пути. Песок проник внутрь мешка, смешался с кровью и встал почти непреодолимой преградой. Тряпка во рту ослабела - пролетевшая пуля этому здорово помогла - но поломанным зубам и раненному языку все равно не удавалось с ней справиться.
   Резкие движения ног. Тело пыталось извиваться, нащупать хоть какой-нибудь ориентир. Сапоги уперлись в чужие брюки поверх обледеневших ног. На секунду она замерла. Мгновение накатившего осознания факта. Она знала, кто лежит рядом. Незримая слеза то подтвердит. И напомнит, что его тело еще может помочь.
   Связанные кисти вцепились в чужое колено и начали движение к сапогам. Задернув штанину, средние пальцы нащупали рукоять небольшого ножа. Перевалив центр тяжести тела вперед, она сделала резкий толчок, пытаясь отпрыгнуть назад. Ближе к ножу, ближе к шансу на спасение. Боль ни на секунду не переставала напоминать, что душа еще не утекла в ад. Еще один прыжок, и рукоять будто сама легла в руки.

***
   Песок все еще составлял узоры на некогда чистой и красивой рубашке, а под ногтями оставалась земля, будто взятая с собой как напоминание о том, что и так невозможно забыть. Руки, что менее часа назад зарывали могилу любимого человека, ныне послушно ожидали команды, держа рукоять короткого, но острейшего ножа. На его лезвии можно было увидеть пока еще белое отражение Луны, ритмично сменяющееся неторопливыми переворотами стали вокруг своей оси.
   Спешить больше некуда. И она это знала. Склон не выдаст ее положение. А осторожность не позволит задеть звуковые ловушки, призванные предупредить о приближении дикого зверя. Дым от огня и не думал утихать. А печально знакомые голоса у костра излучали усталость и готовность поскорее лечь спать.
   - Знаешь, Гарт, зря мы это... не закопали их.
   - Опять ты об этом. У врат в Преисподнюю им это не поможет. Да и тебе тоже.
   - Не говори так. Я это... может и в Рай попаду. Да. Как же там... Всякая душа может очиститься. Вот. Помнишь, как я принес цветы мисс Элизабет? И помог ей с деньгами, вот.
   - Это та пышненькая из борделя в Джеймстауне? Да ты, Генри, и впрямь святой.
   - Правда?
   Молчание в ответ.
   Сквозь шипящие покалывания костра доносились громкие укусы и звон дергающихся поводьев. Первый отошел покормить лошадь. Второй подкладывал дрова в костер. Можно подойти немного поближе.
   - Как думаешь, Гарт, а с нами такое может случиться?
   - С тобой, Генри, точно нет.
   - Я имел в виду...
   - Я знаю, что ты имел в виду.
   Она остановилась. После таких слов Первый мог обернуться и посмотреть на Второго. Сейчас приближаться нельзя.
   - Я тебя знаю, Генри. Даже если какая красотка тебя охмурит, предателем ты не станешь. Этих я чую за милю! Даже спиной. А твоя задница всего в десяти шагах.
   'Даже спиной... десяти шагах...'
   - ...Знаешь, никогда не мог понять лошадей. Говорят, они сильно привязываются к своим хозяевам. Стоило тех пристрелить, как они просто сами не свои. Но вот прошла пара часов, и ты погляди. Само спокойствие. Будто чует, что хозяин здесь. Да, сладкая, хозяин и впрямь здесь... Твой новый хозяин. Генри, кинь мне еще яблоко... Генри? Ты что, уснул?
   Первый обернулся. Но более ничего осуществить не смог. На мгновение решил, будто забредил. Ведь узрел то, чего быть не могло. Будто увидел ту, кто должна быть в аду, но каким-то образом вернулась обратно. Словно вышла прямиком из горящего костра.
   Пламя за ее спиной не давало сполна разглядеть лицо. Видны были лишь темные раны на обеих щеках. И кровавый след вдоль левого виска. Прямо под собранными в прическу-корзинку черными как чугун волосами.
   Она махнула рукой. Странное чувство, подумал Гарт. Будто что-то его защекотало. Он не мог понять, что она делает. Вот снова. И снова. И снова. Он приложил руку к животу. Почувствовал что-то мокрое. Еще один взмах. Он попытался прикрыться рукой. Что-то скользнуло по тыльной стороне ладони. Еще один взмах. Схватился другой рукой за шею. Почему-то начали подкашиваться ноги. Стоять было все тяжелее. Он свалился на колени. Она отошла в сторону. Гарт увидел Генри. Хотел было его позвать, разбудить негодяя. Но голос отказывался подчиняться. А глаза поймали темное пятно под телом его приятеля. Он снова посмотрел на Нее. Хотелось выругаться. Бросить проклятия. Достать шестизарядник и выпустить в нее весь барабан. Чтобы от каждого попадания и каждого шага назад этого демона все дальше загоняло обратно в костер. Откуда она и явилась. Но руки более не желали слушать команд. А в глазах - будто вылитая фляга воды на полотно свежих, но тусклых красок. Остались лишь еле заметные силуэты, пока в ушах стихали звуки падающей в сон ночи.

***
   Задетая проволока вызвала звон в пустой металлической банке. Резкий подъем и взвод курка револьвера. Солнце давно встало. Ночной костер уже не горел, но еще раздавал последние остатки тепла. Покрывало слетело с ног, правый сапог уперся в землю. Одна рука придерживала шляпу, вторая направляла оружие на источник тревожного сигнала. По направлению вытянутой руки - замерший на месте кролик.
   Курок вернулся на место. Оружие последовало обратно в кобуру. Зверь убежал. Судя по длине его тени - два часа от рассвета. Вбитая в землю лопата напоминала о событиях прошедшей ночи. Воздух был пропитан запахом сгоревшего дерева и дешевого виски. Хорошо сочеталось с тягучим жжением на щеках и красными пятнами на носовом платке - результат зашивания ран в непригодных для этого условиях.
   Окончательно проснувшись, она села перед потухшим костром. Память запестрила картинами, словно фокусник, искусно перебирающий колоду карт. Она и он. Хотели перебраться на северо-восток. Подальше от этих проклятых мест. Но не сумели добраться даже до ближайшего крупного города. Банда Грея настигла их раньше.
   Проворачивая барабан, она заметила, что на шесть гильз там всего четыре пули. Пятая оставила след на ее голове. А шестая - след в ее душе. В памяти вновь прозвучали те выстрелы. Раз, два. Она взглянула второй револьвер. Три, четыре. Так быстро и так легко. Вставить патрон, взвести курок, спустить крючок. Выдохнуть и повторить. Пока не останется никого по ту сторону.
   Утренний голод робко постучал. Его здесь не ждали, и без него хватало чувств. Того кролика не стоило отпускать, но некоторые вещи так просто уже не вернуть. Говорят, трофейный хлеб на вкус совсем другой. Какая же чушь, подумала она.
   Свернув лагерь, она направилась верхом на лошади по дороге в сторону перекрестка, понимая, что впереди - непростой выбор. Таблички не подскажут, что правильно, а что нет. Лишь два пути - восток и запад. Один утянет прочь, поближе к свету. Другой вернет назад во тьму.
   Странно. У самой развилки - старик в черном цилиндре. Склонился над пустым расколотым гробом. Должно быть, гробовщик. Неаккуратно вез обитель смерти, что приносит ему хлеб. Вгонял обратно выпавшие гвозди. Словно вел с ними разговор, обращаясь к каждому по имени.
   - Вот так, Джонатан. Соизволил покинуть старого друга? Ну уж нет! Будь добр, помоги мне вновь. И ты, Сэмуэль. И ты, Родриго. Помогите Джону. Встаньте рядом с ним, вот так. А ты, Гамильтон? Должно быть, совсем забыл, да? Забыл, как я тебя укладывал в твой последний дом? То-то же. Я-то всё помню. Помню каждого из вас.
   Она взглянула на восток. Затем на запад. Отчего же так сложно сделать выбор? Быть может, он уже был сделан. Или его и не было совсем.
   - Приветствую, милейшая. Вы будто саму смерть здесь повстречали. Как вас зовут? ...изволите не отвечать? Неужто сложен мой вопрос? Или желания нет оказать столь малую помощь простому старику?
   Она перевела на него взгляд. Старые морщинистые руки сжимали безымянный гвоздь. Немного погнутый когда-то, но после выровненный вновь. Она хотела бы помочь. Одарить этот гвоздь своим собственным именем. Но не могла. Раны не позволяли ей более сказать ни слова.
   - Понимаю вас, милейшая. И вижу, куда вы собрались. Вижу, с чем вы собрались. Что ж... Не ваше имя, так чье-либо другое. Как видите, гвоздей у меня еще полным-полно. Прощайте, о мрачнейшая. И до скорых встреч.

***
   Левая дверца в салун слегка приоткрылась и пустила невысокую фигуру вперед. Никто ее не замечал. Местная жизнь была полна своими событиями. Комедии и драмы, в пересказах и наяву. Никому не было дела до человека в припущенной шляпе, скрывающей мягкие черты раненого женского лица, и сером пончо, прячущем от посторонних темно-бордовые следы чужой высохшей крови.
   Поднимаясь по лестнице на второй этаж, немая гостья осмотрела зал. Тех, кто ей нужен, там не было. Они могли быть выше. Шаг по ступени - легкий стук сапога. На каждый такой - десяток звонко припавших стаканов на стол. Одни украшались пивной пеной, другие - разводами пойла похуже. Кто-то из этих голосов может завтра не прозвучать вновь.
   Наверху немногим тише. Пол вот-вот станет морем, поднимая волны от громких споров вокруг. Но чем ближе к концу коридора, тем слабее становится хаос. Будто порядок прячется за какой-то из этих дверей. Не стоит себя обманывать. Порядком здесь еще не скоро запахнет.
   Одна из дверей была приоткрыта. Будто кто-то внутри любезно приглашал войти. Скорее кто-то ненадолго вышел, пополняя одни запасы или опустошая другие. На столе в углу были видны очертания знакомых лиц. Так и манили подойти поближе, не выражая ничего против поднятого наготове револьвера в правой руке.
   Вблизи стало ясно, что эти лики - портреты, украшенные солидными круглыми ценниками. Листовки, пугающие свершениями, что эти люди успели сотворить. Банда Старого Грея. Пятерка разных людей, которые в иной жизни могли оказаться кем угодно, но в этой жизни оказались преступниками.
   Слева направо, по возрастанию цены. Первые двое - уже покойники. Ныне закопаны в пустыне в десяти милях отсюда. На третьей - широкая улыбка. Прекрасно сочеталась со шляпой, чей реальный прототип висел на крючке у двери в эту комнату. Четвертый - старик. Сам мистер Грей. На первый взгляд добродушный, но его холодные глаза не обратятся в сторону, пока не перестанет дышать тот, кто в их отражении. И, наконец, пятый портрет... будто зеркало в прошлое. Лицо, что уже не будет таким же прекрасным. Шрамы не разгладятся, и черным локонам не по силам их спрятать.
   Тень на стене стала крупнее, несмотря на то, что гостья стояла неподвижно. В комнате появился кто-то еще. Беззвучно снял свою шляпу с крючка. Держал руки на высоте плеч. Медленно плыл к беззащитной спине, не догадываясь, кто был перед ним.
   Рывок вперед, воинственный рык и попытка совершить удушающий захват. Второе явно было лишним, гостья успела отреагировать и прикрыться руками. Попыталась ударить шпорой сапога в колено напавшего, но удар прошел мимо. Он усилил захват и приподнял жертву вверх. Ее сапоги оторвались от пола. Она взбежала ногами по стене и со всех сил оттолкнулась назад. Захват ослабел, ей удалось выскользнуть вниз. Он взялся руками за верх дверного проема и выстрелил мощным ударом ног вперед. Словно городской колокол занесли слишком высоко и затем отпустили на вбитый в пенек топор. Жертва пробила закрытую дверь на балкон, едва не перелетев через перила. Он побежал довершить начатое, прикидывая, как именно ее умертвить. Не останавливая бег, потянулся руками к ее шее. Она сделала резкий уворот в сторону и дала инерции самой разобраться, кто из них прав.
   Марко. Это имя было на третьем плакате. Он больше не улыбался. Налетел внизу на столб для будущего забора. Захлебывался кровью и искренне дивился тому, что увидел. Под лунным светом он наконец узнал, с кем только что боролся. Но было уже слишком поздно. Она ушла с балкона, оставив его умирать одного.
   Вернувшись в коридор и прикрыв за собой дверь, она облокотилась на нее спиной и закрыла глаза. Старалась дышать ровно, успокоиться и справиться с новыми потоками боли. Оценила звуки вокруг. Никто не пришел на шум. Никому по-прежнему не было никакого дела. Праздник внизу и не думал униматься. Иные постояльцы слишком были заняты своими утехами. Ритмичные стуки в комнате напротив прекрасно давали об этом знать.
   В таких местах лучший номер - всегда в конце коридора. Если Грей в этом здании, именно там его и стоит искать.

***
   Нож проник в щель и приподнял дверную задвижку. Дверь отворилась, пуская немного света в полный мрак. В комнате было так просторно, что можно было танцевать, даже не раздвигая изысканную мебель. Искусно вырезанный стол, с изяществом украшенные стулья. Крохотный островок роскоши в грязном океане сплошной нищеты.
   Она шагнула внутрь. Прикрыла за собой дверь, вернув в это царство правящую тьму. В помещении точно был кто-то еще. Привыкнув к темноте, глаза поймали в кресле спящий силуэт. Словно поводырь оружие в ее руке повело к цели, не давая задеть ничего лишнего на пути.
   Небольшой взмах рук. Слетели шторы. Старик проснулся. Увидел яркий лунный свет. И человека у окна. Старая рука нырнула в кобуру, но не нашла там того, что искала. Он бредил? Или реально почуял знакомый запах? Парфюм. Уже не так силен, как раньше, но неизменно сопровождал Ее. Особенно в моменты важных и кровавых дел.
   - Немыслимо. Ты мертва. Тебя здесь нет!
   Его голос. Подобно корзинке гнилых овощей при встрече с затупившейся тёркой. Старик узнал свою гостью. Удивление сменилось печалью.
   - Прости, что не попытался сделать это сам. Знаю, знаю, что должен был. Решил, что не смогу. В глубине души даже надеялся, что и они не смогут тебя убить. И ведь действительно не смогли. Полагаю, раз ты здесь, то их всех больше нет?
   Молчание в ответ.
   - А он? Твой праведник, твой... 'луч спасительного света'?
   Тень у окна пошевелилась. Голова поднялась, диск шляпы сузился. Лица в тени по-прежнему не было видно.
   - Значит, и его нет. Остались лишь мы с тобой. Как в старых притчах о мести, смерти и любви. Знаешь, а ведь я, дери меня дьявол, был готов тебя отпустить. Правда. Я, черт возьми, любил тебя как дочь родную. Всем своим жестоким сердцем. И был готов простить даже твой неожиданный побег. Но... не после того, что ты мне сказала.
   Он громко прокашлялся, набираясь сил поведать о чем-то важном.
   - Ладро ди Куори. 'Воровка сердец'. Ты ведь помнишь, за что получила это прозвище? Немногим ведомо, что это никакое не иносказание. Не приукрашенный титул. Это твоя истинная суть. Скажи, ты сама то их считала? Сколько? Сколько тел ты вскрыла своими ножами? Скольких негодяев ты выпотрошила, желая достать их... еще бьющиеся сердца? Десяток? Дюжину?
   Семнадцать.
   - Признаю, и моя вина в том есть. Я увидел в тебе дар. И тягу его использовать. Нужно было лишь тебя направить. Я говорил, что все они подонки. Что они всё это заслужили. Но было ли это так важно? Было ли это важно для тебя?
   Лезвие ножа сверкнуло в ее руке.
   - Однажды, я увидел тебя другой. Я понял, что что-то переменилось, но не догадался о такой простой причине. Ты нашла сердце, которое не захотела вырезать. Сердце, что билось в такт с твоим собственным. И пусть ты в это не поверишь, но я... действительно был рад. Пока не услышал твои слова прощания. Ты говорила о мире, настолько злом и непроглядном. О мире, что я построил вокруг тебя. О вещах, что ты творила из-за меня... Из-за меня!
   Он попытался повысить голос, но кашель вновь его остановил.
   - Я много зла принес. Но я никогда тебе не врал. А ты солгала! И мне и себе тоже. Давай. Делай, что считаешь нужным. Я не смогу тебе помешать. Хочу лишь, чтоб ты знала. Ты вовсе не стала в одночасье монстром... Ты всегда им была.
   Тень стала выше и крупнее. Неспешно поплыла вперед. Как кадры в памяти о прошлом. Но всё не так, как было раньше. Всё - будто фото из газет. Бесцветных, лишенных красок. Есть люди, есть места, есть разные деяния. Но нет эмоций. Нет больше чувств. Лишь острый холод, проникший прямо в грудь. Пустивший кровь его наружу. Она покроет лезвие ножа. И отражение Луны окрасит навсегда.