Аннотация: - Выходит так, что есть у марионетки свобода выбора. Только она, эта свобода, не типа висеть или не висеть, а типа у кого висеть, у какого кукольника.
Под утро, еле передвигая ножки, притащился понурый Адамбо и постучался деревянной головой в тяжёлую входную дверь. Тричелла немедленно открыла ему и буквально затащила его в кабинет, к самому подножию кресла у камина. Адамбо виновато посмотрел снизу на отдыхающего в кресле мастера Мирандолу. Мастер протянул вниз руку и помог беглецу взобраться себе на колени.
- Что, кончил бастовать, Адамбо?
Деревянная голова свесилась на грудь: нижняя челюсть громко стукнулась о туловище.
- Да уж, мастер Мирандола. Ты уж извини, я раньше не понимал, а теперь всё, понимаю.
Близорукие глаза мастера глядели ласково и чуть насмешливо поверх больших круглых очков.
- Всё понимаешь?
Адамбо покрутил головой.
- Никак нет. Ох я, бестолочь. Хотел сказать: "всё, понимаю"; а вышло, будто всё понимаю. Болван я, мастер Мирандола. - Он вздрогнул и поспешно добавил: - Твоей-то вины уж здесь никакой нет. Ты мне умную голову сделал, я знаю. А уж я... Я так и не научился ей пользоваться.
Крепкими пальцами мастер Мирандола не спеша гладил куклу по лакированному затылку.
- И что же ты понял, Адамбо?
Человечек долго смотрел на мастера Мирандолу, потом, наконец, моргнул и сказал:
- Я вначале думал, что все беды оттого, что я вишу на нитках, а ты мной управляешь. Мол, это моё достоинство принижает. Типа, я от этого не такой полноценный человек. Дескать, вот начну сам двигаться, сразу стану полноценным, серьёзным, уважаемым гражданином, навроде нашего премьер-министра. Оттого и сбежал.
Мастер Мирандола грустно улыбнулся. Он хотел сказать, это тебе только кажется, что наш премьер-министр не висит на нитках. Вместо этого он спросил:
- А теперь что ты думаешь?
Адамбо медленно-премедленно поднял голову.
- Я думаю, что люди - они разные бывают. Вот один откроет рот - все от восторга прыгают, а другой даже если молчит, всё равно кажется, что слишком много разговаривает. Наша Тричелла вот сызмальства всем мама, а может, и бабушка; а есть такие, что и в бабках девки. - Задумался на минуту, пошевелил губами и продолжил: - А есть марионетки. Им на роду написано на нитках висеть, иначе бы их без ниток сработали бы. А если марионетка не висит на своих нитках, она всё равно остаётся марионеткой... просто очень негодной марионеткой.
Мастер Мирандола нахмурился, даже открыл рот, но Адамбо сразу продолжил:
- А я знаю! Ты сейчас спросишь про эту самую свободу выбора, про которую ты нам твердишь каждый день. А то как же! Я уж как раз тебе про неё собрался говорить. Выходит так, что есть у марионетки свобода выбора. Только она, эта свобода, не типа висеть или не висеть, а типа у кого висеть, у какого кукольника. Вот я как это понял, так в чём был и пошёл домой; потому как если уж висеть, то уж лучшего кукольника, чем ты, мастер Мирандола, на свете нет и мне не надо. Вот как.
Морщины на лбу мастера разгладились, он и сам как-то весь подтянулся.
- Так ты будешь опять играть у нас в театре?
Адамбо пожал плечами.
- Я уж собрался было; но больно не хочется, сердце не лежит, я тебе ещё тогда говорил. Не по мне это дело - нитки. А без ниток - противно натуре совсем.
Старик не то закашлялся, не то так засмеялся.
- А какой выход?
Адамбо при этих словах просиял, важно поднял палец правой руки, а левой нашарил в кармане куртейки крошечную, сложенную пополам книжонку и триумфально помахал ею в воздухе.
- Вот и я думал, где бы мне этот выход найти. А выход взял да и сам пошёл мне навстречу: вот в этой книжке.
Мастер Мирандола снял с прямого длинного носа очки, стал протирать.
- Ты мне расскажи, что за книжка; а то не видно.
- Карма-чакра-сутра, - гордо сказал Адамбо. - Или Кама-сутра-чакра, не упомню никак. Её учёный бандит один написал, а я купил. Он сам про себя говорил, что бандит, а так присмотришься - совсем не похож, ни за что бы не подумал.
Мастер Мирандола прищурился.
- Бандит... бандит... может, пандит? Ладно, не суть. Что там написано?
Адамбо оживился.
- Там про переселение душ, мастер Мирандола! Только там оно по-другому называлось, красиво.
- Реинкарнация? - спросил мастер.
- Нет, что-то с психозом связанное. Душевное такое слово, мне понравилось. Так ты послушай: после смерти моя душа станет новой личностью. Это буду я - и уже не я. Я смогу не быть марионеткой, мастер Мирандола! Помоги мне!
Старик удивился.
- Чем я могу тебе помочь-то?
- Сломай меня, мастер Мирандола. Только сломай, а дальше всё будет, как в книжке. Я тебе за это большое спасибо скажу.
- А сам себя - не можешь?
Адамбо в ужасе замотал головой.
- Нет, конечно! Ты же нас учил, что нельзя воровать, правда? Ты меня сделал, значит, и сломать можешь. А если я сам - это выйдет, как будто я твоё украл. Или ещё хуже - убил кого-то. Давай, мастер Мирандола, пожалуйста!
Кукольник медленно встал, прижимая Адамбо к груди, как младенца.
- Ты уверен?
Человечек закивал.
- Я никогда ни в чём не был так уверен. Не теряй времени, мастер, прошу тебя.
Старик долго смотрел на огонь в камине; потом зажмурился крепко, лоб его побелел, всё тело тряслось. Через несколько минут, не разжимая глаз, он быстрым движением сломал деревяшку пополам и кинул остатки в огонь; тут же прислонился плечом к кирпичной кладке и так стоял неподвижно.
Неожиданно пальцы мастера задвигались, будто бы зажили отдельной от него жизнью; в этот же момент, слегка скрипнув, отворилась дверь и в комнату проскользнула Тричелла. Изящно двигаясь, она подошла к старику, обняла его ногу и спросила:
- А он точно оживёт в другом теле, мастер Мирандола?
Кукольник медлил с ответом.
Он хотел сказать, я не знаю.
Он хотел сказать, я только знаю, насколько мне больно сейчас; и знаю, что не могу сказать об этом вслух, потому что не меня здесь надо жалеть, потому что не я больше других заслужил жалость.
Вместо этого он кивнул и прошептал:
- Конечно, оживёт, деточка.
Но Тричелле не нужны были слова. Она с любовью и пониманием глядела на мастера Мирандолу; и её руки нежно гладили его колено, подчиняясь тонким ниточкам, которые связывали их с пальцами мастера.